Дадли (гет)

Мама снова невидяще уставилась на огонь в камине. Она не хотела с ним разговаривать. Молчала уже вторую неделю. Дадли беспомощно смотрел на неё. Он давно всё осознал и уже много раз попросил прощения. Мама никогда раньше не обижалась так долго. А теперь совсем как неродная. Сидит, молчит, плачет всё время.

Ну что он такого сделал? Просто ушёл из дома погулять. И не один ушёл, между прочим. Вместе с отцом. Им надоело сидеть взаперти в этом старом пыльном доме в Паучьем тупике Коукворта.

Дадли помнил, как отец громко возмущался, когда эти ненормальные волшебники притащили их сюда из чистого уютного домика на Тисовой. Кричал, что ни за что не позволит поселить его семью в этой ужасной дыре, что, в конце концов, у него бизнес, за которым надо приглядывать, и что они вообще себе позволяют.

Какой-то чернокожий волшебник в дурацком тюрбане (или как это у них называется?) терпеливо выслушал все стенания Вернона Дурсля, а потом просто, тихо и буднично сказал:

— Дело ваше. Если вам не дорога ваша семья, можете проваливать, куда хотите. Только не жалуйтесь потом, что мы вас бросили на произвол судьбы.

— Но почему здесь? — всё-таки спросил подрастерявший пыл мистер Дурсль.

— Поверьте, это последнее место, где убийцы станут искать семью Гарри Поттера, — не стал ничего объяснять волшебник. — За вами будут присматривать. Продукты лучше всего заказывайте на дом. Не стоит вам светиться на улицах.

— Это надолго? — хмурился папа, а мама невидящим взглядом уставилась в грязное, пыльное окно, словно призрак увидела.

— Надеюсь, что не слишком, — неопределённо ответил волшебник. — Идёт война. Поверьте мне, мистер Дурсль, это лучшее, что мы смогли придумать, чтобы защитить вас.

* * *

И они остались. Папа долго бушевал, поминая проклятого Поттера и упрекая маму, что это её мягкотелость довела их до такого. Ведь он тогда ещё, семнадцать лет назад, предлагал отправить мальчишку в приют. Жили бы себе припеваючи без ненормального племянника и горя не знали.

Мама кивала, соглашаясь. Она тоже не жаловала кузена Гарри.

А Дадли тогда почему-то впервые подумал о том, что было бы, если бы всё случилось наоборот. Если бы он, Дадли Дурсль, остался без родителей совсем маленьким, взяли бы его к себе родители Гарри? И как бы они к нему относились? Он бы тоже жил в чулане и ходил в обносках?

Тогда он быстро отогнал эти мысли. К чему думать о том, что и как могло бы быть? Всё случилось, как случилось. А вот как жить без телевизора — это вопрос вопросов.

Телевизор им привезли на большом грузовике вместе с холодильником, стиральной машиной и новой электрической плитой. Папа говорил, что проводка в доме ни к чёрту, но не век же им тут куковать. А потом они всё это с собой заберут.

Дадли откровенно скучал. Все его дружки остались на Тисовой. Телевизор даже ему смотреть надоело, а ведь он рекордсмен по просмотру всех подряд передач. Читать он не любил, да и книжки в этом доме стрёмные какие-то были. Гулять не выпускали.

Хорошо маме, у неё есть дело — она убирается в доме с утра до ночи. Папа тоже нашёл себе занятие — он всё-таки решил поменять проводку, бурча под нос, что обязательно выставит счёт хозяину дома.

И только Дадли неприкаянно болтался по дому. Ему почему-то ни разу не пришло в голову попробовать помочь родителям.

* * *

Месяц прошёл, а ничего не изменилось. У волшебников продолжалась их непонятная война, а Дурсли сидели взаперти в чужом старом доме.

Ещё через месяц папа не выдержал и заявил, что с него хватит. Он должен привести в порядок дела фирмы, иначе они по миру пойдут.

Мама плакала, убеждала ещё немного подождать, но папа был неумолим. Он собрал вещи, сел в машину и уехал в Лондон. Его не было целую неделю. Мама с ума сходила. В этом старом доме даже телефона не было, чтобы он мог позвонить семье и как-то их успокоить.

Приходили волшебники, двое. Видимо, именно они и приглядывали за домом. Спросили, где Вернон, получили в ответ "не знаю" от мамы и молча удалились. А вечером вернулся папа. Злой, взъерошенный какой-то, с кипой бумаг в руках.

Ещё через месяц он продал фирму своему компаньону, а все деньги положил на счёт в банке. На них они и жили всё это время.

Папа так и не рассказал ничего о той недельной поездке. Но долго не заговаривал о желании выбраться из дома.

* * *

Снова он вспомнил об этом к новому году. Предложил маме подумать о том, чтобы уехать на континент, пока у них ещё остались какие-то деньги. Мама колебалась. Она злилась на волшебников, но почему-то верила им. Верила, что ей и её семье грозит серьёзная опасность.

Папа убеждал, грозил, умолял (Дадли и не знал, что он умеет умолять), обещал, что всё будет хорошо. Дадли был с ним согласен. Ему просто осточертело прятаться в этом скучном доме.

Так и не убедив маму, папа однажды просто взял ключи и сел в машину. Дадли не знал до сих пор, что заставило его прыгнуть следом. Наверное, он был уверен, что скоро они вернутся за мамой. Папа покосился на него и одобрительно хмыкнул.

* * *

Дадли помнил, как они ехали в Лондон. Помнил здание аэропорта, толпы людей вокруг. Помнил, как все вдруг заволновались, началась паника. Их с отцом разделило толпой. Дадли испугался, очень сильно испугался. Кажется, даже плакал.

К нему подошёл кто-то (теперь он не мог вспомнить, кто это был, как ни старался) и предложил помочь. Дадли был рад любой помощи и кивнул.

Больше он про тот день ничего вспомнить не может. Следующее, что всплывает в памяти, — плачущая мама и этот дом.

— Мам, посмотри на меня, пожалуйста, — умолял Дадли, пытаясь поймать постоянно ускользающий взгляд Петунии.

Но она упорно не смотрела на сына. Казалось, что угодно способно было привлечь её внимание, будь то давно не мытая сахарница на столе или забытая много дней назад книжка в кресле у камина, колышущаяся от сквозняка криво висящая занавеска или уже засохшая кастрюля в раковине. Что угодно, только не лицо собственного сына.

Хуже всего было то, что она почти ничего не ела. Дадли устал уговаривать её приготовить хоть что-нибудь. Да пусть даже не приготовить. Обычных бутербродов пожевать.

Однажды бессмысленный блуждающий взгляд Петунии остановился на стеклянной дверце кухонного шкафа, за которой давно прижилась бутылка отцовского аперитива. Петуния вздрогнула, взгляд её чуть прояснился.

Дадли наблюдал, как она, словно зачарованная, поднялась со стула, подошла к шкафу и открыла дверцу. Мгновение поколебавшись, она достала бутылку виски (отец признавал в качестве аперитива исключительно хороший виски, бывший его маленькой слабостью) и любимую отцовскую рюмку на высокой тонкой ножке.

Аккуратно налив полную рюмку, Петуния растерянно оглядела пустой пыльный стол и словно бы удивилась: как такое возможно? Дадли молча наблюдал, как мама подошла к холодильнику и долго внимательно рассматривала его содержимое. Выбрала кусок заплесневелого сыра и консервы из тунца. Вернулась к столу, достала нож и разделочную доску. Аккуратно обрезала заплесневелые края и нарезала сыр. Открыла консервную банку, вывалила содержимое в тарелку, которую только что сполоснула. Вооружилась рюмкой и вилкой.

— Что ж, Дадли, — вздохнув, сказала она. — Твоего отца здесь нет, а виски есть. Это всего лишь аперитив, но иначе я просто не в состоянии поесть. Ты же не против?

— Конечно, мам, — поспешно ответил Дадли. — Я разве спорю? Лишь бы ты пришла уже в себя.

Петуния кивнула и опрокинула рюмку. Даже не закашлявшись, принялась за еду. Дадли выдохнул с облегчением. Самому ему представленное меню аппетита не внушало. Но пусть мама ест, лишь бы прижилось.

С тех пор в доме снова стало чисто. Запахло свежеприготовленной едой. Регулярно приезжали курьеры с продуктами.

Маму будто заново включили. На щеках появился румянец, которого и раньше-то не наблюдалось, до всей этой истории с Коуквортом.

Поначалу Дадли радовался переменам, но потом его стала беспокоить неизменная рюмка аперитива перед обедом, а потом и перед ужином.

А ещё случались посиделки у камина по вечерам. И тоже за рюмкой-другой виски, который в доме теперь не переводился.

— Знаешь, Дадли, — как-то вечером заговорила мама, не сводя глаз с его фотографии на каминной полке. — Твой отец поступил очень глупо, выйдя за порог этого дома. Оставил меня совсем одну.

— Мам, ты чего? — возмутился Дадли. — Ты не одна. Я же здесь, с тобой.

— Совсем одну, — повторила Петуния. — И я не желаю знать, где он сейчас. Поделом упрямцу. Боже, что я говорю! Но ты, мой Дадличек...

— А что я? — удивился Дадли. — Со мной всё в порядке. Да и отец ещё вернётся из своих заграниц. Вот увидишь, всё ещё будет как раньше.

— Увы, мой сыночек. Ничего уже не вернуть, и как раньше не будет, — грустно покачала головой Петуния, нежно поглаживая рамку с фотографией, на которой они втроём стояли на фоне белого домика на Тисовой улице.

— А давай-ка посмотрим наши альбомы! Сейчас я их принесу, — вдруг встрепенулась Петуния и на нетвёрдых уже ногах пошла в спальню, где в комоде хранился их семейный архив.

Дадли проводил её озабоченным взглядом. На него она так ни разу и не взглянула. Ну хоть не молчит, и на том спасибо.

Потом они целый вечер сидели рядом на диване и рассматривали старые фотографии. Дадли — ещё совсем малыш: то на горшке, то в кроватке, то с куском торта или пиццы.

Петуния только и делала, что восторгалась его пухлыми щеками и хорошим аппетитом. А Дадли удивлялся: как это он раньше не замечал, что почти на каждом снимке он с какой-нибудь едой. А ещё пытался вспомнить, в какой момент всё переменилось.

Сейчас вот, например, совсем есть не хотелось, хоть он знал, что на кухонном столе его дожидаются заварные пирожные, приготовленные мамой.

Чудесный вечер омрачало только то, что бутылка виски быстро шла на убыль. Не таким уж идиотом был Дадли, чтобы не понимать, что это уже не просто аперитив для аппетита перед едой. Это проблема.

Вот только мама не собиралась пока что её решать, как он ни умолял.

Так прошёл март, за ним апрель. Дни сливались для Дадли в одну сплошную беспросветную линию. Мама теперь неизменно выпивала рюмку перед завтраком, обедом и ужином, и всякий раз со словами:

— Сыночек, не волнуйся, это всего лишь аперитив, ты же знаешь, иначе я не смогу поесть. Папа всегда так делал — и не спился. Ну, для здоровья.

"Для здоровья столько не пьют", — мрачно думал Дадли. Он совершенно не знал, что ему делать. Мать по-прежнему его не слушала. А он был вынужден беспомощно наблюдать за тем, как быстро она меняется. Приближался май.

Второго мая в Коукворте с самого утра было сыро и промозгло. Стоял туман, укрывший собой даже пункт их охраны в доме напротив.

Дадли частенько наблюдал за волшебниками, облюбовавшими заброшенный дом, через окно в своей спальне. Телевизор давно не включался. Сломался, наверное. Делать всё равно больше было нечего.

Волшебники тоже встречали его появление в окне как что-то привычное: дружески кивали и махали руками. Он отвечал тем же, но вживую с ними не встречался. Боялся выходить из дома.

Отец вон вышел, и где он теперь? Дадли очень надеялся, что действительно за границей и когда-нибудь вернётся.

В какой-то момент снова выглянув в окно, Дадли заметил, что туман рассеялся. Стало очевидно, что дом напротив пуст. Их бросили. Что это могло значить? Это плохо или хорошо? Волшебники попались своим врагам? Этим, как их, пожирателям? Или, наоборот, всё наконец закончилось, и им с мамой больше ничего не угрожает?

Дадли спустился вниз в гостиную и застыл на месте. На полу лежал окровавленный, едва живой человек. Он был без сознания. Из рваной раны на шее толчками вытекала кровь.

Дадли перевёл взгляд на замершую мать, в ужасе смотревшую на умирающего мужчину.

— Мам, очнись! — закричал Дадли. — Он же сейчас умрёт. Сделай что-нибудь! В скорую позвони!

Петуния вздрогнула, отмирая, и бросилась к телефону.

— Алло, скорая? Человек умирает!

Она назвала адрес и положила трубку. Стянула с плеча полотенце, крепко прижала его к шее мужчины и принялась ждать врачей, приговаривая:

— Снейп, не смей умирать. Я больше не перенесу ни одной смерти, даже твоей.

Что? Они знакомы? Дадли и не подозревал, что у матери могли быть такие знакомые. Мужчина на полу внушал ужас, даже будучи при смерти.

— Знаешь, это даже забавно, что нас поселили именно в твоём доме. Уж не знаю почему, но это, пожалуй, символично. Снова Коукворт, из которого я вырвалась с таким трудом. И снова ты.

Дадли поражённо смотрел на мать. Она никогда не рассказывала, откуда родом. Да, откровенно говоря, Дадли и не спрашивал. Он вспомнил её отрешённый взгляд в окно в самый первый их день в этом доме. Тогда он не понял, что это было. А это было узнавание. Она вернулась в город своего детства, где, похоже, ей было не слишком хорошо.

— Если они сейчас же не приедут, я их засужу, — зло выговорила Петуния, продолжая крепко прижимать разбухшее от крови полотенце к ране Снейпа.

В ту же секунду дверь с грохотом распахнулась. В дом вбежали санитары с носилками и врач скорой помощи. Через минуту гостиная опустела. Мама, конечно, поехала с ними.

Дадли остался дома один. Совсем один. Даже охраны за окном нет. Как-то это странно, но почему-то не страшно.

Мама вернулась только под утро. Уставшая, в измятом, окровавленном домашнем платье.

— Как он? — спросил Дадли.

— Боже, как я устала. Если после всего он не выживет, не знаю, что с ним сделаю, — не глядя на сына, сказала Петуния и ушла в душ.

Дадли хмыкнул. Да, мама, если сильно захочет, с того света вытянет, чтобы высказать всё, что думает.

* * *

Теперь мама день за днём пропадала у Снейпа в больнице. Поначалу она ходила мрачнее тучи. Видно, всё было плохо и неопределённо.

Потом её настроение начало меняться. Она уже иногда оставалась дома подольше, чтобы прибраться и приготовить что-нибудь. Быстро ела, иногда даже забывая про аперитив, чем несказанно радовала сына, и уезжала обратно в больницу, увозя с собой контейнеры с домашней едой.

Дадли терпеливо дожидался её дома. Его она с собой не звала. На все его вопросы отвечала непонятно и односложно. Будто и не отвечала, а сама с собой разговаривала. Так Дадли услышал о неоднократном переливании крови, каком-то облучении и операциях. Да, Снейпу этому, похоже, здорово досталось.

Пока мамы не было, приходил тот чернокожий волшебник в тюрбане. Увидел Дадли, кивнул, здороваясь. Дадли ответил.

— А где твоя мама? — спросил визитёр.

— В больнице.

— Заболела? Впрочем, неважно. Я пришёл сказать, что всё закончилось. Мы победили. Больше нет необходимости прятаться. Если твоя мама хочет переехать отсюда, мы не станем ей мешать.

— А если не хочет? — спросил Дадли. Мама действительно давно не заговаривала про переезд и дом на Тисовой.

— Если не хочет, может остаться. У этого дома не осталось наследников. Последний хозяин погиб на войне второго мая. Вряд ли кому-то придёт в голову выгонять вас из этой развалюхи, — усмехнулся волшебник.

Дадли силился вспомнить его имя и не мог. А может, и не знал никогда.

— Мы прожили в этой развалюхе почти год, — буркнул он, отчего-то обидевшись за дом.

— Ладно, ладно, не сердись, как тебя, Дадли, — примиряюще поднял руку волшебник. — В общем, передай матери всё, что я сказал. Хотя нет, давай-ка я лучше ей записку оставлю.

Волшебник давно ушёл, а Дадли всё рассматривал листок бумаги, исписанный чётким каллиграфическим почерком. Кингсли — вот как звали этого волшебника.

Когда вечером вернулась мама, сразу обнаружила записку. Нахмурилась, озадаченно перечитывая текст.

— Значит, они уверены, что Северус умер, — задумчиво прокомментировала прочитанное.

— Ага, — подтвердил Дадли. — Кингсли этот так и сказал: не осталось хозяев.

— Пожалуй, это даже хорошо. Вот Северус выздоровеет, пусть сам решает, хочет он воскресать или нет, — заключила Петуния.

Дадли порадовался, что не сболтнул лишнего про Снейпа. Хотят секретничать — пусть их. Им, взрослым, виднее.

Лето почти пролетело. Дадли не знал, что его ждёт с началом нового учебного года. Ведь он целый год пропустил, сидя здесь, в Коукворте. Наверное, придётся возвращаться в школу на повторный, иначе колледж не светит. Не то чтобы он туда хотел. Но все же после школы идут в колледж. Значит, и он пойдёт.

Уже давно прошёл его восемнадцатый день рождения. В этом году Дадли впервые остался без кучи подарков и удивлялся своему равнодушию по этому поводу. Даже истерику матери не закатил, а только тихо сидел за столом и смотрел, как она напивается, закусывая тортом.

— С днём рождения, Дадличек, — в конце концов сказала мама и убрела спать.

А он остался один за столом, глупо глядя на недоеденный торт. Это был самый грустный день рождения за всю его жизнь.

Тридцать первого июля, в день рождения Поттера, весь ритуал повторился. Торт, виски, портрет Гарри на столе, мамины слёзы.

— С днём рождения, Гарри. И прости меня. Я была к тебе так несправедлива, — всхлипывала Петуния. — Северус сказал, ты умер, спасая всех ценой своей жизни. Я горжусь тобой. И Лили гордилась бы. Прости меня, мальчик. Если бы я знала, что тебя ждёт...

Дадли сидел как громом поражённый. Кузен Гарри умер? Почему Кингсли ни словом не обмолвился, когда приходил? Значит, Гарри был героем? Его мелкий ненормальный кузен — и вдруг герой. Это не укладывалось в голове.

Хотя чему удивляться? О своей матери Дадли тоже мало что знал. Вон у неё жуткий Снейп — уже Северус. Каждый день у него в больнице пропадает. Совсем сына забросила. Раньше хоть как-то разговаривала. Теперь даже пары слов от неё не дождёшься. Дадли чувствовал себя брошенным и очень несчастным.

* * *

А через две недели порог дома перешагнул его законный владелец, и всё переменилось.

— Северус, я прибралась в твоей спальне, но там следовало бы сделать ремонт, — словно продолжая начатый разговор, оживлённо чирикала Петуния.

Дадли давно не видел её такой счастливой, весёлой и немного смущённой. Было досадно, что именно этот хмурый носатый тип вызвал у его матери такую бурю эмоций. Она даже как будто похорошела. Улыбалась, кокетливо поправляла рукой свои кудряшки и поглядывала на Снейпа.

— Спасибо, Пет. Ремонт мы пока отложим. — Снейп внимательно огляделся, наткнулся на хмурый взгляд Дадли, едва заметно кивнул.

Скажите пожалуйста! Его величество изволили заметить сына своей подруги детства. Или кто они теперь друг другу? Он называет её Пет. Даже папа никогда так её не называл. И это его "мы"! Дадли с подозрением смотрел, как мама старается стоять поближе к Снейпу, будто невзначай касаясь то его плеча, то ладони. Стало обидно за отца. Она что, решила замутить с этим жутким типом? А вдруг отец ещё вернётся?

Снейп внимательно всмотрелся в лицо Дадли и прищурился. У парня все закипело внутри. Захотелось что-нибудь разбить. А ещё лучше вот эту бесстрастную маску стереть с носатой морды мерзкого типа. На кухне зазвенела посуда. Петуния испуганно оглянулась на Снейпа.

— Иди, Пет, отнеси мои вещи в спальню, будь любезна. А я скоро приду, — спокойно, но очень настойчиво сказал Снейп, не сводя глаз с Дадли.

— Хорошо, — покорно кивнула Петуния, подхватила небольшую спортивную сумку и ушла наверх, поминутно оглядываясь.

— Ну, здравствуй, — заговорил Снейп, едва она скрылась. — Дадли, как я понимаю?

— А вы кого ждали? — вызывающе вскинул подбородок Дадли.

— Никого не ждал, но мало ли кто может поселиться в заброшенном доме? — усмехнулся Снейп.

— Он не заброшенный, — буркнул Дадли. — Мы с мамой тут целый год прожили. Отец даже проводку кое-где заменил.

— И тем не менее ты вот завёлся, — вздохнул Снейп.

— Я не завёлся. Меня сюда ваши силком привезли, — снова начал закипать Дадли.

— Тише-тише, не злись, — примиряюще поднял руки Снейп. — Слышишь, посуда опять зазвенела?

— И что? Я тут при чём?

— Как раз ты и при чём. Поговорим? — Снейп сел за кухонный стол и указал место напротив.

Дадли не стал спорить. Сел и сложил руки на груди, хмуро уставившись на хозяина дома.

— Скажи, Дадли, как давно ты в последний раз ел? — вдруг спросил Снейп.

— Не ваше дело. Вчера, наверное. Не помню.

— Не помнишь, — со значением протянул Снейп. — А спал? Мылся? Ходил в туалет?

Дадли задумался. А в самом деле, когда? И почему его до сих пор не удивляло, что всего этого он и в самом деле давным-давно не делал?

— К чему вы клоните? — опасливо покосился он на Снейпа.

— А к тому, молодой человек, что ты и сам не знаешь, кто ты теперь, — мягко сказал Снейп.

— И кто же я, по-вашему?

— Вспомни, Дадли, когда именно Петуния перестала с тобой разговаривать? С каких пор не смотрит в твою сторону? — не ответил Снейп.

— С чего вы взяли?..

— Просто ответь.

Дадли не нужно было вспоминать. Он и так отлично помнил, когда это началось. Когда они с отцом уехали в Лондон, бросили маму тут одну. А потом он вернулся, но уже ничего не было как прежде.

— Дадли, посуда, — напомнил Снейп, и Дадли снова услышал тонкое позванивание в шкафах. — Успокойся. От того, что ты разнесёшь полдома, никому легче не станет.

— Но это не я!

— Тш-ш-ш, просто расскажи, что последнее ты помнишь до того, как мама изменила своё к тебе отношение, — тихо спросил Снейп.

— Мы с отцом сели в машину и уехали. Я даже не попрощался с ней. Тайком сбежал. Надоело в этом склепе сидеть, — отвёл глаза Дадли.

— Дальше?

— Потом помню аэропорт, паника, толчея. Отец куда-то исчез. Меня оттеснили. — Дадли беспомощно смотрел в уверенные, спокойные чёрные глаза напротив и продолжал: — Мужик какой-то подошёл. Предложил помочь. По имени назвал. Откуда он знал моё имя?

Дадли растерянно оглянулся и вновь зацепился взглядом за глубокие чёрные глаза на бледном лице. Снейп кивнул каким-то своим мыслям и спросил:

— Как он был одет? Дадли, постарайся вспомнить, это важно.

— Не знаю. Не помню. Что-то чёрное, длинное. Плащ, наверное.

— Что ещё ты помнишь до того, как появился здесь? Дорогу досюда ты ведь не запомнил?

— Не запомнил. Откуда вы?.. Чёрт! Что со мной случилось? Вы ведь намекаете, что что-то со мной не так? — Дадли никак не мог понять, к чему ведёт этот странный тип. Но ему вдруг стало очень страшно и неуютно. Он не хотел знать того, что Снейп скажет дальше. Но Снейп всё равно сказал:

— Дело в том, Дадли, что ты умер. Тот мужчина в чёрном плаще убил тебя в тот самый день в Лондоне. Мне жаль.

— Нет! — замотал головой Дадли, уже зная, что всё правда. — Нет, пожалуйста, я не мог умереть! Вот же я сижу! Нет, я не хочу!

Посуда в шкафу всё-таки взорвалась вместе со стеклянными дверцами.

— Репаро, — быстро взмахнул палочкой Снейп, и Дадли застыл, с изумлением наблюдая, как осколки бокалов и бутылок затанцевали в воздухе, собираясь в то, чем были раньше.

— Круто, — выдавил Дадли.

— Обычное волшебство. Ты успокоился? — озабоченно спросил Снейп. — Давай, парень, не стоит пугать твою маму. Она вот-вот придёт меня искать.

— Значит, я мёртвый? — обречённо кивнул Дадли.

— Значит, мёртвый, — подтвердил Снейп. — Но твоя мама так сильно тебя любила, что смогла позвать из-за грани. Магглы редко становятся привидениями. И, как правило, ненадолго. Такая не жизнь сводит с ума даже некоторых волшебников.

— Я — привидение?

— Именно так. Привидение. Твоя мама тебя не видит. А вот волшебники — как раз наоборот.

Дадли вспомнил Кингсли и тех двоих охранников. Кивнул.

— Значит, в школу я в этом году вернуться не смогу?

— В школу? — опешил Снейп. — А ты хотел бы?

— Да чего уж? Это я так. Сам не знаю, зачем спросил. Думал просто об этом, — махнул рукой Дадли. — Что мне теперь делать? Чем вообще обычно занимаются привидения?

— По-разному. Многие веками оказываются не готовы уйти за грань, ну, то есть умереть окончательно. Себе бы я такой судьбы не хотел, — сказал Снейп. — Ты только матери жизнь постарайся не портить. Видишь, как твои эмоции на посуду действуют.

— Я ещё телевизор сломал. В нём тоже что-то звенело внутри. Давно уже, — повинился Дадли. — Вы ей расскажете обо мне?

— Когда ты будешь готов.

— Да, мне надо подумать. А вы точно знаете, что я умер? — всё ещё на что-то надеясь, спросил Дадли.

— Я видел твоё тело. И твоего отца тоже. Вас убили молодые Пожиратели. Притащили в ставку Лорда. Я был там. Не спрашивай, как и почему. Награды они не получили, если тебе интересно. Лорд лично испепелил ваши тела. Он тогда был очень зол. Впрочем, как всегда.

— Мама знает, что мы мертвы?

— Уже давно. И не от меня. Я лишь рассказал, как это было.

— И что она?

— Плакала, но её утешило хотя бы то, что вам не было больно умирать.

— Это да. Я даже не помню, что это вообще случилось. Ну, смерть в смысле. Можно вопрос?

— Давай.

— А у вас с мамой?..

— Да.

— И как? Всё серьёзно?

— Думаю, да. Ты против?

— Я? Не знаю. Нет, наверное.

— Вот и хорошо. Пока на этом закончим.

Дни складывались в недели. Недели в месяцы. Дадли было невыносимо скучно бесцельно слоняться по дому.

Раньше, пока не знал о том, что умер, он был занят тем, что постоянно чего-нибудь ждал. То прощения от мамы, то когда уже закончится далёкая волшебная война и им разрешат уехать домой, то маму из больницы, где она постоянно пропадала, то начала нового учебного года.

Чего ждать теперь, он решительно не представлял. И чем заняться — тоже понятия не имел. Пробовал выбраться из дома, чтобы побродить по городу. Не вышло. Дом — это всё, что у него было. Дом и два человека внутри. А потому единственное, что он смог придумать, — наблюдать.

Наблюдать за мамой было почему-то очень больно. Она так же, как и раньше, готовила, убирала дом, иногда листала журналы. Вот только готовила она теперь не для него и убирала не за ним. У неё появился Снейп, а Дадли уже никогда не попробует её пирог с курагой и не увидит обращённой к нему улыбки.

Потому Дадли предпочитал таскаться за Снейпом. Мама почти всегда была дома, поэтому нормально поговорить со Снейпом удавалось редко. Да, откровенно говоря, не очень-то Снейп и рвался разговаривать. И Дадли начал подглядывать за ним везде, где мог. А мог он практически где угодно, ведь, оказывается, Дадли теперь было доступно умение проникать сквозь стены.

Было весело застукать Снейпа в душе. Целых два раза. В третий там оказалась мама, и Дадли не знал, куда глаза деть. После этого в ванную комнату залетать он больше не рисковал.

Снейп жил в своей старой детской комнате. По крайней мере, там ночевал и переодевался. Почему-то пробраться сквозь стены этой комнаты оказалось сложнее, чем через прочие. Но у Дадли вдруг проявилось упорство, которое кто-то другой, возможно, счёл бы упрямством.

Он пытался раз за разом, и однажды у него получилось. Лучше бы нет. Картина, которая предстала его взору, ошеломила не слишком искушённого семнадцатилетнего, пусть и умершего уже парня.

Растрёпанная Петуния, ещё не совсем раздетая, но уже в расстёгнутом платье, из-под которого виднелся край весьма откровенного белья фривольного розового цвета, полулежала на кровати Снейпа и часто-часто дышала.

Снейп наклонился к ней совсем близко, жадно шаря по её телу под платьем и, кажется, даже под бельём. Он тоже судорожно вздыхал, раскрасневшийся, с голодным взглядом и припухшими губами. Они явно только что яростно целовались и готовились заняться кое-чем ещё.

Дадли быстро постарался ретироваться, но было поздно. Снейп его уже заметил. Его взгляд буквально впаял Дадли в стену, из которой он едва успел выглянуть.

Снейп не сказал ни слова, только спокойно и осторожно застегнул пуговицы на платье ничего не понимающей и, кажется, разочарованной Петунии.

Дадли не перестал следить за Снейпом, но теперь с другой целью: не попасться ему на глаза, пока он не остынет. Он тогда еще наивно думал, что Снейп способен хоть что-нибудь забыть.

Они в конце концов поговорили, и Дадли пожаловался, что ему скучно. Снейп пообещал чаще с ним разговаривать в обмен на то, что Дадли больше не станет за ним подсматривать. Дадли честно старался.

Так, незаметно, наступил Хеллоуин.

Мама со Снейпом побывали на кладбище, где была похоронена её сестра Лили с мужем. С кладбища они вернулись в сопровождении живого Гарри Поттера.

Оказывается, он выжил в той их страшной битве. Снова обманул смерть. Дадли вот так не повезло.

Петуния кружилась вокруг племянника так же, как раньше вокруг сына. Гарри смущался от её внимания и не сводил глаз с внезапно живого Снейпа, который, видимо, нашёл возможность предупредить Гарри о том, что Петуния до сих пор не знает, что её сын в виде приведения продолжает присутствовать в её жизни. Гарри помалкивал, только украдкой бросал на Дадли непонятные взгляды. Снейп, видя их затруднение, занял Петунию чем-то на кухне, пока Дадли и Гарри поговорили.

— Привет, Дадли, — поздоровался Гарри. — Подал бы тебе руку, но, сам понимаешь, не получится. Да и вряд ли ты захотел бы.

— Не получится — это точно, — хмыкнул Дадли. — А насчёт руки... Да я бы сейчас обнял тебя как родного, ей-богу. Просто потрогать даже не могу ничего.

— Трудно тебе?

— Не знаю. Странно. Непонятно, что дальше. Если бы цель была, а так...

— В Хогвартсе много привидений. Один даже преподаёт, — с сомнением проговорил Гарри.

— О чём ты? Я к этому дому привязан. Даже через улицу не перебраться. А тут уже каждый угол изучил, — вздохнул Дадли. — Ладно, не парься. Скажи лучше, как сам?

— Не очень, на самом деле, — признался Гарри. — Сплю плохо. Кошмары. Джинни говорит, кричу во сне.

— А снится чего?

— Погибшие снятся. Будто я их мог спасти и не спас. Теперь вот и ты, наверное, сниться будешь. И дядя Вернон. Вас ведь тоже из-за меня убили, — остекленевшими глазами уставился в огонь Гарри.

— Ты это брось, — воскликнул Дадли, заставив Гарри вздрогнуть и очнуться. — Я сначала тоже тебя винил. Вот, мол, не будь Поттера, за нами вообще никто бы не гонялся. Только на самом деле мы с отцом сами виноваты. Мама вон сидела здесь, как ваши велели, никуда не высовывалась. И всё у неё хорошо. А мы попёрлись куда-то.

— Но ведь вас и вправду никто бы не искал, не будь вы моей роднёй, — убеждённо заговорил Гарри.

— Ты не виноват в том, что мы родня, — перебил его Дадли. — Что ж, тебе было не родиться совсем, чтоб никому не мешать? Нет, Гарри, так это не работает. Тебе тоже нелегко пришлось, как я понял. Может, даже потяжелее, чем всем другим. Я сам в детстве доставал тебя сильно. Стыдно теперь.

— Да ладно...

— Не ладно. Я с тех пор, как умер, много чего передумал. Блин, даже звучит бредово! Ты извини меня. Дурак был. Глупый, избалованный. Может, поэтому и в привидения угодил, чтоб перед тобой извиниться мог теперь, — грустно улыбнулся Дадли и развёл руками.

— Да, жаль, что ты умер. Сейчас бы точно обнялись, — усмехнулся Гарри.

— Ни фига не обнялись бы, — покачал головой Дадли. — Будь я жив, я бы не извинялся. Мне смерть на пользу пошла.

— Какую ерунду ты говоришь! — поразился Гарри. — Тетя Петуния, как я понял, не знает, что ты здесь?

— Нет. Никак не решусь признаться. Плакать же будет опять. А она только успокаиваться начала.

— Дадли, слушай, а у них со Снейпом того? Всё серьёзно? — шёпотом спросил Гарри, опасливо оглядываясь на дверь кухни.

— Ага. Он уже месяц как к ней в спальню перебрался. По первости-то в своей жил. А теперь вместе ночуют. Защиту какую-то волшебную поставил от привидений. Не то чтобы я так уж хотел на них смотреть, когда они это... Ну, ты понял. Просто скучно иногда, хоть волком вой.

— Я бы тоже не полез смотреть на Снейпа, когда он это, — рассмеялся Гарри. — Он и убить может.

— Так я и так уже.

— Второй раз больнее будет, — хихикнул Гарри. — Уж он найдёт способ.

— Золотые слова, мистер Поттер, — послышался от двери вкрадчивый голос. — Дадли, значит, я не зря защитой от твоего любопытства озаботился? А ведь ты обещал. Слушай Поттера. Он знает, что говорит. Не думал, что когда-нибудь скажу нечто подобное.

— Да я чего, я ничего, — забеспокоился Дадли.

— Сэр, я, наверное, пойду, — несмело улыбнулся Гарри. — День сегодня был непростой. Как-то это всё надо обдумать.

— Что ж, обдумайте. Надеюсь, получится. Раньше не очень выходило, насколько я помню. Но всё меняется. Возможно, и ваша способность думать тоже, — не удержался от колкости Снейп.

— А вы себе не изменяете. Да, сэр? — улыбнулся Гарри.

— К чему? Меня и так всё устраивает. Привыкайте, Поттер. Вы же собираетесь навещать тётю? Значит, ещё увидимся, — усмехнулся Снейп.

— Разумеется, сэр, — продолжал улыбаться Гарри.

Дадли только успевал переводить взгляд с одного на другого. Во дают!

— И ещё, Поттер, надеюсь на вашу деликатность и умение держать язык за зубами. Как вы уже поняли, я пока не планирую воскресать в волшебном мире, — ровно проговорил Снейп.

— Да, сэр. Это я понял и продолжаю вас оплакивать вместе со всем волшебным миром, — кивнул Гарри. — Пойду попрощаюсь с тётей Петунией. Мне пора. И знаете, я очень рад, что вы живы.

— Взаимно, — ответил Снейп.

После того самого первого визита Гарри стал в Паучьем тупике частым гостем. Его появления скрашивали скучные будни Дадли.

Снейп, конечно, иногда снисходил до разговоров, но в основном пропадал в лаборатории, в подвале дома. Да, здесь, оказывается, всегда был подвал, вход в который был так хорошо заколдован, что даже волшебники не могли его увидеть, не то что магглы.

Когда Снейп впервые открыл дверь в свою святая святых, Петуния просто ахнула. Ни ей, ни тем более Дадли хода в лабораторию не было. Зато Снейп оттуда практически не вылезал.

Он быстро нашёл, как зарабатывать, оставаясь в тени. Варил деликатные зелья для анонимов, получая заказы через подпольного аптекаря из Лютного переулка. Аптекарь тоже не знал, с кем имеет дело. Качество зелий его устраивало. Платил он неплохо. Все были довольны.

Приближалось Рождество. Мама нарядила ёлку, украсила гостиную, даже повесила большой красный носок над камином. А потом проплакала весь вечер над фотографией. Снейп даже, изменив себе, прямо при Дадли обнял её и крепко прижал к себе, что-то тихонько нашёптывая в висок.

Дадли смотрел на них и думал о том, что они удивительным и совершенно неожиданным образом подходят друг другу. Снейп не был щедр на нежности и комплименты. Зато он был надёжен и внимателен. И это главное.

А мама нежностей и не ждала. Она к ним не привыкла. Отец тоже никогда не был сентиментальным романтиком. Оставить маму со Снейпом можно было со спокойной душой. Он даже от выпивки её отвадил парой слов. Она как-то быстро забыла, что аперитив бывает алкогольным.

Дадли чувствовал, что пора двигаться дальше. Его нынешнее существование было абсолютно бесполезным и никуда не вело. Дадли умер никем. Ничего не умел, ни к чему не стремился. Кое-как научился боксировать — вот и все его достижения, не считая обжорства. Вон Гарри — целый национальный герой магической Британии. А он?

Но чтобы стать кем-то, нужно умереть окончательно и родиться заново. Снейп ему объяснял, а Снейпу можно верить. Дадли решился.

* * *

— Мистер Снейп, мне нужно с вами поговорить.

— Говори, только быстро. Пет сейчас вернётся, — кивнул Снейп, допивая утренний кофе.

— Помогите мне попрощаться с мамой, — выпалил Дадли.

— Решился, значит. Уверен?

— Да. Думаю, пора. Вам я только мешаю. У вас и без меня всё хорошо. Ведь хорошо? — на всякий случай уточнил Дадли.

— Гораздо лучше, чем я когда-либо мог себе представить, — улыбнулся Снейп. — Не беспокойся. Я за ней присмотрю.

— Только не позволяйте ей пить этот её аперитив, — попросил Дадли.

— Мог бы и не говорить, — фыркнул Снейп. — Ничего крепче апельсинового сока ей не светит, можешь не сомневаться.

— Хорошо. А как мне с ней разговаривать? Вы будете переводить ей мои слова?

— Этого не потребуется. Я знал, что ты созреешь. Зелье сварено ещё к Хеллоуину. Я два месяца его изобретал. Твоя мама ненадолго сможет тебя увидеть. Но только один раз. Зелье очень токсичное. Больше я ей его варить не стану. Однако попрощаться вы сможете.

— Спасибо, мистер Снейп! Я и не надеялся, что она меня увидит, — обрадовался Дадли.

— Когда? — спросил Снейп.

— В новогоднюю ночь. Хочу ещё с Гарри успеть попрощаться. Ему-то зелье не нужно.

— Ему нет. Я отправлю ему сову, — кивнул Снейп.

— А я правда смогу заново родиться?

— Есть такие данные. И, скорее всего, в ту же минуту, как окончательно исчезнешь здесь. Не родишься, конечно, но появишься в утробе будущей матери. Несколько случаев описаны в литературе. Даже если это случится не сразу, уверен, твоё посмертие не будет ужасным. Что уж такого ты успел натворить за свои семнадцать лет? Единственный, кому ты усердно портил жизнь в детстве, уже тебя простил. Это я о Поттере, разумеется.

* * *

Новогодняя ночь наступила как-то уж очень быстро. Но Дадли не собирался отступать.

Он чувствовал, что всё это время неуклонно менялся. Поначалу он даже не понял, что стал привидением. Видел себя в зеркале: его тело не просвечивало, он даже мог передвинуть что-нибудь лёгкое, сесть в кресло и не провалиться.

Но постепенно, день за днём, тело истончалось. Сейчас уже в нём почти не осталось красок. Дадли легко мог бы читать газету сквозь собственную ладонь.

Снейп объяснял это тем, что мама, державшая его в этом мире силой своей любви, постепенно отпускает его, успокаивается, начинает смотреть в будущее. Ещё немного, и ей уже некого будет предъявлять для прощания. А Дадли очень хотел в последний раз поговорить с ней. Наконец-то сказать, как сильно он её любит. И как благодарен за всё. А ещё наказать, чтобы не теряла связь с Гарри, хотя с этим вроде бы и так всё в порядке.

* * *

— Ма-ам? Мам, ты как? — Дадли испуганно смотрел на замершую прямо напротив мать. Едва выпив зелье, она подняла взгляд и вот уже третью минуту молчала. Даже как будто не моргала.

— Пет? — Снейп коснулся локтя Петунии. Она вздрогнула, повернулась к нему и глухо, с надрывом спросила:

— Он всё это время был здесь? И ты молчал? Почему ты молчал?

— Мам, это я просил его молчать! — Дадли подлетел вплотную к матери. — Не злись на него. Ну пожалуйста, мам! Он хороший и ни в чём не виноват.

Снейп только хмыкнул и сложил руки на груди.

— Но почему, Дадличек? — всхлипнула Петуния, переводя на него взгляд. — Если бы я только знала!

— И что было бы, если бы ты знала? — спросил Дадли. — Воскресить меня никто бы не смог. Такого меня ты не видишь. Мы бы не смогли разговаривать. Но если бы ты знала, что я рядом, ты продолжала бы цепляться за меня и за прошлое. А это плохо и совсем неправильно. Хорошо, что ты не знала. Посмотри, я совсем прозрачный. Ты меня почти отпустила.

— Я? — ужаснулась Петуния. — Что это значит? Что значит отпустила?

— Это значит, что я скоро уйду и смогу родиться заново. Может даже, мы с тобой ещё встретимся, — ободряюще улыбнулся Дадли.

— Я только узнала, что ты здесь, едва увидела тебя, а ты уже хочешь уйти, — растерянно смотрела на него мама. — Дадли, сынок, ты стал совсем другим. Ты никогда так раньше не разговаривал. Словно взрослый.

По лицу Петунии покатились прорвавшиеся наконец слёзы.

— Смерть пошла мне на пользу, — усмехнувшись, повторил Дадли уже сказанную однажды фразу. Но, увидев реакцию матери, даже испугался: — Прости, мам. Глупо пошутил. Ты не думай, мне не страшно. Всё будет хорошо. Если мне дадут выбор, я постараюсь родиться где-нибудь поближе. Не плачь.

— Дадли, сыночек. — Петуния протянула руку, как будто касаясь его щеки. — Я так тебя люблю.

— Я знаю, мам. Я никогда не говорил, но тоже тебя люблю. Очень сильно. Ты прости меня, если что не так было. Я капризный рос, жадный. Не ценил тебя. Не качай головой, это так. Я осознал, честно. Но, мам, если у вас будут дети или внуки от Гарри, ты их не балуй, как меня. Построже, ладно? Хотя мистер Снейп этого не допустит.

Снейп снова хмыкнул, одобрительно глядя на Дадли.

— Северус, он же прощается сейчас, да? — растерянно оглянулась Петуния. — Так скоро. Почему так скоро?

— Он так решил, Пет.

— Да, мам, я так решил. Пора меня отпустить. У вас всё будет хорошо. Мистер Снейп надёжный и любит тебя.

— Не зарывайся, — подал голос Снейп и показательно нахмурился. — Тебе повезло, что ты уже умер, мальчишка.

— Да ладно вам, сэр, — рассмеялся Дадли, и Петунию словно отпустило. Она тоже несмело улыбнулась.

— Мне так жаль, Дадли. Я не уберегла тебя. Не смогла. Прости. Но ты если сможешь, и вправду постарайся родиться где-нибудь поближе.

— Постараюсь. И мам, ты ни в чём не виновата, запомни, — строго сказал Дадли. — Ты не одна. У тебя есть мистер Снейп и Гарри. Ты справишься. А мне пора.

Петуния кивнула, не сводя глаз с сына. Она нашла ладонь Снейпа и крепко сжала её, словно за опору уцепилась, чтобы не унесло ураганом бушевавших в груди эмоций. Дадли каждую ясно читал на её лице. Да, у неё всё будет хорошо. У них...

Где-то зазвонил колокол, возвещая начало нового 1999-го года. Пора.

Далли смотрел на мать и стоявшего рядом с ней мужчину, растворяясь в воздухе. Они не видели света, который звал его. Это было даже приятно: шагать в луче яркого, ослепительно-белого света в новую жизнь.

— Северус, иди скорее, Гарри пришёл, — громко позвала Петуния, вытирая мокрые руки полотенцем и тут же обнимая племянника.

Её немного огорчало то, как он всякий раз замирал в её объятиях. Никак не привыкнет, бедный мальчик.

— Я не понимаю, Пет, почему каждый раз появление в доме Поттера — это повод оторвать меня от работы? — ворчал Снейп, показываясь из кабинета. Руки его были в чернилах. Значит, опять работал над учебником.

— Здравствуйте, сэр, — улыбнулся Гарри и протянул руку. Снейп, не раздумывая, привычно её пожал.

— Что привело? — прищурился он, наблюдая, как Петуния уже хлопочет у стола.

— Я по делу. Тётя Петуния, мистер Снейп, официально приглашаю вас на нашу с Джинни свадьбу со стороны жениха. На День святого Валентина планируем отпраздновать. Вот приглашение, — торжественно протянул Гарри красивую открытку в форме сердечка.

— Так скоро? Вы вроде бы не собирались пока, — удивилась Петуния. — Попробуй пирог с курагой. Извини, с патокой пусть тебе твоя драгоценная Молли печёт. Но мой не хуже.

— Даже не сомневаюсь, — рассмеялся Гарри. — А скоро, потому что нам срочно. Мы хотели подождать, но теперь не получится. Джинни беременна.

— Гарри, это правда? — воскликнула Петуния. — Какая радость! Давно?

— Уже месяц, — счастливо и чуть испуганно улыбался Гарри.

— Когда точно случилось это замечательное событие, ты, случайно, не помнишь? — задумчиво спросил Снейп.

— А вам зачем? — растерянно посмотрел на него Гарри.

— Просто интересно. Так помнишь?

— Помню. В новогоднюю ночь, прямо под бой часов, — смущаясь, ответил Гарри.

Снейп многозначительно посмотрел на ошеломленную Петунию и кивнул.

— Это важно? — забеспокоился Гарри. — Что-то не так?

— Всё так, Гарри, — снова обняла его Петуния. — Всё просто замечательно. Вы уже решили, кого пригласите в крестные?

— Не думали пока, — растерянно замер Гарри в тётушкиных объятиях.

— И думать нечего, — невозмутимо провозгласил Снейп. — Свою тётю в крёстные матери, без вариантов. И сына к нам на на все выходные. Даже не думай отказываться.

— А с чего вы взяли, что это будет сын?

— Неважно. Но уверен, что так и будет.