Не имея звезды (гет)

19 мая 1993г Хогвартс

— Ну что, грязнокровка, готовься собирать вещи, — ядовито отпечатал Малфой.

— Драко, а твой папа устроит нам пропуск на операцию перелома палочки этого уродца? — поинтересовалась Дафна.

— Конечно, — кивнул Драко. — Уже завтра он станет директором.

— Наконец-то в школе наведут порядок, — вздохнул Нотт. — Хоть будет поменьше вонять без этих грязнокровок.

— Поменьше вонять будет, — скривился Ланс, поднимаясь с диванчика и покидая гостиную. — Когда вы рты захлопните, и из них х..ми не будет нести.

Лансу в спину что-то выкрикнули, наверняка победно-язвительное и мерзостно-уничижительное. Герберт же, закинув руки за голову, отправился вверх по лестницам, которые вновь замерли. Но это был не сон, который наступал с отъездом учеников, это было оцепенение страха и отчужденность траура. После того как пострадала Гермиона, в замке начался настоящий шабаш. Во-первых, уже на следующую неделю в замок заявились авроры вместе с Министром Магии. Фаджа Ланс не видел, как не видел и того что произошло на опушке леса. А там действительно кое-что произошло.

По подозрению в занятиях черной магии и открытии Тайной Комнаты задержали Хагрида и отправили его в Азкабан. Причем не в следственный министерский изолятор, а сразу на нижние уровни к проклятущим дементорам. В газетах уже на следующий день появились статьи, в которых все описывалось так, будто сам Фадж проводил задержание особо опасного преступника. Но на этом проблемы не закончились. Все только набирало обороты.

Уже к десятому числу, Дамблдора поперли из школы. Эта новость громом ударила по всему замку, а эхо от звона, чуть не лишило Ланса чувств. Не будем лукавить, парнишке полюбился замок и царящая здесь сказочная атмосфера, да и магия оказалась классной штукой, с которой не хотелось расставаться. Но события удручали свое реалистичной неизбежностью.

Совет попечителей, единогласно, сместил директора с должности, а на его место назначил Люциаса Малфоя. Так что все было предрешено — как только выйдет административный срок, серобородый дедан покинет замок, как и Ланс и некоторые другие, кто родился с «грязной» кровью. А административный срок выходил завтра — ровно через десять дней после заявления. В эти дни Дамблдор оставался директором де-факто, но не был де-юре. Предполагалось, что он должен подготовить за эти дни все документы и информацию, которая поможет новому главе школе Чародейства и Волшебства Хогвартс.

В общем, как вы поняли, Ланс был в дурном настроении. Он ощущал себя птицей, которой обломали крылья. Ведь небо (выход из ситуации) так близко, только дотянись, только сделай рывок, но мешали сломанный крылья и грязные перья (долг и принципы). Герберт бесился о того, что был в силах легко и непринужденно решить все проблемы и даже вернуть Хагрида из темницы, но ему не позволяло то, что парень приобрел за эти два года. А именно — внутренний стержень. Нет, не тот который не позволяет согнуться под тяжестью мира, он то у Геба был всегда, а иной, новый стержень. Тот, благодаря которому ты никогда не предашь сам себя, никогда не сделаешь то, за что будет стыдно смотреться в зеркало.

Мимо прошли взволнованные, испуганные и обескураженные Поттер с Уизли. Они, спускаясь на этаж туалета Плаксы Миртл, даже не обратили внимания на однокурсника. Ланс усмехнулся — хоть кому-то относительно повезло. Когда в больничку угодила Грейнджер, замок перестал косо смотреть на Поттера, и многие даже извинялись за крамольные мысли и слухи в адрес Лохматого. Никто не сомневался в том, что очкарик даже в теории решится навредить своей подруге. Так что недавний изгой вновь нацепил сияющий доспех, белый плюмаж и превратился в прежнего, сверкающего честью и достоинством Героя.

Герберт уныло поднимался по лестницам, а потом свернул на шестой этаж. Он прошел мимо тяжелых, давящих своей безысходностью стен, миновал режущие красками картины и слепящие завитками гобелены. Избегал смотреть в отражения доспехов и до крови закусывал губу, до боли и хруста сжимал кулаки, но стержень так и не согнулся, а Ланс так и не прислушался к мысле о предательстве самого себя. Юноша остановился около кабинета Флитвика и даже занес свой кулак, чтобы постучаться, но потом безвольно опустил руку и поплелся дальше.

Ланс испугался, противно это признавать, но он испугался, что уважаемый прфоессор, может оказаться обычным взрослым. Таким, который ради собственной выгоды пожертвует тем, что сам считал принципиальным. Герберт не мог позволить себе разочароваться в Мастере Чар и поэтому пошел дальше. Да, скорее всего Флитвик согласился бы с мальчиком и не позволил бы тому и рта открыть, но Ланс просто не смог, не смог перешагнуть через эту часть себя. Через того самого уродца, который родился под градом побоев и грязи Скэри-сквера. Через уродца, который все так же держал глухую оборону в душе волшебника, щерясь отравленными пиками и зазубренными мечами.

А замок вокруг терял свою воздушность, оседая непомерной тяжестью на плечах Геба. Где была сказка, когда она так нужна, где настоящий Герой, которого так ждешь. Почему все как и раньше, почему никто не придет и не поможет, почему никто не спасет, выдернув за шкирку из тьмы. Ведь это сказка, ведь это быль. Но все было не так, вокруг чернела лишь суровая реальность. Никто не придет, никто не поможет и не спасет. В Скэри-сквере не спасали и в Хогвартсе не спасают. Магия не разделяла два мира, лишь оттеняла одну сторону монеты на фоне другой. А мир был все тот же. Те же законы, те же правила и абсолютная безысходность собственной упертости, как сказал бы взрослый и стойкости, как сказал бы иной, выросший на приключенческих романах, почти четырнадцатилетний мальчишка.

Герберт остановился и уселся прямо на холодный каменный пол, такой древний и такой бездушный по отношению к тем, кто не такой. Вокруг Ланса существовала лишь пустота. Ледяная, обезвоживающая пустота. Здесь не было людей, хоть коридор пользовался популярностью, картинные рамы были пусты, а привидения облетали чуть ли не за этаж.

Глупо да, сражаться с собой, за тех кому на тебя с высокой колокольни. Но Ланс не мог по-другому, теперь не мог. Наверно, зря «не мог», но этого было уже не изменить, уже не сломить то, что закалилось в души. Как нельзя стереть в пыль эпохальные горные пики, так же нельзя было заставить Ланса изменить своему решению.

И все же тот уродец, эгоистичный, мерзкий, не знавший что такое честь, совесть, мораль, принципы, все продолжал шептать своим мерзким голоском о том, чего нельзя слушать, чего нельзя знать. Герберт Ланс не был прекрасным, выдуманным принцем, он был реальным монстром, которое обернули в красивую, сияющую обертку и это была еще одна боль юноши. Он не хотел быть монстром из грязной реальности, он хотел быть принцем из прекрасной, выдуманной сказки, но он не хотел быть принцем, а желал оставаться тем, кто он есть — уродцем из Скэри-сквера. Это были две его части, одинаковые, равноправные, равноценные и слитые друг с другом, в тесном переплетении бесконечных метаний. В первые, юноша задался вопросом — кто он? Но это была реальность, а не сказка, и рядом так и не появилось того, кто ответил бы на этот вопрос.

Юноша услышал шуршание, тяжелое, давящие, скользящее. Парень расслабился, вдыхая носом аромат леса, реки и травы. Так пахло от всех зверей и от ветра, который порой забегал в замок, чтобы покружить среди людей, а потом вернуться к себе на волю. Это был запах, который заставлял уродца щемиться в своем логове, а прекрасного принца расправлять грудь и выпрямлять плечи. Запах чего-то родного, чего-то далекого и теплого, заботливого — запах природы.

— Ты пришел за мной да? — мальчик закрыл глаза и повернулся лицом к чему-то теплому.

Он не ощущал страха. Разве может быть смерть страшнее того, чего боялся Ланс и о чем было сказано чуточку выше. Конечно же нет — смерть лишь пустяк. Несущественная проблема, о которой не стоит задумываться.

Прозвучало шипение. Наверно, Ланс должен был разобрать его тон или что-нибудь еще, хоть что-нибудь, что намекнуло, рассказало, поведало трагичную историю, мало чем отличающуюся от легенды о волшебнике из Скэри-сквера. Но Геб не понял этого шипения, ведь он не был змееустом. Ланс любил зверей, они любили его, но он никогда не понимал их, но они всегда заботились о нем. Порой они подсказывали ему что хотят сказать, и Герберт мог приоткрыть полог над тайной природы, но не более. Ланс знал лишь один язык — человеческий. Поэтому он завидовал Поттеру, который не ценил того, что имел.

Ходить в обносках, когда имеешь целое состояние, общаться и дружить лишь с двумя, когда можешь стать своим у целой страны, ныть и плакать, когда нужно бороться до крови, до потери сознания и дикой боли во всем, что может болеть. Быть Гарри Поттером, когда можешь быть тем, кем захочешь сам. Ненавидел ли Ланс Поттера — бесспорно, завидовал ли — неоспоримо, желал ли смерти — ни капли. Герберт Ланс стал выше этого, выше того, о чем шептал уродец.

— Извини, — улыбнулся парнишка. — Моя тебя не понимать. Слушай, ты это — скажи народу, что бы не писал на эпитафии «он погиб глупцом». Пусть лучше накарябают что-нибудь вычурно-пафосное. Например «ни секунды в сомнениях».

И вновь шипение. Такое, от которого обливался страховым потом, а принц чувствовал себя спокойней, такое, от которого уродец холодел и жался, а принц разгорался тем самым пламенем, которое всегда жило внутри. Такое, которое было непонятно одному, но нисколько не заботило другого.

Ланс услышал далекое шуршание балахона и холод, окутавший его с ног до головы. Услышал костяной скрип и стальной скрежет. Старушка с косой была рядом. Прозвучало очередное шипение и даже сквозь закрытые глаза, мальчик увидел ряды длинных, острых клыков.

— Может тебе зубную щетку подарить? — усмехнулся парнишка. — При таком количестве зубов, она просто незаменима.

Шли секунды, а Ланс все ждал. Когда же он погибнет упертым глупцом (уродцем) по версии таких мудрых и правильных взрослых, и несгибаемым, отважным и храбрым приключением(принцем) по версии глупых и не послушных детей. Но ничего не произошло, смерть, вновь прошуршав балахоном, вдруг отступила.

А потом раздался оглушительный грохот и стук камней о камни. Ланс открыл глаза. Перед ним высился огромный змей, метров двадцать в длину и два в ширину. Голова змея, размером с легковушку, была припорошена каменной крышкой и залита темной, почти черной, кровью. Древний, почти двухтысячелетний василиск, сам себя бил башкой о стену, пока, наконец, не замер. Юноша поднялся, им было больно — и змею, и принцу.

— Ты, наверно, храбрее, чем я, — улыбнулся парнишка, протягивая руку.

Змея опустил голову и коснулся своими ноздрями-полосками, мозолистой, грубой, рабочей ладони музыканта. А Ланс, слушаясь принца и не боясь, посмотрел туда, где жила смерть. Он посмотрел в глаза василиска. Наверно, их мало кто видел. Но они были красивы. Вы думали что они красные? Вы ошиблись. Что они зеленые? И вновь не так. Изумрудные? Опять не верно. Они были цвета рассветного неба, часть их была черенующе-синие, а другая — алеюще-розовой. Прекрасный глаза, похожие на ... в общем, ни на что не похожие. Юноша провел по зеленой чешуе, который должна была оставить царапина на бриллианте, но даже не поцарапавшая кожу паренька.

— Хреново нам с тобой, да? — хмыкнул Геб. — Ты в рабстве у людей, я в рабстве у себя.

Змей зашипел, Ланс его не понял.

— Прости, глазастый, — вздохнул Ланс и закусил губу из которой уже струйками бежала кровь. — Ты спас меня, но мне не спасти тебя. Я слишком слабый. Вот Поттер да — он бы выручил, но он дебил.

Змей вновь зашипел, Ланс опять ничего не понял, но почувствовал себя чуть легче. Вдруг, юноша почувствовал как что-то мерзостное окутывает змея, как что-то яростное просыпается в глазах. Слова возвращали свою силу, василиск не мог долго противиться приказу.

— Прости, — повторил Ланс, отнимая руку. — Но, уверяю тебя, я буду ценить этот подарок и не сдохну пока не дотянусь до того, чего хочу дотянуться. Не забуду, что ты сделал для меня. И прости еще раз, за то что я такой слабак.

Пасть реального чудовища приоткрылась, показывая длинные, кривые и опасные клыки, которых не должно быть у змеи. Но глаза, прекрасные глаза, все еще оставались безмятежными и будто молили парнишку о побеге.

— Да, — кивнул юноша, поправляя бандану и сумку. — Я побегу. Прощай, Глазастый. Я буду помнить. Обязательно буду.

И юноша бросился на утек. Принц бежал, как некогда бегал по лесу, лишь ветер и птицы, могли бы сравниться с ним по скорости. Принц мог обогнать смерть, обогнать мысль и желание. Картины мелькали, сливаясь в позолоченные полосы древних рам. Гобелены расплывались в невероятное озеро из сероватых, блеклых нитей. Принц бежал, а рыцарские доспехи, блестели единой рекой из серебра и стали. Принц летел, а уродец визжал и бился в страхе, он молил забиться в угол и достать палочку, лихорадочно вспоминая все, что могло помочь защитить жизнь. Огонь стремительно летел по замку, а человек лишь сильнее забивался в темный уголок, в котором было спокойно и безопасно, среди отравленных копий и кривых мечей.

Геб остановился, лишь когда услышал далекий шепот. Шептали ли картины, призраки или люди, Ланс не знал, но зато слышал:

— Джинни Уизли, это Джинни Уизли похитили.

— Говорят, её скелет на века останется в Тайной Комнатею

— Бедные Уизли.

Шепотки все гремели и гремели, хотя вокруг не было ничего, ни картин, ни эктоплазменных, ни людей. Но звуки будто бились из всех отдушин и щелей, будто сам ветер приносились обрывки фраз к застывшему слизеринцу. И тут Ланс вдруг рассмеялся. Он смеялся так долго и заливисто, что могло показаться будто он свихнулся, или просто задыхается.

Но Проныре было не остановиться, он смеялся и смеялся. Не над ситуацией, не над судьбой, а над собой. Ведь он — такой умный, как считал сам, такой дедуктивно одаренный, как наивно предполагал прежде, такой хитрый, как заблуждался всего пару мгновений назад, такой ловкий, как убеждался раз за разом, не смог найти такую маленькую деталь, которая позволила бы избежать столь больших проблем.

Геб смеялся над собой. Над своей близорукостью, над своей узколобостью, нежеланием видеть того, чего не хочется замечать. Проныра смеялся над тем, как сильно он походил на Гарри Поттера. И тогда Геб снова побежал. Побежал, на третий этаж, где его ждал тот, кто все таки может помочь поверить в сказку, может сделать так, что в последний момент все вдруг исправиться и настанет долгожданный хэппи-энд. Герберт Ланс устремился к Альбусу Дамблдору, пока еще директору Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс.

* * *

Дорогу Лансу перегородила каменная горгулья, будто слетевшая с высоты Нотр дам-де-Пари. Она была непреклонна в своей каменной бездушности. Она была страшна клыками и когтями, и кожистыми крыльями, будто настоящими, а не высеченными из камня. Её львиная, носатая морда, смотрела без страха, как смотрит лютый зверь, на заблудившегося путника, у которого нет даже огнива. Юноша хотел было попросить монстра отодвинуться в сторону, но горгулья вдруг подняла свою каменную башку и внимательно вгляделась в юношу. А потом она, без лишних движений, отъехала за стену, обнажая проход к винтовой лестнице.

— С меня... эммм, ну, в общем, то чего статуям обычно надо, — крикнул на ходу Ланс.

Он не знал что может потребоваться каменному монстру, но решил что выяснит. Ведь этот волшебник, бегущий к директору школы, не забывает долгов, ни чужих, ни, что более важно — своих.

Проныра даже не думал останавливаться напротив массивных дверей из красного дерева. Он открыл их мощным пинком и вихрем влетел в овальный кабинет, со множеством причудливых механизмов. Там, у окна, стоял стол на массивных, резных ножках — за ним сидел Дамблдор, обеспокоенно теребящий бороду. Напротив, в миниатюрном креслице находился Флитвик, неравно крутящий палочку между пальцев. В отдалении виднелась стойка Фоукса и шкаф, на котором лежала Шляпа. Дамблдор оторвался от бороды и недоуменно посмотрел на нежданного посетителя.

— Герберт? — удивился Великий Светлый Волшебник.

— Директор, ебнврт, полундра, ховаться поздно! Надо швытко опернуть, хрен знает что, но надо. Епст...

— Ланс! — прикрикнул Флитвик. — Успокойтесь, иначе мы ни слова не поймем!

Дамблдором взмахом руки создал кресло, на которое тот же час плюхнулся Ланс. Он некоторое время дышал, с закрытыми глазами, пытаясь успокоить нервы. Когда он волновался, то переходил на бандитский говор, который в Хогвартсе был понятен немногим, скорее никому кроме Ланса.

— Это василиск, сэр, — выдохнул мальчик.

Дамблдор перестал теребить бороду, а потом сверкнул глазами.

— Все сходиться, — прошептал древний маг. — Слизерин, змееуст, василиск, монстр... Что еще ты выяснил, мальчик мой?

— Джинни Уизли.

— да, её родители уже в пути, — кивнул профессор чар.

— Да нет же! — крикнул Ланс. —Я думал что это она, а это не она, а ею!

— Герберт!

— Мля. Ок. Я в своей тупоголовости решил, что Джинни Уизли и есть наследник, но на самом деле её в тупую пользовал неизвестный мне хрен! Скорее всего бестелесный хрен, под названием — черножопый артефакт!

— Спокойнее, Ланс, — взмолился Флитвик. — Ни слова же не понятно.

— Нет, Филиус, — покачал головой директор. — Все понятно. Все идеально сходится, а я, еслит бы не упустил маленькую деталь, мог бы все это предотвратить.

Ланс поперхнулся, до того сильно эти слова походили на его собственные мысли.

— Но когда Джинни получила столь опасный артефакт...

— Летом, вернее в конце, — процедил Геб. — Его ей подбросил слабозадый-Старший... Люциус Малфой то бишь. Зуб даю, он хотел подобным выкидоном вам седалище снести. И у него почти выгорело, хрен вертлявый.

— Альбус, у тебя нет валерьянки или успокоительного? — продолжал молить Филиус. — Мне ничего не ясно, но уши заворачиваются.

— Relaxivius — с ладони Дамблдора сорвался маленький шарик, быстров питавшийся в грудь парня. Герберт почувствовал себя так, словно его пару часов отпаивали теплым чаем. На душе стало спокойно. — Прости Герберт, что пришлось тебя зачаровать.

— Ничего, так даже лучше, — улыбнулся поплывший в кресле юноша.

— Ты не объяснишь, как пришел к этим выводам?

— Все просто, — пожал плечами спокойный, словно слон, слизеринец. — начну в хронологическом порядке — Ноорис. Филч спалил Джиневру на том, что та пронесла в замок раненную птаху. Завхоз заявил что нельзя тащить в замок всякую падаль, Уизлии сказала, что это будет ей вместо совы. Филч проехался по теме мало обеспеченности Уизли, забрал птаху и отнес её к Помфри, а когда та подлечила бедолагу, то выбросил из окна. Птичка улетела. Джин затаила обиду. Артефакт,к ак мне кажется, срывает шлюзы с самых потаенных и злых желаний. Так первой жертвой стала кошка.

Дамблдор кивал, показывая что и он так думает, Ланс продолжал:

— Потом ситуация с Колином Криви, которого нашли на третьем этаже. Признаю, это, скорее всего, из-за меня. Именно на третьем этаже, как я теперь уже уверен — находится женская общая ванная. Криви фоткал эти места, и его спалил некто, кто может заставить оцепенеть. Это напрямую не указывает на Джин, но говорит о гендерной принадлежности подозреваемого.

— А как же Джастин Фин-Флетчли? — подал голос Флифтвик.

— Ничего такого. Он распускал слухи о том, что Гарри Поттер злодей и плохой парень. Джинни влюблена в Поттера и отомстила обидчику. Та же история и с Грейнджер — ревность чуть не првиела к смерти Гермионы. Ну и последний штрих — я.

— Вы? — хором спросили профессора.

— Только что меня чуть не схомячил василиск, — вновь пожал плечами юноша, шокируя всех присутствующих.

— Как же ты спасся? — выдохнул Дамблдор.

Герберт в смущении стал теребить свой рукав.

— Меня спасли.

— Кто?

— Василиск.

— Relax...

- Стой, Альбус, это не хамство Ланса из-за волнения! — рявкнул Флитвик.

— Спасибо, профессор, — кивнул Геб

— Я не понимаю, — покачал головой Альбус, который действительно хотел понять, но просто не мог. А Флитвик, кажется, легко все понял. — Мальчик мой, ты же не змееуст.

— Ну, звери меня всегда любили, а змея, пусть и большая, тоже зверь. Василиск чуть себе голову о замок не пробил, чтобы сбросить чары слов. Его не надолго хватило и я...я...я...

Слизеринец не смог заставить себя признаться в том, что он паскудно сбежал, оставив своего спасителя наедине с судьбой. Парню помогло то, что Флитвик с силой сжал его плечо и одобряюще кивнул. Тут Дамблдор вдруг замер, будто прислушиваясь к чему-то, а потом древний маг, будто постарел на сотню лет.

— Гарри Поттер, Рональд Уизли и Локхарт исчезли из замка.

— Что? — воскликнул Флитвик.

— Кажется, они нашли вход в Тайную Комнату.

— Мы должны немедленно последовать за ними!

— Куда? Мой друг, куда? — грустно улыбнулся Дамблдор. — Сотни лет великие умы искали эту комнату и так и не нашли, думаешь мы найдем её сейчас?

— Ланс?

— Без понятия, — покачал головой юноша. Он и сам не знал, где вход в коморку Салазара. — Единственное, что могу сказать — змей передвигается по трубам и вентиляциям.

Директор некоторое время сидел в абсолютной задумчивости, а потом легко кивнул.

— Этого может оказаться достаточно.

Глава Визенгамота взмахом руки приманил к себе шляпу. Та взлетела, колыхнув остроконечным пиком, и приземлилась прямо на стол перед магом. На своем насесте взмахнул крыльями Фоукс и спланировал прямо на эту самую шляпу. Та, что удивительно, сама свернулась в плотный рулон и буквально напросилась в лапы фениксу. Тот её мигом схватил и вновь взмахнул крыльями. Дамблдор даже не пошевелился, но Ланс почувствовал, что тот каким-то неведомым образом распахнул двери кабинета.

— Ты знаешь что делать.

Фоукс курлыкнул и огненной лентой взвился к выходу, исчезая за поворотом. В кабинете остались лишь трое. Дамблдор был обеспокоен, Флитвик индифферентен, Ланс, судя по лицу, метался между двумя крайностями. Что не ускользнуло от взора директора.

— Герберт, мальчик мой, но почему ты не пришел ко мне раньше?

Геб продолжал теребить рукав, не поднимая взгляд. На душе было спокойно, но теперь парень, растерявший весь свой лихой, пиратский, разбойничий запал, вдруг застремался ситуации, в которой н буквально под микроскопом у директора и мастера чар.

— Я понимаю, — вдруг произнес Дамблдор. — Ты возвращал долг семье Уизли.

Юноша кивнул. Это была одна из причин. Первая, самая явная — не желание стучать, возведенное в абсурдный апогей (привет из приюта), второе — собственный долг. Да, Ланс не просил заботиться о нем и давать крышу на летнее время, но все же Уизли сделали это и парень чувствовал, что должен отплатить. Признаться, теперь, когда над ним не висел долг, он чувствовал себя намного свободнее.

— Но что же гложет тебя сейчас?

Флитвик как-то странно зыркнул на Дамблдора, а потом посмотрел на Ланса. И этот взгляд будто говорил, что юноша не обязан отвечать. Но Ланс все же ответил:

— Помните вы сказали, что я добрый человек.

— Конечно, — кивнул директор. — Я в этом убеждаюсь все больше с каждым днем нашего знакомства. Позволь узнать — это из-за того что ты сейчас чувствуешь?

— Да, — ответил юноша, несмотря на предостерегающий вороний клекот декана Рэйвенкло.

— Как говорит нынешняя молодежь — за кого ты болеешь?

— Сейчас говорят — за кого топишь, — машинально поправил Геб, но чуть стушевался, когда натолкнулся на насмешливый взгляд старых, но чуть детских глаз, блестящих из под очков половинок.

— Буду знать, — наверно, будь Дамблдор лет на двадцать моложе, он бы рассмеялся. — И все же?

— Гер... — Флитвик не успел договорить.

Ланс прислушался к принцу и сказал:

— За василиска.

Потом прислушался к уродцу и закончил:

— И за Поттера.

На какую-то часть гоблин тяжело вздохнул и потянулся ладонью к лицу. Было видно, что он устал от слишком много и ему требуется отпуск. Который уже не за горами. Как говорится — и слава богу. Ланс же понимал, что с одинаковой степенью желает победы и змею и Лохматому. Здесь не было даже капли перевеса — весы с точностью до микрона встали параллельно друг другу.

Дамблдор, поняв это, тоже вздохнул, но вместо тяжести там было сожаление.

— Боюсь, однажды, мальчик мой, тебе придется выбира...

— Дамблдор! — необычайно грозно произнес Флитвик. Впрочем, он тут же принял свое прежнее обличие, мало чем напоминающего то, что явилось сейчас. — Я думаю, мне стоит проводить мистера Ланса до Поппи. Мало ли что могло произойти. Плюс столько переживаний, столько проблем...

— Конечно, конечно, — закивал Великий маг. — Думаю, теперь я могу сказать — до встречи в следующем году.

Флитвик одним лишь взглядом поднял Ланса на ноги и они вместе зашагали прочь. За спиной остался все еще беспокоящийся директор, но было видно что он верит в сына своих друзей и не сомневается в победе. Хотя, сложно было сказать — бросился ли директор на выручку, будь у него такая возможность. Порой, человек должен сделать то, чего он не может сделать в принципе, чтобы стать тем, кем он не смог бы стать прежде.

Спустившись по винтовой лестнице, Ланс кивнул горгульи, но та вновь обратилась в неживую статую, каковой и была. В замке повисла предвкушающая тишина, будто сама крепость застыла в ожидании развязки истории этого года. Истории, в которой Поттер вновь должен слхеснуться с опасным противником, а Ланс опять разгадал загадку, хоть и обещал себе в них не влезать. Но видимо не Геб искал загадки, а они его. Проныре это не нравилось, он не собирался становиться детективом, и уж точно — фараоном. Все чего хотел мальчик — оказаться на сцене и играть перед толпой свою музыку, которая, однажды, на что надеялся парень, вновь обретет свою целостность. Да, сцена, музыка и толпа, это все чего желал мальчик от своего будущего.

— Герберт, — окликнул слизеринца Флитвик. Юноша обернулся и наткнулся на строгий взгляд. Мастер не собирался шутить. — Послушайте меня очень внимательно, Герберт. Дамблдор хороший и добрый человек, но некоторые вещи он не может понять, просто потому, что это не в силах его разума. Если хотите — это не в силах разумов большинства существ, населяющих эту планету. Альбус хотел сказать что вам надо выбирать, но забудьте эти слова! Не надо ничего выбирать! Слышите — ни-че-го! Живите так, как живете, делайте то, что считаете нужным, чувствуйте так, как привыкли чувствовать. Вы это вы, мистер Ланс! Не стоит отдавать предпочтении ни одной из чаш весов, просто примите их равновесие и живите с ним.

На какую-то часть гоблин говорил эти слова, будто сам их когда-то слышал от другого и прекрасно понимал, что говорит и о чем. Он действительно — понимал. Причем, понимал еще и кому говорит...

— Профессор, вы знаете кто я, — это был не вопрос, а утверждение.

— Да.

— Но вы мне не скажете.

— Нет.

Тишина.

— Вы не спросите почему?

— А надо? — по-пиратски улыбнулся юноша.

— Нет, — в хищной усмешке растянул губы частично гоблин. — Я и так скажу. В магии, Герберт, нельзя давать ответы спрашивающему. Каждый сам должен найти свой ответ иначе можно слишком сильно заплутать на тропинках волшебства и потерять то, чего нельзя терять ни в коем случае. Иначе, можно потерять самого себя.

Парень кивнул. Он пока не понимал ни первой речи Флитвика, ни его последнего спича. Но он был уверен, что однажды обязательно разберется в этом.

— Спасибо, профессор, — произнес «ритуальную» фразу юный волшебник.

— Не за что, Герберт. Абсолютно не за что, — прозвучал «ритуальный» ответ.

20 мая 1993г Хогвартс, Запретно-Волшебный лес

Высокий, черноволосый юноша стоял у дерева, наслаждаясь шумом лиственных крон. Если не знать что ему только через пару месяцев исполниться четырнадцать, то парню можно было смело дать пятнадцать или почти шестнадцать. На лицо он был необычайно красив, а фигурой весьма статен, вот только грубые ладони, выдавали в нем человека, не принадлежащего к аристократии. С первого взгляда было понятно, что этими руками работают слишком часто. Об этом говорила местами сбитая кожа и необычайно мозолистость.

Юноша чего-то ждал. Впрочем, ждал недолго. Перед ним вдруг вспыхнуло красное пламя и в воздухе появилась птица, похожая на павлина, но слишком изящная и не таких размеров, и обладающая ослепительно ярким, красным оперением. На руки юноше упали два шарика похожих на рассветное небо. Частично — черенюще-синие, частично — алеюще-розовые.

— Я знал, что на тебя можно положиться пингвин, — хмыкнул юноша.

Странная птица курлыкнула и исчезла во вспышке.

— Мне жаль что ты погиб, — тихо произнес статный парень. — Но Герберт Ланс не забывает долгов. Пусть ты и погиб. Но я исполню твою мечту.

Юноша достал из кармана платок и скрутил его так, чтобы из него получилось ложу. Когда с этим было покончено, черноволосый приложил пальцы ко рту и дунул, издавая пронзительный свист. В тот же миг, на плечи парня опустились две птицы. Сложно было сказать что это за птицы, потому что люди о таких точно не слышали. Как, впрочем, и той что умеет появляться и исчезать в пламени. Хотя, возможно, именно о той и написано достаточное количество историй и легенд.

Странный подросток протянул платок и вспорхнувшие летуны растянули его в воздухе, держа в цепких когтях. На платок были положена два шарика и вскоре пернатые устремились к небесной выси, которая сияла летней голубизной и сверкала величественными замками-облаками.

Если бы кто-то знал историю, предшествующую этому моменту, он бы сказал следующее. Он бы сказал то, что кажется абсурдом. Он бы рассказал о василиске, мифическом существе, которое ненавистно всему миру, за его чудовищность и смертельно-опасные глаза, убивающшие любого, кто на него взглянет. Он бы рассказал о василиске, рожденном почти две тысячи назад, рожденным лишь для того, чтобы нести смерть. Он бы рассказал о монстре, который веками жил в темноте и тесноте, мечтая увидеть небо, о котором говорила память его крови — звериное наследие. Мечтая, ощутить на своей чешуе ветер свободы и ползать всюду, куда падет взгляд, а не только по узким тоннелям вечной тюрьмы. Рассказал бы о существе, которое освобождалось лишь дважды, но оба эти раза порабощалось, терпело внушение, в котором говорилось лишь о жажде и необходимости убийства. Он бы поведал вам, историю о ужасном, реальном монстре, который смог одолеть чары величайшего из темных магов, чтобы спасти того, кто был слишком слаб, чтобы ответить тем же. Может быть, это была бы грустная история, потмоу как монстра так и не спасли, так и не превратили в то, о чем мечтал этот монстр. Но, в итории есть и что-то хорошее, ведь этот спасенный, никогда не забудет такого подвига, и не когда не забудет того, что василиск в итоге увидел бесконечное небо, он взлетел в него, на мгновение став безвредной, свободной птицей. На мгновение — дотянувшись до мечты рожденного ползать, убивать и быть порабощённым.

Десятью минутами позже.

Герберт Ланс возвращался в замок, чтобы собрать вещи и отправиться к поезду. Этот год закончился раньше, так как были отменен не только Квиддичный турнир, но и все экзамены. Для Ланса год был как всегда тяжел и опасен и, что греха таить, сам бы он с ним не справился. Но он всегда будет благодарен Глазастому, который выручил его в последний момент. Пожалуй, это был его первый друг в волшебном мире. Друг, бывший таковым всего миг, но сделавший за этот краткие промежуток времени, несоизмеримо великие вещи.

Ланс знал, что Уизли сейчас обнимают целуют героя, который спас их дочурку и поверг страшного монстра. Знал, что этого героя чествуют и многие другие, но ведь был и другой Герой. Тот, который спас всего одного человека.

Учебный год заканчивался и Герберт Ланс покидал сказку, которая все же имела счастливый конец.