На страницах пыльных книг (гет)

«Время придёт, и мы снова откроем

Книгу на самой последней странице.

И эпилог станет новым прологом,

И мы уйдём, чтобы вновь повториться»

Flёur — Память

Яркое утреннее солнце проникало сквозь неплотно задернутые шторы, светило прямо в глаза и то и дело прыгало, высвечивая под веками разноцветные узоры. Тяжелое одеяло накрыло плечи, придавливая к постели, а голова напрочь утонула в подушке. Элион протяжно застонала, перекатываясь с боку на бок, заставила шторы задернуться поплотнее и фыркнула, убирая с лица налипшую челку. Яркое солнце исчезло, комната потонула в полумраке, и только теперь Элион вдруг вспомнила, что было вчера. Воспоминания зарябили перед глазами, картинки сложились одна за другой, и среди страшных будто живых портретов она отчетливо увидела лицо сестры. Сердце подскочило к горлу, Элион подпрыгнула, едва не путаясь в тяжелом одеяле, сунула ноги в домашние туфли и выскочила за дверь.

Пронзительный, слепящий глаза солнечный свет заливал коридоры, превращая их из серых подземных туннелей в высокие изящные галереи, отражался от каменных стен и вырезанных на дверях рун причудливыми отсветами. Зачарованные доспехи у стен мешались с настоящими стражниками, стук каблуков отдавался гулом в ушах, а в узких окнах, перепрыгивая из одного в другое, болталось круглое желтовато-белое пятно. За все время своего пребывания в этом мире Элион никогда не видела такого яркого солнца; низкое, нависающее над головой небо здесь было вечно затянуто тучами, а теперь от голубизны хотелось щуриться, и слезы скапливались в уголках глаз. Элион шагала стремительно, минуя один коридор за другим, пока растерянно не замерла, осознавая, что совершенно не знает, куда идет. Что-то тугое и горькое клокотало в груди, и она рвано вздохнула, привалилась к окну и выглянула наружу. А там вместо грязного снега и сухой уродливой пустоши на нее пронзительно, вглядываясь в самую душу, смотрела зелень. Густая трава покрывала все вокруг, к самой окраине города подступал лес, а на улицах толпились, воздевая руки к высокому яркому небу, люди. Элион словно попала в совершенно другой мир, чужой и слишком яркий, как в ее детских снах и рисунках, будто бы вылепленный из раскрашенной акварелью глины.

Вот только, сколько бы она ни вглядывалась, чего-то отчаянно не хватало. Элион несколько раз обвела взглядом зеленые просторы и ликующих людей, глянула на покрытый цветами холм и снова неожиданно, как если бы ее ударили по голове, вспомнила. Ядовито-лиловый камень в самом центре сверкающей в тусклом лунном свете короны, сестру, слишком высокую и тонкую, словно тростинка на сильном ветру, и темноту, яростную Тень, захлестнувшую ее тело. А еще надрывный каркающий хохот, больше походящий на вырывающиеся из горла проклятья. На краю сознания Элион слышала пронзающий насквозь крик, из-за которого оцепенение наваливалось все сильнее, давило виски и скапливался во рту горький металлический привкус. Должно быть, она потеряла сознание, потому что уже в следующее мгновение очнулась в кровати, будто бы ни в чем не бывало.

От яркого света болели глаза, небо казалось огромным и неизмеримо далеким, и даже врывающийся воздух жег легкие, будто изо всех сил старался что-то из нее вытравить. Стоило обернуться, и за спиной выросли высокие покрытые рунами двери, пустые и одинокие в длинном каменном коридоре. Покои сестры очутились здесь словно из ниоткуда, и Элион дернулась, ощущая прошедшую по всему телу дрожь. Вокруг больше не было ни одного стражника, ни одного зачарованного доспеха, лишь серые камни и словно в насмешку пляшущие на них лучики света. Коридор опустел в одно мгновение, будто Элион разом телепортировалась из одного конца замка в другой, как это было когда-то давно с тем странным миром вытянутых существ, где Гидеон в первую их встречу обзывал ее дурой и отдавал приказы. Элион нервно хохотнула, шаркнула мыском домашней туфли по стертому от времени камню на полу и осторожно коснулась ладонью дверей.

Вспышка ослепила не хуже чуждого солнца, ладонь полоснуло болью, но Элион не отдернула руку, продолжала упрямо держать, будто так можно было что-то исправить. В уголках глаз ее скапливались горячие слезы, и оттого двери сливались в мутное пятно, сердце гулко стучало в груди, вспыхивали и гасли на дверных створках руны. В глубине души Элион знала, что именно случилось, знала, что так будет, с самого начала, с самого первого высокомерного взгляда сестры, отпечатавшегося под веками гулким приказом. Сестра тогда приказала Элион подниматься, и теперь она стояла перед ее покоями, ощущала, как горят ладони и щеки, и ничего исправить больше было нельзя.

Наконец двери, неохотно скрипнув, отворились, и из покоев пахнуло сыростью и затхлостью, словно никто не заглядывал сюда добрую тысячу лет. Время в Метамуре текло иначе, слушалось лишь каких-то своих, ведомых лишь одному ему законов, и именно здесь, казалось, обрело свое средоточие. Стоило Элион шагнуть внутрь, и двери за ее спиной гулко захлопнулись, отрезая бьющий в спину солнечный свет, и стало привычно темно. Круглое окно было наглухо закрыто плотными деревянными ставнями, стол оказался покрыт полуистлевшими бумагами и толстым слоем пыли, и Элион невольно чихнула, разгоняя ладонью взметнувшееся от ее дыхания облако. Слева за гобеленом пряталась дверь в спальню, и Элион юркнула туда, натыкаясь на совершенно такое же запустение. Окно здесь не было заколочено, но стекло покрывал такой слой грязи и пыли, что ни один солнечный лучик все равно не проникал внутрь. Кровать скрывал задернутый балдахин, кое-где порванный и покрытый засохшими пятнами, зато идеально чистым казалось большое тройное зеркало. Элион вздрогнула, разглядев в нем свое отражение, бледное и растрепанное, пригладила волосы пальцами и поджала губы. Многие говорили ей об этом, но теперь Элион и сама видела, как сильно походила на сестру. С той стороны зеркала на нее будто смотрела поджимающая губы Фобос, разве что чуть пониже и не с таким острым лицом, и Элион, глядя на нее, задохнулась, зажмурилась и отвернулась.

Свет снова резанул по глазам, рассыпался и истлел под ногами, и Элион дернулась, отмахиваясь от окутавшей ее липкой паутины. Она снова стояла посреди коридора перед высокими покрытым рунами дверьми, ладонь ее пульсировала болью, а неубранные волосы рассыпались по плечам. Чей-то назойливый голос пробивался в сознание сквозь шум крови в ушах, и Элион, опустив и спрятав в складках ночного платья руку, поджала губы и обернулась.

— Ваше Величество, — приветствовал ее застывший в поклоне Гидеон.

Злость разлилась в груди клокочущей вспышкой, Элион вздернула подбородок. Гидеон стоял, склонив голову, посреди коридора, так что не обойти ни с одной стороны, позади него солнце ярко освещало блестящую искорками галерею, и позади Элион тоже не было ни намека на кроющуюся в углах тень.

— Я не…

Она осеклась, потому что улыбка приподнявшего голову Гидеона вдруг стала насмешливо горькой, сделала шаг назад и заставила себя остановиться. Вчера вечером сестра собственными руками водрузила на ее голову корону, ту самую с ядовито-лиловым камнем посередине, и Элион отчего-то чувствовала, будто с того мгновения слишком многое изменилось. Черные глаза Гидеона блестели в ярком солнечном свете, блики играли на волосах, и сам он казался каким-то неправильным, будто ненастоящим, как сошедший с картины нарисованный простыми карандашами образ. Элион вдруг вспомнила его портрет, вышедший из-под ее руки, и мамины слова о том, будто он ей нравится, и щеки ее густо зарделись, перепутавшись с дрожащими на ресницах капельками слез. Дыхание застряло в горле, и Элион вздернула подбородок еще выше, пригладила платье и зашагала вперед, обходя Гидеона у самой серой каменной стены. По шелесту позади она догадалась, что он последовал за ней, и оттого старалась не оборачиваться, шла неспешно, и цоканье каблуков ее домашних туфелек гулким эхом терялось в каменных стенах.

В какой-то момент Гидеон обогнал ее, молча преградив путь, и указал в сторону едва заметного коридора, прячущегося в узкой, высвеченной солнечным светом нише. Элион, которая вообще-то понятия не имела, куда они идут, фыркнула и послушно свернула, и тьма на мгновение окутала, окуная ее в ставший привычным полумрак. Серые старые камни снова стали уродливыми и покрытыми паутиной, потолок низко навис над головой, однако все это быстро оборвалось. Элион вышла в просторную залу, казавшуюся белоснежной из-за заливающего ее света, проникающего сквозь огромные окна, и такую же пустую и холодную. Заколотившееся на мгновение сердце смолкло, сбавляя темп, и Элион склонила голову набок, позволяя волосам скрыть половину ее лица.

— Элион! — пронзительный вскрик ввинтился в разум, и Элион неприязненно поморщилась.

Бросившаяся к ней Корнелия остановилась, будто ее ударили, сжала кулаки и поджала губы, и глаза ее яростно засверкали. Ухватившие ее за руки девочки принялись наперебой кричать, так что Элион не разбирала ни единого слова, точно голоса их сливались в мерзкий отвлекающий от собственных мыслей свист. Гидеон, будто поняв ее мысли, махнул рукой, и стражницы попятились, теперь обещая поговорить потом. Элион разговаривать не хотела, ни с ними, ни с кем-нибудь еще, во лбу неприятно свербела единственная мысль, и она двинулась вперед, пересекая залу наискосок.

— Они объявились на рассвете и с тех пор требуют встречи с вами, — пояснил Гидеон то, чего Элион не желала знать, — пришлось даже несколько умерить их пыл.

— Пускай, — отмахнулась она, проходя в одну из высоких дверей.

Здесь тоже было светло, шаги ее отдавались гулким, путающимся в стенах эхом, и Элион отчего-то казалось, будто она никогда не придет. Обойдет весь замок по кругу, а потом еще и еще, но так и пропустит заветное место, хранящее от нее секреты. Элион знала, что случилось вчера, до сих пор словно чувствовала сжимающий лоб и виски обруч, такой горячий, что хотелось кричать, и охватившее ее оцепенение, вязкое и мутное, как вода в застоялом ручье. Сестра что-то забрала у нее и что-то дала, и хохот ее, надрывный и жалкий, стоял в ушах шумом разбивающегося о камни морского прибоя. Элион была Королевой, теперь уже окончательно и навечно, словно проклятье легло на ее пустой лоб, а сестра ее сгинула в истлевшей под ярким солнечным светом темноте.

— Ты ведь с самого начала знал, — собственный голос показался ей отвратительным карканьем, — что она собирается сделать?

Застывшее вокруг них молчание не рассеялось, Гидеон не ответил, будто в какой-то момент отстал, заблудившись в запутанных коридорах. Вот только шаги его все еще раздавались позади, смешиваясь с ее собственными, а назойливый взгляд буравил затылок так, что Элион хотелось завязать ему глаза. Они проходили из одного коридора в другой, кружили по узким лестницам, то поднимаясь, то опускаясь, а Гидеон больше не преграждал путь, подсказывая, куда стоит пойти. Элион на самом деле не ждала от него ответа, и оттого раздражалась молчанием еще сильнее.

— Полагаю, сестра догадывалась, чем это для нее обернется, — договорила она, сцепляя подрагивающие пальцы на животе.

— Вы ведь наверняка знаете сказку про первых Короля и Королеву, Свет и Тень? — тихий голос Гидеона словно зазвучал у нее в голове.

Они свернули в очередной узкий проход, и яркий свет остался позади, больше не играя назойливо перед глазами и не высвечивая в древних обветшалых камнях ласковые искорки. Элион поморщилась, отбросила за спину волосы и устремила взгляд в нависающий над головой потолок. Камни здесь, все такие же тусклые и покрытые вековой пылью, как и раньше, тоже едва уловимо сверкали, будто приветствовали, и Элион неудовлетворенно цокнула, поджимая губы.

— Король Эсканор принес с Земли Тень, а его Королева породила Свет, чтобы защитить этот мир, — Элион выплевывала слова, чеканя каждый оставшийся шаг.

Гидеон за ее спиной передвигался бесшумно, только буравил взглядом затылок, будто все еще раздумывал, правильно ли он поступил, не обращая внимания на то, что не было верного и неверного выбора. Темнота смыкалась впереди них и позади, брала в тиски, но казалась слишком легкой, как росчерк карандаша по белоснежной бумаге.

— После этого Тень рассеялась, сливаясь с сердцевиной планеты, а Свет из раза в раз перерождался в новой Королеве, — пояснил Гидеон, — именно поэтому у правящей семьи всегда рождалась единственная дочь.

Дрожь прошла по телу волной, и Элион, встревоженная собственной внезапной понятливостью, ускорила шаг. Темный коридор закончился, начался новый — на этот раз наполненный ярким светом заглядывающего в окна солнца, и Элион вдруг показалось, что она уже достаточно близко. Огромный замок казался ей лабиринтом, слишком волшебным, чтобы она могла управлять им самостоятельно, но вот теперь он сам вел ее узкими тропами и высокими переходами, точно путал следы пойманный в ловушку охотников волк. Свет то исчезал, то озарял все вокруг так, что Элион на мгновение слепла, но отчего-то никто до сих пор не встретился им на пути. Они плутали и плутали между одинаковых стен и одинаковых коридоров, входили и выходили, проходя мимо одних и тех же дверей, пока прямо под ногами не выросла зияющая чернотой лестница.

— Моя мать должна была умереть, когда я появилась на свет? — Элион, казалось, знала ответ на собственный вопрос, но все равно его задала.

Она шагнула на объятую тьмой лестницу, слишком крутую и выщербленную, но даже схватиться ей было не за что, потеряй она равновесие хоть на мгновение. От темноты щипало глаза, Элион крепко сжимала ладони перед собой, но ступала все равно слишком резко, вовсе не осторожно и плавно. Каблуки ее домашних туфель громко раскатисто цокали в тишине, будто стучало чье-то заполошное, пустившееся вскачь сердце.

— Это не так, — усмехнулся Гидеон, и рука его на мгновение оказалась у самого ее лица, распахивая возникшую впереди дверь, — сила Света должна была медленно перетекать из нее в вас до самого дня коронации, когда вам суждено было бы запечатать высунувшую нос из норы Тень.

— Вот только вместо меня родилась сестра, — выдохнула Элион, заканчивая его мысль.

Одинокий желто-оранжевый факел выхватил из темноты множество застывших в уродливых позах фигур, и отсветы его затрепетали на стенах. Сотни глаз будто бы уставились на нее обвиняюще, и Элион вскинула опустившийся было подбородок, проходя внутрь. Шаг ее на мгновение сбился, но теперь падать было уже некуда, так что всего лишь испуганно подскочило сердце. Они все выглядели будто живые, совсем как те портреты в галерее, но от каждой из фигур исходил пробирающий до костей холод выглаженного промозглым сквозняком и сыростью мрамора. В дальнем углу огромного подземелья была всего одна живая фигура, и от ее скрюченной позы становилось больно и страшно. Он склонялся перед распростершей перед собой руки статуей, будто возносил ей молитвы, однако надрывный шепот его напоминал скорее крики сумасшедшего, запертого в клетке.

— Говорят, сердце принцессы было полно тьмы настолько, что родная мать отреклась от нее сразу после рождения, — голос Гидеона разнесся по подземелью гулким эхом, и взгляды мраморных статуй словно в тот же миг скрестились на Элион, — а Королева впала в глубокий траур, долго отказываясь производить на свет еще одно дитя.

Все без исключения фигуры были женскими, облаченными и красивые платья, но с уродливыми, наполненными ненавистью лицами. Элион чувствовала в каждой из них тусклый осколок, ядовитый и въевшийся глубоко под кожу, во всех, кроме одной, казавшейся совершенно, до боли в глазах пустой. Именно ей поклонялся, словно сумасшедший фанатик, хрипящий человек, в котором Элион с трудом могла узнать Седрика. Лицо его было серым, словно он тоже состоял целиком из мрамора, и заострившимся, почти полностью скрытым тенью от капюшона. Разве что глаза его ярко сверкали в темноте, высвеченные желтоватым светом факела, и из-за этого становилось отчетливо видно, как по щекам его текут, оставляя следы на коже, слезы.

Сердце первой принцессы было наполненной тьмой, а Свет должен был запечатать Тень. Элион смотрела на воздевающую вверх руки мраморную фигуру, совсем пустую, будто в ней никогда ничего не было, и думала, что сестра, должно быть, выбрала крохотный шанс забрать себе все вместо того, чтобы просто умереть. Свет должен был запечатать, унизить и поглотить Тень, но что, если Тень исчезнет, очутившись в той же самой ловушке? Сестра была слишком жадной, чтобы позволить себе остаться ни с чем, и потому отобрала все, о чем мечтала будущая королева. Элион желала настоящей семьи и быть любимой, а еще немного магии и мир как с ее картинок, и вот теперь она стояла здесь, глядела на ликующее выражение на застывшем лице старшей сестры и думала, что это, оказывается, вовсе того не стоило.

— Как глупо, — усмехнулась Элион, поджимая губы, — она пыталась отобрать у меня Свет, чтобы поглотить Тень, и вот во что превратилась.

Треснувший в самой середине лиловый камень венчал ее голову вместе с серебристым обручем, так что Фобос Эсканор теперь ни капли не отличалась от всех сгинувших Королев, разве что в груди ее разверзлась зияющая пустота.