Рональд М. Уизли (джен)

Дверь кабинета МакГонагалл — массивная, темная, с бронзовой ручкой, будто сплетенной из дубовых листьев. Рон касается лакированного дерева кончиками пальцев, разглядывая затейливый узор, образованный десятками — если не сотнями — годовых колец, но постучать не решается. Вместо этого он прислушивается к голосу профессора, доносящемуся из кабинета:

— Мисс Таннер, если прошлогодняя ситуация повторится, я буду вынуждена исключить вас из команды без права восстановления...

— А что случилось в прошлом году? — шепотом спрашивает Гарри. Его МакГонагалл не вызывала, но он пошел за компанию.

— Понятия не имею.

Элис Таннер, ловца факультетской сборной, Рон помнит по письмам братьев — Фред и Джордж писали о ней часто и в основном нелестное. Только в конце года, когда Гриффиндор проиграл Хаффлпаффу со счетом сто восемьдесят — сто семьдесят, близнецы сменили гнев на милость, отметив, что "Таннер, конечно, никакой ловец, но время тянула так, что любо-дорого — малыш Сед из-за нее дважды снитч терял". Однако весь сезон она отыграла, и вроде как ничего страшнее падения с метлы в последнем матче с ней не случилось. Или все-таки случилось, да близнецы не в курсе? Или случилось, да не с ней? Ведь просто так исключением из команды не грозят... но за дверью раздаются шаги, и Рон едва успевает сделать шаг в сторону.

Таннер выходит из кабинета, держась неестественно прямо, будто ей к спине палки накрест привязали. Очень бледная, глаза на мокром месте, но даже сейчас видно — красивая. И ничего не корова, зря близнецы наговаривали.

Рон провожает ее взглядом до самого поворота. А потом вдыхает поглубже, заносит руку и все-таки стучит.

— Можно, профессор?

— Входите.

— Удачи, — шепчет Гарри ему вслед.

В кабинете МакГонагалл все темное и громоздкое, и она сама, сидя за столом, кажется больше и темнее, чем обычно. Рон опускается на стул напротив, очень стараясь не опускать голову.

— Мистер Уизли, сегодня профессор Снейп и мистер Филч упомянули ваше не вполне адекватное поведение. По словам профессора Снейпа, вы пришли на его урок неподготовленным и пытались сорвать занятие. На обеде вас не было, а мистер Филч сообщил, что во время послеобеденного обхода обнаружил вас спящим в классе Ухода за волшебными существами на первом этаже. Теперь я хочу услышать от вас, что же произошло сегодня.

— Ну, в общем... Я не хотел срывать урок, просто так вышло, — наверное, когда-то он умел говорить кратко, четко и по делу, глядя наставникам прямо в лицо. Но сейчас Рон мучительно подбирает слова, порой перебивая сам себя, и не может оторвать взгляд от чернильницы на столе — темно-зеленого стекла, с бронзовой крышкой, на четырех кривых когтистых лапах, вроде бы львиных... посмотреть выше — на сложенные шпилем руки, в глаза профессору — невозможно.

— Иначе говоря, у вас проблемы со сном, я правильно понимаю?

— Да, профессор.

— Мистер Уизли, — голос МакГонагалл холоден и сух, — вероятно, вам приходилось слышать, что в Хогвартсе любой, кто попросит помощи и убежища, получит их. Это действительно так. Но верно и обратное: Хогвартс не в силах помочь тому, кто отвергает помощь, сознательно или нет. Равно как и тому, кто сам не осознает, что нуждается в помощи. Вам ведь не пришло в голову зайти к мадам Помфри за снотворным, не так ли?

— Пришло... то есть почти пришло, сегодня. Но я вспомнил, что не знаю, как идти... и вот, — Рон готов сам себе дать по шее за этот беспомощный лепет, и еще пару раз — за то, что был таким идиотом. Ведь мог, мог подумать о Больничном крыле в первый же день! Да что там — он мог еще дома все продумать! Вспомнить про общие спальни, про свою бессонницу из-за плакатов, сообразить, что делать. Но нет же. "Мне было о чем подумать, — говорит Рон самому себе, и сам себе отвечает: — Это не оправдание".

— Теперь выяснили?

— Угу, — пузырек со снотворным запоздало оттягивает карман. Рону уже пришлось выслушать гневную отповедь Перси и ворчание мадам Помфри. "Обязательно надо было дожидаться взыскания от Снейпа? Почему ты раньше молчал?", "Имейте в виду: экзамены вы, вероятно, сдадите, но, если продолжите себя так изматывать, все семь лет точно не продержитесь".

И оба они правы, чего уж там.

— Что ж, по крайней мере, частично вы урок усвоили; это приятно слышать, — что? А выговора не будет? И баллы не снимут? Рон впервые осмеливается поднять взгляд на МакГонагалл; глаза у нее светло-зеленые, как заиндевелая трава. — Но вам еще предстоит научиться трезво оценивать свои силы и возможности — и просить помощи вовремя, а не после содеянного. Надеюсь, больше такого не повторится. Можете идти, и не забудьте про отработки.

— Так ты не рассказал, что на зельеварении случилось, — напоминает Рон, когда кабинет декана остается позади. Все время, пока они шли сперва в Больничное крыло, а потом к МакГонагалл, Гарри был слишком занят — исследовал замок. Его интересовало абсолютно все, так что Рон едва успевал отвечать на вопросы. И вспоминал Джинни, когда они вместе ходили в Британский музей — сестренка тоже спрашивала обо всем, что видела...

— А, ну да. Тебя выгнали, Снейп написал на доске рецепт и велел варить. И, знаешь, все кружил по классу, будто высматривал, к чему бы придраться. Все превозносил Малфоя, мол, посмотрите, как он хорошо слизняков варит! Короче, когда он в очередной раз нас позвал полюбоваться, котел Невилла как бабахнет! И представляешь, взорвал котел Невилл, а баллы сняли с меня — за то, что я, видишь ли, "позволил Лонгботтому совершить ошибку, чтобы блистать на его фоне"! — Гарри цедит слова сквозь зубы и щурится, передразнивая Снейпа; выходит не очень похоже, зато смешно. — А когда я сказал, что это несправедливо, я вообще за соседним столом работаю и не мог видеть, что там Невилл в котел бросает — совсем взбесился и влепил отработки аж до Хэллоуина. Вот скажи, это справедливо?

— Снейп вообще гриффиндорцев не жалует. Так что скажи спасибо, что не заявил, будто ты Невилла обварить хотел. Он, кстати, как?

— Ты удивишься... то есть ты-то не удивишься, наверное — его уже вылечили. В обычной больнице пришлось бы, наверное, неделю пролежать, а Невилл уже на ужин пришел как новенький. А ты не знаешь, если, например, в аварии руку оторвало — магией ее можно обратно прирастить?

— Можно. И прирастить, и новую вырастить, — "много чего можно, только мертвых воскрешать нельзя", добавляет Рон про себя, но прикусывает язык. Не к месту это сейчас — и лучше сменить тему, пока не стало к месту. — Слушай, а ты говорил, тебя Хагрид приглашал в гости? Можно с тобой?

Билл отзывался о Хагриде сдержанно-уважительно, Чарли — с таким восторгом, что строчки почти светились, Перси — редко и скорее нейтрально-хорошо, чем нейтрально-плохо. Близнецы на него ворчат, потому что Хагрид их вечно ловит, как они сами говорят, "в самый неподходящий момент". И Рону самому уже интересно с лесником познакомиться.

Но случай выдается только в субботу — через три дня сна под зельем.

Снотворное — прозрачное, желтовато-зеленое, пахнет мятой и апельсином. Одна капля в стакане воды — и всю ночь спишь как убитый; если бы оно еще научило людям доверять — цены бы ему не было. Но чего нет, того нет.

Рон чувствует на себе косые взгляды — оценивающие, подозрительные: а ну как еще какую дичь выкинет? Насмешливые: ну что, Уизли, нашел барана-то? Настороженные: он вообще нормальный или как? Даже Гарри — товарищ по отработкам и единственный, кто его пока не сторонится, — возможно, думает что-то такое. Паук натянул между ребер несколько нитей и теребит их лапками, выходит тонкий такой, противный звон-дребезжание. Рон нормален, насколько это вообще возможно, но трех дней катастрофически мало, чтобы стереть из чужой памяти собственную глупость — и он счастлив ненадолго свалить из гостиной. Вдвойне счастлив — потому что Гарри не передумал и не пошел один.

"Один из крутейших специалистов по волшебной фауне" живет в крохотной хижине на окраине Запретного леса. Чарли это, помнится, всегда удивляло. "Он же нереально крутой! Мог бы стать очень богатым, жить в большом доме. Ты не подумай, я ничего не говорю, но..."

"...но зачем же строить такой крохотный дом? Ну, если можно построить нормальный?" — про себя договаривает Рон, вслед за Гарри заходя в хижину.

Внутри домик кажется еще меньше, чем снаружи: мебелью и утварью занят, кажется, каждый дюйм. С потолка свисают копченые окорока, возле печки сушатся грибы и пучки трав. Единственный стол завален бумагами, на нем едва находится место для хозяйской кружки размером с доброе ведро — но Хагрид каким-то образом умещает рядом еще две, поменьше.

— Вы это, извините за беспорядок. Я тут статью пишу, а это, сами понимаете, дело такое... родного батюшку забудешь, что об уборке говорить...

Рон не понимает про научные статьи — никогда не писал их и не видел, как пишут другие. Но, кажется, понимает про Хагрида. Про маленькую, но очень уютную хижину, где пахнет копченым мясом и грибами; про обеденный стол, заваленный пергаментами, в которых никому, кроме самого Хагрида, не понять и половины слов. Про Запретный лес, про долгие прогулки с единственным спутником — собакой. Про грубо вырезанную деревянную флейту, пристроенную на открытой книге.

Хагрид живет так, как ему нравится, вот и все.

И такой человек — или не совсем человек, или даже совсем не человек — в его прошлой жизни был.

Рон давал себе слово — не вспоминать, не сравнивать. Но в памяти всплывает запах запаренной крутым кипятком сушеной говорушки с морковной ботвой — "книжной пыли"*, которую в Университете пили как вино или немного чаще; темно-зеленые суконные покрывала на кроватях; напев хитиновой флейты, некогда бывшей настоящим произведением искусства — если верить ее хозяину, конечно, — до тех пор, пока тонкая резьба не стерлась от времени, не растворилась в бесчисленных царапинах, не забилась слоями и слоями засохшей крови, которую никогда не удавалось счистить до конца. Лица музыканта Рон не помнит, хотя точно знает, что Хагрид на него ни капельки не похож. И хижина лесника ничуть не похожа на общую спальню Университета. Но ощущение... ощущение кого-то, к кому, несмотря ни на что, можно без опаски повернуться спиной; места, где можно отпустить себя на волю и делать что угодно — то же, что и в прошлой жизни. И нити паутины лопаются, жалобно тренькнув на прощание.

Чай пахнет медовыми травами; Клык садится рядом, положив тяжелую голову Рону на колени. И пожалуй, впервые за все время в Хогвартсе Рон по-настоящему спокоен.

___________________

*Меня часто спрашивали, что там с упоротой чуть более, чем полностью, алхимией Облы, позволяющей варить зелья из моркови. Отвечаю — примерно так это выглядит. "Книжная пыль" — аналог игрового зелья интеллекта, в реальности фика — дешевый и безвредный напиток-стимулятор, заменяющий в Сиродииле чай и кофе. Готовится из морковной ботвы и местного гриба, пьется горячим, на вкус как очень пресный грибной суп.