Онлайн (гет)

Она ждала его у входа, на улице. Туда-сюда ходили люди, и ей мерещилось, будто они думают что-то про неё: кого она ждёт, неужели бойфренда, ой, вряд ли с такой злобной рожей у неё может быть бойфренд, но в руках две банки содовой, так что вдруг...

Хельга чуть не оскалилась в ответ своим — своим ли? — мыслям, но всё же убрала злополучные банки в рюкзак. Кажется, после разговора ей понадобится что-то покрепче колы...

Просто стоять ровно и ждать она не могла. Внутри нарастал какой-то нервный тик, заставляя сердце стучать быстрее обычного, внутренности пульсировать, а поджилки трястись. Будто ей было холодно в тёплый июньский день, будто у неё эпилепсия.

Хельга стучала ногой до одури однообразный мотив, который уже спустя минуту так её задолбал, что она перестала, но он вырвался наружу через поскрёбывания ногтем по шву джинс. Хельга смирилась и прождала ещё одну вечность.

Наконец пульсирование достигло такой стадии, что она начала беспокоиться, а не стошнит ли её в самый неподходящий момент. Хельгу буквально колотило, и дрожь эта была одновременно внутри и снаружи.

В мыслях красным транспарантом пылало: «БЕГИ».

И ей очень, очень этого хотелось. Если зрение её не обманывает, обратный автобус как раз показался на горизонте... Пролететь парковку, запрыгнуть в салон — и она в безопасности. Через несколько минут сможет запереться дома, строго-настрого наказав Мириам никого не пускать. И повторив это пару раз сверху, чтобы точно дошло.

Хельга уже приготовилась стягивать туфли — даже босиком бежать будет удобнее, — но остановилась из-за двух вещей. Во-первых, автобус был не её. Во-вторых, а чего она волнуется как пятиклассница?

Она ведь не обязана на самом деле извиняться, это была просто фигура речи. И Арнольд ведь не думает всерьёз, что она ему сейчас откроется, как в дешёвой мелодраме? Расскажет о своих, прости господи, чувствах, поделится переживаниями и будет ждать того же самого в ответ?

Нет, он не может быть настолько наивным, это слишком даже для него. Значит, он хочет высказаться сам, а этот вариант уже не кажется таким пугающим. Ну, наговорит всякой банальной чепухи, она сделает умный вид, покивает — и тогда он наконец отвяжется.

А может, и ей полегчает...

Да ну, глупость какая. Кто вообще решает проблемы разговорами.

Хельга почти смирилась с предстоящей экзекуцией, в которую сама же по тупости и вляпалась, как увидела Арнольда выходящим за толпой каких-то детей.

Нервный тик мгновенно вернулся, а ладони вспотели.

Дети протопали мимо, отвратительно смеясь. Арнольд двинулся в её сторону и выглядел всё таким же уверенным. Чёрт-чёрт-чёрт.

— Да ты Флэш, — буркнула она, поправляя непроницаемость лица.

— И пяти минут не прошло, — отстранённо возразил он и глянул за угол. — Пойдём.

С другой стороны супермаркета обнаружилось жалкое подобие сквера с хилыми деревцами и парой скамеек — к одной из них Арнольд её и вёл. Ну как вёл, Хельга старалась всем своим видом демонстрировать, что никто её никуда не ведёт, она сама по себе и вообще может уйти в любой момент. В последнее не верилось даже ей.

Мысленный плакат «БЕГИ» сгорел от перенапряжения, а пепел развеяло по мысленному ветру.

Арнольд предложил ей присесть старомодным жестом, и она не удержалась от максимально пренебрежительного «пфф». Он сел рядом — но не слишком, к счастью, — вполоборота.

Молчание зависло на несколько мгновений, перемежаясь отдалённым шумом машин.

— Для начала, — сказал он наконец, и Хельга проглотила «ну?», что было уже на языке, — я хотел бы извиниться. За всё.

Он смотрел на неё, словно выжидая что-то, а она тщетно пыталась промолчать. Не вышло.

— За что именно?

Окей, вот это говорить не стоило. Хотя всё-таки интересно, что он ответит.

Арнольд вздохнул.

— За тот случай в школе. Я не должен был срываться на тебе. И не говори, что не знаешь, о чём я, — погрозил он указательным пальцем, выглядело забавно. — Ты знаешь.

Хорошо, что на этот раз ей удалось ничего не ляпнуть. Арнольд опять вздохнул.

— Я сотни раз прокручивал этот момент в голове и всё не мог понять, почему ты так себя вела. Но совсем недавно я понял. И мне очень жаль, Хельга, мне очень, очень жаль. Если бы тогда...

— Стой, — она подняла руку и скорчила удивленное выражение как можно убедительнее. Вот бы и щёки можно было потушить одним усилием воли. — Какую бы чушь ты сейчас ни предположил, Арнольдо, знай — это чушь. Могу облегчить твои страдания по этому незначительному событию, случившемуся так давно, что я сейчас еле про него вспомнила и до сих пор не уверена, точно ли о нём мы говорим. — Так, отдышаться. Не смотреть ему в глаза, не смотреть! — Если ты переживаешь, что послал меня шесть лет назад, у тебя проблемы, дружок. Я вот нисколько не переживаю — более того, если ты меня сейчас крепко достанешь, то удостоишься чести вновь лицезреть мой третий по счёту палец. А если сильно повезёт, то и его близнеца с правой руки.

Странно, он даже не пытался перебить. Боковым зрением Хельга видела, что рот у него от удивления не открыт, значит, просто вежливо слушает.

— Учись выключать вину хоть иногда, а то и до тридцати не протянешь.

На этом поток бриллиантовых фраз иссяк, и пока Хельга старательно подбирала, что бы сказать ещё, Арнольд воспользовался паузой:

— Извини, что вклиниваюсь, но не могла бы ты пояснить, в чём я ошибаюсь? Раз это неважно, то тебе никакого труда не составит меня просветить. Пожалуйста?

Она чуть не подавилась от возмущения и допустила страшнейшую ошибку — посмотрела-таки ему в глаза.

Конец игры.

— Кстати, ты хотела за что-то извиниться, если мне не изменяет память, — невозмутимо говорил он, и Хельга непроизвольно залипла на движении его губ. — Можешь заодно и это рассказать. Ну, знаешь, чтобы нам снова не поднимать эту тему.

Она бы так и пялилась, открывая и закрывая рот, как рыба на поверхности, если бы он не добавил:

— А то неловко как-то.

И это было последней каплей.

— Какого хрена, — пробормотала она себе под нос и выдала единственную более-менее осмысленную фразу: — Шотмен, ты накурился?

Это бы всё объяснило. Но Арнольд только улыбнулся, глядя как-то чересчур тепло, и у неё окончательно заглох речевой аппарат.

— Отлично, а теперь послушай, — он снова стал серьёзным. — Я не хочу просто кинуть извинения, чтобы заглушить свою совесть. Ты их, конечно, примешь, но только для вида и чтобы поскорее смотаться. Меня это не устраивает, да и тебя в глубине души тоже.

Если бы могла, она бы возразила. Но не могла — а может, и не хотела.

— Я расскажу, что со мной тогда происходило. Если ты ответишь тем же, я буду рад. Если нет — что ж, хотя бы один из нас будет видеть полную картину, а это уже неплохо. Ничего не говори, если согласна.

Ну, формально она не согласилась, так что за слабость это считать нельзя. Правда?

— Наверное, ты не понимаешь, с чего вдруг я разошёлся — это я тоже объясню, но позже. А сейчас... Хельга, ты помнишь вечер поэзии в пятом классе?

Только не это.

— Думаю, да. А помнишь, что было на следующий день?

О, она помнила. Как такое забудешь. На следующий день после грёбаного вечера поэзии на её угрозы впервые не обратили внимания.

— Ты поставила Гарольду фингал, потому что после твоих слов он не стал звать маму, как обычно.

— Пришлось подкрепить слова действиями, чтобы этот поросёнок заткнулся.

— Да, но потом он увидел, что мы идём домой вместе.

— И пришлось ему снова врезать. Ты это к чему?

— Хельга, ты ведь тогда чуть ли не каждый день дралась, верно?

Она задумалась, глядя на асфальт. Пожалуй, если хорошенько покопаться в памяти, действительно всплывает куча синяков и слёз — не с её стороны, разумеется. Точно, они и с доктором Блисс это обсуждали...

— Типа того, — Хельга сгорбилась. — Но что ещё оставалось? Эти олигофрены перестали меня слушаться из-за... из-за стихов. И из-за тебя.

Вот ведь мозгоправ нашёлся. Зачем только напомнил, она опять словно вернулась в то время. Когда каждое ничтожество считало своим долгом процитировать строчку из какой-нибудь поэмы про любовь — повезло, что её стихи никто не записал, — назвать принцессой и пошутить на тему скорой свадьбы. Кулаки помогали только первое время. Слишком много было желающих поставить крест на её репутации.

— Почуяли слабое место, шакалы.

Она что, сказала это вслух?

— Стихи, в смысле. Это я про стихи.

Жалкие попытки.

— Я так и понял.

Вновь повисла пауза. Хельга не осмеливалась поднять взгляд с асфальта и недоумевала, зачем вообще Арнольд это вспомнил. Чего он добивается?

— Извини, что не помог. Мне это не казалось проблемой.

Она всё же подняла взгляд — Арнольд смотрел куда-то вдаль и словно в этой дали сейчас и был.

— Серьёзно? Постоянные издевательства тебе не казались проблемой? Они ведь и над тобой смеялись.

— Наверное, долгие годы твоих издёвок помогли выработать иммунитет.

Он повернулся, улыбаясь, и Хельга не сдержалась от того же.

— Извини, что не обращал внимания на твои чувства.

Её улыбка медленно потухла.

— Не знаю, почему я вёл себя как придурок.

— Зато я знаю, — подняла она одну бровь. — Ты помогаешь всем подряд и за всех чувствуешь ответственность, словно мать-гусыня. Но когда дело доходит до того, чтобы самому довериться другому человеку, ты становишься жалким трусом. Конечно, ведь куда проще решать чужие проблемы, чем открыться. Даже тому, кто прямым текстом заявил, что тебя любит.

Она сказала это не громко, но последние слова всё равно звенели эхом в ушах.

Может, он смотрел на неё сейчас точно так же, как тогда на крыше, после первого признания. Первого, ха. Никогда не думала, что их будет несколько.

Может, он смотрел так, но она вовремя отвернулась.

— Ты права.

Хельга глубоко вздохнула, и кислород каким-то образом помог ей найти силы.

— Конечно права. Я ведь тоже такая.

Он благоразумно молчал.

— Я испугалась того, что было между нами. Так глупо — я ведь мечтала об этом ещё с подготовительной, но когда фантазии начали сбываться, просто струсила. Я внушала себе, что это из-за дебилов в школе, из-за потерянного авторитета, но... Знаешь, я без авторитета живу уже шесть лет и не особо по нему скучаю. А наши одноклассники нам давно не одноклассники, и... боже, я даже не знаю, все ли из них живы. Они забыли о том вечере уже очень давно, да и мне... да, мне уже почти не обидно. Сама виновата, надо было выбрать другую тему, чего я ещё ждала от тупых детей?

Он наверняка улыбнулся понимающе, но проверить это она не решалась.

— Я винила тебя. Я ждала, что ты сразу распахнёшь мне душу, но этого не случилось, и всё было не как в романах, которыми, к своему стыду и позору, я зачитывалась в детстве. Теперь-то я понимаю, что всё было гораздо лучше — если бы мы в десять лет делали то, что делают в романах... кхм.

Кажется, её щёки сейчас расплавятся и стекут прямо на колени.

— В общем, я винила всё на свете, кроме себя. Хотя если бы вместо этих глупых обид я бы просто взяла и сделала шаг навстречу, мы бы со всем разобрались. Наверное.

— Разобрались бы.

Хельга сглотнула подкативший к горлу комок, впилась ногтями в ладонь и повернулась.

— Прости, что сбежала.

И добавила, еле вынырнув из его взгляда:

— Это было моё самое глупое решение в жизни.

Прикрыла глаза и горько усмехнулась.

— Кто знает, что бы сейчас было, если бы не...

— Хельга, я Майлз.

* * *

Хельга так и осталась стоять с банками в руках посреди зала, а он поспешил на поиски менеджера. И только оказавшись на складе, позволил себе остановиться на секунду и прижал ледяную ладонь ко лбу.

Она — Стелла. Боже, она Стелла.

Он не мог ошибаться.

Хельга пришла на собеседование.

Именно сегодня собеседование должно быть у Стеллы.

В супермаркете.

Рядом с домом.

Хельга живёт на той улице, где оборвало провода.

Стелла грубит и язвит, как Хельга.

И ситуация из прошлого Стеллы, которая, как ему казалось, так похожа на ситуацию Хельги — она и есть.

Тот поход в кино, когда Стелла тоже ушла «встречаться с друзьями».

Учитель, школьные предметы, аллергия на клубнику, любовь к фантастике.

Проблемы в семье.

Как он мог не заметить?!

Столько знаков не заметил бы только... он.

Арнольд прошептал самое крепкое ругательство, что только знал, и вроде бы даже немного полегчало.

Так, теперь надо найти менеджера, отпроситься на обед. И придумать, что сказать Хельге.

Одно он знал точно — сразу признаваться в лоб нельзя. Тогда о разговоре можно забыть, она сбежит как спринтер, запрётся дома или, чем чёрт не шутит, переедет к сестре на Аляску.

Как бы ему ни хотелось, сказать честно и прямо будет самым худшим вариантом.

Значит, сначала разговор.

Об этом Арнольд не волновался — за выходные, проведённые в монотонной физической работе, и половину прошлой ночи он успел многое обдумать. Конечно, он тогда и представить не мог, что подходящий случай выдастся так скоро, и уж тем более какое открытие его ждёт, но всё же — он знал, что скажет.

Предупредив менеджера, Арнольд прибежал к тем самым стеллажам, но Хельги не было. В мыслях привычно зашевелилась паника.

Может, она на кассах?

Там её тоже не было.

И только направляясь к одному из выходов, он заметил её через стеклянную раздвижную дверь.

Перед ним шла стайка шумных детей, и это натолкнуло на мимолётные воспоминания — собственно, его бы сейчас любая мелочь на воспоминания натолкнула, — о тех временах, когда всё было удивительно просто, а будущее казалось чем-то увлекательным и несомненно интересным. И когда он успел превратиться в старика, для которого прошлое ярче будущего?

Слушая монолог отвернувшейся Хельги и борясь с желанием коснуться её спины, он понял — когда.

Когда подумал, что придётся быть взрослым, хотя сверстники в то же время лупили друг друга учебниками по голове и обсуждали мультики.

Когда добровольно год за годом отказывался от игр в пользу серьёзных, нужных вещей, пока игры вовсе не кончились, а нужные вещи заканчиваться не собирались.

Когда перестал верить в чудо и перестал ждать родителей.

И ещё раньше — когда решил, что взрослые слишком... взрослые, чтобы кому-то на что-то жаловаться.

— ...мы бы со всем разобрались. Наверное.

— Разобрались бы, — пылко заверил он её. И разберёмся, вот увидишь, Хельга.

Она повернулась, и глаза её блестели, а ногти впивались в ладонь — он заметил. Теперь хотелось не просто прикоснуться, а обнять, но он ещё не сказал самое главное.

— Прости, что сбежала.

Прости, что бросил.

— Это было моё самое глупое решение в жизни.

Аналогично. Как он мог её отпустить? Как мог не догадаться, не различить за маской Стеллы её настоящую? Это ведь очевидно как день. Хельга такая одна.

И всё на самом деле просто, как в детстве. Это она, и она нужна ему. Вот и всё.

— Кто знает, что бы сейчас было, если бы не...

— Хельга, я Майлз.