На страницах пыльных книг (гет)

Опустевшее тело оседало на пол безвольным мешком, а Калеб смотрел на самого себя широко раскрытыми глазами. С кончика меча капала темно-красная кровь, петлял между пальцами густой дымок, и Фобос считала удары сердца до того, как все вокруг запылает. Мятежники глядели на нее молча, рассматривали растекающееся у нее под ногами кровавое пятно, буквально пожирали взглядами, от которых хотелось блевать. Фобос мерила всех неприязненным взглядом, стояла, сложив на груди руки, и никак не могла подавить ухмылку. Струйка черного дыма трепыхалась в пальцах, густые капли исчезали с подола платья с тихим шипением, а один предводитель все еще лежал, пронзенный мечом другого, безжизненный и бесполезный, словно вытряхнутая тряпичная кукла.

— Ну что ж, — Фобос щелкнула пальцами и развернулась на каблуках, взмахнув полами платья, — я буду ждать твоего ответа.

Отскакивающая от каменных стен тишина схлопнулась и зазвенела, нарастающий гул ударил в спину, но Фобос больше не собиралась их слушать. Она шагала вперед, отбивая каблуками незамысловатый ритм, и стены от ее прикосновений пели и вторили тихим шепотом. Тьма трепыхалась в рукаве, оставляла ожоги на коже, и оттого улыбаться хотелось сильнее. Все было уже почти готово, оставались лишь несколько последних штрихов, незначительных мазков на завершенной картине. День коронации младшей принцессы, Света Меридиана из сказок, приближался, и от охватывающего ее нетерпения у Фобос дрожали пальцы. Стены Заветного города сжимались и давили все сильнее, будто прогоняли ее прочь, и Фобос не собиралась задерживаться им назло. Этот город был слишком упрям и своеволен, а кровь потоками растекалась, смешивалась и испарялась, покрывая черной коркой его безупречные стены, пол и потолок.

Седрик ждал ее там же, где она оставила его, склонившись в поклоне, и длинные волосы его цвета спелой пшеницы самыми кончиками касались пола. Фобос цокнула, заставляя проход отвориться чуточку шире, и руны засветились, окутывая их ядовитым зеленоватым светом. Эта земля была слишком скупа на дары, а народ — излишне жаден; две царящие в этом мире силы сталкивались и уничтожали все на своем пути, и оттого питавшая его магия разъедала и убивала, словно неосторожно пролитое на тонкую бумагу вино. В чем, в конце концов, смысл бороться, если не существует на самом деле ни добра, ни зла?

— Возвращаемся, — бросила Фобос, проходя мимо склонившегося к самой земле слуги.

Ее маленькая сестра, должно быть, уже заждалась. Недавно Фобос обещала обучить Элион основам магии, способной даровать жизнь неразумному существу, но подходящее время все никак не наступало, а долгожданное занятие откладывалось. Калеб призрачным цветком маячил перед глазами, проблемы клубились и закручивались, как густой дымок, спрятанный между ее пальцев, а сил оставалось совсем мало. Фобос стремительно слабела, отдавая все собственному сумасшедшему плану, а прохладная рука невесомо касалась сведенных лопаток. Фобос неприязненно цокнула, ощущая поддерживающую ее ладонь, и все вокруг закружилось, и глубокая умиротворяющая тьма подземелья сменилась ярким светом вечернего блеклого солнца.

Тучи сгущались над замком, стремительно темнело, налетал порывами холодный промозглый ветер. Гремел чужеродным гневом гром, и сверкали яркими вспышками первые молнии, однако непогода могла закончиться так же стремительно, как и началась. Фобос стояла на крутом обрыве ведущей в замок дороги, город расстилался далеко внизу, и где-то там же, лишь еще дальше в бескрайнее иссохшее поле клубилась и завывала ненасытная тьма. От высоты и резкого ветра воздух застревал в горле, от холода сводило пальцы, а растрепавшиеся напрочь волосы летали вокруг свернувшимися кольцами висельными веревками. Фобос упрямо стояла, будто перебарывая саму себя, смотрела вниз тяжелым, почти разочарованным взглядом, а подол ее испачканного кровью платья бил по лодыжкам и путался в ногах. Она не могла сказать, что никогда не любила этот мир, но и обратное оказалось бы бессовестной ложью. Временами Фобос думала, что, если бы у нее хватило на это сил, она бы уничтожила все, стерла с лица земли, обратила Метамур куском болтающегося во вселенной прошлого, некогда отколовшегося от собственной смерти. Однако Фобос была слишком слабой, всего лишь одной из бесполезных принцесс, рожденных лишь для того, чтобы расчистить путь другой. Яркий пронзающий свет сиял не у нее внутри, нутро ее было полно черной злобы и зависти, а мир в ее пальцах был всего лишь рассыпающимся в ладонях песком.

— Госпожа, — тяжелое, ударяющее разрядом тепло легло на плечи, прибивая к земле, — вы замерзнете.

Голос Седрика звучал потрясающе отчетливо в завываниях ветра и громе приближающегося дождя. Он стоял прямо за ее спиной, так что Фобос чувствовала ударяющееся в затылок дыхание, дышал не беспокойством, но покорным смирением, разбавляемым вспышками упрямой воли, и Фобос, пожалуй, нравилось это чувство. Седрик мог не соглашаться с ней, но никогда не спорил, покорно шел следом, прикрывая спину и подставляя ладонь, а ей иногда хотелось придушить его, пронзить собственными руками, оставив тело холодного змея валяться посреди гулкого безлюдного коридора. Она хохотнула, повела плечами, соглашаясь с его словами, но осталась стоять. Фобос уже замерзла, превратилась в холодный безжизненный камень, стоящий в подвале замка среди десятков таких же, и ничто на свете теперь не могло ее разбудить.

Нужно было закончить, завершить приготовления как можно скорее, и Фобос уже приказала подготовиться к коронации. Тьма в пальцах пугливо дрожала, поджимая растягивающийся, свивающийся вокруг запястья хвост, и от ее холодного прикосновения кожа на руках грубела и покрывалась отвратительными ожогами-шрамами. Фобос стояла на отвесной скале, разглядывала город внизу и всем сердцем желала лишь уничтожить все, что не могло принадлежать ей одной.

— Идем, — она развернулась, позволяя плащу соскользнуть с плеч, — Элион, должно быть, уже заждалась.

Седрик склонился, прикладывая к груди руку и пропуская ее вперед, и Фобос громко презрительно фыркнула, ударяя его разметавшимися от ветра волосами. Проход внутрь отворился, стоило лишь приказать, созданный ее собственными руками незримый лабиринт закружил, принимая в объятия, и мир снаружи схлопнулся, отрезая холод одиночества и разъедающие изнутри жалкие чувства. Каблуки цокали по каменному полу, и отзвуки разносились в тишине раскатистым эхом и тонули в скрытых развилках. Иногда Фобос на самом деле казалось, будто в замке нет никого, лишь вращают глазами безмолвные портреты да свистит в широких щелях промозглый, пробирающий до костей ветер. Седрик шагал за ее спиной беззвучно, только шелестели полы плаща и разносилось заглушаемое ее собственными рваными вздохами дыхание. Свет коптящих факелов слепил, выстраиваясь в длинную вереницу будто ведущих за собой огоньков, а коридоры все не заканчивались, переплетаясь один с другим и уводя ее все дальше и дальше.

Высокие двери покоев младшей принцессы распахнулись, стоило только приблизиться, и Фобос, фыркнув себе под нос, вошла, не замедлив шаг. Седрик, подобно безмолвному стражу, замер у входа, а вздрогнувший от пронзительного взгляда Элион Гидеон поспешил составить ему компанию. Астральная капля, ее точная копия, заплетала волосы Элион в косы, неловко и будто испуганно улыбаясь, и от этого взгляда на ее собственном лице Фобос тошнило и сводило от ярости пальцы. Махнув рукой, она подозвала создание к себе, впитывая ее до последней капли, и только потом лицо ее озарила широкая, чуть кривоватая улыбка. Элион встретила ее счастливым кивком, приглашая занять место исчезнувшей подделки, а аккуратно заплетенные ее волосы тем временем совсем распустились, заструившись платиновыми волнами по плечам. Соскользнувшая с дивана расческа не долетела до пола, зависнув в воздухе, и Элион озорно хихикнула, поднимая на Фобос искрящийся взгляд.

Наверное, они были в чем-то похожи, однако Фобос не могла вспомнить, как выглядела в возрасте младшей сестры. Она тогда уже возложила на себя обязанности правителя, методично истребляя всех несогласных, но все еще временами бродила по замку словно бесплотным призраком. Заклятие ее матери так и не рассеялось до конца, а тогда, всего через несколько лет после ее смерти, еще не утратило и капли силы. Фобос не помнила ее лица, хотя совсем недавно смотрела на каменную статую, застывшую в нелепой, полной отчаяния позе, но Элион определенно была во многом на нее похожа. Сама Фобос, должно быть, тоже, как минимум всепоглощающей жадностью, омывающей планету кровью, и от этого растягивались в кривой усмешке губы и алчно раздувались пазухи носа. Светлые волосы Элион спадали ей на плечи, волнистые от постоянных косичек, а короткая челка торчала в разные стороны, будто давно заброшенное птичье гнездо.

— Ты наконец-то пришла, — Элион поймала взмывшую вверх расческу, перебросила ее в ладонях, — а я тут подумала, что больше не хочу выходить в город.

Легкая очаровательная улыбка блуждала на ее лице, длинные тени от ресниц уродливыми шрамами расчерчивали щеки, а по-девичьи пухлые губы были красны от переполняющей их крови. Фобос смотрела на сестру сверху вниз, не спешила садиться рядом, и расческа в ее руках все еще то взлетала, то падала в ладони с негромким шлепком.

— Боюсь, это невозможно, — Фобос качнула головой, усаживаясь, наконец, рядом, — я уже отдала приказ о подготовке к твоей коронации, а будущая королева не может оставаться вдали от народа.

На мгновение, почти в самом конце ее речи, лицо Элион сделалось испуганным, глаза широко раскрылись, губы приоткрылись, а пальцы дрогнули, и расческа все-таки рухнула на пол. Фобос, глядя на нее сквозь полуопущенные ресницы, коротко усмехнулась, наклоняясь, чтобы поднять потеряшку, и где-то вдалеке, у самого горизонта сверкнула яркая желтоватая молния.

— Что-то случилось?

Конечно, Фобос знала, ее послушная копия все видела собственными глазами, однако это не отменяло вздрогнувшего скрытого волосами плеча и натянутой на лицо неправдоподобной улыбки. Элион замялась, скрестила на коленях руки и склонила голову набок, глядя на Фобос непонимающе. В глубине ее серых, словно грозовое небо, глаз плескались перемешанный со стыдом восторг, будто Элион совершали какую-то выдающуюся шалость. Со стороны открытых дверей не доносилось ни единого звука, за окном сверкало все чаще, а надвигающаяся на замок стена дождя рассыпалась в воздухе ядовитыми каплями. Рыжее пламя свечей мерцало на стенах, окрашивало бледное лицо принцессы мертвенно-красным, и ее щеки казались от этого зеленовато-белыми.

— Ничего такого, — Элион наигранно беспечно пожала плечами, вырывая из ее рук расческу, — я просто встретила маму, ой, то есть…

— Мириадель велела тебе меня убить? — перебила Фобос.

Эхом прокатилась, разбившись о стены, тишина. Элион вздрогнула, замолкая, подняла на нее капельку виноватый искрящийся взгляд и протяжно вздохнула. Затрепетали вытянувшиеся к потолку огоньки, взметнувшийся ветерок растрепал волосы.

— Она сказала, что ты собираешься убить меня, поэтому я должна сделать это первой, — Элион кивнула, снова спрятала под ресницами взгляд, — сказала, что тебе нужна моя сила. Но ты ведь не собираешься меня убивать! Если тебе что-то нужно, только скажи, я!..

Она запнулась на полуслове, столкнувшись со взглядом Фобос. Фобос смотрела на нее сверху вниз, слегка склонив голову набок, и улыбалась ее собственной недавней улыбкой. Легкой и искрящейся, чуть мечтательной и такой искренней, что от отвращения давило виски.

— Я отдам тебе все, что захочешь, — окончила Элион, опустив взгляд и ссутулив плечи.

Яркая ветвистая молния сверкнула совсем близко, раздался густой заглушающий биение сердца гром. Забарабанил по стеклу дождь, и снаружи стало совсем темно. Взметнулись под потолок играющие огоньки свечей, легли отблесками на волнистые платиновые волосы. Элион замолчала, сцепила пальцы в замок на коленях и сделалась вдруг маленькой, точно той самой новорожденной девочкой, пронзительные глаза которой Фобос видела лишь однажды пятнадцать лет назад. Стукнуло будто в яростном припадке сердце, заколотилась в висках кровь, и все остальные звуки пропали, опали под ноги пожелтевшими осенними листьями.

— Полагаю, это должны быть мои слова, — Фобос потрепала Элион по волосам, наклонилась, невесомо целуя сестру в лоб, — но я буду иметь в виду.

Барабанящий за окном дождь заглушал трепет дыхания и звенящий пересвист окружающих их эмоций. Фобос неспешно поднялась, оставляя так и не пригодившуюся никому расческу на столике рядом, быстрым движением расправила подол платья и улыбнулась, кивая Элион в сторону спрятанной за тонкой узорчатой ширмой кровати. Ночь уже давно наступила, обрушившись на замок черной удушающей волной, но спать было еще слишком рано. Фобос хотела еще кое-что закончить, трепыхалась змейкой зажатая в пальцах тьма, и Седрик бесшумной безжизненной статуей ждал ее снаружи.

— Спокойной ночи, — кивнула она, направляясь в сторону выхода.

— Спокойной ночи, — выдохнула Элион, и волосы ее в мгновение ока собрались в опадающую на одно плечо косу.

Снаружи, в одном из бесконечно длинных коридоров замка было холодно, Фобос словно окунулась в ледяную воду, стоило двери захлопнуться за ее спиной. Гидеон смерил ее пронзительным взглядом, помолчал мгновение и исчез, точно провалился сквозь землю, и Фобос фыркнула, давя желание проклясть его вслед. Мальчишка, кажется, возомнил о себе слишком много, напрочь перестав разбираться, с кем можно пререкаться, а кого стоит безоговорочно слушаться. Еще совсем недавно он был всего лишь мелким кузнецом, неспособным справиться с собственной магией, а теперь, словно мир вокруг перевернулся с ног на голову, вообразил себя едва ли не принцем. Что ж, Фобос стоит напомнить ему, что не стоит воспринимать некоторые шутки излишне близко к сердцу.

— Вы слишком строги к нему, — мягко улыбнулся идущий следом Седрик, — все-таки именно вы избаловали его, госпожа.

Что-то будто взорвалось, лопнула натянутая в груди струна, разрывая на кусочки органы. Фобос дернулась, оборачиваясь, протянула ладонь и застыла, сжимая его шею так, чтобы еще можно было дышать. Остановившийся посреди коридора Седрик смотрел на нее сверху вниз отвратительно понимающе, от его холодной кожи сводило пальцы, и Фобос сжала сильнее, так, что капельки крови выступили у самых ногтей. Длинная бледная шея Седрика казалась хвостом ящерицы, который можно отбросить и отрастить заново в любой момент, сам Седрик смотрел ей прямо в глаза, и позвонки мелодично хрустели под пальцами. Фобос сжала крепче, не осознавая, чего именно ожидает, и он прикрыл глаза, склоняясь чуть ниже, чтобы позволить ей ухватиться удобнее. Свистящее дыхание отпечаталось на щеке, холод обдал отрезвляющим потоком, и шея, податливо мягкая в ее руках, стала вдруг несколько шире. Седрик обернулся змеем, алая полоса расчертила его лицо, а кончик длинного хвоста коснулся подола ее платья.

На шее останутся отпечатки, пронеслось вдруг в голове Фобос, и от этой мысли шире растянулись в хищной улыбке губы. Она сжимала так, чтобы намеренно сделать больно, ранила куда глубже, чем в самое сердце, а он послушно стоял, позволяя ей отнять собственную жизнь в любой момент, когда она только захочет. Дыхание его теперь разбивалось о ее висок, кожа сделалась шершавой и теплой, такой, что никак не хотелось отпускать. Фобос смотрела прямо в его лицо, и Седрик невесомо улыбался, позволяя ей сдавливать все сильнее.

— Моя жизнь принадлежит госпоже, — хрипло выдохнул Седрик, не открывая сомкнутых глаз, — заберите ее, если такова ваша воля. Но прошу, остановитесь…

Фобос брезгливо разжала руку, отступила и громко презрительно хмыкнула, вытирая ладонь о платье. Седрик замолчал на полуслове, клацнули зубы, и он опустился ниже, руками касаясь пола у ее ног. Он зашел слишком далеко и знал это, осознавал, какое наказание теперь последует, так же хорошо, как и то, что Фобос ни за что не остановится в полушаге от заветного конца.

— Похоже, мне стоит напомнить о хороших манерах всем жителям этого проклятого замка, — Фобос развернулась на каблуках, взмахнула руками и скрылась в одном из ответвлений незримого лабиринта, вплетающегося в самую суть древнего полного чужих отвратительных тайн замка.

* * *

Гидеону иной раз казалось, что весь мир вокруг перевернулся с ног на голову и медленно сходит с ума. Не то чтобы раньше все было безоговорочно нормально, не то чтобы теперь резко все стало по-другому, просто его не оставляло странное сосущее под ложечкой чувство неправильности. И вместе с тем Гидеону казалось, словно только теперь все медленно встает на свои места, испорченный часовой механизм вновь тикает, отсчитывая секунды, а небо над головой больше не падает. Ее Высочество принцесса Элион улыбалась ему, желала доброго утра и спокойной ночи и большую часть времени была совершенно обыкновенным подростком, насколько Гидеон вообще имел представление об обыкновенных подростках. Сейчас же, сидя в своих покоях, младшая принцесса, долгожданный Свет Меридиана печально смотрела в окно на покатый холм, высящийся на самой границе города.

Коронация должна была состояться уже совсем скоро, все в замке были заняты приготовлениями, а народ все чаще выходил на улицы, радуясь скорому вознесению истинной правительницы. Все чаще слышались выкрики о том, что принцесса Фобос наконец исчезнет, а тирания ее окончится, что с новой королевой все, наконец, станет хорошо. Люди искренне верили в собственные слова, не обращали внимания на расхаживающих по улицам стражников, а некоторые из них даже набирались смелости оскорблять и закидывать стражу камнями. Волнения в городе все нарастали, по словам Эрмея проявляли подозрительную активность оборотни, а Гидеон все думал, как бы коронация Ее Высочества не обернулась страшной трагедией.

— Гидеон, — позвала принцесса, слегка повернув в его сторону подбородок, — что это там на холме?

Гидеон проследил за ее взглядом, хотя прекрасно знал, на что она так долго смотрела. На вершине холма стояло щерящееся острыми углами массивное здание, широкое и низкое, окруженное высоким забором, и Гидеон, конечно, прекрасно знал, что было внутри. Ему даже однажды довелось лично там побывать, однако Ее Высочеству, пожалуй, об этом знать совершенно не стоило.

— Это тюрьма, — ответил Гидеон, прислушиваясь к плывущим вокруг эмоциям.

— Почему окна моей комнаты выходят на тюрьму? — голос принцессы слегка дрогнул, но все еще остался меланхоличным и чуточку любопытным.

— Ее видно отовсюду, если вы хотите смотреть на город, — Гидеон качнул головой, и пейзаж за окном на мгновение сменился.

По ту сторону замка, там, где город оканчивался пустынной пустошью, не было ничего, кроме высокой в проплешинах травы, затягивающих глубокой зеленью болот и виднеющейся у самого горизонта кромки темного леса. Возвышающийся, точно прокалывающий острыми башнями небеса замок будто отделял друг от друга жизнь и безжизненное существование, был одновременно центром этого мира и его концом. По ту сторону от него, у подножья отвесной скалы скапливались лишь камни и трупы тех, кто попытался проникнуть внутрь, не получив приглашение.

Раздался разочарованный вздох, и морок опал, вновь открыв вид на серый от наступающего дождя город. Осень в Меридиане и без того была дождливой, однако в этом году с неба лило так, будто скоро кроме воды не должно было остаться ничего. Отдаленные деревни и города затапливало все чаще, реки выходили из берегов, а единственное в этом крошечном мире море бушевало, кажется, не переставая. Тучи сгущались над замком, клубы черного дыма то подступали, то отдалялись, позволяя вздохнуть, и Гидеон нутром чувствовал, что что-то приближается. Все изменилось слишком быстро лишь на первый взгляд, этот мир был сумасшедшим с самого начала, и все шло слишком хорошо, чтобы разом встать на свои места.

— Я хочу прогуляться, — прервала размышления Гидеона принцесса.

Тучи над городом сгущались, налетал и опадал под ноги ветер, и крошечные люди, едва видимые с такого расстояния, копошились, старательно убирая с улицы утварь и сушащуюся на веревках одежду. Принцесса не отрывала пристального взгляда от стекла, смотрела в одну точку, будто завороженная, а на лице ее блуждала все та же задумчиво мечтательная улыбка.

— Ваше Высочества, вот-вот начнется дождь, — первые капли как раз упали на стекло и стекли вниз, оставляя режущие город напополам разводы.

— Выйдем, как только он прекратится, — мотнула головой принцесса, и Гидеон склонился, отступая к двери.

Эта маленькая принцесса, пятнадцатилетняя девочка из другого мира сильно изменилась с их первой встречи. Сначала она показалась Гидеону несмышленым ребенком, неспособным даже сбежать от опасности, потом — очаровательной малышкой, храброй и наивной одновременно, а потом вдруг он увидел в ней королеву. Не прошлую или будущую, не маленькую принцессу, едва ли знакомую с реалиями потустороннего мира, а настоящую правительницу, немного испуганную, но решительную. Ее Высочество принцесса Элион шагала спокойно, улыбалась, когда ей кланялись, и отдавала приказы так, будто делала это всю жизнь. Она больше не была обычным ребенком, Ее Высочество принцесса Элион была жадной, как и ее старшая сестра, упрямой и стремящейся вперед в желании заполучить то, что и так по праву принадлежало ей.

Дождевые капли барабанили по стеклу, стекали, разбиваясь и смешиваясь, талыми кристалликами льда и в конце концов впитывались в землю, чтобы однажды снова подняться на небеса. Странное чувство щекотало в груди, от чужого нетерпения сводило зубы и стучало в висках, но Гидеон никак не мог разобрать, чего хочет эта сидящая перед окном девочка. Ее Высочество вычерчивала траекторию стекающих по стеклу капель пальцами, тихонько смеялась и рисовала узоры, тут же исчезающие, смываемые потоком небесных слез. Город в одно мгновение опустел, стал едва ли виден за шумящей дождевой стеной, только мерцали в наступившем полумраке отражающие серое грозовое небо лужи. В покоях принцессы было темно, лишь освещали бледное лицо сверкающие время от времени молнии, и отражающаяся в стекле улыбка казалась отчего-то предвкушающей и немного жуткой. Гидеон хотел бы закрыть глаза или выйти вон, но продолжал следить, как сливаются в замысловатые узоры дождевые капли, ведомые тонкими девичьими пальчиками.

Тишина шелестела проникающим в щели ветром, парила холодной влагой, от которой испарина выступала на лбу, а где-то вдалеке, у самого горизонта, пробивалась полоска чистого голубого неба. Не прошло и четверти часа, как дождь начал смолкать, серость отступила, и в покои ворвался оглушающий запах свежести. Ее Высочество распахнула окно, и упругие капли осели на ее лице, смешавшись с переливчатым задорным смехом. Принцесса рассмеялась, оборачиваясь так, что собранные в косички волосы хлестнули ее по плечам, и Гидеон увидел стекающие по щекам мокрые дорожки. Сердце на мгновение ухнуло в пятки, а потом он понял, что это всего лишь дождь. Серая, словно глаза младшей принцессы, туча ушла дальше и куда-то вбок, от яркого, выглянувшего из-за облаков солнца заискрило и засверкало, и вдруг стало так тепло и приятно, что Гидеону страшно захотелось кого-то обнять.

— А теперь идем, — Ее Высочество крутанулась на пятках и широко улыбнулась, — дождь закончился.

Нечто в груди предвкушающе сжалось и затрепетало, Гидеон подхватил ее улыбку и склонился в полупоклоне, прижимая к груди ладонь:

— Позвольте, я провожу вас в сад. Он особенно прекрасен после дождя.

* * *

В голове пусто зазвенело, перед глазами все сделалось белым, и замерцали колокольчики полузабытым на границе сознания отзвуком. Анна рвано выдохнула, только теперь осознавая, что снова забыла дышать, отступила и встретилась с пронзительным взглядом Химериша. Он смотрел прямо в упор укоряюще, чуть сдвинув брови на переносице и сцепив ладони в замок перед собой, но Анна отчетливо видела искорки смешинок в его глазах. Собравшиеся в зале обратили на них взоры, но смотрели будто мимо, совсем рядом с лицом Анны, где ярким пятном горело нечто багряно-красное. Обступившие ее со всех сторон девочки в разноцветных, но все равно слепяще белых нарядах взволнованно переговаривались, зовя кого-то незнакомым именем.

— Прекрати, — повторил Химериш, легонько хлопая Анну по лбу.

Или вовсе не Анну, потому что ощущение оказалось потрясающе плотным, совсем настоящим, а не прошедшим насквозь бестелесным холодком, как это было все время с тех пор, как она оказалась здесь. Красное пятно колыхнулось, защекотало щеки, и чужой, по-юношески высокий нескладный голос вырвался из ее рта.

— Почему вы продолжаете меня бить?

Перед глазами плыли разноцветные пестрые пятна, в висках колотило, и Анна снова сделала вдох. Дышать ей, оказывается, было чертовски необходимо, без воздуха давило в груди и драло горло, кружилась голова и подкашивались колени.

— Вилл, ты в порядке? — кто-то подхватил ее под руку, снова назвал чужим именем.

Белесая пелена постепенно рассасывалась, пряталась по углам, исчезая из ее поля зрения, и все вокруг наконец сделалось цветным и красивым. Белое больше не сливалось с белым, обретя оттенки и краски, и Анна вновь почувствовала себя живым человеком.

— Да, я… — ее-чужой голос дрогнул, прохладная ладонь коснулась лба, — просто голова закружилась.

Это была, совершенно очевидно, вовсе не ее рука. Пальцы оказались короткими, ногти — некрасиво обкусанными, а загорелое запястье было неправдоподобно тонким. Химериш, если взглянуть внимательнее, тоже стал будто бы выше, но смотрел на нее все так же ласково, хоть во взгляде его теперь и скрывалось искристое озорство. Анна снова вздохнула, тряхнула головой, и красное марево на мгновение застило глаза. Сердце испуганно сжалось, подступив к самому горлу, но пелена быстро рассеялась, оставляя перед глазами ниточки-росчерки. Анна попыталась схватить их чужими руками, и оказалось, что багрово-красное трепещущее вокруг нечто — это ее собственные волосы. Впрочем, очевидно, тоже чьи-то чужие, потому что Анна все еще прекрасно помнила, что всю жизнь пробыла кудрявой блондинкой.

Неужели она заняла чье-то тело, как это бывает в глупых рассказах, так не похожих на реальность? Или Анна всегда была такой, с чужим именем, руками и волосами, а какое-нибудь внезапное потрясение просто пробудило ее воспоминания о прошлой жизни? Или она попросту в одночасье сошла с ума?

— Ну же, дорогая, — сморщенные старушечьи руки мелькнули перед лицом, и Анна невольно отшатнулась, — не будь настолько нетерпеливой.

Ян Лин. Это имя отчего-то вертелось в голове, но Анна не могла понять точно, кто именно помнил его. Она все больше смешивалась с девочкой-стражницей Вилл, кажется, впитывала ее воспоминания и никак не хотела возвращаться. Куда она должна вернуться, Анна тоже не помнила, от дыхания приятно щекотало грудь, а ощущение твердой земли под ногами возносило под небеса.

— О чем вы говорите? — снова вырвался из ее рта чужой голос. — Я что-то сделала не так?

Она мотнула головой, и вместо старухи перед глазами замелькали смутно знакомые чужие лица. Четыре девочки смотрели на нее обеспокоенно, но Анна не могла понять, что именно тревожит их. Аурамеры кружили неправильно, следовали друг за другом тусклыми разноцветными шариками, а вода под ними мерцала идеально ровной зеркальной гладью. Анна видела в ней собственное отражение совсем недавно, когда Химериш сказал, что нет в этом мире ничего, что было бы ей неведомо. Сердце испуганно билось спрятанной в клетку птичкой, цвета становились все ярче, и Анна буквально чувствовала, как висит в пустоте белоснежный замок посреди облаков.

Да, это было не ее тело. Стражница Вильгельмина Вандом стояла посреди зала, и все вокруг смотрели на нее, будто что-то случилось, но совершенно не знали, что именно. Химериш легко улыбался, Ян Лин обнимала ее за плечи, не позволяя уйти, и трепыхались на спине тонкие стрекозиные крылья. Она готова была взлететь, оставив обеспокоенные взгляды внизу, но ноги стояли на земле слишком прочно. Анна смотрела вперед сквозь полуопущенные рыжие ресницы и понятия не имела, что должна теперь делать. Разум постепенно прояснялся, но уходить все еще не хотелось, от каждого вздоха горели огнем легкие, и она все еще чувствовала себя потрясающе настоящей.

Ладонь Химериша снова ударилась о ее лоб, щелкнули костяшками пальцы, и она ойкнула, потирая ушибленное место. Было не то чтобы больно, однако от неожиданных, полузабытых уже ощущений вдруг заслезились глаза и подкосились колени. Кто-то подхватил ее за локоть, не позволяя упасть, все вокруг снова заголосили, а лицо Химериша вдруг снова сделалось близко. Он присел перед ней на корточки, похлопал по макушке и растрепал волосы, и Анна невольно подалась вперед, подставляя всю себя неожиданной ласке.

— Эта девочка не выдержит твоей силы, — сказал он одними губам так, чтобы никто больше не слышал.

— Все правда будет в порядке? — спросила Анна, и голос ее потонул в отзвуках звенящих в воздухе колокольчиков.

В ответ, словно вопрос показался ему неожиданно сложным, Химериш лишь мягко улыбнулся и покачал головой. Он не знал ответов на ее вопросы, потому что никогда не был настоящим Оракулом, но и этого Анне оказалось достаточно. Все вокруг снова стремительно заволокла белесая пелена, зазвенели в ушах колокольчики, и она провалилась куда-то вглубь, где дышать ужасно необязательно.

* * *

Гулко капала в полной звенящей тишине кровь, красные капли собирались в темную лужицу и впитывались в камни Заветного города, исчезая шипящим дымком. Калеб, словно завороженный, смотрел на лежащее на полу тело, выглядящее точь-в-точь как его собственное, и никак не мог заставить себя вытащить из его груди меч. Стоящий рядом Ватек шумно втягивал носом воздух, а все остальные, все еще находящиеся в зале, не издавали ни единого звука. Красная кровь стекала по шершавым камням, заливалась в щели и исчезала, смешиваясь и впитываясь в самую древность этого места. Противно было признавать, что увещевания Фобос оказались правдой, однако Калеб, несмотря ни на что, все равно не собирался в полной мере помогать ей. Впрочем, он мало знал о ее настоящих намерениях и мог лишь предполагать, что ничем хорошим происходящее не закончится в любом случае.

Скопившаяся густой отвратительной лужей кровь вдруг забурлила и зашипела, словно в одно мгновение вскипела, а несколько брызнувших на ноги капель насквозь прожгли плотную ткань штанов. Калеб, рвано выдохнув, наконец вытащил из груди трупа меч, отступил, отбрасывая почерневшую железяку в сторону и затылком уперся в шепотки за спиной. Все его товарищи смотрели пронзительно, точно сравнивали его с лежащим на полу трупом, и от этого у Калеба шевелились на голове волосы. Он, пожалуй, не смог бы объяснить, что именно здесь происходит, потому что рот попросту не открывался, и это, кажется, был первый раз, когда Калеб оказался настолько шокирован. Фобос показывала ему видения и воспоминания, Калеб знал, что где-то расхаживает его незваная копия, но ощущение от убийства самого себя собственными руками все равно оказались поистине тошнотворным.

— Фобос пыталась подменить нашего вожака! — заорал Ватек, и звук его голоса напрочь выбил воздух у Калеба из легких.

Люди за его спиной заголосили громче, по длинным каменным коридорам разнесся шелестящий гул, а труп тем временем вскипел и исчез в щелях между мшистых камней. Калеб поморщился, ощущая скрестившиеся на нем взгляд, все продолжал сверлить взглядом место, где исчезло тело, так похожее на его собственное. Горький комок тошноты подступал к горлу тугими толчками, а испаряющаяся в воздухе черная кровь отравляла легкие ядовитым дымом. Калеб понятия не имел, что это за чертовщина, не мог ни согласиться, ни отвергнуть расползающуюся за спиной версию, а взгляды тем временем становились все пронзительнее. Эти люди верили ему безоговорочно, но теперь никто из них не мог с уверенностью сказать, когда Калебов стало двое. Сам Калеб тоже не мог быть уверен, что не является такой же чернильной копией, вообразившей себя настоящим.

— Ты что-нибудь об этом знал? — тихо спросил Ватек, опуская тяжелую руку ему на плечо.

Он смотрел в то же место, что буравил взглядом Калеб, но во взгляде его читалось скорее отвращение, чем потрясение. Ватек не сомневался в том, что Калеб рядом с ним — настоящий, будто бы аферы Фобос никогда не были такими уж страшными. Калеб дернул подбородком, мотнул головой, так и не в силах вымолвить ни слова, и в ухо ему ударил громкий раскатистый смех. Ватек похлопал его по плечу, обернулся к остальным и принялся что-то говорить. Слова, однако, пролетали у Калеба мимо ушей, голова сделалась тяжелой и гулкой, а пятна черной крови на камнях казались вытекающими из его собственного тела чернилами.

Шум за спиной крепчал и обретал плотность, кто-то кричал и хлопал в ладоши, но Калебу все равно казалось, словно его коконом окутывает густая от едкого запаха крови тишина. Он осознавал, что был жив, пока был кому-то нужен, в конце концов он был обретшим разум цветком, сумевшим сбежать, вырывавшись из сковывающих лодыжки и запястья оков. Взгляд невольно скользнул вниз, Калеб вздрогнул, пошатнувшись, и гул голосов ударил, подтолкнув его в спину.

— То, что он исчез так, не означает, что этот — настоящий! — закричал кто-то, но ему быстро зажали рот.

— Калеб есть Калеб, и если он сказал, что это проделки Фобос — так оно и есть! — не согласился другой.

Где-то неподалеку плакал ребенок, тихо шептались женщины. Калеб глядел себе под ноги, все отступая назад, вообще-то ничего до сих пор не говорил, потому что в горле стоял, поднимаясь и опускаясь, ядовитый комок черной крови. Люди за его спиной, его верные соратники, те, кому он поклялся помочь даже ценой своей жизни, громко переговаривались и спорили между собой, обвиняя и поддерживая его одновременно, и Калеб сам уже не мог понять, кто именно из них двоих растворился в камнях кровавой лужей.

Споры разгорались все жарче, гул голосов сливался с громыхающим снаружи громом, хотя отсюда его услышать было невозможно. Перед глазами плясали черные точки, ноги жгло в тех местах, где штаны прожгла черная ядовитая кровь, и Калебу одновременно хотелось все объяснить, чтобы все замолчали, и достичь того же, но путем трусливого побега. Калеб никогда не считал себя трусом, но теперь отчего-то ему было страшно. Он не знал, являлось ли происходящее уловками зачем-то отпустившей его Фобос, или все ее россказни оказались всамделишной правдой. Калеб даже не был уверен в реальности происходящего, ведь возможно он все еще оставался цветком в вазе с водой на Земле и просто видел предсмертные галлюцинации. В конце концов, когда шум вокруг достиг пика, а пронзительные недоверчивые взгляды перестали впиваться в спину, Калеб сбежал, скрывшись в одном из потайных ходов. Заветный город вообще был напичкан потайными ходами на все случаи жизни, и один из них как раз вел к королевскому замку, к нынешней самопровозглашенной хозяйке которого у Калеба накопилось слишком много вопросов.

Он вынырнул из кустов в саду, разодрав рукава рубашки острыми шипами цветущих роз. Фобос любила розы, хотя больше по душе ей приходились лилии, и в этом месте не было уголка, не занятого изящными распустившимися бутонами. Калеб протиснулся дальше, выбираясь на узкую тропинку, задрал голову, упираясь взглядом в нависающий сверху балкон, и вздрогнул от пронзившей насквозь насмешки.

— Здравствуй, цветочек, — качнула головой Миранда, упираясь ладонями в перила.

Мгновение — и она сиганула вниз, ловко приземлилась рядом и отряхнула пришедшее в беспорядок короткое платье. Калеб скривился, отступил на шаг и спиной уперся во влажные листья и колючие шипы.

— Прекрати звать меня цветочком, — он кашлянул, но голос все равно вышел хриплым и неестественным.

— Но ты и есть цветочек, — Миранда по-детски наивно склонила голову набок, клацнула острыми зубами, — почему я должна перестать так тебя называть?

Застрявший в горле ком постепенно опускался, проталкивался ниже к самому сердцу, и привкус ядовитой черной крови на языке выплескивался наружу хрипом и сдавленным кашлем. Калебу казалось, что он не может нормально дышать, но теперь хотя бы его не насаживали на пики недоверчивые осуждающие взгляды товарищей. Миранда глядела заинтересованно, выглядела как ребенок, стояла, склонив голову набок и сложив за спиной руки, и разве что ножкой не шаркала. В глазах ее отражалась ленивая заинтересованность, но вопросов она не задавала, впрочем, давая понять, что так просто Калеб теперь территорию замка не покинет.

— Каково это, вдруг оказаться чужим среди своих? — в голосе ее сквозило как будто призрачное сочувствие. — Паршивое чувство.

Она словно задала вопрос, и сама же на него ответила, а Калеб так и остался стоять, глядя, как колыхаются на ветру обрезанные до плеч черные как ночь волосы. Миранда выглядела, словно заблудившийся ребенок, приставший за помощью к первому встречному, глаза ее сверкали в свете утихающих вдалеке молний, а на лице то всплывала, то опадала хищная, совершенно не детская ухмылка. Она знала, о чем говорила, совершенно не спрашивала, не нуждалась в его ответе.

— Что это было? — слова вырвались из горла сами собой, а улыбка Миранды на мгновение сделалась еще шире, обнажая два ряда белоснежных острых зубов.

От прошедшего дождя в воздухе витал запах влаги, земля, напитавшаяся водой, хлюпала под ногами, и от неосторожного касания ближайшие кусты обдавали взрывом прозрачных брызг. Где-то вдалеке все еще сверкали молнии, долетал запоздалый гром, и только пристроившиеся на деревьях птицы взлетали и перебирались с ветки на ветку.

— Что было что? — высокий голос прервал молчание, и Калеб невольно дернулся, отступая.

Скопившиеся на упругой листве брызги обдали его прохладой, улыбка пропала с лица Миранды, и она низко поклонилась, прикрывая глаза волосами. Знакомое светлое лицо показалось Калебу отвратительным, пока он не рассмотрел, что это вовсе не Фобос. Девочка-подросток вышла из-за угла в сопровождении чародея, оглядела их заинтересованно и хихикнула, будто застала за чем-то неприличным, и Калеб почувствовал, как окрашивает щеки багрянцем взбурлившая в животе горячая волна.