Яркий (джен)

Столовая праздновала Хэллуин. Волшебный потолок ещё не был усыпан летучими мышами (они должны были появиться к ужину), но зловеще улыбающиеся пустые громадные тыквы уже летали над столами под серыми облаками. Облака огромными грязными мазками закрывали и без того невесёлое небо, а на столах в больших золотых глубоких блюдах под блестящими крышками лежала овсянка.

Гарри был голоден, и ничто окружающее не могло умалить его желания разделаться и с кашей, и с тостами, и с каким-то твёрдым сыром, который, нарезанный кубиками, лежал в пиале рядом с графином с красным морсом. Морс пах невероятно свежей смородиной и малиной, и Гарри тут же налил его в свой бокал. Графин, немного погодя, снова наполнился, как по волшебству.

В Хэллуин никто не учился, а это значило, что день полностью принадлежал Гарри, решившему распорядиться им для того, чтобы выяснить причину, по которой одиннадцать лет назад темнейший волшебник столетия вышел на охоту за маленьким, слабым, беззащитным младенцем. И для этого он решил пойти прямо к Снейпу, которого нашёл в подземельях, и едва достучался до него. Профессор варил что-то в котле, завязав на шее серый шарф, и что-то бормотал себе под нос.

— Утро, Гарри, — сказал он неожиданно бодро, когда Гарри вошёл. Гарри кивнул:

— Утро, сэр. Что варите?

— Это? Так, эксперимент. Хочу узнать, что будет, если я немного модифицирую состав…

Жидкость в котле сменила цвет с баклажанного на коричневый, перешедший затем в грязно-жёлтый, вспенилась и медленно поползла наружу. Снейп резко взмахнул рукой, и котёл стал пустым.

— …неважно. — Ещё взмах, и огонь под котлом погас. — А вы чем занимаетесь?

— Я хочу попросить вас отвести меня туда, где я жил, когда был маленький, и туда, где похоронены мои родители... Если это, конечно, возможно, — быстро добавил он. — Если они, конечно, похоронены где-то.

— Конечно, они похоронены, — с усмешкой сказал Снейп, как будто было, над чем смеяться, и как будто он делил с кем-то шутку; но эту шутку знал только он сам, и от этого ему было как будто ещё веселее. Гарри нахмурился. — Когда вы будете готовы отправиться? — Он подошёл к столу и лёгким жестом отправил в урну для бумаг пустую прозрачную бутылку, на донышке которой ещё оставалось на палец чего-то янтарного.

— Хоть сейчас, — ответил Гарри, косясь на горлышко бутылки, торчащее из урны. Снейп проследил за его взглядом и пожал плечами:

— Тогда давайте сначала посетим Хогсмид.

* * *

Хогсмид, когда они переместились ко входу в него, обозначенному коваными воротами, оказался ветхой волшебной деревенькой, раскинувшейся на холме и частично спрятанной в небольшой долине за ним. Казалось, научно-технический прогресс вовсе обошёл её стороной. На улице не было видно урн, зато повсюду бегали растрёпанные кошки, из-под каждого забора слышалось бреханье собак, а рядом с воротами тут и там сидели опершиеся на палочки и навалившиеся на них всем телом очень древние старушки, кто с обвислыми, а кто со впалыми щеками. Эти старушки, казалось, состояли из кожных складок или кожных впадин; их носы, то загнутые, то плоские и вдавленные в центр лица, словно пуговицы на диванных подушках, делали их вид сказочным, как будто это были не люди, а какие-то диковинные существа. Некоторые из них приподнимали тяжёлые пухлые — или истончённые и в голубых жилках — веки и следили из-под них блестящими глазами, когда Гарри и Снейп, шелестя мантиями и чавкая по грязи сельских улиц кожаными туфлями, проходили мимо.

Вдруг жилые домики закончились, а по сторонам стали появляться магазинчики и таверны.

В один из таких магазинчиков Снейп и свернул.

Гарри не успел прочесть надпись на вывеске, но это оказался магазин цветов: букеты в нём продавались неувядающие, жалкие пластиковые копии которых можно было увидеть в ритуальных магазинах маглов. Продавщицей оказалась энергичная жилистая пожилая волшебница, которая, когда они вошли, считала монетки в кассе. Снейп, игнорируя огромные цветочные композиции, как будто по привычке отправился ближе к прилавку.

— Вам… две жёлтые гвоздики? — улыбнулась продавщица. Снейп кивнул. — О… — Она с любопытством посмотрела на Гарри. Профессор махнул рукой.

— Понятия не имею, кто это, — сказал он, снова будто бы смеясь над чем-то. Снейпу правда казалось, что он не знает, кто такой этот Поттер, сколько ему лет, отчего он так спокойно заходит и тревожит его, когда ему вздумается, как будто так и надо, как будто Снейп живёт для того, чтобы говорить с ним о зельях. Иногда профессору также думалось, что ему, в целом, всё равно, кто этот человек.

Гарри охотно хмыкнул в ответ.

— Я и сам, честно говоря, только догадываюсь, — саркастично пробормотал он себе под нос и обратился к продавщице. — Мне ромашек.

— Ромашек нет.

— Берите гвоздики, — сказал Снейп. — Только не красные. Терпеть не могу.

— Как будто я вам их дарить собираюсь, — хмыкнул Гарри.

— На будущее запомните, — мрачно парировал Снейп.

Продавщица, лучисто улыбаясь, слушала их, и взгляд её цепко смотрел то на одного, то на другого.

— Мне тоже жёлтые, — наконец произнёс Гарри.

— Не повторяйтесь, возьмите белые, — прошипел Снейп.

— Белые, — эхом отозвался Гарри. — Десять штук.

Продавщица рассчитала их и упаковала цветы в большие куски дешёвой серой бумаги.

— Что теперь? — спросил Гарри, когда они вышли.

— Пообещайте, что никто не узнает о нашем походе, — сказал Снейп, нахмурившись и глядя ему в глаза сверху-вниз. — Ни человек, ни портрет, ни привидение. Никто живой.

— Обещаю, — легко сказал Гарри, который воспринял это добавление за очень приятное уточнение. С живыми и привидениями, и уж тем более, с портретами ему, по большей части, не о чем было разговаривать; о таких походах уж точно.

— Пообещайте мне, что мы с вами зайдём в паб, когда вернёмся, — глухо проговорил Снейп, вдавливая внутрь уголок цветочной обёртки.

— Не вижу в этом проблемы.

Снейп кивнул и взял его за руку.

— Вдохните, — сказал он.

* * *

Дома в поселении, где жили родители Гарри, оказались чуть более опрятными и прибранными, чем в Хогсмиде, но их было совсем мало: несколько улиц, которые можно было окинуть одним взглядом, если встать на возвышении. Улицы, в свою очередь, были сухими; подметены, несмотря на разгар листопада и грязи во всех остальных осенних городах и сёлах; бродячих животных не было и в помине.

— Годрикова Лощина, — сказал Снейп.

Было пусто и неожиданно холодно вокруг, но люди наверняка тихо переговаривались в уютных домах, готовились к Хэллуину: кое-где на железных кованых заборах «сидели» тыквы вперемежку с горшками, на сплошные дощатые были наклеены летучие мыши. Некоторые волшебники обвешали дома гирляндами, украсили даже ватой и самыми разными поделками. Кто-то прикрепил летучих мышей к бревенчатым стенам и повесил волшебный, не переплетающийся, но сверкающий «серебристый дождь», прикрепив к краю черепичной крыши.

Снейп провёл его вперёд до конца улицы, на которой они оказались в результате аппарации, и прямо перед Гарри оказалась обветшалая калитка, рядом с которой как из-под земли выросла вдруг табличка, на которой значилось, что именно этот дом был разрушен… одиннадцать лет назад. Гарри посмотрел через забор: от дома остался только нижний этаж, да и тот был с выбитыми стёклами.

Снейп стоял, впившись глазами в то, что осталось от второго этажа. Гарри никогда раньше не видел, чтобы профессор был таким. Снейп мучился. Гарри вздрогнул и прикрыл глаза, в порыве срочно забыть то, что он только что увидел. Он никогда не считал себя тактичным человеком, но выражение лица Снейпа, которое, казалось, сохранилось где-то на сетчатке глаза, было... Лишним впечатлением.

Профессор резко, всем телом отвернулся от руин и стремительно пошёл куда-то ещё. Гарри с облегчением последовал за ним.

Идти оказалось совсем недалеко: кладбище Годриковой Лощины было куда больше самого поселения. Судя по фамилиям на надгробиях, которые Гарри успевал прочесть, пока Снейп уверенно шёл между памятниками, в этом поселении жили и умирали преимущественно очень древние рода: фамилии были одни и те же, менялись даты и имена.

В том числе и фамилия Дамблдор встретилась Гарри не один раз. Они с мамой были соседями? Недалеко же ей пришлось ходить, чтобы попросить зелье.

Занятый своими мыслями, он на полном ходу врезался в спину резко остановившегося Снейпа. Тот, не издав ни звука неприятия, посторонился, пропуская Гарри, чтобы тот встал рядом. Они оказались перед сравнительно большим клочком земли, в центре которого…

Был огромный, в натуральную величину, вырезанный из камня памятник семейству Поттеров. Гарри сделал шаг ближе.

Под памятником лежали букеты всевозможных размеров и цветов. Открытки. Статуи почти по колено были уставлены ими. Гарри внимательно присмотрелся. Прямо у ног Лили, не теряясь в цветочном море, лежали гвоздики. Жёлтые. Связанные по две. Ровно десять пар жёлтых гвоздик тянулись лепестками к холодным каменным ботиночкам, сделанным так живо скульптором, будто и Лили была настоящая, и только что завязала небрежно шнурки, норовя наступить на них лёгкой ножкой в полосатом чулке, стоит только встать и побежать куда-то.

Горло Гарри неожиданно, против его воли, будто бы сдавило чьей-то сильной рукой. Ему стало трудно дышать. Никакие логические аргументы, услужливо предлагаемые мозгом, не помогали ослабить эту хватку. Он говорил себе, что, стоит ему только захотеть, он может увидеть маму и поговорить с ней. Но он в это не поверил — на одну секунду — и этой секунды хватило, чтобы все кошмары одновременно ожили в воображении. Гарри почувствовал себя живым. Впечатление было тяжелейшим: сама Земля будто бы вдруг ударила его по подошвам снизу всей своей мощью. Гарри позволил телу опуститься на колени.

Снейп, глядя в глаза неподвижной Лили, знал, что они — зелёные. Воображение подсказывало остальные детали. Он шептал беззвучно слова, которые невозможно было прочесть по губам, и даже сам Снейп не смог бы потом пересказать их содержание. В конце-концов он замер и стоял неподвижно, как будто он хотел стать ещё одной скульптурой и остаться навсегда на кладбище, с ней, — сразу, не утруждая себя дополнительной суетой. Ему подумалось на какую-то секунду, что так и должно быть. Но вдруг что-то заставило его насторожиться.

Гарри сидел, согнувшись, на коленях, и что-то бормотал себе под нос. Снейп, поколебавшись секунду, подошёл к нему и нагнулся, пытаясь разобрать что-то в наборе звуков, которые долетали до его ушей.

— Неправда, неправда, — шептал Гарри, захлёбываясь словами. — Не по-настоящему. Она здесь, здесь. — Он вцепился в мантию Снейпа, развернувшись и глядя в его лицо безумными, ясными, сухими глазами. — Я там? Я где? — спросил он.

— Вы здесь, Гарри, — прошептал Снейп в ответ, почувствовав, как похолодели стопы в башмаках, и вовсе не из-за погоды в Годриковой Лощине. Он почувствовал, что находится в каком-то шаге от разгадки. Он не знал, в чём точно загадка, но был не уверен, что желает знать ответ, и тем не менее, ответ надвигался на него со страшной, лавинообразной скоростью. — Гарри, вы здесь, — он встряхнул Гарри.

— И вы здесь… Сэр, посмотрите на меня внимательно, вы видите? — Левой рукой он ткнул в младенца на руках у Лили, продолжая цепляться за мантию Снейпа правой. — Это разве я? Можно точно узнать, кто там?

Он уже был «сын Джеймса и Лили Поттеров»? Или ещё оставался самим собой?

— Да, это вы. Прекратите, — снова тряхнул его Снейп. Гарри отпустил его мантию.

— Вы просто… — Снейп напрягся изо всех сил, слушая. Гарри замолчал, встал с земли и наклонился к изваянию младенца, прищурившись и всматриваясь в его облик. Затем он положил свои цветы рядом с жёлтыми, выпрямился в полный рост и встал рядом со статуей Джеймса Поттера. — Подойдите, пожалуйста, сэр, — сказал он, глядя на Снейпа уже совершенно нормальным, обычным взглядом. Профессор сделал шаг. — Посмотрите внимательно. Может быть, что я чем-то на него непохож?

— Вы непохожи характером, — сказал Снейп зачем-то. Просто потому, что он услышал надежду в голосе Гарри. Ему захотелось срочно покинуть кладбище.

— Это понятно. Я же… Слизеринец, — прищурился Гарри. — Ладно, — он цокнул языком. — Неважно.

— Что вы хотите, чтобы я понял? — спросил Снейп как можно прямее. — Скажите. Вы же не сфинкс.

— Не сфинкс, но не могу, сэр.

Снейп задумался.

— На вас наложено заклинание? — осенило его.

— Нет, — Гарри как-то по-детски улыбнулся. Он хотел сказать что-то ещё. — Я… забыл. Бывает такое. Знаете?