Огни чужих кораблей (гет)

— Александр Николаевич Серебрянский, согласны ли вы взять в жёны Марию Сергеевну Зайцеву?

— Жить с ней в горе и в радости до глубокой старости, — шепотком донеслось из круга.

— Ага, писать за неё рефераты по матану и ядерной физике…

— Ловить её на физре с турника…

— Служить подопытным кроликом для её сеансов психоанализа…

Сашка нервно дёрнул головой в сторону однокурсников и зловещим шёпотом процедил:

— Заткнитесь вы!

Те честно старались не ржать — выходило не очень. Даже у светленькой девочки-коменданта на губах прыгала улыбка:

— Ну так согласны или нет?

Сашкина загорелая рука потеребила узел галстука. Он как-то растерянно покосился на меня и выдохнул:

— Согласен!

Шагнул ко мне, притягивая в объятия. Это ж надо было так одеколоном облиться — я точно сейчас расчихаюсь…

— Погодите, — светленькая предостерегающе подняла палец. — Я ещё невесту не спросила.

— А чего её спрашивать? — заржал Костян из второй группы. — На плечо взвалил — и вперёд!

Я сквозь фату зыркнула на него так, что он тут же притих, что-то шептал теперь на ухо соседу.

— Мария Сергеевна Зайцева, берёте ли вы в мужья Александра Николаевича Серебрянского?

Нарочно выждав несколько секунд — как же не дать Сашке понервничать? — я улыбнулась:

— Беру!

Крепкие, осторожные руки опустились мне на плечи, ласково скользнули, откидывая фату.

— Да не целуйтесь вы, погодите! Кольца-то!

С этими кольцами морока была: мы всю станцию оббегали и нашли только одну ювелирную лавку. Свадьбы в этом всеми забытом уголке Млечного Пути явно игрались нечасто, и продавец протянул нам единственную коробочку.

Сашке кольцо кое-как налезло, а с моего пальца постоянно сваливалось, и мне невольно было жутковато: а ну как сейчас упадёт? Глупости, конечно, но всё ж таки примета…

Нет, село как надо. Говорят, пальцы от тепла чуточку распухают, а мне было жарко так, будто меня завернули в девять шуб.

Сладковато-терпкие Сашины губы наконец коснулись моих, и я обхватила его за плечи. Кто-то аплодировал, кто-то радостно вопил — в моих ушах всё сливалось в единый гул. Пить и пить бы дыхание моего только что обретённого мужа, никогда бы не расставаться, и бог с ним, с одеколоном, привыкла уже, ты только держи меня крепче…

Ошалело тряхнув головой, я приподнялась в кресле. Мою каюту на «Королёве» заливал неяркий свет абажура, на стене чуть слышно отстукивал секунды электронный таймер. Высокий служитель Наамо стоял передо мной на коленях, и в задумчивых глазах его трудно было что-нибудь прочесть.

— Разве уже всё?

— Да, Мария Сергеевна, — он тяжело поднялся. — Я ещё раз благодарю вас.

Не скрывая удивление, я поинтересовалась:

— Неужели вам хватило одного только воспоминания о моей свадьбе?

Наамо озадаченно взглянул на меня.

— Должно быть, у вас отложилось в памяти лишь последнее погружение. Любопытная особенность: лар-лассы обычно помнят всё целиком.

— То есть вы видели и другое?

— В основном детство, — он кивнул. — Честно говоря, я восхищён вашей смелостью. Далеко не каждый согласился бы открыть своё сознание незнакомцу, представителю другой космической расы.

— Ну, я знаю кое-что о работе человеческого мозга. И мне попадались кое-какие научные работы о лар-лассийском «погружении». Вы не увидели бы того, чего я бы не захотела вам показать.

Тихая улыбка коснулась губ старого лар-ласса.

— Да. Я восхищён.

— Что ж, — расправив затекшие плечи, я поднялась. — Теперь вы сможете объявить всем, что я не Дочь Четверых, верно? У меня было самое обычное детство и самые обычные проблемы.

— Не могу, Мария Сергеевна, — лар-ласс взглянул на меня почти виновато. — Я так и не нашёл истину. Возможно, вы та, кого мы ждём, а возможно, ваш приход — лишь совпадение.

— Но постойте, — я сложила руки на груди. — Не лучше ли вам сказать, что это не я? Всё равно я никогда не буду жить на Лар-Лассе: я офицер Космического флота, нас мотают по галактикам туда-сюда. Мне не нужно это звание. А эрхес Нардалл сказал, что вашему народу невыгодно признание меня Дочерью Четверых.

Наамо как-то отрешённо усмехнулся:

— Когда эрхес Нардалл говорит о выгоде Лар-Ласса, он, как правило, говорит о своей выгоде. А одно с другим не всегда совмещается. Моему народу нужен кто-то, кто смог бы вдохнуть в него надежду, — он поднялся, и наши лица оказались друг напротив друга. — Вы нужны нам.

Я машинально обхватила за спиной запястье собственной руки.

— Не знаю, чем я вам смогу помочь, Высокий служитель Наамо. Честно, не знаю. Что вы скажете лар-лассам?

Его худые плечи опустились:

— Скажу всё, как есть.

— Наверное, это самое правильное, — я заставила себя улыбнуться. — Мало хорошего — лгать тем, кто тебе доверяет. А там будь, что будет.

Ох, какое же всё-таки блаженство — развалиться на койке с планшетом в руках и запустить пальцы в пакет с мармеладками. Мармеладки, кстати, Ивен притащил в благодарность за консультации: я-то свой запас давно уже слопала.

До Земли чуть меньше суток, а там — увольнительная на десять дней. В Липецк слетаю к маме, в Москву заеду, конечно. Я уже сто лет по-настоящему не веселилась.

А пока заглянем-ка мы на Спейс-ком. Что случилось новенького, старушка-планета, пока нас не было? Так… «Двое министров Западного блока подали в отставку», это нам не интересно… «Джуди Галакси снимется в клипе с Никитой Любимовым» — терпеть не могу ни ту, ни другого. А что у друзей? «Лика Волохова выложила двадцать пять фотографий «Я и мой робокот», Паше Одинцову и ещё ста двум посетителям это нравится». Ну а что, прикольный котёнок. Так сразу и не поймёшь, что шерсть — синтетика, а под ней пластик. Тоже лайкну.

Надо же, Валька умудрилась обновление запостить. К капитану, что ли, в каюту пробралась? С прошлого года, когда мичман просидел две ночи на Спейс-коме и заснул прямо в рубке, Михайлов какое-то хитрое ограничение в сеть поставил: читать соцсети на корабле можно, а вот постить самому — ни-ни.

«Пытаюсь убедить себя не завидовать лучшей подруге, своими глазами видевшей лар-лассов. Меня всё равно к ним подпускать нельзя: мне не хватит «своими глазами». Мне обязательно надо измерить, взвесить, просветить ультра-лучами и взять образец на память. Вообще, я б не отпустила того, кто мне попался, я б его при себе оставила. Спасите меня, кто-нибудь, от любви к науке!»

Ох, Валька, Валька…

Открыть комментарии я не успела: над дверью вспыхнула лампочка. Кинув взгляд в зеркальце на стене, я чуть пригладила волосы.

— Войдите!

Посол Симонов остановился на пороге каюты, церемонно наклонил голову:

— Добрый день, Мария Сергеевна.

— И вам добрый день, — я не без сочувствия скользнула взглядом по желтовато-белому лицу. Бедняга очень сдал за несколько дней болезни: отглаженная рубашка болталась на нём, как на вешалке, чёрные брюки со стрелочками едва держал ремень.

— Я слышал, вам было поручено участвовать вместо меня в переговорах с делегацией Лар-Ласса, — сухо произнёс он. — Откровенно говоря, я был удивлён таким решением и сожалею о том, что мои опасения подтвердились.

— Какие опасения? — недоуменно отозвалась я.

— Ваше присутствие на переговорах повлекло за собой неблагоприятный инцидент, вы не сумели справиться с ним. Неизвестно, как это может отразиться в дальнейшем на взаимоотношениях Земли и Лар-Ласса.

Стоп-стоп, а почему это сразу «неблагоприятный»? Вон, служитель Наамо считает совсем по-другому.

— Если бы я допустила какие-либо существенные промахи, полагаю, командование указало бы мне на них.

Тонкие губы посла слегка поджались.

— Едва ли военные могут быть полностью компетентны в вопросах дипломатии. Тем не менее, я хочу знать в деталях, как проходила встреча. Напишите мне до прибытия на Байконур подробный отчёт о переговорах.

Э, милый, а не наглеешь ли ты?

Откинувшись на подушку, не спеша вытянув ноги, я сладко улыбнулась:

— Полагаю, у вас есть распоряжение капитана, подтверждающее ваши указания?

В яблочко. Ишь, как бровь дёрнулась.

— Столь компетентному человеку, как вы, — я с удовольствием подчеркнула определение, — разумеется, должно быть известно, что мы с вами не находимся в отношениях соподчинённости. Ваши просьбы я обязана выполнять лишь в том случае, когда мне это приказывает командир.

Посол растерянно качнул головой.

— Но ведь нам с вами надо сотрудничать. Извините меня, если я выразился некорректно. Я был бы очень благодарен, если бы вы мне помогли.

Я широко улыбнулась:

— Сожалею, господин посол, но у меня нет для вас свободного времени. Насколько мне известно, капитан Михайлов уже отправил в Комитет по внешним связям официальный доклад. Вы сможете ознакомиться с ним, если, конечно, вам предоставят соответствующий допуск.

Ох, как он глянул на меня — прибил бы на месте. Ничего-ничего, в другой раз, может, вспомнишь, что дипломатом надо оставаться не только за границей.

— Прошу прощения, что побеспокоил вас, — произнёс он белыми губами. — до свидания.

— До встречи.

Ага, катись, скатертью дороженька.

Дверь за ним закрылась, и я снова потянулась к планшету.

Вместо форменных брюк и рубашки с нашитыми погонами — джинсы, водолазка, лёгкая ветровка и сумочка через плечо. Какая ж благодать.

В каюте мне не сиделось, и я вышла на смотровую палубу: от неё было совсем недалеко до шлюза. Как ни странно, народ по коридорам не толпился: наверное, всё ещё собирались.

Возле иллюминатора черноглазый безопасник Вульф что-то тихо говорил Вале. Она посмеивалась, пожимала плечами.

— О, Машка! — завидев меня, махнула мне рукой. — Уже готова на выход, по твёрдой земле соскучилась?

— Ещё как. Ты куда собираешься, домой?

— Да, я сразу в Архангельск.

— А мне, наверное, удобнее всего будет через Москву лететь. Когда уже, наконец, сделают прямые рейсы до Липецка?

Валя дёрнула плечом:

— Обещали к прошлому году сеть терминалов поставить. Где они, интересно?

Вульф сочувственно улыбнулся. Лукаво глянув на него из-под длинных ресниц, моя подруга отступила от сверхпрочного стекла иллюминатора:

— Мне ещё надо кое к кому в лазарете заглянуть. Я ненадолго.

Стройная, гибкая фигура скрылась за поворотом коридора — Вульф неуверенно проводил её глазами. Повернувшись ко мне, кашлянул в кулак:

— Мисс Зайцева, я прошу прощения, что так не вовремя… но мне очень нужна ваша консультация.

— Почему ж не вовремя? — я пожала плечами. — Ещё идёт рабочее время. Хотите, пройдём ко мне?

Он оглянулся по сторонам.

— Да нет, наверное, не стоит. Понимаете, — сильные пальцы лейтенанта потеребили рукав, — мне нравится девушка. Давно нравится, но мы не очень часто видимся. Она служит здесь же, на «Королёве», только в другом отделе. Не так давно я начал замечать: когда она идёт мимо, у меня прямо вот здесь, — он приложил руку к шее, — горячо становится. Она очень красивая. Я пригласил бы её на свидание, но боюсь.

Ах, Валька, покорительница сердец. Хотя ведь не факт, что он о ней говорит.

— А чего именно вы опасаетесь, Эдвин? В чём это выражается?

К щекам Вульфа прилил румянец, но ответил он твёрдо:

— Не хочется смешным ей показаться. И… если она пошлёт меня, мне будет очень тяжело. Я сейчас всё время думаю о ней, так замираю весь, когда вижу её. А если она мне скажет что-нибудь обидное, у меня никакой радости не останется.

— Стало быть, вы хотите избежать боли, поэтому не подходите к ней?

— Ну да, — Вульф кивнул. — Она такая смелая, уверенная в себе. Вряд ли она вообще замечает меня.

— Что ж, — я присела на подоконник иллюминатора, — я вас понимаю. В отношениях всегда трудно делать первый шаг. Но ведь не обязательно сразу прыгать в пропасть. Можно двигаться осторожно, постепенно. Вы как-нибудь давали этой девушке понять, что она вам нравится?

— Ну… пару раз сладостями угощал.

А вот это зря, Валю от сладкого воротит.

— Может, вам стоит более активно проявлять к ней внимание? Сейчас, например, увольнительная. Есть возможность пригласить её погулять, узнать о ней побольше, выяснить, что она любит больше всего.

Вульф беззвучно вздохнул, я подалась к нему чуть ближе:

— Нельзя исключать вероятность того, что она вам откажет. И если одна мысль об этом ранит вас настолько сильно, что ж… Но ведь может быть так, что вы ей тоже нравитесь — и никто не узнаете об этом только потому, что просто не подошли к ней.

— Раздери меня комета, а ведь вы правы! — дёрнул головой лейтенант. — Я обязательно приглашу её. Хорошо бы прямо сейчас, но мне надо будет отметиться в Департаменте обмена, а она, слышал, сразу домой собирается.

В тёмных глазах вспыхнули огоньки:

— Знаете что? Я узнаю её телефон и позвоню как-нибудь в середине недели. Может, она согласится встретиться, поболтать.

— Добро, — улыбнулась я. — Удачи, Эдвин.

— Кстати, мисс Зайцева, — на его щеках вновь загорелись малиновые пятна, — вы мне не дадите свой номер на всякий случай? Хорошо, когда есть возможность обратиться к толковому специалисту.

— Конечно, записывайте, — я открыла в телефоне свой файл.

До отлёта флаера на Липецк было ещё часа два с половиной. Я неспешно дожёвывала шоколадный кекс, запивая его жасминовым чаем, и прикидывала, куда пойти побродить. Красная площадь надоела уже, в Третьяковке я была раз двадцать, уже знаю её лучше, чем карту Солнечной системы. Поклонная гора? Эх, мы гуляли там с Сашкой — к чему старое ворошить?

Двину-ка я в парк Горького. Там ещё всё зелено, и аттракционы работают. И просто можно посидеть на лавочке у пруда, уток покормить. Они такие смешные, подплывают близко-близко, клювик раскрывают, крякают…

Вибрацию мобильника в кармане я почувствовала не сразу. Капитанский номер… А вот это, мягко говоря, напрягает.

— Слушаю, Алексей Игнатьевич.

— Привет, старлей. Не улетела ещё?

— Через полчаса улетаю.

Я нарочно скостила время: не хватало ещё по его заданиям мотаться. У меня увольнение, в конце концов, или нет?

— Вот скажи мне, — с каким-то тяжёлым вздохом сказал капитан. — Это лар-лассы такие чудаки, или в тебе и впрямь есть что-то такое, чего я не углядел?

— Вы о чём, товарищ капитан первого ранга?

— Мне звонили из Комитета по внешним связям. К ним пришёл ответ лар-лассов по поводу обмена посольствами. Верховная Ассамблея готова принять дипломата, которого мы назначим… но они настоятельно рекомендуют направить в качестве представителя Земли именно тебя.