Дадли (гет)

Второго мая в Коукворте с самого утра было сыро и промозгло. Стоял туман, укрывший собой даже пункт их охраны в доме напротив.

Дадли частенько наблюдал за волшебниками, облюбовавшими заброшенный дом, через окно в своей спальне. Телевизор давно не включался. Сломался, наверное. Делать всё равно больше было нечего.

Волшебники тоже встречали его появление в окне как что-то привычное: дружески кивали и махали руками. Он отвечал тем же, но вживую с ними не встречался. Боялся выходить из дома.

Отец вон вышел, и где он теперь? Дадли очень надеялся, что действительно за границей и когда-нибудь вернётся.

В какой-то момент снова выглянув в окно, Дадли заметил, что туман рассеялся. Стало очевидно, что дом напротив пуст. Их бросили. Что это могло значить? Это плохо или хорошо? Волшебники попались своим врагам? Этим, как их, пожирателям? Или, наоборот, всё наконец закончилось, и им с мамой больше ничего не угрожает?

Дадли спустился вниз в гостиную и застыл на месте. На полу лежал окровавленный, едва живой человек. Он был без сознания. Из рваной раны на шее толчками вытекала кровь.

Дадли перевёл взгляд на замершую мать, в ужасе смотревшую на умирающего мужчину.

— Мам, очнись! — закричал Дадли. — Он же сейчас умрёт. Сделай что-нибудь! В скорую позвони!

Петуния вздрогнула, отмирая, и бросилась к телефону.

— Алло, скорая? Человек умирает!

Она назвала адрес и положила трубку. Стянула с плеча полотенце, крепко прижала его к шее мужчины и принялась ждать врачей, приговаривая:

— Снейп, не смей умирать. Я больше не перенесу ни одной смерти, даже твоей.

Что? Они знакомы? Дадли и не подозревал, что у матери могли быть такие знакомые. Мужчина на полу внушал ужас, даже будучи при смерти.

— Знаешь, это даже забавно, что нас поселили именно в твоём доме. Уж не знаю почему, но это, пожалуй, символично. Снова Коукворт, из которого я вырвалась с таким трудом. И снова ты.

Дадли поражённо смотрел на мать. Она никогда не рассказывала, откуда родом. Да, откровенно говоря, Дадли и не спрашивал. Он вспомнил её отрешённый взгляд в окно в самый первый их день в этом доме. Тогда он не понял, что это было. А это было узнавание. Она вернулась в город своего детства, где, похоже, ей было не слишком хорошо.

— Если они сейчас же не приедут, я их засужу, — зло выговорила Петуния, продолжая крепко прижимать разбухшее от крови полотенце к ране Снейпа.

В ту же секунду дверь с грохотом распахнулась. В дом вбежали санитары с носилками и врач скорой помощи. Через минуту гостиная опустела. Мама, конечно, поехала с ними.

Дадли остался дома один. Совсем один. Даже охраны за окном нет. Как-то это странно, но почему-то не страшно.

Мама вернулась только под утро. Уставшая, в измятом, окровавленном домашнем платье.

— Как он? — спросил Дадли.

— Боже, как я устала. Если после всего он не выживет, не знаю, что с ним сделаю, — не глядя на сына, сказала Петуния и ушла в душ.

Дадли хмыкнул. Да, мама, если сильно захочет, с того света вытянет, чтобы высказать всё, что думает.

* * *

Теперь мама день за днём пропадала у Снейпа в больнице. Поначалу она ходила мрачнее тучи. Видно, всё было плохо и неопределённо.

Потом её настроение начало меняться. Она уже иногда оставалась дома подольше, чтобы прибраться и приготовить что-нибудь. Быстро ела, иногда даже забывая про аперитив, чем несказанно радовала сына, и уезжала обратно в больницу, увозя с собой контейнеры с домашней едой.

Дадли терпеливо дожидался её дома. Его она с собой не звала. На все его вопросы отвечала непонятно и односложно. Будто и не отвечала, а сама с собой разговаривала. Так Дадли услышал о неоднократном переливании крови, каком-то облучении и операциях. Да, Снейпу этому, похоже, здорово досталось.

Пока мамы не было, приходил тот чернокожий волшебник в тюрбане. Увидел Дадли, кивнул, здороваясь. Дадли ответил.

— А где твоя мама? — спросил визитёр.

— В больнице.

— Заболела? Впрочем, неважно. Я пришёл сказать, что всё закончилось. Мы победили. Больше нет необходимости прятаться. Если твоя мама хочет переехать отсюда, мы не станем ей мешать.

— А если не хочет? — спросил Дадли. Мама действительно давно не заговаривала про переезд и дом на Тисовой.

— Если не хочет, может остаться. У этого дома не осталось наследников. Последний хозяин погиб на войне второго мая. Вряд ли кому-то придёт в голову выгонять вас из этой развалюхи, — усмехнулся волшебник.

Дадли силился вспомнить его имя и не мог. А может, и не знал никогда.

— Мы прожили в этой развалюхе почти год, — буркнул он, отчего-то обидевшись за дом.

— Ладно, ладно, не сердись, как тебя, Дадли, — примиряюще поднял руку волшебник. — В общем, передай матери всё, что я сказал. Хотя нет, давай-ка я лучше ей записку оставлю.

Волшебник давно ушёл, а Дадли всё рассматривал листок бумаги, исписанный чётким каллиграфическим почерком. Кингсли — вот как звали этого волшебника.

Когда вечером вернулась мама, сразу обнаружила записку. Нахмурилась, озадаченно перечитывая текст.

— Значит, они уверены, что Северус умер, — задумчиво прокомментировала прочитанное.

— Ага, — подтвердил Дадли. — Кингсли этот так и сказал: не осталось хозяев.

— Пожалуй, это даже хорошо. Вот Северус выздоровеет, пусть сам решает, хочет он воскресать или нет, — заключила Петуния.

Дадли порадовался, что не сболтнул лишнего про Снейпа. Хотят секретничать — пусть их. Им, взрослым, виднее.