Дети Локи (джен)

Трижды раздался сигнал горна Хеймдалля. Печальный гул пронёсся по всем девяти мирам.

Вали вздрогнул и очнулся. Ледяная вода, окатившая его лежащее тело, ускорила процесс выхода из небытия. Вал поднялся на руках и встал на четвереньки, но стоило ему открыть глаза, как ослепительный свет тут же дезориентировал его. Голова закружилась, реальность поплыла, и, чтобы не упасть, молодой мужчина снова зажмурился. Шумно вдохнув побольше воздуха, который оказался на редкость холодным и отрезвляющим, и успокоив своё сердце, Вали предпринял вторую попытку открыть глаза. Риск был оправдан — сквозь длинные рыжие волосы, которые свисали мокрыми сосульками по бокам его лица, Вал увидел доски, находящиеся в полуметре от него. Даже не удивившись своей преобразившейся внешности, молодой бог откинул волосы за спину, убрав их с лица, и сосредоточился на досках. Проведя по ним пальцами, Вали убедился, что на ощупь они будто полированное дерево, покрытое лаком, но, если приглядеться, состояли из множества разноцветных чешуек. Желтоватые, как старая кожа гигантской рыбы — это были обтёсанные ногти мёртвецов. Вал поднялся на ноги, стараясь сохранять равновесие, ибо шатался уже не он, а палуба под его ногами. Корабль ходил ходуном от мощных волн, что бились об его борта.

Вал едва не рассмеялся. У него всё получилось. Это была очень странная магия, ведь в его воспоминаниях он всего пару минут назад летел навстречу земле, чтобы разбиться на самолёте в лепёшку, и вот стоит на палубе огромнейшего драккара. Вали с восхищением осмотрел корабль: исполинские мачты устремлялись в белёсые небеса, кроваво-красные паруса, слегка покрытые ледяной коркой, пока что сложены, а снаружи беснуется ледяное море Йотунхейма. То, что он находится в бухте страны инеистых великанов, Вали даже не сомневался. Рассмотрев перед носом Нагльфара неприветливый пейзаж ледяного моря, из волн которого тут и там торчали острые айсберги, Вал обернулся и обомлел. Команда уже стояла в задней части корабля и с удивлением рассматривала новоприбывшего. Множество белёсых глаз уставилось на молодого бога, притом так пристально, что он даже смутился, вспомнив, что ещё пару мгновений назад ползал по палубе на карачках.

Вал оглядел и ощупал себя, насколько мог. С удовольствием он заметил, что вернул себе прежнюю длинную волос, прежнюю одежду из кожи и меха и прежние размеры, не чета человеческим. Вали приложил руку к правой стороне шеи и почувствовал энергию, идущую от рун-татуировок, которые, к счастью, никуда не исчезли. Вали гордо поднял взгляд и великаны перестали рассматривать его, как диковинку. Вопросы из разряда «как он сюда попал» не прозвучали, и это было к лучшему. Вал и сам не знал ответов.

Один из великанов вдруг вышел вперёд. Это была громадина, будто высеченная из ледяной скалы, но палуба корабля не скрипела под ним и не прогибалась, ибо Нагльфар — самый большой и крепкий из всех кораблей. У великана было благородное лицо, частично скрытое длинной бородой, и его черты показались Вали смутно знакомыми. В его массивных бледных ладонях Вал разглядел нечто длинное и сияющее, больше похожее на великанью зубочистку.

— Вали, сын Локи, — важно произнёс гигант, протягивая богу свой дар. Великан совсем не был удивлён тому, что вместо отца видит сына. — Прими этот меч и веди нас в бой.

Когда великан склонился, Вали увидел, что на его ладонях действительно лежит меч, вполне себе достойного размера. Оружие искусной работы было целиком покрыто руническим рисунком — и витиеватая позолоченная рукоять и чистое, сверкающее как серебро, лезвие. Вал принял меч и взвесил на руке. В его владении оказалось сильное оружие, со своим характером, если можно так выразиться.

— Ты ведь Гюмир, верно? — спросил Вали, посмотрев наверх, в лицо великана. — Ты отец Герд и тесть Фрейра?

— Да, капитан, так оно и есть, — прогудел великан своим низким голосом.

Бог ещё раз осмотрел клинок, взмахнул им раз, провёл рукой по лезвию и стёр с пальцев проступившую кровь. Вал снова посмотрел на великана и задал ещё один вопрос:

— А этот меч — меч самого Фрейра, который он обменял на руку твоей дочери?

Гюмир многозначительно кивнул, смотря прямо в глаза Вали, и его толстые губы расплылись в самодовольной усмешке. Вал не мог поверить своим глазам. Он в третий раз осмотрел меч, провёл руками по рунам, почувствовав их силу и окропив своей кровью. Знаменитый и якобы утерянный клинок, который, соответственно пророчеству, мог бы помочь Фрейру одолеть Сурта. Гюмир был невероятно хитёр, раз сохранил меч. С обожанием, близком к религиозному, Вал закрепил меч в ножнах на своём боку, ничуть не удивившись, как вообще на нём оказались подходящие ножны.

— Старший помощник Гюмир, готовьтесь к отплытию, — распорядился Вали.

Вал важно прошёл по палубе корабля, петляя между ног суетящихся гигантов. Под предводительством Гюмира команда инеистых великанов работала слажено. Не смотря на то, что они занимали значительную площадь драккара, они не сталкивались и не мешали друг другу. Их движение по палубе больше напоминало какой-то ритуальный танец. Вали встал у руля, ручка которого оказалась куда больше, чем он предполагал. Великаны развернули паруса, выставили за борт вёсла и уже готовились отстать от причала, как вдруг море в бухте вспенилось, вздыбилось и образовало воронку в двадцати ярдах от корабля. Великаны с открытыми ртами наблюдали за этим явлением, застыв на месте. Вали вцепился в руль, готовясь в случае чего выравнивать корабль.

Длинное чёрно-зелёное тело Йормунганда, увенчанное широкой ромбообразной головой выскочило из морских глубин и устремилось ввысь. Все замерли в ожидании. Вали в ужасе и изумлении смотрел на эту величавую обтекающую водой колонну. И когда тело Змея начало падать, как пизанская башня, великаны, наконец, отцепились от борта и перестали просто пялиться.

— Убрать вёсла! — рявкнул Вал во всю мощь своих лёгких. — Живо!

Великаны затянули вёсла на борт драккара и ухватились кто за что мог. Вали решил остаться на месте. Может находиться у руля было и опасно в такой ситуации, но позволить Нагльфару разбиться он не мог. Это бы означало полный крах планов Локи и его детей.

Змей плашмя упал на воду, вызвав разрушительную волну такой силы, что в небытие канул и причал, и сам Йотунхейм, а Нагльфар вырвался из пристани и отправился в открытое плаванье. Последнее, что видел Вали перед тем, как драккар смыло, словно пушинку — это Нарви, сидящего на голове Йормунганда и вцепившегося в шипы на голове Змея. Нар теперь тоже выглядел, как и прежде, если не считать впалого живота и перевязанного кожаной полоской горла.

Вали откинуло в сторону и вбило в планширь, но он быстро поднялся на ноги, вернулся на своё место и схватился за бешено вихляющий руль, изо всех сил тормозя ногами по палубе. Облизнув губы, на которых проступила кровь, Вал нашёл ногами точку опоры и начал разворачивать корабль. Едва ли он мог надеяться справиться с управлением, но руль поддавался, пусть и со скрипом, выравнивая посудину. Теперь их путь лежал к равнине Вигридр на бешеных волнах, которые гнал Йормунганд.

Нагльфар быстро подчинился Валу, перестав сопротивляться. Может управление кораблями было у него в крови. Великаны сели на скамьи, подобрав вёсла, ибо пока в них не было нужды. Йормунганд то и дело вырывался из пучины моря, подгоняя драккар как бумажный кораблик. Вали сквозь волны переглядывался с близнецом, словно это была их детская игра.

Нарви что-то кричал брату, но тот не мог услышать его, ибо слова уносили вода и ветер. Наконец, рискуя собственной безопасностью, Нар оторвал одну руку от рога Йормунганда и указал куда-то в противоположную сторону. Вали отвернулся от брата и посмотрел на другой борт. На горизонте, презрев беснующиеся волны, виднелся вражеский драккар, сияющий как золото. Не было сомнений в том, что это Скидбладнир — корабль Фрейра.

Хель находилась на границе своих владений. Вода в реке Гьялль бурлила, а это могло означать только одно — Йормунганд уже здесь, и все реки, озёра и моря скоро выйдут из берегов и устремятся за Змеем, чтобы затопить девять миров.

— Не боишься опоздать? — раздался с правой стороны от богини спокойный мужской голос.

— Там и без нас сейчас весело, — с кривой усмешкой отозвалась Хель и повернулась к Бальдру. — Придём в разгар вечеринки. Дадим асгардцам шанс проглотить свой аперитив.

— Что? — непонимающе переспросил бог, и женщина лишь покачала головой, не переставая улыбаться. Разумеется, слово «аперитив» для Бальдра незнакомо, ибо в Мидгарде он не жил.

Справа от Бальдра стояла Нанна, пыхтя от натуги и откидывая со лба русые волосы, она поправляла тяжёлую кольчугу на своей внушительной груди. При этом женщина не переставала бросать недовольные взгляды в сторону Хель. Однако разговорчики между её мужем и богиней смерти были не единственной причиной тревог. По левую сторону от Хель находились две женщины. Великанша Ангрбода, крупная, хотя и не лишённая женских округлых форм, и осунувшаяся, почти превратившаяся в скелет, Сигюн, опирающаяся на копьё. Как бы Нанна не протестовала, Хель была неумолима — Сигюн обязана выйти на бой, а Ангрбода присмотрит за ней.

Богиня Смерти игнорировала безмолвное недовольство Нанны. Её собственный взор был устремлён вперёд. К серебряному мосту, перекинутому через реку Гьялль, которая разделяла царства мёртвых и живых, подходила армия. Возглавлял её слепец Хёд, нёсший копьё наперевес. Армии мертвецов не было края и конца, и даже самой Хель стало немного страшно от её вида. Мужчины и женщины, облачённые в стальные и кожаные доспехи, и у каждого было своё оружие. Стройные разномастные ряды мёртвых заполонили всё вокруг, ибо выходили они не из одного замка, а из двух. Вдали виднелась проекция медицинского центра «Хельхейм» соседствующая рядом с настоящим замком Хель. Мидгардский «Хельхейм» был не вполне различим и напоминал мираж, этакий замок Фата-Морганы. Хель признала, что в глубине души будет скучать по мидгардской жизни, по медицинской карьере и образу Хельги Локдоттир.

Когда Хёд первым ступил на мост, Хель бросила прощальный взгляд на два здания и отвернулась. Очень скоро войско построится за её спиной, и они пойдут к равнине Вигридр, где на горизонте уже виднелись слабые отсветы пламени. Хотя Хель подозревала, что слабы они лишь пока светит Солнце, а ему уже недолго осталось сиять.

Со спокойствием, присущим лишь мудрецам, Один смотрел, как на горизонте темнеет небо, и как алое зарево встаёт от земли. Над Асгардом ещё висело блеклое зимнее Солнце, но очень скоро его, как и самого Всеотца, ждала гибель. Вороны Хугин и Мунин кружили над головой Одина, волки Гери и Фреки сидели у его ног. Сейчас он уже не походил на полуслепого странника, которым обычно притворялся. Как и положено воинственному асу, Один облачился в крепкий начищенный до блеска доспех, на поясе его висел меч, а правой рукой он опирался на золотое копьё, древком воткнутое в промёрзшую землю.

К крепостным стенам Асгарда собиралась армия богов, становясь в ровные ряды за спиной Одноглазого. Впереди были боги — все асы и ваны, вне зависимости от сил и способностей взяли оружие. За богами выстроились тёмные и светлые альвы — слуги ванов, которых призвали близнецы Фрейр и Фрейя. За альвами — эйнхерии, павшие воины, вышедшие из Вальгаллы. Много дней под предводительством Одина они готовились к Рагнарёку, а потому были молчаливы и спокойны, как и их командир. Над эйнхериями на крылатых конях парили Валькирии — девы-воительницы, посланницы Фригг, которым сегодня пришёл час не наблюдать за боем, а участвовать в нём. А где-то далеко отсюда, где бушевали ледяные волны, на корабле Скидбладнир несколько асов и отряд эйнхериев пытались не дать Нагльфару достигнуть берегов. Две силы скоро должны были сойтись на поле брани, как и предначертано. Рагнарёк неизбежен.

Никому из богов Один не рассказывал о своих мыслях, касательно конца света. Он хорошо помнил, что во время своего последнего многолетнего сна, когда его сознание было как никогда близко к разуму Локи, он даже желал скорейшего избавления для миров. Всеотец давно знал, чем всё закончится, а так же то, что и Локи это известно. На какие бы ухищрения не шёл трикстер, всё будет так, как было предсказано много лет назад. В конце концов судьба поджидает нас там, где мы старательнее всего от неё прячемся, так Один всегда говорил, и так сказал он Локи, когда впервые встретился с ним.

Одноглазый со спокойным сердцем воспринимал происходящее, хотя вряд ли кто-нибудь из его соратников смог бы признаться, что разделяет подобное отношение. Самое главное для настоящего воина — это с честью умереть в бою. Эйнхерии, асы, ваны, светлые альвы, тёмные альвы — все они много веков ждали повода пасть в славной битве. Хотя смерть их могла стать более прозаичной, а это куда страшнее. Если бы Вали и Нарви не освободили Локи раньше положенного срока, то к концу трёхгодичной зимы сражаться было бы уже некому. Больше всего Один боялся отнюдь не Рагнарёка. Одноглазый боялся умереть во сне, лёжа в постели, снедаемый жуткой болью, как немощный старик. А ведь это чуть не произошло.

Древу Иггдрасиль и девяти мирам и так был нанесён непоправимый вред. Источник Урд* едва не пересох, покуда норны тщетно пытались восстановить иссякающие силы Древа. Белка Рататоск была отравлена тьмой, пожирающей Ясень, и лишь чудом осталась жива, дракон под корнями Иггдрасиля и орёл на его вершине тоже были при смерти. Мировой порядок нарушился, и девять миров пребывали в Хаосе.

Конь Слейпнир, восьминогий сын Локи, стоял подле своего хозяина и рыл копытами землю. Не смотря на свою необычность, это бы красивый конь — чёрный как смоль с красной бурной гривой и восемью сильными ногами, точь в точь такой же, как аэрография на фургоне его единокровных братьев. Сын великанского коня Свадильфари и бога Локи фыркал от недовольства. Ему явно не нравилась грядущая битва. И если бы кто-то смог прочесть мысли коня, то понял, что ещё больше ему не нравится идея идти против армии своей матери. Слейпнир недовольно заржал, но стоило Одину положить руку на его бок, как конь тут же замер, покорный ему.

Вороны Хугин и Мунин спустились с неба и доложили своему покровителю, что вражеская армия близка. Всеотец тяжело вздохнул и забрался на спину быстроногого скакуна. Один взвесил в правой руке копьё Гунгнир. Чудесное золотое копьё, подарок от сыновей Ивальди, и, в каком-то смысле, подарок Локи, его кровного брата. Много лет это оружие служило Одину, а сегодня послужит кому-нибудь ещё. Одноглазый замахнулся и далеко бросил копьё, обозначая начало битвы.

— За Асгард! — крикнул он тогда, и голосу старика вторило множество других голосов.

Один ударил сапогами по бокам Слейпнира и помчался вперёд навстречу приближающейся стене огня и многочисленная армия твёрдым шагом двинулась за ним.

Фенрир бежал, что есть мочи, а за ним по пятам, едва ли отставая на полшага, как неумолимый лесной пожар, двигались сыны Муспельхейма, возглавляемые огненным великаном Суртом. Фенрир уже не разговаривал, ему было слишком жарко, он старался уберечь свои задние лапы от ожогов. Красный язык вывалился из пасти и болтался как знамя.

Локи тоже молчал, плотно стиснув зубы. По его телу, облачённому в кожаный доспех, струился пот, обжигая рунический рисунок на груди. Бог старался приноровиться к бегу Волка своим собственным телом и двигаться с ним в едином ритме, но боль сбивала его с толку. Локи то и дело смахивал пот с глаз, чтобы не упустить ничего вокруг. Трикстеру очень важно было видеть всю перспективу предстоящей битвы, прикинуть шансы на выигрыш и поражение. Бог планировал оставаться на загривке Фенрира ровно до тех пор, пока Один не окажется в пасти его сына. Тем более, покуда сам Локи безоружен, находиться под защитой Волка было самым разумным решением. Трикстер уже не был таким мелким, как в Мидгарде, но и Фенрир подрос, так что рыжеволосый всадник всё ещё оставался незаметным у него на загривке.

Фенриру, наконец, удалось оторваться от сынов Муспеля, которые рассредоточились на подходе к равнине Вигридр, выжигая всё живое на своём пути. Волк остановился, поднял взгляд в небеса и завыл, знаменуя своё приближение. Локи что есть сил вцепился в его шерсть, чтобы не свалиться.

— Похоже, здесь уже достаточно светло, — произнёс Фенрир с рыком и глухо рассмеялся.

Трикстер посмотрел вперёд и увидел волну воинов, отступивших от асгардских стен им навстречу. Между двумя армиями было ещё внушительное расстояние, но начало их противостояния — лишь дело времени.

— Давай, делай своё дело, — подначил сына Локи с дикой улыбкой на лице.

Фенрир пригнулся, напрягая лапы, а затем как пружина выпрыгнул вверх. В Мидгарде, где Солнце и Луна находятся так далеко, их не достать, а здесь и сейчас оба небесных светила оказались между челюстями древнего Волка в один момент. Фенрир щёлкнул пастью, смыкая ряды белоснежных зубов, и тьма опустилась на мир. Если бы не сыны Муспеля, освещавшие и согревавшие погибающие миры, то холод стал бы невыносим, и смерть для всего живого наступила бы очень внезапно.

Вопреки льдам, которые образовались на глади воды, и тьме, сбивающей с пути, Нагльфар развернулся и двинулся прямиком навстречу Скидбладниру. Вали толком не мог разглядеть манёвр вражеского корабля за беснующимися волнами и снегом, который посыпался с небес. То, что ему показалось, не могло быть правдой.

— Капитан! — раздался крик одного из великанов с носа драккара. — Эти ублюдки берут нас на таран!

Вал буркнул себе под нос матерную фразу, которую выучил в Мидгарде, а затем усмехнулся. Фрейр, если кораблём действительно правил он, не разочаровал Вали, а сделал именно то, что от него ожидалось. Скидбладнир мог бы легко обойти их сбоку и состыковаться для честной битвы, но асы выбрали подлый вариант и бросились наперерез Нагльфару, целясь носом корабля ему в борт. Вал приготовился уворачиваться, ведь драккар из ногтей мертвецов, не смотря на своё величие, не был волшебным кораблём.

Скидбладнир приближался, и Вали резко развернул руль. Толчок был неизбежен, но возможность снизить урон ещё имелась. Корабли соприкоснулись носами, но Йормунганд, резко вытолкнув из воды часть своего могучего тела, сбил посудину асов с курса. Неудачная попытка Змея потопить Скидбладнир обернулась опасным столкновением драккаров. Корабли тряхнуло, раздался ужасный грохот и треск. Когда Вали посмотрел, что же произошло, то убедился, что Йормунганд, быть может слишком грубо и рискованно, но всё же подсобил им. Нагльфар и Скидбладнир сцепились бортами в идеальную позицию для битвы.

Инеистые великаны быстро оценили выгодное положение, в котором оказались, и тут же похватали мечи, копья и топоры. Асы и эйнхерии, находящиеся на Скидбладнире, изготовились дать им отпор. Вали заблокировал руль и вытащил из ножен магический меч, намереваясь убить Фрейра его же оружием. Бои шли на двух кораблях разом. Великаны кинулись на вражеских воинов с остервенением, прекрасно понимая преимущество своих размеров, ибо мало кто мог похвастаться тем, что убивал представителей их расы. Очень скоро трупы эйнхериев, целиком и по частям, полетели в воду. Волны окрасились в цвет крови.

В возникшей суматохе Вали немного растерялся. Ему никогда не приходилось сражаться в составе целого отряда, тем более на воде. Десять раз пожалев, что рядом нет Нарви, Вал пропустил вперёд великанов и сам попытался перебежать на Скидбладнир. Попытка оказалась неудачной. Едва сын Локи забрался на планширь, чтобы перепрыгнуть на вражеский борт, тут же оказался грубо сброшен назад. Раскинув руки, Вали упал на палубу, ударившись спиной и едва не потеряв меч Фрейра. Поморщившись от тупой боли, разлившейся по всему телу, Вал поднялся на ноги как можно быстрее. Разлёживаться было непозволительной роскошью в сложившейся ситуации. Он выпрямился и оказался лицом к лицу с нежданными врагами — одноруким Тюром и судьёй Форсети. Их появление сбило Вали с толку.

— Так значит Фрейра здесь нет, — с нервной усмешкой заметил сын Локи, но асгардцы, казалось, его не расслышали.

Любой бы сказал, что двое на одного — это не честно, но когда асов волновала честь. Они всегда видели в Локи и его детях куда большую угрозу, чем те из себя представляли.

— Молчите? Никак кошка Фрейи вам языки откусила? — отшутился Вали, отступая назад и держа обоих врагов на расстоянии длины меча.

Тюр и Форсети не среагировали на это. Вал должен был признать, что они выглядели зловеще. Причину их молчания сын Локи разгадал очень быстро. Вспомнив встречу в Мидгарде, Вали понял, что сражение не доставляет им никакого удовольствия. Хоть Тюр и являлся богом битв, а Форсети — судьёй, но убивать и карать они хотели меньше всего. Они просто делали то, что были вынуждены делать в сложившейся ситуации.

Асгардцы загоняли Вали в угол, оставляя ему всё меньше пространства для манёвра, но прежде, чем хоть один из них успел поднять оружие на своего слабо защищённого врага, на палубу Нагльфара волной выбросило Нарви. Мокрый насквозь спутник Змея приземлился на ноги и почти одномоментно вытащил из ножен Рунблад. Вал был рад видеть близнеца в его прежнем обличье — они снова походили друг на друга как две капли воды, даже в одежде, разве что Нар был излишне бледен для живого. Свои длинные волосы Нарви заплёл в косу, чтобы они не закрывали ему обзор, а впалый живот и сшитое горло защитил дополнительными кожаными ремнями.

Появление брата решило все проблемы Вали. Теперь их силы были равны, а кроме того жизнь Тюра, с которым Вал никогда бы не совладал в одиночку, по договорённости, принадлежала Нарви. Было бы грубо отнимать её. Вали рассмеялся, скорее от облегчения, но смех этот прозвучал настолько безумно, что асгардцы отступили от неожиданности. Нар же лишь одобрительно улыбнулся брату, а затем повернулся к своему противнику.

— Вот мы и встретились, Тюр, — порырчал Нарви, который хорошо помнил о своём обещании, данном этому богу. — Ты не забыл нашу последнюю встречу?

— Я хорошо помню её, сын Локи, — гордо ответил однорукий Тюр. В его левой руке был зажат массивный топор, а второй такой же торчал у него за поясом. — И я готов принять бой.

Не многий двурукий воин мог похвастаться такой силой, которую излучал Тюр. Его рыжая с проседью борода была всклокочена, как шерсть у ощерившегося пса. Он выглядел так же, как и в Мидгарде, но был куда шире в плечах и выше ростом, чем помнилось сыновьям Локи.

— К чему такой азарт? — меланхолично спросил Форсети, даже сейчас больше напоминая Флориана Бальдрссона, чем бога Асгарда, разве что одежда соответствовала месту и времени. Тем не менее, он не сводил глаз с Вали и не выпускал из рук тонкого длинного меча. — Это последняя битва для нас всех. Победите вы сейчас или проиграете — совершенно не имеет значения.

— Раз вам всё равно, можете принять смерть быстро! — крикнул Вал и напал, высоко подняв меч.

Атака Вали была внезапной, но и асгардский судья оказался не робкого десятка. Золотоволосый воин ловко отбил нападение. Словно беря с них пример, Нарви и Тюр тоже схлестнулись, даже более яростно. Оба они понимали, что их битва началась уже очень давно, задолго до Рагнарёка и встречи в Мидгарде.

Искусство сражения Форсети ничуть не уступало мастерству Вали. Не смотря на то, что в руках сына Локи был меч Фрейра, заряженный рунной магией, обхитрить асгардца никак не удавалось. Волшебный меч сам внушал Вали, какой удар лучше совершить, но всё, что им удалось — это серьёзно ранить Форсети в правое плечо. Все остальные манёвры сын Бальдра предугадывал с завидной частотой и мастерски отводил их, даже когда ему пришлось сменить ведущую руку. Было сразу заметно, кто именно тренировал Форсети перед решающей битвой.

— Что же ты не остался с Одином, дурак? — крикнул Вали своему оппоненту, а затем гадко улыбнулся. — Если я убью тебя здесь, ты никогда больше не встретишься с папочкой. А он прямо сейчас идёт в составе армии Хель, чтобы надрать зад Всеотцу и его воинам.

— Я надеюсь выжить, — с остервенением выкрикнул Форсети.

Сын Бальдра перестал защищаться и перешёл в нападение. В его светлых голубых глазах, обычно столь ярких и открытых, сейчас отражался лишь праведный гнев. Вал не испугался, хотя немного пожалел, что разозлил противника. Корабль дрожал у них под ногами, ледяные волны били через борт, и то и дело какой-нибудь великан пытался раздавить богов. Вали не был бы сыном трикстера, если бы не смог повернуть эту ситуацию в свою сторону. Дождавшись очередной сбивающей с толку волны, Вал совершил обманный манёвр и пожертвовал собственным мечом, чтобы обезоружить Форсети. Оба клинка упали на палубу и оказались далеко от дерущихся. Пользуясь замешательством врага, Вали отступил на шаг, рухнул на колени и в один момент обернулся волком, выпрыгнув из собственной одежды. Не успел Форсети что-либо предпринять, как рыжий волк набросился на него и вцепился в горло. Тень страха легла на лицо жертвы, но он покорно принял свою участь. Шейные позвонки легко хрустнули на клыках волка, а тело умершего аса упало на палубу под тяжестью зверя.

Убедившись, что противник мёртв, Вали отступил от тела и снова превратился в человека. Он был наг, но это его не смущало, разве что мороз неприятно щипал кожу. Вал утёр кровь с губ, поднял Форсети обеими руками за покрасневший воротник и посмотрел в остекленелые глаза аса, которого некогда считал врагом.

— Вот ваш справедливый суд, — тихо сказал Вали и выбросил труп за борт, прямо в бурлящую отравленную воду.

Нарви, который неустанно наблюдал за боем брата, улыбнулся. Тюр же находился к Вали и Форсети спиной, и оскал противника пришёлся ему не по-нраву. Асгардец нахмурился, догадавшись об участи племянника, скорбеть по которому времени у него не было. Нарви напирал на врага, собираясь подвести его к брошенному на палубе оружию, забрать меч Фрейра себе, а затем перерезать Тюру глотку. Рунбладом он воспользоваться не мог, потому что этот меч сдерживал натиск тюровского топора, что с каждой секундой становилось всё сложнее.

Очередное вмешательство Йормунганда спутало Нарви все карты. Змей предпринял вторую попытку утопить Скидбладнир и в этот раз всё прошло удачно. Показавшись из воды, Йормунганд обрушил своё могучее тело на корабль асов. Те из эйнхериев и великанов, что успели перебраться на Нагльфар, выжили, остальных поглотило море. Канул в небытие великий волшебный корабль, созданный сыновьями Ивальди.

Нагльфар опасно накренился. Ещё часть воинов оказались за бортом, где их ждала неминуемая смерть. Тюра бросило в одну сторону, Нарви — в другую. Вали, который успел натянуть только брюки, упал и вцепился в щель между досками. Кровь проступила у него под сломанными ногтями. Вытянув одну руку, Вал ухватился за туго натянутые тросы у него над головой. С невероятным упорством сын Локи поднялся на ноги и начал продвигаться к рулю. Он должен был успеть, чтобы не дать драккару перевернуться. Вали видел, как далеко отбросило Нарви. Если брату и суждено было погибнуть в этот день, то не на Нагльфаре.

Богиня Фрейя в обличие сокола парила над кораблём. Она взяла ту высоту, на какую только была способна. Здесь, наверху, холод сковывал её члены, но она из последних сил делала взмахи широкими серыми крылами. Солнце больше не светило. Богине было тяжко, но она пообещала выполнить свой долг. Оказавшись прямо над Нагльфаром, так, чтобы видеть Вали, маленькую рыжую точку, стоящую у руля, женщина скинула свою соколиную накидку, снова приняла свой человеческий облик и под действием силы тяжести устремилась вниз.

Фрейя не думала о своей смерти, не хотела чувствовать себя жертвой. Решение взять в руки копьё и перелететь воды в поисках Нагльфара она приняла самостоятельно, из любви к Одину и Фрейру. Она не хотела пасть в грязи и крови, и не хотела, чтобы её запомнили такой. Даже перед кончиной богиня предпочла остаться прекрасной. В последний раз она приковывала к себе восторженные взгляды воинов на вражеском драккаре. Её золотой доспех сиял, вопреки тьме. Вали тоже её заметил, но не сразу понял причину поступка гордой богини, пока она не закричала:

— На этом копье я, Фрейя, Ванадис, поклялась Одину-Всеотцу, что убью сына Локи!

Золотое копьё Гунгнир, которое богиня подобрала с поля брани, светилось в её изящной, но твёрдой руке. Одним точным резким замахом она метнула копьё прямо в Вали. Оружие врезалось в его грудь, разом пронзив насквозь. Сама же богиня со звонким всплеском упала прямо в бушующие волны. Тяжесть золотого доспеха не дала ей всплыть, а даже если бы она обнажилась, то яд, разлитый в воде, всё равно прикончил её.

Вали из последних сил продолжал цепляться за руль, но жизнь покидала его тело. На этот раз асгардцы расправились с ним.

Копьё Гунгнир с нашпиленным на него Вали заклинило руль. Корабль начинал погружаться в воду, что грозило гибелью всем тем, кто ещё оставался на палубе Нагльфара. Воронка, образованная после удара хвоста Йормунганда засасывала в себя драккар. Нарви видел, как был поражён его брат и едва не пропустил удар Тюра, приходившийся прямо в голову. Даже сейчас, когда все они были на волосок от гибели, однорукий судья выполнял свой долг. Разозлённый сын Локи увернулся от свистящего лезвия топора, убрал Рунблад в заспинные ножны, и бросился на Тюра, как бешеный бык. Забыв о своей мести и о желании убивать, Нар ударом крепкого плеча столкнул противника за борт. Дальнейшая судьба бывшего учителя его уже не интересовала.

Подхватив с палубы ценный меч Фрейра, на который уже хотел наступить один из великанов, и заткнув его за пояс, Нарви поспешил к брату. Вали, наполовину стоя, наполовину лёжа, упираясь ногами, пытался вырвать копьё из досок Нагльфара и отодвинуться в сторону, чтобы отпустить руль. Он задыхался от собственной крови, но всё равно хотел спасти гибнущий драккар. Нарви пришёл к нему на помощь, как случалось много раз за всю их жизнь. Осторожно придержав полуобнажённое тело брата, которое уже было холодным от морозного воздуха и приближающейся смерти, Нар выдернул остриё копья и отнёс Вали в сторону.

Освобождённый руль заходил ходуном, но корабль выпрямился и был отброшен мощными волнами. Алые паруса надулись под порывами ветра и Нагльфар кидало из стороны в сторону будто пёрышко. Великаны, которых осталось меньше половины после этого сражения, повалились с ног вызвав на драккаре землетрясение, но сыновья Локи уже не замечали ничего вокруг.

— Ещё не всё потеряно, брат, ещё не всё, — причитал Нарви, опустившись на колени рядом с телом близнеца и плакал. Редко слёзы орошали его лицо, но сейчас их было так же много, как и воды вокруг.

Нар не мог спокойно смотреть на страшную рану в груди брата. Его руки, испачканные кровью, дрожали, но вырвать копьё Нарви не мог, потому что тогда Вал умер бы мгновенно. Вали открывал рот, пытаясь заговорить с близнецом, но издаваемые им звуки были слишком невнятны, чтобы кто-то мог их разобрать. Напрягая последние силы, Вал положил руку на щёку брата, оставляя на коже кровавый след и улыбнулся. Одними только губами он произнёс слово «бессмысленно». Нарви, утирая слёзы кивнул, но не в знак согласия, а в знак понимания. Через секунду жизнь покинула Вали.

Нар не мог поверить в произошедшее. Он заорал громко и отчаянно, и кричал, пока в лёгких не кончился воздух, а грудь не сковало болью. Нарви снова чувствовал себя мёртвым, он ощущал как саднит сшитое по кускам горло, как наливается тяжестью пустой живот, как мышцы сковывает спазмом. Он лёг на ледяную грудь брата, забыв обо всём на свете. Без Вали жизнь оставшегося близнеца более не имела смысла. Нар не знал, сколько пролежал вот так, но к нему пришло утешение. У него не имелось иного пути, кроме пути разрушения и убийства.

Вал не шевельнулся, когда брат выдернул из его груди злосчастное оружие, сотворённое карликами. Нарви уложил тело брата прямо, расправив волосы на его обнажённых плечах, и зажал в хладных ладонях окровавленное копьё Гунгнир. Мысленно попрощавшись с близнецом, Нар поднялся на ноги. Управление Нагльфаром уже взял на себя великан Гюмир, нависающий над близнецами, как гора. Увидев сыновей Локи, великан даже вздрогнул, настолько страшно выглядел Нарви, покрытый кровью мёртвого брата. Молча в Гюмир посочувствовал утрате, прикрыв глаза и слегка склонив голову. Нар принял это и ответил коротким кивком.

Нарви вскочил на борт драккара, с трудом удерживаясь за ванты на бушующем ветру. Он уже не слышал и не видел ничего вокруг, и никак не отреагировал, когда капитан Гюмир его окликнул. Нар мысленно призвал Йормунганда, и массивная чёрная голова Змея почти сразу же показалась из толщи воды. Большой брат плыл вровень с кораблём, и Нарви прыгнул, даже не осознавая, чего может стоить ошибка. Йормунганд заботливо подхватил его и поплыл дальше. Нарви попросил брата перенести его на равнину Вигридр. Битва ещё не закончилась, даже если Вали считал её бессмысленной.

С определённой долей удовлетворения Хель смаковала свою правоту. Армия мёртвых появилась на равнине Вигридр вовремя. Когда эйнхерии с боевым кличем кинулись на огненных великанов и Фенрира, вперёд, словно бы пройдя сквозь стену огня, выступили воины Хельхейма и дали им отпор. Первая атака оказалась удачной — войско Хель врезалось в выходцев из Вальгаллы, как раскалённый нож в мягкое масло. Это было начало той самой страшной битвы, о которой они все грезили многие годы.

Количество эйнхериев вдвое превышало число мертвецов Хельхейма, а битва являлась их стихией, но у Хель имелся свой козырь в рукаве. На стороне богини смерти сражались давно расставшиеся с жизнью боги и великаны. Она ничуть не пожалела, что оставила им часть свободной воли. Хёд, Бальдр и Нанна бились с остервенением, будто защищали Асгард, а не уничтожали его. Прекрасна была в бою и великая Ангрбода, голыми руками раскидывающая вражеских воинов. Наполовину обнажённая, обмотанная лишь в куски ветхого платья, с длинными седыми волосами, прилипшими к мокрым от пота плечам — мать напоминала Хель воительниц-амазонок, о которых она слышала в Мидгарде.

К сожалению богини, её бывшего коллегу Барнабаса убили почти сразу, и она потеряла к его бесполезному красивому телу интерес. На поле брани имелось множество других занятных экземпляров, но жемчужиной, приковавшей к себе внимание Хель, стала Сигюн. Помнится, Нанна пыталась убедить богиню смерти, что та не сможет сражаться и просила оставить бедную женщину в покое. Хель не послушала глупую жену Бальдра и правильно поступила. Сигюн похожая на скелет, обтянутый кожей, которая сейчас сошла бы за родную сестру Хель, с безумным взглядом убивала врагов направо и налево, издавая при этом нечленораздельные крики. В тощих жилистых руках жены Локи было зажато копьё, изрядно испачканное в чужой крови.

Сама Хель сражалась с ленцой, больше смотря по сторонам в поисках чего-то интересного, чем убивая эйнхериев. Ей не нужно было проявлять усердие, она и так была воплощением неотвратимой смерти. Восемью острыми ножами, которыми она вооружилась, зажав между пальцев, Хель легко расправлялась с воинами Вальгаллы. Даже если кому-то и удавалось ранить богиню смерти, ей не доставляло это дискомфорта. Она исполняла свой последний танец, данс макабр*, если можно так выразиться, а выходцы Хельхейма были её подтанцовкой. Рядом с ней на пылающей сцене верный Гарм тоже исполнял свой яростный кровавый танец, защищая тыл своей хозяйки. Кто-то из подданных царицы смерти уже оттанцевал, а кто-то только входил в раж. Богиня наслаждалась разрушительной красотой Рагнарёка. Всё случилось лучше, чем ей представлялось.

Краем здорового глаза Хель продолжала следить за Сигюн, уж больно занятным было поведение богини. Мать Вали и Нарви обращалась с копьём так, будто родилась с оружием в руках. Сцена стала ещё интереснее, когда напротив Сигюн вдруг оказалась Идунн. Безусловно, Хель заметила много женщин на поле боя — здесь присутствовали все богини и даже валькирии, но всё равно увидеть Идунн казалось чем-то неправильным. Богиня жалась, неловко прикрываясь щитом и выставляя вперёд короткий меч, больше напоминающий крупный кинжал. На какое-то время Идунн и Сигюн замерли друг напротив друга в молчании. Сперва могло показаться, будто мёртвая богиня признала давнюю подругу, но эта заминка была лишь временной. С диким криком Сигюн бросилась на противницу. Ей понадобилось всего четыре выпада, чтобы пробить защиту Идунн и попасть в цель.

Идунн растерянно посмотрела на рану в своей груди, словно не могла поверить в произошедшее. Сигюн же просто вырвала наконечник копья из её плоти, расширив рану, выпуская на волю алую кровь, и пошла дальше сеять смерть и разрушения. Асгардка упала на землю и Хель натяжно рассмеялась. За всю свою жизнь только Идунн ничего плохого не сделала Локи и его детям, поэтому богине смерти было даже жаль её.

Тюр подтянулся на руках и выбрался на сушу, припав к тёплой земле. Надсадный кашель душил его. У однорукого было впечатление, что сейчас он выхаркает свои лёгкие. Вода принесла его на берег, но она же и убила. Яд Йормунганда проник в каждую клеточку тела, Тюр ощущал это всем своим естеством. Тем не менее, сдаваться он не планировал, всё ещё надеясь перед смертью сразиться и положить несколько вражеских воинов. Если, конечно, огонь сыновей Муспеля не сожжёт его раньше.

Вытянув один уцелевший топор из-за пояса, Тюр хотел встать на ноги, но тут увидел перед своим лицом синюшную костлявую конечность. Подняв взгляд выше, воин разглядел хозяйку столь соблазнительной ножки. Хель стояла перед ним во всём своём великолепии, такая же ужасная и прекрасная, какой она показала себя в тронной зале Одина. Подле госпожи мёртвых, скребя когтями землю, переминался страж Хельхейма — пёс Гарм, сводный брат Фенрира. Четырёхглазый монстр рычал до хрипоты и готов был разорвать Тюра на куски по одному приказу своей хозяйки.

— Тюр, какая неожиданная встреча, — рассмеялась Хель. — Ты неважно выглядишь.

— Уйди прочь, царица подземелий, — хрипло пробасил Тюр. Он был бы и рад замахнуться топором и покончить с дочерью Локи, но понял, что не может пошевелиться от слабости.

— Ты болен, Тюр. Яд Йормунганда парализовал тебя, — ласково, будто утешая ребёнка, произнесла богиня смерти. — Ничего не бойся.

— Я и так не боюсь, — рявкнул Тюр, с трудом перемещая взгляд между Хель и её питомцем. Перед глазами всё плыло. — Проклятая девка, ты мешаешь мне.

Тюр предпринял ещё одну попытку встать, но сплоховал и упал на колени. Богиня специально задерживала его, а время его было на исходе.

— Тебе повезло, что здесь оказалась я, — продолжала ворковать Хель, наклонив голову на бок. — Я милостивая госпожа и смогу облегчить твои страдания.

Хель обернулась к Гарму и цокнула языком, как порой делают люди, подзывая лошадь. Восприняв этот звук, как приказ, четырёхглазый монстр тут же бросился в атаку. Напрасно обессиленный асгардец пытался защититься топором. Гарм вцепился ему в локоть здоровой руки и разгрыз сустав как кусок сахара. Тюр застонал от острой боли. Прежде, чем Гарм атаковал его беззащитное горло, однорукий сын Одина успел пожалеть всего о двух вещах: он не уберёг Форсети и не извинился перед Фенриром.

Хель с лёгкостью променяла свои ножи на добротный топор Тюра. Вытащив оружие из мёртвой хватки аса, богиня смерти взвесила его на руке. В её хрупкой ладони топор смотрелся ещё внушительнее. Отличный реквизит для второй части дансе макабр.

«Какая ирония, — подумала женщина, — с тех пор, как меч Тюра застрял в пасти Фенрира, тот предпочитал топоры».

Оставив пса пировать на останках Тюра, Хель вернулась на поле боя. Пока богиня отвлеклась на однорукого, она даже не заметила, как сыновья Муспеля пошли в активную атаку. На равнине Вигридр стало очень жарко. Снег и лёд таяли, воздух наполнился влажным туманом. В этой белёсой пелене Хель потеряла своих союзников и с трудом могла видеть противников. На поле боя остались лишь безликие мертвецы из Хельхейма и Вальгаллы.

Внезапно прямо перед богиней смерти возникла валькирия, заставив её отпрыгнуть в сторону. Суровая дева в сияющем доспехе смотрела на Хель сверху вниз, и взгляд её был полон презрения. Валькирия, облачённая в серебристый доспех, сидела на белоснежном коне без седла и поводьев, а жеребец придерживал свою всадницу сложенными крыльями, растущими из его спины.

— Прочь с дороги, — прошипела Хель, не сдерживая свой гнев. — Или я убью тебя!

— Она не подчинится тебе, дочь Локи, даже если ты убьёшь её — раздался над полем брани властный женский голос, спокойный, но одновременно наполненный скрытой угрозой. — Я бросаю тебе вызов!

Хель с интересом посмотрела на ту безумную, что её окликнула. Из тумана, размеренным и чинным шагом вышла Фригг.

Солнце и Луна приятно грели волчье нутро, отдавая последние крупицы своего тепла. Фенрир находил это сражение забавной игрой из которой он, непременно, должен выйти победителем. Волк петлял, уворачиваясь от стрел и копий, но ни одно из орудий, которые изредка находили цель, не могли проткнуть его жёсткую шкуру. Атаки эйнхериев и асов были ему нипочём, зверь раскидывал и ломал их, как непослушный ребёнок свои игрушки. Особенно Фенрира развлекало убивать асгардских жён. Вышедшие на тропу войны девы были хорошо подготовлены, но всё же куда слабее мужчин, даже если атаковали все вместе. Под лапами Волка пали и богиня ума Вер, и покровительница дев Гевьон, и золотоволосая Сив, жена Тора, убийство которой принесло ему особое удовлетворение. Одно лишь не нравилось Волку — до Одина было не добраться. Слишком уж сильно его охраняли, будто старик сам не мог постоять за себя. Хорошо ещё, что Тор-Громовержец сражался где-то в стороне. Давать ему отпор ни у Фенрира, ни у Локи не было никакого желания.

Локи сидел у сына на загривке, крепко держась за взмокшую от пота шерсть, чувствуя себя при этом в полной безопасности. Бешеная скачка заметно его развеселила, а уж наблюдение за славной гибелью бывших любовниц и вовсе привела в восторг. Как и Фенрир, Локи алкал крови. В Мидгарде трикстер почерпнул из лексикона Хель поговорку «делу — время, потехе — час», а это значило, что хоть наблюдать за битвой со стороны и было весело, она требовала его личного вмешательства. Фенрир уже нацелился на Одина, и пожирание Всеотца было лишь делом времени. Локи ловко соскользнул со спины гиганта, воспользовавшись его широко поставленной передней лапой как горкой. Встреча с Одноглазым откладывалась на никогда.

Выхватив первое попавшееся оружие из рук павшего эйнхерия, а это оказалась добротно сделанная двусторонняя секира, Локи бросился в бой. Он вошёл в самую гущу событий. Отливающее медью лезвие очень скоро покрылось кровью. Пришло время доказать, что он не баба и не мужеложец, как любил называть его Тор. Сражаться трикстер умел, хоть и не любил. Даже во время тренировок перед концом света он больше отлынивал и наставлял своих сыновей, чем практиковался сам. Стезёй Локи всегда были мозги, а мускулами природа его не наделила. Руки трикстера очень быстро заболели и налились тяжестью, но бросить оружие он уже не мог.

Фенрир никак не мог подобраться к Одину. Казалось бы — вот он, хватай да глотай, но Слейпнир, верный своему седоку, каждый раз уносил его подальше от зубов Волка. Меч Одина уже несколько раз полоснул по морде Фенрира, что страшно его злило. Облизнув сухим языком кровь с носа, Волк завыл, словно призывая помощь всего мироздания, дабы она помогла ему свершить предсказанное много лет назад. Однако помощь пришла откуда не ждали.

— Слейпнир, сын мой, подчиняйся мне! Сбрось седока и сражайся со мной!

Эти слова подействовали как гипноз. Крик Локи ещё не успел затихнуть, а одинов конь встал на дыбы, взмахнул четырьмя передними ногами, и всадник слетел с его спины. Освободившись от ноши, Слейпнир заржал и с пеной у рта помчался по полю, топча богов и эйнхериев, бешено вращая зелёными глазами и развевая огненно рыжей гривой. Локи расхохотался, когда его сын промчался мимо него, словно вихрь. Не зря трикстер зачинал и рожал его в муках. Всё было не зря — такое понимаешь только в Рагнарёк.

Один поднялся с земли и оказался лицом к лицу с великим Волком, который низко опустил морду, чтобы посмотреть своему недругу в глаза. Проглотить Солнце и Луну было не сложно, а Одноглазого старика и того проще. Фенрир широко расставил четыре лапы, отрубая пути отхода, но Всеотец и не думал бежать, разве что прямо на своего пожирателя. Один атаковал Фенрира, но тот лишь глухо рассмеялся. Меч был откинут в сторону. Миг — и Всеотец, создатель девяти миров и прародитель всех людей, оказался в пасти Фенрира. Пока что живой.

Фенрир бросился в бой, теперь раскидывая врагов только лапами и широкой твёрдой головой. Локи усмехнулся. Покуда Один безопасен, он может почувствовать себя неуязвимым. Трикстер оттянул ворот кожаной рубахи и осмотрел свои руны на груди. Раны слегка зажили и рисунок теперь был виден чётче. Перехватив секиру поудобнее, Локи бросился в бой.

В разуме Нарви разливалась настолько холодная ярость, что даже Йормунганд боялся касаться его мыслей. Нар крепко держался на голове беснующегося Змея. Большой брат ни на шутку разыгрался, и теперь море вздымалось даже выше его головы. Нарви насквозь промок, склизкая чешуя Йормунганда предательски скользила под подошвами его сапог, а потому молодой воин мечтал побыстрее оказаться на поле брани. Змею это соседство тоже не приходилось больше по-нраву, ибо он собирался расправиться с Тором как можно быстрее. Поднявшись во всю длину своего роста, Йормунганд выкинул своего брата на Радужный мост, а затем скрылся под водой, подняв волну выше асгардских стен.

Когда вода сошла, Нарви встал на ноги и осмотрелся. Величественные стены, некогда построенные безымянным инеистым великаном и его конём Свадильфари. Нар помнил, как вместе с братом воображал их триумфальное возвращение в разрушенную крепость после битвы на равнине Вигридр. Они грезили, что не умрут, и трон Одина будет принадлежать им. Нарви закрыл глаза, представляя себе улыбающееся лицо Вали, и забылся лишь на минуту, но этого времени хватило, чтобы он потерял бдительность.

Удар, который сбил Нарви с ног, пришёлся ему прямо в голову. Нападение оказалось на редкость отрезвляющим — сын Локи тут же покинул мир грёз, вернувшись к состоянию перманентной злобы. Поморщившись от боли в голове, Нар огляделся, но врага не увидел. Пока он пытался осознать произошедшее, затылок пронзила резкая боль. Упав на одно колено, Нарви потрогал голову спереди и сзади. Волосы его взмокли от крови, а на лбу он нащупал болезненную ссадину. Подняв взгляд, сын Локи увидел своего врага, изготовившегося к новому нападению.

Над стенами асгардской крепости, верхом на Гуллинбурсти, волшебном золотом вепре, летал Фрейр. Не известно, сколько ван просидел в засаде, ожидая врагов, но он оказался хорошо подготовлен.

— Очевидно, ты ждал не меня, — насмешливо крикнул ему Нарви, — неужели ты думал сразиться с Суртом без своего меча?

Словно бы издеваясь над своим противником, сын Локи правой рукой вытащил сохранённый ванов меч из-за пояса, а левой извлёк Рунблад из заспинных ножен. Нарви промок до нитки, всё его существо пропиталось болью, от которой хотелось поскорее избавиться. Он хотел убивать, но более того, он хотел умереть. Следующий раз, когда золотой вепрь пролетел над головой, Нар упал раньше, чем жёсткие копыта коснулись его головы.

— Спускайся вниз и дерись как мужчина! — крикнул Нарви, взбешённый хитрой тактикой Фрейра.

Ван сделал вид, будто не слышал его криков, и тогда Нарви решил, что пора покончить с подлым врагом. Следующий раз, когда Гуллинбурсти собирался пролететь над ним, Нар подпрыгнул и взмахнул сразу двумя волшебными мечами. Рунблад и меч Фрейра действовали слаженно, как близнецы. Под натиском сразу двух зачарованных клинков золотая шкура вепря не выдержала. Горячая, похожая на ртуть кровь пролилась на Радужный Мост. Из дыры в брюхе вепря выпали кишки, он дико завизжал. Гуллинбурсти упал, едва не придавив своего седока. Фрейр в последний момент успел неловко соскочить в сторону, упав прямиком в лужу золотисто-серебряной крови.

Нарви в три шага оказался подле вана. Сын Локи испытал то, что в Мидгарде называли дежавю. Фрейр снова лежал у его ног, но в этот раз он, полный сил, ещё мог сражаться. Ван ловко вскочил на ноги, вытащил из ножен меч и атаковал Нарви, но его клинок встретил двойной удар вражеских мечей и жёсткий смех.

— Слишком медленно, ничтожество, — рассмеялся сын Локи, легко отражая атаку оппонента и отталкивая его от себя. — Я всегда считал тебя никудышным воином. Если бы Один отдал Скидбладнир и этот меч твоей сестре Фрейе, толку было больше. Но, быть может, ты захочешь доказать мне, что я ошибаюсь.

— Быть может, — сказал Фрейр, не отрывая взгляда от своего меча.

Не обращая внимания на язвительные слова Нарви, ван продолжал бой. Фрейра было не так-то просто вывести из себя, даже сейчас, в день всеобщей гибели. Нарви уже потерял Вали — самое дорогое, что было у него в этой жизни, а потому ему всё равно, как умирать, лишь бы утащить за собой в Нифльхейм побольше народу. Фрейр тоже потерял свою сестру-близняшку, но у него ещё имелись причины, чтобы выжить. Если магический меч вернётся в его руки, у него появится маленький шанс одержать победу над Суртом. Даже тень надежды на спасение стоила того, чтобы бороться.

Фрейр старался не тратить силы на атаку, а по большей части защищался. Что бы не говорил Нарви, а сын Ньёрда не посрамил свою честь. Ван держался с достоинством, и покуда сын Локи бездумно наносил удары, пытаясь вымотать врага, он обратил внимание на одну интересную особенность. Зачарованный меч Фрейра явно сопротивлялся атакам на своего хозяина. Чем сильнее напирал Нарви, тем более неудобным становился меч. Оба воина заметили это.

— Тебе не победить! — произнёс Фрейр, легко отводя от себя очередной удар. — Сдайся, дурак, и верни мне моё оружие!

— Ты в своём уме, ван, если предлагаешь мне такое? — прохрипел Нарви, снова нацелившись на врага.

— Тебе бы лучше просто умереть, — продолжил ван. — Ты ничто без своего брата. Отправляйся вслед за ним и упокойся уже!

Нар и Фрейр снова сцепились. Сын Ньёрда держал оборону, в то время как Нарви давил всё сильнее, словно надеялся таким методом сломать противника. Сын Локи начинал терять терпение, а вместе с ним и концентрацию. Боль, которая ни на секунду не переставала терзать его тело, тоже усилилась. Хуже того, меч Фрейра, зажатый в правой руке Нарви, задёргался, словно хотел вырваться из вспотевшей от натуги ладони. Почувствовав это движение, Нар с удивлением посмотрел на вана и понял, что тот всё знает.

Зачарованный меч потворствовал своему хозяину, и Нарви был вынужден оттолкнуть Фрейра. Воспользовавшись этим моментом, ван ловко нанёс удар по правой кисти сына Локи и выбил оружие. Отбросив простой меч, как ненужный элемент, сын Ньёрда тут же подобрал упавший клинок. Фрейр взглянул на свой меч и тепло улыбнулся, будто встретил старого друга. Нарви перебрал пальцами правой руки и, убедившись, что все целы, взял ими Рунблад. Начинался второй раунд, более честный, чем предыдущий.

— Уходи, пока есть шанс, — произнёс ван, тем не менее, вставая в боевую позицию. — Встреться с теми, кто тебе дорог, пока всё не закончилось. Ты потеряешь их всех, как потерял Вали.

— Не смей говорить мне что делать и не оперируй смертью моего брата! — с ненавистью гаркнул Нарви. — Если ты надеешься победить Сурта — забудь о своих глупых фантазиях!

Фрейр и Нар сошлись в бою. Они сражались на равных и, казалось это никогда не закончится. Если один наносил другому удар, второй отвечал тем же самым. Один атаковал, второй парировал. Они сближались и расходились, как танцоры. Если бы сейчас их видела Хель, она бы лишь задумчиво прошептала «данс макабр», но у богини смерти были другие заботы.

Всё решилось в одно мгновение. Мост задрожал. Отравленная вода под Биврёстом закипела, а затем и запылала. Воздух наполнился густым туманом, который так же быстро рассеялся, сменившись знойным маревом. Биврёст трескался под шагами огненного великана, плавился и бурлил, как кипящее железо. На Радужный мост ступил Сурт, издавая нечленораздельный рёв, подобный вою лавы, пожирающей землю. Сын Локи и ван замерли, поражённые величием властителя Муспельхейма.

Великан, что был выше крепостных стен Асгарда, поднял меч над головой, намереваясь обрушить Биврёст. Заметив опасность, Нарви тут же попытался сбежать, но Фрейр не дал ему уйти.

— Ты убедил меня, сын Локи! — крикнул Фрейр, а в его золотых глазах отразился огонь Муспельхейма. — Мой меч послужит иной цели!

Огненный великан выглядел куда огромнее и опаснее, чем твердила молва. Победить его, даже с помощью зачарованного меча не было никаких шансов. Горечь безысходности Фрейр обратил против Нарви. Бросившись сыну Локи наперерез, ван ударил лезвием по его горлу. Швы, которые любовно накладывала Хель разошлись, обнаружив зияющую рану. Захлёбываясь кровью, Нарви не глядя сделал выпад в сторону врага. Рунблад не подвёл и на этот раз. Ещё раньше, чем огненный меч коснулся Радужного Моста, рунный клинок вонзился в солнечное сплетение Фрейра. Оба воина, истекая кровью, упали на колени, будто склоняясь перед неумолимым роком. Меч Сурта опустился на Биврёст.

«Какая нелепая смерть», — подумал Локи, смотря на обрушивающийся Радужный Мост и падающего в бездну Фрейра. Бог обмана не мог помыслить, что его сын умер столь же непочётно, разве что его останки сразу обуглились под ударом огненного меча Сурта.

Любуясь пейзажем гибели Асгарда, трикстер краем глаза заметил какую-то подозрительную тень. Обернувшись, Локи обомлел. В метре от него прошёл Видар — бог мести, который, мерно шагая мимо дерущихся, направлялся прямиком в сторону Фенрира.

Локи перехватил секиру поудобнее и последовал за ним. Юноша, чьи каштановые волосы были забраны наверх, двигался спокойно, не смотря на жар и толпы сражающихся мертвецов. Видар слегка прихрамывал — сказывалась на том неудобная обувь. Один сапог бога был ему явно велик и выглядел нелепо. Однако Локи, вместо того, чтобы усмехнуться, побледнел. Этот нелепый сапог, сшитый из всех обувных обрезов в мире, должен был принести смерть самому Фенриру.

Видар не чувствовал, что Локи идёт за ним по пятам, улучая момент, чтобы нанести удар в спину и покончить с ещё одним сынком Одина. Трикстер уже замахнулся топором, но выпад, который должен был разрубить Видара вдоль позвоночника, был парирован. Бог мести так и пошёл дальше, не обернувшись. Локи, скорее удивлённый, чем злой, повернулся к тому воину, что помешал ему.

Мировой Змей содрогнулся, когда почувствовал, что Нарви больше нет. Дрожь прошла по могучему длинному телу. Нар умер в бою, как сам того хотел, но петь панихиду по нему никто не станет, как и по многим другим. Йормунганд пожалел мальчишку, насколько мог, ведь его самого впереди ждала погибель. Скользя по воде, которая залила уже всё вокруг, Змей направлялся туда, где над полем брани сверкали яркие молнии.

Там, где вспышки света сливались воедино виднелся тёмный силуэт, высокий и широкоплечий. В правой руке воина был зажат огромный молот на короткой рукояти — знаменитый Мьёльнир. Это творение карликов Брокка и Эйтри славили и боялись едва ли не больше, чем его хозяина. Даже Тор, одарённый небывалой мощью, мог поднять и удержать этот молот только с помощью пояса силы и железных рукавиц. Громовник сражался с присущей ему яростью и шумом. На своей телеге, запряжённой двумя козлами Тангниостром и Тангрисниром, сын Одина рассекал воду, будто на лодке, поднимая волны, и земля под ним при этом содрогалась. Голубые глаза его отливали серебром, отчего казалось, что в них тоже пляшут молнии, медно-рыжие волосы и густая борода торчали во все стороны от ветра, воды и разрядов электричества. Ряды армии Хель и сыновей Муспеля заметно поредели благодаря его стараниям.

Не многие могли выстоять против молний и Мьёльнира, но Йормунганд планировал это сделать. Тор был великолепен в своей боевой ярости, однако Змей не испугался. Бог грома сражался отважно, бил метко, но всё же бездумно. Возможно спонтанные атаки и делали его ещё более неуязвимым, но Йормунганд даже не надеялся, что это спланированная тактика. Проникнув в мысли сына Одина, Змей нашёл там занятные картины. Сосредоточиться Тору мешала не столько глупость, сколько злость. Сын Одина видел, как под знамёнами Хель выступают боги Асгарда, в том числе его единокровные братья — Бальдр и Хёд. Тору пришлось убить Нанну, когда женщина пошла на него с поднятым мечом. Он видел и то, как гибнет возлюбленная Сив от клыков кровожадного Фенрира. Все эти картины сводили асгардца с ума.

Йормунганд знал, как воспользоваться сложившейся ситуацией. Он подполз к Громовнику неслышно, на сколько это было возможно для гигантского Змея. Он был нем, вода заглушала шелест его скольжения, и всё же ради Тора змееподобный сын Локи мог даже спеть. Раздался громкий звук, похожий на скрежет стекла о металл — единственный звук, который умел издавать Мидгардский Змей. Тор зажал уши и повернулся к Йормунганду. Чёрный змей склонился над ним, вокруг его ромбовидной головы открылся капюшон, покрытый сотней острых чешуек. Вибрируя кожной складкой, Йормунганд создавал дополнительный стрекот, который дезориентировал его противника.

Надо было отдать ему должное, Громовник даже в лице не изменился, увидев нависающее над ним склизское тело Йормунганда. Битва была его родной стихией, хоть Рагнарёка он и не желал. Тор подтянул пояс силы и размахнулся, бросив Мьёльнир прямо в шипастую голову Змея. Тот ловко увернулся, скрывшись под водой, там, где было глубоко, и подняв гигантские волны. Выпрыгнув из воды снова, Йормунганд сделал выпад в сторону колесницы Тора. Змей схватил клыками его козлов вместе с повозкой. Помотав головой, он отбросил повозку и в один глоток сожрал обоих козлов. Тор ухнул вниз как камень.

Лишив асгардца средства передвижения, Йормунганд склонился над ним. Можно было бы прикончить Громовержца одним ядовитым плевком, но Змей не хотел лёгкой победы. Как и любой другой скандинавский бог, он хотел умереть в хорошем честном бою. Вместо приветствия Мидгардский Змей мысленно передал своему врагу воспоминания о злосчастной рыбалке, которая когда-то вывела его из себя — их последнюю встречу.

— А ты боялся, что я тебя не узнаю, червяк?! — громоподобно гаркнул Тор, едва не захлебнувшись водой.

Громовержец поднялся на ноги. Волны бились о него, как о прибрежные валуны, но не могли сдвинуть с места. Йормунганд недовольно встряхнулся, но у него имелось оружие даже для такого непробиваемого громилы. На ментальном уровне физическая сила не имеет никакого преимущества. Обратившись к памяти миров, Змей передал Тору воспоминания о его бое со старухой-смертью в Утгарде*. Это был неравный бой, но тогда костлявая поставила Громовника лишь на одно колено. В красках змееподобный сын Локи создал мысленные картины, как смерть одолевает Тора и тот падает ниц перед неумолимым роком. Вестником смерти был он сам — Йормунганд, сын Локи и Ангрбоды, Великий Мировой Змей.

— Ты глупая жирная змея, и не можешь мне навредить!

Громовник лишь рассмеялся, сведя на нет все старания его врага. Змей поморщился, если бы мог. Тор был настолько глуп и зол, что ментальное давление, которое убило бы кого угодно, на него не действовало. Йормунганд зашипел, обнажив мечеподобные зубы, и изготовился к нападению. Мысленные атаки были нипочём тому, кто не ведал страха ввиду отсутствия мозгов. Тор понимал только грубую силу.

Почувствовав угрозу, Громовник размахнулся и ударил Мьёльниром по воде. Океан заискрился от пляшущих по ней молний. Йормунганд недовольно зашевелился, забил хвостом. Уколы электричества проникали даже под его плотную чешую. Змею совершенно это не понравилось, и прежде, чем Тор ещё раз размахнулся молотом, Йормунганд бросился вперёд. Тор был силён, но у Змея имелось другое преимущество — быстрота. Раскрыв широкую пасть, он подхватил Тора хлыстообразным раздвоенным языком и проглотил прямо со всем облачением.

Змей сглотнул, почувствовав тяжесть. Проваливаясь по пищеводу Йормунганда, Тор расцарапал ему нёбо и все внутренности, и никак не мог успокоиться. Нутро Змея разбухало: сынок Одина барахтался, лез обратно и пытался драться даже в столь безвыходном положении. Йормунганд погрузился в воду, чтобы её давление заставило Громовника угомониться. Свет померк над головой Змея, и тогда Тор замер. Сын Локи подумал, что норнам-ткачихам придётся смириться с неумолимой реальностью, не всё случается так, как предсказано. Тор повержен, а он, Змей Мидгарда, будет жить и убьёт ещё многих в день Рагнарёка, покуда огонь Сурта не сожжёт его вместе со всеми девятью мирами.

Молния, пронзившая водную гладь, поразила Йормунганда, сковав его длинное тело множеством электрических разрядов. Тор, проглоченный, но не убитый, призвал прямиком с небес самое совершенное своё орудие. Внутренности Змея начали лопаться, из широкой пасти потекла тёмная кровь. Он испытал боль, каковой ранее никогда не чувствовал, а затем его совершенный мозг, настроенный на восприятие вселенной, отключился. Брюхо Йормунганда разорвалось, выбрасывая вонючие кишки прямиком в воду. Тор выбрался наружу из нутра Змея и попытался всплыть, но не смог. Силы разом покинули его, яд проник в каждую клеточку, сжигая Громовержца изнутри так же, как он сжёг Мидгардского Змея. Под тяжестью Мьёльнира повисшего на его руке, Громовник опускался всё глубже в воду, постепенно умирая.

В предсмертных конвульсиях Йормунганд бил хвостом, поднимая волны. Нагльфар, с инеистыми великанами на борту уже шёл к оставшемуся островку суши, но причалить им было не дано. Хвост Мирового Змея ударил прямо поперёк палубы Нагльфара, и самый большой драккар в мире потонул. Великаны попрыгали за борт, но это лишь ускорило их смерть. Сделав лишь один случайный глоток они тут же умирали, ибо концентрация яда в воде была невероятно велика. На дно ушло и тело Вали, сына Локи, вместе с копьём Гунгнир в руках.

Фенрир, окрылённый своими бесконечными победами, вдруг увидел перед собой иного врага. Хрупкого молодого бога, как ни странно, в разных сапогах. Один был обычным сапогом, а другой — сшитым из разных лоскутков кожи. В остальном он выглядел вполне обыденно — каштановые волосы забраны наверх, из одежды — лишь брюки и безрукавка, подбитая мехом. Юноша шёл прихрамывая и в целом создавал образ человека, вышедшего прогуляться в первый день конца света. Тем не менее, этот обманчиво безобидный вид заставил Фенрира поморщиться. Самый дурацкий бог со своим дурацким артефактом был куда опаснее, чем можно от него ожидать.

— Видар, — прорычал сын Локи сквозь стиснутые зубы и попятился.

Один в пасти Волка, прижатый к нижнему нёбу языком, начал сопротивляться и попытался разомкнуть его челюсти, но Фенрир только сильнее сжал клыки. Волк поджал хвост и продолжал отступать, мимолётно поглядывая на сражение Локи. Ему-то всего и требовалось, что продержаться до того момента, пока его отец не победит Хеймдалля. Видар, с абсолютно бесстрастным взглядом продолжал наступать на Волка.

Фенрир думал, что раз мальчишку ещё не убили, значит всё случится согласно пророчеству. Волк даже представить себе не мог, насколько неприятно бывает, когда тебя разрывают пополам, держа за пасть. Нельзя было этого допустить, покуда Фенрир не исполнит свой долг и обещание, данное отцу.

Видар подошёл уже совсем близко. Кинув последний взгляд на отца, Фенрир показушно щёлкнул челюстями и злобно рассмеялся сквозь стиснутые зубы. Из пасти Волка потекла алая кровь Всеотца. Разъярённый этим зрелищем Видар с криком бросился на Фенрира.

На пути у трикстера возникла Фулла. Наглая дева препятствовала Локи, парировав замах секиры стальным прутом. Приняв на себя удар, храбрая женщина оттолкнула бога. Богиня, которая раньше только и была способна, что выбирать заколки для Фригг, сейчас выглядела более чем воинственно: коротко остриженные светлые волосы забраны назад золотой лентой, на ногах кожаные брюки и сапоги, внушительная грудь плотно стянута кожаной рубахой. Локи пошло усмехнулся, собираясь сделать Фулле комплимент, но не успел. Мощный удар в грудь железным прутом выбил весь воздух из его лёгких. Трикстер даже не смог закричать, только стоны прорывались через плотно сомкнутые губы. Локи упал на колени, сжавшись в комок и обхватив себя руками. Слёзы струились по его покрасневшему лицу от невыносимой боли.

Фулла занесла прут над коленопреклонным врагом, но Локи не стал ждать, пока его забьют насмерть. Он вытянул вперёд левую руку и перехватил прут, пожертвовав целостностью нескольких пальцев. Женщину испугала его молниеносная реакция. Локи поднялся и выхватил оружие у своей противницы. Фулла замерла, страх парализовал её. Решив, что прут на данный момент ему больше по душе, трикстер размахнулся и нанёс удар богине в висок. Одного раза вполне хватило, чтобы выбить дурь из прекрасной головки.

— Впредь осторожнее выбирай себе врагов, — недовольно сказал Локи, бросив окровавленный прут на землю.

К сожалению, пока трикстер бился с Фуллой, его заметил Хеймдалль. Страж богов всегда отличался высоким ростом и видел куда дальше любого другого бога или человека. Приметив подбирающегося к нему врага, расталкивающего толпу, Локи подхватил умерщвлённую женщину за талию, как слегка перепившую на пиру даму. Левая рука трикстера жутко ныла и начала распухать, но надо было отыграть свою партию до конца.

— А вот и ты! — вместо приветствия гаркнул страж богов.

Хеймдалль выглядел устрашающе. Доспех с массивными наплечниками делал его больше, чем он есть, хотя это казалось невозможно, а длинный широкий меч в его руках был покрыт алой жидкостью от навершия рукояти до острия лезвия. Каштаново-рыжие с проседью волосы стража были всклокочены из-за чего он напомнил Локи изготовившуюся к атаке хищную птицу, а лицо, с острыми чертами, покрытое сетью белёсых шрамов только усиливали это ощущение.

— О, вижу, вы взяли много женщин на бой, — как бы про между прочим высказался Локи, крепче прижимая к себе тело Фуллы и чувствуя, как кровь пропитывает кожаный рукав его рубашки.

— Да, и они сражаются куда лучше и честнее тебя, Локи! — с ненавистью крикнул Хеймдалль. Лишь на миг в его остром соколином взгляде синих глаз отразилось сожаление о гибели Фуллы и тут же погасло, сменившись гневом.

Подобравшись ближе Хеймдалль замахнулся мечом, и трикстер прикрылся телом мёртвой богини. В сущности Фулле уже безразлично, сколько ран на ней будет. Удар меча рассёк грудь мёртвой женщины, сохранив жизнь Локи. Откинув обезображенный труп, трикстер отступил на два шага и подобрал свою секиру, которая ему очень полюбилась.

Сражение Локи и Хеймдалля мало отличалось от идущих вокруг боёв, разве что Локи больше кривлялся и уворачивался, чем наносил удары, будто хотел продлить этот бой. Хотя трикстер понимал, что его время весьма ограничено, но с другой стороны, не было ничего ценнее, чем улучить момент и нанести один точный удар. Он уже представлял себе, как лезвие секиры расколет голову Хеймдалля, словно перезрелый фрукт. Локи старался не дать бой врагу, а измотать его. Он верил, что Фенрир сможет продержаться достаточно долго, чтобы усталый страж Радужного моста сдался.

— Я и представить себе не могла, что сама Фригг удостоит меня чести, — язвительно произнесла Хель и поклонилась, элегантно, как танцовщица.

— Для меня это не развлечение, дочь предателя, — с ненавистью бросила супруга Одина, распознав скрытую издёвку в этом действии.

— А я думала, что чужие поклоны льстят тебе, о, королева, — богиня смерти выпрямилась, смотря прямо в глаза оппонентке.

— Я пришла на битву, а не на пир, — отозвалась Фригг, не опуская взгляда. — Твои любезности мне не нужны, владычица мёртвых!

— Разумеется, ты пришла убить пособницу Локи, раз уж не хватило смелости бросить вызов ему самому, — произнесла Хель, и каждое её слово было как удар плети для богини, что стояла перед ней. — Потеря сына — истинное горе для матери. Ты не смогла уберечь Бальдра от смерти, но готова покарать всех, кто был к ней причастен. Убить дочь Локи в отместку за сына Одина — это вполне справедливо.

— Молчи! — истерично прокричала Фригг, взмахнув кулаком в воздухе, будто желала ударить по столу. — Ты и понятия не имеешь о справедливости!

Дочь Локи услужливо смолкла, ожидая, что же будет дальше. Здоровая половина губ растянулась в усмешке, вторая половина ухмылялась, обнажая голые кости черепа. Фригг могла сколько угодно кричать и угрожать, богине смерти её потуги были безразличны. Хель чувствовала себя королевой куда более сильной и властной, живее всех живых и мертвее мёртвых. Воспользовавшись возникшей паузой, богиня смерти огляделась. Валькирии-всадницы на крылатых лошадях окружили их плотным кольцом, продолжая сражаться с мёртвыми Хельхейма, и всё же бдили. Победа или поражение для Хель были равны — путь в Нифльхейм ей обеспечен.

— Тогда без лишних слов, начнём, — богиня смерти подкинула в руке топор Тюра — чудесное оружие, с которым ей никак не хотелось расставаться. — Финальная часть «данс макабр» — всеобщая кончина.

Фригг невозмутимо сняла со спины щит и вытащила меч из поясных ножен. Её оружие выглядело куда уже и изящнее, чем обычный викингский клинок, и щит был не традиционно круглым и массивным, а облегчённым, овальной формы. Однако оружие и защита шли своей владелице не меньше, чем браслет и булавка. Валькирии и их предводительница всегда славились тем, что сохраняя женский нежный облик, они тем не менее, воевали наравне с мужчинами.

Когда женщины сошлись в бою, стало понятно, что меч Фригг не такой хрупкий, каким был на вид. Топор Хель не оставил на нём даже царапины, когда его лезвие проскрежетало по клинку. Супруга Одина оказалась куда более умелой воительницей, чем думала о ней богиня смерти. В этом Хель просчиталась, недооценив свою противницу. Бесчисленные победы над более слабыми врагами распалили её и затуманили разум.

Когда богиня смерти в очередной раз замахнулась топором, рассчитывая попасть плохо защищённую голову Фригг, та подставила свой щит. Топор с треском рассёк дерево, намертво застряв в овальном щите. Хель была вынужденна выпустить оружие и отступить, но Фригг не дала ей отстраниться и молниеносно нанесла свой удар. Тонкий изящный клинок врезался в левую щёку Хель и плотно застрял в её скуле. Супруга Одина отпустила рукоять меча и оттолкнула противницу ударом щита в грудь. Хель с глухим шлепком упала на землю. Кровь не струилась по её лицу, и умирать она не планировала. Богиня смерти посмотрела на Фригг и разразилась смехом, больше похожим на скрежет. Меч вонзился ей в кость, расслоив кожу и остатки плоти, но вошёл не достаточно глубоко, чтобы убить.

— Всё-таки полезно иногда оказаться мёртвой, — произнесла Хель дребезжащим голосом старухи.

Дочь Локи с трудом вывернула меч из своей скулы. Кость расщепилась и челюсть скосилась на бок, будто Хель раскрыла рот в карикатурном удивлении. Валькирии сузили круг, направив своё оружие на богиню смерти. Фригг скинула с руки отяжелевший раздробленный щит, с торчащим в нём топором.

— Даже не думай вставать, владычица Хельхейма, — с ненавистью произнесла Фригг, убирая с лица прядь мокрых от пота волос, что выбились из-под заколок. — Ты и понятия не имеешь, на что способна мать, испытавшая горе от потери любимого сына.

— Какая же ты эгоистка, — Хель визгливо рассмеялась, и мурашки побежали по телу Фригг. — Надменная самовлюблённая богиня, которая даже сейчас печётся о своей причёске.

— Не тебе меня судить! — грубо ответила Фригг, встав напротив богини смерти и смотря на неё сверху вниз. — Я любила своего сына и до сих пор его люблю.

— А кому же судить, если не мне, — из-за свёрнутой челюсти речь Хель стала невнятой, как шамканье беззубой старухи. — Передо мной все равны.

Фригг вздрогнула, и Хель не могла не улыбнуться. Богиня смерти прекрасно поняла, чей образ в ней увидела супруга Одина. Образ старухи, в котором предстал Локи, нашёптывая Фригг, что брать клятву с омелы — пустая трата сил*…

— Что ты знаешь о равенстве и справедливости? — с ненавистью бросила светлая богиня, превозмогая свою неприязнь.

— Действительно, что я могу об этом знать, — вновь рассмеялась Хель. — Я, дочь Локи, отосланная в дальний тёмный край, всю жизнь провела во тьме и холоде, покуда асгардские боги в верхних мирах путешествовали, пили и веселились. Я была рада, когда Бальдр заглянул к нам. Мёртвые ждали его с нетерпением, чтобы вдоволь напиться света. Правда, его хватило не на долго. Он был безутешен и страдал. Дабы облегчить его боль, я подчинила Бальдра своей воле и осушила его слёзы. Можешь спросить у него, каково было прозябать во мраке Хельхейма, если отыщешь его на поле битвы. Правда, вероятнее всего, он убьёт тебя прежде, чем ты скажешь хоть слово.

— Мой сын ещё жив? — вместо того, чтобы разозлиться, Фригг обрела надежду.

— Очень вероятно, если среди асгардцев не нашёлся противник сильнее Бальдра, — отозвалась Хель.

Фригг стояла перед Хель, застыв в немом удивлении. Богиня смерти огляделась — валькирии были далеко, а супруга Одина очень близко, стоило лишь протянуть руку. Данс макабр завершался. Оставалось лишь оттанцевать под финальное крещендо. Хель вскочила на ноги одним рывком. Ударив ладонями по ушам Фригг, богиня смерти оглушила противницу, а затем одним точным движением свернула ей шею, сломав несколько позвонков. Супруга Одина упала у её ног как красивая кукла. Хель потратила годы, обучаясь в Мидгарде медицине, а потому знала не только как спасти человека, но и как убить его голыми руками, не затрачивая много сил и времени.

— Я дочь Локи! — крикнула Хель на столько громко и отчётливо, на сколько могла.

Впервые она гордилась своим родством с наглым рыжим трикстером, который практически не участвовал в её жизни. Да и жизни у неё по сути не было. Хель никогда не ложилась с мужчиной и ни в кого не влюблялась. А потому смерти она не боялась.

Валькирии встрепенулись, как стая потревоженных птиц. Они бросились на Хель со всех сторон. Для богини смерти всё закончилось. Она была обречена провести вечность в Нифльхейме, где не будет ни единого лучика света.

Хель не знала, что её мать Ангрбода, увидев гибель дочери обезумела. Великанша вбежала в толпу Валькирий, распугивая их, как стаю голубей на площади. Она начала давить их, приминать руками, душить, ломать им кости. Женщины-воительницы кричали, лошади ржали. Руки Ангрбоды замарались в перьях и крови. Она билась остервенело, пока одна из наиболее удачливых воительниц не метнула ей в затылок копьё, обездвижив великаншу. Её связали, повалили на землю, и вонзили ей ещё одно копьё, в разбитое от горя сердце. Ангрбода замерла, а дух её отправился на встречу со тьмой.

Равнина Вигридр из поля брани превратилась в место упокоения. Тысячи воинов лежали тут и там, и лишь немногие ещё продолжали сражаться. Нельзя было ступить и шагу, чтобы не наткнуться на чей-то мягкий труп, разлагающийся на невыносимой жаре, которая началась после атаки лорда Сурта. Локи, потомок инеистых великанов, ещё сохранял внутри себя частичку холода, а потому мог относительно здраво мыслить и драться в полную силу. У него появилось преимущество, коим не обладал сын девяти матерей*, которое помогло не только сравнять шансы на победу, но и склонить их в сторону Локи.

Трикстер прекрасно понимал, что Хеймдалль был куда лучшим воином, чем он мог когда-либо стать. Если бы Локи сражался честно, то уже гнил бы рядом с остальными поверженными. Большая часть ударов стража, которая должна была лишить его жизни, пролетала мимо. Те же немногие, что попадали в цель, наносили вдвое меньший урон, чем ожидалось. Локи отделался лишь несколькими ушибами и ссадинами. Он пожалел, что был слишком встревожен и отстранён, когда в последний раз видел Вали, а ведь поблагодарить его за столь прекрасную защиту шанса уже не представится.

— Хватит играть в эти глупые игры, Локи, — рявкнул Хеймдалль, опуская меч на голову врага и в очередной раз промахиваясь.

— И это для тебя игры? — со смехом поинтересовался трикстер, огибая своего противника.

Страж Биврёста, которому уже нечего было сторожить, тяжело дышал и сейчас казался куда старше того мужчины, что Вальтер и Норман Локсоны встретили в Мидгарде. Пот градом катился по раскрасневшемуся лицу, покрытому сеткой морщин и шрамов. Хеймдалль вымотался ещё до встречи с трикстером, а сейчас и вовсе бился из последних сил. Он положил многих врагов, и его раздражал тот факт, что ловкач уходит от ударов раз за разом. Хеймдалль продолжал сражаться только потому, что его дух был сильнее тела. Он верил, что стоит нанести один удачный удар, и Локи придёт конец. Он свято верил в пророчество, согласно которому именно на его плечи возложена миссия прикончить злодея.

— Обычно ты удивительно болтлив, — отдуваясь произнёс Хеймдалль, в очередной раз промахнувшись.

— Сегодня Рагнарёк, последний день богов, к чему пустая трата сил на болтовню, — словно издеваясь отвечал Локи, который даже не запыхался. — Но, если уж тебе так приспичило вести беседу именно сейчас, не могу отказать.

— Тебе есть что сказать в своё оправдание перед смертью? — спросил страж и его слова были пропитаны ядом гнева и презрения. — Ты устроил всеобщий геноцид, уничтожил девять миров по собственной прихоти. Ты доволен?

— Наверное, ужасно скучно быть таким всезнайкой, — съязвил Локи. — Всегда знать, что правильно, а что нет, и совершать исключительно верные поступки. Вы Асгардцы такие непогрешимые, а я вечно как бельмо на глазу. Однако спешу заметить, что для войны нужны две армии, и кое-кто с вашей стороны хотел устроить Рагнарёк не меньше меня.

— Ты не смеешь порочить Одина! — Хеймдалль, который был верен Всеотцу не мог сносить клевету в его адрес. Он даже не заметил, что трикстер не произнёс его имени. — Как у тебя язык поворачивается произносить столь гнусную ложь?!

— Я всегда был волком в овечьей шкуре, но хитрил по-мелкому, в то время как настоящим обманщиком являлся именно Один, — при одном только упоминании его имени Локи терял самообладание. — Я бы призвал его к ответу, если бы он не застрял где-то между клыками моего сына.

Хеймдалль снова атаковал, надеясь ударить Локи, но тот играючи ушёл от удара. Насмехаясь над своим измождённым противником, трикстер заскочил ему за спину и плашмя ударил лезвием секиры пониже поясницы. Хеймдалль едва на свалился на чей-то гниющий труп, а Локи звонко рассмеялся.

— Жду не дождусь, когда смогу стереть эту наглую ухмылку с твоего лица, — прерывисто сказал страж с долей бравады. Его шансы на победу становились всё более призрачными.

— Ах, угрозы-угрозы, не перечислить, сколько я их слышал за свою длинную жизнь, — нараспев протянул Локи, а затем будто что-то вспомнил и добавил уже серьёзно. — В таких ситуациях, когда весь мир был против меня, Один, которого я считал себе подобным и коему доверял больше всего на свете, предпочитал делать вид, что знать меня не знает.

— Ты не можешь винить Всеотца во всех своих несчастьях, — бросил Хеймдалль. Вокруг становилось всё жарче и он хотел побыстрее закончить этот фарс.

— Разумеется не могу, — как ни в чём не бывало продолжал трикстер, даже не думая останавливаться. — Я виноват сам. Мне не стоило доверять Одноглазому уже тогда, когда мы встретились и обменялись кровью.

— Если Один и виноват, то только в том, что привёл тебя в Асгард, — отозвался Хеймдалль устало.

— Если спросить Всеотца, думаю, он сказал бы, что это его самая удачная идея, — с горькой усмешкой произнёс Локи, смотря прямо в глаза врага. — Мы стали как единое целое и по-началу это показалось мне забавным. Всеотец создал этот мир, управлял им и тщательно готовился к его гибели. А я принимал его идеи, в том числе и Рагнарёк, с энтузиазмом маленького ребёнка. Раньше я думал, что обладаю свободной волей, а сейчас сомневаюсь в этом. Я запутался, — он вдруг стал выглядеть растерянно, будто брошенное матерью дитя, но лишь на мгновение, а потом его взгляд снова прояснился. — К счастью, мой сын Вали нашёл способ сдвинуть баланс сил в мою сторону.

Локи испытывал смесь ярких эмоций. Ненависть, беспокойство и невероятную грусть. Хеймдалль воспользовался этим замешательством для ещё одного выпада. Страж Биврёста нанёс удар по неподвижному противнику, чьё оружие было опущено. Лезвие меча вспороло кожу на груди Локи, но крови не было. Словно очнувшись из сна, трикстер посмотрел на врага широко раскрытыми глазами и положил левую руку на грудь. Ладонь его осталась сухой и Локи нагло улыбнулся. В знойном мареве острый взгляд стража притупился, он даже не понял, что не достал своего врага. Трикстер стянул с себя остатки рубашки и открыл взору Хеймдалля свою грудь.

— Я всегда подозревал, что не только женщины, но и мужчины мечтают раздеть меня, — Локи обнажил свой торс. — Посмотри, страж павшего моста, на творение Вали, моего сына. Вам следовало убить его, когда была возможность.

Рунный аркан, который Вали высек сталью и огнём на его груди, защищал надёжнее любого доспеха. Рисунок на фоне багрового синяка выглядел, как месиво из засохшей крови, обожжёной плоти и воспалённой кожи, и всё же его можно было прочитать. Руническое кольцо состояло из шести символов: руны силы «Урус», руны удачи «Анзус», руны победы «Кано», руны защиты «Эйваз», руны воина «Тейвас», и в центре — выжженное до мяса пятно, олицетворяющее пустую руну Одина. Магия Вали гарантировала для Локи безопасность и неуязвимость перед всеми хитростями Одноглазого. Фенрир был лишь страховкой.

— Один знает рунную магию, но мой сын изучил её лучше, — с гордостью произнёс Локи. В его зелёных глазах загорелся безумный огонь. — Теперь я неуязвим. Покуда Одноглазый жив, наша общая энергия накапливается во мне, и её даже хватит, чтобы пережить его смерть. А сейчас ты умрёшь. Те, кто много знают, долго не живут. Исключая меня и Всеотца, конечно.

Воспользовавшись замешательством стража, Локи перешёл в активную атаку. Секира его взлетала то вверх, то вниз, то как горизонтальный маятник раскачивалась из стороны в сторону. Страж начал отступать. Если бы Локи видел, как на поле боя танцевала его дочь Хель, то мог бы составить с ней прекрасный дуэт в её последней партии. Хеймдалль отбивал безумные выпады Локи всё хуже и хуже, пока не сдался. Дух его был подорван, в сердце закралось сомнение, и руки воина больше не желали держать меч. Локи легко сбил его с ног, повалив на землю, и вонзил секиру прямо в основание его головы. Когда-то он сказал, что отрубить голову не задев шеи невозможно. Сейчас он почти что доказал обратное. Раз за разом Локи вонзал секиру в место удара, пока голова стража не отделилась от его тела. Только тогда трикстер, покрытый брызгами крови, отпустил своё оружие и отошёл от поверженного врага.

Локи ликовал. Со счастливым смехом и улыбкой на шрамированных устах он обернулся на своего сына, но Фенрир уже не мог разделить его триумф. Большой Волк лежал на земле, или вернее, на земле лежало то, что осталось от чудовищного сына Локи. Между двумя кусками, оставшихся от мощных челюстей, лежал окровавленный изуродованный труп в котором трикстер, тем не менее, с лёгкостью распознал Одноглазого.

Бальдр хорошо прочувствовал тот момент, когда вырвался из-под власти Хель. Это тепло, зарождающееся у него в груди, где-то в солнечном сплетении, и разливающееся по всему телу до самых кончиков пальцев. Такое знакомое до боли тепло. Бальдр даже остановил сражение, когда ощутил его. Казалось, эйнхерий, который бился с богом в тот момент, тоже его почувствовал и сразу же отступил, найдя себе иного противника.

Бальдр замер по середине поля брани, прислушиваясь к своим ощущениям. Да, Хель определённо была мертва. С одной стороны бог света даже пожалел её. Богиня смерти всегда была добра к нему, на сколько это возможно в её характере. Всё случилось так, как суждено, и слово Хель оказалось нерушимо. Она мертва, а Бальдр теперь жив. К сожалению, свободу Бальдра мог разделить только его брат Хёд. Нанна, его смелая и любящая супруга, пала в этой кровавой битве.

Бальдр огляделся. Всё, что происходило вокруг было страшнее любых его кошмаров. Равнина Вигридр практически выгорела. Бальдр посмотрел на меч в своей руке и в ужасе откинул его. Бог не хотел знать, чья кровь смешалась на его клинке. Ему требовалось найти новое оружие для того, чтобы выполнить своё предназначение. Бог света поискал взглядом по земле и увидел бесхозный меч. Странный меч, полностью покрытый сажей. Подняв оружие, на его эфесе Бальдр разглядел три высеченные руны, покрытые ржавчиной — руну просветления «Кано», руну разрушения «Хагалаз» и руну судьбы «Соулу». Для цели, которую Бальдр перед собой поставил, не нашёлся бы более подходящий меч. Бог взвесил оружие в руке. Меч идеально лежал в ладони и был по весу именно таким, каким Бальдр его представлял, не легче и не тяжелее. С таким клинком в руках можно сразиться и убить.

Бальдр хорошо видел того, кому должен был принести смерть. Локи стоял в центре поля не сражаясь, словно являлся центром царящего вокруг хаоса. У его ног лежал недвижимый Хеймдалль. Локи, рыжеволосый трикстер, радовался своей победе. Он забыл, что предсказанное нельзя переиначить. Судьба всегда найдёт вас, так любил говаривать Один своему сыну.

Бальдр, в прежние времена предпочитающий музыкальный инструмент любому оружию, не долго размышлял. Крепко сжав рукоять найденного меча, полностью чёрного от огня сынов Муспеля, Бальдр ринулся вперёд. Ощущая себя сосредоточением праведного гнева, бог не окрикнул Локи, а атаковал его сзади. Он вонзил клинок в спину трикстеру, снизу вверх, дабы задеть как можно больше внутренних органов. Враг застонал от боли.

— Это твоя судьба, Локи, — произнёс Бальдр, отстраняясь, оставляя меч торчать в теле трикстера.

Локи, казалось, был совсем не удивлён такому развитию событий. Рыжеволосый бог повернулся лицом к Бальдру. Остриё меча выходило там, где на коже трикстера проступали ожоги в виде рун. Он широко улыбнулся, и алая кровь, просочившись сквозь его белоснежные зубы, оросила шрамированные уста. Локи долго собирался с мыслями, прежде, чем произнести:

— А, это ты, Бальдр, давно не виделись…

Бог света обомлел. Он ждал чего угодно, но не этого. Он ждал проклятий и гнева, ждал, что Локи умрёт во зле, как и жил. Бальдр не был готов к столь дружелюбному настрою. И пока светлый бог стоял ошеломлённый, Локи исчез. Трикстер прошёл сквозь толпу сражающихся и растворился в ней. Бальдр не стал его преследовать, всё равно Локи осталось не долго жить. Удар, который убил бы или парализовал любого другого, оставлял трикстеру немного времени.

Пошатываясь Локи шёл сквозь толпу сражающихся. Их оставалось всё меньше, битва подходила к концу. Один мёртв, и он тоже скоро умрёт, именно поэтому его больше не смели тронуть. Ноги трикстера заплетались, руки не слушались, голова раскалывалась от боли, а картинка плясала перед глазами.

Локи даже не знал, куда шёл, пока не достиг своей цели. Он усмехнулся своим мыслям, но смех больше походил на бульканье, ибо кровь наполнила его горло. «Не знал, куда иду, пока не достиг цели» — именно этой фразой можно было описать всю его жизнь от начала и до конца. Он никогда не мог угадать, к чему приведёт цепочка его поступков, какой итог он получит в конце концов, покуда этот итог не обрушивался ему на голову.

Локи увидел перед собой корни Мирового Древа. Вернее сказать, не того самого древа, а лишь его уменьшенной копии, растущей на равнине Вигридр. Подобные точные отражения имелись во всех девяти мирах, и одно из них сыновья Локи нашли в Мидгарде по пути к своему отцу. Великий Ясень Иггдрасиль своей кроной, изрядно поредевшей за времена тьмы, упирался в широкий, подсвеченный алым заревом, небосвод. Зелёные листья казались чёрными и сам ясень напоминал лишь тень себя прежнего. Эта картина показалась Локи невероятно, убийственно красивой.

Локи запнулся, пытаясь поклониться Мировому Древу, и упал на колени прямо на жёсткие корни. Сейчас трикстер был жалок, как раб при смерти, и клинок холодил его плоть. Локи даже знал, что за меч торчит в его теле. Зачарованный Рунблад, созданный Вали из меча Тюра, призванный освобождать от оков, освободит его от жизни, которая тоже плен в каком-то смысле слова.

У Локи уже не было сил поднять взгляд на Иггдрасиль. Трикстер упал лицом вниз, едва не вышибив себе все зубы о корни Иггдрасиля. В груди заболело и кровь хлынула у него из горла. Перед глазами стояла тьма, словно он уже был в Нифльхейме, но продолжал чувствовать боль. Локи прекрасно осознавал, что потерял всех, кто был ему близок. Последние мысли угасающего сознания были о детях. Фенрир, Хель и Йормунганд — прекрасные и ужасные, кошмар девяти миров. Вали и Нарви — его верные и преданные сыновья, похожие на самого Локи будто отражения. Слейпнир — первый сын, отданный брату по крови.

«Надо было отменить этот глупый конец света и жить в Мидгарде, как люди. Хоть раз стоило поступить так, как хотелось мне, а не кому-то ещё. Всеотец жил в войне и умер в войне, как всегда мечтал, а я пошёл у него на поводу»…

Мысленно трикстер вернулся в те дни, когда он был почти слеп, но прозрел сердцем. Когда его окружали любимые дети, и они жили не как боги, а как люди. Локи закрыл глаза. Его жизнь завершилась.

А вокруг Мирового Древа пылали девять миров. Пылали ярко, чтобы сгореть до тла и снова возродиться. Древо сможет выстоять. Ни тьма, ни жуткий мороз, ни Рагнарёк не смогли принести достаточно вреда, чтобы Ясень умер. Очень скоро на его ветвях снова появятся зелёные листья. Зима кончилась.

А после зимы, какой бы долгой она ни была, всегда приходит весна…Примечание к части*Урд — одна из Норн-предсказательниц, богиня судьбы и прошлого.

* Данс макабр (Dance macabre) — Пляска смерти, аллегорический сюжет живописи и словесности Средневековья, представляющий собой один из вариантов европейской иконографии бренности человеческого бытия.

* В Утгарде Тору предложили три испытания — испить из рога с вином, который на самом деле содержал мировой океан, поднять кошку, которая на самом деле была Йормунгандом, и сразиться с великанской нянькой, которая на самом деле была смертью (в других вариантах это была старость).

* Чтобы уберечь Бальдра от смерти, Фригг обошла весь мир и с каждой вещи взяла клятву не причинять ему зла.

* Сын девяти матерей — прозвище Хеймдалля, которого родили девять дев — дочери Эгира и Ран.