Still Delicate - Ещё нежнее (гет)

В кабинете мистера Фокса ужасающе пахнет сыростью. Из невидимого крана доносится раздражающее капанье воды, а шторы и мебель выглядят так, словно на них хорошо попировала моль. Здесь нет фотографий ни семьи, ни друзей или знакомых мистера Фокса. И я невольно задаюсь вопросом, а есть ли у него вообще друзья? На стене позади его стола расположен какой-то скучнейший пейзаж, который нагоняет на меня депрессию, чем дольше я его рассматриваю. Поэтому я перевожу взгляд на окно, которое выходит в мрачный переулок. Стена соседнего здания настолько близко, что можно протянуть руку и коснуться его. Если бы работник офиса через дорогу открыл окно, я с легкостью могла бы запрыгнуть к нему в кабинет.

Все во мне требует, чтобы я немедленно покинула кабинет. Уверена, мне удастся найти хорошего адвоката за эту цену. А даже если нет, разве я не смогу сама защитить свои права в Визенгамоте? Я хотела попросить маму защищать меня, но она сказала, что это будет конфликт интересов и это лишь навредит мне. А еще она не прекращает обзывать Скорпиуса разными нехорошими словами, даже теми, которые я никогда не слышала. Похоже, жизнь с папой не прошла для нее бесследно.

Прежде чем встать и уйти, дверь кабинета открывается и входит Томас Фокс. Он определенно соответствует своему кабинету — одежда у него мятая и потертая, и он даже не носит галстук. А еще он не брился несколько дней, и я даже сомневаюсь, знаком ли он с таким чудесным изобретением, как расческа.

— Роза Уизли? — спрашивает он.

— Э-э, здравствуйте, — отвечаю я, стараясь не проявлять свое истинное отношение к его облику.

— Да, здравствуйте, — несколько грубовато отвечает он. Он принимается листать свои бумаги, едва слышно насвистывая. И мне правда хочется ударить его. Есть ли что-то более раздражающее, чем насвистывающий адвокат? — Итак… слушание об опеке, да?

— Верно, — холодно отзываюсь я. — Отец моего сына хочет отсудить у меня право на единоличную опеку.

— Верно, — кивает мистер Фокс, — и зачем?

Я непонимающе смотрю на него.

— Чтобы Эйдан мог жить с ним, — это же очевидно.

— Ну, это я понял и без вас, — саркастически хмыкает он. Гхр-р, я уже ненавижу его. — Я имею в виду, почему он судится с вами именно сейчас? Вы развелись?

— Нет. Мы никогда не были женаты, — неохотно отвечаю я. Я ненавижу саму мысль, что мне придется рассказать этому человеку хоть что-нибудь о себе, особенно, когда у него такое осуждающее выражение лица.

— Так что вы сделали? Отправились в загул с друзьями, напились до чертиков, и теперь он считает, что вы не способны быть хорошей матерью?

— Простите, что? Вы со всеми так себя ведете?

— Послушайте, мисс Уизли, — поднимается он, кладя руки на стол и наклоняясь ко мне. Теперь он в пределах досягаемости. — Я видел достаточно родителей, которые точно так же, как и вы, приходили ко мне. А теперь, если вы не будете со мной откровенны, я просто не смогу вам помочь.

— Вы что, правда думаете, что я какая-то алкоголичка или плохая мать?

Он пожимает плечами.

Я вскакиваю со своего места, а он отступает и складывает руки на груди, рассматривая меня.

— Да как вы смеете! — кричу я. — Я плачу вам, чтобы вы защитили мои права, а не оскорбляли меня! Я отказываюсь находиться здесь и выслушивать упреки от человека, который выглядит так, словно он спал в этой одежде и объявил бойкот расческам!

С этими словами я покидаю его кабинет. Не уверена, что кто-то производил на меня такое же угнетающее впечатление раньше. Ну, разве что, кроме Лауры — впервые увидев меня, она выдала сногсшибательную фразу: «О, Мерлин, ты что, и правда вышла в таком виде из дому?»

Но прежде, чем я успеваю добраться до дверей возле стола секретарши, они захлопывается прямо у меня перед носом. Я сердито оборачиваюсь, оказываясь лицом к лицу со своим адвокатом, который сейчас стоит, прислонившись плечом к дверному косяку и засунув руки в карманы.

— Это была проверка, — говорит он, пожимая плечами, — и вы прошли ее. А теперь идите в мой кабинет.

Секретарша смотрит на него с обожанием, круто замешанном на восхищении. Она это серьезно? А он?

Поскольку я нахожусь в таком шоке, что совершенно не знаю, как мне дальше поступить, я возвращаюсь в его кабинет.

— Приятно видеть, что вы относитесь к этому вопросу достаточно серьезно, — говорит он, усаживаясь за свой унылый стол. Затем он протягивает руку, предлагая мне тоже присесть. — Я повидал многих родителей, которым совершенно наплевать на своих детей, но которые хотят воссоединиться со своими бывшими.

— Ну, я не одна из них, — холодно отвечаю я.

— Я так и не считал, но мне надо было убедиться, — он изучает меня мгновение. — Как я и думал, все верно.

— Что вы имеете в виду? — хмурюсь я. Ненавижу то, как он смотрит на меня. Это заставляет ощущать меня неуютно.

— Вы дочь своей матери, — ухмыляется он.

По какой-то причине, я всегда воспринимала это сравнение, как личное оскорбление. Я полагаю, что ни одна женщина на самом деле не хочет быть похожей на свою мать, особенно, если ее мать — та еще заучка с ужасными волосами.

— Вы знакомы с моей матерью?

— Все знают Гермиону Уизли, — да уж, полагаю, это был глупый вопрос — в конце концов, она баллотируется на пост министра. — И я какое-то время работал вместе с ней в министерстве, прежде чем занялся собственной практикой.

— Вот как.

Несколько минут он молчит с задумчивым выражением лица. Затем он откидывается на спинку стула и складывает руки на груди.

— Я возьму ваше дело, мисс Уизли. И выиграю его. Но вы должны будете рассказать мне обо всем, что когда-либо происходило между вами и Скорпиусом. С самого начала.

Я тяжело вздыхаю:

— Сколько у вас свободного времени?

* * *

После очень продолжительной встречи с адвокатом я направляюсь к родителям, ведь именно на них я оставила сегодня Эйдана. Сегодня состоится матч между Пушками Пэддл и Паддлмер Юнайтед, поэтому Тедди и Ремус тоже здесь и готовы отправиться на стадион.

— Как все прошло? — спрашивает мама, стоит мне только переступить порог. — Разве Том не великолепный?

— Может быть и так, — бормочу я, все еще совершенно не веря, что Том Фокс сможет выиграть дело. Тем не менее, если он надерет задницу Скорпиусу, я не буду против.

— Он всегда был превосходным сотрудником, а ему ведь около тридцати, знаешь ли. Безжалостный. Он именно тот, кто тебе нужен, чтобы победить этого ублю…

— Ладно-ладно, мама! — останавливаю я ее. — Мы все прекрасно знаем о твоем к нему отношении.

Почему меня все еще раздражает, когда кто-то говорит о Скорпиусе плохо? Неужели я действительно думаю, что я единственная, кто имеет на это право?

Когда появляется дядя Гарри, папа, Тедди и Ремус, мы с Эйданом отбываем на квиддичный стадион. На матчах Пушек всегда шумно. Пока мы занимаем места в верхней ложе стадиона, Эйдан и Ремус обмениваются мнениями о том, кто наберет наибольшее количество очков в сегодняшнем отборочном матче Лиги.

— Джеймс наберет миллион очков! — провозглашает Эйдан.

— Нет, он наберет два миллиона очков! — возражает Ремус.

— Эй, вы вообще-то помните, что Джеймс у нас ловец? — поправляет их папа, а Гарри и Тедди просто обмениваются улыбками. Они продолжают спорить, пока матч, наконец-то, не начинается.

Джеймс всегда производил ошеломляющее впечатление на квиддичном поле. Даже когда он на втором курсе только начинал играть, уже тогда он чувствовал себя увереннее тех, кто играл годами. И, полагаю, когда вы настолько же хороши, как Джеймс Поттер, у вас есть все основании считать себя лучше других, пусть это и раздражает. Но что еще больше раздражает, так это визг женщин, когда Джеймс облетает стадион по кругу, красуясь перед трибунами, и я задаюсь вопросом — помнит ли он для чего вообще вылетел на поле? Да-да, чтобы поймать этот чертов снитч.

Но, несмотря на крики Гарри и папы, я не могу сосредоточиться на игре. Все, о чем я могу думать, так это о глупом судебном заседании и о том, насколько все это бессмысленно. Я бы хотела, чтобы Дженни была здесь. Что еще более важно, я хотела бы, чтобы мы с Дженни по-прежнему разговаривали. Я могла бы обсудить это с Дом и Лаурой, но они ничего не воспринимают всерьез. А вот основной проблемой Дженни, как мне кажется, как раз и был тот факт, что она ко всему относилась слишком уж серьезно. Кажется, что в последние несколько месяцев все стало слишком уж…

— ФОЛ! Это было чертово нарушение! — папа и Гарри вскочили со своих месте, как и дети, чтобы получше рассмотреть место, где приземлились Джеймс и загонщик Паддлмер.

— Что случилось? — спрашиваю я, пытаясь понять суть происходящего.

— Роланд ударил битой Джеймса! — сердито кричит Тедди. — Это не…

Он замолкает, чтобы рассмотреть происходящее. На этот раз я тоже все вижу. Вижу, как Джеймс бьет Роланда по лицу, сбивая того с ног. Остальные игроки тоже приземляются, и начинается массовое побоище, в котором кто-то пытается удержать Джеймса, а кто-то наоборот только подзуживает. Он вновь выворачивается из держащих его рук и снова бьет Роланда. Да что с ним не так?

Тедди, папа и Гарри выбегают из ложи, а я, схватив мальчишек за руки, следую за ними. Весь путь вниз, всю ту чертову сотню шагов, Ремус и Эйдан взволновано болтают о том, что только что произошло. Не самый лучший пример, который мог им подать Джеймс. У нас не выходит заминки с тем, чтобы попасть на поле, люди до сих пор не склонны ни в чем отказывать Гарри Поттеру.

К тому времени, как мы оказываемся на поле, драка уже закончилась. И Джеймс, и Роланд все в крови, а представители квиддичной федерации выговаривают им обоим, пока Джеймс не бросает на них весьма злой взгляд и не уходит в раздевалку. Гарри отправляется следом за ним.

— Мама, что происходит? — спрашивает Эйдан у меня.

— Без понятия, — честно отвечаю я.

Через несколько минут Гарри выбегает из раздевалки.

— Его отстранили на три матча, — сердито говорит он. — Подождем, когда это дойдет до Джинни…

Об этом даже не стоит беспокоиться.

Репортеры из Ежедневного пророка уже во всю кружат вокруг поля, чтобы сфотографировать нас, поэтому мы решаем немедленно отправиться домой, а не дожидаться окончания матча. Хотя, нам все равно, какие колдографии сделают репортеры, ведь тетя Джинни, главный редактор Пророка, точно не пропустит их в печать, но нам не улыбается увидеть их в какой-то желтой газетенке или Ведьмополитене с чудовищным заголовком: «Поттер сошел с ума во время квиддичного матча, семья совершает самоубийство».

К сожалению, я пообещала Эйдану, что разрешу ему пойти к Скорпиусу после матча. Надеясь, что он так устанет, что просто уснет во время обратной дороги и я смогу его просто уложить спать… вместо этого он удивительно бодр и активен. Да еще и мистер Фокс советовал мне отпускать Эйдана к Скорпиусу по малейшему желанию, чтобы сделать претензии Малфоя смехотворными. Ну, какими они и являются на самом деле.

Когда мы подходим к входной двери Скорпиуса, я надеюсь, что в квартире находится только Дэйзи. Я бы хотела не видеть эту женщину всю оставшуюся жизнь, ведь даже само ее нелепое имя вызывает у меня рвотный рефлекс, но сейчас она — не самый плохой вариант.

Они открывают дверь вдвоем. Мистер и миссис Малфой. Ну что ж, отлично, что они все делают вместе.

Напряжение так и витает в воздухе, но Эйдана, похоже, это ничуточки не смущает. Вместо этого он забегает в квартиру, даже не попрощавшись со мной, поэтому я остаюсь стоять в дверях, держа сумку с его вещами и выглядя, как полнейшая идиотка.

— Привет, Роза, как ты? — неловко улыбается Дэйзи.

— Хорошо, — коротко отвечаю я. — Вот вещи Эйдана. Я заберу его завтра в четыре.

— Я мог бы завезти его, — предлагает Скорпиус.

— Не утруждайся.

Скорпиус закатывает глаза, словно я веду себя, как маленькая. Никогда до этого мне не хотелось так сильно врезать ему по яйцам, как сейчас. Но опять же, вряд ли это сыграет мне на руку, когда мы окажемся в Визенгамоте.

— Я получила письмо от твоего адвоката, — холодно говорю ему.

— Пойду, накрою на стол, — быстро произносит Дэйзи, оставляя нас наедине.

— Ты знала, что так и будет, — пожимает плечами Скорпиус.

Я какое-то мгновение просто смотрю на него. Его глаза всегда были теплыми, когда он смотрел на меня. Сейчас же они просто ледяные. Словно, что-то умерло в нем.

— На самом деле, я никогда так не думала.

Он молчит.

— Ал и Дженни приезжают завтра.

— Знаю.

Могу предположить, что он думает о том же, что и я. Что, если Дженни решит рассказать все Дэйзи? Все секреты рано или поздно перестают таковыми быть. А что, если Дженни уже рассказала обо всем Алу? Скорее всего, так и было — он ведь теперь ее муж. Ал простит нас? Или он станет осуждать, как и Дженни, если не еще сильнее?

— Вы двое…

— Мы все еще не разговариваем, — коротко отвечаю я. — Благодаря тебе.

На этом я разворачиваюсь и ухожу.

* * *

С момента матча прошло два дня, и Джеймс до сих пор еще ни с кем не заговорил о случившемся. Он просто заперся в своей квартире, и никто не может дозвониться до него, даже тетя Джинни, которая едва не выбила ему дверь в попытке достучаться. Мы даже попытались выманить его с помощью Эйдана, но он просто не отозвался. Хотя Джеймса можно и понять, его колдо теперь украшает обложки всех таблоидов, а все статьи столь нелепы и абсурдны, что это даже перестает быть смешным.

Мама все больше и больше нервничает по мере приближения голосования. Давно не видела ее в таком состоянии. Когда мы были детьми, мама бывало готовилась к экзаменам в министерстве, чтобы заработать следующую степень и получить повышение. Поэтому всякий раз нас отправляли к бабушке Молли или бабушке Джейн, чтобы мы не путались под ногами. Да мы и сами были рады уехать, потому что, когда мама в стрессе, никто не захочет находиться рядом с ней.

А меньше всех — папа.

— Рон! Ты уже закончил с плакатами? — кричит мама из кухни.

Мы с папой сидим в гостиной, и папа включает радио в надежде хоть так перекрыть мамин голос. А ведь он знает ее уже лет сорок, и должен понимать, что это с ней не сработает.

Мама врывается в комнату и тыкает палочкой в радио, которое тут же замолкает.

— Я знаю, что ты меня слышал! — кричит она. — Завтра у меня агитация в Годриковой впадине, и мне было бы приятно, если бы ты меня поддержал! Ты выгладил свою лучшую мантию? Роза, ты будешь присутствовать? — она выпаливает вопросы с ошеломительной скоростью.

— Хм, вообще-то у меня работа, а вечером будут занятия по аппарации, — говорю я, мысленно радуясь, что так долго тянула с освоением аппарации.

— Ах, да, конечно, — говорит она. — Тогда пусть Хью будет там. Возможно, я могла бы прихватить с собой Роксану и сделать вид, что она моя дочь…

Мы с папой переглядываемся, но тот факт, что нас с Рокси вряд ли можно перепутать, даже не озвучиваем. Я понимаю, что мама сейчас живет в таком стрессе, что лучше бы оставить ее в покое. И делаю мысленную пометку, сказать Рокси, что ей не помешало бы срочно сменить страну проживания.

— Уверена, что поддержка половины Визенгамота мне обеспечена — Кайл Петерсон сказал, что поддержит мою кампанию. Правда, замечательная новость? — радуется мама. Она всегда называет имена каких-то чиновников министерства, на которых мне, если честно, абсолютно наплевать, но я все равно киваю и улыбаюсь.

Мама суетливо убегает обратно на кухню.

— Может быть, Петерсон и поддержит ее, но на стороне Перси Винсент, — мрачно замечает папа. — Пол Винсент — один из самых влиятельных чиновников во всем министерстве. Травит людей за поддержку не того кандидата. Думаю, из-за него она так сильно нервничает.

— «Сильно нервничает»? Не заметила, — саркастически отзываюсь я. — И если серьезно, разве у мамы победа на этих выборах уже не в кармане? Ведь на ее стороне сам Гарри Поттер! Уверена, что Гарри гораздо влиятельнее какого-то там Пола Винсента.

Как бы мне хотелось узнать, кто же такой этот Пол Винсент.

— Гарри никогда не использовал свой статус в корыстных целях, Роззи. Ты же знаешь, — говорит папа. Глупый, благородный Гарри. — Конечно же, у нас будет поддержка бывших членов Ордена Феникса, но есть еще и те представители министерства, которые не в восторге от Гарри. Чертова демократия.

— Но…

— Роззи, если бы Гарри баллотировался на пост министра, тогда я бы с уверенностью заявил, что большинство будет на его стороне, просто потому, что он знаменит. Но он не участвует в выборах именно по этой причине. А твоя мать… как бы я ни любил ее, она может быть несколько категоричной… — папа умолкает. Но я и так понимаю, о чем он говорит.

Мама любит докапываться до сути и гладить против шерсти. Теперь, когда я думаю об этом, уверена, что слишком многим в министерстве она потопталась по любимым мозолям и много кто терпеть не может ее за то, что она такая всезнайка.

Но опять же, противник-то у нее Перси. Вот уж дела, но похоже, в этот раз избиратели оказались между молотом и наковальней.

На следующий день Хэйзел включает радио, чтобы мы смогли услышать мамину речь из Годриковой впадины. И когда Уортон приказывает сделать тише, Глэдис награждает его очень злым взглядом, и он быстро ретируется.

— … настало время, когда всем нам необходимо объединиться перед лицом экономического кризиса — гоблинам, домовикам, ведьмам и волшебникам! Гигантам и кентаврам! Мы все равны!..

— Если твоя мама станет министром магии, будет ли это значить, что тебе больше не придется здесь работать? — спрашивает меня Линда, жуя шоколадную лягушку.

— Хотелось бы, — с сожалением отвечаю я. — Даже если бы моя мама выиграла миллиард галлеонов, она бы ни за что не позволила мне бросить работу. Она та еще маньячка.

— И хорошо, потому что мы будем скучать здесь без тебя.

Они замолкают и перестают слушать радио, стоит мимо пройти целителю Кеннеди, но я давно уже равнодушна к нему, с тех самых пор, как стала посещать занятия по зельям. Он проводит для нас некоторые занятия, но чем больше я узнаю его, тем меньше он мне нравится. Да, признаю, он совершенство и все такое, но он к тому же и весьма зануден.

В то время как мои подруги каменеют в присутствии мужчины вдвое моложе их, мне не остается ничего другого, как ответить на звонок.

— Добрый день, больница магических болезней и травм Святого Мунго, говорит Роза Уизли, чем я могу вам помочь? — эти слова у меня отскакивают заученным стихотворением.

— Роза, привет, это Том Фокс.

Мне приходится задуматься над именем, пока я не вспоминаю, что Том Фокс — мой адвокат. Я почти забыла о том, что мне предстоит судебное заседание, но стоит услышать голос Тома, как приподнятое настроение тут же скатывается вниз.

— Здравствуйте, мистер Фокс.

— Пожалуйста, зовите меня Том, — торопливо произносит он. — Послушайте, я тут подумал, что вам стоит знать, что я немного покопался в вашем деле и обнаружил нечто, что сможет действительно нам помочь. Вы сможете встретиться со мной сегодня?

— Вы что-то нашли? Что это? — взволновано спрашиваю я, надеясь, что ему попалась какая-нибудь юридическая лазейка в законе, которая даст мне право единоличной опеки над Эйданом.

— Вы сможете заглянуть ко мне в офис около четырех?

— Нет, не смогу, — отвечаю я, — у меня назначена встреча.

Не могу же я сказать, что посещаю уроки аппарации.

— Ладно, тогда что насчет завтра?

— Полагаю, я смогу заглянуть к вам в обеденный перерыв? Около половины двенадцатого?

— Да, подходит, — говорит Том.

— Не могли бы вы хотя бы намекнуть мне на то, что раскопали?

— Кхм, скажем так, миссис Дэйзи Малфой не так уж безобидна, как вы думаете, — говорит он, и я слышу ухмылку. — Мне пора бежать, увидимся завтра, — и он вешает трубку прежде, чем я успеваю задать ему еще один вопрос.

Что же такого он мог на нее нарыть?