Still Delicate - Ещё нежнее (гет)

— Но я не хочу жить с папой.

— Это всего на пару месяцев.

— Но я не хочу! Это обязательно?

— Я думала, тебе нравится проводить у него время.

— Им не нравится, когда Олли лает, и они сердятся на нее!

— Олли может остаться здесь, а ты будешь ее навещать.

— Я хочу, чтобы Олли поехала со мной!

— Хорошо, она поедет с тобой!

— Почему я больше не могу жить здесь?

— ...Твой папа хочет проводить с тобой больше времени. Потому что очень любит тебя, так же как и я.

— Но я хочу жить здесь!

— Ты не можешь жить здесь!

Не смей плакать перед ним.

Глубоко вздыхаю, прежде чем продолжить. Эйдан явно обижен, что я повысила голос на него, но он точно не плакса. По крайней мере, хоть кто-то из нас — сильный.

— Извини, — вздыхаю я, чувствуя, как увеличивается комок в моем горле. — Мне это нравится не больше, чем тебе...

Мама с папой ждут снаружи квартиры. Они дали мне возможность самостоятельно все объяснить ему, а потом помогают упаковать его вещи.

— Я хочу жить с тобой! — умоляет Эйдан. — Пожалуйста, мам! Я буду хорошим!

— Эйдан, ты и так хороший! — уверяю я. — Это всего на несколько месяцев, обещаю! И мы будем видеться каждый день.

Он бросает на меня взгляд, полный обиды и злости. Впервые за всю свою жизнь Эйдан смотрит на меня так, и это практически убивает меня — я сделала ему очень больно. А ведь именно я должна была защищать его от боли.

Усаживаю его к себе на колени, крепко обнимая. Его светлые волосы такие мягкие.

— Мне очень жаль, — шепчу я. Я могу лишь шептать: если заговорю — он услышит, как дрожит мой голос. — Ты не представляешь, насколько сильно я тебя люблю. Ты же знаешь?

— Почему вы с папой не можете жить вместе?

— Ты знаешь почему.

Родители стучат, прежде чем войти в гостиную. Уверена, что они пытаются спрятать свой гнев от Эйдана, но просто излучают это чувство. Мама явно вот-вот расплачется. Папа готов разбить что-нибудь.

— Эйдан, давай я помогу тебе собрать вещи? — ласково предлагает мама и берет его за руку. Как только они выходят, папа садится на диван рядом со мной и обнимает меня за плечи. Теперь, когда Эйдан вышел, я могу разрыдаться.

— Только что говорил с Томом Фоксом. Он пообещал зайти попозже, проведать тебя. Он хороший парень, — говорит папа. Я планирую запереть дверь и притвориться, что меня здесь нет, если он появится. — Том говорит, что Визенгамот поручил Малфою полную опеку только потому, что они не могут судить о его родительских способностях в длительной перспективе, или что-то вроде этой ерунды. Он не получит полную опеку навсегда.

Это слабо утешает меня. А что, если он справится с воспитанием Эйдана лучше меня? У него хорошая квартира и работа, жена. У меня же на сегодняшний день нет ничего. Если Визенгамот узнает, что Скорпиус — лучший родитель, я навсегда потеряю Эйдана. Он станет проводить с Дэйзи больше времени, чем со мной, и начнет думать о ней, как о своей настоящей матери. А я буду просто мамой на выходные.

— Ты всегда была хорошим ребенком, Роззи, — говорит мне папа. — Ты преодолеешь это. Я уверен.

— Спасибо, папа, — бормочу я, отлично зная, что он говорит это лишь потому, что должен. Я его единственная дочь, его любимица, его первенец — если он не постоит за меня, то кто тогда?

Мама и Эйдан возвращаются в гостиную. Мама держит сумки Эйдана, а он — Боба, который квоффл. Он все еще обижен на меня. Не знаю, перестанет ли он когда-нибудь обижаться. До меня доходит, что мне стоило просто сообщить ему о том, что он едет на каникулы к папе. Если бы я не использовала слово «жить», он, вероятно, так бы не расстроился.

Он просто едет на каникулы.

Так звучит лучше.

— Я заберу тебя из школы завтра, — говорю ему я. — Как тебе такое?

Он пожимает плечами. Этого недостаточно. Я знала это.

— И мы поедим мороженое, — предлагаю я.

— Хорошо, — безучастно отвечает он. Если и мороженое не способно развеселить его, то у меня больше нет вариантов. Мороженое было придумано для того, чтобы даже худшие из матерей чувствовали себя лучше.

Зная, что Скорпиус будет здесь с минуты на минуту, я надеваю поводок на Олли, которая радостно лает от мысли, что ее выведут гулять. Я даже по ней буду скучать, несмотря на то, что мне постоянно приходится ее выгуливать и она все время лает. Это лучше, чем тишина, которая теперь станет моей постоянной спутницей.

Мама с папой остаются до прихода Скорпиуса, и он просит их отправиться с Эйданом в его квартиру. Он хочет поговорить со мной. Родители соглашаются ради Эйдана, а не ради просьбы Скорпиуса. Одно я знаю точно — что бы ни случилось, мои родители всегда будут ненавидеть Скорпиуса Малфоя. Ну, папе он и так никогда особо не нравился.

Обнимаю Эйдана на прощание.

— Увидимся завтра, — говорю я ему, целуя. Он знает: что бы он ни сказал, ничего не изменится.

Когда они уходят, мы со Скорпиусом остаемся в гостиной, глядя друг на друга. На несколько минут повисает тишина. На его лице снова это раздражающее сожаление, как и после слушания. Из-за этого мне снова хочется ударить его.

— Все вышло из-под контроля, — в конце концов, говорит он. — Я... я никогда не хотел сделать тебе больно.

Мне смешно. Это ужасно горький смех.

— Ты отобрал у меня единственное, что имело для меня значение. Как это ты не хотел сделать мне больно?

У него хватает совести изобразить сожаление.

— Ты права. Мне жаль... я просто должен был.

— Что?

— Я должен был обидеть тебя.

— Но зачем?

— Я должен был сделать так, чтобы ты разлюбила меня! — восклицает он. — Мне нужно, чтобы ты двигалась дальше.

— Отлично сработано, — холодно отвечаю я. — У тебя получилось.

— Правда? — он удивлен.

— Ты забрал у меня Эйдана. Не думаю, что смогла бы возненавидеть тебя больше, чем сейчас.

— Ты знаешь, я никогда не просил о полной опеке. Я не пытаюсь отобрать его, Роза, но я хочу видеться с ним чаще! — и мы опять возвращаемся к тому, с чего все начиналось. У меня нет сил ссориться с ним, так что я просто молчу. — Ты можешь приходить, когда захочешь. Я не буду просить о полной опеке на следующем слушании.

— Вот спасибо!

Он знает, что в таком состоянии со мной невозможно разговаривать. Не тогда, когда я близка к истерике. Поэтому он собирается уходить.

— Мне нужно идти. Увидимся завтра, — я не отвечаю. — Роза, у меня всегда будут чувства к тебе. Но мне нужно двигаться дальше, а для этого и ты тоже должна двигаться. Поэтому я должен был ранить тебя.

Каким-то невероятным образом он вывернул все так, что вина за случившееся оказалась полностью на мне. Перекладывание вины на меня всегда удавалось ему лучше всего.

* * *

Следующие несколько дней в квартире самые одинокое и тихие из всех, что когда-либо были. Несколько раз я собираюсь позвонить Дженни, но мне не хватает смелости. Мы уже так давно не общались, и, очевидно, ей нечего мне сказать. Ал навещал меня через день после слушания, чтобы убедиться, в порядке ли я, так же, как и Тедди. Но они — не Дженни. Она всегда говорила правильные вещи. Я очень скучаю по нашей дружбе и знаю, что она тоже скучает. Быть беременной нелегко, но я даже представить не могу, как тяжело это было бы, если бы ее не было рядом со мной в то время.

Мы с Эйданом видимся каждый день после школы. Я водила его за мороженым, водила на Косую Аллею, водила в зоопарк, но, похоже, ничего не радует его. Я очень стараюсь не говорить с Дэйзи и Скорпиусом, когда вижу их. Это довольно непросто, особенно когда я представляю их головы, пронизанные большим копьем.

Но несмотря на то, что мой мир перевернулся с ног на голову за последние несколько дней, жизнь продолжается. Брайан весьма жестко напоминает мне об этом, когда появляется в моей квартире после работы с известием, что его жена хочет вернуться к нему.

— Я не знаю, что делать, — излагает он. — Мне очень нравится Дом...

— Тогда оставайся с ней.

— Но нас с женой столько связывает. Мы были очень счастливы в наши лучшие времена.

— Ты имеешь в виду, когда она не спала с твоим братом?

Брайан горько вздыхает. Несколько недель назад меня бы больше заботило его затруднительное положение. Но сейчас мне все равно.

— Послушай, — продолжаю я, — ты попросил свести тебя с Дом — и я сделала это. Но я не брошу ее за тебя. Сам разбирайся с этой грязной работой.

Если бы я знала, что он правда нравится Дом, я бы больше беспокоилась. Но я совершенно не уверена, нравится ли он ей вообще.

Брайан бросает на меня сочувственный взгляд, и я понимаю, что единственной причиной, по которой он вывалил свои личные проблемы, было его желание отвлечь меня от моих собственных.

— Ты выиграешь следующее слушание, — уверенно говорит он.

— Не понимаю, почему все продолжают говорить мне об этом.

— Потому что ты отличная мать, — отвечает он. Я не говорила ему, что он частично стал причиной того, что я проиграла в первом слушании. Я не стала сообщать ему, что Скорпиус считает, будто между мной и Брайаном что-то есть. И я не призналась, что я вроде как виню его в этом, хотя он и не виноват.

Я очень рада остаться в одиночестве, когда Брайан уходит. Почему-то все думают, что если проведают меня, я почувствую себя лучше и забуду, что Эйдан больше не со мной. Но это не так. На самом деле, все эти люди лишь подчеркивают мое одиночество.

Когда звонит телефон, я решаю не отвечать. Терпеть еще один разговор с мамой о моих чувствах, или лекцию бабушки Молли о питании, или разглагольствования Дом о том, какой Скорпиус мудак, — выше моих сил. Даже на работе я сижу с опущенной головой, избегая сочувствующих взглядов коллег. Меня бесит то, что все в курсе моих дел. Меня бесит, что информация о моих делах напечатана практически в каждой магической газете.

Тем не менее, мое желание игнорировать звонки оказывается неверным: Ал появляется на пороге моей квартиры через двадцать минут. На самом деле он лучшая кандидатура из всех, кто мог прийти. Ал всегда находит правильные слова. Он знает, как подбодрить меня.

— У Дженни случился выкидыш, — сообщает он, как только я открываю дверь.

Или нет.

Он выглядит ужасно, будто не знает, куда себя деть. Его трясет, и он явно плакал.

— Я не знаю, что ей сказать, Роза. Мне нужна твоя помощь.

Я обнимаю его. Это мой первый порыв. Именно он сейчас больше всех нуждается в поддержке.

— Мне очень жаль, Ал.

— Мы только сегодня узнали, — бормочет он напряженным голосом. — Врач сказал, что ничьей вины в этом нет... просто так бывает...

— Дженни сейчас одна?

— Да, — кивает он. — Ты не брала трубку, поэтому я пришел. Ты должна поговорить с ней. Я же полный профан в подобных ситуациях.

Хватаю ключи, выключаю свет движением палочки и аппарирую вместе с Алом в их квартиру. Дженни сидит в кухне за столом, обхватив чашку чая руками. Она смотрит в никуда, но, в отличие от Ала, не выглядит заплаканной. Нервничая, подхожу к ней, волнуясь, простила ли она меня за выходку на свадьбе. Сложно понять, осознает ли она, что я здесь.

— Джен, Роза пришла, — мягко говорит Ал, касаясь ее плеча. Не думаю, что когда-либо видела обожание, подобное тому, что Ал испытывает к Дженни. Он боготворит ее, и так было всегда. Их отношения всегда были такими нормальными, такими чистыми, что я всегда им немного завидовала. Все бы отдала, чтобы быть в нормальных отношениях без драмы и ссор. Даже когда мы со Скорпиусом были вместе, наши отношения и близко не стояли с той любовью, которая связала Ала и Дженни. Такая любовь — уникальна, не все ее заслуживают. Я вот точно нет.

— Дженни? — я сажусь на стул перед ней. — Ох, Джен, мне так жаль.

Взгляд Дженни наконец фокусируется на мне. На мгновение мне становится страшно, что сейчас она плюнет мне в лицо и выгонит из дома. Но она не делает этого. Дженни слабо улыбается, ее глаза наполняются слезами и, прежде чем она начинает плакать, я обнимаю ее, как и Ала перед этим, просто потому, что ей сейчас это нужнее. Ал оставляет нас одних. Попрошу Джеймса или Скорпиуса поговорить с ним позже.

— Мы были так взволнованы, — всхлипывает Дженни. — Я знаю, это было слишком рано, но мы уже выбирали имена. Ребекка — для девочки, Уильям — для мальчика.

— Прекрасные имена, — говорю я. Мы уже не обнимаемся, но я все еще держу ее за руку.

— У меня началось кровотечение несколько часов назад. Я все поняла еще до того, как целитель подтвердил. Я почувствовала это.

— Я даже не могу представить, что ты сейчас чувствуешь, — слезы вот-вот покатятся по щекам. Почему это должно было произойти с Дженни? Она хороший человек — нет, фантастический человек. И Ал тоже. Это я заслужила все то, что со мной произошло. Все это кажется таким несправедливым.

— Это моя вина, — шепчет Дженни.

— Прекрати! — вскрикиваю я. — Ты не виновата!

— Виновата. Когда я узнала, что беременна, я пожалела об этом. Я не хотела ребенка.

— Поверь, это точно не так работает, — уверенно говорю я. — Думаешь, я хотела ребенка? — может, потому я и потеряла своего малыша. Конечно, не таким экстремальным способом, как Дженни. Меня затапливает неуместное облегчение — по крайней мере, мой ребенок в безопасности.

— Я слышала о решении суда, — говорит Дженни. — Считаю, что Скорпиус поступил гадко. Если тебе что-нибудь нужно — я рядом.

— Дженни, ты даже не представляешь, как много это для меня значит, — я всхлипываю, понимая, что теперь мы обе в слезах. — Извини за то, что случилось на твоей свадьбе.

— Забудь об этом! Я была такой глупой...

— Нет, глупой была я!

— Нет, я...

— Дженни, я едва не забыла твою фату, мой сын разрушил твой торт, я поцеловала женатого мужчину посреди твоих свадебных подарков, а еще именно я наорала на невесту...

Замечаю сквозь слезы, что Дженни истерически хохочет, от чего я и сама смеюсь, хотя одновременно и плачу. Ал забегает на кухню, думая, что мы плачем, но понимает, что мы просто двое психически-ненормальных людей.

— Не могу поверить, что мы смеемся! — восклицаю я.

— Знаю. Мы чертовы идиотки!

— Д-дженни! Ты выругалась!

Это вызывает новый приступ смеха, сопровождаемый совершенно не женственным похрюкиванием. Ал просто качает головой и уходит в гостиную.

— Ох, Роза, я так скучала по тебе!

— А я — по тебе. Давай больше не будем ссориться, — Дженни скептически изгибает бровь. — Ладно, давай больше не будем ссориться так надолго.

— Согласна, — улыбаясь, Дженни вытирает слезы.

Я знаю, что не в моих силах излечить ее насовсем от боли. Она не забыла о своем выкидыше, а я — о потере Эйдана. Но одно я знаю точно: даже самые ужасные вещи легче пережить, когда рядом есть друг. Даже если не полегчает, вы, по крайней мере, обхохочетесь.

* * *

Из-за того, что я, Скорпиус и Джеймс — единственные, кто знал о беременности Дженни, мы одни и можем их утешить после выкидыша. Тем не менее, этим занимаемся только мы со Скорпиусом. Когда я навещаю Ала и Дженни на следующий день после выкидыша, у них находится Скорпиус, но я веду себя с ним прилично ради ребят. Не думаю, что они хотят слышать, как мы собачимся, да и, честно говоря, я сама устала от наших разборок. Он не тот человек, которым был, или не тот, кем, я думала, он является. Пора уже с этим смириться.

Однако, мое спокойствие дает трещину, когда Ал сообщает, что Джеймс так и не появлялся и даже не звонил. Ал просто оставил сообщение на автоответчике Джеймса. Сначала меня затапливает паника, и я вижу по выражению лица Скорпиуса, что он испытывает тоже самое. Ал был в отъезде, поэтому не знал всех деталей поведения Джеймса. Когда мы со Скорпиусом убирали у Джеймса в квартире, было очевидно, что он ничего не ест, но много пьет. Мне в голову вдруг приходит мысль о мертвом Джеймсе, лежащем на полу своей квартиры.

— Я совершенно забыла, мне ведь нужно к родителям зайти. Мама просила просмотреть кое-что для ее кампании, — сообщаю я, вскакивая с кресла. Ал и Дженни выглядят удивленными. — Я вернусь через час, хорошо?

— Ладно...

— Мне тоже пора идти, — говорит Скорпиус. — Нужно забрать Эйдана, Дэйзи на работе допоздна.

Два самых нелепых объяснения в мире, но Ал и Дженни, кажется, поверили. На самом деле, мне кажется, что они чувствуют некоторое облегчение с нашим уходом. Уверена, сейчас они хотят побыть наедине.

Как только мы покидаем Ала и Дженни, обмениваемся нашими переживаниями.

— Надо зайти к нему, — тут же предлагает Скорпиус.

— Что если он мертв?

— Он не мертв.

— Откуда ты...

— Роза, — Скорпиус строго смотрит на меня. — Он не умер.

По совершенно непонятной причине я верю ему, хотя он знает не хуже меня, что вероятность смерти или бессознательного состояния Джеймса достаточно велика. Мы аппарируем к Джеймсу. И пусть аппарация стала доступной мне всего неделю назад, но я уже не представляю, как жила без этого раньше. Я начинаю тарабанить в дверь.

— Джеймс! Открывай! — кричу я.

Скорпиус грызет ногти — привычка, которая очень раздражает меня, хотя я и сама так делаю. Когда через десять секунд ответа по-прежнему нет, Скорпиус присоединяется ко мне:

— Джеймс! Открой чертову дверь, или я выломаю ее!

Наконец дверь открывается, и перед нами предстает Джеймс в одних трусах.

— Где гребаный пожар? — бурчит он, приоткрыв один глаз.

— О, так ты не умер, — замечаю я. — Потому что это единственная причина, которую я готова принять, как объяснение твоего отсутствия у Ала и Дженни!

— Тебе обязательно все время так громко орать? — спрашивает Джеймс. — Я же прямо перед тобой.

— Ал сказал, что оставил тебе сообщение. На счет ребенка. Почему ты не позвонил ему, приятель? — спрашивает Скорпиус?

— Не смей называть его «приятель»! — сержусь я.

— Ах да, я получил сообщение, — отвечает Джеймс.

— И? — выплевываю я.

— Ты же знаешь, что я — полное дерьмо в таких ситуация. Лучше просто немного выждать.

Нас со Скорпиусом объединяет общее отвращение к моему кузену.

— Не могу поверить, Джеймс, — рычу я. — Правда, не могу. Я всегда знала, что ты бесчувственный козел, но ты нужен Алу! Если ты сейчас же не притащишь туда свою задницу, он тебя никогда не простит! Как и я!

— Рыжая, у меня от тебя голова болит, — зевает Джеймс. — Я реально не в настроении.

— Ты же не серьезно? — хмурится Скорпиус. — Ты правда не собираешься поддержать брата?

Джеймс смотрит на нас обоих со злостью. Не могу не подумать о том, куда подевался мой беззаботный кузен. Он сейчас даже наполовину не похож на того человека, которым был раньше.

— Не припоминаю, чтобы просил ваших советов, — рявкает Джеймс. — Так что сделайте одолжение — не лезьте не в свое дело.

И он захлопывает перед нами дверь.