На страницах пыльных книг (гет)

С самого своего рождения Фобос знала, что вся ее жизнь пойдет наперекосяк. Начиная с того, что все были уверены, что родится мальчик, и заканчивая тем, что она была попросту никому не нужна. Уже в младенчестве ее могли бросать одну чуть ли не на весь день, и тогда она, голодная и грязная, растила в душе ненависть к собственной семье. Родителей она видела пару раз лишь мельком, а первое ее воспоминание — это пренебрежительные слова матери:

— Какое разочарование.

Самое смешное, что ее родители — правящая королева и ее муж — нисколько не озаботились благополучием первой дочери. Фобос бродила по замку неуловимым призраком и была похожа скорее на нищенку, чем на принцессу. Ей не чистили платье, не готовили еду и единственное, что у нее было — это маленькая комнатка и огромная библиотека, в которой она и проводила все время. Фобос вовсе не ненавидела свою семью, но поняла она это несколько позже. Ей было все равно, так же, как все равно было и ее родителям. Принцесса не пыталась завоевать расположение матери, не пыталась напомнить ей о своем существовании, она просто продолжала жить в замке, потому что выгнать бы ее точно никто не смог.

Фобос мастерски пряталась, воровала еду на кухне и одежду, которая подвернется под руку. Она жила в башне, на самом верху, куда никто никогда не ходил, и все время торчала в библиотеке, куда тоже редко кто наведывался. Книги все были припорошены толстым слоем пыли, а некоторые экземпляры были такими старыми, что, казалось, тронь — и они рассыплются в пальцах. Маленькая принцесса проводила дни, очищая старинные фолианты, вчитываясь в строчки и осторожно перелистывая пожелтевшие страницы. Ее никто не учил читать, но с этим нехитрым делом она справилась и сама.

Может быть причина такого пренебрежения к ней была в скудных магических способностях. Магии Фобос тоже никто не учил, но она прекрасно училась сама, тайком наблюдая за колдовством матери или читая все те же книги. Вскоре после начала самообучения малышка поняла, что даже ее скромные способности сильно превосходят возможности простых обывателей. Слуги и горожане едва ли обладали хоть каплей магии, и принцесса научилась этим пользоваться. Стоило только капельку надавить или затуманить разум, и пренебрегающие ей обычно служанки выполняли любую прихоть.

Фобос еще не исполнилось и пяти лет, а она уже прочно усвоила простую истину — страх прекрасная замена любви. Если о ней не заботятся, потому что не любят, она заставит себя бояться. Страх сковывает по рукам и ногам, вплетается в мысли и образ жизни и помогает добиться любых целей. Не желавшим слушаться Фобос устраивала маленькие театральные представления с воплощением в жизнь их самых сокровенных страхов. Так у нее появились чистая комната, много красивой одежды и разнообразие еды как только она проголодается.

У нее все еще не было внимания родителей, и она продолжала обманывать себя, что ей это не нужно. В самом деле, ну какой ребенок может обойтись без родительской ласки? Фобос иногда снились сны, в которых мама нежно гладила ее по голове, а папа говорил, что гордится дочерью. В реальности же мать отдалилась от нее еще больше. Она теперь не то чтобы не замечала дочь, она то и дело бросала на принцессу презрительные взгляды, появлялась из ниоткуда и ругала ни с того, ни с сего. Много позже Фобос поймет, что мать попросту боялась, что дочь отберет у нее влияние во дворце, но сейчас, будучи ребенком, принцесса впитывала толики внимания с упоением. Ей было обидно, ведь она сама, по ее мнению, уже многого достигла, а мама вовсе не желала признавать ее существование.

Когда Фобос исполнилось семь, у нее появился Седрик, и мир сузился до них двоих. Седрику было десять, но выглядел он старше, длинный как палка и с вечно серьезной миной на лице. Он был единственным и, пожалуй, самым дорогим подарком от матери, единственным проявлением внимания, когда принцессу не ругали и не упрекали. Возможно он был убийцей, которого королева подослала, желая избавиться от чересчур смышленой дочери, но в таком случае она крупно просчиталась. Фобос быстро привязала мальчика к себе, полностью завоевав его доверие. Он был единственным, на ком ей не приходилось использовать свои трюки, единственным, с кем девочка могла просто поговорить.

Хмурый услужливый мальчишка превратился для Фобос в единственную соломинку, за которую она еще могла уцепиться. Он был лучшим другом, спасением от одиночества, единственным, кому она в конце концов могла довериться. Он был для нее спасением, лучиком света в темном лесу, долгожданным лекарством от одиночества. Фобос вцепилась в Седрика, как в спасательный круг, и тоже стала для него спасением. Они были вместе всегда, принцесса не желала отпускать единственного друга ни на минуту, словно боялась, что он тут же исчезнет.

Седрик предугадывал ее желания, как будто читал мысли, был на шаг впереди и изо всех сил ограждал маленькую принцессу от неприятностей. Фобос об этих неприятностях и не подозревала, пока не застукала верного друга угрожающим парочке непутевых стражников в обличии огромной змеи. Она тогда выдохнула потрясенно, засмотрелась на сияющую серебром кожу и выдала себя с головой. Седрик глянул на нее почему-то испуганно, зрачки в голубых глазах вытянулись и стали совсем звериными, а Фобос все смотрела и смотрела, не в силах наглядеться на него.

— Гос-с-спожа, — прошипел он, едва стражники удрали, — вам не стоило видеть меня таким.

Он печально вздохнул и медленно, болезненно кривясь, принял свое человеческое обличье. Ему было уже двенадцать, так что он казался Фобос совсем взрослым, выше ее на две головы и шире в плечах в полтора раза. Фобос хотела было заверещать как маленькая и броситься ему на шею, но удержала себя в руках, сверкнула серо-зелеными глазами и высокомерно задрала подбородок.

— Ты мой слуга, — отчеканила она, — и мне совершенно не важно, как ты выглядишь.

С этого момента Седрик не отходил от нее ни на шаг, и Фобос задавалась вопросом, когда же он ест и спит. А еще ей в тайне хотелось еще раз посмотреть на него в змеиной форме, с огромным зеленоватым хвостом и сверкающей серебром кожей. Правда странный ржаво-рыжий нарост на его лице ей совсем не нравился, и она засела за книги в желании узнать, можно ли его как-нибудь убрать.

Едва принцессе стукнуло одиннадцать, король, который не имел во дворце почти никаких прав, увлекся походами. Он исследовал местности Меридиана, залезал на горы, проходил через болота и пустоши и постоянно отсутствовал дома. Вскоре после начала этого его увлечения, мама забеременела, а Фобос обрадовалась. У нее вот-вот должен был появиться братик или сестренка, еще один важный в ее жизни человек. Она поклялась самой себе, что подружится с этим маленьким человечком во что бы то ни стало, научит его всему, что сама знает, и уж теперь ни за что не позволит матери вновь от нее отмахнуться. Незадолго до рождения второй дочери ее отец трагически погиб, сверзившись с очередной скалы, и все в замке почему-то подумали, что это Фобос все подстроила. Она не стала оправдываться, продолжая высокомерно вздергивать подбородок и холодно смотреть на всех вокруг.

А когда Фобос исполнилось двенадцать, родилась Элион. Маленький сморщенный ребенок произвел на нее неизгладимое впечатление. Сестра смотрела на нее огромными серыми глазами, протягивала к ней маленькие ручки и что-то неразборчиво бормотала на своем детском языке.

Момент испортила повитуха, выскочившая из комнаты в панике и сообщившая, что матушка, то бишь правящая королева скончалась родами. Вся иссохла, отдала последние крупицы магии дочери и провозгласила новорожденную Элион наследницей престола.

Сестру у Фобос тут же отняли, а саму вытолкали взашей. Негоже, мол, слабенькой девчонке болтаться рядом и разносить всякую заразу. Заразой, естественно, была сама Фобос, которую теперь подозревали не только в убийстве отца, но и матери. Ближайший советник матери тут же попытался устроить переворот и захватить власть, но Фобос быстро разобралась что к чему. Она сейчас являлась единственной особой королевской крови, способной взять на себя бремя власти, и не упустила эту возможность. Когда придет время, и малышка Элион подрастет, Фобос передаст ей трон, а пока будет хранить его для нее, как будет оберегать и саму маленькую сестру.

Влиять на разум не наделенных магией существ она научилась превосходно, а Седрик, стоящий за спиной, придавал ее словам убедительности. Так в двенадцать лет Фобос взяла на себя обязанности королевы, но королевой себя не провозгласила. Было сложно, хотя она и неплохо разбиралась в экономике, географии, обществознании и других науках, необходимых правителю. Но то только в теории, на практике все оказалось куда как сложнее, и заставлять слушаться Фобос приходилось по большей части силой.

Сам Меридиан не принимал ее как королеву. Небо затянули черные тучи, сгущающиеся ровно над замком, по поселениям прокатилась волна эпидемий. Фобос злилась, но ничего не могла сделать, разве что поровну распределять провизию и стараться свести потери к минимуму.

Спустя полгода после смерти матери Элион исчезла, но у Фобос тогда совершенно не было времени ее искать. Она только пробормотала легкое заклинание, активирующее древний артефакт, и убедилась, что сестра в порядке, и ей ничего не угрожает. И пусть она в другом мире, там ей действительно будет безопаснее, а когда придет время, Фобос ее обязательно разыщет. Разыщет и скинет на нее всю головную боль, лично вручит корону и с чистой совестью умоет руки.

В четырнадцать она впервые зашла в покои матери и нашла там сияющую чистым светом корону-обруч, как ни в чем не бывало лежащую на небольшом пьедестале. Вот только в руки корона не далась, обожгла пальцы и улетела в сторону, едва не лишая принцессу половины головы. Фобос тогда страшно разозлилась, громко выругалась, но слышал ее только верный Седрик, накрывший ее глаза руками и крепко прижавший к себе.

— Вы справитесь и без этой ерунды, госпожа.

Фобос никогда не хотела быть королевой, она просто хотела жить спокойно, чтобы не нужно было зубами выгрызать себе место под солнцем, не нужно было быть одной против целого мира. Тогда Фобос впервые расплакалась, прижавшись к груди Седрика, а после заявила, что убьет его, если он кому-нибудь проболтается. Седрик поднял руки вверх и улыбнулся, заверив ее, что никогда не предаст.

В пятнадцать Фобос в голову ударили гормоны. Она знала о сексе постольку поскольку из книг и из подслушанных разговоров, и ей неожиданно стало жутко интересно, так ли на самом деле это приятно. Единственным мужчиной под рукой был Седрик, но спрашивать его было отчего-то неловко. Он стал очень красивым, Фобос видела, как многие служанки заглядываются на него, и от этого неожиданно становилось обидно. Она стала избегать его, чем вызвала обратную реакцию, и теперь Седрик не просто ходил за ней по пятам, он ее буквально преследовал, ни на мгновение не оставляя одну. Однажды он попросился расчесать перед сном волосы Фобос, и это стало последней каплей. Он всегда любил расчесывать ее волосы, но в этот раз смотрел как-то странно, и от этого взгляда сквозь зеркало у Фобос по спине забегали мурашки.

— Седрик! — едва он коснулся ее головы, Фобос подскочила.

Она резко развернулась, едва не врезавшись лбом в его грудь, и так и застыла, позабыв что собиралась сказать. Седрик дышал размеренно и смотрел на нее сверху вниз удивленно, замерев в нелепой позе с гребнем наизготовку. Его горячее дыхание шевелило светлые волосы у нее на макушке, и Фобос неожиданно стушевалась, подумав, что, наверное, совсем ему не интересна.

— Ты уже занимался сексом? — в лоб спросила она, глядя ему в глаза.

Седрик попытался было отойти, но Фобос крепко сжала в пальцах его рубашку и продолжила пристально смотреть ему в глаза. Она чувствовала, как пылают кончики ее ушей, но отступать не собиралась. Седрик опустил руки, осторожно прикасаясь к ее волосам, и неловко улыбнулся.

— Госпожа, — он попытался снова отступить, но Фобос держала крепко, — к чему такие вопросы?

Фобос фыркнула, тряхнув щекочущими сейчас коленки волосами, и приблизилась к нему совсем близко. Может быть ей только показалось, что Седрик выдохнул и на миг зажмурился, потому что в следующее мгновение он уже смотрел на нее неожиданно темными глазами.

— Займись со мной сексом! — Фобос все еще не собиралась сдаваться и продолжала напирать.

В этот раз Седрик на самом деле шумно выдохнул и отвел взгляд в сторону. Он осторожно взял Фобос за плечи и усадил ее на кровать, а сам опустился перед ней на колени, обхватывая ее ладони подрагивающими пальцами.

— Госпожа, я выполню любой ваш приказ, — на грани слышимости заговорил Седрик, — но прошу вас, объясните мне, зачем вам это?

Фобос вздернула подбородок, как она всегда делала, когда смущалась, но ладони не выдернула, позволяя Седрику осторожно их поглаживать. Она долго думала, прежде чем заговорить, и это было впервые, потому что Седрику она всегда все говорила сразу. Он терпеливо ждал, рассматривая ее лицо, и не смел даже пошевелиться, пока его госпожа думала.

— Придворные дамы, эти стервы, назвали это любовью, — заговорила Фобос и неожиданно смутилась собственных слов, — а еще они сказали, что в объятия мужчины можно забыться.

Фобос покраснела и неожиданно всхлипнула, не вымолвив больше ни слова. Седрик тут же поднялся и принялся стирать с ее лица соленые капельки. Его длинные волосы нависли сверху, отгораживали Фобос от целого мира, и впереди оказалось только знакомое лицо единственного человека, которому Фобос могла довериться. Она подалась вперед и прикрыла глаза, невесомо касаясь мягких губ Седрика своими потрескавшимися губами. Он протяжно простонал, напрягаясь как натянутая струна, и приник ближе, когда тоненькие ручки обхватили его за пояс. Он резким движением опрокинул ее на кровать, навис сверху, едва сдерживая рвущееся из глотки животное шипение. Фобос под ним была такой беззащитной, открытой и доверчивой, что он не мог заставить себя переступить черту. Платиновые волосы разметались по простыням, на ее щеках блуждал легкий румянец, а глаза неожиданно сверкали колдовской зеленью.

— Вы уверены, госпожа?

Он предпринял последнюю попытку остановить ее и внутренне возликовал, когда его принцесса, такая хрупкая и желанная посмотрела на него с вызовом. Фобос почти ничего не запомнила из этого раза. Помнила только жаркие поцелуи, сверкающие в темноте глаза Седрика, помнила, что было больно, а потом очень хорошо. Она плохо соображала, когда полусонная позволила ему остаться до утра, зато ярко ощущала осторожные поглаживания по волосам и едва слышный шепот. А еще она прекрасно все осознавала, когда утром, осматривая красную от засосов кожу, запретила Седрику спать с кем-то кроме нее. Она не видела, как загорелись его глаза, и как он облизал припухшие губы, зато хорошо запомнила его хриплый чересчур довольный голос:

— Как прикажете, госпожа.

С этого момента Фобос поняла, что секс является лучшим успокоительным, а еще, что не отпустит теперь Седрика. В ее душе простая привязанность медленно перерастала в нечто большее, чувство, назвать которое Фобос попросту боялась. Он стал часто ночевать в ее спальне, даже простое расчесывание волос в его исполнении превращалось для Фобос в сладкую пытку, что уж говорить о мимолетных прикосновениях. А когда он улыбался не ей, она вспыхивала и становилась совершенно невыносимой.

Годы потянулись быстрее, она окончательно повзрослела, но так и не смогла признать собственных чувств, которые с каждым днем становились более болезненными, но и изничтожить их, как она уничтожала помехи, было выше ее сил.

И вот, пятнадцать лет спустя после рождения принцессы Элион, когда Меридиан окончательно пришел в упадок, а у Фобос не осталось никаких сил, она решила, что пора разыскать сестрицу и вернуть ее домой.

На Меридиан опустилась липкая промозглая осень. И без того вечно серое небо совсем потемнело, мелкий моросящий дождь лил уже несколько дней без перерыва, отчего дороги размывало, и они превращались в грязную земляную кашу. По замку гулял пробирающий до костей ветер, а у Фобос не осталось совершенно никаких сил. Она заперлась в кабинете перед камином и лениво перебирала документы. Седрика не было, он отправился разведывать обстановку в городке, где обнаружилась Элион. На поиски сестрицы Фобос и потратила последние силы, древний ритуал вытянул все до капли, и теперь она почти не шевелилась, сонная и уставшая. Строчки перед глазами разбегались, никак не желая складываться в нормальные предложения, и принцесса злилась из-за собственной слабости и беспомощности. На нескольких рисунках был изображен план канализации города, и что-то в нем никак не нравилось Фобос. Линии смотрели на нее витиеватыми закорючками, как змеи шевелились на листе, и ей казалось, что бумага вот-вот выскочит из рук.

— Госпожа.

Седрик появился неслышно, встал за спиной, положив ладони ей на плечи, и принялся неспешно разминать затекшие мышцы. Фобос бросила, наконец, план в кипу других не разобранных бумаг, откинулась на спинку кресла и глянула на улицу. Дождь продолжал противно моросить, окутывая город водной дымкой, за которой почти ничего не было видно, стучал по холодному камню и заливался в комнату сквозь прохудившиеся чары. На душе поселилось паршивое ощущение надвигающихся неприятностей, и Фобос с затаенным дыханием ожидала беду, потому что в ее жизни все уже двадцать семь лет шло наперекосяк.

— Мерзость, — облачком пара сорвалось с губ, и Фобос отвернулась.

Седрик проследил за ее взглядом, посмотрел в окно и пришел к выводу, что мерзким тут было все, начиная от промерзшей комнаты, едва обогреваемой камином, и заканчивая невнятными чертежами с кучей документов на столе. Фобос усмехнулась, как будто могла прочитать его мысли, и покачала головой, отчего шелковистые волосы волной упали на его пальцы.

— Ты нашел Элион? — ее голос заметно потеплел, когда принцесса заговорила о сестре.

— Хитерфилд большой город, — поморщился Седрик.

Фобос выругалась вполголоса и цокнула языком. Найти сестру хотелось поскорее, Меридиан тянул из нее последние крупицы магии, и вскоре принцесса могла иссохнуть, превратившись в отвратительную статую. Прецеденты были, несколько незадачливых правителей в прошлом не обладали достаточными запасами магии и теперь занимали место в подвале, навек заключенные в холодный камень.

— Я найду ее как можно скорее, — прошептал Седрик и всего на миг крепче сжал пальцы на ее плечах.

Да, Фобос могла наблюдать за Элион, но она не могла увидеть точного места, где сестра находится. Обзор всегда ограничивался скудным пространством вокруг девочки, они с Седриком едва смогли определить город и район, в котором она живет. На большее у Фобос просто не было сил, хотя и существовали ритуалы, позволяющие даже призвать необходимого человека. Был еще один способ найти сестру, но Фобос требовалось еще немного времени, чтобы закончить приготовления.

В дверь робко поскреблись, кто-то с той стороны кашлянул, и деревянные створки резко распахнулись, пропуская в комнату леденящий холод, гуляющий по коридорам. Фобос поежилась, бросила взгляд на пришельцев и усмехнулась. На пороге стоял Гидеон, хмурый мальчишка, только занявший кузницу при дворце, и одна из служанок, имени которой принцесса даже не старалась запомнить. Девчонка робко спрятала руки в складках платья и кусала губы, то и дело открывая рот, но не произнося ни слова. Гидеон закатил глаза, отодвинул служанку с дороги и сам рассказал причину ее визита:

— Там лорд Эрмей требует вашей аудиенции.

Фобос бы выругалась, если бы кроме Седрика в комнате никого не было, но только сморщилась, не спеша подниматься. Лорд Эрмей был склочным стариком и наведывался во дворец не реже раза в месяц. Ничего путного он не приносил, только трепал нервы и развлекался, доводя принцессу до белого каления. Чего он хотел в этот раз, она не знала, но явно ничего хорошего, потому что лорд нарушил свое привычное расписание и заявился спустя неделю после прошлого визита.

— Где он? — выдохнула Фобос, поднимаясь.

— В тронном зале, где ж еще, — хохотнул Гидеон и подтолкнул ахнувшую служанку в спину. — Иди уже отсюда.

Девчонка радостно кивнула и шустро убежала. Гидеон иногда вел себя чересчур фамильярно, почти панибратски, но мастером был превосходным, так что Фобос милостиво прощала ему такое поведение. Он был одним из тех редких людей, которые всегда говорили прямо и честно, Гидеон не обращал внимания на рамки и социальные статусы и именно этим привлекал принцессу. Хотя Седрик и порывался иногда слопать наглого мальчишку, Фобос видела, что и змею он тоже нравится.

В тронном зале холодно было невероятно. Сквозь каменные стены сквозил завывающий ветер, а сам трон, массивной каменной скалой возвышающийся над головой, походил на один огромный кусок льда. Фобос внутренне передернулась, но привычно задрала подбородок и царственно взошла по ступенькам, усевшись на неудобном троне. Стоило ей занять свое место, двери распахнулись, и в них торжественно вплыл лорд Эрмей. Старик смотрел непривычно серьезно, не было в его глазах насмешки и колкости, только ледяной холод, такой же как у принцессы, и проглядывающее из-за него беспокойство.

— Повстанцы, — минуя церемонии, начал Эрмей, — с новым лидером начали уничтожать запасы продовольствия и совершать набеги на поля.

— Новый лидер? И кто он? — Седрик недовольно потер подбородок.

Фобос нахмурилась. Кто бы он ни был, этот парень с самого начала принялся портить ей жизнь и в дальнейшем мог доставить еще больше неприятностей. Он взялся грабить не просто запасы продовольствия, а те скудные запасы, которые фермеры смогли сделать на зиму. Предназначались они не только для жителей замка, но и для горожан, перманентно жалующихся на все подряд. Запасы были тщательно выверены, и потеря хотя бы четверти могла привести к нескольким неделям лютого голода.

— Некто Калеб, лорд Седрик, — Эрмей сплюнул, — безрассудный юнец, не умеющий просчитывать последствия собственных действий.

Один из стражников у стены дернулся, и это не укрылось от взглядов беседующих. Синекожий в наростах воин сглотнул, поняв, что все взгляды направлены на него, и попытался принять самый что ни на есть честный вид. Фобос едва не захохотала от такого зрелища, все эмоции здоровяка отображались на его глупом лице. Седрик, в миг принявший змеиную форму, уже направлялся к нему, а лорд Эрмей сложил руки на груди и окинул оценивающим взглядом остальных стражников. Змей в один шаг оказался рядом с незадачливым стражником, схватил его за шкирку и бросил на колени перед троном. Фобос вздохнула, собирая крупицы сил. Сосредоточиться на чужом разуме было сложно, но для этого хватило бы и минимального влияния, чтобы заставить его выдать всю правду. Синекожий замотал головой, но ничего не говорил, только некрасиво дергался на полу.

— Значит ты знаком с этим Калебом, — имя лидера повстанцев Фобос просто выплюнула. — Знаешь его лично?

В голосе принцессы явственно слышался яд, она как будто копалась в мыслях уже бывшего стражника, смотрела пронзительно, с нескрываемой насмешкой. Седрик, стоявший позади синекожего, еще пуще нагонял страху.

— Нет, — рыкнул пленник, — мы с ним не друзья.

Он понял, что сболтнул лишнего слишком поздно, когда глаза Фобос уже загорелись жутким колдовским светом. Она приподнялась на троне, как будто старалась глубже заглянуть ему в глаза, и разве что не облизнулась хищно. За нее это сделал верный Седрик, все еще пугающий синекожего больше всех присутствующих вместе взятых.

— Стало быть, друзья, — протянула принцесса.

Она так странно смаковала неприятное ей слово, что даже у лорда Эрмея мурашки побежали по спине. Старик нахмурился, но быстро отогнал тревожное чувство, не до того сейчас было.

— Назовись, — приказала Фобос.

Синекожий затрясся, выпучил глаза, словно безумный, и дернулся в попытке сбежать. Он уже понял, как подставил товарищей, и как просчитался его друг Калеб, уверенный, что принцесса не так умна, как кажется. Сбежать ему, естественно, не дали, да и бежать, в общем-то, было некуда, разве что насмерть бросаться из окна башни. Седрик огромной рукой схватил его за шиворот, до хруста костей сжал горло и тряхнул так, что пленник потерял сознание.

— Это Ватек, миледи, — Гидеон выскользнул из-за двери и презрительно закончил, — новенький.

— Кто принимал? — сверкнул глазами уже ставший человеком Седрик.

Змей уже ушел, только взметнулся край длинной мантии. Фобос выдохнула, потерла переносицу, покосилась на валяющегося Ватека и в очередной раз закрыла глаза на подслушавшего Гидеона. Лорд Эрмей кивнул на синюю тушу, которую уже успел пнуть проходящий мимо кузнец, и подавил желание сделать то же самое. Мальчишка же и задал вопрос, который крутился у лорда на языке:

— Что будем делать с этим?

— Сыграем в ловлю на живца, — оскалилась принцесса. — Посмотрим, насколько этот Калеб ценит своих товарищей.

Она величественно спустилась вниз и нависла над притворяющимся мертвым Ватеком густой серой тучей. Повстанец не дернулся, стойко изображая обморок, но, когда каблук изящной туфельки впился ему в позвоночник, едва слышно зашипел. Фобос усмехнулась, покрутила пяткой, испытывая ни с чем несравнимое удовлетворение, и жестом подозвала к себе пару бледных как снег стражников.

— Проводите дорогого гостя в камеру, — промурлыкала принцесса, сверкая ледяным взглядом изумрудных глаз.

Ватека тут же подняли, подхватили под руки и потащили на самый нижний уровень замка, в подвал, где располагались темницы. Фобос проводила его задумчивым взглядом, глянула на отчего-то ухмыляющегося Гидеона, жестом выгнала остальных столпившихся по стенам стражников и уселась прямо на черные ступени.

— Разрешите заняться организационными мероприятиями? — сделал шаг вперед Эрмей.

Фобос махнула ему рукой, позволяя делать что вздумается, и услышала за спиной смешок мальчишки. Гидеон стоял очень близко и нагло ухмылялся, сверля лорда насмешливым взглядом. Сил ругаться с ним не было совершенно, и принцесса поморщилась, мечтая, чтобы юнец сам куда-нибудь свалил. Но нет, он оставался на месте, сверкал обсидиановыми глазами и, в общем, вел себя так, словно занимал полагающееся ему место.

— Какого черта ты еще здесь? — устало рявкнула на него Фобос.

— А я может влюблен в вас, — отмахнувшись, заявил паршивец.

Фобос на такое заявление дернулась, а Эрмей расхохотался.

— Дурацкие у тебя шутки, — выдохнула принцесса, фыркнув.

— Дурацкие, — согласился Гидеон и сменил тему. — Так что там с показательной казнью?

— Смотри, чтобы тебя змей не услышал, — хохотнул Эрмей.

Фобос махнула на них рукой, но слегка улыбнулась. Если эти двое поладят, придет конец ее относительно спокойным дням, и часу жизни не дадут, будут развлекаться за ее счет. Хотя и лорд Эрмей, и Гидеон, несмотря на паршивый характер, были одними из тех редких людей, доверять которым хотелось. Оба порой выводили принцессу из себя, но оба же беспрекословно выполняли ее приказы, пусть в процессе и знатно трепали ей нервы.

— Делайте, что хотите, — дала им отмашку Фобос.

Эрмей и Гидеон переглянулись, расплылись в одинаковых мальчишеских улыбках, довольные предоставленной свободой. Последний тут же выскочил, не иначе побежал ковать новое страшное приспособление, а первый церемонно поклонился принцессе, задал еще несколько уточняющих вопросов и тоже был таков. Фобос осталась одна в холодном тронном зале, она задумчиво улыбалась, ужасаясь и предвкушая действия, и никак не могла заставить себя подняться. Пусть разум Ватека и был достаточно открыт, трон, с которого она поспешила соскочить, сковал ее по рукам и ногам и продолжал беззвучно насмехаться. Черные, прогнившие магические нити держали ее словно куклу, подвешенную на ниточках, дергали и опутывали, мешая двигаться. В голове шумело, Фобос кое-как поднялась и, пошатываясь, поспешил уйти из удушливого зала. Трон черной громадой словно смотрел ей вслед, заглядывал в душу и в который раз напоминал, что здесь она никому не нужна.

* * *

Лорд Эрмей никогда не поддерживал политику ныне покойной королевы в отношении собственной семьи. Да и сама королева ему, признаться, никогда не нравилась. Взбалмошная и безответственная, она отличалась только тем, что имела просто-таки громадные запасы магии и могла без особых усилий поддерживать процветание Меридиана. Он впервые увидел Фобос, ее маленькую дочку, когда той не было и пяти. Как волчонок, она смотрела на него из-за угла оценивающе. Худенькая, совсем еще дитя, она смотрела на него по-взрослому своими огромными зелеными глазищами. Словно ожидала подвох, хмурилась и поджимала губы. Эрмей тогда не выдержал, подозвал девчонку к себе и потрепал ее по волосам. Принцесса фыркнула, отстранилась и испытующе уставилась исподлобья.

— Ты кто? — тоненьким голосом спросила она.

И смотрела так странно, словно боролась сама с собой и с собственными привычками. Такая далеко пойдет, подумал тогда Эрмей и не задумываясь выдал о себе почти все, щелкнул по носу и неожиданно пообещал в следующий раз прислать подарок.

— Мне не надо, — фыркнула Фобос и деловито отмахнулась.

Девочка вздернула подбородок, но Эрмей видел, как едва заметно порозовели бледные щеки. Он и прислал подарок, обещал же, правда сам вырваться не смог, пришлось передавать с письмом через королеву. Мальчишка, подобранный на границе с землями оборотней, потрясающих магических тварей, огрызался и никого не слушался, разве что самого Эрмея. Лорд подумал, что уж такой сможет подружиться с маленькой принцессой и будет держаться за нее так же сильно, как и она за него. Он и подружился, и отправил Эрмею записку с одним-единственным словом. Большего лорду было и не нужно, но на всякий случай он отправил мальчишке-змею ответ-предостережение. И снова получил чрезвычайно лаконичную записку, на этот раз оставшись довольным.

Принцессу-волчонка ему довелось увидеть лишь несколько лет спустя, когда она осталась совершенно одна против всего мира, и даже верный Седрик не мог оградить ее от всего. Двенадцатилетняя девочка-подросток смотрелась на громадном троне нелепо, но необыкновенно гармонично. Она уже начала расцветать, еще нескладная, но уже удивительно прекрасная, смотрела на всех сверху вниз и презрительно кривила губы. Тогда она еще была полна сил, хотя и оказалась зажата в стальных тисках.

Годы шли, и Фобос постепенно гасла. Она повзрослела, стала, признаться, самой прекрасной женщиной из всех, виденных Эрмеем за всю жизнь, продолжала смотреть на всех сверху вниз и колко сверкать изумрудными глазами. Но что-то в ней постепенно надрывалось, хотя спина и оставалась по-прежнему прямой, а улыбка надменной. Эрмей почти видел, как утекают ее внутренние силы, как иссякает магия, и как неуютно принцессе сидеть на жестком каменном троне.

С тех пор, уже почти пять лет, Эрмей мотался в замок каждый месяц, потому что принцесса Фобос с каждым днем выглядела все хуже и хуже. Она не опускала руки, но стала бледной даже больше чем обычно, глаза теперь светились болезненной зеленью, улыбка в его присутствии выходила кривой и измученной. Седрик бросал на него понимающие взгляды, но разводил руками и улыбался, мол, я работаю над этим. Эрмей усмехался про себя, и беспокойство немного отпускало.

Совсем недавно мальчишка Гидеон, бывший подмастерьем в кузнице, занял место главного кузнеца, и принцесса немного повеселела. Этому мальчишке она отчего-то прощала слишком многое, вполне возможно, что он, сам того не ведая, заменил волчонку утраченную младшую сестру. Гидеон ходил за Фобос по пятам, дергал ее, иногда подкалывал, заставлял встрепенуться и, кажется, безоговорочно ей доверял. Эрмею пока не доводилось беседовать с мальчишкой по душам, но, раз теперь выдалась такая возможность, он своего не упустит.

В последнее время принцесса выглядела совсем паршиво, едва отвечала на его поддевки и почти не реагировала на явные провокации. Историю Эрмей всегда знал хорошо, и он знал, как заканчивали слишком слабые, возомнившие себя правителями, люди. Фобос была слабой и одновременно очень сильной, и Эрмей надеялся, что ей хватит времени.

* * *

В день казни было особенно ветрено, так что Фобос куталась в теплый плащ и наблюдала за приготовлениями с балкона. Седрик с самого утра ускакал, он принимал активное участие в организации и, кажется, получал от этого просто-таки колоссальное удовольствие. Сама она уже успела побеседовать с пленником с глазу на глаз и теперь раздумывала над полученной информацией.

Фобос заявилась в темницы с самого утра и тут же выгнала вон всех местных стражей. При них глупый Ватек отказался бы говорить вовсе, но она же уже выяснила, что в беседе один на один синекожий неожиданно податлив, и из него легко было вытянуть хотя бы один секрет.

Темнота на мгновение ослепила, но принцесса быстро проморгалась и, не останавливаясь, направилась к самой дальней и самой темной камере. Громко капающая в тишине вода раздражала неимоверно, холод пробирал до костей, а сквозняк трепал спрятанные под капюшон волосы. Стражники, попадающиеся на пути, в страхе расширяли глаза и, повинуясь взмаху руки, тут же сбегали, оставляя принцессу наедине с единственным пленником. Стук каблуков гулом отдавался в камне, Фобос шла медленно, как будто заранее предупреждая о своем визите. Грязный жирный факел летел следом сам собой, прикасаться к нему у принцессы не было никакого желания, пусть в противном случае она и потратит непозволительно много сил.

Наконец из тьмы показалась дальняя камера, где сидел, грузно привалившись к стене, Ватек. Синекожий великан свесил голову на грудь, плечи его слегка подрагивали, как будто он плакал. Фобос поразилась, как при таких размерах и устрашающем виде он мог оставаться настолько мягким, глупым и наивным. Еще больше она поражалась тому, кто отправил его шпионить в ее дворце, потому что этот кто-то просто не мог не знать характера Ватека, тот слишком бросался в глаза.

— Эй! — небрежно позвала принцесса.

Ватек у стены дернулся, поднял на нее покрасневшие глаза и постарался вжаться в стену еще сильнее. Фобос фыркнула, подходя вплотную к решетке; факел подлетел следом и вырвал из темноты не только пленника, но и тарелку с нетронутым вчерашним ужином, и смятое лоскутное одеяло, отброшенное в сторону. Копаться в голове Ватека было противно, поэтому Фобос только прибавила ему немного разговорчивости и доверчивости. Она тяжело вздохнула, изображая сострадание, и укоризненно покачала головой.

— Мне сказали, ты до сих пор ничего не ел, — как можно более ласково заговорила принцесса.

— Калеб вытащит меня отсюда, — буркнул Ватек и отвернулся.

— Правда? — искренне удивилась Фобос. — Так где же он?

Она завертела головой, словно лидер мятежников вот-вот должен был выскочить из-за ближайшей двери. Но темницы остались в оглушающей тишине, и синекожий дернулся, смотря на принцессу исподлобья.

— Послушай, Ватек, — вкрадчиво начала Фобос, — если ты ответишь всего на несколько несложных вопросов, я лично выпущу тебя отсюда и отпущу на все четыре стороны.

Пленник промолчал, но глаза его заблестели. Фобос внутренне захохотала, дивясь доверчивости большого парня.

— Я не собираюсь угрожать твоему другу, и не буду спрашивать ничего, что может навредить ему, — продолжила принцесса, — я просто хочу спросить, знали ли вы, что та еда, которую вы украли, принадлежала вовсе не мне?

Ватек дернулся как от удара и поднял на нее удивленно-возмущенный взгляд.

— Кому еще могла принадлежать еда в твоих хранилищах? — зло рыкнул он.

— Запасы на зиму для горожан, — просто пожала плечами Фобос, внутренне ликуя, — вся провизия из хранилищ распределяется поровну между каждым жителем Меридиана. Я могу позже показать тебе документы, если захочешь.

И если что-нибудь поймешь, мысленно усмехнулась Фобос. Ватек так легко попался на удочку, что это было даже не смешно. И ведь она пока не сказала ни слова лжи. Что же наговорил им этот Калеб, во что заставил поверить, раз повстанцы начали грабить тех, кого должны вроде как защищать.

— Он не придет, — ее тихий жесткий голос эхом отразился от стен, — иначе почему он еще не забрал тебя? Да, проникнуть в темницы сложно, но выкрасть тебя посреди казни, когда вокруг будут толпы стражи, еще сложнее. Он же должен был понять, что это все — устроенная лично для него ловушка.

На последних словах Ватек внезапно замер, а Фобос совсем развеселилась. Отчаяние и неверие плескались в глазах великана так ярко, что почти освещали полутемную камеру и отражались в платиновых волосах принцессы.

— Если ты скажешь мне, где он прячется, я смогу передать твоему другу привет, — Фобос расплылась в искушающей улыбке, — от твоего имени или нет, как скажешь.

Ватек взревел раненым зверем, вскочил с места и одним прыжком оказался рядом. Вцепился когтистыми пальцами в решетку, и его тут же отбросило назад. Фобос не дернулась, наблюдая за взбешенным пленником, только фальшивая улыбка слетела с ее лица. Теперь принцесса смотрела холодно, как на дикого зверя, беснующегося взаперти, безумного, растерявшего последние крупицы здравого смысла.

— Тебе все равно не проникнуть в Заветный город, — обессилено рыкнул Ватек.

Глаза Фобос на мгновение расширились, он застыла, не веря собственным ушам. Заветный город был легендой, вскользь упоминающейся в летописях, прекрасным подземным сооружением, открывающимся лишь истинным правителям Меридиана. Принцесса хохотнула, возвращая на лицо насмешливое выражение, и скептически выдохнула:

— Значит повстанцы прячутся в городе из сказок? — она по-птичьи склонила голову набок. — И с чего ты взял, что я не смогу туда войти?

— Калеб сказал, город открывается лишь истинному правителю или тем, кто нуждается в спасении, — вдохновенно выдохнул Ватек.

— Или твой Калеб просто взломал печать, — холодно закончила Фобос.

Встретиться с новоиспеченным лидером сопротивления захотелось еще больше. Куда еще этот верткий мальчишка мог сунуть свои ручонки, и какие еще тайны этого мира он мог открыть? Он явно был горяч и неопытен, но достаточно силен и красноречив, чтобы вести за собой толпу. При правильном раскладе Калеб мог сослужить Фобос неплохую службу, сам того не ведая. Принцесса сложила руки в замок, крутанулась на пятках и, звонко цокая каблуками, покинула темницы, оставляя Ватека недоумевать, выболтал ли он на этот раз что-то чрезвычайно важное.

Когда Фобос вынырнула из своих раздумий, все уже было готово, а Седрик внезапно оказался за ее спиной. Змей невесомо положил руку на ее плечо, другой расцепил сжатые пальцы и приложился холодными губами к запястью, обтянутому тонкой тканью перчаток. Фобос невесомо улыбнулась, принимая ненавязчивую ласку, откинулась спиной на его грудь и глубоко вдохнула холодный прелый воздух.

— Повстанцы в Заветном городе, — пожаловалась она капризно.

Седрик пораженно выдохнул, обдав ее макушку горячим дыханием, но больше ничего не сказал, так и застыл теплой размеренно дышащей статуей. Спустя пару минут блаженной тишины он очнулся, встрепенулся, развернул принцессу к себе и подхватил ее замерзшие ладони.

— Все уже готово, госпожа, — отрапортовал он, преданно заглядывая в изумрудные глаза.

— Повстанцы не появлялись?

Седрик только отрицательно покачал головой в ответ. Фобос, признаться, рассчитывала, что Калеб заявится в темницы, когда услышит о пленении друга, но ни тогда, ни сейчас, когда Ватека должны вот-вот казнить, лидер мятежников не появлялся, как не появлялся и никто из его союзников, кто мог бы спасти незадачливого шпиона. Время близилось к полудню, солнце тускло светило сквозь пелену облаков, на площади перед замком начали собираться любопытствующие, Ватек мирно сидел в камере последние минуты. Было до зубовного скрежета тихо, Фобос нутром чувствовала надвигающиеся проблемы, не то чтобы сильные, но чересчур уж назойливые.

Седрик повел ее вниз, по многочисленным крутым ступеням винтовых лестниц, и все недолгое время перехода размеренно, словно успокаивая, дышал над ухом. Распущенные платиновые волосы колыхались у самых ног словно опущенный звериный хвост, и змей глядел на них чаще, чем вперед. Перед самыми парадными дверьми Седрик отстал, оставшись на приличном расстоянии, и вперед Фобос шагнула одна, встречаемая ревом толпы и разномастными сверлящими ее взглядами. Многие все еще считали принцессу причиной всех бед Меридиана и только и ждали появления законной наследницы. Кстати, в пропаже оной тоже часто обвиняли Фобос, и та не оправдывалась, считая это бессмысленной тратой времени. Если им хочется ненавидеть ее, пусть ненавидят, на большее принцесса не претендует и с радостью покинет замок, как только представится возможность.

Ватека уже вывели, и он встретил ее жалобным, отчаянным взглядом. Синекожий стоял, скованный по рукам и ногам, и пронзительно смотрел в толпу зевак, словно выискивал знакомые лица. Веки его были полуопущены, а кулаки крепко сжаты, великан всем своим видом показывал решимость и странную, иррациональную самоотверженность, на которую лично Фобос никогда не была способна.

Виселица высилась нескладной громадой, мрачная и отчужденная, и по спине принцессы побежали мурашки, когда она представила на ней себя. Многие присутствующие только и грезили о том, чтобы вздернуть светловолосую недоправительницу, и сейчас активно представляли ее болтающеюся на веревке тушку. Фобос глубоко вздохнула, подавляя желание разом порешить всех присутствующих, поднялась на подготовленный для нее помост и уселась на вынесенный из закромов замка красивый деревянный трон. Он нравился принцессе гораздо больше его каменного собрата, так что она опустилась на него с облегчением, позволяя себе на мгновение расслабиться в объятиях теплого дерева.

— Этот человек, — заговорил Седрик стальным голосом, и шум моментально затих, — приговаривается к смертной казни через повешение за шпионаж, предательство и пособничество мятежникам. Он проник в замок под личиной стража и угрожал спокойствию и благополучию принцессы Фобос.

Народ загудел неодобрительно, словно бы не эти люди пришли поглазеть на чужую смерть из праздного любопытства. Но Фобос сейчас волновало вовсе не это, а то, что происходило вдалеке, почти на линии горизонта. Там загорелась голубоватым светом и тут же погасла вспышка портала, из нее вылетели несколько разноцветных пятен и теперь стремительно приближались. Тем временем стражи, не замечавшие ничего необычного, подвели бледного Ватека к виселице, надели на его шею узел и затянули, оставив так стоять. Они ждали отмашки от принцессы, но та сидела, не двигаясь, и только вглядывалась горящими глазами в скрытый деревьями горизонт.

Седрик проследил за ее напряженным взглядом, грязно выругался и хотел уже было приказать увести пленника, но Фобос жестом остановила его. На ее тонких губах плясала довольная улыбка, она вся почти светилась и едва не подпрыгивала от возбуждения.

— Кондракар решил вмешаться, — благоговейно выдохнула принцесса, — теперь все должно пойти быстрее.

Пестрые точки приближались, вырисовывались очертания людей, пятерых девчонок, неуклюже парящих в небе. Они громко переговаривались, но слова их не долетали до Фобос и Седрика, и те могли слышать лишь невнятное шипение и гарканье, разносимое по воздуху. Принцесса предвкушающе улыбалась, а змей не мог понять, что хорошего во вмешательстве Кондракара в их дела. Все это время «оплот добра во Вселенной» закрывал глаза на все происходящее в Меридиане, и что же теперь заставило его пересмотреть свои взгляды? Седрику казалось, что ничего хорошего за этим следовать не может по определению, но Фобос продолжала веселиться, кажется, полностью потеряв интерес к казни.

Ватек тем временем тоже заметил пришелиц и воспарял духом, вообразив, что летающие девчонки присланы Калебом для его, Ватека, спасения. Он смотрел на них с затаенной надеждой, но никак не мог заметить осмысленности в их действиях. Пришелицы ругались между собой, кричали друг на друга и действовали так неуклюже, словно только сегодня научились летать. Одна из них опасно снизилась, и ее едва не поймал один из стражников, охраняющих периметр. Девчонка взвизгнула, подлетела вверх и снова что-то заорала спутницам.

— Узнаешь ту блондинку? — указала на одну из них Фобос.

Седрик присмотрелся и ахнул. Действительно, это была та самая девчонка, лучшая подруга пропавшей принцессы Элион, которую они не раз видели в омуте заклинания. Он усмехнулся, начиная понимать замысел своей госпожи, и решил все-таки что-то сделать с пленником, раз уж никто не пришел забрать его. Намереваясь быстро убить его, он приблизился, но внезапно потерял контроль над собственным телом. Словно в тумане он видел, как хватает синекожего и уводит прочь, как тот, не сопротивляясь, висит в его руках и отчаянно рыщет глазами, потухшими и потерявшими надежду.

Фобос смотрела на него колко, усмехалась, растягивая тонкие губы, и что-то ворожила, плавно двигая пальцами. Седрик не знал, что видели остальные, но толпа вздохнула, разом отшатнулась, а сверху послышался отчаянный крик одной из стражниц. Другая, полноватая шатенка, перевернулась в воздухе и резко спикировала на голову принцессе. Остальные бросились за ней, попытались остановить, что-то кричали, но ничего не возымело действия.

Фобос встретила девчонку усмешкой и сложенными на груди руками. Длинное платье колыхалось на холодном ветру, капюшон плаща слетел, освобождая поток платиновых волос, но принцесса не замечала ничего из этого. Она пристально смотрела девчонке в глаза, словно старательно что-то там выискивала, а улыбка на ее лице расползалась все шире и шире. Рыжая успела дернуть подругу за руку, останавливая прежде, чем та наделает глупостей, и обе они попались в ловушку. Фобос взмахнула руками, вокруг девчонок сомкнулся прозрачный купол, и остальные, ошарашенные происходящим, бросились на него, как мотыльки на пламя.

Огонь, земля и воздух ударили вместе, изнутри им помогали потоки воды, и прозрачный шар затрещал, не выдерживая такой нагрузки. Седрик болезненно смотрел, как принцесса кусает губы, и как сводит в судороге тонкие пальцы, но все еще был скован ее заклинанием, он все еще не убрал Ватека с глаз долой и пока не мог вернуться к госпоже. Фобос выругалась, дивясь тому, насколько сильными могут быть несмышленые девицы, сбросила со слуги оковы, но оставила наброшенный на пленника морок. Седрик тут же перекинулся в громадного змея, одним махом приблизился и вмиг раскидал стражниц, словно назойливых мошек. Фобос благодарно улыбнулась ему одними глазами и осела на трон, уставшая и обессиленная.

Купол лопнул с оглушающим треском, посыпался на не успевших еще разбежаться жителей и исчез в паре сантиметров от их голов. Принцесса поморщилась, встряхивая руками, явно готовясь снова колдовать, и Седрик поспешил опустить огромные лапы на ее крохотные ладошки. Фобос резко поднялась, махнула рукой, изничтожая постамент взрывом пламени, отгоняя зевак и заодно девчонок-пришелиц. Народ отпрянул, ахнул синхронно и поспешил скрыться, пока принцесса-тиранша не решила казнить кого-нибудь еще. Стражницы закричали, заметались, собираясь вместе, направили на нее еще одну атаку и исчезли в ими же созданном тумане.

Принцесса махнула Седрику рукой, подзывая, и тот тут же оказался рядом, на ходу принимая человеческое обличье. Подхватил ослабевшую госпожу на руки и быстрым шагом направился внутрь замка. Гидеон выскочил откуда ни возьмись, преградил им дорогу, всмотрелся встревоженно в лицо ухмыляющейся Фобос и громко фыркнул, скрывая облегчение в голосе.

— Я знал, что вас ничто не возьмет, миледи.

— Сгинь, паршивец, — беззлобно приказал ему Седрик, сверкнув глазами.

— Понял, уже ушел, — отсалютовал Гидеон и исчез.

— А ты знал, что меня ничто не возьмет? — совсем развеселилась Фобос.

Она болтала ногами, развалившись у него на руках, и явно не испытывала больше ни капли дискомфорта. Искорки усталости пропали из серо-зеленых глаз, она хихикала, совсем как маленькая, получая удовольствие от всего происходящего.

— Я верил, госпожа, что вы сильнее малолетних подружек вашей сестры, — колко ответил Седрик, и Фобос расхохоталась.

Следующим дорогу им преградили лорд Эрмей и стоящий рядом с ним растерянный Ватек. Первый сверкал глазами недовольно, но явно не был настолько зол, как пытался выглядеть. Бывший пленник же во все глаза рассматривал открывшуюся картину и не знал, верить самому себе или нет. Эрмей кашлянул в густые усы, привлекая к себе внимание, и Седрику отчаянно захотелось прямо сейчас вспороть ему брюхо.

— У меня единственный вопрос, Ваше Высочество, — Эрмей кивком указал на смущенного Ватека, — что прикажете делать с этим?

— А, — Фобос перевела задумчивый взгляд на синекожего, — пускай валит на все четыре стороны.

Лорд Эрмей сверкнул глазами и поклонился, тут же исчезая в одном из многочисленных замковых коридоров, а Ватек вытаращил глаза так, что Седрику показалось, словно они сейчас выскочат из орбит. Он долго стоял перед ними, мешая пройти, и смотрел пораженно, разглядывал Фобос и Седрика, словно только впервые увидел. В конце концов он посторонился и, когда Седрик с драгоценной ношей на руках отошел на несколько шагов, развернулся и пророкотал жалобно:

— Тогда я могу остаться? — он затеребил подол рубахи. — В смысле как настоящий стражник, я достаточно сильный.

Ватек замолчал, не дождавшись реакции, и понуро опустил голову. Он чувствовал, что ему откажут, вышвырнут такого ненадежного человека как он, и навсегда закроют дорогу к сытой относительно спокойной жизни.

— Если Калеб свяжется со мной, я тут же сообщу вам!

Эти слова были его последней надеждой, последним аргументом, и он совсем потерял веру в себя, когда услышал веселый смешок. Фобос фыркнула, ткнула ухмыляющегося Седрика в живот и покровительственно выдохнула:

— Валяй.

Ватек просиял в мгновение ока, заулыбался и часто закивал. Фобос не стала говорить, что Калеб, как и все остальные, должен был быть уверен в смерти сообщника. Пусть радуется, пока не зная, что лидер отправил его на верную смерть, не защитил, не пришел на помощь до самого конца, когда грузное тело, пронзенное кинжалом, осело на пыльные холодные доски.

Фобос ухмыльнулась, предвкушая грядущие действия, и удобнее устроилась в теплых объятиях змея. Размеренное покачивание убаюкивало, и принцесса совсем не заметила, как уснула.

Гидеон оказался в королевском дворце впервые, когда ему было десять. У него не было семьи, только старый ворчливый кузнец, подобравший его на улице еще мальчишкой. Он-то и привел Гидеона с собой, когда узнал, что дворцовая кузница стоит без дела. В десять мальчишка уже кое-что умел, но до взрослой работы его пока не допускали, и Гидеон каждый раз обижался на старика, когда тот прогонял его из кузни.

Тогда-то в десять лет Гидеон впервые увидел принцессу Фобос, о которой в городе так много судачили. Это сейчас Гидеон понимал, какая она тогда была девчонка, а тогда она казалась ему невероятно взрослой и непозволительно красивой с этими струящимися плавленым золотом волосами и пронзительными изумрудно-серыми глазами. И даже тогда, семь лет назад, Гидеон заметил, как несуразно она выглядит на огромном каменном троне-изваянии. Маленькая и такая хрупкая, что, кажется, прикоснись, разлетится на тысячи осколков, она смотрелась совсем ребенком, случайно забравшимся на скалу. Гидеону тогда показалось, что он влюбился, потому что острый как лезвие меча взгляд проникал насквозь, заглядывал в самую душу. Фобос смотрела сверху вниз и кривила в улыбке губы, и Гидеон вспыхнул, но не смог отвернуться, так и продолжал смотреть в полные насмешки и высокомерного презрения сверкающие глаза.

Любовь смыло холодной волной спустя год, когда его за шкирку поймал ехидный лорд-змей. Гидеон как всегда в свободное время шнырял поблизости от принцессы в надежде, что она обратит на него внимание, и был застигнут врасплох проходящим мимо Седриком. Змей скалился и медленно наступал, а Гидеон и не думал бежать, он гордо встречал усмешку и пытался отвечать тем же. Выходило чертовски паршиво, коленки подгибались, мальчишка как наяву увидел разинутую пасть огромной змеи и сильный массивный хвост, хватающий его за щиколотки. Видение прервалось шипящим смехом лорда и недовольным цыканьем принцессы. Гидеон открыл глаза и заметил, что пол под ним просел, а стоящие по обе стороны коридора стальные доспехи ощерились копьями. Мальчишка удивленно посмотрел сначала на ухмыляющегося Седрика, а затем на отчего-то довольную принцессу, но так и не смог понять, зачем было пугать его магией.

— Это твоя магия, — словно прочитав его мысли, возразила Фобос.

Гидеон замер, раскрыв рот, и замотал головой из стороны в сторону. Принцесса громко фыркнула, а змей оглянулся на нее, подошел ближе, слегка поклонившись, и встал от нее по правую руку.

— В смысле, моя магия? — только и смог переспросить Гидеон.

Седрик расхохотался, и принцесса ткнула его локтем в бок. Змей тут же успокоился, воззрился на нее взглядом, полным обожания и раскаяния, глаза Фобос потеплели, и она улыбнулась едва заметно. Принцесса перевела взгляд на Гидеона, неожиданно подмигнула ему и попросила сделать все, как было. Гидеон растерялся, покраснел и буркнул себе под нос, что ни за что не управится. Но послушно зажмурился и представил, как пол выравнивается, а доспехи встают на место.

— Ну вот, а говорил, не можешь, — послышался мягкий, переливчатый смех принцессы.

Гидеон распахнул глаза и ахнул — все действительно стало совершенно так, как было раньше, разве что один из железных рыцарей держал копье чуть выше, чем остальные. Но ни принцесса, ни змей этого, кажется, не заметили, и Гидеон выдохнул. Когда он вновь глянул на злополучного рыцаря, тот стоял, держа копье как все, словно по линейке выровняли.

— Учиться будешь? — серьезно спросила Фобос, когда мальчишка перестал вертеть головой.

— А возьмете? — черные глаза Гидеона засверкали, он сделал шаг вперед и подпрыгнул. — Буду! Только из кузницы не уйду, и не просите.

— Да кто же тебя оттуда прогоняет, — хохотнул Седрик, — времени свободного, я вижу, у тебя много, вот и будешь приходить в библиотеку, как освободишься.

— Хорошо!

Гидеон поклонился, поймал на себе смешливый взгляд принцессы Фобос и бросился наутек. Только за углом почему-то решил остановиться и подглядеть, куда теперь пойдут принцесса и лорд-змей. Мальчишка выглянул и задохнулся от нахлынувших на него чужих эмоций. Его затопила волна всепоглощающей нежности, преданности, обожания и затаенной, похороненной глубоко в душе безумной любви. Гидеон как будто сейчас смотрел на принцессу чужими глазами, видел приподнятые в легкой улыбке уголки губ, видел-чувствовал холодные пальцы на плотной ткани рукава и биение своего-чужого сердца, грозившего вот-вот, кажется, разорвать в клочья грудную клетку. Мальчишка шумно выдохнул, и волна чужих эмоций схлынула, оставляя его стоять ошарашенного, сбитого с толку. Седрик смотрел на него пронзительно, прожигал взглядом льдистых глаз и хмурился.

Гидеон сглотнул, развернулся и рванул прочь, куда угодно, лишь бы подальше от безумно влюбленного змея. Позже старик-кузнец объяснил ему, что знал про магические способности и именно поэтому пришел во дворец, мол, Гидеону нужно учиться. Только вот пробуждать собственные силы мальчишка не желал, и принцессе пришлось прибегнуть к такому несколько радикальному методу. Еще учитель рассказал ему, что девять лет назад, когда Гидеону было два, а предыдущая королева только скончалась, он едва не умер, потеряв связь с магией Меридиана. В отличие от принцессы, питающей планету, Гидеон черпал из нее силы, то есть напрямую зависел от правителя и количества магической силы, которую тот вкладывал в Меридиан.

Гидеон проникся уважением, еще большим, чем до этого, и принялся учиться так усердно, как только мог. Его влюбленность испарилась в тот момент, когда он почувствовал все то, что испытывал к принцессе Седрик. Он просто понял, что не выдержит такого соперничества, а еще понял, что принцесса, пусть и скрывает от самой себя, тоже влюблена в Седрика. Не так, как змей, ее чувства были гораздо слабее, только зарождались, но они были, и Гидеон, стойко вытерпев боль от впервые разбившегося сердца (он даже почти не плакал), отступил. Он много думал и понял, наконец, что испытывает к принцессе совсем другие чувства. Она была для него наставницей, старшей сестрой, которой у него никогда не было, важной частью его семьи, в которую, несмотря ни на что, незаметно вошел и ехидный лорд-змей.

— Гидеон! — лорд Эрмей хлопнул его по плечу, выводя из воспоминаний.

Гидеон поморщился: разговаривать со склочным лордом совершенно не хотелось. Он не сбавил шагу и направился вперед, посмотреть и определить место предстоящей казни. Принцесса не сказала, кто именно будет заниматься приготовлениями, наоборот, она как будто поручила это им обоим, но это совершенно не означало, что Гидеон вдруг подружится с Эрмеем. Старик тем не менее не отставал, шел рядом, но больше ничего не говорил. Он так и таскался целый день за Гидеоном, так что в конце концов парень не выдержал, резко развернулся и встретился с сияющей улыбкой Эрмея.

— Да что вам от меня нужно? — у Гидеона уже дергался глаз, а рот сам собой вырисовывал страшную гримасу отвращения.

— В общем-то ничего особенного, — Эрмей сиял, как начищенный пятак.

То ли так рад был, что Гидеон наконец обратил на него внимание, то ли сам по себе такой раздражающий, но не понравился лорд парню с первого взгляда. Все время шутил, доставал и без того обессиленную принцессу ежемесячными посещениями и улыбался так, словно давно и прочно сошел с ума. Эмоций как назло Гидеон от него не чувствовал, поэтому не мог определить настоящие намерения старого лорда. Это раздражало, потому что с одиннадцати лет парень привык знать, как настроен его собеседник.

Эрмей завел его в какую-то отдаленную нишу, приобнял за плечо, не переставая широко улыбаться, и огляделся на наличие слежки. Гидеон на всякий случай тоже осмотрелся, не понимая, что такого секретного хочет от него лорд и почему в таком случае он не вызвал его на приватную беседу в кабинет. Эрмей тем временем убедился, что никто на них не смотрит, провел по стене ладонью и нажал на один из сотни совершенно одинаковых кирпичей. Часть стены отъехала в сторону, открывая перед ними узкий темный проход, и тут же захлопнулась, стоило новоявленным сообщникам войти внутрь. Гидеон уже понял, что ничего хорошего ждать не следует, но все равно пошел следом за Эрмеем из чистого упрямства. А еще ему совсем немного была интересна не столько причина предстоящего разговора, сколько наличие подобных тайных ходов в замке, который он, казалось, успел достаточно хорошо изучить.

Узкий коридор, в котором приходилось порой пригибаться или обходить вековую на вид паутину, закончился массивной деревянной дверью, за которой пряталась круглая комната с еще несколькими дверьми. Комната освещалась хорошо, и было видно, что помещение достаточно старое, потому что кое-где камни потрескались и обвалились, открывая искрящиеся природной магией расщелины. Двери, наоборот, казались абсолютно новыми, на них не было ни единой царапины, вместо того они светились рунами и странными узорами-надписями, которые Гидеон не мог прочитать.

Эрмей, усмехающийся за его спиной, приложил ладонь к одной из рун, и всю цепь рисунков охватил недолгий (всего на мгновение) ослепляющий свет. Когда Гидеон открыл глаза, не было ни странного округлого помещения, ни бесчисленных дверей, ни замысловатых надписей. Он очутился в комнатке с пылающим жаром камином и несколькими креслами. Окон не было, зато по стенам были расставлены книжные стеллажи высотой до потолка, уходящего, кажется, далеко вверх, откуда на Гидеона рожицами-закорючками смотрели неведомые свитки и потрепанные временем книги.

— Да ты садись, потом насмотришься, — раздался в тишине хриплый голос Эрмея.

Сам лорд уже сидел в одном из кресел перед маленьким круглым столиком и пристально высматривал что-то в большом непрозрачном шаре. Сам шар как будто висел в воздухе в паре сантиметров над поверхностью стола и искрился разноцветными ниточками-паутинками магии. Гидеон в один шаг приблизился, упал в соседнее кресло и тоже зачем-то уставился в мутный бок шара. Не увидев ничего интересного, он посмотрел на Эрмея и поймал его насмешливый взгляд. Нахмурившись, Гидеон откинулся на спинку кресла, задрал голову наверх и сидел так несколько минут, пока в глаза ему не бросилось красивое зеленоватое свечение. Парень смотрел на него довольно долго, но свечение не исчезало, оно наоборот казалось все ярче и ближе. Моргнув, Гидеон увидел наверху лишь темноту и больше ничего и решил, наконец, поинтересоваться, зачем Эрмей его сюда притащил.

— Да зазнакомиться с тобой поближе хотел, — захохотал лорд, — ты способный парень, принцесса тебя привечает, даром что силу свою не развиваешь.

— Причем здесь моя сила? — Гидеон так удивился, что совсем забыл, как назойливый старик ему не нравился.

— Да вот, — Эрмей повел рукой, — ты чего там в пустоте рассматривал?

Гидеону показалось, что лорд намеренно сменил тему, и он огрызнулся, совсем растеряв свою невозмутимость, которой так в тайне ото всех гордился.

— А то вы сами не видите!? — он задрал голову наверх и снова увидел яркое сияние.

Эрмей проследил за его взглядом, прищурился, словно в самом деле ничего не видел, и укоризненно посмотрел на Гидеона.

— Вот волшебники пошли, — пробурчал он себе под нос, — думает, если сам видит, то и другие обязательно тоже.

А свечение тем временем все приближалось. Гидеону даже показалось, что это луна так быстро падает с неба, но он одернул себя, напомнив, что все еще находится где-то в замке. По крайней мере он очень на это рассчитывал. Кузнец прищурился, разглядывая странные очертания, приобретающие все более уловимую форму странной семиконечной звезды, чем-то отдаленно напоминающей обычную елку. Эрмей шумно выдохнул, теперь тоже заметив неладное, но Гидеон не обратил на него внимания и продолжил разглядывать подплывающую к нему вещицу. Зеленая светящаяся звезда приковывала взгляд, и Гидеон никак не мог заставить себя отвернуться. Он подставил ладони, и звезда опустилась в его руки, тут же обжигая их нестерпимым жаром, охватывающим все тело целиком.

Гидеон не заметил, как появившаяся принцесса выхватила звезду, вспыхнувшую изумрудным пламенем, из его рук и как спрятала ее в холщевый мешочек, который в свою очередь перекочевал в руки вездесущего Седрика. Перед его глазами мелькали странные картинки, цветные всполохи собирались в единый пестрый комок, пульсирующий у него на кончиках пальцев, и рассыпались мурашками по всему телу. Краем уха он слышал голоса рядом, но был не в силах прервать калейдоскоп красок, развернувшийся перед глазами. Когда он пришел в себя, принцессы уже не было, зато остался лорд-змей, преспокойно сидящий в одном из кресел и наблюдающий за ним змеиным прищуром.

— Очнулся, паршивец, — хохотнул лорд Эрмей, — садись, давай, а то уже добрых полчаса в одной позе стоишь.

Гидеон тут же опустился в единственное свободное кресло, заметив, как затекли колени. Он привык подолгу стоять, но в кузне он хотя бы двигался или на худой конец переминался с ноги на ногу. Перед ним на столике тут же оказалась тарелка с ароматным печеньем, и Гидеон набил полный рот, забыв на время о собственной дерзости. В конце концов он тут пострадавший или где?

— А что это была за штуковина? — выпалил он, когда смог прожевать.

— Всего лишь вещица, которая должна будет привести к нам принцессу Элион, — сверкнул глазами Седрик.

— И причем тут я? — хмыкнул Гидеон.

Странное знание, которое подарил ему изумрудный огонь, скреблось на кончике языка, и юный кузнец пока не мог решить, хорошее оно или плохое, и хотелось ли ему узнавать причину, по которой странный артефакт перепутал его с наследной принцессой.

— Маленькая ошибка в заклинании, и звезда Трибы отправилась на поиски раньше времени, — змей неожиданно ему подмигнул и усмехнулся.

Гидеон прикусил язык, потому что знание постучало ему по голове стальным молотом. Парень смутился, схватил еще одно печенье и целиком запихнул его в рот. Артефакт мог перепутать его с принцессой Элион, только если принцесса Фобос считала его членом своей семьи или заменой пропавшей младшей сестры. Гидеон покраснел, встречая две усмешки, и встал, направившись к одному из стеллажей и оказавшись к столику спиной.

— Так что делать с Ватеком и Калебом? — возобновил прерванную беседу Эрмей.

Гидеон навострил уши. Он не верил, что лидер мятежников может так просто заявиться в темницы, но и не верил, что он бросит своего товарища. Но попасть в подземелье извне было чрезвычайно трудно, так что едва ли пронырливый парень мог сделать это без посторонней помощи.

— А что-то не так, лорд Эрмей? — елейно протянул Седрик.

Гидеон оглянулся украдкой. Змей сидел, закинув ногу на ногу и сложив руки в замок, и улыбался так, будто только что как минимум собственноручно казнил всех мятежников.

— Я лишь прошу вас подготовить достойное место для казни и подчиняться исключительно приказам госпожи, — шипяще протянул блондин, сверкая глазами-льдинками, — остальное вас волновать не должно.

— Я понял, мой господин, — Эрмей встал и церемонно поклонился.

Седрик отвесил ему ехидную усмешку, оглянулся на подслушивающего Гидеона и поднялся. Когда он становился таким — холодным и пугающим точно змей — Гидеон терялся, забывал язвить и мог только смотреть в ледяные глаза с узкими длинными зрачками. От Седрика веяло силой, просто-таки огромной звериной мощью, придавливающей к земле и путающей мысли. Такой Седрик мог порвать в одно мгновение, такого Седрика Гидеон боялся до дрожи в коленках. Вот и сейчас он ничего не смог сделать, глядя в сузившиеся подрагивающие зрачки полузверя, только хватался за полку дрожащими пальцами и очень старался не видеть, не слышать, не ощущать. Не быть здесь, в неизвестном месте под взглядом ледяных глаз, не сейчас, когда предательское сердце выпрыгивало из груди.

Седрик вышел спустя мгновение, растворился в одной из стен, и у Гидеона подкосились колени. Он осел на пол, едва расцепив задубевшие пальцы, и глубоко вдохнул холодный, полный напряжения воздух. Эрмей тоже опустился, только в кресло, поманил Гидеона к себе и звонко хлопнул его по спине.

— Что, впервые его таким видишь? — снисходительно спросил лорд.

— Нет, — Гидеон дышал глубоко и размеренно, но голос все равно выходил хриплый, — просто никак не могу привыкнуть. Даже когда это направлено не на меня, до костей пробирает.

Эрмей расхохотался, еще раз хлопнул его по спине, поднялся на мгновение и вытащил из-за одной из книг пыльную бутылку. Гидеон завороженно смотрел, как растекается по бокалам, появившимся из воздуха, багровая жидкость, и одним махом выпил половину, когда Эрмей протянул ему его порцию.

— К этому так просто не привыкнешь, — Эрмей махнул рукой и осушил свой бокал, тут же подливая еще себе и собеседнику, — зато такой нашу принцессу точно в обиду не даст.

— Это точно, — сипло подтвердил Гидеон и закашлялся.

* * *

Ватек сидел на выделенной ему койке в казарме и старательно пытался подавить так и лезущую на лицо улыбку. Кто бы мог подумать, что принцесска, эта напыщенная девчонка, окажется настолько глупой и доверчивой. Оставила его, мятежника, в замке, практически сама вложила в его руки информацию, необходимую Калебу и остальным. Правда, новые товарищи-воины поглядывали на него странно и не заговаривали, но синекожий не обращал на них внимания, полностью погруженный в собственные коварные планы.

Во время заключения в темнице Калеб приходил к нему дважды и оба раза остался как будто никем не замеченным. Лидер отчего-то был уверен, что Фобос не разгадает их план, и не прогадал, теперь мятежники имели полный доступ к дворцовым слухам, а также Ватек мог провести кого-нибудь на территорию замка.

А слухи ходили преинтересные. Говаривали, что принцесса-тиранша ищет свою сестру, законную наследницу престола, юную Элион на Земле, где ту якобы спрятали еще в младенчестве. Калеб, сходу придумав план, уже растрезвонил всем, что мятежники борются за права девочки, и именно ради этого стремятся свергнуть тиранку. Поддержка со стороны народа тут же выросла многократно, люди устали жить в нищете и голоде и поэтому поддерживали любое движение хоть куда-нибудь. Они сами шагнули бы в пропасть, если бы им пообещали, что внизу их будет ждать теплый, полный еды дом.

Ватек не был уверен в истинных мотивах Калеба, но свои собственные он знал точно. Для счастья ему нужно было совсем мало, но этого малого он был готов добиваться любой ценой. Если понадобится, он предаст и мятежников, и обведет вокруг пальца принцессу со змеем, но останется на пригретом месте, где сытно кормят и есть крыша над головой. Ему и дела не было до того, кто сидит на каменном троне, и отдавать свою жизнь во имя кого-либо он точно не собирался.

* * *

Фобос крутила в пальцах семиконечную звезду и задумчиво смотрела в Омут. Омутом она звала то самое заклинание, позволяющее «подглядывать» за определенным человеком, хотя на самом деле оно носило очень сложное, состоящее из полузабытых слов древнего языка имя. Звезда Трибы ровно светилась холодным зеленоватым светом и слегка подрагивала в пальцах. Умная магическая штуковина норовила снова улететь, хотя Фобос уже исправила оплошность в заклинании. Свет отражался от стен, плясал на полках с книгами, путался в волосах, придавая им колдовской потусторонний оттенок, и, наконец, ручьем утекал в Омут. Там Элион весело болтала с одноклассницей, другой, не стражницей, и свет как будто окутывал ее призрачным коконом.

Несмотря на смеющееся лицо сестры прямо перед глазами, Фобос думала совсем не о ней. У принцессы было как всегда море дел, но ими сейчас занимался Седрик, и она ухватилась за короткую передышку обеими руками. Всего через пару дней змей снова уйдет на Землю, и тогда передышки можно не ожидать. С другой стороны все было готово, и вернуться Седрик должен будет вместе с Элион, которую тоже предстоит хоть немного обучить и ввести в курс дела.

Фобос тяжело вздохнула, отложила звезду и махнула рукой, закрывая Омут. Тихонько звякнула стальная зачарованная цепочка, скрипнули половицы под ногами; принцесса подошла к небольшому окошку, провела по нему рукой, невесомым движением стирая капли дождя с другой стороны, и устремила взор вдаль, в залитую холодными дождями пустошь. Она с каждым днем разрасталась, все ближе подползала к городу, разевала огромную пасть в желании поглотить все на своем пути. Этой пустошью было ничто иное как окрепшая, набирающая силу с поразительной скоростью тьма, пятнадцать лет назад зародившаяся в сердцах людей.

Меридиан не мог напиться магией принцессы Фобос и потому принялся высасывать темную энергию, живущую в подсознании у каждого человека. Теперь она клубилась и бугрилась, подступала все ближе, порабощала живых существ одного за другим. Чем больше народ был недоволен и зол, тем сильнее становилась тьма. Слабые правители прошлого обращались в камень именно из-за нее. Неспособные побороть тьму они не находили иного выхода как поглотить ее, запечатать в собственном теле до той поры, пока не найдется достаточно сильный маг, способный положить этому конец.

Меридиан был планетой-паразитом, огромным магическим зверем, сдерживать которого могли лишь сильнейшие маги. Именно поэтому они становились правителями, а вовсе не из жажды власти, и именно поэтому сейчас так нужна была Элион. Пусть неподготовленная и необученная, но она могла подавить тьму, заставить планету затихнуть хотя бы на время. И именно из-за тени Меридиан был отделен от остального мира завесой, окутавшей его плотным коконом и не пускающей никого и ничего ни внутрь, ни наружу. Кондракар мог бы решить эту проблему, но он привык не вмешиваться, держать нейтралитет и не помогать в открытую тому или иному миру. Сейчас у него просто не осталось иного выбора, тень стремительно набирала силу и вот-вот могла просочиться сквозь истончившуюся завесу, и тогда никто не смог бы предугадать, какие беды обрушились бы на все миры.

Ей когда-то удалось создать вещицу, прорывающую завесу ненадолго, так, чтобы тень этого не заметила, но теперь первая ослабла настолько, что прорехи образовывались сами собой, а вторая обрела такую силу, что почти могла и сама открыть себе путь на волю. Основной проход, через который перемещался Седрик, находился в ее личной библиотеке-лабиринте, спрятанной от чужих глаз множеством заклинаний, артефактов и рун, а печать, открывающая порталы, исчезла сама собой.

Фобос поморщилась, сетуя на то, насколько самостоятельными выходили ее создания, и провела по стеклу снова. Тень заметно приблизилась, увеличилась в размерах, так что стало видно, как она клубится, наползая на мокрые от дождя безжизненные деревья. Заклинание сорвалось с губ, призрачные буквы вылетели из-под пальцев и рванули вперед, входя в алчущую черноту как нож в масло. Тень остановилась, замерла на мгновение и вспучилась, словно пыталась отторгнуть чары. Она изогнулась, вывернулась наизнанку, ощерилась иглами всего на мгновение и скрылась под землей, оставляя на поверхности лишь горстки пыли, бывшие некогда деревьями. Фобос пошатнулась, поморщилась от стрельнувшей в висках боли и осела на пол, оставляя на стекле мокрый отпечаток ладони.

Очнулась она уже в собственной постели, подозрительно теплой для этого времени года. В комнате было темно, ни малейшего отсвета не проникало сквозь задернутые шторы, зато она отчетливо слышала и чувствовала теплое дыхание над ухом и размеренный стук сильного сердца под пальцами. Она даже и не заметила, что обнимает пробравшегося в ее постель мужчину, пока окончательно не проснулась и не сориентировалась в пространстве. Седрик лежал непозволительно близко, прижимал ее к себе одной рукой, а другую устроил у нее под головой. Его волосы рассыпались по подушке, и они оба лежали на большей их части, отчего голова змея оказалась опущена на грудь так, что носом он упирался Фобос в макушку. Принцесса же дышала ему прямо в ключицы, и руками упиралась мужчине в живот.

Первой мыслью было возмутиться, с какого перепугу Седрик самовольно влез к ней в постель, но было слишком тепло, а Фобос еще не восстановила силы до конца, так что она отмела эту идею. Никогда прежде ей не доводилось видеть змея спящим, всегда он представал перед ней собранным и серьезным, готовым исполнить любую ее прихоть, и даже в постели не снимал с лица услужливую маску. Фобос всегда засыпала первая, а просыпалась последняя, и всегда на нее смотрели чуть прищуренные сверкающие голубые глаза.

Сейчас Седрик казался ей таким открытым и беззащитным, неописуемо спокойным во всей этой суете, что Фобос невольно улыбнулась самыми уголками губ, высвободила одну руку и аккуратно провела пальцами по золотистым волосам. Рука дрогнула, задевая прохладную кожу, и устремилась дальше, принимаясь исследовать лицо. Принцесса осторожно провела по гладкой щеке, огладила скулу и скользнула ниже, невесомо касаясь тонкой полоски губ. Сердце Седрика ровно стучало под пальцами, зато ее собственное неожиданно зашлось а заполошном танце, застучало так громко, что принцесса поспешила отдернуть руку в страхе разбудить змея и попасться с поличным.

Но Седрик продолжал спокойно спать, разве что пробормотал что-то неразборчивое. Фобос глубоко вдохнула и выдохнула ставший обжигающе горячим воздух, крепко зажмурилась и приказала самой себе забыть, что за непотребства она творила минуту назад. Забыть не очень-то получилось, зато сон быстро сморил ее, затянув в свое призрачное царство мечтаний и грез.

— Вы проснулись, госпожа, — встретил ее бархатный голос утром.

Змей привычно проснулся раньше и теперь встречал Фобос бодрой улыбкой и ехидными смешинками в глазах. В то же время лицо его было подозрительно серьезно, и даже тонкая складка прочертила заметную линию между бровей. Фобос на мгновение бросило в жар, когда она подумала, что ночью Седрик только притворялся спящим, она растерялась, но быстро пришла в себя, решив придерживаться тактики «ничего не знаю, ничего не было».

— Госпожа, — начал Седрик и пронзительно заглянул ей в глаза.

У Фобос внутри все перевернулась, но она не подала виду, лишь крепко сжала пальцами простыни. Улыбка сама расцвела на лице, а голова склонилась набок, так что волосы платиновой волной скользнули на плечо. Седрик сглотнул, а глаза его всего не миг затуманились, подернувшись серебристой пеленой. Змей шумно выдохнул, не отрывая глаз от оголенного плечика принцессы, проследил, как она убирает волосы за спину и подтягивает спавшее платье и зажмурился, наткнувшись на ее широкую игривую ухмылку.

— Госпожа, — прошептал Седрик едва слышно и открыл совсем посветлевшие, почти прозрачные глаза.

— Я тебя слушаю, — фыркнула Фобос.

Она уже успела подняться и уйти за ширму, где ее ждало новое чистое платье, так что голос ее звучал слегка приглушенно и перемежался с шелестом мягкий ткани. Седрик, пока принцесса не видела, покачал головой и коснулся смятых простыней. В глазах его блестела горечь, смешанная со сладким томящим наслаждением, однако, стоило Фобос выйти из-за ширмы, ее сменила привычная маска лукавства.

— Вы снова потратили все силы, — с упреком произнес мужчина.

— Ерунда! — воскликнула Фобос, взмахивая широким рукавом. — В таком случае я бы не стояла здесь перед тобой.

Седрик опустился перед ней на колени, обхватил пальцами тонкие запястья, забрался под рукава и приник к синеватым, бьющимся под кожей венкам. Фобос вздернула подбородок, смущенная как никогда прежде, и отвернулась от пронзительной, заглядывающей в самую душу светлой глади небес. Хотя змей уже не раз проделывал подобные выкрутасы, раньше они не заставляли сердце трепетать так, словно бы оно намеревалось прямо сейчас выскочить из груди.

Фобос выдохнула, краем глаза наблюдая за замершим каменным изваянием Седриком, и усмехнулась, заметив растрепанные пряди. Должно быть он проснулся едва ли больше чем за пару минут до ее пробуждения и только и успел что выбраться из кровати и одеться. Принцесса мягко высвободила одну руку и кончиками пальцев провела по спутанным волосам, магией приводя их в порядок. Седрик вскинул на нее голову, посмотрел непонимающе, будто бы потерялся в видениях и не отличал больше, где сон, а где явь. Впился глазами в ласковую улыбку, блаженно прикрыл глаза и резким движением притянул Фобос ближе, обхватывая ее руками за талию. Лбом он уткнулся в ее живот, а длинные золотистые волосы рассыпались по плечам, словно отгораживая от всего мира. Фобос застыла, совершенно растерявшись, в груди странно защемило, и от места соприкосновения их тел разлилось приятное тепло. Она постояла в нерешительности пару десятков секунд, а затем плавно опустила ладони, вплетая пальцы в шелковистые волосы.

Они стояли так несколько минут: Седрик обнимал принцессу, а Фобос нежно гладила его по волосам, пока первый не поднялся. Он отступил на пару шагов, низко опустив голову, а когда посмотрел на Фобос, взгляд его снова стал привычно участливым и слегка лукавым.

— Не делайте так больше, — спокойно проговорил он, и не понятно было, к чему именно относились его слова.

Фобос фыркнула, с трудом подавляя разгоревшееся в груди негодование, и как ни в чем не бывало уселась на пуфик перед зеркалом, дожидаясь, когда змей начнет исполнять их привычный ежедневный ритуал расчесывания волос. Возможно ей всего лишь показалось, что его пальцы слегка подрагивали и касались ее голой кожи непозволительно часто, потому что сама она никак не могла унять неизвестно откуда взявшееся волнение и, едва сохраняя невозмутимый вид, сидела как на иголках. Стоило Седрику закончить, как она тут же вскочила и выскочила за дверь. Змей, естественно, последовал за ней, отставая лишь на шаг и одаривая полными нескрываемой злости взглядами любого, кто попадался ему на пути.

Гидеон, внезапно попавшийся им на пути, окинул обоих проницательным взглядом и растянул губы в ухмылке. Он возник ровно на пути принцессы, и едва она делала шаг в сторону, чтобы обойти его, он зеркально повторял за ней. Так они и ходили туда-сюда и вперед-назад, пока Седрик не схватил юношу за шкирку и просто не отодвинул в сторону. Гидеон тут же взвился, ужом вывернулся из захвата, избавившись от плотной куртки, которая осталась сиротливо висеть в руке змея как на вешалке.

— Сестрица принцесса, твоя ручная змеюка меня обижает! — по-детски заканючил он и спрятался Фобос едва ли не под юбку.

Седрик покраснел от злости и отбросил куртку в угол, где она тут же утонула в пыли и грязи с чужих ботинок. Он рассерженно зашипел и медленно двинулся к парню, состроившему перепуганные глаза и пуще прежнего вцепившемуся в принцессу. Сама Фобос тем временем застыла с каменным выражением лица и лишь переводила взгляд с одного нарушителя спокойствия на другого. И вот, когда Седрик раскинул руки в намерении поймать наглеца, а Гидеон громко взвизгнул, она сделала глубокий вдох и разразилась хохотом.

Оба, юноша и мужчина, посмотрели на нее недоуменно, обменялись одинаково шокированными взглядами и притихли. По лицу Фобос катились крупные капли слез, она выплескивала давно копившиеся внутри эмоции, все это время отчаянно рвущиеся наружу. Принцесса продолжала хохотать, запрокинув голову назад, и совершенно не обращала внимания на происходящее вокруг.

На шум сбежались все, кто находился рядом, а это и стражи, и слуги, и другие обитатели замка. Всех их распугивал грозный вид Седрика, все еще пунцового то ли от ярости, то ли от смущения, так что зрители столпились так, чтобы их максимально не было видно. Гидеон хихикнул про себя и подумал, что о змее с этого дня будут ходить не совсем пристойные слухи. Одна из служанок, с которой он был немного знаком, Миранда, поманила его пальцем и принялась шепотом расспрашивать. Одновременно она отмахивалась от лезущих под руку остальных, тоже жаждущих узнать, что случилось.

— Да ничего особенного, — Гидеон махнул рукой, — ты лучше этих разгони, а то будет плохо, если принцесса придет в себя и захочет устранить свидетелей.

Последнюю фразу он произнес нарочито громко, так что подслушивающие разом вздрогнули и поспешили разойтись по своим делам. Миранда фыркнула, провожая их глазами, и подняла руки, сталкиваясь с бездонной чернотой Гидеоновых глаз. Девушка отступила на шаг, поклонилась и без запинки выпалила:

— Ничего особенного, так ничего особенного, — и пулей унеслась прочь.

Фобос тем временем отсмеялась, рукавом утерла слезы и неожиданно для себя громко икнула. Глаза ее удивленно округлились, и она икнула еще раз. Седрик подскочил к ней, кажется, все еще обескураженный происходящим, и на этот раз Фобос икнула прямо ему в лицо. Гидеон, уже проверивший, что никаких зрителей не осталось, обернулся на них, и на лице его сама собой растянулась широкая улыбка. Парень вразвалочку приблизился, хохотнул себе под нос, обхватил принцессу за предплечье и безошибочно повел их к тому месту, куда его давеча водил лорд Эрмей. Седрик бесшумной тенью плелся следом, словно враз растеряв все свое ехидство, а лицо его было настолько бледно и печально, что некоторые принимали змея за призрака.

Фобос с интересом следовала за Гидеоном, время от времени икая, отчего шаг идущего позади Седрика на мгновение сбивался. Она не заметила, когда он исчез, но в комнате он оказался первым, а на столе уже стоял графин с водой, а подле него покоилось блюдо с исходящими паром хлебными лепешками. В животе принцессы заурчало, и она снова икнула, на этот раз специально, чтобы заглушить неприятные звуки голодного желудка.

На небе занимался рассвет, едва пробивающийся сквозь плотные черные тучи. Дождь, наконец, перестал лить, но вот-вот должны были ударить морозы, и Фобос прикладывала все силы, чтобы хоть как-то обогреть холодный замок. В комнатах было относительно тепло благодаря печам и каминам, а вот по коридорам и большим залам вволю гуляли сквозняки. В самых холодных местах, там, откуда задувал уличный ветер, принцесса развесила амулеты либо нарисовала руны. Амулеты были сильнее и поэтому помещались в самые большие помещения, но и следить за ними необходимо было тщательнее, чем за высеченными в камне рисунками. Гидеон, вызвавшись следить за ними и прихватив с собой Миранду, каждый день прохаживался по замку и грубо шикал на всех, кто отирался слишком близко к волшебным источникам тепла. Миранда говорила крайне уважительно, но слушались ее беспрекословно. Девушка, как и Седрик, была оборотнем и умела испускать угрожающую звериную ауру, так что никто не решался с ней спорить.

Седрик к этому времени уже отбыл на Землю, и в замок вернулся отлучавшийся в родные края лорд Эрмей. Он-то теперь и ходил по пятам за принцессой, и они периодически устраивали перепалки, зрителями которых частенько становились дворцовые обитатели. Миранда, удивительно просто подружившаяся и с Гидеоном, и с лордом Эрмеем, хихикала в кулачок и иногда сталкивала ссорящихся лбами или подливала масла в огонь. Фобос косилась на нее исподлобья, но угрозы от девчонки не чувствовала и потому не прогоняла. Тем более что Гидеон успел рассказать ей о «подслушанных» намерениях Миранды. Она всего лишь хотела найти свое место под солнцем, но никаких коварных планов не замышляла.

Ватек за прошедшие дни не показывался, хотя и сновал по замку туда-сюда, выведывая и всюду засовывая свой нос. Он уже успел пару раз повстречаться с Калебом, но пока ничего путного эти встречи не принесли. Фобос повесила на него простенькое заклинание, срабатывающее, когда синекожий встречался с кем-то не из обитателей замка, и пристально следила за всеми его перемещениями.

Принцесса нахмурилась и тихонько выругалась, когда заклинание разбудило ее на рассвете и, преодолев желание завалиться обратно спать, раскрыла на полу небольшой Омут, привязанный к Ватеку. Тот как раз выбирался из какого-то переулка, каждый из которых был похож на другой, и обеспокоенно оглядывался, словно чуял за собой слежку. Он долго стоял на одном месте, пока маленькая неприметная дверца не распахнулась. На пороге никого не было, но Ватек шагнул внутрь, уверенный, что приглашают именно его.

Фобос потянулась и спустила босые ступни на пол. Волна мурашек тут же пробежала по телу, и принцесса поежилась, магией разжигая потухший за ночь камин. Ватек же в Омуте шагнул в темноту, и дверь за ним тихо захлопнулась. Окон в комнате не было, так что темень была жуткая, однако спустя пару мгновений в отдаленном углу зажглась одинокая свеча, выхватившая из тьмы лицо темноволосого юноши. Кожа его в свете пламени казалась белоснежной, а глаза сияли стальным блеском; на подбородке находились несколько причудливых наростов, ничуть не портящих легкое очарование юноши. Он определенно был красив той необыкновенной призрачной красотой, которая тесно граничила со странностью. Точеные черты лица не выглядели подвижными, однако лучики-морщинки у глаз говорили о том, что этот человек много улыбается. Огонь свечи выхватывал из темноты мускулистую шею, но больше ничего из его внешности не было видно.

Он сказал что-то Ватеку, и белоснежные зубы на мгновение обнажились заостренными шипами. Он совершенно точно был одним из Шептунов, созданий Фобос, и это так развеселило принцессу, что она совсем позабыла о холоде. Она создавала Шептунов от скуки, придавая цветам людские черты, и многие из них остались в замке в качестве тайных слушателей. Она никогда не держала их на привязи, даровав полную свободу действий, и некоторые из них ушли, пожелав испробовать вкус свободной жизни. Калеб, а никем иным этот юноша не мог быть, вероятно, был из тех же не пожелавших остаться в замке Шептунов.

Ватек встречался с ним уже несколько раз, но всегда в разных местах, так что как-то отследить местонахождение мятежников не представлялось возможным. Кроме того сегодня было впервые, когда Калеб показал собственное лицо, и это немного упрощало задачу. Или нет, но теперь Фобос могла найти мальчишку и отменить собственное заклинание, превратив его обратно в цветок. Это по крайней мере было бы забавно и вместе с тем лишило бы повстанцев головы.

Фобос усмехнулась, снова сетуя на самостоятельность собственных созданий и на то, сколько проблем они умудряются ей приносить, посмотрела в окно, небо за которым уже посветлело, и поднялась, взмахом руки испаряя Омут. На его месте тут же возник новый, в котором всплыло лицо спящего Седрика. На Земле тоже только рассвело, однако в комнате змея было не в пример светлее. Ресницы Седрика дрогнули, словно он мог заметить за собой слежку, мужчина потянулся и распахнул глаза. Фобос задумалась, возможно ли почувствовать что-нибудь необычное, потому что и Ватек, и Седрик, казалось, на подсознательном уровне ощущали чужой взгляд.

Змей тем временем поднялся, сбрасывая одеяло и представляя вниманию Фобос обнаженный рельефный торс, едва-едва сокрытый рассыпавшимися по плечам волосами. Принцесса склонила голову набок, и улыбка сама собой тронула уголки ее губ. Она смотрела в Омут, не отрываясь, и лениво расчесывала водопад платиновых волос, забавно щекочущих шею и голые коленки. Седрик оглянулся, посмотрел, кажется, ей прямо в глаза, отчего рука Фобос на мгновение замерла, а губы растянулись шире, обнажая белоснежные зубы, тряхнул головой, усмехнулся и быстро поклонился, что-то прошептав себе под нос. Фобос, пойманная с поличным, вспыхнула и поспешила закрыть Омут. Она вздернула подбородок, отвернулась к окну, и улыбка тотчас же слетела с ее лица.

В зачарованном стекле вновь плясало черное пламя тени, бушующее и резвящееся, набирающее все больше силы и прочно укореняющееся в сердцах народа. Тень кривилась и извивалась, точно насмехалась над неспособной ей противостоять принцессой. Фобос скрипнула зубами, заклинание уже заискрилось на кончиках пальцев, когда рядом с тенью возникли несколько цветастых фигур. Стражницы покружили в воздухе, разметались в разные стороны и, наконец, заметили черноту под ногами. Четыре разноцветные струи ударили тень, но та лишь вздыбилась, становясь еще больше, схватила одну из девчонок за ногу и потянула вниз, раззявив чернильную пасть.

Бело-розовая вспышка ослепила, разлилась будто по всей планете, затопила теплым сиянием все, до чего могла дотянуться. И исчезла, забрав с собой и черноту тени, и скверну, оставляя только хлопающих глазами стражниц и крепко сжимающую кулаки Фобос. Фобос грязно выругалась, глядя, как стражницы улетают куда-то в город, и громко прокляла «нейтральный» Кондракар. Значит, наделять мелких девчонок силой, способной прижать тень они могут, а сами вмешаться и решить все гораздо быстрее и проще — нет. Чертовы зажравшиеся монахи, рассевшиеся в безопасном измерении!

Хорошее настроение испарилось, словно его и не было никогда, Фобос быстро оделась и выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

* * *

Седрик прищурился, отчетливо чувствуя на себе чужой взгляд, усмехнулся и поклонился в пустоту. Лишь один человек мог так беззастенчиво следить за ним, и лишь одному человеку он это позволял. Тепло разлилось в груди, и улыбка сама собой расцвела на лице. Седрик в последнее время отчего-то был непозволительно счастлив, хотя и думал прежде, что разлука с принцессой омрачит его настроение. Впрочем, она и омрачила, Седрик предпочел бы испытывать все то же самое, только в присутствии Фобос, но предполагал, что принцесса ни за что не стала бы за ним шпионить, будь они рядом.

Он был рядом с ней уже двадцать лет, и эта цифра казалась ему просто невероятно огромной и при этом ничтожно малой. Ему было мало, всегда мало ее взглядов, ее прикосновений, эхом отдающихся в груди, ему не хватило бы и вечности, проведенной вместе с принцессой Фобос.

Ходило поверье, что оборотни влюбляются лишь раз в жизни и навсегда, а Седрик был самым что ни на есть оборотнем, треть своей жизни влюбленным в одну единственную женщину, и являлся прекрасной этому иллюстрацией. Он не помнил собственное детство, зато почему-то знал имя и возраст. Первым его воспоминанием был момент, когда Эрмей нашел его, голодного и едва живого от холода, на границах стран людей и оборотней. Седрику было шесть, и он не желал слушаться совершенно никого, повиновался разве что Эрмею, исполняя приказы буквально, так что получалось обычно что-то абсолютно невразумительное.

Спустя четыре года старик решил избавиться от него и сослал в королевский дворец, и тогда же в глазах Седрика мир впервые засиял яркими красками. Может быть это была любовь с первого взгляда, Седрик не понял, но каждое слово маленькой нахалки трогало невидимые струны, о существовании которых он раньше и не подозревал. Он начал ходить за ней по пятам, слушал лишь ее слова, но больше всего боялся показывать настоящего себя. Седрик боялся, что она испугается, возненавидит его, как ненавидели большинство людей, уйдет и больше никогда не подпустит к себе. От одной мысли об этом мальчишку охватывала тоска, в груди как будто расцветал острыми шипами цветок, одновременно и прекрасный, и ранящий больнее всего. Цветком, прочно обосновавшимся внутри него, была маленькая принцесса, сверкающая в его глазах ярче самого солнца.

И однажды, когда она увидела его, не успевшего сменить обличье после разборки с очередным ее злопыхателем, Седрик готов был провалиться под землю. Все внутри него взвилось, воспротивилось, а он застыл как вкопанный, не в силах отвести от нее взгляд. Он боялся, боялся до священного ужаса, что она сейчас закричит, прогонит его, или, хуже того, ничего не скажет и просто-напросто уйдет, не сказав ни слова. Но глаза ее засветились, она вскинулась в ответ на его реплику, жестко отчеканила слова, разом оборвав лихорадочные мысли, мечущиеся в его голове, и сказала то, отчего засияла еще ярче.

О, она приняла его, приняла таким, уродливым и отвратительным, каков он есть. Он ненавидел себя раньше, презирал собственную звериную сущность, пока принцесса не сказала, что ей все равно, как он выглядит. С тех пор Седрик поклялся существовать ради нее одной, подарить ей всего себя без остатка и вечно быть тем, кто стоит за ее спиной.

Когда в его юношеском теле взыграли гормоны, Седрик думал, что сойдет с ума. Он хотел касаться ее, чувствовать запах ее кожи, быть больше, о, он хотел быть гораздо больше, чем просто слугой. Он жаждал принцессу Фобос как женщину, и каждая минута, проведенная рядом с ней, превращалась в пытку. Сладкую, томительную пытку, от которой тело выкручивало наизнанку, выворачивало, и он чувствовал, словно касался ее оголенными нервами. Каждое прикосновение пробуждало в нем звериные инстинкты, желание наброситься, подмять под себя и взять здесь и сейчас. Но он никогда бы не позволил себе делать что-то без ее позволения, а потому отступал, бежал, поджав хвост, и судорожно искал, куда выплеснуть накопившуюся похоть.

У него были женщины, многие дворцовые дамы были не прочь поразвлекаться с верным псом принцессы Фобос. Они мнили себе, что знают о нем все, плели интриги между собой, но оставались позади, стоило принцессе поманить его пальчиком. Он представлял себе лицо Фобос, когда трахал очередную дамочку, и чувствовал себя невероятно грязным, порочным, недостойным и взгляда принцессы, но ничего не мог с собой поделать. Он едва ли мог выносить ее присутствие, а расчесывание волос принцессы и вовсе возбуждало настолько, что Седрик готов был рвать на себе волосы. Он до сих пор не понимал, как ему удавалось держать беспристрастную маску и сохранять самообладание так, что принцесса и не подозревала о его чувствах.

От самого себя было противно, но подавить рвущееся наружу желание самостоятельно он никак не мог. Поначалу Седрик обходился собственными рукой и фантазией, тренировался едва ли не до потери сознания, чтобы сил ни на что больше не оставалось, но оставить принцессу одну надолго не мог себе позволить. Однажды он едва не сорвался, почти набросился на ничего не подозревающую девушку. Пришлось сочинять какую-то глупость, он теперь и не вспомнит, какую, и предаваться пороку прямо в темном коридоре замка с первой попавшейся служанкой. Звериные инстинкты били набатом, требовали живую женщину, грозили лишить разума за неповиновение, и Седрику пришлось подчиняться, жертвовать собственными совестью и моралью. Он вытерпел бы, будь человеком, но человеком он никогда не был, и зверь внутри него бушевал, требуя и требуя исполнения собственных прихотей.

Его выворачивало наизнанку, рвало желчью после каждого раза, а змей внутри хохотал его собственным голосом, набатом вбивал в голову слова, каленым железом выжигал осознание того, что он жалкий, недостойный, грязный, запятнанный ублюдок. Его место под ногами принцессы, там, куда не упадет ее взор. Он падший, никчемный зверь, и даже человеком у него нет права называться.

О, Седрик был готов умереть на месте, когда Фобос позвала его, такая смущенная, впервые не сумевшая скрыть саму себя, такая прекрасная, глядящая на него исподлобья. Зверь внутри него довольно зашипел, свернулся клубочком, приготовившись наблюдать, и Седрик едва смог взять себя в руки. Безграничное счастье затопило его с ног до головы и тут же выбросило как рыбу на берег, оставляя хватать ртом воздух и терзаться от сжимающегося до боли сердца. Седрик все еще считал себя недостойным, грязным, он не мог позволить себе касаться тела принцессы после того, как касался других женщин этими самыми руками.

Но и ослушаться он не мог, пусть принцесса и не приказывала, а лишь просила, почти умоляла его разделись с ней ложе и подарить хоть капельку порочной любви. Седрик готов был отдать ей все, но никогда не решился бы в этом признаться, воображая, что его любовь вовсе не нужна Фобос.

Седрик был влюблен уже двадцать лет и столько же хранил эти чувства глубоко в сердце, неспособный открыться перед любимой даже в мыслях.

В магазине на первом этаже было тихо и пусто, только бесконечные коробки с книгами высились у стен, образовывая причудливые пирамиды. Книжных полок еще не было, их должны были доставить со дня на день, и тогда можно приступать к подготовке к открытию магазина. Раньше, до того, как принцесса распорядилась купить это место, здесь располагались несколько магазинчиков, в числе которых была маленькая чайная, оставшаяся теперь комнатой для персонала. Почти все там осталось нетронутым, бывшие хозяева забрали только некоторые баночки с чаем и один из красивых сервизов, по рассказам доставшийся им от покойной бабушки. Все остальное и без того состоятельным хозяевам было не нужно, так что они оставили обстановку и принадлежности «в подарок» новым владельцам.

Лестница со второго этажа, где располагались жилые комнаты, как раз вела сюда, и Седрик спустился, потягиваясь и мимоходом заглядывая в зал. Там, у запертой входной двери стояла девушка. Она то и дело оглядывалась, заглядывала в темное нутро магазина и время от времени стучала в стеклянную дверь костяшками пальцев. Седрик выругался себе под нос, вслух напомнил себе повесить табличку «закрыто» и в два шага пересек торговый зал, распахнув перед девицей дверь.

— Мы закрыты, — грубо заявил он, не дожидаясь ее объяснений.

Девушка, кудрявая блондинка не старше двадцати пяти, подняла на него темные глаза, пожевала в задумчивости губы и заговорила только тогда, когда раздраженный Седрик начал закрывать дверь.

— Да, я знаю, что вы закрыты, но позвольте мне все объяснить! — она затараторила и просунула в проем ногу.

Подул ветер, растрепавший ее волосы, и девушка, собирая их в хвост, покачнулась и отступила на шаг назад. Дверь перед ней тут же захлопнулась. Блондинка выдохнула и опустила руки, отчего кудри снова рассыпались по ее плечам. Не теряя времени даром, она забарабанила кулаками по двери, сквозь мутное стекло подглядывая за удаляющимся мужчиной. Услышав стук, Седрик остановился, и девица воспользовалась его заминкой и гневно зашипела:

— Если вы не впустите меня, я закричу, и тогда у вас не будет никаких клиентов! Вы закроетесь, не успев открыться!

Змей громко выругался, закатил глаза, но рывком открыл дверь, отчего девица едва не свалилась ему под ноги. Она неловко переступила с ноги на ногу, сжала руки в кулаки и решительно прошагала внутрь. Седрик закрыл дверь, развернулся и оперся на нее спиной, сложив руки на груди. Девица уже не нравилась ему, и он предчувствовал, что проблем от нее будет выше крыши.

— Меня зовут Анна! — заговорила девушка. — Юлиана Фишер, вообще-то, но, пожалуйста, зовите меня Анной.

Она замолчала и уставилась на Седрика, очевидно ожидая, что он тоже представится.

— И что же вы от меня хотите, Юлиана? — медленно проговорил Седрик, проигнорировав ее взгляд.

Анна зажмурилась, боясь произнести хоть слово и коря себя за излишнюю импульсивность. Она уже поняла, что пришла слишком рано, но ничего изменить теперь не могла. В животе свернулся плотный комок страха, но она собралась с духом и, все еще жмурясь, выдохнула:

— Я скажу вам, если пообещаете не смеяться.

Так с ней было всегда, она сначала делала, а потом жалела и разгребала неприятности. Вот и в этот раз, поторопившись, она не подумала, что того человека здесь еще может не быть.

Седрик вздохнул, сверля девицу недовольным взглядом. Ему казалось, что сейчас перед ним неразумный ребенок, но при этом странное ощущение того, что этот ребенок не так прост, никак не отпускало. От девицы веяло слабой магической силой, больше похожей на остаточный шлейф какого-то заклинания, потому змей оставался на стороже, но не спешил прогонять назойливую гостью.

— Мисс Фишер, я скорее прогоню вас прямо сейчас, чем буду смеяться, — в противовес собственным мыслям вздохнул Седрик.

— Ой, а вы так и не представились, — неожиданно сменила тему Анна.

На самом деле мысли ее путались, она не знала, как признаться этому странному человеку, и потому решилась на отчаянный шаг. Если сбить его с темы не получится, выкрутиться она не сможет, а он ей едва ли поверит.

— Рик Хоффман, — недовольно бросил Седрик заготовленное заранее имя. — Мне уже стоит смеяться?

— Ой, нет, простите, — Анна потупилась, — на самом деле мне приснилось, что я работаю вот прямо здесь…

С каждым словом голос ее становился все тише, под конец вообще было невозможно расслышать, что она говорит. Седрик нахмурился, смеяться ему совсем не хотелось. Юлиана Фишер настораживала, пробуждала звериные инстинкты, но вместе с тем странно успокаивала. Змей фыркнул, решив не обращать на это внимание, и девчонка тут же подняла на него глаза.

— И потому что вам приснилось, вы прибежали сюда и угрожали мне криками?

Анну загнали в угол, она совсем смутилась; уши девушки покраснели, а руки мелко тряслись. Она схватилась пальцами за подол куртки, в голове ее все перепуталось, сны смешались с явью, а новые картинки замелькали перед глазами. Девушка потрясла головой, всматриваясь в проступающего сквозь видения Рика Хоффмана, похожего почему-то на одного ее преподавателя из университета, и моргнула.

— Но место точно то же самое! — в отчаянии воскликнула она. — Только в моем сне вы уже открылись, и с вами была еще девушка с красивыми светлыми глазами! И имя у нее было такое странное, как будто древнегреческое, что ли…

Анна дернулась, когда острые пальцы впились в ее плечо. Глаза мистера Хоффмана холодно сверкали, а лицо приняло такое страшное маниакальное выражение, что весь он внезапно стал похож на осклабившуюся змею. Блондинка хотела еще что-то сказать, но не смогла и рта раскрыть, завороженная страшным вытянувшимся лицом. В ее видении этот человек выглядел совсем не так, как сейчас.

— Кто ты такая? — по-змеиному зашипел Седрик. — Откуда ты все это знаешь? Ты шпионила за мной?

— Нет, нет-нет-нет! — прервала его Анна. — Мне, правда, очень нужна работа, и вот приснился сон, что я здесь работаю, ну я и пришла, и теперь…

У Юлианы была дурная привычка обрывать предложения на полуслове, сбивчиво объяснять непонятные даже ей самой мысли, так что ее мало кто понимал. Преподаватели в университете постоянно на нее жаловались, начальники на работе бранили ее в один голос с коллегами, и бедная девушка постоянно металась в поисках нового места. Она боялась, что дурная привычка и сейчас сыграет с ней злую шутку, и Рик, разозлившись, просто вышвырнет ее отсюда. Но мужчина замер, стеклянными глазами глядя куда-то ей за спину, медленно разжал пальцы, отпуская девушку, и отвернулся.

— Вы теперь меня прогоните? — почти плача, спросила Анна.

Седрик резко развернулся, снова впиваясь в нее сканирующим взглядом, заложил руки за спину и плечом оперся о стену. Любой другой человек на ее месте давно уже сбежал бы, но девчонка все еще была здесь, смотрела на него просительно из-под полуопущенных ресниц. Она была странной, словно не от мира сего, но именно этим отчего-то и нравилась. Едва ли такая могла быть чьей-то шпионкой, слишком прямая и честная, не было в ее глазах стервозной расчетливости. Перед тем как принять решение, Седрик колебался недолго. В конце концов это отличная возможность делегировать кому-то ответственность за магазин, когда он сам будет возвращаться на Меридиан.

— Что ж, почему бы и нет, — пробормотал он себе под нос так, чтобы Анна услышала.

Фишер тут же стушевалась и повесила голову, уверенная, что он отвечает на предыдущий ее вопрос. Она уже готовилась уходить и собирала разбежавшиеся мысли в кучу, когда холодная рука снова легла ей на плечо, в этот раз гораздо мягче. Мистер Хоффман будто извинялся этим прикосновением, и Анна совсем расстроилась.

— Я имел в виду, что могу нанять вас, — развеял ее уверенность спокойный голос над ухом.

Анна встрепенулась, подняла голову и столкнулась с ехидным взглядом серо-голубых глаз. Мистер Хоффман смеялся над ней, но при этом готов был принять на работу; теперь он был очень похож на того, кого она видела вместе с прекрасной девушкой в видении. Юлиана робко улыбнулась, все еще не веря своему счастью, и ее улыбка отразилась в прозрачных глазах напротив.

Седрик, посмеиваясь про себя, пообещал девушке составить трудовой договор и перезвонить ей, и она часто закивала, сияя как начищенная монета. Она долго прощалась, несколько раз перепроверила верность собственного номера телефона, но, наконец, радостная, ушла прочь. Что ж, теперь оставалось сообщить интересную новость принцессе и приступать к выполнению плана по поискам малышки Элион.

* * *

Холодный дождь сменился на Меридиане промозглой сыростью, пробирающей до костей и заставляющей кровь стыть в жилах. Земля под ногами противно хлюпала, ровная некогда дорога превратилась в вязкое грязевое болото. Многочисленные повозки день и ночь замешивали ее в кашу, и теперь грязь доходила едва ли не до щиколоток, а ноги с каждым шагом вязли все сильнее. Фобос с громким бульканьем выдернула стопу из затягивающей лужи, смахнула попавшие на лицо капли и, грязно ругаясь про себя, направилась в ближайший бар. Потертая замызганная вывеска давно не читалась, и название заведения помнил разве что сам хозяин, но конкурентов в этом городишке у него все равно не было, так что для привлечения посетителей хватало нацарапанной на двери надписи «бар».

Фобос толкнула хлипкую дверь ногой, но та, видно недавно смазанная, не заскрипела, отворилась тихо, пропуская гостью почти незамеченной. Гидеон, с ног до головы закутанный в плащ, махнул ей рукой, и принцесса направилась к дальнему столику у заляпанного окошка. Стоило ей усесться, рядом появился низенький толстячок с широкой улыбкой. Он оглядел обоих гостей внимательными темными глазами, подмигнул скривившейся Фобос и отер ладони о фартук.

— Нечасто в наши края забредают леди, — хохотнул он вполголоса и добавил громче, — что изволите заказывать?

Гидеон, глянув на все еще кривящуюся Фобос, взял на себя обязанности переговорщика. Он улыбнулся самой шальной своей улыбкой, так, что с непривычки даже свело скулы, похлопал себя по карману и поинтересовался:

— А что порекомендуешь? Есть что-то действительно стоящее?

— Самогону вам, что ли, налить? — весело спросил толстяк. — Все остальное здесь, на мой взгляд, препаршивое, леди точно не понравится.

— Да с чего ты взял, что она леди?! — Гидеон возмущенно стукнул кулаком по столу, но тут же принял благодушное выражение и доверительно зашептал. — Это она только выглядит страшно, а на деле любого мужика перепьет!

Толстяк расхохотался, сверкнул на Фобос глазами, похлопал себя по животу и сунул руки в карманы. Гидеон тоже засмеялся, но подозрительно покосился на принцессу, сидевшую с каменным выражением лица. Сама же Фобос внутри кипела, но внешне сохраняла ледяное спокойствие, только крепко сжимала кулаки под столом и скрипела зубами, успев уже несколько раз проклясть разговорчивого толстяка.

— Тащи уже свой самогон и проваливай! — не сдержалась, наконец, она.

Толстяк встрепенулся, бодро закивал, ничуть не обидевшись на приказной тон, и удалился в сторону стойки. Несколько зевак обернулись на крик, но быстро потеряли к ним всякий интерес и вернулись к своим делам. Лишь один человек, точно как они закутанный в плащ, все не сводил с принцессы глаз и в конце концов оказался с ней за одним столиком. Оказавшись в тени, он скинул капюшон, открывая взору копну нечесаных рыжих волос и выглядывающий из-под длинной челки шрам, заканчивающийся у самого уголка тонких губ.

— Да у него и нет ничего кроме самогона, вот что я вам скажу, — как ни в чем не бывало заговорил мужчина.

На вид ему было не больше тридцати, и даже шрам и лохматость не скрывали молодое, достаточно симпатичное лицо. Он дождался, когда толстяк поставит на стол бутыль с прозрачной жидкостью и несколько стаканов, откупорил бутылку и плеснул себе прямо в рот. Рыжий поморщился, смачно плюнул на пол и откинулся на спинку трескучего стула.

— А вас чего сюда принесло, господа? — спустя некоторое время он поднялся и опустил подбородок на руку. — Гиблое это место, вот что я скажу.

— Да ты и сам не слишком на местного тянешь, — огрызнулся Гидеон.

— Да я и не местный, — хохотнул рыжий. — Местные вам ни за что правду не расскажут, вот что я скажу.

— И сколько ты хочешь за эту правду? — тихо проговорила Фобос.

Ее голос четко звучал в шуме бара, его было хорошо слышно даже несмотря на то, что принцесса ни капельки не повышала тона. Она смотрела серьезно, в глазах ее сверкали отсветы свечей в лампе на потолке, и рыжий вздрогнул, на мгновение потонув в этом пронзительном взгляде.

— Э-э-э, милая, я с бабами делов-то не вожу, — моргнув, протянул мужчина.

Не успел он договорить, Фобос поднялась на ноги, схватила початую бутылку и быстро двинулась в сторону выхода. Проходя мимо стойки, она бросила пару монет и вышла под начавший моросить дождик. Гидеон выскочил следом, тут же угодил ногой в глубокую лужу, да так и застыл, глядя, как принцесса залпом опустошает бутыль с алкоголем. Фобос поморщилась от обжегшей внутренности сладковатой горечи, втянула носом влажный воздух и ровным шагом направилась вперед.

— Миледи, куда вы идете? — внезапно оказавшийся перед глазами Гидеон не заставил ее сбиться с шага.

— Решать проблемы, — честно ответила Фобос.

Она рукой отодвинула парня со своего пути, вручила ему пустую бутылку и пошла дальше. В голове ее было непривычно спокойно, мысли выстраивались в ровные рядочки, а тело слушалось на удивление беспрекословно. Фобос шла вперед, твердо уверенная, что следует делать, и не обращала внимания ни на усиливающийся дождь, ни на вязкую жижу под ногами.

— Но мы же так ничего и не узнали, — запротестовал Гидеон, — вы говорили, что мы только на разведку собираемся.

— Вот и разведаем, — непреклонно возразила принцесса.

Гидеон бросил бутылку, и она почти полностью погрузилась в грязь, виднелся только блестящий от воды кончик узкого горлышка. Юноша оглянулся на бар, сомневаясь, что стоит вообще идти куда-то в такую погоду, но Фобос все удалялась, и ему ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Гидеону не нравилась сама эта ситуация, не нравилась погода, не нравилась местность, не нравилось странное состояние принцессы, не нравилась эта бесконечная грязь, так и затягивающая в свои липкие лапы. Одним словом, ему не нравилось абсолютно все, и он был бы не прочь вернуться хотя бы в захолустный бар, если уж Фобос вбила себе в голову, что необходимо что-то здесь узнать.

Деревушка, в которой они находились, располагалась у самой пустоши, и здесь с некоторых пор ходили слухи о пропавших жителях и злобе, повисшей в воздухе. А Фобос, чтоб ее Седрик на Землю забрал, направлялась как раз к той самой пустоши, идти к которой Гидеон не согласился бы и под страхом смерти. Оттуда веяло страхом, алчностью, бесконечной злобой, и у Гидеона, признаться, поджилки тряслись от всех этих ощущений. Он пытался вразумить принцессу, уговорить ее, даже умолял, но она, просто обходя его кругом, шла дальше, молча преследуя одной ей ведомые цели. Не выдержав, юноша вцепился в ее рукав и изо всех сил потянул назад. Навлечь на себя гнев принцессы казалось не так страшно, как самолично заявиться в это проклятое место.

— Ну пожалуйста, миледи, сестренка принцесса, пойдемте обратно, — заскулил Гидеон, — мы можем вернуться сюда с Седриком попозже, а сейчас пойдемте домой.

Фобос остановилась, так что парень врезался в ее спину, скосила на него глаза и недовольно свела брови на переносице.

— Ты струсил? — меланхолично спросила она.

— Да! — быстро ответил Гидеон и снова потянул ее за рукав.

Фобос тяжело вздохнула, Гидеон было решил, что убедил ее, и уже начал радоваться скорому возвращению домой. Но принцесса не сдвинулась с места, схватила его ладонь и крепко сжала пальцы. В голову юноши хлынули картинки, перемежающиеся с ощущениями, страх отступил и нахлынул с новой силой, когда Гидеон понял, что их всю дорогу преследовали. Он с трудом открыл глаза, посмотрел на принцессу и кивнул, потирая переносицу. Дождь усиливался, видимость ухудшалась, а дорога под ногами медленно превращалась в болотистую речку.

Рыжий мужчина со шрамом вынырнул из пелены дождя совсем рядом, а за ним показались еще несколько человек. Все они неприятно ухмылялись и покачивали в руках кто нож, кто меч, а кто лук. Гидеон дернулся, оглянулся беспомощно, понимая, что пути к отступлению отрезаны, и замер, уставившись в спокойное лицо принцессы.

— Какая удача, молодая леди, что вы забрели в наши края, вот что я скажу, — заговорил тем временем рыжий.

— Удача для нас, конечно же, — хохотнул один из его товарищей.

— А для вас большая неудача! — скабрезно ухмыльнулся другой.

— Ты же не местный, с чего это ваши края? — хмыкнул Гидеон.

Он не очень-то боялся этих людей, но все равно оставался настороже и предпочел бы унести ноги, не ввязываясь в драку. Принцесса вообще не подавала признаков страха, лишь смотрела прямо в глаза рыжего, чем явно выводила его из себя. Мужчина закусил губу и облизнулся, прохаживаясь глазами вверх-вниз по плотному черному плащу и желая отгадать, аппетитная ли у дамочки фигурка.

— Так и быть, пацан, ты можешь валить, только выверни карманы, — махнул рукой он.

Гидеон встрепенулся и крепче сжал пальцы на рукаве Фобос. Рыжий прожег его недовольным взглядом, перебросил длинный тонкий нож из руки в руку и осклабился.

— Бабу оставь и вали, — громче повторил он.

Глядя на спокойную, даже меланхоличную принцессу, Гидеон подумал, что придется выкручиваться самостоятельно. Ему еще не приходилось участвовать в драке против стольких противников, превосходящих по силе, а в магии, несмотря на многочисленные уроки, он скорее плавал и имел переменные успехи. Вот будь здесь Седрик, тот бы уже положил всех на лопатки и разобрался со всеми «проблемами» принцессы, а Гидеон, мальчишка по сути, что может сделать против толпы здоровых мужиков? Но Фобос все еще молчала, глядя куда-то вдаль, и совершенно точно не собиралась вмешиваться в намечающуюся драку.

— А что, грабежом много зарабатываете? — с самым что ни на есть искренним интересом спросил Гидеон.

Рыжий хохотнул, остальные его товарищи тоже заржали. Гидеон выругался про себя и взмолился, чтобы прокатило, бандиты заговорились и дали им шанс сбежать. Он отчаянно пытался что-нибудь наколдовать, но пока ничего, кроме лопающихся под ногами грязевых пузырей, не выходило.

— Хочешь присоединиться? — промурлыкал рыжий, скалясь.

— А возьмете? Я ее отдам, — махнул рукой в сторону Фобос.

Гидеон уже промок до нитки, волосы противно липли к лицу, по рукам стекала вода, а в ботинках хлюпала жидкая грязь. Тяжелый плащ сковывал движения, а капюшон мешал рассмотреть точное количество бандитов.

— Она жена моего брата. С тех пор как он помер, вот такая стала, смотрит в никуда, постоянно куда-то уходит, ничего не говорит, а как скажет, то все невпопад, — зачастил он, сочиняя на ходу, — как меня достала, вы бы знали!

Рыжий засмеялся, одобрительно глядя на юношу, и остальные снова подхватили его смех, заткнувшись, как только он замолчал.

— Я в кузнице работал, да вот после смерти брата сосед ее отобрал, а нас выпихнул на улицу, — продолжал Гидеон, — я слышал в этих краях люди пропадают, вот и подумал ее сюда отвести, может денется куда. А то так бросать жалко, брат ее любил сильно.

— А нам отдашь? — рыжий приблизился.

Он хотел было сдернуть с Фобос плащ, но Гидеон проворно схватил его за руку:

— Если меня в банду примете.

Мужчина отступил, легко выдернул руку из захвата, но шикнул на своих, уже приготовившихся нападать на обнаглевшего мальчишку. Гидеон понимал, что своим поступком возможно разозлил рыжего, но с другой стороны принцесса пока оставалась спокойной. Он чувствовал отголоски ее эмоций, и если бы рыжий до нее дотронулся — конец пришел бы всему городишке.

— Да ладно тебе, не хмурься! — рыжий выглядел спокойным, но на мирный разговор больше не был настроен. — Я раньше тоже был обычным работягой, может и тебе повезет, вот что я скажу. Только не сегод…

— Хочешь покаяться?

Фобос выступила на шаг вперед, перебив рыжего холодным голосом. Она бросила всего одну фразу, а у Гидеона по спине мурашки побежали. Принцесса была абсолютно спокойна, непривычно хладнокровна, глаза ее сверкали колдовской зеленью, омытой яростным дождем. Рыжий хохотнул, поразившись ее бесстрашию, и замер.

Ярко-синяя вспышка портала озарила полутемную от ливня улицу, и прямо на голову предводителю бандитов вывалилась девица в пестрой лилово-бирюзовой одежде. Она, громко визжа, вцепилась в рыжие патлы, а следом за ней спланировали остальные четыре стражницы. Фобос отступила назад, поглубже натянув капюшон, а Гидеон так и застыл, раскрыв от удивления рот.

— Ирма, слезь уже с этого человека! — взвизгнула длинноволосая блондинка.

— Не слезайте, он хотел нас ограбить! — заорал Гидеон.

Он еще не успел разобраться в ситуации, но если эти девчонки волей-неволей помогут им избавиться от бандитов, то почему бы и нет. А с малолетними малообученными пигалицами справиться всяко проще, чем с толпой вооруженных громил. Фобос мысленно поражалась, насколько странно и вместе с тем удачно все складывается.

— Так вы бандиты, нападающие на честных людей? — спросила темнокожая стражница.

— Ну мы вам покажем! — подхватила другая темноволосая девочка.

Еще одна стражница, с ярко-красными короткими волосами, пристально смотрела на Фобос. На груди ее, под кофтой, ровно сияло сердце Кондракара, так необходимое принцессе.

— Вилл, не тупи, надо отнести этих людей в безопасное место! — крикнула ей темнокожая.

Бандиты оказались повержены в считанные секунды. Теперь все они лежали далеко, почти полностью покрытые грязью. Они вполне могли утонуть, если местность еще больше затопит, но девчонок это, похоже, нисколько не волновало. Рыжий еще кое-как пытался стоять, сжимая в руке нож, и скалил залитые кровью зубы.

— Ах вы мелкие паршивки, да я вас на куски порву! — едва проговаривая слова, выкрикнул бандит.

Он сделал шаг вперед, но оступился, вскрикнул и с головой скрылся под землей. В следующий миг почва под ними просела, и стражницы, Фобос и Гидеон полетели вниз.

Гидеону казалось, что они летят уже нескончаемо долго, он изо всех сил старался что-то сделать, но мягкая земля лишь колыхалась вокруг, не давая увидеть ничего дальше собственного носа. Со всех сторон слышались крики и визг тех странно одетых девчонок, но Гидеон никак не мог увидеть или услышать принцессу. Он сосредоточился и наконец его усилия возымели действие, земля, клубящаяся вокруг, сгрудилась и образовала под ними подушку. Принцесса приземлилась совсем рядом, грациозно, как кошка, она сгруппировалась и почти даже не булькнулась в сделавшуюся совсем жидкой землю. Сам Гидеон упал с громким всхлипом и почти полностью увяз в спасительной почве. Та же участь настигла и девчонок с крыльями, и теперь они судорожно отряхивались и пытались кое-как привести себя в порядок.

— Молодец, Корни, — фыркнула одна из них, — но могла бы спасти нас и почище.

— Это не я, — с ноткой сомнения в голосе отозвалась блондинка.

Гидеон хохотнул, сосредоточился, и вся грязь расползлась по полу так, что под ногами остался лишь тонкий слой слякоти. Колдовать, после того как у него осознанно получилось один раз, стало отчего-то поразительно легко, и юноша мысленно возликовал, в ожидании похвалы уставившись на принцессу. Но вот беда, туда же посмотрели и стражницы.

— Это ты! — хором закричали блондинка и шатенка.

Фобос, все еще невозмутимо спокойная, покачала головой, обернулась к Гидеону и кивнула. Принцесса осмотрелась, не обращая внимания на вопящих девчонок, и расплылась в до того довольной улыбке, что у Гидеона дернулся глаз.

— Сейчас мы с тобой разберемся!

— А ну иди сюда, злобная принцесска!

— Девочки, может нам следует успокоиться?

— Какое тут успокоиться?

— Это же про нее говорила бабушка! Злобная тиранка Фобос!

Стражницы продолжали кричать в сторону принцессы, при этом одновременно переругиваясь между собой. Сама Фобос тем временем осматривалась вокруг; она уже обошла образовавшееся помещение кругом и, кажется, заметила что-то необычное. Она совсем не реагировала на вопли девчонок, а вот Гидеон наоборот готов был сделать что угодно, лишь бы они заткнулись. От девчачьего пронзительного визга у него разболелась голова, и юноша поспешил отойти от его источника подальше.

Как ни странно, стражницы не атаковали, а только продолжали вопить и размахивать руками. Возможно они понимали, что в таком замкнутом подземном помещении это попросту опасно, а возможно Гидеон просто был о них чересчур хорошего мнения. Он приблизился к принцессе, сосредоточенно ощупывающей одну из измазанных грязью стен, со спины и встал рядом. Стена ни капельки не напоминала обычную каменистую стену пещеры, она явно была возведена людьми или другими разумными созданиями. Ровная и гладкая, она уходила далеко вверх и обрывалась в темноте, так и не достигая света. Гидеон задрал голову и всмотрелся в далекие своды случайно образованной им пещеры и пришел к неутешительному выводу, что там наверху выход затопило и завалило осевшей землей. Парень потер подбородок, обошел принцессу сначала с одной, а потом с другой стороны и, не получив ни капли внимания, задал вопрос в лоб:

— Миледи, где мы?

— В Заветном городе, — с придыханием ответила Фобос.

Лицо ее светилось как полная луна в ночи, и Гидеон отчего-то был уверен, что, будь они одни, принцесса уже плясала бы от счастья. Но она оставалась подозрительно спокойно внешне, и никто посторонний не смог бы заподозрить, что женщина сейчас находится на вершине блаженства.

— Это ведь твоих рук дело? — выступила вперед блондинка, которую недавно назвали Корни. — Немедленно верни нас на поверхность!

Она ткнула тонким пальчиком в сторону Фобос и нахмурилась. Остальные стражницы встали за ее спиной, но явно не все они горели желанием начинать драку.

— Вот именно, верни нас назад, а потом мы с тобой разберемся, и на Меридиане наступит мир! — поддержала ее шатенка.

— Ты дура? — не выдержал Гидеон. — Кто в своем уме будет рассказывать врагу планы по его уничтожению? Еще и что-то при этом от него требовать!

Ему очень хотелось ударить себя ладонью по лбу и закрыть лицо и уши, чтобы только не видеть и не слышать буквально свалившихся им на головы стражниц. Но те явно не понимали собственной глупости и продолжали свои речи, впрочем, не спеша воплощать обещания в действия. Со стороны принцессы раздался тяжелый вздох; она только отмахнулась, когда самая бойкая из стражниц атаковала ее струей воды. В итоге девчонка сама оказалась вымокшей насквозь, и только она раскрыла рот для нового потока грязи, как Фобос оборвала ее:

— Замолчите.

Это относилось ко всем присутствующим, и Гидеон послушно зажал себе рот руками. Стражницы же застыли, открывая и закрывая рты, как выброшенная на берег рыба, не в силах издать ни звука. Фобос окинула их всех укоризненным взглядом, еще раз вздохнула и нажала на стену. Перед ней тут же оказался небольшой проход, и только когда пещеру залило светом, Гидеон понял, насколько же до этого было темно. Он мысленно вознес хвалы миледи и огляделся, но ничего нового не появилось. Юноша видел так же хорошо, как и до этого.

— Если не собираетесь остаться здесь навсегда, следуйте за мной, — сказала Фобос, повернувшись спиной к стражницам.

Стражницы снова принялись что-то кричать, но ни звука не долетало до Фобос и Гидеона. Принцесса фыркнула и, щурясь от яркого света, двинулась вперед, скрываясь в открывшемся проходе. Парень обернулся на девчонок, не спешащих трогаться с места, пожал плечами и поспешил за удаляющейся миледи.

Свет, заливающий длинный широкий коридор, слепил глаза, и Гидеону потребовалось несколько минут, чтобы проморгаться. Светились, кажется, сами стены, покрытые узорами и рунами, почти такими же, как он видел в потайных проходах замка. Под ногами расстилался скользкий пол из гладкого темного камня, а потолок скрывался далеко наверху. Зеленоватые колонны располагались на расстоянии не более пяти шагов друг от друга, а чтобы их обхватить нужны были как минимум три человека. В коридоре не было ничего необычного, но сердце Гидеона отчего-то трепетало, словно он увидел что-то запретное, непостижимое и невероятно прекрасное. Проведя в Заветном городе всего пару минут, он понял, почему принцесса так им грезила.

— Ты же не предлагаешь действительно просто идти за ними? — донеслось до его слуха. — Вилл!

Очевидно, стражницы снова смогли говорить и теперь рьяно обсуждали план действий. Гидеон притормозил и спрятался за одной из ближайших колонн.

— Но она, похоже, знает, как отсюда выбраться, — возразила девушка с ярко-алыми волосами.

— Ну и что, что знает! — закричала шатенка. — Ты так просто ей веришь? Может она ведет нас прямиком в ловушку?

— Ирма права, Вилл, — поддержала подругу темнокожая, — Фобос — злодейка, как мы можем ей доверять?

— Но разве место, где мы очутились, не было похоже на ловушку? — возразила Вилл. — Зачем тогда ей вести нас куда-то еще?

— Я согласна с Вилл, — сказала черноволосая девочка, разглядывая пустоту вместо потолка, — кроме того, что еще нам остается?

Они на некоторое время замолчали и прошли мимо колонны, за которой прятался Гидеон. Юноша проследил за ними взглядом и тихонько перебрался вперед, чтобы сильно не отстать от растянувшейся процессии. Принцессу впереди уже было плохо видно, она скрывалась в льющемся отовсюду белом свете, и только ее гулкие шаги указывали на то, что она все еще не ушла слишком далеко. Гидеон порадовался, что на нем самом мягкие сапоги, и его шагов совсем не слышно, подобрался и рванул вперед. Стражницы, увлеченные разговорами, его совсем не заметили, и спустя несколько мгновений юноша поравнялся с неспешно идущей впереди принцессой.

— Блин, — послышался писклявый голос блондинки, и Гидеон вздрогнул всем телом, — ладно уж, давайте делать, как предлагает Вилл.

Гидеон едва не споткнулся и резко обернулся, но стражницы шли достаточно далеко, чтобы их было едва видно. Он перевел взгляд на Фобос, заложившую руки за спину и разглядывающую руны на стенах, и хихикнул, не сдержавшись. Оказывается, принцесса слышала беседу девчонок от и до. На лице ее застыло устало-ехидное выражение, словно Фобос веселило все происходящее, но одновременно и вгоняло в тоску. Она шла медленно, степенно чеканя шаг, но пристально следила за происходящим позади.

— А если принцесса Элион такая же? — себе под нос ужаснулся Гидеон. — Это же кошмар!

— Всего лишь юношеский максимализм, Гидеон, — возразила миледи, — это, к счастью, лечится.

Гидеон все-таки споткнулся, неловко покачнулся и замахал руками. Фобос поймала его за воротник, поставила на ноги, а потом снова заложила руки за спину и продолжила идти как ни в чем не бывало. Юноша проводил ее удивленным взглядом, оглянулся назад и расхохотался.

— Ты, между прочим, не слишком далеко от них ушел.

Фобос стояла к нему вполоборота и смотрела пронзительно, а в глубине ее глаз сверкали смешинки. Гидеон поперхнулся, улыбка тут же пропала с его лица, и парень обиженно надул губы. Он выпрямился, размял пальцы, задрал подбородок и пошел вперед. Поравнявшись с принцессой, он встретил ехидную усмешку, совсем как у Седрика, и спешно отвернулся, ускоряя шаг.

Они переходили из одного длинного коридора в следующий такой же, и Гидеону казалось, что Заветный город никогда не закончится. Стражницы продолжали болтать между собой и шли примерно в пятнадцати шагах позади, но Гидеон все еще прекрасно слышал каждое произнесенное слово. Девочки же в противовес не слышали ни звука со стороны Фобос и юноши. Принцесса по-прежнему была спокойна, но теперь слегка подпрыгивала иногда и насвистывала под нос какую-то незамысловатую мелодию. Парень уже стал сомневаться, а не потеряла ли миледи рассудок от всех этих злоключений, но вовремя вспомнил, что совсем недавно она в одиночку опорожнила целую бутылку крепкой выпивки. Да принцесса Фобос просто-напросто была пьяна!

— Эй, Фобос! — вдруг закричала шатенка, которую звали Ирмой. — Долго мы еще будем ходить кругами?

Две другие тут же схватили ее за руки и зажали рот руками, но блондинка закивала согласно и с вызовом посмотрела на обернувшегося Гидеона.

— Мы идем вперед целую вечность, должны были уже куда-нибудь прийти, — надменно заявила она.

— Если тебе что-то не нравится, можешь идти обратно, — фыркнул Гидеон и отвернулся.

Он уже не видел, как девчонка надулась и обернулась на хихикающих подруг в поисках поддержки. Зато он прекрасно слышал ее последующие визгливые вопли и громкий смех остальных стражниц. Юноша поспешил вперед за ушедшей Фобос и, едва догнав ее, уставился на принцессу вопросительно.

— С вами все в порядке? — спустя пару мгновений решился спросить он.

Впереди маячили очередные массивные двери, плотно закрытые, как и все предыдущие, но рисунок на них был определенно какой-то другой. Принцесса остановилась в нескольких шагах от них, пристально всмотрелась в щель между створками и провела рукой в нескольких сантиметрах над поверхностью.

— Конечно, — наконец ответила она, а руки ее едва заметно засветились, — почему ты спрашиваешь?

Гидеон, ожидавший какого угодно ответа, кроме этого, поперхнулся и выпалил:

— Вы пьяны?!

Перед ними открылся проход не в пример меньше и темнее предыдущих, из-за отъехавшей в сторону двери пахнуло сыростью и затхлостью. Гидеон поморщился, а принцесса как ни в чем не бывало прошла вперед и растворилась во тьме неизведанной комнаты. Юноша оглянулся на стражниц, как раз оказавшихся в поле его зрения, фыркнул и тоже шагнул внутрь. Темнота слепила недолго, стоило Гидеону проморгаться, он увидел округлые стены, как и везде испещренные рунами, и несколько невзрачных дверей, которые едва ли можно было отличить от покрытых вековой грязью стен. Фобос оказалась у одной из таких дверей, она уже вовсю ощупывала и разве что не облизывала потемневшие, покрытые мхом камни. Гидеон приблизился, не желая далеко отходить от миледи, и принялся рассматривать проступающие под пальцами принцессы рунические вязи.

— Да, — внезапно раздалось у него над самым ухом.

Гидеон подпрыгнул от удивления и обернулся на продолжающую свое занятие Фобос. Очевидно, только что произнесенные слова исходили от нее, но женщина выглядела так, словно ничего не говорила и не слышала. Юноша потер лоб, похлопал глазами в задумчивости, но так и не смог придумать, к чему были эти слова. Он как раз поймал взгляд принцессы и изо рта его само собой вылетело:

— Что?

Фобос смерила его странным взглядом и глубоко вздохнула, словно бы разговаривала с человеком чрезвычайно непонятливым, и этот разговор ее уже порядком утомил.

— Я всего лишь отвечаю на твой вопрос, — пояснила она и вернулась к изучению рун.

Гидеон едва не хлопнул себя ладонью по лбу. Отвечает на его вопрос, ну конечно, как он мог не догадаться! Только вот вопрос, который Гидеон задал последним, был несколько странным, и юноша никогда бы не подумал, что миледи может ответить на него так. Сейчас, приглядевшись, он заметил, что принцесса время от времени часто моргает и невесомо касается пальцами висков, что она закладывала руки за спину не просто так, а потому что ладони ее мелко подрагивали, и что ее волосы, всегда идеально уложенные, сильно растрепались. Последнее вполне можно было бы списать на падение и долгий путь, но Гидеон никогда прежде (ни разу за семь лет!) не видел принцессу хоть чуточку неряшливой.

— Можешь спрашивать, — оборвала его мысли миледи и добавила, — вы тоже можете.

Гидеон обернулся к сгрудившимся поодаль стражницам, смотрящим на него, кажется, такими же расширенными от удивления глазами, как и у него самого. Блондинка Корни фыркнула и демонстративно отвернулась, сложив руки на груди, а ее кудрявая подружка показала юноше язык и выскочила обратно в коридор. Остальные девочки, повздыхав и дружно закатив глаза, последовали за ней.

— Ну раз я могу спрашивать, — протянул Гидеон, смотря вслед пестрым девчонкам, — я правда для вас как брат?

Он сам не ожидал от себя подобной дерзости, но раз уж ему разрешили, почему бы не спросить. Хотя, на самом деле, возможно он предпочел бы и не знать ответа, но отступать было уже поздно, так как плотно сомкнутые губы принцессы разомкнулись, и она, не шелохнувшись, произнесла:

— Правда.

Гидеон споткнулся и, в этот раз не удержав равновесия, плюхнулся на пол. Краска залила его лицо, и юноша поспешил отвернуться. Он сам не совсем понимал собственную реакцию, но в груди от слов Фобос разлилось жаркое тепло, алыми мазками раскрасившее щеки и уши.

— Поднимайся, — прозвучало сверху.

Гидеон повернул голову, и перед его глазами оказалась белоснежная ладошка миледи, приветливо раскрытая и протянутая близко-близко к его груди. За ладошкой следовало предплечье, а за ним и плечо, а еще выше оказались до боли знакомое лицо и озорные искорки в серо-зеленых глазах. Фобос смотрела прямо в глаза, пронизывала насквозь своей непостижимой магией, а в глубине ее взгляда прятались едва уловимые отсветы страха.

— Гидеон.

Гидеон встрепенулся, подорвался, хватаясь за протянутую ладонь, и заметил мелькнувшее на мгновение облегчение на бледном лице принцессы. Она осмотрела юношу с ног до головы, стряхнула с плеч видимые ей одной пылинки и похлопала его по голове, после чего молча вернулась к изучению следующего прохода. Гидеону она отчего-то напомнила ребенка, предельно честного и неискушенного пока прелестями жизни. Принцесса вела себя спокойно и непоколебимо, но при этом каждая испытываемая ею эмоция отражалась на лице, на вопросы она отвечала прямо и высказывала все, что было у нее на уме. Одновременно с этим она походила на отжившую свое старуху, воспринимающую все вокруг как не стоящие ее внимания мелочи.

— Так зачем мы пришли к границам пустоши? — юноша задал вопрос, на который до этого никак не мог получить ответ.

Фобос каждый раз отмахивалась, отнекивалась и просто не отвечала, когда он спрашивал, зачем же им идти в такое захолустье, и что за проблемы их там поджидают, для решения которых нельзя отправить кого-нибудь из придворных или воинов. Парень уже обрадовался, но удача и в этот раз отвернулась от него, потому что принцесса хохотнула и строго отрезала:

— Тебе пока не стоит этого знать.

Гидеон надулся от обиды, но спустя пару секунд ему в голову пришла другая идея, и он тут же воспрял духом. Юноша походил вокруг принцессы, из-за ее плеча взглянул на руны, оказавшиеся действительно сложными (даже просто прочитать их было почти невозможно, не то что воспроизвести написанное заклинание), хихикнул мысленно и тут же обозвал себя дураком.

— А вы кого-нибудь любите? — скрывая рвущуюся на лицо улыбку, спросил он.

— Да, — было ему ответом.

Спустя несколько минут, поняв, что не дождется пояснения, Гидеон вздохнул, выглянул в коридор, где стражницы мирно сидели на полу, потер подбородок и тихонько уточнил:

— Принцессу Элион?

— Да, — снова немногословно ответила Фобос.

Но Гидеона волновала вовсе не пропавшая принцесса, а потому он никак не унимался. Он спросил про Эрмея, своего учителя, Миранду и даже неожиданно пришедшего ему в голову Ватека, и на все получил ровно противоположный ответ. Еще раз спросить про себя он не решился. Настало время самого главного, Гидеон даже задержал дыхание, отчего едва не закашлялся, произнося:

— А Седрика?

Но и на этот вопрос ему не суждено было получить ответ. Фобос оторвалась от своего занятия, встряхнула руками, и грязь, веками скапливающаяся на древних стенах, растворилась. Руны, до того нечитаемые, сложились в понятные заклинания, отсутствующие или стершиеся кое-где фрагменты дорисовывались сами, занимали свое место в общей картине повествования.

— Готово, — сказала Фобос, и голос ее эхом разнесся по бесконечным коридорам Заветного города.

Руны засветились зеленоватым светом, замелькали перед глазами, и Гидеону показалось, что комната начала вращаться. Он оглянулся, когда дверь, приведшая их сюда, с грохотом захлопнулась, и скривился, видя запыхавшихся встрепанных стражниц. Судя по их раскрытым ртам, они что-то кричали, но юноша ничего не слышал, кроме заглушавшего все звуки шума. Стены в самом деле медленно двигались по кругу с дьявольским грохотом, мелкие камешки посыпались собравшимся на головы, словно все вокруг готово было вот-вот рухнуть, погребя их под бесконечными тоннами камней. Один лишь пол крепко лежал под ногами, однако и здесь из-за круговерти Гидеону казалось, будто он вот-вот покроется трещинами и провалится в пропасть. Парень схватился за рукав Фобос, одарившей его насмешливым взглядом, и смутился собственной суетливости. Седрик на его месте сделал бы что-нибудь отважное, что-то, что приободрило бы принцессу, не позволяющую себе бояться. Гидеон сглотнул, выпрямился и встал с миледи плечом к плечу.

Наконец, стены остановились, руны на них сложились в новые узоры и погасли. Одна из дверей, оказавшаяся ровно перед ними, отворилась, и помещение снова заполнил шум. Фобос при виде открывшейся картины скривилась и закатила глаза, Гидеон отшатнулся, а стражницы за их спинами радостно закричали.

* * *

Почти каждая девочка на свете грезит волшебством, сказочными замками и романтическими героями. Почти каждая девочка на свете мечтает оказаться принцессой, прекрасной маленькой леди, в которую обязательно влюбится обаятельный принц, и все у них будет хорошо. Большинство девочек перерастают эти мечты рано или поздно, они открывают глаза на суровую взрослую жизнь, понимают, что в этом мире не место сказке. Но все же почти каждая девочка на свете, если она, даже повзрослев, остается девочкой, хранит глубоко в себе давние мечты о волшебстве и романтике. Жизнь таких девочек может и вовсе не походить на сказочный мир, который они себе когда-то придумали, но в глубине души они продолжают верить, лелеять несбыточные мечты и принимают все хорошее, что с ними случается, за магию. Такие девочки очаровательны, но бывают совершенно не приспособлены к суровой жизни в обычном скучном мире. Им всегда хочется чего-то эдакого, они жаждут движения, романтики, красоты, им мало того, что они имеют. Им мало скучной серой жизни обычного мира, им жизненно необходимо волшебство, иначе они чахнут и постепенно перестают быть девочками. Они могут создать собственный воображаемый мир, потонуть в нем, забыть о реальности, отрешиться и погибнуть однажды от какого-нибудь дурацкого недуга.

И все же такая девочка-мечтательница живет в каждой девушке, женщине и старухе, она спрятана глубоко внутри, но может неожиданно вырваться, чтобы перевернуть жизнь с ног на голову.

Такой девочкой, не выросшей из своих детских мечтаний, была Элион Браун. Родители всегда любили ее чересчур сильно, оберегали от всего на свете и считали ее мнение едва ли не единственно верным. Оттого Элион совершенно справедливо считала себя самой настоящей принцессой.

Когда она была совсем маленькой, мама часто рассказывала ей сказки об удивительном мире, где возможна магия, и творятся всевозможные чудеса, а правит всем мудрая и справедливая королева. Малышке Элион очень нравилась эта сказка, и она раз за разом просила рассказать именно ее, не желая слушать ничего другого. Тогда мама изменила историю, и справедливая королева погибла, едва явив на свет свою вторую дочь. Некому было занять трон, и на него села первая дочь королевы, злая и жестокая принцесса, алчущая до силы и власти и не беспокоящаяся о благополучии простых жителей. После восхождения принцессы на трон по миру прокатились засуха, голод и болезни, люди начали умирать, но новоявленной королеве не было до этого никакого дела. Младшая же принцесса исчезла, ее спрятали добрые люди, слуги предыдущей королевы, чтобы однажды, когда девочка наберется сил, она смогла свергнуть коварную сестру и занять принадлежащий ей по праву трон.

И вот много лет спустя повзрослевшая принцесса узнала, кто она такая, и захотела непременно встретиться со старшей сестрой. Пройдя множество испытаний, девушка добралась до замка. Гнусная королева, притворившись, что готова отдать трон законной наследнице, готовилась высосать и присвоить всю ее силу, но добрые люди, оставшиеся в замке верные слуги прошлой королевы, все рассказали девушке. Тогда она, разочаровавшись в сестре, пришла в ярость и вступила с ней в бой. С помощью новообретенных друзей она легко одержала победу и заточила сестру в самую дальнюю и темную камеру, откуда та больше не могла творить бесчинства и вредить народу. Наследная принцесса заняла трон, и все зажили мирно.

На этом сказка заканчивалась, а Элион все еще было интересно, что случилось дальше. Как принцесса освоилась, как научилась всему, как непременно встретила свою любовь? Девочка задавала множество вопросов, но мама только улыбалась и говорила, что все это Элион может придумать сама. После этого ей аккуратно расчесывали волосы, целовали в лоб, называли маленькой принцессой и желали сладких снов.

А во сне Элион мечтала, как за ней придет таинственный посланник, и она сама окажется той принцессой, которой суждено победить злую сестру и занять уготованный трон в сказочном государстве. Иногда она грезила наяву, тонула в собственных мечтаниях, и оттого казалась замкнутой и витающей в облаках. В свои пятнадцать лет у нее почти не было друзей, разве что Корнелия, но и та в последнее время больше общалась с новыми подружками, а не с Браун. Элион чувствовала себя одиноко и частенько думала, что, если прямо сейчас появится кто-то, кто позовет ее с собой в неведомый волшебный мир, она отправится с ним не раздумывая.

Но никто до сих пор не появился, и девочка постепенно все больше обижалась на выдуманного ей же самой персонажа.

Элион могла часами бродить по городу после занятий, соваться в самые темные закоулки, потому что проход в другой мир точно не мог быть на виду у всех и каждого. Она никогда не задумывалась, какие трудности могут поджидать ее на пути становления королевой, не думала даже, что люди в другом мире могут просто-напросто говорить на другом языке. Все казалось ей легкой мечтой, которая осуществится, стоит только пожелать.

— Корнелия, — после уроков Элион поймала собирающуюся уже уходить подругу, — может погуляем сегодня?

Корнелия Хейл была ее лучшей подругой, живой и веселой девчонкой, самую чуточку надменной и невероятно красивой. Общаться с ней на самом деле было легко и сложно одновременно, Элион быстро выучила, какие темы при Корнелии затрагивать не стоит, а чему лучше уделить побольше внимания. Раньше девочка считала подругу такой же немного одинокой, как и она сама, но в последнее время Хейл постоянно зависала с другими девчонками, оставляя Элион одну. Отчего-то именно Корнелию юная принцесса в своих мечтах представляла в роли своей старшей сестры-злодейки, и потому никогда особенно не хотела следовать сценарию из сказки матери.

— Извини, Элион, — вклинилась Хай Лин, задорная девчонка-азиатка, — но сегодня мы украдем у тебя Корни.

Она панибратски обхватила Корнелию за плечи, а та и не думала что-то с этим делать. Браун не хотела навязываться, тем более что новые подруги Хейл ей не особенно нравились, и вклиниваться в их компанию не было желания. Элион сдавленно попрощалась и, повесив голову, побрела по своему обычному маршруту.

Небо стремительно серело, но девочка не торопилась найти укрытие. Она все также тихонько брела по пустеющим улицам, изредка натыкаясь на расторопных прохожих, что-то ворчащих ей вслед, почти не смотрела вперед, а потому совсем не заметила, как уперлась в стоящий на углу двух улочек магазинчик с невзрачной вывеской. Вывеска гласила, что перед ней книжный, и действительно, сквозь стекло проглядывали высокие полки и множество коробок. Справа виднелась стойка с кассой, а вокруг нее крутилась, разбирая книги, светловолосая женщина.

Колокольчик на двери звякнул приветливо, в лицо Элион ударил запах бумаги и влажности, женщина обернулась и что-то ей сказала, но девочка совсем не слышала слов. Она видела перед собой странную, сияющую зеленым светом семиконечную звезду, и руки сами тянулись к загадочной безделушке. В груди гулко стучало сердце, Элион думала, что вот она, долгожданная магия, теперь точно что-то должно случиться. Ребристая поверхность звезды была теплой и как будто едва уловимо пульсировала под пальцами, хотелось прижать ее к себе и никогда больше не отпускать, словно эта штуковина была чем-то невероятно важным, чем-то, чего у Элион никогда не было. Едва звезда повисла на шее на тонком шнурке, звуки ворвались в разум шумной волной, девочка вздрогнула, крепко сжала один из длинных лучей и оглянулась на говорящую что-то женщину.

— Это невежливо, знаешь ли, вот так брать чужие вещи без спроса, — ворчала блондинка.

— Простите, — пробормотала Элион.

Несмотря на раскаяние, отдавать звезду она не собиралась, пусть даже женщина и вызвала бы полицию. Девочке казалось, что стоит оторвать украшение от себя, и случится что-то непоправимо страшное, такое, чего она и вообразить не могла. Браун крепко вцепилась в звезду обеими руками и уставилась на женщину исподлобья.

— Можно я возьму это себе? — вырвалось из ее рта.

Женщина покачала головой, вздохнула и широко улыбнулась. Она потрепала Элион по волосам, неуклюже взмахнула руками и засеменила куда-то в сторону.

— Я сейчас спрошу, — крикнула она на ходу, — только никуда не уходи, пожалуйста, а то мне влетит!

Элион, уже было собравшаяся действительно слинять, пристыдилась и потупилась. Взгляд уперся в звезду, отчего-то переставшую светиться, но все еще излучающую приятное тепло, и девочка невольно улыбнулась. Украшение теперь казалось ей действительно странным. Кто вообще придумал сделать семиконечную звезду? Это украшение к Рождеству, до которого еще далеко, или просто безделушка, почему она зеленая, теплая и светится? И еще много других вопросов, которые в общем-то были не слишком важными, но по-настоящему интересными.

Из-за стеллажа вынырнул мужчина, и Элион замерла, встретившись с ним взглядом. На нее прямо смотрели пронзительные голубые глаза, тонкие губы мужчины были искривлены в лукавой усмешке, длинные светлые волосы собраны в низкий хвост, а пальцами он теребил пуговички на рукавах белоснежной рубашки. Незнакомец качнул головой, улыбнулся довольно, отчего обнажились ровные белые зубы, и направился прямиком к застывшей девочке. Он был словно змей, гипнотизировал одним взглядом, и Браун чувствовала себя добычей, преподнесенной хищнику на блюдечке.

— Ну привет, — промурлыкал мужчина, присаживаясь перед ней на корточки, — значит это ты хочешь забрать звездочку?

Он коснулся кончиками пальцев одного из лучей, словно случайно задел ее волосы и накрутил кончик косички на палец. Элион не было страшно, но она понимала, что вообще-то должно было быть. Девочка дернула головой и отступила на шаг назад, отчего поднятая рука мужчины так и осталась висеть в воздухе.

— Хочу, — решительно заявила она.

Мужчина усмехнулся, хлопнул себя по коленям и поднялся. Теперь он был выше низенькой Элион почти в два раза и смотрел на нее сверху вниз по-прежнему насмешливо.

Из-за того же стеллажа выскочила женщина-блондинка, про которую Элион уже напрочь забыла, завороженная странным мужчиной. Женщина выглядела еще больше растрепанной, чем пару минут назад, она проворно подскочила к мужчине и стукнула его кулачком по плечу.

— Мистер Хоффман, не приставайте к ребенку!

Рассерженное лицо женщины выглядело до того забавно, что Элион не сдержала смешок и даже забыла возмутиться на обидное обращение. В ответ блондинка фыркнула и отвернулась, вроде бы возвращаясь к своему прежнему занятию. Однако спустя пару мгновений она развернулась, тепло улыбнулась и помахала Браун рукой.

— Я Рик Хоффман, — представился мужчина, протягивая Элион руку, — а та вздорная девица — Юлиана Фишер.

— Я же просила звать меня Анной! — возмутилась названная откуда-то из-под кассы. — И я вовсе не вздорная!

— Элион Браун, — девочка несмело протянула теперь уже знакомому мужчине ладонь.

Пальцы у Рика Хоффмана оказались холодными и мягкими, он бережно пожал ее ручку, а потом неожиданно поднес ее к лицу и прижался губами к тыльной стороне ладони. Элион вспыхнула, но руку не отдернула, вновь завороженная непонятным взглядом льдистых голубых глаз. Анна где-то сзади крякнула, но ничего не сказала, зарывшись с головой в коробки с книгами.

— Эта звезда принадлежит хозяйке магазина, но, я думаю, она согласится ее подарить, если мисс Браун пообещает иногда к нам заглядывать, — сверля взглядом украшение на груди Элион, сказал мужчина.

Сердце медленно и ровно билось в груди девочки, она едва ли не впервые в жизни решительно смотрела вперед и твердо стояла на ногах. Этот захламленный книжный магазин неожиданно показался самым уютным и приветливым местом на свете, и Элион легко пообещала заглядывать сюда после уроков. Мистер Хоффман выглядел загадочным, но эти загадки нравились девочке, она очень хотела как-нибудь их разгадать; мужчина смотрел на нее непонятно, но Элион никогда и не разбиралась в людских взглядах. Уходить, получив желаемое, не хотелось, и девочка осторожно улыбнулась, задрав голову к лицу высокого блондина.

— Мистер Хоффман, я могу чем-нибудь помочь?

Мужчина закатил глаза и фыркнул, а вдалеке засмеялась Анна. Элион смутилась, вдруг она сказала что-то странное, но большая ладонь опустилась ей на макушку, отгоняя тревожные мысли. Мистер Хоффман глубоко вздохнул и поманил ее за собой.

— Во-первых, зови меня Рик, — начал он.

— А меня Анна! — тут же вставила женщина.

— Тогда и вы, пожалуйста, зовите меня по имени, — улыбнулась Элион.

Анна вынырнула из-за стойки и показала девочке большой палец, тут же скрываясь обратно. Браун засмеялась, а Рик закатил глаза, тихо фыркнул и мимолетно мечтательно улыбнулся.

— А во-вторых, ты можешь помочь расставить книги по местам, — продолжил он, — как видишь, Юлиана больше создает беспорядок, чем его устраняет.

Анна громко возмутилась, раздался глухой стук, и женщина протяжно взвыла. Дернувшись, она ударилась головой, и теперь, распрямившись, потирала ушибленную макушку. Ее кудрявые волосы совсем растрепались, яркая резинка болталась где-то на боку, отчего она сделалась вдруг совсем юной. Элион засмеялась, ойкнула и зажала себе рот руками.

— Так тебе и надо, — цокнул Рик, сложив руки на груди, — нечего тут препираться со старшими и смущать молодежь.

Несмотря на тон, мужчина улыбался, а в глазах его сверкали смешинки. Анна погрозила ему пальцем, тоже рассмеялась и задорно подмигнула Элион. В итоге девочку провели на кухню, усадили в кресло и напоили чаем. Анна, повозмущавшись для виду, вернулась к работе, а Рик остался с ней, впрочем, занятый какими-то своими делами. Элион чувствовала себя удивительно уютно, но ей казалось, что не хватает чего-то отчаянно важного. Повозившись, Браун задала один из не особенно нужных теперь вопросов:

— А что это такое, эта звезда?

Рик оторвался от бумаг, одарил ее долгим взглядом, словно не совсем понял, что девочка имела в виду.

— В смысле, это рождественское украшение или что-то другое? — неловко выпалила Элион; она совсем не знала, как объяснить свои мысли. — Если на Рождество, то почему его повесили так рано, сейчас же только октябрь?

— Нет, — резко оборвал ее мужчина, — ты надела его правильно. Это кулон.

Голос его отчего-то сделался странным, немного хриплым и оттого печальным. Рик кашлянул, прикрыл на мгновение веки, а когда открыл, Элион снова потонула в глубине его голубых глаз. Ей стало неловко, словно она затронула запретную тему, и Браун поспешила перевести разговор в другое русло.

— Хозяйка, о которой ты говорил, какая она?

Стало еще хуже, Рик помрачнел, отвел взгляд и забарабанил длинными пальцами по столешнице. Элион испугалась, что ее сейчас выкинут вон, и поспешно замахала руками, бормоча, что совсем не то имела в виду. Что именно она имела в виду, девочка и сама не знала.

— Вы с ней немного похожи, — удивил ее Хоффман.

Он смотрел в сторону, словно видел там что-то, а потом посмотрел на смущенную Элион. Сердце Браун пропустило удар, а потом забилось вдвое быстрее. Рик Хоффман смотрел на нее печально, с затаенной надеждой в глубине льдистых глаз, будто нашел что-то давно потерянное и очень-очень ценное. Элион почему-то показалось на мгновение, что прямо сейчас начинается ее сказочная история.

Толпа вокруг ревела и бурлила, отовсюду были слышны выкрики и звуки драки, люди и нелюди толкались и пинались, создавая столько шума, что Гидеону казалось, будто еще немного, и его уши попросту взорвутся. Так продолжалось недолго, спустя пару мгновений, когда двери за их спинами громко захлопнулись, все взгляды обратились к пришельцам.

— Там! — заорал кто-то из толпы.

Масса людей разделилась: большая ее часть, состоявшая, как смог разглядеть Гидеон, из женщин, стариков и детей, бросилась в зияющие каменными развалами проходы; другая же часть, по больше части воины, ощерилась оружием и со всех сторон обступила принцессу и ее спутников. Они не спешили нападать, словно ждали чьей-то команды, только придвигались ближе, отрезая пути к отступлению. Гидеон обернулся, наткнулся на полузабытых стражниц и резко развернулся обратно. Миледи ни за что не позволила бы повстанцам проникнуть в ту часть Заветного города, что осталась за их спинами, а потому путь назад оказывался полностью закрыт.

Гидеон успел разглядеть, что стражницы выглядели обескураженными, они явно не понимали, что им теперь делать, хотя некоторые, судя по воинственным лицам, готовы были прямо сейчас присоединиться к вооружившимся повстанцам. Девчонки тихо переругивались между собой и никак не могли решить, выходить ли им на контакт с мятежниками, собравшимися здесь. С одной стороны, они все еще стражницы, и слухов о них успело распространиться достаточно, но с другой стороны, они только что скомпрометировали себя, когда появились в компании тиранки-принцессы. Наконец придя к единому мнению, они с двух сторон обошли стоящую непоколебимой статуей Фобос и на всякий случай взлетели вверх, чтобы копья и мечи не смогли их достать.

— Мы на вашей стороне! — закричала рыжая, и девчонки отлетели подальше, направив ладони на Фобос и Гидеона.

Толпа, казалось, не слишком-то им поверила. Люди зашептались, зашевелились, потрясли оружием и почесали макушки. Гидеон хихикнул, глядя на смущенные и удивленные лица стражниц и покачнулся, перекатываясь с носков на пятки.

— Чего вы тогда с ней пришли? — один здоровяк ткнул пальцем в принцессу.

Стражницы переглянулись, не нашлись с ответом и через одну принялись закидывать здоровяка ответными претензиями в стиле «а чего это ты нам не веришь?» или «сам дурак». Фобос все это время стояла смирно, и Гидеон даже начал беспокоиться, не лишилась ли она сознания от абсурдности происходящего. Но нет, на самом деле принцесса пристально вглядывалась в сборище мятежников, ее глаза метались от лица к лицу, выискивая знакомые черты и запоминая каждого, кто хотя бы в теории мог быть перебежчиком и предателем.

— Перестаньте, — раздался звучный голос, — если они говорят, что за нас, какие у нас есть причины, чтобы сомневаться?

Гидеон фыркнул. Уж он-то перечислил бы как минимум пару десятков веских причин, почему стражницам нельзя верить.

Толпа на мгновение притихла и разразилась еще более громким обсуждением, расступилась, пропуская вперед мускулистого юношу, лицо которого Гидеон назвал бы чересчур надменным и самоуверенным. Юноша выглядел едва ли не старше самого Гидеона в основном из-за бугристых мышц и некрасивых темных наростов на подбородке. Фобос, доселе непроницаемо спокойная, заприметив знакомую фигуру, расплылась в широкой улыбке и цокнула языком.

В желтовато-зеленом свете стен и факелов Калеб вовсе не выглядел бледным, теперь его кожа казалась довольно смуглой, опаленной редким солнцем Меридиана, а глаза ярко выделялись на угловатом лице и сверкали стальной уверенностью. Он мог бы даже показаться кому-то прекрасным, если бы не коричнево-зеленые наросты на лице и бугрящиеся под простой майкой мышцы. Фобос вовсе не считала свое создание некрасивым, просто такая вульгарная красота была несколько не в ее вкусе. Принцесса подняла голову и всмотрелась в странное мечтательное выражение на лице склочной надменной блондинки-стражницы. Тонкие губы девицы что-то шептали, а глаза расширились до такой степени, что казалось, еще немного, и они вылетят из глазниц.

— Что же вы застыли? — вопрошал тем временем Калеб. — Враг перед вами, загнан в угол и без поддержки своих приспешников. Нас гораздо больше, разве это не прекрасный шанс покончить с тиранией и осуществить задуманное?

Он выдержал длинную паузу, во время которой толпа разразилась ликующими криками. Мятежники приветствовали своего лидера и выражали ему свое почтение, ничуть не сомневаясь в словах юноши. Стражницы кивали, но не спешили вставлять свое веское слово, они медленно кружили, то приближаясь к Фобос и Гидеону, то отдаляясь от них. Блондинка Корни все еще находилась в смятении, это было видно, когда девушка подлетала совсем близко. Лицо ее сделалось неуверенным и немного печальным, она то и дело порывалась спикировать вниз, но другие стражницы одергивали и удерживали ее.

— Фобос! — Калеб переместил свое внимание с товарищей на принцессу и ее спутника. — Ты сама пришла к нам в руки, так что приготовься встретить уготованную тебе судьбу!

— А-а-а, — лениво взмахнула руками Фобос, — и что же за судьба меня ждет по-твоему?

Она смотрела на Калеба насмешливо, и тот отвечал ей аналогичным взглядом. Гидеон, который не знал об истинной природе шептуна, никак не мог понять, что за странные искорки мелькают в серых глазах лидера мятежников. Ему казалось, что Калеб намеренно бравирует и блефует, хотя и понимает, что едва ли сможет справиться с принцессой. Гидеон нахмурился, когда юноша посмотрел прямо ему в глаза, потому что на мгновение заметил на его лице страх, смешанный с почтением и презрением.

— Сегодня ты падешь, и твое место займет законный наследник престола Меридиана! — Калеб тряхнул головой, и его лицо снова приобрело выражение надменного нахальства.

— Нет, ну со вторым пунктом я вообще-то согласна, — неожиданно для всех заявила принцесса, — но никуда падать я уж точно не собираюсь.

В помещении повисла оглушительная тишина, мятежники с выпученными глазами переглядывались и открывали-закрывали рты, будто из их горла не могло вырваться ни звука. Фобос хохотнула и щелкнула пальцами, просто так, не применяя никакой магии. Толпа отшатнулась, ощерилась оружием, но не спешила нападать, ожидая отмашки замолчавшего Калеба. Юноша думал долго, как будто переваривал неожиданные слова, он даже посоветовался с кем-то полушепотом, так, что Гидеон слышал каждое слово.

— Конечно ты лжешь! — наконец вскричал он. — Ты говоришь это лишь для того, чтобы заполучить наше доверие и дальше творить бесчинства! Немедленно отрекись от трона, и тогда мы, так и быть, оставим тебе жизнь!

— Если я прямо сейчас отрекусь от трона и сдамся, как же ты найдешь наследницу престола? — хмыкнула Фобос. — Или коронуешь первую попавшуюся девчонку, лишь бы избавиться от меня?

— Принцессу спасли наши товарищи, нам нужно лишь связаться с ними, и все в этом мире встанет на свои места, — отвечал Калеб.

Фобос на это скривилась, а толпа разразилась радостными криками. Им было совершенно невдомек, что Калеб слишком юн, чтобы лично знать «спасителей» Элион. Да даже если и так, кто из мятежников мог знать, как связаться с беглецами, и где они скрываются? Если бы все было так просто… Принцесса закатила глаза, смерила ликующую толпу презрительным взглядом, легко оттолкнулась от каменного пола и вмиг оказалась нос к носу с Калебом.

— Ты действительно думаешь, что все так просто? — выплюнула она юноше в лицо.

Калеб отшатнулся, люди вокруг охнули и затихли, не зная, нападать или спасаться бегством. Стражницы, что-то крича вразнобой, попытались атаковать, в воздухе закружилось пламя, вздыбилась земля, однако принцесса осталась невредимой. Ни одна атака не достигла ее, каждая растворилась без следа, не коснувшись цели. Фобос стояла, сложив руки на груди, волосы ее развевались от бушующего вокруг вихря, а глаза мерцали зловещей зеленью. Калеб, отступивший к товарищам, выхватил меч и направил его точно в грудь принцессы, но та не шелохнулась, только зрачки опустились вниз. Лезвие сверкало и переливалось в зеленоватом свете Заветного города, отражая в себе исковерканное, изуродованное лицо Фобос Эсканор.

— Ну правда, это даже немного обидно, — скривилась Фобос, рассматривая свое отражение.

— Миледи? — сквозь шум Гидеон едва услышал собственный голос.

Лезвие меча покачнулось, обернулось острой стороной вверх и рвануло вперед. Калеб коротко вскрикнул, шагнул вперед, твердой рукой направляя оружие, а в его глазах отражалось такое же искореженное, ненастоящее лицо Фобос.

Яркая вспышка озарила огромный зал, ослепила на мгновение и схлынула как ни в чем не бывало. Меч с гулким звоном шлепнулся на пол к ногам принцессы, совсем рядом с прозрачным, словно хрустальным цветком лилии. На мгновение повисла оглушающая тишина, все звуки затихли, слышалось только мерное гудение меча на камне, но и оно вскоре смолкло.

Фобос наклонилась и подняла цветок, обхватив его пальцами за тонкий, едва виднеющийся под лепестками стебелек. Она покачала головой и усмехнулась, нежно погладила хрупкие лепестки подушечками пальцев и из-под полуприкрытых ресниц оглядела замерших мятежников.

— Ведьма! — заорал кто-то, и тишина разлетелась вдребезги.

Послышался лязг оружия, повстанцы, лишенные головы, заголосили, но наступать не спешили. Они как будто ждали чьей-то команды, но ее не поступало. Растерянные и встрепанные, они кричали и ругались, потрясали копьями и мечами, но отступали вместо того, чтобы наступать. Стражницы наконец очнулись от охватившего их потрясения, спикировали и зависли, дырявой стеной отделяя Фобос и Гидеона от повстанцев.

— Что ты с ним сделала?! — надрывным голосом завопила Корни.

— Так он тебе нравился? — лениво протянула принцесса. — Тогда лови!

Хрустальная лилия взмыла в воздух, солнечными зайчиками отразила зеленоватый свет и приземлилась точно в руки стражницы. Девчонка вскрикнула, прижимая цветок к груди, что-то рыкнула себе под нос и взмахнула свободной рукой. Земля под ногами Фобос вздыбилась, мраморные плиты пошли трещинами и расползлись, открывая доступ толстым, похожим на огромные грязно-зеленые щупальца корням. Гидеон выругался, глядя на беспечно улыбающуюся миледи, и изо всех сил сосредоточился. По лбу его крупными каплями потек пот, на виске выступила шумно пульсирующая вена, а пальцы свело судорогой.

— Не напрягайся так сильно, — хмыкнула Фобос за его спиной.

На плечи Гидеону легли прохладные руки, расслабляя закостеневшие мышцы, а теплое дыхание пошевелило волосы на затылке. Возле его лица пронесся заостренный кончик одного из корней, и Гидеон, разозлившись, топнул ногой. Тут же пол под ногами встал на место, подобно пазлу плитка за плиткой восстановился. Стебли-корни извивались, мелькали вокруг, но ни один не мог достать принцессу и ее ученика. В конце концов пол окончательно сложился, и растения, отрезанным щупальцами грузно попадали, едва не придавливая своим весом зазевавшихся мятежников.

Фобос, отстранившись, потянулась, запрокинув руки за голову, и довольно улыбнулась. Гидеон же разглядывал творение своей магии и никак не мог поверить, что в силах сотворить подобное. Раньше у него не шибко получалось колдовать, одни только мелкие кузнечные детали и выходили, а сегодня ни с того ни с сего он оказался способен едва ли не землю ворочать. Причем все происходило так быстро, что Гидеон и осознать-то не успел, как у него это получилось.

— Надо увести всех отсюда! — не спеша повторять атаку подруги, выкрикнула рыжая.

Шатенка рассерженно зашипела на Корни и схватила ее за запястье. Народ потихоньку рассасывался, и почему-то больше никто не обращал внимания на так и стоящих у дверей Гидеона и Фобос. Напоследок, явно пребывая в приподнятом настроении, принцесса выдала им вслед:

— Ну и валите! Не больно-то и хотелось с вами тут отношения выяснять!

Если бы Гидеон не смотрел на нее в упор, он бы ни за что не поверил, что миледи обиженно надула губы и показала язык уходящим в спины. Юноша крякнул и едва сдержался, чтобы не рассмеяться; Фобос глянула на него насмешливо, подмигнула и поманила к себе пальцем.

— Нам тоже пора возвращаться.

Прежде чем шагнуть в переливающееся нутро портала, Гидеон заметил пятерых стражниц, ворвавшихся в опустевший зал. Девчонки тяжело дышали и громко переговаривались; они никак не ожидали, что их враги вот так просто смоются с места преступления. Гидеон помахал им ручкой и исчез, не расслышав никакого ответа.

* * *

Этим утром Седрик проснулся непростительно поздно. Всю ночь его терзало странное чувство неправильности, абсурдности происходящего. Хотелось прямо сейчас вернуться на Меридиан, проверить как там Фобос и успокоить собственную душу.

Когда он высунулся в магазин, Анна уже вовсю хозяйничала за прилавком. Девушка задорно ему улыбнулась и помахала рукой, но это только усилило странное предчувствие змея. Он наскоро позавтракал, привел себя в порядок и вышел в зал как всегда безупречный. Вот только хмурое выражение никак не хотело исчезать с его лица.

— Вы выглядите так, будто ночью кого-то убили, — весело прокомментировала его вид Фишер.

Она поправила растрепавшиеся кудряшки и подтянула к себе очередную партию книг, которые необходимо было промаркировать и занести в каталог. Седрик ничего не ответил, подхватил полную коробку уже помеченных книг и понес ее в сторону стеллажей.

— Если вам нужно уйти, я присмотрю за магазином! — крикнула ему вслед Анна.

После обеда пришла Элион, и чувство неправильности усилилось еще больше. Девчонка крутила в пальцах звезду Трибы и рвалась помогать с книгами, но Анна настойчиво увела ее на кухню. Седрик неожиданно остался совсем один в комнате в окружении сотен фолиантов. Он почувствовал себя беспомощным маленьким ребенком, потерявшимся в огромной библиотеке. Забросив несколько книг на полку, змей, чеканя шаг, направился на кухню. Ему отчего-то просто необходимо было наличие хоть кого-нибудь рядом.

Сидящая за столом Элион отвлеклась от разговора, подняла на него взгляд и премило улыбнулась. Непоседливые пальцы девчонки перекочевали с медальона на кончик косички; к уголку ее губ прилипла крошка от только что съеденного печенья.

— Не смотрите на ребенка таким кровожадным взглядом, — Анна сердито нахмурилась и приобняла Элион за плечи.

Сама Браун же хихикнула, погладила девушку по руке и полным сочувствия взглядом заглянула Седрику в глаза:

— Рик, что-то случилось?

Седрик фыркнул, провел пальцами по волосам, стягивая мешающуюся резинку, и плюхнулся на стул напротив. Змей тяжело вздохнул, сам не в силах понять, что же случилось, запрокинул голову и рыкнул сам на себя.

— Да черт его знает, — выдохнул он, опуская лоб на столешницу.

Элион перегнулась через стол и погладила Седрика по волосам. Он повернул голову набок и закашлялся, сплевывая попавшие в рот пряди. Анна захохотала и со стуком поставила перед ним чашку с ароматным чаем.

— Хочешь я заплету тебе косу? — спросила Элион.

Седрик поднял голову, смерил девочку скептическим взглядом и упал обратно. Анна снова прыснула, уселась рядом и похлопала его по плечу.

— А что такого? — не унималась Браун. — Косичка не такая тугая как хвостик, и волосы мешаться не будут.

Седрик фыркнул в стол, выпрямился, прикрыв глаза, и нахмурился еще больше.

Анна смерила его смешливым взглядом, отгородилась от него ладошкой и зашептала слишком громко, чтобы Седрик мог не услышать:

— Он просто боится оказаться похожим на девочку.

Элион захихикала, а Седрик открыл глаза, невозмутимо возразил, что ничего не боится, и закрыл их обратно. Анна захохотала, звонко хлопнула его по спине и больно дернула за прядь волос.

— Держи его, малышка! — провозгласила Фишер, — С этого момента Рик Хоффман — принцесса с косичкой!

Так Седрик обзавелся толстой косой до пояса, на кончике которой красовался большой розовый бант. Где уж эти две ведьмы достали такое огромное пышное чудовище змей даже предполагать не желал.

— И не смей снимать! — наказывала Элион, когда он крутился перед зеркалом в тщетных попытках оценить глупость собственного вида.

Что ж, в силу некоторых обстоятельств он готов был просить почти все маленькой нахалке. А вот большая нахалка, стоящая тут же неподалеку, еще не подозревала, какую гадость может получить в ответ на свою выходку.

— Уволю, — прорычал он беззвучно, когда Элион отвернулась.

Анна скорчила испуганную рожицу, приоткрыла рот и приложила ладони к щекам. Глаза ее завращались, а язык высунулся наружу. Обернувшаяся Элион вытаращилась на нее и прыснула, посылая Седрику укоряющий взгляд.

— Элион! — притворно жалобно взмолилась Анна. — Мистер принцесса-Хоффман хочет меня уволить!

Седрик почувствовал, как в груди закипает жар, и оскалился, разминая кулаки. Фишер взвизгнула и спряталась за девочку, как за самое надежное в этом помещении создание.

— Что это еще за мистер?.. — рассерженно взревел Седрик.

Раздражение накатывало на него волнами, и он в общем-то понимал, что злится вовсе не на хихикающих девчонок, но ничего поделать не мог. Ярость требовала сиюминутного выхода, обжигала горло и сменялась беспокойством. Что-то определенно случилось на Меридиане, и Седрик себе не простит, если сейчас же не вернется.

— Мистер принцесса-Хоффман, — закончила за него Элион уже не так радостно.

Седрик не хотел видеть выражение своего лица, не хотел понимать, что может напугать эту маленькую девочку, но в зеркале отчетливо виднелись клыкастый оскал и заострившиеся уши. Беспокойство и раздражение затопили его с головой, Седрик почти не видел и не слышал происходящего рядом, ослепленный нависшей перед глазами пеленой. Когда что-то неприятно щелкнуло в голове, он на ощупь бросился в зал, снося собой стеллажи на пути и по-звериному рыча что-то оторопевшей наверняка Анне. Стоило нужной книге оказаться в его руках, ярость поутихла, а пелена перед глазами рассеялась, открывая вид на огромную личную библиотеку принцессы Фобос. Едва перебарывая желание тут же обратиться в змея, он ринулся к выходу.

За окнами-бойницами совсем недавно стемнело, краешек неба все еще светился напоминанием о скрывшемся за горизонтом светиле. Ветер выл почти по-зимнему, заставлял стражников трястись от холода и жаться друг к другу, гнул лысеющие деревья к земле и поднимал в воздух капли неутихающего дождя, смешавшегося с черной едкой грязью. Седрик вихрем несся по коридорам, распихивал зазевавшихся людей и нелюдей и замер только тогда, когда его руку холодом обожгла зачарованная дверная ручка. Хозяйки комнаты внутри не было.

Он так и стоял растерянный, глядя на закрытую дверь опустевшим взглядом, пока мимо не прошла Миранда. Девчонка остановилась, издала странный звук, похожий то ли на клацанье, то ли на шипение, и пальчиком постучала Седрика по плечу. Змей обернулся, склонил голову набок и хлопнул глазами.

— А где?..

Слова потонули в горле, и он снова застыл словно лишившийся хозяина пес. Миранда хихикнула, снова издавая тот подозрительный звук, но мгновенно нацепила на лицо скучающее выражение.

— Ее Высочество в сопровождении кузнеца еще с утра ушла из дворца и до сих пор не возвращалась, — отчеканила Миранда, поклонилась и стремительно скрылась за поворотом.

Пока Седрик соображал, провожая девчонку долгим взглядом, ручка, за которую он все еще держался, потеплела и сама собой повернулась.

Посреди комнаты в лазурном свете закрывающегося портала стояла, сложив руки за спиной, принцесса Фобос. За ее спиной корчил странные рожи и пучил глаза Гидеон. Юноша махал руками и изображал какие-то жесты, но Седрик совсем не обращал на него внимания. Фобос, завидя его, переменилась в лице, всплеснула руками, захихикала и бросилась ничего не понимающему змею на шею.

— Седрик! — прокричала она ему в ухо. — Ты ж моя змеюка!

— Госпожа? — переспросил Седрик.

Но Фобос совсем его не слушала. Она ощупывала его спину холодными пальцами, прижималась все теснее и теснее, а когда ее руки нащупали косу, она и вовсе подпрыгнула.

— Что за ерунда у тебя на голове? — спросила она, вытягивая кончик косы как поплавок из воды. — Кто сотворил эту прелесть?!

Седрик закатил глаза, обхватил принцессу за плечи и махнул Гидеону рукой. Мальчишка, поняв намек, облегченно выдохнул и скрылся, плотно закрыв за собой дверь. Фобос все не унималась, дергала змея за волосы и тыкала острыми коготками под ребра:

— Ну Седрик, ну нужно же мне знать, кого благодарить.

Седрик выдохнул, подхватил принцессу на руки и мягко опустил на кровать. Фобос, все еще цепляясь за его волосы, дернула конец косы так, что змей повалился рядом.

— Это была идея принцессы Элион, — сдался он, когда Фобос рывком перекатилась и нависла сверху.

— Элион! — Фобос стукнула кулаком по подушке совсем рядом с лицом верного змея.

Она откатилась, усаживаясь рядом и поджимая под себя ноги, и Седрик невольно разочарованно выдохнул, тут же одергивая себя. Мужчина медленно приподнялся, разглядывая непривычно возбужденную принцессу, такую открытую и настоящую без опостылелых масок и кривых улыбок. Лицо ее, почти всегда бесстрастное и надменное, светилось искренней улыбкой, и Седрик подумал, что ради сохранения этой улыбки, если потребуется, притащит Элион на Меридиан силой.

— Какая она? — Фобос закусила губу, мечтательно глядя в потолок, а голос ее звенел от едва сдерживаемых эмоций.

Седрик, пожалуй, слишком долго смотрел на ее приоткрытые алые губы и все крепче сжимал в пальцах тонкую ткань простыни. Змей медленно опустился на бок, укладывая голову на согнутую в локте руку, и усмехнулся, глядя, как подрагивают светлые, едва заметные ресницы. Фобос вытянула руки вверх, переплетая пальцы, словно силилась достать что-то недостижимое, далекое и необходимое. Она хихикнула, на щеках ее заиграл румянец цвета нежных розовых лепестков, а с губ сорвалось нетерпеливое «ну!».

— Вы с ней удивительно похожи, — сказал Седрик.

Он смотрел не моргая, боясь даже дышать, чтобы не спугнуть легкое безмятежное выражение лица Фобос, такое непривычное и такое прекрасное.

— Врешь!

Фобос с размаху опустила ладони на кровать, и Седрик невольно дернулся, на мгновение теряя ее из виду. Принцесса подскочила на ноги и отвернулась, скрещивая руки на груди. Седрик вздохнул, поднимаясь вслед за ней и становясь за ее спиной так близко, что мог почувствовать, как колышутся от дыхания ее волосы.

— Не хочу, чтобы моя сестренка была похожа на меня, — обиженно буркнула Фобос.

Она отклонилась назад, спиной упираясь в грудь Седрику, и фыркнула. Все еще скрещенные на груди руки едва заметно подрагивали, Фобос то и дело цыкала языком, но ни она, ни Седрик не двигались с места.

— Ты же не будешь на меня злиться? — спустя какое-то время едва слышно бросила принцесса.

Седрик удивленно застыл, не понимая, что на этот раз взбрело в эту прелестную светлую голову. Он стоял за спиной принцессы, поэтому не мог видеть выражения ее лица. Зато он чувствовал, как подрагивают ее хрупкие плечи, и едва сдерживал себя от абсурдного желания спрятать эту девчонку как можно дальше, чтобы ни одна проблема этого мира большее ее не тревожила.

— Госпожа, как я могу на вас…

Он не успел договорить, когда Фобос развернулась к нему лицом. На ее светлых ресницах дрожали капельки слез, щеки охватил лихорадочный румянец, а губы были искусаны до красноты. Седрик никогда прежде не видел, как принцесса Фобос плакала.

— …злиться.

Он выдохнул окончание фразы в эти самые искусанные губы, когда они стремительно накрыли его рот, не давая ни секунды на сопротивление. Впрочем, Седрик никогда не стал бы сопротивляться, что бы Фобос с ним не делала. Он давно отдал ей свою жизнь и готов был позволить разорвать свое сердце, не оставляя ни единого целого кусочка.

Сердце в груди екнуло и сжалось, когда тонкие пальчики запутались в его волосах, распустили порядком надоевшую косу и коготками прошлись по основанию шеи. Седрик не мог думать, когда Фобос прижималась к нему, не мог держать себя в руках, когда держал ее тело, когда впервые ему позволили дотянуться до краешка души. Седрик готов был вырвать свое сердце и растоптать его, лишь бы только не видеть больше бриллиантов слез в колдовских серо-зеленых глазах.

* * *

Еще со вчерашнего вечера, когда Седрик сбежал, все пошло наперекосяк. Стоило мужчине скрыться, а Анне кое-как убедить Элион в том, что в магазине имеется черный ход, в помещение ворвалась толстая дама средних лет, срочно требующая уделить ей внимание. И как Фишер не старалась с ней сладить, как не убеждала в том, что магазин вообще-то еще не открылся, даме было все равно. Она кричала и бранилась, расхаживала между полупустых полок и лапала своими жирными сальными пальцами каждую новенькую книжку. Не найдя того, что искала (а что ей надо было, Анна так и не поняла), женщина принялась требовать начальника и начальника начальника, а узнав, что никого кроме Анны нет — громко хлопнула дверью и пообещала еще вернуться.

— Вот Рик завтра придет, и тетке не поздоровится! — хлопнула в ладоши Элион.

Школьница все это время наблюдала за балаганом из кухни, и Анна была рада, что Браун решила не высовываться. Пожав плечами, Фишер оглядела учиненный пришелицей беспорядок и принялась с обреченным видом расставлять книги по местам. Ни одного видения не блуждало в ее голове.

Это началось, когда Анне было где-то около шести или семи лет. Она как раз должна была впервые отправиться в школу, когда странные картинки заполнили ее мысли. Странные люди, которых она никогда не видела, странные места, в которых она никогда не бывала, чудеса, невозможные, потрясающие чудеса творились в ее голове. Конечно никто не поверил в фантазии маленькой девочки, а Анна надолго замкнулась в себе, оставшись наедине с порой ужасающими видениями.

Видения никогда не были о ком-то одном, но чаще других Фишер видела светловолосую девочку, выросшую в красивую девушку в похожем на средневековье мире. Анна не видела чего-то особенного, ничего, что могло хоть что-нибудь рассказать о ее жизни, но даже так девушка очень ей нравилась. Она могла делать то, что никогда не могла позволить себе Юлиана. Или Анне так просто казалось, потому что гораздо позже она поняла, что они похожи во многом, но также во многом и различались.

Сегодня, едва успев встать с кровати, Фишер поняла, что голова непривычно пуста. Ни одного образа, ни одной чужой мысли, ничего такого, к чему Анна давно успела привыкнуть. В остальном, кроме этого все шло достаточно гладко, что тоже наводило на нехорошие мысли. Утренний звонок от мамы не продлился дольше пары минут, хотя обычно она болтала без умолку не менее получаса, младшая сестра не выхватывала у нее трубку, чтобы поздороваться, а отец по словам матери и вовсе ушел сегодня пораньше. Анна даже смогла в кои-то веки собрать непослушные кудряшки в нормальную прическу, не грозившую рассыпаться от малейшего дуновения ветерка. Кудри, признаться, ее порядком раздражали, но вместе с тем Фишер их трепетно любила и ни в коем случае не желала состригать. Иногда Анну посещали мысли о том, что она приемная, потому что у всех остальных членов ее семьи поголовно были идеально прямые темно-рыжие волосы.

На улице было солнечно, словно бы октябрь решил подождать и дать догулять летним месяцам. Очень непривычная погода для Хитерфилда, круглый год утопающего в дождях и тумане, но Анна, несмотря на бледную кожу любительница понежиться на солнышке, была только рада запоздавшему бабьему лету. Она подставила лицо теплым лучикам и неспешно потопала в сторону книжного магазина.

Неприятности вернулись, когда Анна еще не успела даже подступиться к стеклянной двери магазина, на которой весело покачивалась табличка «закрыто». Вчерашняя дама вынырнула из-за угла и неумолимым крейсером двинулась в сторону Фишер, на ходу цепляя на лицо гримасу недовольства. Анна выдохнула, поборола желание броситься наутек, вежливо улыбнулась и открыла перед дамой дверь.

Было еще довольно рано, мистер Хоффман обычно открывал магазин (разумеется, только отпирал дверь, а не переворачивал табличку) на четверть часа позже, и Анна, признаться, надеялась, что пресловутый замок окажется заперт. Однако стоило ей дернуть за ручку, и дверь поддалась, пропуская сотрудницу и гостью внутрь. Звякнул, оповещая об их прибытии, колокольчик, и спустя несколько мгновений из-за стеллажей показалась девушка. Ее пепельные волосы были собраны в небрежный хвост, а серо-зеленые глаза в солнечном свете сверкали подобно драгоценным изумрудам.

— Леди, — обратилась она к даме, — мне очень жаль, но мы все еще закрыты. Вы можете вернуться через несколько недель, когда магазин начнет работать, и тогда мы обязательно поможем вам найти то, что вы ищете.

Но дама, кажется, была вовсе не согласна с девушкой. Она взмахнула сумкой и уже собиралась раскрыть рот, когда та снова заговорила:

— Такая жалость, что мы ничем не можем вам помочь. Но посмотрите, мы еще даже не напечатали на табличке «открыто». И вы сами видите, какой здесь беспорядок, — она обвела рукой многочисленные коробки и стопки с книгами, а также кучи возле стеллажей, которые Анна вчера поленилась убрать.

Девушка говорила предельно вежливо, а с губ ее не слетала приветливая улыбка, но Анна отчего-то чувствовала, что даме следует поскорее проваливать. Вы сами внесли вклад в царящий здесь беспорядок, хотела сказать она, но девушка метнула в нее такой взгляд, что губы Фишер сами собой слиплись и больше не размыкались. Анна поспешила улыбнуться обеим и прошмыгнуть на кухню. Проходя мимо девушки, она увидела, как та хищно сощурилась и ухмыльнулась.

Спустя несколько минут, когда чайник как раз вскипел, и Анна заливала воду в заварочный чайник, дверь тихонько скрипнула, и на кухню просочилась все также приветливо улыбающаяся девушка. Она махнула Анне рукой и рухнула на ближайший стул, тот самый, на котором обычно сидел мистер Хоффман. Анна порадовалась, что успела достать две чашки и теперь не придется снова лезть в шкафчик. Они молчали какое-то время, пока заваривался чай; Фишер чувствовала себя неловко и не могла раскрыть рта, чтобы хотя бы представиться знакомой незнакомке.

Это была та самая девушка из видений, но Анна отчего-то чувствовала в ней что-то иное, не совсем знакомое. Блондинка выглядела также, как всегда, вот только выражение ее лица, жесты и манеры были совсем другими. Эта девушка не вздергивала подбородок, не склоняла по-птичьи голову, а в глазах ее сейчас было гораздо больше серого, чем изумрудного. Наконец, когда чай заварился, и фарфоровые чашки весело звякнули, Анна натянула на лицо самую нейтральную свою улыбку и представилась:

— Меня зовут Анна Фишер.

Девушка встрепенулась, подняла голову и посмотрела на Анну задумчиво. Когда до нее, видимо, дошел смысл сказанных слов, она расплылась в широкой улыбке и хохотнула.

— Я Фобос Эсканор, — Анне показалось, что глаза девушки ярко сверкнули, — но ты наверняка это знаешь, маленький оракул.

Сердце Фишер ухнуло в пятки и забилось тихо и редко, словно боялось привлечь к себе лишнее внимание. Фобос продолжала пристально смотреть на нее, подперев щеку рукой, и Анне вдруг подумалось, что она, должно быть, очень одинока, только ни за что никому в этом не признается. С губ сам собой сорвался смешок, прохладной трелью разнесшийся по помещению. Анна села напротив Фобос, ощущая в груди странное, доселе незнакомое тепло и спокойствие.

— Я не знала вашего имени, — тихо произнесла Фишер.

Фобос округлила глаза, откинулась на спинку стула и, схватившись за живот, прыснула. Она смеялась так заразительно, что Анна тоже захихикала, едва не пролив на себя горячий чай. Задорный смех отражался от тонких стен и резонировал в воздухе, наполняя комнату звоном тысячи колокольчиков. Анна впервые чувствовала себя частью, а не сторонним наблюдателем чего-то волшебного, очаровательно непостижимого, такого до боли родного.

— Не надо звать меня на «вы», — Анна поймала на себе лукавый взгляд Фобос, — вот оригинала можешь, хотя она тоже, скорее всего, будет против.

— Оригинала?! — от удивления Анна подскочила и едва не уехала под стол.

Фобос снова прыснула, прикрывая рот ладошкой, ойкнула и скривилась.

— Ну да, — подтвердила она со странной смесью веселья и недовольства, — я вроде как копия, астральная капля.

— Я так и знала! — заорала Анна, хлопая ладонью по столу.

На самом деле она хотела сказать что угодно другое, но слова сами вырвались изо рта. Фишер тут же стало неловко, и она поспешила сесть ровно и принять самый благопристойный вид, который только могла произвести. Фобос же нахмурилась и потерла виски, отпивая большой глоток чая и со звоном опуская чашку на стол.

— С тобой все нормально? — поинтересовалась Анна, слегка подаваясь вперед.

Фобос было отмахнулась, потом посмотрела на Анну пристальнее, прищурилась, словно о чем-то раздумывала, и уронила голову на стол.

— У меня похме-е-елье, — простонала она.

— А! — Анна подорвалась с места. — Я могу сбегать в аптеку за таблетками, тут недалеко.

— Таблетки? — хмыкнула Фобос. — В вашей стране есть лекарство от этой гадости?

В ее голосе проскальзывала заинтересованность, так что Анна поспешно кивнула и, схватив сумку, направилась к выходу. Уже подходя к двери, она услышала грохот и звон, сопровождающийся выкриком Фобос:

— Погоди!

Она взмахнула рукой, и Анна перевела взгляд на дверь, только теперь заметив, что та отличается от себя обычной. На раме красовались извилистые надписи, а сквозь прозрачное обычно стекло едва ли можно было различить хотя бы время суток. Замок сам собой щелкнул, отпираясь, а на табличке появилась зеленая надпись «открыто», которой, Анна могла поклясться, мгновение назад не было. Фобос хохотнула, встречая недоуменно восхищенный взгляд Фишер, махнула рукой в ее сторону, мягко приказала топать и скрылась на кухне. Анна засмеялась, крикнула, что скоро вернется, и выскочила на улицу.

Скоро вернуться не получилось, потому что ближайшая аптека оказалась закрыта, а продавщица еще одной в этом квартале презрительно посмотрела на Анну и сказала, что ничего для пьяниц не держит. Так что пришлось Фишер топать три улицы подряд, чтобы наконец-то купить это чертово средство от похмелья. Самое обидное, когда она возвращалась назад — первая аптека была уже открыта, а на крыльце стоял, покуривая, приветливый дядечка. Он помахал скривившейся Анне рукой и отвлекся на подошедшую к нему женщину.

Дверь открывалась отчего-то непривычно, как-то слишком туго и неохотно, но, стоило Анне дернуть посильнее, распахнулась едва ли не настежь. Колокольчик над головой пронзительно зазвенел и затих, будто приметив своего. Фобос сидела за стойкой с кассой и лениво перебирала оставленные там книги. Каждую она брала предельно аккуратно, кончиками пальцев проводила по переплету, открывала хрустящую обложку, перелистывала несколько страниц и любовно вчитывалась в пахнущие типографской краской строчки. Изредка она заправляла прядь волос за ухо или откидывала платиновые локоны за спину. Резинка, скрепляющая небрежный хвостик, съехала вниз и теперь болталась на самом кончике, никак не решаясь упасть на пол и освободить переливающуюся копну от своих оков. Завидев Анну, уже несколько минут столбом стоящую у двери, Фобос улыбнулась, отложила книгу и поманила девушку к себе. Отчего-то только сейчас, придя с залитой светом улицы, Фишер заметила, что и здесь, и на кухне царил приятный, убаюкивающий полумрак.

— Ну, где твое чудодейственное средство? — фыркнула, протягивая раскрытую ладонь, Фобос.

Анна сунула руку в сумку и едва нащупала коробочку с таблетками, когда та сама по себе вырвалась из ее захвата, вылетела наружу и плавно приземлилась в руки ухмыляющейся Фобос. Лицо у нее при этом было такое забавно сосредоточенное и одухотворенное, как у ребенка, желающего впечатлить понравившегося ему взрослого, что Анна не сдержалась и хихикнула.

— Что ты делаешь? — на всякий случай решила уточнить она.

Фобос одарила ее презрительным взглядом со смешинками в глазах, словно бы Анна не могла понять чего-то очень простого и очень важного. Девушка пожала плечами, будто соглашаясь с глупостью некоторых людей, и принялась сосредоточенно разглядывать упаковку таблеток.

— Хулиганю, — спустя какое-то время фыркнула она.

— Хулиганишь? — переспросила Анна.

Фишер как раз почти дошла до открытой двери в кухню и, получив еще один презрительный взгляд, поспешила скрыться из виду. Фобос проводила ее коротким «ага».

Спустя около получаса Анна осторожно высунулась наружу. Фобос сидела на том же месте и перекладывала книги, а коробочка от таблеток, заботливо прикрытая разворошенной инструкцией, преспокойно лежала рядом.

— Так что нужно было той женщине? — спросила Анна.

Ей показалось, что Фобос знает, зачем она приходила, хотя сама Анна понять этого так и не смогла. На языке у нее вертелся еще один вопрос, а в голове зарождалась еще целая куча, но Фишер не рискнула вываливать все сразу. Вместо этого Анна подтащила к стойке еще один стул и отмерила себе ровно половину оставшейся на столешнице стопки. Фобос проводила ее действия задумчивым взглядом, цокнула языком и уставилась на ставшую снова прозрачной дверь. За ней, негромко переговариваясь и активно жестикулируя, стояли две девочки примерно одного возраста.

Анна смотрела сквозь прозрачное стекло на двоих девочек-блондинок и думала, что сейчас все может кончиться действительно плохо. Они не спешили заходить внутрь, вместо этого продолжали стоять на самом пороге и упрямо о чем-то спорить. Элион была ниже своей спутницы почти на полголовы и по сравнению с ней выглядела совсем ребенком, однако именно она постепенно оттесняла собеседницу от двери. Анна не знала, чего можно ожидать от разгорающейся потасовки, и посмотрела на нахмурившуюся Фобос. Та махнула рукой, и звуки хлынули в помещение, словно девочки вдруг оказались в двух шагах от них.

— Я не могу поверить, Элион! — переходила на крик довольно высокая для подростка блондинка. — Ты серьезно готова променять меня на это?!

Она выплюнула «это» так, словно перед ней был не магазин, а как минимум ночлежка для бездомных, или того хуже — сточная канава. Они явно мусолили тему уже довольно долго, и все никак не могли перестать ходить по кругу.

— Не ты ли первая променяла общение со мной на новых подружек? — возмутилась Элион гораздо тише.

Она стояла почти спиной, так что Анна не могла видеть ее лицо. Голос Элион был гораздо спокойнее ее собеседницы, она то и дело встряхивала головой и упрямо топала ногой.

— Это другое, — фыркнула девушка и, помедлив, добавила, — ты не поймешь.

— Ах, значит я не пойму, — Элион сложила руки на груди, — ну извини, что я такая глупая и не способна понять вашу великую миссию!

В этот момент Фобос прыснула, и Анна отвлеклась, пропустив следующие несколько реплик. С Фобос окончательно слетел налет скучающей надменности, и она стала вдруг поразительно похожа на распаляющуюся за окном Элион. Острые черты лица смягчились, а глаза влажно заблестели; Фобос не то чтобы смеялась, но весь ее вид отражал потрясающую нелепость ситуации.

Дверь громко хлопнула, резанул по ушам звук колокольчика. Обе спорщицы оказались внутри, и если на лице Элион растянулась полная превосходства улыбка, то вторая школьница застыла с полуоткрытым ртом и вытаращенными глазами. Элион, не оглядываясь на подругу, окинула помещение оценивающим взглядом, помахала Анне рукой и медленно приблизилась к стойке.

— Здравствуйте, — поздоровалась она с принявшей самое равнодушное выражение лица Фобос, — я Элион, Элион Браун.

— Рик рассказывал о тебе, — улыбнулась Фобос, протягивая девочке руку, — Фобос Эсканор.

Элион расплылась в улыбке, пожала протянутую ладонь, махнула рукой в сторону так и стоящей у дверей подруги, представляя ее одноклассницей Корнелией Хейл. Задумавшись о чем-то, она беззвучно повторила имя Фобос два раза и удивленно подняла глаза, слегка склоняя голову набок.

— Фобос ведь значит…

— Страх на греческом, — ухмыльнулась Эсканор и хохотнула, — у моих родителей было странное чувство юмора.

Дверь оглушительно хлопнула, Анна успела краем глаза заметить, как кулаки Корнелии сжались, а зубы едва слышно скрипнули. Девочка вылетела из магазина как пуля, оставляя после себя неровно позвякивающую «музыку ветра» и пронесшийся между полок поток теплого пыльного воздуха.

— Корнелия! — выкрикнула в пустоту Элион.

Несмотря на отразившееся на лице беспокойство и неодобрение, Элион не спешила догонять подругу. Вместо этого девочка опустила пушистые ресницы так, что взгляд ее сделался печальным-печальным, тронула кончиками пальцев удерживающую косичку резинку и неожиданно получила щелбан от Фобос. Не удержавшись, Анна рассмеялась, когда перед ее глазами заплясали картинки всех вариантов дальнейшего развития событий. Фобос перевела на нее одобрительный взгляд, а Элион посмотрела непонимающе, покачала головой и направилась к выходу — все-таки догонять подругу. Напоследок она обернулась, закатила глаза и выдала:

— Вы странные, мисс Юлиана, мисс Страх-на-греческом.

— Кто бы говорил, — фыркнула Фобос, но дверь уже снова хлопнула, закрываясь.

Фобос проводила удаляющуюся фигурку Элион долгим взглядом, повернулась к Анне с самым что ни на есть серьезным видом, опустила голову на согнутую в локте руку и сверкнула ядовито-зелеными глазами.

— Мне пора делать ноги, или все еще обойдется?

Анна закатила глаза, прокручивая перед глазами моменты, когда Фобос могла поменяться на другую Фобос. Эсканор смотрела на нее пристально, почти не мигая, буравила взглядом самую душу, и Фишер никак не могла понять, нравится ли ей эта женщина.

— Вампирша, — бросила неожиданно Фобос, отворачиваясь.

— Что? — переспросила Анна.

Фобос не ответила, принялась маркировать книги, так что только щелканье аппарата и шелест страниц нарушали ставшую вдруг абсолютной тишину. Книги летали туда-сюда перед глазами Анны, выделывали в воздухе странные кульбиты и безукоризненно вставали на положенные им места. Глаза Эсканор сверкали изумрудным светом, казалось, что они отбрасывают на стены причудливые отблески, и помещение постепенно превращается во что-то иное, жуткое и наполненное тишиной и зловещим шелестом. Фобос не злилась, ее чувства смешались и не находили выхода, обволакивали девушку коконом недосягаемости. Анна подумала, что сейчас не помешало бы присутствие мистера Хоффмана, но его не было, а Фобос была здесь.

Когда книги закончились (то есть совсем, не осталось ни одной не промаркированной), Фобос резко поднялась, отодвигая стул с противным скрежетом, моргнула, оглядываясь, схватила первую попавшуюся книгу и шагнула к стеллажам, растворяясь в темноте между полок. Анна проводила ее взглядом, покачала головой и пошла к двери. Этому помещению срочно необходим был глоток свежего воздуха.

* * *

Элион бежала за растворившейся в узких улочках Хитерфилда Корнелией, и ей казалось, что дороги путаются между собой, скручиваются и уводят ее куда-то, где девочка никогда прежде не была. Необычайно светлый для хитерфилдской осени день померк, на небо наползли серые тучи, а под ногами вместо привычной брусчатки хлюпала пропитанная мерзкой водой земля. Дома становились все ниже и проще, исчезли отделанные разноцветным сайдингом особнячки, на их место встали деревянные, покрытые мхом и пылью халупы. Со всех сторон на нее, казалось, смотрели тысячи тысяч недружелюбных глаз, в шорохе собственных шагов Элион слышались назойливые шепотки. Дорога стала совсем узкой, по обеим сторонам от девочки нависли покосившимися боками бревенчатые дома, из которых клоками торчала промокшая серо-коричневая пакля. Элион почти остановилась и теперь оглядывалась по сторонам в поисках хоть чего-то знакомого, в поисках хоть чего-то, кроме съезжающихся все ближе и ближе домов.

Дорога оборвалась внезапно, впереди не оказалось ничего, кроме чистого поля и редкого заборчика, перетянутого тонкой бечевкой. Элион застыла, оглядываясь назад, но два дома окончательно слиплись, и пролезть между ними смогла бы разве что мышь или котенок. Небо хмурилось все сильнее, становилось почти непроглядно-черным, сверкающим редкими громыхающими в завывающей тишине молниями. Вода под ногами хлюпала, в отсветах молнии были видны поблескивающие среди высокой травы лужи. Туфли промокли насквозь, юбка была вся в грязи, а волосы слиплись от скопившейся в воздухе влаги.

Элион развернулась, упрямо пошла обратно, но в щель между домами могло протиснуться разве что одно ее запястье. Тогда она направилась вдоль дома, ведя рукой по шершавому дереву. Впереди не было видно ничего, ни окончания строения, ни огней, ни людей. Тьма заливалась в глаза, слепила черными пятнами, а Элион упрямо шла вперед, выдирала ноги из затягивающей по колено грязи и обиженно поджимала губы. В ее голове роились тысячи мыслей, она никак не могла понять, куда же попала, и как вернуться назад, а ноги шли вперед по хлюпающей в туфлях земле.

В Хитерфилде никогда не было таких домов, разве что на самой окраине или в пригороде. Но сколько же нужно было бежать, не разбирая дороги, чтобы очутиться в пригороде? Хотя, если учитывать потемневшее небо и совсем другую погоду, это вполне могло оказаться правдой. В самом деле, не могла же Элион, завернув не на ту улочку, переместиться в другой мир!

Деревянная стена под пальцами резко оборвалась, и сердце Элион упало. Впереди виднелась широкая освещенная фонарями дорога, по которой сновали туда-сюда редкие прохожие, да проезжали запряженные повозки. Никто из увиденных девочкой существ не походил на людей, и она едва сдержала себя от истошного крика. Те, кого она назвала прохожими, были поистине огромными, — не меньше двух с половиной метров! — они расхаживали, издавая странные булькающие звуки, на трех тонких ногах, а за их спинами подрагивали крохотные, похожие на ощипанные куриные крылья. Запряженные в повозки существа отдаленно напоминали лошадей, но были не в пример больше и агрессивней. Пасти их сверкали набором тонких длинных зубов, а морды то и дело извивались, норовя цапнуть извозчиков.

Сердце Элион гулко билось где-то в горле, пальцы и колени дрожали. Она смогла только вздрогнуть, когда одна из «лошадей» повернулась и посмотрела на нее в упор лиловыми, огромными как бездна глазами. Извозчик булькнул что-то, извернулся, и одна из его ног вытянулась, превращаясь в хлыст. Существо взревело, из-под копыт вырвались всполохи пламени, «люди» вокруг засуетились, и Элион показалось, что все они смотрят прямо на нее. На похожих на воздушные шарики гладких головах не было глаз, однако Браун кожей чувствовала, как в нее впериваются десятки заинтересованных взглядов.

На рот легла прохладная рука, и прежде чем колени окончательно подкосились, Элион снова оказалась между склеенными домами и полем. Ее дернули за руку, заставляя встать ровно, и потащили вперед, туда, где тонкой щелочкой зияла дорога назад. Бульканье за спиной сливалось с хлюпающими звуками шагов, и Элион не могла понять, идет ли кто-то за ними. Пальцы сжимала самая настоящая человеческая рука, фигура впереди не выглядела ненормально высокой и тонкой, и сердце на время успокоилось, позволяя воспаленному разуму оценить произошедшее. Или окончательно понять, что произошедшее — либо сон, либо Элион сошла с ума, потому что такого просто не могло быть.

Фигура впереди остановилась резко, так, что Элион чуть не впечаталась в нее носом. Пальцы, крепко сжимающие ладонь, разжались, и девочка почувствовала себя неожиданно беспомощной. Черный плащ, скрывающий ее спасителя, колыхнулся, но в непроглядной тьме Элион не заметила никаких изменений, разве что во вспышках молнии теперь виднелись обрамленные белоснежным белком черные глаза.

— Спасибо? — выдавила из себя Элион, когда фигура снова колыхнулась; голос ее отчего-то вопросительно дрогнул.

Фигура внезапно хохотнула низким мальчишеским голосом, а из темноты обнажился ряд ровных белых зубов. Капюшон плотного плаща слетел, и Элион смогла кое-как разглядеть лицо парня, на вид ненамного старше нее самой. Волосы его были такие же черные, как и глаза, и терялись в ночной темноте, а на губах плясала нахальная улыбка.

— Рано ты меня благодаришь, — его голос, уносимый ветром, звучал едва слышно, — вдруг я маньяк и сделаю с тобой что-нибудь жуткое.

Он развернулся, из-под плаща показались две узких ладони. Элион словно завороженная смотрела, как от них исходит слабый, едва различимый свет, бликами падающий на лицо парня. Он закусил губу и изредка беззвучно ругался, постукивая пальцами по бревнам. Щель между домами шире не становилась, и Элион не понимала, что он пытается сделать.

— Ты не страшный, — сказала она, когда молчание стало неловким, — в отличие от них.

Она кивнула назад, и ей показалось, что вдалеке слышатся булькающие звуки и топот. Она дернула парня за плащ, и рука соскользнула с мокрой гладкой поверхности, шлепнув саму Элион по бедру.

— Не суди по внешности, — фыркнул парень, не отрывая взгляда от стен, — хотя эти ребята действительно жуткие.

— Кто они? — спросила Элион только чтобы не молчать.

Едва голос затихал, ей чудились отзвуки шагов, бульканье грязи под чьими-то ногами и рев тысячезубых лошадей, приближающихся с каждым мгновением. Элион все еще не была уверена, спит она или сошла с ума, однако ей отчаянно хотелось, чтобы все закончилось побыстрее. Она в отчаянии цеплялась за черный плащ незнакомца, а руки раз за разом соскальзывали с мокрой ткани.

— Держи, — парень сунул Элион в руки маленьких гладкий шарик, — если что — швыряй.

Он то ли забыл про ее вопрос, то ли просто предпочел не отвечать, но Элион совсем не обиделась. Она рассеянно кивнула, принявшись вертеть шарик, и то и дело оглядывалась назад. Парень тем временем достал что-то еще, написал на стене несколько символов и недовольно топнул ногой так, что грязные брызги попали Элион на лицо. Она сморщилась и фыркнула, вытирая щеку рукавом, и неожиданно для себя рассмеялась. Ей было холодно и страшно, а еще отчаянно хотелось домой, но Элион могла только смеяться, смотреть на странного, взявшегося из ниоткуда парня и верить, что он действительно хочет ей помочь.

Элион поняла, что ей больше не кажется, когда стены домов едва-едва разъехались, открывая проход шириной не больше двадцати сантиметров. Вдали в самом деле послышались многоголосый рев и мерное, неотвратимо приближающееся бульканье, словно сама грязь под ногами вставала и надвигалась. Элион взволнованно толкнула парня в бок и внезапно поняла, что его непроглядно-черный плащ больше не черный, а мрак вокруг почти полностью рассеялся.

— Черт побери! — выругался он, не оборачиваясь.

Элион перевела взгляд на свою руку и на зажатый в ней шарик, крепче сжала кулак и несмело оглянулась. Улица, от которой они пришли, оказалась гораздо ближе, чем Элион предполагала. Сейчас, когда можно было разглядеть что-то дальше собственного носа, девочка видела, как кроваво-алым сверкают фонари, и как бесшумно поворачиваются головы-воздушные шарики. Они приближались быстро, гораздо быстрее, чем Браун могла себе представить, ступали в грязи бесшумно, и только бульканье и хлюпанье их речи перемежало раскаты грома.

Элион завизжала, когда одна из рук-ног вытянулась, превратилась в длинное склизкое щупальце и мазнула воздух в каком-то сантиметре от ее носа. Руки сами собой вскинулись вверх, а с пальцев сорвалось яркое, слепящее сияние. Оно охватило все, разлилось подобно солнечному свету, затмило вспышки молнии и высушило наконец осточертевшую влагу. Элион зажмурилась, хотя свет не ранил, он наоборот казался теплым и приятным, своим. Девочка наслаждалась негой долгие мгновения, прежде чем та схлынула, возвращая темноту, влажность и странных пугающих существ.

— Бросай, дура! — заорали ей в ухо.

Элион скосила глаза на свои руки и увидела раскалившийся докрасна шарик. Он жег ладони и тихо шипел, едва уловимо подпрыгивая и трепыхаясь. Пальцы разжались сами собой, и новая вспышка ослепила Элион. Ее толкнули в спину, и ноги понеслись вперед, вперед и вперед, пока грязь не сменилась брусчаткой, а нос и лоб не встретились с чем-то мягким, но твердым.

Элион моргнула и поняла, что сидит на земле, яркое солнце клонится к закату, а над ней возвышается Фобос, та женщина со странным именем из книжного магазина. Она оглядела себя, но ни грязи, ни воды на теле и одежде не было, как не было рядом и того парня с черными глазами. Только нос неприятно саднил, да попа болела от резкого падения.

— Вставай, — велела ей Фобос.

И Элион подчинилась, подорвалась на ноги, отряхнулась и разве что по струнке не вытянулась. Фобос смотрела на нее нечитаемым взглядом, глаза ее сверкали в лучах рыжего осеннего солнца, а губы как будто едва уловимо растягивались в мягкой улыбке. Элион тоже улыбнулась, не зная, о чем можно говорить с этой женщиной, и перекатилась с пятки на носок. Ей вдруг стало потрясающе весело, словно все произошедшее было глупой выдумкой, а Браун на самом деле не грозила никакая опасность.

— Уже поздно, — наконец сказала Фобос, — тебе пора домой.

Элион послушно кивнула, вежливо попрощалась, попросила передать привет Рику и ушла, насвистывая под нос какую-то незамысловатую мелодию. Она пришла домой, поздоровалась с мамой и папой и только в ванной заметила покрасневшую как от ожога ладонь. В сердце Браун тягучим шоколадом растеклась надежда, что все это было правдой.

* * *

Астральная капля Фобос сидела в книжном магазине, лениво подперев щеку ладонью, и сквозь прозрачную дверь разглядывала снующих мимо прохожих. Они с настоящей сегодня успели поменяться местами уже несколько раз, и копии не терпелось узнать, чем же закончился устроенный вампиршей переполох. Она знала, что тварь расставила свои сети в магазине, и знала, что оригинал уже все подчистила. Однако Фобос не знала, успела ли вампирша затащить кого-нибудь в свой мир, и если это было так, чем все в итоге закончилось.

Анна молчала как партизан, отнекивалась, что ничего не видит, и бросала на Фобос странные взгляды. Девочка-стражница не возвращалась, день клонился к закату, и не происходило решительно ничего интересного. Фобос думала о том, что не прочь прошвырнуться по городу, который видела только в Омуте, но продолжала сидеть на месте, взглядом гипнотизируя дверь. Ей казалось, что у нее из-под носа увели все приключения, и от этого неприятно чесался лоб и тянуло где-то в животе.

Фобос-оригинал вернулась несколько десятков минут назад, быстро прошла к книге, служившей порталом между мирами, а вскочившей нетерпеливо копии приказала сидеть смирно. Фобос сидела, вот уже почти целый день сидела на попе ровно и вполголоса проклинала опутывающую ее власть оригинала. Было чертовски скучно, людей за окном становилось все меньше, еще и Анна не спешила развлекать ее разговорами.

Кстати о птичках, Фишер как раз вышла из подсобки, окинула помещение придирчивым взглядом и скрылась на кухне. Фобос взвыла, ломая в пальцах подвернувшийся под руку карандаш, и швырнула обломки в ближайшую стену.

— Не порти имущество! — закричала из кухни Анна.

Фобос уже хотела было огрызнуться, когда заметила маячащих у соседнего магазина девчонок. Они о чем-то быстро переговаривались и изредка спорили, то и дело оглядываясь в сторону магазина. Фобос оскалилась, поднимаясь с места, и Фишер тут же выскочила, едва не снося собой дверь.

— Фобос, нет!

Она уже, очевидно, увидела то, что замышляла Фобос, и раз это появилось в видении оракула, значит точно произойдет. Или нет, но разве не хорошая отмазка?

— Если я украду сердце Кондракара, смогу стать настоящей, и тогда никто не сможет мне указывать, — выпалила она на одном дыхании и повернулась к ошарашенной Анне, — правда же классная идея?

— Если ты украдешь сердце Кондракара… — гневно начала Анна и осеклась, округлив глаза. — О.

Фобос широко улыбнулась, потирая руки, набросила на себя чужую личину (уж на это у нее магии хватало) и приблизилась к окну почти вплотную. Стражницы как раз собирались уходить, так что она поспешила покинуть магазин и остановиться у соседней вывески.

— Это в любом случае плохая идея, — фыркнула рядом Анна, гремя ключами.

Ключи им оставила Фобос-оригинал, просто так, на всякий случай. Она наверняка и подумать не могла, что ее копия, прихватив с собой девицу-продавщицу, рванет искать приключения на свою задницу.

— Поэтому ты идешь со мной? — хохотнула Фобос.

Анна фыркнула и обиженно насупилась, став похожей на хомячка. Она толкнула Фобос в бок и указала на скрывающихся в подворотне стражниц. Фобос, ухмыльнувшись, схватила Фишер за руку и потащила ее вперед. В подворотне, куда они свернули, убедившись, что оттуда их не увидят, сиял сапфировым цветом портал. Он расцвечивал кирпичные стены причудливыми бликами и стрекотал подобно оголенному электрическому проводу. Анна выдохнула, цепляясь пальцами за руку Фобос, и потянула ее вперед. Стражниц в обозримой близости не было, они, вероятно, уже скрылись в сияющем нутре перехода, и им стоило поспешить, пока он не закрылся.

Фобос толкнула Анну в спину и, зажмурившись для надежности, прыгнула следом. Кожу обдало морозным холодом, волосы на голове на мгновение встали дыбом, и в следующий миг Фобос с размаху упала в грязную лужу. Рядом с ней хохотнула Анна, уже успевшая подняться; Фишер выглядела почти чистой, видимо ей повезло приземлиться на ноги.

Над головой нависало привычное низкое серое небо, дождь накрапывал, мешая видеть, а грязь под ногами хлюпала и засасывала подобно болоту. Фобос посмотрела на ничуть не удивленную Анну, наконец поднялась и отвесила девушке шутливый поклон:

— Добро пожаловать на Меридиан.

Анна серьезно кивнула, оглядываясь, и как будто не заметила издевательской интонации Фобос. Она смотрела вверх и вперед, туда, где острыми шпилями башен утыкался в небеса уродливый королевский дворец. Над ним воронкой клубились не рассеивающиеся никогда тучи, а под ним тропинками ветвилась кажущаяся отвесной скала. В том же направлении, вдалеке мелькали смазанные пестрые силуэты стражниц. Они неровно летели над домами, так низко, что, казалось пятками задевали кровлю. Фобос выругалась, дернула Анну за руку и рванула в ту же сторону.

Они неслись по узким улочкам, по колено утопая в грязи и лавируя между мешками и коробками, а иногда и людьми. На улице почти никого не было, им изредка попадались поздние прохожие да привалившиеся к стене пьяницы, темень сгущалась быстро, вместе с облаками наползала ночь, а дождь все усиливался. Фобос чувствовала, что за время их короткого забега промокла насквозь, чувствовала, как похолодела ладошка Анны. Здесь было гораздо холоднее, чем в Хитерфилде, а на девушке не было даже куртки.

— Ты знаешь, куда мы бежим?! — выкрикнула Анна спустя несколько минут.

Она тяжело дышала, но продолжала упрямо переставлять тяжелые от воды и налипшей грязи ноги. Фобос оглянулась на нее быстро, смерила уверенным взглядом и, отвернувшись, услышала в ответ смешок. Мокрый воздух жег легкие и застилал глаза, Фобос бежала почти наощупь, преследовала засевшую в мозгу цель с упрямством голодного хищника.

Они остановились в узком проходе между домами, где не было ничего, кроме заколоченных окон. Впереди слышались голоса, но не было видно ничего и никого, только дождь стоял плотной стеной. Анна дышала тяжело и хрипло, оперевшись руками о колени, а на лице ее медленно, но уверенно расползалась улыбка. Фобос поймала ее искрящийся взгляд и ответила оскалом, накинула на себя и на девушку иллюзию местного одеяния и молча указала вниз.

Чуть дальше, где проулок несколько расширялся, стоял закутанный в непроницаемый плащ высокий мужчина, скрывая своим телом заваленный тряпьем и досками вход в подвал. Оттуда слышались приглушенные голоса и рев толпы, не заглушаемые даже гулом разошедшегося дождя. Оставалось проникнуть внутрь, отловить стражниц и как-нибудь отобрать у них сердце Кондракара.

Анна рядом прыснула, глядя на Фобос скептически, утерла воображаемые слезы, смахнула с лица мокрые кудряшки и склонила голову набок:

— У тебя ведь нет плана?

* * *

Гидеон вывалился из портала на холодный каменный пол замка. Он был мокрый и грязный с ног до головы, так что под ним тут же расплылось бурое пятно. Он едва успел вырваться и швырнуть себя в портал, прежде чем вампиры приблизились достаточно. От вида этих безликих отвратительных тварей пробирала дрожь, а если вспомнить, что они могут выпить человека насухо за какие-то жалкие доли секунды — хотелось оказаться от них как можно дальше. Единственный плюс — они сильны только на своей планете, а в другом мирах могут разве что подстраивать несчастные случаи да заманивать заблудившихся путников, надев личину кого-нибудь из местных. Хотя вот только что один такой заблудившийся путник доставил Гидеону проблем вагон и маленькую тележку.

Гидеон поднялся, рывками выпутываясь из ставшего бесполезным зачарованного плаща, и скептически оглядел растекшуюся от него лужу. Воды было много, хотя настоящего дождя на планете вампиров не существовало, только полнившая воздух влага и оглушающие раскаты грома. Небо там было многослойным и неравномерным, так что небесные плиты то и дело наползали друг на друга и сталкивались, образуя искрящиеся вспышки и оглушающий грохот. Гидеон фыркнул, думая, что ни за что бы не полез в такое место по собственной воле, вспомнил ощущение дрожащей ладошки в пальцах и сжал руку в кулак.

— Что, уже влюбился? — хмыкнула Миранда.

Девчонка стояла рядом и презрительно оглядывала расплывающуюся шире и шире лужу. В руках она сжимала тряпку и ведро с водой, но приступать к уборке не спешила, вместо этого вглядываясь зачем-то в лицо Гидеона.

— Миледи вернулась? — спросил Гидеон, игнорируя прожигающий его любопытный взгляд.

— Миледи не уходила, — тонкие губы Миранды растянулись в улыбке.

Она склонила голову набок и оскалилась, сверкая холодными голубыми глазами. Гидеон фыркнул, отмахиваясь, обошел девчонку полукругом и пошел в сторону лестницы. Миранда иногда одним взглядом вызывала табуны неприятных мурашек, хотя Гидеон и знал, что опасности от нее ждать не стоит. Девчонка-оборотень казалась милой, когда ей это было нужно, но во всех остальных случаях производила впечатление притаившегося в засаде зверя.

— Высушись, — раздраженно шикнула ему вслед Миранда.

Гидеон принимал то, что при нем она не надевает маску пай-девочки, за проявление наивысшей степени доверия. Он махнул ей рукой, не оборачиваясь, и рассмеялся, услышав за спиной раздраженное шипение и клацанье зубов.

Миледи оказалась в кабинете, она сидела, вальяжно развалившись в кресле, и лениво читала скопившуюся на столе стопку документов. Седрик преданной тенью стоял за ее спиной и что-то тихо рассказывал. Стоило Гидеону распахнуть дверь, они оба замерли, змей сощурился, а принцесса расплылась в предвкушающей улыбке.

— Ну, и как тебе моя сестра? — спросила принцесса.

Она выделила фразу «моя сестра» так, словно заочно гордилась девочкой, словно та была лучшим ее творением. Миледи улыбалась, склонив голову на согнутую руку, и заглядывала Гидеону точно в душу, копалась в памяти и чувствах, скрупулезно выискивала нужное и отбрасывала лишнее. Змей за ее спиной терпеливо ждал, замолчав на полуслове, и тоже с интересом поглядывал на так и застывшего в дверях Гидеона.

— Она, — Гидеон сглотнул ставшую вязкой слюну, — храбрая?

Голос отчего-то вопросительно дрогнул, словно юноша сомневался в своих словах, и миледи коротко расхохоталась. На самом деле Гидеон не смог бы охарактеризовать принцессу Элион, даже если бы очень постарался. Они встретились не в тех обстоятельствах, чтобы он мог узнать ее получше, да и разглядывать девочку не было времени. Единственное, что Гидеон мог сказать — тот взрыв энергии был потрясающим, и именно он открыл наконец никак не поддающийся проход между мирами.

Принцесса махнула рукой, отрывая от Гидеона пронзительный взгляд, а в искривившей ее губы улыбке отчетливо читалось «ты знаешь, что делать». Гидеон поклонился, слишком поздно заметив, что так и забыл высушить одежду. Он спешно распрямился, стараясь не смотреть в две пары язвительных глаз, и выскочил за дверь прежде, чем смог услышать разбивший тишину презрительный смешок змея.

* * *

Фобос постукивала тонкими пальцами по столу и задумчиво сверлила взглядом разложенные перед ней веером бумаги. За спиной стоял Седрик и сверлил точно таким же взглядом ее саму. За окном разбушевался ветер, мелкие капли дождя обволакивали стекло мутной пленкой, так что снаружи совсем ничего не было видно. Фобос вздохнула, когда перед глазами легла заасфальтированная, залитая солнечным светом улица Хитерфилда, и фыркнула, прогоняя из головы дурацкие мысли.

В последнее время все происходило слишком быстро, забирало слишком много сил, а на самом деле почти ничего не менялось. Тень ревела голодным зверем где-то в недрах планеты, тянула и тянула силы, высасывала каждую преподнесенную ей каплю и нисколечко не слабела. Тьма множилась и разрасталась, заползала в открытые сердца жителей Меридиана и выжидала. Фобос отчаянно тянула время, отдавала все, что у нее было, ненасытной твари. Она предпочла бы на самом деле не втягивать Элион, не лишать ее привычной обыкновенной жизни, не ставить ее на свое место. Фобос предпочла бы все решить самостоятельно, но у нее не хватало сил, и это приводило принцессу в неописуемую ярость.

У Элион был огромный потенциал, но Элион была ребенком, выросшим в мире без магии, обычной девочкой, а не принцессой. Элион была сильной и упрямой, это виделось с первого взгляда, но одних силы и упрямства было катастрофически недостаточно, чтобы стать королевой. Гидеон мог стать для нее прекрасным защитником и опорой, но Гидеона тоже было недостаточно.

На плечи легли прохладные пальцы, Седрик слегка надавил, разминая затекшие мышцы, оглаживая одеревеневшую кожу. Фобос подалась назад, подставляясь под его руки, запрокинула голову и встретилась взглядом с льдистыми, пылающими холодным огнем глазами.

— Прекратите, — прошептал одними губами Седрик.

Фобос хохотнула, склоняя голову набок, так, что ее волосы волной накрыли его ладонь.

— Нет, — отрезала она, поднимаясь.

Руки Седрика скользнули по плечам и пропали, повиснув в воздухе без опоры. Фобос развернулась, опираясь о стол, глядя, как Седрик тянется за ней и натыкается на изумрудную стену. Змей смотрел уверенно, не моргая, а пальцы его продолжали слепо блуждать в воздухе.

— Госпожа, — выдохнул он устало.

Фобос вытянула ногу, уперлась змею в колено, не позволяя ему подойти ближе. Она смотрела на дождь за окном, на проливающий слезы Меридиан и на расползающуюся во все стороны тень. Капли гулко стучали по стеклу, стекали мокрыми дорожками и скапливались на карнизах и откосах крохотными лужицами. Солнце не выходило уже несколько месяцев, и оттого земное казалось таким ярким и ослепляющим.

— Нет, — повторила Фобос.

Седрик глубоко вздохнул, забрался пальцами под платье, пробежался невесомо по лодыжке, огладил выступающую косточку, щелкнул замочком туфли. Он смотрел Фобос прямо в глаза, и темные кружочки его зрачков подрагивали, так и норовя вытянуться в длинную линию. Его пальцы блуждали по белой коже голени, забирались выше и возвращались вниз, касаясь стопы. Туфля упала на пол, и Фобос уперлась босыми пальчиками змею в живот, запрыгнула на стол и подняла ногу еще выше, большим пальцем вычерчивая лини на его груди. Седрик склонил голову и коснулся губами тонкой кожи, его глаза полыхнули в тусклом свете, заставили сердце предательски дрогнуть.

Фобос фыркнула, отнимая ногу, и отвернулась. Она не спешила покидать возвышенное место, не смотрела на склонившегося в поклоне змея, не видела, как он заботливо подбирает упавшую туфельку, вытирает ее рукавом и надевает ей на ногу. Фобос чувствовала холодные пальцы на своей коже, чувствовала дыхание Седрика, чувствовала, как гулко бьется ее собственное сердце.

— Идем, — велела она, спрыгивая со стола.

Ей не было нужды приказывать, Седрик всегда преданной тенью скользил следом, но нужно было что-то сказать, прочистить горло, услышать, что она все еще в состоянии контролировать собственный голос.

Двери в ее покои выросли слишком быстро, мысли еще не пришли в порядок и роились где-то на периферии сознания толпой плотоядных бабочек. Фобос казалось, что у нее не хватит сил даже распахнуть тяжелые двери, но створки поддались легко, открыли путь в полутемное нутро комнаты и захлопнулись за их спинами. Фобос не зажигала свечи, она остановилась ровно посередине помещения, в центре вычерченного на полу витиеватого круга рун. Седрик встал перед ней, навис нерушимой скалой и не шевелился, ожидая приказаний.

— Я устала, — выдохнула Фобос, и с ее плеч как будто упал целый мир.

Седрик вздрогнул, опустился перед ней на колени и прижался лбом к ее животу. Приятное тепло обволакивало, согревало озябшие внутренности, прогоняло рой болезненных мыслей. Фобос молчала, молчал и Седрик, и тишина между ними плотным коконом защищала от всего мира.

— Вы можете передать ей корону прямо сейчас, — тихо сказал Седрик.

— Нет, — не раздумывая, ответила Фобос.

— Вы можете забрать ее силу, — предложил Седрик.

— Нет, — отрезала Фобос.

Голос Седрика звучал глухо, он прижимался лбом к животу Фобос, прятал лицо в складках ее платья, руками обхватив пояс.

— Вы не справитесь сами, — упрямо настаивал он.

— Я не одна, — сказала Фобос.

Седрик глухо рыкнул, ругаясь на змеином языке, и сжал объятия крепче. Фобос рассмеялась, вызывая дрожь в его теле, запрокинула голову, разглядывая ровный потолок, впутала пальцы в его волосы и потянула в наказание за упрямство. У Седрика не было никакого права указывать ей что делать, не было права злиться на нее. Седрик был слугой, может быть чуть более приближенным чем остальные, но он не имел права заглядывать в ее душу.

— Вы умрете, — надтреснуто прошептал Седрик, и Фобос не ответила.

Она отпустила сжатые в кулак пшеничные пряди, погладила змея по голове и хохотнула. Из груди рвался смех, и Фобос не желала его сдерживать; напряжение клокотало в легких, слетало с губ короткими смешками и проклятьями. Фобос сжала пальцы, чувствуя, как Седрик прижимает ее к себе, и позволила одинокому всхлипу затеряться в потоке истерического, надломленного смеха.

Фобос ломалась, ломалась гораздо быстрее, чем рассчитывала, но не собиралась отступать. Внутри разрасталась зияющая пустота, коростой покрывала внутренности и прогрызала себе путь наружу. Фобос не имела права сдаваться, не имела права отступать и злиться, и ей было отчаянно страшно смотреть вперед.

Юная Элион сегодня смотрела на нее прямо и улыбалась, и Фобос не хотела отнимать у нее эту улыбку. Улыбку, которую принцесса тоже не могла себе позволить. Она не хотела взваливать сестре на плечи целый ущербный мир, но если придется — она, Фобос, встанет перед королевой и будет своим телом прорубать путь вперед.

— Я преподнесу Элион Меридиан на блюдечке, — слова сорвались уверенно и эхом разлетелись в надвигающуюся ночь.

Они бежали вниз по лестнице, перепрыгивая сразу несколько ступеней, неслись в полутьме узкого коридора и только чудом все еще не переломали себе ноги. Фобос крепко держала Анну за руку, и только ее мокрая ладонь придавала девушке кое-какую уверенность. Завороженный простенькими чарами охранник остался нести свою службу у входа, откуда-то снизу все еще слышались голоса, но лестница никак не кончалась, все вела и вела их вниз, кажется, далеко под землю. Сердце Анны билось так громко, что она почти не слышала шагов, гулом отдавалось в ушах и смешивалось с шепотками чьих-то переговоров. Фобос шагала уверенно, и Анна не могла сказать, видит она ее оскаленные в улыбке зубы наяву или в видении.

Коридор напоминал узкий вертикальный туннель, внутри которого кто-то зачем-то решил соорудить винтовую лестницу. Они шли вниз уже довольно долго, молча переступая покатые ступени и прислушиваясь к постепенно становящимся громче звукам переговоров и гулу толпы. Свет тоже ярчал, факелы на стенах появлялись чаще, и теперь Анна могла разглядеть не только очертания идущей впереди Фобос, но и оглядеть чернеющую вверху пустоту и залитые грязной водой ступени лестницы. Они были покрыты слоем гряди, а на стенах красовались слои многолетней, судя по всему, плесени. Анна скривилась, невовремя вспомнив, что этот мир застрял примерно на уровне средневекового развития, и грязь под их ногами вполне могла оказаться перемешана с вылитыми на улицу экскрементами.

Фобос остановилась резко, так что Анна едва не впечаталась носом ей в шею. Она замерла, все еще крепко сжимая ладонь Анны, и свесилась вниз, что-то разглядывая там, где лестница делала новый заворот. Голоса теперь слышались совсем громко, но расслышать что-то более-менее членораздельное все равно не получалось из-за непрекращающегося гула, походящего больше всего на рой каких-нибудь насекомых. Фобос взмахнула рукой и что-то шепнула, внезапно сделавшись похожей на ту самую склочную даму-вампиршу. Анна фыркнула и не узнала свой голос: он оказался хриплым, скорее мальчишеским, ломающимся. Бросив на нее быстрый взгляд, Фобос ухмыльнулась и потянула девушку следом, в самый низ, туда, где голоса стали совсем громкими, а свет отдавал зеленовато-рыжими оттенками.

В огромном зале собралась целая толпа, она была похожа на человеческое море, волнующееся и колыхающееся. Люди стояли вплотную к полуприкрытой двери, так что замаскированные Фобос и Анна смогли протиснуться внутрь и слиться с общей галдящей массой. На возвышении стоял, вдохновенно говоря и горячо жестикулируя, юноша не старше восемнадцати, а вокруг него полукругом выстроились стражницы. Фобос при виде них скривилась, потянула Анну дальше вглубь зала, так что в конце концов они оказались ровно напротив возвышения, разве что по прямой их разделяло несколько рядов галдящих людей.

— Скажи мне, — заговорила Анна и сделала круговой жест рукой, как бы обводя помещение, — если все это далеко внизу, как мы могли услышать голоса на улице, да еще под дождем?

Фобос нахмурилась, продолжая глядеть вперед, но Фишер знала, что девушка ее услышала. На самом деле они шли вниз по лестнице довольно долго, так что, если верить законам физики (которые Анна на самом деле ни черта не помнила), звук не должен был разноситься аж на улице. С другой стороны, это магический мир, а физику Анна не знала даже в школе, так что объективно судить о каких-то там законах не могла. Фобос пожевала губы, стреляя серыми глазами в рыжую стражницу, обернулась на недовольную долгой паузой Анну, подняла глаза к потолку и невозмутимо ответила:

— Ты понравилась Заветному городу.

Анна фыркнула и тоже посмотрела на высокий потолок из ровного, без единого изъяна камня. Юноша на сцене тем временем продолжал говорить, и многие присутствующие громко и не очень поддерживали его, некоторые называли его по имени и величали едва ли не своим братом-сватом. Именно из разговоров вокруг Анна узнала, что оратора зовут Калеб, и он является нынешним лидером восставших против власти принцессы Фобос. Фишер хотела было что-то сказать, но Фобос недовольно толкнула ее в бок, заставляя прислушаться.

— Все мы достаточно натерпелись от тирании Фобос! — говорил Калеб. — Она присваивала наши припасы, уничтожала наши земли, забирала жизни наших родных и близких!

Его тут же поддержали бурными овациями и криками, так что на несколько минут воцарился такой шум, что невозможно было услышать даже собственный голос. Стражницы за спиной юноши кивали, сложив руки на груди и нахмурив брови, но молчали, позволив Калебу взять роль лидера на себя.

— Все вы знаете, что Меридиан — магический мир, и пусть магия недоступна каждому его жителю, она испокон веков наполняла землю, воду и воздух! — лицо Калеба сделалось жестким, а в глазах его как будто плескалась безграничная печаль. — Так где же она?! Где та сила, что защищала нас от болезней, делала воду чистой, а воздух — свежим и сладким?! Меридиан накрыт тьмой, поля иссушены, а реки опустошены, чума гуляет от поселения к поселению в то время, когда Фобос сидит в своем замке и не знает печалей!

Анна украдкой скосила глаза на скривившуюся Фобос и выдохнула. Возможно, если бы эти люди знали правду, они не кричали бы здесь о свержении принцессы-тиранки, но с другой стороны это могло доставить еще больше проблем.

— Прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как наши товарищи спасли вторую принцессу, законную наследницу престола Меридиана. Настало время ей вернуться и занять принадлежащий по праву трон!!!

Толпа разразилась криками поддержки, стражницы взлетели в воздух и принялись оттуда поддерживать слова лидера мятежников. Воздух враз будто вспыхнул и заискрился, затрещал от переполняющих его ярости и решимости. Люди заволновались, вскинули руки и отправили в воздух шапки, на Анну навалились сбоку, и она крепко схватилась за Фобос, опасаясь, что они могут разделиться.

— Идем отсюда, — выплюнула Фобос, перехватывая ее запястье, и силой повела сквозь воодушевленных людей.

— Мы не останемся, чтобы узнать план действий? — спросила Анна, плотно закрывая за собой дверь.

Дерево под пальцами было теплым и гладким и как будто вибрировало, так что рука сама собой огладила резные створки, из-за которых теперь не раздавалось ни единого звука. Дверь была распахнула наружу, так что закрыть ее не представлялось никакого труда, вот только Анна никак не могла вспомнить, видела ли она вообще дверь, когда они только спускались.

— Это сейчас не главная наша проблема, — хмуро ответила Фобос, продолжая тянуть Фишер за собой.

Путь наверх оказался на удивление коротким, не больше пары лестничных пролетов. Дождь немного поутих, но мелкие капли все еще срывались с серых облаков, заползая под одежду и противно холодя кожу. Охранника уже не было, зато в доме напротив теперь горел свет, и дым валил из печной трубы, сливаясь с нависающими над головой тучами. Анна хотела было накрыть зияющий чернотой проход валяющейся поодаль фанерой, но Фобос настойчиво дернула ее за руку. Фишер успела только обиженно оглянуться и заметить крохотную лесенку и полуразвалившуюся дверцу, ни капельки не напоминающую те резные двери, которых она касалась несколько минут назад.

— Так что за главная проблема? — решилась поинтересоваться Анна, когда странный проход скрылся за поворотом.

Фобос быстро обернулась на нее и сверкнула ярко-изумрудными глазами, так что Анне на мгновение показалось, что они с «оригиналом» снова неуловимо поменялись местами.

— Вчера я превратила этого мальчишку в цветок, — отчеканила Фобос и продолжила прежде, чем Фишер успела открыть рот, — а сегодня об этом как будто никто не помнит.

— Он не мог как-нибудь расколдоваться? — все же возразила Анна, смахивая с лица мокрые волосы. — Или может быть кто-то его расколдовал?

— Нет, — коротко отрезала Фобос и больше не проронила ни слова.

За темными тучами не было видно солнца, так что Анна пропустила момент, когда день сменился сумерками. Просто в один момент небо из темно-серого сделалось почти угольным. Примерно в это же время поселение осталось позади, и перед девушками выросла вертикальная, разрезанная тонкими тропинками гора, на вершине которой острыми башнями утыкался в небо замок из такого же серого, как и небо днем, камня. Анна скептически оглядела отвесные склоны, ткнула пальцем во влажную почву и брезгливо отерла его о такие же влажные штаны.

— И как люди добираются до замка?

Вопрос был вообще-то риторическим, но Фобос в ответ на него оскалилась, сверкнув глазами, и стряхнула слой земли с древней на вид каменной плиты.

— С трудом, — казалось, этот факт доставляет ей ни с чем не сравнимое удовольствие, — хотя никто еще не падал.

Руки Фобос засветились всего на мгновение, после чего, стоило ей слегка отпрянуть, земля задрожала и посыпалась, открывая широкий проход, теряющийся в темноте скалистого камня. Анна сунула внутрь любопытный нос, и на стенах тут же зажглись сферы, напоминающие собой маленькие солнца. Стены внутри были каменными, кое-где поросшими мхом и лишайником, от постоянных дождей на них скапливалась влажность, и время от времени раздавались противные звуки капающей воды.

Фобос подтолкнула Анну в спину и сама зашла внутрь, махнула куда-то рукой, и проход тихо закрылся, погружая помещение в кромешную тьму. Светящиеся сферы мигнули и погасли, а когда зажглись — Анна оказалась в длинном каменном коридоре одна-одинешенька. Окон по-прежнему не было, не были ни лестниц, ни дверей, только длинный проход спереди и сзади от Фишер тянулся нескончаемым желудком какого-нибудь гигантского змея. На мыслях о змее в голову почему-то пришел образ мистера Хоффмана, и Анна глупо хихикнула, решая, в какую сторону идти. Стоять на месте в любом случае не было никакого смысла.

Анна пошарила по карманам и распотрошила сумку, но не нашла ни ручки, ни чего-нибудь еще, чем можно было бы пометить отправную точку. Что-то подсказывало ей, что выбраться из этого места будет не так-то просто. В конце концов она сбросила куртку, в которой все равно было уже слишком жарко, положила ее в самой середине прохода и двинулась вперед.

О решении раздеться Фишер пожалела спустя некоторое время. По мере продвижения по абсолютно не меняющемуся коридору становилось все холоднее, ветер визгливо завывал где-то за стенами, так что можно было предположить, что она вышла из подземелья. Или нет, потому что Анна понятия не имела, где вообще оказалась. Могло ли статься, что она вообще больше не на Меридиане? Анна поежилась, обхватывая руками озябшие плечи, и оглянулась назад. Там ожидаемо не было ничего, кроме нескончаемого каменного коридора без дверей и окон. Раздражение на Фобос росло с каждой минутой, буквально множилось с каждым новым вставшим от холода волоском на коже. Махнув рукой, Анна зашагала в обратную сторону, вот только, сколько они ни шла, оставленная куртка так и не появилась, хотя по ощущениям Фишер должна была уже несколько раз пройти то место. Едва она, выругавшись, уселась на пол, где-то вдалеке послышались как будто звуки шагов.

Анна напряглась, но прятаться все равно было некуда, так что она даже не встала, лишь всматривалась в темноту коридора и слушала приближающиеся шаги. Несколько долгих минут спустя из темноты вынырнула черноволосая девчушка лет четырнадцати с безукоризненно ровной походкой и безразличным выражением лица. Когда она приблизилась достаточно, Анна разглядела в ее руках свою куртку, бережно сложенную и очищенную от пыли. Остановившись точно перед сидящей Фишер, девочка слегка поклонилась, протянула ей куртку и дала нехитрые указания:

— Следуйте по моим следам, — на мгновение ее глаза блеснули опасной голубизной, — не отклоняйтесь, представьте перед собой тропинку и не сходите с нее.

Под пронзительным взглядом девочки Анна встала, натянула куртку и подхватила изрядно помятую сумку.

— Что будет, если я сойду с этой тропы?

Девочка ухмыльнулась и издала странный, похожий на щелканье звук. Она наклонила голову так, что короткие черные волосы закрыли половину лица, развернулась и сделала пару шагов вперед, постепенно отклоняясь в сторону внутренней стены. Спустя мгновение Анна продолжила слышать цокающие шаги девочки, но ее самой теперь видно не было — впереди простирался пустой полутемный коридор.

— Вы доставите мне проблем, если сделаете это, — безразлично выдохнула девочка, неведомым образом оказываясь у Анны за спиной.

Сердце Анны подскочило, она дернулась, оборачиваясь, уставилась в холодные голубые глаза девочки и сдавленно кивнула. Что-то подсказывало ей, что с таким подходом девчонка может отыскать случайно потерявшуюся Анну спустя несколько часов, а такой расклад Фишер совершенно не устраивал. Ей хотелось поскорее попасть домой, поесть, принять ванну и спрятаться в теплой кроватке от сырости и невзрачности магического средневековья.

— Следуйте за мной, — повторила девочка и зашагала вперед, больше не произнося ни единого слова.

Анна повиновалась, старательно шагая по ее следам и стараясь не пялиться на ее затылок слишком уж откровенно. У нее на языке вертелось несколько вопросов, но задавать их она не спешила. Девочка производила впечатление скрывающегося под маской спокойствия опасного хищника, готового в любой момент наброситься на незадачливую жертву. Рик Хоффман производил похожее впечатление, но по сравнению с ним девочка казалась гораздо менее сдержанной и опытной. Взять хотя бы эти ее прищелкивания, означающие то ли смех, то ли угрозу — от лязгающих звуков у Анны внутри все сжималось. В этом плане мистер Хоффман, хоть и был гораздо опаснее, не вызывал табун мурашек одним своим видом.

Они шли совсем недолго, изредка почти прижимались к стенам или петляли туда-сюда, и вскоре вышли в просторный, согретый теплым светом многочисленных факелов коридор, ничуть не походящий на предыдущий. Здесь на стенах висели картины, а возле дверей стояли то ли рыцари, то ли пустые доспехи, однако было почти также холодно, так что Анна поплотнее закуталась в тонкую куртку. Дверь оказалась перед глазами неожиданно, Анна едва не впечаталась в нее носом. Девчонка, остановившаяся от нее по правую руку, громко постучала и, дождавшись должно быть одобрения (Анна ничего не услышала), распахнула створки.

Фобос стояла, сложив руки за спиной, лицом к окну; от ее натянутой будто струна фигуры веяло морозной сыростью. Длинное свободное платье надежно скрывало все, кроме покатых плеч и ладоней, но Анна все равно отчетливо видела напряженные мышцы спины и плотно сжатые губы. Она не обернулась, вообще не подала никаких признаков жизни, стояла подобно каменной статуе, всматриваясь куда-то в залитую дождем темную даль пустых почерневших полей.

Мистер Хоффман оказался здесь же, однако без привычных очков и собранных в низкий хвост волос Анна едва его узнала. Он был одет в длинную бело-зеленую накидку с широкими рукавами, из-под которой виднелся плотный темный костюм с высоким воротником. Мистер Хоффман кивнул девочке, и та, коротко поклонившись, скользнула за дверь. Такого же кивка удостоилась и Анна, разве что едва заметная усталая улыбка на мгновение показалась на тонких губах мужчины. Анна хотела было уже вывалить на него все вопросы, но осеклась, встретившись с проницательным взглядом льдистых глаз. Мистер Хоффман махнул Анне рукой, отодвинул перед ней стул и поставил на стол чашку чего-то, отдаленно напоминающего зеленый чай. Спустя мгновение рядом с ней появилось глубокое блюдце с выпечкой.

— Может я просто домой пойду? — хохотнула Анна.

Ей отчего-то неожиданно захотелось плакать. Усталость навалилась, сдавила плечи, накрыла жарким шерстяным одеялом. Анна всхлипнула, делая вид, что глаза слезятся от смены температуры, — в комнате было очень тепло — и сунула в рот самую большую, свернутую забавной трубочкой булочку. Судя по дружному молчанию, домой ей пока было нельзя.

— Что это был за коридор? — спросила Фишер с набитым ртом.

— Незримый лабиринт, — со вздохом ответила Фобос, — защитная система.

Ее голос был очень тихий, совсем не такой, как несколько часов назад. Она медленно развернулась, плечи ее опустились, а хмурая морщинка между бровей постепенно разгладилась. Фобос выглядела почти как призрак в светлом платье-балахоне и с распущенными, почти белоснежными волосами. Она невесомо, будто вовсе не касаясь пола, подошла к столу и тяжело рухнула в кресло, пальцами массируя переносицу. Мистер Хоффман тут же поставил чашку и перед ней, недовольно цокнул языком и что-то капнул в дымящуюся жидкость.

— Седрик, — недовольно одернула его Фобос, на что мужчина лишь растянул губы в невинной улыбке и развел руками:

— Да, госпожа?

Фобос недовольно фыркнула и закатила глаза, беря чашку в руки. Под ее глазами отчетливо проступали темные круги, а пальцы мелко подрагивали, отчего бледно-зеленая жидкость грозила вот-вот расплескаться. Фобос цыкнула, глядя на свои руки, что-то пробормотала, и дрожь заметно спала.

— Что ты увидела, когда моя копия решила проследить за стражницами? — заговорила она спустя какое-то время.

Анна замялась, быстро глотая большой кусок пирожка. На самом деле она не видела почти ничего уже какое-то время, и это было до жути непривычно. Всегда странно, когда лишаешься чего-то, пусть и не очень приятного, что было с тобой всю жизнь.

— Это было не совсем видение, скорее предчувствие, — ответила Фишер, разглядывая выщербинки на потолке, — что если мы пойдем, случится что-то очень важное.

Мистер Хоффман хохотнул и закрыл себе рот ладонью, стоило Фобос бросить на него гневный взгляд. Фобос вздохнула, сделала глоток и невесело ухмыльнулась.

— Что ж, это вполне можно назвать очень важным событием, — она двумя пальцами коснулась точки между бровей Анны и нахмурилась. — Оцепенение спадет только через несколько дней.

— Оцепенение? — переспросила Анна.

На ее лбу как будто остался ощутимый след от прикосновения ледяных пальцев.

— Та склочная женщина, что приходила в магазин, была вампиром, — объяснила Фобос, — должно быть она приметила тебя как жертву.

— Вампиры выбирают жертв с неразвитой магией, расставляют сети, утаскивают их в свой мир и там высасывают все силы, — продолжил Седрик, когда Анна перевела на него непонимающий взгляд, — жертва возвращается в свой мир без капли магии и часто пустой оболочкой, собственным призраком.

— И она заблокировала мой дар? — Анна потерла виски, в голове не укладывалось, что ее вероятно могли сожрать и выплюнуть кожуру.

— Чтобы ты не смогла выпутаться, — кивнула Фобос.

— Кошмар! — Анна уронила голову на стол, больно стукнувшись лбом.

Фобос хохотнула, но когда Анна обиженно на нее посмотрела, сделала вид, что ничего не случилось. Седрик благосклонно улыбнулся и поставил перед Фишер новую чашку, сверкнув глазами так, что она поняла — подобное отношение возможно только и исключительно в присутствии Фобос.

— Так и что делать с тем фальшивым парнем? — Анна наконец-то вспомнила, в чем заключается основная проблема.

— Чтобы устранить фальшивого, необходимо вернуть настоящего.

Фобос скривилась, а Седрик радостно кивнул.

* * *

Элион рисовала. Самозабвенно, как она это обычно делала, погружаясь в процесс с головой. В такие моменты Браун напрочь теряла связь с реальностью, тонула в каком-то своем внутреннем мире и выводила и выводила линии, постепенно складывающиеся в цельный рисунок. Чаще всего это были портреты. Людей, которых она никогда не видела или видела мельком, знакомых и одноклассников, странных существ типа тех вчерашних с головами-воздушными шариками. Огромную черную тень, накрывающую бесконечные иссушенные поля, наползающую на города и заполняющую собой небо. Элион не знала, почему все это приходит ей в голову, она будто отключалась, заглядывала куда-то в невозможность и видела перед собой уже готовый рисунок. Все они, несколько толстых стопок, покоились в секретном ящике, заложенные сверху дурацкими школьными записочками и другими каракулями.

Урок английского длился уже бесконечно долго, длинная стрелка настенных часов как будто не желала двигаться с места. Учительница зачитывала текст предстоящего изложения, а Элион не слушала ее, выводила узоры прямо поверх записей и изредка вздрагивала, когда кто-то из одноклассников слишком громко шептался. Она не разговаривала с Корнелией со вчерашнего дня, когда подруга просто бросила ее в магазине и сбежала. Элион была обижена на такое поведение и еще на то, что лучшая подруга все больше времени проводила с Ирмой, Тарани, Хай Лин и Вилл и все меньше с ней.

Пронзительный визг звонка вырвал Элион из раздумий, она тряхнула головой, быстро переписала с доски домашнее задание, захлопнула изрисованную тетрадь и выскочила из класса в числе первых. Общаться с кем-то не хотелось, так что Элион поспешила к выходу из школы. Оставался еще урок истории с мистером Коллинзом, всю перемену перед которым Браун намеревалась провести, дорисовывая очередной портрет.

По сравнению со вчерашней погода сильно испортилась, но все равно была непривычной для промозглого Хитерфилда. Небо заволокли серые тучи, но ветра не было, и изредка проглядывало солнышко, так что Элион надела выданный мамой теплый свитер и устроилась на траве под деревом. На страницах тетради отчетливо вырисовывался образ того парня в черном непроницаемом плаще, лицо которого она видела мельком перед тем, как очутилась на самой обычной хитерфилдской улице. С белоснежного листа на девочку смотрели черные лучистые глаза, и Элион казалось, что она знает его уже очень давно. Капюшон скрывал волосы, уголки губ были насмешливо приподняты, но при этом в глубине глаз плескалась серьезная уверенность.

— Ух ты, кто это? Он тебе нравится?

Возникшая рядом Хай Лин наклонилась, разглядывая рисунок, и Элион поспешила захлопнуть тетрадь.

— Нет, — буркнула Элион, заталкивая тетрадь в сумку.

Перемена должна была скоро закончиться, так что Браун поднялась, отряхнула юбку и, не обращая внимания на гневное сопение Корнелии, направилась в сторону кабинета истории.

— Не хочешь прогуляться сегодня? — не отставала Хай Лин. — Послезавтра Хэллоуин, ты уже определилась с нарядом?

Элион хотела было уже ответить, что платье у нее есть, и гулять она не собирается, когда поняла, что напрочь забыла о намечающемся в школе празднике. Время пролетело как-то незаметно, и она совершенно забыла, что собиралась приготовить какой-нибудь волшебный наряд. Хотя в конце концов это бесполезно, она снова потеряется на фоне красавицы-Корнелии.

— Я обещала помочь Рику в магазине, — соврала Элион, оглядываясь на идущую позади Корнелию.

Подруга скривилась и отвернулась, едва слышно бросив что-то про «не стоит тебе туда ходить». Элион фыркнула, кивнула ушедшим в свой класс девочкам и поспешила на урок. Мистер Коллинз был любителем устраивать неожиданные контрольные, так что опаздывать к нему не следовало.

— Вы с Корнелией поссорились? — шепнула Вилл, когда учитель собрал исписанные листки.

— Нет, — ответила Элион.

Ее так и подмывало украдкой бросить на Хейл взгляд, но Браун держалась, смотрела перед собой и старательно пропускала мимо ушей новую тему. В голове ее вертелись мысли о том, что стоило бы спросить директрису, можно ли пригласить на вечеринку знакомых. Тогда Элион позвала бы Анну и Рика, и может быть Фобос, если она снова появится в магазине, и не чувствовала бы себя такой одинокой в окружении школьников. Она бы еще позвала того черноглазого парня, но Элион не знала даже его имени и не имела никакой возможности с ним связаться.

— Мы тут подумали, — Хай Лин налетела на Элион, стоило ей покинуть класс, — давай мы поможем тебе помогать в магазине, а потом вместе пойдем ко мне?

Элион склонила голову набок и хихикнула. Несмотря на назойливость Хай Лин, китаянка была веселой девчонкой и имела поразительную способность вызывать улыбку одним своим присутствием. Элион ревновала Корнелию к девочкам и в глубине души хотела проводить с ними всеми больше времени. Так почему она должна отказываться из-за глупой обиды? К тому же помощь в магазине действительно не помешала бы.

— Ладно, — кивнула Элион и махнула рукой, — идемте.

Всю дорогу до магазина Корнелия шла, не проронив ни слова. Она шагала позади всех, сложив руки на груди и недовольно поджав губы, и резко отворачивалась, когда Элион пыталась послать ей улыбку. Зато Ирма и Хай Лин болтали без умолку, рассказывали какие-то фантастические истории, Вилл и Тарани тоже изредка вставляли несколько слов, так что скучать не приходилось. Дошли до магазина незаметно, просто в какой-то момент Ирма распахнула стеклянную дверь и ввалилась в помещение. Следом за ней вошли остальные, Элион переступила порог последней и не успела посмотреть, кто сегодня за прилавком.

— Мы закрыты, — раздался недовольный юношеский голос.

Хай Лин радостно взвизгнула и дернула Элион за рукав, вытаскивая ее вперед так, что теперь Браун могла видеть почти все нутро магазина. Это был он. Тот самый черноглазый парень сидел за прилавком и лениво перебирал книги, опустив щеку на сложенную в кулак ладонь.

— Привет, — Элион помахала рукой и почувствовала, как краснеет.

— А, — парень поднял на нее взгляд и улыбнулся, — привет.

Сейчас не был не слишком похож на отпечатавшийся в памяти Элион образ. Черные волосы были взъерошены, вместо плотного плаща торс обтягивала темно-коричневая водолазка, так что Элион отчетливо видела рельефно очерченные, непривычные для современного подростка мышцы. Для завершения образа катастрофически не хватало чего-нибудь типа кулона-клыка.

— Элли, познакомь нас! — громко зашептала Ирма.

— Я…

Сама не знаю его имени, хотела сказать Элион, но запнулась, столкнувшись с насмешливым взглядом угольно-черных глаз.

— Я Гидеон, — представился парень, спрыгивая с высокого стула и выходя из-за стойки.

— Гидеон? — фыркнула Корнелия. — Какое старомодное имя, прямо как у школьного завхоза.

Вилл тут же толкнула Корнелию в бок, а Ирма шикнула на нее. Элион показалось, что в глазах Гидеона на мгновение мелькнуло непонимание, но оно быстро сменилось приветливой, немного ехидной улыбкой. Еще Элион казалось, что Гидеон смотрит только на нее, а на девчонок лишь изредка бросает снисходительно-насмешливые взгляды.

— А где Рик и Анна? — спросила Элион после того, как девочки представились и обменялись с новым знакомым парочкой фраз.

— У них очень важное дело, в которое меня не посвятили, — он развел руками и широко улыбнулся, — из-за этого я оказался заперт наедине с кучей пыльных книжек.

Элион хихикнула, оглядывая почти готовый к открытию магазин, и заметила, что книги ни капельки не пыльные.

— У меня ощущение, что я тебя уже где-то видела, — задумчиво сказала Тарани, подходя к парню и глядя на него снизу вверх.

— Не припомню, чтобы прежде встречал таких очаровательных леди, — Гидеон сверкнул белоснежными зубами и залихватски подмигнул.

Тарани задумчиво кивнула и оглянулась на девочек, словно в надежде, что они подтвердят или опровергнут ее слова, но те синхронно пожали плечами и замотали головами. Элион хихикнула и оглядела сложенные аккуратными стопками книги. На большинстве из них уже был наклеен ценник, так что их можно было расставлять по полкам.

— О, да, — ответил Гидеон, когда Элион спросила, нужна ли помощь, — только я не знаю, куда их ставить. И не думаю, что прекрасным дамам пристало таскать в руках тяжелые книжки!

Последнюю фразу он выкрикнул насмешливо, сверкая чернотой в глазах, и Элион фыркнула, отмахиваясь. Она бегло оглядела стопки и принялась раздавать указания:

— Вот эти — на тот стеллаж, а те иностранные — сюда, рядом с классикой.

Элион подхватила ближайшую к ней стопку разнообразных исторических трактатов и направилась вглубь магазина. Скрываясь за стеллажом, она краем уха услышала недовольное ворчание Ирмы:

— Нам что, правда нужно работать?

Гидеон, бегло оглянувшись на девочек, увязался за ней. Пройдя два шага, он выхватил из рук Элион книги, крутанулся вокруг себя и, смеясь, сказал, что Элион будет командовать, а он — исполнять. Браун фыркнула и согласилась, качая головой. Они быстро расставили стопку книг по местам и успели уже сходить за еще одной, когда из-за соседнего стеллажа послышался грохот и недовольные выкрики. Гидеон выдохнул и покачал головой, а Элион рассерженно сжала кулаки: девочки пришли помогать, а в итоге создают неприятности. Она уже набрала полную грудь воздуха и готовилась обрушиться на подруг обвинительной тирадой, однако оказалось, что в магазине кроме нее и Гидеона никого нет.

* * *

Гидеон развлекался. Сначала его дернули зачем-то на Землю (могли и сами справиться, вообще-то), потом вышвырнули, оставив сидеть в скучном книжном, а теперь ему на голову свалилась принцесса Элион в компании стражниц. Нет, против принцессы он ничего не имел, однако вот стражницы доставляли некоторые проблемы. Не то чтобы проникать в их разум было сложно, не то чтобы сложно было сдерживать их воспоминания и порывы, но постоянная сосредоточенность выматывала, и он в конце концов пропустил момент, когда девицы рыбкой нырнули в замаскированную щель между мирами. Следовало бы рассказать Седрику или пойти за ними самому, однако оставлять принцессу одну не хотелось. Попадаться змею под горячую руку тоже не было никакого желания. Гидеон издалека чувствовал его раздражение и предпочел возложить обязанности посланника на плечи девушки-землянки Юлианы Фишер.

— Ах вот как! — разгневанно воскликнула Элион. — Сначала сами просили пойти со мной и помочь, а теперь смылись при первой же возможности!

Гидеону стоило огромных трудов сдержать запал принцессы, потому что некоторые лампочки уже начинали опасно искрить. Элион топнула ногой и сжала кулаки, сердито разглядывая воцарившийся на полу беспорядок, развернулась, так что одна из косичек едва не хлестнула Гидеона по лицу, и тихо-тихо буркнула:

— Тоже мне подруги.

Гидеон застыл. К такому повороту он совсем не был готов — в уголках серых, как туманное небо, глаз Элион блестели бисеринки-слезы. Он отчего-то чувствовал ее обиду особенно резко, кожей ощущал учащенное сердцебиение и прилившую к щекам кровь. Поддавшись порыву, Гидеон протянул руку и неловко похлопал Элион по макушке. Он хотел уже что-то сказать, чтобы ободрить расстроившуюся девочку, но дверь со звоном распахнулась, и в помещение влетел взъерошенный Седрик. Следом за ним шла, хихикая, Юлиана Фишер, в руке ее зеленоватым светом поблескивало знакомое ожерелье, которое она незамедлительно протянула Элион:

— Не теряй больше.

Элион принялась ощупывать шею, удивленно глядя на девушку, и, казалось, совершенно забыла об исчезнувших подругах. Юлиана же только погладила Браун по волосам и вложила звезду в ее ладонь.

Седрик тем временем стремительным шагом прошел вглубь магазина, скрываясь с глаз, и Гидеон было дернулся за ним, но твердая, удивительно сильная женская рука удержала его. Юлиана Фишер покачала головой и улыбнулась, взглядом указывая на хлопающую ресницами Элион. В ее темных глазах будто разлился, растекся тягучей патокой целый мир от сотворения до краха, и Гидеон невольно содрогнулся, заглянув дальше, чем следовало.

— Куда пошел Рик? — спросила Элион, вглядываясь в бесконечные книжные полки. — Там же ничего нет.

Она уже успела нацепить ожерелье на шею и то и дело касалась острых краев звезды кончиками пальцев, словно опасалась, что та снова может потеряться. Гидеон кашлянул, прикрывая глаза, а Юлиана Фишер хихикнула, приобнимая принцессу за плечи:

— Там тайный проход в секретное логово мистера Хоффмана.

— Секретное логово? — глаза девочки засверкали неподдельным восторгом.

— Самое что ни на есть секретное, — подтвердила Юлиана Фишер, — поэтому когда он вернется, мы спросим разрешения заглянуть туда, идет?

— Но если там что-то личное, — замялась Элион, — наверное не следует просить Рика показать это.

На лице ее отразилось тщательно скрываемое недовольство, Элион тряхнула головой и отвернулась, едва не спотыкаясь о валяющуюся на полу раскрытую книгу.

— Именно поэтому мы спросим у него разрешения, — Юлиана подняла книгу и пробежалась глазами по строчкам, — что-то подсказывает мне, что мистер Хоффман не будет против.

— Что-то подсказывает мне… — Гидеон осекся, столкнувшись с двумя парами недовольных глаз.

Он хотел ввернуть какую-нибудь шутку, но пара хмурых блондинок ясно дала понять, что сейчас не лучшее время распускать язык. Гидеон фыркнул и отвернулся, мысленно сетуя, что, кажется, все против него сговорились. С спину ему ударила волна девчачьего смеха, Гидеон закатил глаза и уселся за прилавок, оглядывая его в поисках начатой книги. Книги не оказалось, зато вместо нее теперь красовался совершенно очаровательный беспорядок из вырванных страниц и странного животного, похожего то ли на белку, то ли на хорька.

— Эй, что это за ерунда? — спросил Гидеон, хватая животное за шкирку.

«Ерунда» недовольно пискнула и попыталась извернуться так, чтобы цапнуть Гидеона за палец, за что получила ощутимый щелчок по носу и затихла, притворившись мертвой.

— Ой, это питомец Вилл! — Элион тут же подлетела, аккуратно высвобождая зверька из крепкого захвата.

Шустрая тварь тут же ожила, хлестнула спасительницу по пальцам и забралась ей на голову, намертво вцепляясь в волосы острыми тонкими когтями. Гидеон подпер щеку рукой, наблюдая, как принцесса пытается стащить живой головной убор и в конце концов сдается, позволяя животному наблюдать за всеми сверху.

— Он наверное нервничает, потому что потерял хозяйку, — Элион смущенно улыбнулась и развела руками.

— Ага, — согласился Гидеон и пригрозил питомцу пальцем.

Зверь пискнул, вцепился в волосы Элион так, что девочка вскрикнула, и рассерженно зашипел. Гидеон хохотнул и помахал удаляющемуся животному — Элион фыркнула и развернулась, отправившись ликвидировать учиненный подругами беспорядок.

— Брысь! — появившаяся за его спиной Юлиана больно ткнула Гидеона под лопатку.

Он медленно обернулся, угрожающе сводя брови, и скосил глаза на стоящий рядом стул. Блондинка покачала головой и хмыкнула, изображая приглашающий жест, однако не добилась этим ровно никакой реакции.

— Прекрати называть меня Юлианой, — шикнула девушка, — даже мысленно, это раздражает.

— А ты не копайся в моих мыслях, — бросил Гидеон. — Кстати! Ты знаешь, кто такой завхоз?

Юлиана… да, простите-простите, Анна рассмеялась, взмахнула руками и заговорщицки подмигнула:

— Это повелитель метел и тряпок, заведующий ключами, тот, кто всегда знает больше других об этих самых других.

Гидеон уронил голову на руки и прикрылся сверху разбросанными по столу листами бывшей еще недавно книги. Он осторожно высунул из укрытия один глаз и обреченно спросил:

— Ты ведь врешь, да?

— Что? — картинно возмутилась Анна. — Как ты мог такое подумать!

Она тряхнула волосами, и блондинистые кудряшки задорно запрыгали во все стороны. Анна отошла в сторону Элион, подхватила несколько книг из ближайшей стопки и сделала пару шагов вперед, когда ее пальцы разжались, и все фолианты с грохотом рухнули на пол.

— Подожди, почему я вообще слышу твои мысли?!

— И как ты собираешься его искать? — Анна скептически приподняла одну бровь.

Седрик фыркнул и оскалился, недовольный такой наглостью. В конце концов даже он сам не смел обращаться к Фобос Эсканор на «ты». Перспектива найти мятежника-шептуна несколько развеивала его перемешанное с беспокойством недовольство, однако наползшая на сердце тень не хотела отступать несмотря даже на крывшуюся в глубине глаз принцессы улыбку.

Фобос взмахнула рукой, так что широкий рукав на мгновение заслонил ее лицо, и на полу появился неровный, слегка мутноватый Омут. Волны магии в нем трепыхались и скручивались, отчего изображение казалось покрытым полупрозрачной дымкой. Седрик недовольно покосился на принцессу и поспешил добавить в ее чашку еще одну каплю бодрящего снадобья. Спустя почти несколько минут в Омуте появились сначала размытые очертания комнаты, чуть позже показались детали — разбросанная на кровати одежда, распахнутые дверцы шкафа и заваленный учебниками и тетрадями письменный стол. На самом краю стола стояла скрытая тюлем крохотная вазочка, из которой, словно продолжение тонкого стекла, поднимались вверх прозрачные лепестки. Цветок выглядел несколько увядшим — нижние лепестки почти касались светлой поверхности стола, а верхние легко трепал дующий из распахнутого окна ветер. Хозяйки комнаты видно не было, зато то и дело мелькала любопытная мордашка маленькой девочки и темная шерсть желтоглазого кота. И девочка, и кот тщетно покушались на спрятавшийся в занавесках цветок и постоянно отвлекались, уходя без желанной добычи.

— Гидеон, — тихо позвала принцесса.

Она сидела, откинувшись на спинку кресла, и крутила в руках изрядно поостывшую чашку. Несмотря на почти жару в кабинете, Фобос натягивала рукава платья до самых пальцев и то и дело шмыгала носом.

— Я здесь, моя леди! — дверь широко распахнулась, и на пороге показался широко улыбающийся чему-то поганец.

Притаившаяся за его спиной Миранда стукнула Гидеона в спину и фыркнула, делая крохотный шаг внутрь. В руках служанка держала серебряный поднос с одним-единственным высоким стаканом, и Седрик торопливо подхватил его, одобрительно кивая девчонке и взглядом выпроваживая ее прочь. Снадобье оборотней должно быстро восстанавливать силы, вот только сам Седрик, вырванный из родного клана еще совсем ребенком, едва ли мог его приготовить.

Гидеон, недовольно оглянувшись, захлопнул дверь и в два шага пересек комнату. Он совсем не обратил внимания на сидящую напротив принцессы Анну, сразу направился к трепыхающемуся Омуту, придавил его сапогом и тихо шикнул. Фобос фыркнула, протянула Седрику руку, и тот покорно вложил в нее стакан с темно-розовым снадобьем.

— Это Калеб? — Гидеон оглянулся на кивнувшую принцессу. — Такое ощущение, что про него все…

— Забыли, — закончила Фобос, сделав последний глоток, — стражницы и все остальные уверены, что их ненаглядный лидер восстания сейчас на Меридиане. И прекрати топтать Омут, держи его нормально.

— Это, — Гидеон вздрогнул и поспешил убрать ногу; Омут задрожал и сильно уменьшился, так что теперь в нем едва помещался хрустальный цветок, — я не…

— Если ты еще раз скажешь, что чего-то не можешь — закончишь жизнь на его месте!!! — взревела Фобос.

Она подскочила с места и ткнула пальцем в Калеба, волосы ее взвились подобно змеям, а голос эхом разнесся по комнате. Принцесса сделала несколько глубоких вдохов, оглянулась на дернувшую ее за рукав Анну и с размаху уселась обратно в кресло. Гидеон отступил на шаг назад, смерил быстрым взглядом всех присутствующих и низко поклонился, касаясь груди кончиками пальцев:

— Я прошу прощения за этот недостойный поступок. Если миледи приказывает, я должен исполнить ее волю несмотря ни на что.

— Если я говорю, что ты можешь, значит ты можешь, — тихо отрезала Фобос.

Принцесса махнула Седрику рукой, приказывая ему взять объяснения на себя, и прикрыла глаза.

— Твоя задача найти Калеба на Земле, — сказал Седрик и поднял руку, не позволяя Гидеону перебить себя, — остальным займусь я и мисс Фишер.

Анна встрепенулась, отцепилась от рукава принцессы и издала единственный звук, от которого Гидеон едва не растерял весь свой надменно покорный вид:

— Э?

— Должен же кто-то относительно здравомыслящий приглядывать за ними обоими, — пояснила Фобос.

Седрик вообще-то имел в виду совсем не это, но перечить не стал и согласно кивнул. Гидеон открыл было рот и тут же его захлопнул, стукнув самого себя по голени. Мальчишка покачал головой и потупился, явно намереваясь снова сказать что-то, что не понравится развалившейся на стуле Фобос. Седрик метнул в него предостерегающий взгляд, сжал пальцы едва заметно, но Гидеон все равно раскрыл рот:

— Чтобы найти одного шептуна потребуется довольно много времени, — Гидеон втянул голову в плечи, ожидая вспышки ярости, но Фобос только ухмыльнулась, кивая на плескающийся под его ногами Омут:

— А ты не ищи шептуна.

Гидеон поморщился, опуская взгляд, вздрогнул, когда Омут подернулся лиловой дымкой, и вскрикнул, замечая нужную деталь. Мерцающая зеленоватым светом звезда Трибы покоилась совсем рядом с вазой, изредка вспыхивала и едва заметно вибрировала, отчего некоторые листы сыпались на пол.

— Когда мы виделись в последний раз, принцесса не выпускала ее из рук, — удивленно выдохнул Гидеон, разглядывая звезду сквозь налипшую на нее ткань тюля, — я понял, миледи.

Фобос усмехнулась, отставила в сторону стакан и махнула рукой. Седрик, верно истолковав знак, поклонился, протянул хлопающей глазами Анне руку и шипяще усмехнулся, когда Омут под ногами мальчишки схлопнулся с громким «пуф». Гидеон дернулся, повторил поклон Седрика и сверкнул чернильными глазами.

— Проваливай, раз понял, — хохотнула Фобос, прикрывая глаза.

* * *

— И как ты собираешься ее искать? — выдохнула Анна, оказываясь между пыльными полками.

Седрик вел их коридорами замка, темного и холодного, и Анна не переставала удивляться тому, как здесь вообще можно было жить. Как вообще можно было жить в мире, где нет электричества, сотовой связи и нормальной канализации, зато есть магия, которая хочет тебя убить, и куча подданных, желающих того же.

Нет, не то чтобы Анне совсем не была интересна магия, по правде говоря она испытывала детский восторг от всего этого, однако мрачная атмосфера и сваливающиеся одна за другой проблемы не оставляли места праздному интересу. Анне все еще казалось, что она знает все это очень давно, и вместе с тем Меридиан казался ей чужим и безжизненным. Фобос как-то слишком просто стала своей, а вот ее дом вызывал даже не отторжение — животный, сводящий внутренности ужас.

Гидеон бросил на нее задумчивый взгляд и фыркнул. Этот юноша казался Анне кем-то сродни своевольному младшему брату или лучшему ученику, но таковы скорее были чувства Фобос, а не ее собственные. Анна видела этого мальчишку впервые в жизни и не могла сказать, чего от него ждать.

Заблокированные видения скреблись в черепной коробке разбегающимися под кожей насекомыми, Анна морщилась и кривилась, но не могла уловить ни единого образа. Ощущать подобную пустоту в голове было странно, она привыкла видеть больше с самого детства, и теперь чувствовала себя почти беспомощной. Оба ее спутника молчали, и только их цокающие по камню шаги нарушали вязкую холодную тишину замка.

Они пришли в библиотеку. Огромную, похожую на лабиринт с высоченными стеллажами-стенами, количество книг в которой Анна не могла даже вообразить. И стоило ей отвлечься всего на мгновение — Седрик стал Риком, интеллигентам парнем в очках и узких брюках, а вовсе не пугающим средневековым магом в длинном балахоне. Одежда на Гидеоне тоже изменилась, однако образ так кардинально не поменялся. Несмотря на обтягивающую теперь футболку и простые черные джинсы, он по-прежнему производил впечатление нахального мальчишки. Самой Анне менять было нечего, она так и продолжала ходить в заляпанной местами земной одежде, так что она поморщилась оттого, что упускает возможность испробовать на себе подобного рода магию.

Гидеон зыркнул на нее так, будто ожидал россыпи вопросов, и Анна в отместку показала ему язык. Ничего спрашивать она не собиралась, по крайней мере не у них, а вот следить за действиями нового знакомца оказалось интересным занятием. Гидеон фыркнул, сложил руки на груди и сверкнул глазами, казалось, отражающими в себе всю мглу Меридиана. Анна хохотнула собственному сравнению, оттянула рукава куртки и поправила болтающуюся на плече сумку.

— Сюда, — позвал Рик откуда-то из глубины стеллажей.

Называть его мистером Хоффманом перехотелось после того, как он низко поклонился восседающей в кресле Фобос. Да и вообще его облик больше не ассоциировался у Анны с кем-то страшным и угрожающим. Рядом с Фобос Рик выглядел маленькой, свернувшейся в клубок змейкой, изредка показывающей клыки. Анна, конечно, понимала, что он все еще был опасен, но пока его хозяйка не считала Анну врагом, бояться ей было практически нечего. Практически, потому что Рик предупреждающе сверкал ледяными глазами и усердно делал вид, что готов вырвать глотку любому, кто покусится на его любимую хозяйку.

Книги завораживали. Анне даже казалось, что она может что-то прочитать, но стоило присмотреться, буквы расплывались и превращались в неведомые закорючки. Она вела пальцами по корешкам, перебирала казавшуюся теплой оплетку и не отрывала взора от сменяющихся названий. Некоторые книги стояли наоборот, и тогда Анна могла прикоснуться к пожелтевшим мягким страницам.

— Эй, не трогай! — Анну дернули за руку, оторвали ладонь от вспыхнувших чернотой страниц.

Гидеон стоял рядом, сжимал ее запястье и хмурился, уставившись на совершенно обычные книги. Рик ушел куда-то далеко вперед, настолько, что его не было видно, а бесконечные полки, казалось, достигали потолка. Анна поморщилась от жесткой хватки юноши, выдернула руку и отерла ладонь о штаны. Пальцы покалывало, во рту пересохло, а на голову как будто свалилось несколько этих самых непонятных книг. Гидеон не стал ничего объяснять, громко фыркнул и пошел вперед, бросив на Анну раздраженный взгляд. Анна закатила глаза, показала ему в спину язык и выкрикнула:

— Спасибо!

Рик ждал их в одном из тупиков. Он стоял, сложив руки на груди, постукивал носком ботинка по звонкому каменному полу и хмурился. Анна махнула ему рукой, со смешком наблюдая за скривившимся Гидеоном, и громко фыркнула, когда он тут же сдал ее:

— Она собиралась погулять по страницам или поймать какое-нибудь проклятие.

Рик вздохнул, потер переносицу и указал на одну из совершенно одинаковых книг на полке. На ее корешке цвели витиеватые буквы, которые Анна не понимала, рядом стояли еще несколько таких же, но именно от этой исходило странное, обжигающее пальцы тепло.

Они оказались в магазине неожиданно, Анна не успела даже пискнуть, как темные, красноватые цвета сменились серостью осеннего дня, а незнакомые слова — привычным английским. Она замотала головой, стараясь запомнить расположение книги-портала, но, стоило ей оторвать от него взгляд, Анна тут же забыла, какой из фолиантов перенес их сюда.

Гидеон, принюхавшись словно ищейка, сорвался с места, едва не врезался в стекло двери и зашипел, заслышав за спиной шипящий хохот. Рик подбросил на ладони ключи, отворил дверь, и в помещение хлынул поток теплого ветра. Анне казалось, что с их с Фобос ухода прошло огромное количество времени, однако стрелки часов показывали, что время сейчас едва приближалось к полудню.

— Это было вчера, — обреченно выдохнула Анна, накрывая лицо ладонями.

Рик язвительно хохотнул, дернул дверью, отчего колокольчик весело звякнул, и зыркнул в сторону сосредоточившегося Гидеона. Юноша осматривался, словно видел все это в первый раз, делал какие-то знаки руками и жмурился от слепящего солнца. Анна фыркнула, подтолкнула его в спину и вскинула руки, когда Гидеон уставился на нее предупреждающе.

— Так как ты собираешься их искать? — Анна подставила лицо припекающему не по-осеннему солнцу и сунула руки в карманы. — Я знаю, что спрашиваю одно и тоже уже третий раз, но мне правда интересно.

— Просто смотри, — буркнул Гидеон, прищуриваясь, — я все равно не смогу объяснить, а ты не поймешь.

После этих слов он расслабленно прикрыл глаза, сцепил руки на животе и пригнулся, словно был готовящимся к преследованию хищником. Рик закатил глаза, но промолчал и последовал за сорвавшимся с места Гидеоном, не забыв махнуть задумавшейся Анне рукой.

Спустя меньше получаса блуждания по улицам Гидеон остановился перед высоким ухоженным домом, потер ладони и ткнул в него пальцем. Дом походил на элитный жилой комплекс, собратьев которого Анна видела разве что из окна автобуса. Здание высилось этажей на двадцать, у его подножия располагались очаровательные ухоженные клумбы, а от панорамных окон отражался яркий свет послеполуденного солнца. Анна вздохнула, когда Гидеон просто сказал «там», и скосила глаза на закатившего глаза Рика. Вопрос «где там?» не прозвучал, но юноша нахмурился и обиженно поджал губы.

— Здесь на одном этаже минимум пять квартир, — вздохнула Анна, задирая голову, — а этажей двадцать.

— Что, собачонка уже потеряла след? — язвительно хохотнул Рик.

Гидеон рассерженно рыкнул и прищурился. Он постоял бездвижно несколько минут, поежился из-за задувающего за шиворот прохладного ветра, распахнул глаза и уверенно ткнул в один из открытых балконов почти на самом верху. Рик удовлетворенно кивнул, покопался в кармане и швырнул ему ключи.

— Проваливай, песик, — бросил Рик, уверенно направляясь ко входу, — дорогу назад найдешь. Идемте, мисс Фишер.

Анна растерянно оглянулась на скорчившего разъяренно обиженное лицо Гидеона, помахала ему рукой и побежала за подошедшим к стеклянным дверям Риком. Она не спрашивала, как они собираются пройти охрану и попасть в нужную квартиру, просто послушно шла за сложившим руки за спиной мистером Хоффманом и все больше погружалась в свои мысли.

Не то чтобы происходящее не казалось ей странным, и не то чтобы Анна не понимала, что реагирует на неожиданно объявившуюся в ее жизни магию слишком легко, просто последние события словно туманили разум и не оставляли места эмоциям. Анна чувствовала себя кем-то высоким, наблюдающим за всеми со стороны, но обделенным состраданием или способностью удивляться. Будто все это происходило не с ней, а с кем-то другим, и Анна смотрела собственную историю по телевизору. Собственная безэмоциональность несколько пугала, но вместе с тем у Анны попросту не оставалось времени обдумывать ситуацию.

Лифт пронзительно звякнул, выпуская их на нужном этаже, и Рик уверенно направился к квартире посередине коридора. Она не отличалась от остальных таких же ничем, и Анна никогда бы не сообразила, что она — именно та, что им нужна. Оставался единственный вопрос — как проникнуть внутрь и унести цветок-Калеба и ожерелье Элион и при этом не оказаться за решеткой? В квартире, конечно, могло никого и не быть, однако проникновение так или иначе оставалось проникновением. Не успела она раскрыть рот — Рик нажал на звонок и (о Боже!) превратился в крохотную, помещающуюся на ладони змейку. Недолго думая, змейка юркнула в образовавшуюся щель, а Анна осталась один на один с отворившей дверь женщиной.

* * *

Фобос спускалась по гулкой каменной лестнице медленно, обводила пальцами шероховатые камни, мельком проверяла заклинания и руны и глубоко дышала. Воздух здесь казался чем-то вязким и неприятным, напрочь склеивающим легкие, он, казалось, струился вокруг ощутимыми потоками, холодил кожу и противно заползал под одежду. Фобос не морщилась, вдыхала его упрямо, пока он не заполнял внутренности, и выдыхала, ощущая оставшиеся внутри отвратительные частицы. Было темно настолько, что ступеньки казались разверзшейся под ногами бездной, и только блеклые руны едва освещали поднесенные к ним пальцы. Фобос шагала уверенно, потому что знала каждый шаг, каждую ступеньку и выбоину в стене, и ей вовсе не нужен был свет, чтобы спуститься.

Темнота внизу встретила ее гулом собственных шагов, расползающимся по стенам раскатистым эхом и спертым, будто напрочь лишенным кислорода воздухом. Фобос сделала всего несколько шагов, остановилась, точно упершись в невидимую стену, протянула руку и кончиками пальцев коснулась леденящего тонкую кожу камня. Воздух тотчас будто вспыхнул и загудел, с пальцев слетели несколько тусклых огоньков, и Фобос склонила голову набок, скрывая за волосами ухмылку.

— Здравствуй, мама.

Помимо прошлой королевы в помещении высились еще множество изломанных судорогой, объятых камнем отвратительных тел правителей, имена которых никто уже и не вспомнит. Фобос покачала головой, обводя пальцами изуродованные криком губы матери, выдохнула ядовитый воздух, и этот звук разлетелся, затерялся в высоте незримых сводов.

— Прости, не помню твоего имени.

Ложь. Ложь опутывала ее паутиной, сковывала точно неудачливое насекомое и привязывала ко всем этим изрезанным трещинами камням разом. Смешок сорвался с губ ядом, растекся по полу и спрятался где-то под землей, словно дожидаясь своего часа. Фобос расхохоталась, крутанувшись на месте и шлепая ладонью по камню, и, будто спохватившись, резко замолчала, прикладывая ладонь ко рту.

— Ах да, ты ведь не выносишь громких звуков, — ядовито-зеленые глаза сверкнули в тусклом свете, и Фобос по-птичьи склонила голову набок, — не выносила, конечно. Неправильно говорить о мертвых в настоящем времени.

Гортанный смех разнесся по залу, рассыпался эхом и вернулся, путаясь в складках платья. Фобос отряхнулась, презрительно поджимая губы, будто звук собственного голоса казался ей омерзительным, и снова склонилась перед лицом объятой ужасом матери.

— Но больше всего ты не выносишь меня, правда? — тихий шепот слился с отсвистами ветра. — Ведь не родись я, ты была бы жива.

Фобос щелкнула статую по лбу, хохотнула и замолчала, прислушиваясь к чему-то. Звонкая тишина не пропускала звуки, темнота, казалось, наползала со всех сторон, так что слышно было лишь биение сердца единственного живого человека, находящегося здесь.

— Ты правда в это веришь?!! — Фобос оказалась к ее лицу близко-близко, коснулась носом кончика ее носа и оскалилась, отстраняясь. — Веришь, что смогла бы избежать этой участи?!!

Она обвела помещение резким взмахом, вспыхнул, на мгновение ослепляя, свет, и оказалось, что статуй гораздо больше. Словно каменный легион, они стояли ровными рядами, заполняли собой огромное помещение и прятали внутри крупицы отравы, уничтожающей все на своем пути, стоит ей оказаться под светом настоящего солнца.

— Это правда стоило того? — Фобос глубоко вздохнула, и теперь ее голос звучал гораздо тише, почти умиротворенно. — Ты буквально стерла меня, заставила забыть о моем существовании даже себя. Если бы тебе хватило сил, ты бы заставила меня исчезнуть совсем.

Фобос развернулась к ней спиной, заложила руки за спину и принялась неспешно обходить подземный зал. Большинство каменных людей застыли в изломанных позах, но были и те, кто принимал смерть, словно старого друга. Кто-то улыбался, кто-то стоял, закрыв глаза, а кто-то рыдал, и его слезы так и остались навеки высечены в охватившем его камне. Фобос цокнула каблуком, останавливаясь, развернулась и растянула губы в широкой ухмылке.

— Жаль тебя разочаровывать, но с моей смертью отданная сила не вернулась бы назад, — ее голос снова взлетел и также стремительно потух, — хотя ты, конечно, уже не могла об этом думать. Славно, что тебе хватило ума родить наследницу, которой перешел Свет, верно?

Фобос громко цокнула, склонила голову, слушая разлетающееся по помещению эхо, и прикрыла глаза. Некоторые, самые древние статуи пошли рваными трещинами, похрустывали от малейших колебаний воздуха и походили больше на груду камней. Они напоминали людей отдаленно, несли в себе рассыпавшиеся пылью черты и упрямо стояли, хотя казалось, что они готовы рухнуть прямо сейчас.

— Впрочем, у тебя получилось.

Надрывный шепот сорвался с губ, поцеловал открытый лоб каменной статуи и устремился к выходу, путаясь в чужом дыхании. Седрик появился неслышно, он преклонил колено у самой лестницы, замер, точно сам был одной из отвратительных статуй, и рассыпавшиеся по плечам волосы надежно скрыли светящиеся в темноте льдистые глаза. Фобос хохотнула, зашагала к нему, не оборачиваясь, и прошла мимо, бросив холодное «идем». Свет за ее спиной погас, и запретное подземелье, место, таящее в себе самые отвратительные тайны этого мира, скрыла зябкая, вязкая тьма, липнущая к волосам и оставляющая ожоги на коже.

— Это не так, — твердо произнес Седрик, когда они вышли в один из бесконечных коридоров замка.

Фобос на его слова лишь расхохоталась, зажмурилась на мгновение и отбросила волосы, хлестнув идущего позади змея. Ей даже казалось, что она слышала, как сжимаются его кулаки и скрежещут зубы, и это отчего-то приводило ее в еще больший восторг.

Они дошли до другой лестницы и неспешно спустились в помещение гораздо меньшее, но наполненное свежим, сочащимся из стен воздухом. Это не было подземелье, однако тонкие желоба окон-бойниц располагались под самым потолком и совсем не давали света, так что Фобос щелкнула пальцами, запуская в воздух несколько ярких шаров. Седрик застыл посреди помещения, сжимая в пальцах проклятый цветок, и Фобос хохотнула, разворачиваясь к нему лицом. Отчего-то сейчас его покорный вид вызывал раздражение, бурей вздымающееся в груди, а сверкающие магическим светом глаза смотрели слишком глубоко. Глубже, чем она могла позволить даже себе.

— Прекрати лезть в мою душу.

— Тогда не зовите меня так отчаянно.

Седрик смотрел на нее уверенно, но в глазах его плескалось сочувствие. Сочувствие, пожирающее изнутри, раздирающее внутренности, он жалел ее, как какую-то безнадежную нищенку, жалел, возможно, о самой встрече с ней. Ей самой стоило бы заглянуть глубже, но вспыхнувшее и сорвавшееся с губ ядовитым смешком отвращение застило взор кровавой пеленой. Седрик, будто поняв ее без слов, низко поклонился, протянул цветок в раскрытых ладонях и поднялся, стоило Фобос неосторожно коснуться его руки.

— Убирайся, — устало прошептала Фобос, отбрасывая хрустальный цветок к стене.

— Да, госпожа, — эхом отозвался Седрик, в то же мгновение исчезая в тени коридоров.

Фобос коротко хохотнула и на мгновение зажмурилась, словно от яркого, резанувшего по глазам света. Светящиеся шары погасли и загорелись снова, окутали ее мягким сиянием, расчертили тенями белое лицо и рассыпали отраженные от живого хрусталя блики. Цветок едва заметно трепетал лепестками, переливался, казался принявшей странную, причудливую форму водой и вовсе не походил на нечто живое. Фобос прищурилась, подходя ближе и присаживаясь перед ним на корточки, огладила пальцами бархатные листья и резко поднялась, вскидывая руки. Прозрачный купол вспыхнул алым всего на мгновение, затрепетал пожаром и осел на каменные, поросшие плесенью стены. Тихое шипение наполнило комнату, словно сотни змей клубились под ногами, пол, казалось, вздрогнул, и все затихло.

— Поднимайся, — приказала Фобос, опуская руки.

На месте хрустального цветка сидел Калеб, вовсе не похожий на того, кто обычно яростно вещал с помоста в Заветном городе. Зеленоватая в коричневых отметинах кожа казалась мертвенно-бледной, каштановые волосы ниспадали до самого пола, а от мускулатуры не осталось и следа. Он был тонким, словно росток тростника, и длинным, тянущимся к несуществующему свету. Калеб поднял на Фобос полные отчаянной злобы глаза цвета закаленной стали, вытянулся в полный рост и застыл, выжидающе разглядывая создательницу.

— Чего бы ты ни хотела от меня, я не согласен, — выплюнул он, не дождавшись ответа на молчаливый вопрос.

— Жаль, — мурлыкнула Фобос, сцепляя ладони за спиной, — что твое мнение меня не интересует.

— А меня не интересует твое, — зло отрезал Калеб.

Фобос растянула губы в ухмылке, взмахнула рукой — и шептун боком врезался в стену. Сверху посыпались осколки древних камней, припорошили бледное тело и шелестом рассыпались по полу. Калеб кашлянул, цепляясь пальцами за щербатую стену, не в силах стоять, но и не позволяя себе упасть на колени. Фобос одобрительно хмыкнула, сжала кулак, и его подбросило в воздух и обрушило на пол. Тишина воцарилась на несколько долгих минут, Фобос даже заинтересованно подошла ближе, но Калеб был жив. Он рвано дышал, откашливая сгустки зеленой крови, продолжал смотреть непримиримо, пусть даже теперь и снизу вверх. Его лицо постепенно менялось, приобретало все больше человеческих черт, он становился ниже, но крепче, и только глаза оставались прежними.

— Я не твой слуга, — его голос звучал решительно, словно он сам верил в свои слова.

Фобос расхохоталась, опустила руку ему на макушку и сжала в пальцах короткие теперь волосы. Калеб вздрогнул и дернулся, быстро вернул лицу упрямое выражение и протянул руку, чтобы сбросить ее ладонь. Его пальцы застыли в миллиметрах от запястья Фобос, словно натолкнулись на невидимую стену, рука, на которую он опирался, подогнулась, и Калеб рухнул на пол сломанной куклой. Единственным, что помешало его щеке встретиться с острым камнем, была удерживающая его белоснежная ладонь.

— Тогда почему ты боишься? — спросила Фобос, склоняя голову набок так, что волосы платиновым водопадом хлынули на ее лицо.

Калеб отшатнулся, стукаясь затылком о стену, и Фобос хохотнула, отпуская его. Он, словно не мог сам держаться, рухнул на усыпанный каменными осколками пол и закашлялся, изрыгая, кажется последние внутренности. Фобос раскинула руки в стороны и крутанулась на каблуках, хихикнула, точно разбаловавшаяся маленькая девочка, и затихла, слушая неровное дыхание своего непокорного создания. Между ними раскинулся Омут, мерцающий рябью и порывающийся сжаться, и Фобос шикнула, заставляя магический круг слушаться ее.

— Я тебе кое-что покажу, — пропела она, отбрасывая за спину растрепавшиеся пряди.

Картинка вспыхнула не сразу, появилась блекло, но это уже было неважно, когда Калеб увидел то, что она хотела ему показать. Он встрепенулся, приподнялся на сочащихся кровью локтях и жадно уставился в видение. Туда, где на него смотрел он сам, стоящий напротив его товарищей и говорящий его слова, туда, где все внимали и верили не-ему.

— Это не я, — прохрипел Калеб, будто пытался доказать это хотя бы самому себе.

Глаза Фобос сощурились, на ее лице расцвела кровожадная гримаса. Она сложила руки за спиной, топнула ногой, гася Омут, и тот схлопнулся с противным хлюпаньем.

— О, поверь мне, я знаю, — Фобос улыбалась, но голос ее звучал разгневанно, — и меня это беспокоит также, как и тебя.

* * *

Вилл определенно потерялась. Она блуждала по полутемным коридорам уже, кажется, целую вечность, но не находила и намека на огромную библиотеку-лабиринт, в которой они все оказались поначалу. Вилл совсем не заметила, когда осталась одна, она упрямо шла вперед, меряла шагами покатые камни и обернулась только тогда, когда привычный слегка визгливый смех Ирмы внезапно стих. Собственная беспомощность давила горло, она безрезультатно пыталась призвать Сердце, но ничего не выходило. Она будто лишилась сил в самый неподходящий момент и подставила своей слабостью всех остальных.

Слабость накатила на нее с самого утра, но так как они не собирались сегодня на Меридиан, Вилл решила ничего не говорить. Ведь как они смогут положиться на нее в следующий раз, если она может так запросто растерять дарованную ей магию. Вилл не знала, отчего это случилось, не имела ни малейшего представления, единственным достойным внимания событием за последние несколько дней стал визит в магазин дедушки Мэтта странного мужчины, вывернувшего, кажется, из нее всю душу. Но это случилось позавчера, а силы покинули ее только сегодня, да и едва ли обычный на вид мужчина мог быть одним из посланников злодейки-Фобос.

Самым странным было внезапно перестать слышать электроприборы. Холодильник, чайник, телефон и даже разговорчивая кофеварка замолчали разом, но Вилл не придала этому значения, так как привычно опаздывала в школу, а мама уже поджидала ее под дверью. Она попробовала призвать Сердце на одной из перемен, но Тарани увлекла ее разговором, так что на секундную задержку она тоже не обратила внимания. И вот теперь, когда нужно было перевоплотиться, упрямое Сердце не желало показываться. Не работала даже телепатия, хотя Вилл и казалось, что что-то щекотно скребется где-то на задворках сознания.

А вчера вообще все было в порядке, они все вместе прошли сквозь портал и вернулись обратно, и магия работала как положено. Вилл решительно не понимала, что с ней происходит, но спросить ни у кого не могла, потому что внезапно осталась одна в этих бесконечных сырых коридорах. И даже пробирающий до костей ветер казался наполненным злобой и вовсе не походил на теплый ветерок Хай Лин.

Вилл поежилась, натягивая рукава свитера до самых пальцев, и вздохнула. И как они вообще умудрились переместиться из книжного магазина на Меридиан? Да, конечно, Корнелия утверждала, что видела там Фобос, но Вилл отчего-то не думала, что простой книжный, в котором подрабатывает Элион, мог оказаться дверью в другой, враждебный мир. Вилл вообще не собиралась тащиться в какой-то магазин, она на самом деле очень сомневалась, что тиранка-принцесса из параллельного мира всерьез могла оказаться где-то на Земле. Они просто пошли проверить, потому что Корнелия очень уж настаивала, что это действительно была Фобос, и Элион угрожает опасность, но никто из них не думал, что слова Хейл в самом деле окажутся правдой.

Неподалеку что-то грохнуло, и Вилл вздрогнула, останавливаясь. Дрожь охватила тело, а приглушенные звуки надрывного кашля заставили замереть на месте. Вилл застыла посреди коридора, замотала головой на всякий случай, но не увидела никого, кто мог бы издавать страшные звуки. Вспыхнувшее фейерверком любопытство сверкнуло перед глазами, и Вилл сделала несколько шагов вперед, после чего силой заставила себя остановиться. У нее не было сил, чтобы помочь кому-то, она не могла помочь даже самой себе, так с какой стати она продолжала упрямо шагать, будто ее появление могло спасти кому-то жизнь?

Когда звук повторился совсем рядом, тело Вилл прошили леденящие мурашки. Волосы встали дыбом, а пальцы свело судорогой, заставившей вцепиться в собственные плечи. Вилл поморщилась, ощущая стук сердца где-то в горле, и двинулась дальше, потому что возвращаться все равно не было смысла. Она едва не прошла распахнутую дверь, замерла с поднятой ногой где-то посередине и резко отскочила назад. Спиной к ней стояла совершенно точно Фобос, а напротив нее, у дальней стены лежал, уткнувшись с пол, кажется, Калеб. Вилл подалась вперед, вглядываясь в покрытое пылью лицо, и подумала, что видела его только вчера. Еще одно мелькнувшее в голове воспоминание заставило ее распахнуть рот и уставиться в спину говорящей что-то Фобос.

— Ерунда какая-то, — выдохнула Вилл и тут же зажала себе рот.

Фобос резко развернулась, посмотрела точно на нее и раскинула руки точно в приветствии. Вилл поспешно спряталась за стену и упала на корточки, но было поздно. Сердце рухнуло куда-то в пятки и яростно застучало, приказывая бежать, вот только ноги намертво прилипли к полу. Вилл закусила губу, заставляя себя подняться, но поскользнулась и рухнула обратно.

Цокающие шаги казались оглушающим громом, Вилл понимала, что бессильна сейчас, и никого из девочек нет рядом, чтобы помочь. Она попалась как самая настоящая рыбка, клюнувшая на наживку, и теперь Вилл оставалось только ждать и делать вид, что ей вовсе не страшно. Вилл поморщилась, проклиная сегодняшний день, дурацкий магазин и весь Меридиан вместе взятые, подняла глаза на радостно скалящуюся Фобос и выдохнула, вставая перед ней. Фобос оглядела ее с ног до головы и поджала губы, перебирая в пальцах края широких рукавов.

— У меня нет Сердца, — решительно выдала Вилл.

На самом деле ее сердце, упрямое и неугомонное, отплясывало замысловатые танцы в кончиках пальцев, и Вилл горько хихикнула. Если бы оно помогло ей выбраться из этой глупой ситуации, если бы было хоть чуточку таким, как Сердце Кондракара, Вилл бы не чувствовала подкатывающий к горлу страх и возможно смогла хотя бы сдвинуться с места.

— Да, я вижу, — разочарованно выдохнула Фобос, отворачиваясь, — досадно. Миранда!

Девочка с пронзительными голубыми глазами появилась словно из ниоткуда, и Вилл вздрогнула. Она казалась младше всей их компании, выглядела лет на тринадцать, но при этом от нее веяло, так и сквозило странной хищной опасностью. Миранда сверкнула кукольными, будто стеклянными глазами и поклонилась, ожидая приказаний.

— Сопроводи гостей в камеру, — лениво проговорила Фобос, оглядывая лежащего на полу Калеба.

— Да, миледи, — откликнулась Миранда.

Ее голос показался Вилл странным. За по-детски высокими интонациями слышались шипящие и клацающие звуки, будто ее рот был полон длинных острых зубов. Миранда разогнулась и развернулась, будто вовсе игнорируя Вилл и Калеба, и направилась мимо, не глядя ни на одного из них. Вилл, все еще прикованная к месту то ли страхом, то ли чужой магией, вздрогнула, когда ноги сами собой сделали шаг, и оглянулась на поднявшегося Калеба. Все его тело было окутано тонкими, полупрозрачными будто паутина нитями, и именно они управляли им будто марионеткой. С Вилл было тоже самое. Неощутимые на коже нити стягивали руки и ноги, словно немое предупреждение опутывали горло и вели ее вперед, заставляя повиноваться воле кажущегося безобидным кукловода. Вилл почувствовала себя насекомым, мухой, попавшейся в паучьи сети, и это чувство не просто пугало, пускало по телу ледяной ужас, заставляющий цепенеть и почти с интересом разглядывать своего будущего убийцу.

— Располагайся, цветочек, — протянула Миранда.

Вилл, погрязнув в безрадостных размышлениях, не заметила, как они дошли до темницы. Она моргнула, разглядывая проржавевшие толстые прутья, и едва не вскрикнула, когда Калеб мешком рухнул на пол. Она сама покачнулась, когда нити паутины перестали удерживать ее, и почувствовала, как сердце на мгновение замирает от скрежещущего звука захлопнувшейся двери. Спохватившись, она бросилась к закашлявшемуся Калебу.

— Ты в порядке? — взволнованно спросила она неверным голосом.

Лицо его было залито кровью, а одежда, едва прикрывающая покрытое пылью тело — разорвана, так что Вилл отчетливо видела несколько бурых отметин как на лице, а также проступающий сквозь бледность зеленоватый оттенок кожи. Только вот Калебу, кажется, совсем не нужна была помощь, он оттолкнул ее руку и откинулся на стену, с глухим стуком опрокидывая затылок на влажный камень.

— Поторопись и вытащи нас отсюда! — рявкнул он, накрывая глаза ладонью.

Вилл запоздало покраснела то ли от полуобнаженного юношеского тела, то ли от грубого тона, отшатнулась и уселась прямо на холодный каменный пол. Откуда-то капала, путая мысли, вода, и она неожиданно для самой себя всхлипнула, пряча лицо в коленях:

— Я не могу.

— Что значит — не можешь? — спросил спустя почти минуту Калеб. — Ты же стражница, просто превратись и…

— Я не могу! — оборвала его Вилл.

Отчаяние затопило ее с головой, слезы подступили к горлу, и голос из-за них казался совсем детским. Вилл замотала головой, будто стряхивая налипшую паутину, стиснула колени руками и вскинула на Калеба полные слез глаза. Он сидел рядом, смотрел на нее обескураженно и больше ничего не говорил.

— Сердце не слушает меня, я вообще не чувствую его, — Вилл раздраженно всхлипнула и шмыгнула носом, — будто у меня вообще не осталось магии.

Калеб издал горестный стон, скатился со стены на пол и затих. Вилл поежилась от накатившего холода, подула на влажные ладони и растерла их, неожиданно тихо хихикнув. То ли подступающая истерика из слез переросла в смех, то ли вовсе отступила, но Вилл вдруг стало чуточку легче. По крайней мере она не одна в этом страшном подземелье и, пусть она знала Калеба всего ничего, он казался ей достаточно надежным. В конце концов и магия должна была когда-нибудь вернуться, да и девочки наверняка не оставят ее пропажу без внимания.

— Потрясающе, — безрадостно протянул Калеб, будто выражая их общие мысли, и Вилл снова хихикнула, осторожно касаясь его бедра.

Калеб поморщился, оглядел съежившуюся Вилл сквозь полуопущенные ресницы и цокнул. Девчонка выглядела иначе без трансформации, несколько младше и сильно беззащитней, так что, увидь он ее сейчас впервые, в жизни бы не поверил, что именно она — предводительница Стражниц и хранительница Сердца Кондракара. Не то чтобы Вилл казалась совсем уж соплячкой (Калеб и сам не выглядел особенно взрослым), просто ее облик не внушал доверия вовсе, и он даже допустил на мгновение мысль бросить ее как бесполезный балласт и выбираться самому.

Под самым потолком мерцало тусклым вечерним светом крохотное слуховое окошко, в которое протиснулся бы разве что цветок, по прутьям решетки изредка пробегали искры заклинаний, и единственным вариантом выбраться отсюда оставался подкоп. Калеб стукнул пяткой по каменному полу, шикнул себе под нос и криво усмехнулся, отбрасывая и его. Была призрачная возможность того, что кто-то из солдат или слуг окажется на стороне противостояния, но Калеб едва ли верил хоть кому-нибудь в этом мире, так что даже не рассматривал ее.

Слова Фобос намертво засели в голове, бесконечным повтором били по ушам, и Калеб отчего-то верил, ни на мгновение не сомневался в правдивости злобной принцессы. Она хотела вылепить из него верного слугу, почтительно склоняющего колени приспешника, Калеб видел, будто читал ее мысли, и все равно едва ли мог противиться жесткой руке собственной создательницы.

— Эй! — Калеб шлепнул ладонью по звонкому влажному камню, и сидящая к нему спиной Вилл вздрогнула. — Ты видела меня вчера?

Вилл неловко повернулась, поджала под себя ноги и прикусила губу, будто вопрос оказался для нее неожиданно сложным. Калеб шикнул, поторапливая, и девчонка покачала головой, убирая прядь ярко-рыжих волос за ухо.

— Ну да, мы же обсуждали план восстания, — кивнула она, — а ты разве не помнишь?

Калеб раскрыл рот и тут же его захлопнул, потер переносицу и крепко зажмурился. Вилл уставилась на него непонимающе, склонила голову набок и облизала губы. В камере было холодно и сыро, вот только Калебу — цветку по сути — такой расклад никак не вредил, он, напротив, чувствовал себя довольно неплохо несмотря даже на саднящие, начавшие затягиваться раны. Однако Вилл сейчас была обычным человеком, одетым в тонкий на вид свитер, и уже кусала губы и растирала ладони от холода. Калебу была доступна кое-какая оставшаяся после перевоплощения магия, и он щелкнул пальцами, отдавая девочке крупицы накопленного тепла.

— Почему та девочка назвала тебя цветочком? — неожиданно спросила Вилл.

Она будто и не заметила охватившего ее на мгновение сияния, придвинулась ближе и осторожно коснулась его руки.

— Я, кажется, помню, — слова Вилл звучали неуверенно, но вместе с тем она говорила твердо, — это было позавчера, мы оказались в Заветном городе вместе с Фобос, потом нашли лагерь повстанцев. И она превратила тебя в цветок. Как ты расколдовался?

Вилл склонила голову набок и поджала губы, сверля его настойчивым взглядом. Калеб поежился, неожиданно поняв, что мерзнет, скинул ее ладонь и поднялся, закидывая руки за голову. Вилл следила за каждым его движением, Калеб спиной чувствовал ее взгляд и не спешил отвечать. Где-то капала, раздражая слух, вода, слышались шаги и приглушенные переговоры стражи, лязг металла и сбитое, рваное дыхание пленников.

— Я не расколдовался. Фобос когда-то дала мне разум и человеческое тело, и только она вправе распоряжаться ими, — Калеб, замолкший на долгую минуту, все же добавил, оглядывая переплетающиеся с прутьями заклинания, — она вернула мне этот облик только сегодня.

— То есть ты правда цветочек? — хихикнула, будто пропустив большую часть его слов мимо ушей, Вилл.

Калеб скосил на нее глаза и вздохнул. Вилл не выглядела хоть сколько-нибудь пораженной и шокированной, она улыбалась и перебирала в пальцах длинные рукава. Калеб хохотнул про себя, рухнул на пол рядом с ней и несколько раз постучал по гулкой стене.

— Она зовет таких как я шептунами. — горячий выдох смешался с холодным воздухом и облачком пара взвился под самых потолок. — Души, живущие в цветах, ее глаза и уши в этом замке, несчастные создания, прикованные к ней нерушимой связью.

— Звучит грустно, — выдохнула Вилл.

Тишина навалилась оглушающим звоном, и Калеб громко хмыкнул. Он не нуждался в сочувствии, не нуждался в понимании или дружбе, однако именно сейчас отчего-то не смог сдержать язык за зубами. Калебу казалось, что он чувствует нависшую над ним распростертую ладонь Фобос, чувствует привязанные к рукам и ногам незримые нити, и единственной его целью было избавиться от нее. Уничтожить способную низвергнуть его создательницу, оборвать связующие кандалы и стать наконец свободным. В груди Калеба рос и полнился страх, не заглушаемый жалким потоком здравомыслия.

Неподалеку что-то хлопнуло и лязгнуло, голоса взвились в воздух и стихли, и вместо них раздались грузные, разносящиеся эхом шаги. Калеб невольно подобрался, уселся так, чтобы можно было легко вскочить, и вгляделся в наползающую на прутья темноту. Редкие факелы на стенах никто не зажигал, так что свет проникал внутрь разве что сквозь окошки и вместе с приближающимися вплотную к камерам стражниками. Рыжевато-желтый свет выхватил ржавые прутья и прошелся по стенам, бликами разбегаясь сквозь капли, осветил лицо сощурившейся Вилл и пропал, перепрыгнув куда-то под самый потолок. Грозное лицо Ватека появилось следом, и вместе с тем мелодично звякнули ключи в его руках.

— А ты не торопишься, — бросил Калеб, улыбнувшись.

Великан оскалился и хохотнул, перебирая связку и выискивая нужный ключ. Опутывающие решетку заклинания погасли, и дверь со скрипом отворилась, позволяя незадачливым пленникам покинуть промозглую камеру. Вилл вздрогнула и потерла глаза, так что Калебу пришлось дернуть ее за рукав, чтобы сдвинуть с места.

— Сегодня какой-то день открытий, — Вилл усмехнулась и пояснила на вопросительный взгляд Ватека, — я видела, как тебя казнили.

Ватек вздохнул и потер лоб, но комментировать не стал. Калеб закатил глаза, подозревая во всем этом очередной коварный замысел Фобос. Он даже не знал о казни, никто на самом деле ни о чем не знал, так что вполне могло оказаться, что прямо сейчас они все вместе послушно двигаются к самой середине тщательно сплетенной паутины. Впрочем, выбора все равно не было, и Калеб предпочел делать хоть что-то тупому беспомощному сидению в клетке.

В коридорах темницы было пусто и тихо, раздавались лишь редкие хрипы и шум бьющего в стены ветра, да кое-где мерцали затухающие факелы. Ватек вывел их к лестнице, но свернул куда-то в сторону, нырнул в нишу и исчез. Вскоре откуда-то из-за стены послышались покашливания и перешептывания, на свет высунулась кучерявая голова стражницы воды, а следом за ней показалась подзывающая их ладонь.

— Ирма! Хай Лин! — встрепенулась задумчивая Вилл.

Глаза Ирмы сощурились, она подозрительно оглядела Калеба и фыркнула, и он сложил руки на груди, закатывая глаза. Из-за ее плеча показался острый любопытный нос и тут же скрылся с тихим вскриком.

— Тара и Корни тоже здесь, заходите скорее! — зашептала Ирма.

Внутри ниши оказался узкий, замаскированный под трещину в стене проход, скрывающий небольшое темное помещение. Здесь не было окон или дверей, так что надежды о скором побеге из замка осыпались в мыслях Калеба хрустальными лепестками.

— Калеб! — тихо ахнула Корнелия.

Без привычной одежды стражницы она вдруг показалась Калебу совсем другим человеком. Детское, по-кукольному надменное лицо, едва достающие до середины спины волосы; да и сама Корнелия оказалась ниже, так что едва доставала ему макушкой до подбородка. Она была одета в длинную юбку и мешковатый свитер и вовсе не походила на грациозную стражницу земли и отважную защитницу слабых.

— Здравствуй, Корнелия, — кивнул Калеб, делая несколько шагов к девушке.

Он оглядел остальных изменившихся стражниц и со смешком подумал, что их и самих неплохо было бы кому-то защищать. Калеб приблизился к Корнелии почти вплотную, ухватил протянутые к нему ладони и осторожно заправил за ухо прядь светлых волос. Не то чтобы она не нравилась ему, не то чтобы она когда-нибудь нравилась ему по-настоящему, но такой союз с одной из стражниц был выгоден для восстания и для него самого, так что рушить все неосмотрительными словами Калеб не собирался.

— Курлык-курлык, голубки, — фыркнула Ирма, — помилуетесь позже, сначала нам нужно сделать отсюда ноги. Вилл?

Она уперла руки в боки и уставилась на подругу грозно, так что Вилл мгновенно стушевалась, опустила голову, скрывая лицо за волосами, и принялась теребить края рукавов. Корнелия вырвала руки и шикнула на говорливую подругу, но та не обратила на ее никакого внимания. Калеб вздохнул, ощутив себя вдруг старшим в компании непослушных детишек, и кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Она не может использовать магию, — Вилл благодарно кивнула, все еще не поднимая головы, и Калеб продолжил, — так что нам нужно придумать, как выбраться отсюда другим способом. Сразу скажу, с такой толпой не привлекать к себе внимание будет практически невозможно.

— Как насчет разделиться? — вскинула руку Хай Лин, и все взгляды тут же скрестились на ней. — Раз мы не можем пойти все вместе, пойдем группами.

— Нет, — вздохнула Тарани, — без Сердца мы не сможем вернуться на Землю, и мы не знаем, когда Вилл сможет его призвать, чтобы открыть портал.

Все это время она стояла, приложив ладонь к подбородку, в одном из самых темных углов помещения. Когда она заговорила, пламя, трепещущее под потолком, всколыхнулось, осветило ее лицо и опало. Корнелия поджала губы и покачала головой, складывая руки на груди, а Ирма переглянулась с пожимающей плечами Хай Лин.

— Ты хочешь сказать, — взмахнула рукой Вилл, — что мы сможем вернуться только тем же путем, каким попали сюда?

Корнелия цокнула и качнула головой. Калеб скосил на нее глаза и нахмурился, обдумывая дальнейшие действия. Он не совсем понимал, почему они не могли просто остаться на Меридиане на какое-то время, но признавал, что другие варианты еще более маловероятны. Едва ли они смогут найти в городе портал, как едва ли смогут прятать стражниц, о присутствии в замке которых Фобос была прекрасно осведомлена.

— Ой! — воскликнула, нарушая мрачную тишину, Хай Лин. — Элион ведь подумает, что мы бросили ее, хотя сами навязались помогать.

Имя неожиданно показалось Калебу знакомым, и он прищурился, вспоминая, где мог его слышать. Караулящий у входа Ватек вздрогнул и едва не стукнулся затылком о стену, вытаращил глаза и замотал головой, зажимая себе рот ладонью.

— Вы ведь не говорите о принцессе Элион? — просипел он, получив от Ирмы тычок в живот.

Повисла колкая, напряженная тишина. Корнелия вскрикнула и зажала себе рот ладонью, но Калеб все равно услышал приглушенное «так вот, зачем». Раскрывшая от удивления рот Хай Лин машинально хлопнула по подставленной Ирмой ладони, Тарани задумчиво кивнула, а Вилл глубоко вздохнула, разглядывая собственные руки. Калеб отвесил мысленный подзатыльник и выругался про себя, сетуя на то, что принцесса оказалась так близко, а Ватек так и стоял, испуганно вращая глазами.

— Итак, — хохотнула стражница воды, растягивая губы в хищной усмешке, — молодой человек, не подскажете, как пройти в библиотеку?

* * *

— Лорд Седрик, — Миранда выросла перед ним, словно соткалась из воздуха, и склонилась в почтительном поклоне, — Ватек рассказал стражницам о принцессе Элион.

Седрику показалось, что он слышит, как стираются в крошку его собственные зубы. Он глубоко вздохнул и поджал губы, сцепляя пальцы в замок перед собой. Склонившаяся перед ним Миранда едва заметно подрагивала, Седрик не мог видеть ее лица, буравил взглядом чернявую макушку и глубоко дышал сквозь плотно сжатые зубы. Пламя в факелах на стенах нервно коптило, то взвиваясь под самый потолок, то почти затухая, облизывало сырые камни и обволакивало едким сизым дымом. Вокруг не было никого, на ком можно было бы выместить охвативший его гнев, и Седрик прикрыл глаза, мысленно сталкиваясь с разрушительной яростью в мерцающих колдовскими изумрудами глазах.

— Я сам доложу об этом принцессе, — наконец выдохнул он, скрывая лицо ладонью. — Что еще?

Миранда не двигалась, разве что слегка приподняла голову, разглядывая его прозрачными глазами. Седрик готов был поклясться, что видит на ее вечно безразличном лице улыбку, но, стоило ему присмотреться, Миранда вновь обратилась самой собой. Девчонка качнула головой и распрямилась, клацнула острыми зубами и склонила голову набок.

— Я прослежу, чтобы стражницы не добрались до библиотеки слишком просто, — она снова поклонилась, взглянула не него исподлобья и сощурилась, бросив словно между прочим, — вы обратились.

И исчезла, словно ее здесь и не было. Седрик шикнул, разглядывая покрывшиеся зеленоватой чешуей ладони, скосил глаза вниз и ухмыльнулся. Ноги все еще были ногами, торчали из-под ставшей короткой накидки уродливыми палками. Седрику не нравился этот облик, промежуточная форма между человеком и змеем, отвратительный уродец, отвергнутый обеими расами, однако это был он и никто другой. Пламя на ближайшем факеле колыхнулось в последний раз и погасло, словно и оно не могло лицезреть его вид, полумрак накрыл плечи, пеплом устлал пол под ногами и зашептал, словно городская сплетница, запел в уши и смолк, позволяя Седрику услышать собственные мысли.

Словно в забытьи он дошел до покоев принцессы, коснулся двери кончиками пальцев и отпрянул, когда створка, будто повинуясь одному его желанию, едва отворилась. Неведомая сила втянула его внутрь, и двери за его спиной захлопнулись, заглушая на мгновение неровный стук всполошенного сердца. Седрик замер, не смея сделать ни единого шага, склонился так низко, чтобы не видеть и края подола госпожи, и прикрыл глаза, позволяя себе вспоминать.

В этой комнате не было тепло или холодно, не было чего-то особенного, за что мог зацепиться глаз. Здесь вовсе не было ничего, кроме единственной женщины, не желающей признавать собственную слабость. Фобос стояла у окна, спиной к нему, и даже в таком положении Седрик видел, не мог не видеть ее тонкий стан, покатые плечи и острые лопатки. Она сжимала губы в тонкую белую линию, хмурилась, отчего по лбу бежала глубокая складка, стояла прямо, будто не в силах расслабиться, и едва-едва улыбалась. В ее глазах плескались печаль и усталость, поросшая мхом горечь растекалась по тонким морщинкам, а в пальцах она душила собственную смерть.

— Мы что-то празднуем? — ее голос разлился по комнате терпким сиропом и истлел прежде, чем достиг его слуха. — К чему парадный костюм?

Холодные пальцы коснулись его щеки невесомо, потянули вперед, запутались в волосах и опали, шлепая по плечу. Фобос хохотнула и прикрыла глаза, огладила обтянутую плотной тканью камзола кожу, царапнула по подбородку и обвела дрогнувшие веки. Она тянула его, без слов приказывала перестать упрямиться, но Седрик стоял, будто и сам обратился в камень. Он знал, что увидит, но все равно не смел, не мог поднять голову. Седрик не позволял себе видеть ее такой, потому что лишь ему одному это позволяла она.

— Госпожа, — прошелестел он и замолк.

Здесь не было ни единого постороннего звука, свет не отражался от серых стен, не плясал в окнах и не путался в платиновых волосах. Здесь не было ничего, кроме него самого и тлеющего призрака, Седрик чувствовал разлетающийся пепел кончиками пальцев, ощущал горечь на языке и жмурился от раскаленного образа на веках.

— Ну же, — колючее, вспарывающее кожу раздражение резануло в воздухе, замерло в миллиметре от его горла, — поднимайся. Расскажи мне, что тебя беспокоит.

Фобос говорила тихо, едва перекрывая шелест крови в жилах, перебирала длинными тонкими пальцами волосы и слегка тянула на каждом звуке. Она словно сжимала поводок, вот только он вовсе не был нужен.

Седрик послушно распрямился, и ее рука потянулась следом. Принцесса ухмыльнулась, склонила голову набок, накручивая на палец его волосы, и облизнулась. В ее глазах сверкали болотные огоньки, гипнотизирующие, заманивающие в зыбучие сети, и Седрику показалось, что он не может смотреть на них, как не может и отвести взгляд. Дыхание перехватило, зажало между ребрами и толкнуло обратно, куда-то в живот. Принцесса хохотнула, отпрянула, выпуская «поводок», и развернулась, усаживаясь за туалетный столик. Она качнула в руках расческой, стукнула ей по краешку столика и откинулась назад так, словно за ее спиной была прочная опора.

— Не смей менять облик, — сталь в голосе пощечиной обожгла щеку.

Седрик едва сдержался, чтобы не поморщиться, приблизился к ней в несколько шагов, подхватил упавшую на пол расческу и снова замер. Фобос тряхнула волосами и расхохоталась, вырвала расческу и отбросила ее в сторону, опускаясь спиной на его живот.

— Нельзя больше тянуть, — прошелестел, едва не путаясь в словах, Седрик, — стражницы знают о вашей сестре.

Он не чувствовал тепла или тяжести, словно принцесса и в самом деле была бесплотным призраком. Его непослушное сердце пойманной птицей билось ровно под ее ухом, рвалось на свободу и трепетало, не смея покинуть овитую терновником клетку.

— Вот как? — кисточка, которую она вертела в пальцах, переломилась надвое. — Впрочем, они дети, и вовсе не всесильны. Не стоит беспокоиться.

В отражении мутного зеркала ее лицо выглядело совсем белым, словно фарфоровым, и посреди него затягивали, подобно трясине, серо-зеленые, подернутые полупрозрачной дымкой глаза.

— Хотя, пожалуй, ты прав, — Фобос щелкнула пальцами и потерлась затылком о его грудь, — и когда ты предлагаешь ее забрать?

Ее макушка находилась ровно напротив его сердца, и Седрик на мгновение испугался, что принцесса услышит, как заполошно оно бьется. Она смотрела на него сквозь серебристое отражение, чуть щурилась и кусала губы. Там же в зеркале был он сам, с обагренным отвратительной маской лицом и сбитым напрочь дыханием. Седрику казалось, что Фобос видит его насквозь, копается в его внутренностях и снисходительно улыбается, будто считает его не более, чем удобной марионеткой.

— Послезавтра на Земле праздник, — Седрик опустил ладони на ее плечи и втянул носом слетевший с ее губ сладостный стон, — день, когда люди надевают костюмы, чтобы слиться с выбравшейся наружу нечистью.

Фобос замерла на мгновение, разглядывая его сквозь отражение, приоткрыла губы и звонко расхохоталась. Придавленное ее головой сердце обиженно скакнуло и успокоилось. Седрик растянул губы в широкой усмешке, погладил ее по плечам и прикрыл глаза, едва сталкиваясь с собственным взглядом в зеркале. Плечи под его пальцами подрагивали, будто их обладательница судорожно искала, за что уцепиться, мелодичный смех вдруг сделался похожим на воронье карканье, хриплое и зловещее, и Седрик сжал ее крепче. Прижал к себе, пока еще мог удержать, склонился, касаясь губами макушки, и распахнул глаза, ловя в отражении дьявольские изумруды.

— Чудовища крадут прекрасную принцессу посреди торжества, — Фобос хохотнула и склонила голову набок, вглядываясь в отражение его глаз, — весьма поэтично.

* * *

Элион осторожно прикрыла за собой входную дверь, скинула ботинки, воровато огляделась и пулей шмыгнула в свою комнату. Отец еще был на работе, а мама должно быть пошла в магазин, потому что в доме не было никого, кроме нее и неожиданного маленького гостя. Зверек Вилл так вцепился в нее в магазине, что Элион пришлось нести его домой, потому что нерадивая хозяйка не объявилась даже к вечеру. Сумки и верхняя одежда были на месте, а вот сами девочки будто испарились, снова оставив ее одну. Элион ждала их возвращения почти до самого закрытия, пока Анна мягко не отправила ее домой, и теперь ей казалось, будто все это было дурацкой шуткой, насмешкой над ней и их дружбой. В груди скреблась обида, и ей помогал шустрый зверек, так и жаждущий исследовать новую территорию. С помощью какой-то энциклопедии они определили его как соню-полчок, так что Элион теперь так и звала его — Соня.

Элион сбросила сумку и расстегнула куртку, выпуская нового знакомца на волю. Соня забавно пискнул, повел носом и выскочил, тут же скрывшись где-то под кроватью. Элион фыркнула, включила свет и выдохнула, с размаху падая на кровать. Девочки обещали помочь с выбором костюма для Хэллоуина, но ей это уже не было нужно. Сегодня Элион сама нарисовала эскиз, и Анна пообещала, что купит ткань, и завтра они вместе сошьют его. Выбор платья оказался неожиданно легким, будто Элион всегда знала, как оно должно выглядеть. Заглядывающий ей через плечо Гидеон фыркал и отвлекал, но от его присутствия ей отчего-то было тепло.

Вернувшаяся из магазина мама позвала ее на кухню, и Элион подскочила, заглянула под кровать, но Сони там не обнаружила. Не нашелся он в других укромных уголках, так что она, поймав себя на том, что расстроена, решила, что зверек просто вернулся домой. Не появился он и к самому вечеру, когда вернулся папа, и они все вместе сели ужинать, и даже тогда, когда Элион гасила свет и укладывалась спать. Зато ночью в полудреме ей показалось, что кто-то теплый прижимается к ее боку и едва слышно сопит.

— Соня! — воскликнула Элион, едва проснувшись.

Зверек обвивал ее руку словно длинная перчатка, сопел куда-то в сгиб локтя и, казалось, вовсе не желал просыпаться. Элион улыбнулась, касаясь пальцами мягкого меха, погладила его по выступающему хребту и дернула за хвост. Соня приоткрыл один глаз и обиженно фыркнул, тут же закрыв его обратно. Элион рассмеялась, слегка взмахивая рукой, и щелкнула его между ушами.

— Заставил же ты меня поволноваться, — она опустила ступни на пол и поежилась от гуляющего по комнате сквозняка, — и куда ты вчера пропал?

Окно было распахнуто настежь, и хотя осень в этом году была довольно теплой, за ночь комната оказалась пропитана промозглым воздухом. Элион поморщилась, глянула на недовольно пискнувшего Соню и поднялась, захлопывая окно. Зверек покосился на нее как будто неодобрительно, шустро шмыгнул куда-то на пол и затерялся в разбросанных возле стола рисунках. Их наверное сбросил ветер, и Элион не стала поднимать, вытянув только один из общей кучи. На нем была она сама почти в том же платье, что придумала вчера, а рядом стояла высокая женщина с колким взглядом и тонкими губами. Они были неуловимо похожи, в детстве Элион думала, что так когда-то выглядела мама, но теперь женщина напоминала ей кое-кого другого.

— Дорогая, иди завтракать, а не то опоздаешь!

Громкий голос мамы спутал мысли всего на мгновение, и Элион показалось, что женщина с рисунка лукаво подмигивает. Она фыркнула, откладывая его на стол, скосила глаза на шуршащую кучу на полу и хихикнула, выскакивая из комнаты.

Идти в школу не очень-то хотелось, погода на улице стояла довольно приятная даже несмотря на обещающий ливень прогноз погоды. Элион сжимала в пальцах увесистый зонтик, размахивала им, точно полицейской дубинкой, и шагала вперед. Где-то здесь они обычно встречались с Корнелией, и Элион на всякий случай огляделась, но подруги не было видно. Вокруг сновали люди, по дороге ездили машины, и все это отчего-то вдруг показалось ей страшно неправильным. И солнце, пекущее макушку, и гудящие в пробках автомобили, и спешащие по своим делам люди, кажущиеся слишком обычными для этого дня. Хэллоуин был уже завтра, но Элион казалось, что что-то волшебное происходит с ней прямо сейчас.

— Элли!

Или нет, потому что прямо сейчас к ней на всех парах мчалась запыхавшаяся Хай Лин. Она размахивала руками и вовсе не походила на что-то волшебное, так что Элион тяжко вздохнула и остановилась, поправляя на плече зашевелившуюся вдруг сумку. Соня выглянул сквозь щель и юркнул обратно, зашуршал и затих, не обращая больше внимания на посторонние звуки. Элион прихлопнула вздувшийся бок сумки ладонью и хихикнула, услышав в ответ возмущенный писк.

— Пожалуйста, прости нас! — Хай Лин сложила ладони вместе и склонилась, уткнувшись глазами в собственные кеды. — Вчера кое-что случилось, так что нам пришлось уйти, мы и не думали, что это затянется так надолго.

Кончики ее длинных, убранных в низкие хвостики волос едва не стелились по земле, хотя может быть Элион только показалось, потому что уже в следующий момент Хай Лин распрямилась, часто закивала и захлопала глазами. Соня в сумке вновь зашевелился, и Элион придавила его ладонью.

— Оставив все вещи? — Элион вскинула брови и покачала головой. — Ладно, я понимаю, что это не мое дело…

— Вовсе нет! — перебила ее Хай Лин, но пояснять не стала и сменила тему. — Вчера не получилось, но не хочешь сегодня прийти ко мне и подумать над костюмами для завтрашнего праздника?

Мимо проехали несколько ребят на скейтах, и Элион отшатнулась, едва уходя от столкновения. Хай Лин поморщилась и выкрикнула что-то неодобрительное им вслед, после чего неодобрительно посмотрели уже на нее. Она пожала плечами и широко улыбнулась, разводя руками, и подмигнула хихикнувшей Элион. Здание школы уже маячило в обозримой близости, так что вокруг оказывалось все больше знакомых и незнакомых учеников.

— На самом деле вчера я нарисовала эскиз, и сегодня Анна поможет мне сшить платье, — Элион вдруг стало стыдно, будто это она нарушила данное обещание.

Она отвернулась, скрывая наползший на щеки румянец, и поморщилась, закусывая губу. Немного впереди шла Корнелия, а рядом с ней болтали о чем-то Вилл и Тарани. Ирмы видно не было, так что Элион со смешком решила, что та как всегда опаздывает.

— Анна? — удивленно переспросила Хай Лин.

— Она работает в книжном, — кивнула Элион, — я хотела вас познакомить, но ее не было, а когда она пришла, вы уже исчезли.

Хай Лин смущенно улыбнулась и больше навязываться не стала, так что между ними воцарилась недолгая приятная тишина. Школьники вокруг переговаривались, порой слишком уж громко, так что Элион иногда фыркала, невольно подслушивая чьи-то беседы. В основном говорили об уроках и учителях, а еще о завтрашней вечеринке, так что на нее вновь нахлынуло щекотное ощущение витающей в воздухе магии.

— Хай Хей, Элион! — Ирма налетела на них сзади, обхватила за плечи и захохотала.

Элион покачнулась, едва не заваливаясь вперед, и покачала головой. Ирма дышала ей в самое ухо, так что хотелось отстраниться. Соня в сумке задушено пискнул, но за смехом Лэр его никто не услышал. Отдавать нового питомца хозяйке не хотелось, и Элион утешала себя тем, что он может быть компенсацией за то, что они бросали ее не только вчера, но и все последнее время.

— Ну что, идем сегодня в Серебряный дракон? — Ирма пихнула Элион в бок и подмигнула. — Ты же не зароешься в книжках перед самым праздником?

— Зароюсь, — буркнула Элион, выпутываясь из захвата и ускоряя шаг, — звонок почти прозвенел.

Девочки остались где-то позади, Элион поспешно обогнала оглянувшихся на нее Вилл с Тарани и Корнелией и поспешила в класс. Зашедшая перед самым звонком Корнелия смерила ее непонятным взглядом, Вилл поджала губы и отвернулась, сосредотачиваясь на миссис Рудольф, и Элион обиженно поджала губы, отворачиваясь к окну. Погода стремительно портилась, в окно завывал ветер, голые ветки покачиваясь, размахивая крючковатыми пальцами-сучьями, а небо затягивали серые тучи.

Дождь полил сразу после обеда, едва прозвенел звонок на последний на сегодня урок. Сизая стена накрыла город, крупные капли забарабанили по крышам, зашелестели, словно запели замысловатую песню. Сквозь окно теперь было видно разве что залитую траву во дворе и кусок ворот, скрывающийся в сером мареве, но Элион все равно смотрела, и этот пейзаж ей нравился гораздо больше, чем теплое утреннее солнце. Была в ливне какая-то ностальгия, тоска по местам, которых она никогда не видела, и по людям, которых никогда не знала. В дождь Элион закрывала глаза, переносилась куда-то совсем в другой мир, отчего-то кажущийся отголосками ее-чужого прошлого, где точно также лила с неба вода, и красивая женщина с усталым взглядом смотрела на нее так, будто Элион была чем-то необыкновенным.

Девочки ждали ее у школьных ворот. Корнелия демонстративно смотрела в другую сторону, Вилл пожимала плечами, а Хай Лин неловко улыбалась. Ирма и Тарани о чем-то тихо переговаривались, стоя под одним зонтом на двоих, и Элион прошла мимо них, едва сдерживая желание обдать их холодными брызгами. Серебристая ткань ее зонта колыхалась от сильного ветра, и Элион казалось, что она вот-вот взлетит, оставляя и подруг, и школу, и все, о чем когда-то могла сожалеть.

— Хай Лин сказала, ты сама нарисовала эскиз костюма, — заговорила Вилл, и Элион опустилась на землю, — я так и не придумала, в кого нарядиться, ты не могла бы мне помочь? Кстати, ты не видела вчера мистера Хаглза, мою белку?

Соня в сумке ощутимо вздрогнул, ткнувшись в бедро, и притих. Элион остановилась, отделяемая от девочек большой лужей, качнула зонтом, отчего вода с него разбила мутное отражение, и сунула свободную руку в карман.

— Не трогала ваши вещи. Если ничего не можешь придумать и не хочешь заморачиваться, нарядись ведьмой, — Элион хихикнула, глядя на вскинувшую брови Вилл, — черное платье плюс остроконечная шляпа и вуаля, костюм готов. Можно еще для антуража лицо и руки выкрасить зеленой краской, если захочется.

Мимо проехала машина, и Элион поспешно отскочила, закрываясь зонтиком, словно щитом. В плотную ткань ударила грязная волна, волосы, даже скрытые капюшоном куртки, тут же промокли. Элион поморщилась, встряхивая зонт и возвращая его в вертикальное положение, но она все равно успела промокнуть, так что стекающая за шиворот вода теперь противно холодила кожу, а волосы сосульками липли к щекам. Корнелия громко ругалась вслед скрывшейся машине, Ирма дергала ее за рукав и смеялась, Тарани и Вилл стряхивали с курток воду, а Хай Лин как ни в чем не бывало покачивалась с ноги на ногу и мечтательно улыбалась.

— Похоже, встречу придется отложить, сама природа против наших обсуждений, — засмеялась она, — идемте по домам, вечером созвонимся. Элион, теперь ты не отвертишься!

Элион тоже засмеялась, пообещав в этот раз составить им компанию, и они спешно распрощались. Девочки разошлись по домам, а Элион бегом направилась в магазин, уже издалека встречающий ее ярким светом и предвкушением согревающего озябшую кожу тепла. Колокольчик над дверью звякнул непривычно тихо, его тут же заглушил раскат грома, где-то за спиной сверкнула молния, и Элион поспешно забежала внутрь, захлопывая за собой дверь и останавливаясь. С нее текло ручьем, кроссовки пропитались водой и хлюпали от каждого шага, вода стекала по шее, забиралась под одежду и сковывала движения, точно была неразрывными цепями. Элион поежилась и закашлялась, отставила зонтик и помахала рукой выглянувшей из-за стеллажа Анне.

— Элион, ты же вся мокрая! — неодобрительно вздохнула она вместо приветствия.

— Будто на тебя вылили парочку ведер не самой чистой воды, — хохотнул появившийся Рик, — идем наверх, примешь душ и переоденешься.

Элион огляделась, будто в надежде увидеть кого-то еще, и пожала плечами. Она знала, что квартира Рика расположена над магазином, но он никогда прежде не пускал ее туда. Он поманил ее пальцем, и Элион рассмеялась, скинула хлюпающие кроссовки, подошла к Анне и всучила ей сумку с пискнувшим Соней. Рик закатил глаза, и они обе показали ему язык.

Переодеваться в сухое после горячего душа оказалось отчего-то смущающим. Элион старалась не разглядывать оставленные в ванной вещи хозяина, но все равно то и дело цеплялась взглядом за валяющуюся на корзине для белья рубашку и пару зубных щеток в стеклянном стаканчике. Она не знала, кому принадлежала вторая, но воображение услужливо подбрасывало образ светловолосой женщины с пронзительным взглядом. Элион тряхнула влажными волосами, аккуратно сложила выданное ей полотенце и скептически оглядела собственную одежду. Нижнее белье почти не пострадало, так что она натянула его, громко фыркнула и следом надела объемный свитер цвета застарелой ржавчины. Одежда Рика казалась теплой и приятной на ощупь, и от этого Элион смущалась еще сильнее.

— Элион, ты закончила? — голос Рика слился с ровным стуком. — Тут кое-кто очень по тебе соскучился.

Его голос звучал насмешливо, и Элион закатила глаза, растягивая губы в широкой улыбке. Она распахнула дверь, вопросительно склоняя голову набок, и в ее руки тут же прыгнул взбудораженный Соня. Зверек что-то неразборчиво пищал, крутился и ерзал, пока не забрался Элион на плечи, где и затих, положив мордочку ей на шею. Она погладила его по влажному носу и вздохнула.

— Он ведь питомец Вилл, она его ищет, — Элион вышла в коридор и оперлась плечом о стену, наблюдая, как Рик закладывает ее вещи в стиральную машину, — я должна буду его вернуть.

Соня недовольно пискнул и едва ощутимо прикусил распаренную кожу. Рик неспешно засыпал порошок и выбрал программу стирки, поднялся и погладил ее по голове. Элион показалось, будто его глаза ярко сверкнули, когда он кончиками пальцев коснулся пушистого хвоста Сони, но видение тут же пропало. Рик покачал головой, выключил свет и направился к лестнице, так что Элион послушно засеменила следом.

— Не похоже, что он хочет возвращаться, — хмыкнул Рик, — ты обрела верного фамильяра.

Она оказались в кухне, так что Рик усадил ее за стол и принялся бренчать чашками, разворачиваясь к ней спиной. Здесь не было окон, но даже так Элион отчетливо слышала стук капель по крышам, стеклам и асфальту, будто сама была этими каплями, врезалась в землю и растворялась, становилась кем-то другим. Она прикрыла глаза, вслушиваясь в звуки дождя, зарылась пальцами в мягкую шерсть Сони и откинулась на спинку. Чашка перед ней пронзительно звякнула о блюдце, и Элион вздрогнула, распахивая глаза и сталкиваясь с ехидным взглядом Рика.

— Фамильяры гораздо умнее обычных животных, они привязываются к духу, а не к телу, можно сказать питаются жизненной энергией, — он покачал головой и уселся на стул напротив, — в обмен на нее он будет защищать тебя даже ценой собственной жизни.

— Жизненной энергией? — Элион слегка наклонила чашку, так что чай булькнул и волной ударился в тонкую стенку. — Так правда бывает?

Рик взглянул на нее исподлобья, и теперь Элион была абсолютно уверена, что его глаза полыхнули голубоватым пламенем. Она склонила голову набок выжидающе, прищурилась и растянула губы в улыбке, когда он сделал то же самое.

— Конечно нет, — хохотнул Рик мгновение спустя, — полагаю, ему просто понравился твой запах.

Элион рассмеялась, отчего-то не веря ни единому его слову, и замолкла. Повисла тонкая, нарушаемая отзвуками дождя тишина, в которой отчетливо слышались собственные мысли, происходящее казалось до чертиков правильным и все удивительно вставало на свои места. Словно магия, ощутимая на кончиках пальцев, витала в воздухе, и эта магия принадлежала ей, и целый мир принадлежал ей. Элион чувствовала себя королевой, Элион была королевой, и никто не смел это у нее отнять.

Зыбкую тишину нарушила Анна, она ворвалась на кухню подобно потоку теплого, ласкающего кожу ветра, рассеяла мысли и подарила на мгновение забвение.

— Я почти закончила твое платье, примерь, пожалуйста.

Она отчего-то выглядела полупрозрачным призраком, кем-то чистым и отстраненным, и Элион послушно поднялась и последовала за ней. Она не видела, как Рик усмехнулся ей вслед, почувствовала это кожей и покачала головой, не оборачиваясь. Ворох зеленой ткани больше не казался чем-то бесформенным и неправильным, теперь он обрел образ, собрался, сплелся тонкими ниточками в изумрудное платье с широкими рваными рукавами и длинным подолом, и Элион выдохнула. Ей не терпелось надеть его, облачиться словно во вторую кожу, стать кем-то другим в этой одежде, и она сделала это, нетерпеливо сдирая платье с вешалки.

— Мне кажется, чего-то не хватает, — Элион поджала губы, разглядывая собственное отражение в мутном от дождя стекле.

Массивное старое зеркало стояло неподалеку, но ей нравилось сквозь собственное лицо смотреть на залитые водой улицы Хитерфилда. Дождь все еще лил остервенело, будто собирался затопить город вовсе, и Элион отчего-то нравилось смотреть, как опавшая на землю вода омывает черный асфальт и жухлую осеннюю траву, стекается в зеркала-лужи и отражает затянутые серыми тучами небеса.

— Короны? — хмыкнул за ее спиной Рик.

Его отражение в стекле очутилось рядом с ее, встало за спиной, перекрыло макушкой высокое дерево. Элион снова показалось, что его глаза светятся, и она уже не пыталась отбросить эту мысль, разглядывая ледяные провалы на его лице.

— Точно, корона! — голос Анны вновь взвился ласкающим ветром, и она сама, оттолкнув Рика, обхватила Элион за плечи. — У меня есть кое-что дома, заскочи завтра перед вечеринкой, я тебе отдам.

Элион с улыбкой кивнула, разглядывая теперь отражение Анны. Полускрытая дождевыми струями, стекающими по стеклу, она казалась и вовсе эфемерной, и Элион вдруг почудилось, что новая подруга вот-вот исчезнет, растворится там, куда никто из них не сможет дотянуться. Анна, словно заслышав ее мысли, усмехнулась, развернула ее к себе и приказала не двигаться, обещая подшить почти готовое платье как можно скорее.

Элион фыркнула, сдувая с лица мокрые пряди, и сбросила вымокшие насквозь ботинки. Дождь так и лил, не собираясь останавливаться, и ей отчего-то думалось, что он может продолжиться и завтра. И пусть праздник будет под крышей, даже она в полной мере не спасет неудачливых учеников от разгула стихии. Элион хотелось взмахнуть рукой и заставить дождь прекратиться, почувствовать себя настоящей волшебницей, всемогущей колдуньей, властвующей над самой природой, но она все еще была самой обычной девочкой из самого обычного города, где никогда не происходило ничего интересного.

Соня громко чихнул, выдернув ее из мыслей, высунул из сумки мордочку и так умильно хлопнул глазками, что Элион просто не смогла не рассмеяться. Мокрый зонтик улетел в подставку почти сам собой, тянущая к полу куртка повисла на своем законном месте, и школьная сумка осталась валяться у самой двери. Соня проворно забрался Элион на плечо, лизнул щеку шершавым языком и скрылся где-то в волосах. На улице громыхнуло, и Элион, хихикнув, воздела руки к потолку, представляя, как читает замысловатое заклинание на древнем, всеми забытом языке. Снаружи громыхнуло снова, гостиную обдало ярким светом сверкнувшей совсем рядом молнии, и Элион насупилась, показала окну кулак, снова хихикнула и направилась в ванную.

Не то чтобы Элион всерьез избегала запланированного телефонного разговора с девочками, и не то чтобы она вовсе не хотела с ними разговаривать, просто как-то так получалось, что она старательно обходила молчаливый телефон, вздрагивала при каждом звонке и шумно выдыхала, зарываясь пальцами в жестковатый мех Сони. Элион попросила маму говорить, что ее нет, как только та пришла, а сама уселась за стол и разложила перед глазами чистые листы. Простой карандаш грел пальцы, руки двигались словно сами собой, и Элион выписывала, вырисовывала линии, сплетала их между собой, пока те не выстраивались в замысловатую картинку, пляшущую в мыслях денно и нощно. Она будто погружалась в эту картину, тонула в ней и дышала так глубоко, как никогда прежде.

Старинный замок с остроконечными шляпами-шпилями стоял на усыпанном цветами холме, протыкал башнями небеса, будто вспарывал самую суть реальности, нависал над ней серой громадой, прижимал к земле и вместе с тем помогал взлететь. Ветер из вспоротого неба подхватывал, уносил куда-то, кружил вокруг замка, и с каждым оборотом он казался все величественнее. Мир будто окрашивался красками, набирал цвет и пел, пел так громко, что закладывало уши. Элион смотрела на картинку и видела саму себя в этом замке, увенчанную изящной короной и такую взрослую и прекрасную, какой она, казалось, никогда не смогла бы стать. Ветер трепал ее волосы, ветер слушался ее, и она как будто была самой важной, центральным звеном в этом мудреном механизме.

Мягкие руки легли Элион на плечи, и она вздрогнула, на миг вообразив ту высокую белокурую женщину с собственных рисунков. Разочарование оттого, что это всего лишь мама, накрыло с головой на секунду, и Элион поспешила задавить его как можно глубже.

— Только что звонила Ирма, — мама чмокнула ее в щеку и потрепала по волосам, — не знаю, что у вас случилось, но она обещала трезвонить каждые пять минут, если ты не возьмешь трубку.

Брать напором было вполне в духе Ирмы, и Элион рассмеялась, качая головой. Девочки наверняка уже начали обсуждать платья, завтрашнюю вечеринку и всякие глупости, так что едва ли кто-нибудь из них вспомнит о ней хотя бы через час.

— Все в порядке, мам, — Элион смахнула изрисованные листы в папку, едва ли задерживаясь взглядом на танцующих на них картинках, — кажется, теперь им интереснее без меня.

Мама нахмурилась, забавно сморщив нос, и причмокнула губами, как иногда показывали в мультиках. Она всегда была такая, простая и забавная, и Элион иногда воспринимала ее как старшую сестру или воспитательницу, дорогую сердцу, но не настолько близкую, чтобы открывать самую суть. Элион жила в собственных фантазиях и выдуманных мирах, правила дождем и смеялась с ветром, в то время как мама была до одури земной, такой обычной и вместе с тем теплой, последним оплотом здравомыслия, что открывать перед ней раскинувшийся огненной стеной занавес казалось почти преступлением.

— Ох, дорогая, — в мамином голосе слышались сочувствие и крохотная толика укоризны, — а что Корнелия? Вы не ссорились со времен детского сада.

Элион фыркнула, поймала насмешливый взгляд ярко-зеленых глаз на тонком листе и смахнула его в общую кучу. Мама вопросительно вздернула брови, поглаживая ее по плечам, и положила на макушку голову, заставляя отвернуться к рисункам. На столе осталось еще несколько — ее платье, Гидеон, портрет которого она так и не закончила, и та женщина-блондинка, глядящая на нее пронзительно-жестко и самую капельку надменно.

— Мы не разговаривали с позавчера, — Соня сунулся под руку, и несколько рисунков взметнулись, осенними листьями разлетаясь по столу, — а ведь это она меня бросила, а я…

Элион запнулась, дернула расшалившегося зверька за хвост и захлопнула рот. Мама всегда отрицала саму возможность существования магии, и их бесконечные споры об этом всегда заканчивались одним и тем же: Элион не могла доказать возможность магии, а мама не могла доказать обратное, так что каждая оставалась при своем неуступчивом мнении. Элион прикусила язык и дернулась, нечаянно сбрасывая мамины руки. На мгновение ей показалось, что Гидеон на портрете подмигнул и лукаво прищурился, и она небрежно смяла его в ладони.

— Я ведь хотела пригласить его на вечеринку! — ладонь опустилась на поверхность стола со звенящим хлопком.

Элион подскочила, разворачиваясь к маме лицом, поймала ее вопросительный взгляд и почувствовала, как краснеет. Жар заволок щеки и уши, заставил потупиться, уперев взгляд в пол, и стыдливо поджать пальцы. Она ведь не рассказывала маме ни о магазине Рика, ни о Гидеоне, а теперь звучало так, будто она по уши влюбилась в какого-то незнакомца.

Мама цокнула языком несколько раз, но больше ничего не сказала, будто выжидала режущую уши паузу. Элион стояла, потупившись и разглядывая собственные разноцветные носки, перебирала в пальцах подол длинной футболки и слушала гул сердца в ушах. Было отчего-то жутко стыдно, словно перед ней стояла вовсе не мама, а кто-то гораздо более грозный и сильный, кто-то, чье недовольство резинкой хлестало Элион по сердцу. Перед глазами снова возникла та женщина, и Элион замотала головой, стремясь выбросить ее образ из мыслей. Женщина с рисунков была похожа на леди страх-на-греческом, хозяйку магазина Рика, и Элион подумалось, что она вовсе не прочь иметь такую старшую сестру.

— Дорогая! — мама выдохнула всего одно слово, прежде чем рассмеяться.

Элион выждала несколько секунд, осторожно моргнула, будто у нее в самом деле были слуховые галлюцинации, и подняла голову, разглядывая маму из-под нависшей на глаза челки. Почему-то сейчас она показалась ей необычайно молодой, почти ровесницей, и Элион несмело улыбнулась, подхватила затейливое, искрящееся на стеклах веселье и тоже рассмеялась. Будто перед ней была вовсе не строгая, но любящая мама, а волшебное существо с другой планеты, неизведанное и прекрасное, гораздо более многогранное, чем она привыкла считать.

Теплые пальцы коснулись ее ладони, осторожно вытянули рисунок и разгладили смазанные неосторожным движением черты лица. Мама задумчиво хмыкнула, и Элион почувствовала, что краснеет еще больше. Гидеон с портрета будто бы тоже смотрел оценивающе, ей казалось, что его ресницы вот-вот дрогнут, и он моргнет и улыбнется этой своей дурацкой улыбкой, от которой тепло расползается по животу и путаются напрочь мысли, но ничего не происходило. Он все еще смотрел на нее нарисованными глазами, сверкал лукавством в зрачках и совсем-совсем, вообще ни капельки не двигался. Элион фыркнула, топнула ногой от досады и вырвала из маминых рук рисунок, смяла его совсем и забросила куда-то под стол. И она предпочла сделать вид, что печальный вздох ей только послышался.

— Дорогая, — повторила мама, наклоняясь вбок и заглядывая под стол, — невежливо поступать так с портретом человека, который тебе нравится.

Элион снова вспыхнула. Она почувствовала, как возвращается на бледные щеки жар, как забираются под одежду смущенные мурашки, фыркнула, встряхивая волосами, и поджала губы. Мама смотрела на нее лукаво, совсем не так как обычно, кусала губы от сдерживаемого смеха, и Элион видела в ее глазах то, что никогда прежде не замечала.

— И вовсе он мне не нравится, — буркнула она, когда поняла, что пауза слишком уж затянулась, — вообще ни капельки.

Где-то на заднем плане пронзительно зазвонил телефон. Элион вздрогнула, мама поморщилась и тряхнула волосами, совсем как она сама только что, приблизилась в несколько шагов и мягко обняла ее за плечи. Элион съежилась, отчего-то всхлипнула, закуталась в исходящее от нее тепло и опустила голову ей на грудь. От мамы пахло мылом и травами, и Элион пришло в голову, что ей очень подошел бы костюм ведьмы-травницы для завтрашнего праздника.

— Ты ведь знаешь, дорогая, — проговорила она Элион в самое ухо, — мы, я и твой папа, будем на твоей стороне, с тобой, что бы ни случилось, — голос ее утих и взвился в воздух, Элион вздрогнула от обдавшего щеку дыхания и поддалась невесомой материнской ласке, — и возьми уже трубку, иначе я отрежу телефонный провод к чертовой матери.

Звук телефонной трели затих всего на мгновение, после чего заорал снова, как будто еще громче и противнее. Элион рассмеялась, выпуталась из маминых рук, мимолетно отмечая, как стремительно рассеивается окружавшее их тепло, поймала толпу смешинок в ее глазах и рванулась в гостиную, едва не поскальзываясь на скользком дереве. Охватившее ее внезапно веселье бурлило и переливалось перед глазами, и Элион даже пообещала Хай Лин ни за что не ходить завтра в магазин, прекрасно понимая, что беззастенчиво лжет. Книжный магазинчик Рика стал для нее чем-то вроде убежища, секретного логова, к тому же ее платье все еще было там. Еще Элион почему-то надеялась, что там же будет черноглазый нахал, хлопала себя по бедру и чувствовала, как расплывается на губах предвкушающая улыбка.

Уроки тридцать первого октября прошли почти обычно за исключением того, что Урия, местный хулиган, прицепился к ней с самого утра и не отставал, задирая и выспрашивая про ссору с Корнелией, пока эта самая Корнелия не подошла и не вылила на него порцию ядовитых замечаний. Элион хохотала, разглядывая перекосившееся прыщавое лицо, переглядывалась с подругой и даже перебросилась с ней несколькими фразами. В груди у нее все еще горела обида, но Элион отчетливо понимала, что лучшим решением для них обеих будет просто сделать вид, будто ничего не было. Корнелия не умела извиняться, Элион знала ее даже слишком хорошо, так что ей оставалось сделать вид, что ревность не грызет изнутри, а тугой ком давно перестал сдавливать горло. Элион даже подумала, что следовало бы вернуть Вилл Соню, но, кажется, решать это было уже не ей.

Она распрощалась с девочками сразу после окончания уроков, клятвенно пообещала идти сразу домой, раскрыла зонтик — дождь все еще лил — и, махнув на прощание рукой, рванула вперед. Дороги домой и в магазин шли по одному пути несколько улиц, после чего расходились, и ей следовало свернуть направо и пройти еще несколько кварталов. Вместо этого Элион фыркнула, разбила рябящую от капель поверхность лужи мыском ботинка, тряхнула зонтиком, отчего град капель окружил ее непроницаемой стеной, воровато оглянулась и пошла вперед, сворачивая в узкий проулок. Здесь можно было срезать, и Элион незамедлительно воспользовалась этой возможностью, выскочила уже на нужной улице и радостно дернула теплую и влажную ручку двери.

— Хочу, чтобы к вечеру дождь закончился, — зачем-то шепнула она, оглядываясь на бьющие по стеклу капли.

Обернувшись, Элион столкнулась с непроницаемым блеском ядовито-зеленых глаз на бледном лице. Она вздрогнула, не отводя взгляд, поджала губы и склонила голову набок, разглядывая стоящую напротив женщину наверняка неприлично пристально и долго. В этот раз она казалась другой. Прямая и колючая, Фобос смотрела на нее пронзительно, прибивала этим своим взглядом зеленых глаз к полу, как игла прибивает бабочку к пробковой доске, и Элион не могла даже шевельнуться, даже перестать смотреть на нее, разорвать зрительный контакт и просто-напросто сбежать, как обычная перепуганная девчонка.

— Если это единственное твое желание, его нетрудно исполнить, — холодный голос прорезал шелест дождя вспышкой сверкающей молнии и осыпался на пол золотистой крошкой.

Что-то в ней было не так. Элион понимала это по острым, выступающим из-под прямого платья плечам, по осунувшемуся лицу и синеве под глазами, по нездоровому блеску этих самых глаз и дрожи, едва уловимой, едва сдерживаемой дрожи в пальцах. Элион не хотелось звать ее мисс-страх-на-греческом, не хотелось заливисто смеяться, глядя в теплые глаза, и не хотелось подчиняться усталому, надломленному голосу. Вместо этого Элион хотелось помочь ей, успокоить и убаюкать, глупо пообещать, что все будет хорошо, и снять с ее плеч целый давящий на них, неподъемный небосвод.

— Нет, — наконец отрезала Элион, стягивая куртку, — не нужно исполнять мои желания. Я справлюсь сама.

Взгляд Фобос потеплел, подернулся серебристой дымкой, и женщина выдохнула и самую капельку сгорбилась, будто натягивающие ее изнутри нити ослабли, но не лопнули. Элион моргнула и хихикнула, кивая ей и протягивая руку, и Фобос коснулась ее ладони осторожно, почти невесомо, будто она сама и вовсе была не более чем бестелесным призраком.

— У меня есть кое-что для тебя, — ее пальцы были одуряюще холодными, и Элион сжала их крепче в бездумной попытке согреть, — пойдем.

Фобос потянула ее за собой куда-то в глубину стеллажей. Книги запестрели у Элион перед глазами, запрыгали диковинные обложки, и зазвучали в голове незнакомые речи. Полутемные коридоры, образованные пыльными стеллажами, вытянулись и расширились, покорно пропуская их мимо, у Элион на мгновение закружилась голова, и она зажмурилась, а когда распахнула глаза — они стояли перед высокими резными дверьми, а вокруг не было ни единой книги.

— А где?..

— Ты узнаешь, — оборвала ее Фобос, — чуть позже. Идем внутрь.

Вместо прямого светлого платья на ней теперь было другое, длинное, волочащееся по полу, с широкими рукавами и горловиной, подвязанное на талии серебристой цепочкой-пояском, струящееся светло-лиловое. Элион незаметно оглядела себя, но она осталась в своей одежде, простая и до невозможности не вписывающаяся.

Хриплый смешок заставил ее вздрогнуть и задрать голову. Фобос мазнула по ней насмешливым взглядом, потянула за руку, не размыкая пальцев, коснулась другой рукой какого-то узора на двери. Створки натужно заскрипели, будто заворчали на своем, и распахнулись, открывая вид на пустую темную комнату. Пол, стены и потолок были выложены серым кирпичом, в небольшое окошко почти не проникал тусклый уличный свет, а в центре, на высоком постаменте покоился, будто парил в воздухе тонкий серебряный обруч с крупным фиолетовым камнем посредине.

Элион сделала шаг и вздрогнула. Ощущение холодных пальцев в ладони пропало, испарилось, рассыпавшись серебристыми искорками, ощущение неправильности, странного, иррационального страха затопило, прибило к земле похлеще ядовито-зеленого взгляда. Элион дернулась, оборачиваясь резко, порывисто, хлестая себя косичкой по щеке и шее, столкнулась с подернутым серебристой дымкой зеленым взглядом и вдруг стушевалась и сгорбилась. Фобос не улыбнулась, смерила ее странным взглядом и прошла мимо, обошла обруч по широкой дуге, будто боялась неосторожно коснуться, опустилась на колени у самой стены под окошком.

Элион смотрела, не отрывая глаз от прямой, слишком тонкой спины, от очерчивающихся под шелковистой тканью позвонков, от острых плеч и откинутых в сторону длинных волос. Волосы у Фобос были почти такие же, как у нее самой, платиновые, почти белоснежные с легким пшеничным оттенком, струящиеся до самого пола и свивающиеся на сером камне тугими, будто бы живыми кольцами-змеями. Она поднялась, статная и величественная, проплыла мимо постамента, коснулась Элион прохладным дыханием и замерла, склонив голову набок. В руках Фобос держала пушистый, усыпанный белыми цветочками венок, а на лице ее играла легкая, едва заметная улыбка. Под окном не было ничего, откуда этот венок можно было достать.

— Он подойдет к твоему платью, — Фобос оглянулась куда-то, поджала губы и качнула подбородком, — идем, пора возвращаться.

— Угу, — Элион кивнула, вплетаясь пальцами в мягкую листву, втянула носом запах влажной травы и хихикнула, — а кем я буду?

Они медленно шли по полутемному коридору, и Элион слушала гулкое цоканье шагов, разглядывала выхватываемые рыжим светом факелов тонкие морщинки у губ Фобос, бросала короткие взгляды в узкие окна-бойницы и поспешно отворачивалась. Дождя не было, и Элион видела желтоватую увядающую землю, кособокие деревянные домики и людей словно из исторических фильмов, облаченных в серые платья, шагающих по размытым грязью дорогам и ведущих под уздцы коней.

— Дриадой? — Фобос вопросительно вскинула брови и сложила ладони на животе. — Или сказочной принцессой? Разве не ты придумала этот костюм?

Элион снова хихикнула, постаралась повторить ее позу и, споткнувшись, едва не выронила венок из рук. Фобос насмешливо фыркнула, и Элион надула губы и отвернулась, цепляясь взглядом за черное поле, окутанное будто бы угольной дымкой. Дрожь пробрала ее от макушки до пяток, и она громко фыркнула, дернула головой и едва не впечаталась лицом в лиловый рукав.

— Я придумала, — подтвердила она, кивнув, — но я не знаю, кем хочу быть.

Фобос смотрела ей в глаза всего мгновение, запрокинула голову, так что платиновые волосы волнами легли на пол, и расхохоталась. Элион улыбнулась, подхватила ее смех, нахлобучила венок на голову и зажмурилась. Вокруг снова оказались книги, множество книг, и Элион едва ли могла прочесть выбитые на их корешках названия. Приглушенный свет убаюкивал, и она прикрыла глаза, наслаждаясь запахом волшебства и древних знаний. Это определенно было незнакомое место, но оно казалось уютным и правильным, так что Элион качнула головой и выбросила все мысли из головы.

— Тогда как насчет королевы? — Фобос поджала губы и сверкнула лукавством в глазах. — Что-нибудь вроде королевы цветов.

Они очутились в магазине, посреди высоких, уставленных книгами стеллажей; дождь, кажется, стихающий, вновь шуршал за окном, а нос разом заполнили запахи пыли, типографской краски и старинных, пожелтевших от времени страниц. Элион качнулась с пятки на носок, оглядела одетую в прямое светлое платье Фобос и растянула губы в улыбке. Вопрос сорвался с губ сам собой, повис в воздухе запахом озона и мокрого асфальта и растворился в лукавых ядовито-зеленых глазах:

— А разве мне можно?

— А кто тебе запретит?

К вечеру дождь прекратился. Элион осторожно высунула из дома сначала нос, потом раскрытую ладонь и только после этого вышла целиком. Она хихикнула, задрала голову к небу и показала тому язык, крикнула маме, что вернется не скоро, и, растянув губы в широкой улыбке, зашагала по лужам. Сумерки опускались на Хитерфилд стремительно, накрывали, будто темно-синее полупрозрачное покрывало, смазывали яркие цвета и вырывали отдельных прохожих желтым искусственным светом фонарей. Было прохладно как для середины осени, так что Элион поплотнее закуталась в куртку, зашуршала натянутым на всякий случай дождевиком и пнула мыском сапога не слишком глубокую на вид лужу. Из лужи на нее смотрело ее собственное отражение, и Элион поджала губы и показала ему язык, разбивая двойника еще одним ударом ноги.

Когда она дошла до школы, было уже совсем темно. Зато теперь рыжие светильники-тыквы, всевозможные гирлянды и то и дело взрывающиеся хлопушки вырвали Элион из наползающей тьмы и погрузили в неверное, мимолетное ощущение чужого праздника. Она так и не пригласила никого на школьную вечеринку, совсем забыла об этом, неотрывно глядя в подернутые дымкой глаза хозяйки магазина, и так и ушла, не встретившись больше ни с кем.

Элион стянула и сунула в карман оказавшийся ненужным дождевик, оглянулась в поисках места, куда можно бросить куртку, и наткнулась на груду валяющейся кое-как верхней одежды в самом темном углу. Дойти до собственного шкафчика не составляло труда, так что она поджала губы и фыркнула, развернулась на каблуках и спрятала куртку в крохотное личное убежище посреди разворачивающейся в школе вакханалии. Не то чтобы Элион совсем уж не любила праздники, просто теперь вся подготовка, повсеместные разговоры о Хэллоуине и орущие школьники казались какой-то глупостью, дурацкой пародией на настоящий праздник, где можно все и ничего. Элион фыркнула собственным мыслям, поправила венок на голове и отпустила руки, позволяя им безвольно повиснуть вдоль тела.

Корнелия, Ирма и Хай Лин были в зале, Элион без труда заметила их, потому что вокруг Ирмы как всегда было много шума. Мартин, умник, влюбленный в нее по уши, пытался сделать фотографию, а Лэр в свою очередь громко отчитывала его и приказывала не беспокоить ее до окончания вечеринки. Элион фыркнула себе под нос, взмахнула широкими рукавами и направилась к ним, по пути захватив с длинного стола стаканчик пунша.

— Привет, Элли! — широко улыбнулась Хай Лин. — Это то платье? Очень красивое, тебе идет.

Элион кивнула, оглядываясь, неожиданно зацепилась взглядом за огромные очки на макушке девчонки и рассмеялась. В своем наряде Хай Лин была похожа на инопланетянку, нескладную и лупоглазую, и Элион тут же высказала захохотавшей подруге эту ассоциацию.

— А где Вилл и Тарани? — Элион оглянулась еще раз, но все равно не увидела в толпе приметных ярко-красных волос Вандом.

— Опаздывают, — буркнула Корнелия, глядя куда-то в сторону поверх голов школьников.

— Вилл наверняка не может выбрать платье, — поддакнула оторвавшаяся от ссоры с Мартином Ирма, — она так и не определилась, что надеть. А Тарани ждет ее, потому что мама Вилл обещала отвезти их обеих.

Элион пожала плечами и рассмеялась. То ли в пунше было что-то подмешано, то ли атмосфера праздника и всеобщего веселья наконец захватила ее, — было совершенно неважно. Музыка гитарными аккордами рвала барабанные перепонки, жаркий, переполненный запахами духов и пота воздух поднимался вверх и клубился под самым потолком сизым паром, школьники во всевозможных костюмах походили на неведомую армию волшебных существ, в одночасье захватившую мирный и скучный Хитерфилд, и на фоне всего этого Элион ощущала себя королевой, возвышенной и властной, так что для полного удовлетворения ей не хватало самой малости.

— Эй, — Ирма ткнула ее в бок, и следующие ее слова потонули в гуле голосов, так что девчонке пришлось перейти на крик, — я говорю, ты кто?!

— Я, — Элион дождалась, когда музыка немного стихнет, гордо вздернула нос и уперла руки в бока, — Королева.

— Ага, — пробирающийся мимо Урия толкнул ее в бок и скривился, — королева дебильных феечек Браун в уродских сапогах.

Элион показала ему язык и нарочно наступила на ногу. За ее спиной громыхнуло, вверх взмыли разноцветные конфетти и переливающиеся ленточки, несколько из которых опустились прямиком на прыщавое лицо Урии.

— Катись отсюда, Урия! — гаркнула Ирма, перекрикивая шум толпы. — Найди себе другое развлечение!

Музыка снова громыхнула, свет мигнул и погас, чтобы мгновение спустя загореться разноцветными фонарями, высвечивающими из темноты то один затейливый костюм, то другой. Элион взвизгнула, когда кто-то налетел на нее сзади, почувствовала мимолетное тепло чужих пальцев, но, когда развернулась, никого рядом не было, толпа словно отхлынула от нее и собралась в кучу ближе к сцене. Урии не было тоже, он успел смыться в темноте, и только разошедшаяся Ирма все шипела что-то вслед исчезнувшему хулигану.

Они разделились неожиданно, толпа школьников хлынула назад, оттеснила Элион почти к самой стене, и она так и осталась стоять там, удивленно разглядывая целую кучу народу. Не то чтобы она не знала, что в ее школе учатся почти все хитерфилдские дети, но толпа ряженых подростков выглядела до смешного странно. Кто-то походил на разукрашенных упырей, кто-то обрядился вампиром или ведьмой, а кто-то и вовсе щеголял намотанными на скромное нижнее белье бинтами. Элион, в глубине души надеясь, что это все-таки не туалетная бумага, рассмеялась и тут же услышала рядом с собой звонкий мальчишеский смех

— Мне можно еще погулять? — спросила она неожиданно для себя.

— До полуночи еще есть время, — Гидеон глянул на нее, усмехаясь и демонстрируя белоснежные зубы, и покачал головой, — ведь принцессам положено исчезать именно в полночь.

На нем был длинный темный плащ — почти такой же, как в их первую встречу, скрывающие ладони перчатки и высокие сапоги почти до колен. Внимание Элион привлекла сверкающая на плаще брошь, но, стоило ей поднять глаза, ни Гидеона, ни броши не оказалось рядом.

— Мы тебя потеряли! — Хай Лин налетела на нее сбоку, обхватила руками за пояс и потянула куда-то к выходу. — Вилл и Тара пришли, Мартин хочет сфотографировать нас всех вместе!

Элион рассмеялась и послушно последовала за ней. Разноцветные, вспыхивающие и гаснущие гирлянды завораживали, почти гипнотизировали, и она, кажется, все больше погружалась в странную, искрящую на языке атмосферу. Маски в какой-то момент превратились в настоящие лица, руки стали лапами, а у расчищающей им путь Хай Лин на спине выросли крылья. Сама Элион, казалось, готова была взлететь, распрощаться с этим миром здесь и сейчас, и только теперь она вспомнила, что Гидеон назвал ее принцессой. Но ведь Элион вовсе не принцесса — сегодня Элион королева, прекрасная и величественная, и никто не сможет ей запретить.

Вспышка обожгла веки, выжгла что-то внутри, и Элион улыбнулась еще шире, расхохоталась, глядя на смущенную Вилл в ведьминской остроконечной шляпе Корнелии и одетую почти обычно Тарани, поманила девчонок в зал и закружилась, втягивая их в танец. Где-то вдалеке маячил черным пятном Гидеон, и Элион то и дело бросала на него взгляды.

— Вы пришли так поздно! — пропела она, хватая Вилл за руку и кружась вместе с ней. — Уже скоро будут зажигать тыкву!

Вилл вздрогнула, стрельнула взглядом в хмурую Корнелию, аккуратно выдернула руки и обхватила Элион за плечи. Элион улыбнулась ей широко, мазнула взглядом по стенам и нахмурилась. Большие часы над самой дверью мерно тикали в такт музыке, показывая, что до полуночи осталось всего несколько минут. Свет снова мигнул и вспыхнул цветными огнями, показавшаяся на сцене директриса кашлянула в микрофон и пригрозила пальцем свистнувшему Урии.

— Я пойду подышу воздухом, — Элион наклонилась и зашептала Вилл в самое ухо, — она сейчас объявит лучший костюм, а потом пойдет зажигать тыкву. Я буду там.

Она не обратила внимания не реакцию Вилл, не услышала обиженного окрика Корнелии, рванула в сторону выхода и едва ли не вывалилась на отделяющую школу от внутреннего двора веранду. Прохладный влажный воздух мазнул щеки и забрался под юбку, и Элион поежилась, тронула растрепавшиеся волосы на макушке и прикусила губу. Часы над дверью школьного зала показывали почти полночь, но Элион прекрасно знала, что эти часы врут. Полночь наступила мгновением раньше, и она, словно настоящая принцесса из сказки, опоздала на встречу и потеряла венок вместо хрустальной туфельки.

Гидеон стоял, преклонив колено и склонив голову, прижимал к груди потерянный венок и, Элион могла поклясться, пакостно улыбался. Она смотрела на него во все глаза, будто он был иллюзией и мог исчезнуть в одно мгновение, сверлила взглядом чернявую макушку и яркую брошь на черном плаще и, кажется, вовсе не дышала. Под ногами хлюпала влажная от недавнего дождя трава, лужи ровным зеркалом отражали желто-рыжие огни свечей и казалось, что эти огни распускаются витиеватыми цветами в небе, а не на земле. Элион шагнула вперед, остановилась так близко, что могла чувствовать исходящее от Гидеона тепло, вырвала из его пальцев венок и резким движением напялила его на голову. Он не хохотнул, не отвесил ехидного замечания, только поднял сверкающие в ярком свете черные глаза-бездны.

— Ваше Высочество принцесса Элион Эсканор, — его голос звучал ровно, а где-то позади радостно кричали школьники и взрывались фейерверки, — пришло время возвращаться домой.

* * *

Миранда вздохнула, щелкнула зубами и перекатилась с пятки на носок, заложив руки за спину. Пробирающиеся по замку стражницы вот-вот должны были пройти мимо, и ей не терпелось поразвлечься и развеять налипшую на волосы скуку. Больше всего ее отчего-то интересовали не бессильные девчонки, а сбежавший из-под стражи Калеб, на которого у принцессы еще были планы.

Миранде нравилось это место. Большой, пусть и холодный и недружелюбный замок, несколько людей, отдающих ей приказы, и еще целая куча — приказывать которым она могла сама. Здесь было гораздо лучше, чем в стае оборотней, где все держатся вместе, но каждый сам за себя и норовит перегрызть спящему глотку. Здесь было определенно лучше, чем в холодном лесу под сотнями острых, выжидающих взглядов. Миранда даже завидовала Седрику, который покинул свою стаю еще совсем в детстве и уже давно привык быть ручной змейкой принцессы. Миранда жила в замке всего ничего, но ей нравилось, и она готова была грызть глотки за возможность остаться еще хоть ненадолго.

Топот она услышала гораздо раньше, чем стражницы показались ей на глаза. Миранда поморщилась, хрустнула пальцами и растянула губы в улыбке, предвкушая веселье, зашипела и перегородила бегущим девчонкам путь. Они даже не думали скрываться и прятаться, мчали напролом, и только Калеб вертел головой во все стороны и то и дело шикал на топочущих девчонок.

— А я вас уже заждалась, — протянула Миранда, раскидывая руки в стороны, — вы ведь знаете, что ваши топот и крики слышно на весь Меридиан?

Стражницы, словно не услышав ее слов, заверещали и остановились, принялись громко переговариваться и тыкать в нее пальцами. Калеб резким рывком задвинул рыжую себе за спину, и Миранда цокнула и скривилась, перекатываясь с носка на пятку. В общем-то ей нужен был только он, но поиграться с запутавшимися в сетях стражницами тоже казалось отличным развлечением.

— Ты выглядишь как штампованная злодейка из кино, ты в курсе? — девчонка с каштановыми волосами ткнула в нее пальцем и нервно хихикнула.

Миранда закатила глаза, вдохнула гуляющий по коридорам холодный воздух и щелкнула пальцами, растягивая заготовленные заранее сети из паутины. Девчонки завизжали и попятились, скучковались в каком-то полутемном углу и закричали друг на друга.

— Понятия не имею, что такое это ваше кино, — Миранда склонила голову набок, обрывая их препирательства, и сделала пару шагов вперед, — но вы попались, маленькие мотыльки.

— Вот еще! — взвизгнула девчонка с темной кожей и короткой мальчишеской стрижкой.

Перед глазами полыхнуло, лицо обдало жаром, и Миранда отступила и сгорбилась. Натянутые нити паутины лопнули, хлестнули девчонку по рукам и запутались на ее запястьях. Огонь, облизавший серые стены, съежился и потух с глухим пшиком, заплясал в стеклах, скрывающих глаза стражницы, и обжог прилипшую к ее рукам паутину. Миранда зашипела, потирая обожженную щеку, припала к земле и затихла, впериваясь взглядом в руки ранившей ее девчонки.

Калеб, этот чертов цветочек, оттолкнул стражницу в сторону, заслонил собой, издал какой-то визгливый боевой клич, резанувший слух и эхом отразившийся от стен, и выставил вперед руки. Стражницы застыли за его спиной как картонные куклы, не двигаясь и распахнув рты, и Миранда заклекотала и клацнула зубами, не отрывая ладоней от пола.

— Уходите! — крикнул Калеб, не оборачиваясь. — Найдите нужную книгу и возвращайтесь на Землю как можно скорее!

Миранда зашипела, тем не менее не препятствуя побегу стражниц, рассмеялась, чувствуя, как вытягиваются жилы и хрустят кости, и хрипло шикнула едва ли своим голосом. Миранда не любила эту свою форму, ненавидела собственную вторую сущность, отвратительную и опасную, но именно сейчас она рвалась наружу, рассерженная чужой атакой, взбешенная до крайности.

Когти застучали по полу, когда стражницы бойко ломанулись в проход за ее спиной, из горла вырвалось скрежещущее шипение, но Миранда сдержалась, не пустилась следом, словно заманивающий добычу охотник, осталась на месте, пригвожденная к полу яростным стальным взглядом. Миранда не любила эту свою форму, но прямо сейчас посреди коридора распласталось нечто, лишь отдаленно напоминающее паучиху, но больше походящее на меховой шар с торчащими из него тонкими, хрупкими на вид лапками-ножками.

— Что, цветочек, — защелкала она, провожая взглядом убравшихся из поля зрения стражниц, — ты остался меня развлечь?

Острое зрение заметило движение до того, как оно произошло, обострившаяся реакция выбросила вперед увенчанную острым когтем лапу, вонзившуюся в стену рядом с раздражающей физиономией, Миранда зашипела, склонила голову набок и несколько раз моргнула, будто позволяя ему действовать в эти короткие мгновения ее намеренной слепоты.

Калеб не действовал. Он стоял, вскинув руки, смотрел на нее задумчиво, слегка наклонив подбородок, и не делал ничего, что Миранда могла бы даже субъективно расценить как нападение. Миранда шикнула и поднялась, перекатилась, вставая устойчиво на тонкие лапки, и замерла перед ним, так и не вытащив коготь из стены рядом с его головой. Миранда все еще была недо-паучихой, и Калеб все еще смотрел на нее так, будто не видит совершенно никакой разницы.

— Я знаю, что Фобос хочет от меня, и я готов дать ответ, — медленно проговорил он, отходя на шаг в сторону.

— Эй! — неразборчиво клацнула зубами Миранда, втыкая еще один коготь рядом с его ухом. — Прояви уважение к принцессе!

Калеб склонил голову и хмыкнул, и Миранда подтянула лапу, вспарывая серый камень, зажала его в тисках и присела, готовая броситься в любой момент.

— Если Фобос нужно мое уважение, — он нарочито растянул имя принцессы, пригнулся и выскользнул из «захвата», — ей стоит снова превратить меня в цветок.

Калеб похлопал Миранду по воткнутому в стену когтю, сунул руки в карманы и направился прямиком к кабинету ее Высочества, будто бы безошибочно знал направление. Миранда хохотнула, втянула лапки, скукожилась в пушистый комок и прикрыла глаза. Догоняла его она уже в любимом человеческом виде, перебирая короткими ногами и втягивая сырой воздух совершенно нормальным человеческим носом.

— Ну дай хоть свяжу тебя, — хихикнула Миранда, дергая Калеба за рукав, — что, мятежник, а согласен работать на принцессу?

Голос в этой форме звучал высоко и несколько визгливо, совсем по-детски, и Миранде нравилась именно эта детскость в ее образе. Никто не воспринимал ее всерьез, никто не ощущал угрозы от маленькой голубоглазой девочки, никто не подозревал, насколько страшной Миранда может быть.

— Я не согласен работать на Фобос, — буркнул Калеб, подставляя руки, — но то, чего она хочет от меня, выгодно в первую очередь мне.

Миранда прыснула и расхохоталась, с наслаждением опутала протянутые запястья сетью паутины, щелкнула зубами и утерла выступившие в уголках глаз слезы. Калеб скосил на нее глаза, хмыкнул и отвернулся, продолжая послушно шагать вперед.

— Принцесса не предлагает невыгодных сделок, цветочек, — шепнула она, подталкивая пленника в спину.

Калеб хмыкнул еще раз, остановился ровно перед высокими, не слишком отличающимися от остальных дверьми в кабинет принцессы, коснулся костяшками пальцев дерева и выдохнул. Он выглядел так, будто идет на плаху, держит топор в собственных руках и ждет сигнала, чтобы вынести самому себе смертный приговор. Миранду веселило это, но в то же время ей даже сделалось его жалко, самую капельку, настолько, чтобы она хлопнула Калеба по спине, освобождая руки, и слабо улыбнулась, прежде чем развернуться на каблуках.

— Миранда, — остановил ее холодный голос из-за закрытых дверей, — подготовь покои младшей принцессы.

Миранда вздрогнула, почувствовала, как точно также вздрогнул Калеб, приложила руку к груди и низко поклонилась. Ее присутствие здесь больше не было нужным, у нее появилось новое дело, и она поспешила испариться прежде, чем вызовет гнев вспыльчивой принцессы.

— Да, Ваше Высочество, — прошептала она, не поднимая глаз.

Анна выдохнула, помахала вслед удаляющейся сквозь стену дождя Элион. Ее платье для завтрашней вечеринки было почти готово, осталось кое-где подшить и кое-что подправить, а раз уж на улице был такой дождь, у нее наверняка было полно времени. Едва ли кто-нибудь заявится в книжный в такую ужасную погоду, так что все оставшееся время Анна была предоставлена себе и платью. Рик скрылся сразу после ухода Элион, так что Анне не с кем было даже поговорить и приходилось озвучивать мысли вслух, только чтобы не зацикливаться на мерном стуке дождевых капель по стеклу.

Дождь будто и не думал прекращаться, лил и лил без остановки, скрывал дома и дороги сплошной сизой стеной, стекал по асфальту и стеклам и впитывался в черную от влаги землю. Анне никогда не нравился дождь, он приводил мысли в беспорядок, путал и смущал, постоянным грохотом глушил чужие голоса. Да, голоса дождь заглушал превосходно. Пожалуй, сегодня был первый раз, когда грохочущий по крышам и стеклам дождь Анне нравился. Чужие мысли, словно шепчущее в голове радио, то исчезали, то снова возвращались, иногда она, казалось, слышала нечто далекое, тихую и красивую песню, но она обрывалась, стоило Анне чуточку прислушаться. Ее место занимали суетливые, смешанные и беспорядочные людские мысли, проносящиеся одна за другой искорки восприятия. Анна не всегда могла определить, чей поток сознания она слышит сейчас, и не всегда могла определить, где в этом бесконечном потоке скрывались ее собственные раздумья.

Колокольчик над дверью звякнул неприятно и будто натужно, и тихое, надломленное эхо расползлось между книг. Анна вздрогнула, вскинула голову и встретилась с приторным взглядом. Дверь за спиной гостьи захлопнулась, колокольчик снова звякнул и затих.

— Мы закрыты, — поспешно пискнула Анна, прячась за манекеном.

О, вошедшая в магазин женщина была ей знакома. Даже слишком, учитывая, что Анна предпочла бы никогда не встречаться с ней вовсе. У нее были темные густые волосы, извечно приветливое выражение лица и полностью несовместимый с Анной характер. Она взмахнула зонтом, отчего капли воды разлетелись по стоящим у входа коробкам, повесила его на дверную ручку и тряхнула волосами.

— Юлиан-на! — женщина выделила еще одну, лишнюю «н», растянула губы в улыбке и раскрыла руки будто бы для объятий. — Какая приятная неожиданная встреча!

О, Анна знала эту женщину лучше, чем когда-либо хотела знать. Это была профессор Джулианна Нокер, декан ее факультета в университете, и именно благодаря ей последние воспоминания Анны об этом месте были не самыми приятными. Если не сказать самыми неприятными.

— Профессор Нокер! — Анна натянула на лицо вежливую улыбку и даже не подумала поправлять бывшую преподавательницу. — И правда неожиданно. Что заставило вас выйти на улицу в такую погоду?

Анна не поправляла Джулианну Нокер с тех самых пор, как та стала деканом, и их мимолетное знакомство как преподавателя и студента переросло в постоянные бессмысленные встречи, извечно заканчивающиеся для Фишер едва ли не нервным срывом. Анна наплевала на свое имя, на спрятанные за ласковыми словами грубости, абстрагировалась насколько это возможно и только вежливо кивала и односложно отвечала на вопросы до самого своего выпуска. И она уж никак не ожидала, что встретит эту женщину здесь, в месте, ставшем отдушиной и оплотом тишины и спокойствия. Анна искренне считала, что именно Джулианна Нокер, а никакая не недавняя скандальная покупательница, была самым настоящим, всамделишным вампиром несмотря даже на то, что большинство студентов, за исключением разве что самой Анны и еще парочки несчастных, искренне любили и восхищались деканом.

— Ох, ну что ты, — профессор Нокер встряхнула руками и рассмеялась, — я не добежала до дома всего полквартала, пришлось спрятаться в первом попавшемся магазинчике. Дождь начался такой, что пальцев вытянутой руки не видно. Какое счастье, что ты тоже оказалась здесь, теперь мы можем поговорить, а не сидеть в одиночестве.

Анна мысленно застонала, покосилась на чуточку недоделанное платье, перевела взгляд на застилающую все стену дождя. Не было видно ничего, даже фонарный столб, стоящий у самого окна на перекрестке, и тот терялся в сизой, заволакивающей пеленой мгле. Не было видно не переда, ни зада, ни верха, ни низа, все будто слилось в одну бесконечно шелестящую кучу, и магазин с Анной внутри остался единственным сухим островком. Какая жалость, что кроме Анны в спасительное ничто успел проникнуть незваный гость.

Голова болела. Анна не могла различить какой-то конкретный голос, вместо этого будто слышала отражение бушующего ливня в своей голове. Бесконечный шум звенел в ушах, нечто будто бы тихо напевало, тянуло ноту за нотой, и Анна никак не могла разобрать ни единого слова. Ей хотелось выйти наружу, подставить лицо теплым дождевым каплям, смыть с себя все на свете и остаться стоять посреди бесконечно текущего океана. Но напротив нее что-то рассказывала профессор Джулианна Нокер, а Анна никак не могла оставить ее одну в магазине.

— Дивное местечко, — продолжала профессор Нокер, — так ты здесь работаешь, Юлиан-на? Правда, очень милое.

Анна поморщилась, стиснула пальцами виски. Вспомнила окончание вчерашнего вечера, когда Гидеон просто расхохотался и потянул ее за собой, а она не смогла пройти, врезалась в книги со всего размаху, так что теперь на ее голове вовсю цвела крупная шишка. Вспомнила, как закрывала магазин, как в полном раздрае брела домой, как отвечала на вопросы матери, будто повторяла заученные для экзамена формулы. Анна помнила нескончаемый шум в голове, мерцающие перед глазами картинки вернувшихся видений. Анна помнила, как тянулась к маленькому огоньку, прежде чем наступила тьма.

— Да это, — Анна тряхнула волосами, облизала пересохшие губы, — временная подработка. Что-то вроде того.

Джулианна Нокер снова рассмеялась, хлопнула в ладоши, поправила собранные в низкий хвост волосы. Анна вздрогнула от громкого звука, тряхнула головой и едва не упала. Пол под ногами покосился и поплыл, она едва успела схватиться за стол, смахивая с него несколько стопок книг. Грохот и шелест страниц наполнили помещение, воздух закружился, взвился ураганом, хлопнул по лбу. Это профессор Нокер приложила к ее лбу холодную ладонь, похлопала по щеке. Анна не видела ее, мир перед глазами расплывался, смазывался и схлопывался, будто одна черная точка становилась целой вселенной, окрашивалась в белый и вспыхивала, опадая на плечи неподъемным грузом. Джулианна Нокер продолжала говорить что-то ей на ухо, но Юлианы Фишер здесь уже не было. Перед ней сияла белоснежная пустота.

— О, моя дорогая, — проговорил мелодичный, будто бы смутно знакомый голос, — нет ничего более постоянного, чем временное.

* * *

Гидеон вел принцессу темными коридорами и узкими лестницами, периодически оглядывался, чтобы не потерять девчонку из виду, и размахивал впереди себя факелом. Магическое пламя взвивалось под самый потолок, преграждало путь и коптило черным ядовитым дымом, Элион молчала с самого их перемещения, а коридоры, ведущие из библиотеки в покои, никак не желали заканчиваться. Принцесса перебирала пальцами рваные рукава платья, то и дело поправляла сползающий на глаза пушистый венок, нервно оглядывалась и вздрагивала от каждого шороха. Гидеон чувствовал, что магическое опьянение сошло на нет, и к ней возвращается здравый рассудок, чувствовал, как накатывает на нее волнами паника, разворачивался и не мог ничего сказать. Они шли по темному коридору, рыжее пламя плясало и будто смеялось, оставляло жуткие тени на стенах и тянулось к пальцам.

Пусть время на Земле и Меридиане шло по-разному, одновременно с этим оно совпадало, так что здесь сейчас тоже совсем недавно перевалило за полночь. Гидеон никогда не мог этого объяснить или даже просто понять, но время в этих мирах сплеталось и разделялось, как набегающие на песок волны, играло и бурлило, будто это было одно и то же и вместе с тем совершенно другое время. Возможно отгороженные друг от друга рвущейся по швам завесой миры хаотично соприкасались в разные моменты своей истории, так что завтра могло случиться глубокое прошлое, а вчера — далекое будущее. Но вместе с тем миры существовали параллельно, были почти близнецами и зависели друг от друга, так что в дырах завесы можно было найти более-менее точные порталы. Миледи когда-то объясняла ему, что чем сильнее истончается завеса, тем больше два мира соприкасаются, синхронизируются друг с другом. Завеса одновременно отрезала Землю от Меридиана и создавала дыры-порталы между ними, и никто доподлинно не мог знать, что будет, когда чары окончательно рассеются.

Когда Гидеон оглянулся в очередной раз, Элион за спиной не было. Он громко выругался, махнул взметнувшим пламя факелом, освещая путь позади, и тьма разбежалась, попряталась по углам перепуганными паучками, вот только во тьме никого не было. Гидеон прошел несколько шагов назад, остановился, сделал глубокий вдох; огонь мазнул низкий потолок, затрещал и зашипел, плюнул искрами и погас. Тьма хлынула обратно, навалилась ощутимо, едва не сбила с ног, и только теперь Гидеон почувствовал, что что-то не так. Из коридора, оттуда, где они проходили несколько минут назад, тянуло холодом. Гидеон услышал приглушенное шипение, звонкие шаги и шелестящий шепот, и мурашки пробежали по его спине.

Она появилась из темноты зеленоватым пятном, и Гидеон даже на мгновение спутал ее со старшей сестрой. Элион смотрела на него укоризненно, щурилась, в ладонях держала крохотную бело-зеленую змейку и шагала пружинистыми шагами, так что звон сапог эхом отражался от стен.

— Ты меня потерял, — укоризненно протянула Элион, — как можно потерять королеву?

Она снова была такая, пьяная от хлынувшей сквозь нее магической энергии, завораживающе яркая. Гидеон невольно попятился, усилием воли заставил себя остановиться, низко поклонился, прижимая ладонь к груди. Змейка на руках принцессы зашипела, показала красный язычок и отвернулась, ткнувшись мордочкой ей в ладонь.

— Это вовсе не Рик, — фыркнула Элион, проходя вперед, — но он показывает мне, куда идти.

Она была вовсе не такая, как в их первую встречу, и Гидеону это отчего-то не нравилось. Даже не потому что любое опьянение есть опьянение, просто вот такая она казалась высокой и холодной, совсем чужой и слишком сильной, чтобы он мог что-то для нее сделать. Сейчас она как нельзя больше походила на Фобос, но даже та никогда в самом деле не была такой уж возвышенной и недоступной.

— Ну же, идем, — пропела Элион, и Гидеону вдруг почудилось, что кто-то копается в его мозгу.

Он снова низко поклонился ей в спину и поспешил следом. Погасшее пламя оставило после себя запах гари и пепла, темнота лизала ступни и пальцы, но принцессе как будто было все равно, она стремительно шла вперед, почти летела над полом, прислушивалась к тихому шипению змейки и переливчато смеялась. Гидеон шел следом, в голове его шумело все сильнее, ноги едва отрывались от пола, а тьма впереди, казалось, окутывала, точно холодное шелковое одеяло. Серые камни все не кончались, переходы перетекали один в другой, лестницы ткались из воздуха и исчезали в темных провалах. Гидеон вздрогнул, когда пепельно-зеленое пятно перед ним остановилось, едва не врезался в него, прикрыл глаза, заслышав мелодичный голос, но не разобрал слов.

Что-то будто толкнуло его в грудь, в глазах сверкнуло, и смазанная картина прояснилась. Он стоял на пороге кабинета миледи, хлопал глазами под насмешливым взглядом Седрика. Принцесса Элион рассеянно улыбалась, глядя в пустоту и все еще не выпуская из рук змейку, а сама миледи укоризненно качала головой.

— Похоже, временная блокировка магической силы побуждает ее последующий скачок, — миледи потерла переносицу, поджала губы и махнула ему рукой, — иди, у тебя еще есть работа.

Гидеон подался вперед, столкнулся с колючим льдистым взглядом, поклонился. Кажется, сегодня он кланялся больше, чем за всю свою прожитую не слишком длинную жизнь. Элион выглядела потерянной, кивнула ему едва заметно, махнула рукой. В ее глазах больше не было того освещающего путь блеска, но и страха теперь тоже не было. Она выглядела слегка запутавшейся, но гордой и уверенной, и Гидеон улыбнулся ей, подмигнул и послушно вышел, не вздрогнув от захлопнувшейся за спиной двери.

* * *

Фобос потерла переносицу, вздохнула, опустила ладони на стол. Она устала, устала больше, чем когда-либо, голова упрямо тянула тело вниз, глаза предательски слипались, пальцы почти не слушались и то и дело цеплялись за широкие рукава. Было холодно, отвратительно морозно и сыро, она куталась в толстый, ни капельки не греющий платок, растирала холодные пальцы и, казалось, выдыхала бледные клубы рассеивающегося пара. Клубившаяся у ног Гидеона тень всколыхнулась, метнулась к захлопнувшейся двери и шлепнулась чернильной лужицей. Фобос топнула каблуком.

— Простите, — Элион втянула голову в плечи, спрятала ладони в рукавах, — мне внезапно стало страшно, а он еще и странно оглядывался на меня постоянно. Я случайно отстала, задумавшись, а потом…

Она с интересом наблюдала за скачущей тенью, за скрывшимся прочь Гидеоном, оглядывала обстановку и постоянно поправляла сползающий на лоб венок. Маленькая змейка, которую она все вертела в руках, юркнула девочке на плечо, расслабилась, будто растеклась неопределенным пятном и стала вдруг пушистым зверьком. Фобос фыркнула, откинулась на спинку кресла и опустила веки.

— Ты вытянула из него магию, — слова прокатывались в горле тяжело, вырывались шипением и вздохами, — не смертельно, но довольно неприятно.

Элион съежилась еще больше, и Фобос бы рассмеялась из-за ее забавного вида, но смех вылетел из глотки хрипом и кашлем, разлетелся в воздухе рваным дыханием. Седрик покосился на нее, но промолчал, Элион вздрогнула, прижала соскочившего с плеча зверька к груди и неловко улыбнулась. В глазах ее плескались недоумение, беспокойство и растерянность, и Фобос лишь махнула рукой на ее вопрос, все ли в порядке.

— Уже давно ночь, — она взглянула на плещущуюся за окном темноту, — тебе нужно отдохнуть. Седрик.

— Да, госпожа, — Седрик склонил голову, сверкнул глазами, аккуратно коснулся спины Элион, — идемте, Ваше Высочество.

Когда они ушли, Фобос вздохнула, тяжело поднялась. Тьма за окном клубилась и пушилась, была ощутимо телесной. Тьма, придавленная каблуком и бьющаяся в дверь, походила на отголосок чьей-то расплывшейся тени, расползалась в стороны шипами-отростками и резко сжималась, становилась не больше пшеничного зернышка. Фобос присела перед ней на корточки, осторожно коснулась кончиком пальца. Тьма оказалась холодной и вязкой, оставила на коже липкий серый след и вспучилась, стремительно перетекла к окну, прилипла к стеклу и будто бы просочилась насквозь. Фобос выругалась хрипло, плотнее закуталась в платок и послала вслед исчезнувшей тени яркую вспышку. Вспышка разбилась о стекло, разлетелась слепящими глаза искрами и погасла.

В коридорах было темно и безлюдно, сквозняк холодом обдавал шею и лодыжки, от камней тянуло сыростью и кое-где затхлостью. Замок приходил в упадок, чары, наложенные на него столетия назад, постепенно рассеивались. В отсутствие королевы и Света Меридиан слабел, поддавался неустанному напору тьмы и трещал по швам, так и норовя рассыпаться пылью. Меридиан стремительно угасал, тянулся к изначальному облику пустынной планеты и все больше покрывался пособниками тьмы — злостью, завистью, алчностью и другими не менее естественными для людей чувствами.

Отскакивающий словно пружинящий мячик от стен ветер забирался в рукава, залезал под длинный подол и просачивался тонкими иголочками внутрь, вызывал головную боль и ломоту в суставах. Фобос поморщилась, растирая покалывающие пальцы, отбросила за спину налезающие на лицо волосы и прищурилась. Тьма, слившись с ее собственной тенью, следовала по пятам, ловила каждое движение и шипела, стоило отвести взгляд.

Высокие двустворчатые двери встретили ее тусклыми рунами, молчанием и холодом, отражающимися от резных узоров. Массивные ручки-кольца дрожали будто от дыхания, хрипло скрипели, покрытые почерневшим от времени рисунком и пятнами ржавчины. Фобос вздернула подбородок, усмехнулась, разглядывая открывающуюся одной ей картину старости и ненужности, смахнула стягивающую створки паутину и вычертила пальцами полустершуюся руну. Двери дрогнули, кольца запели и зазвенели, открыли перед ней тонкую полоску просачивающегося сквозь окно лунного света и замерли. Фобос закатила глаза, выругалась себе под нос и толкнула одну из створок так, что она с надрывным скрежетом проехалась по каменному полу и замерла, больше не поддаваясь, на середине.

Обруч, символизирующий королевскую власть и содержащий в себе крупицы магии правителей прошлых лет, отражал от полированной поверхности серебристый свет, слепил глаза и нетерпеливо недовольно подпрыгивал. Он рванулся, стоило Фобос протянуть к нему руку, но она схватила крепко, до выступивших на ладони алых капелек, заглянула в мерцающий камень и растянула губы в широкой хищной улыбке.

— Ты торопишься к своей хозяйке, — прошептала она, и голос сорвался шелестящим шипением, — жаль, она тебя не получит. Придется довольствоваться выродком, не наделенным и крупицей этого вашего обожаемого Света.

Металл под пальцами нагрелся, обжег руку, рванулся и оцарапал глубоко и болезненно. Фобос, будто не почувствовав ничего, сжала обруч крепче, поднесла к самым глазам, всмотрелась в собственное подсвеченное фиолетовым магическим светом отражение. Тень поползла по рукам, коснулась оправы белого золота, зашипела и отскочила, рассыпаясь яркими искрами. Фобос дернулась, но пальцев не разжала, смотрела зло и обиженно, пока камень не затянулся непрозрачной дымкой, не стал мутным и влажным, с выступившими на поверхности крупными и мелкими капельками.

Яркая вспышка ударила по глазам, резанула резко и сильно, так что Фобос пришлось зажмуриться и отступить. Темнота за окном сгустилась, заклубилась ощутимо, зашевелила проникающим сквозь щели ветром волосы. Обруч в руках нагревался, раскалялся, становился золотым и красным, оставлял волдыри и ожоги на пальцах. Фобос, будто не чувствуя боли, долго разглядывала расползающиеся по коже отвратительные пятна, кривилась и глубоко и часто дышала, после чего вдруг зашипела, отбросила обруч так, что он врезался в стену серого кирпича и отскочил, мазнув холодом по щеке.

— Бесполезная побрякушка! — рявкнула, стирая со щеки кровь, Фобос.

Обруч, будто беззвучно хохоча, мелко дрожал и подпрыгивал, зависнув над самым постаментом. Фобос глянула на него гневно, глубоко вдохнула и выдохнула, развернулась на каблуках. Клубящаяся за окном тьма толкнулась в стекло и рассеялась, разлетелась кляксой в разные стороны, открыла вид на серый, погрязший в дожде и влажности вечно осенний город.

— Госпожа, — спокойный, мерцающий в тишине голос обдал теплой волной, — мальчишка выполнил задание.

Седрик стоял в дверях, склонившись в поклоне, так что длинные волосы закрывали его лицо. Фобос сделала еще один глубокий вдох, провела по щеке, невесомым движением заживляя рану, и вышла, не оглядываясь. Седрик шел следом тихо, так что она слышала только шелест платья и чувствовала едва касающееся уха дыхание. В зале, куда они пришли, светили волшебные сферы, но не проникал естественный свет, высокий потолок оканчивался где-то гораздо выше, чем видели глаза, а стены казались вылепленными из глины. Это была одна из зачарованных, несуществующих башен, войти и выйти из которой было не так уж и просто.

Гидеон стоял, перекатываясь с пятки на носок и заложив руки за спину, глядел на живописный, изображающий победу неопознаваемой армии гобелен, на котором живые стояли на трупах, а в небе кружили целые стаи хищных птиц. У противоположной стены, сжавшись и постоянно оглядываясь, застыли двое. Рыжеволосая женщина прижималась к темноволосому мужчине с невероятно светлыми, едва заметными на лице глазами. Фобос фыркнула, поймала пропитанные ненавистью и презрением взгляды и щелкнула пальцами. Черты их лиц вытянулись и заострились, покрылись темными корками наростов, волосы собрались в длинные, похожие на канаты или щупальца пряди, утратили пушистость и рассыпчатость. Глаза остались прежними, и Фобос по-прежнему ловила свое покрытое зыбкой дымкой отражение.

— Альборн и Мириадель, — Фобос цокнула языком, — рада, что вы решили зайти в гости. Вспомнить о своей умирающей родине.

Она прошла несколько шагов, уселась в кресло, сложила руки на подлокотники. Образы двоих нелюдей задрожали, подернулись дымкой, и она скривила губы, ударила костяшками пальцев по теплому дереву кресла. Гидеон сверкнул глазами и белоснежными зубами, обернулся одним движением и застыл, хищно глядя на мятежников. Альборн и Мириадель вздрогнули, но сопротивляться перестали.

— Ты ее не получишь! — закричал, задвигая жену себе за спину, Альборн. — Зачем она тебе, она всего лишь ребенок! Верни ее домой, позволь жить нормально и продолжай упиваться властью и вытягивать из Меридиана силы, пока твои подданные тебя не погубят!

Фобос вздохнула, махнула рукой, и Гидеон, не двинувшись, заставил его замолчать. Мириадель закричала, взмахнула руками и замолчала тоже, раскрывая теперь рот совершенно беззвучно.

— Ты ведь говоришь о моей сестре Элион, верно? Так, чтобы не возникло недопонимания, — Фобос перешла на едва уловимый шепот, подалась вперед, опуская подбородок на сцепленные в замок пальцы. — Она наконец-то дома, избавлена от удерживающих ее предателей. Ты спросил, зачем она мне? Чтобы передать принадлежащий ей по праву трон, разумеется.

Фобос шипяще рассмеялась, откинулась на спинку, закинула ногу на ногу. Альборн рванулся, рухнул, заскреб ногтями по полу, Мириадель раскрыла рот в немом крике, указала на нее тут же хрустнувшим пальцем. Помещение наполнилось беззвучными, надрывными криками, Фобос опустила подбородок на согнутую в локте руку, указательным пальцем смахнула невидимую слезинку. Гидеон впереди смотрел на мятежников невидящим взглядом, шевелил пальцами и склонял голову набок. Фобос нахмурилась, заметив на его бледном лице капельки пота, щелкнула ногтем и взмахом кисти приказала ему убираться вон.

— Альборн и Мириадель, — протянула Фобос, — глупцы, поверившие словам чудовища, которое считали другом. Глупцы, совершившие измену, приговоренные к казни…

Альборн, переставший выть и скрести пол, вскинулся, рванулся, врезался в незримую стену, ударил по ней кулаком. Фобос тяжело вздохнула, наблюдая за ним и за прижимающей руки ко рту Мириадель, скривила губы, и Альборн шлепнулся на пол.

— Галгейта!.. — закричал он, и Фобос прервала его взмахом ладони.

— Галгейта, — она лениво качнула ногой, сдула с ногтей невидимые пылинки, — скоро встретит свою участь. Но вы, мои дорогие кукольные родители, все еще дороги Элион, и потому будете жить. Жить, пока не совершите какую-нибудь опрометчивую, совершенно заурядную глупость.

Она громко щелкнула пальцами, и в стене ровно позади двоих мятежников открылся мерцающий неровными краями портал. В его глубине, скрываемая мутной пеленой, виднелась грунтовая дорога, покосившиеся колышки оградки и кусочек жухлой посеревшей травы. Альборн покосился на нее непонимающе. Мириадель рыдала. Фобос закатила глаза, качнула ногой — пол под их ногами подпрыгнул.

— Убирайтесь, — приказала она.

Проход захлопнулся спустя мгновение. Фобос потерла переносицу, опустила горячий лоб на ладонь. Усталость темнотой наваливалась на плечи, кутала и баюкала, и она даже прикрыла глаза, прежде чем услышала гулкие шаги и отпечатывающееся на веках дыхание. Седрик стоял за ее спиной, недвижимый и непоколебимый, стоял каменной статуей и продолжал ровно, размеренно дышать. Фобос отняла руку от лица, сбросила ноги на пол. Темнота клубилась под веками, тянула за привязанные к пальцам ниточки, шептала на ухо. Седрик не улыбался, не смотрел на нее вовсе, буравил взглядом место исчезнувшего в стене портала.

— Вы слишком добры, госпожа, — наконец выдохнул он.

Фобос глянула на него исподлобья, расхохоталась. Обошла резное кресло, приблизилась, почувствовав его дыхание на губах, тряхнула головой так, что их волосы на мгновение смешались и спутались, растянула губы в наверняка некрасивой азартной улыбке. Седрик смотрел будто сквозь нее, но Фобос видела, как дрожали его ресницы, как расширялись темные на светлом фоне зрачки. Она усмехнулась, хлопнула его по груди тыльной стороной ладони, развернулась, хлестнув длинными волосами:

— Согреешь для меня постель.

Она не могла видеть, как сверкнули его глаза.

Фобос куталась в ласки и поцелуи, отпечатывающиеся на коже алыми розами и диковинными цветами, ловила и тянула чуждое дыхание, поддавалась и вела, и только тогда могла себе позволить быть чуточку мягче. Седрик касался, сжимал и мял ее, будто тряпичную куклу, будто не выполнял приказ, а наслаждался. Вот только этого Фобос ему не могла позволить. Она привыкла брать, а не отдавать, она привыкла считать себя выше, считать всех своими слугами. Фобос слишком привыкла быть колкой розой, чтобы позволить кому-то любить себя.

— Расчеши, — коротко бросила она, стоило им переступить порог ее покоев.

Седрик склонился непривычно низко, скрыл лицо волосами цвета вожделенной повстанцами пшеницы. Фобос фыркнула, глядя на него, сбросила туфли, уселась перед зеркалом. Она слишком устала и слишком злилась, чтобы иметь возможность поддерживать их обычную колюче-язвительную беседу. Однако сразу переходить к причине его нахождения здесь не хотела тоже.

Прохладные пальцы коснулись висков едва ощутимо, пустили по коже волны мурашек и исчезли, забирая с собой спасительную преграду волос. Фобос выдохнула, расслабилась, опустила голову, ощущая тяжесть ладоней на висках, прикрыла глаза. Она могла поклясться, что Седрик усмехнулся, растянул губы в снисходительно-довольной улыбке, но он продолжал расчесывать ее волосы пальцами, перебирал и сплетал пряди, успокаивающе массировал напряженную кожу. Он не притронулся к лежащему на столике гребню, принялся плести нетугую косу, постепенно опускаясь на колени. Фобос чувствовала, как опускается за ним его дыхание, чувствовала моменты прикосновения тонких пальцев, чувствовала моменты их исчезновения.

Отпущенная коса оттянула голову, шлепнулась на пол. Фобос приоткрыла глаза, поглядела на собственное занавешенное светлыми ресницами отражение в зеркале, скосила глаза на светлую же макушку. Седрик сидел на коленях, не спешил подниматься и касаться ее снова, так что она не могла видеть его лица. Тем не менее Фобос отлично представляла непоколебимое спокойствие, вздернутый в лукавой улыбке уголок губ. Она подхватила основание косы, перекинула ее через плечо, долго разглядывала ровные стежки. Отбросила волосы так, что они снова шлепнули Седрика по лицу, скрыла взгляд ресницами и прикусила от удовлетворения губу.

— Расплети, — приказала она.

Седрик послушно коснулся кончиков волос, принялся расплетать медленно, сводяще с ума неспешно. Фобос сложила руки на груди, закинула ногу на ногу, фыркнула, расправляя мешающие складки длинного платья. Когда ладони Седрика будто случайно коснулись спины, она дрогнула, поддалась охватывающему жару, тяжело выдохнула. Но не двинулась с места.

— Вы милостивы к другим, госпожа, — выдохнул Седрик, намеренно неосторожно мазнув дыханием по плечу, — но так жестоки с вашим покорным слугой.

Фобос хохотнула, переборола расползшуюся от его прикосновений волну мурашек, повела плечами. Он поднялся достаточно высоко, чтобы теперь она могла видеть его отражение за своей спиной, неспешно уничтожал плоды собственного труда, сверкал глазами-льдинками и опасно улыбался. Фобос качнулась на пуфе, уперлась затылком ему в грудь, отсчитала вдохи.

— Тебя что-то не устраивает? — сорвалось в стремительно нагревающийся воздух.

— Весьма, — ответил Седрик, оглаживая ладонями ее щеки.

Фобос коротко расхохоталась, когда одна его рука будто нечаянно соскользнула вниз, мазнула по груди. Седрик неожиданно отстранился, сбросил одежду, повалился на кровать наискосок, раскинув руки. Фобос вскинула бровь, обернулась вместе с пуфом, сложила руки на груди. Почти разочарованно цокнула, но сдержалась, склонила голову набок, коснулась босой ступней его ноги, шлепнула с размаху.

— Вы приказали мне… — он не договорил, скривился от хлесткого удара пробежавшей по волосам молнии.

Фобос медленно поднялась, ладонями расправила платье, не спуская глаз с замершего с ехидной улыбкой на лице Седрика. Его волосы рассыпались по одеялу, кое-где свесились вертикально вниз, грудь и живот мерно вздымались от дыхания, и Фобос коснулась пальцами впадинки между ключиц, надавила, опустила ладонь целиком.

— Я знаю, что я приказала, — отчеканила она.

Седрик следил напряженно, не отрывал взгляда от скользящей ниже ладони, рвано вздохнул, когда она надавила на грудь, туда, где под ребрами билось беззащитное сердце. Его кожа была прохладной и гладкой, нагревалась под ее пальцами и покрывалась розоватыми пятнами. Фобос невольно хихикнула, отстраняясь, когда он потянулся следом и, тут же опомнившись и повинуясь ткнувшему в подбородок кончику пальца, лег обратно. Она облизала разом пересохшие губы, склонила голову набок, скрывая половину лица платиновой завесой, взмахнула руками и сбросила ставшее катастрофически лишней деталью платье. Мягкая перина прогнулась под ее весом едва заметно, магический свет замерцал и погас, оставляя их в полумраке, освещенных тусклым серебристым светом луны.

Фобос почувствовала на губах жаркий выдох, хохотнула, отвела голову, так что губы мазнули по щеке. Поцеловать себя не позволила. Седрик рыкнул, будто спущенный с цепи зверь, обхватил за талию, впился в ложбинку на шее. Ей было горячо и мягко, разум заволакивала сладкая пелена рук, губ и других частей тела, Седрик целовал ее тело рвано и почти больно, не спешил доводить до конца. Фобос сидела на его коленях, все больше и больше отклонялась назад, падала на спину, заставляя его навалиться, укрыть и укутать, ловила губами жар и трепет чужого тела. Фобос забывалась, но забыться не могла, что-то внутри, тревожное и колкое, не давало закрыть глаза, заставляло следить, глядеть в подернутые пеленой льдины и считать прошивающие молниями удары сердца.

Позже, когда глаза наконец закрывались, а тело проваливалось в вязкую темноту, она схватила Седрика за руку и заплетающимся языком приказала охранять ее сон.

* * *

Вилл тяжело вздохнула, уселась на траву рядом с угрюмой Ирмой. Корнелия ходила из стороны в сторону в тени растущего во дворе школы дуба, Хай Лин рисовала что-то, а Тарани задумчивым взглядом сверлила проходящих мимо учителей. Была обеденная перемена, так что у них в запасе оказалось довольно много времени на раздумья и разговоры. Вилл поморщилась от стрельнувшей в виски головной боли, растерла ладони — вчерашний дождь оставил лужи, трава была мокрой и липкой от размокшей земли, но зато никто больше не рисковал обедать на улице. Им, как волшебницам, дождь и грязь были не страшны.

— Я думаю, нужно проверить миссис Рудольф, — заявила, не отрываясь от наблюдения, Тарани.

Хай Лин подняла на нее взгляд, рассеянно кивнула. Ирма встрепенулась, проследила за взглядом подруги. Миссис Рудольф, учительница математики, как раз проходила по открытым коридорам из учительской в один из классов. Вилл вспомнила, что следующим уроком у них была именно математика.

— И Коллинза заодно, — буркнула Вилл, заметив раздражающую физиономию.

Ирма фыркнула, Тарани закатила глаза. Хай Лин хихикнула, вернулась к рисункам. Она рисовала уже долго, с самого утра не отрывалась от альбома и карандашей, и, по словам Ирмы, уже каждый учитель успел сделать ей замечание.

— То, что Коллинз встречается с твоей матерью, не делает его пришельцем и злодеем, — резонно заметила Тарани.

Вилл надулась. Дин Коллинз, ненавистный ей учитель истории, разговаривающий с директрисой на веранде, неожиданно замолк, смерил ее приветливым взглядом и улыбнулся. Ирма расхохоталась, когда Вилл натянула на лицо самую широкую свою улыбку и вытянулась, не поднимаясь с земли. Директриса Никербокер удовлетворенно качнула головой и пригрозила им пальцем.

— Еще как делает, — надулась Вилл, когда преподаватели скрылись из виду, — он просто хочет подобраться ко мне, чтобы украсть сердце Кондракара. Зачем еще ему встречаться с моей мамой?

Она сдула со лба непослушную прядку, почувствовала треск как от статического электричества, но не обратила на него внимания. Хохочущая Ирма повалилась ей на колени, Тарани сочувственно улыбнулась, Хай Лин снова на мгновение оторвалась от своих рисунков.

— Любовь, — пропела она, воздевая палец к небу.

Ирма задохнулась смехом.

— Ну хватит! — рявкнула Корнелия. — Элион пропала, а мы сидим тут и хохочем!

— Элион на Меридиане, — сказала, отдышавшись, Ирма, — где еще она может быть? Ватек же сказал, что она местная принцесса, сидит себе, наверное, чаи с пирожными гоняет вместо скучной математики.

Корнелия шумно вздохнула, раздула ноздри. Вилл вскинула руки, покачала головой, но прервать начинающуюся перепалку ей не дал громыхнувший в небе гром. Небо стремительно серело, затягивалось тучами, вот-вот, кажется, должен был хлынуть дождь.

— Элион моя лучшая подруга, — припечатала Корнелия, — она бы не ушла, не рассказав мне…

Ирма задрала голову, присвистнула. Темнело резко и быстро, вот уже их накрывала густая тень облаков. Корнелия опустила плечи, обхватила себя руками. Хай Лин снова оторвалась от рисунков, приподняла лист, продемонстрировав им серебряный обруч с ярким фиолетовым камнем.

— Ты-то ей не рассказала, — высказала общую мысль Ирма.

Корнелия зыркнула на нее зло, но пререкаться не стала. Вилл поднялась, отряхнулась от налипшей травы, смахнула капельки влаги. Рисунок Хай Лин казался ей отчего-то знакомым, притягивал взгляд и завораживал, и она подошла, склонилась над подругой, уперев ладони в колени. Тот лист Хай Лин уже отложила, принялась раскрашивать, разрисовывать новый, на котором постепенно вырисовывались очертания мутного зеркала и клубящейся вокруг черной дымки.

— Мне кажется, я уже видела это, — пробормотала Вилл, вглядываясь в будто живые туманные клубы.

— Во сне, — кивнула Хай Лин, — я решила нарисовать, потому что это как будто нечто очень важное. Но я никак не пойму, что это.

— Помните, мы все видели во сне сердце Кондракара? — склонилась рядом Тарани. — Ощущения примерно такие же.

— Тревожное чувство, — Ирма не переставала смотреть в затягивающееся тучами небо.

Корнелия молча поджала губы.

После окончания математики миссис Рудольф попросила их с Корнелией задержаться, заговорщицки зашептала, вручила бумажку со своим адресом и пообещала рассказать о Меридиане все, что им следует знать. Вилл переглянулась с Корнелией, отправила девочкам мысленное сообщение и пообещала миссис Рудольф непременно зайти на чай.

— Как думаете, она наш друг или враг? — спросила Хай Лин, когда они шли по пахнущей влагой и свежестью улице.

Дождь прошел мимо них, закончился ровно с окончанием занятий, наполнил воздух запахами, а асфальт под ногами — глубокими лужами. Хай Лин, обутая в резиновые сапоги, шлепала прямо по ним, поднимая тучи брызг, Ирма ругалась и отскакивала, а Корнелия, кажется, погрузилась в прострацию еще больше. Тарани держала в руках листок с адресом и то и дело сверялась с номерами домов.

— Миссис Рудольф была другом семьи Браун, — неожиданно громко заговорила Корнелия, — Элион рассказывала, что она довольно часто приходила к ним в гости.

Тарани остановилась, указала на нужный дом, задумавшаяся Ирма едва не влетела ей в спину. Хай Лин присвистнула, задирая голову, Корнелия закатила глаза, толкнула калитку и сделала приглашающий жест.

— Вот ты и иди первой, — буркнула Ирма.

— Просто на всякий случай, если придется превращаться, — обернулась Тарани, — Вилл, ты как?

Вилл улыбнулась, вытянула руку, и на ладони появилось, слепя розоватым светом, сердце Кондракара. Тарани удовлетворенно кивнула, Корнелия хмыкнула и вздернула подбородок, Ирма толкнула ее плечом и все-таки пошла первой. Дом возвышался над головой, казался подпирающим небеса, хотя Вилл и насчитала в нем всего лишь три этажа. То ли страх и настороженность делали свое дело, то ли место в самом деле было зачарованным, и дом был таким же большим, каким и казался на первый взгляд. Так и не рассеявшиеся тучи клубились над козырьком крыши, налетевший внезапно ветер ударил Вилл в спину, будто преградил путь назад. Хай Лин оглянулась, подняла руку, и ветер взвился вокруг нее, усилился и стал зримым. Они стояли за стеной бушующего вихря, так что позади ничего видно не было. Оставалось только шагать вперед, войти в кажущийся совсем недружелюбным дом и послушно выслушать рассказ миссис Рудольф.

— Ладно, девочки, — Вилл еще раз оглянулась на непрозрачную вихрящеюся стену, — назад пойти мы все равно не можем, так что вперед.

— Элион нужна наша помощь, — кивнула Хай Лин.

Стоящая посреди лужайки Ирма нетерпеливо махнула рукой.

Миссис Рудольф встретила их на пороге, широко улыбнулась и пригласила внутрь. Ее не смущал ни неутихающий вихрь, ни их подозрительные взгляды. Выглядела она совершенно обычно, разве что то и дело замирала и прислушивалась. Изнутри дом тоже казался обыкновенным среднестатистическим домом без лишних объемов и живущих внутри чудовищ. Тарани махнула рукой, указала на виднеющуюся из окна улицу, мысленно напомнила всем быть настороже.

— Вы чего-то боитесь? — участливо спросила Хай Лин, когда они все расселись вокруг низенького кофейного столика в гостиной.

Миссис Рудольф снова замерла, прислушалась, покачала головой. Вилл прислушалась тоже, но не услышала ничего, кроме доносящихся с улицы криков гуляющих ребятишек и воя ветра.

— Она забрала Альборна и Мириадель, — вздохнула миссис Рудольф, — скоро ее слуги придут и за мной. Но прежде, чем это случится, я вам кое-что расскажу.

Тарани пихнула тянущуюся к печенью Ирму локтем. Ирма вскинула брови, потерла место удара, пожала плечами и растянула губы в вежливой улыбке. Где-то слышался шелест листьев, хотя Вилл не была уверена, что видела на этой улице деревья.

— Она? — спросила, подаваясь вперед, Тарани. — Вы говорите о Фобос, верно?

— Мы защитим вас! — воскликнула Ирма и воровато оглянулась на остальных. — Ничего страшного не произойдет.

«Мы еще не знаем, хорошая она или плохая», — осадила ее мысленно Корнелия.

«Если Фобос охотится на нее, значит хорошая», — фыркнула Ирма.

Вилл глянула на миссис Рудольф, вздрогнула, пнула под столом сидящую ближе всех Хай Лин. Хай Лин, заметившая тоже, хлопнула Корнелию по руке, получила порцию шипящего недовольства и взмахом подбородка указала на сидящую напротив учительницу. Вернее уже нет. На месте миссис Рудольф и в самом деле сидело чудовище, нечто, сравнение чему Вилл подобрать никак не могла. Она была огромная, с хвостом и полосками на песочного цвета коже, с длинными заостренными ушами и наверняка полным ртом острых зубов. Ирма раскрыла рот, выронила схваченное с тарелки печенье, спешно отодвинулась, едва ли не забираясь на диван с ногами.

— Защитим! — пискнула она и втянула голову в плечи.

Миссис Рудольф рассмеялась, и ее уши смешно дрогнули. Вилл прыснула, зажала рот ладонью, промямлила извинения, но миссис Рудольф махнула рукой, на мгновение сделалась теплой плюшевой игрушкой и вдруг снова превратилась в монстра.

— А теперь, девочки, послушайте то, что я вам скажу, — она оглянулась, будто опасалась, что их могли подслушать, и Вилл увидела заполняющие ее рот длинные клыки, — именно я пятнадцать лет назад похитила принцессу Элион, Свет Меридиана и наследницу престола.

— Похитили? — переспросила Тарани.

— То есть Элион правда принцесса? — недоверчиво пробубнила Ирма.

Корнелия шикнула на нее рассерженно. Вилл прикрыла глаза, прислушиваясь к шелестам и шепоткам за окном, сомкнула пальцы.

— Прошу вас, миссис Рудольф, продолжайте, — Корнелия взяла женщину-чудовище за руку.

— Меня зовут Галгейта, дитя, — миссис Рудольф тепло улыбнулась, сверкнула зубами, — я была другом и верной подданной почившей королевы. Я принимала в этот мир и принцессу Фобос, и принцессу Элион.

— Вы хотели рассказать нам об Элион? — спросила Вилл.

— Нет, о ее старшей сестре, — покачала головой Галгейта, — Фобос была нехорошим, темным ребенком. С самого рождения ее сердце было черно, и даже сам Меридиан отрицал ее существование. Мне было жаль это дитя, ибо не знало ее сердце ни любви, ни ласки, но то, что она замыслила сделать, оказалось слишком чудовищным для жалости.

Ветер за окном рванулся, по стеклу застучали первые крупные капли дождя. Галгейта прижала уши к голове, оскалилась, глядя куда-то в пустоту, недолго молчала.

— Королева умирала, — продолжила она рассказ, — она ведала о тьме в сердце старшей дочери, ведала о ее желаниях и страстях. Королева боялась, что, умерев, она оставит без защиты свет, еще крохотный и неоформившийся, бьющийся в сердце ее младшей дочери, боялась, что тьма в душе старшей разрастется и погубит ее. Королева боялась, что жажда Фобос погубит не только ее дитя, но и весь мир, всех людей, которых она поклялась когда-то защищать. Фобос завидует свету в сердце младшей сестры, завидует тому, что не в состоянии постичь. И желает уничтожить.

В наступившей тишине Вилл отчетливо услышала чужое дыхание за спиной. Она попробовала обернуться, но не смогла, не в силах была даже моргнуть. Галгейта, уже несколько минут глядевшая ей через плечо, поднялась, стряхнула с колен крошки печенья, улыбнулась печальной, обреченной улыбкой. Вилл рванулась, и ее будто прибило обратно с силой, на мгновение выбило воздух из легких.

— Благодарю, что выслушали меня, — проговорила Галгейта, принимая облик миссис Рудольф, учительницы математики, — тебя тоже, юноша. Надеюсь, каждый из вас примет мой рассказ во внимание и сделает соответствующие выводы.

Когда Вилл смогла вздохнуть, кроме них в доме никого не было.

Седрик осторожно приподнялся на постели, оглядел мирно спящую госпожу и вздохнул. Она все еще сжимала его предплечье холодными пальцами, но хватка была недостаточно крепкой, чтобы он не смог выбраться. За окном плескалось ранее утро, когда солнце еще не встало, но туманная рыжевато-желтая дымка уже поднималась над горизонтом. Седрик мысленно укорил себя за то, что позволил себе заснуть. У него была неоконченная работа, дела, не терпящие промедления. И страшное нежелание вылезать из не своей постели.

Принцесса Фобос выглядела умиротворяюще. Платиновые волосы рассыпались по простыням и ловили первые мягкие золотистые блики, выглядывающая из-под плотного одеяла рука выглядела тонкой и едва ли не прозрачной. И она только теперь, расслабившись во сне, не поджимала губы и не хмурилась, отчего тонкая складка появлялась между ее бровей. Комок из одеяла и волос мерно вздымался и опускался, не издавая ни единого звука, и Седрику вдруг показалось, что он оглох. Сердце принцессы билось пугающе тихо, теплое дыхание путалось в упавших на лицо прядях. Белоснежная ладонь исчезла в складках, и только это, казалось, демонстрировало, что тонкая кожа еще не обратилась во мрамор.

Седрик потянулся к лицу госпожи и остановился в последний момент. Рука замерла сама собой, дыхание сбилось, кожа на спине покрылась липкими мурашками. Не стоило будить ее, не стоило касаться ее без разрешения. Не стоило без разрешения ее любить, но этого Седрик уже сделать не мог, слишком глубоко и прочно он врос в ее естество. Седрик слишком любил принцессу Фобос, чтобы позволить себе нарушить ее покой.

Он оделся и вылетел из ее покоев стремительно, не позволив себе даже быстрого взгляда на скрытое завесой волос лицо. В коридоре было темно и тихо, защитные заклинания на двери призрачно засветились и потухли, создавая искусную иллюзию двух вооруженных стражников. Фобос на самом деле никогда бы не доверила собственную безопасность каким-то стражникам. Утренний, наполненный тусклым светом туман сюда еще не проникал, разбивался о зачарованные камни и скудно резал стены сквозь узки окна-бойницы, так что Седрику пришлось сосредоточиться, чтобы наколдовать простенький светлячок.

Он был не то чтобы не в ладах с магией, просто магия как таковая противоречила самой сущности оборотней. Оборотни частично состояли из магии, но пользоваться ей, извлекать заклинания подобно людям, не могли, ограничивались разве что крошечными фокусами вроде тех же самых светлячков. Седрик никогда не пользовался чем-то другим, потому что ему это не было нужно. Он прекрасно обходился собственной силой и чужими приспособлениями с магическими артефактами.

Разгоревшийся над ладонью свет заставил его замереть, втянуть носом воздух и нахмуриться. Принцесса Элион определенно пряталась где-то рядом, но Седрик, сколько ни напрягал зрение, разглядеть ее так и не смог. Юная девочка, еще не осознавшая собственную силу, прекрасно управлялась с довольно сложной магией.

— Почему же вы не спите в такую рань? Солнце еще не взошло, — не последовало даже шороха, и Седрик потер переносицу, — я вижу вас, Ваше Высочество.

Седрик сказал «вижу», потому что не мог же сказать «чую», и потому получилось, что он соврал. Он ощущал присутствие, слышал запах, но глазами не видела ничего, кроме серого камня. Пространство ровно перед ним зарябило и подернулось дымкой, лопнуло с негромким бульканьем, и на месте голой стены показалась опустившая голову принцесса Элион. Она была одета в ночное платье, и волосы ее были совершенно растрепаны, так что Седрик мысленно отметил к списку дел необходимость отругать Миранду, назначенную личной горничной второй принцессы.

— Я все ворочалась и ворочалась и в конце концов решила прогуляться, — она и впрямь выглядела невыспавшейся и чересчур возбужденной, — я вообще-то сначала подумала про Анну, но… это ведь комната моей… сестры?

Принцесса начала говорить уверенно и бойко, но после упоминания мисс Фишер стушевалась, начала запинаться, опустила голову и едва выдавливала из себя слова. Седрик заметил, что щеки ее чуточку покраснели, и усмехнулся, поняв, что именно ее смутило. Разумеется, она видела, как он ранним утром вышел из покоев принцессы Фобос.

— Конечно, Ваше Высочество, — бесстрастно кивнул он, внутренне наслаждаясь таким ярким смущением, — и, полагаю, нам с вами следует удалиться, чтобы не мешать вашей сестре отдыхать.

Юная принцесса ойкнула, зажала себе рот ладонями и покраснела еще сильнее — теперь Седрик мог в полной мере увидеть совершенно алый нос, прикрытый рассветной полутьмой. На самом деле, конечно, тихие разговоры не могли проникнуть сквозь сеть защитных заклятий, но продолжать беседовать с особой королевских кровей, к тому же облаченной в одно лишь ночное платье, посреди холодного коридора было попросту недопустимо. Седрик невольно улыбнулся, когда эта маленькая леди вскинула голову и решительно кивнула, и подставил ей локоть, приглашая следовать выбранному им пути.

— Почему ты зовешь меня Ваше Высочество? — ее голос звучал чуточку обиженно, и Седрик едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

Принцесса Элион глянула на него исподлобья, нахмурилась, поймав улыбку, и резко отвернулась, так что ее полураспустившаяся косичка шлепнула его по плечу. Седрик незаметно вздохнул, покосился на светлячок, который она отобрала и теперь грела в ладони, и прикрыл глаза. В самом деле, как же еще он мог ее звать?

— Потому что вы принцесса, Ваше Высочество, — кивнул Седрик, поглядывая на светлую макушку, — разве Гидеон вам все не объяснил?

Они неспешно проходили из одного крыла замка в другое, так что стражи постепенно становилось больше, тут и там начинали сновать слуги. Принцесса Элион оглядывалась с интересом, и иногда им даже приходилось останавливаться, чтобы она могла получше рассмотреть ту или иную деталь.

— Объяснил, — мотнула головой принцесса, — просто у меня в голове все время звенело, и я все прослушала.

Она выглядела воодушевленной, но все еще несколько усталой, что было особенно заметно по чрезмерно резким движениям и слегка опухшим глазам. Седрик неспешно вел принцессу в ее комнату обходными путями, потому что предчувствовал, что так просто отдыхать она не вернется. Солнце уже выглядывало из-за горизонта, утренняя дымка становилась гуще и насыщеннее, а серые глаза принцессы сверкали все ярче.

— Вы можете задавать мне любые вопросы, Ваше Высочество, — сказал Седрик, отворяя магический замок в ее покои.

Скрывающаяся за полузадернутым балдахином кровать была разобрана, на полу валялись несколько платьев, один резиновый сапог неведомо как оказался на подоконнике, а второго Седрик и вовсе не видел. Аккуратно убранными выглядели только висящее на вешалке зеленое платье и возлежащий на туалетном столике венок. Принцесса, заметив его взгляд, нисколько не смутилась, задернула балдахин и уселась на небольшой диванчик, расположенный напротив окна. Седрик остался стоять посреди сущего безобразия.

— Вы с ней женаты? — глаза принцессы сверкнули; Седрик подавился воздухом.

В груди неприятно кольнуло, и Седрик склонил голову и усмехнулся. Принцесса Элион выглядела воодушевленной, она подалась вперед, уперла локти в колени и вложила ладони лодочкой. Заглядывающее в большое окно солнце танцевало на ее платиновых волосах и отражалось бликами в зеркале.

— Это невозможно, Ваше Высочество, — качнул головой Седрик.

Отраженный в зеркале блик попал ему в глаз, и Седрик нахмурился, делая крошечный шаг в сторону. Улыбка с лица принцессы тут же пропала, она ссутулилась и насупилась. Такой она отчего-то показалась Седрику необычайно милой и естественной, и он невольно представил на ее месте старшую сестру. Это невозможно, горько повторило сознание.

— Почему? Я думала, ты тоже принц, — Седрик усмехнулся и отрицательно прикрыл глаза; принцесса никак не унималась, — герцог? Ну хотя бы граф? Но ты ведь любишь ее!

Она сорвалась на крик неожиданно, Седрик разглядел блеснувшие в огромных глазах слезы. Улыбка сама собой расплывалась на его лице, горькая и кривая. Упрямое солнце вновь ослепило его, отразившись от стекла.

— Это невозможно, Ваше…

— Нет!

Элион оборвала его, вскочила и топнула ногой. Седрик вдруг перестал воспринимать ее как принцессу, величественную и утонченную. Теперь она как нельзя больше походила на взъерошенного капризного ребенка, и оттого он никак не мог перестать улыбаться. Принцесса Фобос никогда на самом деле не вела себя как ребенок, и Седрик больше всего на свете хотел увидеть ее такой.

Висящий над плечом принцессы светлячок лопнул и рассыпался искрами, замерцал в воздухе и осел на собранные в неаккуратные косички светлые волосы. Она стояла перед ним, маленькая и рассерженная, по-детски топающая ногами и размахивающая руками от гнева, и Седрик не чувствовал ничего, кроме томящегося в груди раздражения. Веселая и яркая, рассудительная и чуть наивная Элион, пришедшая в книжный магазин, нравилась ему на самом деле куда больше, но те дни безвозвратно кончились. Мир для нее стремительно изменился, перевернулся с ног на голову, и теперь будущая королева не могла позволить себе оставаться ребенком.

— Это ведь должна быть сказка, — слезы заблестели на ее щеках, — сказка про прекрасную принцессу и отважного принца, где все у всех обязательно хорошо!

Солнце выплывало из-за горизонта, покачивалось в окне и слепило немилосердно. Солнце путалось в светлых волосах второй принцессы, кололо веки и щеки Седрика и взрывалось холодными красками. Солнце сжигало и убивало клубящуюся на полях тьму, и яркий свет выжигал глазницы и оставлял кровавые ожоги на теле.

— В этой сказке, Ваше Высочество, — ровно сказал Седрик, — вы, увы, угодили в замок злой колдуньи.

Элион отшатнулась, осела прямо на пол, и солнце упало следом, рассыпалось солнечными зайчиками в стекле и окрасилось в красный. Желтые и утренние розовые краски погасли, зацвели в небе фиолетовым маревом, накрыли белое от пушистых облаков небо.

— Но ты ведь Рик, — прошептала принцесса тихим ломающимся голосом, — мы же с тобой друзья?

Это звучало как вопрос, но вопросом не являлось, потому что принцесса Элион уже прекрасно знала ответ. Седрик приложил руку к груди, прищурился, разглядывая завешенное растрепавшимися волосами и покрытое прозрачными слезами лицо, и вздохнул. Открывшаяся картина не вызывала у него и капельки чувств, разве что кроме щелкающего на кончиках пальце раздражения. Солнце светило кроваво-красным точно в окно, будто смеялось, покачиваясь с шелестом деревьев в лесу, а вторая принцесса смотрела на него исподлобья, и в глазах ее плескалась обида.

— Во всяком случае, Ваше Высочество, — Седрик низко поклонился, — ваше благополучие волнует меня куда меньше, чем благополучие вашей старшей сестры.

* * *

Когда Анна открыла глаза, ей показалось, что она ослепла. Все вокруг было белым, просто-таки кристально чистым и незапятнанным. И пол под ногами, и стены, и потолок. В наличии последнего, впрочем, Анна засомневалась, задрав голову и прищурившись. Место, в котором она находилась, будто целиком состояло из невесомых пушистых облаков, парило где-то в центре пустоты и вовсе выглядело миражом или видением. И, что самое отвратительное, Анна тоже была одета в белое нечто, отдаленно напоминающее платье-балахон с высоким воротом и длиной до пят, так что почти полностью сливалась с окружающей обстановкой. Наверняка ее чужеродность выдавали темные глаза, но их сама Анна, естественно, видеть никак не могла.

Анна вздохнула и прищурилась, стараясь отделить одно белое от другого. В глазах рябило и плясало от льющегося отовсюду яркого света, и она быстро сделала вывод, что долго находиться здесь решительно невозможно. Впрочем, так просто выйти она тоже не могла, потому что предварительный осмотр показал — белым было вообще все, включая колонны, двери и нечто пушистое, клубящееся за огромными арками-окнами. То есть для Анны все вокруг выглядело как пустое белое пространство, очертания предметов в котором угадывались разве что благодаря странным мерцающим бликам.

Свет лился отовсюду, и его будто не было, потому что рассмотреть хоть что-нибудь, сколько она ни вглядывалась, Анна не могла. Однако страшно почему-то не было. Странное умиротворяющее спокойствие разливалось по телу приятным теплом, и вскоре Анне начало казаться, что выход ей и вовсе не нужен. Тогда она хлопнула себя по щекам, вздрогнула от стремительно затухающей боли в ладонях, закрыла глаза и распахнула их снова. Белое пространство все еще было непроглядно-белым, но теперь она кое-как видела те самые очертания дверей-арок, высоких, уходящих будто в никуда колонн и клочка пьяняще-голубого неба, скрывающегося за пышными облаками.

— Это ведь не чистилище? — она заговорила вслух, потому что от мелодичной тишины звенело в ушах. — Его же обычно описывают как белую пустоту.

Никто, ожидаемо, не ответил. Анна осторожно, пристально глядя под ноги, подошла к огромному окну, оперлась о каменный на ощупь подоконник и перегнулась, выглядывая наружу. Место, в котором она находилась, будто стояло на облаках посреди неба — внизу были пушистые клубы, вверху и сбоку тоже, но изредка мелькали ярко-голубые, желтовато-розовые и тускло-сиреневые кусочки. Анна вывернулась, задрала голову вверх. Выдох застрял в горле и защекотал нос, ладони стали липкими, а глаза заслезились. Далеко вверху, дальше, чем она представляла себе небо, конца и края не было белым дымчатым башням, белым же куполам и таким же широким переходам, увязающим в облаках.

Чем дольше Анна смотрела, тем больше она видела вокруг. Белое недоразумение начинало делиться на оттенки, приобретало фактуры и узорные рельефы, так что она постепенно могла отличить узорчатую арку от гладкой стены. За арками начиналось новое белое ничто, совершенно одинаковое, и Анна закатила глаза, мысленно проклиная странное место.

Ей казалось, что когда-то она уже видела это пространство белого света, но едва ли такое было возможно. Анна может и не в деталях, но всегда запоминала сны и видения, и просто вылететь из памяти такая характерная картинка уж точно не могла. Но все-таки что-то это до боли напоминало, пусть и рябило в глазах и звенело в ушах. Анна вздохнула, хлопнула себя по щекам (могло же подействовать второй раз) и осторожно выглянула в следующее помещение.

Здесь были люди, и Анна едва не закричала, привлекая к себе внимание. Все они были одеты в такие же как у нее белые балахоны, ходили босиком и спрятав руки в широких рукавах и сами были какие-то как будто белые. Белесая пелена клубилась между ними, летала клоками и пушинками и, сталкиваясь, издавала звук, похожий на мелодичный звон колокольчиков. Никто, кажется, совершенно не обращал на это внимания, и Анна вытянула руку, осторожно касаясь одного такого туманного облачка. От прикосновения оно тут же рассеялось, зазвенело тихонько, будто на ушко. Анна засмеялась, опьяненная странным местом и странными звуками, но никто все равно не устремил на нее взгляд.

Сложившаяся ситуация начинала угнетать. Анна не знала, где и как оказалась, все вокруг было одинаково белым и в то же время пестрело оттенками, и к тому же ее никто совершенно не замечал. Громко всхлипнув и стукнув кулаком по стене, Анна выскочила в соседнюю, наполненную людьми комнату. Или не совсем людьми, сглотнула она, потому что у некоторых на лице была густая шерсть и торчали звериные уши, а кто-то и вовсе не походил на привычный ей образ человека. Мимо проплыло шарообразное существо молочно-белого цвета с яркими лимонно-желтыми глазами. Анна пискнула и прижалась спиной к стене. Если приглядеться, они все не были похожи на людей в той или иной степени, но все были белыми и одеты в белое.

В ушах звенело от тишины и туманных колокольчиков, сердце пульсировало в ладонях, а ноги, кажется, намертво приклеились к полу. Анна сглотнула вязкий сгусток слюны и закашлялась, закрывая глаза. Даже так все вокруг казалось белым-бело, пронзительный свет пробивался даже сквозь закрытые веки, а пустота шире расползалась под ногами. Анна задушено всхлипнула.

* * *

Элион было обидно. Ей казалось, будто прекрасная сверкающая сказка, начавшаяся еще несколько дней назад, резко рассыпалась колючими осколками, вспорола кожу и оставила глубокие шрамы. Воображаемый замок из ее снов оказался вовсе не таким уж и красивым, а серым и холодным, город за окном превратился в средневековую деревушку, и знакомые, казавшиеся добрыми люди, тоже будто разом сменили маски. Стоило, конечно, предположить, что в этой жизни сказок не существует, но то сладкое пьянящее чувство, охватившее ее с появлением книжного магазина и все усиливавшееся до вчерашнего дня, туманило разум и будто наводило морок. Элион чувствовала себя обманутой и брошенной.

— Хотя в сказках тоже, — вздохнула она, стягивая и отбрасывая в сторону платье, — магии всегда хватает только до полуночи.

Солнце висело над горизонтом и полосой темного леса, лениво освещало пустошь и черепицу деревенских крыш и блестело розово-красным, будто тоже смеялось над ней. Элион надула губы, придирчиво уставилась на висящие в шкафу платья и сдернула первое попавшееся. Вчерашнее зеленое с длинными, будто рваными рукавами было аккуратно сложено, и трогать его почему-то совсем не хотелось. Вчера Миранда, низенькая черноволосая девочка, коротко объяснила ей, какие из этих платьев домашние, какие ночные, а какие выходные, но Элион, даже если и слушала, за ночь успела все забыть. Выхваченное ей было темно-зеленым с длинными рукавами и высоким горлом, с серебристыми вставками-лентами и лиственным вышитым узором, и Элион решила, что оно по крайней мере наверняка не может быть ночным. Сначала Элион показалось, что платье велико, но, стоило ей покрутиться у зеркала, оно село точно по фигуре.

Странное колючее чувство разрасталось в груди, задевало и ранило, и Элион зло фыркнула, мысленно выковыривая его и выбрасывая в окно. В коридоре было пустынно, и только время от времени кто-то проходил мимо ее комнаты. Не было ни стражников, ни стоящих наготове горничных, ничего такого, что обычно было в обожаемых ею сказках, и оттого обида лишь укоренилась, наэлектризовала волосы и замерцала над головой. Крохотный шар света, который Элион отобрала у Рика, висел над ее плечом, разгорался ярче и неровно мерцал, будто вторя ее настроению. Соня, убежавший вчера на разведку, еще не вернулся, и без него Элион почувствовала себя совсем одинокой.

Она не знала, куда хочет направиться, не знала ничего о замке и вообще о месте, в котором находилась, помнила лишь красивое название Меридиан и отпечатавшийся на веках образ высокой светловолосой женщины, отчего-то оказавшейся ее старшей сестрой. На самом деле Элион знала, куда хочет пойти и кого увидеть, но Рик уже увел ее от комнаты Фобос, и возвращаться теперь почему-то было стыдно.

В коридорах было холодно, но Элион заметила это только теперь. В первый раз, когда она выбралась из комнаты еще перед рассветом, она была возбуждена собственными мыслями настолько, что не замечала ничего вокруг. Обратно ее вел Рик, и его теплая рука согревала не хуже электрического обогревателя, а теперь Элион ежилась от холода и натягивала рукава платья до самых кончиков пальцев. Она шла вперед, будто знала какой-то путь, но пути не было, как и не было вокруг никого, кто мог бы ей хоть немного помочь. Элион вдруг очень-очень захотелось домой, но в то же время она желала остаться в этом зловеще волшебном месте подольше.

Высокий человек с сединой на висках и пышными бакенбардами возник перед ней так неожиданно, что Элион дернулась и подхватила подол платья, подсознательно намереваясь сбежать. Но не сделала этого, два раза глубоко вдохнула и тихонечко выдохнула. Этот мужчина напугал ее, но он, судя по всему, просто проходил мимо и вовсе не собирался обращать на нее внимание. И Элион тоже сделала бы вид, что не заметила, если бы он вдруг не остановился, прочно перегородив ей дорогу, и молча поклонился. Элион сглотнула и попятилась, потому что совершенно не знала, что делать в подобной ситуации.

— Да здравствует Свет Меридиана, — проговорил он тихим скрипучим голосом.

Элион дернула головой и на всякий случай огляделась. В коридоре кроме них по-прежнему никого не было, но просто сбежать она все равно не могла. Странное чувство скреблось в груди и требовало сделать все правильно, но Элион понятия не имела, как это правильно должно выглядеть. Поэтому она просто кивнула, вздернула подбородок, отпустила наконец зажатое во вспотевших ладонях платье и прошла мимо. Напускной гордыни хватило всего на несколько шагов, после чего Элион завернула за угол и бросилась бежать.

Сердце стучало как бешеное, резко стало жарко, и Элион никак не могла остановиться. Было одновременно стыдно и радостно, будто она сделала какую-то пакость, а еще очень-очень смешно. Длинное платье путалось под ногами, высокий ворот лип к вспотевшей шее, а и без того не собранные в нормальную прическу волосы совсем растрепались и лезли в глаза, мешая разбирать дорогу. Впрочем, все коридоры здесь, кажется, были одинаковыми, так что Элион в любом случае уже напрочь заблудилась.

Она остановилась, когда дыхание совсем сбилось, уперла ладони в колени и долго пыталась отдышаться. Долгая пробежка в неудобном платье и туфлях на низком каблуке оставила во рту противный металлический привкус, выбросила сердце куда-то в ладони и закрыла обзор мутным туманом. Хотя туман, кажется, был самый настоящий, оказался то ли паром, то ли дымом и исходил откуда-то из-за нескольких закрытых дверей. Элион отдышалась, утерла пот со лба и зачесала назад волосы, так что ей оставалось только надеться, что вид получился более-менее благопристойный. Элион очень не хотелось разочаровывать новоявленную старшую сестру, тем более в первый же день, так что дальше следовало вести себя сдержаннее.

За дверьми слышались звон и приглушенный хохот, тянуло жаром, так что можно было греть руки о теплую древесину, но Элион никак не могла разобрать слов и решиться или уйти, или зайти внутрь. Было чертовски любопытно, что это может быть такое, а еще изредка взвивающийся, перекрикивающий остальных голос казался смутно знакомым. Она бы, наверное, так и осталась стоять в нерешительности, если бы двери не скрипнули, отворившись сами по себе. Элион вздрогнула, отдернув руки от засветившихся витиеватых символов, и отступила на шаг.

Дыхнуло жаром в лицо, глаза заслезились от вывалившегося пара, и ее на несколько мгновений окутало густое белое облако. Все звуки тут же смолкли, так что в ушах зазвенело от навалившейся тишины, и Элион уже подумала сбежать, скрывшись клубами пара, как спасительная завеса рассеялась. На нее смотрели несколько мужчин и юношей, глядели в упор, будто она была какой-то картиной в музее; весело трещал, взвиваясь, огонь в огромной печи. Кто-то выронил что-то из рук, и прокатившийся эхом звук будто стал командой для застывших незнакомцев:

— Да здравствует Свет Меридиана!

Элион отступила, дернулась и едва не упала, запутавшись в подоле. Она чувствовала, как краска приливает к щекам, и как сами по себе пальцы вцепляются в несчастное платье, чувствовала, как становятся ватными ноги и подгибаются колени. Они сказали это хором, выпалили громогласно и синхронно склонились в глубоком поклоне, так что Элион теперь не видела ни одного устремленного на нее взгляда. Вздернуть подбородок никак не получалось, глаза непроизвольно съезжали вниз, на скрытые темно-зеленым подолом туфли, и Элион казалось, будто она сейчас позорно по-детски расплачется.

— Ваше Высочество! — знакомый голос подействовал будто вылитое на голову ведро холодной воды.

Элион вздрогнула, поднимая глаза, сжала пальцами платье и рвано вздохнула. Гидеон глядел на нее встревоженно, на ходу стягивал темный, плотный на вид фартук и огромные рукавицы и совершенно точно шел к ней. Остальные так и остались стоять, склонив головы, но Элион они больше не волновали. С души будто свалился огромный камень, губы задрожали, а глаза сделались влажными. Выдохнуть она смогла только когда дверь за Гидеоном захлопнулась, и они остались один на один в пустом коридоре.

— Ты что, тоже не принц? — выпалила Элион до того, как осознала собственные слова.

Взгляд Гидеона резко смягчился, он фыркнул, прикрыв ладонью рот, и мотнул головой. Только теперь Элион заметила, что коридор заканчивался тупиком всего через несколько метров, а земля, виднеющаяся в узких окнах, была подозрительно близко. Элион растерянно оглянулась, но стены все равно казались совершенно такими же, как везде.

— Ваше Высочество, — Гидеон отвлек ее от созерцания окружающего пространства, поклонился, приложив ладонь к груди, — позвольте мне сопроводить вас в ваши покои.

Элион перекатилась с пятки на носок и мотнула головой. Возвращаться в комнату снова не хотелось, потому что там было скучно, а еще она наверняка снова начала бы думать об обидных словах Рика. Элион старалась не воспринимать сказанное близко к сердцу, но внутри все равно что-то обиженно зудело и будто щемило. Ей на самом деле нравился Рик и очень хотелось подружиться с Фобос, этой высокой строгой женщиной, ее вдруг объявившейся волшебной старшей сестрой. Элион не хотела возвращаться домой, не хотела быть запертой в комнате, а хотела бродить везде и обязательно поговорить с кем-нибудь по душам.

— В таком случае, — Гидеон воровато оглянулся, подмигнул ей и подставил локоть, — я покажу вам одно секретное место.

Элион воодушевленно кивнула, и они двинулись по коридорам в обратную сторону. Сначала Элион даже подумала, что Гидеон все-таки ведет ее в комнату, но только ставший знакомым пейзаж снаружи резко сменился, будто стал больше и выше, а потом узкие окна и вовсе исчезли, заменив естественный утренний свет желтовато-рыжим светом факелов.

— Почему все зовут меня Светом Меридиана? — спросила Элион, оглядываясь на оставшихся позади склонившихся в поклоне стражников. — И они что, все меня в лицо знают?

Гидеон хихикнул, украдкой оглянулся и сделал что-то такое, отчего у Элион на мгновение зарябило в глазах. Стражники исчезли в темноте коридора, рыжий огонь заплясал на стенах, затрепетал, будто потревоженный порывом ветра. Элион взглянула на Гидеона, и ей вдруг показалось, что его лукавые глаза светятся ярким непроглядно-черным светом. Наваждение прошло, стоило ей моргнуть, темнота легла на плечи покрывалом и растрепала волосы, а и без того длинный коридор как будто стал и вовсе нескончаемым.

— Они чувствуют вашу силу.

— Какую еще силу? — перебила Элион, съеживаясь от странного затхлого запаха.

Гидеон демонстративно вздохнул. Элион покосилась на него грозно, но он только фыркнул на ее взгляд, коснулся пальцами стены и цокнул языком.

— Ту, которую вы сейчас используете, — сказал он, сжимая ладонь, — прекратите, а не то мы совсем потеряемся.

Элион надулась, вырвала руку и отпрыгнула к самой стене. Камни казались теплыми на ощупь, но ощутимо царапали и кололи кожу. Гидеон смотрел на нее прямо, буравил укоризненным взглядом, и Элион даже стало немножечко стыдно, будто она в самом деле сделала что-то неправильно.

— Я ничего не делала! — выпалила она, выставляя вперед руку.

Гидеон подернулся рябью, исчез на мгновение и появился снова совсем капельку не там, где стоял раньше. Элион взвизгнула и поспешно спрялась руку в складках платья, оперлась спиной о стену и тут же отскочила, потому что висящий прямо над ее головой факел зачадил и выплюнул в потолок струю грязно-серого дыма.

Гидеон склонил голову набок, растянул губы в ехидной улыбке и шагнул к ней близко-близко, так что Элион почувствовала его дыхание у себя на лбу. Ее же собственное застряло в горле и вырвалось сдавленным писком, когда он смахнул с ее плеча неведомо откуда взявшийся пепел и со смешком отстранился.

— Вы ведь не хотите, чтобы мы куда-нибудь приходили, — фыркнул он, сверкнув темнотой в глазах, — вот мы и не приходим.

Элион насупилась, втянула голову в плечи и отвернулась. Огненные блики плясали на камнях, прыгали с места на место и переливались от красивого, умиротворяющего золотистого до ярко-красного, обжигающего от одного только взгляда. Коридор продолжался дальше, там, где факелы гасли и чадила сизая тьма, будто он и в самом деле был бесконечным, выстраивался и удлинялся с каждым их шагом, обрываясь в самом начале.

— Ладно, — Элион вскинула подбородок, спрятала ладони за спиной, — то есть мне надо захотеть прийти — и мы придем?

Гидеон повторил ее жест, склонил голову набок и кивнул. Его широкая лукавая улыбка отчего-то вызывала у Элион в груди чувство жгучего раздражения, так что она поспешно отвернулась и зашагала вперед. Она не была уверена, что идет правильным путем, но Гидеон не останавливал, только изредка оглядывался и присвистывал. Элион шла вперед упрямо, не обращая внимания на его взгляды и щелчки пальцев, пока сбоку не промелькнула темная, будто поглощающая свет ниша. Факелы висели по обе стороны от нее, но Элион все равно не могла разглядеть, что там внутри.

Поначалу она даже прошла мимо, едва ли обратив на темноту внимание, но, не услышав смешка или цоканья, вернулась на шаг назад. Гидеон разглядывал провал ниши пристальным взглядом, заложив руки за спину, качал головой с умным видом, и Элион заглянула тоже, оттеснив его плечом. Там в темноте не было ничего, за что мог зацепиться взгляд, но также Элион не видела вообще ничего, кроме густой, будто размазанной по воздуху тьмы.

Что-то толкнуло ее вперед так сильно, что Элион едва удержала равновесие, почти провалившись в темную густоту. Ладонь коснулась чего-то теплого и вязкого, застряла плотно, и пол под ногами провалился. Свет вокруг схлопнулся и исчез, короткое мгновение она будто висела в небытии, после чего, словно при тормознувшей загрузке, одна за другой зажглись свечи, выплыли будто из ниоткуда стены и высокие стеллажи, и под ногами образовался твердый гулкий каменный пол, в середине покрытый серебристо-красным ковром. Еще мгновение спустя она почувствовала дыхание Гидеона на затылке и счастливо рассмеялась.

— Кажется, волшебство у вас получается само собой, — выдохнул он едва слышно, — практически без вашего участия.

Элион охватило то самое легкое чувство, будто в животе лопаются крошечные мыльные пузыри, мурашки забегают под волосы, и веселье искрит на кончиках пальцев. Дыхание сперло, и вместе с тем она дышала как никогда легко, казалось, будто она висит в воздухе, и все вокруг переливается тысячами красок и форм. В носу защипало, уши обдало жаром, и странно приятное чувство исчезло, плотно опустив ее на землю.

— Ты сказал, это секретное место, — Элион огляделась и взмахнула руками, — кто еще о нем знает?

Все стены вокруг занимали высокие книжные полки, поднимающиеся так высоко, что терялись в темноте; где-то на уровне настоящего потолка болтались несколько сверкающих шаров сродни тому, что колдовал утром Рик. Элион украдкой оглянулась, но ее шар куда-то исчез, так что макушку больше не обдавало приятное тепло.

— Принцесса, змеюка, ваш покорный слуга, тот старикашка Эрмей, — Гидеон принялся перечислять, загибая пальцы, — и теперь вы, Ваше Высочество.

Элион фыркнула. Почему-то при слове змеюка в голове всплыл образ Рика с длинным змеиным хвостом и огромными торчащими клыками, с которых капал разъедающий землю яд.

— Он на самом деле не так страшно выглядит, — усмехнулся Гидеон и тут же закрыл себе рот руками.

Элион обернулась резко, так что растрепанные волосы накрыли лоб и щеки, ткнула в Гидеона пальцем и приблизилась так, чтобы за его спиной оказалась не вязкая темнота, а самый настоящий книжный стеллаж. От его обескураженного взгляда покалывало между глаз, и Элион рассерженно фыркнула, тыкая пальцем ему в грудь:

— Ты что, мысли мои читаешь?

Гидеон поспешно замотал головой. Элион хлопнула ладонью по прохладному дереву рядом с его лицом, подозрительно сощурилась и склонила голову.

— Обычно только сильные эмоции, — Гидеон скосил глаза на ее руку, — но вы так ярко представили, и оно само как-то вышло.

Элион выдохнула, убирая руку со стеллажа, но продолжая упираться в Гидеона пальцем. Шары мерцали высоко над головой, но давали достаточно света, чтобы нормально читать книги, и только теперь Элион подумала, что они ведь могли гореть и до их прихода. Войдя, она не вглядывалась в расположение широких кресел, будто что-то настойчиво отводило ее взгляд, и от мысли, что они не одни, у Элион мурашки побежали по спине.

— Рик — змей? — спросила она, осторожно оборачиваясь.

Фобос сидела, сложив руки на животе, в одном из кресел в самой середине комнаты. На ней было строгое голубовато-серое платье без всяких украшений, длинные блестящие волосы лежали на плечах и груди, а яркие зеленые глаза насмешливо сверкали. Элион вспомнила о собственной растрепанной прическе и поспешно пригладила волосы руками, но это едва ли помогло, потому что тонкие губы Фобос в добавок ко взгляду растянулись в насмешливой улыбке. Она утвердительно качнула головой, расцепила пальцы и положила руки на подлокотники кресла.

— Хочешь посмотреть?

— Ой, принцесса, — упавшим голосом протянул Гидеон и склонился в поклоне, — а вы, оказывается, здесь.

Фобос повернула к нему голову будто бы лениво, и из глаз ее исчез насмешливый блеск. Элион почему-то испуганно сглотнула, но новоявленная старшая сестра только махнула рукой и вновь вернула внимание ей еще до того, как Гидеон исчез. Она вопросительно вскинула бровь, и только теперь до Элион дошел заданный ею вопрос. Элион поспешно замотала головой и насупилась, вспоминая обидные утренние слова. Встречаться с Риком совсем не хотелось, что-то внутри все еще не верило ни единому его слову, хотя выглядел он более чем убедительно. Элион правда считала этого человека из книжного магазина другом, хоть, если задуматься, такая дружба могла выглядеть странной. Рик был старше нее в два раза, к тому же оказался пришельцем из другого мира, и Элион вовсе не принимала во внимание, что вообще-то тоже совсем не землянка. Больше всего ее расстраивала мысль о том, что Рик мог дружить с ней только потому что она принцесса, а не потому что она ему на самом деле нравилась.

— Седрик сказал тебе что-то плохое? — мягкий, чуть колючий голос Фобос выдернул ее из размышлений.

Элион мотнула головой и поджала губы, подумав, что у нее наверняка на лице все написано, и постаралась выдавать улыбку. Глаза Фобос снова блестели ядовито-зеленым, совсем как вчера, когда Элион видела ее днем, и ей почему-то очень нравился этот цвет.

— Можно я здесь немного посижу?

Ей казалось, что прошла уже целая вечность, но на самом деле Хэллоуин был только вчера, и еще вчера Элион и не предполагала, что ее жизнь так круто перевернется. Что-то в груди ликовало и пело, потому что все ее глупые детские мечты сбылись разом, но в то же время Элион было до одури страшно стоять перед этим ядовито-зеленым взглядом. Чувство, будто она занимает чье-то чужое место, давило на плечи и сдавливало виски, и Элион путалась в нем и в длинном подоле темно-зеленого платья с серебристыми вставками.

— Конечно, — кивнула Фобос, указывая на соседнее кресло, — ты можешь делать все, что захочешь.

Элион не хотела и не собиралась думать о том, что осталось на Земле, о родителях, подругах и школе. Элион хотела быть нужной, прекрасной принцессой в волшебной стране, и наплевать, что ей уже пятнадцать и пора перестать верить в сказки. Элион верить хотела, хотела отчаянно, и оттого, возможно, упускала из виду множество всего. Но это все могло подождать, пока ее старшая сестра смотрела на нее слегка насмешливым взглядом колдовских серо-зеленых глаз, и кресло, на которое она опустилась, летело по воздуху и само по себе становилось напротив. У Фобос в руках был гребень, а у Элион — растрепанные напрочь волосы, и ей все еще хотелось согреть болезненно холодные пальцы.

— Ты расскажешь мне сказку? — спросила Элион, и Фобос склонила голову набок:

— Сказку о бесстрашном рыцаре, ставшем королем, и его прекрасной возлюбленной?

Ее глаза ярко сверкнули, и Элион завороженно кивнула. Да, пожалуй, сказка про короля и королеву ее прекрасно устраивала.

Элион казалась Фобос цветочком, одним из тех маленьких нераспустившихся бутонов, которые она когда-то сминала в пальцах и превращала в послушных беспрекословных слуг. Элион была мягкой и по-детски наивной, совсем юной, смотрела на мир широко раскрытыми глазами и не сталкивалась ни с чем страшнее наказания в школе. Фобос расчесывала ее волосы, водила гребнем по растрепанным платиновым прядям, а Элион щебетала, без устали рассказывала, что успела увидеть и услышать, так что казалось, будто забот у нее не было вовсе. Таящаяся в ней огромная сила жгла и колола прикосновениями, будто отталкивала, но Фобос продолжала упрямо, пропускала сквозь пальцы электрические разряды. Ей было нестерпимо интересно, что случится, когда плотный бутон раскроется и обратит нежную сердцевину палящему солнцу и яростному ветру. Цветы, что она выращивала в саду, чахли и погибали жаркими днями, тонули в сезоны дождей и цвели лишь на исходе прохладной весны.

— Ты ведь хотела сказку, — усмехнулась Фобос, когда Элион неожиданно смолкла.

Магические светлячки блестели под недостижимым потолком, опадали срывающимися с небосвода звездочками и зависали над самой макушкой. Приятный полумрак успокаивал взор, путался в волосах теплым дыханием и стелился под ноги мягким ковром. Элион замерла, будто вслушиваясь во что-то незримое, и медленно кивнула, расправляя складки на платье. Фобос провела гребнем по ее волосам, коротким и встрепанным, словно у только-только оперившегося птенца, невесомо коснулась плеча и махнула рукой. Светлячки опустились ниже и замерли, трепеща и рассеивая тени, и те попрятались в струящейся в отблесках книжной пыли.

— Давным-давно, когда Метамур населяли только гальготы, и не было ни людей, ни оборотней, шла война, — Элион дернулась и хихикнула.

Конечно, незнакомые слова казались юной принцессе смешными. Фобос вздохнула, замолчав, и растрепала только что собственноручно расчесанные пряди. Платиновые волосы были мягкими и пушистыми, сами собой сплетались в косы и торчали на макушке, и Фобос никак не могла заставить их просто лежать прямо. Ее собственные были вовсе не такими, струились под гребнем послушно и волнами падали на спину и плечи, свиваясь змеиными кольцами лишь у самой земли.

— Разве это место зовется не Меридианом? — обернулась через плечо Элион. — И гальготы, это те люди с разноцветными лицами и такими как будто наростами? Или это оборотни?

Фобос вздохнула, подумывая приказать Седрику заняться образованием ее младшей сестры. Элион глядела на нее заинтересованно, серые глаза бликами светились в разбиваемой светлячками полутьме, и Фобос ничего не оставалось кроме как смириться и ответить сейчас хотя бы на некоторые вопросы.

— Да, — хмыкнула она, — гальготы — это люди с разноцветными лицами и наростами на коже. Они населяли этот мир изначально, до прихода первых людей. Оборотни появились гораздо позже, когда старая магия смешалась с новой и нашла таким образом выход. Про остальное я как раз собиралась рассказать перед тем, как ты меня перебила.

Элион забавно скуксилась и отвернулась, тряхнув пушистыми волосами. Фобос продолжала водить по прядям гребнем, вытягивая накручивающиеся сами собой кудряшки, но не говорила больше ни слова. Тишина казалась вязкой и глубокой, но ничуть не утомляющей. Элион сидела к ней спиной, опустив плечи, дышала медленно и тихо, а вокруг ее головы летали, кружась и вздрагивая, волшебные светлячки. Девчонка казалась беззащитной и наивной, такую легко можно было бы склонить к чему угодно, только показав парочку фокусов, и Фобос перебирала в голове раз за разом неподходящие варианты. Ей нужно было нечто большее, чем просто обман, но ничуть не меньше Света в руках.

— Прости, — наконец заговорила Элион, шумно выдыхая, — я буду молчать.

Фобос удовлетворенно хмыкнула, откладывая гребень и разделяя тонкие волосы на три части, и щелкнула пальцами. Омут возник точно у ног, расплылся мутным серебристым озером и замерцал затянутыми туманами красками. Мгновение спустя верхний слой будто лопнул, открывая вид на распростершееся далеко внизу поле, как цветами усеянное облаченными в броню воинами. Элион завороженно пискнула и подалась вперед, и кончик уже начатой косички выскользнул из пальцев Фобос.

Воины затрясли мечами и копьями и ринулись друг на друга, топча и рубя головы, но обзор открывался свысока, так что пролитая кровь сливалась горячим, перетекающим по траве багровым маревом. Элион дернулась и резко обернулась, хлопнув Фобос волосами по щеке, раскрыла рот, но промолчала. В глазах ее читались гнев и непонимание, облаченные в доспехи люди в Омуте сталкивались и падали другим под ноги, день сменялся яркой ночью, а битва все никак не заканчивалась.

— Война жестокая, кровопролитная и нескончаемая, — кивнула Фобос, глядя ей прямо в глаза, — в которой никто не мог одержать победу, воины продолжали гибнуть, а земли чахнуть. Тогда мирные жители, страдающие от безжалостных войн, попросили Кондракар о помощи. Кондракар, — Фобос едва не скрипнула зубами, — именуется оплотом добра и света, это место, откуда те, кого вы зовете высшими силами, присматривают за равновесием в окружающих их мирах.

Изображение в Омуте сменилось, теперь вместо поля боя оно показывало состоящий будто из облаков замок, белоснежный и почти неразличимый на фоне белого неба. Элион ахнула и закивала, будто видела его не впервые, и Фобос хмыкнула, туманя картинку. Сама она на Кондракаре, конечно, никогда не бывала, но это было что-то магическое — знать, как выглядит место, которое Фобос никогда своими глазами не видела.

Следующая сцена — нарисованная будто красками картина чужой-родной Земли, ставшей призраком прошлого и стоящим за спиной отражением-близнецом. Элион, узнавшая местность, которую тоже никогда не видела, воскликнула, что это же Англия, дернула Фобос за рукав и часто закивала. Где-то посреди долины шагали несколько воинов, лишь отдаленно напоминающих метамурских гальготов, вели коней под уздцы и о чем-то переговаривались между собой.

— Верховный Оракул Кондракара решил послать на выручку отважных воинов из мира-близнеца, Земли, находящейся к Метамуру достаточно близко и отделенной лишь тонкой прослойкой смешавшейся магии, — продолжила Фобос, когда Элион просительно заглянула ей в глаза, — Эсканор, ставший предводителем, с пришедшими вместе с ним товарищами остановил войны, и тогда местные жители даровали ему корону. Эсканор долго думал и сомневался, но в конце концов забрал с собой свою невесту, основал город Меридиан и остался там до конца своих дней.

Элион склонила голову набок, глянула на шагающих под руку провозглашаемых короля и королеву и воздвигающийся из воздуха замок, хлопнула ресницами и закусила губу. Вид у нее был забавно обиженный, будто перед Фобос вдруг оказался нахохлившийся цыпленок, она поджимала губы и мотала головой, трепля так и не причесанные до конца волосы. Фобос щелкнула пальцами, и Омут схлопнулся и исчез, забирая с собой отражающееся на корешках книг серебристое свечение. Тьма, будто поджидавшая момент, забурлила и вспучилась, вытекла из углов и закапала чернилами с потрепанных страниц.

Светлячки, летающие над самой макушкой ее младшей сестры, встрепенулись и рассыпались, разлетелись по самым дальним углам и затрепетали, загоняя тьму обратно в расстояние между книжными полками. Элион соскочила с кресла и топнула ногой, и Омут появился снова, гораздо больший и отчетливый. Там от самых шпилей столичного замка расползалась, заволакивая небо, клубящаяся облаками тьма, а стоящая на балконе королева баюкала в руках солнце. Элион не смотрела вниз, топтала настоящую неправильную сказку ногами и глядела на нее будто на обманщицу, посмевшую обвесить ее посреди рынка. Фобос хохотнула и поднялась тоже, ступила на край Омута и придавила его, затерла мыском туфли. Светлячки вспыхивали и гасли в такт бьющемуся сердцу, разгорались все ярче и лопались, разбрызгивая слепящие искры. Застывший в дверях Седрик был едва различим на фоне яркого света.

Фобос хлопнула в ладоши, и свет заискрил и зашипел истлевающей свечой, пузырьки светлячков впитались в хлопнувшие обложками книги. Уходящие далеко ввысь стеллаж дрогнули, вбирая в себя чужую магию, и сыто заурчали, перетасовали книги, расставили их по порядку и алфавиту. Теряющийся в темноте потолок показался всего на мгновение ярким небесным пятном и скрылся за серыми тучами. Свет погас, и вместо магических светлячков пламя колыхнулось на факелах, лизнуло каменные стены и опечатало тянущиеся по кладке руны.

— Госпожа, — Седрик кашлянул и низко поклонился, — Ваше Высочество. Лорд Эрмей требует вашего срочного присутствия.

Фобос цыкнула и развернулась, отворачиваясь от хватающей ртом воздух Элион. Девчонка сама не понимала, что только что вытворила, но Фобос не собиралась ей объяснять. Пальцы жгло и кололо, взор заволокла белесая пелена, но она все еще могла гордо вздернуть подбородок и не опустить плеч.

— Гидеон, — холод в голосе тянулся от самого сердца, — сопроводи принцессу в ее покои. Седрик, чуть позже ты подберешь ей учителей.

Очевидно подслушивающий мальчишка объявился тут же, выплыл из-за спины Седрика и сверкнул глазами нахально. Фобос махнула ему рукой и кивнула стушевавшейся Элион, мнущей ладонями платье. На теплую улыбку не было сил, так что она просто вышла, спиной ощущая двинувшегося следом Седрика.

— Госпожа, — заговорил он, когда они покинули зачарованный коридор.

Раздражение покалывало на кончиках пальцев, росло сбитым дыханием и мутью перед глазами. Одинаковые коридоры казались бесконечными, а стены холодными, темнота окутывала и баюкала в объятиях, а Фобос было холодно, и мурашки разъедали кожу под тонким платьем. Сейчас она была обнаженной, неприкрытым уродливым скелетом, и темная жалкая магия струилась ее дыханием.

Седрик смотрел ей в спину ощутимо колюче, так что позвоночник выворачивало наизнанку и вырвало к чертям, буравил немым взглядом и шагал едва слышно, только огоньки трепетали на стенах. Фобос сделала глубокий вдох, едва замедляясь, и его дыхание уперлось ей в макушку, всполошило волосы и мысли, растрепало и разбило, сметая липнущие к свету отблески.

— Что ты сказал моей сестре? — слова вырвались холодом, застыли у самого рта и раскололись режущими кожу льдинами.

— Всего лишь правду, — отразилось эхом.

Волосы хлестнули по шее, взметнулись, застилая взор пепельным маревом, и опали на плечи тяжелыми цепями, свивающимися у самого пола ядовитыми змеями. Ладонь жгло и пекло до яростной боли, упавшее дыхание было слишком частым, чтобы она могла слышать что-то кроме биения собственного сердца. Огонь в факелах потух от порыва ветра, камни на стенах затрещали и посыпались, пол под ногами дрогнул и пошел трещинами.

Седрик глядел на нее прямо и уверенно, и в его глазах не было ни капли того самого страха. Он стоял перед ней в образе человека, приложив руку к груди, а по щекам его стекали тонкие струйки ярко-алой крови. Каменная крошка осыпалась в волосах, налипла на влажную кожу и окрасила витиеватыми ни черта не волшебными рунами. Фобос тряхнула головой, опуская руку, и яркое лиловое пламя в ладони погасло. Часть стены осыпалась напрочь, открывая отвратительный вид на серый тлеющий город, но Седрик не повел даже бровью, застыв, точно каменный истукан. Ядовитое раздражение не утихло, колыхнулось в груди и растаяло, растеклось с кровью по жилам. Вместо слов из горла вырвался звериный отчаянный рык, и только теперь Седрик соизволил моргнуть и опуститься перед ней на колени.

* * *

После похождения принцессы через весь замок в одиночку Миранду приставили к ней как неусыпную охранницу. Отругали, конечно, что не уследила, но не то чтобы сильно. Все были заняты, даже болтливый нахальный Гидеон куда-то исчез, как только вернул вторую принцессу в покои. У Миранды вообще-то тоже было дел по горло, но теперь ее занятием вдруг оказалась работа няньки.

Людей Миранда не любила. Не так сильно, конечно, как оборотней, но от нахождения в непосредственной близости у нее зудели руки, и шея покрывалась мелкой кусачей сыпью. На нелюдей, как оборотни называли гальготов, такой реакции не было, зато от присутствия лесных, не осевших в городах собратьев, клацали зубы и дыбом вставали волосы. Любой оборотень мог убить ее в одно мгновение, любой человек, испугавшись ее истинного вида, мог попытаться сделать то же самое. В стае действовало единственное правило силы, но люди были хитры и коварны, били в спину, устраивали засады и выслеживали будто беспомощную добычу.

Принцесса Элион выглядела обиженной, расчесывала волосы пальцами и что-то бормотала себе под нос. Миранда не прислушивалась, расправляла складки на шторах и выискивала пылинки, чтобы занять себя хоть чем-нибудь, пока девчонка не вздумала развлечься беседой. Она была таким же человеком, как и все остальные, и Миранда, признающая лишь силу, не испытывала к ней и капли заинтересованности. В этом замке она уважала только Седрика и самую чуточку принцессу Фобос, но первый был оборотнем гораздо старше, сильнее и опытнее ее самой, а во второй колотилось нечто, чего Миранда никак не могла осознать.

Принцесса Элион же была… обычной. Не лучше и не хуже всех остальных, капризной маленькой девочкой, требующей постоянного внимания. Нераспустившимся бутоном с плотно сомкнутыми лепестками, облитыми вязкой смолой. Миранда умела чувствовать магию, это был один из защитных инстинктов оборотней, но в этой маленькой принцессе не было чего-то такого особенного, чему следовало бы поклоняться. Того, о чем по вечерам рассказывали в сказках. Миранда даже назвала бы ее самозванкой, если бы не неуловимое сходство и холодный пронзительный взгляд Седрика, без слов приказывающий не делать глупостей. Впрочем, Миранда была в замке слишком недавно, чтобы не понимать этого.

— А ты знаешь, — голос принцессы Элион казался пролетающим сквозь стекло ветром, — легенду о первом короле?

А вот и развлечение беседой. Миранда хмыкнула, легонько клацнула зубами и улыбнулась, разворачиваясь. Принцесса глядела на нее из-под полуопущенных ресниц смущенно, яркий румянец плясал на ее щеках, а пальцами она теребила стянутые в нетугую косу волосы. Самая что ни на есть обыкновенная наивная девочка-цветочек, а ни капельки не будущая королева.

— Разумеется, Ваше Высочество, — кивнула, складывая руки, Миранда, — это легенда о спасении Метамура и основании Меридиана, каждый ребенок знает ее.

Принцесса Элион кивнула чему-то, будто не заметив ее последних слов, и Миранда зашипела про себя дернула безукоризненно ровно повязанный фартук. Глупости, похоже, она делать уже начала, но эта девочка, претендующая на трон, не нравилась ей, была какой-то слишком приторно милой, будто никогда не видела жизни за тонкими стенами теплицы. Миранда называла цветочком только Калеба-шептуна, но тот скорее был сорняком, проросшим сквозь каменную плиту. Принцесса Элион же напоминала изысканную розу, слишком капризную для палящих лучей настоящего солнца.

— Тогда, — принцесса все еще выглядела смущенной, будто Миранда была не служанкой, а наставницей, чье одобрение ей предстояло получить, — мне просто почему-то кажется… как будто на самом деле все было не так.

Миранда сощурилась, разглядывая плывущие вокруг нее магические потоки. Даже если все на самом деле было не так, это случилось тысячу лет назад, так что только в Кондракаре смогли бы рассказать настоящую историю лишь летописцы-хранители. Но кое-что, не более чем лживые слова, повторяемые и искажаемые бесконечным повторением, сохранилось так глубоко, куда не было доступа ни одному человеку или нелюдю.

Волосы растрепал ветер, осел на ресницах и сдавил виски с такой силой, что захотелось кричать. Миранда зажмурилась, прижимая раскрытые ладони к накрахмаленному фартуку, сглотнула ядовитую слюну и раскрыла рот. Принцесса Элион смотрела на нее совершенно пустым светло-серым взглядом, а магические потоки вокруг нее бились и рвались, так что платиновые волосы превращались в колючие, устремленные в самое сердце шипы. Роза все еще была розой, отвратительно прекрасной, стекающей капельками крови по рукавам.

— В общине оборотней есть сказка, которую рассказывают в самую темную ночь лишь раз в году, — голос вырывался изо рта шипящим карканьем сам по себе, будто кто-то дергал Миранду за ниточки и говорил вместо нее заученные фразы, — о том, как беглые рыцари разрушили мир и посеяли тьму, и как вечность спустя свет воссиял под небесами.

— Расскажи, — ворвалось в уши неоспоримым приказом.

Миранда коротко поклонилась, будто кто-то надавил на ее голову и дернул за волосы. Магия пылала и клубилась, вилась вокруг и топорщилась ядовитыми иглами. Миранда прежде никогда не видела ничего подобного, настолько восхитительного в своей уродливости, что пальцы сводило и по загривку бежал, приподнимая волоски, холодок.

— Эта история случилась слишком давно, чтобы кто-то мог назвать ее правдой, — собственный голос тонул в переговаривающихся прямо в голове голосах, своих и как будто чьих-то чужих, — гальготы воевали между собой, создавали общины и истребляли друг друга, деля землю и текущую в ней магию. Войны длились тысячелетиями, с самого зарождения Метамура, так что даже Кондракар давно не смотрел в сторону этого мира. Но Метамур был неразрывно связан с другим миром, где существа также воевали и убивали друг друга, и именно оттуда к нам пришли первые люди. Никто не знает, где и когда образовалась брешь, тем не менее время вспять уже было не повернуть. Люди не были спасителями, как гласит легенда, но они остановили войны, своей чудовищной силой поработили гальготов и основали собственное государство. Их магия, черная и порочная, отравила землю и воду, принесла голод и смерть хуже, чем от самой кровавой войны. Тьма расползлась по Метамуру, обращая в прах и камень все на своем пути, и только алчные и жестокие люди в башне Меридиана были в безопасности.

Холодная магия уколола лицо, Миранда дернулась и облизала пересохшие губы. Она сама слышала эту историю только однажды, но теперь кто-то будто рассказывал за нее ее губами и голосом. Принцесса Элион смотрела прямо и чуть склонив голову набок, и ее темно-зеленое с серебристыми вставками платье колыхалось на незримом ветру.

— Источником проклятой магии был Эсканор, предводитель людей, провозгласивший себя королем, — магия принцессы Элион билась о стекло и тянулась куда-то далеко за пределы зримого пространства, — Лерин, женщина, которую Эсканор взял в жены и которой причинили огромные страдания, устав наблюдать за рушащимся миром, в конце концов убила тирана и вместе с верными ей гальготами и людьми изгнала захватчиков из Меридиана. Но темная магия, покрывшая целый мир, не рассеялась со смертью Эсканора, и тогда Лерин собрала все силы, всю магию, текущую в крови верных ей людей, все их надежды и веру и поместила в новорожденное дитя, свою единственную дочь. Лерин нарекли королевой, а потом королевой стала ее дочь, первый истинный Свет Меридиана, изгнавший и изничтоживший тьму, принесенную Эсканором. С тех пор в королевской семье рождалась единственная девочка, получающая от матери всю волшебную силу, способную защитить этот мир от таящегося в тени зла, подобного злу тирана Эсканора.

У последней королевы было две дочери, и только вторая унаследовала Свет. Миранда видела его, слепящий глаза яркий сгусток, расширяющийся и сжимающийся подобно бьющемуся сердцу. Он не был красивым, этот свет обжигал до паленого мяса, разъедал кожу и внутренности. Это был тот Свет, уничтоживший когда-то Тьму, но в то же время совсем другой, вовсе не полный надежды и веры.

Миранда была еще слишком юна, чтобы знать о магии многое, слишком мало времени провела среди людей, чтобы перестать считать их отродьями и врагами. Принцесса Элион была совершенно такой же, гордой и безжалостной, наивной и прекрасной в своей детской самоуверенности. Она была обыкновенной, и разве что слепящий до ожогов на веках свет делал ее еще хуже обычных, неискушенных в магии людей. Принцесса Элион дергала за ниточки и не осознавала этого, смотрела пустыми глазами в клубящуюся за окном пустоту. Миранда помнила последние слова той сказки о том, что свет, лишенный тьмы, становится ядом куда более ужасным, стирающим все, к чему бы ни прикоснулся.

* * *

Когда они вышли наружу, светило солнце. Не было ни намека на нависающие над головой дождевые облака или отрезающий обратный путь вихрь, будто прошло не несколько минут, а как минимум несколько дней. Хотя по словам девочек солнечные дни в осеннем Хитерфилде случались хорошо если раз в несколько лет, так что даже так судить о времени не получалось. Вилл покосилась на копающуюся в сумке Хай Лин, и ее вдруг охватило странное предчувствие. Телефон издавал приятную, немного писклявую мелодию, кажется, на китайском, а ветерок подхватывал ее и уносил вверх, к пушистым белоснежным облакам.

Никто из них не выглядел радостным после того, что только что случилось, но Вилл отчетливо заметила, как побелело лицо подруги. Высокая трава на участке миссис Рудольф неспешно колыхалась и щекотала бедра. Мгновение спустя зазвонил и телефон Вилл.

— Мама звонит, — хмуро заметил мобильник, — достанется тебе, девочка. Знаешь, сколько уже пропущенных?

Вилл покосилась на экран и едва не села прямо в траву. Черным на крошечном зеленом фоне было выведено мама, а в скобках добавлено — семнадцать. Вилл сглотнула и осторожно нажала на зеленую кнопку.

— Вильгельмина Вандом! — раздался мамин грозный голос. — Немедленно скажи мне, где ты сейчас, и возвращайся домой!

— Но мам, уроки только закончились, — Вилл на всякий случай отодвинула телефон подальше от уха, — еще ведь даже не вечер.

Что-то на том конце провода рухнуло и со звоном разбилось. Вилл обернулась на краснеющую и бледнеющую попеременно Хай Лин и поняла, что та тоже ничего не понимает.

— Телефон недоступен, ночевала черт знает где, пропустила школу и еще смеет пререкаться, — гневно выдохнула мама, — сядешь под домашний арест, как только вернешься, и лучше бы тебе сделать это поскорее. Я лично буду отвозить тебя в школу и обратно, пока не решу, что ты усвоила урок. Домой, Вилл. Немедленно!

Что-то снова грохнуло, и раздались визгливые гудки. Вилл уставилась на экран телефона, где все еще светилось количество непринятых вызовов. А еще в правом верхнем углу мелкими цифрами обозначалась дата, и сейчас цифры показывали вовсе не второе ноября, а четвертое. А для двух дней и ее мамы семнадцать звонков — как-то даже подозрительно мало.

— Девочки, — Вилл вытянула перед собой телефон и ткнула пальцем в дату, — мне кажется, мы влипли.

Хай Лин, отошедшая в сторону и все еще о чем-то разговаривающая по своему мобильнику, вздрогнула и ссутулилась. Ирма, наворачивающая круги вокруг дома миссис Рудольф, наклонилась и прищурилась.

— Поздравляю, Вилл, твой телефон сломался, — она развела руками и фыркнула, вырывая травинку едва ли не с корнем, — может теперь ты перестанешь хвастаться, что он у тебя есть.

В куртке и дождевике было жарко, но Вилл не спешила раздеваться. Вокруг творилось что-то странное, и началось это даже не с бабушки Хай Лин, рассказавшей им о волшебстве и Меридиане. Для Вилл странности начались с самого ее переезда в Хитерфилд, так что ненормальным был абсолютно весь город.

— Да как же, — сердито откликнулся мобильник, — я еще дольше тебя проживу, несносная девчонка.

Вилл поспешно засунула его в карман, и он, еще немного побурчав, затих. Ирма хмыкнула и вздернула подбородок, отворачиваясь.

— Вилл права, — Тарани стояла, опустив руку на плечо расстроенной Хай Лин, — мы зашли в этот дом, послушали историю миссис Рудольф и вышли, а снаружи прошло не двадцать минут, а целых два дня.

— Это наверняка тот человек, который забрал миссис Рудольф! — воскликнула тут же поверившая во все невозможное разом Ирма. — Нужно вернуться и заставить его вернуть все обратно!

— Ирма, — цыкнула Корнелия.

Ирма стушевалась и втянула голову в плечи, кажется, сообразив, что все это происходит на самом деле. Если и вправду прошло два дня, всем им очень сильно не поздоровится, и противостоять в данном случае придется вовсе не врагам-пришельцам из волшебного мира, а собственным родителям.

— Бабушке стало плохо, пока меня не было, — вздохнула Хай Лин, — я поеду сразу в больницу.

Ее голос дрожал, а в глазах блестели искорки слез, и Вилл сделалось стыдно оттого, что она всего лишь испугалась маминого гнева и домашнего ареста. В конце концов это было вовсе не так страшно, как если бы вдруг оказалось, что родной человек на грани возможно из-за нее.

— Тебя проводить? — Тарани все еще поддерживала ее под руку.

Она и сама выглядела обеспокоенной и очень бледной, и Вилл даже подумала предложить ей позвонить, но Тарани, заметив ее жест, махнула рукой и нахмурилась. Хай Лин отмахнулась тоже, сбросила руку и побрела в сторону покачивающейся на слабом ветру калитки. Корнелия, бросив скупое «пока» исчезла еще раньше. Вилл покосилась на качнувшую головой Тарани и яростно бормочущую себе под нос Ирму, перевела взгляд на дом миссис Рудольф, который так и остался стоять с распахнутой дверью, и решила, что вот уж сейчас им точно не до магии и спасения других миров.

* * *

Гидеон хмыкнул, удовлетворенный собственной шалостью, подбросил на ладони ключ и сунул его в карман. Миледи велела запереть предательницу, хотя Гидеон искренне сомневался, стоит ли оставлять ее в живых хотя бы немного дольше. Впрочем, приказ есть приказ, а что там миледи собиралась делать дальше — совершенно не его дело. Гидеон итак немного развлекся, выдернув стражниц из рамок земного времени, и был уверен, что теперь они на какое-то время перестанут мешаться под ногами. Надо было, наверное, еще и запечатать проход в библиотеке, но приказа не поступало, а самовольно он пока действовать не решался. Миледи в последнее время часто была не в духе, и попадать ей под горячую руку совершенно не входило в его планы. И его, честное слово, нисколько не занимала рассказанная сумасшедшей старухой история про свет и черноту. Именно поэтому прямо сейчас Гидеон, перебирая в кармане ключ от клетки, направлялся в сторону кабинета принцессы, а вовсе не в библиотеку.

Может быть он даже перестарался, играя в злодея для маленьких девочек, потому что ноги отрывались от земли неохотно, а подсвеченный рыжими факелами неизменный полумрак коридоров успокаивал и убаюкивал. Чувство было почти такое же, как когда принцесса Элион вытянула из него силы. Ее маленький зверек, увязавшийся за ним на Землю, то пропадал, то снова появлялся в каких-то совершенно нелепых местах, просачивался в щеки п падал на голову, цепляясь за волосы. Он уже не выглядел змейкой, а снова был пушистым нечто, больно царапающим кожу и разбрасывающим повсюду блох.

Когда Гидеон уже подходил к кабинету, зверек, пристроившийся на его голове, пискнул и юркнул ему под рубашку. Гидеон зашипел, прихлопывая его ладонью, и сам вздрогнул, когда буквально из ниоткуда перед ним материализовался сверкающий алым отпечатком ладони на щеке лорд-змеюка Седрик. В стальных глазах его плескались раздражение и усталость, и Гидеон даже проглотил смешок и колкость, захлопнул рот и только потом остановился.

— А я как раз к принцессе, — Гидеон вытащил ключ и покачал им у Седрика перед носом, — сообщить об успешно выполненной миссии.

Хоть смешок и колкость он проглотить смог, но подавить растянувшуюся во всю ширину лица улыбку был не в силах. Седрик хмыкнул и качнул головой, и ключ исчез из рук Гидеона, оказавшись вдруг перед его собственным носом. Гидеон нахально склонил голову набок и беззастенчиво уставился на украшающий белую щеку ярко-красный отпечаток.

— Я передам, — а в голосе ни капли усталости, сплошной промораживающий до самого горла холод, — тебе же госпожа приказала присмотреть за принцессой Элион. Миранда, очевидно, с этим заданием справиться не в состоянии.

Прячущаяся за углом Миранда клацнула зубами и зашипела, но под строгим взглядом Седрика замолкла. Гидеон вздрогнул, когда змей посмотрел на него, будто обвинил во всех смертных грехах разом, сунул руки в карманы, отстранился и коротко поклонился. Седрик хмыкнул, разворачиваясь, и под светом факела отпечаток на его щеке сделался уродливым кровавым рубцом. Гидеон, вздрогнув, справедливо решил, что ходить в библиотеку пока точно не стоит.

Он чувствовал охватившие Седрика эмоции, но еще ярче ощущались плескающиеся через край чувства Миранды, в которых мешались страх, гнев, вина и нечто еще, горечью оседающее на языке, что Гидеон никак не мог разобрать. Он не собирался спрашивать у нее, что случилось, не собирался заговаривать, потому что это Миранда всегда вела себя неподобающе служанке надменно и с той опасливой отстраненностью, которую Гидеон мог понять. Что бы ни случилось с принцессой Элион, это наверняка была не ее вина, но вместе с тем ее ответственность. Они двинулись в сторону покоев принцессы молча, разделяя гулкие шаги и отходя друг от друга все дальше. Гидеон никогда не собирался лезть в голову Миранды, вообще ни в чью голову, но что-то словно подталкивало его, тянуло и било. Еще совсем недавно Гидеон едва ли умел использовать хоть капельку собственных способностей, а теперь вдруг сделался почти придворным магом, на чьи плечи миледи сбрасывала самые безобидные свои проблемы.

Руки жаждали жара печей и мягкости податливой стали, но едва он возвращался в кузницу, что-нибудь обязательно случалось. Гидеон не жаловался, потому что именно миледи десять лет назад приняла его как единственного ученика, позволила ему считать себя едва ли не старшей сестрой и спасла от необузданной силы. Он давно уже знал, что без ее сдерживающей магии погиб бы еще в детстве, и, наверное, именно поэтому так долго не мог начать всерьез учиться ею владеть. В глубине души Гидеон боялся, что отношение к нему изменится так же, как это случилось на самом деле.

Принцесса Элион рисовала. Она сидела на полу, подоткнув под ноги платье, а вокруг нее были рассыпаны в беспорядке листы. Чистые, изрисованные, белоснежные или посеревшие от времени, они, будто приклеенные, лежали каждый на своем месте, а врывающийся сквозь распахнутое окно ветер трепал короткие на макушке платиновые волосы. Фигура принцессы светилась, и Гидеон списал бы это на заглядывающее с ветром в окно солнце, если бы по всем листам, будто соединяя начало и конец, не тянулась витиеватая слепящая белизной линия. Миранда за его спиной хмыкнула и толкнула плечом, проходя внутрь. На ней тоже были слепящие белые нити, но разорванные в нескольких местах и кандалами свисающие с рук.

Гидеон прошел внутрь осторожно, стараясь не потревожить трепещущих на ветру нитей, глянул на слившуюся с тенями в углу Миранду и склонился над одним из рисунков. Большинство листов были чистые или оказывались раскрашены в один тусклый цвет, на некоторых зияли дыры, а кое-где высокие угловатые башни взвивались в воздух белесыми облаками. На рисунках принцессы были изображены Метамур с самыми отдаленными его уголками и Кондракар, такой, каким он представлялся после произнесения этого слова. Еще на рисунках были люди, гальготы и оборотни, некоторые листы склеивались в одно огромное полотно, и на нем происходили битвы и празднества. Гидеон видел серые камни замка, кружащие в небе темные тучи и отвесные скалы, и все это постепенно складывалось в распростертую кольцом историю.

Когда-то миледи заставляла его читать книги, буквально запирала в библиотеке, когда Гидеон капризничал и отлынивал, запрещала даже думать о кузнице, пока не достигнет определенного результата, и Гидеон достигал. Плакал, ругался и скулил, демонстративно обижался, переставая разговаривать с ней на какое-то время, дулся, не понимая, зачем все это нужно, но книги в итоге читал. Миледи, помнил он, презрительно хмыкала и сверкала глазами, надолго пропадала, когда он переставал говорить с ней, и всегда приносила кипу новых книг, которые ему следовало прочитать. Гидеон никогда не любил читать и почти не запоминал проносящиеся по страницам слова, больше разглядывал картинки и страдал от собственного упрямства. Гидеон помнил нарисованные искусной рукой сюжеты, помнил танцующих будто в самом деле живых людей, видел их перед собственными глазами, окутанных белоснежной магией, повторяющих одно за одним, обман превращающих в сказку.

— Ваше Высочество, — Гидеон присел на корточки, осторожно тронул ее плечо.

Принцесса Элион вздрогнула, подняла на него огромные глаза цвета грозового неба и широко улыбнулась, продолжая возить рукой по листам. В комнате не было карандашей и красок, не было ни единой кисти или мелка, но картины продолжали вырываться из-под ее пальцев, свивались изысканными цветами и исчезали, рассыпаясь искрами в воздухе. Связующие всех слепящие белые нити дрожали на сильном ветру, а Миранда никак не закрывала окно, и Гидеон чувствовал, как оковы появляются и на его руках, как оплетает, ослепляет и жжет яркий испепеляющий свет. Принцесса Элион глядела в его глаза и улыбалась, продолжала выводить узоры ладонями по белой бумаге, и люди под ее пальцами танцевали и пели, исчезая в пыли.

* * *

Кожу на щеке жгло, будто что-то изнутри пыталось вырваться, прогрызая себе путь сквозь мягкую податливую плоть. Седрик касался пальцами горящего отпечатка невесомо и осторожно, будто пытался вспомнить, как словно когда-то давно его получил. Он знал, за что его наказали, но виноватым себя ни капельки не чувствовал, наоборот, эта ярко-красная, пылающая под пальцами отметина напоминала ему, что он все еще здесь не просто так. Что из всего множества людей во всем бесконечном множестве миров его волнует только одна-единственная госпожа. Седрик не знал, какие мысли и планы блуждали в ее голове, но прекрасно видел то, как с каждым днем светлела и истончалась ее кожа и холодели пальцы. Госпожа будто приносила себя в жертву, из рассеченных вен поливала чужую голову собственной жизненной силой и превращалась постепенно в эфемерного, исчезающего на кончиках пальцев духа.

Она сидела спиной ко входу, глядела в приоткрытое окно, и холодный ветер блуждал по комнате, развевая тонкие платиновые волосы. Седрик знал, что на ее щеках давно уже не было румянца, но каждый раз всматривался в ее лицо, будто мог разглядеть хоть малую толику, невесомо изменившийся оттенок. Эрмей, свалившийся как всегда как гром посреди ясного неба, вещал о передвижениях мятежников, а примостившийся в углу лидер этих самых мятежников давил ехидную улыбку, глядя Седрику в лицо.

— Госпожа, — Седрик низко поклонился, пусть она, сидя к нему спиной, и не видела этого, — Гидеон выполнил задание.

Лорд Эрмей сверкнул глазами и нахмурился, Калеб подался вперед, сощуриваясь, но Седрик не обратил на них внимания. В этой комнате, да и во всем мире в целом для него существовал только один человек, которого он посмел непозволительно разгневать.

— Избавься от нее, — ее голос звучал хрипло, но по-прежнему жестко, так что мурашки пробегали по спине.

— Не стоит ли сперва допросить ее?

Эрмей заговорил неожиданно, разрушил висящую между ними тишину своим низким каркающим голосом. Седрик покосился на него неодобрительно, но госпожа оборвала его сама, взмахнула рукой резко, так что лежащие на плече волосы взметнулись светлым ореолом:

— Живо.

Седрик низко поклонился, удержал падающие на пол волосы и распрямился. Из-за холодного, блуждающего по комнате ветра кожа покрылась мурашками, и алый отпечаток на щеке принял ощутимые очертания, забился и запульсировал. Госпожа не смотрела на него, будто наказывала подобным образом, и отсутствие ее взгляда было для Седрика гораздо болезненнее, чем любая пощечина или рваная рана.

— Слушаюсь, госпожа, — она коротко хмыкнула, дернув головой, и снова махнула рукой.

Калеб сверлил его жгучим уничтожающим взглядом, но Седрику было все еще плевать и на него, и на рассевшегося Эрмея, и на Меридиан с его вечными проблемами. Зала каменных статуй в зачарованном подвале казалась непозволительно близкой и пробирающе холодной, будто одна из ее обитательниц заблудилась в продуваемых всеми ветрами коридорах. Седрик приказал бы всем встать в присутствии госпожи, но она восседала спокойно, глядела куда-то в сторону клубящейся над полем гулкой тьмы и больше не говорила ему ни единого слова. Седрик не желал стирать след ее прикосновения со щеки, пусть он и мог однажды превратиться в гноящуюся отвратительную рану. Он удалился, оставив себе подарок-напоминание о ее руках и прекрасном в гневе лице, как если бы это было единственной частичкой ее, которую он мог позволить назвать своей.

В коридорах всегда было тихо, но сегодня тьма за окнами клубилась как-то по-особенному, тянула звуки и обдавала жаром. Редкие стражники, стоящие на своих постах, при виде Седрика вытягивались по струнке и перешептывались, едва, по их мнению, он оказывался слишком далеко, но Седрику не было до них совершенно никакого дела. Он шел в темницы по чужим следам, а следом за ним брели шелестящие отзвуки и покалывающие в волосах отголоски грозы. Тучи клубились над городом, закрывали и без того ленивое скудное солнце и превращали наступающий вечер в непроглядно-черную тихую ночь.

Сырость облепила плечи, утянула вниз волосы, потекла липкой влагой по щеке, гулкая тишина зазвенела в ушах, сдавленные голоса зазвучали нарастающим громом. Седрик ненавидел это место и не собирался задерживаться здесь, не бросал даже косых взглядов на запертых в клетках нелюдей. Седрик шел вперед к отдаленной камере, скрытой от взоров преступников и предателей.

— Так это ты пришел убить меня, — она заговорила хрипло, но достаточно громко, чтобы голос разлетелся эхом по стенам, — тот юноша не был похож на убийцу, даже выслушал мою сказку, милый мальчик. Я расскажу и тебе, если ты позволишь.

Седрик не видел скрытого тенью лица, не слышал отдающихся громовыми раскатами слов. Все, что ему нужно было сделать, — уничтожить вещи, заставляющие госпожу поджимать прекрасные губы.

— Это старая сказка, гораздо старше любого ныне живущего…

Гулкий шлепок отдался эхом в ушах и затих среди чужих неразборчивых слов. Седрик махнул рукой, стряхивая алые капли, скрипнули ржавые неповоротливые петли. Предательница некрасиво распласталась по полу, отринув уродливую голову и раскинув в стороны руки, а слова ее нерассказанной древней сказки застыли в воздухе водяной дымкой, жаром покрывающей землю перед самым дождем. Кровь стекла по щеке, и Седрик стер ее быстрым движением, растревожил только затянувшуюся тонкой пленкой рану и почувствовал, как еще одна дорожка расчерчивает себе путь до самого подбородка. Он не видел собственного лица, но ощущал окутавшее его заклинание, наверняка скрывающее то, что госпожа пожелала бы скрыть.

Тусклый свет чадящих факелов отбрасывал на стены длинные тени, превращал предательницу в груду валяющихся на камнях лохмотьев. Седрик вздохнул, принюхиваясь, качнул головой и сбросил тяжелую мантию, оборачиваясь. Госпожа приказала избавиться от нее, а не просто убить, а Седрик имел только один способ покончить со всем окончательно. Закончив как можно быстрее, он набросил мантию на плечи, коснулся подсыхающей на щеке крови и размазал ее между пальцами. Чужая магия колола кожу и сверкала искрами в волосах, отдавала незамысловатые приказы и будто призывала к себе.

Двигаться в змеином обличье было непривычно, он слишком редко оборачивался, чтобы по-настоящему чувствовать себя в своей шкуре, но нечто внутри сдерживало его, не позволяло вернуться обратно. В таком виде Седрик был выше, быстрее и сильнее, но госпожа все еще оставалась единственным человеком, без страха глядящим в его уродливое лицо. Впрочем, другие ему были совершенно не нужны.

Он оказался у ее покоев неожиданно для самого себя, застыл, будто испуганный мальчишка. Седрик чувствовал, что госпожа там и одна, в таком виде он чувствовал силу как никогда прежде, но собственное огромное отвратительно змеиное тело казалось ему грудой бесполезной уродливой плоти, недостойной даже ее короткого взгляда.

Дверь распахнулась перед ним с тихим закладывающим уши скрипом, гулко стукнулась о стену и двинулась обратно, будто давая ему крошечное, иллюзорное мгновение на раздумья. Седрик не думал, рыскал глазами по видимому клочку комнаты, втягивал носом вырывающиеся оттуда запахи и едва ли контролировал собственные действия. Глаза госпожи сверкали ярко-зелеными колдовскими огнями, она стояла совсем близко, настолько, что он чувствовал тепло ее тонкой кожи, но между ними все еще оставался непроницаемый барьер, дрожащий нагретым воздухом.

Она фыркнула и резко развернулась, хлестнув по его щеке волосами, и Седрик успел заметить окрасившие кончики нескольких прядей багровые капли. Барьер колыхнулся, пропуская, обдал жаром и холодом, пустил в нисколько не умиротворяющий полумрак ее покоев, содрал с плеч мантию. Госпожа смотрела на него колюче, уселась спиной к зеркалу и поигрывала вымазанными в его крови волосами. Вокруг нее клубилась магия, странная, неправильная и жестокая, чернильно-черная как небо в ночную грозу, и она же не позволяла ему стать человеком, будто сковывала по рукам и ногам дымными путами. Тело госпожи выглядело почти прозрачным, будто было туманным призраком или насмешливой иллюзией, расстилающейся перед его глазами.

— Госпожа…

Она взмахнула рукой, обрывая, качнула головой и поднялась, взмахивая тонкой, не скрывающей очертания юбкой. Ладонь, коснувшаяся обнаженной кожи, была прохладной и совсем крошечной, скользнула выше, ногтями царапая подбородок, и впилась тонкими пальцами в рану. Седрик не вздохнул, не дернулся и не пискнул, и она удовлетворенно ухмыльнулась, обводя кончиком пальца края, протяжно выдохнула и повалилась вперед. Седрик не смог подхватить ее, не смог даже двинуться из-за витающей вокруг ядовитой магии, лишь наблюдал, как рассыпаются по полу платиновые волосы в капельках его крови и исчезает с губ не по-девичьи хищная улыбка.

Анна блуждала по звонкой белой пустоте, кажется, уже бесконечно долго. Она выходила из одного коридора и неизменно тут же оказывалась в другом совершенно таком же. Никто не замечал ее, даже если она приближалась к ним так, что чувствовала невесомое дыхание или кричала что-нибудь прямо в ухо. Анна не была уверена, жива она или уже умерла, но склонялась ко второму варианту, потому что на Земле такого места просто не могло существовать. Конечно, она могла совершенно случайно переместиться куда-нибудь, но ведь последним, что Анна помнила, была мадам Джулианна Нокер, декан ее факультета в ее университете. И Анна провалилась бы сквозь землю, если бы в этой приторно-сладкой женщине была хоть крупица настоящей магии.

Она уже научилась даже различать оттенки белого и почти перестала врезаться в стены и перила, но все равно иногда приходилось упорно щуриться и приглядываться, чтобы отличить белое на белом. Белые облака снаружи медленно плыли, но иногда казалось, что ничего в этом месте не двигается, кроме его разнообразных цветных обитателей. Анна выглядывала в огромные окна, задирала голову и видела одни и те же фигуры, словно все это время находилась в одном и том же месте огромного узорчатого замка. Она никак не могла понять, зачем здесь вообще столько разных существ, потому что коридоры были абсолютно пустынны, а ни одной комнаты Анна до сих пор не обнаружила.

Однажды она нашла огромный фонтан и долго ходила вокруг, но никто так и не увидел ее, будто она была бесплотным духом, блуждающим между двумя мирами. В конце концов Анна ушла, потому что находиться на одном месте оказалось вовсе невыносимо. Поначалу она пыталась считать повороты и запоминать огромные резные арки-двери, но вскоре сбилась и окончательно потеряла ориентир. Ничего все равно не менялось, сколько бы она ни блуждала, белое оставалось белым, а пустота была пустотой.

Тишина сводила с ума, и Анна все больше начинала говорить сама с собой. День не сменялся ночью, свет не угасал, так что невозможно было понять, сколько на самом деле прошло времени. Это могли быть бесконечность или несколько коротких минут, звоном врезавшихся в память, а возможно времени здесь и вовсе не существовало, как не было ни странных существ, ни белого на белом, ни самой путающейся в собственных мыслях Анны. Коридоры повторялись один за другим, будто нарочно запутывали, и, наверное, стоило закрыть глаза, но тогда белое сменялось черным, звон делался громче, и гулко билось призрачно живое сердце.

Трель крохотных колокольчиков зазвенела над самым ухом, выдернула из мыслей и заставила резко распахнуть глаза. Перед Анной была узкая высокая дверь, впервые дверь, а не пустая арка, она видела ее отчетливо, разглядывала узорчатые надписи и не могла прочитать. Буквы, если это вообще было буквами, расплывались перед глазами и выстраивались в незнакомые слова, плясали и вздрагивали, становясь все более и более белыми. Анна чувствовала, как ровно бьется сердце в кончиках пальцев, вдыхала сухой воздух с запахом цветов и хвои, а белый перед ее глазами делился на отчетливые оттенки, обволакивал и будто гладил по голове. Она знала это место, просто не могла вспомнить откуда, и знание это упрямо билось в висках. Впервые рядом не было никого из невозможных существ, таких обыденных для этого места, словно она вдруг оказалась там, откуда пришла. Сделав глубокий вдох, Анна распахнула дверь.

Или подумала о том, чтобы сделать это, потому что створка внезапно исчезла в белесом свечении и появилась за ее спиной с тихим перезвоном. Анна стояла внутри пустой круглой комнаты, хотя не сделала ни единого шага, глядела прямо перед собой на плавающие в воздухе разноцветные сферы, будто кружащиеся в хороводе, и не могла оторвать от них взгляд. Голубой, оранжевый, зеленый, серый и бледно-розовый тоже были оттенками белого, тянулись друг к другу и почти сливались, казались связанными и разобщенными одновременно и вовсе не такими красивыми, как на первый взгляд. Под ними, только теперь Анна заметила это, было нечто вроде блюда с зеркально прозрачной водой, в которой плескалась, смешиваясь, настоящая радуга.

— Не стоит, — послышался мягкий голос, и Анна спрятала протянутую руку за спину.

Несуществующий воздух застрял в горле, и Анна с трудом проглотила его, будто скользкую карамель. Кружащиеся сферы не дрогнули, продолжая следовать друг за другом, но теперь они отчего-то казались еще более уродливыми, чем мгновение назад. Анна осторожно скосила глаза по сторонам, но больше здесь совершенно никого не было, так что таинственный голос за спиной мог обращаться лишь к ней одной. Ну или к чему-то такому, чего уже она не способна была увидеть.

— Нет ничего, что ты не способна увидеть, — снова заговорил голос.

Волна прохладной дрожи прокатилась по телу, Анна вздрогнула, чувствуя, как дыбом встают волоски на шее, но оборачиваться все еще не торопилась. Она завороженно смотрела на отвратительные разноцветные сферы, будто охотящиеся друг за другом, и никак не могла подавить желание отделить от остальных хотя бы одну. Зеркальная вода под ними оставалась неподвижной, но тем не менее Анне казалось, что время от времени внутри мелькают картинки-взрывы, подергивая поверхность туманной рябью.

— Эти…

Название вращающихся в воздухе сфер вертелось на языке, но Анна будто никак не могла вспомнить. Мысли путались и мелькали в голове, звон вокруг усиливался, белоснежный воздух яростно резал глаза.

— Аурамеры, — услужливо подсказал голос все так же мягко.

— Аурамеры, — повторила Анна, удивляясь, как это она могла не вспомнить чего-то настолько простого, — они ведь должны выглядеть иначе.

Тишина прокатилась и забурлила, будто приливная волна, накрыла с головой, встряхивая и переваривая, и выбросила изорванной тряпочкой. Сферы продолжали гнаться одна за другой, мерцали белесыми бликами и словно пели, вторя разрастающемуся звону. Голос за спиной печально вздохнул, и тишина лопнула и распалась, царапая кожу и дегтем заливаясь в уши. Пестрота мельтешила перед глазами и гипнотизировала, путала мысли, и Анна чувствовала странное покалывающее ощущение на кончике языка. Все вокруг было яростно-белым, слепило и оглушало, и оттого подкашивались колени и подрагивали пальцы.

— Ты пришла сюда слишком рано, — прохладная невесомая ладонь накрыла лоб, певучее дыхание ударилось в затылок и растрепало волосы, — пойдем.

Другая ладонь подтолкнула в спину, и Анна послушно сделала пару шагов, прежде чем в голове яростно завыло, и боль ударила в виски. Белое смешалось с белым, разноцветные хищные сферы завращались быстрее, и Анна дернулась. Светлые кудри накрыли лицо, но даже сквозь них она видела длинное белое одеяние и мягкую улыбку на гладком лице. Из всех, кого она видела здесь, он единственный был похож на человека, и он, кажется, единственный видел и чувствовал ее.

— Что это за место? — собственный голос показался оглушающе громким, сталкивался со звенящими облачками и вылетал в одно из белоснежных окон. — Куда я пришла слишком рано? И почему больше никто не видел меня?

Ни один мускул на гладком лице не дрогнул, губы растянулись в мягкой улыбке, и он вдруг оказался рядом, обдавая порывом прохладного ветра. Звон в голове усиливался и опадал с каждым вдохом, и Анна вдруг с удивлением поняла, что дышать ей вовсе не обязательно. Воздух стелился под ногами, поблескивал и рассыпался белесым дымом, сливался с облаками и не существовал вовсе. Шум в голове постепенно стихал, картинки разглаживались и делались четче, и вместе с этим гладкое лицо становилось все более умиротворенным.

— Это Кондракар, — заговорила Анна, зачем-то загибая пальцы, — никто не видит меня, потому что я вернулась неожиданно, и часть моего сознания осталась привязана к Земле. И я пришла сюда, потому что ты ждал меня здесь. Но откуда я знаю все это? И почему это я вернулась, если раньше здесь никогда не была?

Перед глазами плясали белые пятна, белое снова сливалось с белым и смазывалось в отвратительные кляксы. Дверные проемы и провалы окон возвышались резными арками, пушистые облака проплывали снаружи, а витиеватые шпили замка уходили высоко в небеса. Весь этот замок стоял в небесах, Анна знала это как непреложную истину, но никак не могла осознать, откуда эта истина взялась.

— В самой бесконечности нет ничего, что было бы тебе неведомо, — улыбнулся человек с гладким лицом, оставляя без внимания остальные вертящиеся на языке вопросы.

* * *

Вилл дернулась от внезапного шума в голове и подскочила на кровати, путаясь в одеяле и едва не падая на пол. Необычайно чистая, убранная собственными руками комната встретила ее светом фонаря в окно и странным отражением в зеркале. После возвращения мама посадила ее под домашний арест на месяц, отобрала телефон и пообещала отвозить и забирать из школы точно по расписанию. На самом деле могло быть хуже, но и это наказание казалось Вилл сущим адом, тем более что в собственном исчезновении она была ни капельки не виновата.

«Вилл! — орал в голове голос Ирмы. — Мы идем спасать нашу маленькую принцессу!»

— Ты шутишь?! — простонала Вилл вслух и тут же зажала себе рот рукой.

Ей вполне хватило сегодняшнего наказания, слишком рано получать еще одно.

«Корнелия была довольно убедительна», — воздохнула Тарани.

Вилл тряхнула головой и уставилась на странное отражение в зеркале. Ей показалось, что нечто внутри двигалось, но из отражения на нее смотрело только ее собственное лицо, обрамленное растрепанными рыжими волосами. Расставленные рядком плюшевые лягушки как будто пристально вглядывались и изредка моргали, а падающий из-за окна свет делал некогда любимое животное страшным инопланетным чудовищем.

«Но Хай Лин сказала, что не пойдет, — все также воодушевленно прокомментировала Ирма, — ей нужно присматривать за бабушкой».

Половица за дверью скрипнула, и Вилл дернулась, едва не завизжав от страха. Дверь тихонько приоткрылась, и в светящейся щели показался кусок маминого лица. От испуга быть застуканной Вилл даже забыла, что злилась на нее несколько минут назад и только тупо распахнула рот и захлопала глазами.

— Почему ты не спишь? — строго спросила мама, бросая взгляд на часы на тумбочке. — Уже давно за полночь.

Вилл тоже просмотрела на светящийся в темноте циферблат, и ей снова показалось, что сидящая сверху лягушка смотрит на нее слишком уж пристально. Цифры моргали, исчезая и появляясь, неразговорчивый будильник молчал, а свет из окна продолжал подсвечивать отражение в зеркале.

— Свет разбудил меня, — брякнула Вилл, не смотря матери в глаза.

Она хотела было уже слезть с кровати и задернуть шторы, но мама шагнула в комнату, придирчиво оглядела с трудом наведенный порядок и цокнула, будто осталась еще чем-то недовольна. Комната погрузилась во тьму со свистящим шорохом, так что разбивать мрак остались только зеленоватые мигающие цифры на молчаливых часах да узкая щель желтоватого света из коридора.

— Спи, Вилл, — велела мама, останавливаясь в дверях, — завтра придется встать пораньше, чтобы я успела отвезти тебя в школу.

Дверь захлопнулась, отрезая возражения, и Вилл снова вздрогнула, когда ей показалось, что по темной комнате пролетел гулкий шорох. Макушка коснулась подушки, и только оклик Ирмы выдернул ее из наваливающегося сна:

«Не спи, Вилл! Давай, оставляй свою копию и бегом на пустырь за торговым центром! Собираемся там через полчаса!»

Через полчаса, мысленно простонала Вилл, прикидывая, сколько займет дорога до торгового центра. Отражение в зеркале подсказывало, что не меньше четверти часа, а еще нужно было собраться, оставить копии указания и умудриться снова не разбудить маму. Плюшевые игрушки весело кивали, подгоняя, и Вилл тяжело вздохнула, баюкая в ладонях Сердце. Розоватый свет на мгновение ослепил, разогнал наползающую тьму и истлел в мерцающих цифрах.

Перед ней сидела ее абсолютная копия, раздражающе мило улыбалась и уже мгновение спустя повторяла собственные простые обязанности. Больше всего Вилл думала о том, чтобы не схватить очередное наказание и не поругаться с мамой снова, так что копия обещала вести себя прилично и во всем ее слушаться. Вилл вздохнула, зачесывая рукой волосы, и глянула на мерцающий циферблат, показывающий, что времени до встречи осталось совсем мало. Она наскоро оделась, распахнула шторы, несколько секунд глядя в непроглядную тьму за окном, и подняла раму, перебрасывая одну ногу наружу.

— А теперь спи, — велела она хлопающей глазами копии и поморщилась, цокая языком, — спи, Вилл.

На улице было темно, что называется, хоть глаз выколи. Даже уродливый огрызок луны, то и дело выглядывающий из-за облаков, лишь ухмылками отражался в темных стеклах и не давал никакого света. Вилл поежилась от дуновения холодного ветра и поплотнее запахнула куртку. Перевоплощаться посреди города было не самой лучшей идеей, но почему-то странное зудящее чувство на затылке, будто кто-то смотрит в упор, не отступало от нее ни на шаг, так что хотелось защититься от него хотя бы глупой волшебной одеждой. Казалось, будто на улице не было ни одной собаки или кошки, да и вездесущие даже ночью птицы совсем не попадались на глаза. Было темно и тихо как в фильме ужасов, ощущение, будто кто-то сверлит взглядом затылок, никак не пропадало, и Вилл то и дело срывалась на бег, тут же одергивая себя.

К пустырю за старым торговым центром она вышла почти вовремя, но девочки уже собрались и что-то обсуждали. Хай Лин, как и сказала Ирма, не было, и без нее становилось как-то неощутимо грустно. Выбравшись из лабиринта черных в ночи домов, Вилл наконец выдохнула и перестала кутаться в куртку, и даже неуловимая на кончике языка тревога немного отступила в присутствии подруг. Стоящая вполоборота Тарани заметила ее первой и махнула рукой, подзывая, и сзади будто что-то оборвалось и рухнуло. Вилл дернулась, вцепляясь в воротник куртки озябшими пальцами, но не обернулась, лишь ускорила шаг, чтобы поскорее разглядеть скрытые мраком лица подруг.

— Чего это ты трясешься, будто из бани на мороз вышла? — фыркнула Ирма, хлопая ее по плечу.

Вилл наконец решилась обернуться, но за спиной ожидаемо не оказалось ничего пугающего или хоть сколько-нибудь необычного. Тарани покосилась на нее вопросительно, и Ирма тоже вскинула бровь, складывая на груди руки. Корнелия стояла, задумавшись о чем-то, и вовсе не поменяла выражения лица с ее приходом.

— Просто такое странное чувство, — Вилл шмыгнула носом, но нужных слов отчего-то подобрать не смогла.

— Будто кто-то смотрит в спину, — понимающе кивнула Тарани, и Вилл вздрогнула и поежилась, — оно преследует меня с самого нашего выхода из дома миссис Рудольф.

Ирма издала завывающий звук и хохотнула, но дернулась и испуганно пискнула, когда кто-то в подворотне ответил самым настоящим хрипловатым воем. Тарани шикнула не нее и толкнула в бок, Вилл покосилась на выводящие на пустырь темные проулки, а Корнелия так и осталась молчаливо безразличной. Вилл была твердо уверена, что они выбрали не самое удачное время для спасательной операции, но переубеждать упрямую подругу, кажется, было абсолютно бессмысленно.

— Идемте уже, — хмуро бросила Корнелия, направляясь в неизвестном Вилл направлении.

— Она просто раздумывает о том, во скольком виновата перед Элион, — гулко зашептала, приложив ладонь к губам, Ирма.

Вилл вздохнула, напрасно вглядываясь в клубящуюся в переулках темноту, и поймала понимающий взгляд Тарани. Идти туда совершенно не хотелось, и Вилл, честно говоря, совсем не понимала, куда именно собирается идти Корнелия, если она может открыть портал с помощью поглощенной сердцем Кондракара Печати Фобоса. Этот вопрос, похоже, так четко проступал на ее лице, что обернувшаяся чтобы поторопить их Корнелия закатила глаза и фыркнула себе под нос:

— Идем в дом миссис Рудольф.

— Мы не знаем, куда приведет нас открытый тобой портал, — пояснила взявшая на себя роль переводчика Ирма, — а тот, что в доме миссис Рудольф, наверняка выведет нас в замок.

Вилл моргнула, потому что пролетевшая над головой птица показалась ей сгустком клубящейся черноты. Света все еще не было, будто кто-то разом выключил электричество во всем Хитерфилде, а низкие облака продолжали скрывать ухмыляющийся огрызок луны. Вилл было не по себе и, честно говоря, хотелось поскорее вернуться домой и спрятаться под одеялом, только чтобы дурацкие страхи разошедшегося воображения перестали морочить голову.

Доводы о том, что в доме миссис Рудольф был портал, приводить было не нужно. Человек, что забрал ее, просто не мог прийти откуда-то еще, и он же, наверняка, окутал дом странной запутавшей время магией, из-за которой они очутились на два дня вперед.

— Давай, Вилл! — Ирма ткнула ее под ребра. — Превращение! Я не хочу тащиться через весь город пешком!

— Сегодня очень темно, — Тарани смотрела в небо на наползающие на луну облака, — можно лететь, не боясь, что нас заметят.

Вы спятили, хотелось сказать Вилл и шлепнуть себя по лбу, но она только протяжно вздохнула и материализовала осветившее покрытые пеленой лица подруг Сердце. Идти по темноте пешком действительно было не самой лучшей идеей, учитывая то, как странно она себя чувствовала по пути сюда. Даже дорога, обычно короткая, занимала будто в несколько раз больше времени, только потому что она постоянно оглядывалась и вглядывалась в собственную пляшущую на стенах тень.

Дом миссис Рудольф никогда не стоял посреди города, но и не был в отдалении, тесно прижимаясь к другим таким же крохотным домикам, но теперь отчего-то казался далеким и пугающим. Высокая трава на лужайке достигала половины человеческого роста, так что приходилось руками раздвигать ее, чтобы сделать хотя бы шаг. Было чувство, будто этот дом стоял заброшенным по меньшей мере несколько лет, провалы окон зияли черными дырами, и Вилл никак не покидало ощущение странной слежки. Она то и дело переглядывалась с угрюмой Тарани, бросала взгляды на шикающую на разболтавшуюся Ирму Корнелию и глядела в темное небо, с каждым взмахом крыльев опускающееся все ниже и ниже.

— И где нам искать этот портал? — буркнула Ирма, которая вообще-то была в числе тех, кто поддержал идею идти сюда, а не открывать собственный. — Здесь так темно, что мы скорее переломаем себе ноги, чем что-нибудь найдем.

Тарани коротко улыбнулась и зажгла огонек на ладони, осветивший увешанные картинками стены и ведущие в темноту двери. Корнелия снова презрительно хмыкнула и направилась куда-то вглубь дома, а Вилл выглянула в окно и тряхнула головой.

— На улице не светлее, — выдохнула она, разглядывая статуэтку на кофейном столике, — происходит что-то странное.

— Думаешь, нас заманивают в ловушку? — тихо спросила Тарани, пристально следя за шагающей впереди Корнелией.

Ирма хохотнула и вздрогнула, когда хлопнула входная дверь. Корнелия исчезла в темноте следующей комнаты, огонек на ладони Тарани дрогнул и затрепетал как от порыва ветра, хотя в доме было тяжело дышать от духоты и спертого воздуха.

— Я буквально чувствую, как захлопывается капкан за моей спиной, — зашептала Вилл, и Ирма пискнула и схватила ее за руку.

Они продолжали идти из комнаты в комнату, но нигде не видели и намека на сверкающий ядовитой синевой портал. Да и сам дом вдруг показался Вилл гораздо больше, чем они видели снаружи. Пейзаж за окном не менялся, темнота будто сгущалась и вилась, а огонек дрожал все растеряннее.

— Эй, а где Корни? — едва слышно спросила Ирма, когда они вошли в следующую дверь.

Эта комната тоже напоминала гостиную, как и несколько предыдущих, разница была только в том, что в этот раз шторы оказались плотно задернуты, так что ни один лучик света не проникал с улицы.

— Ушла вперед? — предположила Тарани, проводя ладонью по пыльному дивану.

Ирма хохотнула и дернула Вилл за руку. Перед ними впервые были две совершенно одинаковые двери вместо одной, и не было совершенно никакого намека на то, куда следует идти. На покрытом слоем пыли полу не было никаких следов, и у Вилл даже закралось подозрение, что где-то они уже свернули не туда. Происходящее начинало откровенно пугать, но по крайней мере все они были в облике стражниц не таким уж беспомощными, как недавно, когда Вилл неожиданно лишилась силы.

— Она пошла туда, — Тарани уверенно ткнула пальцем в левую дверь и поднесла огонь к ней поближе, — дверь не закрыта до конца, и на ручке видно отпечатки пальцев.

Р учка второй двери была матовой и темной, но Вилл готова была поклясться, что мгновение назад двери были совершенно одинаковыми.

— Или кто-то хочет, чтобы мы думали, что она пошла туда, — нахмурилась Ирма, ногтем касаясь белой краски на двери, — худшее, что можно сделать в подобной ситуации — это разделиться. Глупая Корни!

— Нам в любом случае надо что-то выбрать, — Вилл вздохнула, оглядываясь назад, но Тарани со светом стояла рядом, так что там ничего не было видно.

— Это хуже, чем лабиринт в книжном! — простонала Ирма, уверенно толкая правую дверь.

Тарани, хмыкнув, приоткрыла левую, и обе они синхронно заглянули внутрь. Темнота как будто сгущалась и наступала на пятки, подталкивая, и Вилл нетерпеливо посмотрела в обе по очереди. И там, и там была темнота, но слева слышался какой-то шум, а справа будто журчал певучий ручеек. Вилл вздрогнула, когда что-то грохнуло за спиной, и Ирма крепче вцепилась в ее руку, сделала глубокий вдох, будто собиралась сигануть в бассейн, и, не оглядываясь, рванула налево. Тарани захлопнула за ними дверь, и напряжение резко исчезло, будто тьма рассеялась, и они оказались посреди чего-то мягкого и свисающего. Огонек погас, зато звуки стали громче, так что можно было различить неразборчивые крики.

Впереди маячила полоска яркого света, и Ирма нетерпеливо протиснулась к ней. Послышался шелест падающей ткани, Тарани чертыхнулась, и Вилл дернула за нечто, висящее перед ее лицом. Они в гардеробе, поняла она, посреди длинных платьев и мешающихся под ногами туфель.

— Это Корнелия и Элион! — ахнула Ирма, и Тарани резко схватила ее за руку, зажимая рот ладонью.

Вилл подалась вперед, прижимаясь к полоске света и зажмуривая один глаз. Корнелию видно не было, но Элион стояла прямо напротив их неожиданного укрытия, и лицо ее вовсе не выглядело счастливым от долгожданной встречи.

— Я не понимаю, зачем ты пришла, — несмотря на выражение лица, голос ее звучал спокойно и сдержанно, — меня никто не похищал. И я не собираюсь уходить отсюда.

На лице Элион сменялись одна другой сразу несколько эмоций, и среди них Вилл с удивлением заметила ярость и разочарование. Что Корнелия уже успела натворить, пока они отстали от нее всего на один шаг?

— Ты не понимаешь! — а вот голос Корнелии вовсе не отличался спокойствием и сдержанностью. — Фобос злодейка, уничтожающая Меридиан ради собственной прихоти, и ты ей наверняка нужна не просто так! Мы защитим тебя, если только…

— Если она так опасна, — Элион взмахнула рукой, обрывая подругу, — почему ты тогда сбежала и оставила меня с ней? Я ведь нужна ей, как ты утверждаешь, для чего-то ужасного, а ты сама отдала меня в лапы монстра.

Элион презрительно хмыкнула, совсем как Корнелия недавно, и отвернулась, так что Вилл больше не видела ее лица. Ирма, которую перестала держать Тарани, придвинулась ближе, плечом отпихивая Вилл от щели.

— Я тогда не знала…

Корнелия осеклась, и Элион зло хохотнула:

— Не знала, что мы родственники? Но знала, что она злодейка.

Корнелия ахнула, собираясь сказать что-то в свою защиту, но в дверь постучали. Элион даже не вздрогнула, а Ирма дернулась так, что сорвала с вешалок несколько платьев. Вилл потянула ее назад, но Элион не обратила на шум никакого внимания, скрылась из поля зрения, и вскоре послышался новый, мальчишеский голос:

— Все в порядке, Ваше Высочество? Мне показалось, я слышал…

— Тебе показалось, Гидеон, — голос Элион на мгновение потеплел, а Вилл узнала того черноволосого парня из книжного, — все хорошо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Ваше Высочество.

Хлопнула дверь, послышались мягкие шаги, и Вилл дернулась, когда дверцы шкафа распахнулись. Глаза заслезились от яркого света, образ Элион превратился в сияющий белесый ореол, и Вилл моргнула, отпихивая от себя взвизгнувшую Ирму. Проморгавшись, она увидела за спиной Элион Корнелию, такую печальную и разбитую, что от одного ее вида мутило в животе.

— Вылезайте, — строго велела Элион, отходя к окну.

Она смотрела на раскинувшийся далеко внизу городок, который с трудом можно было отличить от захолустной деревеньки, а может быть на огромную луну, серебром покрывающую половину неба. Здесь вовсе не было темно, свет словно покрывал каждый миллиметр воздуха, мерцал между пальцев и искрил статическим электричеством. Осторожно вылезая, Вилл глянула на себя в зеркало и вздрогнула, испугавшись собственного растрепанного отражения.

— А я говорила, — хмыкнула Ирма, осматриваясь, — живет себе как принцесса, чаи с пироженками гоняет.

Тарани толкнула ее в бок, но Элион никак не выразила недовольство словами подруги. Хотя Вилл сильно сомневалась, что она все еще считает их подругами, Элион нравилась ей, и она не хотела бы когда-нибудь идти против нее. Сама Вилл вмешиваться в разговор между друзьями не очень-то хотела. Она плохо знала Элион, так как переехала в Хитерфилд еще совсем недавно, и к тому же почти сразу началась заварушка со стражницами и Меридианом, места в которой хватило не всем, так что близко подружиться с кем-то еще, кроме невольных союзниц (и немного Мэтта), она попросту не успела.

Убранство в комнате Элион было красивым, но простым, совсем не таким, как в воображении Вилл. Совершенно обыкновенная кровать, большой, скрывающийся в стене шкаф, из которого они вылезли, письменный стол, несколько подушек у окна и целая груда ярких рисунков — единственное, за что цеплялся взгляд. Честно говоря, Вилл представляла себе комнату принцессы как в детских мультиках или сказках: обилие розового, бантов и рюшек и обязательно шикарный балдахин над кроватью. Комната же Элион, в общем-то, выглядела как комната самого обычного подростка, за исключением разве что того, что располагалась она в средневековом замке на переполненной магией планете.

— Ну, — Элион нетерпеливо вскинула брови, и Вилл вздрогнула от ее резкого голоса, — проходите сквозь стены, исчезайте в воздухе или что вы там обычно делаете в своей тесной компании. Я ложусь спать, так что вам следует поторопиться и как всегда исчезнуть, оставив меня одну.

Ирма громко фыркнула и сложила на груди руки, и Тарани снова пихнула ее локтем в бок и сделала страшное лицо. Корнелия сделалась еще подавленнее, раскрыла рот, но так ничего и не сказала. Вилл глянула на пляшущее пламя свечи, на отражающееся в темном стекле ее собственное лицо и покачала головой, призывая саму себя наконец успокоиться.

— Твои родители тоже здесь? — спросила она и почувствовала, как язык приклеивается к небу.

Почему-то разговаривать с девочкой, которая никогда на самом деле не была ее подругой, оказалось гораздо страшнее, чем сражаться с ужасными монстрами.

Корнелия охнула, прикрывая рукой рот, но все также почему-то не могла сказать ни слова. Только теперь до Вилл вдруг дошло, что Элион могла заколдовать ее молчать. Сама Элион цокнула и резким движением задернула шторы, а лицо ее стало еще более недовольным и раздраженным.

— Меня не волнуют люди, который обманывали меня все пятнадцать лет моей жизни, — Элион скривилась, запуская в воздух светящийся шарик и задувая свечи, — сейчас у меня есть только старшая сестра, которая всегда будет на моей стороне.

— Это неправда! — рявкнула Ирма, отталкивая от себя руки Тарани. — Она обманывает тебя! Она просто хочет получить твою силу, а потом изб…

Элион взмахнула рукой, и Ирма замолкла на полуслове, рвано хватанула ртом воздух и беззвучно зарычала, сжимая кулаки. Вода в вазе с цветами на столе зашевелилась и поднялась, и Элион снова цокнула и щелкнула пальцами, заставляя ее исчезнуть с негромким шипением.

— Если так, зачем же она учит меня магии? — она как будто устало вздохнула и повалилась на одну из подушек. — Мама всю жизнь твердила мне, что никакого волшебства не существует, а теперь смотрите, я почти королева.

Корнелия хмыкнула и отвернулась, хлестнув волосами подошедшую неосмотрительно близко Ирму, и та заскрипела зубами и накинулась на нее с кулаками. Элион хохотнула, откидываясь на подушках и закидывая ногу на ногу, и приманила к себе один из рисунков, на котором Вилл смогла рассмотреть две высоких фигуры на фоне замка с острыми шпилями.

— Мы не будем переубеждать тебя или пытаться вернуть домой силой, — заговорила Тарани, и Ирма с Корнелией прекратили драться и возмущенно засопели, — Фобос нужна твоя сила, поэтому она ведет себя дружелюбно. Но посмотри на город. Этот мир страдает и постепенно умирает, а то время как она сидит в замке и обирает собственный народ. Ею движут жадность и зависть, и ты поймешь это, стоит только присмотреться получше.

Светящийся шарик над головой Элион дрогнул и распался еще на несколько таких же, резкий свет на мгновение ослепил и затих, обратившись легким чарующим полумраком. Вилл знала Элион недостаточно хорошо, чтобы сравнивать прошлую ее и нынешнюю, но что-то в выражении ее лица, в полыхающих грозовыми тучами глазах было не так. Что-то сводило с ума и свербело в точке между бровей, и недружелюбные тени, как настойчивые преследователи, снова сгущались и шептались в отражении стекла за шторами. Вилл казалось, будто она стала кроликом напротив голодного удава, оцепеневшим от страха зверьком, завороженно глядящим в глаза того, кто мгновение спустя собирается безжалостно ее сожрать.

Прежде чем закрыть глаза, Вилл почувствовала толчок, выбивший воздух из легких и перевернувший мир кувырком. Темнота накрыла плотным саваном, укутала тишиной и лопнула, вспарывая кожу осколками острого стекла. Мгновение спустя разъяренная Элион стояла сверху, а из обеих рук ее выстреливали бледно-голубые молнии, скрежещущие до нервных мурашек на загривке. Ее выбросило, вытолкнуло наружу, в холодную влажную темноту чужой ночи, хохочущей яркими цифрами и перешептывающейся отражениями в стекле. Вилл дернулась, хватаясь сведенными пальцами за воздух, но перед глазами рябило и смешивалось, все крутилось и падало, и сама она погружалась в нечто звенящее на щеках и липкое на языке.

Когда Вилл открыла глаза, вокруг была серая мокрая ночь, темная настолько, что не видно было собственной руки. Под спиной ощущалось что-то мягкое и холодное, пальцы черпали грязь, а ноги скользили, не давая подняться. Розоватый свет сердца Кондракара вспыхнул не сразу, врывал из темноты полосатые колготки и чью-то протянутую руку. Голова раскалывалась, в глазах рябило и мелькало, и Вилл зажмурилась и моргнула несколько раз, напрасно пытаясь привыкнуть к кромешной темноте.

Над ней стояла, протягивая руку, Тарани; Ирма в стороне ругалась с брезгливо отряхивающейся Корнелией, и больше вокруг не было ничего, кроме мокрой грязи. Вилл ухватилась за ладонь, рывком поднялась, едва не поскальзываясь снова, и задрала голову к темному, лишенному звезд небу. Темное место, в котором они оказались, не могло быть помещением, потому что Вилл дрожала от промозглого ветра и чувствовала доносящийся откуда-то запах соленой воды, но на небе Меридиана еще мгновение назад царила разливающая умиротворяющий свет луна. Хотелось вернуться домой прямо сейчас, закутаться в одеяло и проспать несколько дней кряду, пока мама не успокоится, а все заботы не исчезнут сами собой.

— И что ты предлагаешь делать? — почти кричала, размахивая руками, Ирма. — Элион забросила нас непонятно куда! Достаточно доходчиво объяснила, что больше не считает нас своими друзьями!

Корнелия хмыкнула и вздернула подбородок, складывая на груди руки. Весь ее вид говорил о том, что она категорически не согласна, и теперь, судя по всему, ничто не мешало ей высказывать приходящие на ум мысли.

— Эта гадина наверняка заколдовала ее, — все больше себе под нос говорила Корнелия, — нужно пойти и поговорить с ней еще раз.

— Куда ты собралась идти? — не унималась рассерженная Ирма. — Ты знаешь, где мы? В какой стороне замок? Да я даже себя не вижу, не то что какого-нибудь направления!

Вилл вздохнула, баюкая в ладонях Сердце, и еще раз поглядела на непроглядно-черное небо. Не было видно ни звезд, ни луны, ни хоть чего-нибудь, что могло разбить неправдоподобную темноту. Розоватый свет освещал клочок грязной земли под ногами, но, сколько бы Вилл не старалась заставить его светить ярче, только упрямо гас, будто круг реальности постепенно сужался. Вилл снова чудились беззвучные шорохи и танцующие тени, и будто ядовито-зеленые глаза, как циферблат ее будильника, следили за каждым ее шагом.

— Хватит, — оборвала Вилл, когда перепалка пошла по второму кругу, — сначала нужно вернуться домой и все обдумать, отдохнуть и остыть. Потом, завтра, встретимся с Калебом и обсудим с ним сложившееся положение.

Голубоватый водоворот портала отрезал возражения, осветил чуть больше все такой же отвратительной грязи, и Вилл снова показалось, как вспыхнули призрачные глаза. Кто-то следил за ними с самого их выхода из дома миссис Рудольф, следовал по пятам, как искуснейшая ищейка, но не нападал, оставался в тени и будто чего-то ждал. Вилл сглотнула вязкую слюну, в последний раз оглядываясь на чернильную тьму, и шагнула в распростерший объятия портал, яркий и сияющий умиротворяющим светом.

* * *

Седрик проглотил едва не вырвавшийся из горла сиплый вой, рванулся, но так и не смог сдвинуться с места. Принцесса Фобос рухнула к его ногам тряпичной куклой, мазнула по груди опавшей рукой, будто приговаривала к смертной казни за безвольное бездействие. По щеке потекла горячая капля, упала, смешиваясь с платиновым морем и пачкая его, уродуя до безобразия, до отвратительных незаживающих шрамов под самым сердцем. Воздух звенел от волшебства, огоньки в свечах трепетали и коптили, взвивая под потолок серые дымные струйки, а темнота за окном стояла такая, будто там ничего не существовало вовсе. Седрик дернулся снова, и магия лопнула и осыпалась кровавыми осколками, мерцающими в ярком вспыхнувшем на мгновение свете.

Госпожа продолжала неподвижно лежать, но теперь он видел, как невесомо вздымается, поддаваясь дыханию, ее тело, и как трепещут свившиеся колечками у лица волосы. Седрик осторожно присел, коснулся пальцами макушки и так и замер, вглядываясь в мерцающий платиновый поток. Госпожа размеренно дышала, ресницы ее трепетали словно от тревожного сна, и Седрик подался вперед, вплетая пальцы в волосы и вскользь касаясь прохладной кожи.

— Как беспечно, — слова вырвались едва уловимым вздохом, застывшим в звенящем воздухе, — вам стоит перестать взваливать все на себя.

Темнота за окном была густая и совершенно неправильная. Она словно свивалась в тугие жгуты и билась в стекло, не спрашивая разрешения войти, колотила ладонями и тяжело дышала, оставляя исчезающие под светом отпечатки. Седрик поднялся, а два шага оказался у окна и задернул плотные шторы. Пламя свечей вздрогнуло и успокоилось, но призраки истлевающих жизней все еще клубились под самым потолком.

Из зеркала на него смотрело уродливое наполовину змеиное, наполовину человеческое лицо, бледно-зеленое с алой полоской на глазах; кончик огромного хвоста обвивался вокруг ножки банкетки, словно так и желал раздавить ее в холодных объятиях. Ненавистное тело ощущалось привычно и до стирающихся в крошку зубов правильно, но он все еще был уродливым и отвратительным, недостойным и единственного взгляда прекрасных глаз. Госпожа лежала у самой двери и вокруг нее клубилась, извиваясь и насмехаясь, чернильно-черная промозглая мгла, оседающая пеплом на светлых, вымазанных его кровью волосах. Она казалась призрачной и хрупкой, почти сломанной и рассыпавшейся на осколки, и Седрик подхватил ее словно фарфоровую статуэтку, прижал к собственной отвратительной груди всего на мгновение и опустил на кровать, скрывая замерзшее тело пуховым одеялом.

— Вы ведь знаете, что я никогда вас не предам, — прошептал он, склоняясь и пристально вглядываясь в спокойное лицо, — так почему…

Пламя свечей дрогнуло и погасло, погружая покои принцессы во тьму, а Седрик продолжил всматриваться в ее лицо, будто оставалось еще хоть что-то, чего он не способен был разглядеть. Сквозь навалившуюся на плечи тьму Седрик отчетливо видел бледное, будто вылепленное из бумаги лицо, и налившиеся алым губы, сияющие в темноте танцующим сердцем. Госпожа не двигалась, дышала ровно, так что он чувствовал легкое тепло на щеке, но определенно была в порядке, всего лишь провалившись в глубокий необходимый сон. Седрик выдохнул, едва не расхохотавшись, накрыл лицо ладонью и отстранился, сквозь пальцы и полуопущенные веки поглядывая на светлеющее во тьме пятно.

Она проснулась с первыми лучами солнца, пробившимися сквозь плотные шторы. Светлые ресницы дрогнули, расслабленное лицо в одно мгновение превратилось в непроницаемую фарфоровую маску. Седрик, так и не позволивший себе заснуть, улыбнулся уголками губ и сложил на груди руки, не спеша уведомлять госпожу о собственном присутствии. Она не замечала его еще почти несколько минут, так что Седрику открывалась прекрасная возможность разглядеть еще полусонную, растрепанную госпожу. Он, конечно, уже видел ее какой только мог пожелать, но сейчас отчего-то ощущения казались иными. Седрик смотрел на принцессу Фобос, медленно поворачивающую голову и переводящую на него взгляд, а в груди что-то билось и рвалось, словно она могла вот-вот исчезнуть, оказаться бесплотным призраком и раствориться в ладонях.

Лицо ее стремительно вытянулось, глаза округлились и сделались по-детски огромными, а на губах расцвела искренняя, без тени злорадства улыбка. Госпожа качнула головой и звонко расхохоталась, заставив нечто внутри дрогнуть и затрепетать.

— Почему ты, — глаза ее сверкнули ярко-зеленым колючим озорством, — выглядишь так? Ты ведь ненавидишь этот свой облик.

— Вы не позволили мне обратиться, госпожа, — улыбнулся Седрик, и она вскинула брови, — я был настолько очарован, что не смел отвести от вас взгляд.

Принцесса Фобос снова хохотнула, глаза ее потемнели и сощурились, и Седрик поспешно стер улыбку с губ. Уродливый хвост обратился двумя самыми обыкновенными ногами, пол стал ниже, а госпожа больше, Седрик опустился на колено и склонил голову, ожидая приказов. Щека, про которую он успел позабыть, напомнила о себе вспыхнувшей пульсацией болью; засохшая кровь на кончиках волос госпожи прилипла к белоснежным простыням витиеватой гербовой печатью. Госпожа тряхнула волосами, отбрасывая растрепавшиеся пряди за спину, цокнула языком, и Седрик увидел опустившиеся на пол босые ноги. Мгновение спустя перед его глазами оказались узкие плечи, тонкие пальцы потянули за подбородок, заставляя поднять голову. Она смотрела на него, сощурившись и поджав губы, придирчиво осматривала, поворачивая голову из стороны в сторону, и в конце концов щелкнула пальцами и поднялась.

— Как забавно, — в ее голосе слышался едва ли не чистый детский восторг, — это делает мою задумку куда интереснее.

Седрик хотел спросить, что именно она задумала, желал вымолвить хотя бы слово, лишь бы не молчать, глядя на скрывающий ступни подол. Седрик хотел бы рвануться, схватить ее и запереть, но он был слугой великолепной госпожи, не смеющим дышать без ее приказа. Она бы разочаровалась, окатила презрительным взглядом и выбросила, посмей он ослушаться, и он бы смирился с этим, если бы взамен на ее губах на мгновение расцвела счастливая улыбка.

Дверь гулко хлопнула, по полу прокатилась волна холодного воздуха, и яркий луч пробивающегося сквозь задернутые шторы света будто провел ядовитую обжигающую черту.

Тусклое солнце, почти такое же унылое, как в Хитерфилде, светило прямо в лицо, мешая досмотреть последний самый интересный сон. Элион потянулась, причмокивая и переворачиваясь на другой бок, подложила ладонь под голову и снова закрыла глаза, пытаясь поймать исчезающее сновидение. Она не помнила, что ей снилось, но отчего-то казалось, что это было нечто важное или очень интересное, или же все вместе, пропустив которое Элион определенно очень пожалела бы. Однако сон больше не шел, сверкающие картинки не желали появляться перед глазами, и Элион рассерженно фыркнула, отбрасывая одеяло. Ну конечно, она все еще была в инопланетном замке в ее собственной личной комнате, а за дверью наверняка уже ждал кто-нибудь из ее личных слуг. Конечно, Элион все еще была принцессой, и у нее была старшая сестра и целый мир, который предстояло спасти. Что ж, Элион готова была признать, что реальность иногда бывает ничуть не хуже исчезающих с первыми лучами солнца сновидений.

На дверце шкафа все еще висело то самое зеленое платье с рваными рукавами, потому что Элион никак не решалась снять его и убрать внутрь. Отчего-то казалось, что тогда витающая вокруг магия рассеется, и она снова станет обычной девочкой в сером скучном городе, где за весь год солнце показывается из-за туч лишь несколько раз. Здесь небо тоже было серым и мрачным, мрачным же был и замок, но все остальное приводило Элион в такое трепетное восхищение, что серый окрашивался всеми цветами радуги и счастливо мерцал. Наверное, она могла бы сделать так на самом деле, сестра говорила ей, что она способна сотворить все, что захочет, но Элион в глубине души было немножко страшно оказаться вовсе не такой, какой ее здесь считали все остальные. Люди вокруг поголовно звали ее Светом Меридиана, кланялись и исполняли любые прихоти, а Элион казалось, что в ответ она должна пожертвовать ради них собственной жизнью.

Элион опустила на пол босые ноги и вздрогнула от пробежавшего по телу электрическим разрядом холода. Под одеялом она совсем этого не ощущала, но в комнате было прохладно, так что мурашки тут же щекоткой расползлись по рукам и забрались под мягкую ткань ночного платья. Сестра говорила, что нужно позвонить в колокольчик и позволить прислуге вымыть и одеть себя, но Элион не нравилось чувствовать себя безвольной куклой, так что она стоически игнорировала это указание и широко улыбалась на любые укоризненные взгляды. Платья в ее гардеробе были не такими сложными, чтобы она не разобралась, как их надевать. К тому же Элион, как почти каждый подросток в ее возрасте, стеснялась собственного тела и тем более не собиралась демонстрировать его никому чужому.

В дверь постучали как раз когда Элион натягивала второй рукав, и она растерянно пискнула и принялась шарить по спине в тщетных попытках застегнуть тысячу дурацких пуговиц. Молнию в этом мире еще не придумали, и ей каждый день приходилось выворачивать себе руки только чтобы несчастное прелестное платье как из фильмов про принцесс выглядело не наброшенной кое-как тряпкой. В конце концов Элион фыркнула, решив, что это пришла ей помочь Миранда, пнула в сторону кровати брошенную на пол ночную сорочку и распахнула дверь, тут же захлопывая ее обратно.

На пороге стоял с самым серьезным выражением лица Гидеон, Элион едва успела разглядеть его, упала на корточки, утыкаясь носом в колени и тихо завыла, ощущая, как печет от смущения щеки. Она должна была быть прекрасной принцессой, а не неспособной одеться растяпой, и Миранда на самом деле всегда помогала ей, тяжело вздыхая и ворча, что нужно было просто сделать это с самого начала. Еще Миранда помогала ей причесываться и сооружала на ее голове едва ли не пирамиды, а сейчас Элион наверняка была растрепана так, что ее волосы больше походили на солому, чем на хоть какую-нибудь приличную прическу.

— Ваше Высочество, — Гидеон постучал снова, а Элион стукнулась лбом о собственные колени, — мне позвать Миранду? Нет ничего предосудительного в том, чтобы кто-то помогал вам одеться.

Элион несогласно прошипела, дернула сползший с плеча рукав и шмыгнула носом. Сидеть на полу было холодно, она все еще была босиком, а голая спина касалась ничуть не более теплой стены.

— Не надо! — Элион подскочила, подхватывая с туалетного столика расческу, и снова распахнула дверь. — Просто помоги мне застегнуть!

Хотя Элион все еще чувствовала расплывшийся до самых кончиков ушей румянец, пришла очередь Гидеону краснеть. Он раскрыл рот, что-то неразборчиво крякнул, глядя на спадающее с плеч платье, с громким клацаньем закрыл рот и серьезно кивнул, шагая вперед и заставляя Элион скрыться в комнате. Дверь за его спиной с негромким скрипом захлопнулась, и Элион неожиданно подумала, что надо бы смазать петли, хотя вообще-то понятия не имела, как это делается.

— Ваше Высочество, вам не стоит, — Гидеон отчего-то хохотнул, пригладил ладонью волосы, — показываться кому-то в таком виде.

Элион непонимающе моргнула, оглянулась на зеркало и покраснела еще сильнее. Она стояла с расческой как с дубинкой, а волосы ее напоминали скорее львиную гриву. Рукав платья так и не желал держаться без помощи пуговиц и открывал плечо и ключицу, тоже как будто красные от смущения. Гидеон старательно глядел в сторону, но Элион то и дело ловила его взгляд, и тогда платье непременно сползало еще ниже. Они пялились друг на друга не меньше минуты, прежде чем она пару раз мазнула расческой по волосам, отбросила ее в сторону и развернулась к Гидеону спиной, застегивая пуговицы в самом низу.

— Теперь ты просто обязан взять на себя ответственность, — шутка получилась неудачной, и Элион кашлянула, — просто застегни уже. Зачем ты вообще пришел?

Холодок, гуляющий по спине, стремительно исчезал, а Гидеон даже ни разу не прикоснулся к ней, только щелкали проклятые пуговицы. Не то чтобы Элион ждала его прикосновений или чего-то подобного, Миранда на самом деле тоже никогда не касалась оголенной кожи, просто странное чувство расползающегося ожидания заполнило всю голову и выбросило напрочь остальные мысли.

— Ваша сестра приглашает вас на завтрак, — Гидеон отстранился с тихим смешком, а в голове Элион как будто пронесся сметающий все на своем пути ветер, — думаю, вам стоит надеть те туфли.

Он ткнул пальцем в прячущуюся под шкафом пару, склонил голову набок и растянул губы в самой что ни на есть хулиганской улыбке. Элион почувствовала себя преданной и разочарованной, фыркнула и взмахнула рукой, недавно выученным волшебством заставляя обувь опуститься рядом.

— И еще я бы все-таки посоветовал вам привести в порядок волосы, — добавил Гидеон, подбрасывая на ладони расческу, — миледи терпеть не может нерях.

— А я терпеть не могу болтунов, — вздернула подбородок Элион, выхватывая расческу из его рук.

Гидеон развел руки в стороны и улыбнулся еще шире, разве что ножкой не шаркнул, как провинившийся, но не признающий свою вину ребенок. Элион отвернулась, все равно следя за ним в отражении, топнула каблуком, принимаясь сооружать нечто, отдаленно напоминающее ее привычные косички.

— Разве миледи недавно не учила вас заплетать волосы с помощью магии? — спросил Гидеон, и Элион зарычала себе под нос. — Мне все-таки позвать…

— Убирайся! — рявкнула она, швыряя в него расческу.

С самого детства волосы ей непременно заплетала мама, тщательно расчесывала, напевая песенки на странном трескучем языке, целовала в макушку и рассказывала диковинные истории, ничуть не похожие на сочиненные Элион сказки про волшебство. Волосы у Элион были тонкие и прямые, дурацкого цвета сухой соломы, но у старшей сестры, оказывается, были такие же. Волосы Фобос неизменно выглядели великолепно струящимся по спине шелком, а Элион, даже после всяческих ухищрений Миранды, ходила с куцыми хвостиками, и даже самые замысловатые прически на ее голове смотрелись вовсе не так роскошно.

Дверь с тихим стуком захлопнулась, и Элион протяжно выдохнула, опуская локти на туалетный столик. У нее самой, кажется, не получалось совершенно ничего, хотя все вокруг только и делали, что давали ей наставления. Из отражения в зеркале на нее смотрела заспанная девочка с гнездом на голове и красными от стыдливого гнева щеками, в первом попавшемся платье цвета местного серого неба. Элион нахмурилась, щелкнула себя стеклянную по носу и зажмурилась, старательно вспоминая упомянутое Гидеоном заклинание. На самом деле сестра утверждала, что ей достаточно только пожелать, но Элион нравились все эти формулы и магические символы, витиеватой вязью всплывающие в голове.

Волосы змеями защекотали шею и щеки, поднялись вверх, собираясь в картинкой стоящую в мыслях прическу. Элион вздрогнула, когда поднявшаяся челка упала на лоб, распахнула глаза и рассмеялась. Башенку из волос на голове венчал зеленовато-серебристый бантик, шею сзади щекотали короткие прядки, и выглядело все, в общем, не так уж и плохо, как она себе представляла. Гидеон за дверью кашлянул, напоминая, зачем он пришел, и Элион поднялась, переобула другие, не выбранные Гидеоном туфли и приманила к себе лежащую возле двери расческу.

— Ну как я выгляжу, — она склонила голову набок, распахнув дверь и глядя Гидеону прямо в глаза.

Угрюмое настроение сменялось радостным так же быстро, как появлялись и исчезали на небе облака, но Элион не придавала этому значения, погружаясь в собственные пляшущие на кончиках пальцев мысли. Гидеон широко распахнул глаза всего на мгновение, растянул губы в нахально широкой улыбке и коротко поклонился, прижимая руку к груди со стороны сердца:

— В этом мире нет никого прекраснее вас, Ваше Высочество.

Элион фыркнула, тряхнула головой и обошла его, направляясь в сторону трапезного зала. Она уже успела более-менее запомнить расположение важных комнат, но все равно то и дело путалась, чудесным образом оказываясь на другом конце замка. Коридоры были всегда одинаково серыми и холодными, с одинаковыми рядами одинаковых стражников, и лишь высокие двери, где-то простые и почти крошечные, а где-то высоченные резные или овитые руническими рисунками выдавали значимость внутреннего убранства. На двери комнаты Элион, например, были высечены красивые символы, смысл которых она пока не могла понять. Сестра обещала, что вскоре она сможет прочитать сама, и Элион терпеливо ждала, наслаждаясь новым привычным миром и витающей вокруг магией.

— Сестра в тысячу раз красивее, — качнула головой Элион, пряча мигом озябшие ладони в широких рукавах.

— Но она согласилась бы со мной, — эхом отозвался шагающий за ней по пятам Гидеон.

Встречающиеся им на пути стражники почтительно кланялись, но больше не кричали, перебивая друг друга, до звона в ушах. Элион не знала, как у сестры получилось сделать это, потому что сама она терялась и мямлила, стоило заговорить с кем-то незнакомым, и в итоге все окружающие начинали приветствовать ее еще громче. Она чувствовала на себе скрытые за шлемами взгляды, колючие на затылке и шевелящие туго затянутые волосы, и от них мурашки разбегались по плечам. Каждый встреченный ею здесь человек утверждал, что она будущая королева, и Элион верила этому безоговорочно, потому что сестра говорила так же, но крохотные искорки сомнения шептали маминым голосом, утверждая, что магии не существует и ей давно пора бы проснуться.

— А ты сам все-таки согласен со мной, — Элион качнула головой, и ей показалось, что она вот-вот рухнет под тяжестью собственноручно сооруженной прически.

В этот раз Гидеон не отвечал долгое мгновение, несколько бесконечных секунд, пока они проходили по длинному узкому коридору с высокими арочными окнами. Здесь было совсем холодно, словно они вышли на улицу, и Элион поежилась, растирая спрятанные в рукавах ладони.

— Не смею с вами спорить, — выдохнул Гидеон, когда они оказались в обычном темном коридоре.

Все он смеет, надулась про себя Элион, только не с ней и не здесь, как будто она всего лишь балласт, мешающийся воздушный шарик, привязанный тонкой ниткой к запястью.

Оставшийся путь до столовой они прошли в тишине, прерываемой разве что звоном доспехов и тихими, едва уловимыми вздохами стражников. В самом начале Элион была уверена, что в этом замке подозрительно мало людей, но теперь не могла пройти и полуметра, чтобы не натолкнуться на чей-то осторожно изучающий взгляд. Каждый здесь знал, кто она, и оттого Элион чувствовала себя странно, одновременно гордо и неуютно, будто в одночасье стала суперзвездой, преследуемой папарацци по пятам. Она еще не была снаружи, но отчего-то ей казалось, что и там все непременно узнают ее, не позволив остаться наедине с собственным миром ни на мгновение.

— Что задержало тебя? — спросила сестра, и Элион вздрогнула, пряча в ресницах взгляд.

Фобос сидела по правую руку от главного места с высоким резным стулом в торце стола, откинувшись на спинку и сцепив ладони в замок, смотрела прямо и колюче, будто оценивала ее сегодняшний внешний вид, и теперь Элион не казалось, что отказываться от помощи было хорошей идеей. Сооруженная магией прическа казалась теперь не великим магическим достижением, а детской глупостью вроде разрисованного материнской косметикой лица или выдранных с корнем собачьих волос. Элион поспешно расправила рукава, разгладила складки на подоле, и, поймав насмешливый взгляд, спрятала руки за спину. Она была знакома с этой женщиной, оказавшейся ее единственной живой родственницей, всего ничего, и оттого бездумное желание понравиться и произвести впечатление с каждым днем только крепло, разрастаясь шипучим осадком в груди.

— Ах, я вижу, — сестра махнула рукой, растягивая губы в улыбке, и Элион почувствовала, как падают на плечи распустившиеся пряди.

Румянец налип на щеки и сгустился бьющейся на шее жилкой, так что Элион даже не заметила короткий осевший на пальцах смешок. Фобос махнула рукой снова, и волосы взлетели, собираясь в косы и накручиваясь кольцами на затылке, и защекотала основание шеи тонкая, скрепленная магией кисточка.

— А теперь садись, — продолжила сестра, будто ответы Элион ей вовсе не были нужны, — я голодна.

Непривычно и как-то отстраненно молчаливый Гидеон вдруг исчез из-за ее спины и оказался у противоположной стены рядом со склонившим голову Риком-Седриком. В последнее время он и Фобос казались какими-то колюче враждебными друг к другу, а Элион воображала, что двое безнадежных влюбленных просто поссорились из-за разделяющего их социального статуса.

Гидеон оглушающе громко в звенящем трапезном зале хохотнул, тут же зажимая себе рот ладонью, Рик бросил на него гневный взгляд, а Фобос усмехнулась и махнула рукой, заставляя звуки схлопнуться и исчезнуть в мелодичных переливах текущей воды. Элион вздрогнула, растягивая в улыбке рот, и мысленно пообещала копающемуся в чужих головах Гидеону оторвать эту самую голову.

Высокий тонкий человек с длинными, струящимися по полу волосами, отодвинул для нее стул, тот самый, с высокой резной спинкой во главе стола, и Элион почувствовала, как снова заливает щеки румянец. Фобос опустила локти на стол, сцепляя пальцы в замок и подаваясь вперед, и она вздохнула, послушно следуя к предложенному месту. Ощущать на себе пусть и всего несколько, но пронзающих с ног до головы взглядов, было неловко, и оттого ноги заплетались, и мешалась длинная волочащаяся шлейфом юбка. Элион, чудом не шлепнувшись на пол, неуклюже плюхнулась на стул, окаменела точно статуя и криво улыбнулась, глядя на длинную полоску белоснежно скатерти с отголоском насмешливого лица сестры справа. Белые выставленные одна на другую тарелки с вереницами вилок, ножей и ложек по обе стороны казались поистине бездонными, а в желудке у Элион булькало тугое жгучее чувство. Это было ее место и в то же время нет, будто она здесь только временно, посмела усесться как настоящая принцесса, не заметив горошины под подушкой.

— Я хотела!.. — выплюнула Элион и тут же замолчала, прикусывая губу.

Она никак не могла сформулировать вопрос, вертящийся на языке с прошлой ночи, возможно, именно потому, что это был не вопрос, а банальная просьба. С тех пор, как она оказалась здесь, Элион не приходилось чего-то просить, все всегда подчинялись ей, понимали с полувзгляда и полуслова, и даже Фобос, коротко усмехаясь, опережала ее желания и будто читала мысли. Но теперь сестра смотрела на нее колюче насмешливо и капельку оценивающе, и в глазах ее клубилось тусклое зеленое марево.

— Я слушаю тебя, — кивнула Фобос, а Элион вздрогнула, когда на тарелках сама собой появилась еда.

Выглядело все очень вкусно, и вкусно же было, как она могла судить по опыту прошлых дней, но от изучающих взглядов комок стоял в горле, да и невысказанная просьба вспышкой застыла на языке. Сестра, тем не менее, невозмутимо орудовала ножом и вилкой, разрезая хрустящий хлеб. Она, должно быть, за свою жизнь здесь успела привыкнуть к взглядам в лицо и спину, к эхом звучащим в ушах шепоткам и назойливым, будто случайным прикосновениям. Все вокруг интересовались ее жизнью, ее успехами и ее мыслями, но каждому из них все это было безразлично. Они хотели ее лишь как королеву, которая отдаст свою силу процветанию Метамура, а не как маленькую девочку-подростка Элион со своими страхами и проблемами, которой еще многому и многому предстоит научиться, прежде чем взойти на престол.

Элион вздохнула, неосторожно звякнула вилкой о тарелку и крепко зажмурилась, вжимая голову в плечи:

— Я хочу сходить в город.

Тишина длилась всего мгновение, а чернота под сомкнутыми векам пучилась и густела, отрезая вспышки-отсветы от зажженных свечей и проникающего сквозь высокие окна света. Элион казалось, что теперь все смотрят на нее осуждающе, но никто так и не произнес ни единого слова до тех пор, пока она не открыла осторожно глаза и не взглянула в лицо сестры. Фобос, не отрываясь от еды, качнула головой, и Гидеон исчез с коротким поклоном, а оставшийся у дальней стены Рик смерил ее тяжелым пронзающим взглядом.

— С тобой, — выдохнула Элион, вытягивая шею и едва не роняя бокал с водой, — только вдвоем. Пожалуйста.

Легкий вздох разорвал тишину, но Элион не поняла, кому он принадлежал. Рик стоял у дальней стены обледенелым истуканом, сложив руки перед собой и едва склонив голову, а остальные слуги как будто исчезли, оставив их втроем посреди трапезного зала с высокими потолками и гуляющим по ногам холодом.

— Сколько времени тебе нужно, чтобы подготовиться? — улыбнулась Фобос, откладывая в сторону тут же исчезнувшие приборы.

Элион едва задавила радостный писк и заставила себя не вскакивать из-за стола, и захлопнула рот, почти выдав, что готова отправляться прямо сейчас. На улице наверняка было холодно, так что нужно было хотя бы потеплее одеться, а еще они пойдут вдвоем, а значит тайно, без рыцарской охраны, и нужно бы как-нибудь замаскироваться. Если не Элион, то Фобос, которую в лицо наверняка знают, уж точно.

— Все готово, миледи, Ваше Высочество, — появился в дверях Гидеон, а из-за его спины шагнула Миранда с целой охапкой разнообразных меховых накидок в руках.

* * *

Иногда Гидеону казалось, что он ревнует, однако он никак не мог осознать, кого и к кому. Миледи, принцесса Фобос, буквально была его спасительницей, потому что без ее твердой руки он бы попросту погиб от распирающей изнутри магии. И пусть она тянула из него силу, восполняя собственные запасы, Гидеон был совсем не против. Он понял это только недавно, как и то, почему так долго не мог ничему научиться, и теперь миледи казалась ему еще более величественной. Она сдерживала его, пока он не был готов, и отпустила в нужный момент, и теперь Гидеон был должен если не целую жизнь, то безоговорочную преданность, способную посоперничать с преданностью длинноволосой змеюки.

Ее Высочество принцесса Элион с первого взгляда Гидеону не понравилась. Тогда, оказавшись в ловушке другого мира, она выглядела напуганной и глупой, только и делала, что шарахалась и не могла достаточно быстро соображать. Впрочем, наверное, Гидеон, привыкший к дворцовому окружению, судил несколько предвзято, воспринимая принцессу Элион подобно принцессе Фобос, способной вырвать сердце врага голыми руками. Если миледи было что-то нужно, она шла и брала это, не считаясь ни с кем, но в то же время, как ему иногда казалось, заботилась о ком-то другом больше, чем о самой себе. О ком, Гидеон тоже понял только недавно, увидев, как растягиваются в улыбке ее губы при виде младшей сестры, воспринимающей этот наполненный магией мир как нечто чудесное и сказочное.

Он шел от них на некотором отдалении, внимательно слушал и попеременно вздыхал, потому что не происходило ровно ничего интересного. Змеюка-Седрик тащился еще дальше, скрываясь в тени домов, бросал на него колючие взгляды, а Гидеон очень старался не читать его рвущиеся наружу чувства, от которых болезненно натягивалась кожа и звенело в ушах. Принцесса Элион спросила его недавно, не поругался ли он с миледи, и Гидеон смог только широко распахнуть глаза и раскрыть рот в немом крике, не желая брать на себя обязанности объяснять чужие личные взаимоотношения.

От Седрика веяло тоской и колючим пронзительным недоверием, свербящим на кончике носа, и выжигающей изнутри ядовитой преданностью. Принцесса Элион не нравилась Седрику с самого начала, и вот уж он определенно ревновал, хоть и не имел на это никакого права. Седрик ненавидел всех, кто смотрел на принцессу, но был слишком далеко, чтобы позволить себе заслонить ее взор собой. Гидеону было даже несколько жаль его, потому что от подобных чувств можно было тронуться рассудком, но больше он жалел миледи, потому что никто на самом деле не видел, как много она пытается сделать. Сказав, что она голыми руками вырвала бы сердце своего врага, Гидеон нисколько не преувеличивал, потому что именно это она бы и сделала, задавив в себе любую слабость, лишь бы только представилась необходимость. Он не собирался совать нос в личные дела миледи, потому что прекрасно знал, что ему за это будет.

Идущие впереди принцессы о чем-то переговаривались, Ее Высочество смеялась, но Гидеон не слышал ни единого слова, будто их окружал огромных отрезающий звуки пузырь. Помимо наброшенных на головы капюшонов лица их скрывали магические меняющие внешность маски, так что даже те несчастные, кто видел принцессу своими глазами, ни за что бы ее не узнали. Сейчас они походили на двух самых настоящий сестер, совершенно обычных, прогуливающихся по городу или спешащих за покупками. Принцесса Элион, предполагал Гидеон, не знала, что в настоящий момент выглядит как-то иначе, и от этого ему становилось чуточку веселее шагать в одиночестве под недовольным взглядом Лорда-змея.

— Хватит на меня смотреть, — выдохнул он, когда дыра на его затылке, казалось, пробила череп насквозь, — если уж решил просмотреть во мне дыру, можешь сделать это чем-то более существенным, чем уничижительным взглядом.

Скрывающийся в тенях переулков Седрик хмыкнул и не ответил, но взгляд его все-таки сместился с затылка в район между лопаток. Гидеон хотел было заметить, что следить ему нужно вовсе не за его скромной персоной, когда миледи махнула рукой, подзывая к себе. Заскрежетали сзади острые змеиные зубы, рванулась ткань, и Гидеон едва удержался, чтобы не разразиться хохотом. Миледи терпеть не могла неподобающее поведение, а прямо сейчас она, вздернув брови, глядела на него насмешливо, как смотрела всегда, когда у нее было хорошее настроение. Расцветшая на губах широкая улыбка стремительно спала, когда от миледи отделилась копия, а сама она, прижав указательный палец к губам, направилась к победоносно сверкнувшему глазами Седрику. Копия миледи хохотнула и ухмыльнулась, и мыльный пузырь лопнул, впустив переполняющие принцессу Элион чувства.

— Ты знаешь, что будет, если с ней что-то случится, — шепнула на прощание настоящая принцесса, и Гидеон почувствовал, как расползается по спине покалывающий озноб.

Принцесса Элион выглядела счастливой и чувствовала тоже счастье, искристое и переполняющее, мерцающее магическими огоньками за спиной и взрывающееся впереди яркими вспышками. Принцесса Фобос, бросив на нее короткий неопределенный взгляд, исчезла в тени, а ее точная копия склонила голову набок по-птичьи, оглядела собирающуюся вокруг толпу и отступила тоже. Гидеон выдохнул, не собираясь вдаваться в детали плана, о котором его изначально не предупредили, и шагнул ближе, отделяя принцессу от все прибывающих людей.

Они остановились на главной площади города, где всегда было многолюдно, но сегодня творилось что-то странное. Люди перешептывались и будто чего-то ждали, рыскали глазами и толкались, срывая друг с друга плащи. Принцесса Элион, вдруг оказавшаяся в самом центре этого безобразия, растерянно оглядывалась, и больше ничто не скрывало ее настоящего лица.

— Свет Меридиана! — закричал кто-то, и остальные подхватили, толпа загудела и двинулась, расступаясь.

Уже пару вдохов спустя вокруг принцессы образовался идеальный круг из толкающихся и бормочущих людей и нелюдей, глядящих на нее и тыкающих в нее пальцем. Гидеон, которого попытались оттеснить в сторону, пробил себе дорогу, всем своим видом показывая, что смотреть можно только с почтительного расстояния. Он чувствовал обуревающие людей чувства, и от этого хотелось зажать уши и самому разразиться криком. Эти люди верили, что стоящая в их окружении девочка сможет спасти их, подарить новую жизнь и избавить от всяческих напастей. Они верили, что перед ними спасительница, непременно добрая и отзывчивая, и заранее боготворили ее, собираясь взвалить груз умирающего мира на хрупкие девичьи плечи.

Сама же принцесса, будто не замечая их жалких, умоляющих, требующих и опустошенных взглядов, легко улыбалась, глазами блуждая по лицам. Она смотрела на своих подданных, знала это, точно нечто само собой разумеющееся, и в ее мыслях не было ни капли сомнения. Принцесса Элион молча осматривала каждого, пристально, надолго задерживаясь взглядом, и тогда в их глазах отражалось что-то, чего Гидеон не мог понять. Чувства постепенно испарялись, искривленные лица разглаживались, и шумящая толпа постепенно замолкала, превращаясь в густое человеческое море, волнующееся под порывами ветра.

— Элион! — раздалось из глубины смолкшей толпы, и та колыхнулась, пропуская кого-то вперед. — Элион, девочка моя!

Голос принадлежал женщине, и мгновение спустя из круга вывалилась женщина, растрепанная и с осунувшимся серым лицом. Гидеон знал ее, как знала и принцесса, но осознание к ней пришло лишь тогда, когда нечеловеческий облик сменился привычно-земным. Ее Высочество вскрикнула, прижимая ладони ко рту, и бросилась в объятия к названной матери. Увидев это, толпа снова взбурлила, нахлынула, пытаясь оттеснить Гидеона в сторону. Люди толкались, перебивали друг друга, выкрикивая мольбы и просьбы, хватали за руки и одежду и тянули, пытаясь привлечь внимание именно к себе. Гидеон угрожающе рычал, отбиваясь от натиска, а стоящая в отдалении копия миледи почти ласково улыбалась, постукивая пальцами по подбородку.

Женщина, пятнадцать лет назад выкравшая из дворца новорожденную принцессу, ощупывала ее лицо и заглядывала в глаза, что-то скомкано говорила, едва слышно, так, что Гидеон мог лишь читать по губам. Принцесса Элион рвано кивала, обнимала ее ладони и кусала губы, а в ее мыслях смешались радость, гнев и обида, проступающие дрожащими уголками губ и узкими черными точками зрачков. Копия миледи все стояла вдалеке, наблюдала со стороны, а в глазах ее сквозила холодная серая сталь нависающего над Меридианом неба.

— Послушай меня, — шептала предательница Мириадель, — не верь своей сестре, не верь принцессе Фобос. Она может вести себя дружелюбно, делать вид, что заботится о тебе, но в ее сердце нет места любви, оно заполнено чернотой и мраком.

Толпа бурлила, ревела и напирала, рвала одежду и оставляла синяки на теле. Кого-то уже затоптали, кого-то вышвырнули прочь, а кто-то подбирался по земле, но все они чего-то хотели, жаждали здесь и сейчас, точно по мановению волшебной палочки. Чтобы все было хорошо и спокойно, чтобы не было голода и болезней, и чтобы каждый из них был богаче и лучше других. И чтобы проклятой принцессы Фобос, узурпировавшей престол и ведущей их к смерти, больше не существовало.

— Ты должна убить ее, пока она не убила тебя, — говорила Мириадель, сжимая лицо принцессы Элион в ладонях.

— О чем ты говоришь?! — рявкнула принцесса, и все звуки смолкли, уступая место звенящей тишине и роящимся в головах людей чувствам. — Почему вы все твердите мне, что она злая, хотя это не так? Я знаю ее, она никогда не сделает мне ничего плохого. Я ее сестра!

Гидеон хмыкнул, отрывая от себя чью-то руку. Шепотки, прошедшие по толпе, разбились о тяжелое сопение принцессы, о ее напряженные пальцы и сдвинутые гневно брови.

— Фобос лжет тебе, — отрезала Мириадель, пытаясь взять названную дочь за руки, — ей нужна не ты, но твоя сила, и она пойдет на все, чтобы отнять ее у тебя.

На глазах принцессы Элион выступили слезы. Толпа колыхнулась, отступая.

— Но ведь это именно ты лгала мне все пятнадцать лет моей жизни, — слова срывались с ее губ слепящими вспышками молний, — я считала тебя своей матерью, но кто ты мне на самом деле?

Серое небо опускалось все ниже, темные облака клубились, разбиваясь порывами ветра. По щекам принцессы катились крупные слезы, и первые дождевые капли падали на поднятую десятками ног дорожную пыль.

— Я способна на все, стоит только пожелать. Так она сказала, — отчеканила принцесса, и в небе вспыхнула, прорезая тугие облака, молния, — ты же твердила мне, что магии не существует.

Копия принцессы Фобос стояла в тени, сложив на груди руки, и в глазах ее отражались сверкающие на небосводе молнии. Крупные капли падали на землю и рассыпались, били по рукам и макушке, оглушали отчаянным воем. Взметнувшийся ветер трепал волосы и закладывал уши, и, казалось, мог вот-вот подхватить и унести потерявшуюся принцессу. Ее Высочество Элион крепко сжимала кулаки, грудь ее тяжело вздымалась, а волосы клубились подобно змеям. Гидеон не чувствовал с ее стороны ничего, кроме захлестывающей с головой ярости, и то этого чувства подкашивались колени и болело в груди.

— Идемте, — каркнул он, разрывая воющую тишину, — вам пора возвращаться домой.

* * *

— Да что опять! — рявкнула размахивающая руками Ирма.

Они вошли в портал, который вообще-то должен был привести их домой, уже четвертый раз, и все равно опять оказались посреди той же самой полной холодной грязи пустоши, где не было видно даже себя. Сердце мягко мерцало на ладони, как ни в чем не бывало, портал открывался и закрывался, но они все равно оказывались здесь, куда бы Вилл не желала попасть. Нервы потихоньку сдавали, страх накатывал волнами, а зудящее ощущение чужого взгляда между лопаток все не проходило, так что казалось, будто в груди вот-вот протрется сквозная дыра.

Корнелия все это время только молчала, а Ирма постоянно ругалась на всех вокруг, и Вилл хотела провалиться сквозь землю, лишь бы таким образом уже хоть что-нибудь изменить. Тарани взяла ее за руку и успокаивающе кивнула, и от этого стало даже чуточку легче, но горячая волна гнева и обиды все поднималась в груди.

Вилл не понимала, что происходит, делала то, что делала всегда, и Сердце слушалось ее, грело руки и певуче отзывалось где-то в глубине мыслей. Магия в этот раз никуда не исчезала, она ощущала покалывание во лбу и на кончиках пальцев, но ничего все равно не получалось. Точнее получалось, но совершенно не так, как было необходимо.

— В этот раз мы попали на Меридиан необычным способом, — задумчиво проговорила Тарани, единственная все еще держащая себя в руках, — что, если нам попробовать вернуться тем же путем?

Темнота вокруг, казалось, все сгущалась, становилась плотнее. Иногда Вилл казалось, будто она видит в ней чьи-то пристально следящие за ней глаза, но, стоило моргнуть, — черное оставалось по-прежнему черным.

— Позволь уточнить, — фыркнула Ирма, упирая руки в бока и наклоняясь вперед, — ты предлагаешь как-то найти замок в этой темноте, вернуться туда, отыскать комнату Элион и, помахав ей на прощание ручкой, исчезнуть в ее шкафу? Да, очень удачный план, у нас наверняка получится.

Зажатое в ладони Сердце мерно пульсировало и нагревалось, становясь все горячее и горячее, будто своим светом старалось прорвать окружающую их непроглядную тьму. Ветра не было, под ногами хлюпала грязь, и Вилл отчего-то все больше казалось, что они стоят не на улице, а где-то в странном помещении без окон и нормального пола. Она уже даже думала про Заветный город, но там везде, где бы они ни оказались, мерцали в темноте фосфоресцирующие стены. Впрочем, самым странным было то, что ни от огня Тарани, ни от магического света Сердца или портала светлее ни капельки не становилось.

— Какой еще шкаф? — спросила, очнувшись, Корнелия, и Ирма присвистнула и покрутила пальцем у виска:

— Мы ведь вылезли из шкафа Элион, ты забыла, что ли?

Нечто, будто повторившее ее свист, просвистело в ответ. Звук пролетел где-то над их головами, ударился обо что-то и разбился несколькими неровными эхо. Вилл вздрогнула, сжала крепче Сердце, заставляя его исчезнуть, и рвано выдохнула, снова ощутив на себе чей-то взгляд. На этот раз он отличался от всех прошлых и не был таким острым и колючим. Кто-то смотрел на нее точно с любопытством, беззлобным и дружелюбным, дышал куда-то в шею и подходил все ближе. Тарани, заметившая ее оцепенение, дернула Вилл на себя и зажгла на ладони пучок теплого рыжего пламени.

Ирма завизжала, и Корнелия дернула ее за руку, заставляя замолчать. Заржала, ударяя копытами, лошадь, Вилл почувствовала на себе горячее дыхание, и тьма вдруг исчезла. Они были в конюшне, стояли между стойлами с лошадьми, лениво поедающими корм и будто не замечающими постороннего присутствия, на пухлой подушке из сваленного в кучу сена. Здесь не было ни грязи, ни темноты, только запахи лошадей и кожи, а еще дерева и самую малость свежего воздуха. Пронзительного взгляда между лопаток не было тоже, и Вилл вздохнула с облегчением, только теперь осознавая, как сильно из-за этого перепугалась.

— М-да уж, — вздохнула Ирма, протягивая руку к лошадиному носу и тут же ее отдергивая.

— Мы в конюшне, — высказала очевидное Корнелия, вытирая туфлю о деревянную решетку, — фу.

— Мне попробовать снова открыть портал? — спросила Вилл, материализовывая ставшее отчего-то беспокойным Сердце.

Девочки единогласно замотали головами, и Вилл спрятала кулон обратно. От охватившего его жара мурашки расползались по коже и вставали дыбом волоски, однако Вилл все еще не чувствовала ничего необычного вроде потери силы или еще какой-нибудь неприятности. Прежде Сердце никогда себя так не вело, всегда безукоризненно слушалось и давало подсказки.

— Оно молчит! — выкрикнула Вилл и шарахнулась от заржавшей лошади.

Тарани похлопала ее по плечу, а Ирма демонстративно закатила глаза. Корнелия, снова потерявшаяся в собственных мыслях, пожала плечами, будто ей было совершенно безразлично все с ними происходящее, начиная от природных-магических сил и заканчивая неудачным путешествием в другой мир.

— Сердце Кондракара, — пояснила Вилл, когда все взгляды скрестились на ней, — оно всегда как будто что-то бормочет, но я не могу разобрать, что. Или поет, если прислушаться, иногда подсказывает, как сделать правильно. А сейчас оно молчит. Тишина.

Вилл провела ребром ладони по шее и сделала глубокий вдох. Им нужно было как можно скорее вернуться на Землю, она знала это где-то в глубине мыслей, иначе… Что иначе, было непонятно, но в любом случае, думала Вилл, определенно точно вообще ничего хорошего.

— Там была другая дверь, — Тарани задумчиво прикусила губу, поправила очки, — может, она тоже куда-то вела? И мы сможем вернуться обратно через нее?

— Корни! — мигом сообразила Ирма. — Если ты вылезла не из шкафа, то откуда?

Корнелия, на которую теперь смотрели даже лошади, раскрыла рот и тут же его захлопнула. Тревога накатывала на Вилл волнами, будто дрожь проходила по телу, а от искр тлеющего на ладони Тарани пламени звенело в ушах. Что-то происходило, что-то невидимое, но важное, Сердце тянуло вверх и вниз одновременно, и кто-то снова смотрел, пришпиливая к полу как еще живую бабочку к пробковой доске.

— Это было похоже на купальню. Соседняя с Элион комната, — качнула головой Корнелия, — но я не знаю…

— Идемте! — крикнула Вилл и бросилась вперед, будто что-то тащило ее в определенном направлении.

Она не смотрела, идут ли девочки за ней, не взлетала, используя крылья, просто бежала, точно знала, куда, петляла между коридорами и лестницами. В замке как будто никого не было, ни единого стражника или слуги, только гулкие каменные стены и шепотки в волосах. Не горели факелы, и полутьма опускалась на плечи, давила, и Вилл казалось, что еще немного — и она не сможет сдвинуться с места.

В комнате, куда она ворвалась, тяжело дыша, действительно была купальня, больше похожая на маленькое бьющее из-под земли озеро. От воды поднимались клубы белесого пара, теплого, влажного и обволакивающего липкой паутиной, со стен свисали лозы каких-то трав, и распустившиеся бутоны качали крошечными разноцветными головками. Вздрогнув, они все повернулись к Вилл, раскрывая лепестки. Выход был впереди, с противоположной стороны комнаты, но там над водой возвышалась тонкая фигура со свивающимися на полу светлыми волосами. Фобос была здесь, смотрела Вилл прямо в глаза и улыбалась, и взвивающиеся к потолку клубы белоснежного пара скрывали ее обнаженное тело.

Пожалуй, когда до Анны дошло, что он запросто читает ее мысли, было уже несколько поздно. Человек с гладким лицом продолжал мягко улыбаться, сложив перед собой руки, а у нее в голове крутилось странное слово, применение которому она никак не могла найти. Вокруг возвышались белоснежные узорчатые стены, за окнами плыли по бесконечному небу белые облака, и что-то будто звенело на самое ухо. Разноцветные сферы, Аурамеры, кружились точно в сломанном танце, хотелось поправить их, выстроить в правильный ряд, но вместе с тем трогать их было ни в коем случае нельзя. Но вовсе не потому что Анна может пораниться, а потому, что сами они могут попросту взять и сломаться.

Чем больше Анна думала об этом месте, тем, кажется, громче и невыносимее становился звон колокольчиков. Как будто они звенели над самым ухом, забирались внутрь и прорывали барабанные перепонки, оседая где-то внутри опустевшего черепа. Белые стены были невообразимо высокими, такими, что терялись и сливались друг с другом, а этот человек с гладким лицом все смотрел на нее, будто чего-то ждал. Аурамеры кружились в сломанном танце, были бледными и крошечными, так что казалось, сейчас рухнут и растворятся в блюде с кристально прозрачной водой. Анне не нравились эти шарики, не нравился белый цвет и звон в ушах, но было что-то, что ей непременно следовало сделать. Помимо того, конечно, чтобы заткнуть голосящий в голове целый ворох голосов чужих мыслей.

— Как твое имя? — все разом смолкло, стоило ее собственному голосу зазвенеть эхом по стенам.

Тишина накатила волной, навалилась, сбивая с ног, но Анна не упала. Даже не покачнулась, только моргнула, прекрасно зная ответ на только что заданный вопрос. Несколько минут назад он сказал, что в самой бесконечности нет ничего, что было бы ей неведомо, но на самом деле это не так. Как — Анна пока не могла вспомнить, противный звон чужих бесконечных мыслей все нарастал, а от вращающихся разноцветный сфер кружилась голова.

— Полагаю, ты знаешь его лучше меня, — он продолжал улыбаться, чуть прищуриваясь, и все еще парил в воздухе, едва отрываясь от белоснежного пола.

Анна кивнула, соглашаясь то ли с его словами, то ли с собственными промелькнувшими в гулкой какофонии мыслями. Она отчего-то точно знала, что этот человек не помнил собственного имени, ведь ему было даровано другое, никогда по-настоящему ему не принадлежавшее. Все вокруг было нескончаемо белым, даже их одежда как будто светилась прозрачной пустотой, а у Анны в голове что-то клацало и щелкало. Будто крутились неповоротливо заржавевшие шестеренки, сбрасывая с себя тысячелетнюю пыль. Вокруг нее был Кондракар, самый центр бесконечности, и она вернулась сюда слишком рано, будто кто-то подтолкнул ее специально, чтобы убрать с дороги.

Где-то вдалеке, но в то же время рядом громыхнуло, по гладкой воде прошла и исчезла мелкая рябь. Тот, чье имя Анна теперь знала, на мгновение сбросил улыбку и нахмурился, но всего один вдох спустя умиротворенно качнул головой. Кто-то прибыл сюда, так же, как и она, но в положенное время, и теперь нужно было встретить ее, принять с распростертыми объятиями. Анна даже на мгновение позавидовала этой женщине, потому что ее время уже пришло. Она была по ту сторону достаточно долго, а самой Анне не хватило времени даже на то, чтобы завести единственного настоящего друга.

Человек с гладким лицом неспешно развернулся, так что взметнулись полы его одеяния, и поплыл вперед, все так же сцепив в замок пальцы. Анна глядела ему в спину недолго, коротко обернулась на кружащиеся сферы и, поморщившись, бросилась следом. Она ведь на самом деле понятия не имела, куда ей следует идти и что делать, а он была единственным, что сейчас способен ее видеть.

— Химериш! — слово, которому Анна не могла найти применение, сорвалось с языка будто само собой.

Анна откуда-то знала, что он не помнил собственного имени, так что называть его так было бессмысленно, но тем не менее он на мгновение замер, будто оцепенев, коротко обернулся и одарил ее легкой, чуть грустной улыбкой. Она догнала его за несколько шагов, и тяжелая белесая дверь захлопнулась, сливаясь с такими же слепящими стенами. Чем дольше Анна была здесь, тем больше оттенков белого видела. Свет точно рассыпался радугой, оседал на стенах цветными капельками-стеклышками, и все казалось бледно-розовым, красным и золотым, как небо во время заката. Химериш двинулся дальше, стоило Анне настигнуть его, не проронил больше ни слова и будто и вовсе не придал значения сказанному имени, хоть она и была отчего-то уверена, что это не так.

Исходящий из большого зала свет ослеплял, окутывал и давил на плечи, и Анне страшно захотелось зажмуриться еще до того, как он показался взгляду. Химериш проплыл вперед, так и не опускаясь на пол, и Анна шагнула следом, лавируя между многочисленными разномастными существами. Народу здесь собралось действительно много, все приветствовали новоприбывшую, хлопали в ладоши и смеялись, а у Анны от их многочисленных голосов звенело в ушах. Она поначалу старалась лавировать между плотным скоплением людей, но это оказалось без надобности. Все вокруг расступались перед Химеришем, давали ему дорогу безоговорочно, и он одаривал этой своей снисходительной улыбкой каждого, на кого только бросал взгляд. Анна даже на мгновение позавидовала ему, и он вдруг обернулся, лукаво подмигнул и снова натянул на лицо бесстрастное выражение.

Ян Лин стояла прямо посреди огромной залы, со всех сторон окруженная уходящими вверх рядами вырезанных в камне скамей, и смотрела как будто точно Анне в глаза. Анна знала, что она тоже пока неспособна увидеть ее, но отчего-то от этого взгляда становилось тепло. Здесь вообще, казалось, не существовало ни холода, ни тепла, ни жажды, ни голода, один лишь белый свет посреди белого замка в центре бесконечности и белые одежды, окутывающие побелевшее тело. Каждый здесь присутствующий был мертв так или иначе, существовал бесплотным духом, безразличным мирским делам, так что Анна назвала бы Кондракар скорее сборищем теней, чем величайшей светлой крепостью. В конце концов, чтобы быть великим, ты должен быть жив, иначе всем становится на тебя совершенно плевать.

Звон невидимых колокольчиков раздался рядом, потянул Анну куда-то в сторону, и она крепко зажмурилась, не желая двигаться с места. Ей нельзя было уходить, она должна была стоять здесь, потому что из всех здесь собравшихся один лишь Химериш видел ее и был способен подтвердить, что Анна действительно существует. Гул вокруг сводил с ума, шепот переговоров сливался в дьявольскую какофонию, и у Анны страшно, как никогда при жизни болела голова. Что-то стучалось прямо в черепушку, будто старалось открыть несуществующую дверь, голоса вбивались в виски заточенными серебряными гвоздями, так что хотелось просто сесть, закрыть глаза и исчезнуть, сливаясь с бесконечной слепящей глаза белизной. В следующее мгновение, стоило Анне моргнуть, все стало белым на самом деле, пространство заволокла дымка, и грохот голосов оглушил, разорвал барабанные перепонки и выбросил под ноги сопливым девчонкам, возомнившим себя самыми сильными.

Их было четверо, потому что одна все еще сидела на Земле подле мертвого, бесполезного теперь тела, а Анне казалось, что помимо нее чего-то катастрофически не хватает. Они выглядели растерянными, все с одинаковыми, как у кукол, лицами, а за их спинами блестела, посылая Анне совсем другую улыбку, будто окутанная мраком тень. От ярких нарядов четверых из пяти стражниц слепило глаза похлеще чем от белого, они стояли здесь яркими кляксами, чужеродными и разобщенными, а где-то в далекой комнате кружились, едва поспевая друг за другом, Аурамеры, олицетворяющие данные им силы. Анне казалось, что она упала, но это было вовсе не так. Она всего лишь стала маленькой, совсем крошечной, едва ли видимой на кончике ногтя, а эти девочки с чужой силой возвышались острыми горными пиками, ощерившимися друг на друга.

Прохладная, едва ощутимая ладонь легла на плечо, и теплая ласковая улыбка вновь озарила все оттенками белого. Химериш улыбался ей, будто говорил без слов, и Анна понимала, внимала и делала, потому что никто другой пока не мог направить ее на более верный путь.

— Бабушка Лин! — взволнованно вскрикнула Вода, едва раскрыв круглые от удивления глаза. — Неужто мы все-таки умерли?!

Она застонала, накрывая лицо ладонями, но голос ее на самом деле звучал не очень-то расстроенно. Анне казалось, что она слышит каждую ее мысль, мельчайшее намерение, и от этого отчаянно чесались пальцы и хотелось смеяться. Земля толкнула подругу плечом, кивнула Ян Лин, приветствуя, но не произнесла ни звука, задавая вопросы одним взглядом. Огонь и Единение стояли, хлопая глазами и разглядывая все вокруг, и Анне казалось, что они взглядами вот-вот прожгут в белом камне дыру.

— Только я, моя дорогая, — Ян Лин шагнула вперед, и Анна попятилась, пропуская ее, — пока только я.

Голос ее звучал печально, но вместе с тем уверенно. Она отжила свое и не имела печалей, однако все же грустила о тех, кто будет о ней вспоминать. Анна, поймав на себе вопрошающий взгляд Химериша, моргнула и тихо ойкнула, принимаясь за исполнения наставления. Сейчас юные стражницы должны были собраться вместе, впервые в Кондракаре, центре самой бесконечности, чтобы силы их наконец стабилизировались, обрели баланс и засияли так ярко, чтобы окрасить цветами все белое, куда хватает глаз.

Воздух явилась в неяркой вспышке, стоило Анне подумать о ней, оглянулась, раскрыла рот и бросилась на грудь закутанной в белое бабушке. Анна, говоря честно, понятия не имела, что только что сделала, но Химериш смотрел на нее одобрительно, а лицо его, казалось, стало еще более гладким. Время вокруг словно остановилось, хоть Анна и была уверена, что здесь его не существовало вовсе, солнечные блики, пробивающиеся сквозь облака, замерли витиеватыми узорами на стенах, и все вдруг рухнуло, покрываясь чернильными пятнами тьмы.

* * *

Астральная капля Фобос слушала неразборчивое щебетание не своей младшей сестры, тихо улыбалась и заплетала ее волосы в косы. Дождь яростно бил по стеклам, стекал по шершавым камням замка и впитывался в и без того переполненную влагой, но все еще мертвую землю. Небо затянулось черными тучами, время от времени вспыхивали яркие, разрезающие облака молнии, и прокатывался от горизонта до самого горла тугой, растекающийся по волосам гром. Элион, точно не она сотворила все это, радостно щебетала, рассказывая о своей жизни на Земле, а Фобос отчаянно хотелось свернуть ей шею.

Это дитя было глупым птенцом, едва научившимся раскрывать рот, чтобы принимать пищу, и все вокруг должны были тотчас же завалить ее червяками. Элион по-королевски вздергивала подбородок, глупо по-детски хихикала и перебирала в пальцах рукава платья, сутулясь и закидывая ногу на ногу. У астральной капли Фобос были все воспоминания оригинала, и этот ребенок был отвратительно похож на их мать, когда-то вычеркнувшую ее существование целиком. Элион так же улыбалась, была такой же до одури глупой, а еще зачем-то пыталась кого-то спасти. Фобос чувствовала это как покалывание на кончиках пальцев, и оттого хотелось зажмуриться и сбежать. Она знала, что оригинал достаточно жестока, чтобы прикончить саму себя, не моргнув и глазом.

— Так оборотни живут в северо-восточных лесах? — Элион склонила голову набок, глядя куда-то на разбушевавшуюся стихию. — Рик, то есть Седрик тоже оттуда?

Ее глаза были серыми, как затянутое тучами небо, сливались со вспыхивающими и гаснущими молниями, впитывающимися в землю, и смотрели куда-то гораздо глубже, чем какая-то волшебная копия могла достать. Астральная капля Фобос перебирала ее волосы, тщательно расчесывала и заплетала в косы, венчая гладкими тонкими обручами. Настоящая Фобос была где-то снаружи, но она знала, что оригинал всегда чувствует ее, следит за каждым ее действием. Она чувствовала себя скованной невидимыми кандалами, отчаянно хотела вырваться и свернуть маленькому беспомощному птенчику шею. Копия ненавидела все то же, что и оригинал, и сейчас с небес на землю падали, увенчанные тугими каплями, яркие молнии.

— Где он, кстати? — качнула ногой Элион, должно быть поняв, что она не собирается отвечать.

Фобос улыбнулась, качнула головой, поправила законченные косы. Элион эта прическа совершенно не шла, но руки двигались сами собой, словно следовали написанному кем-то сценарию, и сама она была не в силах остановиться. Гидеон молчаливым памятником самому себе стоял у дверей, заложив за спину руки, сверлил дыру в ее спине и, кажется, даже не дышал. Фобос чувствовала себя неуютно в подобной компании, хотела сбежать, уничтожая все на своем пути, но у нее совсем не была сил. Оригинал была слишком жадной, чтобы делиться с ней имеющимися и без того жалкими крохами.

— И где, — Фобос вздрогнула, когда ее ладонь перехватили, осторожно прижали к теплой щеке, — моя сестра?

Ужас прошелся по телу жаркой удушающей волной, сковал легкие и обвился вокруг головы тугим раскаленным обручем. Элион по-прежнему смотрела куда-то вдаль на бушующую над городом грозу, Гидеон молчал, не собираясь вступаться за нее, а Фобос могла прямо сейчас обхватить сведенными в судороге пальцами хрупкую шею.

Однако вместо этого она лишь мягко улыбнулась, погладила сестру по щеке и захлопнула ставни взмахом руки.

— Я всегда рядом с тобой, — прошептала она девчонке в самое ухо.

Порыв ветра ударил в узкое окно так, что трепыхнулись в наступившей темноте шторы, колючая щекотка прошлась вниз по позвоночнику. Фобос вздохнула, заправила выбившуюся неаккуратно прядь за ухо и склонилась ниже, касаясь губами ее щеки. Элион глядела на нее широко раскрытыми глазами, на щеках ее блуждал румянец, но не исходило от нее ни испуга, ни удивления. Будто птенчик с интересом глядел на лезущего прямо в его клюв червяка.

Еще одно движение — и руки ее могли сомкнуться на тонкой, обманчиво беззащитной шейке. Фобос смотрела точно в серые как грозовое небо глаза, и у нее самой они были такие же отвратительные. В глазах юной принцессы бушевала гроза и взрывались над небом молнии, и все на свете становилось крошечным и совершенно нестрашным.

— Ваше Высочество, — прервал громыхающую тишину Гидеон, — вам давно пора спать.

Элион мотнула головой несогласно, отстранилась, убирая от себя ее руки. Фобос показалось, будто одна из сверкающих молний ударила точно в нее, пришпилила к влажной почве и исчезла, оставляя внутри выжженную насквозь дыру.

— Но я хочу дождаться ее, — Элион по-детски надула губы, склонила голову набок, — к тому же было бы жалко портить только что сделанную прическу.

Она поднялась, оставляя Фобос сидеть, и каблучки ее туфель зацокали по каменному полу. Фобос вздрогнула, когда на нее обрушилась еще одна молния, а за ней еще и еще, будто все они вдруг выбрали ее своей целью. Черные глаза Гидеона сияли в темноте, тугие капли били по стеклу и по стенам, и ничего на свете уже нельзя было переписать.

* * *

Калеб вел их вниз, петлял узкими лестницами и длинными коридорами и где-то в глубине души наверняка надеялся потеряться в этих полузабытых закоулках Заветного города. С их исчезновением все проблемы Меридиана решились бы разом, плохое стало бы хорошим, а зло превратилось в добро, и он даже готов был пожертвовать ради этого собственной жизнью. Впрочем, кажется, Фобос прекрасно ориентировалась в тех закоулках, где никогда не должна была бывать, так что, поддавшись бессмысленному влечению, Калеб рисковал разве что пропасть сам, так и не сделав ничего из того, что планировал. Он, честно говоря, никогда не собирался помогать этой женщине, одна только подобная мысль вызывала у него тошноту, но теперь, переступая через самого себя, Калеб вел ее и ее отвратительного спутника вниз только чтобы не остаться забытым всеми призрачным цветком, рано или поздно сгниющим в опустевшей миске с водой.

Шаги Фобос отдавались в тишине гулким цокотом каблуков, она ступала нарочито звонко, уверенно обходила неустойчивые, облупившиеся места и будто едва ли дышала Калебу в самый затылок. Под ее пронзительным взглядом ему было неуютно, так что мурашки приподнимали волосы на загривке, а ладони сами собой сжимались в кулаки. Калеб понятия не имел, зачем ей все это надо, но все еще послушно шагал, сомневаясь, что сможет встретить сегодня самого себя или того, кто нацепил на себя его личину. Признаться честно, он не был уверен, что Фобос не сделала этого самостоятельно только чтобы заманить его в ловушку и попасть в Заветный город, и от одной этой мысли запястья и шею сводило судорогой. Калеб слишком хорошо помнил преподанный ему в подземелье замка урок и вовсе не собирался делать ничего, что могло хоть как-то скомпрометировать его перед ней. По крайней мере прежде, чем в его руках окажется ее отрубленная голова.

— Пришли.

Дорогу им преградила цельная на вид каменная стена без единой щели или трещинки. Дальше, за ней, располагался временный лагерь беженцев из сопротивления, а Калеб прямо сейчас самостоятельно привел к ним ту, кого они боялись и ненавидели больше всего. Фобос стояла прямо за его спиной, дышала ему в затылок и продолжала молчать, будто сделалась призраком или ходячей каменной статуей. Еще дальше, на последней ступени лестницы застыл Седрик, и уж от его взгляда Калебу точно хотелось провалиться сквозь землю.

На плечо Калеба легла едва теплая ладонь, и он невольно вздрогнул, послушно отстраняясь. Она не должна была знать способ попасть внутрь, но отчего-то эта женщина, ухмыльнувшись и взмахнув руками, лишь прошептала что-то себе под нос. Ничего не происходило целое мгновение, а после, кажется, весь подземный город пришел в движение. Дрогнули, осыпавшись пылью, стены, расползлись широкие длинные трещины, загудело и засвистело, и кусок стены перед ними просто исчез, скрываясь в полу. Калеб невольно скосил глаза, но там не было ничего, кроме такого же ровного, идеально гладкого камня без единой трещинки или щелочки. Тот способ попасть внутрь, который он знал и использовали повстанцы, предполагал лишь открытие узкой щели, в которую приходилось протискиваться по одному, но Фобос, кажется, раскрыла перед ними парадную дверь.

— Жди здесь, — коротко бросила она, шагая вперед.

Сзади послышался едва слышимый шелест, а когда Калеб обернулся, Седрик уже стоял, склонившись так низко, что концы его волос свивались на ступеньках кольцами, похожими на развалившихся где-нибудь на солнце змей. Он все еще чувствовал на себе пронзающий взгляд, но теперь отчего-то стал чуточку увереннее. Если у него все получится, можно будет расправиться с этой женщиной прямо здесь и прямо сейчас.

Стоило им пройти немного дальше, и дверь с таким же скрипучим грохотом появилась на месте, будто в одночасье отрезая любые пути отступления. Калеб не был уверен, слышали ли эти звуки в лагере, но в глубине души надеялся, что его товарищи уже приготовились к отражению нападения. Фобос, словно прочитав его мысли, громко усмехнулась, и Калеб почувствовал, как завязывается в животе тугой узел и ноют едва зажившие раны. Больше всего на свете он не хотел снова становиться цветком в ее саду, но Фобос все еще была единственной, кто мог вернуть его в первоначальное состояние.

Больше неприступных стен впереди не предвиделось, но Калебу отчего-то все равно казалось, что что-то не так. Его товарищи не могли не услышать пробравший Заветный город грохот, и уже должны были выйти им навстречу, чтобы не пропустить незваных гостей дальше. Так почему все еще было так тихо, так спокойно и так тревожно одновременно?

— Как легко твои приспешники тебя предали, — усмехнулась вдруг Фобос, останавливаясь.

Перед ней была закрытая дверь, но и она, кажется, не была для нее помехой. Из-за двери слышались громкие возгласы и смех, а громче всех смеялся как будто сам Калеб, воодушевленно рассказывающий остальным невероятные планы по свержению власти и перевороту. Моргнув, он вдруг увидел толпу людей впереди, внимающих каждому его слову, многих своих товарищей, улыбающихся и поддерживающих его, а еще высокий потолок и непривычно темные стены, покрытые точно ядовитым зеленоватым свечением.

— Они не мои приспешники, — снова моргнув, бросил Калеб, — мы лишь преследуем одну цель.

Фобос снова громко презрительно усмехнулась так, что люди внутри могли услышать, глаза ее ядовито сверкнули, а Калеб вдруг понял, что прекрасно видит в кромешной темноте тайных коридоров без магии или факелов.

— Отделить мою голову от шеи?

Голос ее звучал тихо и мелодично, и Калеб вздрогнул, как будто кто-то занес над его головой топор палача. Прежде, чем он успел распахнуть дверь и прекратить весь этот фарс, его схватили за руку и дернули назад. Фобос громко расхохоталась, складывая на груди руки, склонила голову набок и облизнулась, а громадные руки на плече и шее Калеба вдруг разжались. В ухо ударило шумное дыхание, темнота вдруг накатила, мешая видеть, а камни вокруг показались оглушающе холодными.

— Почему ты пришел только сейчас? — громогласным шепотом выдохнул Ватек ему в лицо.

В комнате за дверью смеялись, Калеб слышал это отчетливо, но не мог разобрать слов. Он чувствовал исходящее от стоящего слишком близко Ватека тепло, чувствовала на себе два скрестившихся взгляда и понятия не имел, что ему теперь делать.

— Что значит, только сейчас? — каркнул Калеб, понижая голос до свистящего шепота.

Он был здесь вчера и еще несколько дней назад, каждый раз они с Ватеком встречались, разговаривали и затем прощались, расходясь в разные стороны. Калеб говорил перед беженцами, рассказывал о своих планах, подбадривал каждого, а потом стены за ним неслышно смыкались, осыпаясь заглушающим остальные звуки грохотом. Заветный город встречал его и провожал как верного, любимого гостя, распахивал перед ним свои двери где бы то ни было, и не было здесь такого места, что оставалось для Калеба запретным.

— Какое трогательное воссоединение двух моих преданных слуг, — мурлыкнула Фобос.

Звук ее голоса резанул по ушам, а свет из открытой двери ослепил слишком надолго, чтобы Калеб успел увидеть самого себя. Что-то здесь было не так, и то ли он попался в вырытую для другого яму, то ли сам выкопал ее для себя. Все взгляды скрестились на них, послышался многоголосый рев, и прежде, чем Калеб успел осознать происходящее, кто-то пронзил его мечом.

* * *

К тому времени, как в еще одной слепяще-белой вспышке появилась Хай Лин, все они успели немного успокоиться. Странный лысый человек с татуировкой на голове велел им рассесться на подобии трибун и дождаться подруги, потому что объяснять все четырем из пяти не имело никакого смысла, а Ян Лин, кажущаяся теперь тоже какой-то неправильной, все улыбалась и гладила рыдающую Ирму по голове. Тарани бродила вокруг, Корнелия привычно закатывала от происходящего глаза, а Вилл казалось, что что-то еще непременно должно случиться. Но ничего не случалось, они все ждали неведомо чего неведомо где, будто запертые в клетке чьей-то искусной иллюзии. Вилл на самом деле понятия не имела, почему ей в голову пришло именно такое сравнение, но все вокруг напоминало один из тех найденных ими рисунков Элион, в самом углу каждого из которых обязательно пряталась едва приметная черная клякса-тень.

Все вокруг было белым и разноцветным одновременно, таким, что от красок рябило в глазах, в еще голова шла кругом от собравшихся в огромном зале существ. Вилл раньше не могла даже вообразить нечто такое же потрясающее, а теперь восседала в самом центре, грея ладони о вибрирующее сердце Кондракара. Ей отчего-то казалось, что кто-то сверлит ее затылок пристальным придирчивым взглядом, но, оборачиваясь, Вилл не видела за собственной спиной ни единой души.

Когда их наконец-то снова стало пятеро, нечто будто дрогнуло и пришло в движение. Хай Лин бросилась бабушке в объятия, Ирма громко всхлипнула, некрасиво хлюпая носом и вытирая слезы рукавом, а Корнелия презрительно фыркнула и отвернулась. Тарани, Вилл заметила это в самый последний момент, раскрыла рот, чтобы что-то сказать, а потом мыльный пузырь лопнул и испарился. На самом деле ничего не случилось, нечто взорвалось лишь у одной Вилл в голове, и лысый человек улыбнулся шире и зачем-то подал ей руку. Перед глазами замелькало, в ушах засвистело, и мгновение спустя все смолкло, будто ничего на самом деле и не было.

— Бабушка Ли-и-и-ин! — вопила в один голос с плачущей Хай Лин Ирма.

— Это место просто потрясающее! — восторгалась с открытым от восхищения ртом Тарани.

— Какая нелепость! — бурчала себе под нос Корнелия.

— Все ведь должно быть не так, — горячо шептал чей-то едва уловимый голос на задворках сознания, — когда уже настанет мое время?

Вилл часто моргала, глядя на протянутую руку, узкую и бледную, будто совсем неживую, а сердце на ладонях яростно пульсировало, освещая ее красноватым цветом разбавленной крови. Голоса вокруг сливались в кипящую, вытекающую прочь кашу, и Вилл отчаянно хотелось зажать уши и сделать так, чтобы все замолчали прямо сейчас. Звуков было слишком много, но чего-то все еще отчаянно не хватало, точно кто-то забыл повесить звезду на сияющую огнями новогоднюю елку.

— Ну же, дитя, — голос сменился другим, чуть более ярким и теплым, — позволь мне помочь тебе.

Моргнув, Вилл схватилась за протянутую ладонь, и все вдруг стихло, сделавшись таким, как было всегда. Сердце, вспыхнув напоследок, исчезло в ладони, запульсировло изнутри и затихло, оглушающий грохот сделался всего лишь гулом голосов вокруг, а ладонь, за которую она ухватилась, оказалась мягкой и теплой. Лысый человек с татуировкой на голове смотрел на нее сверху вниз и ласково улыбался, и Вилл пришлось моргнуть еще несколько раз, чтобы образ смутно знакомой женщины исчез из-за его плеча. Впрочем, женщина тоже, кажется, легко и тепло улыбалась, качала головой слегка укоризненно, а в глазах ее вспыхивала и гасла яркая многоголосая пустота.

Никто вроде бы не заметил ничего необычного. Даже время как будто замерло на мгновение, позволяя Вилл провалиться в небытие и вынырнуть, потому что Тарани все еще вращала любопытно головой, Ирма и Хай Лин утирали друг другу слезы, а Корнелия, не будь самой собой, глядела куда-то вверх. Лысый человек потянул ее на себя, и Вилл послушно поднялась, отряхивая юбку свободной рукой. Тепло его ладони приятно грело, яркий свет больше не слепил, да и диковинных существ вокруг разом стало как-то подозрительно мало. Не то чтобы Вилл была против, на самом деле у нее разбегались от разнообразия и великолепия глаза, но голова все еще неприятно кружилась и казалось, что еще шаг — и она упадет.

— Добро пожаловать на Кондракар, стражницы, — сказал лысый человек, отпуская руку Вилл.

Он не повышал голос, но все вокруг вдруг затихли, внимая его словам. Голос его разнесся эхом по огромному залу, отразился от стен и рванул в центр, будто верный пес возвращался к хозяину. Вилл вздрогнула от окатившей ушатом ледяной воды тишины, последовавшей за его словами, моргнула и скосила глаза на замеревших в объятиях Ян Лин Ирму с Хай Лин. Сердце внутри билось спокойно, тело стало легким-легким, будто Вилл могла взять и взлететь без всяких волшебных крыльев. Все вокруг больше не казалось одуряюще белым, рассыпавшись всеми цветами радуги, и во всем огромном зале с высокими трибунами-лавками не осталось никого, кроме них. И все равно Вилл казалось, будто кто-то стоит прямо за ее спиной и жарко дышит в затылок.

— Что, тот самый Кондра-как-его-там? — фыркнула Ирма, шмыгая носом и утирая со щек слезы.

— Центр бесконечности! — пораженно выдохнула Хай Лин.

— Та самая крепость из сказок, что я рассказывала вам с самого детства, — ласково улыбнулась Ян Лин, подглаживая обеих девочек по волосам.

Что-то в груди кольнуло, и Вилл вздрогнула, крепче сжимая пустую ладонь. Корнелия нахмурилась и поджала губы, а Тарани, слишком увлеченная местной архитектурой, и вовсе пропустила сказанное мимо ушей. Лысый человек мягко, почти по-отечески улыбался, оглядывал каждую из них с нескрываемым интересом, и Вилл хотелось одновременно спрятаться от его взгляда и показать себя как можно лучше. Он парил над полом, едва касаясь белого мрамора кончиками пальцев, а длинный балахон казался отчего-то траурным одеянием. Бабушка Ян Лин была одета в такой же, и все существа вокруг, успевшие уже давно исчезнуть, тоже носили похожие.

Татуировка на лысой голове этого человека была похожа на сердце Кондракара, но отчего-то другое, будто более правильное. Розоватый шар окутывало едва уловимое свечение, а полумесяц охватывающего его крепления искривлялся на едва приплюснутых полюсах. Вилл никогда не сравнивала Сердце с планетой, особенно с Землей, но теперь ей вдруг показалось, что эта незамысловатая вещица, позволяющая им высвободить собственные силы — штука куда более неприятная, чем виделось на первый взгляд.

На мгновение Вилл показалось, что кто-то хихикнул ей в самое ухо, и она резко развернулась, встречаясь взглядами с белесой пустотой. Позади, да и нигде вокруг не оказалось никого, кроме них пятерых, бабушки Лин и этого странного парящего в воздухе человека. Сердце Вилл быстро забилось и стремительно успокоилось, перед глазами мелькнула и пропала искрящаяся тень, затягивающая непроглядной чернотой. Здесь совершенно точно не было больше никого, но в то же время тот, кто глядел ей в спину от самого дома мадам Рудольф, все еще не желал упускать ее из виду.

— Ты чего дергаешься, как будто тебе Фобос в ухо дышит? — резкий голос Ирмы ворвался в сознание вороньим карканьем, и Вилл вздрогнула, невольно отталкивая от себя ее руку.

Ирма смотрела на нее удивленно, тоже вертела головой, но никого, конечно, не могла увидеть.

— Я, — Вилл запнулась, тряхнула головой, — похоже, на сегодня с меня достаточно приключений.

Мерещится уже всякое, мысленно добавила она, растягивая губы в кривой улыбке. Ирма, удовлетворившись данным ответом, пожала плечами и отстранилась, возвращая все внимание членам семейства Лин. Тарани, наконец закончившая осмотр территории, глянула на Вилл обеспокоенно, но говорить ничего не стала, лишь зябко повела плечами. В этом месте не было ни тепла, ни холода, Вилл не ощущала ни голода, ни жажды, но все равно хотела поскорее вернуться, забраться под одеяло и спрятаться ото всех монстров и злодеев в родной теплой кроватке.

— Вы можете звать меня Оракул, — негромко сказал лысый человек, отвечая на чей-то вопрос, и голос его снова эхом разнесся по залу, — я призвал вас сюда, потому что пришло время.

Он лгал, Вилл чувствовала это нутром, будто кто-то шептал ей на ухо совершенно другие слова, но рот ее больше не открывался. Губы слиплись одна с другой, язык прирос к небу, а зубы превратились в цельный нерушимый камень, не позволяющий сделать вдох. Кто-то как будто обнимал Вилл за плечи, не позволяя двинуться, и тепло с основания шеи постепенно перетекало на позвоночник, туда, где из спины показывались тонкие стрекозиные крылья.

— Так стражницами могут быть и мужчины? — вырвалось из ее рта, будто некто другой произносил эти слова ее языком.

Оракул вдруг оказался близко, так, что Вилл не успела даже отшатнуться, опустился на пол и вдруг сделался с ней почти одного роста. Он мягко улыбнулся, рука его дрогнула, будто он собирался потрепать ее по волосам, но передумал в последний момент.

— В таком случае мы зовем их стражниками или стражами, — он качнул головой, сцепил ладони в замок за спиной, — стражи — это пять существ с любого уголка вселенной, которым дарована особая сила…

— То есть вы хотите сказать, что наша магия — не наша вовсе? — вскинулась, ощерившись неприветливой улыбкой, Ирма.

Она перебила его, помешала договорить, и Вилл захотелось одернуть ее, заставить помолчать, когда следует. Ирма всегда была такой, пусть они и не были знакомы достаточно долго. Она говорила слишком много и часто невпопад, смеялась и подшучивала надо всеми подряд, но вместе с тем погрязла глубоко в собственных комплексах.

— Это не совсем так, — Оракул развернулся к Вилл спиной, отошел, оставляя ее в одиночестве, — сила уже была в вас, мы лишь усилили ее достаточно, чтобы пробудить.

— Значит вы можете вернуть все обратно? — вскинула подбородок Тарани.

— Можем, — ласково кивнул Оракул, снова тепло улыбаясь.

На долгое мгновение в зале повисла гробовая тишина, и Вилл показалось, что кто-то совсем рядом оглушительно громко смеется. Однако никто из присутствующих не раскрыл и рта, а Ян Лин отчего-то помрачнела и прижала внучку к себе крепче.

Никто из них никогда не хотел этой силы, никто не желал рисковать жизнью ради спасения чужого и чуждого мира. Разве что Корнелия, презрительно фыркнув с сложив на груди руки, громко подумала, что ни за что не оставит Элион в беде. Вилл не была уверена, нужна ли Элион на самом деле помощь и была ли она в беде, но рот все еще предательски не открывался, словно кто-то другой плотно зажал его прохладными ладонями.

— Уверена, что Элион нужна помощь сейчас? — озвучила ее мысли Ирма, складывая на груди руки.

Если бы ей прямо сейчас предложили избавиться от этой силы, Ирма бы тоже отказалась. Они с Корнелией на самом деле были слишком похожи, чтобы быть настоящими подругами, и поэтому одна из них всегда пыталась поставить себя выше другой. Корнелия поджала губы и отвернулась, но промолчала, однако Ирма, кажется, не желала останавливаться. Она сделала пару шагов в ее сторону, остановилась, словно передумала, и возвела глаза к потолку, задумчиво причмокивая:

— Вы были лучшими подругами с детского сада, но ты первая ничего ей не рассказала.

— Элион имеет полное право на нас злиться, — поддакнула Хай Лин, выбираясь из бабушкиных объятий, — но мы все равно должны помочь ей.

— Миссис Рудольф ведь рассказала, что Фобос собирается сделать, — кивнула Тарани, — это меня пугает.

Оракул слушал их и продолжал ласково, немного задумчиво улыбаться. Он стоял к Вилл спиной, все еще сцепив ладони в замок, но она будто видела его гладкое белое лицо, татуировку сердца Кондракара на голове и светлые, почти прозрачные голубые глаза. Этот человек не собирался говорить им правду, некто все еще шептал Вилл на ухо, и она никак не могла перестать слушать. Чужой голос лился в уши липкой патокой, капал на плечи и сковывал руки. Темный огонек кляксы-тени блестел на резном подоконнике, а снаружи проплывало, лениво распадаясь на несколько других таких же, пушистое облако.

Хотелось домой, прижаться к маминой груди, и пусть она сколько угодно крутит романы со школьным историком. В конце концов Дин Коллинз уж точно не пришелец, собирающийся их убить, и он определенно лучше всяких там синекожих уродливых меридианцев. Если бы у Вилл сейчас спросили, хочет ли она оставить у себя данную ей сиу, она бы отказалась, не раздумывая. Но никто не спрашивал, она по-прежнему стояла посреди белоснежной пустоты, раскрашенной тысячей оттенков, обители мертвых и никогда не живых. Вилл чувствовала себя лишней, отчаянно хотела уйти, но не могла даже раскрыть рта или пошевелиться, чтобы открыть портал с помощью поглощенной сердцем печати Фобоса. Хотелось взять кого-нибудь за руку, прижать к себе пушистую ласковую белочку и спрятаться в вырытую среди разбросанных по комнате вещей нору, слишком уютную, чтобы делить ее с кем-то еще.

Все вокруг что-то обсуждали, говорили и говорили, и Вилл хотела бы заткнуть себе уши и свернуться клубочком, забравшись под одну из прекрасных, ужасно жестких на вид мраморных лавок. Ирма спорила с Корнелией, Хай Лин визгливо поддерживала то одну, то другую, а Тарани рассудительно кивала, рассказывая полузабытые всеми детали. Это правда, что Фобос хотела завладеть силой Элион, но и что с того, думала Вилл. Почему именно она должна бросать все, мчаться сломя голову в другой враждебный мир и рисковать жизнью ради девчонки, с которой и не знакома толком? Почему именно Вилл должна держать в ладонях обжигающий силой камень, готовый испепелить ее при едином неверном движении, когда остальные, кажется, просто развлекаются, играя в девочек-волшебниц, спасительниц мира?

Вилл просто хотела вернуться домой, стать самой обычной переведенной ученицей в новой школе, совершенно одной без друзей, но она отчего-то вынуждена была стоять посреди холодной бесконечности, выполняя приказы шепчущего в голове жаркого голоса.

Оракул вдруг оказался близко, так что она почувствовала его дыхание на кончике носа, и его едва теплая ладонь легла на лоб, невесомо согревая. Вилл вздрогнула, невольно подаваясь вперед, и в следующее мгновение он оттолкнул ее, нахмурившись и громогласно приказав:

— Прекрати!

Опустевшее тело оседало на пол безвольным мешком, а Калеб смотрел на самого себя широко раскрытыми глазами. С кончика меча капала темно-красная кровь, петлял между пальцами густой дымок, и Фобос считала удары сердца до того, как все вокруг запылает. Мятежники глядели на нее молча, рассматривали растекающееся у нее под ногами кровавое пятно, буквально пожирали взглядами, от которых хотелось блевать. Фобос мерила всех неприязненным взглядом, стояла, сложив на груди руки, и никак не могла подавить ухмылку. Струйка черного дыма трепыхалась в пальцах, густые капли исчезали с подола платья с тихим шипением, а один предводитель все еще лежал, пронзенный мечом другого, безжизненный и бесполезный, словно вытряхнутая тряпичная кукла.

— Ну что ж, — Фобос щелкнула пальцами и развернулась на каблуках, взмахнув полами платья, — я буду ждать твоего ответа.

Отскакивающая от каменных стен тишина схлопнулась и зазвенела, нарастающий гул ударил в спину, но Фобос больше не собиралась их слушать. Она шагала вперед, отбивая каблуками незамысловатый ритм, и стены от ее прикосновений пели и вторили тихим шепотом. Тьма трепыхалась в рукаве, оставляла ожоги на коже, и оттого улыбаться хотелось сильнее. Все было уже почти готово, оставались лишь несколько последних штрихов, незначительных мазков на завершенной картине. День коронации младшей принцессы, Света Меридиана из сказок, приближался, и от охватывающего ее нетерпения у Фобос дрожали пальцы. Стены Заветного города сжимались и давили все сильнее, будто прогоняли ее прочь, и Фобос не собиралась задерживаться им назло. Этот город был слишком упрям и своеволен, а кровь потоками растекалась, смешивалась и испарялась, покрывая черной коркой его безупречные стены, пол и потолок.

Седрик ждал ее там же, где она оставила его, склонившись в поклоне, и длинные волосы его цвета спелой пшеницы самыми кончиками касались пола. Фобос цокнула, заставляя проход отвориться чуточку шире, и руны засветились, окутывая их ядовитым зеленоватым светом. Эта земля была слишком скупа на дары, а народ — излишне жаден; две царящие в этом мире силы сталкивались и уничтожали все на своем пути, и оттого питавшая его магия разъедала и убивала, словно неосторожно пролитое на тонкую бумагу вино. В чем, в конце концов, смысл бороться, если не существует на самом деле ни добра, ни зла?

— Возвращаемся, — бросила Фобос, проходя мимо склонившегося к самой земле слуги.

Ее маленькая сестра, должно быть, уже заждалась. Недавно Фобос обещала обучить Элион основам магии, способной даровать жизнь неразумному существу, но подходящее время все никак не наступало, а долгожданное занятие откладывалось. Калеб призрачным цветком маячил перед глазами, проблемы клубились и закручивались, как густой дымок, спрятанный между ее пальцев, а сил оставалось совсем мало. Фобос стремительно слабела, отдавая все собственному сумасшедшему плану, а прохладная рука невесомо касалась сведенных лопаток. Фобос неприязненно цокнула, ощущая поддерживающую ее ладонь, и все вокруг закружилось, и глубокая умиротворяющая тьма подземелья сменилась ярким светом вечернего блеклого солнца.

Тучи сгущались над замком, стремительно темнело, налетал порывами холодный промозглый ветер. Гремел чужеродным гневом гром, и сверкали яркими вспышками первые молнии, однако непогода могла закончиться так же стремительно, как и началась. Фобос стояла на крутом обрыве ведущей в замок дороги, город расстилался далеко внизу, и где-то там же, лишь еще дальше в бескрайнее иссохшее поле клубилась и завывала ненасытная тьма. От высоты и резкого ветра воздух застревал в горле, от холода сводило пальцы, а растрепавшиеся напрочь волосы летали вокруг свернувшимися кольцами висельными веревками. Фобос упрямо стояла, будто перебарывая саму себя, смотрела вниз тяжелым, почти разочарованным взглядом, а подол ее испачканного кровью платья бил по лодыжкам и путался в ногах. Она не могла сказать, что никогда не любила этот мир, но и обратное оказалось бы бессовестной ложью. Временами Фобос думала, что, если бы у нее хватило на это сил, она бы уничтожила все, стерла с лица земли, обратила Метамур куском болтающегося во вселенной прошлого, некогда отколовшегося от собственной смерти. Однако Фобос была слишком слабой, всего лишь одной из бесполезных принцесс, рожденных лишь для того, чтобы расчистить путь другой. Яркий пронзающий свет сиял не у нее внутри, нутро ее было полно черной злобы и зависти, а мир в ее пальцах был всего лишь рассыпающимся в ладонях песком.

— Госпожа, — тяжелое, ударяющее разрядом тепло легло на плечи, прибивая к земле, — вы замерзнете.

Голос Седрика звучал потрясающе отчетливо в завываниях ветра и громе приближающегося дождя. Он стоял прямо за ее спиной, так что Фобос чувствовала ударяющееся в затылок дыхание, дышал не беспокойством, но покорным смирением, разбавляемым вспышками упрямой воли, и Фобос, пожалуй, нравилось это чувство. Седрик мог не соглашаться с ней, но никогда не спорил, покорно шел следом, прикрывая спину и подставляя ладонь, а ей иногда хотелось придушить его, пронзить собственными руками, оставив тело холодного змея валяться посреди гулкого безлюдного коридора. Она хохотнула, повела плечами, соглашаясь с его словами, но осталась стоять. Фобос уже замерзла, превратилась в холодный безжизненный камень, стоящий в подвале замка среди десятков таких же, и ничто на свете теперь не могло ее разбудить.

Нужно было закончить, завершить приготовления как можно скорее, и Фобос уже приказала подготовиться к коронации. Тьма в пальцах пугливо дрожала, поджимая растягивающийся, свивающийся вокруг запястья хвост, и от ее холодного прикосновения кожа на руках грубела и покрывалась отвратительными ожогами-шрамами. Фобос стояла на отвесной скале, разглядывала город внизу и всем сердцем желала лишь уничтожить все, что не могло принадлежать ей одной.

— Идем, — она развернулась, позволяя плащу соскользнуть с плеч, — Элион, должно быть, уже заждалась.

Седрик склонился, прикладывая к груди руку и пропуская ее вперед, и Фобос громко презрительно фыркнула, ударяя его разметавшимися от ветра волосами. Проход внутрь отворился, стоило лишь приказать, созданный ее собственными руками незримый лабиринт закружил, принимая в объятия, и мир снаружи схлопнулся, отрезая холод одиночества и разъедающие изнутри жалкие чувства. Каблуки цокали по каменному полу, и отзвуки разносились в тишине раскатистым эхом и тонули в скрытых развилках. Иногда Фобос на самом деле казалось, будто в замке нет никого, лишь вращают глазами безмолвные портреты да свистит в широких щелях промозглый, пробирающий до костей ветер. Седрик шагал за ее спиной беззвучно, только шелестели полы плаща и разносилось заглушаемое ее собственными рваными вздохами дыхание. Свет коптящих факелов слепил, выстраиваясь в длинную вереницу будто ведущих за собой огоньков, а коридоры все не заканчивались, переплетаясь один с другим и уводя ее все дальше и дальше.

Высокие двери покоев младшей принцессы распахнулись, стоило только приблизиться, и Фобос, фыркнув себе под нос, вошла, не замедлив шаг. Седрик, подобно безмолвному стражу, замер у входа, а вздрогнувший от пронзительного взгляда Элион Гидеон поспешил составить ему компанию. Астральная капля, ее точная копия, заплетала волосы Элион в косы, неловко и будто испуганно улыбаясь, и от этого взгляда на ее собственном лице Фобос тошнило и сводило от ярости пальцы. Махнув рукой, она подозвала создание к себе, впитывая ее до последней капли, и только потом лицо ее озарила широкая, чуть кривоватая улыбка. Элион встретила ее счастливым кивком, приглашая занять место исчезнувшей подделки, а аккуратно заплетенные ее волосы тем временем совсем распустились, заструившись платиновыми волнами по плечам. Соскользнувшая с дивана расческа не долетела до пола, зависнув в воздухе, и Элион озорно хихикнула, поднимая на Фобос искрящийся взгляд.

Наверное, они были в чем-то похожи, однако Фобос не могла вспомнить, как выглядела в возрасте младшей сестры. Она тогда уже возложила на себя обязанности правителя, методично истребляя всех несогласных, но все еще временами бродила по замку словно бесплотным призраком. Заклятие ее матери так и не рассеялось до конца, а тогда, всего через несколько лет после ее смерти, еще не утратило и капли силы. Фобос не помнила ее лица, хотя совсем недавно смотрела на каменную статую, застывшую в нелепой, полной отчаяния позе, но Элион определенно была во многом на нее похожа. Сама Фобос, должно быть, тоже, как минимум всепоглощающей жадностью, омывающей планету кровью, и от этого растягивались в кривой усмешке губы и алчно раздувались пазухи носа. Светлые волосы Элион спадали ей на плечи, волнистые от постоянных косичек, а короткая челка торчала в разные стороны, будто давно заброшенное птичье гнездо.

— Ты наконец-то пришла, — Элион поймала взмывшую вверх расческу, перебросила ее в ладонях, — а я тут подумала, что больше не хочу выходить в город.

Легкая очаровательная улыбка блуждала на ее лице, длинные тени от ресниц уродливыми шрамами расчерчивали щеки, а по-девичьи пухлые губы были красны от переполняющей их крови. Фобос смотрела на сестру сверху вниз, не спешила садиться рядом, и расческа в ее руках все еще то взлетала, то падала в ладони с негромким шлепком.

— Боюсь, это невозможно, — Фобос качнула головой, усаживаясь, наконец, рядом, — я уже отдала приказ о подготовке к твоей коронации, а будущая королева не может оставаться вдали от народа.

На мгновение, почти в самом конце ее речи, лицо Элион сделалось испуганным, глаза широко раскрылись, губы приоткрылись, а пальцы дрогнули, и расческа все-таки рухнула на пол. Фобос, глядя на нее сквозь полуопущенные ресницы, коротко усмехнулась, наклоняясь, чтобы поднять потеряшку, и где-то вдалеке, у самого горизонта сверкнула яркая желтоватая молния.

— Что-то случилось?

Конечно, Фобос знала, ее послушная копия все видела собственными глазами, однако это не отменяло вздрогнувшего скрытого волосами плеча и натянутой на лицо неправдоподобной улыбки. Элион замялась, скрестила на коленях руки и склонила голову набок, глядя на Фобос непонимающе. В глубине ее серых, словно грозовое небо, глаз плескались перемешанный со стыдом восторг, будто Элион совершали какую-то выдающуюся шалость. Со стороны открытых дверей не доносилось ни единого звука, за окном сверкало все чаще, а надвигающаяся на замок стена дождя рассыпалась в воздухе ядовитыми каплями. Рыжее пламя свечей мерцало на стенах, окрашивало бледное лицо принцессы мертвенно-красным, и ее щеки казались от этого зеленовато-белыми.

— Ничего такого, — Элион наигранно беспечно пожала плечами, вырывая из ее рук расческу, — я просто встретила маму, ой, то есть…

— Мириадель велела тебе меня убить? — перебила Фобос.

Эхом прокатилась, разбившись о стены, тишина. Элион вздрогнула, замолкая, подняла на нее капельку виноватый искрящийся взгляд и протяжно вздохнула. Затрепетали вытянувшиеся к потолку огоньки, взметнувшийся ветерок растрепал волосы.

— Она сказала, что ты собираешься убить меня, поэтому я должна сделать это первой, — Элион кивнула, снова спрятала под ресницами взгляд, — сказала, что тебе нужна моя сила. Но ты ведь не собираешься меня убивать! Если тебе что-то нужно, только скажи, я!..

Она запнулась на полуслове, столкнувшись со взглядом Фобос. Фобос смотрела на нее сверху вниз, слегка склонив голову набок, и улыбалась ее собственной недавней улыбкой. Легкой и искрящейся, чуть мечтательной и такой искренней, что от отвращения давило виски.

— Я отдам тебе все, что захочешь, — окончила Элион, опустив взгляд и ссутулив плечи.

Яркая ветвистая молния сверкнула совсем близко, раздался густой заглушающий биение сердца гром. Забарабанил по стеклу дождь, и снаружи стало совсем темно. Взметнулись под потолок играющие огоньки свечей, легли отблесками на волнистые платиновые волосы. Элион замолчала, сцепила пальцы в замок на коленях и сделалась вдруг маленькой, точно той самой новорожденной девочкой, пронзительные глаза которой Фобос видела лишь однажды пятнадцать лет назад. Стукнуло будто в яростном припадке сердце, заколотилась в висках кровь, и все остальные звуки пропали, опали под ноги пожелтевшими осенними листьями.

— Полагаю, это должны быть мои слова, — Фобос потрепала Элион по волосам, наклонилась, невесомо целуя сестру в лоб, — но я буду иметь в виду.

Барабанящий за окном дождь заглушал трепет дыхания и звенящий пересвист окружающих их эмоций. Фобос неспешно поднялась, оставляя так и не пригодившуюся никому расческу на столике рядом, быстрым движением расправила подол платья и улыбнулась, кивая Элион в сторону спрятанной за тонкой узорчатой ширмой кровати. Ночь уже давно наступила, обрушившись на замок черной удушающей волной, но спать было еще слишком рано. Фобос хотела еще кое-что закончить, трепыхалась змейкой зажатая в пальцах тьма, и Седрик бесшумной безжизненной статуей ждал ее снаружи.

— Спокойной ночи, — кивнула она, направляясь в сторону выхода.

— Спокойной ночи, — выдохнула Элион, и волосы ее в мгновение ока собрались в опадающую на одно плечо косу.

Снаружи, в одном из бесконечно длинных коридоров замка было холодно, Фобос словно окунулась в ледяную воду, стоило двери захлопнуться за ее спиной. Гидеон смерил ее пронзительным взглядом, помолчал мгновение и исчез, точно провалился сквозь землю, и Фобос фыркнула, давя желание проклясть его вслед. Мальчишка, кажется, возомнил о себе слишком много, напрочь перестав разбираться, с кем можно пререкаться, а кого стоит безоговорочно слушаться. Еще совсем недавно он был всего лишь мелким кузнецом, неспособным справиться с собственной магией, а теперь, словно мир вокруг перевернулся с ног на голову, вообразил себя едва ли не принцем. Что ж, Фобос стоит напомнить ему, что не стоит воспринимать некоторые шутки излишне близко к сердцу.

— Вы слишком строги к нему, — мягко улыбнулся идущий следом Седрик, — все-таки именно вы избаловали его, госпожа.

Что-то будто взорвалось, лопнула натянутая в груди струна, разрывая на кусочки органы. Фобос дернулась, оборачиваясь, протянула ладонь и застыла, сжимая его шею так, чтобы еще можно было дышать. Остановившийся посреди коридора Седрик смотрел на нее сверху вниз отвратительно понимающе, от его холодной кожи сводило пальцы, и Фобос сжала сильнее, так, что капельки крови выступили у самых ногтей. Длинная бледная шея Седрика казалась хвостом ящерицы, который можно отбросить и отрастить заново в любой момент, сам Седрик смотрел ей прямо в глаза, и позвонки мелодично хрустели под пальцами. Фобос сжала крепче, не осознавая, чего именно ожидает, и он прикрыл глаза, склоняясь чуть ниже, чтобы позволить ей ухватиться удобнее. Свистящее дыхание отпечаталось на щеке, холод обдал отрезвляющим потоком, и шея, податливо мягкая в ее руках, стала вдруг несколько шире. Седрик обернулся змеем, алая полоса расчертила его лицо, а кончик длинного хвоста коснулся подола ее платья.

На шее останутся отпечатки, пронеслось вдруг в голове Фобос, и от этой мысли шире растянулись в хищной улыбке губы. Она сжимала так, чтобы намеренно сделать больно, ранила куда глубже, чем в самое сердце, а он послушно стоял, позволяя ей отнять собственную жизнь в любой момент, когда она только захочет. Дыхание его теперь разбивалось о ее висок, кожа сделалась шершавой и теплой, такой, что никак не хотелось отпускать. Фобос смотрела прямо в его лицо, и Седрик невесомо улыбался, позволяя ей сдавливать все сильнее.

— Моя жизнь принадлежит госпоже, — хрипло выдохнул Седрик, не открывая сомкнутых глаз, — заберите ее, если такова ваша воля. Но прошу, остановитесь…

Фобос брезгливо разжала руку, отступила и громко презрительно хмыкнула, вытирая ладонь о платье. Седрик замолчал на полуслове, клацнули зубы, и он опустился ниже, руками касаясь пола у ее ног. Он зашел слишком далеко и знал это, осознавал, какое наказание теперь последует, так же хорошо, как и то, что Фобос ни за что не остановится в полушаге от заветного конца.

— Похоже, мне стоит напомнить о хороших манерах всем жителям этого проклятого замка, — Фобос развернулась на каблуках, взмахнула руками и скрылась в одном из ответвлений незримого лабиринта, вплетающегося в самую суть древнего полного чужих отвратительных тайн замка.

* * *

Гидеону иной раз казалось, что весь мир вокруг перевернулся с ног на голову и медленно сходит с ума. Не то чтобы раньше все было безоговорочно нормально, не то чтобы теперь резко все стало по-другому, просто его не оставляло странное сосущее под ложечкой чувство неправильности. И вместе с тем Гидеону казалось, словно только теперь все медленно встает на свои места, испорченный часовой механизм вновь тикает, отсчитывая секунды, а небо над головой больше не падает. Ее Высочество принцесса Элион улыбалась ему, желала доброго утра и спокойной ночи и большую часть времени была совершенно обыкновенным подростком, насколько Гидеон вообще имел представление об обыкновенных подростках. Сейчас же, сидя в своих покоях, младшая принцесса, долгожданный Свет Меридиана печально смотрела в окно на покатый холм, высящийся на самой границе города.

Коронация должна была состояться уже совсем скоро, все в замке были заняты приготовлениями, а народ все чаще выходил на улицы, радуясь скорому вознесению истинной правительницы. Все чаще слышались выкрики о том, что принцесса Фобос наконец исчезнет, а тирания ее окончится, что с новой королевой все, наконец, станет хорошо. Люди искренне верили в собственные слова, не обращали внимания на расхаживающих по улицам стражников, а некоторые из них даже набирались смелости оскорблять и закидывать стражу камнями. Волнения в городе все нарастали, по словам Эрмея проявляли подозрительную активность оборотни, а Гидеон все думал, как бы коронация Ее Высочества не обернулась страшной трагедией.

— Гидеон, — позвала принцесса, слегка повернув в его сторону подбородок, — что это там на холме?

Гидеон проследил за ее взглядом, хотя прекрасно знал, на что она так долго смотрела. На вершине холма стояло щерящееся острыми углами массивное здание, широкое и низкое, окруженное высоким забором, и Гидеон, конечно, прекрасно знал, что было внутри. Ему даже однажды довелось лично там побывать, однако Ее Высочеству, пожалуй, об этом знать совершенно не стоило.

— Это тюрьма, — ответил Гидеон, прислушиваясь к плывущим вокруг эмоциям.

— Почему окна моей комнаты выходят на тюрьму? — голос принцессы слегка дрогнул, но все еще остался меланхоличным и чуточку любопытным.

— Ее видно отовсюду, если вы хотите смотреть на город, — Гидеон качнул головой, и пейзаж за окном на мгновение сменился.

По ту сторону замка, там, где город оканчивался пустынной пустошью, не было ничего, кроме высокой в проплешинах травы, затягивающих глубокой зеленью болот и виднеющейся у самого горизонта кромки темного леса. Возвышающийся, точно прокалывающий острыми башнями небеса замок будто отделял друг от друга жизнь и безжизненное существование, был одновременно центром этого мира и его концом. По ту сторону от него, у подножья отвесной скалы скапливались лишь камни и трупы тех, кто попытался проникнуть внутрь, не получив приглашение.

Раздался разочарованный вздох, и морок опал, вновь открыв вид на серый от наступающего дождя город. Осень в Меридиане и без того была дождливой, однако в этом году с неба лило так, будто скоро кроме воды не должно было остаться ничего. Отдаленные деревни и города затапливало все чаще, реки выходили из берегов, а единственное в этом крошечном мире море бушевало, кажется, не переставая. Тучи сгущались над замком, клубы черного дыма то подступали, то отдалялись, позволяя вздохнуть, и Гидеон нутром чувствовал, что что-то приближается. Все изменилось слишком быстро лишь на первый взгляд, этот мир был сумасшедшим с самого начала, и все шло слишком хорошо, чтобы разом встать на свои места.

— Я хочу прогуляться, — прервала размышления Гидеона принцесса.

Тучи над городом сгущались, налетал и опадал под ноги ветер, и крошечные люди, едва видимые с такого расстояния, копошились, старательно убирая с улицы утварь и сушащуюся на веревках одежду. Принцесса не отрывала пристального взгляда от стекла, смотрела в одну точку, будто завороженная, а на лице ее блуждала все та же задумчиво мечтательная улыбка.

— Ваше Высочества, вот-вот начнется дождь, — первые капли как раз упали на стекло и стекли вниз, оставляя режущие город напополам разводы.

— Выйдем, как только он прекратится, — мотнула головой принцесса, и Гидеон склонился, отступая к двери.

Эта маленькая принцесса, пятнадцатилетняя девочка из другого мира сильно изменилась с их первой встречи. Сначала она показалась Гидеону несмышленым ребенком, неспособным даже сбежать от опасности, потом — очаровательной малышкой, храброй и наивной одновременно, а потом вдруг он увидел в ней королеву. Не прошлую или будущую, не маленькую принцессу, едва ли знакомую с реалиями потустороннего мира, а настоящую правительницу, немного испуганную, но решительную. Ее Высочество принцесса Элион шагала спокойно, улыбалась, когда ей кланялись, и отдавала приказы так, будто делала это всю жизнь. Она больше не была обычным ребенком, Ее Высочество принцесса Элион была жадной, как и ее старшая сестра, упрямой и стремящейся вперед в желании заполучить то, что и так по праву принадлежало ей.

Дождевые капли барабанили по стеклу, стекали, разбиваясь и смешиваясь, талыми кристалликами льда и в конце концов впитывались в землю, чтобы однажды снова подняться на небеса. Странное чувство щекотало в груди, от чужого нетерпения сводило зубы и стучало в висках, но Гидеон никак не мог разобрать, чего хочет эта сидящая перед окном девочка. Ее Высочество вычерчивала траекторию стекающих по стеклу капель пальцами, тихонько смеялась и рисовала узоры, тут же исчезающие, смываемые потоком небесных слез. Город в одно мгновение опустел, стал едва ли виден за шумящей дождевой стеной, только мерцали в наступившем полумраке отражающие серое грозовое небо лужи. В покоях принцессы было темно, лишь освещали бледное лицо сверкающие время от времени молнии, и отражающаяся в стекле улыбка казалась отчего-то предвкушающей и немного жуткой. Гидеон хотел бы закрыть глаза или выйти вон, но продолжал следить, как сливаются в замысловатые узоры дождевые капли, ведомые тонкими девичьими пальчиками.

Тишина шелестела проникающим в щели ветром, парила холодной влагой, от которой испарина выступала на лбу, а где-то вдалеке, у самого горизонта, пробивалась полоска чистого голубого неба. Не прошло и четверти часа, как дождь начал смолкать, серость отступила, и в покои ворвался оглушающий запах свежести. Ее Высочество распахнула окно, и упругие капли осели на ее лице, смешавшись с переливчатым задорным смехом. Принцесса рассмеялась, оборачиваясь так, что собранные в косички волосы хлестнули ее по плечам, и Гидеон увидел стекающие по щекам мокрые дорожки. Сердце на мгновение ухнуло в пятки, а потом он понял, что это всего лишь дождь. Серая, словно глаза младшей принцессы, туча ушла дальше и куда-то вбок, от яркого, выглянувшего из-за облаков солнца заискрило и засверкало, и вдруг стало так тепло и приятно, что Гидеону страшно захотелось кого-то обнять.

— А теперь идем, — Ее Высочество крутанулась на пятках и широко улыбнулась, — дождь закончился.

Нечто в груди предвкушающе сжалось и затрепетало, Гидеон подхватил ее улыбку и склонился в полупоклоне, прижимая к груди ладонь:

— Позвольте, я провожу вас в сад. Он особенно прекрасен после дождя.

* * *

В голове пусто зазвенело, перед глазами все сделалось белым, и замерцали колокольчики полузабытым на границе сознания отзвуком. Анна рвано выдохнула, только теперь осознавая, что снова забыла дышать, отступила и встретилась с пронзительным взглядом Химериша. Он смотрел прямо в упор укоряюще, чуть сдвинув брови на переносице и сцепив ладони в замок перед собой, но Анна отчетливо видела искорки смешинок в его глазах. Собравшиеся в зале обратили на них взоры, но смотрели будто мимо, совсем рядом с лицом Анны, где ярким пятном горело нечто багряно-красное. Обступившие ее со всех сторон девочки в разноцветных, но все равно слепяще белых нарядах взволнованно переговаривались, зовя кого-то незнакомым именем.

— Прекрати, — повторил Химериш, легонько хлопая Анну по лбу.

Или вовсе не Анну, потому что ощущение оказалось потрясающе плотным, совсем настоящим, а не прошедшим насквозь бестелесным холодком, как это было все время с тех пор, как она оказалась здесь. Красное пятно колыхнулось, защекотало щеки, и чужой, по-юношески высокий нескладный голос вырвался из ее рта.

— Почему вы продолжаете меня бить?

Перед глазами плыли разноцветные пестрые пятна, в висках колотило, и Анна снова сделала вдох. Дышать ей, оказывается, было чертовски необходимо, без воздуха давило в груди и драло горло, кружилась голова и подкашивались колени.

— Вилл, ты в порядке? — кто-то подхватил ее под руку, снова назвал чужим именем.

Белесая пелена постепенно рассасывалась, пряталась по углам, исчезая из ее поля зрения, и все вокруг наконец сделалось цветным и красивым. Белое больше не сливалось с белым, обретя оттенки и краски, и Анна вновь почувствовала себя живым человеком.

— Да, я… — ее-чужой голос дрогнул, прохладная ладонь коснулась лба, — просто голова закружилась.

Это была, совершенно очевидно, вовсе не ее рука. Пальцы оказались короткими, ногти — некрасиво обкусанными, а загорелое запястье было неправдоподобно тонким. Химериш, если взглянуть внимательнее, тоже стал будто бы выше, но смотрел на нее все так же ласково, хоть во взгляде его теперь и скрывалось искристое озорство. Анна снова вздохнула, тряхнула головой, и красное марево на мгновение застило глаза. Сердце испуганно сжалось, подступив к самому горлу, но пелена быстро рассеялась, оставляя перед глазами ниточки-росчерки. Анна попыталась схватить их чужими руками, и оказалось, что багрово-красное трепещущее вокруг нечто — это ее собственные волосы. Впрочем, очевидно, тоже чьи-то чужие, потому что Анна все еще прекрасно помнила, что всю жизнь пробыла кудрявой блондинкой.

Неужели она заняла чье-то тело, как это бывает в глупых рассказах, так не похожих на реальность? Или Анна всегда была такой, с чужим именем, руками и волосами, а какое-нибудь внезапное потрясение просто пробудило ее воспоминания о прошлой жизни? Или она попросту в одночасье сошла с ума?

— Ну же, дорогая, — сморщенные старушечьи руки мелькнули перед лицом, и Анна невольно отшатнулась, — не будь настолько нетерпеливой.

Ян Лин. Это имя отчего-то вертелось в голове, но Анна не могла понять точно, кто именно помнил его. Она все больше смешивалась с девочкой-стражницей Вилл, кажется, впитывала ее воспоминания и никак не хотела возвращаться. Куда она должна вернуться, Анна тоже не помнила, от дыхания приятно щекотало грудь, а ощущение твердой земли под ногами возносило под небеса.

— О чем вы говорите? — снова вырвался из ее рта чужой голос. — Я что-то сделала не так?

Она мотнула головой, и вместо старухи перед глазами замелькали смутно знакомые чужие лица. Четыре девочки смотрели на нее обеспокоенно, но Анна не могла понять, что именно тревожит их. Аурамеры кружили неправильно, следовали друг за другом тусклыми разноцветными шариками, а вода под ними мерцала идеально ровной зеркальной гладью. Анна видела в ней собственное отражение совсем недавно, когда Химериш сказал, что нет в этом мире ничего, что было бы ей неведомо. Сердце испуганно билось спрятанной в клетку птичкой, цвета становились все ярче, и Анна буквально чувствовала, как висит в пустоте белоснежный замок посреди облаков.

Да, это было не ее тело. Стражница Вильгельмина Вандом стояла посреди зала, и все вокруг смотрели на нее, будто что-то случилось, но совершенно не знали, что именно. Химериш легко улыбался, Ян Лин обнимала ее за плечи, не позволяя уйти, и трепыхались на спине тонкие стрекозиные крылья. Она готова была взлететь, оставив обеспокоенные взгляды внизу, но ноги стояли на земле слишком прочно. Анна смотрела вперед сквозь полуопущенные рыжие ресницы и понятия не имела, что должна теперь делать. Разум постепенно прояснялся, но уходить все еще не хотелось, от каждого вздоха горели огнем легкие, и она все еще чувствовала себя потрясающе настоящей.

Ладонь Химериша снова ударилась о ее лоб, щелкнули костяшками пальцы, и она ойкнула, потирая ушибленное место. Было не то чтобы больно, однако от неожиданных, полузабытых уже ощущений вдруг заслезились глаза и подкосились колени. Кто-то подхватил ее за локоть, не позволяя упасть, все вокруг снова заголосили, а лицо Химериша вдруг снова сделалось близко. Он присел перед ней на корточки, похлопал по макушке и растрепал волосы, и Анна невольно подалась вперед, подставляя всю себя неожиданной ласке.

— Эта девочка не выдержит твоей силы, — сказал он одними губам так, чтобы никто больше не слышал.

— Все правда будет в порядке? — спросила Анна, и голос ее потонул в отзвуках звенящих в воздухе колокольчиков.

В ответ, словно вопрос показался ему неожиданно сложным, Химериш лишь мягко улыбнулся и покачал головой. Он не знал ответов на ее вопросы, потому что никогда не был настоящим Оракулом, но и этого Анне оказалось достаточно. Все вокруг снова стремительно заволокла белесая пелена, зазвенели в ушах колокольчики, и она провалилась куда-то вглубь, где дышать ужасно необязательно.

* * *

Гулко капала в полной звенящей тишине кровь, красные капли собирались в темную лужицу и впитывались в камни Заветного города, исчезая шипящим дымком. Калеб, словно завороженный, смотрел на лежащее на полу тело, выглядящее точь-в-точь как его собственное, и никак не мог заставить себя вытащить из его груди меч. Стоящий рядом Ватек шумно втягивал носом воздух, а все остальные, все еще находящиеся в зале, не издавали ни единого звука. Красная кровь стекала по шершавым камням, заливалась в щели и исчезала, смешиваясь и впитываясь в самую древность этого места. Противно было признавать, что увещевания Фобос оказались правдой, однако Калеб, несмотря ни на что, все равно не собирался в полной мере помогать ей. Впрочем, он мало знал о ее настоящих намерениях и мог лишь предполагать, что ничем хорошим происходящее не закончится в любом случае.

Скопившаяся густой отвратительной лужей кровь вдруг забурлила и зашипела, словно в одно мгновение вскипела, а несколько брызнувших на ноги капель насквозь прожгли плотную ткань штанов. Калеб, рвано выдохнув, наконец вытащил из груди трупа меч, отступил, отбрасывая почерневшую железяку в сторону и затылком уперся в шепотки за спиной. Все его товарищи смотрели пронзительно, точно сравнивали его с лежащим на полу трупом, и от этого у Калеба шевелились на голове волосы. Он, пожалуй, не смог бы объяснить, что именно здесь происходит, потому что рот попросту не открывался, и это, кажется, был первый раз, когда Калеб оказался настолько шокирован. Фобос показывала ему видения и воспоминания, Калеб знал, что где-то расхаживает его незваная копия, но ощущение от убийства самого себя собственными руками все равно оказались поистине тошнотворным.

— Фобос пыталась подменить нашего вожака! — заорал Ватек, и звук его голоса напрочь выбил воздух у Калеба из легких.

Люди за его спиной заголосили громче, по длинным каменным коридорам разнесся шелестящий гул, а труп тем временем вскипел и исчез в щелях между мшистых камней. Калеб поморщился, ощущая скрестившиеся на нем взгляд, все продолжал сверлить взглядом место, где исчезло тело, так похожее на его собственное. Горький комок тошноты подступал к горлу тугими толчками, а испаряющаяся в воздухе черная кровь отравляла легкие ядовитым дымом. Калеб понятия не имел, что это за чертовщина, не мог ни согласиться, ни отвергнуть расползающуюся за спиной версию, а взгляды тем временем становились все пронзительнее. Эти люди верили ему безоговорочно, но теперь никто из них не мог с уверенностью сказать, когда Калебов стало двое. Сам Калеб тоже не мог быть уверен, что не является такой же чернильной копией, вообразившей себя настоящим.

— Ты что-нибудь об этом знал? — тихо спросил Ватек, опуская тяжелую руку ему на плечо.

Он смотрел в то же место, что буравил взглядом Калеб, но во взгляде его читалось скорее отвращение, чем потрясение. Ватек не сомневался в том, что Калеб рядом с ним — настоящий, будто бы аферы Фобос никогда не были такими уж страшными. Калеб дернул подбородком, мотнул головой, так и не в силах вымолвить ни слова, и в ухо ему ударил громкий раскатистый смех. Ватек похлопал его по плечу, обернулся к остальным и принялся что-то говорить. Слова, однако, пролетали у Калеба мимо ушей, голова сделалась тяжелой и гулкой, а пятна черной крови на камнях казались вытекающими из его собственного тела чернилами.

Шум за спиной крепчал и обретал плотность, кто-то кричал и хлопал в ладоши, но Калебу все равно казалось, словно его коконом окутывает густая от едкого запаха крови тишина. Он осознавал, что был жив, пока был кому-то нужен, в конце концов он был обретшим разум цветком, сумевшим сбежать, вырывавшись из сковывающих лодыжки и запястья оков. Взгляд невольно скользнул вниз, Калеб вздрогнул, пошатнувшись, и гул голосов ударил, подтолкнув его в спину.

— То, что он исчез так, не означает, что этот — настоящий! — закричал кто-то, но ему быстро зажали рот.

— Калеб есть Калеб, и если он сказал, что это проделки Фобос — так оно и есть! — не согласился другой.

Где-то неподалеку плакал ребенок, тихо шептались женщины. Калеб глядел себе под ноги, все отступая назад, вообще-то ничего до сих пор не говорил, потому что в горле стоял, поднимаясь и опускаясь, ядовитый комок черной крови. Люди за его спиной, его верные соратники, те, кому он поклялся помочь даже ценой своей жизни, громко переговаривались и спорили между собой, обвиняя и поддерживая его одновременно, и Калеб сам уже не мог понять, кто именно из них двоих растворился в камнях кровавой лужей.

Споры разгорались все жарче, гул голосов сливался с громыхающим снаружи громом, хотя отсюда его услышать было невозможно. Перед глазами плясали черные точки, ноги жгло в тех местах, где штаны прожгла черная ядовитая кровь, и Калебу одновременно хотелось все объяснить, чтобы все замолчали, и достичь того же, но путем трусливого побега. Калеб никогда не считал себя трусом, но теперь отчего-то ему было страшно. Он не знал, являлось ли происходящее уловками зачем-то отпустившей его Фобос, или все ее россказни оказались всамделишной правдой. Калеб даже не был уверен в реальности происходящего, ведь возможно он все еще оставался цветком в вазе с водой на Земле и просто видел предсмертные галлюцинации. В конце концов, когда шум вокруг достиг пика, а пронзительные недоверчивые взгляды перестали впиваться в спину, Калеб сбежал, скрывшись в одном из потайных ходов. Заветный город вообще был напичкан потайными ходами на все случаи жизни, и один из них как раз вел к королевскому замку, к нынешней самопровозглашенной хозяйке которого у Калеба накопилось слишком много вопросов.

Он вынырнул из кустов в саду, разодрав рукава рубашки острыми шипами цветущих роз. Фобос любила розы, хотя больше по душе ей приходились лилии, и в этом месте не было уголка, не занятого изящными распустившимися бутонами. Калеб протиснулся дальше, выбираясь на узкую тропинку, задрал голову, упираясь взглядом в нависающий сверху балкон, и вздрогнул от пронзившей насквозь насмешки.

— Здравствуй, цветочек, — качнула головой Миранда, упираясь ладонями в перила.

Мгновение — и она сиганула вниз, ловко приземлилась рядом и отряхнула пришедшее в беспорядок короткое платье. Калеб скривился, отступил на шаг и спиной уперся во влажные листья и колючие шипы.

— Прекрати звать меня цветочком, — он кашлянул, но голос все равно вышел хриплым и неестественным.

— Но ты и есть цветочек, — Миранда по-детски наивно склонила голову набок, клацнула острыми зубами, — почему я должна перестать так тебя называть?

Застрявший в горле ком постепенно опускался, проталкивался ниже к самому сердцу, и привкус ядовитой черной крови на языке выплескивался наружу хрипом и сдавленным кашлем. Калебу казалось, что он не может нормально дышать, но теперь хотя бы его не насаживали на пики недоверчивые осуждающие взгляды товарищей. Миранда глядела заинтересованно, выглядела как ребенок, стояла, склонив голову набок и сложив за спиной руки, и разве что ножкой не шаркала. В глазах ее отражалась ленивая заинтересованность, но вопросов она не задавала, впрочем, давая понять, что так просто Калеб теперь территорию замка не покинет.

— Каково это, вдруг оказаться чужим среди своих? — в голосе ее сквозило как будто призрачное сочувствие. — Паршивое чувство.

Она словно задала вопрос, и сама же на него ответила, а Калеб так и остался стоять, глядя, как колыхаются на ветру обрезанные до плеч черные как ночь волосы. Миранда выглядела, словно заблудившийся ребенок, приставший за помощью к первому встречному, глаза ее сверкали в свете утихающих вдалеке молний, а на лице то всплывала, то опадала хищная, совершенно не детская ухмылка. Она знала, о чем говорила, совершенно не спрашивала, не нуждалась в его ответе.

— Что это было? — слова вырвались из горла сами собой, а улыбка Миранды на мгновение сделалась еще шире, обнажая два ряда белоснежных острых зубов.

От прошедшего дождя в воздухе витал запах влаги, земля, напитавшаяся водой, хлюпала под ногами, и от неосторожного касания ближайшие кусты обдавали взрывом прозрачных брызг. Где-то вдалеке все еще сверкали молнии, долетал запоздалый гром, и только пристроившиеся на деревьях птицы взлетали и перебирались с ветки на ветку.

— Что было что? — высокий голос прервал молчание, и Калеб невольно дернулся, отступая.

Скопившиеся на упругой листве брызги обдали его прохладой, улыбка пропала с лица Миранды, и она низко поклонилась, прикрывая глаза волосами. Знакомое светлое лицо показалось Калебу отвратительным, пока он не рассмотрел, что это вовсе не Фобос. Девочка-подросток вышла из-за угла в сопровождении чародея, оглядела их заинтересованно и хихикнула, будто застала за чем-то неприличным, и Калеб почувствовал, как окрашивает щеки багрянцем взбурлившая в животе горячая волна.

— О чем вы говорите? И как ты сюда попал? — повторила девочка.

Обращалась она явно не к склонившейся в поклоне Миранде и не к стоящему у нее за спиной ухмыляющемуся чародею, но Калебу отчего-то казалось, что и не к нему тоже. Определенно не к нему, думал он, смотря на ее чуть насмешливый взгляд, и понятия не имел, то ли склоняться перед ней в поклоне, то ли сразу падать ниц и целовать землю у ее ног. Впрочем, тело так или иначе не двигалось, он застыл, словно скованный незримыми нитями, под взглядом серых как грозовое небо глаз, а розы за его спиной шевелились и многозначительно хихикали.

— Ах да, я ведь видела во сне и тебя. Ты же знаешь Корнелию, она… — она на мгновение запнулась, чуть шевельнула пальцами, — была моей лучшей подругой.

Голос ее вдруг упал, из-за наползшей над головой тучи стало совсем темно, и Калеб сощурился и вдруг перестал видеть все, кроме забавно завивающихся кончиков ее светлых волос. Девочка-подросток смотрела на него пристально, будто копалась в мыслях, но не ждала ответа на заданные вопросы, однако Калеб все равно зачем-то кивнул, то ли соглашаясь, то ли проверяя, способен ли двигаться. Миранда черным пятном стояла рядом, а шепот вокруг все усиливался, давил на виски и окутывал плотным покрывалом. Калеб чувствовал, как размеренно бьется сердце в его груди, но вместе с тем не желает исчезать с лица выдающая его с головой краска. И, думал Калеб, сейчас он был как нельзя благодарен смурной и темной погоде Меридиана.

Она была прекрасна. Эта девочка, наверняка принцесса Элион, его будущая королева была до боли в груди похожа на свою старшую сестру и смотрела почти так же презрительно и самую чуточку заинтересованно. Она склоняла голову набок, так что ее затянутые в косички волосы свивались колечками на ключицах, длинная челка накрывала глаза, а широкий серебристый обруч сверкал в темноте. Молчание между ними не казалось Калебу неловким, таковым было само его существование, самая его суть истлевшего под ярким солнцем цветка, но он все равно отчего-то был счастлив. Вся она словно светилась в темноте, пробивалась сквозь мрак ярким слепящим глаза лучиком, однако едва ли кто-то из смертных смел на нее смотреть. Вокруг нее была чернота, сам Калеб застрял в ней по самую макушку и оттого был слишком отвратительно грязным, чтобы просто смотреть. Она невесомо, едва заметно улыбалась, и сердце Калеба, охваченное странным, неведомыми доселе чувствами, колотилось мерно и гулко, с каждым новым ударом стараясь пробить его грудь.

Усиливающийся вокруг шепот вдруг разом стих, так что зазвенело в ушах, оглушающе громко в образовавшейся тишине хмыкнула Миранда. Прошло всего мгновение с появления принцессы, но никто не двигался с места уже, казалось, целую вечность, так что отнимались колени, а голос пропал вовсе. Калеб стоял, словно пораженный молнией в ясную погоду, смотрел на забавно завивающиеся кончики ее косичек, а еще на серебристый обруч на ее голове. От бесконечного молчания пересохло во рту, щеки и уши горели, а думать он мог только о том, как бы внезапно не стало светло.

— Забавно, правда? — туча над головой пропала, выглянуло понурое солнце. — Как все меняется в одно мгновение.

В глазах принцессы Элион отражалась гроза. Серое небо Меридиана, затянутое вечными тучами, плакало в ее глазах, стенало и кричало, будто звало на помощь, а собирающаяся вокруг тьма укутывала в плотное покрывало, баюкала и просила закрыть их, словно так навсегда могла остаться безнаказанной.

Короткий смазанный смешок ударил в уши, и Калеб вздрогнул, вдруг способный провалиться сквозь землю. Черное пятно склонившейся Миранды рядом дрогнуло и затихло, а другое такое же за спиной искрящегося света качнуло головой и что-то зашептало девочке на ухо.

— Я, — каркающим голосом начал Калеб, но принцесса тут же оборвала его взмахом руки:

— Я знаю. Или не знаю, — она мотнула головой, словно пытаясь сбросить с себя что-то ужасно мешающее. — Все бутоны закрылись.

От ее переменившегося, ставшего печальным тона Калеб вздрогнул и скосил глаза на цветы. Множество раскрытых мгновение назад алых, словно кровь, бутонов роз плотно сомкнули лепестки как боящиеся проболтаться сплетницы, и наполненный ароматом и красками сад стал скучным и тихим. Принцесса, вместо того, чтобы светить, хмурилась и терла лоб, а Миранда, уже не похожая на черное пятно, тянула его за рукав. Чародей, тоже уже не черное пятно, сверлил его неприязненным взглядом, но отчего-то не останавливал, позволяя скрыться в густых зарослях. Последним, что слышал Калеб, были слова о том, что цветы закрылись от дождя, и короткий снисходительный смешок, переросший в надрывный кашель и низкий гипнотизирующий голос.

— Миледи убьет тебя, если ты еще хотя бы раз посмотришь в сторону принцессы, — шикнула Миранда.

Сад, полный закрывшихся болтливых роз, остался позади, они нырнули в узкий коридор и несколько шагов спустя остановились. Миранда, все это время тянувшая его за рукав, отступила и вдруг оказалась так близко, что у Калеба перехватило дыхание. Она была сильно ниже, но все равно отчего-то казалась такой страшной, что мурашки под одним ее взглядом табунами расползались по телу, а от угрожающего клацанья и хруста стыла в жилах кровь. Калеб рвано вдохнул похолодевший воздух, скосил вниз глаза и сглотнул, потому что светлые, почти прозрачные глаза Миранды теперь были такими черными, что он видел в них свое собственное отражение.

— Не смей, — произнесла Миранда, и голос ее показался Калебу отвратительным бульканьем, — мешать планам миледи.

В голове у него крутилась как минимум сотня вопросов, но все они смешивались в одну большую кучу и тонули в зазвеневшей в ушах тишине. Каждый из них, был уверен Калеб, преследовал какие-то свои собственные цели, но, впрочем, ни одна цель не смогла бы заставить его так защищать какого бы то ни было человека. Тем более Фобос, принесшую Меридиану и его жителям столько страданий.

— Не смей, — повторила Миранда и вдруг снова стала милой маленькой девочкой с чистыми голубыми глазами, — иначе я тебя сожру, цветочек. Целиком, с косточками и потрохами.

Стоило Калебу отвести взгляд, и она исчезла, оставив его в одиночестве посреди темного коридора.

* * *

В зале собраний было тихо, высокое небо сливалось с высоким же потолком, и Химериш, пожалуй, впервые думал, что это место вызывает у него скорее отвращение, чем благоговение. Он сидел на последней, низшей ступени рядом с Ян Лин, смотрел сквозь распростершийся Омут на хранительницу сердца Кондракара и то и дело поглядывал на разглядывающую, задрав вверх голову, резные створки дверей Юлиану. Было тихо так, что звенело в ушах, тишина этого места сливалась с тишиной на душе, однако Химеришу отчего-то хотелось встать и поскорее сбежать. Жаль, прошло уже слишком много времени с тех пор, как он мог себе такое позволить.

— Оракул, — оборвала тишину Ян Лин, — вы уверены, что это…

Она запнулась, так и не договорив, и прикрыла глаза, складывая на коленях ладони. Химериш невольно улыбнулся, снова глянул на склонившую набок голову Юлиану и похлопал Ян Лин по руке:

— Да.

Это был весь его ответ, и Ян Лин, проследив за его взглядом, понимающе хмыкнула и качнула головой. Она не могла видеть, было все еще слишком рано, но она тоже отчего-то знала о том, чего никогда не должна была знать.

— Ведь был период, когда я проводила здесь все свое время, — ответила на его молчаливый вопрос Ян Лин, — я читала легенды о Кондракаре.

Вот оно как, подумал Химериш, и зачем-то добавил:

— Я их писал.

Склоняющаяся все ниже и ниже Юлиана вздрогнула и обернулась, махнула ему рукой и отвернулась снова. Химериш пытался найти в ней знакомые, навсегда забытые черты, но не видел ничего, кроме своей собственной алчности.

— Оракул, — снова заговорила Ян Лин после недолгой паузы.

Химериш покачал головой, перехватил ее потянувшуюся к его плечу ладонь и мягко улыбнулся. Юлиана далеко-далеко отчего-то рассмеялась, крутанулась вокруг себя и прихлопнула ладонями взметнувшуюся юбку. Она была в белом, словно призрак или плод его воображения, сливалась со стенами и не исчезала лишь благодаря глазам. Они чернотой ввинчивались в разум, смотрели насквозь и куда-то дальше, не замечая на своем пути ни единого препятствия.

— Я не Оракул, Ян Лин, — он перевел взгляд на некогда хранительницу Сердца, пусть и совсем недолго, и опустил ее ладонь на ступень, — и никогда им не был.

— Но вы…

— Ты была хранительницей Сердца после гибели Кэссиди. Мне жаль, что так случилось.

Голос его вдруг охрип, и он поднялся со ступени, вставая перед сидящей Ян Лин. Она теперь смотрела на него снизу вверх чуть насмешливо, будто тоже читала насквозь, и Химериш думал, что никогда не был достоин этого титула. Впрочем, никто его никогда и не спрашивал.

— А мне нет, — глухо каркнула Ян Лин севшим голосом, — всегда случается то, что должно случиться.

Она лгала. Ян Лин до сих пор скорбела по обеим своим подругам, но не Химеришу было упрекать ее во лжи.

— Меня зовут Химериш. Я забыл это имя так давно, что… — он замолчал, не договаривая, обернулся на хихикнувшую себе под нос Юлиану, — а теперь вспомнил.

Спокойствие витало в воздухе запахом эфирных масел, пушистые облака пролетали в огромных окнах, а белая резьба на белых же дверях сливалась в удивительные картины. В зале собраний было пусто, голоса их разносились эхом по всему помещению, а в раскрытом Омуте нынешняя хранительница Сердца терпеливо делала свое домашнее задание.

— Кондракар, — мечтательно выдохнула Ян Лин, глядя куда-то в пустоту, — когда-то я зачитывалась легендами о нем. И каков он на самом деле?

Он ожидал этого вопроса, но отчего-то все равно словно мешком ударили по голове. Химериш на мгновение прикрыл глаза, теряя улыбку, и почувствовал разливающийся по залу звоном колокольчиков смех. Он и Ян Лин говорили каждый о своем, лишь делая вид, что беседуют, потому что один из них находился здесь слишком долго, а другая — слишком мало.

— Великолепен, — наконец ответил Химериш, не отрывая взгляда от глядящих насквозь черных глаз.

Белое платье сливалось с белыми стенами, босые ступни касались мрамора белоснежного пола, а белые волосы ее казались одним из проплывающих за окном облаков. Она смотрела на него, будто задавала вопросы и тут же сама на них отвечала, и Химериш глядел в ответ, пытаясь отыскать в ней знакомые черты. Имя, которое когда-то у него отняли, набатом стучало в висках, а чужой нанесенный раскаленным клеймом титул ощущался металлом во рту. Когда-то давно Химериш был воином, погибшим на поле боя, а после бесплотной безвольной сущностью без имени и собственной цели.

— Что значит его появление?

Два голоса слились в один, ударили по ушам и оставили в тишине. Ян Лин мечтательно улыбалась, глядя в окно, перебирала в морщинистых пальцах ткань белоснежного балахона и думала совсем о другом. Она сегодня умерла, так что не стоило винить ее в некоторой рассеянности, она была стара и слаба, но все равно явилась сюда, желая увидеть, как Свет наконец одолеет Тьму.

Химериш, химера без собственного тела и воли, парил над холодным мраморным полом, потому что ему все еще было холодно. Он сцеплял пальцы в замок на животе и мягко улыбался, а Юлиана смотрела на него как на самого большого на свете обманщика.

— Катастрофу, — собственный голос эхом разнесся по залу, отразился от стен и юркнул в раскрытые окна и двери.

Ему отчего-то показалось, что все на свете слышали его тихий ответ, и даже белый вокруг стал чуточку разнообразнее.

Громкий смешок ударил по ушам и истлел на кончиках сложенных пальцев. Юлиана тряхнула головой, снова отвечая на свои же незаданные вопросы, и вдруг исчезла, сделавшись недосягаемой даже для него. Ян Лин вздохнула, закрывая глаза и покачиваясь, будто беззвучно напевает колыбельную, а облака в окнах сделались густыми и плотными. Химериш опустился на мраморный пол, одернул смявшиеся рукава и зашагал прочь. В этом месте не могло быть холодно или жарко, все вокруг было ослепительно белым, и не существовало ничего, что было бы способно пошатнуть оплот Бесконечности.

* * *

В конце ноября в Хитерфилде выпал снег. Он падал крупными мокрыми хлопьями, лип к лицу и застилал глаза так, что невозможно было увидеть ничего перед собой, и тут же таял, превращаясь в грязные лужицы на асфальте. Уроки в школе и так проходили со скрипом, а в этот день ученики и вовсе высыпали на улицу, не дожидаясь звонка на перемену, несмотря на разгневанные крики учителей. Подростки сгребали ладонями не успевшие растаять крохи и швырялись друг в друга снежками, состоящими наполовину из снега, наполовину — из грязи. От промозглого ветра краснели лицо и руки, вода заливалась за шиворот, а на языке застыл привкус колючего холода, но все были абсолютно счастливы. Долгая промозглая дождливая осень наконец закончилась, уступив место непривычно снежной с самого первого своего появления зиме.

Вечером, когда зажигались первые ярко-желтые фонари, а ученики расходились домой промокшие до последней нитки, стражницы собрались в привычном для сбора месте — дома у Хай Лин. Сама Хай Лин, крикнув, что ей нужно помочь в кафе и отказавшись от всяческой помощи, оставила их в своей комнате, снабдив тарелкой печенья с предсказаниями и кувшином имбирного чая. Вилл, отчего-то чувствовавшая странную тяжесть в груди с самого их путешествия на Кондракар, порывалась было спросить совета у бабушки Лин, но вовремя спохватилась. Хохотнувшая Ирма ткнула ее локтем в бок, Корнелия закатила глаза, а Тарани лишь пожала плечами, сочувственно улыбнувшись. Вилл на самом деле хотела бы задать Ян Лин целую сотню вопросов, но с того первого и единственного их путешествия на Кондракар совершенно ничего не происходило. Жизнь на Земле текла своим чередом, на Меридиане Элион продолжала игнорировать все их попытки поговорить, и стремительной волной приближались полугодовые экзамены. Еще и мистер Хаглз сбежал в начале месяца и так до сих пор и не появился, так что ей стыдно было даже смотреть в глаза Мэтту.

А Мэтт Олсен Вилл нравился. Он был старше на пару лет, играл в рок-группе и был таким классным, что румянец сам собой красил щеки каждый раз, когда Вилл на него смотрела. Поначалу смущенный, а теперь, будто липкий дождь и слякоть под ногами, стыдливый. Именно Мэтт помог ей выходить мистера Хаглза, и именно тогда они, кажется, по-настоящему подружились.

— Хьюстон вызывает Землю, прием, Вилл! — Ирма хлопнула ее по спине, и Вилл невольно закашлялась. — Прекрати вздыхать, как бесхозное привидение.

— Если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь сказать нам, — кивнула Тарани.

За окном сыпал снег, ударялся в окна мокрыми каплями и стекал, превращаясь в лужи на асфальте. Снизу слышались громкие голоса посетителей ресторана, а тарелка печений с предсказаниями, стоящая посреди низкого стола, оказалась почти пуста. Словно ожидая ее, Вилл, реакции, там сиротливо лежало последнее надломанное печенье.

— Я, — Вилл запнулась, потянулась за печеньем, — на самом деле в последнее время чувствую себя странно.

Хруст разнесся гулким эхом по комнате, крошки посыпались на колени и облепили пальцы. Маленькая, свернутая рулоном бумажка шлепнулась на стол, приоткрывая начало предсказания, и тут же исчезла в цепких пальцах любопытной Ирмы. Вилл, проследив за руками подруги, сунула раскрошившееся печенье в рот и старательно прожевала, почти не почувствовав вкуса.

— Надо же! — театрально воскликнула Ирма. — Тут написано, что в ближайший месяц тебя ожидает судьбоносная встреча.

Щеки ее сделались малиново-красными, и Вилл показалось, что она врет. Тарани громко рассмеялась, а Корнелия поджала губы, как делала всегда, когда беседа казалась ей слишком шумной. Вилл потянулась за бумажкой с предсказанием, но рука Ирмы исчезла у нее из-под самого носа, так что в глаза бросились лишь первые смазанные буквы. Хриплый писк вырвался у нее изо рта, Вилл подобралась и резко рванулась, выхватывая помятое предсказание. Не то чтобы ей на самом деле было важно точно знать, что там написано, просто то самое странное чувство долбило в голову и упрямо твердило — ничего, кроме правды.

Ирма оказалась права, предсказание, написанное печатными буквами, но от руки, полностью повторяло ее слова. Помятая бумажка обещала ей судьбоносную встречу уже в этом месяце, а Вилл вдруг показалось, что она уже случилась. Буквально только что она была на Кондракаре, в самом сердце, средоточии Бесконечности, где от белизны слепило глаза, а от мелодичного звона колокольчиков закладывало уши. Вилл была там вот прямо сейчас, от мысли об этом сердце приятно теплело, и покалывало едва ощутимо кончики пальцев.

— Любо-о-овь, — не унималась Ирма.

Она тянула звуки, прижав ладони к щекам, а на лице ее пылало такое ужасное мечтательное выражение, что Вилл невольно дернулась и покрылась гусиной кожей. Корнелия закатила глаза, и Ирма тут же переключилась на нее, напоминая про Калеба и Меридиан. Вилл поежилась, глянула на блестящий в свете фонарей снег, медленно падающий на землю, и подумала, что он удивительно похож на окружающие Кондракар облака.

— Пока они заняты друг другом, — постучавшая по ее руке Тарани кивнула в сторону спорящих подруг и забавно округлила глаза, — как это — странно? С тобой все в порядке?

Длинная косичка у ее лица, унизанная разноцветными бусинами, болталась и позвякивала, а глаза выражали такую тонну сочувствия, что становилось даже неловко. Вилл пожала плечами, пожевала губы и крепче сжала в ладони бумажку с предсказанием. Она не могла объяснить, что подразумевала под странным чувством, просто как будто все вокруг происходило во сне, а она просто смотрела, широко распахнув глаза, и изо всех сил желала проснуться. Будто бы вся эта ерунда с магией и другими мирами могла разом оборваться, и она стала бы обыкновенной девочкой-подростком, занималась бы плаванием чаще и завела еще тысячу новых друзей. Но сон все не кончался, волшебство застилало глаза, а свет упрямо смешивался с тьмой, окрашиваясь неприятно серым, как глаза выбравшей магию Элион.

— Просто мне кажется, что я сплю и никак не могу проснуться, — Вилл хохотнула, отерла ладони о штаны.

Она были знакомы совсем немного, Вилл и Элион, так что на самом деле она не могла назвать их даже подругами. Элион была лучшей подругой Корнелии и приятельницей Ирмы с Хай Лин, и даже с Тарани, тоже переведшейся совсем недавно, они были знакомы дольше. Вилл иногда задумывалась, почему вообще должна кого-то спасать и какое отношение к ней имеют проблемы другого мира? Ей было всего пятнадцать, но даже так для мечтаний о магии и розовых пони она была уже слишком взрослой.

— Понимаю, — серьезно кивнула Тарани, — вся эта магия — как сон. Иногда хочется проснуться.

Последнюю фразу она сказала совсем тихо, но Вилл все равно услышала. Тарани пожевала губы, зажмурилась и перевела взгляд на окно, поправляя сползшие на нос очки. Пожалуй, из них всех Тарани была самой серьезной и рассудительной, так что Вилл не удивлялась ее словам, но никто ведь не спрашивал их, хотят ли они рисковать своими жизнями ради спасения тех, кого даже людьми назвать было сложно.

Бумажка с предсказанием, теперь позабытая всеми, лежала на краю стола, покачивалась из-за размахивающей руками Ирмы и так и норовила упасть Вилл под ноги. Ровные буквы на ней казались ненастоящими, будто кто-то в последний момент подменил надпись, а где-то под слоем белого и белого прятался настоящий текст. Вилл смотрела на бумажку пристально, сверлила ее взглядом, вспоминая все, что произошло с ней с самого их переезда в Хитерфилд, и думала о том, что по законам жанра чудеса только начинались. Поговаривали, что пару дней назад в город прибыли следователи, расследующие исчезновение семьи Браун, и было бы хорошо, не докопайся они до какого-нибудь прохода в другой мир. Книжный магазин, в котором помогала Элион, тоже опустел совсем недавно, и теперь в темных окнах виднелись только неразложенные коробки и смазывающиеся в нелепое пятно корешки книг. Жизнь в Хитерфилде текла своим чередом, медленно вступала в свои права белая звонкая зима, и на Меридиане, должно быть, тоже подходила к концу дождливая грязная осень.

— Да почему ты постоянно такая! — рявкнула Ирма, ударяя кулаком по столу. — Только и делаешь, что брюзжишь, как старуха!

Бумажка с предсказанием все-таки упала на пол, исчезая у Вилл под коленом. Вилл подняла голову на ссорящихся подруг и увидела, как поджимает губы Корнелия, и как пышет возмущением Ирма. Опустевшая тарелка звякнула о стол и подпрыгнула, но не упала, лишь стала чуточку ближе к вздрогнувшей Тарани.

— А я, по-твоему, должна смеяться над своими же глупыми шутками и вести себя как идиотка? — прошипела Корнелия, складывая на груди руки, — Моя лучшая подруга заперта в другом мире, а я сижу здесь и ем долбанные печеньки!

— Элион и моя подруга тоже! — Ирма шумно втянула носом воздух, зачем-то махнула рукой у себя перед глазами, — и я тоже беспокоюсь о ней, но…

Она резко осеклась, и между ними повисла звенящая тишина. Вилл переглянулась с Тарани, глянула на шмыгнувшую носом Корнелию и покачала головой. Все они сейчас думали об одном и том же, но ни у кого из них не хватало смелости это озвучить. За окном продолжал крупными хлопьями падать снег, и теперь он не таял, стоило соприкоснуться со стеклом или асфальтом.

— Нужна ли Элион наша помощь? — каркнула Вилл, озвучивая их общие ядовитые мысли. — Она ясно дала понять, что ее все устраивает. Несколько раз.

Может быть, если они сунутся еще раз, Элион запулит их куда-нибудь на другой конец вселенной. Или сделает так, что они вовсе ее забудут, или еще что-нибудь, у Вилл в голове крутились сотни вариантов, что девчонка, сильнее них всех вместе взятых, может сделать, если они не перестанут ей докучать.

Распахнувшаяся дверь хлопнула о стену, разбивая звонкую и хрупкую, как древняя ваза, тишину. Стоящий на пороге Калеб выглядел так, будто его пытали несколько дней, а лицо его выражало то ли растерянность, то ли ярость. Хай Лин рядом с ним прижимала ладони ко рту и распахивала глаза так, что они казались огромными блюдцами на ее маленьком круглом лице. Пискнувшая Ирма толкнула Корнелию в бок, и та склонила голову набок, скрывая волосами порозовевшие щеки.

— Вы должны спасти принцессу Элион, — проговорил Калеб, и голос его показался Вилл скрежещущим громом, — Фобос собирается отобрать ее силу, а затем убить на церемонии коронации.

Снег за окном продолжал падать, мягко отсчитывая последние часы ноября. Зима приближалась мягкой поступью, окрашивала мир в непроглядно-белый и укрывала плотным слоем пушистого снега все тайны, выплывшие на дороги осенней грязью.

* * *

Пушистые белые хлопья, кружась, медленно падали на землю, в конце концов сливаясь с подмерзшей, растоптанной башмаками грязью. Люди на улице сновали туда-сюда, расталкивая друг друга и громко ругаясь, и некоторые из них пронзительно кричали, призывая остальных взглянуть на их товары. Ярмарка в центре города открылась с самым первым днем зимы, когда небо стало светлее, а изо рта впервые вырвались облачка теплого пара. Холод окутал плечи стремительно, снежинками запутался в волосах и упал за шиворот дуновением игривого ветерка. Элион поежилась, пряча озябшие ладони в широких рукавах, и оглянулась на слегка отставшего Гидеона, почему-то зависшего у лавки платками и лентами. Про себя хохотнув, Элион увернулась от прущего прямо на нее мужика, прислушалась к перекрикивающим друг друга голосам и безошибочно выбрала направление. Книжный прилавок вырос прямо перед ее носом, стоило пару раз свернуть, а надоевший до зубовного скрежета охранник остался позади, так, что больше не буравил ее затылок пристальным взглядом.

За прилавком стояла женщина, закутанная в плотный платок, с красивой лиловой кожей и широким, как картошка, носом. Она улыбалась каждому, кто подходил ближе, но книги ее были старыми и потрепанными, и потому никто не задерживался рядом надолго. Примерившись, Элион склонилась ближе, складывая уже не совсем незнакомые буквы в слова, и вытянула только-только согревшиеся пальцы из рукавов, касаясь хрупких обветшалых переплетов. Женщина за прилавком что-то сказала, но Элион совсем не разобрала ее голоса, заглушаемого шумом и гамом других ярмарочных продавцов. Внимание ее привлекла одна книга, почти черная и совсем без надписей, от которой веяло чем-то таким приятным, что Элион невольно принюхалась, склоняясь над прилавком совсем уж низко.

Резкий взрыв за спиной заставил вздрогнуть, и она едва не уперлась в понравившуюся книгу носом. Женщина с лиловой кожей заливисто рассмеялась, и прогремело еще раз. На другом конце площади взрывалось, обдавая воздух яркими искрами, некое подобие фейерверков, даже при свете дня кажущихся ослепительно яркими. В воздух летели снопы разноцветных искр, опадающих на раскрытые ладони зевак крошечными звездами, а за ними еще и еще, пока вся площадь не оказалась заполнена переливающимися всеми цветами радуги конфетти. Элион тоже поймала одну «звездочку», потрясла ее на ладони и сунула в карман, потому что та и не думала гаснуть. Она была искрящейся и теплой, согревала озябшие пальцы, но сверкала слишком ярко, чтобы долго смотреть.

— Они празднуют первые дни заморозков, — появившийся из-за спины Гидеон заставил Элион вздрогнуть и рывком обернуться, — скоро уже будет слишком холодно, чтобы так веселиться.

В руке он держал небольшой неприметный кулек размером не больше ее сжатого кулака, но Элион все равно стало жутко интересно, что же такое он купил. Она склонила голову набок, почти позабыв о черной от старости книге, и протянула руки, но кулек в то же мгновение исчез в кармане его штанов.

— А еще это способ подзаработать, избавившись от ненужных вещей, и подготовиться к долгой зиме, — кивнула улыбчивая продавщица, вновь привлекая ее внимание.

Почти черная книга без всяких надписей глядела на Элион из самой середины прилавка, а рядом с ней была темно-синяя, название которой она пока не могла прочитать. Большую часть времени Элион казалось, что она всю жизнь жила в этом мире, но иногда приходилось вспоминать, что это не так. Язык здесь звучал почти как ее родной, так что Элион не составляло труда понимать других и разговаривать, но вот письменность была абсолютно другой. Круги и закорючки расплывались перед глазами, никак не желая складываться в привычные слова, но Элион упрямо читала снова и снова, заучивая заковыристые буквы, а потом бросала все и шла жаловаться сестре, что у нее ничего не получается. В такие моменты Фобос лукаво улыбалась, трепала ее по волосам и принималась рассказывать, как в детстве все время проводила в дальней библиотеке, где не было ни одной живой души, чтобы что-то подсказать. Тогда Элион спрашивала, разве у нее не было слуг и учителей, и Фобос смеялась, а лицо вездесущего Седрика делалось мрачным. Ответа на свой вопрос Элион тем не менее не получала и снова садилась за книги под задорные смешки и ехидные комментарии Гидеона.

— Госпоже приглянулась эта книга? Всего один серебряный, — продавщица с лиловой кожей постучала по обложке длинным тонким пальцем и улыбнулась еще шире.

Гулкий смешок раздался у нее за спиной, и Элион обернулась, поднимая на Гидеона вопросительный взгляд. Он смотрел на нее сверху вниз снисходительно, а на губах его плясала непонятная, то ли насмешливая, то ли предупреждающая улыбка. Повернувшись обратно к прилавку, Элион обвела пристальным взглядом все давно потрепанные книги, нашла кое-где полузнакомые буквы и даже прочитала парочку названий. В правом верхнем углу прилавка лежало несколько еще более ветхих свитков, а с лица продавщицы не слетала будто приклеенная доброжелательная улыбка.

— Это дорого? — спросила Элион, не отрывая от нее взгляда.

— На одну серебряную монету можно купить все эти книги, — ответил Гидеон, и рука его вытянулась вперед рядом с лицом Элион, — с ней в придачу.

Доброжелательная улыбка слетела с лица продавщицы с лиловой кожей, она сделалась какой-то бледной и совсем маленькой. Элион, перебирающая в кармане «звездочку», покачала головой и наконец-то взяла заинтересовавшую ее книгу в руки. Обложка ее была чуть теплой, несмотря на колючие заморозки и витающие в воздухе мелкие снежинки, от ярких вспышек окрасившиеся в разные цвета, а черный теперь не казался таким уж затертым. Не было видно ни следа стершихся надписей, а внутри витиеватые буквы прыгали и танцевали на хрусткой пожелтевшей бумаге. Элион не могла прочитать, но отчего-то ей казалось, что во всем этом мире не было книги более ценной, чем та, что угольком теплела в ее руках.

— Это дорого, — она склонила голову набок, согласно кивнула, — дай ей две серебряные монеты.

Приказ вырвался из горла высоким почти писком, и Элион кашлянула, пряча книгу под накидку. Гидеон хохотнул, зазвенели деньги у него в кошельке, и продавщица с лиловой кожей расплылась в еще более добродушной улыбке. Крупица алчности сияла в ее глазах и движениях, в том, как поспешно она засунула полученные деньги в тайник под одежду и как подозрительно оглядывала проходящих мимо зевак.

Хмыкнув, Элион уже собиралась уходить, когда громыхнуло снова. Теперь в воздух не полетели разноцветные искры, не разразилась толпа радостными криками, только прохожие застыли, словно каменные истуканы, да забранились патрулирующие улицы солдаты. От расположенной на холме и оттого видимой из любой точки города уродливой громады тюрьмы в чистое серовато-голубое небо тянулся столбом клубящийся дым, и больше не было ничего. Все вокруг пораженно смотрели, застыв в тишине, то ли скорбной, то ли ликующей, и в конце концов кто-то крикнул, подбросив в воздух грязную засаленную шляпу:

— Долой принцессу Фобос!

Толпа гулко подхватила, закачалась и поплыла куда-то в сторону от мигом опустевших прилавков. Кто-то приказал остановиться, но люди больше не слушали, они волной хлынули в сторону горящей тюрьмы, снося все на своем пути, крича и размахивая руками. Элион протяжно вздохнула, почувствовав, как теплая рука сжала ее ладонь, и их с Гидеоном тоже подхватило и понесло, смешивая с ликующей и бранящейся толпой. Рядом то и дело мелькали разноцветные уродливые лица, совсем не человеческие, покрытые чешуей и наростами, слышались выкрики, но общий гул перекрывал все, стоял в ушах жужжанием тысячи пчел. Элион пыталась выбраться, уйти в сторону, но толпа несла ее, так что приходилось шагать, почти не касаясь земли, и только теплая ладонь Гидеона придавала ей немного уверенности. Сердце гулко стучало в ушах, голова кружилась, а в глазах плыло, но вместе с тем, будто зараженная общим настроем, Элион хотела смеяться. Странное чувство щекотало в груди, в небо тянулся столб серого угрюмого дыма, а снег все падал, кружился белесыми хлопьями, смешивающимися с искрящимися разноцветными искорками-звездочками.

— Да здравствует Свет Меридиана! — чей-то голос разнесся в толпе пронзительным эхом, отразился от каменных стен домов и запутался под ногами, растоптанный сотнями ног.

— Свет Меридиана! — повторили громче.

— Принцесса Элион — законная королева!

— Законная Королева! — разнеслось по толпе волной.

Сильный рывок выдернул ее из толпы, и Элион невольно поежилась, провожая продолжающих шествие людей взглядом. Гидеон тем временем оглядел ее с ног до головы, поправил растрепавшуюся накидку и волосы, набросил капюшон ей на голову и только потом отодвинулся, делая вид, что ничего необычного не случилось. Элион тоже сделала вид, удачно пряча покрасневшие щеки в глубоком капюшоне, и проверила, не вывалилась ли ненароком странно привлекшая ее внимание книга. Та оказалась на месте, и Элион выдохнула, только теперь нормально оглядываясь. Они стояли в узком переулке, а толпа с улюлюканьем проносилась мимо, крича и кидаясь на пытающихся остановить особенно разбушевавшихся индивидов солдат. Поднимающиеся от тюрьмы клубы дыма были видны даже отсюда и отчего-то походили на извергающийся вулкан, модель которого Элион вместе с Корнелией мастерила в пятом классе.

— Они намеренно выбрали день, когда наибольшее внимание стражи сосредоточится на открытии ярмарки, — глухо пробормотал Гидеон, и Элион обернулась, задирая к нему голову.

Она заметила это уже давно, но не обращала внимания, потому что они редко стояли так близко, но Гидеон был выше нее почти на полторы головы, так что рядом с ним Элион ощутила себя совсем ребенком. Ей было всего пятнадцать, и большую часть своей жизни она провела на Земле в компании родителей, отрицающий всякую магию, и Корнелии, которая быстро стала для волшебства слишком взрослой. Элион рисовала портреты и пейзажи, виденные ею во снах, но тогда, в отличие от реальной жизни, можно было просто-напросто стереть непонравившуюся деталь, проведя несколько раз ластиком.

Осознание собственной силы вдруг захлестнуло ее с головой, и Элион подалась вперед, преследуя взглядом устремившуюся вперед толпу. Она ведь и правда могла стереть, словно неудавшуюся деталь картины, все, что только хотела.

* * *

Непривычно светлое небо постепенно темнело, окрашивалось яркими красками и было таким высоким, что захватывало дух. Снег давно перестал падать и теперь куцыми хлопьями лежал на промозглой земле, громоздился на сухих сучковатых ветках деревьев и превращал немногочисленные флюгеры в скрипящие черно-белые кляксы. В ее покоях было тепло, даже слишком, почти жарко, так что тяжело было дышать, но у Фобос все равно от холода сводило пальцы. Она куталась в колючую шерстяную шаль, которую откопала где-то неугомонная Элион, глядела на пустое пятно на холме и пыталась не улыбаться. Тюрьма исчезла словно по мановению волшебной палочки, как в глупых земных сказках, а люди, не успевшие до конца осознать произошедшее, все ликовали, забрасывая небо фейерверками и дырявыми шляпами.

— Как вы и приказывали, Альборн и Мириадель были там, — отчеканил склонившийся за ее спиной Седрик.

Его голос звучал глухо, а длинные волосы подметали пол у ее ног, но он больше не смел сказать ни единого лишнего слова. Фобос удовлетворенно хмыкнула, отворачиваясь от окна, и шторы сами собой задернулись, погружая комнату в разбиваемый желтым светом коптящей свечи мрак. Яркий свет резал глаза, так что приходилось некрасиво щуриться, а в темноте Фобос чувствовала себя давно мертвой набитой опилками тряпичной куклой. У нее осталось совсем немного времени, и почти все приготовления уже были завершены.

— Сколько еще мятежников? — она оборвала вопрос на полуслове, обошла Седрика по широкой дуге.

— Не меньше полусотни, госпожа, — понятливо отозвался он, не двигаясь с места.

Гулкий смешок сам собой вырвался из ее горла, и Фобос закашлялась, отхаркивая скопившуюся в легких желчь. Темнота ласкала плечи, манила к себе и баюкала, напевая одну из тех колыбельных, что никогда не пела ей мать. Оплывшая свеча тлела и коптила, оставляя на потолке уродливый черный отпечаток, а на кончиках пальцев прыгали разноцветные искры, собранные Элион на прошедшей ярмарке. Из распахнувшейся двери повеяло липким холодом, звякнули доспехи ставших по стойке стражников. Фобос не нужна была охрана и лишние глаза и уши, но Элион смотрела на нее, словно на настоящую принцессу, рассказывала о своих красочных снах, и она делала так, чтобы каждое ее видение сбылось. Свет вернулся на Меридиан, и осталось совсем немного, чтобы позволить ему гореть.

Стук ее каблуков гулко разлетался по каменным коридорам, шелест платья нашептывал в уши, а мягкое дуновение чужого дыхания, следующего за ней по пятам, сводило с ума. Фобос не приказывала сопровождать ее, но Седрик все равно шел, словно призрак, преследующий неисполненную при жизни мечту. Тускнеющее небо мерцало в узких окнах-бойницах, окрашивалось красным и истлевало, как затухающий посреди моря костер. Первые пятнышки звезд игриво мерцали, перемигиваясь между собой, перепрыгивали из одного окна в другое и угрюмо клонили головы, скрываясь за яркими кляксами облаков. Высокие испещренные рунами двери казались оглушающе темными, манили и гипнотизировали, и Фобос, легко касаясь холодного дерева кончиками пальцев, распахнула их. Свет выкатившейся из-за горизонта луны на мгновение ослепил, застыл на лиловом камне в самом центре серебряного обруча и мягко затрепетал, словно крылья собирающейся вспорхнуть бабочки. Стыдливо скрывшись за облаком, луна исчезла, зависнув в темном небе расплывчатым пятном, и мрак снова окутал, ласково огладил плечи и приветственно поцеловал в лоб. Фобос скинула колючую шаль, сделала пару широких шагов и склонилась, кончиком носа почти упираясь в мерцающий, словно насмехающийся над ней камень.

— Госпожа, — выдохнул Седрик, и, повинуясь взмаху ее руки, двери захлопнулись, оставляя его в коридоре.

Лиловый камень в центре обруча мерцал насмешливо, будто ядовито подмигивал, утверждая, что у нее все равно ничего не получится, и в груди Фобос росла с каждой секундой ярость. Мать отказалась от нее, вычеркнув не только из собственной жизни, но и из жизни всего замка, потому что в ней не было и крупицы Света, и потому этот отвратительный обруч никогда не мог бы достаться ей. Символ, по легенде увеличивающий силы Света, мог принадлежать одной лишь Королеве, способной победить или запечатать Тьму, медленно поглощающую этот мир, а Фобос не могла его даже коснуться. От прикосновений горела кожа, появлялись уродливые волдыри и ожоги и капала, испаряясь у самого пола, кровь. Обруч отрицал само ее существование, а лиловый камень, словно всевидящее око, заглядывал в самую душу, поднимая жгучей яростью в груди все обиды, что ей когда-то преподнесли.

— Ну что ж, — хохотнула Фобос, подхватившая с подушки обруч, шипя и щурясь от прокатившейся по телу боли, — осталась последняя деталь.

Тонкая, почти неразличимая в темноте струйка скользнула из рукава, и Фобос выдохнула, начиная ровнее дышать. Тьма окутала лиловый камень, ядовитый, как самое ее существо, прокатилась волной по мерцающему в тусклом лунном свете серебру и впиталась без остатка, будто ничего не произошло. Красная капелька, выступившая на ладони, зашипела и испарилась струйкой едкого дыма, а пошедший рябью, словно озеро во время дождя, камень треснул ровнехонько посередине. Фобос удовлетворенно ухмыльнулась, аккуратно положила обруч обратно на подушку и ласково огладила его пальцами, склоняясь так низко, что почти коснулась стремительно затягивающего рану камня губами. Каркающий смешок вырвался из ее горла отвратительным бульканьем, дрожь мурашек прошла по телу, и снова выглянувшая луна ярко осветила прекрасную семейную реликвию, смиренно дожидающуюся прихода своей новой хозяйки.

Отныне все приготовления были завершены.

Пыльное мутноватое стекло расчертили морозные узоры, поползли, сталкиваясь и перетекая друг в друга, к самым краям деревянной рамы, застили собой унылый вид промерзшего насквозь города. Седрик преследовал взглядом уходящие под козырек узоры-стрелы, будто сам вычерчивал разветвляющиеся молниями кольца, и то отдалялся, то подавался вперед, обдавая дыханием хрупкое полотно. Снег выпал тонким слоем, смешался с грязью и некрасиво повис на скатах крыш, и все вокруг застыло, спасаясь от холодов. Вспыхнувший было мятеж рассосался сам собой, а на месте тюрьмы теперь стоял некрасивый квадратный холм, пустой и будто затянутый тусклой пепельной дымкой. Седрик смотрел на все это сквозь расчертившие стекло узоры, стоял со сцепленными за спиной пальцами и то и дело поглядывал на госпожу.

Принцесса Фобос сидела в кресле, укрыв плечи и ноги пледом и подперев ладонью щеку, щурилась, будто безуспешно пыталась что-то разглядеть, и цокала по столу длинными острыми ногтями. Наступила зима, и все больше казалось, будто она постепенно превращается в обледеневшую застывшую статую, полную холода и внутри, и снаружи. Госпожа больше не позволяла Седрику расчесывать свои волосы, не позволяла вовсе прикасаться к телу, и оттого все больше казалось, будто это кто-то чужой, занявший ее место.

Шаги туда-сюда нервировали его самого, но остановиться Седрик не мог, не мог перестать смотреть. В накрывших город сумерках все казалось призрачным и эфемерным, узоры на стекле были словно покрывающими душу шрамами, и в несуществующем отражении он будто видел оставленный на его щеке рукой госпожи уродливый алый отпечаток, во всеуслышание заявляющий о его безоговорочной верности. Седрик верил, готов был идти на шаг позади до самой могилы, однако только если бы сам лег рядом. Но госпожа шла в одиночестве, не обращая внимания ни на кого вокруг, и это именно Седрик был рядом с ней причудливыми узорами инея на стекле, неизменно исчезающими, чуть станет теплей.

Скрип тяжелого стула заставил Седрика вздрогнуть и прервать монотонное движение. Он обернулся, опустил руки, но успел увидеть лишь мелькнувшую в дверном проеме платину длинных волос госпожи. Она ушла, оставила его, будто Седрика и не существовало вовсе, и тяжелая дверь захлопнулась низким гулом на сердце. Седрик протяжно вздохнул, но тут же взял себя в руки, подобрался и подошел к столу. Там, прямо посередине, лежал вырванный из тетради листок, сверху донизу заполненный ровными, чуть наклоненными вправо буквами. Почерк Ее Высочества принцессы Элион мало отличался от почерка ее старшей сестры, но все еще был несколько по-детски пляшущим, с несколькими портящими лист помарками. Она писала на английском, земном языке, знание которого госпожа вложила Седрику в голову лишь на время, так что он теперь мог только рассматривать разные по размеру буквы и ровные уходящие вверх строчки.

Госпожа земной язык знала, будто изучала его с самого рождения, однако Седрик нисколько не сомневался, что знала она на самом деле все на свете. Говорили здесь и там почти одинаково, лишь иногда слова казались Седрику набором глупых булькающих звуков, а вот писали совершенно по-разному. Земные буквы, слишком простые и однообразные, Седрику ни капельки не нравились, и оттого он даже не пытался запомнить их, в глубине души считая все это ерундой. И Землю, и стражниц, и принцессу Элион в том числе, лишь мешающих госпоже занять причитающееся по праву место.

Глухой стук двери заставил сердце подпрыгнуть и упасть, заживший шрам на щеке обдало жаром, и Седрик обернулся, не успев отпрянуть. Он, впрочем, едва ли собирался, встретился с колючим болотно-зеленым взглядом госпожи и метнулся, успевая поймать ее до того, как она рухнула на пол. Тело ее оказалось легким, будто бы невесомым, голова тяжело опустилась на его плечо, и Седрик пропустил вздох. Принцесса Фобос дышала тяжело, размеренно и едва ощутимо, цеплялась за него тонкими длинными пальцами, а под глазами ее залегли густые черные тени. Словно тряпичная кукла, она навалилась на Седрика всем телом, коротко взглянула в глаза и презрительно хохотнула, выдавая собственную сущность с головой. Прохладное дыхание сорвалось с ее губ жалобным писком, и в следующее мгновение тонкие длинные пальцы болезненно впились Седрику в плечо.

Выполняя безмолвное указание, Седрик поставил госпожу ровно и замер, готовый поймать в любое мгновение. Она же привычным чуть надменным жестом откинула за спину волосы, поджала губы и вдруг протяжно выдохнула, становясь совсем маленькой и усталой.

— Я ведь почти закончила, — голос ее сливался с трепетанием свечи на столе, — так почему же теперь мне страшно?

Рыжеватые искорки отражались в ее колдовских зеленых глазах, делая их совсем темными, цвета ночного затянутого дымкой елового леса. Седрик поймал ее взгляд, склонил голову и опустился на колени, кончиками длинных волос касаясь подола ее светлого платья. Собственный вид, до отвращения безобразный и жалкий, отражался в мысах ее туфель.

— Вы еще можете остановиться.

Удар, слишком слабый, чтобы причинить боль, хлестнул по щеке, и Седрик проглотил едва не вырвавшийся из горла смешок. Пальцы принцессы Фобос мелко подрагивали, так что она быстро спрятала их в рукаве, губы сделались тонкой белой линией на сероватом лице, а брови некрасиво нахмурились. Седрик вновь опустил голову, глянул на расчерчивающую собственное лицо алую полосу и скривился, прикрывая глаза.

— Я сделаю для вас все, что угодно, — каркнул Седрик, скрывая шипение в собственном голосе.

— Помоги мне, — приказала госпожа, и сердце снова пропустило удар.

— Нет, — отрезал он, глотая слюну, и приготовился к еще одному удару.

Однако вместо этого нечто обжигающе липкое коснулось макушки, запуталось в волосах и скользнуло по лицу, останавливаясь на щеке. Госпожа выплюнула смешок и расхохоталась хрипло и надрывно, ладонь ее горячим клеймом застыла у Седрика на щеке, а сам он замер, превратившись в каменное изваяние. Упоительная ласка длилась всего мгновение, ладонь исчезла со щеки, впуталась в волосы и дернула назад, заставляя Седрика вскинуть голову. Глаза принцессы сверкали в свете тлеющей свечи болотными огоньками, губы растянулись на узком лице, а брови все еще хмурились. Госпожа смотрела на него изучающе, точно копалась в мыслях, пальцы ее больно оттягивали волосы, однако Седрик готов был стерпеть все, лишь бы это заставило ее остановиться.

— О, Седрик, — в ее голосе звучала ядовитая насмешка, — у меня ведь нет никого ближе тебя. Ты знаешь обо мне даже больше, чем я сама. Ужасно раздражает.

Последние ее слова ударили по Седрику так, что потемнело в глазах, но он все равно заставил себя улыбнуться. Растянул губы в кривой усмешке, обнажающей острые змеиные зубы, и она удовлетворенно хохотнула, чуть ослабляя хватку.

— Я принадлежу госпоже, — выдохнул Седрик, чувствуя, как ударяет в сторону кончик хвоста.

Он предстал перед ней в своей самой уродливой форме, даже так, склонившись и сгорбившись, был почти с нее ростом, а она все смотрела, кусая губы и сверкая глазами, и было в ней что-то маняще темное, то, отчего Седрик теперь никогда не смог бы отказаться. Лишь однажды он признался себе, что безоговорочно и бесповоротно влюблен, и даже эта мысль казалась Седрику слишком бестактной по отношению к ней. С принцессой Фобос все было слишком, она была слишком холодной и ластящейся одновременно, а он от одного ее вида становился слишком жадным. Седрик желал ее всю, мечтал спрятать от целого мира и сложить этот мир к ее ногам, был зазнавшимся рабом, слишком уродливым для подобных мыслей, а она смотрела на него пристально, и была в ее глазах та самая искра, с которой она когда-то впервые приказала разделить с ней постель.

— Это я знаю, — шелестящий голос ее звучал насмешкой, ощутимо сводил с ума.

Седрик принадлежал госпоже, а не наоборот, и это осознание сводило с ума тоже.

— Не могу понять, — госпожа потянула его за волосы, разворачивая голову в сторону, звонко цокнула языком, — нравятся мне твои мысли или нет.

Седрик молчал, глядя ей прямо в глаза чуть снизу, и тоже не мог понять. Госпожа перед его лицом кривила тонкие бледные губы, сверкала колдовскими глазами и держала его, будто собаку на привязи, за смотанные в кулак волосы. Свободной рукой она коснулась натянувшейся рубашки на его груди, и Седрик пропустил вздох. Пальцы ее были невообразимо холодными, и он, едва ли осознавая собственные действия, схватил их и прижал к губам.

— А впрочем, — госпожа вырвала ладонь, отступила на шаг, сбрасывая с плеч путающийся в подоле плед, — мне плевать.

Холодный поцелуй обрушился на Седрика почти неожиданно, она рванулась вперед, прижимаясь губами к его губам, обвила руками шею и выдохнула. Седрик все еще был уродливым змеем, но она целовала его, прижимаясь теснее, так, что он чувствовал нарастающий жар ее кожи, будто в последний раз. Седрик не хотел думать, не думал вовсе, обводил ладонями изгибы спины, покрывал поцелуями шею и грудь, путался огромными пальцами в платиновых волосах и лишь мечтал о том, чтобы хоть на мгновение она принадлежала ему.

* * *

Крошечные липкие снежинки падали на стекло, таяли и скатывались вниз прозрачными капельками. Тусклое зимнее солнце отражалось от накрывающих небо облаков, путалось в редком белесом снегу и исчезало в извечной грязи под ногами поредевших прохожих. С наступлением холодов народу на улице стало совсем мало, а Элион буквально слышала, как нарастают шепотки из заколоченных наглухо домов. Сестра назначила ее коронацию на начало весны, и с каждым мгновением ожидания этот день становился все ближе. Впрочем, ждать времени у Элион не оставалось, бесконечные учителя посещали ее комнаты толпами, приходили с рассветом и уходили по темноте, заваливая горами домашнего задания. Учебы, казалось, было даже больше, чем в школе, но Элион удивительно нравилось. Она ощущала на себе бесконечные восхищенные взгляды, говорила столько, что в конце концов отваливался язык, а еще получалось у нее так легко, будто и знала она уже все на свете.

Сейчас же, укрытая вечерними сумерками, Элион сидела, расчесывая волосы пальцами, глядела в окно на безмятежный, усыпанный снегом квадратный холм, и думала, что зима здесь на самом деле в два раза короче земной. Летоисчисление в Метамуре казалось Элион странным, но она не спрашивала, просто запоминала, что сезоны здесь измеряются переменой погоды, а время почти никак не согласуется с земным. Например, рассказывала ей когда-то сестра, год на этой планете мог длиться пару сотен земных лет, а мог уложиться в несколько дождливых недель. Почему-то больше всего время совпадало осенью и в начале весны, когда вода застилала взор, а человеческая жизнь изменяла темп. Элион думала о том, сколько теперь времени прошло на Земле и как там Корнелия, но тут же отбрасывала глупые мысли, любовалась покрывающими стекла морозными узорами и вплетала в волосы магические цветы.

Сестра любила лилии и ненавидела розы, но сад ее был полон именно бутонов говорливых, шепчущихся между собой и разбалтывающих любые секреты роз. Невянущие даже зимой, они закрывали покрытые инеем лепестки и делались тише, но вовсе не замолкали. Элион то и дело гуляла в саду, потому что сестра разрешила ей делать что угодно, слушала краем уха и любовалась темным, нависающим над самой макушкой небом.

Сегодняшнее вечернее небо было темно-синим с исчезающей полосой бледно-лилового на горизонте, рассыпавшиеся по его полотну звезды казались крапинками серебряной пыли, а вьющиеся по ветру мелкие снежинки были растворяющимися прямо в воздухе чудесами. Элион перебирала волосы пальцами, расчесывая спутавшиеся за день косички, а положенный для этого дела гребень плясал прямо в воздухе легкий незамысловатый танец. Хотелось спать, Элион страшно устала за день, но отчего-то все равно упрямо сидела, вглядываясь в густеющую темноту за стеклом. Наверное, думала она, в Хитерфилде сегодня Рождество, и оттого чудеса чудятся ей даже там, где все и так насквозь пропитано ими.

Тихий скребущийся стук в дверь заставил ее вздрогнуть, и танцующий серебряный гребень со звоном рухнул на пол. Элион хлопнула глазами, фокусируясь на мерцающем свете плывущих под потолком огоньков, соскочила с мягких подушек и только потом вспомнила, что ей вовсе не нужно вставать, чтобы открыть дверь. Появившаяся в дверном проеме сестра обдала ее застывшую посреди комнаты фигуру насмешливым взглядом, а Седрик за ее спиной почтительно поклонился. Элион кивнула, давя улыбку, Фобос шагнула внутрь, и дверь за ее спиной тихонько захлопнулась.

— Я полагала, ты уже спишь, — ровный голос сестры мешался с бьющимся о камни стены ветром.

Она обвела комнату цепким колючим взглядом, присела на самый краешек разбросанных посреди подушек и приглашающе махнула ладонью. Валяющийся на полу гребень легко взвился в воздух, опускаясь на протянутую руку, и Элион послушно села рядом, устремляя взгляд на гуляющий по щекам сестры румянец и тонкие, чуть вздернутые в насмешливой улыбке губы.

— Не спалось, вот и встала, — соврала Элион.

Сестра понимающе кивнула, делая вид, что верит, и Элион улыбнулась, позволяя ей подхватить вьющиеся от кос волосы. Огоньки под потолком сменили цвет с серебристого на золотой, и комната вдруг превратилась в теплый кусочек лета. Элион любила зиму, игры в снежки и катающуюся на коньках Корнелию, но лето с его бесконечными днями, цветами и запахами завораживало, будто таило в себе куда больше тайн. Сестра казалась Элион платиной текущих ручейков и зеленью шелестящих лесов, но тонкие пальцы ее были обжигающе холодными, а розоватый румянец исчезал со щек всякий раз, стоило взглянуть на темноту за окном.

— Мне кажется, у меня ничего не получится, — призналась Элион, убаюканная легкими, почти невесомыми касаниями.

Серебряный гребень скользил по ее волосам неощутимо, потеплевшие пальцы сестры едва ли касались кожи, а Элион отчего-то хотелось большего. В детстве, думала она, мама часто обнимала ее на ночь, целовала в лоб и обязательно рассказывала сказку, а сестра лишь расчесывала волосы, скупая на слова и прикосновения, а потом уходила, оставляя за собой шлейф скопившихся на языке вопросов и покалывание волшебства на губах.

— Это не так, — качнула головой Фобос, и выражение на ее лице на мгновение сделалось мечтательным, — я тебе помогу.

Сумерки за окном сгустились в темную непроглядную ночь, и только отсветы золотистых огоньков рассыпались по стеклу бушующим пламенем. Элион смотрела на сестру снизу вверх, видела собственное отражение в колдовской завораживающей зелени ее глаз и думала о том, что не хочет помощи. Элион вернули домой, научили колдовать и подарили настоящую, а не выдуманную семью, и теперь именно она хотела бы помочь осунувшейся от усталости сестре. Элион видела глубокие морщины вокруг глаз Фобос, сжатые в тонкую линию белые губы и острые плечи, заметные даже сквозь плотную ткань платья. Элион хотела помочь, но не знала, как, и оттого не спорила, делала все, что ей говорили, и готовилась занять чужое, казалось, по праву место.

— Мне не…

— Ты действительно быстро учишься, — перебила сестра, едва ли заметив ее слова, — не заставляй меня гордиться тобой раньше времени.

Она коротко рассмеялась, точно зазвенели колокольчики, и огоньки под потолком снова стали серебристыми. Окружающая их магия схлынула, словно навсегда исчезла, и отчего-то сделалось грустно. Элион медленно кивнула, не отрывая от лица сестры глаз, а руки той опустились на колени, путаясь в складках тяжелого платья. Серебряный гребень заскользил по волосам Элион сам собой, собирая их в аккуратную, чуть небрежную косу, и ветер за окном рванулся, застучал по стеклу, безуспешно пытаясь войти.

Слова ее, уже почти вырвавшиеся из горла, оборвали шум и копошение из платяного шкафа. Элион поморщилась, глядя на взметнувшиеся брови сестры, махнула рукой, но теплая ладонь остановила ее, накрыв запястье. Фобос совершенно по-детски хихикнула, прикладывая к губам указательный палец свободной руки, заговорщицки подмигнула и вдруг исчезла, оставляя ощущение цепкого прикосновения на запястье. Мгновение спустя из шкафа некрасиво вывалилась сначала Корнелия с остальными стражницами, а за ними осторожно высунул голову тот самый парень, которого Элион когда-то, словно целую вечность назад, застала в саду среди чересчур разговорчивых роз. И, вместо того, чтобы поклониться, он застыл, пялясь на нее неприличнейшим образом.

— Элион! — вскрикнула Корнелия, бросаясь к ней и замирая на полпути.

В этом странном пестром наряде и с крошечными болтающимися за спиной крыльями она совершенно не походила на привычную себя. В волосах у Корнелии запуталась паутина, одежда кое-где была грязной, и в общем она производила впечатление не старой подруги Элион, красавицы и страшной модницы, а сбежавшей с деревенского карнавала замухрышки. Элион фыркнула, поднимаясь с места, прищурилась, пытаясь определить, где именно спряталась сестра, и тоже застыла посреди комнаты. Остальные девчонки рассыпались по помещению, но пока молчали, давая двум бывшим лучшим подругам снова поговорить.

— Корнелия, — Элион кивнула, удивляясь, как легко сорвалось с языка ее имя, — рада тебя видеть. Надеюсь, хоть в этот раз ты пришла поддержать меня.

Это, конечно, было не так, обе они знали это прекрасно, и оттого Корнелия застыла, неловко раскрыв рот. Что она могла сказать ей, думала Элион. Элион не собиралась возвращаться в скучный серый Хитерфилд, где не существовало никакой магии, ведь здесь был целый мир лишь для нее одной. И даже если здесь случится что-то плохое, это будет ее собственный, а не чей-то чужой выбор.

— Именно об этом мы и пришли рассказать тебе! — сделала шаг вперед Ирма. — Фобос собирается…

Юбка ее была чересчур короткой, обнажающей пусть и скрытые полосатыми колготками ноги, и голый живот и глубокое декольте также не добавляли наряду практичности. Элион фыркнула себе под нос, воображая, кто мог бы создать подобный нелепый дизайн. А еще, что в лилово-зеленых нарядах лиловый — это, наверное, Метамур, а зеленый — Земля. Камень в королевском обруче, который ей показывала сестра, тоже был красивого лилового цвета.

Остановил раскричавшуюся стражницу половивший ей руку на плечо парень, которого в следующее мгновение кто-то назвал Калебом. Элион помнила, что видела в своих снах об этом мире и его тоже, но тогда он был прозрачной покачивающейся на воде лилией, трепещущей лепестками на слабом ветру.

— Фобос собирается, — Элион фыркнула, невольно оглядывая в поисках сестры каждый угол, — даровать этот мир мне. Потому что он уже мне принадлежит. Но я готова выслушать и вашу точку зрения.

Дрогнувшие под взмахом ее руки подушки образовали глубокое ложе, и Элион опустилась, вытягивая вперед ноги. Сестра всегда сидела именно так, когда ей было скучно, вытянув ноги и подперев щеку ладонью, и вглядывалась во всех пронзительным серо-зеленым взглядом. Ирма рассерженно фыркнула, но осталась стоять, сложив на груди руки, Хай Лин похлопала ее по плечу, но и у нее самой лицо было бледным и опустошенным, Тарани пожала плечами, оглядываясь на Калеба, а Вилл мотнула головой, пряча пальцы в широких лиловых рукавах. Висящие под потолком сферы отбрасывали на стены золотистые отблески, превращая их всех в горящих на костре ведьм.

Несколько подушек опустились у Корнелии за спиной, и она, оглядываясь на остальных, осторожно села, складывая на коленях ладони. Повисла долгая, свистящая ветром в окна пауза, и Элион почудилось, будто кто-то смеется ей прямо в ухо. Она сделала взмах рукой, призывая начать, наконец, говорить, и Корнелия снова растерянно оглянулась, словно просила у кого-то подсказки.

— Ты ведь помнишь, — она на мгновение запнулась, кусая губы и ломая пальцы, — как в детстве прибежала в слезах, когда я упала на коньках и сломала руку?

Им было тогда лет по семь-восемь, Корнелия только начала заниматься фигурным катанием, а Элион сидела у себя дома, смотрела на снег за окном и рисовала. О да, она помнила, как внезапно почувствовала укол в груди и побежала к матери, заливаясь слезами и раз за разом повторяя, что сестренке Корнелии больно. Еще Элион помнила, как побледнела тогда мама, пытаясь остановить ее и одновременно заваливая вопросами, и как быстро собрался отец, чтобы броситься лучшей подруге дочери на помощь. Когда они приехали, Корнелия беспечно болтала ногами и лопала конфету, но тут же тоже разревелась, стоило заметить плачущую навзрыд Элион.

Воспоминание заставило Элион улыбнуться, но улыбка наверняка вышла кривой и печальной, потому что с нынешней ситуацией история из детства не имела ничего общего.

— Сейчас, — продолжила Корнелия, стирая с собственного лица улыбку, — я чувствую, что тебе нужна помощь. Чувствую, что ты в беде, даже если сама этого не осознаешь.

Снег за окном усиливался, узоры инея покрывали стекло, а ветер все бессильно бился и бился, разбиваясь о стертые годами камни. Что-то неприятно кольнуло в груди, и Элион поморщилась, бросая быстрый взгляд на серебристые огоньки. Она пропустила момент, когда они уже пару раз снова сменили цвет и теперь обдавали комнату призрачным голубоватым свечением тусклого совершенно неволшебного солнца.

— Калеб подслушал разговоры ее слуг, того парня из магазина и человека-змея, — теперь голос Корнелии звучал громче, она больше ни на кого не оглядывалась, — Фобос собирается лишить тебя силы и убить на коронации!

Звенящая тишина накрыла комнату, даже сферы-огоньки на мгновение погасли, а после зажглись перемешанными друг с другом дождливо-серым и болотно-зеленым. Элион нахмурилась, чуть подаваясь вперед, и с языка ее сорвались будто чьи-то чужие слова:

— Так вот как это выглядит со стороны.

Гидеон обсуждал коронацию с Седриком, но Элион никак не могла представить, чтобы кто-то из них говорил о ее смерти. Нет, она знала, что не нравилась Седрику, потому что в его глазах была угрозой для сестры, но едва ли кто-нибудь из них желал ее смерти. Сестра ведь не просто так готовила ее, нанимала учителей и расчесывала ей волосы, рассказывая на ночь сказки?

— Что? — каркнула Элион, не в силах совладать с собственным голосом.

— Твоя обожаемая сестра собирается убить тебя, вот что! — повторила слова подруги несдержанная Ирма.

— Пожалуйста, давай вернемся на Землю, — Корнелия протянула к ней раскрытые ладони, — пойдем с нами домой.

Нечто лопнуло прямо в воздухе, осыпалось ей под ноги и истлело горящими искрами. Элион рвано вздохнула, холодный воздух обдал легкие и заставил растерянно заозираться. Сестра ведь пряталась где-то здесь, и она бы никогда не допустила подобного. Она ведь лично готовила Элион на место королевы, так зачем же делать это, если все равно собиралась убить?

— Вы врете, — выдохнула Элион, резким взмахом разбрасывая подушки, — вы врете, это неправда!

Витиеватый узор инея расползся по стеклу, рванул ветер, едва не выбивая окно снежной бурей. Элион подскочила на ноги, отступила назад и мотнула головой, не желая признавать очевидное. Кто вообще в здравом уме будет отдавать все появившейся из ниоткуда младшей сестре, якобы законной королеве, когда так долго держал все в своих руках? Серые и зеленые огоньки полопались один за другим, опадая под ноги мутными искрами, и комната погрузилась в темноту. Всего на мгновение, потому что тут же вспыхнуло яркое рыжее пламя, заблестело на стенах, затрепетало под потолком. Элион тяжело неровно дышала, сердце гулко стучало в груди, а все вокруг будто рушилось, ступенька за ступенькой приближая ее ко дну. Вот только, она совсем позабыла, Элион умела летать.

Ветер теплом мазнул по щеке, стирая горячие слезы, и истерика прошла, испарилась так же быстро, как и началась. Элион умела летать, она была сильной, и этот мир был только ее и ничьей больше сказкой. Фобос была доброй старшей сестрой, как фея-крестная для заблудившейся принцессы, и все здесь должны были быть на ее стороне. Все, кроме пытающийся разрушить ее счастье злодеек, некогда притворявшихся подругами.

— Это неправда, — качнула головой Элион, возводя руки к потолку.

Ветер свистел, летал по всей комнате, задирая платье и путаясь в волосах. Подушки кружили, неподалеку танцевал серебряный гребень, а Элион улыбалась, осознавая собственную правоту. Даже если Корнелия говорила правду, ничто не могло помешать ей создать свою.

— Я выслушала вас, приняла ваши слова, — ветер ластился, и Элион повелевала им так легко, будто сама была опавшим в розовом саду лепестком, — теперь убирайтесь.

Она не смотрела ни на Корнелию, некогда бывшую ее лучшей подругой, ни на остальных девочек, ни тем более на Калеба, имеющего дурную привычку подслушивать чужие разговоры. Элион летала, будто всегда могла, и все ее желания исполнялись. Стоило моргнуть, и стражницы в самом деле исчезли, и все остальное очутилось на своих местах.

За окном давно наступила ночь, было темно так, что хоть глаз выколи — ничего не изменится, а Элион стояла посреди всего этого однообразного безобразия и оглядывалась в поисках давно исчезнувшей сестры. Фобос не было в комнате, возможно, с самого начала, но Элион все равно отчего-то хотела, как маленькая девочка, броситься ей в объятия и заснуть у нее на груди. Но вместо этого она осторожно приоткрыла дверь комнаты, оглянулась в поисках привалившегося к стене Седрика и качнула головой, чуть улыбаясь.

— Сестра ушла, — она высунула из покоев лишь нос, будто он мог увидеть творящийся несколько мгновений назад беспорядок, — подумала, надо сказать, а то будешь торчать здесь всю ночь, как бесхозное привидение.

Смешок вырвался из горла сам по себе, и Элион склонила голову набок, чувствуя, как перекатывается через плечо коса. Седрик моргнул, глянул на нее безразлично, и на мгновение на лице его появилось то ли раздраженное, то ли мечтательное выражение.

— Вот как, благодарю, — он низко поклонился, прижимая к груди ладонь, — доброй ночи, Ваше Высочество.

Кончики его длинных волос мазнули по полу, и Элион хихикнула, скрываясь в покоях и закрывая за собой дверь. Привалившись спиной к тяжелой створке, она устремила взгляд на открывающуюся за окном ночь, на вьющийся на ветру снег, и на все остальное, что совсем скоро будет принадлежать ей.

— Спокойно ночи, — выдохнула Элион, скрываясь с головой в темноте под одеялом.

* * *

Первая оттепель, мгновение, когда красивый, блестящий на тусклом солнце снег превратился в черную жижу липкой слякоти, наступил скорее, чем требовалось. Светлая и холодная зима, казалось, длилась всего мгновение, слишком быстро уступая место привычным для этого мира краскам. В замке собралась целая куча народу, главенствовал среди которых, безусловно, Эрмей, как самый приближенный к принцессе Фобос и единственный, кто умел находить с ней общий язык. Дни проходили в собраниях, переговорах и бесконечных уроках для Элион, а еще в вечерних раздумьях и созерцании. Фобос глядела в окно на пустой квадратный холм за городом, на черную от гниющих деревьев пустошь и на нависающее все ниже небо, с каждым днем делающееся темнее.

Застывшая снежным холодом вода потекла по крышам, застучала по карнизам и разлилась под ногами коричневым и серым, впитываясь в обувь и тяжелеющие подолы платьев. Завывающий ветер стучал в окна и было холодно так, что поджимались пальцы. Фобос куталась в шали и время от времени в Седрика, расчесывала Элион волосы по вечерам и считала оставшиеся до балкона шаги. Серебристый обруч с ядовито-лиловым камнем в центре по-прежнему обжигал руки, точно проклиная захватчицу, но теперь оказался точно по размеру то ли ее собственной, то ли старой-новой хозяйки головы. Элион была похожа на нее, словно Фобос смотрелась в зеркало, и оттого горечь на языке прокатывалась глубже, разъедая желудок. Маленькая пятнадцатилетняя принцесса прекрасно знала обо всех ее планах, в замке было слишком много ушей, чтобы хоть что-нибудь скрыть, особенно если скрывать не хотелось, заглядывала ей в глаза доверчиво и откидывала голову ей на плечо. Фобос не понимала этого ребенка, не желала касаться ее теплых рук и видеть легкомысленную улыбку, сколько бы Седрик не просил ее остановиться. Фобос боялась, само ее имя, как когда-то заметила Элион, на одном из земных языков означало «страх», и тьма все больше сгущалась в пыльных углах.

Оставшиеся крохи сопротивления готовили атаку во время коронации, прятались в Заветном городе, путались среди блуждающей по стенам и потолку тьмы. Калеб, словно самый верный слуга, сообщал о каждом их шаге, то ли окончательно смирившись, то ли продолжая вынашивать в дурной голове дурные планы. Фобос было плевать на него и всех остальных, плевать, даже если весь мир узнает о ее замысле. Стражницы, узнавшие секреты от подслушавшего разговор Седрика и Гидеона Калеба, рассказали обо всем Элион, и ее маленькая сестра, как самая сильная в этом мире волшебница, просто отмахнулась. Фобос хотела смеяться, хохотать, раздирая ледяным воздухом горло, но она лишь показывала одно заклинание за другим, читала на ночь вовсе не сказки и расчесывала волосы. Элион могла бы сделать что угодно, но пока едва ли осознавала границы собственной силы. Фобос, впрочем, не осознавала тоже, скованная напрочь переплетшимися белыми и черными нитями удушающей магии. У Фобос совсем не осталось собственных сил, а день коронации все приближался неумолимо и вожделенно, подобно рассвету в удушающе жарких объятиях.

— Госпожа, — оборвал ее мысли свистящий голос Седрика, — Ее Высочество принцесса Элион стоит в дверях.

Тон его голоса заставил Фобос хохотнуть. Она взмахнула рукой, сбрасывая с плеч шаль, постучала ногтями по дереву письменного стола и щелкнула пальцами, заставляя покрывающие его бумаги исчезнуть.

— Вот как, — она качнула головой, отмахиваясь от попытавшегося вернуть шаль на место Седрика, — что же мешает принцессе войти?

Стоило последнему звуку сорваться с ее губ, и тяжелые двери распахнулись, ударяясь створками о стены. Элион по-детски хихикнула, комкая юбку платья, виновато пискнула и прошла внутрь, а двери за ее спиной теперь захлопнулись куда тише. Фобос, чуть поморщившаяся от ударившего по ушам звука, указала ей на свободное кресло, а Седрик понятливо испарился, исчезая во внутренних комнатах.

— Что-то случилось? — собственный голос показался ей вороньим карканьем, и Фобос постучала ногтем по пустому столу.

— Сестра, я слышала, — выпалила Элион, подаваясь вперед, и тут же прикусила губу, смиряя пыл, — слышала, вы перенесли коронацию.

Она вдруг перешла на вы, и Фобос невольно хохотнула, сцепляя на животе пальцы. Элион вздрогнула и забавно покраснела, заправила за ухо волосы и дернула себя за косичку. Сколько бы горничные не бились с ее волосами, каким бы заклинаниям Фобос ее не обучала, Элион все равно предпочитала дурацкие косички с нанизанными на кончики кольцами. Лоб ее обнимал блестящий на свету обруч, а платье смялось и задралось в районе груди, делая ее похожей не на будущую королеву, а на простушку из подворотни. Впрочем, стоило Элион вспомнить о собственной силе, небрежный образ ее кардинально менялся.

— Мириадель ведь с детства убеждала тебя в том, что магии не существует, — Фобос облизала пересохшие губы, меняя тему, склонила голову набок, — неужели ты до сих пор веришь ее словам?

Серое небо за окном опустилось ниже, где-то вдалеке громыхнуло. После короткой зимы снова начинался сезон дождей, и только после него должно было наступить такое же короткое теплое лето.

— Я не… я знаю, что мама пыталась защитить меня, просто, — подбородок ее опустился на грудь, Элион протяжно вздохнула, — магия шепчет внутри меня, но мне все еще кажется, будто я делаю что-то неправильно. Будто все это сон, а я вот-вот проснусь.

Гулкий порыв ветра прошелся по комнате, встрепал волосы и затих в клубящихся по углам тенях. Фобос вздохнула, смахнула с лица упавшие на лоб пряди и укоряюще цокнула. Маленькая девочка напротив нее сомневалась в самой себе, и это несколько раздражало. Элион сидела, опустив голову, будто вовсе не заметила порыва собственной силы, перебирала пальцами юбку и тихонько бормотала что-то себе под нос.

— Твою мать звали Вейра, — Фобос буквально выплюнула имя этой женщины, оправила складки на рукавах, — я ведь показывала тебе портрет.

— Я знаю, но…

— Пойдем, — отмахнулась от возражений Фобос, поднимаясь, — покажу тебе тот, что ты еще не видела. Заодно проведем еще одну репетицию.

Она протянула Элион руку, и та схватилась за нее так легко и крепко, что у Фобос на мгновение выбило из груди дыхание. Она хмыкнула, жестом отдавая Седрику приказ, и повела девчонку в самую дальнюю галерею, туда, где все портреты давно были накрыты плотной тканью, а со стен изысканным плетением спускалась паутина. Фобос ненавидела собственную мать, потому что мать ненавидела ее, проклинала и пыталась уничтожить. Эта женщина прокляла собственного ребенка забвением, так с чего бы теперь ей отвечать чем-то иным?

Маленькая теплая ладошка удобно устроилась в ее руке, Элион широко раскрытыми глазами смотрела по сторонам на стоящие у стен, будто настоящие рыцари, зачарованные доспехи, на скрывающие ветер узкие бойницы окон и серые, как небо над Меридианом, камни. Цокот их каблуков разносился по замку гулким эхом, стремился за ними туда, где никто не найдет, и только волшебные серебряные огоньки разбивали густую тень. Солнце постепенно садилось, приближаясь к острой линии горизонта, а тени сгущались, путаясь в волосах и дергая за подол платья. Узкая длинная галерея начиналась из ниоткуда и заканчивалась нигде, путаясь в завихрениях незримого лабиринта, вырастала вдруг массивными рамами задрапированных портретов, нависающих над головой и будто готовых свалиться от любого неосторожного движения. Это место Фобос нашла еще в детстве, когда в одиночестве блуждала по замку, после смерти матери перенесла сюда один из ее самых прекрасных портретов и так и оставила, запечатав в переплетениях древней магии. Все здесь было возраста первого Короля и Королевы, развеявшей Тьму, и так же поросло сказками и легендами.

— Одна из служанок называла этот коридор галереей призраков, — восхищенно распахнула рот Элион, задирая голову к высокому потолку.

— Она не врала, — усмехнулась Фобос, втягивая носом затхлый воздух, — все здесь заполнено давно забытыми привидениями.

Тяжелая драпировка, повинуясь легкому кивку головы, слетела с картин, рухнула под ноги и истлела пеплом от старости, обнажая яркое, как и в день создание, нутро. С картин смотрели застывшие аккуратными мазками лица, все неуловимо похожие, с яркими искрами в глазах. Их не было в книгах по истории, словно не существовало вовсе, большинство из них были детьми не старше Элион, но попадались и взрослые, изящные мужчины и прекрасные женщины. Глаза их непременно были полузакрыты, но взгляды словно следили, впивались со всех сторон, реагируя на движение и свет.

— Они как живые! — воскликнула Элион, осторожно касаясь краски на одном из портретов.

Несколько десятков пар глаз впились в них ненасытными взглядами и вдруг исчезли. На картинах остались лишь однообразные фоны и предметы мебели, но и те вскоре скрылись за упавшей на рамы драпировкой. Лишь один портрет, ближайший к входу-выходу, глядел на них глазами неживыми, но нарочито яркими, мягко покровительственно улыбался и будто размышлял о чем-то неважном. Мать никогда так не улыбалась, думала Фобос, а Элион лишь восхищенно смотрела, спрятав руки за спину и переминаясь с пятки на носок.

— Этот ее портрет отличается от остальных, — она склонила голову набок, задумчиво прикусила губу, — здесь она кажется такой… ненастоящей.

Ненастоящей, мысленно повторила Фобос, хохотнув. Она давно уже не злилась, не проклинала, просто так же тихо ненавидела, желая стереть с лица земли любое напоминание о ее существовании. Будто ее матери и в самом деле не существовало вовсе, будто все это время она и впрямь была ненастоящей.

Густая боль резанула в груди, на мгновение темнота полностью застила взор, превращая Фобос в еще одного потерявшегося в старинной галерее призрака. Она хмыкнула, впиваясь зубами в язык, сглотнула ядовитую капельку крови и обняла Элион за плечи. Тени вокруг сгущались, лились из опустевших рам сквозь скрывающую их тяжелую ткань, а лицо матери делалось все ярче и отвратительнее. Элион пискнула, оборачиваясь, моргнула и послушно пошла следом, щурясь от светящего в окна закатного солнца. Галерея окончилась нигде, растворилась, затерялась в коридорах замка, оставляя после себя больше вопросов, чем ответов. Фобос не знала, кем были все эти люди, как возможно написать такую живую картину, и кто спрятал их здесь, и ей, в общем-то, было плевать. Солнце садилось стремительно, отбрасывая на пустошь последние, словно крики о помощи, лучики, а тень клубилась и клекотала по-птичьему, встречая долгожданную ночь.

Остановились они лишь на высоком балконе, с которого открывался вид на город. Элион, словно восторгающийся всем подряд ребенок, приникла к перилам, свешиваясь и смотря вниз, а Фобос дышала тяжело и рвано, тщетно пыталась распрямить плечи и все безуспешно уродливо улыбалась, чувствуя пробегающий между пальцев холодок. Тонкая струйка тьмы скользнула по ногам, обдавая щиколотки жаром, еще одна спряталась в рукаве, прильнув к запястью. На коронации, когда Элион наденет корону, Свет развеет Тьму, погребет ее в толщах искрящейся на солнце магии, но прежде Фобос собиралась кое-что забрать. Она шагнула к остановившемуся в проходе Седрику, подхватила обжегший ладони обруч и окликнула Элион, приказав ей стоять смирно.

— А фанфары, речь и все остальное? — Элион обернулась, и ускользающее солнце рыжиной мазнуло по ее макушке.

— Это мы уже репетировали, — мягко улыбнулась Фобос, закрывая собой медленно опускающегося на колени Седрика.

Солнце закатилось, спряталось за горизонтом яркой мимолетной вспышкой, оставляя после себя разноцветные пятна у самой границы неба. В груди потяжелело, тугой комок провалился в живот и припаял ноги к каменному полу, не давая сделать заветный шаг. Фобос качала в руках разъедающий кожу обруч, последние лучики плескались в ядовито-лиловом камне, и подкашивались колени. Элион смотрела на нее широко раскрытыми глазами, серыми, как нависающее над головой тяжелое небо, размеренно дышала, когда обруч опускался на ее голову, и замерла так же, оцепенев застывшим на ладони видением.

Откуда-то сбоку раздался страшный, душераздирающий крик, ладони обожгло жаром, и Фобос, рвано вздохнув, водрузила корону на собственную голову. Успевшая скопиться внутри магия волной наполнила тело, ломая и выбрасывая прочь, а следом за ней еще одна сила оборвала дыхание, пеплом и кровью застила взор, заискрила на кончиках пальцев. Надрывный хохот вырвался из горла, Фобос распростерла руки, ощущая наполняющую ее мощь, и Тень накрыла тяжелым чернильно-черным покрывалом.

«Время придёт, и мы снова откроем

Книгу на самой последней странице.

И эпилог станет новым прологом,

И мы уйдём, чтобы вновь повториться»

Flёur — Память

Яркое утреннее солнце проникало сквозь неплотно задернутые шторы, светило прямо в глаза и то и дело прыгало, высвечивая под веками разноцветные узоры. Тяжелое одеяло накрыло плечи, придавливая к постели, а голова напрочь утонула в подушке. Элион протяжно застонала, перекатываясь с боку на бок, заставила шторы задернуться поплотнее и фыркнула, убирая с лица налипшую челку. Яркое солнце исчезло, комната потонула в полумраке, и только теперь Элион вдруг вспомнила, что было вчера. Воспоминания зарябили перед глазами, картинки сложились одна за другой, и среди страшных будто живых портретов она отчетливо увидела лицо сестры. Сердце подскочило к горлу, Элион подпрыгнула, едва не путаясь в тяжелом одеяле, сунула ноги в домашние туфли и выскочила за дверь.

Пронзительный, слепящий глаза солнечный свет заливал коридоры, превращая их из серых подземных туннелей в высокие изящные галереи, отражался от каменных стен и вырезанных на дверях рун причудливыми отсветами. Зачарованные доспехи у стен мешались с настоящими стражниками, стук каблуков отдавался гулом в ушах, а в узких окнах, перепрыгивая из одного в другое, болталось круглое желтовато-белое пятно. За все время своего пребывания в этом мире Элион никогда не видела такого яркого солнца; низкое, нависающее над головой небо здесь было вечно затянуто тучами, а теперь от голубизны хотелось щуриться, и слезы скапливались в уголках глаз. Элион шагала стремительно, минуя один коридор за другим, пока растерянно не замерла, осознавая, что совершенно не знает, куда идет. Что-то тугое и горькое клокотало в груди, и она рвано вздохнула, привалилась к окну и выглянула наружу. А там вместо грязного снега и сухой уродливой пустоши на нее пронзительно, вглядываясь в самую душу, смотрела зелень. Густая трава покрывала все вокруг, к самой окраине города подступал лес, а на улицах толпились, воздевая руки к высокому яркому небу, люди. Элион словно попала в совершенно другой мир, чужой и слишком яркий, как в ее детских снах и рисунках, будто бы вылепленный из раскрашенной акварелью глины.

Вот только, сколько бы она ни вглядывалась, чего-то отчаянно не хватало. Элион несколько раз обвела взглядом зеленые просторы и ликующих людей, глянула на покрытый цветами холм и снова неожиданно, как если бы ее ударили по голове, вспомнила. Ядовито-лиловый камень в самом центре сверкающей в тусклом лунном свете короны, сестру, слишком высокую и тонкую, словно тростинка на сильном ветру, и темноту, яростную Тень, захлестнувшую ее тело. А еще надрывный каркающий хохот, больше походящий на вырывающиеся из горла проклятья. На краю сознания Элион слышала пронзающий насквозь крик, из-за которого оцепенение наваливалось все сильнее, давило виски и скапливался во рту горький металлический привкус. Должно быть, она потеряла сознание, потому что уже в следующее мгновение очнулась в кровати, будто бы ни в чем не бывало.

От яркого света болели глаза, небо казалось огромным и неизмеримо далеким, и даже врывающийся воздух жег легкие, будто изо всех сил старался что-то из нее вытравить. Стоило обернуться, и за спиной выросли высокие покрытые рунами двери, пустые и одинокие в длинном каменном коридоре. Покои сестры очутились здесь словно из ниоткуда, и Элион дернулась, ощущая прошедшую по всему телу дрожь. Вокруг больше не было ни одного стражника, ни одного зачарованного доспеха, лишь серые камни и словно в насмешку пляшущие на них лучики света. Коридор опустел в одно мгновение, будто Элион разом телепортировалась из одного конца замка в другой, как это было когда-то давно с тем странным миром вытянутых существ, где Гидеон в первую их встречу обзывал ее дурой и отдавал приказы. Элион нервно хохотнула, шаркнула мыском домашней туфли по стертому от времени камню на полу и осторожно коснулась ладонью дверей.

Вспышка ослепила не хуже чуждого солнца, ладонь полоснуло болью, но Элион не отдернула руку, продолжала упрямо держать, будто так можно было что-то исправить. В уголках глаз ее скапливались горячие слезы, и оттого двери сливались в мутное пятно, сердце гулко стучало в груди, вспыхивали и гасли на дверных створках руны. В глубине души Элион знала, что именно случилось, знала, что так будет, с самого начала, с самого первого высокомерного взгляда сестры, отпечатавшегося под веками гулким приказом. Сестра тогда приказала Элион подниматься, и теперь она стояла перед ее покоями, ощущала, как горят ладони и щеки, и ничего исправить больше было нельзя.

Наконец двери, неохотно скрипнув, отворились, и из покоев пахнуло сыростью и затхлостью, словно никто не заглядывал сюда добрую тысячу лет. Время в Метамуре текло иначе, слушалось лишь каких-то своих, ведомых лишь одному ему законов, и именно здесь, казалось, обрело свое средоточие. Стоило Элион шагнуть внутрь, и двери за ее спиной гулко захлопнулись, отрезая бьющий в спину солнечный свет, и стало привычно темно. Круглое окно было наглухо закрыто плотными деревянными ставнями, стол оказался покрыт полуистлевшими бумагами и толстым слоем пыли, и Элион невольно чихнула, разгоняя ладонью взметнувшееся от ее дыхания облако. Слева за гобеленом пряталась дверь в спальню, и Элион юркнула туда, натыкаясь на совершенно такое же запустение. Окно здесь не было заколочено, но стекло покрывал такой слой грязи и пыли, что ни один солнечный лучик все равно не проникал внутрь. Кровать скрывал задернутый балдахин, кое-где порванный и покрытый засохшими пятнами, зато идеально чистым казалось большое тройное зеркало. Элион вздрогнула, разглядев в нем свое отражение, бледное и растрепанное, пригладила волосы пальцами и поджала губы. Многие говорили ей об этом, но теперь Элион и сама видела, как сильно походила на сестру. С той стороны зеркала на нее будто смотрела поджимающая губы Фобос, разве что чуть пониже и не с таким острым лицом, и Элион, глядя на нее, задохнулась, зажмурилась и отвернулась.

Свет снова резанул по глазам, рассыпался и истлел под ногами, и Элион дернулась, отмахиваясь от окутавшей ее липкой паутины. Она снова стояла посреди коридора перед высокими покрытым рунами дверьми, ладонь ее пульсировала болью, а неубранные волосы рассыпались по плечам. Чей-то назойливый голос пробивался в сознание сквозь шум крови в ушах, и Элион, опустив и спрятав в складках ночного платья руку, поджала губы и обернулась.

— Ваше Величество, — приветствовал ее застывший в поклоне Гидеон.

Злость разлилась в груди клокочущей вспышкой, Элион вздернула подбородок. Гидеон стоял, склонив голову, посреди коридора, так что не обойти ни с одной стороны, позади него солнце ярко освещало блестящую искорками галерею, и позади Элион тоже не было ни намека на кроющуюся в углах тень.

— Я не…

Она осеклась, потому что улыбка приподнявшего голову Гидеона вдруг стала насмешливо горькой, сделала шаг назад и заставила себя остановиться. Вчера вечером сестра собственными руками водрузила на ее голову корону, ту самую с ядовито-лиловым камнем посередине, и Элион отчего-то чувствовала, будто с того мгновения слишком многое изменилось. Черные глаза Гидеона блестели в ярком солнечном свете, блики играли на волосах, и сам он казался каким-то неправильным, будто ненастоящим, как сошедший с картины нарисованный простыми карандашами образ. Элион вдруг вспомнила его портрет, вышедший из-под ее руки, и мамины слова о том, будто он ей нравится, и щеки ее густо зарделись, перепутавшись с дрожащими на ресницах капельками слез. Дыхание застряло в горле, и Элион вздернула подбородок еще выше, пригладила платье и зашагала вперед, обходя Гидеона у самой серой каменной стены. По шелесту позади она догадалась, что он последовал за ней, и оттого старалась не оборачиваться, шла неспешно, и цоканье каблуков ее домашних туфелек гулким эхом терялось в каменных стенах.

В какой-то момент Гидеон обогнал ее, молча преградив путь, и указал в сторону едва заметного коридора, прячущегося в узкой, высвеченной солнечным светом нише. Элион, которая вообще-то понятия не имела, куда они идут, фыркнула и послушно свернула, и тьма на мгновение окутала, окуная ее в ставший привычным полумрак. Серые старые камни снова стали уродливыми и покрытыми паутиной, потолок низко навис над головой, однако все это быстро оборвалось. Элион вышла в просторную залу, казавшуюся белоснежной из-за заливающего ее света, проникающего сквозь огромные окна, и такую же пустую и холодную. Заколотившееся на мгновение сердце смолкло, сбавляя темп, и Элион склонила голову набок, позволяя волосам скрыть половину ее лица.

— Элион! — пронзительный вскрик ввинтился в разум, и Элион неприязненно поморщилась.

Бросившаяся к ней Корнелия остановилась, будто ее ударили, сжала кулаки и поджала губы, и глаза ее яростно засверкали. Ухватившие ее за руки девочки принялись наперебой кричать, так что Элион не разбирала ни единого слова, точно голоса их сливались в мерзкий отвлекающий от собственных мыслей свист. Гидеон, будто поняв ее мысли, махнул рукой, и стражницы попятились, теперь обещая поговорить потом. Элион разговаривать не хотела, ни с ними, ни с кем-нибудь еще, во лбу неприятно свербела единственная мысль, и она двинулась вперед, пересекая залу наискосок.

— Они объявились на рассвете и с тех пор требуют встречи с вами, — пояснил Гидеон то, чего Элион не желала знать, — пришлось даже несколько умерить их пыл.

— Пускай, — отмахнулась она, проходя в одну из высоких дверей.

Здесь тоже было светло, шаги ее отдавались гулким, путающимся в стенах эхом, и Элион отчего-то казалось, будто она никогда не придет. Обойдет весь замок по кругу, а потом еще и еще, но так и пропустит заветное место, хранящее от нее секреты. Элион знала, что случилось вчера, до сих пор словно чувствовала сжимающий лоб и виски обруч, такой горячий, что хотелось кричать, и охватившее ее оцепенение, вязкое и мутное, как вода в застоялом ручье. Сестра что-то забрала у нее и что-то дала, и хохот ее, надрывный и жалкий, стоял в ушах шумом разбивающегося о камни морского прибоя. Элион была Королевой, теперь уже окончательно и навечно, словно проклятье легло на ее пустой лоб, а сестра ее сгинула в истлевшей под ярким солнечным светом темноте.

— Ты ведь с самого начала знал, — собственный голос показался ей отвратительным карканьем, — что она собирается сделать?

Застывшее вокруг них молчание не рассеялось, Гидеон не ответил, будто в какой-то момент отстал, заблудившись в запутанных коридорах. Вот только шаги его все еще раздавались позади, смешиваясь с ее собственными, а назойливый взгляд буравил затылок так, что Элион хотелось завязать ему глаза. Они проходили из одного коридора в другой, кружили по узким лестницам, то поднимаясь, то опускаясь, а Гидеон больше не преграждал путь, подсказывая, куда стоит пойти. Элион на самом деле не ждала от него ответа, и оттого раздражалась молчанием еще сильнее.

— Полагаю, сестра догадывалась, чем это для нее обернется, — договорила она, сцепляя подрагивающие пальцы на животе.

— Вы ведь наверняка знаете сказку про первых Короля и Королеву, Свет и Тень? — тихий голос Гидеона словно зазвучал у нее в голове.

Они свернули в очередной узкий проход, и яркий свет остался позади, больше не играя назойливо перед глазами и не высвечивая в древних обветшалых камнях ласковые искорки. Элион поморщилась, отбросила за спину волосы и устремила взгляд в нависающий над головой потолок. Камни здесь, все такие же тусклые и покрытые вековой пылью, как и раньше, тоже едва уловимо сверкали, будто приветствовали, и Элион неудовлетворенно цокнула, поджимая губы.

— Король Эсканор принес с Земли Тень, а его Королева породила Свет, чтобы защитить этот мир, — Элион выплевывала слова, чеканя каждый оставшийся шаг.

Гидеон за ее спиной передвигался бесшумно, только буравил взглядом затылок, будто все еще раздумывал, правильно ли он поступил, не обращая внимания на то, что не было верного и неверного выбора. Темнота смыкалась впереди них и позади, брала в тиски, но казалась слишком легкой, как росчерк карандаша по белоснежной бумаге.

— После этого Тень рассеялась, сливаясь с сердцевиной планеты, а Свет из раза в раз перерождался в новой Королеве, — пояснил Гидеон, — именно поэтому у правящей семьи всегда рождалась единственная дочь.

Дрожь прошла по телу волной, и Элион, встревоженная собственной внезапной понятливостью, ускорила шаг. Темный коридор закончился, начался новый — на этот раз наполненный ярким светом заглядывающего в окна солнца, и Элион вдруг показалось, что она уже достаточно близко. Огромный замок казался ей лабиринтом, слишком волшебным, чтобы она могла управлять им самостоятельно, но вот теперь он сам вел ее узкими тропами и высокими переходами, точно путал следы пойманный в ловушку охотников волк. Свет то исчезал, то озарял все вокруг так, что Элион на мгновение слепла, но отчего-то никто до сих пор не встретился им на пути. Они плутали и плутали между одинаковых стен и одинаковых коридоров, входили и выходили, проходя мимо одних и тех же дверей, пока прямо под ногами не выросла зияющая чернотой лестница.

— Моя мать должна была умереть, когда я появилась на свет? — Элион, казалось, знала ответ на собственный вопрос, но все равно его задала.

Она шагнула на объятую тьмой лестницу, слишком крутую и выщербленную, но даже схватиться ей было не за что, потеряй она равновесие хоть на мгновение. От темноты щипало глаза, Элион крепко сжимала ладони перед собой, но ступала все равно слишком резко, вовсе не осторожно и плавно. Каблуки ее домашних туфель громко раскатисто цокали в тишине, будто стучало чье-то заполошное, пустившееся вскачь сердце.

— Это не так, — усмехнулся Гидеон, и рука его на мгновение оказалась у самого ее лица, распахивая возникшую впереди дверь, — сила Света должна была медленно перетекать из нее в вас до самого дня коронации, когда вам суждено было бы запечатать высунувшую нос из норы Тень.

— Вот только вместо меня родилась сестра, — выдохнула Элион, заканчивая его мысль.

Одинокий желто-оранжевый факел выхватил из темноты множество застывших в уродливых позах фигур, и отсветы его затрепетали на стенах. Сотни глаз будто бы уставились на нее обвиняюще, и Элион вскинула опустившийся было подбородок, проходя внутрь. Шаг ее на мгновение сбился, но теперь падать было уже некуда, так что всего лишь испуганно подскочило сердце. Они все выглядели будто живые, совсем как те портреты в галерее, но от каждой из фигур исходил пробирающий до костей холод выглаженного промозглым сквозняком и сыростью мрамора. В дальнем углу огромного подземелья была всего одна живая фигура, и от ее скрюченной позы становилось больно и страшно. Он склонялся перед распростершей перед собой руки статуей, будто возносил ей молитвы, однако надрывный шепот его напоминал скорее крики сумасшедшего, запертого в клетке.

— Говорят, сердце принцессы было полно тьмы настолько, что родная мать отреклась от нее сразу после рождения, — голос Гидеона разнесся по подземелью гулким эхом, и взгляды мраморных статуй словно в тот же миг скрестились на Элион, — а Королева впала в глубокий траур, долго отказываясь производить на свет еще одно дитя.

Все без исключения фигуры были женскими, облаченными и красивые платья, но с уродливыми, наполненными ненавистью лицами. Элион чувствовала в каждой из них тусклый осколок, ядовитый и въевшийся глубоко под кожу, во всех, кроме одной, казавшейся совершенно, до боли в глазах пустой. Именно ей поклонялся, словно сумасшедший фанатик, хрипящий человек, в котором Элион с трудом могла узнать Седрика. Лицо его было серым, словно он тоже состоял целиком из мрамора, и заострившимся, почти полностью скрытым тенью от капюшона. Разве что глаза его ярко сверкали в темноте, высвеченные желтоватым светом факела, и из-за этого становилось отчетливо видно, как по щекам его текут, оставляя следы на коже, слезы.

Сердце первой принцессы было наполненной тьмой, а Свет должен был запечатать Тень. Элион смотрела на воздевающую вверх руки мраморную фигуру, совсем пустую, будто в ней никогда ничего не было, и думала, что сестра, должно быть, выбрала крохотный шанс забрать себе все вместо того, чтобы просто умереть. Свет должен был запечатать, унизить и поглотить Тень, но что, если Тень исчезнет, очутившись в той же самой ловушке? Сестра была слишком жадной, чтобы позволить себе остаться ни с чем, и потому отобрала все, о чем мечтала будущая королева. Элион желала настоящей семьи и быть любимой, а еще немного магии и мир как с ее картинок, и вот теперь она стояла здесь, глядела на ликующее выражение на застывшем лице старшей сестры и думала, что это, оказывается, вовсе того не стоило.

— Как глупо, — усмехнулась Элион, поджимая губы, — она пыталась отобрать у меня Свет, чтобы поглотить Тень, и вот во что превратилась.

Треснувший в самой середине лиловый камень венчал ее голову вместе с серебристым обручем, так что Фобос Эсканор теперь ни капли не отличалась от всех сгинувших Королев, разве что в груди ее разверзлась зияющая пустота.