Параигрок. Книга II (джен)

Эми I

Понедельник, 12 апреля, 2010

Не успела я опомниться, как Виктория привезла нас домой. Я была настолько поглощена, впервые читая собственную биологию и наслаждаясь полётом, что не заметила, как мы прибыли, когда сестрица приземлилась у нас на заднем дворе. Заходим внутрь, и Кэрол сразу же на меня наезжает.

— Почему ты дома? Я думала, ты проведёшь в больнице большую часть вечера? — вопрошает она резким и обвинительным тоном, портя мне настроение.

— Я устала от учёбы в школе, затем провела несколько обходов и вылечила ту женщину и её внучку, о которых просил Оружейник. Это та, про которую говорили в новостях, которая убила какого-то злодея-наркоторговца, который напал на её дом.

Блин, очень хочется уйти и побыть какое-то время в одиночестве.

— Я только что говорила по телефону с больницей. Тебе следовало заранее сообщить им, что ты не вернёшься на вечер. Это нехорошо для твоего имиджа, — возмущается Кэрол. Мне правда неохота с ней сейчас разговаривать, начинаю жалеть, что вернулась домой. Я могла бы заняться чем-нибудь в каком-нибудь парке, но там нет ни зеркал, ни уединения. — Кроме того, почему член Протектората попросил их лечить? Что я тебе говорила о том, чтобы не принимать просьбы?

— Я не знаю, почему они там хотели, чтобы я их проверила, спроси сама. Но они были в больнице и были обозначены в моих обходах. Я исцелила множество пациентов с травмами и на реабилитации, прежде чем попасть к ним в палату, — защищаюсь я.

— Он должен был сначала официально спросить разрешения у «Новой Волны», — отметает Кэрол, — но ладно, неважно. Раз уж ты пришла домой так рано, потому что пропустила обход, то можешь заняться уборкой и помочь приготовить ужин.

Вздыхаю и киваю. С Кэрол спорить бесполезно, тем более о таких вещах. Мне всё равно придётся много есть, чтобы подготовиться. Когда я поднимаюсь наверх, мысли возвращаются к тому, что всё-таки случилось.

Я так долго хотела иметь эту возможность. Прошло почти полгода с тех пор, как я получила силу, но раньше она никогда не позволяла мне, а теперь вдруг даёт! Ну или та девушка это включила. Кэрол взбесится, если узнает, как минимум, потому что я позволила какому-то неизвестному парачеловеку что-то сделать со мной. Почему я им позволила? Потому что это было слишком заманчиво, чтобы отказаться — и ведь вышло прекрасно!

— Чему улыбаешься? — спрашивает Вики.

— Ничему! — делаю покерфейс и подавляю эмоции, идя в свою комнату. — Я переоденусь, а потом помогу с ужином.

* * *

Сердце бьётся от предвкушения, нервного волнения. Что я вообще делаю? Что собираюсь делать? Нет, я точно знаю, что собираюсь сделать. Но нужно спланировать, сначала собрать информацию, начать с малого и продвигаться по ступенькам. Смотрю в зеркало, чтобы во второй раз убедиться, что прыщ, который я заставила исчезнуть, действительно исчез. Я имею в виду, он исчез, я знала, что он исчез, мне даже не нужно было его трогать, чтобы заставить исчезнуть, я просто хотела дополнительного тактильного подтверждения. Кэрол и Вики даже не заметили, но это был всего лишь один прыщ. Обычно у меня их не так много. Я могу остановить бактерии, вызывающие большинство из них, но иногда причина просто в забитых порах и подростковых гормонах, и до сих пор я ничего не могла с ними поделать.

Преобразовываю и удаляю остатки прыщей с лица и верхней части тела, а также будущие потенциальные очаги. Я уже работала над волосами, у корней, ещё в полёте домой. Это займёт некоторое время. Волосы, ногти и внешняя поверхность кожи — это мёртвая ткань, я никогда не могла менять её напрямую. Но было достаточно легко перепрограммировать находящиеся под ними живые клетки, чтобы они производили больше, и изменить то, что поднимется на поверхность или вырастет позже. По крайней мере, с другими людьми проделать такое было проще, но почему-то для себя такое занимает гораздо больше времени. Почему?

Расчёсываю свои ужасные вьющиеся пряди и начинаю вносить новые изменения в фолликулы. Вероятно, лучше позволить им после изменений расти естественным путём. Они станут более прямыми, объёмными и шелковистыми. Просто хотелось бы просмотреть их заранее. Может, цвет ещё поменять? Нет, это вызвало бы слишком много вопросов, а меня вполне устраивает быть брюнеткой, хотя, возможно, можно добавить немного более светлых бликов. Если у них уйдёт несколько месяцев, чтобы полностью вырасти, то можно объяснить изменения половым созреванием или новой причёской и шампунем.

Вздрагиваю от стука в дверь. Очень неделикатного, снаружи точно не Вики.

— Тебе не нужно так много времени, чтобы переодеться! Спускайся вниз, займись домашними делами и помоги с ужином! — кричит Кэрол. Смотрю на часы. Чёрт побери, куда ушло столько времени? Я едва начала.

— Иду!

Выхожу из комнаты и спускаюсь вниз, делать работу по дому и помочь с ужином. Тем временем разум занят перебором возможностей, хочу ли я быть выше? Сиськи побольше? Больше округлостей, но меньше жира? Или быть более подтянутой? Сажусь ужинать, Кэрол уже приготовила мне тарелку, как ребёнку. Я могла бы взять её сама. Добавляю несколько порций того, что мне нравится. Мне сегодня нужно есть много, больше, чем обычно.

У той девушки были очень плотные кости, частью в связи с её силой, но не совсем. Их, наверное, почти невозможно сломать, и мне пришлось укрепить ей связки, сухожилия и мышцы, чтобы исправить причинённый ими ущерб! Могу ли я сделать себе так же? Сделать себя сильнее? Прочнее? Быстрее? Умнее? Какие существуют ограничения?

Эта мысль меня останавливает, приводит в ужас. Должны же быть пределы, верно? Я не хочу превращаться во что-то нечеловеческое, в какое-то чудовище. Я не умею делать мозги, нет, я могу, я просто не буду делать мозги, а я думаю о своём…

— Эми? — голос Кэрол выводит меня из задумчивости, и я смотрю на неё.

— С тобой всё в порядке? — спрашивает она меня.

— Эм, да.

— Ты всё время молчала, ты вообще слышала, что я сказала?

Вздыхаю.

— Нет…

Кэрол вздыхает в ответ.

— Другая причина, почему позвонили из больницы, заключается в том, что они хотят расширить сотрудничество и предложить тебе попробовать лечить не только случаи травм. Конечно, под наблюдением.

— Я говорила, что не умею делать мозги!

— Не мозги, а другие случаи, такие как рак и генетические заболевания.

Ребята предупредили меня, чтобы я никому не говорила, что могу вылечить рак, а если захочу, то просто сделать это тайно. Кэрол неоднократно предупреждала меня не принимать запросы, потому что я увязну. Запросы рискуют выплеснуться за пределы больницы, и нас накроет нескончаемым потоком необоснованных исков и ответственности, а также грязных криков о фаворитизме и плохих отношениях с общественностью от всех, кто не мог до меня добраться или кому мне пришлось сказать «нет».

Рак, однако? Единственный способ, которым бы это сработало — если моё участие было анонимным, просто случайная мимолётная встреча с одним из тех пациентов, которые были там, когда я была на дежурстве. Или исцелить их настолько, чтобы обычные методы лечения сделали своё дело и успешно победили. Возможно, даже дать отсроченный эффект. Пусть думают, что их вылечила современная медицина.

— Эми! — на этот раз мать кричит. — Что с тобой сегодня?

— Ничего!

— Да ладно, мам, дай ей передохнуть, — защищает меня Вики, её аура немного вспыхивает, успокаивая меня.

— Я не могу… — неожиданно выпаливаю я. — Я имею в виду, что не могу вылечить рак… Это не травма, это присуще телу, собственным клеткам человека…

Кэрол хмуро смотрит на меня.

— Ты не узнаешь, пока не попробуешь.

Я чувствую себя в ловушке. Вики права, дай мне, чёрт возьми, передышку.

— Нет. Я не могу, я могу способствовать исцелению, но это всего лишь усиление клеточного деления, — почему я это сказала? Усиление клеточного деления всего лишь часть процесса, но далеко не всё. — Что, если это усугубит рак, потому что клетки уже делятся бесконтрольно и с ошибками?

— Ты не смогла вырастить палец того пацана и не можешь вылечить рак? — удивляется Вики.

— Ты не смогла отрастить палец? — переспрашивает Кэрол. — Когда это было? Я думала, ты уже один раз приделывала его для жертвы автокатастрофы на прошлой неделе?

Нет, могу, тот пацан был просто неестественным, но это ещё одна вещь, которой я не хочу делиться.

— Это было другое: восстановление повреждённой, но всё ещё живой ткани. Я не могла вырастить новый палец из ничего, — говорю я половину правды и ухожу от темы.

— У всех способностей есть пределы, она всё ещё учится тому, что у неё есть, — говорит Марк Кэрол, нарушая своё обычное молчание во время ужина.

— Ну, в любом случае попробуй позже на неделе поговорить с врачами. Только сначала убедись, что получила разрешение и подписи отказа от ответственности от пациентов, так как раньше этого не пробовала. Ешь брюссельскую капусту. Ты съела огромные порции всего остального.

Смотрю на тарелку. Ненавижу брюссельскую капусту. Кэрол это знает, я ненавидела капусту всю свою жизнь. Есть много других овощей, которые мне нравятся. Если бы она действительно купила их, но нет. Могу поспорить, она делает это только потому, что я ненавижу брюссельскую капусту. Морщусь, кладя кусочек в рот. Она даже не приправлена. Боже, Кэрол, то, что тебе нравятся постные продукты, не означает, что они нравятся другим людям. Вкус — это ещё одна функция биологии, он слишком сильно активирует мои горькие вкусовые рецепторы, как и брокколи. У меня, вероятно, есть две копии того гена горького вкуса, о котором мы узнали на науке, а у Кэрол и Вики, которые уже прикончили свои порции, вероятно, их не было. Проверяю своей силой, ага, у меня определённо две копии. Эх, если бы они так ловили сладость.

О чёрт! Роняю вилку, и она звенит по тарелке, а мои слюнные железы пульсируют и заливают рот из-за того, что я внезапно и случайно превращаю свои рецепторы горького вкуса в сладкие. Теперь стало слишком сладко, слишком богатый вкус и слишком приторно. Я всё равно заставляю себя проглотить и трачу время на то, чтобы привести вкусовые рецепторы в норму. Лучше больше так не делать.

— Ты в порядке, Эми? — интересуется Кэрол снова.

— Да! Почему все меня об этом спрашивают? — Что я делаю?

— Ты выглядишь так, будто съела лимон, — поддразнивает Вики.

Смотрю на свою порцию. Я не хочу капусту.

— Ненавижу брюссельскую капусту! С меня хватит, — огрызаюсь я, вставая из-за стола.

— Ты не заболела? — обеспокоенно спрашивает Вики, когда я прохожу мимо неё по пути на кухню.

— Нет! — ставлю посуду в раковину, хватаю яблоко, наливаю ещё молока и несусь наверх. В её присутствии трудно расстраиваться, даже когда очень хочется.

* * *

Сажусь на кровать, грызу яблоко и пью молоко. Я могу это сделать. Беру блокнот и карандаш и начинаю записывать идеи. Можно организовать скачок роста, чтобы объяснить изменения, стать немного выше, не слишком высокой, но, по крайней мере, одного роста с Вики. Более стройной и подтянутой. Прямое преобразование жировых отложений в мышечную и костную массу. А ещё просто исправить любые дефекты, которые найду, но сначала нужно о них узнать. Откидываюсь назад и делаю заметки, погружаясь своей силой в свою же биологию снизу вверх.

Ха, одна нога была немного короче другой. Я исправлю это. Всего на несколько миллиметров или около того. Делаю пометку в список на исправление. В будущем это могло вызвать небольшое напряжение или проблемы с выравниванием таза, бёдер и поясницы. Продолжаю делать заметки, поднимаясь вверх по ногам. Никаких проблем или спорных моментов с основными органами нет, сердечно-сосудистая система, сердце, сосуды в порядке, но отмечаю, что хочу подправить здесь и там.

Для внешнего вида мне нужно поискать привлекательные модели. Ох, это не единственная причина, по которой я хочу это сделать. Пишу зашифрованную запись посмотреть, что ещё там можно улучшить. Мда, не отвлекайся. Их определённо увеличить, хотя бы на размер. Это можно запрограммировать во время скачка роста. Хотя совершенствование симметрии и формы может быть важнее. С руками в основном всё в порядке, мускулатурой займусь позже, сначала планирую небольшие простые изменения. На этом этапе возиться с лицом буду по-минимуму, да и вообще не особо хочу его трогать. Хорошей кожи, красивых ресниц и бровей в сочетании с новыми волосами, когда те отрастут, должно быть достаточно. Есть небольшие дефекты искривления позвоночника, которые нужно исправить. Есть нерв, который легко защемить, который меня часто раздражает — теперь исправлен. Мой мозг…

Ух ты. Это мой мозг в тот момент, когда я думаю о нём же, вот сюр. Исследую части своего мозга, которые использую для исследования частей своего мозга, которые… Чёрт, это… Пишу «когнитивный диссонанс». Нет, это неправильный способ описать ситуацию. Вычёркиваю и пробую ещё раз. «Сенсорный диссонанс»?.. Стоп, что это?

Кристаллы?

Кристальная паутина?

Корона Полленциа — ворота.

Гемма больше внутри. Летающий кит-червь, прикреплениелинькападениепространствопоисктолчокконфликтотходыпаразитыразумŒŠ‡œŸ¬ɏɖЂϼ֏֍شޠ

ਊಆߧ߾ࢸॵ

…

[чертежи]

* * *

Вторник, 13 апреля, 2010

— А-а-х!

Сажусь прямо на кровати. Какого чёрта? На улице темно. Часы показывают, что уже почти шесть утра. Проклятье, школа всего через пару часов. Адски болит голова. Это похоже на ужасную мигрень. Сосредотачиваюсь на мгновение, и всё проходит. Блядь, что я только что сделала? Мне нельзя заниматься мозгами. Я что-то изменила в своём мозгу, или это было что-то другое? Носовые пазухи всё ещё ощущаются странно. Тащусь в ванную. Я даже не переоделась. Я потеряла сознание и отрубилась у себя на кровати. Включаю свет и смотрю в зеркало… Боже мой!

Засохшая дорожка крови пролегла от носа по подбородку и шее и залила всю рубашку. Ещё один момент концентрации восстанавливает повреждённые кровеносные сосуды на лице и там, откуда хлестало: кровеносные сосуды практически вплотную к мозгу. Что, чёрт возьми, это было? Я действительно не могу работать с мозгами. Или как минимум со своим. Однако кровеносные сосуды — это не нейроны. Но… Мне нельзя даже посмотреть? Что я делала вечером? Не могу вспомнить. Смываю всю кровь с лица и шеи и меняю рубашку. Нужно собираться в школу.

Вернувшись в комнату, нахожу на простыне пару пятен крови, но ничего особенно страшного. Всё засохло. Накрываю их одеялом, разберусь позже. Почему на кровати лежит блокнот?

Это я писала? Почерк мой. Когда? Да, я планировала изменения. Что это за тарабарщина? Что за рисунок?

— Оуу! Бля! — Отбрасываю блокнот. От взгляда на картинку у меня снова болит голова. Я помню, что собиралась запрограммировать резкий рост и выровнять всё остальное. Стоп, я ведь этого ещё не сделала? Нет? Всё вроде бы в порядке. Я исправила кожу и волосы, но им потребуется время, чтобы отрасти. Мне нужно собраться в школу и позавтракать, плотно завтракать. Я зверски голодна.

* * *

Мне нужно больше времени, чтобы внести изменения, я отрубилась на десять часов. У меня была небольшая аневризма и провал в памяти. Почему я игнорирую это?

— Я плохо себя чувствую, хочу остаться дома, — говорю я Кэрол.

Она прижимает внутреннюю сторону запястья мне ко лбу.

— Температуры нет, и вчера с тобой было всё в порядке. У вас обоих сегодня большая контрольная, ты её не прогуляешь.

Чёрт, да. Надо было сначала поднять температуру, перед тем как она совершенно ненаучно и неточно померила её запястьем.

Нет, блядь, я снова игнорирую главное. У меня была небольшая аневризма, и я даже не могу как следует проверить свой мозг…

— Мама! Мне очень плохо, я не думаю, что смогу написать контрольную.

— Ты ни разу не болела с тех пор, как получила силы. Ты выглядишь хорошо. Иди в школу, — отвечает она. — У меня есть важные клиенты, с которыми мне нужно иметь дело сегодня. Я не могу играть для тебя роль медсестры.

— Я не прошу тебя ничего делать! — Боже, я иногда ненавижу её. Кровеносные сосуды не являются нейронами. В любом случае я внимательно проверяю, моя сила говорит мне, что всё в порядке, беспокоиться не о чём. Подождите, почему я только что антропоморфизировала свою си?..

— Иди в школу. Если почувствуешь себя очень плохо, пусть мне из школы позвонят, я приеду за тобой, — настойчиво говорит мне Кэрол. Что я только что делала?

Спорить с ней бессмысленно. Это ничего не изменит. Чтобы она что-то сделала, мне, вероятно, придётся блевать в классе при свидетелях. Это правда, что я не болела с тех пор, как получила свои силы. Биокинетический контроль останавливает распространение многих бактерий и вирусов. На всякий случай мне всё равно стоит улучшить иммунную систему. Включаю это в свой мысленный контрольный список. А ещё что-нибудь против головной боли? Откуда она взялась?

* * *

Такое ощущение, будто контрольную я едва сдала. Уверена, Вики, которая вышла на двадцать минут раньше меня, справилась со своей. Я всё ещё хочу стать умнее, но, видимо, это невозможно. Чертовски уверена, что не собираюсь снова проверять свой мозг после того, что вышло ночью. Но вообще-то, что именно случилось, кроме того, что я потеряла сознание на кровати?

В оставшуюся часть дня мои мысли бродят туда-сюда, и я оказываюсь в столовой, снова набираясь сил для дальнейших изменений. Что ещё я могу для себя сделать? Тупая школа, использование силы на себе требует слишком много концентрации, чтобы даже пробовать это здесь. Я просто хочу спрятаться где-нибудь на несколько часов. Когда я прихожу с перегруженным подносом, Вики, Дин и кое-кто из их друзей уже сидят за столом. Мне правда сейчас не хочется к ним, но я всегда тут сажусь и если не подойду, Вики сама пойдёт меня искать.

— Привет, Эми, — приветствует Дин, а затем остальные.

— Привет, — отвечаю я, чувствуя себя опустошённой.

Вики смотрит на мой поднос.

— Мне кажется, я никогда не видела, чтобы ты ела так много.

— Я просто очень голодная, не надо меня осуждать.

Вики хмурится и смотрит на меня обеспокоенным взглядом.

— Я не осуждаю. Но ты уверена, что с тобой всё в порядке? Ты выглядишь усталой и немного бледной.

— Я сказал… маме… сегодня утром я неважно себя чувствовала, но она всё равно заставила меня идти в школу. Чего ты хочешь? — я стараюсь лучше контролировать гнев, Вики не виновата, не злись на неё. Она единственная, кто меня защищает.

— Хочешь пойти к медсестре? — беспокоится Дин.

Я качаю головой.

— Нет, всё в порядке. — Боже, как бы мне хотелось рассказать обо всём кому-нибудь.

— Это спазмы? — шепчет мне Вики.

— Нет. Я просто… неважно, — мне действительно не хочется говорить. Дин смотрит на меня. Я знаю, что он — это Рыцарь, ну, парачеловек, предположительно Рыцарь, и что некоторые другие за столом — Стражи. Я не знаю, знают ли он и Вики, что я знаю, но я достаточно часто мимоходом касалась их рук, чтобы удостовериться. Я просто тихо поем, пока остальные болтают.

* * *

Школьный день наконец закончился. Но когда Вики собирается отвезти нас домой, гудит телефон. Кэрол отправила сообщение. Телефон Вики тоже гудит.

«Оружейник хочет задать Эми несколько вопросов в штаб-квартире СКП. Вики, отвези её туда после школы, а потом подвезёшь в больницу.»

Оно даже не адресовано мне напрямую, она просто поставила копию сообщения, которое отправила Вики. Чёрт побери, я просто хочу домой.

— Хорошо, — вздыхает Вики, — ты видишь мамино сообщение?

Киваю. Подумываю надеть свой костюм, но лень заморачиваться. Можно переодеться позже, в больнице.

— Пойдём. Оружейник просто хочет меня кое о чём спросить.

— Почему он не может сделать это по телефону? — сомневается Вики.

Пожимаю плечами.

— Не знаю, — отвечаю я, когда Вики берёт меня на руки.

Ветер в лицо — это приятно. Прямо сейчас я устала. Пытаюсь внести ещё несколько мелких изменений здесь и там, но мне трудно сосредоточиться. Вообще никакого прогресса. И не успеваю опомниться, как мы уже прибыли.

В штаб-квартире СКП Оружейник проводит меня в небольшой приватный конференц-зал. Он занимает одно место и жестом предлагает мне сесть с другой стороны стола. Я понятия не имею, о чём пойдёт речь.

— Спасибо, что встретились со мной сегодня, — говорит он формально, затем после некоторого колебания спрашивает: — Как дела?

— Хорошо, — коротко отвечаю я. Я просто хочу побыстрей от всего отделаться.

— Я ценю вашу помощь в исцелении жертв нападения в больнице прошлым вечером, а также ту услугу, которую вы оказываете городу в целом.

Я пожимаю плечами.

— Конечно. Чего вы от меня хотели?

— Хорошо. Несколько вещей. Во-первых, вчера произошли некоторые странности, и я надеялся, что вы прольёте свет, если заметите что-нибудь необычное.

— Речь идёт о женщине и её внучке, которую вы просили меня исцелить?

— Да, и вы также исцелили двух мужчин, участвовавших в нападении.

Он показывает мне пару фотографий, они кажутся знакомыми, но вчера я лечила как минимум пару десятков человек. Эту девушку, её парня и её бабушку я точно не забуду. Меня больше злит то, что меня обманом заставили исцелить преступников.

— Никто не сказал мне, что они преступники. Почему они заслужили исцеление?

— Я понимаю ваше недовольство. Это была не моя инициатива, хотя то, что они были достаточно здоровы для допроса, было полезно. Однако указанный допрос показал, что они не помнили об участии в нападении, несмотря на доказательства обратного. Они искренне верили в это, и их истории совпадали, несмотря на то, что их допрашивали порознь. Дальнейшие допросы выявили косвенные доказательства того, что это может быть эффект Властелина. Я хочу знать…

Эффект Властелина? Сердце начинает биться быстрее.

— Что? Какое это имеет отношение ко мне? Моя сила этого не умеет! — Что-то в глубине сознания шепчет мне… что это возможно.

— Конечно, не умеет. Я вовсе не это имею в виду, — говорит Оружейник убедительным тоном. — Я просто хочу знать, заметили ли вы что-нибудь необычное, когда исцеляли этих двоих мужчин.

Я качаю головой.

— Нет. В больнице я лечу пару десятков человек в день. Этих двоих я даже почти не помню.

Всего пара десятков? Мне следует лечить больше, сколько людей страдает, когда я не могу быть рядом?

— Совсем ничего? — ещё раз уточняет Оружейник.

— Нет, ничего, — я даже не уверена, стоило ли мне говорить так много. Не нарушит ли это конфиденциальность пациента-клиента?

— А как насчёт миссис Мерсье и её внучки?

— Кого? — переспрашиваю я, прежде чем сообразить, что он имеет в виду жертву и её внучку-парачеловека.

— Тех, на кого напали.

Зачем он зондирует?

— Вы имеете в виду тех, кого вы прямо просили меня вылечить? Необычного вроде чего? И почему вы хотите это знать? — Она и её парень предупредили меня о чужом интересе, в том числе со стороны властей. — И вообще, почему вы позвали, чтобы я их вылечила?

— Это мера предосторожности. Они стали преднамеренной целью нападения злодеев, и мы пытаемся найти какие-либо полезные подсказки о том, почему.

И потому, что это помогает их имиджу, я уверена. Я видела кое-какие последние новости и знаю, что некоторые жители доков поднимают шум из-за пренебрежения. И в чём-то они правы, все тяжёлые травмы, огнестрельные ранения и случаи с наркотиками в основном оттуда.

— Нет.

— Вы уверены? — снова спрашивает он меня.

Он не знает или пытается подтвердить, что она парачеловек. Неужели это была принудительная вербовка в банду, которая пошла не так?

— Да! — это начинает раздражать. — Более того, если бы и было что-то, я не думаю, что мне по закону разрешено вам об этом говорить, поскольку это может нарушить правила конфиденциальности между врачом и пациентом.

Он вздыхает.

— Формально, вы ещё не врач, и госпожа Мендез не была госпитализированным пациентом.

— Я не знаю, за чем вы гонитесь, но мне неудобно отвечать на вопросы без… присутствия… моей матери. — Я просто хочу уйти отсюда и закончить дела, чтобы взяться за работу над собой.

Он вздыхает.

— Хорошо, это всё, что я хотел от вас.

— Тогда я могу сейчас идти?

Оружейник кивает и ведёт меня обратно к фронтальной части штаб-квартиры СКП, где ждёт Вики, болтая с Рыцарем.

— О, Эми! Ты готова отправиться в больницу? — спрашивает она меня.

Вздыхаю, отгоняя приступы ревности.

— Да… — Кэрол закатит истерику, если я пропущу её.

* * *

— Так в чём дело было? — спрашивает Вики, неся меня в больницу.

Бросаю попытки концентрироваться, чтобы ответить. Стоило бы просто сесть на автобус или попросить воспользоваться машиной, теперь у меня есть права.

— Сначала он просит меня вчера исцелить нескольких людей в больнице, тех, о которых говорилось в новостях, на дом которых напал суперзлодей-наркоторговец, которого убили, а затем спрашивает, заметила ли я при этом в них что-нибудь необычное.

— И ты заметила?

— Я сказала, что раскрытие такой информации является нарушением конфиденциальности врача и пациента. Знаешь, кое-что из того, о чём мама постоянно мне талдычит, и по чём мне пришлось пройти несколько лекций.

— О, — просто говорит Вики. — Но что-то было, не так ли? Я не слепая, ты знаешь. Ты обычно не пишешь мне, чтобы я тебя подстраховала, когда лечишь пару подростков на больничном балконе, если не чувствуешь беспокойства по этому поводу. Так в чём было дело?

Снова вздыхаю. На этот раз я не могу внести даже незначительные изменения, пока она меня несёт. Фокус на разговоре пересиливает концентрацию на использовании своей силы.

— Да, но это не имеет значения.

— Она парачеловек?

— Вики! — Проклятье. — Хватит спрашивать и спекулировать. Сколько раз нам говорили серьёзно относиться к законам о личности? У нас может быть открытая идентичность, но у других нет. — Мне бы очень хотелось, чтобы моя тоже не была открытой, но у меня не было выбора в этом вопросе.

Она смеётся.

— Тогда ты только что это подтвердила.

Мне не следовало упускать это из виду, но Вики слишком легко доверять.

— Нет, не подтвердила, и ты ничего не скажешь, если тебя спросят.

— С чего бы меня кто-то спрашивал? Она не в Стражах, но Оружейник, вероятно, просто хочет попытаться завербовать её. И возможно, это было бы безопаснее, если на них напали из-за этого.

Я громко вздыхаю, нервничаю, но пока мы летим, не могу даже уйти.

— Я знаю, что их нет в Стражах.

— Их? И откуда ты знаешь?

Проклятье ещё раз.

— Оружейнику не нужно было бы ничего спрашивать, если бы они… она была.

Вики мычит.

— Да, резонно.

— И ты всё равно ничего не скажешь, — повторяю я, умоляя молча.

— Не скажу, обещаю. Но Оружейник может быть довольно настойчивым, и тебе, вероятно, снова будут задавать вопросы.

— В том числе ты, как передаточное звено.

— В смысле?

Да к дьяволу всё!

— Я знаю, что Дин — Рыцарь. — По крайней мере, это изменит тему.

Она задыхается.

— О! Да?!

— Я знаю уже несколько месяцев. Мне нужно только случайно прикоснуться к кому-то, чтобы узнать, является ли он парачеловеком. После этого остальное стало очевидным.

— Почему ты ничего не сказала?

— Почему я должна говорить? Это никогда не было важно. — Это точно не помешало бы вам встречаться. Прячу ревнивые мысли туда, откуда они продолжают убегать.

— Мы на месте, — констатирует Вики, когда мы приземляемся в больнице. — Мне пора, домашка и патруль. Хочешь, я заберу тебя позже?

— Нет, на этот раз я просто поеду на автобусе. — Даже если мне нравятся наши полёты, иногда мне нужно время, чтобы побыть вдали от её влияния.

— Уверена? — Я киваю. — Ладно, увидимся позже.

Отмахиваюсь от неё, и она улетает. Я слишком долго смотрю на её удаляющуюся фигуру, мои щёки краснеют от смущения. Я хлопаю себя по лбу и отворачиваюсь. Это моя сестра… Моя приёмная сестра… Это не должно иметь значения… Но имеет.

* * *

Достаю свой костюм из рюкзака и переодеваюсь, прежде чем пройтись по этажам, чтобы залечить раны. Это хорошее отвлечение от мыслей о Вики, даже если всего на несколько часов. Часы, которые я не могу использовать, чтобы изменить себя. Однако мои мысли постоянно возвращаются к словам этих ребят, особенно когда я прохожу мимо онкологического отделения. Сосредотачиваюсь на том, что мне разрешено делать: травмах, восстановлении после операций, посещениях отделения неотложной помощи, инфекциях. Я всё время отвлекаюсь, механическое исцеление кажется менее приносящим удовлетворение, чем раньше, слишком обыденным по сравнению с тем, что я могла бы сделать для себя или сделала для этой девушки. Как Оружейник назвал её? Мисс Мендез? Я не знаю её имени и никогда не видела в Аркадии ни её, ни того пацана. Оружейник даже не спросил о парне.

Останавливаюсь перед их больничной палатой и стучу. Женский голос говорит: «Войдите», — но звучит по-другому.

— Привет, это Панацея, я просто… — Это не она. Их здесь нет.

— Здесь, чтобы исцелить меня? Не думала, что заслуживаю этого, но спасибо.

На самом деле этой комнаты не было в моём списке.

— Эм-м, да, пожалуйста. Вы даёте разрешение исцелить вас?

— Конечно. Меня зовут Эйприл, — говорит она. Хотя я могу видеть это на её табличке.

Беру её за руку.

— Панацея… Эми.

Она выглядела примерно студенческого возраста. Её травмы, они были… на неё напали, изнасиловали. Я осматриваю её. Лицо опухло, оба глаза почернели. Зубы отсутствуют. На предплечьях раны — она закрывалась, руки, пальцы — переломаны. Она сопротивлялась, но безрезультатно.

— Я сказала им нет. Они не слушали, — говорит она со смиренной отстранённостью.

— Вы подали заявление?

— Конечно. Хотя это бесполезно. Мои противники слишком хорошо защищены.

— Но полиция и герои… — Я начинаю её лечить. Отёк спадает, кости срастаются. Врачи их уже установили. Были внутренние повреждения, её сильно избили.

— Спасибо, правда, но вы наивны. Один из моих нападавших — продажный полицейский.

Я молчу в шоке какое-то время.

— Но ты можешь нанять адвоката, моя мама кое-кого знает.

— Это приятно, я ценю предложение. Ещё раз спасибо. Они бесплатные? Я не могу позволить себе адвоката. Я даже не могу позволить себе эти больничные счета, — мило говорит она.

Как она может быть такой спокойной в таком положении? После того, что с ней случилось? Устраняю её инфекции и ЗППП ещё до того, как они активизируются. Всё это неправильно, хочется разозлиться на неё. И я злюсь.

— Это неправильно.

— Неправильно.

Она не должна быть такой беззащитной. А что, если и не будет? Случайная мысль возникает из ниоткуда. Не из ниоткуда… от… от. Не знаю, у меня в голове пусто, но я могу исправить это тоже.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю я. Мне не следовало этого делать, но… но это то, что я продумала для себя. Легче сначала потренироваться на ком-то другом. Немного укрепляю её кости. Этот шаблон плотности работает хорошо, не так круто, как у той девушки, но работает.

— Двадцать шесть.

У неё не слишком много лишнего веса, но жир таял по мере выздоровления и усовершенствования. Она будет немного сильнее сейчас и станет сильнее позже.

— Эм, мне нужно использовать твой жир, чтобы залечить повреждения. Ты будешь чувствовать голод какое-то время, возможно, недели. Ешь много белков и витаминов. — Они понадобятся ей для роста и плотности новых мышц. — И полезные жиры взамен израсходованных.

Она смотрит на себя, как её тело меняется.

— Офигеть, вот уж не думала, что потеряю свой жирок первокурсницы в таких обстоятельствах⁽¹⁾.

— Так ты учишься в колледже? — спрашиваю я, улучшая её рефлексы.

— Да, но может быть, придётся бросить в следующем году. Мне придётся уйти с работы.

— Почему?

— Потому что они знают, где я работаю.

Это несправедливо. Укрепляю её кожу, делаю органы более устойчивыми, улучшаю выносливость и обмен веществ. Что-то сейчас, что-то проявится позже.

— Я чувствую себя довольно хорошо. Ты закончила? — спрашивает она через несколько минут.

Блядь, что, чёрт возьми, я делаю? Она не давала согласия на это! Отпускаю её руку.

— Д… да. Я закончила, — соглашаюсь я и отхожу от её кровати.

— Ты в порядке? — спрашивает меня Эйприл.

— Да, я просто… формально твоей комнаты не было в моём списке. Но я остановилась, думая, что здесь был кто-то ещё. Мне очень жаль. Я не хотела просто оставлять тебя после того, как ты меня увидела.

— О, ну, не извиняйся. Спасибо. Да, я уже говорила это много раз, но всё равно мало. Я не знаю, что бы делала, если бы ты не зашла. Застряла здесь ещё на несколько дней, а затем выписалась и всю оставшуюся жизнь страдала от боли.

— Наверное, завтра тебя выпишут, но если ты ещё будешь здесь после обеда, я постараюсь зайти. — Почему я это сказала? Значит, завтра я смогу сделать больше? — Обязательно питайся хорошо, — говорю я, выбегая за дверь.

Не могу поверить, что я это сделала. Почему? Она заслужила… безвозвратное изменение? Ебать.

Иду к посту медсестёр.

— Предыдущая пациентка, которая была в этой палате, миссис Мерсье. Её перевели или выписали?

— Выписана сегодня днём.

— Мне нужно уйти отсюда, — бормочу я.

— Ага, мне тоже, — комментирует медсестра. Я не собиралась заявлять вслух, чтобы кто-то слышал, но имела в виду именно то, что сказала.

— Можете ли вы вызвать доктора Требла и сказать ему, что я снова ухожу сегодня вечером пораньше? — спрашиваю её.

— Конечно, Панацея. Иди отдохни, ты выглядишь так, будто тебе это нужно.

* * *

Переодеваюсь в повседневную одежду и выхожу. Ловлю автобус и на этот раз еду в парк. Мне не нужно зеркало, но я сижу на скамейке и пытаюсь какое-то время сконцентрироваться на своих улучшениях. Вместо этого в голове блуждают мысли. Практика на Эйприл помогла, и всё прошло намного быстрее. Боже, надеюсь, я ничего не испортила. Но что она будет делать, когда поймёт, что через несколько недель, по сути, станет человеком на пике формы? Если будет хорошо питаться, достаточно долго, чтобы процесс завершился. Подумает ли она, что получила силу во время нападения и стала парачеловеком? Я могу сказать, что это не так, и если это нападение не дало ей силы, уверена, ничто не даст. Что, если она что-нибудь скажет или узнает, что это сделала я? Человеческий пик тоже не предел… просто. Чёрт. Мне надо сосредоточиться на себе, прямо сейчас, сосредоточься.

Через несколько часов срабатывает установленный мной будильник на телефоне. Я добилась некоторого прогресса, но он был медленным. Все мелкие недостатки, которые я смогла найти в своём теле, исчезли. Я запустила всплеск роста, который сделает большую часть дальнейшей работы, но мне ещё многое предстоит закончить. Почему мне тяжелее, чем с Эйприл? Как будто для этого нужно пройти целую серию циклов, хаков и переопределений. Почему я вообще использую эту аналогию? Темнеет. Сажусь в автобус и еду домой.

Снова получаю нагоняй от Кэрол. Домучиваю ужин безо всякой поддержки, но снова набираюсь сил. Вики не дома, она встречалась с Дином. Наконец-то у меня появляется немного времени для себя, пробираюсь в свою комнату и запираю дверь. Проверяю простыни: теперь они чистые. Кэрол заходила в мою комнату и сменила простыни. Она не нашла рубашку, та до сих пор в углу, куда я её бросила. Выворачиваю её наизнанку и кладу на дно корзины. Вижу блокнот и просматриваю свою тарабарщину и странные диаграммы, хотя до сих пор не помню, как их писала. Внизу страницы расплывчатое пустое место, у меня начинает болеть голова, и я снова забрасываю блокнот на комод.

Как я хочу изменить ситуацию? Как я могу… совершенствовать вещи? Включаю компьютер и ищу вдохновляющие модели, а затем сажусь на кровать и снова концентрируюсь…

Среда, 14 апреля, 2010

В 6:30 утра срабатывает будильник. Перестаю концентрироваться. Проклятие. Я не спала. Всю ночь я вносила и настраивала изменения. И не закончила. Почти так, но кое-что нужно доделать. А ещё переодеться. На мне всё ещё то, что было вчера. Надо идти в школу. Я устала и выгляжу так же, как себя чувствую, но ещё мне нужно поесть.

Переодеваюсь в свежую одежду и спускаюсь по лестнице. Сегодня готовит завтрак Марк, под присмотром Кэрол. Она вообще ничего не замечает, просто рассказывает о своей работе. Съедаю больше еды, чем обычно, попивая апельсиновый сок. Я чувствую себя очень усталой, но знаю, что не смогу сосредоточиться на себе, если попытаюсь это сделать во время школьного дня.

— В больнице сказали, что у них есть несколько больных раком, которых ты можешь попытаться вылечить сегодня после школы, — объявляет мне Кэрол.

Не хочу, я хочу закончить начатое.

— Я же сказала, что не думаю, что смогу с этим помочь, — лгу я ей. Я могу, эгоистка такая. Я представляю, как в моей голове формируется лужа вины и я в неё погружаюсь.

— Тебе нужно попробовать, это улучшит твой имидж и имидж «Новой Волны», — напоминает Кэрол.

Она имеет в виду пожертвования для независимых команд героев, но если я озвучу это, она просто ответит: «Самоотверженность не окупает счета».

— Я ночью не смогла уснуть.

— Тогда перестань так долго сидеть за компьютером. Я видела, что у тебя всё ещё горел свет под дверью, прежде чем ты встала сегодня утром.

Ты спишь с включённым светом, Кэрол, но я не говорю этого вслух.

— Это было не то… — я пытаюсь объяснить.

— Так оно и было, юная леди, — перебивает она меня. — Тебе лучше поторопиться, ты тянула всё утро. Вы с Вики опоздаете.

— Дин пригласил меня на весенние танцы, — объявляет Вики. Кэрол моментально забывает обо мне, и они заводят разговор о платьях.

Вскоре после завтрака нас выставляют за дверь. Сегодня Кэрол нас снова отвозит. Я засыпаю в машине. Когда мы приезжаем, Вики меня будит. Потом несколько занятий я сплю за партой. Я не хотела, просто всё это слишком. Я не могу сосредоточиться, чтобы внести больше изменений. К концу школы чувствую себя немного лучше, но Вики определённо видит, что что-то не так.

— Эми, что случилось? — спрашивает она меня, как только мы выходим из парадных дверей Аркадии.

— Ничего, — категорически обрубаю я и быстро ухожу, пытаясь избежать её ауры, не желая продолжать разговор.

— Эми! — Она кричит мне вслед: — Ты плохо выглядишь. Куда ты идёшь?

— В больницу, — оглядываюсь, чтобы ответить, — «Мама», — закавычиваю слово жестом, — настаивает.

Разворачиваюсь снова к автобусной остановке.

— Тогда я пойду с тобой.

Мои слабые чувства протеста угасают.

— Хорошо. Но я поеду на автобусе. Разбуди меня, чтобы я не проехала остановку.

— Хорошо…

* * *

Вики снова улетает, и настроение слегка падает. Захожу внутрь, переодеваюсь в костюм и снова пытаюсь залечить усталость, но это не срабатывает. Не хватает сна моему мозгу, а не остальному телу. Почему она не даёт мне ничего сделать с моим же мозгом? А почему я только что антропоморфизировала свою силу? Почему у меня странное ощущение дежавю? Мне кажется, что подобные мысли уже посещали меня раньше. Что, к дьяволу, происходит?

Качаю головой и приступаю к работе. Проверяю комнату Эйприл, но её там уже нет. Потом в течение пары часов занимаюсь случаями травм, прежде чем отправиться в онкологическое отделение. Они хотели, чтобы я туда зашла где-то чуть позже пяти вечера.

У доктора Хаббарда есть список конкретных пациентов, которые уже вызвались добровольцами и подписали все отказы. Вот и всё. Я или вру и спасаюсь от моря людей, пытающихся меня окружить, и позволяю этим людям страдать больше, чем им нужно, либо самоотверженно лечу их на глазах у всех.

Доктор Хаббард улыбается, несмотря на серьёзность ситуации. Я не улыбаюсь в ответ.

— Панацея, я хотел бы познакомить тебя с…

— Не называйте мне имён, — перебиваю я его. Я плохой человек. Я уже приняла решение. Я не смотрю человека, но беру за руку. — Мне жаль.

— Чего? — спрашивает пожилой мужчина.

— Я не могу вас исцелить, — вру я ему.

Его хватка ослабевает, рука расслабляется.

— Всё в порядке, дорогая, я давно с этим смирился.

Смотрю на доктора Хаббарда, у меня на глазах наворачиваются слёзы. Он выглядит разочарованным. У этого человека была четвёртая стадия или даже хуже. Метастазы уже распространились по всему телу. Его могло бы спасти только полное искоренение очагов, и не было никакой возможности это подделать или списать на то, что современная медицина делает свою работу. И всё для чего? Чтобы он прожил ещё несколько лет? Ему, скорей всего, за восемьдесят. Он не сможет прожить дольше, если я не улучшу его, чтобы он жил дольше. Я не могу… не буду этого делать.

Однако доктор кивает мне и ведёт к следующему пациенту.

— Панацея…

— Не надо! — прошу я.

— Хорошо, — соглашается он.

Это женщина лет тридцати-сорока, может быть, ровесница моей мамы или около того. С ней в комнате двое детей и её муж. Мне не нужно дополнительное давление. Беру её за руку, рак груди. Запущенный, затронувший обе груди, но спасение возможно. Убиваю все кусочки, распространившиеся дальше по телу. Её спасёт двойная мастэктомия.

— Я не могу, извините. Мне очень жаль, обе нужно удалить, — снова лгу я. Она не выглядит удивлённой, но ей не пришлось бы терять грудь, если бы я просто её поправила. Я плохой человек.

— Сюда, Панацея, — снова направляет меня доктор Хаббард. Он ведёт меня в другую комнату.

Третий — ребёнок. Блядь, ребёнок. Я не могу игнорировать и лгать ребёнку. У неё довольно тяжёлый случай лейкемии. Ей уже сделали трансплантацию костного мозга, ей повезло — от родственника, и химиотерапию. Помогаю обоим аспектам. Теперь её организм не рискует отторгнуть трансплантат костного мозга, и я залечу ущерб, нанесённый химиотерапией её здоровым тканям. Убиваю определённый процент раковых клеток и программирую ещё больше на самоуничтожение в течение следующих нескольких недель.

— Химиотерапия и трансплантация делают своё дело. Я залечила часть повреждений, нанесённых лекарствами, но… вам придётся продолжать принимать их ещё некоторое время, — всё равно лгу я ребёнку. Я всё равно плохой человек, даже если спасла её. Врачи не смогут отличить запрограммированную смерть раковых клеток от того, что они отмирают от лекарства, но ей не пришлось бы страдать от химиотерапии, если бы я просто вылечила её прямо сейчас.

Встаю и резко выхожу из комнаты. Я плохой человек. Такая эгоистка. Я просто хотела закончить… Я задыхаюсь.

— Оно ушло! — Я не могу чувствовать себя. Я не могу изменить себя. Оно ушло, и… — Я не закончила. — На меня надвигается больничная стена. Обхватываю голову руками и прислоняюсь к ней. Одна из старших медсестёр и доктор Хаббард вышли за мной в холл.

— Есть ещё… — начинает что-то там доктор.

— Нет! — старшая медсестра грозит ему пальцем и становится между нами. — Она не в порядке, чтобы продолжать. Иди сюда, девочка. Зона отдыха медсестёр находится прямо в этой стороне. Там удобная кровать, ты можешь лечь, приглушить свет, привести свои мысли в порядок и просто дышать. Побудь там столько, сколько нужно, и я буду снаружи, пока не будешь готова выйти или пока я не понадоблюсь, а затем можешь пойти домой.

* * *

— Что ушло? — спрашивает меня Вики, когда мы летим домой.

Я смутно помню, как просила её зайти за мной после того, как я немного посплю в зоне отдыха.

— Ничего… — Но это так, и я ещё не закончила. Какой эффект незавершённость окажет на мою биологию? Неужели я полностью облажалась?

— Не ничего. Ты бормотала это несколько раз с тех пор, как я тебя забрала. Медсестра сказала, что у тебя, возможно, случился стрессовый срыв, и сказала, что тебе следует на некоторое время отдохнуть от больницы. Что происходит? — спрашивает она, когда мы снова приземляемся на заднем дворе.

— Что происходит? Я сказала, что чувствую себя плохо уже два дня, я сказала, что не хочу идти в школу. Я сказала, что не хочу идти в больницу, я сказала, что совсем не спала прошлой ночью. Я сказала, что не могу вылечить рак… — Эта последняя ложь имеет привкус пепла во рту.

Прежде чем Вики успевает ответить, Кэрол открывает заднюю дверь.

— Из больницы снова позвонили. Нам нужно поговорить.

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Кэрол.

— Нет, — говорю я ей, когда мы заходим внутрь.

— Да, Амелия, — Кэрол подчёркивает моё настоящее имя. Обычно я не слышу этого от неё, если только она не злится на меня.

— Мама… — начинает Вики. Я поднимаюсь по лестнице и направляюсь в свою комнату.

— Не перебивай, Виктория, — указывает Кэрол, глядя на меня.

— Нет. Мама, заткнись. Это ты перебиваешь, — отвечает Вики, её аура ненадолго вспыхивает.

Кэрол останавливается и смотрит на Вики.

— Что? Не говори со мной так.

Голос Вики злится, когда она кричит Кэрол:

— Да, это ты перебиваешь! Эми говорила, что ей плохо, а ты продолжаешь заставлять её ходить в школу и в больницу.

Не знаю, хочется ли мне остаться и послушать или просто пойти спать. Желание спать победило, и я ушла в свою комнату. Хотя до сих пор слышу, как они спорят и кричат внизу. Кэрол, вероятно, так или иначе обвинит меня в разладе. Запираю дверь и ложусь. Почему, чёрт возьми, оно исчезло? Мне нужно его вернуть, мне нужно закончить.

Что эта девушка сказала, когда сделала это, дала мне возможность использовать свою силу на себе? «Гарантий нет, может понадобиться несколько попыток и много времени, и результат даже может оказаться не постоянным». Чёрт, мне нужно снова их найти.

Смотрю на свой комод с кровати. Мой блокнот отражается в туалетном зеркале. Я до сих пор не знаю, почему я не помню, чтобы писала в нём. Почему там нарисован странный кит?

1) Оказывается, на Западе есть целое понятие прибавки веса на первом курсе колледжа\института. Мол, из-за полового созревания, стрессов, смены образа жизни и т.д. студенты набирают лишних 15 фунтов (килограммов семь).

Вернуться к тексту