Still Delicate - Ещё нежнее (гет)

Рождество всегда сложное время года. Время, когда мы тратим огромное количество денег на подарки, которые не будут ни ценить, ни использовать, когда мы объедаемся едой, даже если не голодны, и когда мы проводим время с теми членами семьи, которых не выносим в остальную часть года, но любим только потому, что чувствуем себя обязанными. У меня была своя доля сложных рождественских праздников, один из которых оставил в памяти более сильный след, чем остальные, но этот год вполне может превзойти их всех.

— Слушай, Уизли, вот список дежурств и он кое о чем говорит, — выплевывает главный целитель и по совместительству мой босс, целитель Уортон. Не уверена, хочет ли он плюнуть каждый раз, когда произносит слово на букву «у», но однозначно ясно одно — каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с этим человеком, мне, в конце концов приходится использовать заклинание, чтобы просушить волосы.

— Но, сэр, я не могу работать в канун Рождества! — пытаюсь убедить его. — У меня слишком много дел, я даже не успела еще закупиться к Рождеству…

— Поплачь мне еще, — злобно обрывает он меня. — Если ты не выйдешь в канун Рождества, можешь вообще больше не появляться в моей больнице.

Я еще пытаюсь отстаивать свою точку зрения, а он стремительно разворачивается и уходит по коридору, явно давая понять, что все мои прекрасные планы потерпели крах. Целитель Джозеф Уортон всегда одет в кроваво-красные одежды вместо традиционных светло-зеленых, в которые одеты остальные сотрудники. Думаю, ему просто нравится демонстрировать всем, что он на голову выше остальных.

Я падаю на свое место за стойкой администратора, признавая поражение. До Рождества всего два дня, а у меня столько дел, что справиться со всеми ними просто физически нереально.

— Не унывай, дорогая, — говорит мне Глэдис своим хриплым голосом. Глэдис — женщина лет пятидесяти с небольшим, и каждый раз, когда она говорит, вы можете услышать тысячи сигарет, что она выкурила за свою жизнь. Она разведена и ненавидит практически любого представителя мужского пола, особенно целителя Уортона. Она единственная, с кем целитель Уортон ведет себя иначе, ведь ему прекрасно известно, что связываться с администратором во время менопаузы — себе дороже. — Это всего лишь до четырех.

— Знаю, — бормочу я расстроенно, — но я еще не подготовила подарки, да и сказала бабушке, что приготовлю рождественский пудинг, а маме — что помогу им украсить Нору, и я обещала Эйдану, что возьму его с собой и мы посмотрим на Санту в торговом центре…

— Маггловские Санты всегда выглядят такими ненастоящими, — говорит Линда. — Когда я брала Нашего Лиама посмотреть на них, он в итоге срывал с него бороду, чем страшно расстраивал остальных детей.

В голосе Линды явно слышны нотки гордости за сына, когда она рассказывает эту историю. Линда — сорокалетняя мать-одиночка с пятнадцатилетним сыном, которого зовет «Наш Лиам». С тех пор как я приступила к работе в Мунго, она всегда меня поддерживала, потому что прекрасно знает, как тяжело воспитывать ребенка в одиночку. Она говорит о «Нашем Лиаме» практически постоянно, так что это весьма раздражает. «Наш Лиам» — явно второе пришествие Христа, если верить Линде.

— Почему ты не оставляешь его с отцом? — спрашивает Хейзел. Она чуть моложе Глэдис, все еще замужем, но мужа называет «Бесполезным дерьмом». Я даже не знаю, как на самом деле имя ее мужа. И совсем не уверена, не ненавидит ли она мужчин даже сильнее Глэдис, но мне определенно жаль ее мужа. Эти три взрослые женщины, каждая из которых годится мне в матери, стали моими самыми близкими подругами с того момента, как я начала здесь работать почти два года назад. И я нахожу это жалким.

— Он все еще в Америке, — напоминаю я, — завтра вернется домой.

Я стараюсь прогнать тошноту при этой мысли, но попытка с треском проваливается.

— Слишком занят для собственного ребенка, — усмехается Глэдис, — типичный мужик, если вы меня спросите!

К счастью, звонит волшебный телефон, поэтому Глэдис отвечает весьма хрипло и скучающе:

— Здравствуйте, больница магических болезней и травм Святого Мунго, говорит Глэдис, чем я могу вам помочь?

Вряд ли бы я могла назвать двухнедельную командировку, как «слишком занят для ребенка». У Скорпиуса сложная работа, и я это понимаю. Печально, что я оправдываю его даже в своей голове?

— Роза, сейчас ровно полдень, — шепчет мне Линда взволновано, и мы вдвоем наклоняемся над стойкой администратора, с нетерпением вглядываясь в даль коридора. Это основной момент нашего дня.

Высокий и красивый мужчина с темными волосами, голубыми глазами и самой волшебной улыбкой, с тех самых пор как Гилдерой Локхарт в зеленой пижаме бродит коридорами Мунго и сосредоточенно черкает каракули на листах, думая, что раздает автографы. Мы с Линдой очень быстро садимся и ждем несколько секунд, пока он не пройдет мимо.

— День добрый, дамы, — улыбается он, и пусть я и сижу, у меня все равно подгибаются колени.

— Добрый, целитель Кеннеди, — улыбаюсь я в ответ, надеясь, что не выгляжу нелепо.

Он продолжает свой путь по коридору и сворачивает в отделение Травм от рукотворных предметов, где отрабатывает свою смену каждый день с полдня и до четырех. Целитель Дэмьен Кеннеди — главный красавчик больницы. Горячий целитель. Восхитительный доктор. Иногда я хочу, чтобы чья-нибудь палочка взбунтовалась против своего хозяина, и тогда бы я могла увидеть, как он бежит по коридору, откидывает с лица темные волосы, готовый спасать жизни…

— Была бы я лет на десять моложе, — мечтательно вздыхает Линда.

— Была бы я лет на тридцать моложе, — вмешивается Глэдис. Даже Глэдис, мужененавистница, и та не может не отметить, какой притягательной внешностью обладает Дэмьен Кеннеди. Он стал полноценным целителем всего лишь пару лет назад, и все эти годы он ходил мимо нас каждый день, с тех пор как я здесь работаю.

Тем не менее, даже чрезвычайно восхитительный Дэмьен Кеннеди не может отвлечь меня от того факта, что Скорпиус возвращается домой завтра. Вы когда-нибудь ждали чего-то настолько сильно, что даже становилось страшно? Мозг ваш когда-нибудь кричал, чтобы вы ни в коем случае не поступали тем или иным образом, а сердце все равно бы делало по-своему? Вот, именно так я себя и чувствую.

— Итак, — Линда отпивает чай и смотрит на меня очень внимательно. — Ты приняла решение?

— Нет, — говорю я ей, — еще нет.

— Роза! Завтра он возвращается домой! — сердится она. — Как ты можешь до сих пор не решиться? Ты должна сказать ему.

— Нет, она этого не сделает, — говорит Хейзел, записывая данные в карте пациента, — ей лучше не рассказывать ему. Что хорошего из этого выйдет?

— Они могут быть вместе! Они могли бы пожениться, Хейзел, и завести кучу детишек…

— Одного ребенка более, чем достаточно, — подскакиваю я. — Большое спасибо. И может сменим уже тему?

Не знаю, зачем я вообще об этом рассказала им, двум циничным женщинам и единственной выжившей в этом жестоком мире оптимистке. Я никогда никому об этом не рассказывала. Ну, кроме Дженни, но она не в счет. Я должна была рассказать ей об этом. Но мне действительно не стоило рассказывать все Глэдис, Линде и Хейзел. Они мои коллеги, но зачем им знать о моей личной жизни?

— Думаю, что это прекрасно, — вздыхает Линда.

— Что прекрасно? — смеюсь я.

— Твоя история! История Розы Уизли и Скорпиуса Малфоя. Лучших друзей. И любовников.

— Мы никогда не были лучшими друзьями, — поправляю я. — Это же Малфой.

— Разлученные роком и сведенные снова судьбой…

— Рок и судьба — это одно и тоже, — огрызаюсь я.

— Два лучших друга, одна ночь страсти шесть лет назад дала возможности родиться незаконнорожденному любимому сыну…

— И вовсе это не было…

— Жизнь в разных мирах в течение целого года…

— Я бы не стала называть Англию и Шотландию разными мирами, — рычу я на ее романтические бредни.

— В конце концов рассоренные дьявольской разлучницей…

— Он связался с хаффлпаффкой, когда был на седьмом курсе! — кричу я. — Не слишком ли ты преувеличиваешь?

— Только за тем, чтобы встретиться вновь…

— На самом деле, — перебивает Глэдис историю Линды, — они встречались не меньше шести раз, верно? Трижды за одну ночь, если я правильно помню?

Мне бы хотелось, чтобы Глэдис и вовсе ничего не помнила из того, что я наговорила.

— Ладно… только для того, чтобы встретиться на шесть раз больше, — продолжает она с затуманенным взглядом. — И теперь, он возвращается из чужих краев…

— Лас-Вегас, — бормочу я.

— Из чужой земли Лас-Вегаса, история Розы Уизли и Скорпиуса Милдреда…

— Малфоя! Как ты можешь не знать имя Малфоя? — кричу я.

— История Розы Уизли и Скорпиуса Малфоя наконец-то приближается к своему счастливому финалу. Разве это не романтично? — со вздохом заканчивает Линда.

— Абсолютно захватывающе, — произносит весьма сухой голос над нашими головами, — но мне нужна карта миссис Хиллман до конца этого столетия, так что если вам удастся прекратить заслушиваться жалкими подробностями личной жизни Уизли и сосредоточиться на работе, это будет весьма полезно.

Поверьте, целительница Злобная Сатана услышала все преувеличенные Линдой подробности моей жизни. И даже преувеличенная версия — всего лишь «жалкие подробности» личной жизни. Злобная Сатана — иначе известная, как Бонни Клайд (нет, я сейчас не шучу, и это ее настоящее имя) — думает, что она стоит над всеми нами. Она — заместитель главного целителя и та еще подлиза, когда речь заходит о главном целителе Уортоне. А особенно она ненавидит нас, администраторов, потому что считает, что в больнице нет никого бесполезнее нас. Тем не менее, если бы нас здесь не было, кто бы дал ей идиотскую карту миссис Хиллман?

Глэдис вытягивает карту и с неохотой отдает Сатане, которая забирает ее с собой.

— По крайней мере у вас есть хотя бы зачатки разума, — цедит она, а затем уходит по коридору. Я ее очень ненавижу. Как и все, если не брать в расчет главного целителя Уортона.

— Надеюсь, когда-нибудь она допрыгается, — шипит Хейзел, стоит только Сатане удалиться на приличное расстояние, — возомнила о себе невесть что…

— Итак, Роза, — улыбается Линда, которой явно наплевать на то, что Сатана нас прервала, пожалуйста, скажи мне, что ты собираешься попробовать со Скорпиусом. Ты должна дать ему шанс, хотя бы…

— Ох, сколько времени, — удивленно вскрикиваю я, — не пора ли нам собираться домой? Мне еще надо успеть забрать ребенка у Ала и Дженни, — я стягиваю пальто со спинки стула и готовлюсь уходить.

— Роза! — кричит Линда. — Ты не можешь уйти! Ты работаешь завтра?

— Да, — отвечаю я, — а вот ты — нет, — я указываю пальцем на список дежурств, и она разочаровано стонет, когда понимает, что у нас больше нет совместных смен до самого Рождества. — Увидимся послезавтра, Линда. А с вами двумя увидимся завтра.

Хейзел и Глэдис прощаются со мной, а Линда кричит вслед: «Скажи ему, что чувствуешь!», когда я уже выхожу за дверь. Я знаю, что она хочет для меня только лучшего, но иногда мне так хочется, чтобы она лучше сконцентрировалась на своей личной жизни, а не на моей.

* * *

— Я потеряла твоего сына! — в отчаянии едва не плачет Дженни. — Он был здесь минуту назад… Роза, мне так жаль! Я… я заменю его! АЛЬБУС ПОТТЕР! Ты должен сделать меня беременной прямо сейчас, нам надо отдать ребенка Розе! В какой позе вы со Скорпиусом делали это, чтобы получился мальчик?

— Пожалуйста, остановись прямо сейчас, — поднимаю я руку, — тебе правда не стоит знать об этом…

— Совершенно верно, — бормочет мой кузен Альбус.

— И вообще, я не помню, — пожимаю я плечами, а Ал вздрагивает. Думаю, что мысль о том, что я спала с его лучшим другом все еще пугает его. И хорошо, что Дженни не рассказывала о девяти с половиной случаях, когда это случалось вновь. — Эйдан!

— Я смотрела везде! — всхлипывает Дженни. Несмотря на то, что она моя лучшая подруга и я люблю ее, но ее навязчивые переживания здорово утомляют.

— Он где-то здесь, — уверенно говорю я, — если он был здесь минуту назад, то просто не мог далеко уйти. Эйдан! Иди сюда! — кричу я. Тишина. — Эйдан, если ты сейчас же не объявишься, дедушка не подарит тебе билеты на Пушек Пэддл, и ты не увидишь, как играет Джеймс…

Шантаж срабатывает. Думаю, что в этих книгах для родителей должна быть целая глава отведенная шантажу. Из-за дивана выскакивает пятилетний белокурый шкодник, ухмыляющийся точно так же, как и его отец. Дженни с облегчением вздыхает, хватает его и крепко обнимает.

— Эйдан! Не делай так больше! — кричит она. Иногда мне и правда интересно, не мать ли она ему. Со мной Эйдан не выкидывает подобные фортели, потому что знает, если он это сделает, я найду его в течение двадцати секунд. Поэтому он забавляется реакцией Дженни.

— Видишь, не о чем беспокоиться, — пожимаю я плечами. — Эйдан, надеюсь, ты сегодня не доставлял проблем тете Дженни? — я предостерегающе смотрю на него взглядом, который так же означает, что я злюсь, а еще голодная.

— Нет, — ухмыляется он, — разве я мог? — он слишком саркастичен для пятилетнего ребенка. Явно он унаследовал это от Малфоев.

— Роза? Слышала, Джеймс и Скорпиус возвращаются на день раньше, — тихо говорит мне Ал, пока Дженни достает пальто и школьную сумку Эйдана. Мое сердце замирает от этой новости.

— На день раньше? — переспрашиваю я. — Разве это не… сегодня?

— Сегодня вечером, — кивает он. — Они должны быть дома около восьми. Просто подумал, что… тебе стоит об этом знать…

Я смотрю на него. Он же виновато смотрит в пол, а затем принимается протирать очки полой рубашки.

— Дженни рассказала тебе? — шиплю я. — Она сказала тебе?

— В каком-то смысле… и просто, чтобы ты знала, я думаю, что это замечательно. Ты и Скорпиус наконец-то вместе…

— Просто умолкни, — обрываю я. — Я даже не уверена, расскажу ли ему о своих… чувствах… так что тебе тоже стоит молчать, слышишь? Особенно с Эйданом.

— Конечно, — энергично кивает он, — не скажу ни слова.

Я думаю об этом всю дорогу домой. Я пыталась изгнать эти мысли из головы, думая, что у меня еще впереди две недели, чтобы детально продумать, что именно я скажу Скорпиусу. А теперь у меня осталось меньше четырех часов до того момента, пока он не появится дома у себя, а потом гарантированно объявится в моей квартире, чтобы увидеть Эйдана сразу же после своего возвращения. Эйдан рассказывает мне что-то по пути домой, но я едва ли слышу его. Я знаю, что я не кажусь самой лучшей матерью, но вы сами знаете, о чем могут быть разговоры пятилетних детей, например о том, какие фантастические проплывающие по небу облака.

Скорпиус уехал в командировку вместе с Пушками Пэддл две недели назад. Не могу поверить, что уже прошло целых две недели. Скорпиус — заклинатель метел и работает сейчас в Нимбусе, который является официальным спонсором Пушек. На самом деле, это не командировка, а скорее какая-то халява. Команда играла с Лас-Вегасовскими Девственниками (неудачное название для квиддичной команды), поэтому Джеймс со Скорпиусом воспринимали поездку, как двухнедельную пьянку в режиме нон-стоп. И за день до отъезда Скорпиуса я поняла, что хочу его. Я хочу все самое важное делать с ним. Так что теперь я должна сказать ему об этом, пусть и не имею ни малейшего понятия, с чего же мне начать.

Я готовлю Эйдану ужин, когда мы приходим в крохотную квартиру. Эта квартира самая лучшая из всех, которую я смогла найти, ведь она находится недалеко от работы и одновременно с этим рядом с Дженни и Алом. Я так и не сдала тест на аппарацию, поэтому мне приходится всюду добираться на своих двоих, как обычной маггле. И это очень расстраивает.

— Мама? — произносит Эйдан тоном «я хочу задать вопрос» и постным выражением лица. — Знаешь ли ты людей, притворяющихся, что им кто-то не нравится, а на самом деле нравится?

Слишком хорошо, сынок.

— Да, знаю.

— Хорошо… понимаешь, у меня в классе есть девочка. И она мне не нравится. Но когда я показываю, что она мне не нравится, люди почему-то думают, что на самом деле она мне нравится, но это не так. Она весьма раздражает, — хмурится он. Когда он хмурится, он очень похож на меня. Довольно страшно видеть свои черты в другом человеке. Но гораздо страшнее видеть кого-то, кто вырос в твоей матке, и смотрит на тебя огромными карими глазищами, ожидая, когда же ты ответишь на вопрос.

— А ты уверен, что она тебе не нравится? — приподнимаю я бровь.

— Она мне НЕ нравится! — огрызается он. — Она думает, что она совершенна во всем, но это не так. Она даже не умеет писать, — я не хочу делать замечание, что и его пятилетний мозг тоже еще не способен писать слитно, поэтому ему не стоит быть таким категоричным.

— Тебе нужно просто игнорировать ее, — отвечаю вместо этого я ему, — не позволяй ей тебя задевать.

— Она меня задевает, — сердито бормочет он. Ух ты, а мой сын-то впервые влюбился. Интересно, ему еще рано рассказывать о сексе? Надо обсудить это со Скорпиусом, хотя, на самом деле, о сексе говорить никогда не рано. Вот мне никто не рассказывал о сексе и что из меня выросло: мне 22, а я размышляю стоит ли просвещать на этот счет пятилетку. Но я не могу допустить, чтобы подобное случилось и с ним.

Кажется, что время течет уж слишком быстро, как по мне. К тому моменту, как мы заканчиваем ужинать, на часах почти половина пятого, а мне еще нужно прибрать квартиру к появлению Скорпиуса. Эйдан убегает в свою комнату, чтобы поиграть с игрушечной метлой, а я принимаюсь за уборку. Я не самая лучшая хозяйка в мире. Мама часто ругает меня за то, в каком состоянии находится моя квартира. У меня не грязно или еще что-то в этом роде, просто не убрано. Повсюду валяются старые выпуски Ежедневного пророка и Придиры, а игрушки Эйдана разбросаны по всему полу. Я взмахиваю палочкой, прибирая все по своим местам, и зачаровываю грязную посуду, отправляя ее мыться, и примерно через час квартира выглядит гораздо лучше. Я не забываю убрать и в своей спальне, ведь если все пройдет так, как я думаю, то надеюсь, что вечер мы закончим именно там.

Ох, нет! Я ведь не побрила ноги… не помню уже сколько времени. А еще не вымыла сегодня голову и вовсе не ухаживала за лицом, в духе очищение-тонизирование-увлажнение, как Дом постоянно советовала мне. Я отправляюсь в душ, мою голову, бреюсь, выщипываю, депелирую воском все места, которые считаю нужными. Я давно ничего подобного не делала, поэтому в итоге порезала себе ноги и подмышки. Я изучаю свое отражение в зеркале и понимаю, что Дом все же была права, говоря мне, что я должна ухаживать за кожей. Вроде бы я только из душа, а кожа ужасно сухая. Я несусь в спальню, сушу волосы и выбираю, что бы такого замечательного надеть. И почему я так нервничаю? Это же просто Скорпиус! Я же вижу его едва ли не каждый день!

А если я накрашусь, это будет уже слишком? Думаю, что да. Я не красилась с тех пор, как в прошлом месяце обручились Ал и Дженни. Нет, я ограничусь бритыми ногами — маленький шажок для женщины, и просто огромное достижение для женщины с ребенком.

Я заглядываю в комнату Эйдана, и он все еще играется со своей метлой. С ним все хорошо. Ладно, теперь вино. Думаю, у меня завалялась в холодильнике бутылка белого. И еда — уверена, что он захочет перекусить, учитывая, что он только вернулся из Америки.

Звонит телефон, и я снимаю трубку.

— Алло?

— Роза, я просто хочу пожелать тебе удачи, — взволновано бормочет Дженни. — Ты же не передумала говорить ему, что хочешь быть с ним, верно?

— Да не знаю я, — стону я, — мне уже плохо…

— Это всего лишь нервы, — говорит она мне, — все пройдет. Так что ты собираешься сказать ему?

— Ну, не знаю… я просто положусь на случай.

— Ох, Роза, мне пора. Джеймс только что прибыл! Дай знать, как все прошло!

Она вешает трубку. Джеймс уже у них. Я проверяю часы и понимаю, что уже десять минут девятого. Скорпиус будет здесь с минуты на минуту... мне становится тяжело дышать.

Что я ему скажу?! Это просто не может быть повторением свадьбы Тедди. Не могу же я дождаться, когда он отправится в туалет, а затем ворваться и признаться в любви. Мне надо придумать что-нибудь оригинальное в этот раз. Наши отношения за последние пять лет были ничем иным, как вереницей неловких ночевок. Я хочу большего. И я знаю, что он тоже хочет большего. Уж в этом-то я уверена.

— Мама, я открою дверь? — зовет меня Эйдан из своей спальни. Я даже не услышала стук, но затем он повторяется. Он здесь.

— Э-э… да… будь добр…

Я слышу, как Эйдан бежит к двери и открывает ее. Я пытаюсь взять себя в руки. Обычно я так не волнуюсь, когда приходит Скорпиус.

— Привет, приятель! — слышу я голос Скорпиуса, доносящийся из коридора. Не могу поверить — я действительно не услышала.

— Папа! — восклицает Эйдан. — Ты дома! — он никогда так не радуется, когда я возвращаюсь с работы.

— Ты здесь сам? Или у тебя вечеринка? Может где-то и пара подружек найдется? А? — спрашивает его Скорпиус.

— Нет! Мама в гостиной!

Дерьмо. Вот он. Момент истины. Я покрываюсь испариной. Хорошо, что успела воспользоваться духами. Скорпиус заходит в гостиную, держа Эйдана так, как охотник держит квоффл. Я и забыла, насколько он красив. Ну, не забыла, просто всегда упускала это из виду.

— Все хорошо, Роза? — усмехается он мне. Думаю, только что я растеклась лужицей. Ага, у его ног.

— Привет, Скорп, — улыбаюсь я. — Поездка удалась?

— Просто фантастика. Эйдан, когда ты вырастешь, отправимся с тобой обязательно в Лас-Вегас на квиддичный матч. Ты должен увидеть их стадион, он просто невероятен!

Эйдан уже сейчас воодушевлен перспективой будущей поездки.

— Вегас, мама! Мы поедем в Вегас! — сомневаюсь, что он знает, где находится Вегас.

— Я приготовил тебе пару подарков, — говорит ему Скорпиус. — Но перед этим мне надо поговорить с твоей мамой, поиграешь немного в своей комнате, парень?

Эйдан кивает, улыбается и убегает в свою комнату. Если бы это я сказала ему, он бы закатил истерику и мне пришлось бы тянуть его туда. И почему я всегда плохая?

Подожди… ему и правда надо поговорить со мной? Он собирается сказать это, чтобы мне не пришлось говорить? Он хочет предложить нам попробовать? Я знаю, что перед тем, как уехать, он намекал, что хотел бы попробовать, но я даже не думала, что он на самом деле хочет этого. Ох, слава Богу, мне не нужно ничего говорить.

— Роза… — начинает он. — Мне нужно кое-что тебе сказать.

Это потрясающе. Восхитительно. Точно так, как я себе это представляла. Моя дрянная жизнь станет не такой дрянной.

— Дело в том… — он глубоко вздыхает, — я… я…

— Да? — подталкиваю я.

— Я… вроде бы, — он смотрит на меня, так словно сожалеет о том, что собирается сказать. — Я женился.

Это случилось два года назад. Мне было двадцать. Двадцать лет кажутся старостью, когда ты подросток, но когда тебе и правда, двадцать, ты чувствуешь себя тринадцатилетним подростком, запертым в этом новом теле взрослого человека. И пусть физически ты уже не подросток, а вот внутренне… Внутренне ты ничем не отличаешься от того, когда тебе было тринадцать, четырнадцать или пятнадцать. Во многих смыслах ты все еще подросток, пусть люди и ждут от тебя гораздо большего.

Я переехала в эту квартиру, когда мне стукнуло двадцать. Я была двадцатилетним подростком с трехлетним сыном на руках, да еще и впервые покинула родительский дом. В Хогвартсе у меня никогда не возникало такого ощущения, потому что там меня окружала семья. Теперь же я была одна. Тогда я только начала работать в Св. Мунго, отказавшись от мечты сдать ТРИТОНы. В конце концов, у меня не было времени готовиться к ним, как я когда-то думала, будучи молодой семнадцатилетней оптимисткой… пусть и не оптимисткой, но уж точно молодой. Я не понимала, что материнство — это работа по двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, пятьдесят две недели в году. Я и правда выросла. Стала настоящей взрослой. И я была напугана.

Затем пришел он, чтобы отпраздновать мою новую работу и новую квартиру… отпраздновать мою новую жизнь. Он принес с собой бутылку дешевого шампанского, потому что не мог позволить себе дорогих вещей. В то время «Нимбус» еще не платил ему много, считая его только подмастерьем. Но я не была против. Мне нравились дешевые вещи, и я привыкла соглашаться на то, что было попроще. И до тех пор, пока это приносил он, я бы согласилась даже на мочу в бутылке, мне было абсолютно все равно. Он был всем, что было мне нужно, и когда я была с ним, пусть мы и постоянно спорили, я чувствовала себя беззаботным подростком. Не то, чтобы я была и на самом деле когда-либо беззаботной, но гораздо в большей степени, чем сейчас.

На нем была белая рубашка, что в тои момент показалось мне странным, ведь Скорпиус носил только футболки или же худи. Он выглядел умным и представительным. Я должна была что-то заподозрить, как только он переступил порог моей квартиры, но нет. После того, как мы прикончили бутылку шампанского за 3,99 фунта стерлингов, которую он купил в маггловском супермаркете, он повернулся ко мне и сказал: «Выходи за меня». Как будто я была чем-то недовольна в сложившемся положении вещей. Словно я хотела чего-то большего.

Я отказалась. Да, именно так.

И то, что сейчас он сидит на моем диване, на том же самом диване, на котором каких-то два года назад дожидался моего ответа, кажется мне особенно ироничным.

— Ты женился? — безучастно переспрашиваю я. — Ты… женился? — потерянно повторяю. Он кивает. Просто кивает. — То есть… ты женат? — он снова кивает. — И у тебя теперь есть жена? — снова кивок. — Значит, теперь ты чей-то… муж?

— Роза…

Я поднимаю руку, и он умолкает.

— Подожди, дай мне это осознать. Ты женился… в Лас-Вегасе.

— Да.

— Ты женился… нашел себе жену… в Лас-Вегасе.

— Да.

— Люди что, и правда так делают? — спрашиваю я. — Подобное на самом деле случается в реальной жизни?

— Похоже, — отвечает он.

Ну, это определенно должен быть розыгрыш. Скорпиусу никогда не удавалось хорошо шутить, а это, наверное, одна из его шуток. Я улыбаюсь ему и жду, что он улыбнется в ответ. Но он не улыбается. Он просто продолжает смотреть на меня, словно я бомба и могу взорваться в любой момент. Но ведь это же шутка! Я не могу сдержать смешка, когда представляю себе Скорпиуса Малфоя, сына Драко Малфоя, стоящего в Часовне Любви и дающего обеты какой-то проститутке-подражательнице Элвиса! Это словно сцена из какого-то чудовищного маггловского фильма!

— На минуту тебе даже удалось меня заставить поверить в это! — смеюсь я. — Ты только представь себе, ты, да еще и женился? Знаешь, Скорпи, тебе никогда не удавалось шутить. Но сейчас это было смешно! Отличная работа!

Он все еще не смеется.

Почему он не смеется?

— Роза, я не шучу, — серьезно говорит он. И это вызывает у меня еще больший приступ смеха. У меня сейчас истерика — я просто не могу остановиться! Я искренне надеюсь, что не описаюсь, потому что никогда не смогу вычистить диван. Я так не смеялась с тех пор, как Молли напилась на свое совершеннолетие и не упала головой в унитаз. — Я серьезно.

Я перестаю смеяться и смотрю на него. О Господи, какой он серьезный.

— Ты… ты не шутишь.

— Нет.

— Ты, должно быть, все же шутишь, — выдыхаю я. — Понимаешь, я знаю, что ты просто не можешь жениться на какой-то посторонней женщине, не сказав сначала мне… Эйдану… в первую очередь. Если только… ты был пьян? Или это результат воздействия какого-то зелья, туманящего разум? Ты был под империо? Или ты все еще под империо?

— Я просто влюбился, — пожимает он плечами. И у меня такое чувство, словно он вонзил мне нож в спину. — Ее зовут Дэйзи, она тоже работает в Нимбусе, и мы уже некоторое время знакомы. Но в действительности мы узнали друг друга только в Вегасе…

Я его не слушаю. Дэйзи, вот как зовут эту корову. Не тупая коровообразная стерва, а ей богу, мычащая фризская корова. Я должно быть сплю. Это просто еще один безумный сон.

— … и мы решили, что должны сделать это. Знаешь, жизнь слишком коротка, чтобы ждать.

— Верно… ты прав. Жизнь слишком коротка. Поздравляю, — не могу поверить, что это произносят мои губы. Словно мой рот принадлежит кому-то другому. Все, чего мне хочется — это крушить окружающие меня вещи, но вместо этого я вежливо улыбаюсь. Даже Скорпиус удивлен моей реакцией. Не могу винить его. Я кидала в него вещи и за гораздо меньшие проступки. — Это правда, здорово.

— Ладно… спасибо… наверное…

Так неловко. Мне хочется плакать, кричать, кричать и требовать ответа, какого черта он так поступает со мной, но вместо этого я улыбаюсь, как сумасшедшая. Я чувствую, как холод сковывает меня изнутри, чувствую, как слезы начинают застилать глаза. Это то, что называют нервным срывом? Наконец-то, после стольких раз, когда я подходила к самому краю, я смогла перешагнуть эту черту, отделяющую нормальных от ненормальных?

— Похоже, мне пора… — говорит Скорпиус, поднимаясь. — Пойду, попрощаюсь с Эйданом…

— Да… здорово! — с энтузиазмом киваю я, пусть он так и сделает. Я уже дважды сказала «здорово», и уверена, он тоже это заметил. Он уходит в спальню Эйдана, чтобы пожелать тому спокойной ночи, давая мне время взять себя в руки. Несколько глубоких вдохов. Все будет хорошо. И то, что отец моего ребенка женат на другой, вовсе не значит, что я должна опускать руки. Я прошла и через худшее. У меня родился ребенок, когда мне было всего семнадцать! А то, что происходит сейчас, просто не может быть хуже.

С другой стороны, у меня был Скорпиус. Теперь же у меня нет никого, кроме пятилетнего сына, полностью зависящего от меня.

— Ну, я пойду, — говорит Скорпиус, стоя на пороге. — Вскоре увидимся? Я подумал, что Эйдан мог бы провести часть рождественских праздников со мной?

— Да, здорово! — криво улыбаюсь я. — Вскоре обсудим это, Скорп-О!

Я сказала это. Я назвала его Скорп-О. И уже нет пути назад. Он смотрит на меня очень странно.

— Роза, ты пьяна? — спрашивает он.

— Нет, не пьяна, просто счастлива! Рада за тебя! И твою новую жену, Дэйзи! — голос у меня срывается.

— Ладно… тогда до встречи.

Он уходит.

Я накладывая заклинания тишины на дверь гостиной, полностью изолируя комнату.

— ААААААААААААА! — я скидываю абсолютно все подушки с дивана на пол и падаю на образовавшуюся кучу. Мне правда хочется кого-то убить. Или же сломать, разорвать в клочья. Меня раздирает на кусочки от желания пнуть бездомного кота или поджечь старое заброшенное здание. Мне надо перестать рвать волосы и попытаться избавиться от гнева каким-то иным способом.

Я слышу поворот ключа в двери и думаю, что это Скорпиус вернулся, чтобы сказать, что это просто большой розыгрыш. Но нет.

— Роза! Я так понимаю, ты уже слышала? — Дженни врывается в гостиную, явно потрясенная той картиной, что открылась перед ней — я сижу посередине комнаты в окружении подушек. К счастью, она не слышала моего вопля, благодаря наложенному заклинанию.

— Слышала? О да, я слышала! — плачу я. — Я услышала абсолютно все о Дэйзи. Дэйзи Малфой. Миссис Дэйзи Малфой.

— Ох, Роза, мне так жаль, — говорит Дженни с несчастным видом. — Я не могла поверить в это, когда Джеймс рассказал нам. Я до сих пор не верю в это… и Джеймсу тоже не верю!

— Что… почему? Почему ты не веришь Джеймсу? — резко спрашиваю я.

— Ох… без причины… — отвечает Дженни, глядя в пол. Она самая бездарная врушка в мире.

— Дженни, что он сделал? — спрашиваю я. Она ничего не говорит и просто продолжает сверлить взглядом пол. — Дженни! Что сделал мой проклятущий кузен… твой придурковатый деверь?!

— Ну… он был… Роза, он был шафером Скорпиуса!

Это все же случилось. Я всегда знала, что именно мне предстоит убить Джеймса Поттера. Возможно, тетя Джинни вначале его прирежет, но именно я доведу все до конца.

— Побудь здесь, — говорю я Дженни, — я скоро вернусь.

Я хватаю горшок с летучим порохом и отправляюсь к Алу и Дженни. Я стараюсь не слишком часто пользоваться камином. Это приводит мою одежду в негодность, да и вообще не самый лучший способ перемещения. И так как у меня никогда не было времени, чтобы пройти курсы аппарации, я не вижу иного выхода, кроме, как путешествовать каминами. И сейчас я могу убить Джеймса Поттера только так, переместившись камином.

— Роза, все хорошо? Что ты…

— Заткнись, Ал! — выплевываю я. — Где он?

Алу даже нет необходимости спрашивать, кого же я имею в виду. Я знаю, что Ал не виноват в том, что его старший брат такой идиот, но иногда он тоже раздражает меня со страшной силой, учитывая, насколько они похожи. А Ал даже иногда поступает так же, как Джеймс — например, фиаско Роберта Хитча в 2023 году. Но, тем не менее, Ал наделен хорошими качествами, которых полностью лишен Джеймс.

— Думаю, он в душе, — отвечает мне Ал.

Я взлетаю на второй этаж двухэтажного дома Ала и Дженни с четырьмя спальнями, который раз в пять больше моей маленькой и темной квартирки. Я всегда считала, что у нас нет богатых родителей или богатых бабушек-дедушек, или же хорошо оплачиваемой работы, но, похоже, не в этом случае. Я открываю дверь ванной, как в каком-то старом вестерне, и Джеймс замирает у раковины, просушивая волосы полотенцем, в то время, как второе обмотано вокруг его бедер. Что-то в этой сцене кажется мне странно знакомым.

— Все в порядке, Рыжая? Я тут немного занят, — усмехается он, зля меня еще больше. Я хватаю его за мокрые волосы и вытаскиваю из ванной… да, определенно я так делала и раньше. — ПОЛЕГЧЕ! ЭТО ЖЕ ВОЛОСЫ!

— ТЫ ИДИОТ! — ору я, чувствуя, что я еще достаточно добрая, раз называя его всего лишь идиотом. — КАК ТЫ МОЖЕШЬ БЫТЬ НАСТОЛЬКО ТУПЫМ?

— Да что, черт побери, я сейчас сделал? — кричит он, держась за полотенце. Я слышу, как Ал взбегает по лестнице, чтобы посмотреть на драку. — АЙ! ОТПУСТИ МОИ ЧЕРТОВЫ ВОЛОСЫ!

— Его шафер?! Ты был его шафером? — кричу я и отпускаю его волосы. — За что? У тебя вообще есть хоть что-нибудь в черепной коробке?!

— Ну, я не думал, что это будет проблемой, Рыжая, учитывая, что вы с Малфоем не были вместе в течение пяти лет! Так что не сваливай всю вину на меня!

— Ты же знаешь, как я к нему отношусь, — кричу я, — все об этом знают! И с каких это пор вы с ним друзья?

— Могу я одеться, пожалуйста? Я чувствую себя раздетым, — говорит он и направляется в спальню напротив ванной.

— Успокойся, Роза, — говорит Ал, — знаю, он немного…

— Мудак? Да, ты прав, — вздыхаю я. Слезы снова наворачиваются на глаза. — Я домой. Спокойной ночи, Ал.

* * *

— Вот же засранец, — прямо говорит Глэдис после того, как я рассказываю ей все.

— Просто бесполезное дерьмо, — соглашается Хейзел.

Я рада, что Линды сегодня нет. Не думаю, что смогла бы принять ее оптимистичный настрой «всегда ищи хорошие стороны». Потому что здесь нет хороших сторон. Вещи сегодня не выглядят лучше. На самом деле выглядят еще хуже. Ничто не может скрасить мой день. Но весьма вероятно, что все может стать еще хуже. Это ведь моя жизнь, в конце концов.

— Уизли, мне нужна карта Ричарда Симпсона, — рявкает целитель Уортон, оплёвывая меня. Как бы мне хотелось врезать боссу пером сию же минуту.

— Пожалуйста, — шиплю я.

— Прошу прощения? — огрызается он.

— Пожалуйста, дайте мне карту Ричарда Симпсона, — рычу я, хмуро смотря на него. Сначала я думаю, что он наорет на меня плюс оплюет, как обычно. Может быть, даже уволит меня. В данный момент мне на все наплевать.

— Э-э, да. Верно. Будь добра.

Я беру карту и отдаю ему. Он кивает мне, а затем уходит по коридору.

— Ну, ничего себе заявочки! Прекрасная работа! — удивленно тянет Хейзел.

— Да, отличная работа, дорогуша! — соглашается Глэдис.

Ладно, вот мой день и стал чуть светлее.

Хейзел и Глэдис приносят сегодня чай. Обычно, они заставляют меня это делать, мотивируя тем, что я младше, а их суставы уже не те, что были раньше и им тяжело подниматься и спускаться по такому множеству ступенек. Они даже отдают мне последнее шоколадное печенье. А в четверть первого целитель Кеннеди проходит мимо и, как обычно, улыбается нам. И вот жизнь уже и не кажется столь мрачной.

У Эйдана сегодня нет занятий в школе, поэтому я оставила его с Тедди. После работы я отправляюсь туда, чтобы хорошенько пострадать и наконец-то забыть об этой дерьмовой насмешке судьбы. Тедди и Виктуар живут в сельской местности. Их дом довольно маленький, но не слишком мал. Со дня его постройки он всегда выглядит отлично. Поездка на автобусе занимает около получаса. Мне и правда стоит научиться аппарировать или хотя бы получить водительские права. Папа однажды попытался научить меня, но мы тогда поспорили, и я просто бросила машину посередине автомагистрали. И больше мы попыток не предпринимали.

Ремус открывает дверь прежде, чем я даже стучу. Сегодня его волосы фиолетовые, а глаза привычные серо-голубые, как у Виктуар. Ему четыре и, если не считать моего сына, он самый нахальный мальчишка, которого я когда-либо знала.

— Привет, тетя Роза! — усмехается он.

— Привет, Проблема, — ерошу я его волосы. — Ждешь прихода Санты?

— Да! — восклицает он, ведя меня по коридору на кухню, где, как я полагаю, расположились остальные:

— У меня будет новая метла, снитч и щенок!

— Щенок? Мама разрешила тебе завести щенка? — это не слишком похоже на Виктуар Люпин, которую я знаю. К ее ужасу, у них уже есть собака. И я не могу представить причину, по которой они решили обзавестись еще одной.

Тедди, Виктуар, Дори и Эйдан сидят за обеденным столом, словно идеальная семья. Дори восседает на своем высоком стульчике, бросая еду собаке Ронни (названной Ремусом в честь моего папы — папа был даже более горд, чем когда я дала второе имя Эйдану), и хлопает в ладоши своими пухлыми ручками. Тедди, Виктуар, Ремус и Дори — идеальная семья. Я завидую им. Ведь у них такая обычная, совершенно нормальная жизнь.

Дори — годик, и она самая милая девочка из всех моих знакомых детей. С девочками намного проще, чем с мальчиками. Ну, по крайней мере, с Дори. Она практически постоянно улыбается. Дядя Билл буквально светится, когда она рядом. Даже бабуля Молли и та забывает о своем артрите, когда Дори улыбается. А еще бабуля называет Эйдана и Ремуса «Ужасающей парочкой», думаю, именно они — та причина, по которой прогрессирует ее артрит. Но я бы не променяла Эйдана ни на что в мире, пусть мальчик и ходячая катастрофа.

— Привет, Роззи, — машет мне Тедди. — Проголодалась?

— Нет, спасибо, — отзываюсь я и целую Дори в щеку. Она улыбается мне, и я на мгновение забываю, насколько дерьмова моя жизнь. У нее совершенно волшебная улыбка.

— Вик, как дела? — спрашиваю я, чтобы заполнить паузу. Мне все равно, как идут дела в ее магазине одежды в Косом переулке.

— Отлично! — отвечает она. — Подумываю открыть магазинчик в Хогсмиде. Сейчас такой наплыв посетителей…

Тедди легко может сказать, что со мной что-то не так. Тедди всегда понимал меня, как открытую книгу. У него дьявольское шестое чувство. Именно он был первым, кто узнал, что я беременна Эйданом. Просто он знает о многом. Несмотря на то, что Виктуар моя кузина, я всегда чувствовала, что гораздо лучше понимаю Тедди. А еще я когда-то была сумасшедше-влюблена в него, к счастью, он так и не узнал об этом.

Эйдан и Ремус выбегают на задний двор, стоит им только закончить с обедом, а Виктуар уходит, чтобы убаюкать Дори. И Дори даже не протестует. Иногда я сомневаюсь, настоящая ли она.

— Так что случилось? — спрашивает Тедди, пока я помогаю ему убираться.

— Ничего не случилось, — пожимаю я плечами, — с чего ты взял, что что-то случилось?

— Потому что я знаю тебя двадцать два года, Роза Уизли, — говорит он. — И я вижу, когда что-то случается.

Я вздыхаю. От Тедди ничего не удается скрыть.

— Скорпиус женился.

Тедди роняет тарелку, которую до этого протирал, и смотрит на меня:

— Ты серьезно?

— Да, — отвечаю я. — Я еще не рассказала Эйдану.

— Погоди секунду… он женился? Когда? На ком? Я думал, что он только сегодня возвращается из Штатов?

— Он вернулся на день раньше с Дэйзи в придачу.

И я рассказываю обо всем Тедди. Он внимательно слушает и ругается там, где это необходимо. Вот, почему я люблю разговаривать с Тедди. Кажется, он всегда знает, что сказать.

— Значит, он женился в Вегасе… никогда не думал, что люди так поступают на самом деле?

— И я сказала так же!

— Вот же идиот. Мне никогда не нравился этот парень, — говорит Тедди. Но это не приносит облегчения. Как бы ни хотелось поливать Скорпиуса грязью, мне неприятно слышать, когда это делают другие. Я так запуталась. И отчаянно ненавижу себя за то, что пытаюсь его защищать. — Так ты собираешься в Нору на Рождество?

— Конечно, — мы приходим к бабуле и дедуле на каждое Рождество. Обычно, Скорпиус приезжает на день, но уверена, что в этот раз он предпочтет отметить с Дэйзи. Меня тошнит каждый раз, как я думаю о них. В моей голове уже сложился образ коровообразной женщины, фута на три выше Скорпиуса и в четыре раза шире.

Мы с Эйданом отправляемся домой около семи. Мысли о приближающемся Рождестве не дают ему покоя, а вот я никак не могу прогнать из головы мысли о молодой чете Малфоев. Я ненавижу Скорпиуса за это. Почему именно я должна рассказывать обо всем Эйдану? Мне вечно приходится разгребать дерьмо, в то время, как Скорпиус всегда кажется идеальным, принося подарки и угощая шоколадом в десять вечера.

— Мама, а почему меня зовут Эйдан Уизли, тогда как папу не зовут Скорпиус Уизли? — спрашивает у меня Эйдан, когда мы заходим в квартиру. — Ведь Ремуса зовут Ремус Люпин, а дядю Тедди — Тедди Люпин. И у папы моего друга Генри та же фамилия, что и у него.

Вот видите, именно мне приходится разбираться с подобными вопросами.

— Ну… мама и папа Ремуса женаты, поэтому у них одинаковые фамилии. Когда люди женятся, мама обычно берет фамилию мужа. А потом они передают эту фамилию своим детям.

— Но ты и папа не женаты, — подмечает Эйдан.

— Верно, — говорю я, — поэтому мы решили дать тебе мою фамилию.

— Почему?

Тот, из-за кого мне надо отвечать на это «почему», должен гореть в аду.

— Потому что… а тебе нравится быть Уизли? — вместо этого спрашиваю я.

— Ага, нравится, — отвечает Эйдан, даже не задумываясь.

— Вот и мы знали, что ты предпочел бы быть Уизли. Никто не захотел бы быть Малфоем.

Ну, кроме Дэйзи, видимо. Я никогда даже не встречала эту женщину, но не думаю, что в моей жизни встречались люди, которых я ненавидела бы с такой силой.

— Я рад, что ты дала мне свою фамилию, — говорит Эйдан.

Теперь, когда он сидит, я ощущаю, что сейчас самое лучшее время все ему рассказать.

— Эйдан, твой папа женился, — говорю я ему прямо. Он хмурится.

— Но… я думал, что папа и мама поженятся, — делает он закономерный вывод. — Он женился на тебе?

— Нет. Он женился на женщине по имени Дэйзи, — говорю я, и он морщит нос при этом имени.

— Значит… если мама и папа поженятся… значит, теперь она моя мама?

Какой сокрушительный удар.

— Она никогда не будет твоей мамой, — яростно говорю я, — я всегда буду твоей мамой.

Только в случае, если бы она выносила его в течение девяти месяцев в своей матке, только тогда бы она имела право называть себя его матерью.

— Почему он женился? — спрашивает Эйдан. — Я… я хотел, чтобы ты стала его женой.

— Знаю, — обнимаю я его, — прости, дорогой. Мне так жаль.

Это моя вина. Я все испортила. Почему я тогда просто не могла сказать «да»?

— Знаешь что, Эйдан? — говорю я ему, продолжая обнимать. — Твой папа собирается забрать тебя завтра, чтобы провести с тобой Сочельник. Я заеду за тобой завтра вечером, и мы будем дожидаться прихода Санты, как делали это в прошлом году. У нас будет самое лучшее Рождество, обещаю.

— Как думаешь, я получу щенка, как Ремус? — взволновано спрашивает он.

— Э-э… я… — он смотрит на меня с такой надеждой в глазах. — Да. Непременно.

Вот же дерьмо.

— Мне нужен щенок, — задыхаюсь я, вбежав в магазин во время обеденного перерыва. Маггловский зоомагазин полон людей, совершающих свои последние предрождественские покупки. Женщина передо мной купила красно-белое пальто, которое, как я понимаю, предназначено для ее миниатюрной собачки. Почему люди чувствуют необходимость покупать подарки своим домашним любимцам?

— Привет! Добро пожаловать в «Лучезарный питомник»! С Рождеством, чем я могу вам помочь? — очень веселый парень добродушно усмехается мне из-за стойки. Мне все равно, что сейчас канун Рождества, я готова устроить ему мучительную смерть. На нем шляпа Санты, и это именно то, что мне требуется в «Лучезарном питомнике».

— Мне нужен щенок! — сердито повторяю я.

— Конечно же! Но прежде чем вы примете решение о том, какого щенка вы хотите купить, я обязан, как сотрудник «Лучезарного питомника» и как любитель собак, — подмигивает он мне, — сообщить вам, что щенки они не только на Рождество, а на всю жизнь. Это огромная ответственность. Они требуют постоянного ухода — это все равно, что завести ребенка! — о да, именно это-то мне и нужно.

— Верно…

— Вы уверены, что готовы взвалить на себя эту ношу?

— Да, уверена! — рычу я.

— Хорошо, — с радостным воодушевлением, он хлопает в ладоши. — У нас представлен обширный выбор пород — лабрадор, золотистый ретривер, эльзасец…

— Маленький, — перебиваю я его, — мне нужен очень маленький щенок, который сильно не вырастет и который, предпочтительно, сдохнет в течение ближайших нескольких недель. Скажите, какая у вас самая маленькая и самая больная собака?

Человек, имя которого «Привет, я Джастин, и я здесь, чтобы вам помочь!» смотрит на меня так, словно я только что сбила его мать на грузовике.

— Простите? — заикается он. — Вы хотите умирающую собаку?

— Нет, — шиплю я, чтобы он только не расплакался, ведь его нижняя губа уже дрожит. — Мне просто нужна маленькая собака, ладно?

Он все еще с подозрением разглядывает меня. Похоже, думает, что я какая-то ненавистница собак. Я не ненавижу собак. У меня была собака, и я любила его. Я просто не хочу воспитывать собаку и пятилетнего сына в маленькой и грязной квартире.

— Видите ли, Джастин, — подгоняю я его, — я тороплюсь. Мне нужна маленькая собака, ладно? Вы сможете мне помочь?

Все еще настороженно косясь на меня, Джастин продолжает пояснять отличия той или иной породы. Мне уже надо быть через пятнадцать минут в больнице, поэтому я поторапливаю его и практически не слушаю лекцию о том, что собаке нужны любовь и общение, и что с ними нужно ежедневно гулять, а еще их регулярно надо кормить и дальше в том же духе.

— Да, мне все это известно, — уверяю я его. — Могу я просто посмотреть на щенков, пожалуйста?

Джастин выводит меня к уличным вольерам, где они держат собак. Все поделено на секции по породам, а в саду копошатся в траве маленькие щенята. На самом деле они весьма милые. И маленькие.

— Это Кавалер-кинг-чарльз-спаниели, — поясняет Джастин, — очень милые собаки, и они не вырастают большими, и цена на них всего лишь 250 фунтов.

Я сбиваюсь с шага и смотрю на Джастина, который и сам выглядит, как щенок со своими длинными волосами, падающими на лицо, словно уши.

— 250 фунтов? — восклицаю я.

— Это щенки с родословной, — говорит он мне, словно подразумевает, что если я хочу найти что-то подешевле, то мне стоит обратиться в центр спасения животных…

Он смотрит на меня так, словно я нищая. Я бедная, но все равно не хочу, чтобы люди на меня смотрели так. Словно я не достойна породистых собак, и все, чего я заслуживаю — это какую-то потрепанную жизнью дворнягу из приюта. Тем не менее я не готова отдать 250 фунтов за чертову собаку.

— А у вас есть что-нибудь подешевле? — спрашиваю я.

— У нас все собаки породистые и с родословной, — напыщенно отвечает мне Джастин.

Даже здесь приходится сталкиваться с чистокровными заморочками. Если бы я хотела чистокровную собаку, я бы взяла себе Драко Малфоя. Я ухожу из «Лучезарного питомника» без собаки, и несусь со всех ног в Мунго, делая зарубку в памяти, что надо непременно записаться на занятия по аппарации, как только появится свободное время. К тому моменту, как я добираюсь до работы, обеденный перерыв закончился вот уже минут как с десять, и, к сожалению, целительница Сатана стоит перед стойкой администратора. Несмотря на то, что она фактически не моя начальница, она не упускает возможности ткнуть меня носом в мои косяки.

— Уизли! Ты должна была вернуться пятнадцать минут назад, — рычит она мне.

— На самом деле, десять, — поправляю я ее. И зачем я только рот открыла? Почему я отвечаю на риторические вопросы?

— Не думаю, что целитель Уортон станет терпеть твою вопиющую наглость, — тихо говорит она, — а судя по твоему виду, тебе нужна эта работа, — она окидывает меня взглядом: от влажных густых волос до кончиков изношенных черных туфель, которые потерты и выглядят просто ужасно. — Поэтому на твоем месте, я бы держала рот на замке, — она резко разворачивается, едва не задев меня волосами по лицу, и уходит по коридору.

— Нам так жаль, Роза! — кричит Линда, когда я сажусь за стол: — Мы пытались ее отвлечь, но ей было срочно необходимо найти карту…

— Все хорошо, Линда, — отвечаю я ей, — правда.

У меня такое ощущение, что мой рост составляет дюймов десять не больше. Или что я снова на первом курсе, а профессор Чанг отругала меня за то, что я превратила спичку в зубочистку вместо иголки. Мне еще никогда так сильно не хотелось, чтобы эта проклятая Сатана упала, разбив себе лицо. И, возможно, было бы чудесно, если бы через нее споткнулась Дэйзи.

Линда намекает на историю со Скорпиусом, но я вас заверяю, она сейчас очень рискует, затрагивая весьма щекотливую тему. Полагаю, Хейзел и Глэдис рассказали ей подробности, пока я ходила за покупками. Я рада этому, потому что мне бы не хотелось разрушать сказку, придуманную ею. Это было бы так же печально, как и в тот момент, когда я рассказала обо всем Эйдану.

— Где, черт возьми, я могу купить собаку? — жалуюсь я. — Приют животных уже закрыт и у меня нет 250 маггловских фунтов. И как только мне пришло в голову пообещать ему чертову собаку?

— Я как-то купила собаку для Нашего Лиама пару лет назад, — сообщает мне Линда. — Он обожал ее первые несколько недель, а потом устал от нее! Тебе лучше не дарить ему собаку!

Этот вариант не для меня. Не могу же я сначала пообещать собаку Эйдану, а потом сказать, что это Санта виноват в том, что он ее не получит. Даже целитель Кеннеди не может сегодня приободрить меня, хотя я вместе с остальными девочками пялюсь на его задницу, когда он проходит мимо. Я даже с нетерпением жду окончания рабочего дня, потому что мне нужно еще забрать Эйдана из дома Скорпиуса в семь, а еще мне предстоит встреча с коровой. Оказывается, что именно этот сочельник выигрывает приз в номинации «Самый худший сочельник в жизни», учитывая и тот, в который я рассказала родителям о своей беременности.

— Извините, — говорит голос, — меня укусил эрклинг, когда я был в Германии на прошлой недели, и место укуса начало напухать…

— Вам надо пройти в Травмы, нанесенные живыми существами, второй этаж, — скучающим тоном отвечаю я. Я знаю название отделений этой больницы, как свои пять пальцев, и со временем это становится утомительным.

— Верно, спасибо… Роза?!

Я поднимаю голову на звук своего имени, чтобы увидеть весьма знакомого светловолосого мужчину, которого я не видела пару лет, а может и больше.

— Лоркан?

— Э…нет, Лисандр, вообще-то.

Иметь брата-близнеца, должно быть, весьма утомительно, особенно, когда люди зовут тебя именем твоего брата. Но еще более неприятно в брате-близнеце — когда он крадет твою девушку, как это произошло в случае с Лорканом и Лисандром Скамандерами и моей кузиной Лили Поттер. Последнее, что я слышала о нем было о его путешествии по Европе в поисках странных и волшебных существ, в то время, как Лоркан учился на магозоолога, как его родители.

— Ох, прости, Лисандр, — слабо улыбаюсь я. — Как дела?

— Хорошо, на прошлой неделе меня правда укусил эрклинг, — повторяет он. — Ты знала, что эрклинги… — на этом месте я перестаю слушать. Я и позабыла, насколько тяжело выслушивать близнецов Скамандер. — … и вот так я с ним и столкнулся! А как Эйдан?

— С Эйданом все хорошо, — говорю я ему, — если не брать в расчет, что завтра утром он будет весьма расстроен, потому что я пообещала ему собаку, но так и не смогла ее купить, — лицо Лисандра светлеет при упоминании животного, пусть и не волшебного.

— У моей шишуги как раз есть малыши! — взволновано говорит он. — Всего три недели от роду! И я могу отдать тебе одного, если хочешь!

— Шишуги? Маленькие Джек-Рассел-терьеры с раздвоенными хвостиками? — спрашиваю я. Мне кажется, что я помню, как в свое время узнала о них из «Ухода за магическими существами». Полагаю, у нищих нет права выбора. — Лисандр, это было бы замечательно! Как думаешь, сможешь подвезти его ко мне домой около шести?

Я записываю свой адрес и отдаю его Лисандру, и он отправляется на второй этаж, чтобы проверить укус эрклинга. Да благословит Бог эрклинга и Лисандра Скамандера! Я могу понять, почему Лили изменила Лоркану с ним. В какой-то мере.

* * *

В половину шестого Лисандр появляется с шишугой, пока я мысленно готовлюсь забрать сына от Скорпиуса. На этот раз я не брею ноги. Судя по всему, мне больше вообще никогда не придется брить ноги. Я буду старой женщиной с волосатыми ногами, живущей в крошечной квартирке со старой шишугой, когда сын вырастет и заживет своей жизнью. Он станет министром магии, а в Ежедневном Пророке выйдет статья о сумасшедшей матери с волосатыми ногами министра Уизли.

— Ее зовут Оливия, — говорит мне Лисандр, передавая маленькую шишугу. Должна признать, что она очень милая и теперь она целиком и полностью моя. Но кто в здравом уме додумается назвать шишугу «Оливией»? Это так же ненормально, как и то, что Эйдан назвал свой любимый квоффл «Бобом». Никогда этого не понимала. А ведь он никуда не ходит без Боба. Даже спать укладывает рядом с собой.

— Здорово, Лисандр, я честное слово не знаю, как благодарить тебя за это, — говорю я, не зная, должна ли заплатить ему галлеон за Оливию. Я опускаю ее на землю, и она счастливо носится вокруг, лая и радостно все обнюхивая. Она чем-то напоминает мне моего старого пса Мягколапа, если не учитывать, что у него не было раздвоенного хвоста, да и размером он был гораздо больше.

— Никаких проблем, рад, что смог помочь! — отвечает мне Лисандр. — Она уже достаточно воспитана, поэтому даст понять, когда ей надо будет погулять и все такое. А еще она не против оставаться в одиночестве. И… как там Лили?

Я немного удивлена внезапной смене темы. Лисандр не смотрит мне в глаза, словно пытается показать, что этот вопрос не так уж для него и важен. Я помню, что Лили стала близка с ним на шестом курсе, хотя Лоркан до последнего не догадывался об этом. На самом деле никто не знал, кроме меня, и то, только потому, что Лили было жизненно необходимо с кем-то поделиться.

— У нее все великолепно, — говорю я ему. — Работает в министерстве. А вы продолжаете общаться?

— Нет, — говорит он, — больше нет. Верно, мне пора уже идти. Счастливого Рождества!

— Тебе того же, — кричу я ему, когда он выходит из квартиры. Остаемся только мы с Оливией. Она смотрит на меня и радостно виляет хвостиками, словно ожидает, что я тут же начну с ней играть.

— Олли, тебе надо будет сегодня вечером очень тихо себя вести, — говорю я ей, — потому что ты подарок для Эйдана, а если он услышит, как ты лаешь, то это испортит сюрприз, — она, не отрываясь, смотрит на меня, явно не понимая, что я ей сказала. И с чего бы ей меня понимать? Она же собака. — Мне пора забирать Эйдана. Так что ты… просто побудь здесь, — она продолжает радостно вилять хвостами. Я беру сумочку и направляюсь к двери, и понимаю, что Олли увязалась за мной. — Нет, ты должна остаться здесь, — говорю я ей. Еще больше бессмысленного виляния хвостами. — Я не могу тебя взять с собой… если только…

Спустя две минуты я сбегаю вниз по лестнице и отчаянно стучусь в дверь миссис МакГиннес. Она живет на втором этаже, и она единственная маггла в мире, которая не обратит внимания на то, что у этой «собаки» раздвоенный хвост.

— Привет, милая Роза, — восклицает она, открыв дверь.

— Здравствуйте, миссис МакГиннес, счастливого Рождества…

— Оу, я ненавижу Рождество, — говорит она, — ничего веселого в нем нет! Ты знала, что мой муж как раз умер на Рождество 1998 года? — я это знала, поэтому совершенно не могу понять, какого черта мне пришло в голову пожелать ей «счастливого Рождества». — И доктор говорит, что моя глаукома тоже прогрессирует. Весьма вероятно, что в следующем году я уже не смогу рассмотреть ничего!

— Ох, это ужасно…

— Моя сестра умерла от аневризмы пару недель назад, ты знала об этом?

— Э-э, нет, не слышала. Мне очень жаль…

— Подобное может случиться с каждым из нас! У тебя может быть аневризма, и ты не узнаешь об этом, пока однажды не упадешь замертво в супермаркете! — с миссис МакГиннес всегда весело общаться.

— Да, это ужасно, — говорю я и выдерживаю паузу, чтобы не показаться бесчувственной. — Ох, я еще должна успеть выполнить одно дело, и хотела узнать, не могли бы вы присмотреть за моим щенком пару часов?

Она опускает взгляд на Олли, которая сидит рядом на поводке, а затем улыбается беззубой улыбкой:

— Ох, я была бы только рада! С тех пор, как умерла Мэри, мне было ужасно одиноко… — мне стоит поторопиться уйти до того, как она примется рассказывать о своей соседке Мэри, которая умерла пару лет назад.

* * *

Скорпиус живет в квартире вдвое больше моей. Мне не обидно за это, потому что некоторое время мы с Эйданом тоже здесь жили. Его отец дал ему денег на нее. Мои родители тоже предложили скинуться, но я не хотела жить за их счет до конца своей жизни. Я съехала отсюда после ссоры. Уже и не помню, по какому поводу она была, если честно, я вообще не помню большинство поводов для ссор, что у нас со Скорпиусом вечно случались. Да и их было слишком много, чтобы запоминать.

Добравшись до четвертого этажа, я чувствую, что выдохлась. А мне понадобится каждая кроха выдержки, чтобы не утратить контроль над собой и не сжечь ко всем чертям это место. И я даже начинаю думать, что вполне способна на это. Я подхожу к двери с надписью «Малфой», делаю пару глубоких вдохов и только потом стучу.

К счастью, Скорпиус открывает дверь.

— О, привет, уже семь? — спрашивает он, отступая в сторону, чтобы пропустить меня. Я оглядываюсь, но нет никаких признаков… или запаха… коровы. Может быть, она в поле.

— На самом деле, сейчас уже четверть восьмого, — сообщаю я ему. Мой весьма оптимистичный разговор с миссис МакГиннес заставил меня опоздать. Я следую за Скорпиусом на кухню, где Эйдан сидит за столом и размазывает еду по тарелке. Половина на его футболке, вторая половина — на лице. — А где хозяйка? — не могу я не спросить.

— Только что ушла в магазин, — отвечает Скорпиус, — у нас закончилось молоко.

Он что, не мог просто подоить ее?

— Эйдан, иди собери свои вещи, — говорю я ему, потому что вовсе не похоже, что он собирается съесть еще хотя бы кусочек. Он убегает в спальню напротив, а я принимаюсь за уборку беспорядка, что он оставил после себя, потому что это избавит меня от необходимости продолжать разговор. Боюсь, что если я начну говорить, Скорпиус в итоге окажется бесформенной кровавой кучей размазан по полу.

— Ты же знаешь, тебе вовсе не обязательно убирать, — говорит он мне.

— Ты приготовил свою половину подарков? — спрашиваю я. — Я могу их сейчас забрать с собой.

— Ага, сейчас принесу их, — отвечает он. Такое ощущение, что я разговариваю с совершенно незнакомым человеком. Он возвращается с большой черной сумкой, полной подарков для Эйдана от Санты, и я складываю их все в свою маленькую бисерную сумочку, которую позаимствовала у мамы. Это как сумка у Мэри Поппинс: в нее можно положить что угодно.

— Он думает, что получит собаку, — говорит мне Скорпиус.

— Получит, — коротко отвечаю я.

— У тебя есть собака?

— А у тебя жена, — похоже, мне плохо удается скрывать свои чувства.

— Так и знал, что ты плохо восприняла это! — торжествующе произносит Скорпиус. — Я так и знал!

— А чего ты, черт возьми, ожидал? — выплевываю я. — Ты укатываешь в Америку, женишься там на первой попавшейся женщине, а я по приезду должна тебе устроить чертов парад? — я пыталась не сорваться на крик, чтобы Эйдан ничего не услышал, но иногда это просто невозможно. Скорпиус прикрывает дверь, отделяющую кухню от прихожей, так что у Эйдана нет ни малейшего шанса услышать наш разговор.

— И что не так? — спрашивает он. — Ты просто неспособна порадоваться чужому счастью!

— Нет, меня бесит то, насколько ты чертов эгоист! — кричу я. — Ты доводишь меня до бешенства!

— Это я эгоист?

Я бросаю кастрюлю, которую держу в руках, и смотрю на него.

— Ты знаешь, сколько свиданий у меня было с тех пор, как родился Эйдан? — он пожимает плечами. — А я тебе скажу — ни одного. Ни одного. А знаешь почему? — он снова пожимает плечами. — Да потому, что каждую чертову секунду я провожу, заботясь о твоем сыне. Каждое решение, которое я принимаю — ради него. И если даже я захочу с кем-то пойти на свидание, то первое, что я сделаю — это поговорю с Эйданом, и если он не захочет, чтобы я встречалась с этим человеком, я не стану. Но ты, похоже, думаешь, что это в норме вещей — взять и жениться на первой встречной, даже не подумав о том, как Эйдан может к этому отнестись? А потом ты говоришь мне, чтобы я все ему объяснила?

— Она не первая встречная, Роза, — начинает объяснять он, — я знаком с ней с тех пор…

— МЕНЯ ЭТО НЕ ВОЛНУЕТ! — кричу я. — Мне все равно! Все дело в том, что ты слишком эгоистичен, чтобы быть отцом.

— Не говори ерунды, — огрызается он, — я делаю все возможное для этого ребенка, и тебе об этом хорошо известно! И знаешь, я не единственный, кто принимает глупые решения.

— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? — спрашиваю я агрессивно.

— Ты знаешь, что это значит, — шипит он мне в ответ. Не могу поверить, что он бросает это мне в лицо. У меня нет и шанса, чтобы сказать что-то в ответ, так как дверь кухни открывается. Я оборачиваюсь, ожидая увидеть Эйдана, но вместо него вижу женщину. Ту самую женщину, о которой мы только что спорили. Корову Дэйзи.

— Вы, должно быть, Роза! — улыбается она. — Я много о вас слышала, приятно с вами познакомиться. Я Дэйзи.

Я все еще внутренне киплю от гнева, поэтому просто быстро пожимаю ее ладонь. Не могу не отметить ее возраст. Она не старая, но определенно старше Скорпиуса. Она выше меня, а это о чем-то, да говорит, потому что я тоже достаточно высокая. Но она, кажется, спокойнее переносит свой высокий рост, чем я. И она худее меня, но опять же у нее еще не было детей. У нее прямые волосы цвета темный блонд. И она, должно быть, опоила его. А у меня нет на это времени, ведь даже бритье ног я считаю чудом.

— Э-э, привет, — отвечаю я. — Рада познакомиться.

Она явно сомневается в искренности этого утверждения. Мне очень хочется спросить, сколько же ей лет, но я не хочу показаться грубой. На самом деле я хочу быть грубой, но не собираюсь этого делать, потому что мама воспитывала меня не так.

— Поздравляю, — добавляю я, потому что на кухне слишком тихо. Скорпиус удивленно вскидывает бровь.

— Ох, спасибо, — говорит она, но выглядит чуть смущенной, — вы знаете, я не из тех девушек, которые выходят замуж в Лас-Вегасе. Просто Скорпиус оказался таким романтиком, — теперь настает моя очередь поднять брови. Скорпиус самый неромантичный человек в мире. Но потом я понимаю — это она сейчас сказала с сарказмом. У меня вырывается смешок, прежде чем я успеваю взять себя в руки.

Она заставила меня рассмеяться. Убейте меня немедленно. Она улыбается мне, поэтому я быстро отворачиваюсь и снова хмурюсь.

Эйдан возвращается на кухню с рюкзаком на спине и квоффлом Бобом под мышкой.

— Ладно, нам пора уже идти, — говорю я, не в силах больше терпеть неловкость, — попрощайся с папой, Эйдан.

Эйдан обнимает и целует Скорпиуса, а затем из вежливости обнимает Дэйзи. Мне бы хотелось, чтобы он этого не делал.

— Ты придешь завтра утром, папа? — спрашивает Эйдан. — Потому что я бы хотел показать тебе, какие подарки принес мне Санта, до того, как мы отправимся к бабушке Молли.

— Да, приятель, непременно, — говорит ему Скорпиус. — Мы точно будем.

Мы. Боже сохрани, он будет ждать приглашения. Скорпиус появляется каждое рождественское утро, но обычно, он не берет с собой своих коров. Но я надеюсь, что эта корова останется дома.

Эйдан не может усидеть на месте, когда мы возвращаемся домой. И у меня закрадывается подозрение, не скормил ли Скорпиус ему мешок сахара.

— Практически Рождество! — вопит он, заставляя старика-соседа постучать в стенку. — Осталось только поспать! Мама, ты, правда, думаешь, что я получу щенка?

— Не знаю, а ты был хорошим мальчиком? — спрашиваю я. Он выглядит встревоженным. Наверняка вспоминает, как они с Ремусом «случайно» разлили шоколадное мороженое по всему прилавку в магазине Виктуар. Или когда они с Ремусом «случайно» заперли Дори в шкафу, потому что она хотела поиграть с ними. Или тот раз, когда они взяли «случайно» трость дедушки Артура и зонтик бабушки Молли, устроили шуточную дуэль и разбили старинные часы в Норе. — Уверена, Санта сможет простить тебя, — уверяю я его.

— Он дарит игрушки таким людям, как Тони Райан в моем классе, а он тот еще засранец, — говорит Эйдан.

— Извини, кто? Где ты услышал это слово? — сердито спрашиваю я. — Если вновь услышу его от тебя, я вымою тебе рот с мылом, и не будет никакого Санты! — о, Господи, я сейчас как моя мама. И как бабушка. — Эйдан Уизли, где ты услышал это слово?

— Я узнал его по телевизору, — пожимает он плечами. Всегда знала, что купить телевизор было плохой идеей.

— Это очень грубое слово, Эйдан, не произноси его больше, — предупреждаю я. — Если бы твоя бабушка Гермиона услышала, как ты произнес это слово, она бы задала тебе взбучку! — я никогда не понимала смысла «задала взбучку» или же «открутила уши», но все равно я их использую. Когда я спросила маму об этом, она сказала, что тоже ничего не понимала, просто слышала их от родителей. — А если бы дедушка Рон услышал тебя… — я замолкаю. Если бы папа услышал его, он бы посмеялся. — Просто не говори больше это нехорошее слово.

— Хорошо, расслабься, мама, — он больше не будет так близко общаться с Джеймсом Поттером.

Когда я, наконец, уложила Эйдана спать, я сбегаю по лестнице вниз, чтобы забрать Олли у миссис МакГиннес, которая, похоже, смотрела документальный фильм о полиомиелите.

— У моей кузины был полиомиелит, знаешь, — говорит она, — и она больше не может ничего делать левой рукой…

Я складываю подарки Эйдана на диван у елки, как делаю это каждый год. Скорпиус купил ему тренировочную палочку, маленькую метлу, новую майку с Пушками Пэддл (он смирился с тем, что Эйдан не будет болеть за Уимборнских Ос), набор мячей для квиддича, включающий снитч, который не отлетал дальше, чем на десять метров, и горячую новинку, только что выпущенную Нимбусом на рынок — перчатки для вратарей. Я же выбрала для Эйдана книги «Сказки барда Бидля» и «Книгу заклинаний для юных волшебников». А еще я подарю ему Олли. Так же я подготовила новый комплект пижамы с Пушками Пэддл и еще кое-какую одежду. Я подарила Эйдану те подарки, которые принесут ему пользу, Скорпиус же те, которые сам захотел. Если не считать Олли. Тем не менее, Эйдан просто поблагодарит за это Санту.

Наконец, глубоко за полночь, я забираюсь в кровать, зная, что мне повезет, если удастся поспать хотя бы часов шесть. Я беру Олли с собой, и она засыпает на полу у моей кровати. Я не могу перестать думать о Скорпиусе и Дэйзи. Я ненавижу ее, но, в то же время, заинтригована. Она высокая, саркастичная, немногословная, но с легкостью можно угадать, что происходит в ее голове, пусть она и ничего не говорит. Она — это я. Лучшая версия меня.

Вокруг разбросана упаковочная бумага, и поверьте, Олли сожрала не меньше половины. Квоффл Боб лежит посреди всего этого, одинокий и позабытый. Эйдана практически не видно из-за вороха золотой и алой бумаги, но я все еще могу слышать, как радостно кричит он, когда обнаруживает, что Санта точно знал, какой именно номер он хочет на футболке Пушек Пэддл — номер Джеймса, кто бы сомневался. Мудрый человек, этот Санта Клаус.

К счастью, Эйдан, как мне кажется, все еще считает, что Олли — самый замечательный подарок из всех, которые он когда-либо получал. Он нашел ее, когда ворвался в мою спальню в половину пятого утра и обнаружил, что она спит на полу. Вначале он был весьма озадачен, почему Санта оставил ее в моей комнате, поэтому я придумала весьма правдоподобное объяснение, мол, Санта боялся, что ей станет одиноко ночью, поэтому и оставил ее в моей комнате. Материнство и правда, превратило меня в потрясающую лгунью.

Скорпиус приходит один в восемь утра, и вид у него такой, словно он только что проснулся. Волосы явно непричёсанные, и я практически уверена, что спал он в той же футболке, в которой заявился к нам. Почему он без Дэйзи? Ведь вчера ясно сказал «мы». «Мы придем к Эйдану рождественским утром». Может до нее все же дошло, насколько неуместным будет ее присутствие здесь? Она же разумная женщина? Или же с ней что-то случилось? Ну, кроме того, что она вышла замуж в Лас-Вегасе, конечно. Может быть, у нее есть собственный ребенок, с которым она должна провести время? Может быть, у нее нет опеки над ребенком, потому что она непутевая мать, а Скорпиус — не первая ее жертва, за которую она вышла замуж в Лас-Вегасе.

— Папа! — кричит Эйдан, вылезая из кучи оберточной бумаги: — Папа, смотри, что мне Санта принес!

— Чтоб мне провалиться, — практически зевает Скорпиус, рассматривая захламленную гостиную. — Ты, наверное, обчистил его сани.

Он садится на пол посреди оберточной бумаги и принимается вместе с Эйданом рассматривать подарки. Причина, по которой мы с ним еще не обменялись и словом, в том, что я наблюдаю за ними из кухни. Да, я трусиха.

— Где твоя мама?

Дерьмо. Думаю, он заметил, как я заглядывала. Теперь мне придется выйти и поздороваться.

— Не знаю, — пожимает плечами Эйдан, возясь со своей игрушечной волшебной палочкой, и особо не вслушиваясь в слова Скорпиуса. — Пап, смотри, что она делает…

— Это чудесно, дружок…

Ладно, пока они играют, у меня есть еще пару минут в запасе, чтобы посидеть на кухне, спокойно выпить чай и приготовиться к грядущему дню. Я еще помню то время, когда с нетерпением ждала Рождества, больше чем любого другого дня в году. Рождественский ужин в Норе был счастливым событием. Но все изменилось с тех пор, как Скорпиус вошел в мою жизнь. С тех пор, как он стал посещать рождественские ужины шесть лет назад, я с ужасом жду этого дня и пытаюсь всеми силами избежать его, как чумы.

Возьмем, к примеру, первое Рождество, которое он провел в Норе, когда мне было шестнадцать. Я была беременна, он об этом не знал и встречался с моей кузиной Дом. Второе Рождество он провел в Норе, приехав домой из Хогвартса на каникулы. Эйдану было несколько месяцев и я была в растрепанных чувствах, а он еще и решил добить меня своим рассказом о том, как «случайно» поцеловал девицу с Хаффлпаффа по имени Ребекка. Как можно «случайно» кого-нибудь поцеловать я до сих пор не представляю. Из всех рождественских праздников, которые Скорпиус провел в Норе, я не помню ни одного, который можно было бы назвать счастливым. И думаю, что этот год будет гораздо хуже всех остальных.

— Ты избегаешь меня? — Скорпиус появляется в дверях, отделяющих кухню от гостиной, устало потирая глаза.

— Нет, — мгновенно отзываюсь я.

— А мне почему-то кажется, что избегаешь, — говорит он. Он садится за стол напротив меня, опускает голову и закрывает глаза. Он что, серьезно? Я встаю в семь утра каждый чертов день моей жизни, а он считает, что восемь — это слишком рано? Видите, это именно то, что бесит меня больше всего. До появления в моей жизни Эйдана, я обычно вставала на выходных не раньше полудня. Теперь же я считаю и половину седьмого весьма подходящим временем, чтобы проснуться. А вот привычки Скорпиуса, похоже, особо и не изменились. — Чувствую себя разбитым.

— Оу, ты тоже не спал с половины пятого?

— Нет, — бормочет он, — но я поздно лег спать.

О, Боже. Пожалуйста, не говорите мне, что он сейчас решит посвятить меня в свои сексуальные игрища с женой, потому что меня сейчас стошнит. И это будет не в первый раз, когда меня стошнит на Скорпиуса Малфоя.

— Да, я тоже, — говорю я, желая побить его в этом конкурсе «кто меньше спит». — Ко скольки вы собираетесь в Нору?

— Вероятно, мы зайдем около часа, — отвечает он, — к трем мы должны быть на обеде с моими родителями.

Обычно, Скорпиус проводит Рождество с моей семьей, а я взамен провожу Новый год с его. Обед с Малфоями никогда не бывает приятным. Полагаю, я воспринимала это как нечто само-собой разумеющееся, потому что ожидала, что этот год будет ничем не отличаться от предыдущего. Но, полагаю, было бы странно, если бы я присоединилась к Скорпиусу и его жене на обеде.

— Ты уже сообщил своим родителям о свадьбе? — спрашиваю я, уже зная ответ.

— Э-э… нет. Еще нет.

Мне бы хотелось быть там, чтобы увидеть реакцию Драко Малфоя на то, что его единственный и драгоценный сын женился в маггловском казино. По правде сказать, я бы еще и приплатила, чтобы увидеть это. Наверное, неуместно просить Дэйзи сфотографировать этот момент?

Скорпиус уходит после весьма неловкого совместного завтрака, поэтому я принимаюсь готовить Эйдана к предстоящему визиту в Нору.

— Я хочу надеть футболку! — возмущается Эйдан, когда я достаю красивую рубашку, которую мама купила пару недель назад для него.

— Ты наденешь это, — твердо говорю я.

— Но я не хочу!

— Эйдан! Ты ее наденешь или мы просто останемся дома! — угрожаю я. Почему я всегда должна быть той, на кого он смотрит с отвращением?

* * *

— Счастливого Рождества! — первой приветствует нас Дженни, когда Эйдан, Олли и я прибываем в Нору, почти на полчаса позже, потому что мне пришлось практически втискивать его в праздничную одежду. И даже спрятанная футболка помогла лишь отчасти. А еще и взять с собой Олли, чтобы он не закатил окончательную истерику. Эйдан со мной не разговаривает, поэтому после объятий Дженни, он убегает вместе с Олли на поиски Ремуса.

— Не вижу ничего в этом счастливого, — бормочу я. Похоже, все уже собрались. Бабуля готовит еду, и пусть ей уже практически восемьдесят, я знаю, что все получится так же вкусно, как и всегда. Дедушка сидит в кресле и читает газету Дори, которая счастливо улыбается. В доме столько гостей, что я практически уверена — столкновения с Дэйзи, когда они прибудут, удастся избежать.

Мы с Дженни направляемся в гостиную, где, кажется, собрались все молодые пары. Я приветствую всех с фальшивой радостью, за исключением Джеймса, которого полностью игнорирую. Кажется, прошли годы с тех пор, как я видела их всех вместе. Лили подстригла волосы, Фред прекратил бриться, Люси похудела, Молли наоборот прибавила в весе, и я уверена, что Луи, хотя не понимаю, как это вообще возможно, стал еще более незаметным. Дом и Рокси еще не прибыли. Хью проводит это Рождество со своей девушкой Робин — она маггла. И это все, что мы о ней знаем — Робин-маггла.

Пока все остальные заняты общением, я жалуюсь Дженни, потому что знаю — она единственная, кто на самом деле меня выслушает. Дженни для меня в каком-то смысле больше семья, чем остальные. А еще она нянька.

— … так что в ней около семи футов роста и она даже не сильно страшная, — с сожалением отмечаю я, описывая ей Дэйзи.

— Может и так, но знаешь что? — ухмыляясь, шепчет Дженни. — Ей тридцать три.

Я роняю арахис, который держу в руках, и таращусь на нее.

— Ты серьезно? — задыхаюсь я, и она кивает. — А Скорпиус знает?

— Конечно, он знает! — восклицает Дженни. — Это он сказал Алу, а тот — мне!

Я не могу в это поверить — тридцать три! Не то, чтобы я видела что-то странное в тридцатилетних. В конце концов, Тедди тридцать и не так давно, я не видела ничего страшного в том, чтобы выйти за него замуж. Тем не менее, есть что-то неправильное в том, что женщина выходит замуж за парня, который на десять лет ее младше, верно? Просто кажется намного более странным выходить замуж за того, кто на десять лет моложе, чем за того, кто на те же десять лет старше. Может быть, я старомодна, или сексистка, или эйджистка, или как меня там еще назвать, но почему тридцати трехлетняя карьеристка захотела выйти замуж за незрелого идиота Скорпиуса? Он не такая уж и легкая добыча. Да, он хорошо выглядит и достаточно высокий, и у него прекрасные зубы, но еще у него есть ребенок, и он гордится тем, что может побить Джеймса в соревновании на то, кто быстрее прочтет алфавит задом наперед. У нее явно должен быть тайный умысел. Может быть, она просто в курсе состояния Малфоев. Я имею в виду, когда она была моего возраста, Скорпиусу было двенадцать. Или подобно мне могла остаться на второй год.

Исключим менее противоправные действия.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — тихо говорит Дженни. — Она вышла за него замуж только потому, что он…

— Он Малфой с огромным количеством денег! — вскрикиваю я. — Вот и все! Как он мог быть настолько глуп, чтобы влюбиться в нее?

— Нет, — качает головой Дженни. — У Скорпиуса в любом случае нет столько денег, как у его родителей. Но что мы обе знаем о нем?

Я не могу придумать достаточно саркастичный ответ, потому что их чертовски много.

— Он работяга! — громко восклицает она. Все перестают говорить и смотрят на нас. — Я сказала это слишком громко?

— Нет, не думаю, что глухая старуха в Брайтоне слышала тебя, — шепчу в ответ.

— Но подумай об этом, — шепчет Дженни, когда все вновь возвращаются к прерванным разговорам, — она, вероятно, проходит через тот этап, который проходят все тридцатилетние женщины. Ну, знаешь, ее биологические часики тикают?

— Ей тридцать три, и едва ли у нее наступит менопауза, Джен, — говорю я, но не могу не отметить резон в словах Дженни. Конечно же, Дэйзи знала, что у Скорпиуса хорошая наследственность — Эйдан прекрасная реклама. И если вдруг тебе в голову и придет заводить детей, то почему бы не выбрать на роль отца высокого светловолосого человека, да еще и из богатой семьи? Одной мысли о том, что Дэйзи может забеременеть от Скорпиуса, достаточно, чтобы меня затошнило. Нет, меня не тошнит так, как во время беременности, но сама ситуация ужасно тошнотворная.

— Ты правда думаешь, что они займутся продолжением рода? — спрашиваю я, внезапно начиная паниковать. Что тогда будет со мной и Эйданом, когда появится Дэйзи-младшая? Станем ли мы для Скорпиуса только далеким воспоминанием? Или же мы просто заполняем некую нишу до того момента, пока он не обзаведется настоящей семьей? Я навсегда застряну в своей крошечной квартирке, а Скорпиус, Дэйзи и их дети будут жить в каком-то роскошном загородном доме, есть на завтрак икру и вытирать задницу золотой туалетной бумагой. Или, быть может, Эйдан захочет жить со своим драгоценным папочкой, который не будет заставлять его надевать рубашки на семейные обеды, и у которого будет полно времени, чтобы сыграть с ним в квиддич. Может, он забудет обо мне и примет Дэйзи, как свою новую маму.

Я умру в одиночестве.

— Нет! — быстро говорит Дженни. — Нет, у них не будет детей! Я очень сомневаюсь, что Скорпиус захочет еще одного, после…

— После огромной ошибки в моем лице? — огрызаюсь я, чувствуя, как начинает печь глаза. Если я сейчас расплачусь, то мне останется просто провалиться сквозь землю.

— Эй-эй, в ванную, — требует Дженни и практически тащит меня вверх по лестнице. — Ладно, теперь ты можешь свободно плакать.

— Я не хочу плакать! — кричу я, хотя в этот момент слезы текут у меня по лицу. — Просто он так наплевательски ко всему относится, как будто нет ничего страшного в том, что он женат! Женат! Ты и Ал еще не женаты!

— Ну… — неловко тянет она. — На самом деле…

— Не говори мне, что ты вышла замуж, Дженнифер Луиза Уинтерс! Если ты не позвала меня на девичник, я тебя со свету сживу, запомни мои слова! — истерически плачу я.

— Нет, нет! — быстро говорит она. — Но мы назначили дату.

— Это… здорово, — честно говорю я, не желая, чтобы моя собственная никчемная личная жизнь валилась на нее. — Когда?

— В начале марта, — говорит она.

— В начале марта? Осталось всего восемь недель, Дженни! — сказать, что я удивлена — ничего не сказать. Я была уверена, что у Ала и Дженни пройдет не меньше трех лет от помолвки до самой свадьбы. Но минуло всего три месяца.

— Я знаю… но я хотела выйти замуж до того, как будет видно.

Я непонимающе смотрю на нее. Она ухмыляется.

— Видно что? — мне все же приходится уточнить.

— А ты как думаешь? — взволновано говорит она. — Роза, я беременна!

Оу. Вот значит, что «видно». Я даже не знала, что Ал и Дженни хотели завести ребенка.

— Ох, Дженни, это же чудесно! — плачу я, но затем умолкаю. — Или нет? Потому что, если ты не уверена, то я знаю пару отличных способов справиться с этим. Что ты думаешь о том, чтобы спрятаться в ванной или разругаться с родителями?

— Нет, Роза, я счастлива, — уверяет она меня. — Срок всего пара недель, так что мы пока никому не говорили, но я просто не могу больше молчать об этом! Это было так шокирующе…

Могу поспорить. Я обнимаю ее, чувствуя себя наполовину счастливой, наполовину расстроенной тем фактом, что жизнь окружающих меня людей уверенно движется вперед, в то время, как моя застопорилась на одном месте. Я ненавижу себя за таким мысли. Я правда рада за нее, действительно рада. А еще мне самую чуточку ее жаль. Она даже не догадывается, что ждет ее.

— Поздравляю! — говорю я, чувствуя, как угасает гнев. Прежде чем мы успеваем обсудить еще хоть что-нибудь, Лили стучит в дверь и входит. Ничего не могу с собой поделать, но я чувствую странное удовлетворение от мысли о том, что знаю о существовании ее будущего племянника или племянницы, а она — нет.

— Простите, что прерываю, — говорит она, — но Скорпиус и Дэйзи прибыли.

Я ничего не отвечаю, но делаю глубокий вдох и решаю притворяться изо всех сил, чтобы никто ничего не заметил. Я спускаюсь вниз, расточая улыбки и обмениваясь счастливым «привет», я сейчас совершаю подвиг, ведь никогда до этого я ничего подобного не делала. Они на кухне. Люди собираются вокруг, знакомясь с Дэйзи. Чертова семейка предателей. Мои собственные родители, о которых я была гораздо лучшего мнения, и те пожимают ей руку! Я думала, что, по крайней мере, хотя бы папа будет на моей стороне.

— Это правда? Он женился? Я думала, что Вик мне просто заливала!

Я оборачиваюсь на звук знакомого голоса и сталкиваюсь лицом к лицу с Дом, одной из моих многочисленных кузин, которая последние полгода провела в Австралии и только неделю назад вернулась. Она выглядит потрясающе. Ее волосы цвета солнечного блонда, теперь каштановые и гораздо короче, чем я запомнила. Я радостно обнимаю ее, радуясь, что услышала в ее голосе отвращение, когда она произнесла «женился».

— Дом! — воплю я. — Как твоя поездка? У тебя потрясающие волосы! Мне так жаль, что я не созвонилась с тобой и мы не смогли встретиться, но я была так занята…

— Роза, забудь о моих волосах! Он женился? — шипит Дом. — Как, черт возьми, он может быть женат?

— Я… даже не знаю, — вздыхаю я, чувствуя, как горлу вновь подкатывает комок.

Я стараюсь из всех сил избегать Дэйзи, и мне это даже удается около часа. В конце концов, иметь настолько большую семью бывает даже выгодно. Я помогаю бабуле Молли с готовкой, переговариваюсь с моими многочисленными тетушками и дядями, и старательно не встречаюсь взглядом с мамой, ведь в ее глазах я точно увижу «Я знаю, что ты чувствуешь, и мне так жаль тебя». Мне, правда, не нужно ее сочувствие. Кажется, все смотрят на меня с сочувствием, и вам не удастся не проассоциировать «сочувствие» с «жалостью». Я правда не понимала, что для всех мои чувства к Скорпиусу были настолько очевидны. К сожалению, избегать Дэйзи вечно у меня не получается. Играя с Дори на полу в гостиной, я вижу, как приближается Дэйзи с двумя стаканами сливочного пива — для себя и для меня. Было бы невероятно грубо вылить сливочное пиво на нее, так что я просто представляю себе, с каким бы удовольствием это проделала. Мне становится легче от этих мыслей, и я даже могу с улыбкой ее поблагодарить.

— Это Дори? — спрашивает меня Дэйзи, рассматривая вечно улыбающуюся малышку, сидящую у меня на колене.

— Э-э, да, — отвечаю я. — Она дочь…

— Виктуар и Тедди, — заканчивает Дэйзи. — Да, я знаю. Я разговаривала с Тедди на кухне. Кажется, он милый.

Он хороший, и ты ни за что не отнимешь его у меня, стерва. Черт, надеюсь, она не владеет окклюменцией.

— М-м-м, — тяну я.

— Нам вчера не удалось поговорить, — произносит Дэйзи, а я продолжаю избегать ее взгляда, — знаю, вся эта ситуация должно быть кажется тебе тем еще абсурдом…

— Э-э, понимаешь, Дэйзи, я все еще пытаюсь уложить в голове всю эту историю, — говорю я ей, — и мне сейчас совсем не хочется обсуждать все нюансы твоей свадьбы.

Знаю, я стерва. И мне с этим нормально живется.

— Да, я понимаю, — отвечает она. Почему она такая чертовски взрослая? — Мне бы очень хотелось, чтобы однажды мы смогли стать с тобой друзьями.

Я таращусь на нее. Очевидно, ей не ясно, что единственный человек, которого я считаю приемлемым в качестве подруги, — это Дженни. Я правда не смогу подружиться еще с кем-то.

— Прости, — говорю я ей, — но у меня предостаточно друзей. Мне больше не надо, да и не хочется.

Я поднимаюсь, продолжая держать на руках Дори, которая улыбается Джеймсу, смотрящему на нее через всю комнату, и ухожу от Дэйзи, совсем не чувствуя вины за то, как ужасно с ней поступила. Обычно, я ужасна с людьми только в своих мыслях, поэтому настолько странно говорить вслух то, что я на самом деле думаю.

Дэйзи со Скорпиусом вскорости после обеда уходят к Малфоям, и за все это время Скорпиус не сказал мне ни слова. Меня это не особо задевает. Мне тоже нечего ему сказать. Постепенно я начинаю ненавидеть этого человека. И в этот раз, похоже, все по-настоящему.

К тому времени, как мы заканчиваем обедать, Эйдан снова со мной разговаривает. Все присутствующие познакомились с Олли, и, кажется, она им нравится гораздо больше Дэйзи. Мы обедаем в большой столовой, которую папа, дядя Гарри, дядя Джордж и дядя Билл построили в прошлом году для бабушки Молли и дедушки по соседству с кухней. Наконец-то, у нас есть возможность с комфортом собираться всей семьей. Дом рассказывает истории из Австралии, в том числе и о старом колдуне, на коленях которого она «случайно» исполнила танец в пабе вроде нашей Кабаньей головы. Похоже, у Дом просто закончились деньги на аренду, и она решила за счет колдуна поправить свое финансовое положение. Тетя Флер и дядя Билл выглядят шокированными и раздосадованными после истории, но остальные покатываются со смеху над этим типичным поведением Дом. Чуть позже Ал и Дженни объявляют о дате свадьбы, хотя так и не признаются о беременности Дженни. А Джеймс сообщает всем о своих достижениях — он стал капитаном Пушек Пэддл. Эйдан же едва не давится откушенным куском индейки, услышав эту новость.

После обеда мы снова разбиваемся на группки. На этот раз Дженни, Дом, Молли, Лили, Рокси и я на кухне обсуждаем Скорпиуса и Дэйзи. И это была вовсе не моя идея, но я не могла удержаться.

— Она — это как будто я, — делюсь я своей теорией. — Ну, в том смысле, она высокая — я высокая. Она Дэйзи, а я — Роза. Цветы, понимаете? Ну, фактически, ромашка — это сорняк. Кто предпочтет сорняк розе? А еще ей присущ здоровый сарказм, — я задумываюсь, — и мне все больше кажется, что она копирует меня.

— Хм, полагаю, она и правда, как ты, — неуверенно соглашается Лили.

— У нее более изящный профиль, чем у тебя, — замечает Молли, — а еще она стройнее тебя.

— Ей не приходилось рожать! — вскрикиваю я. — И я не виновата в том, что унаследовала нос папы!

— Она не настолько саркастична, как ты, — говорит Рокси.

— Верно, — присоединяется Дженни, — она больше шутит, в то время, как ты…

— Хочешь уязвить? — предлагает Дом, и остальные с ней соглашаются. Ненавижу свою семью.

— И она не так уж и наивна, — замечает Лили. — Кажется, она весьма уверена в себе.

— О, а еще ее волосы! — восклицает Рокси.

— У нее великолепные волосы! — соглашается Молли.

— А теперь все заткнулись, — резко обрываю я. — Почему бы вам просто не принять Дэйзи в качестве своей новой кузины?

— Хотелось бы, но увы, — вздыхает Молли, и все остальные соглашаются. Я знаю, они все это говорят, чтобы позлить меня, но это не отрицает тот факт, что мне хочется их всех проклясть. Дженни и Дом подмигивают мне, чтобы я знала, что они просто шутят, но мне не удается унять раздражение. Во всем, что они сказали, есть доля правды. А ведь они даже не догадываются, какой стервой я была с ней сегодня.

Один из множества положительных моментов, связанных с появлением Эйдана в моей жизни, состоит в том, что я всегда могу прикрыться им, когда мне надо рано уйти.

— Кажется, Эйд уже устал, — заявляю я в девять. — Лучше мне отвезти его домой.

Правда в том, что именно я устала. Эйдан с легкостью продержится еще пару часов, а вот я — вряд ли. Мне приходится миновать все этапы прощания: обнять всех и каждому пожелать счастливого Рождества. Дедушка опускает пару галлеонов в мой карман, когда я обнимаю его, словно мне все еще шесть лет, и я нуждаюсь в деньгах на сладости и пытаюсь спрятать их от родителей.

— Не трать все сразу, — говорит он мне.

— Счастливого Рождества, дедушка, — я целую его, а затем перехожу к папе и маме.

— Отправишься домой камином? — спрашивает мама, а затем продолжает до того, как я успеваю ответить: — Вот, это от нас с отцом, — она протягивает конверт.

— Мама, мы же договорились, что не будем в этом году обмениваться подарками! — протестую я. Фактически, это предложила мама — обойтись в этом году без подарков. Я думала, что она предложила это, потому что прекрасно знала, что у меня нет лишних денег. — Я вам ничего не приготовила, — теперь я себя чувствую еще хуже, чем раньше.

— О, это сущая мелочь, — настаивает она. Я открываю конверт, чтобы увидеть…

— Уроки аппарации? Мама, тебе правда не стоило этого делать, — говорю я ей.

— Ну, я подумала, что пора, — говорит она. — Они проходят по субботам в течении месяца, а потом ты сможешь сдать экзамен, — я с благодарностью обнимаю ее, а потом и папу, который играет в волшебные шахматы с дядей Гарри. Не понимаю, почему дядя Гарри переживает, он ведь всегда проигрывает. На самом деле, я сомневаюсь, что хоть кто-нибудь когда-нибудь смог выиграть у папы. Даже когда мы с Хью были детьми, папа никогда не поддавался и не позволял нам выигрывать — «Они должны научиться проигрывать, Гермиона!» — потому что он у нас такой способный.

Эйдан, Олли и я переносимся камином домой. С собой Эйдан тащит достаточно большую сумку, в которую так и не дал мне заглянуть. Когда мы оказываемся в квартире, он освобождает сумку, чтобы показать подарки, подаренные членами моей семьи. Олли прыгает вокруг радостно лая.

— Кто тебе все это подарил? — спрашиваю я.

— Ал и Дженни, Тедди, Дом, бабушка Молли, бабушка Гермиона… — я не понимаю, различает ли он тот факт, что Молли для него прабабушка? Но кажется, ему это не доставляет никаких неудобств. — Джеймс, прадедушка… — прадедушка — это он об Артуре. Я правда не понимаю его логику. — Дедушка Драко…

— И что же дедушка Драко тебе подарил? — перебиваю я.

— Золото, — усмехается он, поднимая мешочек полный золотых галлеонов. Всегда такой предусмотрительный Драко Малфой. Но кажется, Эйдан весьма доволен подарком.

— Нам стоит положить золото в твою ячейку в Гринготтсе, — говорю я ему и он корчит рожицу, но не протестует. Ну в самом деле, зачем пятилетнему ребенку золото? В любом случае, оно ему пригодится, когда Эйдан пойдет в Хогвартс и денег на карманные расходы будет вечно не хватать.

— Ох, а вот этот тебе, — говорит он и протягивает мне прямоугольную черную коробочку, — это от меня.

— Спасибо, — усмехаюсь я и целую его, задаваясь вопросом, мама или тетя Джинни дали ему подарок, чтобы он вручил мне. Я открываю ее и внутри обнаруживаю красивое разноцветное павлинье перо. — Оно чудесно.

— Ты можешь писать им на работе, — говорит он мне, играя игрушечным фордом Англия, который, как я понимаю, подарил ему дедушка.

— Да, оно весьма будет кстати, — говорю я и разворачиваю маленькую записочку.

«Мамуля, счастливого Рождества. С любовью, Эйдан».

Сразу две вещи убеждают меня в том, что вовсе не Эйдан писал эту записку. Во-первых, Эйдан никогда в жизни не называет меня «мамуля», только «мама», и вероятно, так будет всегда. А во-вторых, она написана почерком Скорпиуса.

Может быть, сегодняшний день был не так уж и плох.

День подарков, а я одна в квартире, потому что Эйдан проведет несколько следующих дней у Скорпиуса и Дэйзи. Не зная, чем себя занять, я решаю убраться в комнате Эйдана. Это не занимает много времени, учитывая то, что комната крошечная, так что мне приходится лишь собрать его игрушки в коробку и сложить одежду. А если делать все с помощью магии, получается еще быстрее. Я даже очищаю его школьный рюкзак от остатков еды и клочков бумаги. Эйдан, как когда-то и мы с Хьюго, ходит в маггловскую начальную школу — у меня нет времени обучать его на дому, как это делают остальные родители-волшебники. Кроме того, школа развивает социальные навыки. Я и сама не знаю, когда со мной все пошло наперекосяк.

Опустошая рюкзак сына, я нахожу конверт с надписью «Миссис Уизли». Я негодую от того, что человек, написавший это письмо, считает, что я замужем. Открываю его и понимаю, что оно было написано более двух недель назад.

Дорогая миссис Уизли,

Я хочу обсудить с вами поведение вашего сына в классе. Я считаю это вопросом, не терпящим отлагательств, и буду признательна, если вы сможете назначить встречу, когда вам будет удобно.

С уважением,

Миссис Л. Мёрфи.

— Что он опять натворил? — рассердилась я про себя. Это не впервой миссис Мёрфи пишет мне о поведении Эйдана, кроме того первого раза, когда она позвонила, чтобы сообщить: Эйдан назвал одноклассника словом, которое рифмуется с «чудак» («Вы имеете в виду мудак?» — спросила я тогда. Теперь она думает, что я безответственная мать). А ведь Джеймс научил его этому слову. Интересно, чему, черт возьми, Джеймс научил его в этот раз? А теперь еще и миссис Мёрфи думает, что я еще более плохая мать, раз так и не смогла назначить встречу вовремя. Вот дерьмо.

Громкий стук в мою входную дверь пугает меня до чертиков, и я упускаю письмо. Это злой стук. Тихо подкрадываюсь к двери и смотрю в глазок. Драко Малфой. Открываю дверь — он негодует.

— Ты знала об этом? — выплевывает он, врываясь в мою квартиру.

— Здравствуйте, мистер Малфой, почему бы вам не войти, — иронизирую я.

— Ты знала, не так ли?

— Как прошло Рождество?

— Не беси меня! — прикрикивает он. Я смотрю на него, и он немного отступает — кажется, понял, что я не тот человек, которого можно запугать. — Ты знала?

— Знала — что? — раздраженно спрашиваю я.

Он глубоко вздыхает:

— Ты знала, что мой сын отправляется в Америку, чтобы жениться в дешевом маггловском казино!

— О да, — я полна сарказма, — я же была дружкой, вы не знали? — он уставился на меня в попытке понять, шучу ли я. Казалось, он уже хорошо знает меня — все-таки пять лет знакомы, но нет. — Естественно, не знала! — ору я.

— Н-не з-знала?

— С какого перепугу мне об этом знать? Вы сообщали всем свои бывшим девушкам, когда женились? — странно думать, что у Драко Малфоя вообще была девушка. Может, и не было. Может, он просто встретил Асторию и подкупил ее, чтобы она вышла за него замуж и люди не считали его неудачником.

— Ну... нет, — отвечает он. — Но это другое! У меня не было общего ребенка ни с одной из моих бывших!

— Кто бы сомневался.

— Я думал, это просто дурацкая шутка, — игнорируя мой последний комментарий, говорит Драко, наматывая круги по гостиной. — Я думал, у Скорпиуса есть голова на плечах. Думал, он женится на тебе и покончит с этим! — смешно, но именно Драко Малфой несколько лет назад хотел заплатить мне, чтобы я оставила его сына в покое. Теперь он хочет, чтобы Скорпиус женился на мне и «покончил с этим». — Как можно быть таким тупым?

— Не знаю, — я пожимаю плечами. — Может, воспитание повлияло, — я правда обожаю бесить мистера Малфоя — он приходит в ярость куда быстрее Скорпиуса.

— У него есть ребенок, о котором нужно думать! Он не может просто взять и жениться на первой попавшейся женщине!

— Вот именно! — соглашаюсь я. — Я сказала то же самое!

На несколько секунд воцаряется тишина. Впервые мы с Драко Малфоем на одной стороне. Такое странное ощущение. Это я перешла на темную сторону, или Драко — на светлую?

— Итак... что можно сделать? — спрашивает он меня.

— Вы о чем? — удивляюсь я. — Мы ничего не можем сделать. Они женаты.

— И? — говорит он, будто брак вообще ничего не значит. — Это не продлится долго! И чем быстрее она поймет это, тем лучше!

Не могу сдержаться, чтобы не почувствовать интерес к тому, что подразумевает Драко. Их нужно разлучить... нет! Это ужасно! Серьезно, я же не такой плохой человек? Хотя мысль о том, что Скорпиус и Дэйзи не будут вместе, кажется привлекательной. Но хочу ли я, чтобы они расстались вследствие моих действий? Не думаю, что Скорпиус ответит благодарностью за разрушенный брак и сразу же влюбится в меня. Скорее всего, он никогда не заговорит со мной и получит опекунство над Эйданом из-за моего сумасшествия и всего остального. Лучше обойдемся без этого.

— Что вы предлагаете? — спрашиваю я.

— Просто предлагаю тебе помочь мне донести до нее одну простую истину: она совершила огромную и страшную ошибку, — отвечает он. Как будто это так просто. Он бы еще предложил просто убить ее и спрятать тело в огороде с тыквами у Хагрида в Хогвартсе. Это было бы так же «просто», как и то, что он предлагает.

— Я так не думаю, — говорю я, хотя половина меня хотела бы услышать продолжение. Ладно, три четверти меня. — Скорпиус возненавидит нас обоих и никогда с нами не заговорит, — не могу поверить, что называю себя и Драко Малфоя емким словом «нас», будто мы команда или что-то вроде этого. Кажется, я иду по темному пути...

— Скорпиус поблагодарит нас, в конце концов, — возражает Драко.

— Как в тот раз, когда он поблагодарил вас за то, что предложили мне денег на аборт? — спрашиваю я, имея в виду нашу небольшую встречу, когда я была беременна. Он выглядит немного смущенным при упоминании этого.

— Это было ошибкой с моей стороны, — признает он, — но ты ведь точно так же раздражена, как и я? Когда я впервые услышал об этом, сразу подумал о тебе и твоих чувствах...

— Ладно, подождите секундочку, — прерываю я, — несколько минут назад вы думали, что я в курсе! Прекращайте подлизываться — я не помогу вам разлучить их. И вообще... Я ничего не чувствую. Мне все равно, — Драко не верит мне. Никто мне не верит. — А даже если бы мне было не все равно, я по-прежнему была бы против вашего предложения! Разрушив их брак, мы причиним больше вреда, чем пользы!

Сощурившись он смотрит на меня. Уверена, Драко Малфой не любит, когда ему перечат. Но я стою на своем и смотрю на него, пока он не отводит взгляд.

— Ладно. Хорошо. Сделаем вид, что этого разговора не было, — говорит он и выходит в коридор. — Мне лучше уйти. Счастливого Рождества.

На этом он уходит. Кто в своем уме заканчивает разговор на тему развода сына с его женой из Вегаса фразой «Счастливого Рождества»? Дэйзи понятия не имеет, во что она вляпалась. Хотя, может, и знает, учитывая то, какая она старая, что, должно быть, училась в школе с самим Драко...

Ладно, возможно, я преувеличиваю. Так слегка.

* * *

Мне кажется, два дня выходных к Рождеству — это нечестно, но, вероятно, старый целитель Уортон так не думает. Да и выходными их толком не назовешь, учитывая то, что это были самые стрессовые дни года. Кажется, я вообще не отдохнула.

Глэдис, Хэйзел и Линда согласны, конечно же, но все-таки я немного завидую их нормальному Рождеству.

— Я была у сестры, — говорит Глэдис. — Все было спокойно.

— «Наш Лиам» подарил мне подвеску, — рассказывает Линда. — Правда, красивая?

— Брендан купил нам билеты во Францию! — объявляет Хэйзел, и мы непонимающе на нее смотрим. — «Бесполезное дерьмо», — объясняет она.

— А-а-а, — доходит до нас. Это впервые Хэйзел назвала мужа по имени с тех пор как... да вообще впервые.

— Что насчет тебя, Роза? — спрашивает Линда. — Как прошло Рождество?

— Встретилась с женой Скорпиуса, — говорю я. Очень странно произносить такое — его жена. Внезапно сестра Глэдис, подвеска Линды и муж Хэйзел прекращают вызывать интерес — все хотят услышать подробности. — Она... — корова. — Она... — сука. — Она... очень милая, — к сожалению, я не вру — и это раздражает больше всего. — И она хочет со мной дружить.

— Что ты ответила? — спрашивает Линда, ее глаза на секунду расширяются.

— Я сказала, что у меня хватает друзей, — звучит ужасно, когда я снова говорю это. Может, это я корова.

— Молодчина! — говорит Глэдис, а Хэйзел согласно кивает. Линда смотрит в пол, избегая моего взгляда. Очевидно, она тоже считает меня сучкой. — С чего бы тебе дружить с ней? Это все равно, если бы я дружила с двадцатилетней женой моего бывшего мужа!

— Ох, есть еще кое-что, — вдруг вспоминаю я. — Она старше его на десять лет. И его отец хочет, чтобы я их разлучила.

Они все смотрят на меня тем удивленным взглядом, будто интересуются, сколько еще странностей может быть в моей жизни. Я перестала этим интересоваться несколько лет назад, потому что с каждым разом все становится еще более странным.

— Десять лет — это немного, — пожимает плечами Линда. — Я бы не прочь отправиться в Лас-Вегас с Дэмьеном Кеннеди!

— Кстати говоря, — вступает Гэдис, и остальные двое выглядят очень взволнованно, — Роза, мы считаем, тебе стоит пригласить его на свидание.

— Кого? — непонимающе смотрю на нее.

— Кеннеди! — вопит Хэйзел. — Возвращайся в игру, детка!

Ого, эти билеты во Францию, купленные ее мужем, совершенно изменили ее. Два дня назад она бы сказала «хрен с ними, они просто кучка козлов».

— Я согласна, ты должна пригласить его. У тебя единственной из нас есть шанс, — говорит Линда.

— Я считаю это оскорблением, — шипит Глэдис. — Но, правда, почему бы и нет?

Я слишком шокирована этим предложением, чтобы придумать логичную причину не звать его на свидание. Даже если не брать во внимание, что у него, скорее всего, есть девушка, и что я — это я, Дэмьен Кеннеди ни за что не пойдет на свидание с двадцатидвухлетней секретаршей, у которой есть пятилетний сын. К сожалению, жизнь так не работает.

— У вас маразм, вы знаете? — говорю я им, качая головой.

— Мне кажется, у тебя есть шанс! — восклицает Линда. — Знаешь, если ты нанесешь немного помады...

— Да, и купишь одежду получше, — добавляет Хэйзел.

— Возможно, сменишь прическу, — вставляет Глэдис.

— И немного сбросишь вес...

— Так, все, хватит! — обрываю их — они говорят то же, что Молли и девочки. — Я не собираюсь звать Дэмьена Кеннеди на свидание! Мне плевать, что у него классная задница, — громко продолжаю я, хотя Хэйзел пытается перебить меня. — Какая разница, что у него самая привлекательная улыбка в мире? И что с того, если его глаза могут освещать темноту ночей? — ладно, меня занесло. — И, возможно, я иногда представляю, как провожу пальцами по его шелковым волосам, или как он выглядит без одежды. И да, однажды я назвала себя Роза Кеннеди — я тогда была очень пьяна, так что это не считается! Но все эти причины недостаточны для того, чтобы я приглашала на свидание самого восхитительного мужчину в этой больнице — а может, и во всем мире — потому что у меня могут быть ужасные волосы, дряблый живот и бледная кожа, но гордость-то у меня тоже есть!

Глэдис избегает смотреть на меня, прикусывая губу. Линда заливается румянцем. Хэйзел же закрыла лицо руками, а ее плечи подрагивают.

— Кхм-кхм.

Я разворачиваюсь в кресле. Вот он стоит — шесть футов и три дюйма Дэмьена Кеннеди.

— Так о чем ты говорила? — шепчет мне Глэдис и не выдерживает, заливаясь смехом.

Твою мать. Почему гребанная вселенная так ненавидит меня?

— Хм, мне просто нужна карточка мисс Уайт, — говорит целитель Кеннеди, не глядя на меня. Вероятно, он слышал всю мою речь— его щеки такие же красные, как мои волосы. Все, что я могу, — это сидеть там с открытым ртом, поэтому Глэдис подает ему карточку, и он уходит с такой скоростью, словно только что аппарировал.

Кажется, нет способа опозориться еще больше. Кажется, я готова умереть в эту же секунду.

Глэдис и Хэйзел хохочут во всю, даже Линда не прекращает хихикать над моим провалом.

Убейте меня. Прямо сейчас.

* * *

Следующие несколько дней очень одиноки без Эйдана рядом. Он остается со Скорпиусом и Дэйзи до Нового года, поэтому я понимаю, что мне совершенно нечем заняться и не на кого покричать. К приходу новогоднего вечера я пересмотрела пять дерьмовых рождественских фильмов, убрала квартиру от пола до потолка и сожрала две больших коробки с мясными пирогами. С перспективой провести новогоднюю ночь в одиночку, я откупориваю бутылку вина и сажусь напротив телека с кучей арахиса и последней коробкой пирогов с мясом. Говорю себя, что все правильно делаю — у Эйдана аллергия на арахис, так что поедая орехи я уменьшая возможность того, что у сына будет реакция на них. А мясные пироги он вообще не любит. Видите, я отличная мать.

Тем не менее, когда я уже съела половину пирогов, сидя на диване около часу в самой удобной позе, в дверь постучали. Я не собиралась покидать свое гнездо, кроме случаев крайне необходимости — например, сходить в туалет или за едой — так что я просто прибавляю громкость у телевизора и делаю вид, что ничего не услышала. Но гость настойчив и стучит снова.

— Роза, мы знаем, что ты там! — я слышу голос Дом. — Мы слышим телек!

Я раздраженно вздыхаю и встаю с дивана, оставляя за собой разбросанные крошки и орешки. Открываю дверь и вижу Дом, какого-то левого чувака, Джеймса и его товарища по команде Тревора МакАрдла, охотника Пушек Педдл, — все стоят там, выглядят прекрасно и готовы к ночным приключениям. В любом другом случае я попыталась бы выглядеть лучше при Треворе МакАрдле, учитывая то, что Квиддичный еженедельник назвал его третьим самым сексуальным британским игроком в квиддич (Джеймс был на втором месте), но на этой неделе я уже опозорилась самым худшим образом перед сексуальным мужчиной, так что мне все равно.

— Иди, переодевайся, мы идем тусить! — говорит мне Дом. — У тебя арахис на лице.

— Я не в настроении, — отвечаю я. — Идите, повеселитесь.

— Мы не примем отказ за ответ, Рыжая, — сообщает Джеймс, и я посылаю ему убийственный взгляд. Если он думает, я забуду то, что он был шафером у Скорпиуса, он глубоко заблуждается.

— Роза, нас ждут Ал, Дженни и Молли. Мы идем в маггловский ночной клуб! Ты обязана пойти!

— С чего бы Молли идти в клуб? — спрашиваю я.

— Она говорит, что если проведет еще одну новогоднюю ночь в одиночестве, то покончит жизнь самоубийством, — объясняет Дом. — А мы не хотим слушать причитания тети Одри еще и об этом. Ты идешь с нами, Роза.

— Никуда я не иду, — упрямлюсь я, — у меня свидание с пультом от телека.

— Ну же! — умоляет Дом. — Там будет Лаура!

— Лаура? — уточняю я. — Лаура Фелпс? — Дом радостно кивает. Лаура — мой враг, превратившаяся в моего друга, а потом забытую соседку по комнате. Сто лет ее не видела. Слышала, она жила в Германии. — Что она здесь делает?

— Кажется, она рассталась с парнем и вернулась домой. Что-то вроде того, — отвечает Дом. — Прошу, пойдем! Я уверена, она будет рада тебя видеть!

А я уверена, что это будет очень неловко. Каждый раз, как я вижу Марка Мэтьюса или Честити Финч, я чувствую дискомфорт. Уверена, что встреча с Лаурой будет такой же.

— Ну же, Рози! — ноет Дом.

— Если я соглашусь, ты прекратишь нытье? — спрашиваю я. Не могу поверить, что соглашаюсь на это. Я-то собиралась объедаться на ночь.

— Обалденно! — радуется она. — Иди собирайся скорее!

Через двадцать пять минут я выхожу из спальни. Мои волосы все еще мокрые, на мне мои лучшие джинсы и красивый топ из магазина Виктуар. Она сделала мне пятидесятипроцентную скидку, что была очень щедро с ее стороны.

На Дом, очевидно, мой вид не произвел должного впечатления.

— Ты в джинсах, — недовольно заявляет она.

— Да.

Джеймс неловко ёрзает. Тревор выглядит так, будто не хочет здесь находиться. Левый чувак тупо глазеет на длинные ноги Дом. А Дом смотрит на меня.

— Что? — вздыхаю я. — Почему я не могу пойти в джинсах.

— Это же новогодняя ночь! — говорит Дом. — И мы идем в крутое место. Ты не можешь показаться там в таком виде, будто собралась за покупками. Пойдем, я помогу тебе...

Она тащит меня обратно в спальню и начинает шерстить мой гардероб, и я даже закачу в ее честь вечеринку, если она найдет там что-нибудь получше. Тем не менее, чем пять секунд она достает короткое черное платье. Я, не сдерживаясь, фыркаю.

— Это восхитительно, Роза! — говорит она. — Надевай! — в этот момент она напоминает меня, когда я заставляю Эйдана одеться поприличнее.

— Ты собираешься повязать мне это на бедра? — спрашиваю. — Оно мне мало и будет дерьмово выглядеть, если попытаемся исправить. Почему я не могу пойти в джинсах? Я вообще не хочу никуда идти!

— Надевай! — требует она. Я так и делаю и оказываюсь права — выгляжу как человеческий дирижабль. Дом взмахивает палочкой и немного расширяет платье, так что оно больше не препятствует потоку крови в моем теле, но я все равно выгляжу ужасно. — Ты отлично выглядишь!

— Дом, ты хреновая врунья, — говорю ей, — я не могу пойти в этом. Можно я останусь досматривать фильм?

— Я и так скажу тебе, чем все закончилось: корабль утонул, парень умер. Конец, — огрызается она. — А теперь обувайся и пойдем!

— Он умрет? — чуть не плачу от того, что она проспойлерила мне конец. — Н-но...

— Роза! Мы опаздываем!

* * *

Иногда мне немного грустно, что я не тусовалась в клубах и не бухала с друзьями из-за раннего материнства и всего остального.

Но сегодня явно не один из таких случаев.

Когда мы — Дом, Джеймс, Ал, Дженни, Молли, Тревор, левый чувак (которого, между прочим, зовут Гектор) и я — столпились возле клуба на холоде, глядя, как куча несовершеннолетних скрывается за дверью, Дом протянула нам маггловские удостоверения.

— Хм, Дом, нам и так больше восемнадцати, — замечает Дженни, которая из маггловской семьи. — Нам не нужны липовые удостоверения.

— Но мы не можем использовать наши удостоверения, заверенные Министерством, перед магглами, — подмечает Дом. — С таким же успехом мы можем показать им водительские удостоверения с фотографиями Микки Мауса!

— Ты не могла, по крайней мере, указать наши реальные имена? — спрашиваю я, изучая свой документ с моей фотографией и именем Сюзанна Райан.

— Так веселее, — Дом, а точнее — Кристал Бодлер, как указано на ее удостоверении, улыбается.

Когда мы подходим к вышибале у двери, он едва ли смотрит на наши документы и впускает внутрь. Вероятно, мы больше не выглядим несовершеннолетними — это удручает. В помещении орет музыка, спотыкаются пьяные люди и алкоголь течет рекой. Начинаю задумываться, что лучше бы я настояла и осталась дома.

Позволяю Дом вытащить меня на танцпол с остальными, но через полчаса компания разбилась на группки. Ал и Дженни, уставшие танцевать, сидят на кожаном диване и целуются как подростки, а не пара, которая обручилась и ждет ребенка. Тревор танцует с какой-то брюнеткой, пока Дом и Гектор-левый-чувак уединились в углу. Даже Молли умудрилась подцепить кого-то, хоть он и не выглядит старше шестнадцати. В конце концов, и Джеймс бросает меня в пользу хорошенькой блондинки, начавшей танцевать вокруг него. Мне остается сидеть у бара в одиночку, как старой деве.

— Что будете пить? — спрашивает девушка за прилавком, когда я сажусь на свободны стул у барной стойки. Она кажется знакомой, очень знакомой. Это...

— Лаура? — кричу я из-за громкой музыки.

— Роза? Твою мать, это ты!

— Ты здесь работаешь? — спрашиваю я, не подозревая, что это и имела в виду Дом, когда говорила о присутствии Лауры.

— Да, — кричит она в ответ. — Это моя первая ночь на работе! Как поживаешь?

Мы немного поболтали до боли в горле и голове, пока Лаура не заметила, что ее босс наблюдает, и отправилась убирать стаканы. Мы договариваемся встретиться вскоре, но обе знаем, что этого никогда не случится.

Я сижу возле бара около часа, потягивая то, что бармен назвал «Секс на пляже». На вкус он ужасен, но я пью медленно, чтобы хватило на всю ночь. Знаю, что выгляжу жалко, сидя здесь в неподходящем платье, потягивая отстойный коктейль, совершенно одна, думая о моем бывшем и его жене и размышляя о том, какие развлечения они придумали для моего сына. Они, вероятно, наслаждаются жизнью, хоть и застряли дома с пятилетним ребенком. Можно было подумать, что это они завидуют мне — все-таки я сижу в ночном клубе под названием «Фьюжн».

— Здесь не занято?

Я подпрыгиваю от громкого мужского голоса и поворачиваюсь к нему лицом. Он указывает на стул рядом со мной. Качаю головой и возвращаюсь к коктейлю. До полуночи еще час, и тогда я смогу пойти домой, не выглядя совсем уж жалкой.

— Я — Ричард, — говорит мне мужчина, будто мне это интересно. Но я не хочу быть грубой, поэтому отвечаю:

— Сюзанна Райан.

— Часто здесь бываешь?

— Не можешь придумать ничего получше? — отвечаю. Очевидно, Сюзанна Райан так же цинична, как и Роза Уизли. Он кивает, улыбаясь. И хоть он не силен в словах, у него очень милая улыбка. И глаза красивые. В общем, все его лицо довольно привлекательно.

— Извини, это было неубедительно, — признает он. — А ты немного попустила меня.

Пожимаю плечами и отворачиваюсь, тем самым заканчивая разговор. Но он не сдается так легко.

— Ты здесь одна?

— Нет, мои друзья где-то здесь.

— Ох, мои тоже меня бросили, — объясняет он. — Что стало причиной твоего плохого настроения? Проблемы с бывшим?

— Как ты угадал? — спрашиваю я с сарказмом.

— Готов поспорить, они не хуже моих, — говорит он. Я чувствую вызов.

— Мой бывший парень женился в Лас-Вегасе на прошлой неделе, — рассказываю я, намеренно умалчивая о сыне. — Сможешь это переплюнуть?

— Моя жена переспала с моим братом, — возражает он. — Я победил.

Смотрю на него, пытаясь понять, не шутка ли это. Он выглядит слишком молодым для женитьбы. С другой стороны, я, наверно, выгляжу слишком молодой для матери пятилетнего сына. Он выглядит не старше меня. Теперь мне его жаль.

— Извини. Но у меня все же больше проблем, чем у тебя.

— Это вызов? — ухмыляется он.

Мы делимся историями — во всех я убираю Эйдана — и начинаем получать удовольствие от собственного цинизма. Он рассказывает, как его жена, с которой они были в браке четыре года, изменяла ему на протяжении четырех месяцев, прежде чем он узнал. Говорю ему, что я двадцатидвухлетняя холостячка, а он скоро станет двадцатипятилетним и разведенным.

Мы замолкаем, когда начинается отсчет до полуночи.

10...9...8...

— За еще один дерьмовый год, — Ричард поднимает бокал пива, а я свой коктейль.

— Аминь, — отвечаю.

7...6...5...

Вдруг вспоминаю, как Скорпиус поцеловал меня в канун Нового год, когда еще был с Дом. Теперь он поцелует Дэйзи. Я делаю глоток коктейля.

4....3...

Ричард милый. Очень милый. И мне очень нужно забыть тот позорный случай с Дэмьеном Кеннеди на этой неделе.

2...1...

— С НОВЫМ ГОДОМ!!

Отбрасываю сомнения, обнимаю Ричарда за шею и притягиваю ближе для поцелуя. Мне все равно, если Скорпиус и Дэйзи целуются прямо сейчас. Я целую этого парня. И пока думаю о Скорпиусе и Дэйзи, я знаю, что Ричард вспоминает бывшую жену и брата. Если это облегчает боль, то какая разница?

— Хочешь поехать ко мне? — спрашивает он. Я киваю.

Как я уже сказала: если это облегчает боль, то какая разница?

Чертов свет в подъезде моего дома опять пропал, поэтому я достаю палочку и шепчу Lumos. Меня не особо заботит увидит ли кто-то, что я применила магию, ведь на календаре первое число, а на часах восемь утра, и шансы на то, что кто-то не спит в такое время, слишком малы. Я с трудом взбираюсь по ступенькам: в одной руке палочка, в другой — моя обувь, и к тому моменту, когда добираюсь до своего этажа, я практически валюсь с ног от усталости. Я даже не парюсь поисками ключей, а просто использую магию, чтобы открыть дверь.

Бросаю туфли на пол, как только захожу внутрь, и планирую поспать до самого вечера. У меня была такая ночка, что я могу больше никогда не проснуться.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает голос.

Скорпиус появляется из моей гостиной с чашкой чая в руках, и я подпрыгиваю от удивления. Олли, которая оставалась с Эйданом у Скорпиуса, тоже выбегает поприветствовать меня.

— Это ты что здесь делаешь? — вздыхаю я, все еще не в силах прийти в себя после подъема по лестнице. И что-то мне подсказывает, что выгляжу я сейчас просто ужасно: босиком, макияж размазался, а волосы спутались.

— Я просто привез Эйдана... меня вызвали на работу... — он делает паузу и окидывает меня взглядом с ног до головы. — Почему ты так одета? Подожди-ка... ты только пришла? — он вне себя от этого, как будто даже мысль о том, что я могу провести ночь не дома, недопустима.

— Да, — гордо сообщаю я. Конечно, если бы он знал, в какую катастрофу превратилась моя новогодняя ночь, он не был бы так удивлен и раздражен. Но этого ему знать не обязательно. Никому не обязательно.

— Где ты была? — вопрошает он в точности, как мой папа.

— У друга дома, — отвечаю я и добавляю. — У друга мужского пола.

Он хмурится. Я жду, когда он начнет грозить мне указательным пальцем за то, что я плохо поступила. Не знаю, почему он хмурится — я же не вышла замуж в Лас-Вегасе.

— Ты была в доме у мужчины? — спрашивает он, будто уточняя. Я киваю, больше не чувствуя гордости и уверенности. Он смотрит на меня, как на кусок дерьма. — Ты с ним спала?

— Не твое дело! — возражаю я, возмущенная тем, что он посмел такое спросить.

— Это мое дело, если придется объяснять Эйдану, что у него вскорости появится братик или сестричка! — шипит Скорпиус.

— Ой ли, и это вместо того, чтобы рассказать самостоятельно, что у него теперь будет мачеха?! — отбиваю я. — Ты просто невероятен, осуждая меня! И, к твоему сведению, некоторые мужчины знают, что такое презерватив! — отлично, теперь-то я уж точно дала понять, что спала с магглом Ричардом. Это, пожалуй, наша самая скоропалительная ссора, а у нас их было, поверьте, не мало.

Он открывает и закрывает рот, как золотая рыбка, в ожидании, пока нужные слова придут, но ничего не получается. Так что он цедит что-то не разборчивое, и качнувшись с носка на пятку, наконец выдает:

— Я знаю, что такое презерватив!

— Давай не будем обсуждать это здесь, — предлагаю я, зная, что Эйдан в соседней комнате и что он вполне способен меня спросить, что такое презерватив. — Почему ты здесь в такую рань?

— Дэйзи отправилась к маме, а меня вызвали на работу, — у него все еще растерянный вид. Я ухожу из коридора в гостиную, чтобы Эйдан не мог слышать нас из своей спальни.

— Срочная тревога с метлами? — спрашиваю я с сарказмом. — Это же Новый Год.

— Им нужно, чтобы кто-то свел годовые отчеты, которые нужно было отправить еще позавчера, — объясняет он. — Так что да, срочная тревога.

Тишина. Неловкая тишина. Та тишина, в которой хочется, чтобы кто-то пукнул для ее прерывания. Непонятно почему, нервничаю рядом с ним. С одной стороны, не хочу, чтобы он думал, будто я спала с Ричардом, с другой стороны, хочу, чтобы знал, что я не просто сижу дома, тоскуя по нему (даже если я так и делаю). Он изучающе смотрит на меня, словно хочет, чтобы я рассказала о событиях ночи. И часть меня правда хочет рассказать. Мне нужно с кем-то поделиться. А за последних несколько лет мы со Скорпиусом стали по-настоящему близкими друзьями, чем я могла себе когда-либо предположить. Никогда не думала, что можно подружиться с тем, кто сексуально тебя привлекает. Его взгляд вызывает во мне желание все рассказать.

— Я...

— Я лучше пойду, — прерывает меня Скорпиус, — нужно работать.

— О... ну ладно, — киваю, — увидимся.

— Да. Пока.

И на этом он аппарирует. Я падаю на диван, собираясь всплакнуть, но прекращаю это, когда Эйдан вбегает в комнату с историями о том, как провел предновогоднюю ночь. Полагаю, слезы лучше оставить на потом. Меня волнует то, что он просто аппарировал... будто ему теперь все равно.

* * *

— Прошу прощения, я ищу Дэмьена Кеннеди, — обращается ко мне женщина, одетая в очень нарядную мантию. Я сижу за стойкой регистрации Святого Мунго, уставившись в никуда, и все еще думаю о провальной новогодней ночи, хоть это и произошло больше недели назад. Посетительница выглядит весьма внушительной, и она точно не из тех, кому я рискнула бы дерзить.

— А кто его спрашивает? — знаю, что Линда, Хэйзел и Глэдис прислушиваются, припомнив тот позорный эпизод на прошлой неделе. Вероятно, это его адвокат, которая собирается меня засудить за сексуальное домогательство.

— Его жена.

О, черт.

— О, черт, — выпаливает Глэдис, и Линда толкает ее локтем. Хэйзел фыркает и закрывает рот кулаком, сдерживая смех.

— Его жена? —лепечу я. — Вы — его жена?

Она поднимает левую руку, показывая крупный камень на безымянном пальце:

— Меня зовут Аманда. Я могу поговорить с мужем?

Набросав записку, отправляю ее по коридору в кабинет, где, как я знаю, находится Дэмьен. Я так огорчена, что даже голову не поднимаю, пока он говорит с женой. Надеюсь, он забыл о прошлой неделе, но каковы шансы на удачный исход? Он даже не говорит привычное «Здравствуйте, леди!» перед тем, как вернуться в кабинет.

— Почему все вокруг женаты? — чуть не плачу я, когда уходит миссис Кеннеди. — Я что, одна не замужем?

— Я тоже, — напоминает Линда. — И я бы не беспокоилась об этом, дорогуша. В море еще так много рыбы.

— Нет, ты что, не слышала? Рыбы становится все меньше и меньше! Поэтому лосось теперь такой дорогой! БОЛЬШЕ РЫБЫ НЕТ!

— Успокойся, — Глэдис пытается меня утихомирить.

— В любом случае, я поймала свою рыбу и выбросила ее обратно. Я больше не заслуживаю рыбы.

— Забей на них, — говорит Хэйзел. Вероятно, ее хорошее отношение к мужчинам не продлилось долго. И муж у нее снова стал «Бесполезным дерьмом». — Да кому вообще нужна рыба? Женщинам больше не нужна рыба для удовольствия.

— Да, все, что тебе нужно — это внутренний стержень, — добавляет Глэдис. — Забей на рыбу.

Не в состоянии придумать достойный ответ такому философскому умозаключению, я хохочу, и девочки следуют моему примеру. Иногда все, что нам нужно — немного хорошего смеха.

После работы отправляюсь на Косую аллею автобусом «Ночной рыцарь», чтобы купить немного летучего пороха. Я до сих пор не нашла времени, чтобы договориться об уроках аппарации, но продолжаю обещать маме, что непременно запишусь. На выходе из «Фабрики летучего пороха Форреста Флиппера» замечаю знакомое лицо — Лауру Фелпс.

— Лаура! — восклицаю я. — Не виделись четыре года, зато теперь уже дважды за неделю. Как дела?

— Все нормально, Роза, — с пониманием ухмыляется она. — Чем закончилось твое общение с тем симпатичным магглом в новогоднюю ночь? — я и забыла, что она там была. Блин. Она, наверное, умирает от желания выяснить подробности. — Хочешь выпить?

Мы отправляемся в «Дырявый Котел», где находим свободный столик в углу. Мне нужно выговориться. Я никому не рассказывала о новогодней ночи и знаю, что Лаура не проговорится. Наверное, это глупо с моей стороны доверять той, кто рассказала всему Хогвартсу, что я беременна, но я решила поверить, что с тех пор она изменилась.

— Как твое путешествие? — спрашиваю я. — Слышала, ты была в Египте...

— Нормально. Итак, что произошло в новогоднюю ночь? — давит она.

— Мы бы не могли просто поболтать? Сто лет ведь не виделись.

Она смотрит на меня:

— Ты же хочешь все рассказать. Я вижу это по твоему лицу.

Будто мы всегда были подружками.

Глубоко вздыхаю — я готова поделиться позорным воспоминанием.

— Это унизительно, — бормочу я, — правда, — теперь она выглядит еще более заинтересованной. — Я расскажу тебе об этом, а ты мне — о своей поездке.

— Роза, выкладывай.

— Ладно... ну, мы были рядом, когда начался обратный отсчет к Новому году, я и милый маггл, — начинаю я; Лаура кивает и жаждет услышать продолжение. — В конце концов, мы поцеловались в полночь. Он рассказал мне о своей бывшей жене, а я ему — о наших отношениях со Скорпиусом, не упоминая Эйдана, естественно.

— Но Эйдан и есть твои отношения со Скорпиусом, — подмечает Лаура.

— Таким образом, между нами возникла особая связь, между мной и Ричардом — так его зовут. Мы были связаны одиночеством и жалостью. Он был забавным. И милым...

— Переходи к самому интересному! — восклицает Лаура.

— Я к этому и веду! — отвечаю, хотя технически ничего интересного там не было. — В общем, я решила отправиться к нему, — ахнув, Лаура жестами просит продолжать. — Так что мы вышли на улицу и попытались словить такси, но, конечно же, это было непросто — все-таки новогодняя ночь. Тогда он сообщил, что живет в тридцати минутах ходьбы отсюда, и мы решили пройтись. По дороге мы продолжали говорить о наших бывших. Его жена переспала с его братом, а я рассказала ему о свадьбе Скорпиуса....

— Подожди-ка секунду, — прерывает меня Лаура, — Скорпиус женат?! — Ой, я и забыла, что она не знает. Эта новость уже не кажется свежей. — Ты что, гонишь?

— Если бы, — бормочу я. — Он женился на тридцатитрехлетней Дэйзи в Лас-Вегасе.

Лаура выглядит так, словно забыла, как дышать:

— Д-Дэйзи? Лас-Вегас? Люди что, реально так делают?

— М-да, это типичная реакция, — говорю. — К этому мы еще вернемся, — Лаура кивает, но все еще выглядит шокированной. — В общем, Ричард и я гуляли, общались, шутили и мне, правда нравилось проводить с ним время. И он был весьма симпатичен.

— А как он выглядел?

— Я... не очень помню, — признаюсь я, — я не была пьяна или типа того. Просто не могу вспомнить его лицо. Но он был симпатичным. Мы шли к нему около часа, так как приходилось останавливаться — мои ноги просто отваливались. К моменту прихода в квартиру, мы оба устали. Так что мы просто сидели на диване и разговаривали. Потом он снова меня поцеловал.

— А ты что? Поцеловала в ответ?

— Я... продолжала думать о Скорпиусе. Мне было интересно, что бы он сказал, если бы узнал... и я почувствовала вину.

— Он женился в Лас-Вегасе! — возмущается Лаура. — Не тебе должно быть стыдно!

— Я знаю! Знаю! Просто я до сих пор помню, как это — целовать Скорпиуса, и я всего лишь хотела, чтобы это он целовал меня...

— Звучит жалко, абсолютно жалко, — ворчит Лаура.

— Я знаю! — выкрикиваю я. — В общем, я расплакалась прямо посреди поцелуя. Мне было так стыдно перед Ричардом, что я заплакала еще сильнее. Затем я подумала, насколько же жалко выгляжу, и зарыдала пуще прежнего! Ну, а потом я просто сбежала из его квартиры без единого слова. Он навсегда запомнит меня как чересчур эмоциональную Сюзанну Райан.

— Сюзанна Райан?

— Я назвалась придуманным именем и не сказала, что я волшебница, — объясняю я.

— Роза, я и не думала, что все может закончиться хуже некуда, — прямо говорит Лаура. — Лучше бы тебе больше никогда не встретить этого парня.

— А потом я еще полночи бродила в поисках своего дома! И смогла попасть в квартиру только к восьми утра! — история кажется еще хуже, когда я произношу это вслух. Даже Лаура не перестает удивляться, качая головой.

Мы проводим еще около часа, болтая. Она рассказывает мне о жизни в Германии. Оказывается, она встречалась с известным певцом, хоть я никогда и не слышала о нем. Он очень популярен в Японии, по словам Лауры. Но она его бросила, когда он предложил ей жить вместе. Кажется, Джеймс навсегда убил в ней веру в мужчин. Будто ее бешеная мать не достаточно все испортила. Лаура сообщает, что теперь у нее есть судебный запрет на приближение ее мамы. С Лаурой Фелпс никогда не бывает скучно.

В конце концов, мы решаем покинуть Дырявый Котел, когда я осознаю, что пора освободить бабушку Молли от обязанностей няни Эйдана. К счастью, в понедельник он идет в школу, так что мне больше не придется оставлять его с моими родственниками. К несчастью, мне также придется встретиться с его чертовым учителем в понедельник, чтобы обсудить поведение Эйдана.

Мой ребенок гиперактивен, когда я забираю его домой. Подозреваю, что бабушка Молли напичкала его сладостями. Кажется, это смысл ее жизни — сделать людей вокруг себя как можно более толстыми. Просто чудо, что папа оставался таким худым в детстве. Олли развлекает Эйдана, чему я очень рада. Похоже, завести шишугу было не такой уж и плохой идеей. Это так, словно у тебя всегда есть под рукой неустанная нянька

* * *

В понедельник утром я привожу Эйдана в школу. У меня назначена встреча с миссис Мёрфи перед уроками. Я приготовила свою самую лучшую речь о том, что Эйдан хороший мальчик, который иногда бывает слишком активным. И я знаю, что он еще не может контролировать свою магию, поэтому если она начнет упоминать странные вещи, случающиеся с ним, я просто скажу, что она сумасшедшая старая летучая мышь, которой стоит проверить голову.

Школа полна маленьких детей, которые суетятся вокруг. Стены покрыты нелепыми яркими рисунками. В помещении пахнет клеем, бисквитами и антибактериальным спреем — настоящий запах младшей школы. Эйдан убегает в класс, пока я подхожу к офису администрации.

— У меня встреча с миссис Мёрфи, — сообщаю секретарю.

— Ой, миссис Мёрфи заболела, — сообщает она мне, — ее заменяет мистер Брайан Макдональд. Он сможет уделить вам время.

Слава Мерлину. Может, мистер Макдональд не будет таким строгим. Он не может точно знать, каким непослушным бывает Эйдан, если сегодня его первый рабочий день.

— Спасибо.

— Четвертый кабинет, — улыбается секретарь. — Просто подождите рядом — он вас пригласит.

Я направляюсь к четвертому кабинету — классной комнате Эйдана. Я нервничаю, как будто впереди прием у стоматолога, а ты точно знаешь, что он сделает тебе замечание за плохо вычищенные зубы. Только теперь мне скажут, что я неправильно воспитываю своего ребенка. Мне все равно, что этот чувак скажет об Эйдане — я знаю, что он хороший мальчик. А если тот не согласится, я ему доходчиво объясню.

— Миссис Уизли, не так ли? — директор, мистер Джексон, появляется передо мной и жмет мне руку. Я не исправляю его на счет «миссис». — Это мистер Брайан Макдональд.

— Сюзанна?

Я смотрю на учителя, которого мне представили.

Твою мать.

— Ричард? — бормочу я.

Он смущенно озирается. Вероятно, не одной мне пришло в голову назваться чужим именем.

Это настолько предсказуемо, что я даже не удивляюсь, когда подобные казусы случаются именно со мной. Сейчас окажется, что этот так называемый Брайан вообще женщина. Или, может, он секретный шпион, работающий на Министерство Магии и пытающийся отыскать тот цветок в горшке, который я украла в Департаменте защиты магического правопорядка в прошлом году — подумала, что он будет отлично смотреться в моей ванной. На будущее: никогда в жизни не пускать в ванну никого, кто не стоит доверия.

Могу себе представить, что мое выражение лица зеркально отражает его — полнейший шок и унижение. Мистер Джексон, директор, смущенно переводит взгляд с Ричарда — нет, Брайана — на меня. Брайан так выпучил глаза, что, кажется, будто они сейчас выпадут.

— Нет, это Брайан МакДональд, — повторяет мне мистер Джексон, — учитель вашего сына, — я думаю, он считает, что мне послышалось, будто он сказал «Ричард», а не «Брайан». Теперь уже и я смущена. — А это Роза Уизли, мама Эйдана.

Брови учителя Брайана серьезно рискуют затеряться в его волосах в скором времени.

— Ох, я поняла, — киваю и протягиваю руку. — Извините, я вас перепутала с другим человеком.

— Ну да... — говорит Брайан, неохотно пожимая мне руку. Это довольно-таки унизительно. Больше никогда не пойду в клуб. Никогда в жизни. Неужели такое случается со всеми, кто знакомится с мужиками в клубах?

— Миссис Уизли, — обращается ко мне мистер Джексон, — пройдемте в мой кабинет. Нам нужно обсудить с вами важный вопрос.

Это плохо. Если в деле директор — это точно нехорошо. Помощник учителя остается с детьми, а мы с мистером Джексоном и Брайаном МакДональдом проходим в кабинет директора обсудить поведение Эйдана. Ну что он мог опять натворить?

Вдруг они узнали о его магических способностях? Придется придумывать очередное тупое объяснение, как он смог превратить волосы ребенка в розовые. Может, он сделал что-то миссис Мёрфи, и потому она на больничном? Может, он убил ее. Но никто же не отправит в Азкабан пятилетку?

Кабинет мистера Джексона совсем небольшой и выглядит как побитый жизнью чулан по сравнению с кабинетом директора Хогвартса. Знаю, нечестно все сравнивать с Хогвартсом, но я не могу сдержаться — так уж привыкла. И я больше не испытываю дискомфорт рядом с Брайаном, так как слишком взволнована тем, что они мне скажут.

— Присаживайтесь, миссис Уизли, — предлагает мистер Джексон, усаживаясь в свое кресло за столом. Брайан продолжает стоять со скрещенными руками, изучая меня — в его глазах все еще заметен шок. — Мы вызвали вас, чтобы обсудить успеваемость вашего сына в классе. Брайан, — он акцентирует внимание на имени, — вышел на замену миссис Мёрфи за неделю до Рождества, так что хорошо знаком с расстройством вашего сына.

Слово «расстройство» пугает меня. Звучит так, будто он болен. Он не болен. Я бы знала, если нет. Что за матерью я была бы, если бы не знала? Хотя, может, они называют магические способности расстройством?

— Какое еще расстройство? — перебиваю я. — Нет у него никакого расстройства.

Брайан неловко опускает взгляд.

— Миссис Уизли... — м-да, чувак точно получит степлером по физиономии. Серьезно, сколько еще раз нужно назвать меня по имени? — У вашего сына ранние признаки дислексии. Вообще, это не является чем-то серьезным и опасным. Это лишь означает, что Эйдану нужно будет заниматься со специальным учителем минут двадцать в неделю, чтобы помочь...

— Это невозможно, у Эйдана нет дислексии. Я постоянно читаю ему, он очень умный для своего возраста...

— Мы не оцениваем его интеллект, — впервые говорит Брайан. — Дислексия не имеет ничего общего с разумом...

Двое мужчин замолкают, давая мне возможность переварить информацию. Из всего, что я ожидала от них услышать, это последнее, о чем бы я подумала. Эйдан всегда был смышленым — иногда даже слишком. Его словарный запас впечатляет, и я имею в виду не только ругательства. Я беспокоюсь о мальчике двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Он поел достаточно или слишком много? Это ветрянка или просто веснушка? Чем он может сейчас заниматься, чтобы опять натворить делов? Почистил ли он зубы? Где, к черту, он раздобыл этого кролика? О дислексии же я не думала никогда.

— Почему вы с такой уверенностью утверждаете, что у него дислексия? — пытаюсь защитить его я. — Ему пять лет, он еще не должен быть экспертом в чтении и письме, не так ли? Дайте ему шанс! Не сбрасывайте его на какого-то особенного учителя просто потому, что не можете уделить должное внимание чуть более медллительным ученикам!

— В том-то и дело, он не медлительный ученик, — говорит мне Брайан-Ричард. — Я обучал его неделю, но не сложно заметить, что он умный ребенок, — он опускает ладони на стол директора и смотрит мне прямо в глаза, от чего я вновь испытываю смущение. — Он путает буквы в алфавите. Ему трудно распознавать числа. Спросите у него столицу Шотландии или Ирландии — и он тут же скажет, но покажите ему букву «Н» — и он не сможет ответить.

— Миссис Уизли, — начинает мистер Джексон.

— Роза, — перебиваю его, — называйте меня Роза.

Пока я не выцарапала тебе глаза.

— Роза, — исправляется мистер Джексон, — В наше время мы можем на раз-два определить наличие дислексии у ребенка. Современные техники позволяют нам выявить это как можно раньше и помочь малышу. Мы не хотим сбрасывать ни вашего сына, ни кого бы то ни было другого. Мы просто хотим помочь.

Я киваю, все еще пытаясь осознать происходящее:

— Эйдан знает? Я имею в виду, о специальном учителе.

— Еще нет, — говорит Брайан, — мы решили сначала сообщить вам, чтобы вы сами решили, кто ему скажет: вы или мы.

— Я скажу ему, — сразу же отвечаю я. Как всегда, гонец с плохими новостями. От меня он их ожидает. — Это все?

Брайан МакДональд и мистер Джексон кивают. Я встаю и пожимаю им руки:

— Спасибо, что уделили мне время.

А затем убираюсь оттуда на фиг как можно быстрее, прежде чем Брайан успеет спросить меня, какого черта я слоняюсь, рассказывая людям, что меня зовут Сюзанна Райан.

* * *

— М-да, неловко получилось, — говорит Дженни, изо всех сил стараясь не смеяться, когда мы встречаемся за обедом и я рассказываю ей историю Ричарда-Брайана. Обычно по понедельникам у нас обеих выходной, так что мы встречаемся, чтобы поболтать, выговориться, пожаловаться и другие синонимы слова «сплетничать». Сегодня мы встретились в небольшой маггловской кофейне. — А мне как раз было интересно, куда ты запропастилась в новогоднюю ночь...

— Но не сообразила позвонить мне, чтобы убедиться, что я еще жива, не так ли? — отвечаю я.

— Ну... я думала, ты с Джеймсом... — она жалобно замолкает. — Кстати говоря, вы двое помирились?

— Кто, мы с Джеймсом? — спрашиваю. Она кивает. — Ну... не совсем. Нет.

Дженни горько вздыхает. Как будто она из тех, кто легко прощает. Еще раз напомню ей о фиаско с Робертом Хитчем. С чего бы мне прощать Джеймса? Раньше я считала его бесчувственную глупость забавной — теперь это просто жестоко.

— Роза, я правда не думаю, что он знал, что ты чувствовала — и чувствуешь — к Скорпиусу. Джеймс так защищает тебя. Даже больше, чем Лили! — замечает Дженни. — Может, тебе стоит с ним поговорить? Вы же практически брат и сестра.

Как бы грустно это не звучало, факт в том, что Джеймс мне ближе, чем мой родной брат, но я все равно не знаю, смогу ли простить его. У Джеймса очень разумные родители — не знаю, как он получился таким придурком.

— Кроме того, — продолжает Дженни, — дружка и шафер на моей свадьбе не могут враждовать!

— Дружка? — я уставилась на нее. — Я? — уточняю.

Она радостно кивает, хлопая в ладоши:

— Ой, Роза, не делай такое лицо! — сейчас она похожа на мою мать. — Знаю, ты не в восторге от роли дружки, но кого еще я могла попросить?

— Хм, может, твою сестру? — предлагаю я. — Или сестру Ала. Или еще чью-нибудь сестру!

— Роза, ты будешь моей дружкой, — твердо говорит она. — И это не просьба.

— Ладно, — я вздыхаю. По крайней мере, я не влюблена в шафера на этой свадьбе. И не на шестом месяце беременности. — Джеймс будет шафером? Я думала, это будет Скорпиус... — не знаю, почему я так подумала. Джеймс ведь единственный брат Ала!

— Я тоже так думала, но поняла, что в такой день Ал захочет видеть в этой роли брата. Скорпиус, наверно, будет свидетелем, — объясняет она.

— О, ну, так, пожалуй, лучше, — говорю. — У Джеймса-то побольше опыта быть шафером...

— Забудь, — вздыхает Дженни, качая головой. — Просто отпусти.

После обеда с Дженни решаю отправиться в апартаменты Джеймса (он сердится, когда я просто говорю «квартира», так как «апартаменты» звучит намного более гламурно, а гламурность — идеальное слово для места проживания Джеймса. Ну почему я не стала профессиональным игроком в квиддич?) и извиниться, что вела себя, как стерва, последние несколько недель. В конечном итоге, я оказываюсь у Скорпиуса. Говорю себе, что я здесь лишь для обсуждения дислексии Эйдана, но часть меня просто хочет с ним поболтать — мы не общались с ним уже достаточно давно.

Разве я не жалкая?

Стучу в дверь. Хоть у меня и есть ключи, считаю это проявлением хороших манер. И мне бы не хотелось застукать их с Дэйзи за «послеобеденным наслаждением» прямо здесь на полу или на кухне. Тем не менее, не обнаружив признаков жизни за дверью, я решаюсь войти, как первоклассный маньяк.

— Ау! — зову я, закрывая входную дверь за собой. — Есть кто дома? — не получаю ответа и продолжаю идти по коридору в кухню. Она просто безупречна. За последние несколько лет я привыкла навещать захламленную квартиру Скорпиуса и дышать ртом, чтобы не задохнуться от застоявшегося кислого запаха. Запах исчез. Так же, как и холостяцкая жизнь Скорпиуса. Никогда не думала, что буду скучать по такому отвратительному запаху.

Повсюду цветы и растения — и они живы. Я наложила все возможные чары на свои растения, но они все равно продолжают умирать. Не уверена, что Скорпиусу вообще известно, зачем нужны растения. Но на подоконнике цветет лилия в горшке, и в центре стола стоят цветы. Не могу не задаться вопросом, нравится ли Скорпиусу вся эта наведенная ею чистота. Мне вот не нравится. Кто, черт возьми, хочет, чтобы на кухонном столе были цветы — рассадник мошек? Видимо, мудрость не приходит с возрастом.

Даже гостиная выглядит по-другому. Опять-таки, она чище, но и светлее тоже. На полу — новый ковер, а на стенах — настоящие картины. Раньше у Скорпиуса в гостиной была единственная фотография — я с Эйданом в его первый день рождения. Теперь же здесь полно фотографий Дэйзи и других людей — наверняка, ее родственников. Она даже где-то откопала фотографии Эйдана, но, очевидно, не те, на которых есть я. На самом деле, я даже не вижу здесь той первой фотографии, что когда-то стояла на каминной полке Скорпиуса.

Ровно посредине вышеупомянутой полки стоит новая фотография — Скориуса и Дэйзи. Они просто сидят на диване — том, что позади меня — и улыбаются в камеру, Дэйзи время от времени машет рукой, а затем целует Скорпиуса в щеку. Меня тошнит от этого. Здесь нет ни одного их свадебного фото. Вероятно, они так спешили пожениться, что забыли чертову камеру. Как трогательно.

Затем я замечаю: прямо за отвратительной фотографией Скорпиуса и Дэйзи — наше с Эйданом фото. Я знала, что Скорпиус не избавится от него. Он обожает эту фотографию. Она значительно меньше монстра с Дэйзи и Скорпиусом, так что передвигаю ее вперед, ухмыляясь от удовольствия — так значительно лучше. Вот она я — улыбаюсь (да, это настоящая улыбка) в гостиной Скорпиуса. Никто не поставит Розу с ребенком в угол. Могу поспорить, это Дэйзи подвинула наше фото.

Я слышу ключи в дверном замке и начинаю паниковать. А вот и я — вломилась в квартиру бывшего парня и передвигаю фотографии. Мне сложно будет оправдаться. Пожалуйста, пусть это будет не Дэйзи... Только не Дэйзи...

Как можно тише крадусь по коридору в надежде, что тот, кто пришел, сначала отправится на кухню, а не сюда. Выглядываю в холл и, увидев, что там пусто, на цыпочках подхожу к двери и открываю ее как можно тише.

— Роза?

Очевидно, это было не достаточно тихо. Слава богу, это не она.

— Привет, Скорпиус! — говорю притворно счастливым тоном. — Рада видеть тебя здесь!

Он выглядит смущенным. Я не виню его — я и сама смущена. Какого черта я вообще сюда приперлась?

— Хм, я живу здесь, — замечает он.

— Ну да, — туплю я, — конечно.

Кажется, он собирается сделать какое-то глупое, саркастическое замечание или начать еще один спор.

— Хочешь чаю? — очевидно, сегодня у него нет настроения спорить.

— Да, пожалуй, — отвечаю я.

Следую за ним обратно на кухню в тишине. Он включает радио и кипятит чайник. Мне хочется столько всего ему рассказать, но я молчу. Мы садимся за стол — не сдержавшись, кривляюсь от вида цветов — и ждем, пока закипит вода.

— Итак... — начинает Скорпиус, почему-то неловко, — зачем ты здесь?

Он не говорит это типа «Какого черта ты делаешь в моем доме, психопатка?», а вроде как «Мне просто интересно, почему ты выбрала именно этот день, чтобы вломиться ко мне в дом и переставить фотографии?».

— Меня сегодня вызвали в школу Эйдана, — говорю ему я.

— Да? — он явно испытывает облегчение от того, что у нас есть тема для обсуждения. — Почему не сказала мне? Я бы пошел с тобой, — м-да, и это вообще не было бы неловко.

— Все нормально, — пожимаю плечами, — сможешь пойти в другой раз, — и все последующие за ним разы — я туда больше не вернусь.

— Что он опять натворил? — устало спрашивает Скорпиус.

— На удивление, ничего. Но, похоже, у него дислексия.

Скорпиус не выглядит таким впечатленным, как я ожидала. Он просто призывает чашки и взмахивает палочкой над чайником, который наливает нам чай:

— Ну и ладно.

— Ну и ладно? — я уставилась на него; напряжение спадает, как и всегда, если я рассматриваю его. — Это все?

— А чего ты ждешь от меня? — хмурится он.

— Ну, когда я говорю, что у твоего сына дислексия, я ожидаю чего-то большего, чем «ну и ладно». Что ты думаешь об этом? Еще одна трудность, с которой ему придется столкнуться, — жалуюсь я. — Почему тебе все равно?

— Мне кажется, ты делаешь из мухи слона, — говорит он обыденно, потягивая чай. — Хочешь печенья?

— Нет, не хочу я печенья! — вскрикиваю я. — Почему ты упрощаешь это?

— Потому что это ерунда, — пожимает плечами Скорпиус.

— Какая, к черту, ерунда? — кричу я. — Ему придется ходить к специальному учителю — все дети узнают об этом! И ты считаешь, они тоже подумают, что это ерунда? Над ним будут смеяться, дразнить, несмотря на то, что он в десять раз умнее большинства из них! Тебе вообще все равно?

— Мне не все равно! — громко говорит он. — Конечно, нет! Но то, что ты, черт возьми, делаешь из этого проблему, не поможет Эйдану!

— Ему нужна наша поддержка! — спорю я. — Мы не можем притвориться, что ничего не происходит. Ему будет тяжело, если мы не поможем!

— С ним все будет в порядке, — говорит Скорпиус, пытаясь закончить разговор.

— С ним все будет в порядке, — повторяю я. — Все так просто?

— Да.

— Откуда, черт побери, тебе знать? Не тебе придется сталкиваться с этим каждый день. Не тебе придется заниматься со специальным учителем, пока остальные дети изучают алфавит. Не тебе...

— Роза, у меня дислексия.

Ладно, теперь я заткнулась.

Он смущенно смотрит вниз на свои руки. У него тоже выражение лица, что и у Эйдана, когда я обнаруживаю, что он обмочился в постели — смесь гнева и разочарования. Теперь мне не по себе. Зачем я раздула эту проблему?

— У тебя... дислексия, — говорю я. — Что ж... почему ты никогда не упоминал об этом?

— Потому что это ерунда, — невнятно бормочет он. — По крайней мере, я так думал...

— Конечно же! — тут же соглашаюсь я. — Я... то есть... это ерунда, что у тебя дислексия. Я даже не знала об этом! Ты все равно был лучшим учеником нашего года, ну, после меня, но это неважно... Никто и не заметил этого с тобой... конечно же, это ерунда! Я не пытаюсь принизить тебя или типа того...

— Роза, заткнись, — говорит он мне. Слава богу, он остановил меня, иначе я бы продолжала ляпать глупости. — Знаешь, ты ужасна в таких ситуациях.

— Я знаю, — несчастно говорю я. — Извини. Теперь я понимаю, почему ты мне не рассказывал.

— Я никогда не рассказывал, потому что для меня это ерунда, — он пожимает плечами. — У меня было специальное корректирующее перо, а все мои книги и билеты на экзаменах была зачарованы против дислексии...

— Зачарованы? А как это работало?

— Министерство накладывает чары на книги, так что они вроде как... читают тебе... — он выглядит раздраженным, пытаясь это объяснить. — Я имею в виду, они читают тебе, и только ты можешь это слышать. Не то, чтобы я не умел читать, — уверяет он. — Но с чарами я читаю быстрее.

— Ох, — говорю я, — ладно, — а я набросилась на него, когда он сказал то же самое. Но, правда, здесь больше нечего сказать.

— Я никогда никому не говорил. Даже Алу или Дэйзи. Только мои родители знают.

— Я никому не скажу. Даже если это ерунда.

— Кажется, я впервые выиграл в споре с тобой, — хмыкает он.

— Не привыкай к этому, — предупреждаю я.

Мы пьем чай в тишине. Я все еще чувствую себя отвратительно. Так странно видеть Скорпиуса столь неуверенным в чем-то. Он всегда был немного самовлюбленным — в этом он весь в отца. Не то, что я. Я не уверена абсолютно во всем: от моих волос до задницы, от моего носа до колен. Но я не могу представить, как быть неуверенным в чтении или письме. Могу только представить давление, которое испытывает Скорпиус, когда нужно прочитать рабочие документы без чар против дислексии. Или как волнительно ему пользоваться обычным пером вместо корректирующего.

Но, несмотря на напряжение между нами, я не могу не наслаждаться этим совместным времяпрепровождением — только мы вдвоем. Как в старые добрые времена, когда мы просто зависали вместе, смотрели фильмы, после того как Эйдана укладывали спать, или когда проводили кучу времени, споря о том, кто должен быть следующим Министром Магии или, что более важно, кто должен выиграть Мировой кубок по квиддичу в этом году. Ведь, если не брать во внимание тот факт, что я совершенно неположенным образом в него влюблена, мы были отличными друзьями. Самыми лучшими друзьями.

— Ты скучаешь по тусовкам? — спрашиваю я и тут же мысленно бью себя за это. Насколько доведенной до отчаяния я звучу? Он, скорее всего, и не поймет, о чем я...

— Да, — тут же отвечает он. Мое сердце делает сальто, приходится ударить себя по груди, чтобы успокоиться. Теперь я просто выгляжу чудачкой. — Я скучаю... по этому.

По этому. Не по мне. Может, он и хотел сказать «по мне», но потом вспомнил, что у него есть жена. Мы смотрим друг на друга, и оба понимаем, что он имел в виду. Ну, зачем же ты женился, Скорп? Это будут неуместно, если я прыгну через стол, попутно сбросив уродливые цветы Дэйзи, чтобы поцеловать его, не так ли? Технически это можно будет считать изменой...

Но что такое небольшой адюльтер между друзьями?

— Я могу забрать Эйдана из школы, — говорит Скорпиус, проверяя время на часах. Я смотрю на свои часы и понимаю, что пора забирать ребенка. — И, если хочешь, я могу объяснить ему о... сама знаешь...

— Да, звучит отлично, — киваю я. На один неловкий разговор с моим сыном меньше. Тем более если он узнает, что у Скорпиуса дислексия, он и так захочет ее себе. Скорпиус идеален в глазах Эйдана. — Если хочешь, он может остаться у тебя на ночь... если тебя это не затруднит...

— Конечно, не затруднит! — с энтузиазмом восклицает Скорпиус. — Ладно, я, пожалуй, пойду за ним. Можешь остаться здесь, если хочешь...

— Нет, все нормально, — быстро говорю я, не желая, чтобы он думал, будто я совсем долбанутая. — У меня есть дела дома.

— Хорошо. Ну... увидимся завтра?

Я киваю и он аппарирует.

Если очень постараться, иногда я могу убедить себя, что у меня нет романтических чувств к Скорпиусу. Но сейчас, как бы не старалась, я не могу успокоить свое сердце, твою мать. Дурацкое сердце.

* * *

На самом деле, мне нечего делать дома. Я провожу целый день, слоняясь по пустой квартире, играя с Олли и выгуливая ее. Мне жаль оставлять ее одну в квартире, пока я на работе, а Эйдан в школе, поэтому Тэдди и Виктуар обычно забирают ее к себе. У них есть няня, которая присматривает за детьми и собаками, пока они на работе. Однажды, когда у меня будет куча денег и большой дом, я найму няню для собаки.

Хоть я и опасалась заводить собаку Эйдану, теперь я рада, что у нас есть Олли. Она здесь всего несколько недель, но уже как член семьи. Фактически, она даже лучше, чем некоторые из членов моей семьи, так как не приносит столько грусти. Лисандр писал мне дважды, чтобы узнать как Олли. Бедный Лисандр — у него золотое сердце, но я даже представить не могу, почему Лили когда-то выбрала его вместо Лоркана. Лисандр всегда казался мне более страшненьким из двух близнецов Скамандер, хоть они и почти одинаковы.

Пока мы с Олли смотрим захватывающее маггловское игровое шоу, в дверь стучат. Кажется, стоит починить звонок в этом здании, чтобы непонятные люди не могли вот так просто приходить и стучать в дверь посреди твоей любимой передачи. Тупой квартиродатель — самый скупой козел в мире — даже не раскошелится на садовника, чтобы покосить лужайку перед домом. Я неохотно встаю и открываю дверь.

Это он. Это Ричард-Брайан-МакДональд-маггловский-учитель. Он здесь. Он у моей двери. Как раз в тот момент, когда я решила, что этот день не может быть хуже, Ричард-Брайан-МакДональд-маггловский-учитель появляется у моей двери.

— Приветик. Я ищу Сюзанну Райан, — говорит он. Гхр-р-р. Сарказм. Чертовски оригинально.

Он бродит по моей гостинной, осматриваясь. Я его даже не приглашала, но вот он здесь. Сканирую комнату на предмет признаков магии. Олли осталась в своей корзинке, но смотрит на Брайана с явным презрением — в конце концов, шишуги не любят магглов. Если бы я не приказала ей сидеть, она бы уже жевала его джинсы. К тому же, я более чем уверена: ему показалось бы странным то, что у моего «джек-рассела» раздвоенный хвост.

— Ты что-то хотел? — спрашиваю, не пытаясь скрыть грубость. Его появление тут не просто неловко, а полностью неприемлемо. Кроме того, я начинаю нервничать из-за мимбулус мимблетонии над камином и движущейся картины в углу. Надеюсь, что он не заметил. — Как ты вообще меня нашел?

— Заглянул в школьные документы, — он пожимает плечами, будто это в порядке вещей.

— М-да, это совершенно не пугающе, — сухо говорю я.

— Мне стоило догадаться, что ты назвалась выдуманным именем, — очевидно, он не пытается ходить вокруг да около. — То есть «Сюзанна Райан» звучало верибельно, но могла бы придумать что-то более реалистичное, чем «Скорпиус».

Я бы не смогла, даже если бы захотела.

— Вообще-то...

— Скорпиус, который женился на Дэйзи, — продолжает он. — Не живут ли они случайно на улице Сезам?

Не могу понять, сарказм ли это. Хотя, наверное, каждый судит по себе. Понятия не имею, где находится улица Сезам, потому что у меня пространственный кретинизм, но ему не стоит об этом знать. География — одна из многих моих слабостей.

— Э, нет, они живут на улице Холдэн... — замолкаю, когда он смотрит на меня. Что-то я не догоняю.

— Послушай, я подумал, что стоит прояснить ситуацию между нами, — серьезно говорит Брайан, запустив пальцы в свои вьющиеся темные волосы, вроде как нервничая.

— Ситуация и так понятна, — немедленно отвечаю я. — К тому же, не я одна назвалась выдуманным именем, Ричард.

— Технически это не так, — отвечает он. — Меня зовут Ричард Брайан Макдональд, — просто все называют меня Брайан, так как моего отца тоже зовут Ричард.

— Ну, как бы ни было приятно послушать твою семейную историю, мне нужно кое-что сделать, — говорю невежливо. — Так ты что-то хотел?

Его брови изгибаются. Теперь я чувствую себя стервой. Как будто недостаточно того, что у меня был чересчур стрессовый день из-за того, что у моего сына и моего... Скорпиуса... дислексия. Так что мне совершенно не в тему этот самодовольный тупица, из-за которого я чувствую себя не в своей тарелке в собственном же доме.

— Мне правда понравилось общаться с тобой в ту ночь, — говорит он. Я чуть не фыркаю, но сдерживаю себя. Кажется, я не слышала более откровенной лжи с тех пор, как Молли сказала, что весит сорок килограмм. — Мне просто стало интересно, вдруг ты хочешь...

— Слушай, Ричард, или Брайан, или как ты там себя называешь, — поднимаю руку, чтобы перебить его. — Мне не нужны отношения, и хоть ты довольно симпатичный парень, меня ты не привлекаешь.

— Но...

— И я уверена, что ты хороший человек, — продолжаю я, — и что ты будешь отличным бойфрендом, но я должна пресечь это в корне — ты меня привлекаешь так же, как кусок хлеба.

— Ты закончила? — спрашивает он, и я киваю. Возможно, я немного перегнула. — Я не собирался приглашать тебя на свидание. Без обид, но ты не в моем вкусе.

— Тогда что ты тут делаешь? — раздраженно спрашиваю я.

— Я принес тебе информацию о дислексии, — он достает большой коричневый конверт из сумки, — и просто хотел сказать, что если тебе захочется поговорить, или еще что-нибудь — мои номера на конверте, — он протягивает мне его. — Ты так быстро убежала из школы, у меня не было времени отдать тебе это.

Я смотрю на него с подозрением. За мои двадцать два года на этой планете я поняла, что мужчины не бывают милыми без причины. И они определенно не дают свои номера, чтобы просто поболтать.

— В чем подвох? — хмурюсь я.

— Никакого подвоха. Просто пытаюсь проявить дружелюбие. Скажи, ты всегда такая настороженная?

— А ты всегда такой дружелюбный? — резко спрашиваю я. Я уже спрашивала это однажды. Я знаю лишь одну дружелюбную особу, не включая Дэйзи, которую и за человека не считаю. Я просто не могу иметь дело с дружелюбными людьми.

— Да, — улыбается он. — Никаких подвохов, обещаю.

* * *

Январь и правда самый депрессивный месяц года, но есть в нем один день, который я жду с нетерпением с тех пор, как Джеймс попал в команду Пушек Педдл — ежегодная рождественская вечеринка. Да, двадцать второго января, но никто же на самом деле не знает, когда родился Иисус, не так ли? Мы должны праздновать его рождение каждый день — у нас есть один на триста шестьдесят пять (иногда шестьдесят шесть) шансов угадать.

Как бы то ни было, в этом году Джеймс устраивает праздник в своих апартаментах. Мне нравятся эти вечеринки, в основном потому, что туда приглашаются только приятные члены моей семьи, наряду с исключительно прекрасными членами команды (и, к сожалению, их исключительно прекрасными женами и девушками) и несколькими друзьями Джеймса. Даже Дженни с воодушевлением ждет вечеринку, несмотря на то, что беременна и обручена: ее диета для беременных не означает то, что она не может смотреть на меню без фолиевой кислоты.

Я решаю пригласить Лауру, хотя, может, это и не лучшая идея, учитывая их с Джеймсом историю. Да и с Дженни они не ладят. Ну и ладно, может, подерутся, если вечер будет слишком скучным.

— Я становлюсь толстухой! — жалуется Дженни, появляясь из своей комнаты в черном платье.

— Дженни, ты на какой... шестой неделе беременности? — спрашиваю я. — Поверь мне, ты еще не толстая, — она выглядит испуганной. Это весело. — Подожди, пока твой зад увеличится — и больше никогда не станет прежним. И твои пальцы опухнут. А сиськи станут огромными — и не в хорошем смысле...

— Прекрати! — кричит она. — Все же не так плохо, Роза? — не знаю, стоит ли продолжать дразнить ее. — Я имею в виду, ты получаешь в дар прелестного ребенка, в конце концов, оно того стоит, правда?

— Ну, полагаю, в конечном итоге — да, но ты не будешь так думать, пока гаденыш орет в четыре утра каждый день, высасывая из тебя энергию...

— Заткнись, — огрызается Дженни.

Мы встречаемся с Дом и Лаурой перед отправкой к Джеймсу. К нашему приезду все уже празднуют на полную катушку. Джеймс снова развесил рождественские украшения, и люди танцуют под рождественскую музыку. Это так грустно. Как я и подозревала, все симпатичные члены команды пришли с женщинами, которые выглядят как модели, и, вероятно, настолько же безмозглые. Уродливые члены команды пытаются замутить с любой девушкой, какая только попадется в поле их зрения.

— Привет, детка, — Тэйлор Харман, один из самых уродливых мужчин в команде — нет, во всем мире — пристает ко мне, как только я захожу. — Поцелуемся под омелой?

— Я бы не поцеловала тебя даже под анестезией, — отвечаю ему и позволяю Дом и остальным увести меня поздороваться с Джеймсом, который стоит на кофейном столике в шляпе волшебника и поет похабные рождественские песенки под улюлюканье своих друзей.

— Рыжая! — кричит Джеймс, спрыгивая со стола и подбегая ко мне. — Ты пришла! Я думал, ты со мной не разговариваешь, — он уже напился, хотя только полдевятого.

— Не разговаривала, но, думаю, жизнь слишком коротка, чтобы обижаться.

— Совершенно верно, — соглашается он. — И, к твоему сведению, я считаю, что Дэйзи — бревно.

Часть меня подозревает, что он говорит это, чтобы осчастливить меня, но я все равно обнимаю его. Я правда соскучилась по его туповатости.

— Я пригласила Лауру, — сообщаю я.

— А я пригласил Скорпиуса.

Мы принимаем совместное молчаливое решение не убивать друг друга. Не то, чтобы я против прихода Скорпиуса. На самом деле, я надеялась, что он придет — это как давнее бремя. Джеймс уходит поздороваться с Алом и Дженни. Лаура делает вид, что не смотрит на него, но я знаю, что смотрит. Она поступает совсем, как я, когда притворяюсь, что не смотрю на Скорпиуса.

— Рад видеть тебя здесь, — слышу знакомый шотландский говор позади. Это трепетание сердца уже слегка поднадоело: я слушаю его голос уже много лет, а эффект все тот же.

— Мистер Малфой, — я приветствую его. — Глинтвейна? — здесь только рождественские напитки. Иногда я, правда, переживаю за Джеймса.

— Нет, спасибо, — отвечает Скорпиус. — Я обещал Дэйзи, что не буду пить.

Ох, Мерлин. Интересно, где она прячет свой кнут?

— Ого, а она держит тебя в ежовых рукавицах, — я потягиваю вино.

— Мы завтра обедаем у ее родителей, мне нужно иметь свежую голову, — объясняет он немного пристыженно.

Не сдержавшись, я хмурюсь. С каких это пор Скорпиус делает то, что ему говорят? Он упрямый идиот. Не думала, что кто-то сможет это изменить.

— Сладкий, ты не забыл закрыть заднюю дверь? — стоило только вспомнить о ней, как Дэйзи появляется рядом и обнимает Скорпиуса за талию. — О, привет, Роза!

— Привет, — отвечаю, допивая вино одним огромным глотком. И наливаю себе еще один бокал.

— Да, не забыл, — отвечает Скорпиус, обнимая ее. Изо всех сил сдерживаю тошноту. Она называет его «Сладкий». Это даже хуже, чем тот раз, когда я нашла на чердаке подвеску со словами «Мой сладкий», принадлежащую папе — не могу поверить, что мама подарила ему что-то настолько уродливое. Наверно, она была пьяна. Или, может, нашла ее на помойке. Я допиваю бокал, наливаю себе следующий. — Эй, Роза, не стоит ли тебе притормозить? — Скорпиус выглядит немного обеспокоенным. Самую капельку.

— Я в порядке, не ворчи.

— Я не ворчу, — спорит он.

— Ты всегда ворчишь, — отрубаю я.

— Ладно! — прерывает нас Дэйзи, прежде чем Скорпиус успевает ответить. — Забудем об этом, хорошо?

— Отлично, — говорит Скорпиус.

— Отлично, — повторяю за ним я.

Я ухожу, не в силах больше терпеть мистера и миссис Малфой. Наливаю себе еще вина. Дом болтает с Тони Платтом, — запасным ловцом, чья девушка не смогла прийти. «У нее хламидиоз!» — сообщила она мне возбужденно перед этим. Я, правда, не понимаю, как такое может быть стимулом для общения с этим парнем.

Ал и Дженни уходят рано. В последнее время они стали такой престарелой парой. Раньше с ними было весело. Ладно, не так чтобы весело, но уж точно веселее, чем сейчас. Я провожу вечер за разговором с Лаурой, которая делает вид, что ее не волнует нахождение в квартире Джеймса Поттера — извините, в апартаментах. Я более чем уверена, что он единственный человек, к которому она зареклась подходить когда-либо в жизни.

— Цвет ее волос больше похож на солому, чем на блонд, — бормочу я Лауре, высказывая свои личные мысли о Дэйзи. После нескольких бокалов вина мои мысли не такие уж и личные. — Я знаю, у меня рыжие волосы, но я могу перекраситься. В любой цвет радуги.

— Ага, — скучающе отвечает Лаура.

— Красные... оранжевый... или розовый...

— Розовый — не цвет радуги, — сообщает она мне. — И твои волосы уже и так красно-оранжевые.

— Ладно, тогда зеленый! Вот посмотри, у Тедди может быть любой цвет волос, какой только пожелает. Хочу волосы Тедди. Раньше я хотела самого Тедди, а теперь только его волосы, — как хорошо, наконец, выговориться.

— Роза, ты пьяна, — говорит мне Лаура. — Впервые я чувствую себя рассудительной рядом с тобой.

— Я не пьяна, — спорю я. Ненавижу, когда люди говорят, что я напилась, когда я не напилась. — Ты пьяна.

— Принесу тебе стакан воды, хорошо? — она уходит на кухню.

Ладно, даже если бы я и была пьяна (а я-то не пьяна), мне и вполовину не так плохо, как большинству людей на этой вечеринке. Все, по меньшей мере, навеселе. Ты не можешь наслаждаться Рождественской вечеринкой посередине января, не надравшись. Скорпиус и Дэйзи танцуют, но не так, как люди вокруг них, а медленно. Я уверена, что это не идея Скорпиуса — он ненавидит танцевать, и, очевидно, теперь уже ничто не является идеями Скорпиуса. Наверное, в браке ты просто становишься единым целым со своей половинкой, теряя собственные мысли и мнение. Я никогда не выйду замуж. Беру еще один напиток — Лаура до сих пор не вернулась с водой для меня. Понятное дело, мне нужно еще немного вина.

Люди постепенно начинают расходиться. К этому времени я уже слишком устала, чтобы стоять. Дом подцепила Тони Хламидию, к счастью, не переведя их знакомство в горизонтальное положение. Надеюсь, у нее есть хоть немного здравого смысла. Дэйзи тоже ушла, а вот Скорпиус остался. Наблюдаю, как он прощается с ней у входа и возвращается обратно.

— Ты в порядке? — устало спрашивает он, плюхнувшись на диван рядом со мной.

— Да, — отвечаю. — А не должна?

— Ты немного перебрала.

— Нет, — похлопываю его по голове. У него мягкие волосы. И мне даже немного хочется вдохнуть их запах.

— Ладно, нет — так нет, — ухмыляется он. — Ты в абсолютном порядке.

— Я люблю тебя, — выпаливаю я. Что-то мне подсказывает, что потом я пожалею. — Люблю Скорпиуса больше всех.

— Хорошо, — он смеется. — Я тоже тебя люблю, — говорит он шутливо.

— Нет, я, правда, люблю, — зачем-то шлепаю его по колену. — Я действительно тебя люблю.

— Роза, — он смотрит на меня своими глазами. Глазами, которые я хочу вырвать и хранить в коробке, чтобы смотреть на них, когда захочу. Это странно, не так ли? — Ты пьяна.

— Это ты пьян! Но я все равно тебя люблю.

Он посмеивается надо мной. Вот она я — раскрываю ему свое сердце, а он просто смеется!

— Ты безнадежна, Роза Уизли, — он качает головой. — Иди проспись.

— Скорпиус! — хмурюсь я. Ну почему он не понимает? — Скорпиус, Скорпиус! Скорп! Скорп-О!

— Рози-Роза, — отвечает он, пытаясь понять эту игру «как много вариантов имени ты можешь придумать». — Ты говоришь ерунду, когда пьяна, знаешь?

— А ты говоришь ерунду, когда трезвый. Но знаешь что?

— Что?

— Я люблю тебя.

— Ты вообще в хлам, да?— смеется он. — Я проведу тебя домой.

Мы отправляемся ко мне через камин. Это очень веселый опыт после нескольких бокалов вина, хотя, наверно, не для Скорпиуса, которому пришлось следить, чтобы я вышла через правильный камин. Мы вваливаемся в мою гостиную, разбрасывая сажу и пыль повсюду. Обычно я бы сразу убрала это, но сейчас мне хочется прилечь.

— Давай, иди в кровать, — говорит мне Скорпиус. — И выпей немного воды, это поможет сделать твое завтрашнее похмелье не таким тяжелым.

— Я в порядке! Сомневаюсь, что я настолько уж и пьяна, как ты думаешь.

Он ведет меня в спальню, и я еле сдерживаюсь, чтобы не поцеловать его и не затащить к себе в постель. Сбрасываю свою обувь и забираюсь под одеяло, не утруждаясь раздеться. Он призывает стакан воды и оставляет его у моей кровати, затем опускается на колени у изголовья и нежно гладит мои волосы.

— Роза, — тихо говорит Скорпиус, проверяя, не вырубилась ли я.

— М-м-м?

— Ты спала с тем парнем в новогоднюю ночь?

— Нет, — мой голос приглушен подушкой. — Только с тобой.

Он целует меня в лоб, встает и аппарирует.

* * *

Боль. Яркий свет. Боль. Ох, эта боль. Какого черта солнце такое яркое утром? Это же январь. Все должно быть печально, пасмурно и дождливо. Сажусь в кровати, осознавая, что до сих пор в том же зеленом платье, что было на мне вчера...

Твою мать.

О нет. Нет, нет, нет, нет! Неужели я могла... То есть я же не могла...

Я призналась Скорпиусу в любви, не так ли?

Меня стоит запереть. Я опасна для общества. Слоняюсь повсюду, признаваясь женатым мужчинам в любви. Больше никогда не буду пить. Никогда в жизни. Даже воду, на тот случай, если кто-то разбавит ее алкоголем.

Поворачиваюсь на кровати, чтобы проверить время — уже полдень. Не удивительно, почему так светло. Мне нужно немедленно обсудить это с Дженни, прежде чем я накручу себя и, в конце концов, взорвусь. Она найдет, что сказать. Не получаю от нее ответа, поэтому пытаюсь связаться с Дом и Лаурой, но и от них тишина. Я даже набираю Лили и Молли, но, очевидно, никто не хочет отвечать на свой сраный телефон! Привожу себя в порядок, отчаянно пытаясь вспомнить, что именно я сказала Скорпиусу и, что более важно, его ответную реакцию. Выпиваю немного антипохмельного зелья, оставленного здесь Дом несколько месяцев назад, — оно помогает от головной боли, но не от усталости.

Пытаюсь снова дозвониться до девочек, но безрезультатно. Даже Глэдис и Линде набираю. С кем, черт возьми, я тогда должна поговорить? Я не смогу справиться с этим сама. Я плохо подготовлена к таким ситуациям! Я имею свойство все драматизировать и раздувать из мухи слона. Где Дженни? Она единственная, кто сможет привести меня в чувство!

Вдруг замечаю коричневый конверт на столе. Тот самый коричневый конверт, который Брайан Макдональд оставил мне с номером своего телефона на обороте. Прикусываю свой большой палец, глядя на конверт какое-то время. Мне, правда, нужно с кем-то поговорить. Шагаю вперед-назад. Он подумает, что я чокнутая, если позвоню ему. Точно подумает.

Но он же сам сказал, если я захочу с кем-то поговорить...

Прежде чем до меня доходит, что же я собираюсь сейчас сделать, я поднимаю трубку и набираю номер. Все-таки мы неплохо пообщались в новогоднюю ночь.

— Алло.

— Э-э, Брайан?

— Да.

— Привет... Это Роза Уизли...

— Доброе утро! С вами Ромильда Вейн и Утреннее Шоу! Сегодня у нас прекрасное утро понедельника, на часах восемь тридцать, и солнце так и светит…

— Эйдан, съешь завтрак, — в шестой раз повторяю я, мечась по кухне и опаздывая на работу. Но он просто размазывает кукурузные хлопья по миске, подперев голову рукой, и сердито сопит. Эйдан отбрасывает ложку, вздыхает и складывает руки на груди. — Не заставляй меня запихивать в тебя еду, — предупреждаю я его.

— Я не хочу это есть, — канючит он, — оно мерзкое.

— … встретим вместе с вами это утро, но сначала узнаем у Бобби Роулза, что готовит нам день грядущий…

— Прекрати вести себя, как капризный мальчишка! — кричу я. — СЪЕШЬ уже свой завтрак!

— НЕТ!

Я кидаю «Ежедневный пророк» на стол и смотрю на сына самым грозным своим взглядом.

— Я не шучу. СЪЕШЬ!

— Я тебя ненавижу! — драматично восклицает он.

— Меня это беспокоит? Нет, так что съешь свой чертов завтрак! Хватит с меня твоих капризов! — кричу я. Он берет ложку и начинает неохотно запихивать хлопья в рот, нарочно пачкая молоком школьную форму. — Не делай так, — предупреждаю я, вытирая Эйдану лицо, и прохожусь чистящим заклинанием по его джемперу, — это отвратительно.

— Мне все равно, — отвечает он. — Мне нравится быть отвратительным.

— Ладно, но остальным подобное не нравится! — огрызаюсь я. — Ты не будешь отвратительно выглядеть, пока живешь под моей крышей.

Гх-р-р-р, ага, я родитель из когорты «да как ты смеешь так поступать, пока живешь под моей крышей?». И это вовсе не тот вид родителей, которыми нам хочется быть, но иногда дети заставляют делать воистину ужасные вещи.

— Тогда я не хочу жить под твоей крышей! — закономерный ответ. Знаю, и сама бы ответила так же.

— Окей, тогда обзаведись своим местом! — провокационно предлагаю я. Эйдан складывает руки на груди, отказываясь съесть еще хоть ложку, поэтому я забираю миску.

— Я просто отправляюсь жить к папе и Дэйзи! — кричит он.

— Ладно, — отвечаю я. — Тогда стоит ли мне рассказать твоему отцу о том, как ты валял дурака последние несколько дней? Эм? Или о том, как ты сломал радио? Или, быть может, мне стоит рассказать о грубом слове, что ты использовал вчера?

О да, мама тоже может играть грязно. Если и существует человек, которого боится Эйдан, то это Скорпиус. Не то, чтобы Скорпиус действительно разозлился бы на него за перечисленное. Я угрожаю потому, что за Скорпиусом водится мелкий грешок — он может разозлиться, когда Эйдан произносит ругательства или же когда не ложится спать вовремя. На самом деле, вряд ли бы Скорпиуса обеспокоила участь радио, если бы я сказала, что Эйдан сломал радио специально, когда узнал, что я подружилась с его учителем. Да, именно это и стало причиной его поведения. Очевидно, это худший кошмар ребенка — когда твоя мать хорошо ладит с твоим же учителем. Невилл Лонгботтом долгие годы был моим учителем в Хогвартсе, и мне вовсе не казался странным тот факт, что он был близким другом моих родителей. Когда же Эйдан обнаружил в нашей квартире «мистера МакДональда», который отшатнулся от мамы, то есть меня, он окинул комнату сканирующим взглядом, и Брайану пришлось уйти, дабы избежать грядущей истерики.

— Мне все равно! — блефует Эйдан.

— …произошел мощный взрыв в универмаге палочек Зарии. Три человека погибли, десятки получили ранения…

— Ты самая худшая мама в мире!

— Тс-с-с! — обрываю я и прибавляю громкости радио.

— Взрыв произошел всего десять минут назад в универмаге палочек в Косом переулке. Тридцать человек были срочно доставлены в больницу Св. Мунго, еще не меньше десятка до сих пор находятся под завалами. Ситуацию со взрывом пока классифицируют как несчастный случай, и, как нам стало известно, эпицентр взрыва случился в лаборатории испытания палочек на третьем этаже. Еще раз для слушателей, которые только присоединились к нам, случился мощный взрыв в универмаге палочек Зарии в Косом переулке.

— Давай уже, хватай свою сумку, — говорю я Эйдану. — Сегодня работа будет напряженной, и у меня нет времени слушать твое нытье.

* * *

Я не ошиблась в прогнозе — предстоящая смена обещает быть адской. Стоит мне только переступить порог, как меня окатывает гамом толпящихся людей. Пациенты мечутся туда-сюда, кое-кого перемещают на носилках, целители сбиваются с ног, пытаясь всюду успеть. Тех, кого назвали ранеными, терпеливо сидят на пластиковых стульях, ожидая, когда их осмотрят. И весьма похоже, что пострадавших гораздо больше тридцати человек.

— Роза, слава Мерлину, — выдыхает Глэдис, едва заметив меня. — Ты слышала?

— Да, услышала по радио, — отвечаю, оглядываясь по сторонам. У женщины, лежащей на носилках, нет одной ноги и она истошно кричит от боли. — Не думала, что все настолько ужасно…

— Гораздо хуже, — говорит она, — из универмага все еще доставляют пострадавших. Несколько минут назад был еще один взрыв. Похоже, зацепило аптеку.

И это не хорошо. Не могу себе даже представить, какой урон может нанести неконтролируемые чары в аптеке. Небеса знают, сколько у них там взрывоопасных зелий.

— Министерство отправило авроров, чтобы оценить масштабы случившегося и выяснить не было ли это спланированной акцией, но похоже все идет к тому, что какой-то идиот просто не позаботился о том, чтобы придерживаться правил безопасности. Там было несколько построек. По любому, — встряхнулась она, — ты нужна на пятом этаже.

— Я? — в замешательстве переспрашиваю я. Не могу себе даже представить, чем я могу помочь в сложившемся кризисе. Извините, не подать ли вам вашу отрезанную ногу?

— Сегодня это в порядке вещей, — поясняет Глэдис, — Линда помогает в ожоговом, а Хейзел пытается связаться с родственниками пострадавших.

Я бросаюсь на пятый этаж в отделение Недугов от заклятий. Тут царит полнейший хаос. Не для всех хватает кроватей. На полу лежат одеяла, а на них расположили тех, у кого травмы не критичны. Никто не обращает на меня внимания, поэтому я не понимаю, что я должна делать.

— Извините, вы бы не могли мне помочь? — спрашивает кто-то хватая меня за плечо. Я оборачиваюсь, чтобы столкнуться лицом к лицу с целителем Кеннеди. Так что да, в данный момент я готова махнуться местами с тем безносым мужчиной, лежащим на третьей от нас койке.

— Да, конечно, — отвечаю я, все еще чувствуя неловкость в присутствии человека, который слышал, как я отзывалась о его заднице. Я следую за ним к кровати около окна. Там лежит женщина, прижимающая руки к животу и стонущая от боли. Лицо ее покрыто кровью, и это, если не брать в расчет глубокую рану на руке.

— Как вас зовут? — спрашивает меня целитель Кеннеди. Я в замешательстве от того, что за эти два года он так и не узнал моего имени, и если бы не случившееся сегодня, то я бы так и осталась для него безымянной женщиной за стойкой регистрации.

— Роза Уизли, сэр, — говорю я ему.

— Зовите меня Дэмьен, — уверенно заявляет он. — Роза, это Хэлен, — кивает он на женщину, — и теперь, когда я досчитаю до трех, она уберет руки от живота, а вы там положите свои, хорошо?

— Я-я? — переспрашиваю я. — Вы же понимаете, что я просто регистратор, верно?

— Роза, посмотрите на меня, — твердо говорит он. Я смотрю ему в глаза. И это не помогает. — Вы сможете это сделать. Я все подробно объясню, хорошо?

— Н-но вы же можете просто воспользоваться магией…

— Нет, мне нужна пара рук для этого. Есть случаи, в которых магия бессильна, и мне необходимо, чтобы вы придавили с определенной силой. Так что давайте на счет три, Хэлен, вы убираете руки.

Я собираю в кулак всю храбрость.

— Один…

Глубокий вдох, Роза. Ты можешь сделать это.

— Два…

Просто будет немного крови.

— Три!

Даже не задумавшись я кладу руки на рану. У меня даже нет времени, чтобы рассмотреть все детально. Я сосредоточенно придавливаю, чтобы остановить поток крови, но не слишком сильно. Не хочу причинять ей дополнительную боль.

— Великолепно, — улыбается мне Дэмьен, мгновенно успокаивая меня. Он принимается залечивать порезы на ее лице и руках, а затем возвращается к более серьезной травме, которую я придавливаю. В нее попало какое-то неизвестное заклинание, отчего рану не удается просто залечить. Примерно десять минут ушло на то, чтобы Дэмьен смог остановить кровотечение и уменьшить рану до обычного пореза. Он дает ей глоток обезболивающего и отходит от нее.

— Отлично, Роза, следуйте за мной.

На протяжении следующих нескольких часов я личный помощник целителя Кеннеди. Преодолев первоначальный шок от вида крови, я довольно хорошо справляюсь со своей задачей. Я держу бинты, приношу зелья, успокаиваю пациентов и их родственников. Несмотря на то, что я прекрасно осведомлена об ужасе случившегося, я не могу не отметить прилив адреналина. Никогда до этого я не чувствовала в работе такой отдачи. Вряд ли можно получить удовольствие оттого, что готовишь отчеты, составляешь диаграммы или пишешь письма. Сегодня я на самом деле помогаю людям спасать жизнь. Сегодня я правда способна изменить мир. Тем не менее я не могу сдержать дрожь каждый раз, как кто-то натягивает на труп белое покрывало. Знаю, люди умирают в этой больнице каждый день, но никогда еще это не случалось на моих глазах.

Ближе к обеду я тороплюсь по коридору пятого этажа следом за целителем Кеннеди — его вызвал в лабораторию приготовления зелий главный целитель Уортон. Непонятно зачем, но целитель Кеннеди кивком приказал мне следовать за ним, и я пошла. Мне нравится запах, которым пропитана лаборатория зелий. Он напоминает мне об уроках зельеварения в Хогвартсе. Целительница Злобная Сатана-Стервозина окидывает меня таким взглядом, словно удивлена до крайности моим присутствием здесь. Но, против обыкновения, ничего не говорит.

— Дэмьен, это зелье сращивания переломов не работает, — произносит Уортон. — И мы понятия не имеем, что с ним не так!

Должно быть ситуация и правда серьезная, раз сам главный целитель не может понять, что происходит. А ведь зелье сращивания переломов они должны варить едва ли не каждый божий день. Целитель Кеннеди берет флакон с зельем и пристально его рассматривает.

— Разве оно не должно быть небесно-голубого цвета? — спрашиваю я.

— Верно, — огрызается Злобная Сатана, — нам об этом известно.

Я молчу, пока целители пытаются выяснить, что же пошло не так. Злобная Сатана предполагает, что причина может быть в крысиных хвостах, в то время, как Уортон считает, что может они не выдержали нужное время при варке. Дэмьен же считает, что ни одни из вариантов не объясняет почему у зелья неправильный цвет. Если бы причина была в крысиных хвостах, то зелье стало бы излишне густым, а если бы его не проварили достаточно долго, то цвет и вовсе не был бы синим, а стал бы фиолетовым. Поэтому они решают тут же сварить свежую партию. Злобная Сатана берет всю работу над зельем на себя, в то время, как остальные пристально наблюдают за ее движениями. Когда она добавляет все ингредиенты, зелье проваривается еще в течение пяти минут, как и должно быть при его изготовлении.

— Вот, он приобрел синий цвет, — говорит Дэмьен, — и мы точно знаем, что проварили его нужное количество времени.

— И была соблюдена правильная последовательность, — соглашается Уортон.

— Но оно все еще не небесно-голубое, — говорит Злобная Сатана. — Какое замечательное время для отпуска выбрал Херби МакГрафф!

Херби МакГрафф — штатный зельевар больницы Святого Мунго. Большинство целителей не варили зелья с момента своего выпуска. Так что да, вся надежда на старого Херби.

— А почему бы не попробовать движение по часовой стрелке? — предлагаю я, вспоминая историю, которую папа когда-то рассказал мне о так называемом Принце-Полукровке, который весьма новаторски подходил к приготовлению зелий. И обычно, от этого они становились только лучше.

— Потому что любой у кого мозгов больше, чем с чайную ложку, знает, что в данном случае мешать надо против часовой стрелки! — гаркает в мою сторону Злобная Сатана.

— Да, и почему же у вас тогда ничего не вышло? — спрашиваю я, возможно чуть более дерзко, чем следовало. — Просто дайте мне возможность попробовать.

— Не думаю, что стоит, — фыркает она. — Ты регистратор, и ничего не смыслишь в зельях!

— Бонни, дай ей попробовать, — говорит Дэмьен. — У тебя ведь нет других вариантов.

Ох, и почему он женат? Почему все вокруг должны быть женаты?

Она неохотно протягивает мне длинную деревянную ложку и отступает, чтобы посмотреть, как я опозорюсь. Я принимаюсь мешать его против часовой стрелки, затем после трех помешиваний добавляю одно по часовой стрелке. Не знаю зачем. В моих действиях нет абсолютно никакой логики. Я пробую еще раз: три помешивания против, одно — по часовой стрелке. И зелье начинает светлеть. Я делаю так снова. И снова. И наконец зелье приобретает небесно-голубой цвет. Теперь, возможно это и яд, но все же он приобрел верный цвет.

— Ух, ты! Роза, откуда вы узнали, что это правильно? — впечатлен Дэмьен. О да, я впечатлила его.

— Я… я правда не знаю. Полагаю, что на каком-то этапе двадцати-двух летнего противостояния принятым нормам, это все же окупилось, — пожимаю я плечами, и Дэмьен улыбается. Они проверяют зелье и обнаруживают, что она работает. Спасибо, Северус Снейп.

К шестому часу каждый пациент осмотрен, а я возвращаюсь на свое обычное место — за стойку регистратора. К счастью, сегодня день Скорпиуса и он забирает Эйдана из школы, поэтому мне не надо беспокоиться о том, чтобы приготовить ужин. Линда, Глэдис и Хейзел к тому времени, как я вернулась на свое место, уже там и выглядят ужасно измотанными.

— Этот целитель Райан настоящий Антихрист, — стонет Линда. — Никогда еще в своей жизни так много не бегала.

— Ну, по крайней мере, тебе не пришлось говорить семнадцати совершенно разным людям о том, что их близкие умерли, — жалобно произносит Хейзел.

— А я застряла с кучей людей, которых поразило рвотное проклятие! — плачет Глэдис.

— Я же работала с целителем Кеннеди, — усмехаюсь я. Все они тут же принимаются просверливать во мне дырки злобными взглядами. Не скажу больше ни слова до конца дня.

* * *

Уже практически полночь, когда я наконец добираюсь домой. Олли не выбегает мне навстречу. Полагаю, Скорпиус забрал ее к себе. Теперь мы разделили еще и опеку над чертовой собакой. На моем телефоне светятся несколько сообщений.

— Роза, это мама. Мы только что услышали о взрыве в Косом переулке. Работы было очень много? Перезвони мне!

— Привет, Роза, это Скорпиус. Я забрал Эйдана и Олли к себе. Они могут остаться на ночь, а утром я отвезу его в школу. Кстати, Дэйзи хочет с тобой о чем-то поговорить. Не знаю, о чем. До встречи.

— Рыжая, ты видела мою щетку в виде метлы? Она была до вечеринки, а теперь я не могу ее найти! Перезвони мне! И да, это Джеймс…

Я даже не собираюсь прослушивать остальные. О чем, черт возьми, Дэйзи хочет поговорить со мной? Она узнала о том, что я по пьяни признавалась Скорпиусу в любви? Не понимаю, с чего бы это должно ее беспокоить. Ведь даже его это не беспокоит. С тех пор он не упоминал об этом, а ведь прошло уже больше недели. Не могу думать об этом сейчас. Двенадцать человек умерли на моих глазах. Я чувствую себя такой никчемной, позволяя этому сломить меня. Сколько смертей произошло на глазах моих родителей, дядей, теть, бабушки или дедушки? И ведь это были люди, которых они знали, а не просто посторонние волшебники, которые ко мне не имели никакого отношения.

Я забираюсь в кровать, а в голове у меня по-прежнему стоят двенадцать мертвецов. Я ворочаюсь, не в силах уснуть. Снимаю трубку и набираю номер Скорпиуса, даже не задумываясь о том, что делаю. На часах час ночи. Дэйзи может взять. И Эйдана я могу разбудить. И все же я продолжаю слушать гудки. Я точно не могу набрать Брайана, учитывая, что он не знает, что я ведьма, как я ему объясню, где и как погибли двенадцать человек?

— Алло? — отвечает мне охрипший голос. Определенно он принадлежит Скорпиусу. Или же Дэйзи оборотень.

— Привет, — произношу я, и мой голос дрожит. Я плачу, и мне не удается этого скрыть. Черт, это была ужасная идея.

— Мама?

Ага, это и правда был не тот ответ, на который я рассчитывала.

— Сам ты болван, — шиплю я. — Это я.

— Сейчас час ночи, — устало говорит он.

— Я не могу уснуть, — отвечаю я.

— Попробуй горячего огневиски, — предлагает он, и я слышу, как он переворачивается в постели. Затем слышу, как Дэйзи спрашивает, кто звонит. И я начинаю паниковать — она точно убьет меня. Она знает, что я влюблена в ее мужа. — Это мама, — затем я слышу, как он встает. — Ладно, что случилось? — спокойно спрашивает он. Скорпиус явно вышел из спальни.

— Я… — я не знаю, что сказать. Не хочу показаться жалкой. — Ничего. Возвращайся в кровать.

Я вешаю трубку. Ладно, это была глупая идея. Чего я ожидала? Неужели я думала, что он и правда захочет поговорить со мной в час ночи? Скорпиус больше всего на свете любит поспать. Вряд ли он бросит свою теплую постель, любящую жену только для того, чтобы послушать мой рассказ о самом ужасном дне. Я продолжаю пялиться в потолок, в надежде все же уснуть.

Однако через пять минут раздается стук в дверь. Я хватаю палочку, вспоминая все заклинания, которые могут мне пригодиться в борьбе со злоумышленниками, и медленно пробираюсь по коридору к двери. Заглядываю в глазок и не могу поверить своим глазам.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, открывая дверь.

— Твой голос был расстроенным, — пожимает плечами Скорпиус, проходя мимо меня в квартиру. На нем джинсы, футболка и носки, что наводит меня на мысль, что он аппарировал прямо к моей двери. Ленивый засранец даже не удосужился надеть ботинки.

— Тебе не стоило приходить, — говорю я ему. Я направляюсь в спальню за халатом, и он следует за мной. Улегшись на кровать поверх одеяла, Скорпиус просто закрывает глаза.

— Верно, я слушаю, — говорит он. Он в моей кровати. Скорпиус в моей кровати. Мне стоит лечь рядом с ним? Это уместно? Полагаю, что нет ничего более неуместного, чем он, лежащий на моей кровати. С другой стороны, это же моя кровать. И я тоже имею право на ней лежать. Да, имею полное право. — Роза?

— Э-э… что? — туплю я.

— Просто ляг уже в чертову кровать, — зевает он. Обычно, я никогда не выполняю его приказы. Но в этот раз решаю изменить своим принципам. Я залезаю под одеяло. Технически, мы не в одной постели. Технически, это я в постели, а он на кровати. Тем не менее, на задворках сознания скребется мысль, что Дэйзи бы это не понравилось. — А теперь рассказывай.

— Рассказывать? — переспрашиваю я. — О чем…

— О чем хочешь.

— Ладно… я сегодня видела смерть двенадцати человек, — мне кажется, что это хорошее начало для рассказа. Он приоткрывает один глаз и смотрит на меня, приподняв бровь. — И на этом все.

Он ничего не отвечает, но обнимает меня, успокаивая. И эта рука дарит мне покой, пусть это и дружеское объятие. Но ведь могу же я додумать остальное, верно?

* * *

Стук в дверь вырывает меня из сна. На часах восемь утра. Мне сегодня на смену только к двенадцати, и я не могу себе представить, кто же будет ломиться в мою дверь так рано…

Дерьмо! Скорпиус все еще в моей кровати. Он остался на ночь!

— Скорпиус! — шиплю я.

— М-м-мф, — бормочет он, еще не проснувшись. — Отстань.

— Поднимайся, Малфой! — предупреждаю я его. — Немедленно вставай! — он приоткрывает один глаз, хмурится, а потом до него доходит.

— Дерьмо.

— Ты читаешь мои мысли, — огрызаюсь я. Человек продолжает стучать в дверь. — Оставайся здесь, я посмотрю, кто там.

Я несусь по коридору, сердце бешено колотится где-то в горле. В моей постели женатый мужчина. Действительно, мои родители слишком плохо меня воспитали. Сейчас им должно быть очень стыдно. Я открываю дверь. На пороге Дэйзи и Эйдан. Двойное дерьмо.

— Дэйзи! — громко восклицаю я, надеясь, что Скорпиус услышит меня и останется в спальне. — Эйдан! Что вы здесь делаете?

— Я здесь живу, — отвечает Эйдан. Вполне в моем духе. Нахальный засранец. Я не была такой дерзкой, когда мне было пять.

— Извини за это, Роза, но Скорпиус рано ушел на работу, — говорит мне Дэйзи, волнуясь. — Я хотела отвести Эйдана в школу, но он сказал, что забыл здесь книгу… — до того, как она замолкает, Эйдан уже исчезает в своей спальне в поисках книги.

— Спасибо тебе, Дэйзи, — говорю я, пытаясь не дать понять, что только и мечтаю выставить ее за дверь. — Я правда это ценю.

Мне стоит быть с ней доброй. В конце концов, я разрешила ее мужу спать в моей постели прошлой ночью.

— О, мне не сложно, — говорит она. — И, Роза, если ты не против, я подумала, что нам стоит встретиться попозже. Мне надо с тобой обсудить кое-что важное.

Она знает! Откуда она знает? Она не могла узнать.

— Может обсудим это сейчас? — предлагаю я. Если и сдирать бинты, то одним рывком. Пора со всем этим заканчивать. Я практически уверена, что смогу взять верх над этой стервой, если до этого дойдет. Может она и выше меня, но я тяжелее ее фунтов на десять, а еще на десять лет моложе.

— Не думаю, что нам стоит об этом говорить перед Эйданом, — серьезно заявляет она, подразумевая: я не хочу, чтобы Эйдан в столь юном возрасте видел смерть своей матери. И я даже ее понимаю — никому не нужна ситуация с Бэмби. Тем не менее я бы предпочла, чтобы она просто пристрелила меня и покончила с этим. Эйдан выбегает из комнаты, держа в руках книгу. — Увидимся в шесть?

Я киваю. Что еще я могу сделать, кроме как кивнуть? Затем я наклоняюсь и быстро целую Эйдана, прежде чем они уходят. Скорпиус появляется из спальни, выглядя донельзя виноватым.

— Э… мне тоже пора, — и аппарирует.

А я приступаю к написанию завещания, ведь я уже практически ходячий труп.

В последний раз сверяю часы. Ровно через пять часов я буду мертва. Интересно, как Эйдан будет без меня справляться? Знаю, возможно, я и избаловала его, но, надеюсь, он справится и вырастет нормальным человеком. Настолько нормальным, насколько может быть тот, в чьих жилах течет кровь Малфоев и Уизли, или же тот, чью мать убила его же мачеха.

С другой стороны, может случиться и так, что Дэйзи меня не убьет. Возможно, я смогу одержать победу в дуэли, несмотря на тот факт, что у нее на десять лет больше жизненного опыта, чем у меня, и явно сданы ТРИТОНы по чарам. Ну, это мое предположение, раз она работает в индустрии зачаровывания метел. Тем не менее, у меня такое чувство, — или, как называет это моя мама, «чуйка» — что вряд ли можно сравнить уровень ТРИТОНов с парочкой обыкновенных заклинаний.

Как итог, я ходячий мертвец.

— Не унывай, дорогуша, — говорит мне Глэдис, наблюдая, как я верчу в пальцах перо. То самое перо, что подарил мне «Эйдан» на Рождество. Надеюсь, они устроят мне пышные похороны. — Может, она просто хочет одолжить кувшин?

— Если бы она хотела одолжить кувшин, то почему не попросила это при Эйдане? — логично спрашивает Хейзел. — Нет, Роза, ты — труп.

Бинго, Хейзел.

— Она не труп! — яростно замечает Линда. — Дэйзи не имеет права предъявлять Розе претензии из-за Скорпиуса! Он вначале был с ней!

Мне всегда нравилась Линда.

— Ну, да, технически, — соглашается Глэдис, — но ведь это Роза бросила его.

И почему они говорят обо мне так, словно я не сижу рядом с ними?

— Да, но ведь Скорпиус — муж Дэйзи, в конце концов, — говорит Хейзел.

— И? — агрессивно выплевывает Линда. — То, что было между Розой и Скорпиусом, куда важнее, чем глупая бумажка!

— Да, было важнее, — кивает Хейзел, — но Роза оборвала все, что было между ними. Не могла же она полагать, что он будет ждать ее вечно.

— Хорошо, что она тебя не слышит, — сухо замечаю я.

— Он спал в ее постели прошлой ночью! — говорит Линда, стуча ладонью по столу. — На что это, по-твоему, похоже?

— Что он типичный парень, — отзывается она, — и думает своим…

— Прошлой ночью он ни о чем не думал! — шиплю я. — Он спал на моей кровати, а не в ней!

Я должна была бы назвать этот день жутким. После вчерашней катастрофы предстояло переделать целую кучу работы, но у меня ни на что не было ни сил, ни желания. Количество смертей достигло тридцати, и эта мысль каждый раз вызывает у меня дрожь. Мы даже не помогаем сегодня. Просто вернулись к скучной работе регистраторов. Другими словами, Линда вернулась к чтению «Ведьмополитена», Глэдис занялась маникюром, а Хэйзел вновь начала проклинать своего мужа, а я же принялась фантазировать о целях, которых никогда не достигну, и светлых волосах, которых у меня никогда не будет. Ну, и конечно же, о моем скором убийстве.

Помимо этого к нам ежеминутно подходили семьи, спрашивающие о своих родственниках, пострадавших во время вчерашних взрывов, или же тех, кто погибли. Глэдис и Хейзел взяли на себя обязанность сообщать скорбные новости. У меня просто не нашлось на это храбрости. Как можно сказать женщине, что ее дочь умерла? Не могу себе даже представить, что значит потерять ребенка. Если что-нибудь случится с Эйданом, я не знаю, что буду делать. Даже сама мысль об этом немыслима.

Письмо от бабушки Молли приходит прямо перед обедом. Несмотря на то, что Ал купил ей волшебный телефон на восьмидесятилетие, она продолжает писать письма. Полагает, что если прожила восемьдесят лет своей жизни без полумаггловских штучек, то и сейчас не время ими пользоваться. Дедушка же считает, что это самое лучшее изобретение со времен его летающего фордика.

Дорогая Роза,

Практически неделю от тебя нет вестей, милая! Хотелось бы узнать, ты еще жива? Понимаю, что ты должно быть очень сейчас занята на работе, учитывая вчерашнюю катастрофу, но ты бы могла с легкостью выкроить пару минут, чтобы черкнуть несколько строчек своей старой бабушке.

Ладно, отставим поучения…

Отставим поучения? Подобное впервые на моей памяти.

… причина по которой я пишу, состоит в том, что я хочу сообщить — вдруг ты об этом еще не слышала, — магазин оказался разрушен вчера взрывом. К счастью, твоего дяди Джорджа в этот момент в нем не было, но уверена, ты можешь себе представить, какой урон нанесли неконтролируемые заклинания ассортименту «Волшебных Вредилок Уизли».

Стоило бы подумать о том ущербе, который мог бы случиться в этом месте. «Волшебные Вредилки Уизли» — та еще пороховая бочка. Удивлена, как это все не рвануло еще раньше. Слава Мерлину, что дяди Джорджа там не было.

Джордж очень расстроен случившимся. Твоя мама пыталась связаться с тобой вчера, но тебя не было дома. Мы собираемся в Косом переулке, чтобы помочь разобрать завалы. Твой папа и дядя Гарри говорят, что последние из погибших уже доставлены из-под завалов. Полагаю, мы должны быть благодарны, что единственной нашей потерей стал магазин. В любом случае, если ты вдруг захочешь после работы прогуляться по Косому переулку, мы будем очень признательны тебе за помощь. Андромеда может присмотреть за Эйданом — она как раз сидит с Ремусом и Дори. Надеюсь, скоро увидимся, милая.

Бабушка.

Я такая эгоистка. Даже не подумала о магазине дяди Джорджа, ни о самом дяде Джордже. Неужели я настолько зациклилась на себе, что все мои мысли были только о себе и о том, как мне тяжело видеть чужую смерть? Я чувствую себя просто ужасно. Я стала тем человеком, которого всегда ненавидела. Даже сейчас, зная о том, что позже я отправлюсь помогать собирать по кусочкам остатки дядиного бизнеса, я все равно думаю о себе: потому что теперь Дэйзи точно не может убить меня этим вечером.

— Роза, привет.

Это целитель Кеннеди. Дэмьен. Не знаю, как мне следует его называть. Линда отрывает взгляд от журнала, а выражение лиц Глэдис и Хейзел куда более радостное, чем пару секунд назад. Мои уши начинают пылать — поверьте, я их чувствую.

— Привет, — отзываюсь я.

— Я просто хотел поблагодарить вас за помощь, — говорит он торопливо. Кажется, он всегда так говорит. Но, поверьте, он всегда спешит, ведь он незаменимый целитель. Вот Скорпиус, к примеру, никогда и никуда не спешит, если не считать случаев с моей беременностью и его женитьбой. Как же это бесит.

— Ох, ладно, — говорю я, немного растерявшись. Вряд ли стоит напоминать ему о том, что у меня просто не было иного выхода. — Э-э… не за что.

— И я подумал, что это вам может пригодиться, — он протягивает мне брошюрку «Создание зелий уровня продвинутые ТРИТОНы». Глэдис, Линда и Хейзел пытаются рассмотреть, что же он протянул мне, но с их места открывается не слишком хороший обзор. — Кажется, у вас талант в зельях, — продолжает он. — По понедельникам здесь проводятся занятия по продвинутому курсу зельеварения.

— Вот как, — отзываюсь я. Он выглядит немного сбитым с толку безразличием хорошо слышимым в моем голосе. — АУЧ! — Глэдис больно пинает меня. Дэмьен же предпочитает сделать вид, что ничего не заметил.

— Вот как?

— Верно, — продолжаю я, потирая пульсирующую болью ногу, — у меня ведь на руках ребенок, за которым нужно ухаживать, и не думаю, что мне хватит средств на няню… — я не уточняю, что вообще-то могу оставить его со Скорпиусом. Потому что, как бы ни было стыдно признать, но я — мать-одиночка, а отец ребенка женился на первой встречной, а еще я не горю желанием пояснять истинную причину своего отказа.

— Но мне правда кажется, что у вас талант, — говорит Дэмьен, — было бы жаль растрачивать его попусту. Неужели у вас нет семьи, которая могла бы присмотреть за вашим…

— Сыном, — подсказываю я ему. — И нет, у меня очень маленькая семья. И они все мертвы.

Я точно попаду в ад. Линда с отвращением качает головой.

— Ох, мне так жаль, — сочувственно произносит Дэмьен, — может, я могу чем-то помочь?

Вот так попадалово. Дальше врать просто бессмысленно. У Хейзел такое выражение лица, словно она сейчас согнется в приступе истерического хохота, Линда все еще неодобрительно смотрит в мою сторону, а Глэдис готова меня еще раз пнуть.

— Ладно, — вздыхаю я. — У меня очень большая семья, в которой все живы, — он приподнимает бровь. — Причина, по которой я не могу посещать занятия, заключается в том, что у меня нет ТРИТОНа по зельям. У меня вообще нет ТРИТОНов ни по одному предмету.

Для меня признаться сейчас целителю Дэмьену в том, что я не завершила обучение схоже удару в живот. Должно быть, сейчас он чувствует себя очень неловко. Конечно, не настолько неудобно, как в тот момент, когда узнал о том, что вся моя семья мертва.

— Вы не получили ТРИТОН по зельям? — переспрашивает он.

— Да, — признаюсь я, чувствуя смущение вперемешку с жгучим стыдом, — я бросила Хогвартс после шестого курса.

Глэдис, Хейзел и Линда усердно делают вид, что заняты работой. Они-то знают, как мне сейчас неловко.

— Извините… — с сомнением произношу я.

— Роза, вы явно талантливы в зельеварении. Вы знали, как приготовить зелье, пусть и не сдавали ТРИТОН! Существуют ведь и другие занятия — зельеварение для начинающих или же для уверенных середнячков, — говорит он. — Я правда считаю, что вы должны попробовать.

— Она попробует, — говорит Глэдис.

— Всенепременно, — вторит ей Линда.

— Замечательно, — улыбается Дэмьен. — Я пришлю больше брошюр. Хорошего дня, дамы.

И вот уже спустя пятнадцать минут на моем столе появляются две брошюры — «Расширенный курс зельеварения» и «Зельеварение для начинающих». Что за черт, я всего лишь помешала одно зелье, и вот я уже должна ходить на вечерние занятия? Что за нелепость. Понимаете, я была хороша в зельеварении, когда училась в школе, но сейчас я вряд ли вспомню хоть половину из того, что мы проходили. Я не могу ходить на вечерние занятия.

— Ты это сделаешь, — говорит мне Глэдис. — Не собираешься же ты работать здесь вечно.

У меня нет на это времени. Скоро у меня начнутся занятия по аппарации, а еще нужно присматривать за Эйданом, поэтому я просто не могу позволить себе еще и вечерние занятия. Думаю, Глэдис ошиблась в этот раз. Мне кажется, что я буду работать здесь всегда.

* * *

К тому времени, как я отвожу Эйдана к миссис Тонкс, по Косому переулку во всю снуют люди. Здесь присутствует не меньше половины Министерства, помогая восстановить разрушения. Да и авроры, кажется, проделали большую часть работы под руководством дяди Гарри. Некоторые оставляют цветы возле разрушенных магазинов с фотографиям тех, кто погиб. Окна в Дырявом котле выбиты, а стены покрывает слой копоти, но похоже это весь основной ущерб, нанесенный зданию. Гринготтс, на противоположном конце улицы, кажется единственным местом, которое не задели взрывы.

Как и я думала, универмаг Зарии сгорел дотла. То, что было когда-то весьма оживленным местом, обеспечивающим палочками практически всех волшебников и волшебниц Англии (после смерти Олливандера), теперь представляет собой груду обломков. Некоторые люди зажигают свечи на улице в память о погибших, что лично мне кажется весьма ироничным, учитывая, что он сгорел дотла.

Магазин «ВВУ» стал… наверное, стоит уточнить, что располагался он как раз напротив универмага Зарии. Все оказалось гораздо хуже, чем я предполагала. И пусть стены здания устояли, но больше ничего не напоминает о процветающем магазине дяди Джорджа. Замечаю Хью, стоящего напротив здания, засунув руки в карманы. Я так давно не видела брата. Забавно, но Ала, Джеймса, Дом я и то вижу намного чаще, чем собственного маленького братишку. Я сказала «маленького»? Хм, ну сейчас в нем уже 6 футов и четыре дюйма росту, и теперь посторонние думают, что это уже я прихожусь ему младшей сестрой. С момента, как ему исполнилось пятнадцать, он начал расти не по дням, а по часам, и я утратила возможность издеваться над ним, как случалось раньше.

— Привет, Хью, — приветствую я его, не в силах отвести взгляд от магазина. — Ого… и правда ничего не осталось.

— Ага, — грустно кивает Хью. Мы столько времени провели здесь в детстве. Дядя Джордж всегда давал нам бесплатно удлинители ушей и ириски «Гиперязычки» для родителей.

— Родители здесь? — спрашиваю я.

— Мама еще на работе, — отвечает он, — а папа и Гарри внутри.

Фред и Рокси выходят из того, что осталось от магазина их отца, и присоединяются к нам. Рокси выглядит так, словно готова расплакаться в любой момент.

— Все пропало, — говорит нам Рокси дрожащим голосом, — ничего не осталось.

— Если не считать тех неуничтожимых пауков, — говорит Фред, и Рокси даже передергивает от мыслей о них. Хью тоже заметно вздрагивает. Неуничтожимые пауки — это весьма натурально выглядящие игрушечные пауки, которыми можно довести до нервного срыва арахнофобов. Мне всегда нравилось оставлять их на подушке папы. И Хью.

— Твой отец в порядке? — спрашиваю я, зная ответ.

— Нет, — мрачно отзывается Фред, — никогда еще не видел его таким подавленным.

— Все из-за того, что сгорела колдография его и дяди Фреда, — говорит Рокси. — Ну помнишь, та, что висела за прилавком.

И правда там был большой портрет дяди Джорджа и его брата-близнеца дяди Фреда, который умер, когда им было по двадцать. Колдо было сделано в тот день, когда они открыли магазин, и их было совершенно невозможно отличить друг от друга, если бы они не носили свитера бабушки Молли с вывязанными инициалами. Не могу себе представить, что должен чувствовать дядя Джордж теперь, когда их с братом детище полностью уничтожено.

— Чем мы можем помочь? — спрашиваю я, доставая палочку.

— Внутри и так полно народу, — говорит Фред. — Может быть, мы просто поможем прибраться снаружи…

Мы приступаем к уборке улицы. Некоторые родственники присоединяются к нам время от времени, снуя из магазина на улицу и обратно. Мы помогаем и другим потерпевшим, у которых нет такой большой семьи, как у нас. И несмотря на тот факт, что вокруг столько людей, сравнится со старым добрым Репаро не может никто. Кто-то вынес радиоприемник, чтобы нам было веселее работать. Министр магии Лука Ливингстон, довольно противоречивый старый чудак, который всегда делал драматические (а зачастую и неуместно-длинные) паузы в своих ужасающе-бездарных речах, комментирует вчерашнюю катастрофу. Стоит отметить, что он уже перешагнул столетний юбилей, и некоторые считают, что он уйдет в отставку с недели на неделю. Этот человек похож на того, кто готов в любой момент отправиться на тот свет.

— Вчерашний взрыв в Косом переулке был… несчастьем. Я выражаю соболезнования от имени всего Министерства магии семьям погибших. Гхм! Печально, когда люди умирают… и это… касается всех.

У меня закрадывается подозрение, что речи ему пишет его же домовик.

— Наши мысли с теми, кто… погиб. Смерть похожа… э-э…

Шуршание страниц. Я почти слышу, как он поправляет очки.

— … на последнее путешествие по пути в… ничто.

Мне его даже немного жаль. Даже в такой ужасной ситуации люди не могут не смеяться над беднягой.

— Смерть приходит ко всем нам… когда мы меньше всего этого ожидаем.

— Весьма воодушевляет, — говорит Джеймс, который только-только прибыл. Он выглядит заметно уставшим, вероятно, от того количества вечеринок, на которых он должен побывать в качестве члена первой команды Пушек Пэддл, которые выиграли Кубок Лиги впервые с 1892 года. Но все же он здесь. — Когда уже этот старикашка помрет и избавит нас всех от мучений?

Внезапно Ливингстон заходится в приступе кашля, а затем раздается громкий звук удара… и тишина.

— Ох, дерьмо! Кто-нибудь знает заклинание сердечно-легочной реанимации?

— Мне кажется, министр умер!

— Мерлин, он мертв!

— Мы все еще в эфире?..

— Похоже, твое желание сбылось, — говорю я Джеймсу, когда он оборачивается в сторону радио, выглядя виноватым.

— Эм… мы просим прощения у наших слушателей, — раздается голос ведущего программы, — но мне кажется… кажется, что министр магии только что умер, прямо в эфире!

— Ого, похоже все же случаются вещи, которые не каждый день можно увидеть или услышать, — пожимает плечами Хью, не выглядя сильно обеспокоенным внезапной кончиной Луки Ливингстона. — В любом случае, он уже давно был что тот ходячий труп.

— Ты бы мог проявить и больше уважения, знаешь ли, — заявляю я, когда люди вокруг принимаются обсуждать случившееся, — все же человек только что умер.

— Да ладно тебе, он ведь сам сказал — смерть приходит ко всем нам, когда мы меньше всего этого ожидаем. А потом упал замертво. Лично я нахожу это весьма забавным.

Спустя пару минут смерть министра подтверждается, и дядя Гарри, как глава Аврората спешно отбывает в Министерство, за ним следуют мама с папой. Но такое ощущение, что смерть министра никого не шокировала или расстроила, ведь некоторые и так удивлялись, как тот еще не помер. А некоторые, кажется, и вообще весьма обрадовались данному факту.

Однако мысли о Луке Ливингстоне быстро улетучиваются из моей головы, стоит только Скорпиусу появиться прямо возле «Волшебных Вредилок Уизли» в сопровождении Дэйзи. Похоже, я составлю компанию старине Луке раньше, чем думала.

— Дерьмо, — шиплю я, стоит мне только их увидеть. Джеймс тихонько ржет над моей реакцией. — Прикрой меня! — приказываю я и прячусь за его спину.

— Скорп, дружище, сюда! — кричит Джеймс, и я буквально втыкаю палочку ему в спину. — АУЧ!

— Я тебя ненавижу! — яростно шепчу я. Скрпиус и Дэйзи приближаются, и я покидаю свое ненадежное укрытие. Дэйзи не выглядит особенно злой, увидев меня, и, может быть, она все еще не в курсе, где Скорпиус провел прошлую ночь. Или, возможно, она просто хорошая актриса.

— Мы подумали, что могли бы помочь, — говорит Дэйзи. — Только сегодня услышали о магазине Джорджа. Я думала, что основной ущерб пришелся на другую сторону улицы.

— Он в порядке? — спрашивает Скорпиус.

— У него все хорошо. В любом случае, уж точно лучше, чем у Луки Ливингстона, — отвечает Джеймс. — Особенно после того, как тот окочурился в прямом эфире.

— Серьезно? — удивляется Дэйзи. — Он умер?

— Я думал, что он уже мертв, — пожимает плечами Скорпиус, и Дэйзи игриво ударяет его по руке, словно ругая за шутку, над которой ей хочется посмеяться, но воспитание не позволяет. А ведь он даже не шутил — очевидно же, что Скорпиус искренне думал, что Ливингстон мертв.

— Мертвее всех мертвых, — говорит Джеймс. И когда он принимается рассказывать историю Скорпиусу и Дэйзи, я отхожу в сторону, надеясь избежать неловкой конфронтации. Она могла бы с легкостью убить меня и представить все так, что это выглядело бы как несчастный случай. На меня могла бы обвалиться полуразрушенная стена, или бы палочка случайно выстрелила в меня заклинанием, или же бы я напоролась на метлу… любой бы способ подошел. Но она не пытается заговорить со мной, просто помогает с уборкой.

Спустя некоторое время, когда стрелки часов подбираются к девяти, а мы слишком устали и замерзли, чтобы и дальше продолжать уборку, бабушка Молли приглашает всех в Нору. Я аппарирую с Джеймсом, который ведет меня бок о бок, словно я ребенок — поэтому, чем раньше я сдам тест на аппарацию, тем будет лучше. В Норе полно народу, когда мы появляемся во дворе. Все здесь, даже Хагрид — он возвышается над всеми остальными в саду. Хагрид слишком большой, чтобы поместиться в доме. И я видела его в последний раз, когда мы праздновали двадцать один год Ала в прошлом году. С тех пор, как я бросила Хогвартс, я впервые вижу столько людей, с которыми вижусь очень редко.

Я направляюсь вслед за Джеймсом, Скорпиусом и Дэйзи вглубь дома, где стоят родители и Гарри с Джинни, обсуждая что-то важное. Я с уверенностью могу заявить, что вопрос и правда серьезный, ведь мама нервно обкусывает ноготь, папа скрестил руки на груди и хмурится, Гарри ерошит волосы, а Джинни выглядит отсутствующей. Обычно они так выглядят, когда обсуждают дела в Министерстве, и сейчас, как мне кажется, происходит именно это. Пусть Джинни и работает в «Ежедневном Пророке» и не имеет никого отношения к этой министерской банде. Но с уверенностью заявляю, что происходящее беспокоит и ее.

— Ты должна сделать это, Гермиона, — говорит папа. — Ты самая подходящая кандидатура на эту должность.

— Рон прав, — соглашается Гарри. — Тебе обязательно стоит согласиться.

— Согласиться на что? — спрашивает Хью, став свидетелем окончания разговора. Мама краснеет и пристально изучает пол. Гарри и Джинни смотрят на нее так, словно ожидают разрешения рассказать обо всем нам. Папе же не нужно никакого разрешения.

— Твою маму могут выбрать министром! — взволновано говорит он. У меня от удивления отвисает челюсть. Вот та новость, которую услышишь не каждый день.

— Министром магии? — недоверчиво переспрашивает Хью. — Правда?

— Нет, — взволновано отвечает мама, — мне просто предложили рассмотреть саму возможность. Уверена, многие захотят подать свои кандидатуры. Тело Луки еще не остыло, не пойму, почему вы все говорите об этом…

— Мама, но это же замечательно, поздравляю! — кричу я.

— Не с чем! — возражает она. — Я сказала, что могла бы попробовать принять участие в выборах, но это вовсе ничего не значит!

— Ух ты, моя мама станет министром! — взволновано говорит Хью, игнорируя слова мамы. Новость разносится по Норе, поднимая настроение всем присутствующим, даже дяде Джорджу, который поздравляет маму. Она выглядит смущенной и отказывается дальше обсуждать эту тему, говоря, что недостаточно опытна для этой работы и вообще не готова. Она просто слишком скромная, как по мне, никто лучше нее не справится с этой работой. Тем не менее мне немного жаль Луку Ливингстона, которого забыли практически сразу же после его смерти. Но кто более всех взволнован, так это тетя Одри — она даже самовольно назначила себя менеджером маминой предвыборной кампании.

Бабушка печет для всех тыквенный пирог и булочки. Миссис Тонкс появляется на пороге вместе с детьми, которые весьма взволнованы творящейся в Норе суматохой. Похоже, мне предстоит та еще работенка — уложить Эйдана спать сегодня вечером. Дори засыпает легко, вот же идеальный ребенок (иногда, у меня даже возникает подозрение, а не робот ли она?), а вот Ремус такой же гиперактивный, как и мой Эйдан.

— Детишки, да?

Дэйзи присаживается рядом со мной в гостиной, когда я пытаюсь откусить пирога, одновременно наблюдая за мальчишками. В данный момент они затеяли шуточное сражение в углу.

— Ага, — неловко отзываюсь я.

— Послушай, Роза, мне правда хотелось с тобой кое-что обсудить, — серьезно начинает она. О Боже, вот то, чего я так опасалась. — Можем ли мы на несколько минут выйти?

Да, черт возьми, давай выйдем. Не хочу, чтобы Эйдан видел мою смерть. И не хочу испортить ковер бабушки Молли. Я киваю и следую за Дэйзи, делая глубокий вдох и проверяя, при себе ли у меня палочка. Она ведет меня к садовой скамейке и мы усаживаемся за маленький белый столик, за которым бабушка и дедушка проводят летние дни. Дэйзи не выглядит злой, скорее обеспокоенной. Может быть, это вовсе не то, что я себе напридумывала. Она молчит пару минут, и утихнувшее беспокойство снова обволакивает меня.

— Послушай, Дэйзи, что бы ты ни хотела сказать, — говорю я, — просто скажи уже?

Похоже теперь она точно уверена, что такта во мне ноль, но мне все равно.

— Верно, — кивает она и делает глубокий вдох. Честно говоря, я не понимаю, что Скорпиус нашел в этой женщине. Она такая мягкая и такая скучная. Да, она красива, но, похоже, ей не хватает внутреннего стержня. Или, быть может, я просто еще плохо ее знаю, проводя время в ее обществе только тогда, когда этого не удается избежать. — Речь пойдет об Эйдане.

Ладно, этого я не ожидала.

— И что с ним? — спрашиваю я.

— Ну, — отзывается она, выпрямившись, — я не думаю, что ваша со Скорпиусом система работает, если честно.

Теперь уже моя очередь выпрямиться.

— До того момента, как ты появилась, все работало идеально, — холодно замечаю я.

— Я не критикую тебя, — спокойно говорит она, и это звучит так снисходительно, — но мне кажется, что нужно разобраться в юридическом вопросе опеки. Эйдан постоянно мечется между твоим домом и нашим, и это совершенно не учитывая его желаний. Я считаю, что ему нужна определенность, некая рутина.

— Без обид, но сейчас очень похоже, что ты лезешь не в свое дело, — хмурюсь я, — и в этом есть закономерность. Наши дни давным-давно поделены, но иногда мы их меняем, если возникает такая необходимость. В чем проблема?

— Проблема в том, что нет стабильности! У Скорпиуса нет полноправного доступа к нему, и я считаю, что это необходимо изменить, — заявляет она мне. И в этот момент я действительно ненавижу эту женщину. — Я понимаю, что вовсе не нравлюсь тебе, — добавляет она, — знаю, что трудно принять тот факт, что я здесь навсегда, но теперь я тоже часть жизни Эйдана, нравится тебе это или нет.

— То, что Скорпиус женился на тебе из прихоти, вовсе не значит, что ты стала частью жизни Эйдана, как не стал им и бездомный, что живет около моего дома, — прямо заявляю я, стараясь не перейти на крик, чтобы никто из моей семьи не услышал. Похоже, эта женщина способна пробудить во мне самые худшие мои качества. — Перестань себя вести так, словно ты ему приходишься матерью.

— Может, тогда тебе стоит себя вести соответствующе, — быстро огрызается она в ответ, а затем ее лицо принимает выражение острого сожаления. — Прости, я не это имела в виду…

— Разговор окончен, — произношу я, поднимаясь. — У Эйдана все в порядке с его никудышней матерью. Спасибо за твою заботу.

На этих словах я разворачиваюсь и ухожу, зная, что уж теперь любые шансы на наше с ней нормальное общение улетучились в неизвестном направлении.

Как же все это ужасно.

Иногда так приятно довериться незнакомцу. Именно поэтому я оказываюсь у дома Брайана МакДональда, стоит мне только покинуть Нору. Эйдан остается со Скорпиусом — сегодня как раз его ночь. И пусть я не слишком довольна тем, что одновременно с отцом он окажется еще и в обществе коровообразной миссис Малфой, но мне просто жизненно необходимо поговорить с кем-то, кто не знает о катастрофе в Косом переулке, чтобы мои проблемы в сравнении с этим не выглядели столь ничтожными. Да, я эгоистка, все верно.

На часах практически десять, но я вижу в окнах гостиной Брайана свет, поэтому у меня даже не возникает сомнений, что для разговора может быть слишком поздно. Мне нравится разговаривать с Брайаном. Он не знает моего прошлого, ошибок, что я успела совершить, и поэтому не может судить меня. А еще он потрясающе умеет слушать.

Я стучу в дверь, и ему требуется секунд десять, чтобы открыть. В руках у него книга, но мне не видно ее названия. И выглядит Брайан весьма удивленным моим появлением, ведь обычно перед встречей я всегда ему звоню.

— Роза, — произносит он, — вот так сюрприз…

— Прости, что вот так внезапно, — начинаю я, — но у меня такое чувство, что я сейчас кого-нибудь готова убить, и ты просто обязан мне помешать это сделать.

Он молча отходит в сторону, впуская внутрь. И это то, что мне нравится в нем — он не задает неудобных вопросов. Он знает, что я сама расскажу то, о чем ему надо знать, а излишним любопытством Брайан не страдает. Наверное, именно поэтому я так долго скрываю от него, что умею колдовать.

Дом Брайана похож на гибрид старого английского коттеджа и холостяцкой берлоги… словно бабушку Молли впустили похозяйничать в апартаментах Джеймса. На стенах висят прекрасные классические картины, купленные в местах подобным Лувру в Париже или Метрополитену в Нью-Йорке. Несмотря на то, что они неподвижны, об этом виде маггловского искусства можно многое рассказать. А еще у него есть ковер, что придает дополнительный уют его холостяцкой берлоге. И пусть я была здесь всего пару раз, у меня всегда такое чувство, словно здесь меня искренне рады видеть, пусть меня и до сих пор страшно смущают воспоминания о фиаско в новогоднюю ночь. Я стараюсь не думать об этом, Брайан тоже не вспоминает, и отношения между нами, как у настоящих друзей.

— Итак, кого ты там собираешься убить? — спрашивает он, ведя меня на кухню. Кухня идеально чистая, что наводит меня на мысль о том, что вряд ли он проводит здесь много времени. Брайан ставит чайник и усаживается за стол напротив меня.

— Дэйзи, — коротко отвечаю я.

— Вот так сюрприз, — саркастически тянет он, — и что она натворила на этот раз?

Я принимаюсь рассказывать о том, что сегодня случилось. С тех пор, как Тедди стал слишком занят семьей и работой, у меня выпадает мало случаев вот так сесть и поговорить о том, что действительно меня волнует. Брайан — это новый Тедди, и на этот раз я не стану влюбляться в него, так что все должно быть гораздо проще. Брайан похож на лучшего друга-гея (которого у меня никогда не было), только с нормальной ориентацией. Он такой же, как гетеросексуальный Тедди-гей, которого я не привлекаю.

— Так, погоди секунду, — произносит Брайан, когда я заканчиваю говорить, — ты хочешь сказать, что она назвала тебя плохой матерью?

— Ну… — я умолкаю, — не совсем. Но именно это она подразумевала!

Брайан кивает, обдумывая ситуацию. Он тот, кто вечно выслушивает мои рассуждения о Дэйзи, и мне кажется, что он также не любит ее, как и я. Но возможно, он просто предвзят, потому что еще ни разу не услышал от меня доброго слова о ней. Думаю, так будет правильнее.

— И она считает, что вы должны юридически урегулировать вопрос об опеке? — спрашивает Брайан.

— Да. Она говорит, что в жизни Эйдана не хватает стабильности. Тупая корова.

— А Скорпиус согласен с этим? — спрашивает он.

— Похоже, что да, — вздыхаю я. — Такое ощущение, что она говорила и от его имени тоже. Чертов трус слишком нерешителен, чтобы прийти и лично сказать мне об этом. Типичный слизеринец… — я затыкаюсь. Слишком много сболтнула.

— Э-э… а что такое «слизеринец»? — спрашивает Брайан, выглядя смущенным. Чайник наконец закипает, но он продолжает смотреть на меня.

— Это слово означает очень хитрого человека, — быстро произношу я, — он такой хитрый...

Не думаю, что Брайан поверил моему объяснению. Он принимается заваривать чай и больше ни о чем не спрашивает. И мне почему-то становится от этого плохо. Ведь он абсолютно честен со мной, рассказывая о своей жизни, работе, отношениях. Я же не поделилась с ним ничем личным — тем, что является самой моей сутью. А ведь люди постоянно рассказывают магглам о волшебном мире. Помню, как Хью рассказал своей девушке-маггле о том, что он волшебник. Она бы никогда не поверила, и тогда ему пришлось в течение нескольких недель думать, как же преподнести ей эту новость. А ведь есть книги, помогающие донести до магглов правду о волшебном мире, одна из них называется «Признаюсь, Я — ведьма!» И что в этом плохого? Если Брайан не поверит мне, то никакого вреда не будет. А если поверит и решит рассказать другим о волшебном мире, то кто ему поверит? Я доверяю Брайану. И могу рассказать ему.

— Я ведьма, — прямо заявляю я. Видите, и кому нужна та чертова книга?

— Ох, не стоит, — сочувственно говорит он мне, расставляя кружки на столе. — Не стоит быть такой самокритичной. Бисквита?

— Попробуем иначе… — бормочу я, пока он ставит тарелку с песочным печеньем рядом с кружками. Знаете, вовсе не такую реакцию я ожидала. — Понимаешь, я правда ведьма.

— Роза, что за самоцель втоптать себя в грязь? — говорит Брайан. — Это не правильно. Я такое постоянно наблюдаю в детях…

— Нет, ты меня не слышишь! — перебиваю я его. — Я самая настоящая колдующая, летающая на метле и варящая зелья ведьма!

Он хмурится и смотрит на меня.

— Я не совсем понимаю, к чему ты сейчас клонишь.

— Я ведьма! — практически кричу я. Ну в самом деле, как еще более четко это ему объяснить? Он все еще выглядит весьма растерянным. Я делаю вдох и еще один. — Я ходила в Школу чародейства и волшебства Хогвартс. Я работаю в Больнице магических болезней и травм Святого Мунго. Все в моей семье волшебники, кроме родителей мамы, которые магглы — люди, не способные к волшебству. И у меня есть палочка.

Он продолжает смотреть на меня.

— Знаешь, иногда я и правда не понимаю твоих шуток, — заключает он.

С разочарованным видом я достаю палочку и, нацелив ее на чашку, превращаю ту в мышь.

— А так, доволен? — он пялится на мышь, застыв на стуле. Словно я приложила его петрификусом. Рот его слегка приоткрыт. Возможно, это была не лучшая идея вломиться к нему ночью и раскрыть секрет существования волшебного мира, да еще и превратив его чашку в мышь.

— Как ты… как тебе удалось… м-мышь… — бормочет он. Я превращаю мышь обратно в чашку. Глаза его еще больше раскрываются. Он поднимает чашку, рассматривает ее со всех сторон и снова ставит на стол. Затем смотрит на меня, все еще напуганный и с открытым ртом.

— Понимаю, это тяжело принять, — сочувственно говорю я, — но с момента существования человечества с ним бок о бок живут и волшебники.

Он продолжает молчать.

— И я знаю, что ты перестал верить в волшебство еще в детстве, но обещаю, я не применю его к тебе.

Все еще ничего. Начинаю подумывать, что истина сломила его.

— И да… Слизерин — это факультет в волшебной школе, в которую я ходила. Я была в Гриффиндоре, это еще один факультет. И вообще Хогвартс — это закрытая школа-интернат…

Он словно статуя.

— Надеюсь, что мы останемся с тобой друзьями, — нервно произношу я. — Понимаю, все это слишком странно для тебя…

— Ты превратила мою чашку в мышь, — хрипит он, — это гораздо больше, чем просто странно.

— Ну да, наверное, надо было превратить ее в котенка или еще в кого-нибудь, — признаю я с опозданием. И теперь его глаза выглядят так, словно вот-вот вывалятся из орбит.

— Ты могла сделать это? — с удивлением спрашивает он. — Ты могла бы превратить чашку в котенка?

Я киваю, и нацеливаю палочку на чашку, превращая ее. Это базовое превращение, но он, похоже, полностью очарован. Эти магглы живут такой скучной жизнью. Теперь я понимаю, почему дедушка и Ал так интересуются ими. Через несколько минут Брайан похоже смиряется с тем фактом, что я ведьма, но все еще не до конца в это верит. Каждый раз, как я показываю ему даже самое простое заклинание, создается такое впечатление, что он тут же потеряет сознание от шока.

— Я знал, что ты особенная, — замечает он, восхищенно качая головой, — но такого предположить не мог.

* * *

Проболтав с Брайаном больше двух часов, отвечая на вопросы о волшебном мире, я беру с него обещание никому и никогда не рассказывать об этом.

— Не хочу оказаться в психушке, поэтому унесу твой секрет в могилу, — обещает он мне.

И я с легким сердцем отправляюсь домой, где пролистываю брошюры, что дал мне целитель Кеннеди. Однако, решив, что вряд ли найду время или необходимую мотивацию для посещения занятий, я оставляю их на кухонном столе и заваливаюсь спать, совершенно выкинув из головы любое упоминание о них.

Следующим утром я рассказываю девочкам на работе о разговоре с Дэйзи и, как я и думала, они в полнейшем ужасе.

— Вот же коварная маленькая потаскушка! — сердито шипит Глэдис, напоминая мне обиженного кота. — Я бы очень хотела высказать ей все, что думаю по этому поводу!

— Хочешь, мы прикопаем ее для тебя? — предлагает Хейзел. И я неожиданно представляю, как трое регистраторов устраивают на Дэйзи засаду в какой-нибудь темной подворотне в духе мафиозных разборок. И поверьте, Хейзел, Глэдис и Линда не из тех людей, которых бы мне хотелось повстречать в темном переулке, когда они на кого-то рассержены.

— Нет, но спасибо за предложение, Хейзел, — отвечаю я ей.

— Ей это просто так не сойдет с рук, — заверяет меня Глэдис, и мы все заинтриговано смотрим на нее. Явно она хочет сказать что-то важное. — Она пытается вычеркнуть тебя из их жизни, Роза.

Линда пораженно ахает, словно она сейчас находится в суде и на ее глазах разворачивается драма.

— Поподробнее, пожалуйста, — прошу я.

— Ну, сама подумай об этом. Если у вас будет заверенное юридически соглашение об опеке со Скорпиусом, то вам больше не нужно будет часто с ним разговаривать о том, когда надо забрать Эйдана или еще о чем-то. Соглашение ограничит твои контакты с ее мужем, — говорит Глэдис. — И знаешь, я должна признать, что она достаточно умная маленькая корова.

— Если она так хочет избавиться от меня, почему бы ей просто меня не убить и этим поставить жирную точку?

— Потому что в этом случае ты будешь мертвой бывшей девушкой, а она будет женой, которая никогда не сможет превзойти тебя, и матерью, которую Эйдан никогда не примет, — говорит Линда. — Глэдис права, она просто пытается вычеркнуть тебя! Ты будешь просто бывшей девушкой и нерадивой матерью, когда она провернет все это!

— Поздравляю, Линда, — стону я, — следуя твоим выводам, мне просто надо умереть?

— Да! Э-э… я вовсе не это имела в виду…

Хорошо, что большую часть сказанного я пропускаю мимо ушей. Совет Брайана был гораздо более взвешенным — просто быть выше всего этого. Быть спокойной, собранной, реагировать достойно и не позволять ей взять верх. Она может попытаться вычеркнуть меня из их жизни, как ей того хочется, но я не из тех людей, которых так легко оттеснить на второй план в жизни моего сына. Я собираюсь об этом поговорить со Скорпиусом, когда он свяжется со мной, чтобы передать Эйдана. Почему он так внезапно, спустя пять лет захотел официально узаконить опеку? Он боится, что я скроюсь в неизвестном направлении с нашим сыном? Я не планировала этого никогда, и не думаю, что мне захочется сделать что-то такое в ближайшем будущем.

В приемном покое работает радио, и в новостях я слышу, что Департамент финансов выделил огромную сумму на восстановление Косого переулка. Ожидается, что полное восстановление займет не меньше пары месяцев, но все мы прекрасно знаем, что это место больше никогда не будет прежним. Все планы дяди Джорджа на ближайшие полгода оказались полностью разрушены, а у него самого нет ни сил, ни желания вновь впрягаться в управление бизнесом. Будет чудом, если Волшебные Вредилки Уизли когда-нибудь снова заработают.

Из других новостей я узнала, что замминистра Тимоти Рассел будет исполнять обязанности министра до лета, когда планируются выборы. По всей видимости, в ближайшие несколько недель будет оглашен список кандидатов на пост министра. Надеюсь, мама решится на это и не даст своим комплексам погубить такую прекрасную возможность. Уверена, тетя Одри уже развила бурную деятельность, налаживая отношения со всеми самыми значимыми людьми в министерстве. Эта женщина сведет меня с ума.

* * *

Скорпиус привозит Эйдана домой, как и всегда к шести. И ведет он себя совершенно так же, как и всегда, словно это вовсе не он решил подослать ко мне свою жену с предложением отобрать нашего сына. Он проходит, присаживается и начинает болтать, словно ничего и не случилось. Я не могу высказать ему все то, что вертится у меня на языке, пока Эйдан находится в этой же комнате, поэтому просто молчу.

— Ты почему такая молчаливая? — спрашивает он. — Совсем на тебя не похоже.

Мне не хватает выдержки и дальше играть в молчанку. И вовсе я не молчаливая.

— Эйдан, не мог бы ты поиграть у себя в комнате? Мне нужно кое-что обсудить с твоим отцом.

Эйдан не задает вопросов и уходит, прихватив с собой Олли. Похоже, он весьма не против поиграть там.

— Что я натворил? — нервно спрашивает Скорпиус, стоит Эйдану уйти. — Потому что, что бы это ни было, мне жаль, и я больше не буду так поступать.

И тогда мне приходит в голову — а что, если Скорпиус и правда не знает? Что, если Дэйзи сама решила, что Эйдану необходима эта чертова стабильность? Что, если девочки с работы правы, и единственная цель, которую преследует Дэйзи, — это вычеркнуть меня из жизни Скорпиуса? В этом есть смысл — она чувствует во мне угрозу. Меня посещает мысль, что если бы Скорпиуса действительно что-то не устраивало в наших договоренностях, он пришел бы ко мне лично. Во конце концов, он — отец Эйдана, так почему же он отправил жену решать этот вопрос?

— У тебя какие-то сложности в… нашей ситуации? — спрашиваю я его. Выражение полной растерянности на его лице лучше любых слов говорит мне о том, что он совершенно ничего не знает. — Не заморачивайся! Я такая глупая, — быстро добавляю я. Ну уж нет, похоже, это наша с Дэйзи война, и Скорпиус не тот, кто должен об этом узнать. Если она думает, что сумеет меня победить, то она еще не знает во что ввязалась.

— Э-э, ладно. Значит, я ни в чем не виноват? — спрашивает он.

— Нет. Господи, Скорп, я же тебе не мать, — огрызаюсь я.

Похоже, он собирается что-то ответить, но затем просто закрывает рот. Даже не хочу задумываться о том, что он хотел сказать.

— Послушай, Роза, что касается той ночи, — тио начинает он, — э-э… я сглупил. Мне не стоило сюда приходить.

— Ох… верно.

— И Дэйзи не стоит об этом знать, — говорит он. — Думаю, она посчитает это… неуместным.

По любому.

— Почему она тебе нравится? — ладно, это не самый лучший вопрос, и он вовсе не обязан мне отвечать. Но я просто не понимаю, что мог такого рассмотреть парень, подобный Скорпиусу, в женщине на десять лет старше его, которая кажется еще той чудачкой со своими прямыми светлыми волосами, словно их неоднократно выпрямляли утюжком.

— Роза, — вздыхает Скорпиус, — нам правда, надо это обсуждать сейчас?

— Нет, — отвечаю я, — мне просто… интересно.

Я поднимаюсь и ухожу на кухню, чтобы разрушить ту атмосферу неловкости, что повисла после моих слов. Мы никогда не говорим о Дэйзи. Мне просто кажется, что если я буду игнорировать тот факт, что они муж и жена, я смогу притвориться, что она просто слишком уж услужливый квартирант в его квартире. К сожалению, Скорпиус отправляется на кухню за мной следом.

— Наверное, она самый добрый человек, которого я встречал в своей жизни, — говорит он мне. Мне стоит огромного труда сдержать саркастический смешок. — Она очень беспокоится о посторонних людях, — ага, особенно о том, как украсть у меня моего же ребенка. — И благодаря ей я смог многое… пережить.

— Что именно? — спрашиваю я, внезапно ощущая потребность защищаться. — Почему я не могла тебе помочь?

— Роза, в тебе и было все дело.

Ох. Вот значит как… дело.

— Мы были хорошими друзьями — я и Дэйзи, — продолжает Скорпиус. Хотя я даже не прошу его продолжать. — А когда мы с тобой расстались…

— В который раз?

— Во все разы, — признается он, — она выслушивала меня. И помогала находить силы двигаться дальше.

Да уж, держу пари, она помогала. Неудивительно, что она так сильно меня ненавидит. Я ужасная стерва, которая разбила сердце Скорпиусу и изменила ему с каким-то посторонним мудаком. Или как-то так.

— Роза, мы встречались до поездки в Америку, — говорит он мне.

— Что?! — вырывается у меня непроизвольно. — Вы встречались с Дэйзи до поездки? И как долго?

— Не знаю, — бормочет он, — пару месяцев.

— Пару месяцев?! — переспрашиваю я пискляво. Господи, что с моим голосом? — Почему ты мне ничего не сказал?

— Потому что, честно говоря, это тебя не касалось! — восклицает он. — И прежде чем ты начнешь говорить что-то об Эйдане и о том, что ты мать моего ребенка, у меня вообще-то тоже есть личная жизнь, понимаешь? И это вовсе не значит, что ты можешь вертеть мной, как тем мужиком, с которым ты ушла в канун Нового года!

— Ничего не было! — кричу я. — И я думала, что мы друзья. Друзья делятся друг с другом подобным!

Тишина. Он не знает, что на это сказать. Я тоже не знаю, как на это ответить. Мне было гораздо легче, когда я думала, что Дэйзи была просто сотрудницей, на которой Скорпиус решил жениться, потому что он такой идиот. Но тот факт, что она была его девушкой и действительно ему нравится… меня это убивает.

— Она тебе и правда нравится? — спрашиваю я.

— Роза, я женился на ней, — вздыхает он.

— Твоему отцу она не нравится, — немного по-детски заявляю я.

— Моему отцу никто не нравится, — отвечает он.

— Ему нравится твоя мать, — возражаю я. — Так что кто-то ему все же нравится.

— Верно, — смеется Скорпиус, — в этом случае ему нравится один-единственный человек.

— А еще я уверена, что он любит тебя, — говорю я. — И он, кажется, любит Эйдана.

— Ладно, он не любит никого, кроме членов своей семьи, — говорит он. — Так к чему ты клонишь?

— Не знаю, я запуталась.

Скорпиус качает головой. Меня одолевает странное желание: поддаться искушению и принять предложение Драко Малфоя, чтобы совместными усилиями избавиться от Дэйзи, но пока мне еще рано так низко падать. Кроме того, я практически уверена, что Драко посещает собрания Анонимных адептов Зла, и он легко может сорваться.

— Что это? — спрашивает Скорпиус поднимая со стола брошюру. — Расширенный курс зельеварения?

— Ох, ничего важного! — быстро отзываюсь я, выхватывая брошюру из рук Скорпиуса. — Это мне дал целитель, ну, о проведении вечерних курсов… глупости какие.

— Собираешься пойти? — серьезно спрашивает он.

— Нет.

— Но почему?

— Потому что… — я разочаровано вздыхаю. — У меня нет на это времени: работа, Эйдан и так далее.

Раздражение явно читается на его лице.

— Роза, решайся. Я могу присматривать за Эйданом, да вся твоя семья может за ним присматривать, даже эта сумасшедшая маггла, и та способна присмотреть за ним на пару часов, случись такая необходимость! — думаю, я должна оказаться на пороге смерти, чтобы додуматься оставить Эйдана с миссис МакГиннес. — Ты всегда была лучшей в зельях.

— Не совсем, — бормочу я.

— Да, была. Ты пойдешь, — говорит он.

— Нет, не пойду.

— Роза, ради Мерлина! — говорит он, практически крича. — Ты постоянно жалуешься, какая же у тебя дерьмовая жизнь, но когда появляется шанс что-то изменить, ты просто сбегаешь, потому что чертовски боишься не справиться! — и почему у меня такое чувство, что он сейчас говорит вовсе не о вечерних занятиях? — Я всегда считал, что ты истинная гриффиндорка! Думал, что ты смелая!

— Я не могу этого сделать! — возражаю я. — Ну какой в этом смысл?

— Смысл в том, что ты будешь заниматься тем, что тебе хочется, — говорит он мне. — Ты будешь делать что-то для себя, и перемены не заставят ждать, — подмечает он важную деталь. — А еще, может быть, ты перестанешь пытаться всех задеть и не будешь никого злить, — и затем он заходит так далеко, как никогда до этого. — Я сейчас уйду, потому что у меня просто руки чешутся тебя прибить. У тебя лучше всех получается доводить меня до бешенства, Уизли.

Он уходит в сторону комнаты Эйдана, чтобы попрощаться с ним, а затем просто аппарирует. Я беру брошюру, переворачиваю и начинаю заполнять форму для участия в вечерних курсах.

— Это настолько чертовски предсказуемо, Дженни, — негодует Дом. — И почему Ал не может жениться на нормальной девушке?

— Тетя Дом сказала запрещенное слово! — хихикает Ремус.

— Мама, Дом сказала запрещенное слово! — говорит мне Эйдан, словно я могла не услышать ее.

— Ох, попридержите подгузники, — огрызается Дом. Она всегда такая заботливая, наша Дом.

— Мы не носим подгузники! — жалуется Эйдан. — Мы не малыши!

Дом сегодня присматривает за Ремусом по просьбе Виктуар. Поэтому мы все расположились в доме Дженни, помогая ей с планированием свадьбы, до которой осталось каких-то четыре недели. Я единственная, кто знает о ее беременности, поэтому остальным любопытно, с чем же связана подобная спешка. Лили и сестра Дженни Джиллиан тоже здесь и с огромным любопытством наблюдают за Дом, пытающейся сладить с детворой. Дом никогда не интересовали свадьбы, если не брать в расчёт свадьбу Виктуар, но, как правило, она никогда не упускает шанс побыть вместе с родней.

Тем не менее, планы Дженни на девичник приводят ее просто в бешенство.

— Думаю, что выходные на природе были бы действительно удачным решением! — говорит Дженни. — У нас прекрасный коттедж, в котором мы могли бы остановиться, там есть солярий и все такое…

— Девичник — это не солярий и коттедж, а стриптизеры и текила! — утверждает Дом, и я должна признать, что резон в ее словах есть. Хотя стриптизеры и текила, вероятно, не сильно подходят беременной невесте.

— А что такое текила? — спрашивает Ремус.

— Это нечто наподобие оружия у магглов, — поясняет ему Эйдан. И я даже не пытаюсь его поправить. Кажется, этим двоим и так весело — они сидят за столом и раскрашивают свадебные платья в каталоге в черный цвет.

— Дженни, — взвешенно произносит Дом, — ну, сама подумай. Это твой последний шанс оттянуться на полную катушку. Ты правда хочешь провести свои последние дни свободы в каком-то дурацком коттедже?

— Тетя Дом опять сказала запрещенное слово! — прыскает снова Ремус, и Дом закатывает глаза.

— Дом, следи за языком, вокруг дети! — шипит Дженни, и я согласно киваю. И так плохо, когда Джеймс учит их нецензурно ругаться, но чтобы еще и Дом вносила свою лепту… увольте.

— В словах Дом есть определенной смысл, — говорит Лили, — в том плане, разве мы не должны оторваться по полной? Это ведь единственная свадьба Поттеров, если не считать моей, в которой я могу поучаствовать!

— А как же Джеймс? — спрашиваю я.

— О, я тебя умоляю, никто и никогда не захочет выйти за него замуж, — весьма уверенно заявляет она. И, похоже, тут она попала в точку.

— Это моя свадьба. И это мой девичник. И сделаем мы все по-моему, — говорит Дженни, заставляя Дом безмолвно шипеть себе под нос «запрещенные слова», но все же не озвучивать их в слух. — Так что сейчас на мой девичник идут Роза, Дом…

— Не рассчитывай на меня, вдруг я буду занята в эти выходные, — сухо произносит Дом.

— … Лили, Молли, Виктуар, Джиллиан и Дэйзи. Я просто подумала, что мы все…

— Погоди секунду, — перебиваю я. — Кого ты назвала последней?

Дженни бросает на меня нервный взгляд.

— Я не могла ее не включить в список, Роза. Понимаешь, если ты ее лучше узнаешь, то поймешь какая она милая.

Я вижу, как Эйдан смотрит на меня. И мне ничего не хочется говорить о ней при всех, но Дженни знает, что я сейчас чувствую — я шокирована. Дом приподнимает вопросительно брови и усмехается.

— Этот девичник становится все лучше и лучше, — с сарказмом тянет она. — Роза, как насчет такого: мы с тобой идем в мужской стриптиз-клуб и хорошенько все это отшотим* текилой?

И почему она это говорит, когда мой ребенок находится в одной с нами комнате?

— Мама собирается застрелить стриптизеров! — взволновано вскрикивает Эйдан.

— Поздравляю, Дом, — бормочу я. — Эйдан, почему бы вам с Ремусом не поиграть в гостиной?

— Но мама…

— Немедленно.

Мальчишки убегают в гостиную, размахивая воображаемыми палочками и насылая воображаемые заклинания. Я разворачиваюсь к Дженни и сверлю ее взглядом.

— Роза, я знаю, что она тебе не нравится, но не могу же я не пригласить ее, — оправдывается Дженни. — Думаю, что вы бы с Дэйзи смогли бы поладить, если бы ты дала ей шанс.

Я готова заорать сию же минуту, и это вовсе не смешно. Если бы они только знали, что задумала Дэйзи. Если бы это был мой девичник, я бы не пригласила на него злую, коварную суку, которую ненавидит Дженни…

— А давай пригласим Лауру! — ухмыляюсь я. Теперь уже Дженни прожигает во мне дырки взглядом.

— Зачем приглашать Лауру? — спрашивает она, хмуро смотря на меня. — Мы с ней не лучшие подруги.

— Ну, это была бы прекрасная возможность выровнять ситуацию! — усмехаюсь я, а затем добавляю: — В том смысле, она очень милая, если ты узнаешь ее получше.

Дженни и Лаура никогда особо не ладили. Дженни думает, что Лаура — эгоистичная стерва, в то время, как Лаура думает, что Дженни — раздражающая маленькая пай-девочка. И я не знаю точно, кто из них прав. Иногда, я согласна с обеими, иногда — нет. Все зависит от настроения.

— В словах Розы есть резон, — говорит Дом. — У Лауры чудесный смех.

Выражение лица Дженни говорит только об одном желании — как можно скорее прикончить меня. Она всегда старается дать людям шанс, и сейчас было бы лицемерием не пригласить Лауру.

— Ладно, пусть она приходит, — бормочет она. — Но тогда и Дэйзи тоже может прийти.

— Прекрасно, — бормочу я в ответ. Надеюсь, я подхвачу драконью оспу на этих выходных.

Сестра Дженни Джиллиан очень похожа на нее. На два года старше, с такими же каштановыми волосами и большими глазами, и такая же коротышка. Единственная разница между сестрами Уинтерс в том, что Джиллиан — маггла, как и все остальное ее семейство. Джиллиан гораздо спокойнее Дженни, да и манеры ее такие прекрасные, что на ее фоне Дженни выглядит грубиянкой… а это о многом уже говорит. Джиллиан из тех людей, при которых мне становится неудобно ругаться, ведь она может посчитать меня плохим человеком, даже если никогда и не скажет об этом в лицо. Меня вгоняет в ужас эта милая, добросердечная, щедрая девушка ростом всего в пять футов. И я практически уверена, что сама она напугана Дом, которая, похоже, и вовсе не видит проблемы в том, чтобы выражать свои мысли не всегда цензурно.

Иногда у меня возникает вопрос — на самом ли деле Дом дочь тети Флер? А еще у меня есть теория, что однажды во время смены дяди Билла в Гринготтсе бывшая заключенная по имени Сумасшедшая Ким попыталась ограбить банк. Дядя Билл помешал ей, и, конечно же, после ожесточенного противостояния они провели жаркие часы в одном из банковских хранилищ. А девять месяцев спустя, на пороге Ракушки появился сверток с ребенком, и тетя Флер решила воспитать его, как собственного. И только дядя Билл видел вложенную в пеленки записку «Она твоя. Сумасшедшая Ким». И тетя Флер на самом деле не знает, что Дом — биологическая дочь дяди Билла.

Ладно, Дом была похожа на тетю Флер, ну, до того момента, как решила перекрасить волосы, и только одно это низводит мою теорию до уровня базарной сплетни. Но, тем не менее, что-то явно пошло не так в генетическом плане — она может быть красоткой, но изящества в ней столько же, сколько в вомбате под наркотой.

После посиделок у Дженни мы с Эйданом отправляемся к маме и папе на ужин. Мы приходим к ним каждую вторую субботу, если в этот день он не гостит у Скорпиуса. Папа открывает двери, выглядя весьма раздраженным.

— Что еще…

— Одри, — коротко отвечает папа, прежде чем я успеваю задать вопрос. Эйдан забегает внутрь, до того как я успеваю взять его за руку и смыться домой — терпеть не могу находиться с Одри под одной крышей. Она именно тот человек, которого вы бы назвали целиком и полностью свихнувшимся.

— Она здесь? — спрашиваю я, пока папа отходит в сторону, чтобы впустить меня.

— Ага, помогает твоей матери с предвыборной кампанией, — поясняет папа. — И она здесь уже шесть часов.

Краем глаза я замечаю, как он лихорадочно сжимает мяч-антистресс, который я подарила ему на день рождения.

Одри сидит за кухонным столом вместе с мамой, а вокруг них валяется не меньше сотни плакатов с фото мамы и лозунгами типа «Уизли всего добьется!», а у мамы на лице застыло такое выражение, словно она готова придушить ее немедленно.

— Гермиона, не понимаю, почему бы нам не использовать эту прекрасную фотографию для плакатов, она ведь просто потрясающая, — произносит Одри.

— Но я в купальнике на пляже Италии! — протестует мама, а затем добавляет. — И она была сделана больше двадцати лет назад во время нашего медового месяца!

— Ох, не будь такой переборчивой…

— Привет, Роза, — устало вздыхает мама, когда замечает меня, и встает, чтобы обнять. — Как прошло свадебное планирование?

Одри выглядит раздраженной и нетерпеливой, пока я рассказываю о свадьбе Ала и Дженни, под конец же моего рассказа она уже нервно постукивает пальцами по столешнице. Она такая тупица. Даже дядя Перси вел бы себя тактичнее.

— Ладно, вернемся к твоей кампании, Гермиона, — хлопает Одри в ладоши, прерывая мой рассказ. — Думаю, у нас есть поддержка практически всех магглорожденных…

— Одри, разве мы не слишком спешим? — спрашивает мама. — Кандидаты на пост министра еще даже не были объявлены. Визенгамот должен утвердить список кандидатов, меня могут даже не выбрать!

— Вздор, Гермиона, конечно же тебя выберут! — вскрикивает Одри. Постороннему человеку такая реакция Одри может показаться искренней поддержкой, но мы то прекрасно знаем. Одри, наверное, самый эгоистичный человек из всех, кого я знаю, и единственная причина, по которой она хочет, чтобы мама стала министром или же просто баллотировалась на эту должность, состоит в том, что именно ее имя засветится на страницах Пророка, а сама она станет на ступеньку выше среди служащих Министерства. Она поступила точно так же, когда Джеймс попал в команду Пушек Пэддл. Слава — это такая непостоянная штука, но именно она интересует тетю Одри больше всего. Иногда я задаюсь вопросом, а не вышла ли Одри замуж за Перси только потому, что он Уизли. На самом деле, для меня это давно не секрет, ведь ответ на этот вопрос определенно «да». Она всегда была влюблена в дядю Гарри, ведь он, вероятно, самый известный человек в волшебном мире.

Папа принимается за приготовление ужина, надеясь, что Одри уловит намек и начнет собираться, но она остается и когда ужин уже готов, накладывает себе тарелку и благодарит папу. И когда она наконец-то уходит, забирая с собой все плакаты, мама облегченно выдыхает, выглядя донельзя вымотанной.

— Ты и правда собираешься стать министром, ба? — спрашивает Эйдан у мамы.

— Я не знаю, дорогой, — вздыхает мама, — но попробую.

— И мне все равно придется ходить в школу?

— Да, — немедленно отвечаю я.

— А маме все равно придется ходить на работу?

— К сожалению, — произношу я.

— Ох, — разочаровано тянет он. Очевидно, что мама ставшая министром магии, никак не повлияет на него. А что влияет на него, так это моя дружба с его учителем Брайаном. Каждый раз, как Брайан переступает порог нашей квартиры, Эйдан убегает к себе в комнату, оглушительно хлопая дверью, словно капризный подросток. Чувствую, когда-нибудь он выкрасит волосы в черный и начнет пользоваться подводкой, подражая Хью… и какое же счастье, что Хью все это перерос. Не понимаю, почему моя дружба с Брайаном оказывает на него больше влияния, чем брак Скорпиуса и Дэйзи.

Дэйзи. Даже одна мысль о ее имени будит во мне желание хорошенько по чему-нибудь ударить. И если бы Дженни не была весьма вовремя беременной, то ей бы от меня досталось. Она что, совсем рехнулась? Зачем ей приглашать Дэйзи на девичник? Я изо всех сил старалась избегать ее последние дни, надеясь, что она позабудет об опеке. Теперь я просто оставляю Эйдана под дверью в их квартиру, стучу и сбегаю, стоит мне только услышать, что дверь начала открываться. Я знаю, что так не может продолжаться вечно, но надеюсь, что смогу протянуть до семнадцатилетия Эйдана. Или, хотя бы, пока он не пойдет в Хогвартс.

* * *

К сожалению, мне не удается долго избегать Дэйзи. Стоит нам вернуться от родителей, как мы натыкаемся на нее у наших дверей.

— Черт, забыла положить чеснок, — бормочу я.

— Привет, Дэйзи! — радостно здоровается с ней Эйдан.

— Привет, милый, — улыбается она. И это так отвратительно. Я открываю дверь, и Эйдан вбегает внутрь, чтобы обнять Олли. Я чувствую вину, оставляя Олли на целый день дома, поэтому обычно я закидываю ее к Тедди, а иногда к миссис МакГиннес, надеясь, что она не заметит некой агрессивности Олли — шишуги не очень любят магглов, — но Олли, кажется, самая миролюбивая из них. Она не хватает Брайана за ноги, стоит ему только переуступить порог нашего дома, пусть и лает. Однако сегодня миссис МакГиннес собралась на похороны, а Тедди навещал бабушку, так что Олли пришлось остаться в одиночестве дома. Миссис МакГиннес и ее хорошая подруга Табита традиционно посещают похороны. Не важно, знали ли они хорошо усопшего или нет, они все равно заявятся на его похороны, хотя бы ради бесплатного чая и сэндвичей и, конечно же, ради сплетен.

— Что ты здесь забыла? — грубо спрашиваю я, когда убеждаюсь, что Эйдан точно нас не услышит.

— Могу я войти? — спрашивает Дэйзи.

— Не думаю, — отвечаю я.

— Да перестань, Роза, мы обе взрослые, — говорит она, скрестив руки на груди. — Я просто хотела извиниться за то, что сказала на днях. Мне не стоило этого говорить, я знаю.

Я мгновение разглядываю ее. Она выглядит хорошо для своих тридцати трех лет, пусть мне это и тяжело признать. На ее лице не видно ни морщинки. И мне бы стоило поинтересоваться, что за заклинание лифтинга она использует, потому что ну не может же она и на самом деле выглядеть так.

— Скорпиус знает, что ты здесь? — спрашиваю я.

— Нет, — спокойно признается она, — я подумала, что нам стоит самим во всем разобраться.

— Значит, он не знает и о твоей идее с опекой?

— Могу я просто войти? — вздыхает Дэйзи. — У меня такое чувство, что твои соседи наблюдают за мной.

И в этом она не ошибается. Старина Фрэнки Райс, как правило, проводит целый день, подглядывая в глазок за соседями. А еще у него есть дурная привычка, внезапно выскакивать, когда вы идете мимо, и спрашивать: «А куда это ты ходил в шесть утра?» И вероятность того, что он подслушает разговор до смешного велика, поэтому я отхожу и впускаю ее в квартиру.

Однако пройти ей удается только в прихожую, потому что дальше я перекрываю ей проход. Я стою со скрещенными руками, смотрю на нее и жду, когда же она заговорит.

— Мне жаль, что я тогда это все тебе высказала, — говорит она.

— Ты уже это говорила. Еще что-то?

— Нет.

Она выглядит раздраженной, но молчит.

— Мне становится скучно, — произношу я, — пожалуйста, просто скажи уже то, ради чего ты пришла, и уходи.

— За что ты меня так ненавидишь? — сердито шипит она. — Я всего лишь пыталась с тобой поладить.

— Критикуя меня, как родителя? У тебя весьма странное представление о «поладить», — усмехаюсь я.

— Я уже извинилась, ты бы могла проявить вежливость и притвориться, что приняла мои извинения! — яростно шепчет она. Эйдан как раз включил телевизор, и я надеюсь, что он нас не слышит. — И я только хотела помочь уладить все вопросы относительно опеки! Ты же все вывернула так, словно я попыталась украсть твоего ребенка или еще что-то в этом же роде! — я молчу, потому что именно так и думаю. — Роза, я знаю, ты очень занята работой, свадьбой Дженни, а теперь еще и этими вечерними занятиями…

— Погоди, Скорпиус рассказал тебе об этом? — перебиваю я. — Он рассказал о вечерних курсах?

— Да, упомянул об этом, — пожимает она плечами, — он же мой муж и все мне рассказывает.

Ага, как же, вряд ли он рассказал тебе о том, что спал в моей постели пару недель назад. На моей кровати. Не в ней. И держу пари, что он не рассказал ей о том, что у него дислексия.

— Я просто хочу помочь тебе, — повторяет Дэйзи.

— Почему ты хочешь помочь мне? — скептически уточняю я.

— Потому что ты очень много значишь для Скорпиуса, — быстро отвечает она, — и я бы хотела, чтобы мы поладили. Все так запуталось. И… знаешь, давай, просто забудем об опеке.

Сомнения все еще не дают мне покоя. Почему она слишком быстро отступила? Она предложила это Скорпиусу, и он в отместку угрожал ей разводом? Ладно, это уж вряд ли, я всего лишь по привычке выдаю желаемое за действительное. И все же, что могло случиться, что она больше не хочет заниматься вопросом об опеке?

— Я слишком откровенна, что не всегда мне идет на пользу, — продолжает Дэйзи, — а еще всегда сую нос в дела других людей. Мне правда жаль, — она протягивает руку, — друзья? — я продолжаю смотреть на нее. — Или, на крайний случай, не враги?

Я киваю и пожимаю ей руку, а потом она уходит. Теперь я и не знаю, что о ней думать. Все, что знаю — я ей не доверяю. Тем не менее, я выкидываю мысли о Дэйзи из головы и иду помогать Эйдану с его упражнениями с алфавитом.

* * *

— Почему, во имя магии во всем мире, я должна ехать на девичник Дженни Уинтерс?

Лауре совсем не по душе идея отправиться с нами загород. Она этому рада еще меньше, чем Дом. Дженни поручила мне пригласить Лауру на девичник, потому что единственное ее желание — это как можно меньше общаться с Лаурой Фелппс. Поэтому после работы я позвонила Лауре и попросила ее заехать ко мне домой.

— Потому что если ты не придешь, у меня не будет никого, кого можно будет противопоставить Дэйзи, — говорю я ей.

— А что Дом?

— Весьма маловероятно, что Дом вообще заявится на девичник, — поясняю я. — В данный момент она занята поисками дешевого жилья в Москве на эти выходные.

— А Лили? — в отчаянии спрашивает Лаура. — Или Молли, или еще кто-нибудь!

— Лили почему-то нравится Дэйзи! — выкрикиваю я. — И я даже не собираюсь ничего отвечать на твое второе предложение. Пожалуйста, Лаура, приходи!

Лаура закатывает глаза, тяжело вздыхает и молчит где-то с минуту.

— Ладно, — наконец-то произносит она. — Но только при одном условии.

— Да, все что угодно!

— Теперь мы будем с тобой квиты. Ты больше не сможешь предъявить мне «я спасла тебе жизнь».

Это она вспомнила тот случай, когда мы с Джеймсом обнаружили, что Лаура потеряла сознание после передозировки средства для похудения. И да, я весьма часто прибегала к этому аргументу.

Никогда не претендовала на звание «хорошего человека».

— Договорились, — соглашаюсь я.

— Не могу поверить, что подвязалась на все это, — бормочет Лаура. — Дженни Уинтерс для меня, что для тебя Дэйзи, надеюсь, ты понимаешь.

— Она не такая уж и плохая, — говорю я, — и не похоже, что она выходит замуж за любовь всей твоей жизни.

— Ал мог стать любовью всей моей жизни, — говорит Лаура, — я никогда не приглядывалась к нему, пока она не захомутала его на шестом курсе.

— Это потому, что ты была занята охотой на его брата, — говорю я. Она хмурится.

Вероятно, это не та тема, о которой стоит вспоминать.

_______________________

*shot — выстрел. В данном случае идет игра слов — стопка для текилы, но и выстрел тоже).

— В общем, теперь у меня три парня, и это не считая Джейсона, который больше коллега, с которым мы иногда целуемся. Так что я спросила у мамули: что же мне делать? Кого выбрать? Мартин такой симпатичный, но Кевин очень умный, а Натан — успешный... Я просто не в состоянии сделать выбор! Иногда быть популярной — так утомительно. Хотя вам, наверное, не понять...

— Джилиан, ты не могла бы врезаться вон в то дерево? — Дом прерывает речь Молли, которая нудит уже минут двадцать пять. Джилиан, сестра Дженни, побаивается Дом. Полагаю, она еще не влилась в нашу компанию.

Мы на пути в загородный коттедж, где проведем девичник Дженни. Это была ее идея: взять микроавтобус отца, а не использовать портключ. Как оказалось, это была не лучшая идея. Фактически, это худшая идея из всех, придуманных когда-либо человеком, включая Теодора Фругса, который захотел быть первым, кто пролетит через Атлантику на метле голышом. Кажется, он упал где-то в районе Ирландии после необычайно сильного шторма и был найден группкой магглов.

М-да, эта идея все равно хуже.

Мне удалось отпроситься с работы в эту пятницу, а Эйдан остался со Скорпиусом на «мальчишник». Надеюсь, они будут живы к нашему возвращению.

Джилиан за рулем, Дженни и ее подруга Кейт сидят рядом на передних сидениях. Я застряла между Молли и Дом, а позади нас расположились Лили, Дэйзи, Виктуар и Лаура. Вначале Лаура сидела на месте Молли, но через три минуты поездки Молли пожаловалась, что ее укачивает, так что Лаура согласилась пересесть, если та заткнется.

Не заткнулась.

— Ты просто завидуешь, что у меня есть парни, Дом, — дерзит Молли. Не одна я хмыкаю в ответ на это заявление. Дом — частично вейла, Молли — частично тетя Одри. Не нужно быть гением, чтобы посчитать, у кого больше бойфрендов. Дом даже не удосуживается ответить.

— Еще долго ехать? — ноет Молли.

— Еще три с половиной часа, — отвечает Дженни, — так что расслабься.

— Убейте меня, — бормочет Дом.

— Кто хочет поиграть во что-то? — радостно спрашивает Дэйзи позади меня. Серьезно, меня тошнит от этой женщины. Я буквально чувствую горечь во рту. Дом закатывает глаза, и я рада, что не мне одной эта идея кажется дурацкой.

— Отличная идея, Дэйзи! — восклицает Лили. Предательница. Затем они, как дети малые, играют в слова. Начинает Молли.

— Вижу я одним глазком... кое-что на букву «С»! — она выглядит настолько довольной собой, будто мы никогда не узнаем, о чем она думает.

— Собака? — спрашивает Дом.

— Что? Здесь нет никакой собаки, — шипит она, явно раздраженная тем, что Дом не воспринимает игру всерьез.

— Нет, но я думала, вдруг ты посмотрела в зеркало или типа того.

Я просто обязана дать ей пять за такое. Хорошая шутка заслуживает этого.

— Дом больше не играет, — по-детски говорит Молли.

— Вижу я одним глазком... кое-что на букву «З», — говорю я.

— Задницу? — спрашивает Дом, кивая на Молли.

— Молодец, Дом!

— Заткнитесь! — орет Молли на нас.

— Девочки, прекратите дразнить Молли, — просит Дженни.

Молли хитро нам улыбается, радуясь, что нам влетело. Как она вообще может быть нашей родственницей?

— Я так и знала, что нужно было аппарировать, — бормочет Дом. — Кстати, как твой первый урок аппарации, Роза?

Я надеялась, все забудут, что мои уроки аппарации начались на прошлой неделе. Достаточно того, что я единственная из всей семьи, кроме Эйдана, кто не умеет аппарировать, так меня еще и бесит то, что все об этом знают. В машине воцаряется тишина, всем интересно услышать мой ответ.

Честно говоря, все прошло нормально. Могло бы быть и лучше, но с другой стороны, могло быть и хуже. В субботу утром я прибыла на занятие в Министерство, встретив там тетю Одри, раздающую в фойе листовки с маминым лицом и ярко-красной надписью «Голосуйте за Уизли!». Уверена, что это не мама выбрала красный цвет — он вызывает ассоциацию с коммунистами. Мне не удалось обойти тетю, так что она выдала мне целую стопку листовок для раздачи в классе.

Ей не стоило давать мне такую стопку — в классе было всего три человека, включая меня. Двое других были мужчинами за сорок. Один из них, Майк, не сдавал экзамен по аппарации в Хогвартсе и как-то не удосужился попробовать еще раз, поэтому везде пользовался портключами. Второй, Джон, только восстановил свою память после дуэли с братом, и вынужден был обучаться всему заново, в том числе и аппарации.

В связи с тем, что в классе так мало учеников, все точно заметят, если я расщеплюсь. К счастью, это случилось лишь однажды — ничего серьезного: я потеряла часть мизинца. Но после двух часов я смогла аппарировать успешно. Слава богу, осталось всего три занятия.

— Нормально, — отвечаю я.

После двух часов в пути, когда все устали от нытья Молли, мы останавливаемся возле парка, чтобы размять ноги. Дженни прихватила целую гору бутербродов и термосы с чаем для всех. Вероятно, это самый странный девичник в мире. Забудьте розовые боа и тарелки в форме члена — у нас бутерброды с ветчиной и сыром. Но как бы мило это не звучало, жевать бутерброды на улице в феврале так же приятно, как спускаться голой задницей с Гималаев.

Мы с Дом и Лаурой отделяемся от группы, чтобы прогуляться по парку.

— Не думаю, что смогу дальше ее выдерживать, — жалуется Дом. — Зачем вообще было приглашать Молли?

— Согласна. Я уже и забыла, какой надоедливой она была в школе, — поддакивает Лаура. Мы останавливаемся, чтобы присесть на больших камнях, потуже затягивая наши пальто.

— Забейте на Молли. Как она могла пригласить это нечто? — спрашиваю я, недовольная тем, что они ее еще не упомянули.

— Ты имеешь в виду Дэйзи? — спрашивает Дом.

— Да, кого же еще?

— Не так уж она и плоха, — говорит Дом. — Не убивай меня.

— Не так и плоха? — усмехаюсь я. — Эта женщина — полнейший кошмар.

— Я не очень-то ее знаю, — пожимает плечами Лаура. — Что делает ее такой кошмарной? Ну, кроме того, что она замужем за Скорпиусом.

— Она ужасная сука, во-первых, — начинаю я. — Она считает себя лучше других. Разве вы не заметили, как она бесит? — они обе пожимают плечами. — И она хочет получить опеку над Эйданом, — на это они наконец реагируют.

— Что? — вскрикивает Дом.

— Да ладно? — у Лауры перехватывает дух.

— Ну, она считает, что нам со Скорпиусом необходимо законное соглашение об опеке, — признаю я. Теперь они выглядят разочарованными. — У нас все было хорошо, пока она не появилась! Эта Маленькая Мисс Коровья Морда думает, что знает, как лучше для моего сына! Единственная причина, по которой Скорпиус с ней, в том, что я его отшила.

— Кхм.

Мое сердце буквально замирает на секунду от этого звука. Мы втроем одновременно оборачиваемся, чтобы встретиться лицом к лицу с вышеупомянутой женщиной.

Дэйзи.

— Дженни говорит, мы отправляемся через минуту, — сообщает она, хмурясь, а затем разворачивается и уходит к микроавтобусу. Дом и Лаура смотрят на меня широко раскрытыми глазами.

Вот дерьмо.

— Вы думаете, она слышала меня? — шепчу я.

— Ну, если нет, то она Маленькая Глухая Мисс Коровья Морда, — говорит Лаура.

Двойное дерьмо.

* * *

Дэйзи молчит до конца дороги. Она сидит сзади всех, уставившись в окно и скрестив руки. Знаю, это не должно меня волновать, но волнует. Теперь я чувствую вину, хоть и ненавижу ее. Дом и Лаура бросают на меня красноречивые взгляды, так что я не смею даже посмотреть на них. Молли, кажется, не замечает напряжения и продолжает ныть, пока мы наконец не добираемся к загородному коттеджу Уинтерсов, и его вид изгоняет лишние мысли из моей головы, пока мы выходим из микроавтобуса.

— Ох, твою мать, да ты, наверное, издеваешься!

Должна признать, реакция Дом довольно спокойная, учитывая конструкцию, которую мы видим перед собой. Я думала, она будет рвать волосы на голове, орать во всю глотку и душить Дженни. Потому что я очень близка к этому, а я горжусь своей терпимостью к вещам, которые Дом не выносит.

— Мы же не останемся здесь на все выходные, — она поворачивается к Дженни. — Ни в коем случае.

Коттедж Уинтерсов — не более чем лачуга с зимним садом. Такое ощущение, что он готов развалиться от малейшего дуновения ветра. Это крошечное бунгало с террасой, которая выглядит совершенно не к месту. Сад заброшен, так как им не занимались с прошлого лета, по словам Дженни. Но, как по мне, за ним не ухаживали со времен Средневековья. Может, они просто издеваются над нами, да и все. А, может, внутри все магически улучшено.

С другой стороны, семья Дженни — магглы. Думаю, эти выходные просто доконают меня.

— Внутри очень мило, — серьезно говорит Дженни.

— Там есть комнаты для нас всех? — спрашиваю я, заранее зная ответ. Дженни выглядит немного взволнованной, будто не осознавала, что пригласила аж десять человек. Вот я знала, что нужно было оставить Молли дома. И Дэйзи.

— Разберемся, — не очень убедительно говорит Дженни.

— В миле от дороги есть красивое озеро, — добавляет Джилиан, пытаясь разрядить атмосферу.

— Замечательно. По крайней мере, нам будет, где утопиться, — хмуро говорит Дом.

— Ох, не унывайте, девочки! Я уверена, мы отлично повеселимся, — приободряет нас Дженни.

Мы с Дом обмениваемся взглядами, полностью игнорируя ее.

Внутри не лучше, чем снаружи. На самом деле, даже хуже. Гостиная с диванами и крошечная кухня с самой маленькой ванной комнатой в мире. Даже душа нет, просто шланг, торчащий из стены над унитазом. Две спальни, обе меньше, чем та, что у Эйдана в нашей квартире. Фактически, этот дом даже меньше мой квартиры, которая совсем невелика для двух людей — ну, для одного с половиной, ведь Эйдан еще маленький. А нас здесь десять человек.

— Итак, кто спит на крыше? — спрашиваю я.

— Чур я на кровати! — вопит Молли.

— Вторая кровать — моя! — восклицает Лили.

— Диван! — выкрикивают одновременно Дом и Лаура.

— Эй, не должна ли Дженни спать на кровати — все-таки это ее девичник? — спрашиваю я. Люди с подозрением относятся к подобной щедрости с моей стороны. И поверьте, если бы не беременность, как раз Дженни и спала бы на крыше.

— Ладно, — соглашается Лили, ведь Молли не собирается уступать свою кровать.

Дженни разжигает огонь, так как отопление не работает. Мы сидим в кругу в гостиной, укутанные в покрывала, ведь снаружи начинает темнеть. Мне стоило задуматься, что так и будет, учитывая то, что нам сказали прихватить спальные мешки. Поскольку все погрузились в девчоночьи разговоры и сплетни, я снова чувствую себя виноватой. Да, мне не нравится Дэйзи, и я не очень-то стараюсь это скрывать, но я никогда не хотела, чтобы она услышала, как я говорю о ней подобные вещи за ее спиной. Это выглядит так подло. Она очень молчалива весь вечер, хотя Виктуар и пытается вовлечь ее в разговоры. Дэйзи и Виктуар, похоже, поладили; вероятно, потому что они почти одного возраста. Ну, Виктуар — двадцать семь, а Дэйзи — около ста, так что Виктуар ближе всего к ней по возрасту.

Я даже не могу поговорить с Дом, так как помещение слишком маленькое — все услышат. Так что я продолжаю корить себя, пока мы все не начинаем готовиться ко сну — в полдесятого. Дженни, Джилиан и их маггловская подруга Кейт занимают одну из спален. Виктуар сгоняет Дом с одного из диванов и укладывается на нем сама, а Лаура уступает диван Дэйзи. Думаю, она тоже чувствует вину за то, что случилось. Учитывая то, что на полу в гостиной слишком мало места, Лили нехотя соглашается спать на полу в спальне с Молли. Дом, Лаура и я укладываемся на холодном полу гостиной в спальных мешках, надев пальто поверх пижам.

— Чертовски нелепо, — бормочет Дом, когда мы все начинаем засыпать.

* * *

Утром Дженни врывается в гостиную в восемь утра и взмахом палочки распахивает шторы. Мы с Дженни, Дом, Лаурой и Виктуар недовольно фыркаем, когда дневной свет падает на наши лица. Хоть пол и очень неудобный, я бы с удовольствием поспала еще несколько часов, будь такая возможность.

Замечаю, что Дэйзи уже проснулась и сидит на диване. Интересно, как давно она так сидит.

— Ну же, девчонки, поднимайтесь! — зовет Дженни счастливо. — Мы идем в поход! — и затем радостно скрывается в ванной. Лаура снова проваливается в сон, а Дом удивленно смотрит на меня.

— Она же не серьезно? — хрипло спрашивает Дом. — Если она думает, что я собираюсь в поход, ей не поздоровится...

Вскоре Дженни выходит из ванной и направляется в комнату Молли и Лили, чтобы разбудить их. Что, черт возьми, случилось с утренней тошнотой? Беременные должны быть истощены по утрам, а не собираться в поход! Меня постоянно рвало до обеда, когда я была беременна Эйданом, а иногда и по вечерам. Дженни Уинтерс — официально ошибка природы.

Через полчаса мы все собраны. Дэйзи старается держаться от меня подальше, насколько это возможно в таком маленьком помещении, и мне даже интересно, не планирует ли она столкнуть меня с горы, когда мы пойдем в поход. Она на меня даже не смотрит.

Дженни ведет нас вперед, рассказывая, что холм, на который мы будем взбираться, всего лишь в часе ходьбы от домика. «Всего лишь».

Дом, Лаура и я плетемся в хвосте группы, так что у меня наконец появляется возможность обсудить с ними ситуацию с Дэйзи.

— Стоит ли мне извиниться? — спрашиваю я. — Пусть я и сказала то, что на самом деле думаю...

— Ты была сучкой. Хотя я бы не извинилась на твоем месте, — говорит Лаура.

Дом согласно кивает. Теперь я чувствую себя еще хуже. Не такая уж я и сука, верно?

— Извиниться сейчас?

— Делай, что хочешь, — пыхтит Дом. — Этот холм сведет меня в могилу.

Дэйзи идет далеко впереди нас с Виктуар и Кейт, с которой мы и словом не перекинулись за это время. Бросаю на Дом и Лауру последний взгляд — взгляд солдата, идущего на войну.

— Если я не вернусь через десять минут, передайте Эйдану, что я люблю его, — говорю я.

— И Скорпиусу, — добавляет Лаура. Она считает себя весьма остроумной.

Собираю в кулак всю свою энергию и бегу вперед, чтобы догнать Дэйзи. Ненавижу извиняться. Даже когда я неправа. Ведь это гораздо хуже, учитывая, что я неправа.

— Э, Дэйзи? — зову я, когда почти догоняю их. Клянусь, если я не скину пару кило после сегодняшнего дня, я разрыдаюсь. Я почти задыхаюсь после такой короткой дистанции. А вот Дэйзи, похоже, хоть бы что — вот сучка. Она поворачивается ко мне и выглядит слегка удивленной от того, что я с ней заговорила. — Мы можем поговорить минутку?

— Ладно, — отвечает она прохладно. Кейт и Виктуар приостанавливаются, и она говорит, что догонит их. — В чем дело?

— На счет вчерашнего, — начинаю я, все еще задыхаясь от бега и от нервов. Она смотрит вниз на свои ноги. — Э-э, мне жаль, что ты услышала это вчера, — теперь она подняла взгляд, уставившись на меня в неверии.

— Ты лишь за это извиняешься? За то, что я услышала, а не за то, что ты сказала? — насмешливо хмыкает она.

Внезапно я чувствую такую злость от того, что она смотрит на меня так, будто я тут единственная стерва. Ведь это ее вина, что между нами такие отношения. Она назвала меня плохой матерью. Она — надоедливая корова. У нее нет ни малейшего права вызывать у меня чувство вины.

— Нет, я не прошу прощения за то, что я сказала, — дерзко отвечаю я. — На самом деле, я могла бы сказать намного больше, если бы ты так грубо не вмешалась.

Теперь она выглядит по-настоящему шокированной. Наверное, она не думала, что я посмею сказать такое. Я и сама не верю. Я никогда не была такой наглой. Дом и Лаура подходят ближе к нам — по крайней мере, у меня есть подстраховка на случай, если она захочет меня убить.

— Не понимаю, что Скорпиус вообще нашел в тебе, — жестоко говорит Дэйзи. — Ты ничто иное, как избалованная, эгоистичная паршивка, которая считает себя лучше других, — вероятно, теперь ее очередь выговориться. — Я давала тебе шанс, но ты просто ведешь себя как настоящая сука по отношению ко мне с тех пор, как мы встретились! Ты бросаешь на меня убийственные взгляды, хотя я ничего не сделала, и перевираешь мои слова, когда я просто пытаюсь помочь! Знаешь, Скорпиус долгое время был не в себе из-за тебя, — я приподнимаю бровь. Что она вообще может знать обо мне и Скорпиусе? — Он доверился мне за много месяцев до того, как мы начали встречаться. И я пыталась оправдать тебя после нашей свадьбы, просто потому что ты мать Эйдана и будешь присутствовать в нашей жизни, нравится мне это или нет. Но теперь я понимаю, что ты просто стерва, которая разбила ему сердце.

Дом и Лаура подошли к нам еще ближе.

— Кем ты себя возомнила? — я кричу от возмущения. — Почему, ты думаешь, Скорпиус вообще с тобой? Ты — его запасная жена! — я понимаю, что, вероятно, звучу нелепо. Дэйзи даже смеется в ответ, а затем разворачивается, чтобы догнать Виктуар и Кейт. — ОН СДЕЛАЛ МНЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ПЕРВОЙ! — ору я на всю округу.

Все прекращают разговоры и поворачиваются ко мне. Вероятно, я крикнула громче, чем хотела. Дэйзи хмурится, будто разрывается между тем, чтобы возненавидеть и поверить мне. Я никогда не собиралась говорить ей об этом, хотя думала, что Скорпиус должен был. Очевидно, нет. Дом и Лаура наконец догнали меня; обе выглядят потрясенными и смущенными моей вспышкой.

— Ты врешь, — тихо говорит Дэйзи.

— Думай, как хочешь, — я смотрю на нее. — Я возвращаюсь в дом.

Я разворачиваюсь и направляюсь вниз по склону сама, отказываясь от компании Дом и Лауры. К моему приходу начинается дождь, так что я знаю, что недолго буду одна. На самом деле, я нахожусь в одиночестве не больше пяти минут, потому что следом за мной возвращается очень раздраженная Дженни.

— Джен, извини, — начинаю я. — Я не хотела испортить твой девичник...

— Заткнись, — рявкает она. Я ошарашена — Дженни никогда не говорила мне заткнуться. — Почему ты продолжаешь так плохо относиться к Дэйзи? Она не виновата, что ты до сих пор влюблена в Скорпиуса!

— Даже не начинай! И вообще, ты должна быть на моей стороне.

— Я всегда на твоей стороне, — со злостью говорит она. — Но это непросто, учитывая то, что ты продолжаешь быть такой жестокой! — она садится на диван и заставляет меня тоже сесть. — Мне жаль, Роза, но ты упустила Скорпиуса. Ты не можешь ожидать, что он будет всю жизнь одинок, и не можешь ненавидеть Дэйзи за то, что она вышла за него замуж. Это не ее вина.

Я знаю, что она права. Конечно же, знаю. Я всегда это знала. Так же как знала, что не могу винить Виктуар за свадьбу с Тедди. Просто так легче всего.

— Отпусти его, — говорит мне Дженни. Мне больно слышать это. Даже мысль о том, чтобы отпустить Скорпиуса невыносима. Что она почувствует, если я скажу ей отпустить Ала? — Он теперь с Дэйзи, — и от этого мне еще больнее.

Все остальные вскоре тоже возвращаются. Мы с Дэйзи не разговариваем. Все немного отвлеклись от моего выпада на холме забавным инцидентом — Молли упала в небольшое болото вниз головой. Я не могу сдержаться и смеюсь с остальными от одного ее вида. Может, не так уж и плохо, что Молли поехала с нами, по крайней мере, она сгодилась на то, чтобы разрядить обстановку.

— Молли, пасуй чертов квоффл! — кричит Дом со злостью, приобретая сходство с одним из четырех всадников апокалипсиса, если бы они летали на метлах. Временами мне кажется, что я упустила что-то очень важное, не вернувшись на седьмой курс в Хогвартс, — например, последнюю игру в гриффиндорской квиддичной команде. Но затем я напоминаю себе, что если бы играла в команде, моим капитаном была бы Дом. И каким бы ужасным ни был Джеймс, он не идет ни в какое сравнение с ней.

Дом, Лаура и я играем в «дружеском» матче против Молли, Лили и Виктуар. Лаура ужасно играет, как и Виктуар, а Лили и Молли очень даже ничего, так что команды по силе примерно равны. Молли продолжает удерживать квоффл: даже загнанная в угол мной и Дом, она не пасует его Лили. Будто хочет сохранить успех его владением как можно дольше. Дженни, глядя на игру с земли, без остановки кричит, чтобы мы не поднимались выше деревьев — вдруг нас заметят магглы. Она хуже мамы.

— Пасуй, Молли! — орет Лили. — Я же здесь!

Молли умышленно роняет квоффл, просверливая Лили взглядом, а затем опускается на землю и убегает в дом. Лили закатывает глаза, и мы решаем закругляться, раз уж детская выходка Молли лишает игру всякого смысла. Виктуар явно испытывает облегчение от того, что игра остановилась: единственная причина, по которой она согласилась играть, была в том, что Дом ее заставила, да и заняться здесь больше совершенно нечем. Мы прошлись к озеру, что находилось на расстоянии мили от коттеджа, и прогулялись в близлежащей деревне, чтобы подтвердить то, что и так знали — мы отдыхаем в самом скучном месте на земле.

— Отличная игра, — говорю я Лили, пока мы аккуратно складываем метлы у стены. Прихватить метлы было идеей Дом, на случай, если нам станет скучно. Очевидно, она уже тогда догадывалась, какими убогими будут эти выходные.

— Она почти не спала ночью, — объясняет Лили, кивая в сторону Молли, которая сидит внутри со скрещенными руками. — Всю ночь болтала о своих воображаемых бойфрендах.

— Воображаемых? Ты уверена?

— Абсолютно, — отвечает Лили. — Не хочу быть грубой, но кто в своем уме стал бы с ней встречаться?

Я припомнила парня, который коротал дни в углу хогвартской библиотеки, Джон Лоусон (разумно нареченный «Библиотечным человеком»). Он единственный, кто захотел бы встречаться с Молли, но он точно был не в себе. Не знаю точно, когда они расстались. Мне кажется, со временем он превратился в степлер после стольких лет пребывания самым скучным человеком на земле. Наверное, Молли до сих пор хранит его в своем столе.

Молли не разговаривает с нами, когда мы заходим внутрь, что увеличивает число людей, не разговаривающих со мной, до двух. Дэйзи едва ли обмолвилась со мной словом после вчерашнего позора на холме. Я не пытаюсь поговорить с ней или извиниться. Дженни продолжает бросать выразительные взгляды на меня, будто я должна постараться наладить с ней отношения. Вероятно, Дженни считает, что я должна уважать священность брака Скорпиуса. Из-за предстоящей свадьбы она внезапно стала еще больше пай-девочкой, чем обычно.

Дэйзи выглядит очень несчастной. Я имею в виду, даже более несчастной, чем все остальные. На ее лице периодически появляется выражение гнева, и так же быстро исчезает. Меня это пугает, и я возвращаюсь к мысли, что она обдумывает мою смерть. Снова.

Разумеется, то, что Скорпиус звонит мне в ее присутствии, совершенно не помогает. Мы сидим в кругу в гостиной, болтая, потому что больше действительно нечем заняться. На улице дождь, так что мы с Дом и Лили даже не можем побросать друг другу квоффл. Так что приходится участвовать в бессмысленных женских разговорах. Я даже рада возможности пообщаться с парнем — слишком длительное пребывание в женской компании может быстро свести с ума.

— Просто хочу сообщить, что ребенок все еще жив, — информирует меня Скорпиус.

— Рада это слышать, — отвечаю я, пытаясь говорить нейтрально. Я вижу, как Дэйзи смотрит на меня, словно догадывается, с кем я говорю, но пытается узнать наверняка.

— Мы вчера отправились к Джеймсу. На его диване была полуголая девица. Больше никаких неожиданных визитов к твоему милому кузену, — говорит Скорпиус. Он явно пытается пошутить. Я не позволяю ни единой эмоции отразиться на моем лице.

— Да, думаю, так будет лучше, — отвечаю я.

— Ты в порядке? — спрашивает он. — У тебя официальный тон.

Ага, под официальным тоном имеется тот стиль общения, который я использую, отвечая на звонки в Святого Мунго.

— Нет, это не так, — говорю ему.

— На тебя наложили империо? — снова спрашивает он.

— Нет! — отвечаю я, а затем встаю и покидаю нашу тесную компанию, уходя на улицу, чтобы нормально поговорить. Думаю, Дэйзи подслушала достаточно разговоров в эти выходные. — Ладно, теперь я могу говорить.

— А почему не могла раньше? Кто там был? — уточняет он.

— Ох, да просто Молли пытается подслушать, — я с легкостью вру.

— Понятно. Так что вы там, веселитесь?

— Да, все просто обалденно! — произношу я с сарказмом.

— Я расслышал сарказм, или мне показалось?

— Ты такой проницательный.

Он смеется. Я улыбаюсь. Просто не могу сдержаться. Скорпиус не часто смеется, но когда делает это — я не могу сдержать улыбку. Никто не умеет смешить меня так, как Скорпиус. У нас полно личных шуток, не понятных никому, даже если я попытаюсь объяснить. У нас полно историй, которые заставляют нас смеяться в самые неподходящие моменты.

— Эйдан хочет поздороваться, — говорит Скорпиус. — Передаю ему трубку.

Слышу, как Эйдан берет телефон из рук Скорпиуса.

— Привет, мам! — щебечет он. — Я отлично провожу время с папой! Вчера вечером мы ели мороженное и мне не нужно было ложиться спать до десяти!

Слышу, как Скорпиус на заднем фоне говорит:

— А как же уговор не рассказывать маме?!

— Ах ты маленький негодник, — говорю я сыну, — не слишком привыкай к этому.

— А еще мы смотрели ужастик, с кровью, пистолетами и убийствами! — пищит он радостно.

Скорпиус заслуживает подзатыльник за то, что избаловал ребенка за одни выходные.

— Кажется, вы там действительно веселитесь. Ты скучаешь по мне?

— Нет!

— Как мило.

— Папа хочет с тобой поговорить. Пока!

— Пока, милый. И веди себя хорошо, — добавляю я, зная, что это бесполезно. Он никогда не слушал меня раньше, и не станет сейчас. Скорпиус возвращается к разговору.

— Э-э, он хронический врунишка, ты же знаешь, — говорит мне Скорпиус. — Он был в кровати в пять.

— Хронический врунишка? Интересно, от кого он это взял? — говорю я. Заглядываю в дверь гостиной и вижу, что Дейзи уставилась на меня, прислушиваясь. — Так, мне пора идти.

— Соскучилась по выпивке и гулянке?

— И не говори, — вздыхаю я. — Увидимся завтра.

— Пока, Уизли.

Возвращаюсь в гостиную. Когда Молли спрашивает, кто звонил, я отвечаю, что это была мама, и отчаянно борюсь с желанием сказать, чтобы не лезла не свое дело.

Я так рада, что эти адские выходные закончатся завтра. Я буду счастлива, когда снова окажусь в своей квартире. И я правда соскучилась по Эйдану, пусть и хотела отдохнуть от материнства ненадолго. Я поняла одно: как бы далеко не ни пришлось уехать, нельзя просто взять и перестать быть матерью. Стресс и тревога всегда будут окружать тебя, даже если ты оставляешь ребенка в самых надежных из всех возможных рук.

— Итак, Дженни, — устало спрашивает Дом. — Ты довольна этими проводами в семейную жизнь?

— Моя свадьба через две недели! — напоминает Джинни. — И да, я довольна. Не смотря на некоторые неурядицы, — она говорит это, глядя на меня. Я хмурюсь в ответ. Почему это только моя вина? Дэйзи тоже наговорила неприятных вещей. И я не без причины разругалась с ней. Я вовсе не задира, просто защищаюсь. Что в этом плохого?

Даже Дэйзи выглядит смущенно от этих слов, как и все остальные, ну разве что Молли все равно.

— Ладно, почему бы нам не обсудить основную проблему? — прямо говорит Лаура. Я бросаю на нее взгляд.

— Думаю, так будет лучше всего, — соглашается Дженни. Отлично: единственный раз, когда Дженни и Лаура в чем-то согласны, я же оказываюсь в полном дерьме. — Роза, Дэйзи, я знаю, что начали вы неважно, но не кажется ли вам, что это было по-детски?

У меня такое чувство, словно мне снова пять лет, и мама ругает меня за ссору с Дом, которая отобрала мою любимую куклу. Дженни имеет влияние на людей, когда отчитывает их. Она будет обалденной матерью, но как друг — полная заноза в заднице.

— Полагаю, ты права, — соглашается Дэйзи.

— Извини, — тихо говорю я.

— И ты меня, — добавляет Дэйзи.

Ни одна из нас не сожалеет. По крайней мере, я — нет. Мне кажется, мы обе говорим это, чтобы избавиться от неловкого напряжениенапряжения, позволив остальным наслаждаться выходными. Мне не по себе от того, что все знают, как обстоят дела между мной и Дэйзи. Я буду намного счастливее, когда вернусь к тому, чтобы тихо ненавидеть ее, при этом продолжая быть вежливым человеком. Дженни удовлетворена нашими фальшивыми извинениями.

— Я знаю, Дэйзи, тебе не просто проводить время с бывшей твоего мужа, — говорит Дженни, — но я рада, что мы все снова можем быть друзьями.

— С двумя бывшими, — вмешивается Молли. Теперь все уставились на нее. Дэйзи выглядит очень смущенной, и даже я задумалась на минутку, кого Молли имеет в виду. Затем до меня доходит. — Он же и с Дом встречался, знаешь ли.

Ох, ну зачем мы пригласили Молли?

— Спасибо, что напомнила, Молли. Нам здесь и без этого было достаточно неловко, — рявкает Дом.

— Скорпиус встречался с тобой? — звучит так, будто Дэйзи просто интересуется по-дружески, но видно, что она очень расстроена этой новостью. Я бы тоже была, если бы узнала, что мой муж встречался с девушкой с генами вейлы.

— Это было сто лет назад, — отвечает Дом. — Миллион лет. Еще в Хогвартсе.

Дэйзи явно испытывает облегчение от этого.

— Да, пока Скорпиус не влюбился по уши в Розу, так что она забеременела, — добавляет Молли. Она такая же злопамятная, как и ее мать. И это все только потому, что мы наорали на нее в квиддичном матче.

— Все было не так, — бормочу я. — Прекрати, Молли.

— Нет, именно так. Я помню! — говорит Молли.

— Ну, значит, ты помнишь неверно! — огрызаюсь я.

— Да, но Роза забеременела до того, как я стала встречаться со Скорпиусом, — отмечает Дом, будто это поможет. Не помогает. Теперь я выгляжу как огромная беременная шлюха, похищающая парней своих кузин. Дэйзи явно не в своей тарелке от этого разговора, но уж точно не настолько сильно, как я.

С другой стороны, не понятно, почему Скорпиус сам ей все не рассказал.

Мы прекращаем разговор и ложимся спать. Наш последний вечер у Дженни становится самым худшим.

* * *

Мы выезжаем в девять утра следующего дня. Усаживаем Молли с Дженни на передних сидениях, чтобы не слушать ее нытье четыре часа подряд. Напряжение немного спало, так как никто больше не упоминает Скорпиуса, Эйдана или отношения времен Хогвартса. Большинство спит всю дорогу домой, так как никто из нас не спал нормально за эти выходные.

Из-за плотного движения и после того, как мы доставляем всех домой, на часах почти три, когда я возвращаюсь в квартиру. Скорпиус приведет Эйдана и Олли домой чуть позже, так что у меня есть несколько часов для себя. Дома меня ждет письмо из Святого Мунго, сообщающее о начале моих занятий по зельям (начало в марте) и необходимых учебниках, которые нужно будет приобрести.

Я практически забыла о своих занятиях из-за всего, что происходило в последнее время. Когда я рассказала о них Брайану, он так заинтересовался магическими зельями, что настоял, чтобы я рассказывала ему обо всем, чему меня будут учить. Его интерес к магии такой забавный. Полагаю, для магглов странно, какой простой может быть жизнь, благодаря одному взмаху палочки. Иногда Брайан внезапно звонит мне, спрашивая о разных волшебных вещах, например, «можно ли возвращать время назад?» или «что будет, если я воспользуюсь твоей палочкой?». Он как дедушка Артур, только наоборот.

Я решаю навестить родителей, чтобы узнать, как обстоят дела с маминой кампанией на пост министра. Мне немного стыдно, что я не вижусь с ними чаще. Обычно, именно они мне звонят, пишут и навещают. Даже Хьюго поддерживает с ними связь лучше меня.

Когда я прибываю, он как раз у родителей, вместе со своей девушкой Робин, которая ведет себя очень тихо. Тихие люди, обычно, совершенно незаметны в нашей семье — именно поэтому я часто забываю, что у Дом есть младший брат. Бедный Луи зачастую забыт всеми. Робин, как и Луи, сливается с окружающей средой и говорит только тогда, когда к ней обращаются.

Одри тоже здесь. По словам Хьюго, папа ушел в паб с дядей Гарри, а мама скоро взорвется. Она даже не спрашивает, как прошли выходные, и выглядит так, будто не спала несколько дней. По маме легко сказать, когда она на грани срыва: ее волосы становятся еще более пушистыми, чем обычно, а на лице появляется выражение бульдога, жующего осу.

Я беру бутылку тыквенного сока и присоединяюсь к Хьюго и Робин в гостиной. Повсюду размещены плакаты, вырезки из газет, фотографии — там, где мама хорошо выглядит. Я не видела дом в таком беспорядке с тех пор, как родители ненадолго расстались и мама съехала.

— Как давно Одри здесь? — спрашиваю я Хьюго.

— С субботы, — хмуро отвечает он. — Она и не собирается возвращаться домой. Завтра объявят кандидатов, которые примут участие в выборах, так что Одри включила стервозное настроение.

— ХВАТИТ!

Мы все подпрыгиваем от маминого крика из кухни. Я бегу туда, чтобы не дать маме совершить убийство первой степени и попасть в Азкабан. Уверена, это не сыграет на руку тому, кто метит в кресло министра.

— Я просто пытаюсь помочь, Гермиона! Ты такая неблагодарная! — возмущается Одри.

— МНЕ НЕ НУЖНА ТВОЯ ПОМОЩЬ! — орет мама. — Ты выводишь меня из себя, Одри! Извини, но ты больше не можешь быть менеджером моей предвыборной кампании!

— Но, Гермиона...

— НЕТ! — кричит мама со слезами злости на глазах. — Я больше не выдержу этого. Я не спала два дня! Мой дом похож на свинарник! Я не была с Роном наедине сто лет! Так больше не будет продолжаться!

— Не говори ерунды! — жалобно тянет Одри. — Завтра объявят кандидатов! Я нужна тебе!

— Нет, не нужна, — говорит мама зловеще-тихим голосом. — Пожалуйста, уходи.

Одри выглядит крайне оскорбленной. Она встает, и, не глядя маме в глаза, взмахом палочки заставляет исчезнуть все бумаги и плакаты. Робин, которая маггла, выглядит удивленной, хоть и довольно напуганной истерикой моей мамы.

— Ты еще пожалеешь об этом, Гермиона, — сообщает Одри. — Хорошего дня.

Она аппарирует. Хьюго фыркает. Я еле сдерживаю смех. Всегда хотела сказать кому-то эту фразу, но ни за что бы не произнесла ее всерьез. Одри удалось выставить себя еще большей дурой, чем обычно, просто сказав самую нелепую в мире угрозу, которую я когда-либо слышала.

— Перси стоило остаться холостяком! — восклицает мама.

— Аминь, — соглашаюсь я, представляя жизнь без Молли.

Я готовлю маме чашку чая и предлагаю ей прилечь, так как она выглядит изможденной. Я обещаю помочь ей с кампанией, если потребуется. Мы с Хьюго отправимся в министерство завтра, чтобы поддержать маму во время объявления имен кандидатов.

Я возвращаюсь в квартиру, когда мама ложится в кровать. Вскоре Скорпиус, выглядящий недовольным и совсем не таким бодрым, как во время вчерашнего телефонного звонка, приводит Эйдана. Интересно, что успело измениться? Возможно, они с Дэйзи разводятся.

Эйдан, же, в противовес Малфою, очень радостный. Они с Олли так возбуждены, что просто гоняются по гостиной. Олли громко лает, а Эйдан играет невидимой палочкой. Вот оно, преимущество детства. Если бы я так сделала, то выглядела бы сумасшедшей.

— Веселые выходные? — спрашиваю Скорпиуса.

— Ага, — хмуро отвечает он.

— Хм, звучит, будто ты действительно веселился, — подначиваю я.

Он бросает на меня злой взгляд, и мне становится не по себе. Как будто он прикидывает, виновата ли я в его плохом настроении.

— Что ты сказала? — спрашивает он очень тихо. Эйдан включил телевизор и не слушает нас, но мы все равно должны следить за тем, что говорим.

— Я сказала, что ты, похоже, весело провел выходные, — удивленно отвечаю я.

— Ты что-то сказала Дэйзи, — не слыша меня, произносит он. — Что именно?

Вот дерьмо. Не думала, что она расскажет ему. Я считала, что это неважно — очевидно, ошибалась. Готова поспорить, она описала меня еще хуже, чем на самом деле.

— Значит, она рассказала тебе, — бормочу я.

— Что рассказала, конкретно? — шепчет он злобно. — Ничего она не говорила! Видишь ли, чтобы рассказать мне что-то, она должна говорить со мной! Что ты ей наговорила, Роза?

— Почему во всем всегда виновата я? — огрызаюсь я.

— Хочешь сказать, ты не при чем? Ты всегда во всем виновата!

На это у меня нет ответа. Я, и правда, виновата в плохом настроении Дэйзи. Но ему не известна вся ситуация, так что я обдумываю, как ее приукрасить, чтобы выглядеть не так ужасно.

— Это не я утаиваю секреты от своей второй половинки, — шепчу я.

— Ты о чем вообще? У меня нет секретов от Дэйзи, — хмурится он.

— Значит, ты ей рассказал, как делал мне предложение два года назад? — лукаво спрашиваю я. Мне стыдно и неловко упоминать об этом. Мы никогда не обсуждали тот вечер — просто притворяемся, что ничего не произошло.

— Ты рассказала ей? — у него перехватывает дыхание. — Не могу поверить, что ты такая бессовестная! — когда слизеринец называет тебя бессовестной, ты понимаешь, что ступила на плохой путь. — Какого черта ты рассказала ей? Что с тобой не так?

— Я просто... ляпнула. Извини, я не хотела...

— Прекрати, — громко прерывает он, прекращая сдерживаться из-за Эйдана. — Она никогда тебе не нравилась! Я думал, что мы с тобой нормально ладим! Считал, что ты сможешь порадоваться за меня. Но, кажется, ты не успокоишься, пока я не стану совсем несчастным! Ты не хочешь, чтобы я был с кем-то, но и тебе я не нужен! Почему у тебя все так запутано?

— Ты не мог бы говорить тише? — шиплю я, кивая в сторону Эйдана, который смотрит на нас. — Все не так...

— Почему ты так ее ненавидишь? — спрашивает он. — Что такого она тебе сделала, чтобы у тебя появилось желание так ранить ее? Почему ты не можешь вести себя нормально с ней, во имя Мерлина? — он говорит «Мерлин» только из-за ребенка. Если бы не Эйдан, он использовал бы слово покрепче.

— Потому что ты принадлежишь ей, Скорпиус! — раздосадовано говорю я. — Я ненавижу ее, потому что она замужем за тобой. Знаю, это глупо и по-детски, но именно так я чувствую!

Он моментально теряет дар речи, пытаясь осознать мои слова. Не могу поверить, что сказала их, хотя просто озвучила то, что он — да и все остальные — и так знают.

— К чему ты клонишь? — спрашивает он.

— К чему я клоню? — отвечаю я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глазах. — Ты знаешь, что я чувствую к тебе...

— Не делай этого, Роза.

— И ты женился так внезапно, даже не подумав о моих чувствах...

— Прекрати! — кричит он. Эйдан вздрагивает, прекращая смотреть телевизор. Он видит, что я плачу, поэтому я вытираю слезы как можно скорее и притворяюсь, что все в порядке.

— Вы ссоритесь? — хмурится Эйдан.

— Конечно, нет, — быстро отвечаю я. Он требовательно смотрит на Скорпиуса.

— Мы не ссоримся, приятель, — говорит Скорпиус.

К сожалению, Эйдан более сообразительный, чем мы думали.

— Вы всегда ждете, пока я уйду в свою комнату, чтобы поругаться, — говорит он. — Думаете, я не слышу вас.

Скорпиус выглядит таким же виноватым, как и я.

— Мы не ругаемся, — лгу я. — Мы просто дурачимся.

Скорпиус хмурится.

— Почему ты плачешь? — спрашивает Эйдан у меня.

— Все в порядке, — нежно говорю ему я. — Не волнуйся об этом, ладно?

У него скептическое выражение лица, но он согласно кивает. Эйдан забирает Олли в свою комнату, явно не желая слушать мою ложь. Иногда родители врут ради блага их детей.

Я оборачиваюсь к Скорпиусу, который наконец осознал, что я к нему чувствую. Он бросает на меня взгляд, полный злости и сожаления.

— Не говори ничего, Роза, — просит он, как только я открываю рот, чтобы заговорить. — Прошу. Мне нужно идти.

— Но Ско...

Он исчезает, прежде чем я успеваю договорить его имя.

* * *

Я встречаю Хьюго и Ала в министерстве на следующий день во время моего обеденного перерыва. Кандидатов будет объявлять нынешний заместитель министра по Волшебному радио. Визенгамот все утро проводит дебаты на счет того, кто из номинированных министерских работников более достойный. Имена кандидатов были предложены случайными министерскими сотрудниками — например, имя мамы выдвинула тетя Одри, и дядя Гарри поддержал ее кандидатуру. Теперь очередь Визенгамота решить, какие два из троих кандидатов будут принимать участие в выборах.

— Твоя мама явно нервничает, — отмечает Ал, когда мы занимаем места в главном холле Департамента магического правопорядка. Здесь собрались семьи потенциальных кандидатов. Папа и дядя Гарри здесь, и мы с удивлением видим в первом ряду тетю Одри и дядю Перси в поддержку мамы.

— Ух ты, а Одри лучше, чем я считала, — говорю я. — Не думала, что она придет.

— Может, она надеется, что мама примет ее обратно, если пройдет дальше, — предполагает Хьюго. — Интересно, кого еще выдвинут.

— Кажется, я слышал, кто-то предложил Дина Томаса из Департамента игр и спорта, — говорит Ал, работающий в Отделе неправильного использования маггловских артефактов. — И папу кто-то выдвинул, но он отказался. Сказал, что будет хреновым министром — не любит выступать на публику.

Заместитель министра, Тимоти Рассел, останавливается около трибуны перед толпой, и холл погружается в тишину. Я скрещиваю пальцы за маму — она очень переживает. Знаю, что она хочет этого гораздо сильнее, чем показывает.

— Спасибо, леди и джентльмены, за то, что пришли сегодня, — говорит Рассел. — Прежде чем я перейду к объявлению кандидатов, которые примут участие в выборах на должность министра магии в ближайшие месяцы, я хочу почтить память Луки Ливингстона, который недавно отошел в мир иной.

Ал ухмыляется мне, и я отворачиваюсь. Он всегда пытается меня рассмешить в неловкие моменты. Но не в этот раз.

— Он был настоящим лидером и достойным Министром. Это огромная потеря для волшебного сообщества. Давайте почтим минутой молчания министра магии — Луку Ливингстона.

Минута, кажется, тянется вечность. Давай уже, сделай чертово объявление!

— Итак, вернемся к повестке дня. Для принятия участия в выборах министра магии были избраны два кандидата. Они были тщательно отобраны Визенгамотом, и один из них будет избран вами, чтобы представлять все британское магическое сообщество. Каждый из кандидатов достоин этой должности. Итак, кандидаты следующие: Гермиона Уизли...

Звучат радостные оклики и аплодисменты. Мы с Алом и Хьюго громко вопим, и мама отчаянно краснеет, хотя выглядит очень довольной. Слава Мерлину!

— Да, да, — говорит Рассел, немного раздраженный тем, что его прервали. — Поздравляем миссис Уизли. Она будет баллотироваться на выборах с... — он заглядывает в записи, — ...мистером Перси Уизли.

Эта новость становится шоком для всех. Ал и Хьюго в неверии смотрят на меня. Никто не хлопает. Мама стремительно бледнеет.

А вот Одри... Она выглядит так, будто Рождество наступило раньше. Вероятно, ее угрозы не были такими уж пустыми.

— Какого черта ты творишь? — папа орет на Перси, толкая его в грудь. Они почти одного роста, но я уверена, что папа победит его, если дело дойдет до драки. Мне кажется, дядя Перси скорее наведет смертельную тоску, чем подерется. — Ты — ушлый мерзавец, понял? Гермиона будет идеальным министром магии, ты сам так говорил! Так какого черта ты влез в это, мудак?

— Рон, оставь, — тихо говорит ему мама. — Нет смысла...

— Он — мерзавец! — повторяет папа и вытягивает палочку, направляя ее на брата. — И всегда им был!

— Что происходит?

Звук голоса бабушки Молли заставляет папу немного опустить палочку. Мы решили перенести семейные разборки в Нору, чтобы не устраивать спектакль в министерстве, о чем сразу же напечатали бы в Вечернем Пророке. Хьюго выглядит готовым убить дядю Перси, который еще и слова не сказал о своем внезапном решении бороться за должность министра, но мы с мамой отлично знаем, кто на самом деле стоит за всем этим -отвратительно-самодовольная женщина рядом с ним, тетушка Одри.

— Рон, опусти палочку, — резко говорит дедушка, заходя в гостиную, где мы все собрались.

— Он — мелкий вероломный...

— Да, мы слышали оглашение, — говорит бабушка Молли. — Перси, мы не знали, что ты планируешь стать министром.

На этом все поворачиваются к Перси — услышать, что он скажет в свою защиту. Он напыщенно выпрямляется, но на секунду замирает, прежде чем заговорить.

— Я решил, что это будет отличным карьерным ростом, — объясняет он. Теперь даже я хочу его ударить. Интересно, почему он пришел к этому замечательному умозаключению только в последние сутки?

— Ерунда! — рявкает мама, теряя контроль. — Тебе было абсолютно наплевать на это, пока я не уволила Одри с должности моей помощницы.

— На что ты намекаешь, Гермиона? — спрашивает Одри.

— Ты прекрасно знаешь, о чем я!— мама яростно рычит.

— Почему бы нам всем не успокоиться? — бабушка Молли пытается оставаться беспристрастной. — Кто хочет чаю? В духовке стоит яблочный пирог...

Благослови ее господь. Даже во время семейных кризисов бабушка Молли хочет накормить нас. Мама, хоть и разгневанная, помогает бабушке с чаем, пока мы все сидим в гостиной, пытаясь успокоиться. Ал, кажется, готов рассмеяться над растущим напряжением. И прибытие Джеймса явно не улучшает ситуацию.

— Я только что услышал от папы! — восклицает Джеймс, с хлопком аппарации появляясь в коридоре. — Поздравляю, Гермиона! — он входит в гостиную, и я отмечаю, что он сильно похудел. Не хочу звучать, как бабушка Молли, но надеюсь, он нормально питается. И подстричься ему не мешало бы. — И вроде как поздравляю, Перси, — дразнит он. — Без обид, но кто же выдвинул твою кандидатуру?

Перси бросает на Джеймса злобный взгляд, не удостаивая его ответом. Перси всегда несколько не одобрял существование Джеймса. Думаю, он ожидал, что тетя Джинни и дядя Гарри произведут первенца получше. Кажется, все так думали.

— Я сделала это, — гордо отвечает Одри. — И его кандидатуру поддержал сам Тимоти Рассел!

— Сколько ты ему заплатила? — горько спрашивает папа.

Джеймс садится на полу возле моего кресла с традиционным «Как дела, Рыжая?», и я замечаю, каким уставшим он выглядит. У него темные круги под глазами. Очевидно, бессонница стала его верной спутницей. Иногда мне интересно, не слишком ли много у него вечеринок.

— Перси проработал в министерстве более тридцати лет, — надменно говорит Одри. — Он проделал путь от младшего помощника министра до высокопоставленного чиновника. По правде говоря, у него больше опыта, чем у Гермионы.

— Больше опыта? — издевается папа. — Ты забыла, что пока Перси работал на министра, контролируемого Пожирателями смерти, Гермиона со мной и Гарри сражалась с Волдемортом? У Гермионы больше жизненного опыта в одном ее мизинце, чем у Перси во всем теле!

— Рон, пожалуйста, не нужно об этом... — устало просит дедушка.

— Почему нет? — возмущается папа. — Никогда бы не подумал, что Перси сделает это снова. Я даже немного зауважал тебя, Перси.

— Что он сделал снова? — спрашивает Ал. Папа выглядит удивленным этим опросом — кажется, он забыл, что мы здесь.

— Выберет министерство, а не семью, — отвечает папа. — Фред в гробу перевернулся бы.

Перси выглядит так, будто папа его ударил. Джеймс, Ал, Хьюго и я переглядываемся смущенно, зная, что упоминание дяди Фреда — опасная территория. Глаза бабушки Молли тут же наполняются слезами.

— Прекрати, Рон! — восклицает бабушка дрожащим голосом.

— Нам лучше уйти, — тихо говорит Перси. — Я свяжусь с тобой позже, мама, — и он аппарирует из гостиной.

— Тебе должно быть стыдно, Рональд, — вмешивается Одри. — Использовать так смерть своего брата! — она исчезает до того, как папа бросает в нее заклятие, которое попадает в бабушкину вазу. Бабушка всхлипывает, пока мама чинит вазу.

— Ненавижу их обоих! — кричит папа.

— Рон, успокойся! — рычит на него дедушка. Он может быть пугающим: несмотря на возраст, он все еще имеет влияние на своих детей.

— Все прекрасно знают, что это была идея не Перси, — подмечает мама.

Мы пьем чай и едим пирог в тишине. Папа яростно поглощает пищу. По тому, как он ест, можно определять его настроение. Если он ест тихо и быстро, значит зол. Если ест быстро и говорит с набитым ртом — значит, возбужден. Если ест медленно — устал. Если он вообще не ест — значит, умирает.

Мама с папой возвращаются на работу после обеда. Ал уже свободен, так что Джеймс уводит его планировать мальчишник, спрашивая, какую стриптизершу ему заказать. По крайне мере, они следуют традиции — никаких унылых выходных в деревне.

Я тоже возвращаюсь на работу, где Линда, Хэйзел и Глэдис поздравляют меня с успехом моей матери. Я решила не упоминать о вчерашней ссоре со Скорпиусом и лишь немного рассказала о девичнике. Им известно только то, что я отлично провела время с друзьями. Как бы я ни ценила заботу Линды, Хэйзел и Глэдис обо мне, иногда немного раздражает то, что им известно абсолютно все о моей жизни.

Сегодня Линда украсила стойку регистратуры в красный и розовый по случаю Дня святого Валентина. Она даже надела красные заколки в форме сердец на волосы, а Хэйзел принесла открытку от мужа. У меня тоже есть валентинка — Эйдан сделал ее для меня вчера в школе. Брайан, очевидно, помог ему с надписью. На ней ровно выведено: «Маме — с любовью от Эйдана!» Линда умиляется ею весь день. Я совершенно забыла о празднике до того, как Эйдан вручил мне открытку.

Даже целитель Кеннеди присоединяется к празднованию — на нем ярко-красный галстук под мантией. Он подходит к регистратуре с коробкой шоколадных конфет в форме сердец.

— С Днем святого Валентина, дамы, — он протягивает нам конфеты. Глэдис хихикает — это странный и неприятный звук.

— Спасибо, сэр, — Линда улыбается, хлопая ресницами.

— Ох, зовите меня Дэмьен, — смущенно говорит он. Наверно, ему неловко слышать от женщины старше себя «сэр». Сегодня мое сердце не трепещет в его присутствии, так как я мысленно витаю в облаках. С кем-то, кто сегодня празднует первый День святого Валентина со своей новой женой. Это удручающе.

— Мне нравится ваш галстук, Дэмьен, — флиртует Линда, сразу же без проблем называя его по имени.

— Спасибо, Линда, — отвечает он. — Жена купила его мне.

Линда выглядит совершенно разочарованной.

— Черт, — шипит она, когда он уходит. — Я надеялась, что они разведутся.

— Ты бы развелась с обладателем такой шикарной задницы? — спрашивает Глэдис. — Если бы мой бывший муж имел такую задницу...

— Почему наши разговоры всегда такие низкосортные? — спрашиваю я.

— Мы можем и похуже, — подмечает Хэйзел.

— Кстати, о разводе — как там Скорпиус и Дэйзи? — уточняет Линда.

Я быстро меняю тему, надеясь, что они не заметят, как покраснели мои уши.

Я уже привыкла проводить День святого Валентина дома в одиночестве, но от этого мне не менее грустно. У Брайана свидание с какой-то женщиной (его друг познакомил их), Скорпиус и Дэйзи идут в какой-то дорогой лондонский ресторан, по словам Джеймса, у которого тоже свидание с загадочной незнакомкой. Лаура, Дом и Лили так же заняты сегодня вечером. Даже Эйдан получил валентинку! Я нашла ее в спальне и, будучи любопытной матерью, заглянула:

«Эдану,

С Днем святого Валентина,

От Мии.»

Мне кажется странным, что эта Мия попросила кого-то объяснить, как пишется слово «Валентина», но не смогла выучить, как пишется имя нравящегося ей мальчика. Понимаю, что не должна критиковать пятилетку, но даже мой сын с дислексией знает, как пишется его имя. Я не спрашиваю у Эйдана, кто такая Мия, так как он просто разозлится, что я прочитала открытку. Тем не менее, мне грустно от того, что у пятилетнего ребенка любовная жизнь насыщеннее моей.

Мое удрученное состояние улучшается, когда около десяти вечера появляется Дом, сбежавшая с ужасного свидания. Парень, с которым она познакомилась через общих знакомых, оказался полным придурком, едва ли не прямым текстом попросившим заглянуть ей под юбку во время ужина. Очевидно, некоторым парням неизвестны хорошие манеры за столом.

— Это свидание — полнейшая трата макияжа. Почему все мужики такие надоедливые? — рычит Дом, сбрасывая туфли и усаживаясь на диван возле меня.

— Не все — некоторые мертвы, — говорю я.

— Я очень близка к тому, чтобы стать монашкой — это уже не смешно.

Так мы провели праздничный вечер, попивая дешевое вино под просмотр телевизора. В такие времена я задумываюсь, почему мы так зациклены на мужчинах и считаем, что они — залог нашего счастья. Если ты можешь повеселиться с друзьями, поговорить по душам с кузиной, повозиться с детьми и получить удовольствие от шоколада — зачем вообще может понадобиться парень? Мужчины явно переоценены.

* * *

Всю следующую неделю Скорпиус полностью меня игнорирует. Он придумывает отмазки, чтобы не приходить ко мне в квартиру за Эйданом, отправляя Дэйзи, Джеймса или Ала вместо себя. Это так убого. Он даже просит Дэйзи открывать дверь, когда я прихожу к ним. Мы с Дэйзи ведем вынужденный вежливый разговор не более тридцати секунд, но, по крайней мере, между нами установились цивильные отношения.

Так продолжается несколько дней. Дженни начинает настораживать то, что Скорпиус отправляет Ала за нашим ребенком, но я говорю ей, что у него просто много работы. Я не могу рассказать ей, о чем наговорила ему — она бы убила меня, а я даже не смогу защититься, так как она беременна. К счастью, Дженни так занята подготовкой к свадьбе, что не выпытывает у меня деталей об отсутствии Скорпиуса в моей жизни.

В пятницу, ровно за восемь дней до свадьбы Поттер-Уинтерс, я должна отправиться к Дженни, чтобы помочь ей с приготовлениями, а Скорпиус должен забрать Эйдана на выходные. Я опаздываю уже на двадцать минут, а Эйдан сидит на полу, скучающе поглаживая Олли, пока мы ждем следующего посланца, который заберет его. В полпервого кто-то наконец стучит в дверь.

В этот раз он прислал родителей.

Драко и Астория Малфой у моих дверей. Лучше бы он прислал Дэйзи.

— Здравствуй, Роза! — радостно приветствует меня миссис Малфой. — Уверена, Скорпиус сообщил тебе о нашем приходе.

— Э-э, уверена, что нет, — отвечаю я.

— Мы забираем Эйдана на выходные, — говорит Драко Малфой, не глядя мне в глаза. Никогда не видела никого, кому было бы так неприятно находится в моей квартире. Наш последний спор был довольно странным: с нашей коварной интригой и абсурдным согласием на счет жены Скорпиуса — не думаю, что с тех пор мы найдем друг для друга хотя бы пару слов.

— Что ж, Эйдан остается у нас на выходные, — повторяет Астория. — Я думала, Скорпиус сообщил тебе...

— Почему он остается у вас? — спрашиваю я, пытаясь сгладить прозвучавшую грубость. Мне в общем-то всегда нравилась Астория и мы с ней неплохо ладим, чего нельзя сказать о ее муже.

— Что странного, если ребенок навестит своих бабушку и дедушку? — сухо уточняет Драко.

Я тупо смотрю на него в ожидании более внятного ответа. Я точно знаю, что ему станет некомфортно под моим взглядом, и, в конце концов, он объяснит, какого черта Эйдан не остается со Скорпиусом, как было запланировано.

— Скорпиус и Дэйзи уезжают на выходные, — заявляет он с тем самым неодобрительным выражением лица, которое он бережет специально для меня.

— Неужели?

Эйдан вбегает в гостиную.

— Дедушка! Бабуля! — кричит он радостно.

Стоит ему оказаться рядом и я тут же умолкаю, так как пообещала себе не спорить с людьми в пределах его слышимости. Я приглашаю Малфоев войти на минуту, пытаясь собрать еще немного информации о местонахождении Скорпиуса и Дэйзи, и стараясь при этом не выглядеть ревнивой собственницей. Однако, они слишком увлечены Эйданом, чтобы замечать меня. Когда все-таки замечают, речь уже идет о маме.

— Мы слышали о выдвижении твоей матери на должность министра! — говорит Астория. — Она, должно быть, очень взволнована. Мы проголосуем за нее!

Драко снова выглядит так, словно ему неприятно находиться здесь. Всем известно, что ему очень не нравятся мои родители, да и вообще вся моя семья, но, похоже, в этот раз жизнь поставила его перед слишком уж сложным выбором: кого он ненавидит больше — маму или дядю Перси?

— Спасибо, миссис Малфой, — отвечаю я. Затем смотрю на часы и понимаю, что должна была отправиться к Дженни еще полчаса назад. Уверена, с минуты на минуты я получу от нее громовещатель, если не потороплюсь. Поэтому я целую Эйдана на прощание и отпускаю его с бабушкой и дедушкой, которые, очевидно, ведут его в зоопарк.

* * *

А Скорпиус все так же упорно продолжает меня игнорировать дни напролет. Не знаю, на что он надеется, избегая меня. Думает, что я исчезну? Или что мои чувства исчезнут? Если бы я так думала, то уже переехала бы в Японию. Тот, кто придумал фразу «С глаз долой — из сердца вон» — полный придурок.

— Может, это просто совпадение, — говорит Брайан, когда я делюсь с ним сложившейся ситуацией. — Ну, знаешь, вдруг он на самом деле занят.

— Он зачаровывает метлы. Чем он может быть занят? — я категорична.

Брайан, все еще удивленный тем, что существуют заклинатели метл, ставит чашку чая передо мной. Я в его доме по приглашению: он хотел пожаловаться на счет дерьмового свидания на День святого Валентина с женщиной по имени Грета, а я хочу пожаловаться на того человека, на которого обычно жалуюсь.

— Ты просто огорошила его этим. Я, наверное, тоже избегал бы тебя, — добавляет Брайан.

— Спасибо, Брайан, ты такой понимающий.

— Ах, если бы Грета избегала меня, — хмуро говорит он, доставая телефон, нажимая на кнопку и убирая его обратно. — Она не прекращает строчить сообщения мне. Хотел бы я, чтобы она поняла намек.

— Бедняжка Грета. Тебе стоит быть чувствительнее. Я знаю, каково это — быть на стороне Греты!

— Это другое, — смеется Брайан. — У нас с ней нет общего ребенка. Слава Богу. Знаешь, на днях у меня точно будет хорошее свидание... — теперь он выглядит грустным. Мне жаль его.

— Да, я знаю, о чем ты. Моя кузина Дом...

Я внезапно останавливаюсь. Меня осеняет. Почему я не подумала об этом раньше?

— Брайан, хочешь пойти со мной на свадьбу? — спрашиваю я. — Мой кузен Ал женится в эту субботу.

Он выглядит настороженным после такой резкой смены темы. Но ему-то не известен мой гениальный план.

— Мне понадобится моральная поддержка, — объясняю я. — К тому же, ты познакомишься с кучей ведьм и волшебников.

Это уже похоже на сделку. И вот так у меня появляется новый проект, будто у меня их и без того мало. Помимо зелий, уроков аппарации, материнства, работы, маминой предвыборной кампании, сдерживания себя от убийства Дэйзи и подготовки к свадьбе Дженни, я собираюсь побыть свахой для моего друга Брайана и моей кузины Дом.

* * *

Накануне свадьбы Ала и Дженни у парней мальчишник, а мы с Дом, Лили и сестрой Дженни остаемся в доме ее родителей, в то время как те уезжают ночевать в гостиницу — не хотят быть здесь во время утренних сборов.

Жилище уже превращено в пристанище подружек невесты. Дженни выложила всю косметику в ванной комнате в том порядке, как будет ее использовать утром. Бабушка Молли привезла свадебный торт раньше — он ждет на кухне, когда Тедди заберет его завтра в праздничный зал.

Сложно поверить, что свадьба уже завтра. Кажется, празднование их помолвки было лишь вчера. Да их первое свидание вроде как вчера было — страшно представить, что прошло уже пять лет. И Дженни так спокойна, будто была рождена, чтобы стать Поттер.

Мы рано ложимся спать, чтобы завтра выглядеть прекрасно. Тем не менее, в час ночи меня будит безумная Дженни, совершенно растерявшая свое спокойствие.

— У меня нет фаты! — кричит она. — Я оставила фату в квартире!

— Успокойся, — хриплю я, усаживаясь в кровати. — Ты уверена?

— ДА, Я УВЕРЕНА! — орет она. — Роза, что мне делать? Фаты нет!

Я встаю с кровати, хватая ее за плечи. Я нечасто бываю рациональным звеном в наших отношениях, но свадьбы творят с людьми ужасные вещи, особенно, когда речь идет о беременной невесте.

— Дженни, тебе нужно успокоиться, — говорю я. — Все нормально. Мы попросим Джеймса принести ее утром.

— Сейчас! — вопит Дженни. — Она нужна мне сейчас! Все должно быть идеально утром, Роза! Все должно быть на месте!

— Возьми себя в руки! — кричу я. Во мне нет ни капли сочувствия. — Ты беременна, тебе нельзя волноваться. Сейчас я позвоню Джеймсу и попрошу его принести фату. Иди спать.

Она не ложится в кровать, пока я не набираю Джеймса и не уверяю ее, что он прибудет через десять минут. Затем я спускаюсь вниз и жду его, задумываясь, почему именно мне выпала доля стать дружкой. Лили — невестка Дженни, Джилиан — сестра Дженни! Уверена, она сделала это, чтобы наказать меня за то, что я когда-то чем-то ее выбесила.

Но фату приносит не Джеймс, а Скорпиус.

Странно, что Скорпиус готов прислать за сыном кого угодно, но принести фату обязан лично.

— Все остальные были слишком пьяны для аппарации, — тут же объясняет он. — Они бы заполучили расщеп.

Даже не представляю реакцию Дженни, если бы шафер пришел на свадьбу без носа.

— Ну... в общем вот, — он протягивает мне фату. Я забираю фату, уставившись на него в ожидании каких-то слов по поводу того, что я сказала на прошлой неделе. — Ладно, мне нужно возвращаться...

— Серьезно? — спрашиваю я. — Это все? Все, что ты скажешь?

Могу сказать, он немного навеселе, но явно не так плох, как я думала, учитывая тот факт, что он был на мальчишнике Ала.

— Что ты хочешь от меня услышать? — он пожимает плечами.

— Почему ты избегаешь меня? — спрашиваю я.

— Я не...

— Ой, прекрати, — огрызаюсь я. — Мы не виделись почти две недели. Почему?

На секунду он замирает.

— Ты знаешь, почему, — отвечает он со злостью. — Я бы не стал сейчас вдаваться в подробности, на улице скоро светать начнет.

— Слушай, прости, — говорю я ему. — Знаю, я не должна была вываливать это на тебя таким образом, но ты должен понять...

— Просто заткнись, ладно, — рявкает он. — Ты звучишь жалко!

Он обжигает, режет и жалит одновременно. Взгляд, который он бросает на меня, я видела у него лишь раз — так он смотрел на своего отца. Сложно быть тем, кому адресован этот взгляд — вероятно, потому Драко Малфой всегда такой несчастный.

— Прошу, просто выслушай меня, — продолжаю я, хотя это звучит еще более жалко.

— Нет, — шипит он.

— Я не хотела вывалить это на тебя, правда! — объясняю я. — Но это снедает меня. Я не могу думать ни о чем другом...

— Ты говоришь это лишь потому, что я с кем-то! — сердится он. — Когда я был рядом, тебе было наплевать на меня!

— Это не правда! — восклицаю я. — Я собиралась сказать тебе, но потом ты сообщил, что женился, и все сразу стало неважным...

— Роза...

— Я правда люблю тебя, Скорпиус! — говорю я. — Правда! Я была потрясена, когда узнала о твоей женитьбе... поэтому я так ужасно вела себя с Дэйзи все это время, — слова срываются с моих губ, словно кто-то влил в меня сыворотку правды. — Знаю, я была стервой, но в тот раз ты реально сделал мне невыносимо больно.

— Прекрасно, — холодно отвечает он, внимательно глядя на меня. — Теперь ты знаешь, каково это.

Он уходит. Прежде чем расплакаться, я отношу фату наверх и застаю там Дженни, слышавшую весь разговор.

Это худшее начало свадебного дня в истории свадеб. Не думала, что скажу это после свадьбы Тедди и Виктуар, когда я не спала всю ночь, думая о ссоре со Скорпиусом и размышляя, сможем ли мы ее преодолеть.

Очевидно, кое-что никогда не меняется.

На протяжении ночи мои страдания превращаются в подавленность, а затем в ярость. Отключающую здравый смысл ярость. Да как он смеет говорить мне подобное? Назвал меня жалкой, но причина именно в нем. Я была сильной и независимой, а теперь чувствую лишь досаду, вспоминая о нашем споре. Был ли у меня шанс сохранить свое достоинство?

После угроз Дженни, я решила попытаться немного поспать, потому что если я проснусь с красными опухшими глазами и темными кругами под ними, она — цитирую — «позаботится о том, чтобы Эйдан больше не увидел свою мать живой». Беременные невесты такие забавные.

В общем, я прислушалась к совету Дженни и забыла о Скорпиусе, концентрируясь на предстоящем дне. К утру забыть оказалось значительно легче, чем я думала. Потому что, как я уже сказала, сегодняшний день и так был полнейшей катастрофой.

Лили врывается в мою комнату в полдевятого, паникуя. Лили не из ранних пташек, так что я понимаю — дело безотлагательное, раз она встала раньше меня.

— Роза! Роза, проснись! — кричит Лили, явно не замечая того, что я не спала всю ночь и сейчас бодрствую. — Роза, Дженни закрылась в ванной!

Я тяжко вздыхаю. Это один из тех случаев, когда ты не можешь заснуть до последнего, но чувствуешь, что спала бы днями. Вылезаю из кровати и следую за Лили.

Сестра Дженни, Джиллиан, стоит снаружи ванной комнаты и стучит в дверь, говоря что-то тихим голосом. Дом тоже встала, дремлет, прислонившись к стене, не беспокоясь о том, что невеста закрылась в ванной.

— Дженни, милая, все будет хорошо, — успокаивающе говорит Джиллиан. — Выходи. Парикмахер будет здесь в девять, а нам еще нужно позавтракать...

— Подвинься, — бурчу я Джиллиан. Стучу со всей силой в дверь. — Дженни Уинтерс! Тащи сюда свою задницу НЕМЕДЛЕННО!

— Отвали! — отзывается Дженни. — Я н-не могу этого сделать!

Лили явно сейчас расплачется.

— Дженни, мы планировали эту свадьбу неделями. Все готово. Ты не можешь просто дать заднюю! — рявкаю я.

— Оставь меня в покое, Роза! — всхлипывает Дженни. — Я не выйду!

Я оборачиваюсь в ожидании помощи от других. Они все пожимают плечами. Я раздраженно вздыхаю. Если Дженни продинамит моего кузена, нашей дружбе конец.

— Отлично, ну и сиди там, мне все равно, — говорю я ей. — Но я скажу тебе одно: я не буду сообщать об этом бабушке Молли, — в ответ — тишина. — Или тете Джинни и дяде Гарри.

Это не срабатывает. Она не ведется.

— Кажется, ты слишком рано разыграла карту Джинни, — предполагает Дом.

Я отправляю остальных готовиться к свадьбе. Мы должны быть одеты, когда Дженни придет в себя. Виктуар спускается в полдесятого с Ремусом и Эйданом. Эйдан будет сопровождать невесту на свадьбе, поэтому уже одет в костюм и выглядит очень нарядно. Ремус превратил себя в копию Эйдана.

— Получилось вытащить Дженни из ванной? — спрашивает Виктуар.

— Не-а. Можешь попробовать, — отвечаю я. Она кивает и отправляется наверх заменить Лили в уговаривании Дженни выйти. Мальчишки убегают играть, и я предупреждаю их, чтобы они не вздумали перепачкаться.

Парикмахер, визажист и маникюрщица уже здесь и выглядят очень смущенными. Уверена, они думают, заплатят ли им, если невеста останется в ванной на протяжении всей церемонии.

Дом пыталась орать на нее на протяжении пятнадцати минут. Лили пыталась петь «Тысяча бутылок сливочного пива на стене», чтобы она взбесилась и вышла. Джиллиан старалась воззвать к ее рациональной стороне. Виктуар пыталась открыть дверь, но та была запечатана магией. Мы угрожали, что покончим с Молли. На Дженни это не произвело особого впечатления. Мы даже заставили Эйдана и Ремуса умолять ее, но она просто сидит там и рыдает.

— Мам, почему тетя Дженни не выходит из ванной? — спрашивает Эйдан.

— Она просто... переодевается, — отвечаю я. Даже Эйдан не верит в это.

— Почему ты хочешь, чтобы она закончила переодеваться?

— Дом нужно в туалет, — говорю я.

— Зачем?

— Зачем обычно люди хотят в туалет? — огрызается Дом.

— Почему ты не можешь воспользоваться ванной внизу? — огрызается Эйдан в ответ.

— Один — ноль, — изумленно глядит на него Дом.

— Я позвоню Джеймсу, — объявляю я. — Уточню, как там Ал.

Остальные согласно кивают просто потому, что понятия не имеют, как быть. Мы все одеты в наши желтые платья подружек невесты, наши прически и макияж готовы. Полагаю, если мы все объявимся на свадьбе, никто и не заметит отсутствия Дженни.

Я спешу вниз и набираю номер Джеймса. Гудки идут целых две минуты, пока Джеймс наконец берет трубку.

— Алё?

— Джеймс? Почему ты звучишь так, будто до сих пор в постели? — злюсь я.

— Мама?

— Это Роза, идиот! — шиплю я.

— О. Утречка, Рыжая!

— Я просто звоню узнать, как вы там. Пожалуйста, скажи, что ты уже встал, — с уверенностью заявляю, что это один из тех моментов, когда я близка к тому, чтобы убить Джеймса Поттера. И это пугает.

— Я не буду врать тебе, Рыжая…

— Джеймс! — кричу я. — ПОДНИМИ СВОЙ ЗАД С КРОВАТИ! Все остальные встали?

— Э... секундочку... — я слышу, как он встает с кровати и зовет Ала и Скорпиуса. — Не-а. Еще спят.

Слепая ярость на мгновение притупляет мысль о том, что Скорпиус тоже мог заснуть лишь под утро.

— Уже начало одиннадцатого! — ору я. — Церемония в двенадцать! — сама не знаю, почему я так волнуюсь о том, что шафер проспал. В нашем случае, будет чудом, если невеста вообще появится на свадьбе.

— И что? Нам просто нужно надеть смокинги. Мы будем вовремя, — уверяет он.

— Машина забирает вас через час, Джеймс, — рявкаю я. — Вытащи Ала из кровати, или, клянусь Мерлином, я убью тебя! — он смеется. — Джеймс, ты думаешь, я шучу?

— Э-э... ладно... я просто... мне надо идти. Увидимся в церкви, Рыжая! — он быстро кладет трубку.

В связи с тем, что Дженни магглорожденная, церемония будет маггловской. Это означает, что нам придется скрывать волшебство от магглов на свадьбе, поэтому все должно быть сделано без магии, даже прически и макияж. Если Дженни сейчас же не выйдет из ванной, она реально может опоздать.

Когда я поднимаюсь наверх, Эйдан и Ремус спускаются вниз, играя в «Пожирателей Смерти и Авроров». Эйдан — Пожиратель Смерти, Ремус — Аврор. Эйдан в данный момент побеждает.

— Держитесь подальше от кухни! — предупреждаю их я, так как там стоит свадебный торт. Виктуар заберет его через несколько минут после того, как в последний раз попробует уговорить Дженни выйти из чертовой ванны.

Даже Дом уже начала паниковать.

— Джен, пожалуйста, выходи, — нежно говорит Джиллиан в дверь ванной комнаты.

— Я не могу этого сделать! — визжит Дженни; ее голос эхом раздается в ванной. — С-скажите ему, что я не могу! Я не могу стать Поттер! Я слишком молода для этого! Мне всего двадцать два! Кто так рано выходит замуж? — и это я слышу от девушки, которая говорила мне порадоваться за Скорпиуса и Дэйзи. Чертова лицемерка.

Джиллиан тяжело вздыхает и пожимает плечами.

— Что мы будем делать? — яростно шепчу я им.

— Может, позвонить Джеймсу? — предлагает Лили. — Сказать им, что ей нужно больше времени?

— Нет, — говорю я. — Это вызовет панику у Ала. Не нужно, чтобы он тоже нервничал.

— Но мы же должны что-то сделать! — Джиллиан вот-вот заплачет.

Я закатываю глаза. Так и знала, что с нашей семейкой такое случится.

— У нее просто предсвадебный мандраж, — я пытаюсь убедить себя и остальных, что все будет в порядке. — Давайте оставим ее в покое ненадолго. Тем более невеста должна немного опоздать, не так ли? — Лили, Дом и Джиллиан согласно кивают. — Итак, я спущусь вниз и принесу платье, а вы подготовьте все для макияжа и атакуйте ее кисточками, как только она выйдет из ванной, хорошо? — они снова кивают. Я бегу вниз по ступенькам. Платье Дженни висит в столовой, прямо на выходе из кухни. Должна признать, платье обалденное. Еще бы, учитывая его стоимость — я бы купила две «Молнии» за эти деньги. Я долго смотрю на белое, чересчур дорогое, сияющее платье. Даже на вешалке оно смотрится отлично. Оно даже у меня вызывает желание выйти замуж...

БАМ!

Я подпрыгиваю от очень громкого звука из кухни и слышу, как наверху открывается дверь ванной.

— Что это было? — вопит Дженни. А затем я слышу, как девочки перехватывают ее, очевидно, следуя моей команде атаковать Дженни кисточками для макияжа.

— Ничего! — кричу в ответ. — Я разберусь...

Вбегаю на кухню и обнаруживаю там причину громкого звука, пытаясь убедить себя, что это не то, о чем я думаю.

Это еще хуже.

Два абсолютно идентичных светловолосых мальчика, покрытых с ног до головы свадебным тортом, стоят посреди кухни.

— Что там? — кричит Дженни сверху.

— Н-ничего! Все нормально! Собирайся! — отвечаю я.

Я слышу, как девочки тащат Дженни в ее спальню, и снова поворачиваюсь к Ремусу и Эйдану. Я в таком глубоком шоке, что даже не могу представить, что сказать этим двум антихристам, стоящим передо мной.

Глубоко вздыхаю и готовлю себя к речи в стиле бабушки Молли.

— Посмотрите, что вы двое наделали! — шиплю я. — Я же говорила, не играть в кухне! Вы полностью разрушили свадебный торт! Вы хоть представляете, как долго бабушка Молли готовила его? Ал и Дженни будут потрясены! — им явно немного стыдно. — И вы полностью испортили вашу одежду! Вам понадобится еще раз принять ванну, чтобы смыть все это с ваших волос! — они выглядят возмущенными от этой идеи. — Что вы скажете в свою защиту?

Они оба опускают глаза в пол, испачканный остатками торта.

— Нам жаль, — говорят они в унисон.

— Вы уж точно пожалеете, — уверяю их я. — Эйдан, ты наказан! — говорю я тому из них, кто, я почти уверена, является моим сыном. Хотя сложно сказать — Ремус отлично трансформируется в Эйдана. — Никакого телевизора, квиддича и сладостей в течение двух недель!

— Ну мам!

— Не искушай судьбу! — рычу я на него. А затем Виктуар заходит в кухню, останавливается, оглядывает беспорядок и двух мальчиков, и краснеет так сильно, что я начинаю опасаться за нее.

— Что здесь вообще произошло? — шипит она, захлопнув за собой дверь, чтобы Дженни не услышала нас наверху. Я чувствую ее боль: наши сыновья — полные идиоты. Она начинает ругаться по-французски, как и ее мама, когда злится. Мальчики явно боятся ее больше, чем меня — внезапно я стала меньшим из двух зол. Виктуар сразу же без вопросов узнает, кто из них точно Ремус. Должно быть, это круто — так хорошо знать своего ребенка. Интересно, что со мной не так, раз я не смогла понять этого сразу?

Она поднимает палочку, направляет ее на мальчишек, и их костюмы сразу же начинают очищаться. Я поражена этой магией — они выглядят абсолютно чистыми.

— Очень полезный навык, если работаешь в сфере производства одежды, — Виктуар пожимает плечами. — Итак, вы двое, отправляйтесь в гостиную и не двигайтесь, пока не придет время уезжать? Вы слышали меня? — они кивают и выходят из кухни с опущенными от стыда головами.

— Что мы будем делать, Роза, черт возьми? — паникует Виктуар. — Дженни хватит удар!

Пока мы обсуждаем, как все исправить за пятнадцать минут, к нам присоединяется Дом. Ее реакция еще более благородна, чем наша.

— Твою мать! — вздыхает она. — Выглядит так, будто вы запустили сюда бешеного гиппогрифа.

— Даже гиппогриф не натворил бы здесь такого, — отвечает Виктуар. — Знаешь заклинания, которые могут это исправить?

— Вы пробовали Репаро? — спрашивает Дом. Идея так до смешного проста, что мы даже не пытались. Я пожимаю плечами и взмахиваю палочкой над устроенным беспорядком, надеясь на лучшее.

— Репаро, — произношу я.

Трехъярусный торт собирается в одну большую кучу, но, по крайней мере, он больше не разбросан по всей кухне. Хотя это мало похоже на свадебный торт, да и вообще на еду. Разве что на большую миску каши.

— Выглядит... нормально, — врет Дом, не моргнув глазом.

— Выглядит... недурно, — неуверенно соглашается Виктуар.

— Да они даже не заметят, — говорю я.

— Да... вдруг, Ал ослеп. А Дженни вообще не появится на свадьбе, — добавляет Дом.

— Ну зачем я родила ребенка? — стону я.

— Сняла с языка, — соглашается Виктуар.

Я проверяю время на часах. Уже половина одиннадцатого. Ровно через полтора часа мы должны быть в церкви, а нам с Дом желательно приехать даже раньше, ведь мы дружки.

— Сколько времени у бабушки заняло приготовление этого пирога? — спрашиваю я их.

— Неделя, — отвечает Виктуар, скрещивая руки. — Мы ни за что не успеем приготовить еще один вовремя. Ему нужно настоятся, прежде чем можно будет покрыть его глазурью, а потом надо сделать еще один слой...

— Ладно, мы поняли, — останавливает ее Дом. — Но мы же можем сделать похожий? Ну вы понимаете, он не должен быть вкусным, а просто выглядеть как свадебный торт.

— Да, но неужели они не заметят подмену, когда начнут есть и выплюнут? — подмечает Виктуар.

— Какой у нас есть выбор? — спрашиваю я.

Мы втроем стоим в тишине, обдумывая идею Дом. Никто не может придумать чего-то лучше.

— Итак, включайте духовку, — говорит Виктуар, снимая кардиган и надевая фартук. — У нас много работы. Дом, неси ингредиенты: яйца, молоко, сахар, масло, муку. И все, что сможешь еще найти. Роза, позови на помощь как можно больше людей и убедись, что бабушка Молли и Дженни никогда не узнают.

Я приступаю к работе. Сначала звоню Хьюго, затем Фреду и Рокси, умоляя их аппарировать как можно скорее в кухню, чтобы никто их не заметил. Также набираю Луи, но не беспокою Молли или Люси. Кажется, они не разговаривают со мной после того, что случилось в Норе на днях. Оставляю Лили и Джиллиан с Дженни, рассказав им о том, что произошло, чтобы они знали — Дженни нельзя приближаться к кухне.

Так что мы смешиваем, взбиваем, просеиваем, глазуруем и декорируем до боли в руках. Лили спускается вниз несколько раз, чтобы предупредить нас — Дженни начинает что-то подозревать, поэтому мы с Дом поднимаемся наверх по очереди, придумывая отмазки нашему отсутствию. После «мы звонили Алу, чтобы убедиться, все ли нормально» и «мы дышали свежим воздухом», правдоподобные оправдания закончились.

Когда возле дома паркуются машины, мы с Дом переглядываемся в панике. Виктуар говорит нам ехать вперед, а они с Фредом и Рокси все закончат.

Дженни, кажется, взяла себя в руки. Глядя на нее сейчас, вы не за что бы не сказали, что она проплакала в ванной все утро, или что отчитывала меня полночи. Мысль об этом снова вызывает злость, поэтому я отбрасываю ее.

После многочисленных фото на улице Дом, Лили, Джиллиан и я забираемся в первую машину, а Дженни с отцом садятся в другую. Мы все вздыхаем с облегчением от того, что наконец едем в церковь. Если машина не сломается и Ал прибудет в церковь, все будет в порядке. Свежо предание, как говорится.

Готовясь зайти в церковь, я еще раз объясняю Эйдану, как идти к алтарю: не слишком медленно, но и не быстро, и, во имя господа, не упустить кольца. Дом входит за Эйданом, потом Лили, потом Джиллиан, потом я. Прежде чем я начинаю идти, Дженни хватает меня за руку, удерживая.

— Роза, извини за то, что было ночью, — тихо говорит она. — Я немного запаниковала.

— Все нормально, Джен, забудь.

— Просто... он теперь женат, — продолжает Дженни. — И скоро я выйду замуж. Я бы не хотела, чтобы кто-то говорил подобные вещи Алу...

— Дженни, Ал любит тебя, — я уверяю ее, наконец понимания сомнения Дженни. — Всегда любил. Не волнуйся об этом. И после сегодняшней ночи Скорпиус забыт. Обещаю.

Она кивает, улыбаясь, и я отправляюсь к алтарю с высоко поднятой головой, чувствуя себя крайне убогой. По пути я вижу, как Молли бросает на меня злобные взгляды, Брайан поднимает большие пальцы в поддержку (я почти забыла, что пригласила его), а Джеймс корчит рожи у алтаря рядом с взволнованным Алом. Удивительно, что даже в такой день они не усмирили свои лохмы. Хотя, судя по свадебным фото дяди Гарри и тети Джинни, он тоже особо не заморачивался.

Виктуар, Рокси и Фред едва успевают к началу. У Фреда в волосах глазурь, Виктуар явно готова убивать, а Рокси повторно наносит помаду.

Гарри и Джинни выглядят гордыми родителями и улыбаются Алу, сидя во втором ряду. Мама Дженни уже начала плакать, как и бабушка Молли. Ала трясет от нервов и, когда Дженни идет к алтарю, он сильно бледнеет. Надеюсь, ему хватит выдержки не грохнуться в обморок.

На протяжении церемонии, я смотрю на Скорпиуса, который выглядит виноватым. Хотя, может, это мое воображение. Когда Дженни замечает мой взгляд на Скорпиуса, я больше не смотрю в его сторону. Я пообещала ей и сдержу обещание. Я и так достаточно выставила себя дурой рядом с ним за этот год.

Чувствуя, как злость на Скорпиуса растет, я перевожу взгляд на улыбающуюся Дори, сидящую на руках Тедди, и мне становится легче.

Церемония проходит хорошо, кроме одного досадного недоразумения, когда Ал упустил кольцо, прежде чем надеть его на палец Дженни. Никто бы и не заметил, если бы Джеймс не фыркнул так громко, что это разнеслось эхом по церкви.

Думаю, все рады возможности начать пить, как только мы приезжаем в гостиницу на банкет. Одри и Перси выдерживают дистанцию от остальных, и каждый раз, когда Перси пытается с кем-то заговорить, Одри цепляется за его руку и уводит куда подальше.

Как только фотографирование окончено, я иду спасать Брайана от моей матери. Кажется, он разочарован, что на свадьбе нет магии — я убедила его, что это не будет чисто маггловская вечеринка, что является правдой. Мне пришлось соврать ему, ведь скажи я правду, он бы и не пришел.

— Роза, почему мы раньше не встречались с Брайаном? — спрашивает мама, как только я к ним подхожу. Ненавижу, когда мамы такое спрашивают. Не думаю, что ответ «потому что вы все — идиоты» — приемлем.

— Ох... ну, знаешь... — вероятно, это более приемлемо.

— Так где вы познакомились? — уточняет мама. Опять же, ответ «в бешеном маггловском ночном клубе, назвавшись выдуманными именами, а потому обнаружили, что Брайан — учитель моего сына» удовлетворит ее?

— Я — заменял учителя Эйдана, — отвечает Брайан, и мама явно впечатлена тем, что он учитель.

— Роза, не понимаю, почему ты скрывала от нас, что у тебя есть парень...

— Нет! — быстро восклицаю я. — Нет-нет-нет...

— Нет, — добавляет Брайан.

— Нет, мы просто друзья, — прямо говорю я. Мама выглядит разочарованной.

Когда я наконец спасаю Брайана от мамы, я сообщаю ему о событиях прошедшей ночи. Слава богу, он на моей стороне. Наверное, это причина, по которой я не знакомлю его со своей семьей — он всегда на моей стороне. Вдруг он услышит версии других людей, и его мнение обо мне изменится?

— Он назвал тебя жалкой? — хмурится Брайан. — Это грубовато.

— Знаю, — соглашаюсь я.

— Я имею в виду, что никогда бы не сказал тебе это в лицо.

Я толкаю его.

— Извини, — смеется он. — Но, может, у него просто был шок. Ты же призналась ему в любви, в конце концов. Кто из них Скорпиус?

— Блондин, который держит за руку восьмидесятилетнюю, — я киваю в сторону Скорпиуса и Дэйзи.

— Она очень симпатичная восьмидесятилетняя, — говорит Брайан. Я снова толкаю его. — О, кстати, Эйдан смотрит на нас.

Я оборачиваюсь и замечаю очень злого Эйдана. Он так и не принял Брайана в роли моего друга — я совершенно забыла об этом, приглашая его на свадьбу.

— Вернусь через минуту, — я направляюсь к Эйдану. Я все еще злюсь на него за разрушенный торт, но также чувствую вину за то, что не посоветовалась с ним перед тем, как пригласить Брайана на свадьбу. Он разворачивается, когда я подхожу, поэтому я хватаю его за плечи и поворачиваю к себе.

— Не хмурься — будут морщины, — говорю ему я. Это явно его не волнует. — Послушай, я знаю, что тебе не очень нравится Брайан...

— Он — мой учитель, — хмурится Эйдан. — Ты должна была прийти с кем-то другим.

— С кем же?

— С папой.

— Папа пришел с Дэйзи, — я хмурюсь в ответ.

— Знаю. Он должен был прийти с тобой вместо нее.

Я очень не хочу говорить об этом здесь. Прошу Эйдана поиграть с Ремусом, обещая, что мы обсудим все позже. Но перед этим я уверяю его, что мы с Брайаном — просто друзья, и так будет всегда. Это успокаивает его, и он радостно убегает.

Когда объявляют обед, мы все направляемся в большой обеденный холл.

— Это не тот торт, который я делала! — восклицает бабушка Молли позади меня. Вот дерьмо.

* * *

После обеда — танцы. Я не могу отказаться от них, ведь я старшая дружка, поэтому заставляю Брайана танцевать со мной. Танцуя, рассказываю ему историю каждого из моих родственников. Он смеется при рассказе о Молли, но замолкает, когда узнает, что я не выдумала ни одной детали. Теперь он выглядит взволнованным.

— А это кто? — спрашивает он, указывая на Дом.

— Это Дом, — отвечаю я. — Я рассказывала тебе о Дом?

— Да-а, — и Брайан уплывает. Тогда меня осеняет: Дом — частично вейла. Когда я вижу невероятно саркастичную и грубоватую кузину, большинство мужчин видят невероятную красотку, и, очевидно, Брайан тоже. Для него не имеет значения то, что она смеется над ужасными политически некорректными шутками, или говорит попрошайкам, что у нее нет мелочи, а потом звенит перед ними копейками в карманах. Как большинство гетеросексуальных мужчин, он не видит дальше милого личика. Дом — как Белоснежка с алкоголизмом, только вместо семи мужчин на побегушках, у нее семнадцать. — Она...

— Прекрасна? — договариваю за него. — Да, она — частично вейла, — он вопросительно смотрит на меня. — Вейлы — магические существа, воистину прекрасные. Они могут удерживать мужчин заклинаниями. Виктуар — ее сестра.

— Это многое объясняет, — кивает Брайан, все еще бездумно глядя на нее. Кажется, мой план свести этих двоих, осуществится быстрее, чем я думала.

— Пригласи ее на танец, — предлагаю я.

— Я? — фыркает он. — Ну да, типа она потанцует со мной...

— Уверена, что потанцует. Поверь мне, у Дом бывали и похуже.

— Вот спасибо, — сухо говорит он. Я заставляю его подойти к Дом, и он делает это, поправляя волосы и пиджак по дороге. Я не слышу, что он говорит, но Дом сначала смотрит на него осторожно, оглядывая его с ног до головы своим фирменным устрашающим взглядом. Тем не менее, через мгновение она кивает, смеясь, и идет с ним на танцпол.

Ах, моя работа здесь закончена.

Разворачиваясь с триумфом, чтобы найти другого собеседника, я натыкаюсь на человека, которого избегала. Скорпиус. И та ярость, которую я подавляла весь день, поднимает свою уродливую голову снова.

— Не говори со мной, — я шиплю ему. — Даже не думай об этом.

— Ну же, Роза...

— Клянусь Мерлином, я прокляну тебя. Сделаю это на глазах у моей семьи, всех этих магглов и нашего сына, — не знаю, испытывала ли я когда-либо такую быстро растущую злость внутри себя. — Не говори со мной никогда и ни о чем, кроме Эйдана. Ты понял?

Я знала, что злюсь на него, но не осознавала, насколько сильно я зла, пока не услышала его голос. Кажется, я могла бы врезать ему по роже. Прямо по рту, который назвал меня «жалкой». Я выбегаю в комнату за обеденным залом, где хранятся все подарки.

Я сижу среди свертков, рассуждая, что может быть в каждом из красиво запакованных подарков. Солонки и перечницы, тостеры, кастрюли и другие бесполезные маггловские штучки, которыми Ал и Дженни, вероятно, никогда не воспользуются. Мне трудно сосредоточиться на чем-то, чтобы не плакать.

Я не могу это больше терпеть. Я не могу терпеть то, как он смотрит и как говорит со мной. Он заставляет меня чувствовать себя ничтожеством. Раньше он не делал такого. Я чувствовала себя принцессой, когда он смотрел на меня. Теперь его разум искажен браком. Он изменился или я изменилась? Знаю, это моя вина. Ну, частично моя. Мне не стоило говорить Дэйзи о предложении. Но что было, то прошло.

Ему было явно стыдно.

От этого я почувствовала себя даже хуже, если это возможно.

Я слышу, как звучит медляк, поэтому решаю оставаться в комнате с подарками как можно дольше. Я не в настроении смотреть, как счастливые парочки танцуют вместе, особенно теперь, когда у меня нет пары для танца. Я бы с удовольствием поспала. С нетерпением жду момента, когда Эйдан начнет капризничать вечером, и у меня будет великолепная отмазка свалить отсюда.

Дверь комнаты открывается. Снова Скорпиус. Часть меня удивлена, увидев его, а другая часть, чего-то подобного ждала.

Он выглядит так, будто ему больно. Словно только что узнал плохие новости. Словно внутри него идет жестокий бой между двумя разными чувствами. Короче говоря, он выглядит так же, как я.

— Я правда не могу говорить с тобой, Скорпиус, — говорю ему немного тише. — Ты был полным придурком прошлой ночью.

— Знаю, — отвечает он. — Но ты была конкретной стервой по отношению ко мне большую часть времени, что мы знакомы, так что мы почти квиты, — он делает паузу. — Я не умею танцевать, — говорит он тихо, прислоняясь к стене. Он смотрит в потолок, а не на меня. — Я вообще не умею танцевать. Я бездарен в этом, — ему не нужно говорить мне об этом. Я знаю, какой отстойный из него танцор. — Твой приятель Брайан умеет танцевать.

— И что? — бормочу я. Это должно помочь мне забыть Скорпиуса? Должна ли я хотеть Брайана больше, раз он умеет двигаться на танцполе. — К чему ты клонишь?

Он продолжает смотреть в потолок. Я тоже поднимаю голову вверх — вдруг там есть что-то интересное, но ничего нет. Просто белый потолок. Зато, очевидно, он более интересен, чем я.

— К тому, что ты заслуживаешь кого-то, кто умеет танцевать, — говорит он. — А я не умею.

Это злит меня. Если он больше не любит меня, он должен прийти и сказать об этом, а не говорить эту ерунду «дело не в тебе, а во мне». Как же он иногда бесит.

— Я тоже не умею танцевать, — говорю я.

— Ты выглядела так, как будто можешь выйти на танцпол с Брайаном, — продолжает он тем же тихим голосом.

— Скорпиус, — начинаю я, и он заметно вздрагивает, когда я произношу его имя. От этого больно, как от ножа в груди. — Ты правда ненавидишь меня? — я должна спросить. Знаю, я звучу отчаянной, нуждающейся, назойливой, но я просто обязана узнать, насколько сильно он ненавидит меня после того, как я разбила ему сердце. Вчера ночью я чувствовала лишь ненависть.

— Если бы, — он все еще смотрит в потолок. — Ты даже не представляешь, как бы я хотел тебя ненавидеть, Роза.

Это успокаивает. Как мне кажется.

— Я ненавижу то, что ты призналась мне в любви, — признает он. — И ненавижу то, что ты такая стерва с Дэйзи, — он наконец смотрит на меня. — Я ненавижу то, как ты ведешь себя большую часть времени. Но не тебя. К сожалению.

Я встаю и подхожу к нему. Кажется, он хочет отойти, но не может, так как прислонился к двери. Я изучаю его лицо, когда он хмурится, испытывая ненависть к тому, что я делаю, но не ко мне. Я всегда думала, что действия человека определяют то, кто он есть. Что же, если не они? Явно не внешность — это слишком мелко. Именно наш выбор и наши действия делают нас теми, кто мы есть. И я довольно неприятный человек, как он только что сказал. Если он ненавидит мое поведение, то как он может не испытывать ненависти ко мне? Скорпиус Малфой такой сложный человек. Не знаю, почему я так сильно его люблю, если тоже ненавижу, как он себя ведет в большинстве случаев.

— Прости меня, Скорпиус, — он снова вздрагивает. — Но перестань смотреть на меня так, будто ты только что стер меня с подошвы своей обуви! Мне жаль, что я так сказала тебе об этом, но ты же все знал!

— Я больше не хочу слышать об этом, — говорит он. — Довольно. С тобой покончено, — он собирается уходить, но я хватаю его за руку, чтобы остановить. Он поворачивается ко мне. — Серьезно, Роза, пожалуйста, отпусти меня.

— Нет, — упрямо качаю я головой, — я не могу.

Он смотрит мне в глаза. Между нами такое электричество, что я еле сдерживаюсь, чтобы не обнять и не поцеловать его сейчас же.

— Нам нужно поговорить об этом, — упрямо говорю я. — Мы должны во всем разобраться, прежде чем поубиваем друг друга. Значит, ты не испытываешь ко мне ненависти. Тогда что, любишь меня?

Он опускает глаза в пол.

— Ты заслуживаешь счастья, Роза, — говорит он мне. — Я не уверен, что могу сделать тебя счастливой. Думаю, ты была права, когда отказала мне.

— Из-за того, что ты не умеешь танцевать? — спрашиваю я.

— Нет. Это потому, что я был недостаточно хорош для тебя.

— Неправда! — всхлипываю я. — Ты — лучшее, что случалось со мной, кроме Эйдана! Да и Эйдан случился в моей жизни благодаря тебе! Нам хорошо вместе, Скорпиус!

— Мы вместе — это катастрофа, — спорит он.

— Нет, нам было хорошо вместе, твердо произношу я. — И ты это знаешь. Физически и эмоционально.

Он смотрит на меня. Знает, что нам было хорошо в постели. Это невозможно отрицать. Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что за этим последует. На мгновение я отступаю, понимая, что этого не стоит делать, но моя попытка остановиться бесполезна. Скорпиус наконец отлепляется от двери и делает шаг ко мне. И вот так, посреди кучи белых, золотых и серебряных упаковок, он целует меня впервые за несколько месяцев.

Мне кажется, что я блуждала по пустыне месяцами и это мой первый глоток воды. Это облегчение той боли, которую я чувствовала в сердце последние несколько месяцев. Его руки обнимают меня за талию, и я молюсь, чтобы никогда не отпускали. Его поцелуй углубляется, я запускаю пальцы в его мягкие волосы (обычно они еще мягче — он нанес гель на волосы перед свадьбой).

Этот поцелуй такой знакомый. Как один их тех поцелуев, что мы делили в темных коридорах Хогвартса, или на квиддичном поле после тренировок, или в коридорах, когда я патрулировала, а он искал способы оказаться за пределами гостиной ночью. Как будто у нас нет других тревог в мире. И я знаю, что мы пожалеем об этом поцелуе рано или поздно. Я знаю, что это неправильно. Знаю, что ничего хорошего за этим не последует, но так не хочу прекращать это. Сама мысль об этом для меня невыносима.

Я чувствую его запах. Он так приятно пахнет. Запах, который ускоряет мое сердцебиение до потери сознания. Мне все равно. Это точно лучший способ отрубиться. Я знаю, что мы совершаем ошибку, поступаем неправильно, но если это ад — я в деле.

Он отстраняется на мгновение, и я чувствую, как разбивается мое сердце. Но он лишь поворачивает голову и снова целует меня. Да! Вот оно! Вот то, чего я ждала. Я уже не соображаю, где нахожусь, но пока я в руках Скорпиуса...

— Какого черта здесь творится?!

Эти слова с силой опускают нас на землю. Мы отрываемся друг от друга как можно скорее и встречаемся взглядами с Дженни, которая смотрит на нас от дверного проема с выражением полнейшего ужаса на лице.

Все, теперь уж точно, когда в следующий раз меня посетит странное желание, инстинкт, импульс или прихоть, я возьму свои чувства под контроль, помещу их в воображаемую коробку и запру в воображаемом шкафу. Воображаемый шкаф я сожгу и развею пепел в далекой таинственной стране, а затем дверь в эту страну я закрою на ключ, а сам ключ выкину в океан. И после всех этих манипуляций я сотру себе память на тот случай, если вдруг у меня возникнет желание отправиться на поиски того ключа.

Мне не стоит доверять своим инстинктам. Когда-нибудь я выучу это?

Смешно, но внешне я удивительно спокойна. Такое ощущение, что я парю вне тела и наблюдаю за всем сверху, — и внезапно меня накрывает острое желание расхохотаться над абсурдностью ситуации. Но потом я вспоминаю про ошибочность своих реакций и то, что я никогда не должна им следовать.

В глубине души, я знаю, что все это закончится слезами — моими слезами — но у меня просто нет сил, чтобы начинать паниковать прямо сейчас. Мне кажется, поцелуй вверг меня в состояние эйфории, из которого я вряд ли выйду раньше следующей недели. Или, быть может, следующего года. Или вообще следующего столетия. И даже, если доживу до двухсот, сомневаюсь, что когда-нибудь забуду об этом.

Скорпиус захлопывает дверь в комнату подарков, выглядя таким испуганным, каким никогда не был. Будучи выше Дженни практически на фут, странно испытывать перед ней такое всепоглощающее чувство страха. Это как в том случае, если бы гиппогриф внезапно испугался флоббер-червя.

— Дженни, ты не можешь рассказать ей, — умоляет Скорпиус. Дженни выглядит настолько взбешенной, что это совершенно не вяжется с ее холодным и спокойным тоном. И это ужасно.

— В сторону, — приказывает она. У нее нет палочки при себе, потому что это маггловская свадьба. Дженни просто не подумала, что она ей может пригодиться. Вряд ли она могла предположить, что ей придется убить собственную дружку и шафера… или же просто решила, что для этого ей хватит и собственных сил.

— Послушай, Дженни, если ты расскажешь об этом Дэйзи, это убьет ее, — говорит Скорпиус, пристально глядя Дженни в глаза, словно пытаясь взять ее под контроль ментально.

— Не верю ни единому твоему слову, — сердито шипит Дженни, — я правда была о тебе лучшего мнения, но ты… ты изменил собственной жене!

Ни один из них до сих пор не обратил на меня ни малейшего внимания. Словно я декорация на заднем фоне и вся моя роль сводится к тому, чтобы наблюдать за их спором. Может, мне стоит сдвинуться немного с места?

— Знаю, то, что мы сделали, было непростительно! — соглашается с ней Скорпиус. — Но я обещаю, это больше не повторится.

— Скорпиус, я помню вчерашнюю ночь, и мне не пять лет! — шипит Дженни. — Уверена, это вовсе не случайный порыв! И ты не имеешь права притворяться, что все это всего лишь маленькое невинное происшествие!

О, вот теперь они наконец-то обращают внимание на меня. Дженни оборачивается ко мне и смотрит так, как никогда не смотрела до этого. Это чистейшая, незамутненная ненависть, и в этот момент я могу с уверенностью сказать, что наша дружба больше уже никогда не будет прежней.

— Ты мне соврала, — тихо говорит она, — прямо в лицо. Ты сказала, что все кончено, и ты соврала! В церкви! — последнюю фразу она произносит так, словно это должно стать для меня контрольным выстрелом в голову. Но на пике эйфории я не чувствую вины, пусть разум и понимает, что она должна быть. Я плохой человек, и мне просто уже надо научиться с этим жить.

— Прости, — говорю я, чтобы хоть что-то сказать. Я не могу промолчать, иначе она и правда решит прикончить меня.

— Тебе не жаль! — кричит Дженни. — Тебе же ни капельки не жаль, взгляни на себя! У тебя на лице эта проклятая улыбка!

Погодите. Я даже не поняла, что стою и улыбаюсь.

— Это был всего лишь поцелуй, Джен, — говорю я ей. А затем перевожу взгляд на Скорпиуса, надеясь, что он опровергнет мои слова и скажет, что это нечто гораздо большее, но он только яростно со мной соглашается.

— Просто глупая ошибка, — произносит Скорпиус, — и все.

— Между вами всегда так! — говорит Дженни. — Все у вас глупая ошибка! Беременность в шестнадцать? То, как вы обманываете Дэйзи? Или Дом?

Вот теперь-то моя эйфория сходит на нет. Не могу поверить, что она вновь поднимает эту тему.

— Я просила тебя сохранить все в секрете! — шиплю я. Я так и не призналась Дом, хотя, как мне кажется, она подозревает, что между нами что-то произошло. — Это было целую вечность назад, и Дом на тот момент уже изменяла Скорпиусу!

Дженни просто кипит от ярости. Поскольку она не может выйти, ведь Скорпиус по-прежнему стоит на ее пути, она начинает сердито метаться по комнате.

— Дженни, ты должна успокоиться, — говорит Скорпиус, — тебе не стоит так переживать в твоем положении.

На мгновение все мысли о нашем поцелуе вылетают из головы.

— Погоди, так ты в курсе? — быстро спрашиваю я. Я считала, что единственная, кто знает о беременности Дженни.

— Если Дженни решила рассказать тебе, то Ал — мне, — пожимает плечами Скорпиус.

Я вот, например, совершенно не вижу логики в его словах. Конечно же, Ал должен был рассказать Джеймсу или еще кому-нибудь из родни. С другой стороны, Джеймс не умеет хранить секреты.

— Не соскакивайте с темы! — кричит Дженни. — ВЫ, ОБМАНЩИКИ!

— ТИШЕ! — шипит Скорпиус. — Почему бы тебе еще Сонорус не применить?

— И применила бы, если бы у меня была палочка, — огрызается она, скрещивая на груди руки. — Уж Дэйзи имеет полное право знать.

— А у тебя нет никакого права говорить ей, — парирую я. — Тебя это вообще не касается.

Стоит словам отзвучать, как я понимаю, насколько большую ошибку только что совершила. Просто чудовищную. Взгляд, которым Дженни меня награждает, стирает всю эйфорию после поцелуя, и я падаю на бренную землю с оглушительным ударом.

— Не мое? — смеется она. — Ты испортила мне девичник, начав перепалку с Дэйзи. Ты испортила ночь перед свадьбой, поссорившись со Скорпиусом. Ты испортила мою свадьбу, целуясь с Малфоем. Отчего же все это не мое дело?

— Ты бы с легкостью могла бы все это проигнорировать, если бы не была настолько чертовски любопытной! — бросаю я не самый справедливый упрек в ее адрес.

— Не смеши меня. Последние месяцы ты только тем и занималась, что страдала и убивалась из-за того, что Скорпиус больше не любит тебя. Это ты выставила себя жертвой, когда на самом деле ты всего лишь маленькая лгунья! Я никогда в своей жизни не встречала настолько эгоистичного человека, как ты! Сегодняшний день должен был быть целиком и полностью моим! Это что, такое преступление, хотеть быть в центре внимания на собственной свадьбе? Но нет, вместо этого ты только доставляешь лишних проблем Скорпиусу!

Вот даже возьмем вчерашнюю ночь — да, я паниковала из-за своей фаты, из-за грядущей свадьбы, а ты даже не обратила на это внимания, зациклившись только на себе и СКОРПИУСЕ! Так что, это мое дело, потому что напрямую касается меня! И мне надоело, что ты считаешь, что солнце и то светит только для тебя!

— Солнце не светит для меня! — кричу я, пусть и не вижу ни единого изъяна в ее словах. Я что, действительно настолько зациклилась на себе?

— Правда? — фыркает она. — Ладно, тогда ответь мне, ты спрашивала у Джорджа, как идут восстановительные работы в магазине? — она не дает мне вставить ни слова. — Нет, не спрашивала. Как не спрашивала и Джеймса о том, как его квиддич, верно? Не спрашивала. Ты когда-нибудь спрашивала меня о свадьбе, если я не поднимала эту тему? НЕТ, НЕ СПРАШИВАЛА! Ты самая большая эгоистка на свете. И я не имею ни малейшего понятия, почему мы вообще с тобой стали друзьями.

Взгляд Скорпиуса мечется между нами, и ему явно некомфортно от того, в какую сторону свернул разговор.

— Мне кажется, тебе пора спуститься с небес на грешную землю, — выплевываю я. — Мы стали друзьями, потому что ты внезапно ощутила в себе прилив человеколюбия и острого желания казаться настоящей паинькой, когда узнала о моей беременности, просто из-за того, чтобы показать Алу свою лучшую сторону. Ты никогда не хотела на самом деле быть мне подругой, просто нужен был повод, чтобы оказаться поближе к Поттерам! — я знаю, что это абсурдно, но сейчас меня распирает от злости, что я и сама верю в свои слова. — Понятия не имею, почему я здесь, как твоя чертова дружка или почему я сделала тебя крестной Эйдана. На самом деле, я даже не понимаю, зачем я здесь! Сделай одолжение, если тебя так бесит мое присутствие, то держись от меня подальше. И случившееся, — я неопределенно веду рукой от Скорпиуса ко мне, — не имеет к тебе ни малейшего отношения.

Ну вот, я забила последний гвоздь в гроб нашей дружбы.

— Да пошли вы, — говорит Дженни, ее голос дрожит от той же боли и гнева, что распирает меня. Она отталкивает Скорпиуса и возвращается в банкетный зал. Скорпиус выбегает вслед за ней, а я ненадолго задерживаюсь в комнате.

Я расстроена, но гнев, что все еще клокочет внутри, не дает слезам пролиться. С одной стороны, я ненавижу все, что сказала Дженни, но, как мне кажется, это из-за того, что ее слова правдивы. И, похоже, себя я ненавижу гораздо сильнее.

Скорпиус возвращается через несколько минут.

— Дженни пока ничего не скажет, — говорит он. — Она дала мне время самому рассказать все Дэйзи.

— Расскажешь? — спрашиваю я.

— Не знаю, — отвечает он, подумав. — Такого больше не повторится, Роза, — я знала, что он так скажет, но мне все равно больно. — Я должен все рассказать Дэйзи, я ведь женат на ней.

— Знаю, — отвечаю я.

— И мы больше не можем видеться, — продолжает он.

Я смотрю на него. Он выглядит сломленным.

— Что ты сказал? — переспрашиваю я.

— Я говорю… думаю, нам стоит обсудить заново вопрос об опеке.

Мое сердце замирает, когда смысл сказанного наконец-то доходит до меня.

— Что, прости?

— Я уже какое-то время думал над этим вопросом, и мне кажется, что так будет лучше для всех…

Голос Джеймса внезапно долетает в комнату из зала.

— Дамы и господа, настало время жениху и невесте разрезать торт, вы ведь уже заждались, да? И что… э-э… прекрасный торт… едва ли не лучшая работа бабушки Молли…

— Это не тот торт, что я испекла! — громко восклицает Молли.

Я перевожу взгляд на Скорпиуса.

— Лучше бы нам уйти отсюда, — говорю я.

— Нам нужно поговорить…

— Не здесь, — обрываю я его и выхожу в банкетный зал.

Дженни и Ал с долей скептицизма смотрят на очень кривобокий свадебный торт. Виктуар выглядит до крайности смущенной, в то время, как Тедди и Ремус, кажется, сейчас лопнут от сдерживаемого смеха.

Дэйзи разговаривает с тетей Анджелиной и улыбается, счастливой паре, даже не догадываясь, что только что случилось всего в паре футов от нее. В каком-то смысле мне жаль ее, и я даже чувствую свою вину… но помочь не в моих силах. И мне кажется, что идея об опеке поселилась в голове Скорпиуса с ее помощью. И за это я буду всегда обижена на нее.

Дженни лучше удается держать себя в руках, чем я думала. Она улыбается, вся такая счастливая невеста, и я сомневаюсь, что с этого дня она хотя бы взглянет в мою сторону. Да я и не жду ничего иного, ведь и сама едва ли могу смотреть на нее, ощущая ужасную вину и гнев. И я не могу перестать думать, спустя какое время она расскажет обо всем Дэйзи. Если Скорпиус не расскажет первым.

Но после того, как торт разрезан, Ал берет слово и дарит Дженни свадебное путешествие. В угаре поспешной свадьбы, пока беременность Дженни еще не так очевидна, они как-то не успели спланировать свой медовый месяц заранее.

— Месяц в Новой Зеландии? — радостно визжит Дженни и обнимает Ала. И я чувствую ни с чем не сравнимое облегчение — по крайней мере, еще четыре недели мне не придется встречаться с ней лицом к лицу. Наверное, я единственная, кто не хлопает и не кричит при этом объявлении.

Они уезжают завтра. В глубине души мне грустно, ведь я не увижусь с кузеном целый месяц. Ал мне как брат, и моя размолвка с Дженни скажется и на наших с ним отношениях. Ну, в любом случае у меня останется еще один надоедливый кузен.

— Почему ты такая подавленная? — Брайан оказывается около меня так мгновенно, словно он тоже освоил аппарацию. И знаете, это бы огорчило меня, если бы маггл освоил аппарацию быстрее меня. У меня впереди еще одно занятие до того, как можно будет сдать тест на лицензию.

— Прости, не могу сказать здесь, — бормочу я. Брайан кивает, но не отходит. — Как дела с Дом?

Лицо Брайана тут же преображается.

— Она потрясающая, Роза! — явно она не поделилась с ним историей о том, как они вместе с Джеймсом убивали крыс в подворотне около Дырявого котла. — Она такая забавная, милая и умная, — я пытаюсь сдержать смешок, честно-честно, но мне не удается, и он прорывается веселым и громким смехом. Определенно, мне это было сейчас очень нужно.

— Спасибо, Брайан, — смеюсь я, — именно это и нужно мне было в этот момент!

— Эй, я серьезно, — говорит он мне. И это вызывает у меня еще больший приступ смеха. Я замечаю, как Дженни смотрит на меня, явно злясь, что я нахожу силы смеяться, а не молча убиваюсь по тому, насколько же я испорчена. И, может быть, если я продолжу смеяться, все будет хорошо. Или же я просто окажусь в Мунго, что кажется сейчас не самым плохим вариантом.

* * *

Ал и Дженни отправляются в медовый месяц на следующий же день. Ал ни о чем не спрашивает, когда я ни словом не обмениваюсь с Дженни, когда мы провожаем их утром, а вот Джеймс припирает меня к стенке, стоит им только аппарировать.

Единственная причина, почему я здесь — Эйдан захотел попрощаться с ними.

— Что только что было, Рыжая? — спрашивает он меня. Только оказавшись вблизи я замечаю, насколько же он вымотан. Кожа у него бледнее, чем обычно, из-за чего глаза кажутся еще темнее, да и мешки под ними придают ему изможденный вид. Четко проступившие скулы… и сам он выглядит каким-то бледным, худым и больным.

— Ты в порядке? — спрашиваю я. — Ничего не болит?

Он смотрит на меня так, словно я рехнулась. Словно в его внешности за последние месяцы не произошло никаких кардинальных изменений. Как он может не обращать внимания на то, насколько он похудел?

— Здоровее флоббер-червя, моя дорогая кузина! — отвечает он. — И не смей менять тему. Почему Уинтерс тебя сейчас едва не испепелила взглядом?

— Уинтерс теперь стала Поттер, помнишь? — напоминаю я. — И это ерунда… забудь.

Может Джеймс и прикидывается дурачком большую часть времени, но он знает, когда стоит отступить. Вместо этого он приглашает меня на свой следующий матч по квиддичу и вручает три билета. Матч состоится через несколько недель против Паддлмер Юнайтед.

Следующее место, куда надо обязательно заглянуть, — родители. Рассчитывая на прекрасное послеполуденное чаепитие, мы с Джеймсом наивно переступаем порог нашего старого дома, обсуждая квиддич и погоду, когда понимаем, какую ошибку только что допустили...

Агитация.

Другими словами, кампания, направленная против тети Одри.

Тетя Джинни и дядя Гарри уже здесь. Глядя на них и не скажешь, что их младший сын только что женился. Они должны были бы весело отмечать такое радостное событие, как появление в семье первой невестки (невзирая на то, что она любопытная корова), вместо этого же они предельно сосредоточены и раздумывают над способами, как им обойти члена своей же семьи… и еще одну любопытную корову.

— Он такой дурак! — папа снова говорит о дяде Перси. — Я думал, что он успокоится, когда поймет насколько нелепа вся эта ситуация.

— Рон, мы уже обсуждали это, — говорит мама. — Ему просто промыли мозги. Не ты ли говорил?

— Прости, но я просто отказываюсь понимать, как можно оказаться под каблуком у собственной жены! Он что, делает все, что ему скажут? — ворчит папа.

— Ох, я не знаю, — вздыхает мама, — а теперь сходи и приготовь чай для Розы и Джеймса, хорошо?

— Да, хорошо.

Я бы рассмеялась, но, как правило, именно в таком ключе и происходит большинство разговоров родителей. Папа прикасается палочкой к чайнику и шуршит в поисках заварки, мы же с Джеймсом усаживаемся за кухонный стол, пока Эйдан убегает в другую комнату. Я пролистываю четко структурированную папку маминых предложений и вижу, что ее самоцель — подать себя любящей матерью.

Наверное, будет не очень хорошо, если она распнет тетю Одри на заборе.

— Гермиона Уизли — прекрасная жена, мать и хозяйка, — цитирую я один из ее лозунгов. Вскинув брови, я смотрю на нее. — Ты же это несерьезно?

— Это лучшее, что пришло нам в голову! — уныло стонет мама. — Может быть, Одри и та еще стерва, но она знала, как все это подать в лучшем виде…

Да уж, если мама начинает ругаться, это означает только одно — она уже дошла до ручки.

— Гермиона Грейнджер — за расширение прав и возможностей людей… «Воздаяние» — ее второе имя, — зачитывает Джеймс. — Погодите, я думал, что ваше второе имя «Джин»?

— Отдай! — мама вырывает папку из рук Джеймса. Джинни награждает сына суровым взглядом, всем своим видом показывая, что сейчас не время для шуточек.

Мамина предвыборная кампания, мягко говоря, полное дерьмо. И больше похоже на то, что она пытается рекламировать какое-то дешевое зелье от простуды. Конечно, эти мысли я оставляю при себе. Но все же предлагаю свою помощь, отчасти из-за того, чтобы отвлечься от всего того, чем сейчас полна моя жизнь. Эйдан подбегает ко мне, прося отпустить его на сегодня к Скорпиусу. И я не могу отказать, чтобы не спровоцировать всплеск любопытства своим ответом. Джеймс тоже пристально наблюдает за мной, пытаясь понять, отчего Дженни была со мной столь холодна сегодня. Я подумываю рассказать ему о том, что случилось — знаю, он будет на моей стороне, — но потом я отказываюсь от этой мысли. Думаю, будет лучше, если все мы притворимся, что ничего не произошло.

К счастью, со мной связываются с работы, прося подменить Хэйзел, которая приболела. Поэтому я прошу Джеймса закинуть Эйдана к Скорпиусу и отправляюсь на работу, делая вид, что у меня все отлично.

Я появляюсь в Мунго, где меня встречают восторженная Линда и уставшая Глэдис — Глэдис терпеть не может, когда ее надолго оставляют наедине с Линдой. Она говорит, что такие смены лишь добавляют ей лишней седины.

— Ну, как прошла свадьба? — взволновано спрашивает Линда. — Дженни была настоящей красавицей?

— Возможно, — кисло отвечаю я. Меня посещает мысль, может быть причина того, что я несчастна — это стойка администратора, где я провожу большую часть своего времени?

— А подробнее можно? — спрашивает Глэдис и вид у нее такой, что сразу становится ясно — она хочет сплетен, особенно тех, что касаются нас со Скорпиусом. Линде тоже интересно послушать, но она пытается скрыть интерес.

— Нет, — отвечаю я. — Нечего рассказывать.

Она добрая и заботливая,

Любящая и щедрая,

Преданная мать и бабушка,

Труженица, не боящаяся сложностей,

Верный друг!

Голосуйте за Гермиону Уизли, будущего министра магии.

* * *

Гермиона Уизли рассказывает о семейных ценностях — а вы знали, что ее дочь забеременела в шестнадцать?

Гермиона Уизли называет себя верной женой — а вы знали, что она изменяла своему мужу?

Гермиона Уизли говорит о равных правах для домовых эльфов — а вы знали, что у нее самой их целых пять?

Голосуйте за Перси Уизли, честного кандидата.

* * *

— Не могу поверить в это! Половина из этого дерьма полная бессмыслица! У меня нет пяти домовиков!

— О да, такой же «честный кандидат», как моя задница, — рычит папа, испепеляя взглядом передовицу Ежедневного пророка. — Эта женщина — сущий дьявол. Волдеморт, вернись, все забыто!

И пусть я считаю, что мамин слоган несколько напыщен, но тетя Одри прибегла к откровенной лжи, строя предвыборную кампанию дяди Перси. Да, я забеременела в шестнадцать, и, возможно, мама целовалась с кем-то, пока была помолвлена с папой, но уж в чем я точно уверена, так это в том, что у нас нет домовиков.

— Мам, думаю, пришла пора и нам играть грязно, — говорит Хью, который возится с Эйданом в углу. — Ну знаешь, распространять слухи, копаться в грязном белье.

— Не думаю, что так уж глубоко придется копать, — мрачно вставляет папа.

Мама заглядывает в духовку, проверяя, готов ли наш ужин.

— Я не стану опускать до ее уровня, — говорит она, — к тому же, распространять слухи об Одри не кажется мне здравой идеей. Все же, это Перси баллотируется на пост министра, а не она.

— Ну, у него тоже грязного белья хватает, — парирует папа.

— А я знаю нечто интересное о Молли, — добавляю я. Никто ведь не знает, что она в свое время целую неделю курила коноплю, а ведь если бы об этом узнала Одри, кузине бы явно не поздоровилось.

— А почему они просто не постирают свои вещи? — спрашивает Эйдан. Иногда я не могу сдержать улыбки — настолько он еще наивен. Надеюсь, это будет длиться вечно. А еще надеюсь, что спустя пару лет ему не придется копаться в грязном белье своих родственников. Потому что, как сказал папа, тут даже не надо будет прилагать особых усилий, особенно в том, что касается меня.

Внезапно у меня ёкает сердце, когда я вспоминаю письмо, полученное сегодня от Скорпиуса. Он даже не стал звонить мне, решил отделаться письмом. И в нем было не так, чтобы уж очень много слов.

«Заеду в семь. Нам нужно поговорить. Скорпиус.»

Ну, в любом случае, в восемь у меня зелья, поэтому вряд ли он сможет надолго задержать меня. А Эйдан сегодня остается с моими родителями, и мне не придется волноваться о том, что он может снова услышать, как мы ругаемся. Особенно, учитывая, что ругаться мы будем из-за него.

Я никому не рассказала о том, что Скорпиус предложил подписать соглашение об опеке. Единственный человек, с которым мне бы хотелось этим поделиться, сейчас находится в Новой Зеландии и не хочет иметь со мной ничего общего. А двое других, которым я могла бы рассказать, в последние дни проводят слишком много времени вместе. Брайан и Дом — это новые Ал и Дженни: где один, там и другой неподалеку. Похоже, я сотворила чудовище.

А что касается Лауры, от нее не было никаких вестей с момента девичника. Не знаю, что она делает или чем занята, но каждый раз, как я набираю ее номер, меня переключает на голосовую почту.

— Но ты же должна как-то отреагировать, Гермиона, — говорит папа, — не можешь же ты просто сидеть и смотреть, как она все разрушает.

— Ну и чего ты от меня ждешь, чтобы я закидала яйцами их дом? — огрызается мама.

Мы с папой переглядываемся и синхронно киваем. Мама закатывает глаза.

— И зачем я только согласилась на все это. Должна же была знать, что это доставит столько хлопот. Может быть, мне просто стоит снять свою кандидатуру…

— НЕТ! — папа, Хью и я можем быть удивительно единодушны, когда хотим.

— Ты не можешь позволить Одри победить! — восклицает Хью. — Зло не побеждает добро, и мне все равно, что ты можешь на это возразить! Вы победили Волдеморта, вы можете победить и эту стерву!

— Следи за языком, Хьюго! — шипит мама. — И в последний раз напоминаю, мой противник — не Одри!

— Давай же, Гермиона, докажи, что за каждым мужчиной-подонком стоит женщина-дьявол, дергающая его за ниточки, — парирует папа. — Перси не был и вполовину таким подлым, если бы не Одри.

— На этой ноте я покину вас, — говорю я, вставая и направляясь к двери. — У меня скоро занятие по зельям.

На часах половина шестого. Скоро придет Скорпиус. Попрощавшись со всеми, я переношусь камином домой и принимаюсь его ждать.

Он прибывает рано. Скорпиус редко что-то делает вовремя, поэтому я с уверенностью могу сказать — ничего хорошего меня не ждет. А еще у него с собой портфель. Есть нечто странное в молодом мужчине, одетом в красную толстовку и джинсы, но с портфелем в руке. Все равно что, министерский служащий появился бы на скейтборде.

— Ладно, давай просто поскорее со всем разберемся, хорошо? — он произносит это даже до того, как успевает поздороваться. Направляется прямиком на кухню, укладывает портфель на стол и открывает его. После этого он принимается вытаскивать множество бланков и каких-то контрактов. — Ну что, ты думала об опеке?

— Да, — отвечаю я. Я просто не знаю, что еще сказать ему. Помимо того факта, что я не хочу никаких документов об опеке, кроме тех, где было бы сказано, что Эйдан живет вместе с нами обоими. Где сказано, что мы живем втроем, как семья. Вот только он явно хочет вовсе не этого.

— Я тоже, — говорит он, — на самом деле, я много об этом думал. И я составил такое соглашение, которое подойдет нам обоим. Думаю, оно достаточно справедливое, — он торопится, словно нервничает.

— Верно… звучит, хорошо.

Он кивает.

— Ладно, значит, так и поступим.

Он глубоко вздыхает. Интересно, насколько он волнуется? Скорпиус вручает мне документ с большим количеством юридических терминов. И я понятия не имею о чем они все.

— У меня не так уж и много времени, Скорпиус, — вздыхаю я. — Что здесь?

— Ну, я обратился к своему адвокату, — говорит он, — и попросил его составить для нас соглашение. Все, что от нас требуется — это подписать его.

Я хмурюсь.

— Что именно мне предстоит подписать?

— Если в целом… Эйдан будет проводить со мной время с четверга по воскресенье, а с тобой — с понедельника по среду. Это совместная опека.

У меня такое чувство, что я резко заболеваю. В один момент человек, стоящий передо мной, оказывается вовсе не тем, кого я знала и любила все эти годы… на самом деле, в этот момент я ненавижу его всем сердцем. Как он мог так поступить со мной?

— Позволь, я проясню один момент, — я изо всех сил стараюсь, чтобы мой голос звучал ровно. — Ты хочешь, чтобы я позволила моему сыну проводить с тобой четыре дня в неделю?

— Нашему сыну, — отвечает он. — Он наш сын. Не твой. И ты знаешь, что и так пробыла с ним слишком долго…

Не бей его. Только не ударь его. Я сжимаю кулаки.

— Скажи, когда он просыпался в три утра, чей он был сын? Когда он подхватил ветряную оспу, чей он был сын? Когда он сделал первый шаг, за чью руку он держался? — только не плакать. — Он прожил со мной шесть лет…

— Ему только пять, — возражает мне Скорпиус.

— Он жил во мне! — кричу я. — Он уже был во мне шесть лет назад! Меня тошнило по утрам, у меня на теле растяжки!

Только не плакать!

— Я знал, что ты так и скажешь, во всем обвинишь меня! — огрызается Скорпиус. — Ну прости, что у меня нет гребаной матки, но это не делает тебя лучшим родителем, чем я!

— О да, а кто женился на первой встречной в Вегасе? — фыркаю я.

— Я могу дать ему нормальную семью, Роза. У него будет большая спальня, двое родителей, я обеспечу его всем необходимым.

И это все же случается. Я больше не могу сдержать слезы.

Не могу поверить, что я все же расплакалась. Ради всего святого, Господи, за что?

— Не плачь… — неловко бормочет Скорпиус.

— Пошел вон из моей квартиры! — кричу я. — Я не подпишу это! Ты не сможешь заполучить его на четыре дня в неделю…

— Но у тебя будет целых три дня! — Скорпиус говорит со мной так, словно я неразумное дитя. И я как никогда близка к тому, чтобы ударить его.

— Какое счастье! У меня будет целых три дня, в которые я работаю, а он в школе! — выплевываю я. — Убирайся из моей квартиры, Малфой! Мы будем придерживаться той договоренности, которая была до этого…

— Нет, не будем! — говорит он. — И если ты не хочешь решить вопрос мирно… мой адвокат свяжется с тобой.

Он собирает документы в портфель. Не говоря больше ни слова, он просто аппарирует, а я пытаюсь привести себя в порядок и отправиться на занятия по зельям.

На самом деле я выбита из колеи. Думала, что знаю его. Как он мог попросить меня отказаться от собственного сына? Разве он не понимает, что Эйдан — единственный лучик света в моей жизни?

* * *

Когда я возвращаюсь вечером, меня ждет письмо от Скорпиуса. Ну, он расщедрился даже на целое слово.

«Сожалею», — написано на пергаменте.

Не знаю, что он подразумевал под этим. Он сожалеет, что поднял этот вопрос? Сожалеет, что собирается вынудить меня предстать перед Визенгамотом? Или он сожалеет о том, что женился? В мире так много вещей, о которых может сожалеть человек.

Помимо письма есть еще две вещи, который встречают меня дома — Доминик и Лаура. Они расположились в моей гостиной и едят чипсы, смотря мой телевизор.

— Вы же помните, что у вас, вообще-то, есть собственные дома? — устало вздыхаю я, расстроенно скидывая сумку. Дело не в том, что я не рада им, просто все, о чем я мечтала — это нареветься от души, обожраться шоколадом и завалиться спать.

— Да, — пожимает плечами Дом, — Но мы здесь, потому что у тебя спокойно.

Я хмуро смотрю на нее.

— И от кого ты прячешься? — Дом всегда прячется от ненормальных парней, которые все никак не могут отвязаться от нее. — Надеюсь, это не Брайан?

Дом и Лаура обмениваются виноватыми взглядами.

— Ладно, а у тебя что? — перевожу взгляд на Лауру.

— Нам нужно просто отдохнуть от проблемных мужчин, — отвечает мне Лаура.

— Что случилось с Брайаном? Он ведь правда хороший, прекрасно выглядит, а еще забавный…

— Тогда почему бы тебе самой с ним не встречаться? — огрызается Дом. Напряженная тишина окутывает гостиную. Лаура неловко пялится в телевизор.

— Ладно, что, черт возьми, случилось? — спрашиваю я.

— Не имеет значения, — бормочет Дом и тоже притворяется, что телевизионная программа ее сейчас интересует больше, чем мои вопросы.

И это меня выводит из себя.

— Послушай, ты не можешь просто так заявиться в мою квартиру и без причины злиться на меня! — рычу я. — Это моя квартира, Дом! Если тебе не нравится Брайан, просто скажи это ему и перестань прятаться от него, как ребенок! А ты! — я поворачиваюсь к Лауре. — От тебя не было ни весточки несколько недель! Почему ты никогда не берешь свой чертов телефон? Кажется, что мы с тобой друзья только в том случае, когда тебе этого хочется, а потом ты просто исчезаешь!

— Бог мой, ты пробудила в ней монстра, — шепчет Лаура едва слышно Дом, и та хихикает.

— Это не смешно! — сердито кричу я, и теперь мой голос дрожит.

— Роза, что-то случилось? — вмиг становится серьезной Дом и выключает телевизор.

И я рассказываю им все: от поцелуя на свадьбе до ссоры с Дженни и соглашения об опеке, которое Скорпиус хочет, чтобы я подписала. Они молчат все то время, что я говорю. И стоит мне умолкнуть, как Лаура призывает бутылку вина и несколько бокалов с кухни. Определенно, настало время для вина.

— Не могу поверить, что вы целовались, — говорит Дом, — не то, чтобы я, конечно, не ожидала, что это произойдет.

— Да ладно, — пожимает плечами Лаура, — даже слепому ясно, что это случится.

— Бьюсь об заклад, Дэйзи не ясно, — добавляю я. — Она понятия не имеет.

Лаура и Дом раздражающе переглядываются с сочувствующим видом.

— Не думаю, — говорит Дом.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, — вздыхает Дом, — она же не тупая. Между вами всегда искрит. Вы спорите, как старая супружеская пара, и все, что между вами — это всегда на пределе. Пусть она и не знает, что вы со Скорпиусом целовались на банкете, она точно знает, что между вами что-то есть. Любой об этом знает.

Мне нечего ей возразить.

— Могу поспорить, что она навешивает на Скорпиуса следящее заклинание! — восклицает Лаура, словно только что открыла величайшую мировую тайну. — Подумай сама! Именно она подняла вопрос об опеке самой первой. И она знает, что этот договор об опеке отдалит вас со Скорпиусом еще дальше друг от друга. Говорю тебя, она очень хитрая стерва.

— Откуда ты знаешь? — цинично спрашиваю я.

— Рыбак рыбака видит издалека, — пожимает плечами Лаура.

— Знаешь, как бы странно это не звучало, но я думаю, что Лаура права, — задумчиво произносит Дом. — Понимаешь, ты причина того, что она не чувствует себя в безопасности. Я знаю, ведь я была на ее месте.

Дом не часто вспоминает время, когда они со Скорпиусом встречались, и мне очень неловко. Главным образом потому, что я знаю то, что ей не известно. Пусть она и думает, что мысленно Скорпиус был со мной, ей не известно о тех поцелуях, которыми мы украдкой с ним обменивались за ее спиной. Может быть, она об этом и догадывается, но ни я, ни Скорпиус никогда не говорили ей этого. По факту, если вы, конечно, спросите, как закончились отношения Дом и Скорпиуса, вы обнаружите, что она изменила ему с Марком Мэтьюсом, который стал ее парнем в Хогвартсе. Но на самом деле, их отношения закончились, когда она узнала о моей беременности.

Я решаю сменить тему.

— Так почему вы прячетесь у меня? Или я должна спросить, от кого вы прячетесь? — они вновь обмениваются взглядами. Я ненавижу чувствовать себя лишней: совершенно очевидно, что им известны тайны друг друга, а я просто посторонняя. — Вы либо мне признаетесь, либо я забираю пульт…

— Парень с работы, — отвечает Лаура, и звучит это как-то не слишком убедительно. Я вопросительно смотрю на нее. — Он меня бесит. Постоянно мне названивает. Я переспала с магглом.

Слишком много информации. Так, похоже, мне и правда, стоит прекратить расспрашивать Лауру о ее личных делах.

— А ты? — я снова поворачиваюсь к Дом. — Признавайся, что сделал Брайан?

— Ничего, — бормочет она.

— Он тебе нравится?

— Похоже, — бормочет она.

— Так в чем проблема? — у меня такое ощущение, что я, возможно, лезу, куда не следует, но не могу остановиться. — Брайан милый. Тебе стоит просто узнать его.

— Я знаю, что он хороший, — коротко отвечает Дом.

— И… ты бы предпочла, чтобы он был подонком? — спрашиваю я, потому что, похоже, это именно мой вариант. Тот, кто готов отобрать твоего ребенка — мой тип.

— Нет, вздыхает она, — просто я еще не уверена. На этом все.

По ее тону я легко могу сказать, что разговор окончен. И меня это приводит в бешенство. Потому что я точно знаю, они обе что-то скрывают от меня. Не понимаю, зачем они пришли ко мне, если собираются и дальше держать меня в неведении. Раздраженно я говорю, что иду спать и скрываюсь в спальне, чтобы выполнить задание по зельям.

Я снова чувствую себя подростком. Вот только проблем стало в разы больше.

* * *

— Вот твои билеты… на самые лучшие места.

Джеймс протягивает мне конверт с билетами на предстоящий матч «Пушек Пэддл». Я обещаю взять с собой Эйдана, впрочем папа, дядя Гарри, Тедди и Ремус тоже собираются прийти. Мы ходили смотреть игру Джеймса в каждом матче, когда его только взяли в команду во второй состав, но стоило ему перейти в основной и выходить на поле едва ли не каждую неделю, мы решили ходить только на самые знаковые игры. Например, как эту — отборочные в Лигу.

В квартире Джеймса непривычно чисто. Обычно, он слишком ленив, чтобы лишний раз взмахнуть палочкой и навести порядок, но сейчас все вокруг просто блестит. На самом деле, сейчас даже чище, чем в тот день, когда он впервые переступил порог этой квартиры.

— Джеймс… а почему у тебя так чисто? Тебя мама навестила?

— Нет.

— Бабушка?

— Нет, она перестала ко мне приходить после того инцидента с крысами.

— М-да, — задумчиво тяну я, — но разве это не Дом выстрелила?

— Нет, она промахнулась и попала в хомяка.

— И правда…

— Бедный старый Бабблз просто не ожидал этого, — грустно качает головой Джеймс. И мы минутой молчания поминаем его старого хомяка. Я даже не помню, откуда у Дом взялся пистолет. Смутное ощущение, что в то время она встречалась с каким-то мутным персонажем, который и подарил ей его на день рождения.

— Джеймс, тебе холодно? — спрашиваю я, даже с моего места видно, как его трясет, хотя в помещении тепло.

— Что? А, да, тут немного холодно, — пожимает он плечами. — Так как дела у Рыжика?

Джеймс называет Эйдана «Рыжиком», потому что в детстве у него были рыжеватые волосы. Несмотря на то, что сейчас оттенок его волос изменился на блонд, для Джеймса он так и остался Рыжиком.

— Все отлично. Ну, если не считать, что его отец хочет полной опеки, — ворчу я. И тут же жалею, что рассказала об этом. Мне казалось, что если никому не рассказывать, то возможно, ничего и не случится. И тот факт, что Скорпиус не написал мне ни строчки после своей жалкой записки с извинением, лишь усиливает мою уверенность в этом.

— Что? Ты меня разыгрываешь? — пораженно смотрит он на меня.

— Хотелось бы, — бормочу я, машинально отмечая, как Джеймс ловко сменил тему со своего состояния.

— Ну… да, он просто дурак!

— Вау, насколько точное описание, Джеймс! — замечаю я.

— Да это же смешно, Рыжая! Он хочет полной опеки? Да я убью этого мелкого…

— Давай подождем пару дней, ладно?

Джеймс теперь быстро меряет шагами комнату. Давно я не видела его таким злым. Обычно он насмешлив и всегда пытается смотреть на ситуацию с положительной стороны. Но сейчас он меня действительно пугает.

— Знал же, что не просто так этот мерзавец мне не нравился…

— Да брось, ты же был шафером на его свадьбе! — восклицаю я. Ага, я до сих пор не могу забыть этого.

— Да, но ненавидел я его еще со второго курса. Черт, мне просто надо было доверять своей интуиции…

Успокоив Джеймса и заставив его выпить чашку чая, я отправляюсь забирать Эйдана из школы. Забавно, когда кого-то что-то беспокоит, то успокаивая этого человека, ты и сам успокаиваешься. Я убедила его, что Скорпиус не станет усугублять ситуацию, и что все было сделано под влиянием момента, о котором, я уверена, он сожалеет. Проговорив все это, я чувствую, как и у меня становится легче на душе. Размышляя над этим, я понимаю, почему он запаниковал. То, что случилось между нами на свадьбе, было ошибкой, и мне кажется, что, дистанцировавшись от меня, он думает, что это единственный способ вернуть все на свои места. А единственный способ свести наши контакты к минимуму — это встречаться только по особой необходимости и проводить как можно меньше времени вместе. Возможно, если я покажу ему, что мы можем не подначивать друг друга, не провоцировать, тогда он отбросит эту свою затею с опекой.

Когда я забираю Эйдана, у него хорошее настроение, потому что учитель чтения наградил его золотой звездой. Обычно Эйдан возвращается домой в плохом настроении, ведь в конце дня у него специальные занятия, чтобы справиться с его дислексией, а еще он до сих пор ненавидит Брайана.

— Миа спрашивала, не хочу ли я прийти к ней домой в субботу, — говорит он, когда мы идем домой из школы.

Думаю, вот и причина его хорошего настроения.

— Так я смогу прийти? — смотрит он на меня с надеждой.

— А почему бы и нет, — пожимаю я плечами. Я и так планировала встретиться с ее матерью, чтобы убедиться, что она не сумасшедшая наркоманка или чудачка. А еще я думаю, что было бы неплохо попытаться объяснить Эйдану, что с девочками не стоит целоваться до семнадцати. Или до тех пор, пока я не умру, что может случиться гораздо раньше.

— Миссис Мёрфи возвращается в школу в понедельник, — продолжает Эйдан. — Поэтому мистер Макдональд больше не будет моим учителем.

Сомневаюсь, что Брайан слишком уж расстроится, если не будет больше вести уроки у Эйдана. Мой сын может быть достаточно пугающим, когда захочет.

— И ты наконец-то прекратишь дуться, когда он придет к нам в гости?

— А он правда встречается с тетей Дом?

Я меняю тему.

Когда мы приезжаем домой, на полу лежит конверт, адресованный мне. Интересно, это еще одна жалкая записка с извинениями от Скорпиуса?

Но нет.

Совсем наоборот.

Письмо от его адвоката.

«Уважаемая мисс Уизли,

Этим письмом уведомляю вас о том, что мистер Скорпиус Малфой будет добиваться соглашения об опеке в судебном порядке над его сыном Эйданом Рональдом Уизли. Суд Визенгамота по семейным делам рассмотрит это дело в день, который будет выбран, чтобы обсудить соглашение. Ваше присутствие на заседании обязательно.

Искренне Ваш,

Мистер Генри Дж. Саммервилл,

Департамент Магического семейного права.»

Я должна была просто позволить Джеймсу убить его.

В кабинете мистера Фокса ужасающе пахнет сыростью. Из невидимого крана доносится раздражающее капанье воды, а шторы и мебель выглядят так, словно на них хорошо попировала моль. Здесь нет фотографий ни семьи, ни друзей или знакомых мистера Фокса. И я невольно задаюсь вопросом, а есть ли у него вообще друзья? На стене позади его стола расположен какой-то скучнейший пейзаж, который нагоняет на меня депрессию, чем дольше я его рассматриваю. Поэтому я перевожу взгляд на окно, которое выходит в мрачный переулок. Стена соседнего здания настолько близко, что можно протянуть руку и коснуться его. Если бы работник офиса через дорогу открыл окно, я с легкостью могла бы запрыгнуть к нему в кабинет.

Все во мне требует, чтобы я немедленно покинула кабинет. Уверена, мне удастся найти хорошего адвоката за эту цену. А даже если нет, разве я не смогу сама защитить свои права в Визенгамоте? Я хотела попросить маму защищать меня, но она сказала, что это будет конфликт интересов и это лишь навредит мне. А еще она не прекращает обзывать Скорпиуса разными нехорошими словами, даже теми, которые я никогда не слышала. Похоже, жизнь с папой не прошла для нее бесследно.

Прежде чем встать и уйти, дверь кабинета открывается и входит Томас Фокс. Он определенно соответствует своему кабинету — одежда у него мятая и потертая, и он даже не носит галстук. А еще он не брился несколько дней, и я даже сомневаюсь, знаком ли он с таким чудесным изобретением, как расческа.

— Роза Уизли? — спрашивает он.

— Э-э, здравствуйте, — отвечаю я, стараясь не проявлять свое истинное отношение к его облику.

— Да, здравствуйте, — несколько грубовато отвечает он. Он принимается листать свои бумаги, едва слышно насвистывая. И мне правда хочется ударить его. Есть ли что-то более раздражающее, чем насвистывающий адвокат? — Итак… слушание об опеке, да?

— Верно, — холодно отзываюсь я. — Отец моего сына хочет отсудить у меня право на единоличную опеку.

— Верно, — кивает мистер Фокс, — и зачем?

Я непонимающе смотрю на него.

— Чтобы Эйдан мог жить с ним, — это же очевидно.

— Ну, это я понял и без вас, — саркастически хмыкает он. Гхр-р, я уже ненавижу его. — Я имею в виду, почему он судится с вами именно сейчас? Вы развелись?

— Нет. Мы никогда не были женаты, — неохотно отвечаю я. Я ненавижу саму мысль, что мне придется рассказать этому человеку хоть что-нибудь о себе, особенно, когда у него такое осуждающее выражение лица.

— Так что вы сделали? Отправились в загул с друзьями, напились до чертиков, и теперь он считает, что вы не способны быть хорошей матерью?

— Простите, что? Вы со всеми так себя ведете?

— Послушайте, мисс Уизли, — поднимается он, кладя руки на стол и наклоняясь ко мне. Теперь он в пределах досягаемости. — Я видел достаточно родителей, которые точно так же, как и вы, приходили ко мне. А теперь, если вы не будете со мной откровенны, я просто не смогу вам помочь.

— Вы что, правда думаете, что я какая-то алкоголичка или плохая мать?

Он пожимает плечами.

Я вскакиваю со своего места, а он отступает и складывает руки на груди, рассматривая меня.

— Да как вы смеете! — кричу я. — Я плачу вам, чтобы вы защитили мои права, а не оскорбляли меня! Я отказываюсь находиться здесь и выслушивать упреки от человека, который выглядит так, словно он спал в этой одежде и объявил бойкот расческам!

С этими словами я покидаю его кабинет. Не уверена, что кто-то производил на меня такое же угнетающее впечатление раньше. Ну, разве что, кроме Лауры — впервые увидев меня, она выдала сногсшибательную фразу: «О, Мерлин, ты что, и правда вышла в таком виде из дому?»

Но прежде, чем я успеваю добраться до дверей возле стола секретарши, они захлопывается прямо у меня перед носом. Я сердито оборачиваюсь, оказываясь лицом к лицу со своим адвокатом, который сейчас стоит, прислонившись плечом к дверному косяку и засунув руки в карманы.

— Это была проверка, — говорит он, пожимая плечами, — и вы прошли ее. А теперь идите в мой кабинет.

Секретарша смотрит на него с обожанием, круто замешанном на восхищении. Она это серьезно? А он?

Поскольку я нахожусь в таком шоке, что совершенно не знаю, как мне дальше поступить, я возвращаюсь в его кабинет.

— Приятно видеть, что вы относитесь к этому вопросу достаточно серьезно, — говорит он, усаживаясь за свой унылый стол. Затем он протягивает руку, предлагая мне тоже присесть. — Я повидал многих родителей, которым совершенно наплевать на своих детей, но которые хотят воссоединиться со своими бывшими.

— Ну, я не одна из них, — холодно отвечаю я.

— Я так и не считал, но мне надо было убедиться, — он изучает меня мгновение. — Как я и думал, все верно.

— Что вы имеете в виду? — хмурюсь я. Ненавижу то, как он смотрит на меня. Это заставляет ощущать меня неуютно.

— Вы дочь своей матери, — ухмыляется он.

По какой-то причине, я всегда воспринимала это сравнение, как личное оскорбление. Я полагаю, что ни одна женщина на самом деле не хочет быть похожей на свою мать, особенно, если ее мать — та еще заучка с ужасными волосами.

— Вы знакомы с моей матерью?

— Все знают Гермиону Уизли, — да уж, полагаю, это был глупый вопрос — в конце концов, она баллотируется на пост министра. — И я какое-то время работал вместе с ней в министерстве, прежде чем занялся собственной практикой.

— Вот как.

Несколько минут он молчит с задумчивым выражением лица. Затем он откидывается на спинку стула и складывает руки на груди.

— Я возьму ваше дело, мисс Уизли. И выиграю его. Но вы должны будете рассказать мне обо всем, что когда-либо происходило между вами и Скорпиусом. С самого начала.

Я тяжело вздыхаю:

— Сколько у вас свободного времени?

* * *

После очень продолжительной встречи с адвокатом я направляюсь к родителям, ведь именно на них я оставила сегодня Эйдана. Сегодня состоится матч между Пушками Пэддл и Паддлмер Юнайтед, поэтому Тедди и Ремус тоже здесь и готовы отправиться на стадион.

— Как все прошло? — спрашивает мама, стоит мне только переступить порог. — Разве Том не великолепный?

— Может быть и так, — бормочу я, все еще совершенно не веря, что Том Фокс сможет выиграть дело. Тем не менее, если он надерет задницу Скорпиусу, я не буду против.

— Он всегда был превосходным сотрудником, а ему ведь около тридцати, знаешь ли. Безжалостный. Он именно тот, кто тебе нужен, чтобы победить этого ублю…

— Ладно-ладно, мама! — останавливаю я ее. — Мы все прекрасно знаем о твоем к нему отношении.

Почему меня все еще раздражает, когда кто-то говорит о Скорпиусе плохо? Неужели я действительно думаю, что я единственная, кто имеет на это право?

Когда появляется дядя Гарри, папа, Тедди и Ремус, мы с Эйданом отбываем на квиддичный стадион. На матчах Пушек всегда шумно. Пока мы занимаем места в верхней ложе стадиона, Эйдан и Ремус обмениваются мнениями о том, кто наберет наибольшее количество очков в сегодняшнем отборочном матче Лиги.

— Джеймс наберет миллион очков! — провозглашает Эйдан.

— Нет, он наберет два миллиона очков! — возражает Ремус.

— Эй, вы вообще-то помните, что Джеймс у нас ловец? — поправляет их папа, а Гарри и Тедди просто обмениваются улыбками. Они продолжают спорить, пока матч, наконец-то, не начинается.

Джеймс всегда производил ошеломляющее впечатление на квиддичном поле. Даже когда он на втором курсе только начинал играть, уже тогда он чувствовал себя увереннее тех, кто играл годами. И, полагаю, когда вы настолько же хороши, как Джеймс Поттер, у вас есть все основании считать себя лучше других, пусть это и раздражает. Но что еще больше раздражает, так это визг женщин, когда Джеймс облетает стадион по кругу, красуясь перед трибунами, и я задаюсь вопросом — помнит ли он для чего вообще вылетел на поле? Да-да, чтобы поймать этот чертов снитч.

Но, несмотря на крики Гарри и папы, я не могу сосредоточиться на игре. Все, о чем я могу думать, так это о глупом судебном заседании и о том, насколько все это бессмысленно. Я бы хотела, чтобы Дженни была здесь. Что еще более важно, я хотела бы, чтобы мы с Дженни по-прежнему разговаривали. Я могла бы обсудить это с Дом и Лаурой, но они ничего не воспринимают всерьез. А вот основной проблемой Дженни, как мне кажется, как раз и был тот факт, что она ко всему относилась слишком уж серьезно. Кажется, что в последние несколько месяцев все стало слишком уж…

— ФОЛ! Это было чертово нарушение! — папа и Гарри вскочили со своих месте, как и дети, чтобы получше рассмотреть место, где приземлились Джеймс и загонщик Паддлмер.

— Что случилось? — спрашиваю я, пытаясь понять суть происходящего.

— Роланд ударил битой Джеймса! — сердито кричит Тедди. — Это не…

Он замолкает, чтобы рассмотреть происходящее. На этот раз я тоже все вижу. Вижу, как Джеймс бьет Роланда по лицу, сбивая того с ног. Остальные игроки тоже приземляются, и начинается массовое побоище, в котором кто-то пытается удержать Джеймса, а кто-то наоборот только подзуживает. Он вновь выворачивается из держащих его рук и снова бьет Роланда. Да что с ним не так?

Тедди, папа и Гарри выбегают из ложи, а я, схватив мальчишек за руки, следую за ними. Весь путь вниз, всю ту чертову сотню шагов, Ремус и Эйдан взволновано болтают о том, что только что произошло. Не самый лучший пример, который мог им подать Джеймс. У нас не выходит заминки с тем, чтобы попасть на поле, люди до сих пор не склонны ни в чем отказывать Гарри Поттеру.

К тому времени, как мы оказываемся на поле, драка уже закончилась. И Джеймс, и Роланд все в крови, а представители квиддичной федерации выговаривают им обоим, пока Джеймс не бросает на них весьма злой взгляд и не уходит в раздевалку. Гарри отправляется следом за ним.

— Мама, что происходит? — спрашивает Эйдан у меня.

— Без понятия, — честно отвечаю я.

Через несколько минут Гарри выбегает из раздевалки.

— Его отстранили на три матча, — сердито говорит он. — Подождем, когда это дойдет до Джинни…

Об этом даже не стоит беспокоиться.

Репортеры из Ежедневного пророка уже во всю кружат вокруг поля, чтобы сфотографировать нас, поэтому мы решаем немедленно отправиться домой, а не дожидаться окончания матча. Хотя, нам все равно, какие колдографии сделают репортеры, ведь тетя Джинни, главный редактор Пророка, точно не пропустит их в печать, но нам не улыбается увидеть их в какой-то желтой газетенке или Ведьмополитене с чудовищным заголовком: «Поттер сошел с ума во время квиддичного матча, семья совершает самоубийство».

К сожалению, я пообещала Эйдану, что разрешу ему пойти к Скорпиусу после матча. Надеясь, что он так устанет, что просто уснет во время обратной дороги и я смогу его просто уложить спать… вместо этого он удивительно бодр и активен. Да еще и мистер Фокс советовал мне отпускать Эйдана к Скорпиусу по малейшему желанию, чтобы сделать претензии Малфоя смехотворными. Ну, какими они и являются на самом деле.

Когда мы подходим к входной двери Скорпиуса, я надеюсь, что в квартире находится только Дэйзи. Я бы хотела не видеть эту женщину всю оставшуюся жизнь, ведь даже само ее нелепое имя вызывает у меня рвотный рефлекс, но сейчас она — не самый плохой вариант.

Они открывают дверь вдвоем. Мистер и миссис Малфой. Ну что ж, отлично, что они все делают вместе.

Напряжение так и витает в воздухе, но Эйдана, похоже, это ничуточки не смущает. Вместо этого он забегает в квартиру, даже не попрощавшись со мной, поэтому я остаюсь стоять в дверях, держа сумку с его вещами и выглядя, как полнейшая идиотка.

— Привет, Роза, как ты? — неловко улыбается Дэйзи.

— Хорошо, — коротко отвечаю я. — Вот вещи Эйдана. Я заберу его завтра в четыре.

— Я мог бы завезти его, — предлагает Скорпиус.

— Не утруждайся.

Скорпиус закатывает глаза, словно я веду себя, как маленькая. Никогда до этого мне не хотелось так сильно врезать ему по яйцам, как сейчас. Но опять же, вряд ли это сыграет мне на руку, когда мы окажемся в Визенгамоте.

— Я получила письмо от твоего адвоката, — холодно говорю ему.

— Пойду, накрою на стол, — быстро произносит Дэйзи, оставляя нас наедине.

— Ты знала, что так и будет, — пожимает плечами Скорпиус.

Я какое-то мгновение просто смотрю на него. Его глаза всегда были теплыми, когда он смотрел на меня. Сейчас же они просто ледяные. Словно, что-то умерло в нем.

— На самом деле, я никогда так не думала.

Он молчит.

— Ал и Дженни приезжают завтра.

— Знаю.

Могу предположить, что он думает о том же, что и я. Что, если Дженни решит рассказать все Дэйзи? Все секреты рано или поздно перестают таковыми быть. А что, если Дженни уже рассказала обо всем Алу? Скорее всего, так и было — он ведь теперь ее муж. Ал простит нас? Или он станет осуждать, как и Дженни, если не еще сильнее?

— Вы двое…

— Мы все еще не разговариваем, — коротко отвечаю я. — Благодаря тебе.

На этом я разворачиваюсь и ухожу.

* * *

С момента матча прошло два дня, и Джеймс до сих пор еще ни с кем не заговорил о случившемся. Он просто заперся в своей квартире, и никто не может дозвониться до него, даже тетя Джинни, которая едва не выбила ему дверь в попытке достучаться. Мы даже попытались выманить его с помощью Эйдана, но он просто не отозвался. Хотя Джеймса можно и понять, его колдо теперь украшает обложки всех таблоидов, а все статьи столь нелепы и абсурдны, что это даже перестает быть смешным.

Мама все больше и больше нервничает по мере приближения голосования. Давно не видела ее в таком состоянии. Когда мы были детьми, мама бывало готовилась к экзаменам в министерстве, чтобы заработать следующую степень и получить повышение. Поэтому всякий раз нас отправляли к бабушке Молли или бабушке Джейн, чтобы мы не путались под ногами. Да мы и сами были рады уехать, потому что, когда мама в стрессе, никто не захочет находиться рядом с ней.

А меньше всех — папа.

— Рон! Ты уже закончил с плакатами? — кричит мама из кухни.

Мы с папой сидим в гостиной, и папа включает радио в надежде хоть так перекрыть мамин голос. А ведь он знает ее уже лет сорок, и должен понимать, что это с ней не сработает.

Мама врывается в комнату и тыкает палочкой в радио, которое тут же замолкает.

— Я знаю, что ты меня слышал! — кричит она. — Завтра у меня агитация в Годриковой впадине, и мне было бы приятно, если бы ты меня поддержал! Ты выгладил свою лучшую мантию? Роза, ты будешь присутствовать? — она выпаливает вопросы с ошеломительной скоростью.

— Хм, вообще-то у меня работа, а вечером будут занятия по аппарации, — говорю я, мысленно радуясь, что так долго тянула с освоением аппарации.

— Ах, да, конечно, — говорит она. — Тогда пусть Хью будет там. Возможно, я могла бы прихватить с собой Роксану и сделать вид, что она моя дочь…

Мы с папой переглядываемся, но тот факт, что нас с Рокси вряд ли можно перепутать, даже не озвучиваем. Я понимаю, что мама сейчас живет в таком стрессе, что лучше бы оставить ее в покое. И делаю мысленную пометку, сказать Рокси, что ей не помешало бы срочно сменить страну проживания.

— Уверена, что поддержка половины Визенгамота мне обеспечена — Кайл Петерсон сказал, что поддержит мою кампанию. Правда, замечательная новость? — радуется мама. Она всегда называет имена каких-то чиновников министерства, на которых мне, если честно, абсолютно наплевать, но я все равно киваю и улыбаюсь.

Мама суетливо убегает обратно на кухню.

— Может быть, Петерсон и поддержит ее, но на стороне Перси Винсент, — мрачно замечает папа. — Пол Винсент — один из самых влиятельных чиновников во всем министерстве. Травит людей за поддержку не того кандидата. Думаю, из-за него она так сильно нервничает.

— «Сильно нервничает»? Не заметила, — саркастически отзываюсь я. — И если серьезно, разве у мамы победа на этих выборах уже не в кармане? Ведь на ее стороне сам Гарри Поттер! Уверена, что Гарри гораздо влиятельнее какого-то там Пола Винсента.

Как бы мне хотелось узнать, кто же такой этот Пол Винсент.

— Гарри никогда не использовал свой статус в корыстных целях, Роззи. Ты же знаешь, — говорит папа. Глупый, благородный Гарри. — Конечно же, у нас будет поддержка бывших членов Ордена Феникса, но есть еще и те представители министерства, которые не в восторге от Гарри. Чертова демократия.

— Но…

— Роззи, если бы Гарри баллотировался на пост министра, тогда я бы с уверенностью заявил, что большинство будет на его стороне, просто потому, что он знаменит. Но он не участвует в выборах именно по этой причине. А твоя мать… как бы я ни любил ее, она может быть несколько категоричной… — папа умолкает. Но я и так понимаю, о чем он говорит.

Мама любит докапываться до сути и гладить против шерсти. Теперь, когда я думаю об этом, уверена, что слишком многим в министерстве она потопталась по любимым мозолям и много кто терпеть не может ее за то, что она такая всезнайка.

Но опять же, противник-то у нее Перси. Вот уж дела, но похоже, в этот раз избиратели оказались между молотом и наковальней.

На следующий день Хэйзел включает радио, чтобы мы смогли услышать мамину речь из Годриковой впадины. И когда Уортон приказывает сделать тише, Глэдис награждает его очень злым взглядом, и он быстро ретируется.

— … настало время, когда всем нам необходимо объединиться перед лицом экономического кризиса — гоблинам, домовикам, ведьмам и волшебникам! Гигантам и кентаврам! Мы все равны!..

— Если твоя мама станет министром магии, будет ли это значить, что тебе больше не придется здесь работать? — спрашивает меня Линда, жуя шоколадную лягушку.

— Хотелось бы, — с сожалением отвечаю я. — Даже если бы моя мама выиграла миллиард галлеонов, она бы ни за что не позволила мне бросить работу. Она та еще маньячка.

— И хорошо, потому что мы будем скучать здесь без тебя.

Они замолкают и перестают слушать радио, стоит мимо пройти целителю Кеннеди, но я давно уже равнодушна к нему, с тех самых пор, как стала посещать занятия по зельям. Он проводит для нас некоторые занятия, но чем больше я узнаю его, тем меньше он мне нравится. Да, признаю, он совершенство и все такое, но он к тому же и весьма зануден.

В то время как мои подруги каменеют в присутствии мужчины вдвое моложе их, мне не остается ничего другого, как ответить на звонок.

— Добрый день, больница магических болезней и травм Святого Мунго, говорит Роза Уизли, чем я могу вам помочь? — эти слова у меня отскакивают заученным стихотворением.

— Роза, привет, это Том Фокс.

Мне приходится задуматься над именем, пока я не вспоминаю, что Том Фокс — мой адвокат. Я почти забыла о том, что мне предстоит судебное заседание, но стоит услышать голос Тома, как приподнятое настроение тут же скатывается вниз.

— Здравствуйте, мистер Фокс.

— Пожалуйста, зовите меня Том, — торопливо произносит он. — Послушайте, я тут подумал, что вам стоит знать, что я немного покопался в вашем деле и обнаружил нечто, что сможет действительно нам помочь. Вы сможете встретиться со мной сегодня?

— Вы что-то нашли? Что это? — взволновано спрашиваю я, надеясь, что ему попалась какая-нибудь юридическая лазейка в законе, которая даст мне право единоличной опеки над Эйданом.

— Вы сможете заглянуть ко мне в офис около четырех?

— Нет, не смогу, — отвечаю я, — у меня назначена встреча.

Не могу же я сказать, что посещаю уроки аппарации.

— Ладно, тогда что насчет завтра?

— Полагаю, я смогу заглянуть к вам в обеденный перерыв? Около половины двенадцатого?

— Да, подходит, — говорит Том.

— Не могли бы вы хотя бы намекнуть мне на то, что раскопали?

— Кхм, скажем так, миссис Дэйзи Малфой не так уж безобидна, как вы думаете, — говорит он, и я слышу ухмылку. — Мне пора бежать, увидимся завтра, — и он вешает трубку прежде, чем я успеваю задать ему еще один вопрос.

Что же такого он мог на нее нарыть?

Я меряю шагами приемную офиса Тома, гадая, что, черт возьми, такого он мог накопать на Дэйзи. Конечно, я всегда знала, что было в ней нечто подозрительное. В конце концов, она взялась из ниоткуда и так внезапно захомутала Скорпиуса. Может быть, она нелегальная иммигрантка, а Скорпиус женился на ней, чтобы она могла остаться в стране. А потом научил ее говорить с истинно-английским акцентом… несмотря на то, что в его выговоре заметна шотландская манера речи, его английский тоже весьма и весьма хорош…

Ладно, рассмотрим другой вариант.

Может быть, у нее есть на стороне дети? Может быть, она уже была замужем и бросила своего мужа, чтобы выйти замуж за Скорпиуса. Но на самом деле так и не развелась с ним, и теперь у нее фактически два мужа?! И ей предстоит коротать свои дни в местах не столь отдаленных, ведь ее брак со Скорпиусом с самого начала был недействительным!

М-да, похоже, я просто пересмотрела маггловского кино.

А может быть, она убийца, находящаяся в бегах, которая сменила имя на Дэйзи? Ну, вы понимаете, вряд ли бы кто-то в здравом уме назвал свою дочь «Дэйзи». Хотя, если она убийца, сомневаюсь, что Том сообщил бы мне об этом, думаю, в этом случае он бы скорее связался с министерством.

Следующая догадка поражает меня в самое сердце — а что, если у нее роман? Что, если Том узнал, что у Дэйзи роман с другим мужчиной, и теперь главный аргумент Скорпиуса о «полном и надежном доме» становится фикцией? Ну, этот вариант слишком идеальный, чтобы быть правдой. В этом случае, мне бы больше не пришлось страдать угрызениями совести из-за нашего поцелуя на свадьбе, потому что вина за разрушенный брак будет целиком и полностью лежать на Дэйзи.

Но я не могу избавиться от беспокойства, грызущего меня изнутри. Эта женщина общалась с моим сыном последние три месяца, может быть, даже дольше, а я так мало о ней знаю. Что если она представляет опасность? Как я могла быть настолько глупа, чтобы довериться суждению Скорпиуса о ней, когда он успел принять столько неправильных решений в прошлом? Может быть, я и в самом деле плохая мать, раз разрешила незнакомке столько времени провести наедине с моим ребенком.

Том открывает дверь своего кабинета и приглашает меня войти. Нервное напряжение достигает своего предела.

— Как вы сегодня, Роза? — пытается Том проявить вежливость.

— Просто скажите мне уже, — требую я. — Со вчерашнего дня я все никак не могу перестать об этом думать… пожалуйста, просто скажите.

Том кивает.

— Присаживайтесь.

Я усаживаюсь, складываю руки и готовлюсь услышать правду. Стул, на котором я сижу, старый и неудобный, но сейчас я даже не обращаю на это внимания.

— Верно… во время нашей последней встречи вы сказали мне, что вам практически ничего не известно о Дэйзи, — припоминает Том.

— Да, — согласно киваю я, чувствуя, как стыд захлестывает меня.

— Скажите, а вам известна ее девичья фамилия?

Я на мгновение замираю и понимаю, что не знаю о ней даже такую малость. Неужели я и правда думала, что чем меньше мне о ней известно, тем счастливее буду? От этого она так просто не исчезнет.

— Нет, не знаю, — признаю я, глядя на свои колени.

— Скорпиус никогда не упоминал об этом?

— Я никогда не спрашивала. Я вообще старалась не иметь с ней ничего общего.

Том снова кивает.

— Что там, Том? — спрашиваю я. — Она… опасна? — я никогда не прощу себя за это. Как бы мне хотелось, чтобы в тот момент, когда она только вошла в нашу с Эйданом жизнь, я потрудилась и узнала бы о ней чуточку больше.

Том отвечает не сразу. Вместо этого он листает бумаги на своем столе и достает лист пергамента.

— У меня есть старинный друг в министерстве, который оказал мне небольшую услугу. Я попросил его проверить биографию Дэйзи Малфой. Конечно, ему не удалось ничего узнать о Дэйзи Малфой, главным образом потому, что она еще официально не сменила имя, — он отрывается от пергамента: — Простите, Роза, я никогда не предлагал вам чашку чая…

— Забудьте о чае! — шиплю я. — Что узнал ваш друг из министерства?

Том усмехается, заставляя поверить, что чашка чая была предлогом, чтобы оттянуть неизбежное.

— Девичья фамилия миссис Малфой — Питерс. Диана Питерс.

— Диана? — в замешательстве переспрашиваю я.

— Дэйзи — это прозвище, которое она взяла себе, когда училась в Хогвартсе, — поясняет Том.

— Оу, — на самом деле, она могла бы выбрать себе имя и получше. — Ну, многие берут себе другие имена. Как это может нам помочь?

Том награждает меня мрачным взглядом.

— Но и Дианой Питерс она тоже была не с самого рождения.

— Как так?

— Питерс — фамилия ее матери. Лайла Питерс была чистокровной ведьмой, умершей, когда Диане — ладно, Дэйзи, — было всего девять лет. После этого ей пришлось жить в приемной семье.

— А как же ее отец?

— Ну, в нем-то все и дело, — говорит Том и его лицо заметно мрачнеет, — из Азкабана он вряд ли мог хорошо о ней позаботиться.

— Азкабана? — восклицаю я. — Ее отец был в Азкабане?

— Пару лет назад он, наконец-то, сыграл в ящик, — говорит Том. — А теперь, если совсем вкратце. Видите ли, Роза, до того как стать Дэйзи Малфой, а перед этим Дианой Питерс, ее звали Диана Долохова.

Это имя заставляет мое сердце остановиться. Мне даже не надо уточнять у Тома тот ли это Долохов, о котором я только что подумала, все становится совершенно ясно по выражению его лица. Отец Дэйзи был одним из самых верных сторонников Волдеморта. Антонин Долохов был Пожирателем смерти.

Антонин Долохов убил отца Тедди.

— Она внебрачная дочь Антонина Долохова, — поясняет Том, хотя я этого и не прошу. — Это случилось после того, как Долохов и остальные сбежали из Азкабана в 1996 году. Сомневаюсь, что он вообще знал о ее существовании, если честно.

Я медлю, пытаюсь осознать сказанное. Ну не может же на самом деле это быть правдой. Знаю, она корова, но не могла же она быть дочерью Долохова! Как Скорпиус мог спутаться с дочерью Долохова? Долохов же был среди самым отмороженных Пожирателей, как Эйвери, Нотт, Мальсибер и… Малфой.

А потом я понимаю, что и сама забеременела от ребенка бывшего Пожирателя смерти. И что мой сын — внук бывшего Пожирателя смерти.

— При всем уважении, — начинаю я, — для Визенгамота не станет шоком, что Эйдан будет проживать под одной крышей с дочерью Пожирателя смерти. Пусть его фамилия и Уизли, но это не отменяет того факта, что отец у него из Малфоев.

Том наклоняется вперед, положив локти на стол.

— Роза, я хорошо знаком с историей Скорпиуса. И я не говорю, что Малфои были ангелами, но, по крайней мере, они искупили свои грехи. Долохов же был подонком до самого конца.

— Но станет ли это весомым аргументом в нашу пользу? Она не отвечает за поступки ее отца.

— Яблоко от яблони, — пожимает плечами Том, — Долохов убил Ремуса Люпина, — я с грустью киваю. И во мне вспыхивает гнев от той боли, которую пережил Тедди по вине Долохова. — А еще не стоит забывать, что он убил братьев вашей бабушки во время Первой войны. Фабиан и Гидеон Прюэтт были могущественными волшебниками. А еще он несколько раз пытался убить ваших родителей.

— Многие пытались убить моих родителей, — подчеркиваю я. Даже я пыталась убить своих родителей.

— Роза, поверьте, для Визенгамота будет серьезным аргументом тот факт, что Дэйзи умолчала не только о том, кто она на самом деле, так еще и скрыла, что ее отец один из самых кровавых волшебников за последние сто лет. Волшебника, который убил членов вашей семьи и серьезно ранил не меньше сотен других. Вы правда думаете, что Визенгамот отдаст ребенка под опеку детям Пожирателей смерти?

И тут до меня доходит, из-за чего мама считает, что если кто и сможет выиграть мое дело, так это только Том. Он и правда абсолютно безжалостен. Я не могу помочь, но чувствую некий дискомфорт от всего этого. Я знаю Скорпиуса столько лет, и пусть он иногда ведет себя как самый настоящий придурок, но я бы никогда не сказала, что в нем скрыто зло. Мерлин знает, мы не выбираем наших родителей. И хотя я терпеть не могу Дэйзи, понимаю, что она тоже не плохая. Не настолько плохая. Не настолько, чтобы хладнокровно кого-то убить, как делал не раз ее отец.

— Я говорил вам, Роза, что смогу выиграть это дело, — говорит Том. — Вопрос теперь в том, дадите ли вы мне это сделать?

* * *

Моя голова гудит, когда я прихожу домой после работы. После обеда я только и могу, что думать о Долохове. Я видела его изображения в Ежедневном пророке, когда они каждый год вспоминают события отгремевшей войны. Он на них был таким уродливым и пугающим человеком с бледным лицом. Одной мысли о нем достаточно, чтобы меня начало тошнить. И как бы я не ненавидела Дэйзи, я не могу не жалеть ее. Не думаю, что смогла бы жить, если бы у меня был отец, совершивший так много зла. Но опять же, я привыкла к мысли о том, что являюсь дочерью национального героя, и, возможно, это делает меня слишком самовлюбленной.

— Мам, как ты произносишь «лаять»? Я хочу написать, что моя собака Олли любит лаять, — спрашивает Эйдан с пола гостиной, где он выполняет свою домашнюю работу. Я миллион раз просила его делать ее за столом на кухне, но с него, как с гуся вода. Он устраивается на полу из-за того, что так ему удобнее одной рукой поглаживать Олли. И у меня нет сил спорить с ним.

— «Л»-«А»-«Я»-«Т» и мягкий знак, — медленно произношу я, следя за тем, как он записывает за мной. Брайан сказал мне, что я должна следить за ним, когда он пишет, на тот случай, если он вдруг ошибется. — Чертовски верное утверждение. Наша Олли любит лаять. Вчера она не давала мне спать ночью.

На самом деле, она не шумная. Просто я услышала ее поскуливание, ведь ей надо было на улицу, поэтому и вывела ее. Все равно ведь не спала. Если честно, в последние дни я и так практически не сплю.

— Папа говорит, что он слышит ее лай, когда мы остаемся в его квартире. Я не слышу ее, думаю, вы врете, — говорит Эйдан, махая ногами, пока пишет. Похоже, со сном у Скорпиуса в эти дни тоже не все в порядке.

— Врать плохо, — напоминаю я ему. О, какие же мы лицемерные родители.

— Салли сегодня наказали в школе за вранье, — говорит Эйдан. — Она сказала, что съела свой обед, но потом учитель нашел у нее под стулом бутерброды. А еще она сказала, что сделает всю домашнюю работу…

— Сделала, — поправляю я, — не сделает.

Я словно моя мама. Думаю, у меня даже волосы становятся более курчавыми, когда я произношу нравоучения таким истинно грейнджерским тоном.

— Она сказала, что сделала домашнее задание, но потом, когда учитель проверил его, оказалось, что нет.

— Глупая девочка, — говорю я ему, — домашняя работа очень важна.

Хотя вряд ли их домашнюю работу можно назвать таковой. Ведь все их задания на сегодня — это посчитать три примера на сумму чисел и написать четыре предложения о своем домашнем любимце.

— Учитель написал записку маме Салли

Господи, выслушивать сплетни пятилеток — это так скучно.

Аппарация Дом обрывает рассказывающего о своем дне Эйдана. У этой девушки отсутствует любое представление о хороших манерах, что меня всегда удивляло, ведь родители у нее достаточно строгие.

— Привет, Блонди, — приветствует Дом Эйдана, который показывает ей в ответ язык. — Роза, тебе бы не помешало привить этому парню хороших манер.

— Эйдан, будь вежливым, — предупреждаю я его.

— Привет, Дом, — уныло приветствует ее Эйдан. Олли вьется вокруг Дом, обнюхивая ее со всех сторон, пока Эйдан не забирает ее к себе в комнату, чтобы я могла поговорить с Дом наедине. Честно, я думала никому не рассказывать о том, что сообщил мне Том, но просто не могу держать это в себе. И я знаю, что Дом никому не скажет, если попрошу ее об этом. А вдобавок ко всему, мне нужно хоть с кем-то посоветоваться. Может ли наследственность Дэйзи сыграть какую-либо роль в воспитании Эйдана?

— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — начинаю я.

— Хорошо, но прежде чем ты расскажешь, мне тоже надо с тобой кое-чем поделиться, — прерывает меня Дом. — В пятницу вечером между Перси и твоей мамой будут дебаты. По словам бабушки Молли, никто из семьи не должен занимать ничью сторону. Это, видимо, из-за того, что все и так на стороне твоей мамы.

— Хм… а разве ты не могла мне рассказать об этом по телефону? — спрашиваю я, удивляясь, почему мама мне не сказала о предстоящих дебатах. Она, вероятно, была слишком занята своей предвыборной кампанией. Интересно, папа там еще жив?

— Наверное, могла бы, но как бы мы тогда их съели? — улыбаясь, достает она коробку конфет из сумки. Как же я ненавижу, что она остается такой стройной, не смотря на те тонны шоколада, которые нашли пристанище в ее прожорливом организме. — Это Брайан мне подарил.

Мы уничтожаем шоколад, пока я рассказываю ей о том, что узнала от своего адвоката, и прошу держать все в секрете. Она выглядит слишком шокированной, когда я заканчиваю рассказывать, гораздо более шокированной, чем я думала. Обычно, это я раздуваю из мухи слона…

— Дочь Долохова? — восклицает Дом. — Я всегда знала, что с ней что-то не так. Интересно, Скорпиус в курсе? Мы просто не можем дать этой женщине находиться рядом с твоим сыном!

— Ну, я не знаю, известно ли об этом Скорпиусу… и не похоже, что она вообще когда-либо знала своего отца. Ты же понимаешь, это не ее вина… мы же не можем выбирать родителей…

— Роза, — поднимает руку Дом, обрывая меня. — Ты же сейчас это не серьезно. Как ты можешь защищать ее? Она дочь Пожирателя смерти!

— Да, а Скорпиус — сын одного из них, — напоминаю я.

— И я всегда буду с осторожностью к нему относиться, — вызывающе говорит Дом, напоминая сейчас моего отца. — Не могу поверить, что ты даже не собираешься использовать это в суде. Это же лишний раз доказывает, что ты совершенно ничего не знаешь о Дэйзи, Диане или как ее там, черт возьми, будут звать на этой неделе! — она с усилием переводит дыхание. — Роза, прости, но это слишком важно.

— Почему это важно? Это ведь не она совершила все те убийства…

— Что ты вообще о ней знаешь?

— Я хочу ее ненавидеть, Дом. Но мне нужна веская причина. А я не уверена, что эта причина такая.

Дом выглядит такой злой, что это меня пугает. Она слишком непоследовательна. Или это я? Я понятия не имею, какой должна быть нормальная реакция. Ладно бы, если бы Дэйзи воспитал Долохов, и она проявила наклонности садистки, а не просто стервы, то, возможно бы, я могла признать правоту Дом.

— Ее отец — причина, по которой Ремус Люпин мертв, — твердо говорит Дом. И у меня такое чувство, словно только что мне отвесили хорошего пинка. — Как думаешь, Тедди будет таким же понимающим, как и ты? А как к этому отнесется бабушка Молли? Или дядя Гарри? Или твои родители?

— Я ненавижу ее отца, — говорю я Дом. — Так же, как я ненавижу отца Драко Малфоя. И как ненавижу всех остальных Пожирателей смерти. Но, повторюсь, мы не выбираем родителей…

— Перестань уже быть такой правильной! — кричит Дом. — Просто прекрати! Долохов причинил нашей семье столько боли, и ты это знаешь! И если ты не имеешь ничего против его семьи, значит, ты против нашей.

Она уходит после этих слов. А я чувствую, что на меня только что вылили целую прорву грязи. Я не предательница, но я знаю, что обвинять Дэйзи в том, в чем она не виновата — неправильно. Если бы у меня была хоть тень сомнения, что она разделяет взгляды своего отца, я бы согласилась с Дом. Но, может быть, она такая же, как Скорпиус, которой просто не повезло родиться в семье с плохой репутацией и которая вынуждена жить с этим. Мама всегда учила меня, что мы не должны судить людей за поступки их семьи, а только за их собственные. Папа же всегда учил меня, что все Малфои — мерзавцы.

Не удивительно, что у меня такая каша в суждениях.

* * *

В пятницу мы все отправляемся в министерство магии, чтобы посмотреть на дебаты мамы и дяди Перси. Здесь собрались самые влиятельные фигуры волшебного сообщества — бывшие министры, чиновники департаментов, верхушка Аврората (конечно же, во главе с дядей Гарри), директор Хогвартса профессор Флитвик и другие профессора, главный целитель Уортон из Мунго, члены Визенгамота. А еще просто прорва репортеров, расположившихся прямо перед сценой, на которой установлены две трибуны с инициалами «Г.У.» и «П.У.».

Следуя указаниям бабушки Молли, сегодня здесь присутствует вся семья. Я впервые вижу Ала и Дженни после того, как они вернулись из медового месяца: Ал машет мне, а Дженни сидит на расстоянии двух рядов и упорно делает вид, что не заметила меня. Как же это мелочно. Мы с Хью сидим на первом ряду около отца, прямо напротив нас расположились Одри, Молли и Люси. Люси вежливо машет нам — слава Богу, хоть кто-то в их семье оказался настоящим Уизли, а то я уже начала волноваться. Большая часть семьи расположилась позади нас, показывая, что они определенно заняли сторону мамы. Однако бабушка Молли ничего на это не говорит, беседуя с мамой и дядей Перси перед началом дебатов.

Через проход я замечаю семейство Скамандеров, и тетя Луна улыбается мне немного мечтательной улыбкой, когда случайно замечает мой взгляд. А вот за ними сидит семейство, которого я, если честно, совсем не ожидала здесь увидеть, — Малфои. Драко, Астория, Скорпиус и Дэйзи сидят рядышком. Интересно, за кого они проголосуют. Я всегда думала, что дядю Перси они ненавидят практически так же сильно, как и маму.

— Там папа и Дэйзи! Я могу поздороваться с ними? — взволновано спрашивает меня Эйдан, тоже заметив их. — И бабушка с дедушкой Драко тоже здесь!

— Мы сможем с ними поздороваться, когда твоя бабушка выступит, хорошо? — говорю я ему. Я почти чувствую, как Дом испепеляет меня взглядом, но я знаю, что она никому ничего не рассказала о происхождении Дэйзи. К счастью, Дом держит свое слово с твердостью достойной настоящей гриффиндорки.

Временно исполняющий обязанности министра магии Тимоти Рассел встает, чтобы представить обоих кандидатов перед дебатами. Он выглядит гораздо более изнуренным, чем раньше. Могу только представить, насколько напряженной должна была быть его работа… и насколько уставшей будет мама, если она выиграет.

— Дамы и господа, — начинает Рассел, — хочу поблагодарить вас всех за то, что сегодня вы пришли на дебаты кандидатов в министры на выборах 2028 года. Кандидатами, выдвинувшими свои кандидатуры, как вам хорошо известно, являются миссис Гермиона Уизли, глава Департамента магического правопорядка, — он делает паузу, пережидая аплодисменты, — и мистер Перси Уизли, старший помощник министра, — аплодисменты раздаются в зале. Молли выглядит весьма самодовольной. И мне очень хочется ударить ее.

Мама выступает первой. Я слышала ее речь раз пять не меньше — сегодня шестой раз. Она тренировалась всю неделю, перечисляя свои обещания в области реформ, мечты о светлом будущем для домашних эльфов и гоблинов. Если честно, все это звучит полной ахинеей, но людям она нравится, и они готовы поддержать ее начинания. Меня беспокоит зацикленность мамы на правах домашних эльфов. Я практически уверена, что единственная причина, по которой я появилась на свет — это то, что когда-то папа предложил маме помочь в ее борьбе за права домашних эльфов, а она уцепилась в этот шанс всеми руками и ногами, и, как итог, вышла за него замуж и родила ему детей. У меня не было ни малейшего шанса, учитывая обстоятельства, в которых я выросла.

Когда речь мамы подходит к концу, зал взрывается овациями, мы все болеем за нее, но бабушка Молли с таким же энтузиазмом приветствует дядю Перси, когда он берет слово. Полагаю, таким образом она хочет показать, что не отдает предпочтение кому-то конкретному. Тем не менее, папа выглядит недовольным, словно она уже предпочла Перси, а не его. Похоже, соперничество между братьями и сестрами никогда не исчезает бесследно.

— Дамы и господа, мой достойнейший оппонент дал вам действительно исключительные обещания. Исключительные и, к сожалению, невыполнимые.

Я перевожу взгляд на Одри, наблюдая, как она произносит слова одновременно с дядей Перси, словно он рок-звезда, а она — его поклонница. И это выглядит отвратительно.

— Освободить всех домашних эльфов — значит, лишить пожилую женщину ее единственного друга, инвалида — помощника, который будет о нем заботиться, прикованного к постели — того, кто будет готовить ему еду. Домашние эльфы хотят служить ведьмам и волшебникам, это заложено в них самой природой. Когда домовики станут свободными, куда они пойдут? Работать на кухню Хогвартса, где они будут получать заработную плату, которая заставит их ощущать себя никчемными? Они ощущают величайшую гордость, служа волшебному сообществу! То, что предлагает Гермиона Уизли подло и бессердечно. Если вам не безразлична судьба домовых эльфов, дамы и господа, то вы проголосуете за меня 19 июля!

Мама выглядит так, словно готова убивать.

В течение следующих пятнадцати минут Перси размышляет о бюджете и снабжении Хогвартса котлами, чтобы ученики не покупали их перед началом учебы. Когда он заканчивает, никто из семьи, кроме бабушки и дедушки, не аплодирует ему. Смехотворно, но, похоже, всю речь целиком ему написала Одри. Дядя Перси очень умный человек, и я не понимаю, почему он позволяет этой старой кошелке помыкать собой. И, честно говоря, когда он подходит к маме и пожимает ей руку после дебатов, мне кажется, что в этот момент он вовсе не искренен.

Он все еще играет на публику.

Эйдан тащит меня к Малфоям, как только все начинают вставать и расходиться по группам, чтобы обсудить программы кандидатов. Когда мы приближаемся к ним, я смотрю на Дэйзи совершенно по-новому. Теперь, когда я смотрю на нее, я вижу только Антонина Долохова. У нее его глаза. Хотя ее глаза намного теплее, чем глаза Долохова на снимках в Ежедневном пророке, — но, полагаю, когда-то и у него они тоже были теплыми. Возможно, она еще не стала жестокой, потому что просто не доросла до этого. В конце концов, ей только немногим больше тридцати. Возможно, Скорпиус тоже изменится со временем, станет настоящим Малфоем, как и Эйдан. Может быть, зло — это то, что передается от отца к сыну или дочери, и мы бессильны остановить этот процесс.

В конце концов, Скорпиус, как мне кажется, с каждым днем становится все более жестоким и злым. И как же я скучаю по тому человеку, которым, как мне казалось, он когда-то был.

Эйдан обнимает каждого из Малфоев по очереди. Астория, мать Скорпиуса, единственная из их семейки, к которой я по-настоящему тепло отношусь.

— Твоя мать была просто удивительная, Роза, и я на самом деле разделяю ее взгляды, — вежливо говорит мне Астория. Эйдан рассказывает явно чувствующему себя не в своей тарелке Драко Малфою, как нашел пару кнатов на полу. — Конечно, и у твоего дяди было несколько хороших аргументов…

— Мой дядя тот еще дурак, — говорю я ей, — не волнуйтесь, вам не обязательно стараться найти в его речи что-то хорошее.

— Да я и не планировал этого, — бормочет себе под нос Драко, на что Астория только закатывает глаза. Она продолжает еще что-то говорить мне, но я перестаю ее слушать. Я просто наблюдаю за Дэйзи, пытаясь найти хоть какие-то признаки, что она такая же ужасная, как и ее отец. Но их просто нет. Она смеется над тем, что ей только что сказала Рокси, держась за руку Скорпиуса, словно пытаясь доказать всему миру, что он действительно ее муж, а не просто знакомый. Это поступок навязчивой жены, а не злобной Пожирательницы.

Каким-то образом, пока люди переходят от группы к группе, я оказываюсь наедине с Драко Малфоем, и мне совершенно нечего сказать ему. Почему-то мне всегда хочется саркастически хмыкать и язвить, когда он рядом, просто из желания его позлить. Это словно хобби.

— Здравствуй, Роза, хорошо выглядишь, — говорит он, даже не глядя на меня.

— Вы заигрываете со мной, мистер Малфой? — спрашиваю я, и он умолкает, сердито прожигая меня взглядом и заливаясь румянцем.

— Да как ты смеешь….

— Не стоит так волноваться, я всего лишь пошутила, — говорю я ему, — ну, вы же знаете, шутки… это такие высказывание, которые должны вызывать смех… вы, вероятно, даже не слышали о таком, это нечто совершенно новое…

— Знаешь, мне кажется, что новая жена Скорпиуса мне все же гораздо больше по душе, — сухо говорит он, — даже если ей сорок семь.

— Тридцать три, — поправляю я, — и, думаю, я приму ваши слова, как комплимент. Мне бы правда не хотелось, чтобы кто-то посчитал нас с вами друзьями. Иначе, вы бы стали приглашать меня на охоту на щенят или бокал бренди.

Прежде чем Драко успевает ответить, я чувствую прикосновение к своей руке и знаю, кто это, еще до того, как начинаю оборачиваться. Я бы узнала его прикосновение где угодно.

— Роза, можно тебя на слово? — тихо спрашивает Скорпиус. Я киваю и иду за ним в укромный уголок, чтобы нас никто не услышал. Могу предположить, что он хочет поговорить о приближающемся слушании. — Мой адвокат сегодня утром связался со мной. Назначена дата заседания.

— Да? Ничего не слышала об этом, — отвечаю я. С другой стороны, я ведь целенаправленно игнорировала звонки Тома на тот случай, если он собрался подтвердить, что Дэйзи и в самом деле унаследовала от отца замашки серийного убийцы.

— Ну… слушание будет 19 апреля, — мое сердце замирает. Это так предсказуемо. — Прости, я пытался перенести дату, но это единственный свободный день на предстоящие семь месяцев. Они собирают эти заседания каждый месяц, но свободный день в ближайшее время только на это число.

— Верно.

— Я не выбирал его, — говорит он мне. На его лице искреннее сожаление. Что ж, полагаю, это и хорошо. — Я надеюсь, что мы придем к консенсусу, хотя… это вовсе не значит, что из-за этого слушания кто-то выиграет или проиграет.

— Тебе легко говорить. Если ты выиграешь, ты получишь его на четыре дня, включая выходные, — шиплю я. — Вряд ли это так уж и справедливо.

— Я не позволю вам использовать это во время слушания.

Я размышляла об этом всю неделю. Фактически, я больше ни о чем другом и не думала. Я трижды попала в неловкое положение на работе, потому что сидела, уставившись в одну точку, и забыла добавить основной ингредиент на занятиях по зельям, что привело к сильному взрыву, а еще я почти расщепилась, готовясь к экзамену по аппарации, который уже завтра. Я не могу забыть тот факт, что Дэйзи в девичестве — Долохова, но решила, что не буду использовать эту информацию против нее. Просто не могу.

— Я знал, что вы так скажете, — удрученно вздыхает Том, откидываясь на спинку кресла. — Мне нельзя даже упомянуть об этом?

— Нет, — строго отвечаю я. — Это было бы нечестно. Это не имеет абсолютно никакого отношения ко мне или Эйдану. Это ее дело, — мой голос звучит, как у робота, будто не я, а кто-то с более высокими моральными принципами контролирует то, что я говорю. В глубине души мне отчаянно хочется прокричать на весь мир, что старая добрая Дэйзи — дочь одного из самых ужасных волшебников в истории, но это глупое чувство справедливости, взращённое моей матерью, останавливает меня.

— Это было бы весомым аргументом для членов Визенгамота, — добавляет Том. — Многие из них потеряли родственников или друзей в той войне. Просто говорю.

— Тогда просто молчите! — восклицаю я. — Дэйзи никого не убила... насколько мне известно.

Том сердится оставшуюся часть нашей встречи, но мне все равно. Мне кажется, он ведет себя немного по-детски в этой ситуации. Ну правда, аргумент о том, что отец Дэйзи был Пожирателем Смерти, может быть быстро оспорен адвокатом Скорпиуса, что подорвет остальные наши аргументы.

Покинув кабинет Тома, я решаю отправиться к Джеймсу. Я не виделась с ним всю неделю, будучи занятой на работе, курсах аппарации, с маминой кампанией и борьбой за опеку. Дом пыталась поговорить с ним два дня назад, но он не открыл дверь, хотя она была уверена, что он внутри. Джеймс даже с Алом не общается — только орет, чтобы тот оставил его в покое. Так что я не уверена, как у нас все пройдет.

К удивлению, он отвечает на мой стук и даже открывает дверь. Я сразу же с уверенностью могу сказать, что он пьян, даже до того, как он успевает вымолвить хоть слово. И это в два часа дня.

— Рыжая! — кричит он. — Рад тебя видеть! — он заключает меня в медвежьи объятия, и запах алкоголя чуть не сбивает меня с ног.

— Ты пахнешь, как пивоварня, — кашляю я.

— А ты пахнешь розой! Поняла?

— Очень остроумно, — сухо говорю я. — Можно войти?

Он отступает, чтобы впустить меня в чрезвычайно захламленную квартиру, и я впервые замечаю, что он не один. Скорпиус здесь. Он смущенно кивает мне. Очевидно, что он здесь делает то же, что и я — проверяет, жив ли Джеймс.

— Вы только взгляните на себя! — говорит Джеймс заплетающимся языком. — Рыжая и Скорп, Ромео и Джульетта... Мария и Иосиф...

— И как много он выпил? — спрашиваю я Скорпиуса.

— Без понятия, — он пожимает плечами. — Я здесь не больше десяти минут... похоже, он пьет беспробудно...

— Я слышу вас! — ревет Джеймс. — Хочешь выпить, Рыжая?

— Нет, спасибо, — отвечаю я. — Э-э, ты не считаешь, что тебе нужно... поспать или что-то в этом роде? — его глаза красные и опухшие, а тело — как у скелета.

— Зачем мне спать? Незачем засыпать… незачем просыпаться...

Неужели он такой потерянный из-за квиддича? Его же отстранили всего на несколько матчей, а не навсегда.

— Джеймс, если ты продолжишь в том же духе, они вытурят тебя из команды, — строго говорю ему я.

— Она права, приятель, — соглашается Скорпиус. Впервые за долгое время мы на одной стороне. Это приятно. — Выглядишь дерьмово. Хочешь поесть?

Настроение Джеймса очень быстро меняется от спокойно-расслабленного до откровенного бешенства.

— Заткнись, Малфой! Не смей приходить сюда и указывать мне...

— Он волнуется за тебя! — кричу я. — Мы все волнуемся!

— С каких это пор вы, двое, снова стали чертовой командой? — рявкает Джеймс. — Мне больше нравилось, когда вы ненавидели друг друга — над вами хоть посмеяться можно было...

— А мне больше нравилось, когда ты не был таким пьяным неудачником! — шиплю я. — Повзрослей!

Джеймс никогда не любил разборки. Он убегает в свою спальню, хлопая дверью, пробормотав что-то типа «Пошла ты и тот гиппогриф, на котором ты прилетела». Как я рада, что он прислушался к моему совету повзрослеть. Мы со Скорпиусом не уходим, а молча начинаем убирать гостиную, понимая, что это единственный способ помочь Джеймсу сейчас. Мы обнаруживаем бутылки виски и пива, упаковки сигарет, но никакой еды или упаковок от нее — похоже, Джеймс на жидкой диете.

— Если это продолжится, он окажется в Святом Мунго, — заявляет Скорпиус после нескольких минут тишины. Интересно, ему важно, чтобы я услышала, или просто хочется завести разговор? В любом случае, я согласна и на такое.

— Похоже, никто не может достучаться до него, даже Гарри, — грустно отвечаю я.

Я бросаю взгляд на Скорпиуса. Он сосредоточен на уборке. Я снова вспоминаю страшный секрет Дэйзи, и мне отчаянно хочется знать, известно ли ему о нем. Было бы неуместно просто вывалить это на него. И каждый раз при упоминании Дэйзи наши разговоры становятся довольно неловкими, заканчиваясь серьезными ссорами.

Когда квартира становится чище, я решаю, что больше не могу вытерпеть напряжение между нами и объявляю, что мне еще нужно забрать Эйдана у Тедди. Он там играет с Ремусом после школы. Сочувствую Виктуар и Тедди. Не уверена, что мир видал когда-нибудь таких демонят, как наши дети.

— Ладно, увидимся в четверг, — говорит Скорпиус.

Мне приходится задуматься на мгновение, чтобы понять, при чем тут четверг, как вдруг меня осеняет — слушание об опеке. Ну конечно. Будто я могу думать о чем-то другом.

— Увидимся в четверг, — я отвечаю на автомате. Больше нет смысла об этом спорить — все должно решиться.

И если это не убьет меня, значит, я выиграю.

* * *

Я сижу в холле Департамента магического транспорта, ожидая, когда меня позовут сдавать тест по аппарации. Я здесь одна: взволнованный мужчина немного младше меня зашел передо мной. Мама предложила составить мне компанию, но я не могу представить худшей кандидатуры для ожидания, чем она. Она же сведет меня с ума. Так что я вежливо отклонила ее предложение, и она ушла немного обиженной.

— Роза Уизли!

Вот дерьмо. Это же меня, да?

Я всегда нервничаю на экзаменах. Иногда думаю, даже хорошо, что я не сдавала ЖАБА — не уверена, что пережила бы это. Экзаменатор, женщина за тридцать, проводит меня в кабинет, где принимают экзамен.

— Добрый день, Роза. Меня зовут Фиона, и сегодня я буду принимать ваш экзамен, — она говорит это, пытаясь выглядеть дружелюбной, что означает: ее уровень стервозности зашкаливает. — Заполните эту форму, и можем начинать...

Я заполняю сведения о себе и глубоко дышу, пытаясь успокоиться. Закончив, протягиваю ей форму, и она берет меня за руку с просьбой аппарировать в волшебный городок Орфингтон.

Сильно концентрируюсь на месте назначения. Я могу сделать это. Я практиковалась миллион раз. Поворачиваюсь на месте, надеясь на лучшее и...

БАЦ!

Мы оказываемся в конкретно обозначенном месте, и я выдыхаю с облегчением.

— Отлично, — говорит Фиона, вроде как разочарованная тем, что у меня все получилось. — А теперь не могли бы мы вернуться обратно в кабинет...

Чувствую себя перышком, когда экзамен позади, и мы с родителями отмечаем это. Больше не придется пользоваться дурацкими автобусами или каминами — наконец-то я смогу аппарировать! Я радостно аппарирую из комнаты в комнату, Эйдан возбужденно просит аппарировать с ним бок о бок. Впервые за долгое время я чувствую, что, возможно, мир не так уж жесток ко мне. Это достижение, вроде такое незначительное, вызывает во мне уверенность, что в четверг я одержу победу. Я просто обязана победить. И смогу сделать это, не вытягивая на свет неприглядные тайны Дэйзи.

* * *

Накануне слушания об опеке я получаю кучу звонков с обещаниями поддержки в предстоящий день. Дом забыла о нашей небольшой размолвке на счет секрета Дэйзи (ну, я не знаю, забыла ли она, но, по крайней мере, больше не упоминает об этом) и говорит мне, что если Скорпиус выиграет дело, она может сделать так, что он не доживет до следующего дня.

Звучит убедительно.

Мама с папой уверяют, что я не потеряю Эйдана, что бы ни случилось, ведь они не позволят этому случиться, и тому подобное...

Даже Джинни звонит мне, чтобы сообщить о своей уверенности — я выиграю дело, так как я отличная мать. Но я не могу согласиться с ней. Вряд ли я получу приз, как лучшая мать в ближайшее время. Я шантажирую сына, чтобы он ел овощи; вру, что его заберут монстры, если он не ляжет спать до девяти; позволяю ему есть мороженое перед обедом, если взамен получу несколько минут тишины. Наверное, я худшая в мире мать. Ну, кроме тех матерей, которые вынуждают детей присоединяться к сектам... те совершенно чокнутые.

Эйдан не знает, что происходит. Мне сказали, что он не обязан присутствовать на слушании завтра, поэтому Дом согласилась с ним посидеть. Мне не хватило духу сообщить ему, что мы боремся за него, потому как, думаю, он решит, что это я во всем виновата.

Дженни — единственная, кто мне не звонит. Ал выразил поддержку, но не упомянул свою жену. Мы не общаемся уже около месяца, но кажется, что времени прошло гораздо больше. Иногда я очень хочу быть менее упрямой.

Дом забирает Эйдана рано утром и обнимает меня перед уходом.

— Вперед, команда Розы! — шепчет она мне в ухо. — Ты победишь этого блондинистого придурка, как пить дать.

Как же мне хочется поверить ей. Даже то, как я нервничала перед экзаменом по аппарации, нельзя сравнить с тем, что я чувствую сейчас.

— Веди себя хорошо с тетей Дом, — строго говорю Эйдану. — Увидимся позже, хорошо? — обнимаю его так, словно этот раз у нас последний.

— Мам, ты задушишь меня! — пищит Эйдан. — Увидимся!

— Пока, малыш.

О боже, я чувствую слезы на глазах.

— Ох, Роза? — оборачивается Дом. — С днем рождения!

Это явно наименее счастливый день рождения из всех, что у меня был. Включая тот раз, когда нас приняли за террористов в аэропорту. Зато в семействе Уизли никогда не бывает скучно.

Я аппарирую в министерство, где мама с папой уже ждут меня. Они желают мне счастливого дня рождения, но выглядят при этом крайне обеспокоенными. Честно говоря, я бы лучше вообще забыла о своем дне рождения. Даже если бы сегодня я не могла потенциально потерять сына, все равно мне было бы грустно, что я стала старше. Скорпиус и Дэйзи также прибыли, и мы обмениваемся взглядами, ожидая за пределами зала, куда нас вызовут предстать перед Визенгамотом. Тем не менее, самый важный человек все еще не прибыл.

— Где, черт возьми, Том? — шиплю я матери.

— Скоро будет, — уверяет она меня, но выглядит очень взволнованной. — Иначе он сильно пожалеет...

Словно почувствовав, что мы говорим о нем, Том появляется ровно в тот момент, когда открываются двери в зал. Пока все заходят внутрь, он отводит меня в сторону на несколько слов.

— Я сделаю все от меня зависящее, Роза, — сообщает он мне. — Но вы уверены...

— Уверена, — перебиваю я. — Я не хочу, чтобы вы использовали эту информацию против Дэйзи. Договорились?

Том закатывает глаза.

— Ладно. Итак, Скорпиуса будут опрашивать первым, потом — вас. Затем Визенгамот удалится для принятия решения — это не займет много времени — и решит, как лучше поступить. Вы готовы?

— Как никогда, — киваю я, чувствуя, что меня может вот-вот стошнить.

Мы занимаем наши места впереди, сбоку от нас расположился Скорпиус со своим адвокатом. Дэйзи сразу позади них, сознательно не глядя на меня. Мама с папой сидят за моей спиной. Семь членов Визенгамота расположились за длинным столом в торце зала — эти люди решат судьбу данного слушания. Может, стоит немного оголить сиськи перед ними.

— Слушание дела Малфой против Уизли за право опеки над Эйданом Рональдом Уизли начнется сейчас, — оглашает представитель Визенгамота Раймонд Вольф. Он говорит обыденным тоном. Для него это просто очередной рабочий день, в то время как для меня — один из важнейших. — Визенгамот заслушает предложение сторон от адвокатов. Мистер Саммервилл?

Адвокат Скорпиуса, Генри Дж. Саммервилл, поднимается, чтобы обратиться к Визенгамоту:

— Мой клиент хочет получить полную опеку над сыном, оставив мисс Уизли щедрых три дня в неделю для общения с сыном, включая визиты на выходные.

— Мистер Фокс?

Теперь встает Том:

— Моя клиентка хочет оставаться главенствующим опекуном своего сына, предлагая мистеру Малфою опеку на каждые вторые выходные и по средам.

Том предложил такой расклад, сказав, что он звучит более разумно, чем есть на самом деле. Вольф все записывает.

— Очень хорошо. Визенгамот вызывает отца Эйдана Рональда Уизли — мистера Скорпиуса Малфоя — к допросу, а затем мать Эйдана Рональда Уизли — Розу Уизли, после чего удалится для принятия решения. Мистер Малфой, займите место для опроса...

Скорпиус выглядит таким же взволнованным, как и я, проходит к месту напротив членов суда. Если бы сейчас рассматривалось уголовное дело, то на его месте, как раз был бы подозреваемый. Саммервилл задает вопросы первым.

— Мистер Малфой, вы бы назвали себя хорошим отцом? — спрашивает он Скорпиуса.

Скорпиус на мгновение задумывается. Он явно не хочет здесь находиться.

— Да, — его голос дрожит.

— Опишите свои отношения с сыном.

— У нас отличные отношения... когда мы с ним видимся. Он хорошо себя ведет большую часть времени.

Судьи энергично делают пометки.

— И как часто вам удается увидеться со своим сыном, мистер Малфой? — спрашивает адвокат.

— Ну, я вижусь с ним на выходных и по средам, но эти договоренности часто не работают.

— С чем это связано?

— Ну, Роза очень занята. Иногда я приглядываю за сыном, пока у нее идут вечерние занятия по зельям...

Чувствую, будто меня только что ударили. Это же он настоял, чтобы я пошла учиться! Он же сам пообещал присмотреть за Эйданом! Или он сделал это, лишь бы получить дополнительные аргументы против меня?

— Итак, вы могли бы сказать, что на Розу нельзя положиться? — спрашивает Саммервилл.

— Я... — Скорпиус явно смущен. — Я бы не сказал так. Просто ее рабочие часы часто меняются, и у нее есть другие обязательства... — он замолкает.

— Значит, другие обязательства. А в какие часы работаете вы, мистер Малфой?

— Я работаю с восьми до трех с понедельника по пятницу с дополнительным выходным в среду.

— И это фиксированное время?

— Да.

— То есть будет справедливым отметить, что вы более надежный родитель, чем мисс Уизли?

— Протестую! — Том быстро выступает в защиту. — Он склоняет свидетеля. Рабочие часы Розы не имеют ничего общего с ее родительскими обязанностями.

— Мистер Саммервилл, — обращается к нему Вольф, — перефразируйте вопрос.

Саммервилл выглядит раздраженным:

— Считаете ли вы, что рабочие часы мисс Уизли каким-то образом влияют на ее родительские обязанности?

Скорпиус опускает взгляд на свои руки:

— Полагаю, что да...

— Почему?

— Ну, она не всегда может забрать его после школы. Ему приходится проводить много времени в доме бабушки и дедушки или других членов семьи. В жизни Эйдана не хватает стабильности.

— И вы считаете, что сможете предоставить больше стабильности, чем мисс Уизли?

— Да.

— Вы находитесь в отношениях, мистер Малфой?

— Да, я женат.

— А как ваша жена и сын ладят друг с другом?

— Дэйзи любит Эйдана, — твердо говорит Скорпиус, — а Эйдан — ее. Они отлично ладят.

— Спасибо, мистер Малфой, — кивая, Саммервилл садится на свое место и выглядит при этом очень довольным собой.

— Мистер Фокс, у вас есть вопросы к мистеру Малфою? — спрашивает Вольф.

— Да, сэр, — Том встает, глядя на меня с надеждой. Я качаю головой: не позволю ему воспользоваться той информацией. Меня она не волнует. Том поворачивается к Скорпиусу. — Мистер Малфой, сколько вам было лет, когда родился Эйдан?

— Семнадцать, — говорит Скорпиус. — Нам обоим было по семнадцать.

— Семнадцать, — повторяет Том. — А на каком курсе Хогвартса вы тогда были?

— На шестом. Точнее, он родился летом между шестым и седьмым курсом.

— Вероятно, это весьма непросто — иметь ребенка, одновременно обучаясь в Хогвартсе. У вас была возможность отправиться в Хогвартсе после рождения ребенка?

Скорпиус изгибает брови, наконец понимая, к чему клонит адвокат:

— Да, у меня была такая возможность. Мы с Розой приняли решение, что я вернусь к обучению, а она останется ухаживать за ребенком со своими родителями.

— Значит, мисс Уизли не вернулась на седьмой курс в Хогвартс?

— Нет.

— Она пожертвовала своим образованием ради ухода за сыном. Как часто вы виделись с ребенком в тот год?

— Не помню, — Скорпиус пожимает плечами. — Кажется, раз в три недели.

— По видимому, не очень часто, — резюмирует Том. — Казалась ли вам разлука с сыном тяжелой?

— Да, очень.

— Расскажите, пожалуйста, как проходили ваши встречи с ребенком, пока вы учились в Хогвартсе?

Скорпиус хмурится, будто пытаясь вспомнить далекие времена.

— Роза приезжала с ребенком в Хогсмид и мы встречались там на несколько часов. И я проводил праздники в доме Уизли.

— Мистер Малфой, сколько лет вам было, когда вы сдавали экзамен по аппарации?

— Семнадцать. Это было на шестом курсе.

— Вы сдали?

— Да, с первого раза.

— Хочу попросить Визенгамот особо отметить тот факт, что мисс Уизли не сдавала тест по аппарации в связи с беременностью, и сделала это лишь на прошлой неделе, — говорит Том. — Не считаете ли вы, мистер Малфой, что вам было бы значительно проще навещать мисс Уизли, чем ей ездить к вам?

— Я... полагаю, что да.

— Если бы вы так скучали по сыну, как говорите, не удосужились бы вы приложить больше усилий, чтобы видеться с ним чаще в первый год его жизни?

— Я был очень занят в школе.

— Уверен, что так и было. Но так же я знаю и тот факт — родители со мной согласятся, — что новорожденные дети отбирают неимоверно много времени! — некоторые члены Визенгамоты согласно кивают. Боже, а Том хорош. — Вы согласны с тем, что мисс Уизли приложила много усилий и времени для ухода за вашим сыном?

— Да.

— Вы согласны, что она — хорошая мать?

— Да.

— Спасибо, мистер Малфой. На этом все.

После вопросов Саммервилла мне кажется, будто дело проиграно. Но теперь я чувствую, что могу летать! Нам даже не понадобился этот дурацкий аргумент о том, что Дэйзи — дочь Долохова.

— Мистер Малфой, вы можете занять свое место. Визенгамот вызывает мисс Розу Уизли предстать перед судом.

Мои ноги кажутся ватными. Скорпиус проходит мимо меня, но не встречается взглядом. Я занимаю место и теперь вижу маму, папу и Дэйзи. Мама с папой ободряюще улыбаются. Чувствую, будто меня сейчас стошнит.

— Мистер Фокс, можете начать опрос.

— Мисс Уизли, — Том спрашивает меня, — считаете ли вы ваше нынешнее соглашение об опеке честным?

Я знала, что он спросит об этом. Мы много раз репетировали.

— Я считаю его честным и гибким. Эйдан проводит много времени со своим отцом, при этом имея стабильное место жительства. Ему не приходится делить свою жизнь на два мира и, мне кажется, ему так легче. Он абсолютно счастлив.

— В вашей квартире живете только вы с сыном?

— Да. Но родственники тоже живут недалеко.

Мама и папа продолжают ободряюще улыбаться.

— Считаете ли вы, что ваши рабочие часы негативно влияют на Эйдана?

— Он привык к моему гибкому графику. Мы проводим много времени вместе, и при этом он часто видится с бабушкой и дедушкой.

— Вы думаете, он достаточно времени проводит с отцом?

— Очевидно, что когда родители живут раздельно, ребенок не может видеться с обоими столько, сколько пожелает. Но он проводит со Скорпиусом достаточно времени и никогда не жаловался на наши нынешние договоренности.

— Считаете ли вы, что изменение условий проживания негативно скажется на вашем сыне?

— Я именно так и думаю. У Эйдана дислексия, ему сейчас непросто в школе. Я считаю, что в данный момент изменения в его жизни принесут скорее вред, чем пользу. Как я уже говорила, он абсолютно счастлив.

Том кивает и поворачивается к Визенгамоту, чтобы сделать заявление:

— Леди и джентльмены, мне кажется, картина вполне ясна: Эйдану совершенно комфортно в текущих условиях опеки. Мисс Уизли оказывает уход за ним с самого рождения. Вырвать его из-под ее опеки в этом возрасте будет эмоционально непросто для мальчика. Мистер Малфой согласен, что мисс Уизли хорошая мать. Она отлично справляется, будучи работающей матерью-одиночкой, и при этом позволяет мистеру Малфою сколько угодно видеться с сыном. Ходатайство мистера Малфоя о главенстве опеки над Эйданом — не что иное, как эгоистичная жадность, которой не стоит потакать. Благодарю.

Как бы мне хотелось, чтобы на этом слушание и закончилось. С уверенностью говорю, что победила бы, если бы это был конец. Тем не менее, Саммервилл поднимается, чтобы опросить меня — и мне кажется, что ему определенно пошли бы рога и хвост.

— Мисс Уизли, вы описали своего сына как «абсолютно счастливого», не так ли? — спрашивает он.

— Да, — отвечаю я, сдерживаясь от вопроса «Вы глухой, или как?».

— Как вы считает: Эйдан предпочел бы, чтобы вы с мистером Малфоем были вместе?

Я хмурюсь:

— Ну, да, но мы не всегда получаем желаемое. Скорпиус женат на Дэйзи.

— А вы, мисс Уизли, в отношениях?

— Нет.

— Вы вообще состояли в отношениях с момента рождения вашего сына?

— Мы со Скорпиусом были вместе два года.

— Могу ли я поинтересоваться, почему же у вас ничего не вышло?

О, господи. Может ли быть что-то более унизительное, чем обсуждать нашу со Скорпиусом личную жизнь перед Визенгамотом?

— Скорпиус хотел жениться, — отвечаю я.

— На вас?

— Да.

— И каким был ваш ответ?

— Я сказала, что мы слишком молоды.

— Значит, разрыв отношений был вашим решением? — уточняет Саммервилл.

— В некотором смысле.

— Был ли Скорпиус единственным мужчиной, с которым вы состояли в отношениях с момента рождения ребенка?

— Да.

— Что на счет мистер Брайана Макдональда?

О, боже. Не могу поверить, что Скорпиус рассказал ему об этом.

— Брайан — просто друг.

— Где вы с Брайаном встретились?

— В маггловском ночном клубе, — смущенно отвечаю я. Это плохо звучит.

— Вы часто ходите в ночные клубы?

— Нет. Это была новогодняя ночь.

— Это правда, что вы ушли домой с мистером Макдональдом в ту ночь?

Я смотрю на Скорпиуса. Он выглядит виноватым. Не могу поверить, что он рассказал обо всем постороннему человеку.

— Да. Но мы просто целовались, ничего больше.

— А что Эйдан думает о мистере Макдональде?

— Он ему не нравится, так как Брайан — был какое-то время его школьным учителем.

— Значит, вы прекратили встречаться с мистером Макдональдом, когда Эйдан расстроился?

— Мы никогда не встречались! — возмущаюсь я. — Он просто друг.

— Но прекратили ли вы общение с ним, зная, что ваш сын несчастен?

— Нет.

— Тогда, полагаю, ваш сын не был «абсолютно счастлив».

Я ненавижу этого мужика. Даже больше, чем тетю Одри. Если они с дядей Перси когда-нибудь разойдутся, я знаю, кто будет для нее идеальной парой.

— Он просто устроил истерику. И забыл об этом. Дети иногда впадают в истерики.

— Но вы проигнорировали эту истерику, будто она ничего не значит?

— Но она ничего и не значила!

— Мисс Уизли, игнорировать чувства вашего сына на счет человека вошедшего в вашу жизни — весьма эгоистично. Мистер Малфой предлагает стабильное место жительства и окружение для вашего ребенка с двумя родителями, которых любит Эйдан, тогда как вы предлагаете ненадежность и не уважаете чувства своего сына по поводу ваших «друзей». Леди и джентльмены, очевидно, что в условиях жизни Эйдана должны быть проведены радикальные изменения. Эти «истерики», как их назвали мисс Уизли, могут быть отчаянным способом ребенка достучаться до своих родителей. Вместо того, чтобы быть на попечении разных членов семьи и друзей, Эйдан нуждается в стабильности. Такую стабильность ему смогут предоставить мистер Малфой и его жена, вместо той неопределенности, в которой он живет сейчас. Спасибо.

Раймонд Вольф просит меня вернутся на свое место, пока Визенгамот принимает решение. После вопросов Саммервилла меня трясет. Том говорит мне не паниковать, ведь мы всегда можем подать на апелляцию, даже если первое решение будет не в нашу пользу. Кажется, я сейчас расплачусь, но не могу. Не перед Скорпиусом и Дэйзи. Скорпиус ни с кем не разговаривает.

— Все будет хорошо, — успокаивает меня папа. — Вот увидишь, Роззи. Все будет нормально. Как же я ненавижу этого малфоевского придурка...

— Рон, не здесь, — предупреждает мама.

Кажется, что прошло около двух часов, хотя, на самом деле, минут двадцать. Члены Визенгамота возвращаются в зал с решением. Том хлопает меня по плечу, желая удачи. Я проиграла. Я чувствую это.

— Принимая во внимание все факторы, открывшиеся в этом слушании, — объявляет Раймонд Вольф, — мы приняли решение присудить право полной опеки над Эйданом Рональдом Уизли Скорпиусу Малфою на следующие шесть недель до нового слушания, — мое сердце замирает. Единоличная опека. — Эйдан Уизли будет жить со Скорпиусом и Дэйзи Малфой следующие восемь недель. Визиты мисс Уизли должны предварительно согласовываться с мистером Малфоем. По истечению восьми недель Визенгамот рассмотрит новые обстоятельства и примет решение, какой курс поведения будет наилучшим образом отображать интересы Эйдана Уизли. Слушание отложено.

Я в полном шоке. Слава богу, я все еще способна держать лицо перед присутствующими. Скорпиус выглядит не менее удивленным, но я не могу долго смотреть на него, чтобы не проклясть.

— Т-том... мы проиграли, — говорю я дрожащим голосом.

— Мы не проиграли, Роза, — строго отвечает он. — Они просто предлагают дать возможность Эйдану провести со Скорпиусом и Дэйзи больше времени, чтобы на этом основании составить свое мнение. Это всего лишь два месяца. Мы будем лучше подготовлены к следующему слушанию...

— Я должна была позволить вам использовать ту информацию! — шепчу я. Меня трясет. — Я должна была!

— Прекратите, — хмурится он — Не говорите так, будто мы проиграли. Это только начало.

Мама с папой подходят обнять меня, одновременно со Скорпиусом, пересекающим зал, чтобы поговорить со мной. Мама, папа и Том оставляют нас наедине.

Он не выглядит победителем. Скорее, опустошенным. Но все, что он может сказать, это:

— Я... я заберу его в семь. И, хм, с днем рождения.

И рыдание таки накрывает меня.

— Но я не хочу жить с папой.

— Это всего на пару месяцев.

— Но я не хочу! Это обязательно?

— Я думала, тебе нравится проводить у него время.

— Им не нравится, когда Олли лает, и они сердятся на нее!

— Олли может остаться здесь, а ты будешь ее навещать.

— Я хочу, чтобы Олли поехала со мной!

— Хорошо, она поедет с тобой!

— Почему я больше не могу жить здесь?

— ...Твой папа хочет проводить с тобой больше времени. Потому что очень любит тебя, так же как и я.

— Но я хочу жить здесь!

— Ты не можешь жить здесь!

Не смей плакать перед ним.

Глубоко вздыхаю, прежде чем продолжить. Эйдан явно обижен, что я повысила голос на него, но он точно не плакса. По крайней мере, хоть кто-то из нас — сильный.

— Извини, — вздыхаю я, чувствуя, как увеличивается комок в моем горле. — Мне это нравится не больше, чем тебе...

Мама с папой ждут снаружи квартиры. Они дали мне возможность самостоятельно все объяснить ему, а потом помогают упаковать его вещи.

— Я хочу жить с тобой! — умоляет Эйдан. — Пожалуйста, мам! Я буду хорошим!

— Эйдан, ты и так хороший! — уверяю я. — Это всего на несколько месяцев, обещаю! И мы будем видеться каждый день.

Он бросает на меня взгляд, полный обиды и злости. Впервые за всю свою жизнь Эйдан смотрит на меня так, и это практически убивает меня — я сделала ему очень больно. А ведь именно я должна была защищать его от боли.

Усаживаю его к себе на колени, крепко обнимая. Его светлые волосы такие мягкие.

— Мне очень жаль, — шепчу я. Я могу лишь шептать: если заговорю — он услышит, как дрожит мой голос. — Ты не представляешь, насколько сильно я тебя люблю. Ты же знаешь?

— Почему вы с папой не можете жить вместе?

— Ты знаешь почему.

Родители стучат, прежде чем войти в гостиную. Уверена, что они пытаются спрятать свой гнев от Эйдана, но просто излучают это чувство. Мама явно вот-вот расплачется. Папа готов разбить что-нибудь.

— Эйдан, давай я помогу тебе собрать вещи? — ласково предлагает мама и берет его за руку. Как только они выходят, папа садится на диван рядом со мной и обнимает меня за плечи. Теперь, когда Эйдан вышел, я могу разрыдаться.

— Только что говорил с Томом Фоксом. Он пообещал зайти попозже, проведать тебя. Он хороший парень, — говорит папа. Я планирую запереть дверь и притвориться, что меня здесь нет, если он появится. — Том говорит, что Визенгамот поручил Малфою полную опеку только потому, что они не могут судить о его родительских способностях в длительной перспективе, или что-то вроде этой ерунды. Он не получит полную опеку навсегда.

Это слабо утешает меня. А что, если он справится с воспитанием Эйдана лучше меня? У него хорошая квартира и работа, жена. У меня же на сегодняшний день нет ничего. Если Визенгамот узнает, что Скорпиус — лучший родитель, я навсегда потеряю Эйдана. Он станет проводить с Дэйзи больше времени, чем со мной, и начнет думать о ней, как о своей настоящей матери. А я буду просто мамой на выходные.

— Ты всегда была хорошим ребенком, Роззи, — говорит мне папа. — Ты преодолеешь это. Я уверен.

— Спасибо, папа, — бормочу я, отлично зная, что он говорит это лишь потому, что должен. Я его единственная дочь, его любимица, его первенец — если он не постоит за меня, то кто тогда?

Мама и Эйдан возвращаются в гостиную. Мама держит сумки Эйдана, а он — Боба, который квоффл. Он все еще обижен на меня. Не знаю, перестанет ли он когда-нибудь обижаться. До меня доходит, что мне стоило просто сообщить ему о том, что он едет на каникулы к папе. Если бы я не использовала слово «жить», он, вероятно, так бы не расстроился.

Он просто едет на каникулы.

Так звучит лучше.

— Я заберу тебя из школы завтра, — говорю ему я. — Как тебе такое?

Он пожимает плечами. Этого недостаточно. Я знала это.

— И мы поедим мороженое, — предлагаю я.

— Хорошо, — безучастно отвечает он. Если и мороженое не способно развеселить его, то у меня больше нет вариантов. Мороженое было придумано для того, чтобы даже худшие из матерей чувствовали себя лучше.

Зная, что Скорпиус будет здесь с минуты на минуту, я надеваю поводок на Олли, которая радостно лает от мысли, что ее выведут гулять. Я даже по ней буду скучать, несмотря на то, что мне постоянно приходится ее выгуливать и она все время лает. Это лучше, чем тишина, которая теперь станет моей постоянной спутницей.

Мама с папой остаются до прихода Скорпиуса, и он просит их отправиться с Эйданом в его квартиру. Он хочет поговорить со мной. Родители соглашаются ради Эйдана, а не ради просьбы Скорпиуса. Одно я знаю точно — что бы ни случилось, мои родители всегда будут ненавидеть Скорпиуса Малфоя. Ну, папе он и так никогда особо не нравился.

Обнимаю Эйдана на прощание.

— Увидимся завтра, — говорю я ему, целуя. Он знает: что бы он ни сказал, ничего не изменится.

Когда они уходят, мы со Скорпиусом остаемся в гостиной, глядя друг на друга. На несколько минут повисает тишина. На его лице снова это раздражающее сожаление, как и после слушания. Из-за этого мне снова хочется ударить его.

— Все вышло из-под контроля, — в конце концов, говорит он. — Я... я никогда не хотел сделать тебе больно.

Мне смешно. Это ужасно горький смех.

— Ты отобрал у меня единственное, что имело для меня значение. Как это ты не хотел сделать мне больно?

У него хватает совести изобразить сожаление.

— Ты права. Мне жаль... я просто должен был.

— Что?

— Я должен был обидеть тебя.

— Но зачем?

— Я должен был сделать так, чтобы ты разлюбила меня! — восклицает он. — Мне нужно, чтобы ты двигалась дальше.

— Отлично сработано, — холодно отвечаю я. — У тебя получилось.

— Правда? — он удивлен.

— Ты забрал у меня Эйдана. Не думаю, что смогла бы возненавидеть тебя больше, чем сейчас.

— Ты знаешь, я никогда не просил о полной опеке. Я не пытаюсь отобрать его, Роза, но я хочу видеться с ним чаще! — и мы опять возвращаемся к тому, с чего все начиналось. У меня нет сил ссориться с ним, так что я просто молчу. — Ты можешь приходить, когда захочешь. Я не буду просить о полной опеке на следующем слушании.

— Вот спасибо!

Он знает, что в таком состоянии со мной невозможно разговаривать. Не тогда, когда я близка к истерике. Поэтому он собирается уходить.

— Мне нужно идти. Увидимся завтра, — я не отвечаю. — Роза, у меня всегда будут чувства к тебе. Но мне нужно двигаться дальше, а для этого и ты тоже должна двигаться. Поэтому я должен был ранить тебя.

Каким-то невероятным образом он вывернул все так, что вина за случившееся оказалась полностью на мне. Перекладывание вины на меня всегда удавалось ему лучше всего.

* * *

Следующие несколько дней в квартире самые одинокое и тихие из всех, что когда-либо были. Несколько раз я собираюсь позвонить Дженни, но мне не хватает смелости. Мы уже так давно не общались, и, очевидно, ей нечего мне сказать. Ал навещал меня через день после слушания, чтобы убедиться, в порядке ли я, так же, как и Тедди. Но они — не Дженни. Она всегда говорила правильные вещи. Я очень скучаю по нашей дружбе и знаю, что она тоже скучает. Быть беременной нелегко, но я даже представить не могу, как тяжело это было бы, если бы ее не было рядом со мной в то время.

Мы с Эйданом видимся каждый день после школы. Я водила его за мороженым, водила на Косую Аллею, водила в зоопарк, но, похоже, ничего не радует его. Я очень стараюсь не говорить с Дэйзи и Скорпиусом, когда вижу их. Это довольно непросто, особенно когда я представляю их головы, пронизанные большим копьем.

Но несмотря на то, что мой мир перевернулся с ног на голову за последние несколько дней, жизнь продолжается. Брайан весьма жестко напоминает мне об этом, когда появляется в моей квартире после работы с известием, что его жена хочет вернуться к нему.

— Я не знаю, что делать, — излагает он. — Мне очень нравится Дом...

— Тогда оставайся с ней.

— Но нас с женой столько связывает. Мы были очень счастливы в наши лучшие времена.

— Ты имеешь в виду, когда она не спала с твоим братом?

Брайан горько вздыхает. Несколько недель назад меня бы больше заботило его затруднительное положение. Но сейчас мне все равно.

— Послушай, — продолжаю я, — ты попросил свести тебя с Дом — и я сделала это. Но я не брошу ее за тебя. Сам разбирайся с этой грязной работой.

Если бы я знала, что он правда нравится Дом, я бы больше беспокоилась. Но я совершенно не уверена, нравится ли он ей вообще.

Брайан бросает на меня сочувственный взгляд, и я понимаю, что единственной причиной, по которой он вывалил свои личные проблемы, было его желание отвлечь меня от моих собственных.

— Ты выиграешь следующее слушание, — уверенно говорит он.

— Не понимаю, почему все продолжают говорить мне об этом.

— Потому что ты отличная мать, — отвечает он. Я не говорила ему, что он частично стал причиной того, что я проиграла в первом слушании. Я не стала сообщать ему, что Скорпиус считает, будто между мной и Брайаном что-то есть. И я не призналась, что я вроде как виню его в этом, хотя он и не виноват.

Я очень рада остаться в одиночестве, когда Брайан уходит. Почему-то все думают, что если проведают меня, я почувствую себя лучше и забуду, что Эйдан больше не со мной. Но это не так. На самом деле, все эти люди лишь подчеркивают мое одиночество.

Когда звонит телефон, я решаю не отвечать. Терпеть еще один разговор с мамой о моих чувствах, или лекцию бабушки Молли о питании, или разглагольствования Дом о том, какой Скорпиус мудак, — выше моих сил. Даже на работе я сижу с опущенной головой, избегая сочувствующих взглядов коллег. Меня бесит то, что все в курсе моих дел. Меня бесит, что информация о моих делах напечатана практически в каждой магической газете.

Тем не менее, мое желание игнорировать звонки оказывается неверным: Ал появляется на пороге моей квартиры через двадцать минут. На самом деле он лучшая кандидатура из всех, кто мог прийти. Ал всегда находит правильные слова. Он знает, как подбодрить меня.

— У Дженни случился выкидыш, — сообщает он, как только я открываю дверь.

Или нет.

Он выглядит ужасно, будто не знает, куда себя деть. Его трясет, и он явно плакал.

— Я не знаю, что ей сказать, Роза. Мне нужна твоя помощь.

Я обнимаю его. Это мой первый порыв. Именно он сейчас больше всех нуждается в поддержке.

— Мне очень жаль, Ал.

— Мы только сегодня узнали, — бормочет он напряженным голосом. — Врач сказал, что ничьей вины в этом нет... просто так бывает...

— Дженни сейчас одна?

— Да, — кивает он. — Ты не брала трубку, поэтому я пришел. Ты должна поговорить с ней. Я же полный профан в подобных ситуациях.

Хватаю ключи, выключаю свет движением палочки и аппарирую вместе с Алом в их квартиру. Дженни сидит в кухне за столом, обхватив чашку чая руками. Она смотрит в никуда, но, в отличие от Ала, не выглядит заплаканной. Нервничая, подхожу к ней, волнуясь, простила ли она меня за выходку на свадьбе. Сложно понять, осознает ли она, что я здесь.

— Джен, Роза пришла, — мягко говорит Ал, касаясь ее плеча. Не думаю, что когда-либо видела обожание, подобное тому, что Ал испытывает к Дженни. Он боготворит ее, и так было всегда. Их отношения всегда были такими нормальными, такими чистыми, что я всегда им немного завидовала. Все бы отдала, чтобы быть в нормальных отношениях без драмы и ссор. Даже когда мы со Скорпиусом были вместе, наши отношения и близко не стояли с той любовью, которая связала Ала и Дженни. Такая любовь — уникальна, не все ее заслуживают. Я вот точно нет.

— Дженни? — я сажусь на стул перед ней. — Ох, Джен, мне так жаль.

Взгляд Дженни наконец фокусируется на мне. На мгновение мне становится страшно, что сейчас она плюнет мне в лицо и выгонит из дома. Но она не делает этого. Дженни слабо улыбается, ее глаза наполняются слезами и, прежде чем она начинает плакать, я обнимаю ее, как и Ала перед этим, просто потому, что ей сейчас это нужнее. Ал оставляет нас одних. Попрошу Джеймса или Скорпиуса поговорить с ним позже.

— Мы были так взволнованы, — всхлипывает Дженни. — Я знаю, это было слишком рано, но мы уже выбирали имена. Ребекка — для девочки, Уильям — для мальчика.

— Прекрасные имена, — говорю я. Мы уже не обнимаемся, но я все еще держу ее за руку.

— У меня началось кровотечение несколько часов назад. Я все поняла еще до того, как целитель подтвердил. Я почувствовала это.

— Я даже не могу представить, что ты сейчас чувствуешь, — слезы вот-вот покатятся по щекам. Почему это должно было произойти с Дженни? Она хороший человек — нет, фантастический человек. И Ал тоже. Это я заслужила все то, что со мной произошло. Все это кажется таким несправедливым.

— Это моя вина, — шепчет Дженни.

— Прекрати! — вскрикиваю я. — Ты не виновата!

— Виновата. Когда я узнала, что беременна, я пожалела об этом. Я не хотела ребенка.

— Поверь, это точно не так работает, — уверенно говорю я. — Думаешь, я хотела ребенка? — может, потому я и потеряла своего малыша. Конечно, не таким экстремальным способом, как Дженни. Меня затапливает неуместное облегчение — по крайней мере, мой ребенок в безопасности.

— Я слышала о решении суда, — говорит Дженни. — Считаю, что Скорпиус поступил гадко. Если тебе что-нибудь нужно — я рядом.

— Дженни, ты даже не представляешь, как много это для меня значит, — я всхлипываю, понимая, что теперь мы обе в слезах. — Извини за то, что случилось на твоей свадьбе.

— Забудь об этом! Я была такой глупой...

— Нет, глупой была я!

— Нет, я...

— Дженни, я едва не забыла твою фату, мой сын разрушил твой торт, я поцеловала женатого мужчину посреди твоих свадебных подарков, а еще именно я наорала на невесту...

Замечаю сквозь слезы, что Дженни истерически хохочет, от чего я и сама смеюсь, хотя одновременно и плачу. Ал забегает на кухню, думая, что мы плачем, но понимает, что мы просто двое психически-ненормальных людей.

— Не могу поверить, что мы смеемся! — восклицаю я.

— Знаю. Мы чертовы идиотки!

— Д-дженни! Ты выругалась!

Это вызывает новый приступ смеха, сопровождаемый совершенно не женственным похрюкиванием. Ал просто качает головой и уходит в гостиную.

— Ох, Роза, я так скучала по тебе!

— А я — по тебе. Давай больше не будем ссориться, — Дженни скептически изгибает бровь. — Ладно, давай больше не будем ссориться так надолго.

— Согласна, — улыбаясь, Дженни вытирает слезы.

Я знаю, что не в моих силах излечить ее насовсем от боли. Она не забыла о своем выкидыше, а я — о потере Эйдана. Но одно я знаю точно: даже самые ужасные вещи легче пережить, когда рядом есть друг. Даже если не полегчает, вы, по крайней мере, обхохочетесь.

* * *

Из-за того, что я, Скорпиус и Джеймс — единственные, кто знал о беременности Дженни, мы одни и можем их утешить после выкидыша. Тем не менее, этим занимаемся только мы со Скорпиусом. Когда я навещаю Ала и Дженни на следующий день после выкидыша, у них находится Скорпиус, но я веду себя с ним прилично ради ребят. Не думаю, что они хотят слышать, как мы собачимся, да и, честно говоря, я сама устала от наших разборок. Он не тот человек, которым был, или не тот, кем, я думала, он является. Пора уже с этим смириться.

Однако, мое спокойствие дает трещину, когда Ал сообщает, что Джеймс так и не появлялся и даже не звонил. Ал просто оставил сообщение на автоответчике Джеймса. Сначала меня затапливает паника, и я вижу по выражению лица Скорпиуса, что он испытывает тоже самое. Ал был в отъезде, поэтому не знал всех деталей поведения Джеймса. Когда мы со Скорпиусом убирали у Джеймса в квартире, было очевидно, что он ничего не ест, но много пьет. Мне в голову вдруг приходит мысль о мертвом Джеймсе, лежащем на полу своей квартиры.

— Я совершенно забыла, мне ведь нужно к родителям зайти. Мама просила просмотреть кое-что для ее кампании, — сообщаю я, вскакивая с кресла. Ал и Дженни выглядят удивленными. — Я вернусь через час, хорошо?

— Ладно...

— Мне тоже пора идти, — говорит Скорпиус. — Нужно забрать Эйдана, Дэйзи на работе допоздна.

Два самых нелепых объяснения в мире, но Ал и Дженни, кажется, поверили. На самом деле, мне кажется, что они чувствуют некоторое облегчение с нашим уходом. Уверена, сейчас они хотят побыть наедине.

Как только мы покидаем Ала и Дженни, обмениваемся нашими переживаниями.

— Надо зайти к нему, — тут же предлагает Скорпиус.

— Что если он мертв?

— Он не мертв.

— Откуда ты...

— Роза, — Скорпиус строго смотрит на меня. — Он не умер.

По совершенно непонятной причине я верю ему, хотя он знает не хуже меня, что вероятность смерти или бессознательного состояния Джеймса достаточно велика. Мы аппарируем к Джеймсу. И пусть аппарация стала доступной мне всего неделю назад, но я уже не представляю, как жила без этого раньше. Я начинаю тарабанить в дверь.

— Джеймс! Открывай! — кричу я.

Скорпиус грызет ногти — привычка, которая очень раздражает меня, хотя я и сама так делаю. Когда через десять секунд ответа по-прежнему нет, Скорпиус присоединяется ко мне:

— Джеймс! Открой чертову дверь, или я выломаю ее!

Наконец дверь открывается, и перед нами предстает Джеймс в одних трусах.

— Где гребаный пожар? — бурчит он, приоткрыв один глаз.

— О, так ты не умер, — замечаю я. — Потому что это единственная причина, которую я готова принять, как объяснение твоего отсутствия у Ала и Дженни!

— Тебе обязательно все время так громко орать? — спрашивает Джеймс. — Я же прямо перед тобой.

— Ал сказал, что оставил тебе сообщение. На счет ребенка. Почему ты не позвонил ему, приятель? — спрашивает Скорпиус?

— Не смей называть его «приятель»! — сержусь я.

— Ах да, я получил сообщение, — отвечает Джеймс.

— И? — выплевываю я.

— Ты же знаешь, что я — полное дерьмо в таких ситуация. Лучше просто немного выждать.

Нас со Скорпиусом объединяет общее отвращение к моему кузену.

— Не могу поверить, Джеймс, — рычу я. — Правда, не могу. Я всегда знала, что ты бесчувственный козел, но ты нужен Алу! Если ты сейчас же не притащишь туда свою задницу, он тебя никогда не простит! Как и я!

— Рыжая, у меня от тебя голова болит, — зевает Джеймс. — Я реально не в настроении.

— Ты же не серьезно? — хмурится Скорпиус. — Ты правда не собираешься поддержать брата?

Джеймс смотрит на нас обоих со злостью. Не могу не подумать о том, куда подевался мой беззаботный кузен. Он сейчас даже наполовину не похож на того человека, которым был раньше.

— Не припоминаю, чтобы просил ваших советов, — рявкает Джеймс. — Так что сделайте одолжение — не лезьте не в свое дело.

И он захлопывает перед нами дверь.

Рон и Гермиона Уизли, а также члены их семьи,

Вы приглашены в Школу чародейства и волшебства Хогвартс по случаю тридцатой годовщины битвы за Хогвартс 2 мая 2028 года.

Церемония пройдет на территории школы в пять часов вечера с последующим ужином в Большом зале.

С уважением,

Профессор Ф.Флитвик.

— Ты идешь, — сообщает мне мама, как только протягивает приглашение. Она работает за обеденным столом, даже не отрывая взгляд от пергамента, на котором что-то пишет.

— Ладно, — соглашаюсь я, зная, что спорить бесполезно. Я и так собиралась пойти. Тем более что ничего более интересного в моей жизни все равно нет, учитывая то, что Скорпиус забрал Эйдана. И мне не нужно на работу, так как этот день — выходной в связи с национальным праздником в магическом сообществе. В общем, я могу себе позволить наведаться в Хогвартс на один вечер.

— Все идут, — продолжает мама, будто я отказалась. — Поттеры, дядя Джордж, тетя Анджелина, дядя Чарли...

— Да, мам, я знаю, что означает слово «все», — перебиваю я. Это значит — вся веселая команда.

— Уверена, и Малфои будут, — добавляет мама.

— Малфои? — усмехаюсь я. — Те, что были на стороне Волдеморта?

— Честное слово, Роза, я думала, ты будешь более понимающей, учитывая, что у тебя ребенок от одного из них.

— Именно поэтому я и не понимающая.

— Драко и Астория — очень уважаемые в министерстве люди, — говорит мама. — Они перешли на нашу сторону в ответственный момент, так что нам нужно понять и простить, полагаю.

— Еще чего, черт возьми! — возмущается папа, выходя из гостиной после обеденного сна. Мне кажется, к восьмидесяти годам он только и будет делать, что спать.

— Я на стороне папы.

— Ничего нового, — бормочет мама, явно раздраженная. И Хьюго здесь нет, чтобы поддержать ее.

Я стала проводить больше времени у родителей и в Норе с тех пор, как Эйдан у Скорпиуса. Пребывание в пустой квартире вызывает у меня депрессию и злость, а, учитывая то, что я и так достаточно злой человек, осталось совсем недолго до того момента, как я взорвусь и убью кого-нибудь. Надеюсь, это будет Молли.

На следующей неделе в утро годовщины Скорпиус позволяет мне забрать Эйдана на весь день. Мы оба знаем, что в такой день для нашего сына будет лучше ассоциироваться с Уизли, чем с Малфоями. Мы аппарируем вместе в Хогсмид, где Ал и Дженни уже ждут нас в «Трех метлах». Это вызывает во мне острое чувство ностальгии. И да, Эйдан, именно здесь злой дедушка Драко предлагал мамочке деньги на аборт.

— Конфеты! — пищит Эйдан, как только видит «Сладкое королевство». Прохожие смотрят на него, улыбаясь, но я знаю, что внутренне они осуждают меня, думая, что я не кормлю ребенка. Он съел три куска хлеба и два банана перед выходом из чертовой квартиры!

— Не сейчас, — говорю ему я и увожу в паб. Ал, Дженни и Лили, сидящие за столом внутри, машут нам.

Сидя в пабе, я вижу знакомые лица из министерства, а также некоторых друзей мамы с папой: Симус Финниган — отец парня, с которым я училась; Дин Томас, который встречался с тетей Джинни; Лаванда Браун, которая встречалась с папой. Сейчас лишь половина третьего, так что они все явно зашли выпить немного перед церемонией. Замечаю, что люди бросают на нас взгляды — они отлично знают, что смотрят на сына, невестку и племянницу Гарри Поттера. Очень сложно перепутать Ала с кем-либо, кроме Гарри: просто прилепи шрам на его лоб, и вот он — Избранный.

— Вы когда-нибудь чувствовали себя в зоопарке? — бормочет Ал, пытаясь казаться незаметным.

— Ты должен бы привыкнуть к тому, что люди пялятся на тебя, — закатывает глаза Дженни. — Каждый год первокурсники спешили увидеть детей Гарри Поттера.

— Джеймс купался во внимании, — добавляет Лили. — Это было его любимой частью ежегодного возвращения в Хогвартс после каникул.

— Кстати, — оборачиваюсь я, — где твой безнадежный брат? — я не разговаривала с Джеймсом, не виделась с ним после нашей ссоры и не уверена, что он общался с кем-то еще. Я знаю, что и Скорпиус не получил от него ни весточки.

— Без понятия, — хмуро отвечает Ал. — Мама была у его квартиры на прошлой неделе, слышала, что он внутри, но никто не открыл. А папа был там вчера, но Джеймс сказал ему убираться к черту.

Дженни толкает Ала, указывая на Эйдана, явно рассердившись, что тот ругается перед ребенком.

— Папа так разозлился, — добавляет Лили, хотя в этом и нет надобности — я и так прекрасно представляю, как разгневан был Гарри.

— Не понимаю, почему он так по-дурацки себя ведет. Его отстранение почти закончилось, не так ли?

— Он будет играть уже в следующем матче, — кивает Ал. — Это если мама не убьет его до того.

Вскоре после этого мы отправляемся в школу. Эйдана просто распирает от возбуждения перед первой встречей с Хогвартсом. Он бывал здесь и раньше, в младенчестве, когда Скорпиус учился на седьмом курсе, а я приезжала его навещать. Но, естественно, Эйдан этого не помнит.

— Это восхитительно! — восклицает он, когда впервые видит замок. В последнее время ему нравится слово «восхитительно». — Мам, смотри, как восхитительно!

— Я знаю, это восхитительно, — соглашаюсь я, и он очень радуется этому ответу.

— Не могу дождаться, чтобы пойти туда! Это восхитительно!

Лили и Дженни улыбаются ему. Не могу поверить, что через коротких пять с половиной лет мой сын отправится в Хогвартс. Кажется, я сама училась здесь совсем недавно.

Сотни стульев размещены у озера, а рядом с мемориальным комплексом, на котором указаны имена всех погибших в битве с Волдемортом, установлена сцена. Могила Альбуса Дамблдора находится справа от сцены. Стулья уже начинают занимать, но наши места впереди. Самый первый ряд зарезервирован для ключевых фигур Ордена Феникса: Гарри, Джинни, мама, папа, дедушка, бабушка Молли, Минерва МакГонагалл, Луна Скамандер, Невилл Лонгботтом — так что мы садимся во втором ряду. Джеймс пока так и не появился, зато я замечаю Скорпиуса и Дэйзи, сидящих с Драко и Асторией довольно далеко позади. Я киваю им в знак приветствия.

Дом прибывает с Виктуар и Тедди. Сегодня двадцать восьмой день рождения Виктуар, хотя она настаивает, что ей двадцать пять, поэтому Дом приказано не упоминать настоящий возраст сестры.

— Глянь, Одри болтает с министерскими чиновниками, — бормочет мне Дженни. Конечно же, Одри практически лебезит с некоторыми высокопоставленными министерскими служащими от имени своего мужа. Дядя Перси занял место рядом со своей семьей и, к счастью, решил не упоминать о кампании сегодня. — И хватает же наглости...

— Мам! Смотри, там Хагрид! — вскрикивает Эйдан, когда видит нашего исполинского друга. Хагрид машет нам в ответ — несмотря на то, что он довольно далеко, ему отлично слышен крик моего сына.

На церемонии выступают много разных людей. Студенты Хогвартса разместились на траве у озера — все вытягивают шеи, чтобы рассмотреть Гарри и моих родителей. Несмотря на то, что моя семья смущает меня, я, в то же время, очень ими горжусь. Минерва МакГонагалл, которой, по меньшей мере, сто лет, около десяти минут говорит об Альбусе Дамблдоре в своей трогательной речи. Замечаю, что по щеке Хагрида катится слеза.

Также речи произносят профессор Флитвик, мама, Кингсли Шеклбот и, наконец, Гарри. Все перешептывания студентов стихают, как только он выходит на сцену. Гарри говорит о храбрости и друзьях, без которых не смог бы ничего совершить. Упоминает, как много сражений было проиграно, прежде чем они победили в войне. Он явно нервничает, выступая перед таким количеством людей, но не думаю, что кто-то кроме тех, кто знает его так же хорошо, как и мы, вообще замечает это. Он не признает себя героем — и это то, с чем мы все не согласны. Он вспоминает Дамблдора и Северуса Снейпа, называя их настоящими героями.

— ... наконец, я хочу поблагодарить свою семью: мою жену Джинни и моих детей — Джеймса... — он оглядывает толпу и понимает, что Джеймс не пришел, но все же продолжает, — ... Альбуса и Лили. Я вырос без семьи, зато теперь я окружен невестками и шуринами, племянницами и племянниками, сыновьями и дочерьми. Меня бы здесь не было, если бы не семья Уизли, поэтому я хочу почтить память того Уизли, которого мы потеряли на войне — Фреда, — бабушка Молли в открытую плачет, тогда как Анджелина хватается за руку дяди Джорджа. — Так много семей были разлучены в борьбе с Волдемортом. Так много жизней было загублено. Мы должны помнить о них не только сегодня, но каждый день. Я не герой — они герои.

На минуту повисает полнейшая тишина. Это невероятно: даже птицы не щебечут, и Эйдан не болтает в этот момент.

После церемонии мы спешим в большой зал на ужин. Студентов отправили в их гостиные, куда им отправят еду — в Большом зале всем не хватит места.

— Я хочу быть в Гриффиндоре, как и ты! — решает Эйдан (к моему облегчению), пока мы идем в замок.

— Расскажи это дедушке Рону, — говорю я. — И дедушке Драко, — добавляю, подумав.

Вся семья Поттеров-Уизли усаживается за гриффиндорский стол, тогда как Малфои занимают места за столом Слизерина. Просто нелепо, как сильно до сих пор разделено волшебное сообщество.

— А что это ты не со своими слизеринскими дружками? — спрашивает Фред у Ала, улыбаясь.

— Отстань, — бурчит Ал. — Где Джеймс, черт возьми?

— Я думала, что он удосужится прийти, — говорю я.

— Папа очень зол, — сообщает Лили. — Ох, Мерлин!

Дженни, Дом и я оборачиваемся, чтобы посмотреть, что именно вызвало у Лили этот возглас. Я вижу их раньше Дженни, поэтому подталкиваю ее в нужном направлении. Близнецы Скамандер.

История Лили с близнецами Скамандер довольно впечатляюща: начиная от ее отношений с Лорканом и изменой с Лисандром, заканчивая публичной дракой посреди квиддичного матча Слизерин против Гриффиндора.

— Ох, да ладно тебе, Лили, — убеждаю ее я. — Уже сто лет прошло с той детской драмы!

— Лоркан узнал, что вы с Лисандром встречались на шестом курсе? — уточняет Дженни.

— Тише! Конечно же, нет! — яростно шепчет Лили.

— Ты не встречалась с Лорканом с четырнадцати лет. Уверена, он и думать об этом забыл, — говорю я.

— А почему вы с Лисандром расстались? — спрашивает Дом, но я бросаю на нее предупреждающий взгляд — ей не стоит спрашивать. Даже мне неизвестна вся ситуация.

Ужин состоит из семи блюд и очень напоминает мне школьные времена. В мире нет такой еды, которая могла бы сравниться с хогвартской, ну разве что та, которую готовит бабушка Молли. Во время десерта Ал что-то обсуждает с профессором Флитвиком. Когда я спрашиваю Дженни, о чем они говорят, та лишь пожимает плечами. Эйдан сидит на коленях у папы, рассказывая, что он станет ловцом гриффиндорской квиддичной команды. Папа никогда не выглядел таким гордым. Меня всегда удивляло, почему люди более гордятся своими внуками, чем детьми. Возможно, потому, что им уже не нужно волноваться, что они облажаются в воспитании — это уже моя работа.

Когда подают кофе и чай, я чувствую прикосновение к своему плечу, и Том садится на лавку возле меня. Дженни и Лили смотрят с интересом, не зная, что этот мужчина — всего лишь мой адвокат.

— Привет, Роза, — обыденно здоровается он, будто мы друзья. Мы не друзья.

— Здравствуйте, — говорю я. — Я могу чем-то помочь?

Он закатывает глаза, усмехаясь:

— Почему вы всегда говорите только о делах?

— Ну, вы — мой адвокат, — отвечаю я. Полагаю, часть меня винит его за итог слушания, хотя я понимаю: он сделал все, что смог. Но все же мне нужно кого-то винить, а винить во всем Дэйзи уже надоело.

— Я вам не нравлюсь, не так ли?

— Ну, не то чтобы... — я пожимаю плечами. — Вы немного заносчивый.

— Спасибо, — он принимает это за комплимент.

— Почему вы вообще здесь?

— Я сидел за столом Рейвенкло, но решил подойти и поздороваться.

— Я имею в виду — в глобальном смысле, — прерываю я. — Вас пригласили?

— Естественно.

— Они что, пригласили каждого Тома, Дика и Гарри?

— Каждого Тома и Гарри — точно, — улыбается он.

— О, теперь вы шутите? — спрашиваю я, совсем не удивляясь.

— У меня всегда было все в порядке с чувством юмора, разве вы не заметили?

— Нет.

Явно заинтересованная Лили подсаживается к нам поближе.

— Это твой друг, Роза?

— Он не мой д...

— Том Фокс, — он пожимает руку Лили. — А вы — Лили Поттер?

— Верно. Так откуда вы знаете Розу?

— Лоркан идет сюда! — внезапно вскрикиваю я, и Лили подскакивает со своего места, спеша подальше от стола, прежде чем осознает, что я вру. — Как проходит подготовка ко второму слушанию?

— Вы позволите мне воспользоваться?..

— Нет, — строго отвечаю я.

— Вам когда-нибудь говорили, что вы слишком упрямы?

— Да, но они все мертвы теперь.

Том вздыхает, качая головой:

— Вы такая заноза в заднице. Ну ладно, я должен вернуться к своей девушке. Было приятно пообщаться, дружище.

— Мы не друзья! — возмущаюсь я, когда он уходит.

Я решаю немного прогуляться по холлу, вспоминая времена, когда патрулировала, будучи старостой на пятом курсе Хогвартса. Я делала это и первую половину года на шестом курсе, но, как только узнала о беременности, мне уже стало не до патрулирования.

В одном из коридоров замечаю чулан для метел — тот самый, где мы со Скорпиусом проводили время украдкой. Никаких пошлостей. Ну, не всегда. Он был отличным местом для того, чтобы посидеть и подумать, поволноваться и поплакать. Я делала все перечисленное со Скорпиусом в этой кладовке. Оглядываюсь, убеждаясь, что никого рядом нет, открываю дверь, и меня едва не разбивает паралич. На старом сундуке восседает Скорпиус Малфой, своей собственной персоной. Похоже, у дураков даже мысли сходятся.

— Что ты здесь делаешь?

— То же, что и ты, — отвечает Скорпиус. — Прячусь.

Не знаю, что движет мной, но я захожу в чулан и закрываю за собой дверь. Помещение меньше, чем я помню, что странно, ведь я стройнее, чем в прошлое пребывание здесь. Когда я сажусь на полу напротив Скорпиуса, до меня доходит, что это было пять лет назад. Мы были двумя шестнадцатилетками, прячущимися от внешнего мира, девушки Скорпиуса и всех моих проблем.

— Кажется, что все было только вчера, не так ли? — размышляет Скорпиус.

— Ага.

— Мы реально во многом облажались с тех пор.

— Да и тогда все было не слава богу, — напоминаю я. — Мы просто наделали новых ошибок.

— Хотя Эйдан получился хорошо, — говорит Скорпиус. — Мне кажется, ты отлично справилась.

— Я тоже так думаю. Сегодня он решил, что хочет быть в Гриффиндоре.

Скорпиус выдерживает паузу.

— Черт, беру свои слова обратно.

— Ты заберешь его к себе сегодня? — спрашиваю я.

— Да, думаю, да. Роза, я надеюсь, ты понимаешь, что я решил разобраться с опекой не для того, чтобы сделать тебе больно. То есть, я никогда не хотел полной опеки, и сейчас она мне не нужна. Я просто хочу, чтобы мы делили ее поровну...

— Я знаю, Скорп, — прерываю я. Я, правда, не хочу снова слышать об этом, потому что очень злюсь. — Ты слышал что-то о Джеймсе?

Скорпиус качает головой, немного удивленный сменой темы. Разговоры об опеке над Эйданом всегда приводят к разбирательствам, а я не в настроении для спора. Чулан — наше счастливое место, мы не должны портить его атмосферу.

— Помнишь тот раз, когда мы прятались здесь от Молли? — улыбается Скорпиус. — Мы использовали ее чернила, чтобы написать «Миссис Молли Библиотечный Человек» на ее школьной сумке.

— О боже, да! — смеюсь я. — Но она-то точно знала, что это мы сделали!

— Конечно, знала, она же видела нас, черт возьми!

— Мы были не очень-то проницательными, — хихикаю я. Скорпиус кивает головой. — Помнишь, как я обнаружила тебя плачущим здесь?

— Я не плакал! — возражает Скорпиус, как и в тот раз. — Не плакал!

— Почему же у тебя были покрасневшие глаза?

— У меня аллергия на моющие средства!

— Что за бред? Твои глаза в полном порядке, хотя ты сидишь здесь напротив меня. Ты их что, пил в прошлый раз?

— Возможно, — по-детски отвечает он. — Я скучаю по нашей дружбе.

Это делает мне больно и льстит одновременно. Мне не хватает нашей дружбы, но быть его девушкой я хочу больше. Никогда бы не подумала в то время, что буду скучать по беременности. Я скучаю по тому, как он заботился обо мне. Теперь у него есть Эйдан, какое ему до меня дело? Эйдан для него на первом месте, как и для меня, но вот на втором месте у него Дэйзи.

— Ну, тогда нам стоит снова стать друзьями, — говорю я.

— Я думал, ты ненавидишь меня.

— Я ненавижу то, что Эйдан теперь у тебя. Но не тебя самого. Думала, ты знаешь об этом, — вздыхаю я.

— Это только до следующего слушания. Обещаю, я попрошу лишь о нескольких днях в неделю.

Мне все еще не нравится это, но я не собираюсь спорить. Оставлю это Тому, ведь, в конце концов, у него получится гораздо лучше.

— Скорпиус, могу я кое-что спросить? — чувствую, как мое сердце забилось сильнее.

— Конечно, — он выглядит взволнованным.

— Почему ты сказал, что тебе нужно, чтобы я разлюбила тебя? После того, как ты пришел забирать Эйдана... ты сказал, что я слишком сильно завишу от тебя и что мне надо тебя разлюбить.

Он хмурится. Я хотела спросить об этом, как только он произнес эти слова, но не уверена, что хочу знать ответ, так же как и он не хочет отвечать.

— Если ты разлюбишь меня, я смогу разлюбить тебя.

Вот оно что.

Дверь чулана распахивается — это Дэйзи. Конечно же, именно Дэйзи должна была застукать нас в компрометирующей ситуации. Это не могла быть снова Дженни.

— Я вам не помешала? — она явно раздражена.

— Нет! — Скорпиус вскакивает, ударяясь головой о низкий потолок. Я бы рассмеялась, если бы мне не было так стыдно.

— Мы просто разговаривали! — уверяю я.

— Я заберу Эйдана, — решительно говорит Дэйзи, не глядя на меня. — Мы отправляемся домой.

Скорпиус, как нашкодивший ребенок, следует за своей женой из чулана в Большой зал. Он оглядывается, слабо улыбаясь мне. По крайней мере, теперь он улыбается.

Через несколько дней после церемонии в Хогвартсе я забираю Эйдана из школы и отвожу его домой, чтобы он остался на ночь со мной, как было согласовано со Скорпиусом и, более неохотно, с Дэйзи. Она, похоже, считает, что мы должны придерживаться условий, установленных Визенгамотом, и оставлять Эйдана с ними до следующего слушания, которое состоится примерно через три недели. Но, в конце концов, решение принимать Скорпиусу, а не ей. Эйдан очень рад видеть меня, стоящей возле школы, что поднимает мне настроение. Когда сын жил со мной, он крайне редко был так счастлив от наших встреч. Обычно так он реагировал на Скорпиуса, который приходил за ним.

Чтобы отпраздновать возвращение Эйдана домой на ночь, я покупаю мороженое, пиццу и чипсы. Я, правда, пытаюсь кормить его сбалансировано (это та часть моего метода воспитания, которой я горжусь), но, полагаю, теперь я могу побаловать его, раз уж я второстепенный опекун. Получение ребенком всех необходимых полезных веществ — теперь забота Скорпиуса и Дэйзи.

Эйдан, кажется, ест наиболее медленно из всех людей, которых я когда-либо встречала: он откусит что-то, болтает десять минут, и лишь потом кусает второй раз. Разговоры он любит больше еды.

— Мне нравится жить у папы, и Олли тоже нравится, потому что папа ее выгуливает. Она любит гулять. Однажды Дэйзи взяла ее на прогулку, и я пошел с ними, и мы отправились в парк.

— Угу, — я немного отключаюсь, когда он тараторит.

— А иногда папа, Дэйзи и меня...

— И я, — исправляю я его.

— Папа и Дэйзи, и меня, и я...

— Нет, просто папа, Дэйзи, и я.

Он делает паузу, хмурясь.

— Иногда мы ведем ее на прогулку в парк. Но на этой неделе не водили, так как Дэйзи грустила — они с папой ссорились, я слышал, как она плакала, но она не знала, что я слышу...

— Они ссорились? — включаюсь я, испытывая внезапный интерес к его словам. — Почему они ссорились?

— Не знаю, — Эйдан пожимает плечами. — Кажется, папа прятался от нее в кладовке, а ей не нравится играть в прятки. Или, может, он разбил одну из чашек в кладовке. Я слышал, она говорила, что прятаться в кладовке — ленепо.

— Нелепо, — исправляю я. — Когда это было?

— Вчера и позавчера. Когда мы с Мией играем в прятки, иногда она плачет, если не может меня найти, и ее мама говорит ей не вести себя, как ребенок. Я отлично прячусь — Мия никогда не может меня найти. Может, маме и папе Дэйзи тоже стоит сказать ей, чтобы прекратила быть таким ребенком.

Я решаю упустить опустить тот факт, что отец Дэйзи был убийцей и Пожирателем Смерти.

— А ты с ней говорил об этом? — уточняю я, пытаясь не выглядеть слишком заинтересованной.

— Я спрашивал, почему она кричала на папу, — продолжает Эйдан. — Она сказала, что не кричала, но я-то слышал. И я спрашивал, грубил ли он ей, но она сказала есть суп, потому что остынет. Это был куриный суп. Мне не нравится такой, но она все время его готовит, хотя мне и не нравится...

— А твой папа выглядел грустным после этого? — я пытаюсь вернуть его к обсуждаемой теме. Он откусывает еще немного от своего маленького куска пиццы и глотает, прежде чем продолжить.

— Он выглядел так, как обычно выглядит, если я оставляю свои игрушки на полу после того, как он просил их убрать.

Это означает «раздраженный», дорогой.

Я решаю, что не стоит больше расспрашивать, и полностью меняю тему. В конце концов, это не мое дело, если Скорпиус и Дэйзи ссорятся, даже если они ссорятся из-за того, что мы со Скорпиусом сбежали с ужина и общались наедине в чулане для метел. Должна признать, это действительно выглядит подозрительно. Интересно, как Дэйзи ничего не заподозрила, когда мы лизались на свадьбе Ала и Дженни. Это так типично, что нас в чем-то подозревают тогда, когда мы были абсолютно невиновны.

Ну, не принимая во внимание любовные признания.

* * *

«Вы только послушайте: громкое возвращение Джеймса Поттера в Пушки Педдл после того, как он был отстранен на три матча. Отстранение было вызвано нападением Поттера на загонщика Паддлмир Юнайтед — Майка Роланда. Во вчерашнем матче против «Уимбурнских ос» Поттер поразительно поймал снитч за первых тридцать секунд, подняв Пушки на два места в лиге. Мистер Роланд также вернется к игре в Паддлмир Юнайтед на этой неделе, когда закончится его отстранение на три матча».

Дом опускает Ежедневный Пророк на мой стол, за которым сидит и пьет кофе.

— Ты знала, что он снова играет?

— Нет, — отвечаю я. — Кажется, он в порядке. Может, наконец поговорит с нами.

— Если мы захотим с ним разговаривать, — огрызается Дом. — Он вел себя как полный придурок последние несколько недель.

Брайан и Дом пришли навестить меня, хотя лучше бы не приходили. Я только вернулась с работы и собиралась позаниматься зельями перед уроком. Тем более, учитывая то, что я знаю о желании Брайана воссоединиться с женой, я чувствую вину. Ненавижу скрывать что-либо от Дом. И мне кажется довольно неразумным то, что Брайан ожидает от меня сохранения тайны.

Вина возрастает, когда Брайан отлучается в туалет, и я остаюсь с Дом наедине. Напоминаю себе, что она явно не была в нем очень заинтересована, и, возможно, их отношения просто сойдут на нет, как и все, что были до этого. Ну правда, не мне стоит говорить ей об этом.

— Он мне, правда, нравится, — тихо говорит Дом.

Проклятие.

— Я думала, ты не хочешь спешить.

— Так и есть, — признает она. — Ты же меня знаешь: все эти любовные штуки не для меня.

Когда она встречалась со Скорпиусом много лет назад, любовные штуки были явно для нее. Она признавалась ему в любви и даже собиралась заняться с ним сексом, но новость о моей беременности притормозила развитие событий. Когда после Скорпиуса она встречалась с Марком Метьюзом, она снова влюбилась. Как только они расстались, она вновь стала стервой с холодным сердцем, которую я знаю и люблю. С тех пор она ни разу не упоминала слово «любовь» и не признавалась, что была уже дважды влюблена. Ну, если бы она правда любила Скорпиуса.

Так что я притворяюсь дурочкой и киваю.

— Я имею в виду, что хорошего принесла любовь хоть кому-то? — спрашивает она. — Все заканчивается слезами. Поэтому я просто говорю... он мне, правда, нравится.

Ей давненько уже никто не нравился. И это плохо. Если Брайан бросит ее ради своей жены, это может стать концом любовных историй для Дом навсегда.

Я принимаю решение не лезть. Все, во что я ввязываюсь, оборачивается дерьмом, так что я предоставлю им возможность разобраться самостоятельно, если смогу. Я как затычка в каждой бочке, но мне стоит остановиться, для своей же пользы, иначе однажды это приведет к неприятностям.

Через несколько дней меня приглашают на ужин к Поттерам. Я периодически навещаю своих крестных, да и, кажется, вся семья пытается отвлечь меня от слушания об опеке. Когда прибываю к ним домой, с изумлением обнаруживаю там Джеймса, который выглядит, на удивление, счастливым. Кажется немного странным использовать именно это слово, но я не могу подобрать другое, чтобы описать выражение его лица.

— Рыжая! — восклицает он, крепко обнимая. Вижу, как Джинни смотрит на него с подозрением. — Как дела, черт возьми?

— Хм, нормально, — бормочу я. Неужели он совершенно забыл наш предыдущий разговор? Поговорил ли он с Алом и Дженни после выкидыша? Не могу спросить об этом сейчас, ведь Гарри и Джинни не знали о будущем внуке, и не мне им сообщать об этом. — Ты такой радостный!

— Конечно, я радостный! — улыбается Джеймс. — Поймал снитч за тридцать секунд, можешь поверить?

— Нет... не могу.

На ужине только я и Джеймс. Ал и Лили, вероятно, заняты. У Ала какая-то непонятная встреча, подробности которой никому не известны, а Лили — на свидании. Джеймс жизнерадостный и болтливый на протяжении всего ужина, в то время как Гарри и Джинни немного раздражены, но вежливо поддерживают разговор. Уверена, Гарри поговорил с Джеймсом о его отсутствии на церемонии, но Джеймс не выглядит виноватым.

— Так что они подумывают поднять мне оплату на сорок процентов, если я продолжу в том же духе! Я вас уверяю — у меня больше никогда не будет проблем с деньгами.

— Если только ты будешь держать себя в руках на матчах, — напоминает Джинни. — Тебе повезло, что отстранение было лишь на три матча. Ты же не хочешь заработать славу неуравновешенного.

— Мам, ты слишком драматизируешь, — отмахивается Джеймс. — Эти квиддичные чинуши будут мне ноги целовать после такой игры.

Есть что-то странное в его заносчивости сегодня. Поймите меня правильно: заносчивость всегда была не чужда ему, но сейчас это уверенная заносчивость, а не шутливая. Раньше мы считали нахальность Джеймса обаятельной и смешной, ведь знали, что внутри него находится маленький мальчик, который живет в душе большинства мужчин. Теперь, похоже, мальчик был поглощен эгоистичным идиотом, и мне это совершенно не нравится.

— Не беги впереди паровоза, — строго говорит Гарри. — Никто не захочет нанимать самовлюбленного болвана.

— Даже того, кто способен словить снитч за тридцать секунд? Готов поспорить, у тебя никогда не было такого улова, папа.

— Нет, но я всегда считал, что самые хвастливые люди получают заслуженное наказание.

Что-то наталкивает меня на мысль, что Гарри говорит о Драко Малфое. Я всегда удивлялась тому, как человек, получавший не единожды серьезный урон своей гордости, все равно оставался таким же заносчивым.

Джеймс лишь закатывает глаза в ответ на предупреждение отца. Я замечаю раздражение на лице Гарри, а он, как я уже говорила, не из приятных собеседников, когда злится. Джинни тоже явно недовольна. Уверена, если бы не я, здесь произошел бы семейный скандал прямо в столовой. Наверное, хорошо, что Ал не смог прийти.

— Роза, ты такая тихая сегодня, — Джинни ободряюще улыбается мне. — Как у тебя дела?

— Хорошо, — неубедительно отвечаю я. Не знаю, что сказать, чтобы разрядить обстановку: Гарри как бомба замедленного действия, а Джеймс изо всех сил старается ее взорвать. Затем я вспоминаю золотое правило, приносящее мир: направь всеобщую ненависть на кого-то другого. — Одри изо всех сил старается выставить маму в плохом свете — пытается распустить слухи, что у мамы был роман.

Это возымело успех. Гарри прекращает сверлить Джеймса взглядом и поворачивается ко мне.

— Это же нелепо! Никто ей не поверит, верно?

— Одри умеет быть убедительной, — хмуро говорит Джинни. — Хотя я надеюсь, что у людей хватит сообразительности не верить ей. Честно слово, я начинаю забывать, что это Перси борется с твоей мамой за должность, а не Одри.

— А Перси ли это? — Гарри изгибает бровь. — Мы все знаем, кто именно будет руководить, если он победит.

— Папа тоже так думает, — киваю я.

— Они просто пара мудаков, — подбивает итоги Джеймс. — Очевидно, что победит Гермиона.

Хотела бы и я иметь наивную веру Джеймса… хоть иногда.

* * *

— Так вы уверены, что Скорпиус собирается просить о четырех днях в неделю?

— Да, в тысячный раз говорю, неужели так трудно меня услышать?!

— Я знаю, знаю! Господи, вы всегда такая злая?

Я никогда не осознавала, какими назойливыми бывают юристы, пока не повстречала Тома Фокса. Помимо того, что у него нет совести, у Тома присутствует непомерная заносчивость. Это очень удручающе. Мы решили встретиться, чтобы обсудить, что конкретно я хочу от слушания об опеке, но все, чего я хочу теперь, это ударить Тома как можно больнее. Нам сообщили, что следующее слушание пройдет через несколько недель — это означает, что мне предстоит провести это время с моим чертовым адвокатом.

— Я злая, только когда вы рядом, — привираю я.

— Я заметил, — он закатывает глаза. — Послушайте, если вы всегда так раздражены, может, вам не стоит забирать Эйд...

— Заткнитесь! — огрызаюсь я и тянусь к своей палочке. — Даже не вздумайте...

— Я просто имел в виду, что вам нужно научиться контролировать свои эмоции! — огрызается он в ответ.

— Или, может, мне стоит найти другого адвоката! Не могу поверить, что мама рекомендовала вас. Как вы вообще получили эту работу? Собери пятьдесят карточек от шоколадных лягушек и стань юристом?

— Я профессионал своего дела, уверяю вас, Уизли!

— Тогда почему мой сын все еще живет с Малфоями?

— Потому что ты продолжаешь быть такой стервой! — внезапно переходит он на ты.

Стук в дверь кабинета не дает мне ответить. Секретарь Тома заглядывает, явно перепуганная — она точно слышала всю нашу перебранку. А как иначе? Офис у Фокса такой маленький, что ее стол практически внутри кабинета Тома.

— Хм, прошу прощения, мистер Фокс, но клиент на одиннадцать уже ждет, — кротко сообщает она. Я смотрю на свои часы — уже полдвенадцатого. Я должна быть на работе через полчаса.

— Благодарю, — кивает Том, прикрывая глаза от усталости. Он глубоко вздыхает, и я решаю сделать то же.

— Послушай, Роза, я делаю все, что в моих силах, — вздыхает он. — Ты должна разобраться в себе. То ты хочешь дать Скорпиусу три дня в неделю, то — лишь выходные. Если ты не решишь, какого соглашения хочешь достичь, за тебя это сделает Визенгамот.

Я знаю, он просто пытается мне помочь. Но самодовольное выражение его лица каждый раз, когда он дает мне совет, просто вызывает во мне желание его ударить. Хотела бы я иногда быть такой же милой, как Дженни. Возможно, моя врожденная стервозность — причина, по которой я останусь одна. Даже мой адвокат едва терпит меня.

— Хорошо, — коротко отвечаю я. — Я позвоню.

Он кивает. Думаю, мы оба молчаливо соглашаемся сократить наше общение, что, в свою очередь, уменьшит шансы того, что мы поубиваем друг друга.

Встаю и выхожу из кабинета, замечая недовольного волшебника, который слушал наш спор последних последние полчаса. Он вбегает в кабинет даже без приглашения, а я вежливо (и немного пристыженно) киваю секретарше Тома.

На работе много дел, от из-за чего я не могу поныть и пожаловаться девочкам на Тома. У меня также слишком мало времени, чтобы подготовиться к зельям после предыдущего занятия. Не смотря на то, что у меня больше свободного времени из-за проживания Эйдана у Скорпиуса и его коровы, я не успеваю с домашкой по зельям просто потому, что слишком занята жалостью к себе. Я все та же девчонка, что и шесть лет назад.

Тем не менее, к четырем часам все затихает, и я, Хэйзел, Глэдис и Линда можем вернуться к нашему обычному обмену сплетнями. Больнице Святого Мунго очень повезло с такими целеустремленными администраторами.

— Мы слышали, ваш Джеймс вернулся в форму, — Линда начинает разговор. — А он ничего так, знаешь ли.

— Эй, ты же о моем кузене говоришь, — хмурюсь я, хотя и не впервые слышу подобное. На самом деле, это даже не девяносто девятый раз. Честное слово, я никогда не пойму, что женщины находят в Джеймсе Поттере: парень — полный идиот.

— Вы разобрались, что с ним было не так? — спрашивает Глэдис.

— Нет, — грустно отвечаю я. Этот вопрос до сих пор меня волнует: почему Джеймс так сильно изменился за последних несколько месяцев? Что или кто стал причиной?

— Наверное, просто ПМС, — выдает Хэйзел. — Клянусь, у мужчин он бывает похуже, чем у женщин. У моего мужа такие перепады настроения...

— И не говори! Наш Лиам вечно смотрит на меня так, будто я утопила его собаку! — восклицает Линда.

Все возвращается к теме мужчин. Мы обсуждаем мужчин в нашей жизни, и я осознаю, что вокруг меня полно ярких примеров перепада настроения у мужчин. Скорпиус, Джеймс, Том, Драко Малфой, папа, даже Эйдан — все они настоящие короли драмы. Возможно, Хэйзел права — у мужчин тоже бывает ПМС. Единственная разница в том, что у них это происходит еженедельно, а не ежемесячно.

Посреди нашего ритуала чаепития и перемывания костей двери распахиваются с такой силой, что может означать лишь чрезвычайную ситуацию. Целитель Кеннеди и несколько медсестер спешат на помощь — пациент доставлен врачами скорой помощи на носилках. Мы тут же поднимаемся, готовые прийти на помощь в любую минуту, как вдруг я замечаю, что вместе с пациентом прибыла и Дэйзи. Она плачет, а когда я опускаю взгляд на носилки, вижу...

Эйдана.

Мое сердце замирает на мгновение, когда я вижу своего пятилетнего сына, который неподвижно лежит на носилках. Мой мозг действует отдельно от тела, я бросаюсь к ребенку и смотрю на Дэйзи в ожидании ответов.

— Мне т-так жаль, Роза! — всхлипывает она. — Я не хотела...

Эйдана срочно отправляют в детское отделение. Хэйзел, Глэдис и Линда выглядят слишком растерянными, чтобы найти слова утешения, и тоже покидают свое место за стойкой регистратуры, чтобы посмотреть, что происходит.

Я держу Эйдана за руку, пока целитель Кеннеди хлопочет над ним. Я не могу отпустить его руку, потому что боюсь потерять его. Пусть и нелепо, но мне кажется, что если я его не отпущу, ничего страшного с ним не случится. На него сейчас наложено столько чар и влито столько зелий, что мне становится плохо. Он ведь такой маленький, как его организм справится со всем этим?

Почему он не дышит?

— Гортань до сих пор перекрыта, проклятые чары не работают!

Я чувствую, насколько мне плохо. Тело сотрясает дрожь, и мне кажется, что я плачу, хотя не уверена, что способна сейчас плакать. Сердце бьется так сильно о ребра, что мне даже больно. Он должен открыть глаза. Почему он не приходит в себя?

— Мы должны увеличить дозировку, ну же!

Больше зелий, больше заклинаний. Я ничего не понимаю, а ведь проработала здесь немало. Что с ним сейчас делают?

Он выглядит намного бледнее, чем обычно. Настоящий Малфой. И все же, когда папа смотрит на него, то в первую очередь он видит в Эйдане — Уизли, несмотря на белоснежные волосы и слегка зловещий взгляд, которым он может наградить, если что-то идет не по его. Они разорвали джемпер и рубашку от школьной формы и теперь направляют свои палочки прямо на маленькую грудь, бормоча заклинания, о которых я раньше никогда не слышала. Пожалуйста, Эйдан, очнись.

Я смутно осознаю, что Дэйзи находится где-то в этой же комнате. Я слышу ее плач, и впервые задаюсь вопросом — а сообщил ли кто-то Скорпиусу?

Не помню было ли мне когда-нибудь настолько же страшно. Думаю, страх такого рода может испытать только родитель, потому что и столь отчаянную любовь к своему ребенку может испытывать тоже только родитель. Если я потеряю Эйдана, мне в буквальном смысле больше не будет для чего жить. Он должен начать дышать снова…

Мое сердце замирает, когда я вижу, как его грудь слегка приподнимается, а потом опускается. Он дышит! Он жив!

— Дышит, — облегченно выдыхает Дэмьен.

Но все еще без сознания. И по-прежнему смертельно бледен. Мне жизненно необходимо, чтобы он сел и принялся болтать о школе или о своей подружке Мие, или об Олли, или еще о каком-то бессмысленном предмете, который для него почему-то очень важен. Я никогда больше не буду пропускать мимо ушей его слова, даже если он будет говорить без остановки двадцать четыре часа в сутки. Мне нужно услышать его голос, убедиться, что он в порядке, и только тогда я смогу в это поверить окончательно.

— Я… я не знаю, что случилось, — слышу, как рыдает Дэйзи, обращаясь к Дэмьену. — Все было хорошо, а потом в один момент он закашлялся… все произошло настолько быстро… а потом он затих, его лицо покраснело и я подумала, что он задыхается…

— У Эйдана есть на что-то аллергия? — спрашивает Дэмьен у меня.

— У него аллергия на орехи, — отвечаю я охрипшим голосом.

Дэмьен кивает, понимая причину случившегося, а Дэйзи пораженно ахает.

— У него был анафилактический шок, который и заблокировал дыхательные пути, вызвав гипотонию. Мне удалось снять отек, и я дал ему зелье, которое должно привести в норму давление в течение следующего часа. Он скоро должен очнуться.

— Спасибо, Дэмьен, — говорю я. Он сочувственно хлопает меня по плечу, прежде чем выходит из палаты. Я продолжаю держать Эйдана за руку, пристально наблюдая за каждым его вдохом, чтобы убедиться — с ним все в порядке.

— Я не знала, — всхлипывает Дэйзи. — Я не знала, что у него аллергия на орехи. Я положила молотый арахис в чили, который он сегодня ел… Никогда раньше не делала чили, думала, так у него будет особенный вкус…

Я даже не собираюсь ей отвечать. Не уверена, что мне есть что сказать ей. Я даже не могу думать о ней, потому что все мои мысли сосредоточены на Эйдане.

— Ты сообщила Скорпиусу? — спрашиваю я.

— Он скоро будет здесь, — тихо отвечает она. — Хочешь чая?

— Нет, спасибо.

Она уходит за чаем. У меня складывается такое впечатление, что она ушла только из-за того, что понятия не имеет, как вести себя в подобной ситуации. Мне знакомо это чувство, потому что и я чувствую себя сейчас совершенно бесполезной. Мне приходится пару раз глубоко вдохнуть, чтобы дикий страх наконец-то отступил.

Все хорошо. Он будет в полном порядке.

Я звоню маме и рассказываю, что случилось, и прошу рассказать об этом и остальным членам семьи. А еще прошу, чтобы никто не навещал нас, пока я не узнаю, как долго ему придется пробыть здесь. Раньше у него были небольшие аллергические реакции, но обычное антигистаминное зелье быстро сводило их на нет. Но тот факт, что он съел арахис, а не лесные орехи (пусть аллергия у него на оба вида), делает ситуацию более серьезной.

— Роза! Он в порядке? Что случилось?

Скорпиус выглядит испуганным, когда врывается в палату. Он бросается к постели Эйдана и начинает нежно гладить его по волосам, а затем требует подробностей.

— Аллергия на перец чили, который приготовила Дэйзи, — отвечаю я. — Очевидно, она добавила в него молотый арахис. Давление Эйдана упало и дыхательные пути оказались заблокированы, но он будет в порядке. Она быстро среагировала и доставила его сюда.

Я произношу это механически и надеюсь весьма нейтрально. Я не могу сильно винить ее за это. Знаю, специально она никогда бы не причинила вреда Эйдану. Пусть Дэйзи и не нравится мне, но я твердо уверена, что она не знала об аллергии Эйдана.

— Я говорил ей, что у него аллергия на орехи! — яростно огрызается Скорпиус.

— Ну, она говорит, что не знала, — спокойно отвечаю я, не сводя глаз с Эйдана. — И я ей верю.

Прежде чем Скорпиус успевает сказать хоть слово, Дэйзи возвращается в палату с двумя стаканчиками чая, хотя я и говорила, что не буду.

— Скор…

— Я же говорил тебе раньше, что у него аллергия на орехи! — шипит он, направляясь к Дэйзи. Его страх трансформировался в гнев, и, в отличие от меня, он винит во всем Дэйзи.

— Нет, не говорил! — отвечает она, и слезы выступают у нее на глазах. — Я бы запомнила! Ты просто сказал мне, какую еду он любит, а что ему нельзя…

— Но я, черт бы тебя побрал, говорил! Господи, он же мог умереть!

— Мне так жаль! — срывается в слезы Дэйзи, и мне ее становится жаль. В этот момент мой страх тоже превращается в гнев, вот только он уже направлен на Скорпиуса.

— Тебе и должно быть жаль, это же твоя вина, — жестко обрубает Скорпиус.

— Знаю…

Я впервые отпускаю руку Эйдана и поднимаюсь. Ноги у меня слегка дрожат, полагаю, я все еще не отошла от шока.

— Скорпиус, я могу поговорить с тобой наедине? Дэйзи, ты не против посидеть с Эйданом?

Дэйзи выглядит ошеломленной тем фактом, что я после всего случившегося доверяю ей присмотреть за Эйданом. Я же шокирована тем фактом, что мне ее даже и обвинить не в чем. Полагаю, все понимают, что всегда быть идеальным родителем попросту нереально. Вряд ли у вас получится всегда все делать правильно. А обвиняя ее в случившемся, вряд ли можно исправить ситуацию.

Скорпиус неохотно следует за мной в коридор. В детском отделении сегодня никого нет, поэтому коридор пуст.

— Тебе надо взять себя в руки, — мягко говорю я, пытаясь его успокоить, ведь шок, который мы только что пережили, слишком велик. — Это не вина Дэйзи. Провалы иногда случаются.

— Говорю тебе, она знала о его аллергии!

— Очевидно же, что нет, — взвешенно говорю я. — Ты знаешь, я не самая ярая ее поклонница, но Дэйзи — неплохой человек, Скорп. Ты же знаешь, она не могла. Она любит Эйдана.

Мои слова так странно звучат, словно я предаю сама себя.

— Значит, ты думаешь, что это просто я не упомянул о такой важной детали жизни Эйдана? — обвиняюще уточняет Скорпиус.

— Ничего подобного! Может, ты подумал о том, что надо ей рассказать?

— Я сказал ей, Роза. Уверен, что сказал.

Я вздыхаю, понимая, что таким методом ничего не добьюсь. А поэтому, думаю, настало время моей стервозной личины.

— Твои обвинения ничего не дадут, — коротко говорю ему. — Мы все допускаем ошибки.

Он упирается рукой в стену и тяжело вздыхает. Не уверена, что когда-либо видела его настолько злым. Я должна быть счастлива, что на этот раз его гнев направлен вовсе не на меня. Пару дней назад меня даже радовал тот факт, что они с Дэйзи ссорятся. Из-за какого безумного виража судьбы я оказалась на стороне Дэйзи?

— Эта ошибка могла стоить ему жизни, Роза.

— Остановись.

Мне даже думать страшно о том, что могло произойти. Мне физически плохо при мысли, что было бы, если бы Дэйзи не успела вовремя доставить его в больницу. Ведь вся правда в том, что она своевременно отреагировала на угрозу и теперь с Эйданом все будет хорошо.

Я больше ничего не говорю Скорпиусу и возвращаюсь в палату к сыну. Дэйзи все еще молча плачет в одиночестве, и мне внезапно хочется утешить ее. Господи, неужели это и правда я? Так странно, что я ей сочувствую.

— Послушай, Дэйзи, ты не виновата, — говорю я ей.

Дэйзи удивленно смотрит на меня:

— Н-не виновата?

— Конечно, — пожимаю я плечами.

— Мне так жаль, Роза. Так жаль.

Я улыбаюсь ей. Что со мной не так?! Должно быть, этот раз — первый, когда я искренне улыбаюсь ей или даже просто в ее присутствии. Думаю, это так на меня влияет пережитый стресс.

— Мне кажется, тебе стоит отправиться домой, — Скорпиус заходит в палату следом за мной и холодно смотрит на жену. Он такой засранец.

— Да, конечно… если ты так настаиваешь, — кивает Дэйзи. Она быстро поднимается, вытирая глаза. — Сообщите мне, как будут какие-то изменения.

Скорпиус игнорирует ее и занимает место, которое она только что освободила у кровати Эйдана. Дэйзи аппарирует, но угрюмое выражение лица Скорпиуса не меняется. Больше двадцати минут мы сидим молча, даже не пересекаясь взглядами. Эйдан теперь крепко спит благодаря зелью, которое в него влили. Заходит медсестра проверить его состояние и заверяет нас, что все в порядке. Тем не менее, мне все еще ужасно тревожно. Как бы я хотела, чтобы он открыл глаза.

— До сих пор не могу поверить в это, — тихо бормочет Скорпиус. Он все еще зол.

— Выдохни уже, — вздыхаю я, массируя переносицу. Я пристраиваю голову рядом с Эйданом и на мгновение прикрываю глаза, пытаясь расслабиться.

— Я не буду просить о совместной опеке, — заявляет Скорпиус. Ну вот, моей попытке расслабиться не суждено сбыться.

— Ты что?

— Подобного бы не случилось, если бы он был с тобой, — продолжает он. — Полная опека должна быть у тебя. Ты сама решишь, когда я смогу с ним видеться. Даже если посещения будут проходить под присмотром, я все пойму…

— Заткнись, — устало произношу я. — Ты уверен?

Скорпиус кивает. И на душе становится легче, словно тот огромный камень, что давил мне на плечи, резко исчез. Конечно, мою радость омрачает причина, по которой все разрешилось в мою пользу, но все же, какое облегчение.

— Ты по прежнему можешь с ним видеться когда захочешь, — повторяю я довод, который приводил мне когда-то Скорпиус. Однако, он воспринимает его куда спокойнее меня.

— Я сообщу родителям, — решает он и покидает палату, чтобы позвонить.

Стоит Скорпиусу только выйти за дверь, как Эйдан начинает шевелиться. Он медленно и неуверенно открывает глаза и недоуменно осматривается.

— Эйдан? Милый? Ты меня слышишь? — тихо спрашиваю я, вновь беря его за руку.

— Мама, мой животик болит, — хрипит он. Я нажимаю на кнопку рядом с кроватью, чтобы вызвать медсестру или целителя.

— Ты сильно заболел, — пытаясь объяснить ему. — Ты скушал плохую еду, и теперь ты в больнице. Но целитель сказал, что у тебя будет все хорошо через пару часов.

— Мне понадобятся костыли?

О господи, я так скучала по моему мальчику.

— Нет, костыли тебе не пригодятся. Они нужны только в том случае, если ты сломаешь ногу.

— Моя подруга Мия повредила ногу, когда упала на детской площадке, но ей не понадобились костыли, только пластырь. Мама ей купила розовые пластыри с цветочками.

Появляется медсестра, за ней следует Скорпиус, явно испытывающий облегчение, но выглядящий все равно злым. Она расспрашивает Эйдана, как тот себя чувствует, на что сын отвечает «довольно плохо», мы же со Скорпиусом обмениваемся взглядами и просто пожимаем плечами. Затем она измеряет ему давление и говорит, что оставит Эйдана на ночь, а завтра его уже можно будет забрать домой.

— Завтра ты вернешься к маме, приятель, — говорит ему Скорпиус, как только медсестра уходит.

— Почему?

— Потому что там находятся все твои постеры с Пушками Пэддл, — легко находится Скорпиус. Очевидно, это достаточно веская причина для Эйдана, потому что больше никаких вопросов не следует.

Примерно через час Эйдан уже полон энергии. Не уверена, что видела когда-либо нечто подобное, что могло бы доставить мне больше радости. Живот у него все еще побаливает, но ему разрешают съесть желе и мороженое, и, честно говоря, сомневаюсь, согласился бы он съесть что-нибудь другое. Мои родители и родители Скорпиуса навещают его, но они единственные из членов семьи, кому я разрешила прийти. Серьезно, это же всего одна ночь.

Мы со Скорпиусом решаем остаться на всю ночь, и Малфой быстро набирает Дэйзи, чтобы сообщить ей об этом. Эйдан начинает клевать носом достаточно рано, И Хэйзел, Глэдис и Линда перед уходом заглядывают к нам, чтобы посмотреть, как он. Я правда не могла и мечтать о лучших коллегах. Моя работа, возможно, и не самая полезная, но эти женщины наполняют смыслом каждый мой день. Они говорят, что сообщили о случившемся главному целителю Уортону, так что впереди целых два выходных, и меня никто не выдернет на дежурство.

* * *

Эйдана выписывают из Мунго на следующее утро. Дэмьен вручает мне флакон с зельем, которое надо будет давать Эйдану каждые шесть часов, и больше ничего. На самом деле, не осталось даже признаков того, что Эйдан чем-то болел. Он вприпрыжку следует за мной, когда мы отправляемся домой. Скорпиус аппарирует к себе, чтобы собрать вещи Эйдана, обещая их занести попозже.

Спустя десять минут после того, как мы оказываемся дома, в квартире уже не протолкнуться, как бывает всегда, стоит кому-то из клана Уизли-Поттеров заболеть. Первыми на пороге появляются Ал с Дженни. И пока Ал играет с Эйданом, я рассказываю обо всем Дженни, пока мы в две руки готовим ланч на кухне.

— Значит, Скорпиус решил просто так вернуть его? — недоуменно спрашивает Дженни. — Ого, бедная Дэйзи.

— Верно.

Дженни скептически смотрит на меня.

— Что? Мне обидно за нее! — восклицаю я. — Пойми, я не виню ее. Она не знала об аллергии.

Удивление на лице Дженни становится еще более сильным.

— Не смотри на меня так.

— Ты кто? — Дженни складывает руки на груди. — Потому что ты явно не моя подруга Роза Джейн Уизли.

— Прекрати. Я не была настолько ужасной.

— Как скажешь, не буду спорить.

Я тоже не спорю с ней. По правде говоря, я и сама шокирована тем, как теперь отношусь к Дэйзи.

— Знаешь, Алу предложили новую работу, — меняет тему Дженни

— Правда?

— Ага… он будет новым профессором маггловедения в Хогвартсе. Они говорили об этом с профессором Флитвиком на поминальной службе, а вчера пришло письмо с его назначением.

— Это же шикарно! — вскрикиваю я.

— Так что мы перебираемся в Хогсмид в конце августа…

Улыбка соскальзывает с моего лица так же быстро, как и появилась.

— Ты не можешь уехать! Не можешь бросить меня! — по-детски восклицаю я. — Туда же не аппарируешь напрямую! Что я буду делать?

— Ох, Роза, мне так повезло, что у меня настолько бескорыстная подруга, как ты, — насмешливо произносит Дженни. — Не переживай, мы будем часто видеться.

Могу сказать, что даже она сама не верит в свои слова. Она снова меняет тему и заговаривает об Эйдане, явно не горя желанием обсуждать вопрос о своем переезде в Шотландию. Даже не представляю, что буду делать без нее. Когда я вспоминаю недели, что мы не общались после того инцидента на ее свадьбе, то понимаю, что они были самыми одинокими за всю мою жизнь.

Следом за Алом и Дженни появляются бабушка Молли и дедушка, а за ними Гарри, Джинни и Лили. К концу дня нас посетили практически все члены семьи, включая Лауру, а это свидетельствует только об одном — я вымоталась сильнее, чем если бы отработала смену в Мунго. Эйдан упивается вниманием и подарками и грозится есть орехи почаще.

Уложив Эйдана в кровать, я решаю позвонить Тому Фоксу и сообщить, что больше не нуждаюсь в его услугах. Я наговариваю короткое сообщение автоответчику, радуясь, что теперь хотя бы на одну проблему в моей жизни стало меньше. Вот бы еще нашелся какой-нибудь способ избавиться от Молли.

Я переоделась в пижаму практически сразу, как уложила Эйдана спать, понадеявшись хоть сегодня лечь пораньше, когда на пороге моей квартиры появляется Скорпиус с вещами Эйдана. Он даже не удосуживается постучать, а сразу проходит в квартиру и скидывает вещи сына в гостиной, чтобы не разбудить Эйдана.

— Спасибо, что завез их, — торопливо говорю я. — До встречи.

— Мы можем… поговорить?

Ох, Скорпиус, как бы сильно я тебя ни любила, но, пожалуйста, свали уже домой.

— Э-э… наверное.

Я мимоходом отмечаю, что он замер посреди моей гостиной, раскачиваясь из стороны в сторону, словно его штормит. Он выглядит злым и разочарованным, и вообще такое ощущение, что он…

— Ты что, пил?

— Совсем чуть-чуть, — бормочет он. Могу поспорить, что выпил он гораздо больше, чем чуть-чуть. — Я поссорился с Дэйзи. Она взбесилась и ушла около четырех часов назад. Не знаю куда, да и плевать мне.

— Из-за чего вы поссорились? — спрашиваю, хотя прекрасно знаю, что стало причиной их ссоры.

— Я сказал, что не могу больше доверять ей, а она обиделась.

— Даже не представляю, почему она обиделась, — с сарказмом произношу я. — Ты слишком предвзят к ней, знаешь ли?

— Не будем говорить о ней, — хмурится Скорпиус. А затем направляется ко мне, и я невольно отступаю назад. — Я устал от нее. Она совсем не такая, как ты, Роза. Когда я с ней, мне надо поступать только по ее и никак иначе.

— Э, так ты поэтому пришел ко мне?

Теперь я опираюсь о стену. Мне уже некуда отступать. Скорпиусу достаточно редко удается заставить меня чувствовать себя неловко. Обычно, это я могу напиться в хлам, но никак не он. А вот теперь он находится прямо передо мной, опасно близко. Не уверена, были ли мы так близки хоть раз после свадьбы Ала и Дженни. Я могу даже почувствовать запах алкоголя, что он выпил.

— Прости, что отказал тебе, — шепчет он.

— Все в прошлом. Думаю, тебе все же стоит отправиться домой.

— Ты же не хочешь, чтобы я уходил. Я тоже не хочу домой.

— Ты пьян, — пытаюсь я достучаться до него.

— Всего лишь чуть-чуть, — снова повторяет он. — Я знаю, что я говорю. И что делаю, — он берет меня за руку, но я аккуратно вытаскиваю ее и проскальзываю мимо него.

— Не делай этого, — твердо произношу я. — Иди домой и проспись.

Он выглядит смущенным.

— Я думал, ты меня любишь…

— Просто заткнись, Скорпиус! — шиплю я, стараясь не повышать голос, чтобы не разбудить Эйдана. — Ты не можешь просто завалиться ко мне, потому что твоя семейная жизнь не идеальна!

— Причина совсем не в этом!

— Именно в этом, и это нечестно! Ты сам выбрал ее! Ты женился на ней, так будь же ее достоин.

Я складываю руки, показывая, что больше добавить мне нечего. Скорпиус тихо проходит мимо и покидает мою квартиру. Я не знаю, куда он ушел, и впервые в жизни меня это нисколечко не волнует.

Стресс.

Кажется, моя жизнь никогда не будет спокойной. Сложно припомнить время, когда я не нервничала. Должно быть, в последний раз это было еще до поездки в Хогвартс. Вся моя школьная жизнь состояла сплошняком из учебы, домашних заданий и попыток не дать Джеймсу Поттеру убиться. Шестой курс целиком и полностью прошел под эгидой беременности и опять же попыток сохранить жизнь Джеймсу Поттеру. А до Хогвартса я переживала, что я так и не научусь колдовать и останусь на всю жизнь сквибом, а значит, не видать мне письма из Хогвартса.

И да, все тех же попыток сохранить жизнь Джеймсу Поттеру.

Теперь же, помимо обязанности следить за тем, чтобы Джеймс Поттер не убился, я еще должна следить за жизнью собственного ребенка, скрывать чувства к женатому мужчине, обучаться на курсах зельеварения, помогать маме в ее гонке за кресло министра магии… еще и планировать вечеринку в честь шестилетия Эйдана. Неудивительно, что многие считают меня гораздо старше моих двадцати трех лет.

С момент возвращения Эйдана домой прошло уже пару недель. Я нечасто виделась со Скорпиусом и Дэйзи, да и их общения между собой я тоже не видела. Обычно мы устраивали праздник для Эйдана в квартире Скорпиуса, которая гораздо больше моей, но, учитывая напряженную атмосферу, что царила теперь в жилище Малфоев, я решила спросить у родителей, смогу ли воспользоваться их домом, чтобы отметить день рождения сына.

Я помогаю Эйдану составить приглашения. Он настоял на том, чтобы каждый член семьи получил персональное приглашение, хотя я и предлагала отослать парочку и попросить их рассказать остальным. Но мой сын слишком упрям и не откажется от принятого решения.

— А можно пригласить волшебника? — спрашивает Эйдан, пока мы пишем приглашения.

— Ты имеешь в виду маггла, который притворяется волшебником?

— На день рождении Мии был такой, и он оказался таким забавным — заставил кролика появиться из шляпы!

Я направляю палочку на тостер и быстро превращаю его в белого кролика, а потом все возвращаю обратно.

— Нам нет необходимости платить магглу, чтобы заставить кролика появиться из шляпы, Эйдан, — говорю я ему.

— Но ты же сказала, что никому не разрешено пользоваться магией на моей вечеринке, потому что на ней будут и магглы!

— Да, но…

— Прошу, мамочка? Пожалуйста?

Я вздыхаю и закатываю глаза.

— Я подумаю.

Ему хватает и этого, чтобы прийти в хорошее расположение духа, потому что Эйдан прекрасно знает, что если он так быстро добился от меня изменения «нет» на «я подумаю», то значит, я уже практически со всем согласилась.

Мы решаем провести вечеринку в воскресенье, главным образом для того, чтобы нарушить традицию отмечать по субботам. В воскресенье чем еще можно заняться, как не наносить визиты родственникам. В любом случае, большую часть воскресных дней мы гостим у родителей или в Норе. Нора была бы идеальным местом для проведения праздника, но было бы достаточно сложно объяснить родителям детей-магглов, почему дом не заваливается, ведь кажется, только дунь на него, и он упадет. Но вся суть в чарах, что дедушка наложил на него, теперь Норе не страшны ни шквальный ветер, ни сильные грозы.

Как я и предполагала, большинство из Уизли предлагают моим родителям помощь в организации вечеринки Эйдана. Бабушка Молли приносит торт (который я ставлю повыше, чтобы до него не добрались маленькие шаловливые руки детей), а Джинни с мамой приготовили множество разнообразных блюд. Честно говоря, я даже не знаю, как только мама нашла время на все это, учитывая, что предвыборная кампания в самом разгаре. Во мне крепнет вера, что она с легкостью могла бы быть Суперженщиной.

Мы удивляемся, когда даже дядя Перси и тетя Одри с дочерьми объявляются на празднике; папа даже выпустил огромный кусок торта, когда увидел их.

— Всем привет! — напыщенно произносит Одри, заходя в дом, словно ее кто-то приглашал. На самом деле я специально не стала отправлять ей приглашение. Дядя Перси вручает Эйдану маленький и мягкий даже на вид сверток и бормочет: «С Днем Рождения». Эйдан, как и любой шестилетний ребенок, тут же разрывает упаковку, чтобы найти…

Горчично-желтый галстук.

Ох, уж Перси.

— Что это? — практически выплевывает Эйдан.

— Эйдан, — яростно шепчу я, — манеры.

— У каждого молодого человека должен быть галстук! — пытается пояснить выбор столь странного подарка Перси. — Д-для официальных мероприятий… и еще…

Он выглядит настолько смущенным, что мне его даже становится жаль. Почти.

— Ладно, спасибо, — Эйдан практически роняет его на пол и уходит, как избалованный ребенок.

— Спасибо, дядя Перси, — быстро вклиниваюсь я, поднимая галстук и откладывая его к другим подаркам. — Вы же знаете, эти дети… уверена, Эйдан оценит ваш подарок, когда придет время, чтобы надеть его, — пусть я и знаю, что это время вряд ли наступит.

Скорпиус и Дэйзи появляются вместе, хотя я и не видела, чтобы они общались в последнее время. Я стараюсь избегать их, пытаясь не вызвать подозрений своим поведением. После того, что случилось в день выписки Эйдана из больницы, мне вообще не хочется с кем-либо из них говорить.

Конечно же, полностью проигнорировать их не выходит.

Дэйзи первой находит меня. Она шикарно выглядит в белых джинсах и мятно-зеленом жилете, не говоря уже о том, что она раз в шесть стройнее меня. Ей с легкостью удается вызывать во мне ненависть. Она появляется на кухне, когда я болтаю с матерью подруги Эйдана, и маячит на периферии, пока мама Мии не отправляется проверить детей. А затем она накидывается на меня.

— Роза, — начинает она, — прости, мы почти не общались на этой неделе. Как у тебя дела?

Если и существует что-то в этой жизни, что я не люблю больше, чем худых стерв в белых джинсах, так это разговоры с ними.

— Хорошо, — отвечаю я, не глядя ей в глаза. Я уже сбилась со счета, сколько раз ее муж изменял ей со мной как эмоционально, так и физически. Может, мне стоит быть немногословной?

— Я все еще чувствую себя виноватой…

— Не стоит. С Эйданом все отлично.

— Круто, — она на мгновение останавливается, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что на кухне больше никого нет. — Роза, мне кажется, что Скорпиус мне изменяет.

Я захожусь в кашле, потому что выпитая газировка явно идет не в то горло.

Ох, дерьмо дерьмовое.

— Все в порядке? — взволновано спрашивает Дэйзи.

— П-прости! — всхлипываю я. — П-просто подавилась!

Почему подобное вечно случается именно со мной?

— Просто… он всегда так поздно возвращается с работы, — продолжает она. — И я знаю, что это точно не сверхурочная работа… ведь именно я — та, кто назначает чертову дополнительную работу!

— Уверена, он тебе не изменяет! — это единственное, что я могу сказать. Ну, технически, он ведь не активно ей изменяет. Да и не похоже, что между нами остались еще хоть какие-нибудь отношения. Можно ли считать несколько поцелуев полноценной изменой?

— Он даже практически не прикасается ко мне, — грустно произносит она. — Знаю, я поступила ужасно, но я бы хотела, чтобы он просто поговорил со мной, вместо того, чтобы полностью игнорировать! А еще он возвращается домой поздно, и от него несет выпивкой. Я знаю, что он ходит в паб, но он ни разу не пригласил меня с собой.

— Ты же знаешь этих мужчин, — стараюсь говорить максимально беспечно, — паб — это их территория, на которую женщинам ходу нет. Уверена, ты просто преувеличиваешь.

— Сколько пар переживают разногласия в первый год совместной жизни? — практически плачет она. Этот разговор слишком серьезен для вечеринки в честь шестилетия ребенка.

— Хм…

— Я пыталась поговорить с ним об этом, но он просто выходит из комнаты или включает радио, — она сейчас и правда расплачется. В панике я хватаю ее за руку и тяну в другую часть дома, где точно никто не заметит ее слез. Последнее, что мне сейчас нужно, чтобы Дженни услышала, как Дэйзи произносит слово «роман».

Она вытирает глаза рукавом и пытается взять себя в руки. Затем делает глубокий вдох, чтобы окончательно успокоиться.

— Мне жаль, что я в таком раздрае, — шмыгает она. — Знаю, ты последний человек, с кем мне стоило бы это обсуждать.

По какой-то причине меня задевают ее слова. Но правда, ей не стоило мне говорить обо всем этом прямо в лоб, учитывая, что именно я та, кто крутила шашни с ее мужем у нее же за спиной. Но все же, лучше бы она промолчала.

Понимаю, что до сих пор не сказала ничего по существу, я говорю:

— Может, тебе стоит просто проследить за ним.

Что, черт возьми, со мной не так?

— Проследить за ним? А разве это немного не… ненормально?

Еще одно прилагательное, которым можно описать Розу Уизли.

— Нет, он же твой муж! Если он изменяет тебе, ты имеешь право знать, — говорю я ей, а затем добавляю, словно эта мысль только что пришла мне в голову. — Хотя я уверена, что это не так.

Если она проследит за ним и убедится, что он не изменяет ей… вернее, не изменяет ей со мной… тогда все будет хорошо.

— Но как мне сделать это, чтобы никто не узнал? — спрашивает она.

— Мантия-невидимка Джеймса! — Господи, и зачем я только родилась? Откуда, черт возьми, в моей голове появляются эти нелепые идеи? — Или, если он будет передвигаться на машине, просто последуй за ним, стараясь, чтобы между вашими машинами была еще чья-то… по крайней мере, слышала, что это делается именно так…

Однажды мы с Дом таким образом следили за ее парнем-магглом. Оказалось, что он-таки ей изменял. С тех пор его машина лишилась боковых зеркал — Дом решила, что им будет лучше в ее прикроватной тумбочке.

Дэйзи, кажется, всерьез задумывается над моими словами. И мне бы не хотелось, чтобы она решилась последовать моему совету. В конце концов, я ведь явно не в себе. Да и Скорпиус не изменяет ей, он просто зол. Скорпиус ведет себя, как избалованный ребенок, и точно не станет говорить о том, что его на самом деле беспокоит. И никакая машина, что будет следовать за ним по пятам, подобного положения вещей не изменит.

К счастью, наш разговор прерывает волшебник, которого я наняла по просьбе Эйдана. Он выглядит совершенно нелепо в своем черном смокинге, цилиндре и с достаточно увесистым чемоданом, доверху набитым различными маггловскими волшебными штуками. Хм, может быть, если я не преуспею в зельеварении, мне тоже стоит попробовать зарабатывать себе на жизнь маггловскими фокусами.

— Здравствуйте, мисс Уизли? — спрашивает он меня.

— Верно, — Дэйзи тоже осматривает его с головы до ног, впрочем вид фокусника не производит на нее должного впечатления, как и на меня.

— Извините, я немного опоздал, пробки просто сумасшедшие! В каком месте мне стать?

Я сопровождаю его в гостиную, из которой предварительно увели детей. Теперь они на заднем дворе гоняют с мои отцом маггловский футбольный мяч, купленный этим утром — до этого у нас были только мячи для квиддича. Волшебник, называющий себя Эриком Удивительным, начинает объяснять мне, как именно он выполняет свои трюки, и мне быстро становится скучно.

Когда я зову детей обратно, чтобы они посмотрели на эту неудачную пародию на волшебника, Эйдан подходит ко мне и я не вижу неописуемого счастья на его лице.

— Что случилось, дорогой? — спрашиваю я.

— Где Джеймс?

Джеймс. Сегодня я даже не вспомнила о нем. Быстро оглянувшись, я понимаю, что единственный член семьи, который сегодня не пришел, — это он. И он, на самом деле, единственный, кого искренне хотел бы видеть здесь Эйдан.

— Должно быть, он приболел, — извиняюсь я перед Эйданом, — прости, милый. Почему бы тебе не посмотреть на волшебника, а я пока позвоню?

Эйдан расстроенно кивает и отправляется к своим друзьям. Почему чертов Джеймс Поттер вечно все портит?

Я мигом принимаю решение отправиться на поиски кузена, но стоит озаботиться группой поддержки в виде Ала, Дом или Скорпиуса. Дом болтает с Брайаном, в то время как Ал и Дженни рассматривают смешного маггла. Увлечение Ала магглами иногда так раздражает. Скорпиус — единственный, кто сидит в одиночестве, поэтому я решаю, что ему-то и предстоит подстраховать меня.

— Скорпиус, за мной, — тихо приказываю я ему. Он не задает лишних вопросом и просто следует за мной из дома. Когда мы оказываемся на улице, я вкратце обрисовываю свой план.

— … значит, мы врываемся в квартиру Джеймса и притаскиваем его сюда? — резюмирует Скорпиус.

— Верно. Ты со мной?

— А у меня есть выбор?

— Вообще-то, нет.

Мы аппарируем на порог квартиры Джеймса, и, как обычно, никто не отвечает на стук. Ну, к такому я была не готова.

— И что теперь? — спрашивает Скорпиус, выглядя растерянным.

Я на мгновение задумываюсь, а затем:

— ДЖЕЙМС ПОТТЕР, НЕМЕДЛЕННО ОТКРЫВАЙ ДВЕРЬ!

Скорпиус зажимает ладонями уши, чтобы уберечь слух. Но дверь так и остается закрытой.

— И? — с раздражением спрашивает он.

— Не стой столбом, взламывай дверь!

— Взламывай? — шипит Скорпиус. — Знаешь ли, это достаточно респектабельный дом, Роза, и я не могу вот так просто…

— Ох, просто уйди с дороги, — я буквально отталкиваю его и достаю палочку. Заклинание у меня выходит настолько мощным, что дверь буквально сносит с петель футов на десять вглубь квартиры. Скорпиус, который так и замер позади, выглядывает из-за моей спины, и мы заходим в квартиру.

— Ты что, не могла воспользоваться Алохоморой?

Ну, зато так вышло гораздо более зрелищно.

Квартира Джеймса до ужаса неопрятна. Грязная одежда (не только Джеймса, если только он не носит розовые стринги) разбросана по всей гостиной вперемешку с пустыми флаконами от зелий. Скорпиус поднимает один и пристально рассматривает его.

— Цито Циркумвенио, — читает он с этикетки. — Интересно, что это?

Я поднимаю аналогичный флакон и поворачиваю к себе этикеткой:

— Я уже где-то слышала это название, просто не могу вспомнить где…

Я ломаю голову, пока Скорпиус бродит по квартире в надежде найти хоть кого-нибудь. Я точно знаю, что читала об этом зелье, и совсем недавно. Должно быть на вечерних занятиях или, быть может, в газете. В любом случае, ничего хорошего от этого зелья я не жду.

— Роза, здесь никого нет, — кричит Скорпиус из спальни Джеймса.

Цито Циркумвенио…

— С ним определенно была девушка, — продолжает Скорпиус, — повсюду девчачьи шмотки.

Оно как-то связано с квиддичем. То ли с выносливостью, то ли еще чем-то…

— Скорп! — зову я, и он тут же появляется в гостиной. — Мне кажется, это зелье для повышения выносливости. И оно запрещено Квиддичной ассоциацией Великобритании… если кто-то узнает, что Джеймс принимал его, ему больше никогда не разрешат играть.

— Так вот почему он так хорошо играет!

Я снова осматриваю захламленную квартиру:

— Оглянись вокруг — здесь столько флаконов, что он должен был бы принимать их ежедневно. И если это то самое зелье, о котором я думаю, оно вызывает сильнейшую зависимость.

Мы со Скорпиусом ошарашенно переглядываемся. Вот причина столь странного поведения Джеймса. Вот, в чем причина его странной худобы. И почему ему постоянно холодно, и он практически не спит.

Еще до того, как эта мысль укладывается в голове, в квартире Джеймса появляется незваный гость.

Лаура.

— Что ты здесь делаешь? — мне все равно, как этот вопрос может звучать со стороны. Что, черт побери, она делает в квартире Джеймса?

— Что случилось с дверью? — спрашивает она вместо ответа.

— Не отвечай вопросом на вопрос, бесишь, — резко говорю я. — Серьезно, что ты тут делаешь? Я не думала, что ты знаешь адрес Джеймса!

Она опускает взгляд на пол, а я внезапно понимаю, кому принадлежат «девчачьи шмотки».

— О Боже, — выдыхаю я, — ты виделась с Джеймсом?

— Не может быть! — с нервным смешком восклицает Скорпиус. А вот я нисколечко не удивлена.

— Лаура, ответь мне!

Она специально избегает встречаться со мной взглядом.

— Это было всего лишь пару раз. Я думала, что смогу помочь ему…

Только не опять. Клянусь Мерлином, если он вновь бросит ее перед полным стадионом, я заберу сына и навсегда оставлю эту семейку. И поверьте, я так и сделаю.

— Ты знала об этом? — я встряхиваю пустым флаконом из-под зелья.

— Я пыталась остановить его! — настойчиво твердит она. — Но он сказал, что у него все под контролем!

Мы со Скорпиусом снова шокировано переглядываемся, и немедленно в голове начинают формироваться вопросы.

— Как долго это длится?

— Где он сейчас?

— У него зависимость?

— С ним все в порядке?

— Какого черта ты никому не сказала?

Лаура поднимает руку, пытаясь заставить нас замолчать. По непонятной причине это даже срабатывает. По виду Лауры легко можно сказать, что ей очень стыдно, поэтому она проходит мимо нас и присаживается на диван.

— Слушайте, почему бы вам не присесть. И я попытаюсь все объяснить.

Этот волшебник просто дерьмо. Мама говорила, что дома нельзя использовать это слово, но я иногда слышу, как она сама произносит его время от времени, поэтому считаю, что тоже имею право его использовать. Она всегда говорит, что навыки готовки дедушки Рона дерьмовые. О, мне кажется, что этот волшебник куда хуже, чем способности дедушки в приготовлении еды.

Родители куда-то ушли, и я не знаю куда. Дэйзи осталась здесь. И выглядит грустной. Вероятно, она тоже считает, что волшебник дерьмовый. Она поднимается вместе с остальными взрослыми, чтобы поближе на него посмотреть. Я сижу рядом с Мией и вторым моим другом Джейсоном. Их обоих я знаю по школе.

Мне больше не хочется сидеть, поэтому я встаю и направляюсь к Дэйзи с вопросом, куда подевались мои родители. Она тоже не знает. Но все же спрашивает — весело ли мне? Я отвечаю, что фокусник дерьмовый, и она тут же делает мне замечание, что так говорить нельзя. Я прожил с Дэйзи несколько недель, пока не заболел, а потом мама забрала меня домой. Мне нравится Дэйзи. Она не поучает меня так, как мама. Но зато мама иногда играет со мной в квиддич и разрешает Олли бегать по дому, поэтому мне больше нравится жить с мамой.

Мой день рождения мы отмечаем в доме дедушки Рона и бабушки Гермионы. Бабушки Астории и дедушки Драко сегодня здесь нет, но мама говорит, что вместо этого я отправлюсь к ним домой на ужин. Они — родители моего папы. А еще мама говорит, что дедушка Драко — убогий старый пердун. Я как-то рассказал об этом дедушке Драко, и он так взглянул на меня, что это напомнило мне тот раз, когда мы с Ремусом подменили тыквенный сок на лимонный в стакане дяди Хью. Мне нравится дедушка Драко.

Я спрашиваю тетю Дженни, где мои родители, но и она не знает. Тетя Дженни на самом деле мне вовсе не тетя, потому что если бы она была тетей, то приходилась бы сестрой либо маме, либо папе, а это не так. Но я все равно называю ее тетей.

Мама мне как-то читала книжку о детективе, который расследовал вопрос о пропавших деревьях. Я тоже должен стать, как тот детектив, чтобы отыскать моих родителей. Попрошу Мию стать моим помощником, потому что у всех хороших детективов обязательно есть помощник. Но Мии нравится дерьмовый волшебник, и она не хочет уходить отсюда. А кузен Ремус сидит на коленях матери, поэтому у меня остается только один вариант — дядя Ал.

— Дядя Ал, я должен стать детективом, чтобы расследовать, куда подевались мои родители, но Мия не хочет быть моей помощницей, потому что смотреть на волшебника…

— Смотрит на волшебника, дружище, — поправляет дядя Ал.

— Ага, она смотрит на него, но он ведь дерьмовый. Ты поможешь мне найти родителей? — спрашиваю я.

Дядя обещает мне помочь, но за это я должен пообещать, что не буду использовать слово «дерьмо», а затем обращается к тете Дженни с вопросом, не видела ли она родителей. Но я говорю ему, что уже спрашивал у нее, и она тоже их не видела.

— А где дядя Джеймс? — спрашиваю. Мы должны найти и его тоже. Мама всегда говорит, что я больше подхожу на роль дяди, чем дядя Джеймс, но я не понимаю, что означает «больше подхожу».

Дядя Ал достает телефон и кому-то звонит, но я не знаю кому.

— Привет?.. Где ты?.. Ладно, а он там?.. Ты что?.. Что она там делает?.. Серьезно?.. Послушай, Роза, Эйдан ищет тебя и Скорпа… ага, я скажу ему… Просто найди его, Роза. Проверьте Нору… Ладно, вскоре увидимся. Держи меня в курсе.

— Где родители? — снова спрашиваю я у дяди Ала, потому что теперь я точно уверен, что он разговаривал с мамой по телефону, ведь он сказал «Роза», а это второе имя моей мамы. Все называют ее Роза, но только я могу называть ее мамой. И еще дядя Джеймс зовет ее «Рыжей», на что она ужасно злится. Иногда мама может очень сильно разозлиться.

— Твой папа будет здесь через минуту, дружище, — говорит мне дядя Ал. — И знаешь, твоя мама — тоже детектив.

Я только хочу спросить дядю Ала кого же пытается найти мама, как появляется папа, и в вопросе уже нет нужды, ведь я могу спросить его. Пусть папа и не живет с мамой, но он всегда знает, что она делает, потому что постоянно разговаривает с ней. А когда не разговаривает с ней, то болтает со мной о ней. Иногда Дэйзи просит его не говорить так много о маме, но я не знаю почему так, потому что лично мне очень нравится говорить о маме.

— Привет, бедствие, — произносит папа и поднимает меня на руки. Мой папа такой высокий, что я вижу абсолютно всех, когда он поднимает меня.

— А почему мама детектив?! — спрашиваю я. — Дядя Ал сказал, что мама детектив, и почему здесь еще нет дяди Джеймса, пап?

— Слишком много вопросов, — отвечает папа. — Твоя мама просто любит быть детективом, верно? Ей нравится все знать. Например, сделал ли ты домашнее задание или почистил зубы.

Мама всегда наблюдает, как я чищу зубы, потому что она думает, что если не будет наблюдать, то я не стану их чистить.

— Волшебник дерьмовый, — заявляю я папе.

— Ага, есть такое, — кивает папа и отпускает меня. Он смотрит на дядю Ала и качает головой, выглядя таким же серьезным, как тот священник в церкви, в которую нас заставляет ходить бабушка Гермиона. А затем они уходят в кабинет бабушки Гермионы и дедушки Рона, потому что это сейчас единственное место в доме, где точно никого нет. Я собираюсь проследить за ними, как настоящий детектив, поэтому крадусь следом. Они не замечают меня даже тогда, когда я заглядываю в приоткрытую дверь.

— Цито Циркумвенио? Да ты шутишь, — произносит дядя Ал. И я не знаю, что обозначает это слово, но должно быть что-то плохое, потому что теперь они оба похожи на священников.

— Хотел бы, — отвечает папа. — Роза в ярости. Лаура помогает с поисками.

— Что, черт возьми, там делает Лаура?

Ого, дядя Ал произнес плохое слово!

— Они мутили на протяжении нескольких месяцев, — говорит папа. Я не знаю, что значит «мутили», но похоже, что это слово как-то связано с рыбалкой, потому что прадедушка Артур раньше тоже рыбачил и ловил рыбу. Быть может, дядя Джеймс отправился на рыбалку с маминой подругой Лаурой? — Ей об этом известно уже с пару недель.

— И она даже не подумала, что мы имеем право знать? Между ними происходит что-то весьма подозрительное, — я так и знал, они точно отправились на рыбалку!!! — Скорп, если об этом узнают, то на его карьере можно будет поставить крест. И ему в этом случае не помогут ни хорошие тритоны. Ни совы.

Хм, странно, у дяди Перси сову зовут Тимоти.

— Честно говоря, как мне кажется, это наименьшее, о чем он должен сейчас волноваться, — говорит папа, — потому что, когда Роза его найдет, точно отправит на тот свет. И в этот раз это совсем не шутка.

Надеюсь, мама все же не убьет дядю Джеймса. Она всегда грозится это сделать, но в последний момент, обычно, передумывает. Но никогда точно не предугадаешь.

* * *

Когда Сибилла Трелони изрекла свое знаменитое пророчество, что один должен умереть от руки другого, потому что ни один не сможет жить, пока жив другой, она, должно быть, говорила о нас с Джеймсом Поттером.

Потому что я всегда знала, что я буду той, кто убьет его, с тех пор, как он связал меня волшебным скотчем в курятнике в Норе, когда мне было три года.

Сейчас мы в Норе, но вокруг стоит мертвая тишина. Примерно такая же мертвая, каким будет и Джеймс Поттер, когда я его найду. И такой же мертвой будет и Лаура, если она не найдет его в течение следующих десяти секунд.

— Сколько раз мне еще нужно извиниться? — вздыхает Лаура.

— Извиниться? — злобно шиплю я, когда мы заходим в дом моих дедушки и бабушки. — Не похоже, чтобы ты случайно разбила мой заварник, Лаура. Ты знала на протяжении пары недель, что Джеймс принимает это зелье, и никому не сказала ни слова. Он мог умереть. Он может быть мертв, — я чувствую, что мне просто не хватает дыхания от негодования. — А все, что ты можешь сказать — это «извини»?

По крайней мере, Лауре хватает совести сделать вид, что ей стыдно за свое поведение. И на моей памяти это впервые.

— Джеймс! — зову я. Тишина. — Гоменум ревелио!

Ни единой живой души.

— Куда теперь? — покорно спрашивает Лаура.

Я быстро огибаю ее.

— Чего ты у меня спрашиваешь? Это ты соучастница его преступления, ты должна знать о всех его контактах с зельеварами!

— Я пыталась его остановить! — повторяет она в тысячный раз. — Я правда думала, что справлюсь самостоятельно!

— Тогда ты еще тупее, чем я считала! — кричу я. — Ладно, я отправляюсь в дом Поттеров, а ты можешь проваливать куда угодно, ты мне не нужна, — знаю, в моих словах мало логики. Но я дико волнуюсь.

— О, не будь такой заносчивой и всемогущей, Роза. Именно ты была настолько зациклена на своих проблемах со Скорпиусом, что совершенно не замечала ничего странного в поведении Джеймса!

— Ну, если бы ты сказала мне с самого начала, мы бы не оказались в такой идиотской ситуации сейчас!

Мы обе пытаемся перевести сбившееся дыхание. Не могу поверить, что была настолько глупа, чтобы допустить, что Лаура Фелпс перестала быть хладнокровной стервой. Той самой хладнокровной стервой, которая растрепала всему Хогвартсу о моей беременности. Той, кому Джеймс воздал сполна. И она это заслужила. Она заслужила всего, что с ней случилось.

— Я проверю Дырявый котел, а ты отправляйся к Поттерам, — говорит Лаура и аппарирует, прежде чем я успеваю прорычать, чтобы она отправлялась в пекло.

Когда я оказываюсь на пороге дома Поттеров я достаю запасной ключ и открываю входную дверь. Я осматриваю первый этаж, прежде чем отправиться в спальню Джеймса, которая совсем не изменилась с тех времен, когда Джеймс учился на четвертом курсе. На двери по-прежнему висит знак «Входите на свой страх и риск», а внутри плакаты с Пушками Педдл и рэпером-волшебником Пятьдесят сиклей, исполнившего знаменитые на весь волшебный мир песни «Снитч-стерва», «Шлепни мою ведьму», «Кре-Страж» и «Палочки не убивают людей, волшебники — да».

И там, на застеленной покрывалом с Пушками Педдл кровати, свернувшись клубком лежит Джеймс.

И, что удивительно, все мысли о его убийстве тут же исчезают. Он выглядит несчастным и жалким. Сломленным. Он не тот человек, которым всегда был, и он уже длительное время такой.

— Джеймс? — тихо зову я. Он не спит. Он просто смотрит на стену и дрожит. — Я могу войти? — кивает.

Слезы так и наворачиваются на глаза, когда я присаживаюсь рядом с ним и обнимаю его.

— Ох, Джеймс, до чего же ты себя довел? — всхлипываю я.

— Все нормально… — настаивает он.

— Ты что-то принимаешь?

— Нет.

Я вижу флакончик с Цито Циркумвенио на тумбочке.

— Лаура мне все рассказала, — просто говорю я.

Некоторое время Джеймс ничего не говорит, но потом я слышу, как он всхлипывает в подушку. Не уверена, что когда-либо видела, как он плачет. Душераздирающее зрелище.

— Прости, Рыжая, — бормочет он. — Пожалуйста, никому не говори.

— Джей…

— Пожалуйста, Рыжая. Прошу.

Я не отвечаю, но крепко обнимаю его за плечи и прижимаю к себе. Я всегда считала Джеймса своим братом. Он мне гораздо ближе, чем Хью. Единственный раз, когда мы с Хью были похожи на брата и сестру, это когда я была беременной, и это ужасно. Я его очень люблю, но Джеймс, Ал и я сдружились еще в детстве, а вот с Хью так и не вышло. И поскольку моя любовь к Джеймсу так сильна, я лгу ему:

— Я никому не скажу, — произношу я.

Я чарами призываю чашку и заставляю Джеймса выпить воды, это немного приводит его в чувство. Он засыпает, а я укладываю его в постель, разрешая себе наконец-то заплакать.

Теперь пришло время действовать. Я не могу пустить все на самотек. Не могу проигнорировать случившееся. И я не могу никому ничего не рассказать.

Я аппарирую обратно в родительский дом. Многие из знакомых Эйдана уже разъехались, как и некоторые родственники. Вечеринка Эйдана вылетела из головы, стоило нам со Скорпиусом уйти два часа назад.

Эйдан тут же принимается расспрашивать меня, каково это быть детективом. Он немного зациклен на них после того, как я прочитала ему историю о Шерлоке Холмсе. Я отвечаю, что это хорошо, но мне нужно поговорить с Алом и Лили.

— Перестань игнорировать меня! — кричит Эйдан. — Это мой день рождения!

— Словно мы могли об этом забыть, — говорит Хью, который перехватывает Эйдана. Он ведь должен понимать, что я сейчас на деле и у меня совершенно нет времени быть еще и матерью.

Я собираю вместе дядю Гарри, тетю Джинни, родителей, Ала, Дженни и Лили, чтобы объяснить им ситуацию. Рассказать кому-либо, что их сын или брат нуждается в реабилитации — должно быть, самое сложное. Ну, еще и выслушивать Молли. Мы сразу же аппарируем в дом Поттеров, но прежде чем я исчезаю, Скорпиус ловит меня за локоть и требует все рассказать.

— Оставь Эйдана на Хью, — говорю я ему, — думаю, тебе тоже стоит присутствовать.

— Для чего?

— Вмешательства.

* * *

Мои родители, чета Поттеров и Скорпиус соглашаются подождать внизу, пока я иду будить Джеймса. Он спит в той же позе, в которой я его и оставила, и мне страшно его будить. Боюсь момента, когда он спустится вниз и поймет, что я его предала. Отставить сомнения. Это для его же блага.

— Джеймс, — шепчу я, аккуратно тряся за плечо. Он что-то протестующе мычит.

— Не хочу идти на уроки, — бессвязно бормочет он. Я улыбаюсь. Старина Джеймс все еще есть где-то там внутри.

— Джеймс, просыпайся.

Он открывает глаза. Я никогда до этого не видела его в таком плохом состоянии. В сравнении с Джеймсом, которого я знала полгода назад, он совершенно другой человек.

— Все хорошо, Рыжая? — спрашивает он меня, как делал всегда.

— Да, все хорошо. Ты готов спуститься вниз? — спрашиваю я.

— А зачем? — зевает он.

— Я… я приготовила ужин, — вру я.

— Не голоден.

— Ты должен поесть, Джеймс, — парирую. — Ты такой тощий.

— Ты сейчас совсем, как бабуля Молли.

— Ладно, тогда ради меня. Поешь немного. Пожалуйста?

Джеймс вздыхает и переворачивается.

— Ладно, — зевает он.

Я помогаю встать ему с кровати, все еще шокированная его худобой. Его тело снова сотрясает дрожь, но мне кажется, это просто проходит эффект от выпитого зелья, поэтому он такой медлительный. Именно в этом и заключается оборотная сторона ужасного Цито Циркумвенио. Я помогаю ему до самой столовой, где уже все собрались. Гарри обнимает Джинни, и оба выглядят напуганными, в глазах Лили явно слезы, а Ал стоит, сложив руки на груди. Сейчас Альбус кажется слишком молодым, по сравнению с Джеймсом. Раньше они были очень похожи, сейчас же даже сложно представить, что они братья. Дженни и родители отходят от Поттеров.

— О, не знал, что вы все дома, — говорит Джеймс, явно пытаясь вести себя, как обычно. До него еще не дошло, что я предала его. Джеймс, почему же ты такой тугодум? — Хм… у всех все хорошо?

Не часто видишь, как плачет тетя Джинни, но она больше не в силах сдерживать слезы. И это сразу же заставляет всех почувствовать себя не в своей тарелке, а Джеймса и вовсе вогнать в панику.

— Что случилось? Кто-то умер? — немедленно спрашивает он.

— Нет, сынок. У всех все хорошо, — заверяет его дядя Гарри.

— Вовсе не хорошо, Гарри, — огрызается Джинни, и гнев затапливает ее. — Мы знаем, Джеймс. Мы знаем о твоей… проблеме.

Весь вид Джеймса тут же становится очень враждебным и настороженным. Он складывает руки на груди и отодвигается от семьи, но далеко отодвинуться у него не выходит, так как я по-прежнему нахожусь позади него. Он оборачивается и смотрит на меня, выглядя до ужаса обозленным. Наконец-то, до него дошло.

— У меня нет проблем, — выплевывает он, словно и не было его признания час назад в спальне.

— Джеймс… — я умоляюще смотрю на него. — Мне так жаль, но я должна была…

— Ты ничего не должна была предпринимать! Ты должна была просто держать рот на замке, как и обещала!

— Джеймс, — вмешивается Ал, — мы не тупые. Ты так сильно изменился за последние месяцы…

— Ох, Альбус, заткнись, — оборачивается к нему Джеймс. — Может, я еще и должен быть польщен, что ты наконец-то вынул голову из задницы, чтобы заметить еще кого-нибудь помимо себя и своих проблем?

— Джеймс! — вскрикивает Джинни сердито.

— Серьезно, я не единственный, кто хранит секреты, верно? Вы все такие же. Кто из вас знал, что Ал заделал Дженни ребенка еще до свадьбы?

Господи. Ну зачем он сейчас заговорил об этом? Если до этого Дженни не плакала, то теперь слезы так и покатились из ее глаз. Гарри и Джинни на время забывают о проблемах старшего сына и в шоке оборачиваются к младшенькому. Не похоже, что факт беременности до свадьбы стал для нашей семьи таким уж и большим шоком, но, по крайней мере, все же порядком удивил.

— Ты беременна? — спрашивает Джинни рыдающую Дженни.

— Была, — шепчет она. — Выкидыш.

Знаю, это впервые, когда мы вот так вмешиваемся в личную жизнь друг друга, но, безусловно, нам сейчас стоит расставить приоритеты в решении проблем. Ал качает головой матери и бормочет:

— Не сейчас.

Верно, разобраться с тайной беременностью и выкидышем мы сможем и в другой раз.

— Речь о тебе, — напоминаю Джеймсу. — Мы просто хотим помочь тебе! Неподалеку от Мунго есть действительно хороший центр, который занимается вопросами наркомании, тебе смогут там помочь…

— Просто заткнись, Роза! — кричит он. — Хватит совать свой чертов нос в мои дела!

Мне пришлось потратить двадцать три года своей жизни, чтобы заставить Джеймса перестать меня называть «Рыжей». Но теперь, когда это случилось, мне хочется плакать навзрыд. Иногда я даже сомневалась, а знал ли он мое имя. Видимо, знал.

Я чувствую, как мама осторожно берет меня за руку и отводит в сторону, подальше от семейства Поттеров. Теперь решение за ними. В конце концов, я всего лишь его кузина.

Гарри требует, чтобы Джеймс успокоился, Джинни — чтобы закрыли двери, а Дженни умоляет Джеймса сесть за обеденный стол и выслушать то, что мы хотим ему сказать. Вот только толку от этого мало. Джеймс сейчас как первокурсник, которого вызвали в кабинет директора и готовятся прочитать лекцию о недостойном поведении, а он не собирается даже вслушиваться в смысл сказанного. Он просто складывает руки на груди и не смотрит никому в глаза.

У многих глаза на мокром месте. Каждый высказывает свои соображения, даже мои родители, которые замечают, что никто не узнает о случившемся с Джеймсом, если он сейчас решит пройти лечение. Даже чиновники от квиддичной ассоциации не пронюхают об этом, настолько все можно сделать тайно. Я предупреждаю его о последствиях, которые могут быть вызваны зельем — проблемы репродуктивной системы (конечно же, я это только что выдумала). Его собственная семья пытается открыть ему глаза на то, какой вред он причиняет своими поступками сам себе.

Но ничего из сказанного не находит в нем отклика.

Когда кто-то звонит в дверь дома Поттеров, мы предпочитаем просто проигнорировать его. Пока он еще раз пять не нажимает на звонок, а я не открываю дверь, чтобы узнать кто это и посоветовать этому человеку проваливать.

И этому человеку сегодня я уже говорила проваливать.

— Он здесь? — раздраженно спрашивает Лаура.

— Проваливай.

Ох, это было приятно.

Но она только закатывает глаза и толкает меня в сторону. Лаура успевает сделать три шага в направлении гостиной, когда я хватаю ее за руку, чтобы остановить.

— Отцепись, — шипит она.

— Клянусь Мерлином, Лаура, я тебя прикончу голыми руками, — угрожаю я. — Проваливай отсюда, ты уже причинила достаточно вреда.

— Мне нужно поговорить с ним. Мне нужно знать, что он в порядке.

— Конечно же, он не в порядке! — шиплю я. — Благодаря тебе.

Она огибает меня и направляется прямиком на семейный совет, который расположился в гостиной. Все выглядят достаточно неловко из-за ее появления, а Дженни так же зла, как и я. Она всегда ненавидела Лауру. И она никогда не обманывалась на ее счет. Не знаю, почему я когда-то усомнилась в своих выводах относительно Фелпс.

— Если вы не заметили, у нас тут важный разговор! — рычит Джинни в адрес Лауры, которая лишь бросает на нее нечитаемый взгляд.

Можно сказать, что она полностью игнорирует всех присутствующих и присаживается за обеденный стол рядом с Джеймсом, который даже не удивляется ее присутствию.

— Джеймс, — говорит она опасно тихим голосом, — взгляни на меня.

Джеймс не реагирует. Он продолжает сверлить сердитым взглядом пол.

— Сейчас же, Поттер.

Медленно он поднимает взгляд на нее, продолжая хмуриться, что добавляет ему лет десять не меньше. Она берет его за руку, и этот жест заставляет меня почувствовать себя неловко, но я не могу отвести взгляд. С каких пор, эти двое идиотов умеют быть друг к другу нежными?

— Ты должен выслушать меня, — говорит Лаура. — Тебе необходима помощь.

— Нет, я не…

— Нужна, — настаивает она, словно мы не пытались точно так же достучаться до него. — Разреши мне помочь тебе.

Меня удивляет ее формулировка.

— Ты помог мне, — продолжает она. — Тогда, в Хогвартсе. Ты спас меня, теперь мой черед спасать тебя.

Джеймс пристально всматривается в ее лицо. Ни чьи слова до этого момента не заставили Джеймса хотя бы задуматься над проблемой. Что есть в ней такого, чего нет ни у кого из нас?

Ах, да, передоз зелья. А я думала, что это именно я злоупотребляла этим фактом из биографии Лауры.

— Я не могу пройти реабилитацию, — шепчет Джеймс со слезами на глазах. — Из-за нее я лишусь всего.

— Нет, вовсе нет,- качает головой Лаура. — Никто не узнает об этом. Все совершенно конфиденциально… и я буду каждый день тебя навещать.

— Мы все будем, если захочешь, — добавляет Дженни.

И только после этого Джеймс неохотно соглашается принять нашу помощь. Мы с Дженни собираем его вещи, пока Гарри с Джинни помогают ему дойти до машины, чтобы сразу же отвезти в реабилитационный центр. Ведь сейчас аппарация — явно слишком сложный способ передвижения для него.

Мы наблюдаем, как машина скрывается из виду, а затем поворачиваемся лицом к лицу, не зная, что сделать или что сказать. Я смотрю на Лауру.

— Спасибо тебе, — произношу я.

И она просто кивает в ответ.

Если и есть что-то в этом мире, в чем наша семья хороша, так это в хранении секретов. И Джеймс, как оказалось, наш самый большой секрет за последние годы.

После того, как Джеймс оказывается в реабилитационном центре, мы придумываем легенду, чтобы обезопасить его карьеру и оградить семью от неприятных сплетен, проскальзывающих в газетах. Тетя Джинни решает ни с кем не делиться происходящим, особенно, с теми, кого это никоим образом не касается. Как тетю Одри с дядей Перси и остальных членов семьи, которые не присутствовали на том знаменательном событии. По официальной версии, Джеймс проводит отпуск на Барбадосе. И это не на пустом месте придумано: у Джеймса есть странная привычка вот так исчезать, никому не сказав ни слова, а через три недели возвращаться с умопомрачительным загаром и новой девушкой.

Я рассказываю Эйдану эту историю, уверяя, что Джеймс очень сожалеет о том, что не смог присутствовать на его дне рождения. К счастью, шестилетние дети не умеют долго обижаться, поэтому он даже особо не допытывается.

Со слов дяди Гарри, Джеймс проведет в центре не меньше четырех недель, а первые две так и вовсе без возможности навещать его. Мне кажется это суровым режимом. Чем-то похожим на тюремное заключение, но если это поможет ему вернуться в форму, то оно будет того стоить. Кроме того, такие меры помешают квиддичной ассоциации разнюхать о произошедшем, и мы очень надеемся, что Джеймса не выгонят из команды.

Спустя неделю после заключения Джеймса в эту тюрьму (это единственное слово, которое приходит мне на ум, чтобы описать все, через что он проходит сейчас), жизнь понемногу входит в нормальную колею. Хотя нормальность в нашей семье — это понятие относительное.

В семье все еще сдувают пылинки с Ала и Дженни, когда правда о выкидыше стала известна всем. Думаю, что особенно тревожит тетю Джинни, так это не то, что Дженни забеременела, а то, готов ли был Ал стать отцом. Она думает, что он слишком молод для отцовства, и я полагаю, что в какой-то степени она права. Но я никогда не скажу им об этом.

На шестой день пребывания Джеймса в реабилитационном центре, дядя Джордж устраивает торжественное открытие восстановленного магазина «Ужастики Умников Уизли». На полное восстановление магазина ушли месяцы, и, учитывая все, что происходило в последнее время, я вообще удивилась, узнав об этом от мамы. К своему стыду, я практически забыла о несчастье, приключившимся с магазином дяди Джорджа, и из-за этого чувствую себя самой ужасной племянницей в мире.

Учитывая известность нашей семьи, повторное открытие — дело весьма публичное. Присутствуют и репортеры, и фотографы, официальные лица Министерства и другие известные личности волшебного мира. К счастью, их так много, что отсутствие Джеймса практически не бросается в глаза. Я оставляю Эйдана на попечении Драко и Астории на весь вечер и отправляюсь на торжество, которое — уж я-то в этом точно уверена — будет полно фальшивых улыбок и притворства.

Ох, эти публичные семейные мероприятия никогда не перестанут меня удивлять и раздражать.

Я появляюсь вместе с Хью и Дом и тут же вижу тетю Одри, позирующую на фоне восстановленного магазина. Меня корежит от одного только ее вида.

— Святой боже, — бормочет Дом, когда Одри надувает губы и выпячивает грудь, сильно смахивая на трансгендерную проститутку. Всегда считала, что у дяди Перси специфический вкус. — Она хоть понимает, как выглядит со стороны?

— А когда стало нормой носить рыболовные снасти? — спрашиваю я, рассматривая ее наряд. Черное платье, колготки в сеточку, красные туфли и красную шаль… Такое ощущение, что она увидела этот наряд на какой-то очень тощей модельке в Ведьмополитене и попыталась скопировать его, забыв о том, что ей, на минуточку, уже пятьдесят. На ум приходит овца, прикидывающаяся ягненком.

— Они никогда не были в тренде, — плюется Дом, и в этом с ней согласен даже Хью. Хью, который целых два года подводил глаза черным карандашом и носил перчатки с обрезанными пальцами, и то разбирается в моде лучше, чем тетя Одри.

Мы пробираемся сквозь толпящихся в магазине людей. Здесь практически восстановили прежний дизайн, но вместе с тем есть и ряд изменений — например, товаров стало еще больше, а в глубине магазина появились стеллажи с невидимой одеждой. Большой портрет дядюшек Джорджа и Фреда, который всегда располагался позади прилавка, оказался слишком поврежден, чтобы пытаться его восстановить. Но дядя Джордж не стал отчаиваться и вместо этого приложил все усилия, чтобы расширить их бизнес, а не оставаться с тем же ассортиментом, что и раньше, и его упорством можно только восхищаться.

Мама окружена людьми, и это тоже уже стало нормой, поскольку ее кандидатура на пост Министра магии привлекает достаточно много внимания. Папа, как и всегда, стоит в сторонке, поэтому мы решаем составить ему компанию. Он сразу же улыбается, стоит ему завидеть нас, хотя до этого момента ему приходилось поддерживать беседу с другими «супругами министерства», так он называет вторые половины видных деятелей политического бомонда волшебного мира. И пусть папа тоже работает в Министерстве и занимает не самый последний пост, успех мамы полностью затмевает его. Но, если честно, это просто история всей его жизни.

Ал и Дженни тоже здесь, и они снова окружены фотографами, которых весьма интригует стиль Дженни. По какой-то причине в глазах СМИ Ал и Дженни считаются «горячей парочкой» и появляются в Ведьмополитене едва ли не каждый месяц. Ал находит это весьма забавным. Реже них там бывают только Тедди и Виктуар, но они прекрасная семейная пара. Я же на их фоне просто неудачница.

— Ну наконец-то, — выдыхает папа, когда мы оказываемся рядом. — Я уже думал, что вы никогда не появитесь.

Он хлопает Хью по плечу, словно оказывая моральную поддержку или же наоборот, надеясь получить оную от него. И сразу же спрашивает его:

— Девушку привел?

— Нет, — ворчит Хью. — Мы расстались.

— Когда это? — восклицаю я, даже не пытаясь скрыть любопытство.

— С месяц назад.

Мы с папой виновато переглядываемся. Из-за того, какой дурдом творился вокруг в последнее время, мы совершенно упустили из виду, что Хью тоже является частью нашей семьи. Ну, он не особо любит афишировать наше родство.

— Кхм, — прочищает папа горло, — прискорбно это слышать, сынок. Ну да ладно, вокруг полным-полно девушек.

Хью моментально вскипает.

— Это я бросил ее!

На языке так и вертится саркастичное «Да неужели?», но мне удается промолчать, что уже можно засчитать как личное достижение.

— Конечно же, ты, — ухмыляется Дом.

Я отхожу от них, оставляя позади себя неловкое молчание, и направляюсь к серебряному подносу с шампанским, который свободно курсирует по помещению. Подхватив бокал, я делаю большой глоток, и бокал снова наполняется до краев. Видите, за что еще я особенно люблю магию.

— Ого, поаккуратней с этим, — раздается голос позади меня. И я знаю, кто это, еще до того, как оборачиваюсь. Том. Он так и продолжает появляться повсюду. На нем черная мантия, а вот волосы снова в беспорядке. Однако он выглядит куда внушительнее, чем обычно. Странно видеть его таким… опрятным.

— Привет, — глуповато отвечаю я.

— Мне кажется, вы меня преследуете, — усмехается Том.

— Эй, это магазин моей семьи! — тут же возражаю. — Похоже, именно вы следите за мной!

— Ох, вы меня раскусили, — подмигивает он, и мне сразу же становится не по себе. Возникает ощущение, что он сейчас флиртует со мной, но я-то точно знаю, что нет, ведь мало того, что он намного старше меня, у него есть девушка, так он еще и коллега моей матери.

— Ладно, — хмурюсь я.

— Как ваша жизнь с тех пор, как избавились от меня?

— Намного лучше.

Он смеется. А мне снова становится некомфортно. Думаю, краска уже залила мои уши, но как же хорошо, что под волосами ничего не видно.

— Магазин стал еще лучше, — замечает он, оглядываясь, и тут я с ним целиком и полностью согласна. А затем его взгляд снова останавливается на мне. — Знаете, Роза, с вами очень тяжело поддерживать беседу.

— Обычно это не представляет сложности, — честно отвечаю я, — просто я не пойму, зачем вам нужно со мной общаться. Знаете, не стоит быть вежливым. Я ведь больше не ваш клиент.

С лица Тома тут же исчезает улыбка и он становится серьезным. Он хочет еще что-то сказать, но прежде чем успевает открыть рот, ко мне подходит женщина, держащая в руках перо и блокнот, и принимается атаковать меня вопросами об «Ужастиках Умников Уизли». Она репортер в Ежедневном пророке, и я даже смутно могу припомнить ее лицо, но вот имя так и не всплывает в памяти.

— Роза, что вы думаете о недавно восстановленном магазине «Ужастики Умников Уизли»? — выпаливает она.

— Ох, это просто фантастика, я так горжусь…

— И Роза, что происходит с вашим слушанием об опеке над сыном между вами и вашим бывшим парнем? Похоже, что вы пытаетесь все замять в свете предвыборной кампании вашей матери? Как вы прокомментируете эти слухи?

Вопрос застает меня врасплох, чего обычно за мной не водится. Конечно, чего-то подобного я ожидала, приходя сюда. На самом деле никому не интересно, что я думаю о магазине Уизли. У меня ведь такая насыщенная жизнь с кучей грязного белья, в которое только ленивый еще не сунул свой нос.

— Вы снова сошлись со Скорпиусом Малфоем? Что вы ощутили, когда узнали о его женитьбе? Это правда, что вы ударили его жену, когда узнали, что она хочет отобрать у вас сына?

Откуда в их головах столько чепухи?

Но прежде чем я успеваю что-либо ответить, — не то чтобы я вообще понимала, что отвечать в такой ситуации, — между мной и репортершей вклинивается Том.

— Да отвяжитесь уже, — просто говорит он, беря меня под руку и уводя от представителей волшебной прессы.

Он выводит меня из магазина подальше от репортеров, от семьи, от всех. Я замечаю по пути Хейзел и Линду, но притворяюсь, что не замечаю их, когда они машут мне, да и вообще, меня интригует сложившаяся ситуация. Или стоит сказать, что меня просто раздирает любопытство.

Мне физически плохо. Пусть я и привыкла, что весь волшебный мир знает обо мне практически все, но мне не нравится, что теперь помимо моих дел, они еще суют нос и в дела моего сына. Иногда мне хочется, чтобы моими родителями были самые обычные магглы или просто никому неизвестные волшебники.

Том призывает стул и заставляет меня сесть. И в этот раз я даже не собираюсь с ним спорить. Он облокачивается о стену напротив, засунув руки в карманы, и смотрит на меня. Глаза у него зеленые. Не такого насыщенного оттенка, как у дяди Гарри или Ала, а просто светло-зеленые. Не знаю, почему я замечаю это только сейчас. Они весьма необычны. Но не в плохом смысле этого слова.

— Сколько вам лет? — вопрос вырывается у меня прежде, чем я успеваю его обдумать. Помню, мама как-то говорила, что ему около тридцати, но теперь, при таком ракурсе, кажется, что он моложе.

— Почти двадцать девять, — отвечает он.

— Простите. Не знаю, почему спросила об этом. Мне двадцать три. Но вы, конечно же, об этом уже знали. Из моего дела.

— Ага. Вы поступили на первый курс, когда я был на седьмом, — отвечает он мне.

— Я не помню вас, — извиняющимся тоном говорю я.

— С чего бы вам помнить?

— Но вы знали меня.

— Вы же были дочерью Рона Уизли и Гермионы Грейнджер. Все знали вас.

— Вы были на Гриффиндоре?

— Рейвенкло. Я встречался с вашей кузиной на четвертом курсе.

— С Виктуар?!

— Ага, целых две недели, — улыбается он. — Она бросила меня ради какого-то другого парня. Думаю, он был хаффлпаффцем.

Насколько же тесен этот мир.

На несколько минут вокруг нас воцаряется тишина, и я чувствую вновь повисшую неловкость. Кажется, Том тоже не знает, чем заполнить возникшую паузу. Хотя в большинстве случаев он выглядит страшно уверенным в себе и весьма беспечным. Теперь же он смотрит на темнеющее небо.

— Спасибо, что спасли меня от репортера, — робко произношу я.

— Спас? Разве это даже не звучит слишком мелодраматично? — поддразнивает он меня. — Не поймите меня неправильно, но мне нравится, когда вокруг меня появляется героический ореол.

— Сомневаюсь, что это происходит слишком часто, — отвечаю я, наконец возвращаясь в привычное расположение духа и сводя разговор к привычным пикировкам. На самом деле, у нас не так уж и много общих точек соприкосновения. Да я, наверное, гораздо в более близких отношениях со своим парикмахером.

— Вы будете удивлены, но в свободное время я только тем и занят, что выручаю девушек, попавших в беду.

— Ох, да ладно вам, не в такой уж и беде я была!

— Да и на девицу вы тоже не слишком похожи, но я вас все же спас! — ненавижу его умение всегда выходить победителем в спорах. Мне стоит учитывать, что я пытаюсь переспорить того, кто спорами зарабатывает себе на жизнь. Иногда мне становится любопытно, если бы я все же сдала ТРИТОНы, пошла бы я по стопам мамы и стала бы юристом? Мне кажется, я была бы хороша в юриспруденции. Но пока я просто буду варить свои зелья. И работать администратором.

— Эти репортеры совсем, как стервятники, Роза, — гораздо серьезнее произносит он. — Они обожают наблюдать за тем, как заходит солнце сильных и могущественных мира сего. Просто держите голову высоко. Вам нечего скрывать.

Ох, Том, но мне ведь есть что скрывать. И есть чего стыдиться. Если бы газеты знали хотя бы половину того, что я сделала, они бы устроили мне линчевание.

— Хотелось бы мне, чтобы ваши слова были правдой, — усмехаюсь я и сразу же жалею о сказанном. Я опасно близко подошла к тому, чтобы открыться ему.

Тому.

Никогда бы не подумала, что встречу кого-то, кто будет меня бесить так же сильно, как и Скорпиус, но, по крайней мере, Скорпиуса я люблю — или любила — поэтому мириться с его раздражающими сторонами было легче. Том же — мой бывший адвокат, всего лишь знакомый, с которым я изо всех сил стараюсь не подружиться.

Я боюсь дружить с ним. Он из тех людей, которым если я решусь довериться, то вывалю абсолютно все ужасные подробности моей жизни.

— Мне пора обратно, — соскакиваю я со стула. — Еще раз спасибо, Том! Рада была снова вас увидеть.

И эта вынужденная вежливость кажется между нами абсолютно нелепой.

— Верно, — кивает он, не двигаясь с места. Он продолжает стоять, засунув руки в карманы, для адвоката волосы его излишне растрепаны, а мантия так и вовсе кажется чуждым элементом на его подтянутом теле. А еще эти странные зеленые глаза.

Определенно, последний бокал шампанского был для меня лишним.

— До встречи, — говорит он, и я понимаю, что пусть я и сказала, что мне пора уходить, но с места так и не сдвинулась. Я устремляюсь внутрь магазина и сразу же скрываюсь в туалетной комнате, чтобы ополоснуть лицо холодной водой. Глядя на свое отражение в зеркале, замечаю, насколько сильно у меня горят не только уши, но и лицо. Он обратил на это внимание? А если и да, то должно ли мне быть на это наплевать?

В одной из кабинок я слышу чьи-то всхлипы. Несомненно, там кто-то из членов моей семьи, ведь большинство присутствующих — мои родственники, поэтому я стучу.

— Эй? Все хорошо?

— Р-роза?

Вот дерьмо. Я знаю этот голос. И он принадлежит далеко не члену семьи, а намного хуже.

Ведь это Дэйзи.

— Э-э-э, да, это я.

Она открывает дверь кабинки и выходит, глаза у нее опухшие, а нос красный. Похоже, что она уже давно сидит здесь. Я даже и не знала, что она пришла, ведь Скорпиуса тоже не было.

— Что-то случилось? — спрашиваю я.

— Н-ничего, — фыркает она, — просто я такая дура.

И практически не переводя дыхание, она заканчивает:

— Это Скорпиус.

Ну конечно же. Кто бы еще это мог быть.

— И что он выкинул на этот раз?

— Он не пришел домой, Роза. Сказал, что встретится со мной здесь после работы, но его нет, а ведь я знаю, что он покинул офис еще в семь часов — я ведь специально позвонила Келли. О-она работает у нас администратор.

Дэйзи промокает глаза салфеткой, и я протягиваю ей новые, не понимая, почему я вообще беспокоюсь за нее. Разве я не должна ее ненавидеть?

— Сейчас уже полдесятого. Где он?

У меня нет ответа на ее вопрос. Понятия не имею, что он себе думает.

— У нас не было секса уже пару недель. Он мне изменяет, Роза, точно знаю, что изменяет.

— Уверена, что нет, — твердо возражаю я. Новость о том, что они не занимались сексом уже несколько недель, не оказала на меня должного впечатления. Хотя когда-то мне казалось, что подобное меня только обрадует. На мой взгляд, ее последняя фраза была даже лишней.

Где-то глубоко в душе я знаю, что он ей не изменяет. Ну, если бы и изменил, то только со мной. Знаю, это звучит эгоистично, но это правда. Если он не изменяет ей со мной, то не изменяет вовсе.

— Думаю, мне стоит пойти и найти его. Давай поступим так, как вы это сделали на вечеринке Эйдана. Я должна проследить за ним.

— Ох, Дэйзи, ты правда не хочешь прислушаться к моим словам, когда дело касается мужчин, — говорю я ей, но она меня не слышит. Она перестает плакать, кажется, новый план захватил ее с головой.

— Ты должна пойти со мной! — восклицает она. И у меня вырывается стон протеста. — Роза, ты знаешь его лучше, чем кто-либо другой, ты знаешь, где он может быть!

Не знаю, почему я соглашаюсь на эту авантюру. Может быть потому, что я не хочу оставаться здесь и вновь пересекаться с репортерами, семьей или Томом. Или, быть может, потому что я хочу доказать Дэйзи — а за одно и себе — что Скорпиус не способен на измену с первой встречной.

Мы выходим через черный вход, пересекая переулок, в котором еще совсем недавно мы были с Томом. Наш первый пункт поисков совершенно очевиден — это Дырявый котел. Скорпиус иногда бывает здесь с парнями из Нимбуса. Но когда мы спрашиваем за стойкой, нам отвечают, что этой ночью он здесь не появлялся.

Дэйзи предлагает отправиться в паб, который находится рядом с работой, но Скорпиус и там не появлялся. После посещения еще пары заведений в этом районе, догадки, где бы он мог быть, заканчиваются. Похоже, он и правда не хочет, чтобы его кто-нибудь нашел.

Как на него похоже. Стоило нам только разобраться с Джеймсом, как и Скорпиус пошел в разнос. Клянусь, они уже мне в печенках сидят.

— А вот теперь я и правда переживаю, — говорит Дэйзи, обкусывая ноготь на большом пальце.

— Ты еще три часа назад «переживала», — напоминаю я ей. Тогда мне и приходит в голову, что если Скорпиус не хочет, чтобы его нашли, он отправился бы в место где-нибудь подальше от Лондона, где никто бы его не нашел. — Нам стоит проверить Кабанью голову.

— Хогсмид? — хмурится Дейзи. — Неужели, он мог отправиться туда, в конце концов?

— Он же не совсем непредсказуемый, — напоминаю я ей. — Стоит проверить.

Нам приходится аппарировать дважды, потому что расстояние велико, но спустя какое-то время, мы все же оказываемся в Хогсмиде. В Три метлы мне даже не приходит в голову заглянуть, там слишком весело. А вот скучная и унылая Кабанья голова, самое то место, куда может заглянуть угрюмый Малфой, чтобы спрятаться от своей жены.

Однако даже беглого взгляда на паб хватает, чтобы понять, что Скорпиуса здесь нет.

— И почему мы вообще должны о нем беспокоиться? — сердито шипит Дейзи.

Я подхожу к человеку, который стоит за стойкой, и поражение признавать я пока еще не готова. Дэйзи еще такая зеленая. Могу поклясться, что ей никогда еще не приходилось выслеживать Скорпиуса.

— Простите, вы сегодня здесь не видели мужчины со светлыми волосами? Шотландца? Ростом примерно шесть футов два дюйма, в рабочей мантии? Зовут Скорпиус Малфой?

Мужчине на вид лет пятьдесят и выглядит он еще тем пройдохой. Но меня это ни капельки не пугает.

— Да, был тут один, — ворчит он, и Дэйзи тут же оживляется и бросается к нам.

— Правда? Он был не один? Вы знаете, куда он пошел? — спрашивает она с отчаянием.

Мужчина окидывает нас изучающим взглядом:

— И сколько вы готовы отдать за информацию?

Я закатываю глаза.

— Ладно, мы закажем два стакана огневиски! — выплевывает Дэйзи. -А теперь, говорите!

— Вам двойной, верно?

— Как будет угодно, просто скажите уже!

Дэйзи расплачивается и быстро проглатывает свою порцию. Я лишь отпиваю, уверенная, что к концу ночи буду в хлам пьяна.

— Он был здесь около восьми, — рассказывает нам бармен, — пробыл около полутора часов. И большую часть времени провел в одиночестве.

— Большую часть? — мне внезапно становится жутко интересно, о чем говорит бармен.

— Ага, потом он разговорился с девушкой.

Вижу, как бледнеет Дэйзи, но этой информации слишком мало.

— Девушка? — переспрашиваю.

— Ага. И весьма симпатичная. Выглядели достаточно близкими. Он купил ей пару напитков, а потом они вместе ушли. Думаю, даже держась за руки.

У меня такое чувство, словно кто-то пнул меня. Дэйзи так и вовсе выглядит так, словно ее сейчас стошнит.

— Да и вообще, кем вам приходится этот парень? — спрашивает бармен.

— Мужем, — отвечает Дэйзи практически шепотом.

Бармен выглядит немного смущенным и, кажется, даже виноватым.

— Ох… ну, может быть, это просто была знакомая…

— Огневиски! — выплевывает Дэйзи.

И на этот раз он не берет с нас плату.

* * *

Я не возвращаюсь на вечеринку. Дэйзи отправляется сразу домой, чтобы не пропустить возвращение Скорпиуса. А я же аппарирую к себе на квартиру, чтобы поразмыслить над всем. Почему-то я чувствую себя преданной. Знаю, это глупо, и знаю, что у меня нет на это абсолютно никакого повода. Но чувствую. Я хочу добраться до Скорпиуса, хочу врезать ему от души, задушить, проклясть настолько сильно, чтобы и он ощутил ту боль, что сейчас терзает меня. На своих плечах я чувствую груз тех семи лет, что потратила на него. Бесценных лет своей жизни.

Эйдан — единственное хорошее, что я когда-либо получала от Скорпиуса. Если бы не Эйдан, я бы навсегда вычеркнула Скорпиуса из своей жизни. А еще я жалею о том дне, когда не прислушалась к словам отца, когда он сказал мне, что все Малфои мудаки.

За что, Скорпиус? За что ты так со мной?

Он просто слизеринец. Вот и все, никакой другой причины нет. Просто настоящий слизеринец.

Я лежу на кровати и думаю о девушке, с которой он был. Мне кажется, у нее должны быть темные волосы. Думаю, если бы он и ушел с кем-то, то только с тем, кто был бы полной противоположностью нам с Дейзи. Ей лет девятнадцать. Она, наверное, беззаботная и веселая. Вероятно, она легко может заставить его забыть обо всем, обо всех проблемах, о том, что он муж и отец, о том, что причиняет ему боль.

Мне казалось, что после случая с Джеймсом мы вышли на новый уровень понимания, в котором уважали друг друга. А не относились друг к другу, как к полному ничтожеству. Я больше не шатаюсь по странным маггловским клубам, а он перестает быть таким бесящим придурком большую часть времени. Я была так глупа, что вообще связалась с ним.

А еще мне жаль Дэйзи. Нет, она мне все так же не нравится, но даже если так, не думаю, что она заслужила это. Понимаю, у нее была тяжелая жизнь. Дочь убийцы, пытающаяся найти свою дорогу в этом мире с самых юных лет. Она заслуживает кого-то получше Скорпиуса Малфоя. И я тоже.

Уже за полночь. Интересно, вернулся ли он домой? Интересно, расстанутся ли они теперь? Знаю, что с тех пор, как заболел Эйдан, между ними словно черная кошка пробежала. И я хочу набрать Дэйзи и узнать, как у нее дела, хотя и сомневаюсь, что она захочет говорить со мной. Определенно, с момента Хогсмида она просто замкнулась в себе.

Пока я гипнотизирую взглядом телефон, он начинает звонить. Я вскакиваю с кровати и бросаюсь к нему, но это всего лишь мама.

— Роза, куда ты пропала? — раздраженно спрашивает мама. — Ты пропустила речь дяди Джорджа! Они сейчас будут снимать семейный портрет, и тебе лучше быть здесь!

— Мама, — стону я, — я плохо себя чувствую.

— Ой, хватит прикидываться. Ты немедленно вернешься, или я приду за тобой и притащу собственноручно!

С большей неохотой я возвращаюсь в «Ужастики умников Уизли». Вечеринка в самом разгаре. Выступает группа, все танцуют, под это даже расчистили центр магазина. Я позирую на большей части снимков, фальшиво улыбаясь. По непонятной даже мне причине, я продолжая осматриваться, ожидая увидеть Скорпиуса. Но из всех мест, куда можно пойти после того, как тебя уличили в измене, магазин Уизли явно не входит в этот перечень. Дом, конечно же, хочет знать, куда я пропадала, но я пока не готова обсуждать это. Просто не могу говорить об этом.

Я не танцую. Сижу в одиночестве в самом углу, и периодически перекидываюсь парой фраз со своими многочисленными кузенами. Ал и Дженни уходят достаточно рано, но мама предупредила, что я смогу покинуть вечеринку не раньше, чем через час, иначе очень сильно об этом пожалею. Не знаю, для кого это может быть важным, но предполагаю, что это важно для мамы и ее кампании.

Том все еще здесь, я это отмечаю сразу же, как переступаю порог. Какое-то время он стоит у бара и болтает с чиновником из министерства, а еще с хорошенькими девушками. Странно, а ведь он был с девушкой, когда мы повстречались на церемонии памяти в Хогвартсе. Точно помню, он сам это мне сказал. Может быть, они уже тоже расстались.

И это один из тех моментов, когда вы смотрите на кого-то, и он точно знает, что именно вы сейчас сверлите его взглядом. Каждый раз, когда он вопросительно смотрит на меня, я краснею и отвожу взгляд в сторону или делаю вид, что рассматриваю что-то позади него. Однако он не так искусен в подобных вещах, как я. И когда наши взгляды наконец пересекаются, он кивает и направляется прямиком ко мне.

Он садится рядом со мной, ставя передо мной бокал вина.

— Выпейте, вы выглядите слишком скучающей, — говорит он мне. И я ничего не отвечаю, но делаю, как мне велят. Кажется, чем больше я пью, тем неудобнее мне становится в его обществе, и тем меньше мне хочется на него смотреть. — И куда же вы запропастились? — спрашивает семидесятый человек за этот вечер.

— Ничего важного, — бормочу я, прокручивая бокал в пальцах.

— Что случилось?

— Ничего. Почему спрашиваете?

— Потому что, — хмурится он, — вы не смотрите мне в глаза, и выглядите так, словно кто-то только что убил всю вашу семью, а еще вы не перестаете крутить бокал.

Мои эмоции берут верх, и гнев захлестывает меня.

— Поверьте, это не ваше дело, — рявкаю я. — Что с вами не так? Почему вы продолжаете лезть мне в душу? Я не собираюсь ничего вам рассказывать!

Он выглядит слегка удивленным моей вспышкой, но не придает ей особого значения. Пока мы сотрудничали, пытаясь выиграть дела об опеке, споры случались и более жаркие.

Слезы наворачиваются на глаза, и у меня такое чувство, словно я вот-вот расплачусь.

— Я домой, — соскакиваю я со стула, тут же едва не падая. Том пытается меня поддержать, но я только отмахиваюсь от его руки. Не хочу, чтобы он меня трогал. Это слишком… странно. Просто странно.

— И как вы доберетесь домой?

— Аппарирую. Это же очевидно.

— Вы не в состоянии аппарировать, слишком пьяны, — замечает он.

— Ну спасибо, господин адвокат!

Я совсем не удивляюсь, когда замечаю, что он так и следует за мной тенью по переулку в сторону банка Гринготтс.

— Почему вы преследуете меня? — кричу я.

— А вы предпочитаете, чтобы я не шел за вами?

Мне снова не комфортно от его слов. Не знаю, как ответить на этот вопрос. Пусть я и кричу на него, за то, что он идет за мной, но на самом деле, я не хочу, чтобы он оставлял меня одну. И пусть я продолжаю твердить, чтобы он меня не трогал, но в тоже время не хочу лишаться его прикосновений.

— Вам не стоит беспокоиться за меня, — говорю я ему, — правда. Я не стою этого.

Он приподнимает брови, и даже я шокирована своим откровением. Словно я только что подтвердила, что между нами на самом деле был флирт, каким бы нелепым он ни казался со стороны.

— Думаю, это мне решать, — говорит он и приближается ко мне. И в этот раз я не отступаю, и даже не отворачиваюсь.

— У вас есть девушка! — с вызовом заявляю я.

— Нет, насколько мне известно. И уже давно.

Он берет меня за руку, я чувствую, как подкашиваются ноги. Что со мной не так? С каких пор я реагирую так на кого-то еще, кроме Скорпиуса?

Поначалу мне кажется, что он собирается меня поцеловать, но он этого не делает. Вместо этого он нежно обнимает меня и упирается лбом мне в плечо. Мой нос как раз находится у самой его шеи, и я даже могу различить тонкий аромат Тома. Он пахнет сладостью и чем-то неуловимо свежим.

— Простите, — шепчу я, — простите, что была такой стервой!

У него вырывается смешок, но он ничего не отвечает, только продолжает обнимать меня, и я не понимаю, как долго это длится.

И, если честно, в данный момент я не уверена, есть ли место для Скорпиуса в моей жизни.