Отмеченный Порчей (гет)

Она ушла, оставив меня наедине со своими мыслями. Её слова раздражали. Я не понимаю эту девушку — что движет ею? Какая такая добродетель, в которой я убог, заставляет её усмехаться обидчикам в лицо снисходительной улыбкой? Не раздувать пламени, во избежание ножа в спину за жестокость? К чёрту, старого пса новым фокусам не научишь, избавление — это уничтожение.

Я вольготно вытянулся вдоль сидения и, закинув ногу на ногу, прокручиваю каждое её слово у себя в голове.

— Должна помочь остальным, — перекривил я, скрещивая руки не груди. Кому? Невиллу? Он водится с тобой только потому, что больше не с кем. Рону? Болван считает тебя сумасшедшей. Или, может быть, Джинни, для которой ты лишь забавный зверёк? Пропади оно пропадом. Хотелось встать, найти её и сказать это в лицо. Разбить наивность в щепки, вернуть к реальности. Но вправе ли я?

Я осаживаю себя, закрываю глаза и пытаюсь выбросить из головы этот маразм, но где-то в глубине души я надеюсь, что она снова вбежит сюда, без страха и слёз, что мне придётся защищать её, в очередной раз выслушивая заявления о том, что зло порождает только зло.

Паровоз сбросил скорость и медленно остановился. Кажется, я задремал. Черт, придётся тащиться с громоздким чемоданом к повозке, терпеть насмешки о своей ущербности в лице героя. Да пошло оно! Я слышу, как в проходе за дверью копошится ни на что не способная кучка бездарей.

Стоит ли оно того? Взять метлу, привязать к ней чемодан и улететь прочь, за океан, где меня не смогут найти. Стать магглом и существовать в своё удовольствие, но нет же, жить на излом и все дела. Такие, как я, будут драться до последнего вздоха, поднимаясь и утираясь каждый раз, когда их втаптывают в дерьмо. Моё место здесь — в сердце урагана, который я должен остановить.

Выждав пятнадцать минут, пока шум перенесся на перрон деревни, я беру гнусный ящик и тащу его к выходу. Побаловать, что ли, кого-то золотишком?

Когда я вытянул эту глыбу из вагона, большинство повозок со школьниками уже отправилось к замку. Я подхожу к одинокой карете с фестралами, рядом с которой нерешительно вьются несколько запоздалых второкурсников.

Плевать на эту мелюзгу, я как попало бросаю чемодан и запрыгиваю внутрь повозки. Мой мрачный вид пугает их, и несколько учеников сжимаются, чтобы я мог занять своё место. Нас здесь только трое, но, кажется, что только я. Тихие как мыши, они неподвижно сидят напротив у окна, пока фестралы медленно везут нас к Хогвартсу.

Большой и злобный дяденька пугает вас? Что же вы будете делать, когда до вас доберутся Пожиратели? Они ведь вряд ли будут безобидно сидеть рядом с вами. Я смотрю на них из-под капюшона, отчего они съеживаются ещё сильнее. Сладкие детишки… попахивает педофилией. Берегите себя, заморыши, скоро война доберётся и до вас.

Карета медленно останавливается, и я первым выпрыгиваю из неё.

— Поттер? — слышу оклик и оборачиваюсь.

Сбоку стоит Филч, искривив своё морщинистое, словно пожухлое яблоко, лицо.

— Я знал, что где-то ты да должен быть. Следуй за мной, — говорит он и идёт вперёд, неся перед собой светильник.

— Как-нибудь сам найду дорогу в Большой Зал, — злобно огрызаюсь я, пока второкурсники наблюдают за нами, разрываясь между страхом и интересом.

Сторож поворачивается ко мне и гадко смеётся.

— А кто тебе сказал, Поттер, что ты сегодня попадёшь на ужин?

Я оценивающе смотрю на этого скрытого маньяка и говорю:

— А что, отшлёпать меня решил, сквиб?

Его лицо кривится в презрительной гримасе, когда он отвечает:

— Будь моя воля, я бы выпорол тебя хлыстом так, что раны не заживали бы месяцами. Время возмездия придёт, — сторож указывает на меня узловатым пальцем, — помяни моё слово, Поттер. А сейчас заткнись и следуй за мной. Тебя хочет видеть директор.

Шаркая ногами, он сомнамбулой бредёт прочь.

С возвращением в школу, твою мать! Дамблдор вконец охренел, он меня что, за асоциального социопата держит? Ну да, возможно у него есть такое право. Плюнув в сердцах, я следую за сторожем. А что мне остаётся? Я — загнанная в угол собака, и если не позволю надеть на себя ошейник — тем хуже для меня. Остаётся только разводить руками и полагаться на судьбу, надеясь, что директор не запрёт меня в подземельях и не приставит ко мне эльфа, чтобы тот приносил пожрать и убирал за мной дерьмо, пока не придёт день Х, чтобы выпустить меня на решающую схватку.

Размышляя над грядущими перспективами я, словно тень, ступаю вслед за сторожем, который ведёт меня бесчисленным множеством коридоров и тайных ходов к кабинету старика. Шум из Большого зала долетает даже сюда: ученики веселятся, едят и даже не задумываются над тем, что творится за пределами этого средоточия знаний.

— Пришли, — говорит он, держа светильник рядом со своей тупой, обросшей редкими длинными волосами головой.

— Мне казалось, что кабинет нашего уважаемого лидера находится в другом крыле, — отвечаю я.

— Не тебе судить о методах старших, сопляк, — рычит он.

— Чудно, — соглашаюсь. — Дальше что?

— Входи, профессор уже ждёт тебя.

Пожав плечами, я поворачиваю входную ручку старой двери и шагаю внутрь помещения. Здесь темно и тянет сыростью, словно я очутился в подземелье. Дальше, посреди небольшой комнаты, затянутой пеленой мрака, за столом сидит сам маэстро манипуляций и оценивающе смотрит на меня из-за очков-половинок. На столе рядом с ним стоят два канделябра со свечами и разбрасывают по сторонам тусклый свет, позволяя мне увидеть только предназначенное для меня старое кресло.

— Добрый вечер, мальчик мой, — звучит его приветливый голос.

— И вам того же, профессор, — в лучших традициях жанра отвечаю я.

— Садись, — просит он, указывая на кресло.

Я послушно выполняю его приказ, направляясь к столу.

— Как прошла презентация? — добродушно интересуюсь я.

— Как обычно, — беззаботно ответил старик.

— Не думал, что вы справитесь настолько быстро, но учитывая то, как долго мистер Филч водил меня по школе, я подумал было, что мы заблудились, — вежливо замечаю я.

Он улыбается мне, мягко и ласково, словно видел меня насквозь. Я уже практически привык к предельно тактичным разговорам, хотя и вести такие беседы доводилось нечасто. Это не для меня, но раз того требует ситуация… там, где кулаки бессильны, слова творят магию.

— Как ты понимаешь, беседа у нас довольно конфиденциальная, поэтому не хотелось омрачать её комментариями портретов бывших директоров, к тому же, это, как ни крути, чужие уши.

— Я понимаю вас, — соглашаюсь я, пытаясь занять максимально удобное положение в кресле. — Так о чём пойдёт речь?

— Собственно, эта тема для меня не менее приятна, чем для тебя, Гарри, но, так или иначе, этого разговора нам не избежать, — он делает практически театральную паузу и продолжает: — Ты и сам со мной согласишься, что за время твоего отсутствия многое изменилось, и в тебе — в первую очередь. Ты не представляешь, насколько мне тяжело видеть, что мальчик, которого я взрастил, пошел неизведанной дорожкой, что этот мальчик сторонится меня, как и я сторонился его. Возможно, он просто не хочет пугать меня, как думаешь?

— При всём уважении, директор, — слабо улыбаюсь я, — скорее всего, не стоит называть мальчиком человека, которого незаконно засудили на поцелуй дементора? Тот, кого вы называете мальчиком, за своих шестнадцать лет повидал намного больше, чем многие маги за всю свою жизнь.

— Бесспорное и мудрое заявление, Гарри, — кивает Дамблдор. — И поэтому я обеспокоен. Эти события изменили тебя не в лучшую сторону. Я боюсь за тебя и поэтому должен уберечь от самого себя. Надеюсь, ты сможешь простить старику его ошибку или, по правде говоря, опрометчивое решение, но знай, я не хочу, чтобы ты стал таким, как Том.

— Будь на вашем месте, не знаю, что бы я сделал, но, думаете, стоило лишить мага всех его способностей из-за нелепых предубеждений? Обратить его последнего друга против него? И это всё после того, как я преподнёс вам Фаджа на блюдечке? — мой голос ровный и мягкий, без тени обвинения.

— Иногда мне кажется, что я живу в сумасшедшем доме, и не всегда примеряю на себя роль доктора, — виновато говорит он. — Но и ты пойми старика, ты без тени сожаления убиваешь людей, у тебя нет угрызений совести, и, если мне не изменяет память, ты даже поклялся убить свою подругу. Могу ли я доверять парню, который вершит такие дела?

Мы молчим, глядя друг другу в глаза.

— Такого поведения требует от меня жизнь, — подбирая каждое слово, медленно говорю я. — Полагаете, моё сожаление поможет мне в схватке с Волдемортом. В это время судьба требует от меня решительных действий.

— Мы запутались, — вздыхает он. — Нам понадобится время, чтобы снова начать доверять друг другу. Пойми меня, Гарри, я не могу вернуть тебе силу, если ты не оправдаешь моего доверия.

Он снова смотрит на меня, ожидает моей реакции. Мысли вихрятся в голове, но я остаюсь холоден, я не могу скомпрометировать себя сейчас. Если я сделаю вид, что смирился, он немного ослабит хватку, и тогда я смогу нанести ответный удар. Один. Решающий.

— Простите, директор, — слова, как желчь; мне никогда не достигнуть его уровня. — Но как я смогу учиться без помощи магии?

Он добродушно улыбается.

— Всё просто, Гарри, — директор достает из кармана какую-то бумажку и ложит на стол передо мной. — Это письменное разрешение на освобождение от практических занятий. Кроме того, я не думаю, что ещё кому-то стоит знать о нашей маленькой тайне, конечно, если мисс Грейнджер не решит разболтать об этом всей школе, поэтому советую помириться с ней и забрать свои слова обратно.

— Я постараюсь, профессор, — вздыхаю я.

— И ещё, я думаю, школьная атмосфера окажет на тебя положительное влияние, и вскоре мы сможем снять печать, а сейчас иди к себе в башню, завтра утром тебя ждут уроки.

Я киваю и медленно поднимаюсь с места.

— Спокойной ночи, директор.

— Удачи, Гарри.

На негнущихся ногах я покидаю комнату и едва могу сдержать себя, чтобы что-то не разбить. Старая маразматическая тварь. Считаешь меня мальчиком на побегушках, Дамблдор? Придёт время, и я сломаю твои мечты, а вместе с ними и твою шею. Я вскипаю изнутри. Идти в гостиную и спать с этим мудачьем? Легче с Астрономической башни спрыгнуть. Моя кровь — раскалённая магма, течёт в венах и изжигает. Нет. Меня до старости будут топтать ногами или до тех пор, пока я не прикончу себя из жалости? Твари.

Ноги привели меня на самую высокую башню. Здесь тихо и спокойно. Я сажусь у колонны и запрокидываю голову назад, рука ищет в кармане полупустую пачку маггловских сигарет. На душе чертовски паскудно. Меня раздирает чувство обреченности и отчаяния. Глубокая затяжка, я выпускаю струю седого дыма и смотрю на звёзды, ветер доносит до меня тихие звуки из Запретного леса. Кажется, что здесь единственное место в мире, где я могу обрести покой. Я устало закрываю веки. Как бы плохо не было сегодня — завтра может быть хуже.