Проклятие знания (джен)

Самым спокойным в этой комнате был Лайелл. Он попросту спал, мило причмокивая губами. Свет не включали, горел лишь магический светильник под темно-зеленым абажуром. Флер сидела на диване и пустым взглядом смотрела в стену. Свободное платье скрывало небольшой пока животик, но срок уж слишком опасный — нельзя нервничать. Нарцисса больше всего переживала именно о Флер.

В комнату неслышно вошла Молли. Нарцисса с недоумением посмотрела на женщину — от нее пахло пирогами. Она несла поднос с чаем и свежей выпечкой. В ответ на недоуменный взгляд Нарциссы, смущенно пояснила:

— Готовка меня успокаивает, я воспользовалась кухней Андромеды.

Нарцисса кивнула. У Молли есть причина переживать — там почти вся ее семья. Здесь, в поместье Блэков, остались лишь двое Уизли — Рон и Джинни. Перси, правда, сейчас в Министерстве, но все остальные мальчики рванули сражаться. Они совершеннолетние, и Молли не удалось их остановить. О мальчиках Уизли волновалась и Нарцисса. Особенно о близнецах — как ученики Северуса, они стали ей уже почти родными: попадались на глаза чаще родного сына. Они и пойти со всеми воевать смогли лишь потому, что не были в школе, а как раз варили зелья в доме у Снейпов.

— Выпей, — Молли протянула молчащей Флер чайную чашку.

От чашки шел какой-то до боли знакомый аромат — кажется, так пахнет успокаивающее зелье, если его сварить в виде травяного чая. Флер покачала головой, отказываясь, но Молли так же спокойно добавила:

— О себе не думаешь — подумай о ребенке. Твоя нервозность ему вредит.

Флер, испуганно посмотрев на Молли, забрала чашку и в два глотка выпила ее содержимое. Флер словно за пару часов похудела на несколько килограмм, на бледном лице выделяются огромные испуганные глаза. Девчонка же совсем, если так подумать. Только восемнадцать лет, влюблена и ждет ребенка, а ее любимый муж сегодня может умереть. Нарцисса села рядом с ней и приобняла за плечи, пытаясь успокоить. Ей тоже страшно. И за кузена, и за мужа, и за сестер, и за всех своих знакомых и близких…

Тишину дома Блэков внезапно разрушил страшный крик. Нарцисса вскочила с места, выбежала из этой гостиной, распахнула дверь второй, где новостей ждали дети. Члены Ковена были шокированы, разбиты… а на полу, в объятиях Гермионы, навзрыд ревела Одри.

Драко, встретившись глазами с матерью, одними губами произнес: Фред. Бледный, с испуганным взглядом, он смотрел на маму так, будто ждал, что та найдет способ спасти погибшего парня. Нарцисса привалилась к косяку двери, и поняла, что вся дрожит. Нет, этого просто не может быть. Фреду даже восемнадцати еще нет. Это просто невозможно.

* * *

Вид поверженного Волдеморта словно заставил всех замереть. Сириус знал, что все Пожиратели почувствовали его смерть, отчего изменились и намерения сражающихся. Долохов, который до этого лишь лениво отражал некоторые заклинания, направленные на него и Волдеморта, сейчас и вовсе бросил палочку и поднял руки вверх. Так же поступил и Лестрейндж. Многие маги не из ближнего круга начали убегать — по-простому, ножками, ведь аппарировать здесь нельзя. А Сириус, обернувшись назад, увидел причину внезапной ярости Гарри. Раскинув руки в стороны, на земле лежал Фред, а возле него на коленях рыдал Джордж.

Потребовалось еще около пяти минут, чтобы как таковая битва была завершена — только где-то вдалеке авроры окружили остатки сопротивления. Сириус тоже рухнул коленями на землю около Фреда, в большей степени — чтобы успокоить Гарри. Тот ревел навзрыд, словно маленький ребенок. Не только смерть друга. Смерть одного из членов Ковена. Смерть кого-то по-настоящему близкого.

Сириус же пустым взглядом смотрел на мальчишку. Он уже видел, что не все пережили этот короткий напряженный бой. Аластор Грюм полез штурмовать сидящих на высоте Пожирателей и остался там, на каменном полу. Как бы крут он ни был, в его возрасте лезть в самое пекло уже не стоило. Были и другие смерти — но там люди взрослые, видевшие жизнь… а не мальчишка, которому всего несколько недель не хватило до восемнадцати лет.

— Эй, Блэк! — он услышал за спиной голос и устало обернулся.

Рудольфус Лестрейндж шел мимо, руки у него были связаны за спиной, его вел в сторону кто-то из парней Огдена — сейчас Сириус затруднялся назвать имя.

— Что тебе нужно, Лестрейндж? — лениво отозвался он, прекрасно зная — этот бы не стал окликать для того, чтобы поглумиться.

— Это ведь тот из близнецов, что нравится моей дочери? — Лестрейндж дернулся, заставляя своего конвоира остановиться.

Белла, что стояла чуть в стороне рядом с Фрэнком, вроде дернулась ответить что-то бывшему мужу, но Фрэнк не дал ей, задержав.

— Да, и что? — так же лениво отозвался Сириус, взглядом поблагодарив Лонгботтома.

— Ты ведь темный, — криво, словно через боль, улыбнулся Рудольфус, — обменяй его на меня у Костлявой. Рискнешь?

Последнее он произнес с заметным вызовом. У них есть несколько часов, когда умершего действительно можно воскресить. Но цена — жизнь другого мага. И это темный ритуал, он оставляет печать на месте своего проведения, его не скроешь путанным объяснением о том, что темными проклятиями тут разбрасывался не министр магии, а Пожиратели смерти. Провести его — признать себя темным в полной мере, без полутонов и попыток закосить под отщепенца семьи.

— Не смей, — громко сказал Гринграсс-старший, присутствующий здесь наравне со своими внуками.

— Посмею, — резко встал с коленей Сириус. — Кришан, у тебя есть с собой мел и нож?

Василь залез рукой в поясную сумку и вытащил наружу мешочек с толченым мелом — на самом деле темномагический состав с толчеными костями, — и узкий обоюдоострый нож.

— Не смей, — снова повторил Гринграсс. — Ты лишишься должности.

— Я никогда ее не хотел, а Лестрейнджу все равно гнить в тюрьме до конца своей жизни, — недовольно дернул плечом Сириус и тут же окликнул кузину: — Андромеда, помоги расчертить пентаграмму.

Темные разом засуетились, расчищали место, насыпали вокруг Фреда круги и звезды, Снейп, обняв Джорджа за плечи, повел его в сторону. Рудольфус оглянулся назад, к недостроенному дому. Там погиб Рабастан. И там он сам убил Грюма — отомстил за смерть своего младшего брата через секунду после его смерти… К чему ему жизнь? Чтобы в Азкабане мечтать о смерти и корить себя за ошибки молодости? Нет, лучше умереть так, подарив дочери хоть что-то. Рудольфус легко вырвал руки из ослабевшего захвата мелкого Огдена, подошел к рыжему пареньку. Симпатичный, в целом. Источники Волдеморта в Хогвартсе говорили, что близнецы Уизли сильные маги. Быть может этот паренек согласится взять на себя ответственность за род, которому принадлежит его Одри… Почему-то была уверенность, что дочь все же выйдет замуж за этого парня. А это значит, что он умирает уже не из-за глупых убеждений своего отца или требований спятившего Лорда. Он умирает, чтобы жил его род. Опустился перед парнем на колени, изо всех сил сдерживался, чтобы не закрыть глаза — умирать все же было страшно, но показывать этого не хотелось. Он сам выбрал себе достойную смерть, нужно и встретить ее как мужчина. Блэк произнес длинную фразу на латыни, вплетая магию в свои слова. Видимо, и правда гений — помнит наизусть слова ритуала, который вряд ли когда либо проводил. Вот сверкнул отблеском нож…

В стороне Джорджа удерживал на ногах только Снейп. Парень практически повис на своем учителе, не понимая даже — в чью мантию он сейчас вцепился побелевшими пальцами. Он еще не успел осознать смерть самого близкого для него человека. И ощущение, что все происходящее — просто дурной сон — еще не прошло. Сириус, что держал Рудольфуса за волосы, казался таким же образом из кошмарного сна. Вот он поднял нож, а затем быстрым широким движением перерезал горло Лестрейнджу. Кровь хлынула фонтаном, словно в каком-то магловском кино она густо залила лежащего на земле Фреда. А потом тот резко вздохнул, и для Джорджа стало не важно — каким образом его брат выжил.

* * *

Наверное, глупо было надеяться, что со смертью Волдеморта все станет просто хорошо. Напротив, все еще больше усложнилось. На место битвы начали прибывать маги из министерства, журналисты, целители. Слухи распространялись слишком быстро, к моменту выхода утреннего Пророка все уже имели свое представление о ночных событиях. Да и сама газета мало что исправила.

Такая победа понравилась не всем, к чему Сириус даже был готов. Вполне ожидаемо, что найдется немало людей, которые категорически против возвышения Блэка. И совсем неудивительно, что его поступки можно трактовать по-разному. Сириус знал об этом, поэтому работал на пределе сил, стремясь закончить хоть некоторые дела до того, как кто-нибудь вынесет на рассмотрение адекватность нынешнего министра.

Помня о поступке Долохова, Сириус решил как минимум попробовать его вытащить. Он немало сделал для их победы, даже при том, что был связан клятвой Волдеморта, что осложняло диверсионную работу русского. Сириус связался с представителями России, те изъявили желание забрать гражданина своей страны и судить по своим законам. Штатный менталист Министерства выявил факт клятвы Долохова, аврорат выслушал объяснения подсудимого, и малым составом было принято решение передать мага правосудию другого государства, тем более что в Великобритании наблюдалась небольшая проблема с тюрьмой — Азкабан еще не успели отремонтировать, а камеры в аврорате с трудом вмещали всех задержанных.

Главный нюанс его передачи российской стороне заключался в том, что из розыска-то его еще не убрали, но вот срок преступления уже истек — прошло больше двадцати пяти лет с тех событий. По сути, Антонин Долохов возвращался в страну, чтобы его родители устроили ему моральную трепку. В его возрасте слушать подобное, наверное, особенно приятно.

Перед отъездом из страны — он больше не сможет вернуться сюда никогда — Антонин попросил устроить ему две встречи. Сириус легко согласился, хотя один адресат немало его удивил. Одри так и не отправилась в школу, осталась дежурить у кровати Фреда и даже угроза отчисления не могла ее переубедить. А вот Дина Томаса из Хогвартса вызвали. Парень выглядел удивленным, заходя в одну из малых гостиных Блэков. Несколько лет назад Нарцисса начала подозревать, что Дин полукровка, но найти его отца было бы слишком сложно — не брать же у всех мужчин Великобритании кровь на проверку. Родства с Блэками у парня не было.

Его мама была чернокожей, она приводила его на вокзал и была знакома с родителями других учеников. Но сам Дин — мулат, европейские черты лица проглядывались слишком явно, даже создавалось впечатление, что сильная магическая генетика отца не смогла перебороть только цвет кожи.

Рядом с Антонином Долоховым стоял молодой мужчина, в котором легко было узнать его родственника — такой же высокий, с грубыми чертами лица.

— Здравствуй, Дин, — Антонин сидел в кресле, потирая больную ногу, Дин неуверенно сел напротив него.

Незнакомый мужчина маячил за спиной Долохова, с интересом рассматривая подростка.

— Я так понимаю, вы — мой отец, — тяжело вздохнул Дин.

Долохов нерешительно улыбнулся и кивнул:

— Ты легко догадался.

Дин пожал плечами:

— Мама призналась, что вообще не помнит моего отца, но при этом у меня есть плюшевый медведь, который, как я узнал пару лет назад, является магическим артефактом… и медведя зовут Тони… и мой папа точно был белым… хотя я не думал, что им будете вы.

Было видно, что парень изо всех сил старается быть сильным и смелым, но получалось так себе. Речь дерзкая, но проглядывается и детская обида, и испуг, и еще с полсотни самых разных эмоций. Дин не мог сказать, что у него и правда есть какие-то обиды на биологического отца, хотя он с самого детства знал, что его отчим его усыновил. Мулат у чернокожих родителей — смешанная кровь слишком бросалась в глаза. Первое время он еще считал себя маглорожденным волшебником, но уже к концу первого курса начал в этом сомневаться. И не только из-за медведя. Мама призналась, что ей будто память стерли — она вообще не помнит отца Дина, совершенно. Так он догадался, что отец не только был магом, но и Пожирателем смерти. Потому что не было иного объяснения, почему кто-то желал скрыть своего ребенка.

Но и Антонина Долохова в такой роли он тоже не ожидал увидеть. Он был… слишком невероятной кандидатурой на эту роль.

— Я понимаю, что не имею право что-то требовать от тебя — я не участвовал в твоем воспитании ни как отец, ни как, так сказать, спонсор. Ты и сам знаешь, что у меня были свои причины для этого, но… ты все равно мой сын. Мой единственный ребенок — после Азкабана я вряд ли смогу иметь детей. Мой племянник любезно согласился предоставить тебе немного помощи от блудного отца, — Долохов подвинул к Дину небольшой чемоданчик. — Там деньги, должно хватить и до конца учебы и на получение любого мастерства в Великобритании. Настаивать я не могу, но… там еще портал в Россию. Ты не знаешь язык, конечно, но в моей семье многие говорят по-английски, твоя бабушка будет рада видеть еще одного внука…

За спиной Антонина хмыкнул его племянник, и даже Дин подумал, что его русская бабушка будет очень удивлена темнокожему внуку, но… на самом деле, он не злился на своего отца. Не было злобы. Умение понимать людей всегда было особенностью Дина, не зря ведь его мама столько лет работает в центре помощи жертвам насилия. Дин понимал Антонина Долохова. Понимал, что другого выхода, по сути, и не было. Было, конечно, обидно — он все же брошенный ребенок, но… Во-первых, маме очень повезло с мужем, отчимом Дина. Он мировой мужик, и у Дина есть сомнения, что странный русский маг смог бы стать для мамы такой же опорой. Значит, они бы все равно разошлись. А еще их могли убить — Гермиона говорила, что у них на курсе так мало детей как раз потому, что Пожиратели нередко убивали смешанные семьи. Он бы мог вообще не успеть родиться. Откровенно говоря, винить Антонина Долохова было, вроде как, и не в чем. Да он и не требовал каких-то особых прав. Деньги вот дает — практически алименты за шестнадцать лет, когда мама тянула Дина без отца.

— И что, даже не обнимешь сына? — скептически уточнил Дин.

Мужчина за спиной Долохова расхохотался — парень и не понимал, что сейчас поступает абсолютно в стиле своей семьи, а сам Антонин встал с кресла навстречу Дину и порывисто обнял его, прижав к себе так сильно, что Дин даже пожалел о своих словах — так ведь и задохнуться можно. Практически воздал отцовской любви за все пропущенные годы.

— Я приеду в Россию на каникулы, — просто сказал он, когда дверь открылась и в проеме показался Перси Уизли, пальцем указывающий на часы. — И русский учить наверняка будет весело. Да и бабушки у меня никогда не было. А русские бабушки вкусно готовят?

Все еще безымянный Долохов наконец-то что-то сказал:

— Наша с тобой бабушка очень хорошо готовит. И посчитает такого внука слишком тощим. Обратно в Англию ты уже покатишься.

— Наша бабушка? — удивился Дин.

— Я твой кузен, Дмитрий Долохов… твой отец поздновато завел детей, так что ба уже начала правнуков нянчить.

По-английски он и правда хорошо говорил, только что слух резал грубоватый акцент, но пониманию это нисколько не мешало. Дин улыбнулся: он всегда мечтал о большой семье. Чтобы кузены, братья-сестры, бабушки-дедушки, всякие дяди и тети. Что сказать — мечты сбываются. Вот Симус удивится!

* * *

У Антонина Долохова было еще одно дело, хотя оно и было его личной инициативой. Его удивил поступок Рудольфуса. Удивил, но заставил его уважать. А значит, нужно поговорить еще с двумя детьми. В комнату к еще слабому Фреду Уизли его запускала Беллатрикс. Вид у женщины при этом был такой, что ее бы воля — отправился бы он домой по частям, исключительно для захоронения. Но Белла всегда была скорой на расправу.

Одри смотрела на вошедшего мага настороженно, Фред — устало. Физически он здоров, но глупо надеяться, что смерть никак не отразится на его состоянии. Его душа покинула тело и вернулась обратно, а огромный поток магии разом исцелил его раны. Сейчас парень настолько слаб, что ему и чайную ложку поднять — что подвиг совершить.

— Одри, правильно? — уточнил Антонин у девушки.

На самом деле, на Беллу она была не слишком похожа. Только если мимикой — так же хмурилась, так же кривила губы. Но внешне была вылитый отец. Что-то блэковское в ней было, но неуловимо. Быть может, чуть острее подбородок, или четче контур губ, или лоб у Лестрейнджей все же не такой высокий. Наверное, Рудольфус был прав — оставили бы ребенка в семье, выросла бы эта кроха папиной дочкой. Мужчины всегда любят баловать дочерей. Дождавшись настороженного кивка девушки, Долохов заговорил:

— Это уже ничего не изменит, да и твое отношение к отцу, возможно, не изменится, но я хочу рассказать тебе кое-что о нем. Это не он отдал тебя. Он был молод — если ты не знаешь, он моложе твоей матери. Он просто послушался отца, потому что верил в его мудрость. Боялся, что ты родилась сквибом и умрешь в сильном магическом поле поместья Лестрейджей… не посади его в Азкабан, непременно приходил бы проведывать тебя — знаю, потому что твои детские фотографии у него в доме все же были.

Одри удивленно распахнула глаза — кажется, таких подробностей о своем отце она не ожидала. Антонин же продолжил:

— Поместье Лестрейнджей закрыто сейчас, ты — единственная наследница рода. Можешь отказаться от своего наследия, а можешь принять и фамилию, и ответственность… на это надеялся твой отец. В Хогвартсе у Темного Лорда был соглядатай — ваш профессор защиты от темных искусств. Она рассказала Рудольфусу, что у тебя есть парень. Он хорошо знал твою мать и примерно представлял, как сильно могла влюбиться его дочь.

Тут уже тяжело сглотнул Фред. Умереть и воскреснуть — это не ногу сломать. Бесследно такие вещи не проходят. Он был как безмерно благодарен тому, кто отдал за него жизнь, так и боялся какого-то подвоха. Вроде как — что кто-то выставит ему счет. А при условии, что он получил, счет может быть огромным.

— То есть он отдал свою жизнь за моего парня в надежде, что я не откажусь от фамилии отца-убийцы? — вздернула подбородок Одри.

Долохов улыбнулся:

— Да. Но ты верно сказала, что именно в надежде. Он мертв. Он не выставлял никаких требований, ты не давала никаких клятв. Вправе отказаться, но… подумай о том, что мы все совершаем ошибки. Представь, что никто бы не давал нам и шанса исправиться. Что твою мать продолжали бы судить по ее прошлым поступкам. Или что ты вырастешь и станешь важной леди, но тебе будут без конца припоминать школьные проступки и детские шалости. Твой отец попытался заслужить твое прощение. Я просто пришел сказать тебе, что он имел в виду, отдавая свою жизнь… ну и еще — он оставил тебе письмо на родовом алтаре Лестрейнджей. Можешь прочесть его версию событий.

Одри немного потерянно кивнула. Не сказать, что она резко воспылала любовью к родителю, которого вообще ни разу лично не встречала, но… Антонин очень удачно упомянул прошлое Беллы — ее ведь простили. Почему второй родитель не достоин прощения? К тому же — ей не обязательно его любить, достаточно просто принять факт того, что он ошибся.

— Фред, правильно? — снова уточнил Долохов. — Не думай, что кто-то предоставит тебе счет за жизнь. Единственный, кому ты должен — это Сириус Блэк. В ритуале не нужно согласие жертвы, добровольность лишь увеличивает шансы на твое полное исцеление. Можешь поблагодарить Блэка — не каждый темный способен вот так просто провести подобный ритуал. И не трясись об обязанностях. Как ты понял, Рудольфусу ничего не было нужно от тебя лично, его волновала только его дочь.

Примечания:

Эта глава была написана вместе с двумя предыдущими и я с самого начала планировала, что Рудольфус пожертвует собой. Так сказать, искупит свою вину перед дочерью. Поэтому мне было очень тяжко молчать всю прошлую неделю)))

На всякий случай: это еще не финал) но следующие пока не дописаны, поэтому велика вероятность, что на следующей неделе главы опять не будет(