Честный договор. С чистого листа (джен)

Она склонилась к нему, близко, почти касаясь волосами его щеки. Он любил, когда она носила их именно так — распущенными по плечам, живым струящимся водопадом, чуть красноватым в отблеске заката. В разное время суток солнце окрашивало их разными цветами, но они неизменно радовали его. Жаль, нечасто: в их поселке не одобряли не убранных в прическу волос, считая их обладательницу столь же распущенной. А Шен и без того была чужачкой, уже из-за места своего рождения неправой во всем. Сколь многое — и многие — стояли меж ними. Но сейчас она здесь, с ним, и больше никто не посмеет разделить их, указывать что делать и с кем быть. Он не позволит…

— Шен… — хотелось сказать так много, но мысли путались, не находя подходящих слов. Однако это краткое имя вмещало все оставшееся невысказанным, и она поняла, услышала, приняла всем сердцем.

Шен улыбнулась, и он не мог не ответить на эту улыбку, адресованную лишь ему. Теплое обволакивающее чувство зародилось где-то в глубине живота и затопило все существо. Впервые в жизни он был полон им так, что места для иного просто не осталось. Существовал ли он вообще, этот чужой, противостоящий им мир? Имеет ли это хоть какое-то значение?.. Он протянул руку к ней, единственной, — коснуться, прижать к себе, наконец-то назвать своей перед лицом всех и вся…

Рука провалилась сквозь желанный образ, в пустоту; приветливая улыбка сменилась уродливой гримасой, расплылась рваными полотнищами ядовито-желтого дыма. Дышащая уютом и теплом атмосфера родного дома растворилась бесследно, как и сам дом. Потеряв равновесие, задохнувшись удушливо-смрадными испарениями, он рухнул навзничь, на четвереньки, замер ошеломленный, позабыв как дышать. Перед ним возвышались обгорелые, еще дымящиеся останки дома — его истинного дома, цитадели его рода. Сейчас от гордого строения остался лишь жалкий остов. Столь же неприглядным, мрачным и безжизненным было все вокруг: развалины домишек поменьше; искореженные, словно после бомбежки, деревья; полуразрушенная, пьяно покосившаяся изгородь, более никого не способная удержать.

— Нет!.. — в бессильном гневе и отчаянии он вскочил — и вновь упал на колени. Сама земля дрожала и заходилась стоном, тут и там расходясь коварными трещинами — то ли от гнева богов, то ли от злорадного самоуверенного хохота бывшего друга, бывшего брата, о чьем присутствии он догадался сразу, лишь оглядевшись вокруг.

— Это ты, ты во всем виноват! — вскочив-таки на ноги, он бросился к гигантскому силуэту поодаль. На руках словно сами собой, сквозь кожу и плоть, выросли острия тэкко-кагги. — Будь ты проклят, Йоши! Сейчас ты заплатишь за все!

Кажется, его противник лишь ухмыльнулся. Он не успел рассмотреть этого: прямо под ногами разверзлась особо широкая трещина, и он провалился в нее. Острия тэкко-каги смогли лишь ненамного замедлить падение. Из недр земли исходил зловонный очень горячий пар; она продолжала содрогаться, словно пытаясь вывернуться наизнанку, и он медленно сползал по отвесной поверхности туда, в кромешный пылающий ад, не в силах ни остановиться, ни прекратить бесполезную борьбу. И то, и другое было равно невозможным.

Враг наклонился ниже, заслонив собой небосвод. Он отчетливо видел такую знакомую глумливо-жалостливую гримасу на ненавистном лице, а потом… потом Йоши протянул руку, словно предлагая помощь. После всего, что сотворил — и наверняка сотворит вновь. Худшего издевательства невозможно было и представить.

— Никогда! — с усилием оттолкнувшись-таки от отвесного склона, он метнулся вперед, всю силу, всю кипящую ненависть вложив в этот бросок. К неизбежной гибели, пусть, но на этот раз он заберет негодяя с собой. Возмездие наконец свершится, а дальше… будь что будет.

Лезвия тэкко-каги, а за ними и вся рука по локоть вошли в… туман, которым стал кажущийся несокрушимым силуэт. Лицо Йоши исказила гримаса недоумения; он лишь мельком отметил это — и вновь провалился в никуда, подсознательно уже ощущая бурлящую… почему-то зеленоватую светящуюся лаву…

…вмиг обратившуюся в острогранные сиреневого оттенка кристаллы, вкривь и вкось растущие из неровной поверхности. Чужие даже на мимолетный взгляд. Каждый из них стал кривым ножом, всаженным в тело в миг падения. Небо — или же вскрывшаяся на миг бездна космоса над головой — также окрасилась в тошнотворный розовато-сиреневый, совершенно неестественный цвет. На груди, перекрывая дыхание, устроилось того же цвета мерзкое спрутообразное существо, тянуло к нему свои склизкие щупальца. Оно казалось знакомым, некогда виденным — и оттого еще более противным. Но худшей пыткой была беспомощность. Он не мог подняться, не мог глубже вдохнуть, не мог сбросить с себя отвратительную тварь… не мог ничего, даже усилием воли прекратить эту бесконечную пытку.

До скрипа стиснув зубы, он все же попытался. Единственной наградой стала боль, взорвавшая тело. Какой-то особо острый шип неожиданно удлинился, пронзив спину и грудь насквозь, вырвав непроизвольный крик. Из рваной раны хлынула кровь, но вместе с ней тело покинула и вынужденная неподвижность; и зарычав почти по-звериному, он вскинулся и стиснул наглое существо в руках, силясь раздавить. Но оно начало увеличиваться в размерах, погребая его под своей склизкой тушей. А вместе с тем — запрокинулся, подавляя разум адской мешаниной красок, и мир вокруг — неправильный, испорченный в самом основании инопланетной тварью.

— Ну уж нет!.. — прохрипел он из последних сил, то ли себе самому, то ли чужеземному агрессору. — Здесь место лишь для одного. И это мой мир. Только мо…

Словно в ответ на его вызов, существо внезапно взорвалось тысячей брызг, пронзенное клинком благородной катаны, памятной глазу и руке. И уже по ней, еще не видя направляющей руки, он узнал и ее обладательницу. Свою спасительницу — и самую острую занозу в сердце.

— Караи… — знакомое имя сорвалось с губ свистящим шепотом — на большее сил пока не хватало. Но, упрямо собрав их остатки, жертвуя и дыханием, он протянул навстречу руку. — Я так горжусь тобой, дочь моя…

Родные глаза вдруг блеснули ядовитой прозеленью… как невыносимо едкая сжигающая тело жижа… как полные неземной злобы глаза слизняка. И благородное оружие, избавившее его от постыдного плена, продолжением движения пронзило его горло чуть выше ключиц. Помедлив, вошло глубже…

— Я не твоя доч-чь!.. — ядовитым шипением выплеснулось в лицо — и было больнее, невыносимее яда и стали вместе взятых. Те хотя бы имеют свойство заканчиваться…

Стиснув зубы, он рванулся навстречу клинку. Мир вокруг затопила угольная чернота, но даже сквозь нее, как два адских светильника, продолжали гореть зеленые чуть раскосые глаза… понемногу сливаясь в одно… обращаясь в замутненный дымкой облаков диск полной луны.

Ладони ощутили прохладную гладкость простыни, но все еще помнили режущие грани предметов. Тело осталось тяжеловесным, почти неподвластным воле — как и там; да и почти идеально круглый, словно нарисованный кем-то поверх уродливой декорации, лик небесного светила тоже не выглядел настоящим. Что же было явью, что кошмаром?..

Медленно, неуверенно приподнявшись на локтях, Ороку Саки окинул взглядом слабо различимые в полумраке стены комнаты. Перед глазами все еще нет-нет да вспыхивали образы, отзвуки недавних видений, понемногу затухая, — но медленно, слишком медленно, чтобы в чем-то быть уверенным. Мутная дымка полусна-полубреда сползала неохотно, все еще силясь запустить в него ядовитые когти. Пробивающиеся сквозь нее голоса звучали растянуто, как-то почти пьяно и оттого немного раздражающе. Но именно они и помогли прийти в себя, вернуться в реальность.

И была она такова, что Шредер предпочел бы ей любой, самый ужасный и невыносимый кошмар. Хотя бы потому что они рано или поздно кончались… Это же оставалось — и длилось вечно. Пальцы впились в край койки — слишком, до отвращения слабо для него прежнего. Настоящего. Вторая рука, изувеченная крокодилом в последней схватке и все еще скованная перевязкой, откликнулась гораздо позже, скорее ноющей болью, чем реальным напряжением мышц. Но она хотя бы была, эта боль — как неизменная часть жизни, как призрачный шанс на что-то иное, лучшее. Ноги же не ощущались вовсе, словно их и не было, как и всей нижней половины тела. Как и немалой части его теперешнего.

И лучше, лучше бы не было вообще! Во сто крат лучше!.. Зубы скрипнули, непроизвольно дрогнула жилка на сжатом судорогой горле в напрасной попытке сглотнуть намертво застрявший ком. Безнадежной… Неприглядная, десятка самых отвратных оттенков отчаяния реальность оставалась прежней, неизменной. Караи, его девочка, его единственная отрада, надежда и гордость, раз за разом с криком падала в тинного оттенка жижу, навсегда исчезая в ней; бросала ему в лицо непереносимо жестокие слова, проворачивая тупой клинок в растревоженной ране; медленно, шаг за шагом, скрывалась в сумрачных катакомбах в объятьях его врага, прильнув к нему, как к самому родному существу на свете. Свершившиеся в яви кошмары повторялись вновь и вновь адской каруселью; он же, сильный, непреклонный, неустрашимый, истинный властелин этого мира, мог лишь беспомощно наблюдать за этим, вечность за вечностью сгорая в негасимом пламени гнева и отчаяния, бессильный что-то изменить. Хоть что-нибудь…

Задушив сдавленный стон, он с силой грохнул кулаком по ближайшей поверхности. Удар отозвался глухим звоном: шлем, знаменитый Куро Кабуто, не удержался на месте, откатился в отдаленный угол. Бесценная реликвия, единственная памятка о прославленных предках, столь дорогая сердцу… прежде, в иной жизни. Сейчас Шредер даже не оглянулся на него.

Встревоженные шумом, голоса стихли; дверь неслышно приоткрылась, пропустив в комнату полоску холодноватого света. А следом — и одного из случайно оказавшихся рядом, Тигриного Когтя.

— Вы уже очнулись, мастер? — прищурившись, он пристальным взором впился в хозяина. Затем не глядя нашарил выключатель, быстрым шагом пересек комнату и опустился на одно колено, вглядываясь ближе. — Как вы? Вам что-то принести? Может, воды, или… — он запнулся, точно произнес что-то лишнее.

Следом за ним на цыпочках, чуть подволакивая ранее поврежденную ногу, прокрался Рахзар. Застыл, тревожно вглядываясь, внюхиваясь в гулкую пустоту комнаты, по собачьему обычаю всюду угадывая врагов и опасность.

Его Шредер не заметил вовсе. При виде полосатой морды первого помощника, благодаря его словам, особенно непроизнесенному, все встало на свои места, обрело завершенность. Именно он, строптивый подручный, в свое время не дал свершиться мести Йоши, не дал обрести покой и, может статься, наконец-то обрести Шен. Об этом Шредер узнал значительно позже, от Брэдфорда: глупый ученик кажется, даже радовался, что удалось избегнуть беды… бывшей на деле избавлением, только где это понять тупому гайдзину? Уж за это одно оба заслужили великой кары; но все тот же тигр не далее, чем вчера, посулил надежду на иное. Страшную, чреватую множеством бед — но единственную сулящую скорые перемены к лучшему. И Шредер уцепился за нее отчаянной хваткой, отставив сомнения и гнев на потом, на недалекое будущее, когда он сумеет-таки изменить судьбу, свершить почти невозможное. Кто еще, если не он?..

— Яду, — он как сумел выпрямился, подслеповато прищурился против света. Упавшая поперек лица тень расчертила его подобием шрама. — Моим врагам он точно понадобится — для более скорой и легкой смерти. Вернее, мечту о ней, — Шредер наклонился чуть вперед, ближе к мутанту, впился в него требовательным немигающим взором. — Ты принес, что я тебе велел?

Напрасно… Он понял это еще прежде, чем Тигриный Коготь успел открыть рот, слишком уж смущенный и виноватый вид был у обыкновенно невозмутимого мутанта. Нашкодившая шавка, ждущая пинка… как и все они.

— Простите, учитель, — Тигриный Коготь понуро склонил голову, коснулся когтистой лапой пола. — Этот придурок Стокман… в напрасной попытке исцелить Караи он, кажется, истратил последние запасы.

Напрасной?! И после всех своих позорных провалов он смеет говорить об этом? Смеет вообще как-то пытаться оправдать свою трусливую шкуру?

— Напрасной?! — резким движением Шредер опять принял сидячее положение, стиснул в ладони ухо подчиненного. В поясницу снова вонзился пылающий шип, дошел до самого сердца, сбив дыхание; мастер Фут болезненно скривился, чуть ослабив хватку. — Напрасно было думать, что ты когда-то оправдаешь доверие, потраченное на тебя время… — зло прошипел он почти в самое ухо тигра, рвано выдохнул; секундой позже рука бессильно упала на колени. — А это — единственное, что стоило усилий. Ради чего вам, бездари, еще стоит быть…

Тигриный Коготь безропотно снес экзекуцию, и осознание этого — как и невозможности как подобает отплатить ему лично — лишь сильнее распалило гнев. Шредер на несколько мгновений замолчал, мысленно подбирая достойное наказание для проштрафившегося; но тут неожиданно — для всех них — вмешался Рахзар:

— Вам надо было поручить это мне, мастер… — в перекрестье двух равно раздраженных взглядов он на миг стушевался, опустив костистую морду — но почти сразу же горделиво выпрямился. В свете луны он казался сущим зомби — но это было последнее, что могло его волновать. — Я заставлю Драконов и итальяшек рыть землю, но добуду все, чего вы пожелаете. Голову Сплинтера? Караи в золотой клетке? — он испуганно съежился, не услышав — скорее уловив хребтом низкий рык Шредера. — В общем, любое лекарство, способное вам помочь. Только прикажите!

— Здесь нужно совершенно особое лекарство, — нетерпеливо перебил его Тигриный Коготь, сделав акцент на слове «особое». Мохнатая ладонь непроизвольно сжалась совсем рядом с рукоятью меча. Это — и то, что он не назвал данное «лекарство» прямо, почему-то насторожило Шредера.

— Тигриный Коготь утверждает, что во всем городе не осталось ни капли мутагена… — начал он.

Рахзар тут же вскинулся; красноватые угольки глаз вспыхнули почти таким же, как и у мастера, экзальтированным блеском.

— Неправда! Еще одна или две капсулы остались на складе… — он слегка поежился, поймав убийственный взгляд тигра, но, уверенный в своей безнаказанности, открыто ухмыльнулся ему в лицо. — Конечно, если постоянно шататься в городе, можно и не заметить важное у себя под носом.

— Неси, — приказал Шредер. А когда волк-мутант скрылся за дверью, перевел тяжелый взгляд на так и не поднявшегося с колен Тигриного Когтя.

— Я не меняю своих решений. С сегодняшнего дня ты не служишь здесь. Убирайся.

— Воля ваша, мастер, — глухо, без малейших эмоций, отозвался тот. Вскинул голову, и глаза блеснули зеленоватыми звериными огоньками. Отражая луну? Светильник у входа? Просто сами по себе? Так или иначе, зрелище было жутковатое, и Шредер лишь усилием воли не отвел глаз. — Одна последняя просьба. Вместо всей недополученной платы.

Шредер недовольно нахмурился. Все же наемник, при всем своеволии и дерзости, был лучшим его слугой. Почти как… Резко встряхнув головой, он снова взглянул на тигра и медленно кивнул. С безмолвным вопросом во взгляде.

— Позвольте мне остаться с вами, когда… — Тигриный Коготь на миг запнулся, мохнатая щека дернулась, как от болезненной судороги, — когда это произойдет. На случай, если вам все же понадобится медицинская помощь.

Шредер брезгливо скривился и уже хотел было возразить — ни один из его помощников не имел отношения к медицине, даже слизняк Стокман. Но возражать не стал.

— Ты не посмеешь мне мешать, — на всякий случай предупредил он. Тигр снова покорно кивнул, опустил голову.

— Как вам будет угодно.

И, поднявшись, в знак послушания отошел в дальний конец комнаты, остановившись в нескольких шагах от входа. Отблеск света от лампы зловеще блеснул на тонкой полоске меча, видимой из ножен.

* * *

Рахзар же, не чуя лап и прихрамывая на обе задние сразу, со всей возможной скоростью летел по лестнице и даже не чувствовал этого За ним привычно следовали две пары новых Фут-ботов, но, окрыленный приказом, волк-мутант не видел и их. Первый обращенный к нему — не к полосатому выскочке — приказ за прошедшие недели! Верный признак, что учитель сменил гнев на милость, наконец снова поверил в оплошавшего ученика. И Рахзар был готов перевернуть небо и землю, лишь бы оправдать это доверие.

Временами, когда покалеченные поездом конечности таки подводили его, он опускался на четвереньки и продолжал путь так. Где-то на грани сознания еще мелькала мысль, что сейчас он как никогда схож с животным, с отощавшей приблудной шавкой. Рахзар старательно гнал ее от себя, щелкая клыками, точно на надоевших блох. Ему с лихвой хватило первых часов после травмы, когда он, поскуливая, почти на брюхе полз за соратниками, равно до дрожи боясь быть брошенным в чужих враждебных катакомбах — и не поспеть за мастером, служить которому он обязался всегда и везде, в любом, даже самом ужасающем состоянии.

Они показались ему вечностью, эти часы — и бесконечные дни после, когда он, превозмогая боль, сдерживая визг, упрямо, надсадно трудил их, едва сошли отеки. Может, из-за той спешки он и не мог теперь ходить нормально, но в том ли беда? Он все еще в состоянии послужить мастеру — и тот наконец понял это. Никакому пришлому наемнику не сравниться в верности с ним, Крисом Брэдфордом, как ранее, так и теперь.

Злополучные капсулы оказались в самой глубине склада, заставив немало попотеть в нешуточном страхе: что, если учитель решит, что и он подвел его? Если выгонит на все четыре стороны, приказав больше не попадаться на глаза? Что он будет делать один, без мастера, без клана, ставшего родным, опозоренный и более не нужный? Пожалуй, даже смерть от руки разгневанного Шредера сейчас страшила его меньше.

Наконец пропажа нашлась, тускло блеснула зеленым под грудой какого-то металлического хлама, назначение которого было понятно одному лишь хлюпику Стокману. Торопливо расшвыряв кучу, Рахзар сграбастал одну из ампул; вторую, по рассуждении, поручил одному из Фут-ботов. И, счастливый, на всех трех бросился обратно, уже и не вспоминая о сходстве с дворняжкой

На краткий миг он задумался, для чего же мастеру понадобился мутаген, именно сейчас, когда рядом нет ни Стокмана, ни кого-либо иного, способного применить его — но тут же выбросил это из головы. Учитель Шредер знает, что делает, как и всегда. Может, если он порадует его, мастер расщедрится на помощника и для него, Брэдфорда? Хотя бы для того, чтобы он исполнял его приказы, как и прежде, молниеносно, не вспоминая о досадной немочи?..

Не отягощенные ранами и усталостью Фут-боты давно обогнали его, но Рахзар не беспокоился: эти железки никогда не посмеют войти в палату учителя прежде него, не решатся обскакать его, как некоторые так называемые союзники. Он сердито мотнул головой, потом, насторожив уши, принюхался. Что-то в причудливой атмосфере этого уровня ему не нравилось — на уровне чутья, наития, вздыбленной холки. Рахзар втянул воздух еще раз и понял. Человеческий запах. Казалось бы, что может быть привычнее для давно обжитой базы? Да и было… года этак три назад, вскоре после ее основания. Но в последние недели мастер не покидал своих покоев, а вездесущих воинов Фут — его рекрутов и учеников — давно сменили роботы, пахнущие совсем по-иному, металлом и смазкой.

Оскалившись, Рахзар сделал несколько осторожных шагов; когти передних лап чуть слышно скрежетнули по обшивке. Он уже успел воочию вообразить проникновение шпиона, а то и целого вражеского отряда — и то, как он доблестно остановит их. И неизбежную, заслуженную похвалу мастера — как теплую ободряющую руку на своем загривке. Ради этого стоило потерять и третью лапу…

Вдали блеснули сталью окованные створки, и Рахзар тут же сбавил шаг, брезгливо морщась. Чертов Стокман, как он мог забыть, что это крыло было отдано ботану-задохлику? Неудивительно, что все здесь провоняло им, пусть даже он и стал помойной мухой — повадки сохранил прежние, и запах тоже. Как бы странно это ни звучало… Впрочем, что может быть странного — крысы всегда верны себе.

Лязгнув зубами, Рахзар развернулся и торопливо, еще сильнее хромая, пошлепал обратно. С такой задержкой немудрено вместо похвалы получить выговор — мастер не любит ждать. Опасливо гадая, чем это обернется для него, он так задумался, что не расслышал столь ожидаемого — шлепающих чужих шагов в дальнем конце коридора.

* * *

Тридцать две. За время ожидания Рахзара Тигриный Коготь успел сосчитать все металлические пластины, выстелившие пол в этой комнате. Нашел взглядом закатившийся в угол шлем мастера, но так и не решился поднять. Прикинул про себя, сколько шагов отсюда до склада, на котором — мутант точно знал — находился мутаген. Время длилось и длилось бесконечной мукой обреченного — и все же летело спущенной стрелой. Слишком быстро, чтобы понадеяться на какую-нибудь шальную случайность; до безобразия быстро, чтобы успеть что-нибудь придумать самому. Да и что он мог придумать, если мастер прямо и недвусмысленно высказал свою волю? Это слышал Рахзар, Фут-боты, но самое главное — он сам. И даже отчаянное желание любым невероятным путем выцарапать мастера из лап неизбежного не меняло ничего. Он должен подчиняться, даже если убить себя — и взорвать весь чертов мир вместе с тем — было бы намного проще.

Непредставимое приближалось с каждым гулким шагом костистых лап: Тигриный Коготь слышал их еще с момента, когда Рахзар, отдуваясь и сопя, поднялся на этаж. Последние несколько минут — самые мучительные, растянутые, точно на дыбе… Краем глаза Тигриный Коготь нашел взглядом мастера и понял, что мог бы и не таиться. Для него не осталось ничего иного во Вселенной, кроме той злополучной двери, через которую должен войти Брэдфорд. Глаза горели, почти как у самого тигра в тусклом свете, — торжествующе, одержимо.

Угол рта непроизвольно дернулся; Тигриный Коготь отвел глаза. Заточенное до бритвенной остроты лезвие чуть слышно покинуло ножны на несколько дюймов, так же незаметно вернулось обратно. Последняя возможность — если что-то пойдет совершенно не так, если мастер все-таки обратится в нечто нежизнеспособное, чье существование будет еще хуже нынешнего. Последняя милость для обреченного на муку — и да будут к нему милостивы боги, бывшие и еще нерожденные. Он выполнит свой долг, а дальше — будь что будет. Он с радостью примет любую судьбу, зная, что сделал для учителя, мастера, спасителя все, что мог. И это стоит любой платы.

Дверь с глухим стуком ударила о притолоку, и Рахзар, запинаясь, кажется, на все четыре конечности, ввалился в палату. Шумно дыша и едва ли не вывалив язык. Тигриный Коготь со злорадством отметил это. Он готов был, насколько это возможно, принять волю господина — но не губительное раболепство бестолкового слуги, не стоящего зваться учеником.

— Вот, мастер, — проковыляв до середины комнаты, Рахзар с плохо скрываемым торжеством протянул на вытянутой ладони вожделенную ампулу. Всю дорогу он нес ее, бережно прижав к груди, как мать ребенка, — и лишь сейчас решился освободить от хватки. — То, что вы проси…

Он не успел договорить и испуганно дернулся: Шредер выхватил ампулу у него из руки.

— Наконец-то… — он нетерпеливыми дрожащими пальцами сбросил крышку. Губы дергала и кривила то торжествующая, то какая-то больная, вымученная ухмылка.

Рахзар изумленно попятился, присел на задние лапы — точно кто-то замахнулся на него палкой. Кажется, он впервые сообразил, чем может обернуться его ретивая поспешность. Вскинул лапы в некоем гротескном подобии мольбы.

— Учитель… — умоляющим, совершенно не своим голосом протянул он — и совсем по-собачьи втянул голову в плечи, поджал хвост, когда мастер не глядя отмахнулся от него. С трудом удерживаемая одной рукой ампула от движения опасно накренилась, ее содержимое почти коснулось края — над коленями Шредера. Тигриный Коготь невольно отвел взгляд: как бы ни готовил он себя к худшему, наблюдать все от начала до конца было слишком невыносимо.

Неожиданный звон разбитого стекла резанул по ушам. Оба мутанта инстинктивно прижали уши, обернулись в сторону звука… не успели. Резкое движение полуразмытым силуэтом мелькнуло прямо перед ними, и Рахзар инстинктивно попятился. Тигриный Коготь же замер — чтобы буквально через мгновение рвануться вперед, в отчаянной попытке успеть, перехватить, остановить прежде, чем станет поздно. Он ведь узнал, различил с первого взгляда, кого принесли демоны…

— Даже не думай! — он настиг и скрутил куноити, прижав к полу, буквально возле ложа хозяина. Но прежде та успела дотянуться и выбить из его руки ампулу с мутагеном. Клинком вадзикаси или же просто рукой, разглядеть не успел никто.

Ампула со стуком покатилась по полу, заливая его вязкой чуть светящейся зеленым субстанцией. Близко, опасно близко и от него, и от Караи. Но Тигриный Коготь даже не заметил этого, прожигая пришелицу гневным взглядом. Удивляться, почему та так странно выглядит, отчего вся мокрая, растрепанная и воняет тиной, он станет позже — в конце концов, Караи могла менять обличие по своей прихоти и иной раз нападала и в облике человека. А то, что она именно нападала, желая причинить вред мастеру, он даже не сомневался — только не после последней неудачной попытки. На что рассчитывала глупая девчонка на этот раз, он не желал даже думать. Напрасно она сюда сунулась… Негромко рыкнув, тигр надавил ей на плечи, свободной лапой скручивая за спиной хрупкие запястья.

— Отец! — пересиливая скривившую лицо боль, та все же вскинула голову, глядя на Шредера. Потом мельком оглянулась на ампулу и снова перевела взгляд, на сей раз не отрывая от его лица. — Что ты делаешь? Зачем?

Довольно оскалившись, Рахзар, хромая, поравнялся с ними. Пережитый страх наверняка тянуло излить на так удачно подвернувшуюся под руку противницу. И не то чтобы тигр что-то имел против… Волк-мутант протянул лапу перенять нападавшую — или же просто связать, угрожающе выпустил когти. Только ли чтобы напугать? Тигриный Коготь не стал разбираться, просто зло рыкнул на недавнего напарника, для верности еще и лязгнув клыками. Оплошавшему один раз нет веры больше. Потом, когда все уляжется, пусть злится сколько угодно, пусть кляузничает и пакостит исподтишка, пусть хоть съест с костями эту стерву, если позволит мастер. Но сейчас ни к нему, ни, тем более, к девчонке он его не подпустит. Хватит, помог уже.

Караи тем временем безуспешно попыталась его лягнуть, но лишь скребнула нежданно выросшим из носка туфли острым лезвием плиты пола. Тигр надавил сильнее, почти вжимая ее голову в ее же собственные колени. Девчонка еще раз дернулась, снова безуспешно. Тигриный Коготь настороженно ожидал какой-либо коварной уловки, не однажды убедившись, что с ней стоит держать ухо востро. Но сейчас куноити отбивалась как-то вяло, однообразно. И всякий раз, то прогнувшись в спине, то вывернув сколько могла шею — оглядывалась на Шредера.

Первый раз тигр даже сам с тревогой вскинул глаза — вдруг да ошибся, и хоть капля коварной инопланетной слизи попала на мастера. Достанет ведь и одной капли… Потом зло, с подозрением — снова на куноити. У той была прекрасная возможность, пользуясь его рассеянностью, вывернуться — но она словно не заметила ее, не видела, не чувствовала ничего: ни острых когтей, впившихся в кожу; ни мощных лап, способных в любой момент сломать ее пополам, разорвать горло, выпотрошить нутро; ни даже растекшейся в опасной близости лужи мутагена — а наверняка ведь знала, чем чревато прикосновение к нему. Словно превратилась в отчаянный нерассуждающий взгляд, отрешившись от остального.

Досадливо фыркнув, Тигриный Коготь на шаг оттащил ее от мутагенной лужи. Как поступать с предательницей и превращать ли ее в полузверя — решать лишь мастеру. Хотя будь его воля…

* * *

Шредер не обращал на него никакого внимания. Нет, не так, он и прежде не слишком оглядывался на помощников-мутантов без особой необходимости. Но сейчас… сейчас казалось, что весь мир перестал для него существовать. Он медленно приподнялся на локтях, хмуро глядя на пришелицу. О чем он думал, Тигриный Коготь не смог бы определить даже под угрозой жизни. Ему показалось, хозяин вздрогнул, когда нахальная девчонка обратилась к нему так, как не звала… вот уже давненько, с самого побега.

Тигр нахмурился и крепче стиснул лапы. Происходящее не нравилось ему все больше, слишком уж напоминало то, что они вместе планировали для семейства Хамато. Тигриный Коготь никогда полностью не доверял Караи, а сейчас причин для было и того больше.

— Пусти меня, ты, животное, — зло зыркнула тем временем на него та. — Как ты смеешь вообще не пускать меня к нему? — Караи еще раз дернулась, снова безуспешно, и со смесью обиды и возмущения оглянулась на Шредера. — Это ты ему приказал, да? За то, что я распотрошила нескольких твоих солдат? Или за сломанную дверь? Но ведь тогда они убили бы меня. Или за то, что не дала тебе сделать… — вздрогнув, она кивнула на пролитый мутаген, — …это? Но зачем, отец?..

И прозвучало это настолько естественно, что на краткий миг Тигриный Коготь даже растерялся. Правда, почти сразу же нахмурился, мысленно ругая себя. Караи же куноити, и ложь для нее — лишь один из способов добиться своего. Ему ли не знать, он однажды уже попался на эту удочку.

— Можно подумать, ты не помнишь, чертовка, — рыкнул он, оттаскивая ее еще дальше. Поморщился от удара головой в лицо (он пришелся вскользь, но чертовы волосы, лезущие везде, в том числе и в нос…) — Да как у тебя вообще наглости хватает чего-то требовать после того, что ты сотворила?

— Чего? — тут же снова повернулась к нему Караи. Сощуренные светло-карие глаза горели от негодования. — Что я успела сделать, чтобы ты, мутант, стал ближе для него, чем родная дочь?

Тигриный Коготь открыл было рот ответить — чего-чего, а претензий к беглой куноити у него накопилось с избытком. И ладно бы та была врагом, это объясняло бы хоть что-то, но вот так внаглую вламываться, словно бы ничего не произошло… после бегства, обвинений, попытки убийства своего же учителя и мастера, работы на его врагов — это вообще как?

— Довольно! — неожиданно перебил его Шредер. Все это время он пристально наблюдал за перепалкой куноити и первого помощника и, что-то сообразив, решил вмешаться. — Отпусти ее.

— Но, мастер, — резко вскинул голову тот. В последнее время Шредер вел себя странно, но это было уже за всякими рамками. — Что, если она попытается напасть и убить вас?

— Убить? — тут же вспыхнула Караи. — Ты с ума сошел, мутант? Это вам, полузверям, нельзя доверять, у вас же инстинкты вместо разума. Где вам понимать в чувствах и достоинстве?

— Это ее задержит, — не обращая внимания на ее реплику, Шредер кивнул на пролитый мутаген, — а ты в случае чего вместе с Рахзаром остановишь ее. Или это вам не под силу?

— Обижаете, мастер, — буркнул тот, про себя гадая, успеют ли они в самом деле, если вдруг дело до этого дойдет. При недостатке силы девчонка быстрая и изворотливая. И даже двое искрящихся в месте удара Фут-бота (чертовка ухитрилась пронзить каждого в районе груди), ввалившихся вслед за ней, окончательно разнеся злополучную дверь, не добавляли уверенности. Базу охраняет не менее полусотни Фут-ботов, разной конструкции. И Бибоп и Рокстеди в придачу. А девчонка обошла их всех.

Тигриный Коготь, похоже, думал так же — но противиться приказу не мог также. Он нехотя отпустил руки Караи, все еще сверля ее недоверчивым взглядом. Говорите что хотите, он не верил в неожиданный жест доброй воли этой бесстыдницы. С чего вдруг ей менять повадки, если не затем, чтобы вкрасться в доверие? Завершить то, что не удалось в прошлый раз.

— Оружие, — хмуро скомандовал он и требовательно протянул лапу.

Караи смерила его презрительным взглядом, затем аккуратно сложила на пол у его ног — в руки дать не пожелала — подобранный чуть поодаль вадзикаси, веревку с острым крюком на конце, несколько кунаев и сюрикенов. И, прежде чем тигр успел усомниться, все ли это — несколько дымовых шашек и неизвестного назначения бомбочек, извлеченных из потайных отсеков наручей, наколенников, из-за отворотов туфель и из складок пояса. Чуть помедлила, издевательски ухмыльнувшись, добавила похожую на иглу шпильку, притаившуюся в волосах где-то в районе уха. О наличии которой оба мутанта даже не подозревали.

— Вот, — она демонстративно показала тигру пустые руки. — Теперь доволен?

Тигриный Коготь неодобрительно покачал головой, но все же собрал оружие, отложив в сторону, подальше и от куноити, и от мастера. Он бы еще и обыскал ее для верности, но почему-то сомневался, что Шредер позволит ему это.

Не успел он отвернуться, как Караи подбежала к кровати, ловко перепрыгнув лужу, и во мгновение ока оказалась рядом со Шредером. С некоторым запозданием тигр вспомнил, что в костюме куноити были потайные детали, могущие также быть опасными. И уже рванулся было вперед — перехватить, оттащить, если надо… Не успел. Мягко приземлившись, Караи тут же опустилась на колени рядом с кроватью и обеими ладонями схватила руку Шредера.

— Что с вами случилось, отец? — голос предательски дрогнул. Караи кашлянула, смущенно отвернулась, стараясь не выдавать слабость, и, собравшись с решимостью, продолжила: — Кто сделал это с вами?

* * *

Тот не отвечал, внимательно изучая ее. Караи крайне редко скрывала истинные чувства и сейчас казалась как никогда искренней. Она так же всматривалась в его лицо, стараясь как можно незаметнее, краткими взглядами искоса, оценить его состояние. Как делала это раньше, до всего этого безобразия с мутантами Йоши, боясь рассердить. И хотя сейчас такое внимание раздражало, напоминая о вынужденной беспомощности, Шредер усилием воли сдержался.

Да и не это сейчас было самым важным. Караи вела себя в точности так же, как прежде под действием мозгового червя. Которого, он знал наверняка, сейчас в ее голове не было. Однако она словно бы не помнила всего произошедшего между ними и ставшего причиной вражды. Или же умело притворялась, пытаясь подобраться поближе — тем более, сейчас он вряд ли сумел бы легко ее остановить.

Шредер отрицательно мотнул головой, прогоняя такое естественное — и нежеланное подозрение. Нет, вряд ли. Пожелай она, Караи уже успела бы убить его, да не одним способом, и даже Тигриный Коготь и Брэдфорд не сумели бы ее остановить. Но она даже не пыталась. Может… Шредер подсознательно прислушался, ожидая появления врагов — но нет, было тихо, не считая возбужденного сопения собственных мутантов да гудения лампы под потолком.

Он тяжело выдохнул, осторожно, несколько неловко освободил руку из цепких пальчиков. Да и чего, собственно, бояться? Он сам желал закончить все это не далее, чем полчаса назад. Разница, позже или раньше? Страшнее, пожалуй, вновь обмануться в ней, хотя, боги свидетели, так мучительно, невыносимо хочется!

— Враги. Но это неважно, — поспешил он сменить тему разговора, когда она, нахмурившись, уже собралась спросить. Для этого еще будет время, сейчас же важнее выяснить иное. — Как ты нашла дорогу сюда, Караи? — спросил он, по-прежнему пристально всматриваясь в лицо девушки, ловя малейшие признаки эмоций, отголоски мыслей. Когда-то Шредер не считал нужным обращать на это внимание, считая преданность дочери само собой разумеющейся. Сейчас же… нет, сейчас он не может полагаться ни на кого и ни на что, даже на врожденное чутье на опасность. Все равно в присутствии Караи оно подводит.

Караи нахмурилась, перевела взгляд на стену за его спиной, задумавшись. Точно не хотела или же… стыдилась это говорить. И это непроизвольно настораживало. Что может быть постыднее измены? Хотя когда-то она считала иначе.

— Мне сказал твой человек… Хан, — не сразу вспомнила она имя и презрительно скривила губы. — Ну, то есть мне пришлось немного ему помочь…

— Тебе? Или вам? — негромко уточнил Шредер. Но Караи расслышала и удивленно округлила глаза.

— Вам? О ком ты, отец? Твои люди не пожелали помочь мне, даже пытались помешать, — Караи с видимой досадой оглядела себя — и только сейчас Шредер заметил, что вид ее и правда оставляет желать лучшего. Но все это — сущие пустяки, раз она жива и здорова. А уж он позаботится, чтобы так было и впредь.

— Мне пришлось все делать самой, — продолжала тем временем Караи, не заметив его отвлечения. — Но я справилась. Ведь я твоя дочь, разве может быть иначе?

Она горделиво выпрямилась, довольная улыбка растянула губы. И Шредер не мог не улыбнуться в ответ. Сейчас Караи так походила на себя прежнюю, настоящую, решительную, уверенную в себе и своем мастерстве куноити, что желание поверить в почти невозможное стало нестерпимым.

На сей раз он удержался и не вздрогнул, услышав такое желанное, долго и напрасно ожидаемое наименование. Боги свидетели, это было непросто, однако поверить при всем желании было страшновато. Хотя признаться в этом Шредер не мог даже себе, объясняя это естественным недоверием ниндзя. Мир для него поле битвы, а врагов гораздо больше, чем возможных союзников. Глупо и недопустимо верить вот так, с первого слова, как бы правдоподобно ни было бы сказанное, увиденное.

— Где ты была все это время? — он постарался, чтобы слова прозвучали как можно естественнее. — Я уже успел тебя потерять.

— Ты не поверишь… — Караи махнула рукой. — Хотя нет, — она бросила краткий, презрительный взгляд на мутантов, особенно задержавшись на Рахзаре, — наверно, все-таки сможешь. Я каким-то образом оказалась в логове странных уродцев, полуживотных. Типа вот этих, только посимпатичнее. Они пытались меня удержать… представляешь, называли подругой и дочерью? — продолжала она со смехом, не заметив, как напрягся Шредер, каким холодным и отчетливо недобрым стал его взгляд. — Как будто у меня есть что-то общее с такими, как они. Ну, пришлось растолковать им, что к чему.

— Ты не запомнила, где это было?

Тигриный Коготь насторожился, шевельнув ушами, краем глаза заметив, что Рахзар отреагировал так же. Может, из всего этого безобразия выйдет хоть что-то полезное. Странно: сейчас ничто не выдавало в девчонке мутанта, и не хотелось даже думать, что черепахам удалось то, что так и не вышло у них. Однако… Тигриный Коготь чуть заметно усмехнулся — все с тем же побочным эффектом в виде потери памяти. Верится с трудом, но похоже, девчонка напрочь забыла, что связывает ее с мутантами — да и случайные и намеренные стычки с вырастившим ее кланом. Что ж, он не против такого дополнения.

Караи посерьезнела, потерла подбородок ладонью, затем с сожалением покачала головой.

— Нет. А жаль. Они довольно забавные и даже немного умеют драться. Не так, как я, конечно, но все же неплохо. А разве это нужно?

— Действительно, жаль, — проговорил Шредер сквозь зубы. А когда Караи удивленно на него оглянулась, поспешно добавил: — Они надолго запомнили бы свою наглость и не посмели бы больше даже приблизиться к тебе.

— Они и так запомнят. И не посмеют, — заверила его Караи. — Говорю же, я им хорошенько наподдала, прежде чем сбежать. Будут знать наших! Или… — она оглянулась на Шредера с ожиданием, — мне надо вернуться и добавить?

Тот медленно, с усилием поднял руку, опустил на голову дочери, неловко проведя по волосам, затем коснулся плеча. Словно еще раз убедиться, что невозможное все же случилось.

— Нет, Караи, — собственный голос казался ему незнакомым, но это волновало Шредера менее всего. — Не надо. Ты все же вернулась, и это единственное, что имеет значение.