Воровка (джен)

Ночь выдалась препоганой даже по меркам Коррибана. В грузовом отсеке было душно, холодно и воняло чем-то непонятным (и химическим, и ржаво-металлическим, и вполне органической гнильцой одновременно). Спальные мешки, выданные девчонкам от гробокопательских щедрот, были немногим мягче пола и, к тому же, порядком отсырели. Милли разнылась из-за плесени на своем, и они с Иллин с полчаса пытались ее вывести. Повезло еще, что еду им дали из общих запасов, так что она оказалась съедобной. А вот порции — издевательски маленькими. Меньше, чем даже урезанные вполовину академские.

Похоже, их уже начали приучать к рабской жизни. Хотя по нытью Милли выходило, что им с Иллин в рабстве жилось гораздо лучше.

"Может, Ремис был прав. Надо было удирать, чтобы сменить одну задницу на другую?"

Рисса одернула себя. Вот разнылась! Конечно, надо было. В Академии у них бы не было никаких шансов выжить, а сейчас — есть, и неплохие. Гробокопатели не знают, что их план раскрыт, поэтому удрать от них в первом же порту будет не так-то сложно. Надо только момент ушами не прохлопать, а пока — убедительно подыгрывать мужикам, чтобы не напрягались.

Примерно об этом Рисса договорилась с девчонками, когда улеглась первая паника и даже Милли перестала хныкать. Но от услышанного потряхивало до сих пор, как себя ни успокаивай и какие планы ни строй.

Рисса поворочалась, пытаясь устроиться поудобнее. Куда там! На земле спать и то приятнее было бы. Еще и Милли опять ныть начала...

Рисса демонстративно накрылась одеялом с головой и шумно засопела, старательно намекая, что некоторые тут спать пытаются. Куда там! Милли скулила самозабвенно, а Иллин так же самозабвенно ее утешала, пересев к мелкой на спальник и уложив ее головенку себе на колени. Сестрички, чтоб их. Нет, Рисса ничего против дружбы не имела, но так цацкаться с мелкой — ей же хуже делать. Таких изнеженных и заласканных всегда больнее всего бьют, как только их становится некому защитить.

Пришлось вылезти. Все равно толку никакого, так чего вонючий спальник нюхать?

— Я не могу здесь спать, Илли, — шептала Милли, беспокойно комкая одеяло в кулачке. — Здесь еще хуже, чем в Академии. Этот город... ты не чувствуешь? Правда, не чувствуешь? Они все... все, кто жил здесь... — Милли судорожно всхлипнула, прижала одеяло ко рту. — Я это вижу, Илли. Вижу, как они погибли. И чувствую тоже. Они все задохнулись. Прямо в своих домах, на улице... Это было медленно, так медленно... и больно. Как же больно... — Милли вдруг выгнулась и заверещала диким, не своим голосом: — Мама, мамочка, у меня кровь! Кашлять больно... Помогите, пожалуйста, помогите!

Взвыв, она принялась царапать горло скрюченными пальцами; дико забилась, извиваясь и суча ногами, и едва не свернула шею — так сильно рванулась из рук Иллин, все еще придерживавшей ее голову. Истошный вой быстро перешел в сипение, будто Милли действительно задыхалась. Когда Милли повернула голову, Риссу замутило: глаза малявки были открыты, но закатились, из-за чего она незряче пялилась на Риссу одними белками. Бледная мордашка скривилась в жуткой гримасе, на губах пузырилась слюна.

Иллин вскочила с места и попыталась перевернуть Милли на бок, но это оказалось не так-то просто: девчонку били такие конвульсии, что справиться с ними у Иллин попросту не хватало силенок. Тут Риссу наконец отпустил ступор. Выпутавшись из спальника, она подскочила к Милли и схватила ее за ноги, а Иллин крепче взялась за плечи. Вдвоем им кое-как удалось перевернуть малявку — правда, Рисса едва не лишилась зубов, лишь чудом не получив по ним пяткой.

— Держи крепче, не дай ей покалечиться! — прикрикнула Иллин. — Сейчас все пройдет. Должно пройти... — Ее голос прозвучал жутко неуверенно. Наклонившись к уху Милли, она громко позвала: — Милли, очнись! Это не ты, это не ты чувствуешь! Милли, все хорошо!

Милли дернулась так резко, что Рисса чуть не выпустила ее ноги, но после неожиданно затихла. Ее ужасно напряженное тело начало расслабляться, кулачки разжались, веки опустились на глаза. Понемногу начало выравниваться дыхание: судорожные хрипы сменились всхлипываниями, а те — уже почти нормальным прерывистым сопением, какое издают проревевшиеся дети. Скосив глаза, Рисса увидела, что Иллин придерживает плечо Милли только одной рукой — второй она ласково гладила ее по волосам и щеке, иногда почесывала за ухом, как котенка.

— Тихо, маленькая, — ворковала она. — Все прошло. Все хорошо.

Милли, застонав, попыталась перевернуться на спину. Рисса бросила взгляд на Иллин — можно ли? — и та, немного поколебавшись, кивнула. Рисса отпустила ноги малявки, позволяя ей раскинуться на спальнике.

— Что это за херня была? — выдавила Рисса, отдуваясь. Только сейчас до нее дошло, как же она испугалась: казалось, у нее тряслось все, что могло трястись.

— Не уверена, — прошептала Иллин. Ее голос слегка дрожал, и вид у нее был не на шутку испуганный. — Такого раньше не случалось... то есть случалось что-то похожее, но чтобы так...

Ресницы Милли затрепетали. Она снова напряглась всем телом и попыталась подняться, но Иллин заставила ее улечься обратно.

— Не надо, Милли. Полежи.

Милли наконец смогла открыть глаза. Она уже казалась почти нормальной — просто зареванной и вусмерть перепуганной, как после хорошей взбучки. Только ручонки нет-нет, да и тянулись к исцарапанному горлу.

— Все нормально, — неуверенно мяукнула она слабеньким, почти неслышным голоском. — Я уже почти не вижу.

— Они ушли? — Иллин крепко схватила Милли за руку.

Милли улыбнулась — печально и как-то снисходительно.

— Они никогда не уйдут, Илли. Не могут. Но я их больше не пущу.

Рисса почувствовала, что начинает всерьез закипать. Ее снова заколотило — но уже не от страха, а от злости. Даже не на Милли, а на все это. На Аргейла и всю эту гребаную Академию, на мразей-гробокопателей, на девчонок, на Ремиса, на себя, на Вилька с Деввом, из-за которых она оказалась в этом дерьме, на папашу, смотавшего от них с мамой на другой конец галактики... Ну почему это все происходит именно с ней?! Почему именно она сидит в вонючем грузовом отсеке и ждет, пока ее продадут в рабство, в компании нежненькой домашней служанки и полоумной малявки?!

На глазах выступили слезы, но Рисса этого даже не заметила. Все, что накипело за эти бесконечно долгие дни на Коррибане, бурлило в ней вулканом и готово было вот-вот прорваться криком, плачем и злыми, обидными словами.

— Тихо! — Рисса вздрогнула от испуганного шепота Иллин. — Кто-то идет.

Дверь отсека открылась, и в проеме возникла Келла — единственная женщина в команде, сухощавая, когда-то симпатичная, но теперь потасканная и замотанная тви'лекка с бледно-желтой кожей.

— Чего шумите? — раздраженно осведомилась она, уперев руки в бока. — Плохо кому-то стало или что?

— Простите, мадам, — Иллин смиренно опустила глазки. — Нет, все хорошо. Просто младшенькой страшный сон приснился. Еще раз простите.

Келла сурово нахмурилась.

— Если снова начнет верещать, заткни ей рот как-нибудь. Я еле уговорила мужиков не выкидывать вас на улицу. Второй раз не стану.

Она ушла, сердито развернувшись на каблуках и тряхнув тонкими лекку.

"И чего все пацаны так по тви'лечкам балдеют? — вдруг подумалось Риссе. — Бабы как бабы, только вместо волос — гадость какая-то: то ли два лысых хвоста, то ли щупальца. Бе-е".

Рисса выдохнула. Вроде истерика отпустила — спасибо Келле хоть за что-то. Риссе даже стыдно за себя стало: сейчас бы сорвалась на девчонок, а то и навешала бы Милли оплеух сгоряча, и дальше что? Им сейчас только разругаться не хватало.

— Мелочь, ну ты точно в порядке? — Она присела рядом с Милли на корточки. — Может, расскажешь, что с тобой было?

Милли глянула на нее исподлобья:

— А ты не решишь, что я чокнутая?

— Мелкая, да ты бы себя пару минут назад видела! — Рисса фыркнула, но, поймав злобный взгляд Иллин, смягчила тон: — Если бы я считала тебя чокнутой, сейчас не разговаривала бы с тобой, а связала и закатала в спальник. Иллин говорит, что ты что-то видишь, и это не шиза, и я ей верю. Но мне же надо знать, от чего тебя так колбасит?

Милли неуверенно кивнула.

— Я даже не знаю, с чего начать. Я как-то пыталась рассказать все Илли, но у меня плохо получилось: это очень трудно объяснить тому, кто сам не видел. Я вижу... тени, наверное. Они не совсем призраки — призраки сильные, они себя осознают и знают, что мертвы. А эти не знают. Они просто застряли в каком-то моменте, который был для них очень важен, и переживают его снова и снова. Чаще всего это какая-то плохая смерть или что-то очень страшное. Иногда бывают и хорошие события, но редко. Наверное, это все связано с Силой, но я в этом ничего не понимаю. — Она прочистила горло и умоляюще посмотрела на Иллин:

— Илли, а можно мне водички? Пить хочу.

Иллин протянула ей полупустую бутылку. Милли благодарно улыбнулась и надолго присосалась к воде.

— Так вот, — продолжила она, напившись. — Помните, как я того тви'лекка спасла? Нам с ним повезло... а тому рабу, который чуть не испортил потайную дверь, нет. Его забили до смерти, потому что он нечаянно повредил какой-то механизм, который ее открывает, когда укреплял проем. Я это увидела, и саму дверь — тоже. Но мне пришлось к нему... — она замялась, подбирая слово, — присоединиться ненадолго. Это... сейчас попробую объяснить. Обычно я просто вижу тени и какие-то картинки. Если всматриваюсь в картинку, начинаю что-то чувствовать. Если прислушиваюсь к чувству, оно становится сильнее, и так пока чувства того, кто умер, не становятся моими. Это... страшно, девочки. Я не люблю делать так. Когда я была маленькой, то не умела это контролировать, а сейчас — могу. Ну, чаще всего.

Рисса ободряюще потрепала ее по плечу. Услышь она что-то подобное раньше, поржала бы от души — или, если бы поняла, что весь этот бред говорится всерьез, убралась бы подальше от психа.

Но Милли не была психичкой. В гробнице-то дверь нашла. И они, в конце концов, были на Коррибане, где сказки про призраков на полном серьезе рассказывали на уроках истории, и попробуй ты не поверь.

— И в этот раз не смогла?

Милли понуро кивнула.

— Я раньше никогда не была в таких плохих местах. Обычно теней немного, и они не очень назойливые — ну, есть и есть. Шепчут что-то в уши, но на них можно не обращать внимания. Здесь другие. Более сильные и громкие. Их тысячи, девчонки. Тысячи умерших в один день. Я от них закрывалась, не хотела слушать, не хотела смотреть, но тот мальчик... — Милли всхлипнула. Иллин, присев рядом с ней, обняла ее; Рисса ласково взяла Милли за руку. Ее ладошка была ледяной и тряслась. — Он был такой маленький... Он играл на улице, когда зазвучала тревога... Его мама схватила за руку, потащила куда-то, начала кричать про эвакуацию, но он... он... ему уже стало плохо, прям на пороге дома... а потом и маме тоже. Она пыталась ему помочь, но она сама уже задыхалась... У нее был красивый браслет. Тот, который ты чистила, Рисса. Я его взяла посмотреть, и они ко мне привязались. Я не хотела смотреть, весь вечер не смотрела, но мне стало его так жалко... ему лет пять было, совсем маленький...

Ее трясло все сильнее. Ручонка, и прежде холодная, теперь была просто ледяной. Иллин еще крепче обняла Милли, но это не помогало: ее речь стала совсем бессвязной, слов было почти не разобрать сквозь слезы.

Дело дрянь. Еще один такой приход, и малявка точно рехнется!

Недолго думая, Рисса что было силы залепила Милли пощечину. Иллин возмущенно вытаращилась на нее и наверняка высказала бы Риссе пару ласковых, если бы не была так занята Милли. А ту после пощечины явно отпустило: взгляд прояснился, лицо, которое уже начало перекашивать, вновь стало нормальным.

— Спасибо, Рисса, — она вымучила улыбку. Рисса победно глянула на Илиин: ну, и кто был прав?! — Теперь понимаете, почему я не говорю об этом? Мне нельзя увлекаться. Тогда не обращать на них внимание становится труднее.

— М-да, — протянула Рисса. — Дико все это звучит, если честно. И как ты с этим живешь только...

— Нормально живу, — пожала плечами малявка. — То есть жила, пока мы на Коррибан не попали. Здесь стало хуже.

— Кстати, а ты разговорилась. — Рисса решила, что лучше сменить тему: а то еще накроет мелкую в третий раз. — То вообще с нами не разговаривала. Ты чего, стеснялась, что ли?

Милли смущенно опустила глаза и дернула себя за локон.

— Ну... да. Я дома общалась только с Илли и с госпожой. Другие ребята в доме были старше и нас не любили. Одна кухонная девочка как-то попыталась мне лицо ножом порезать, чтобы я перестала быть красивой, и госпожа меня разлюбила. Повезло, что другая служанка подоспела, взрослая.

Рисса не стала говорить, что, в принципе, понимает ту девочку. Ножом резать — это, конечно, перебор, но бесит, когда у кого-то работа легче, постель мягче и еда вкуснее только потому, что мордашка миленькая. Ее всегда бесило. Наверное, будь у нее красивая мордашка, жить было бы куда проще.

— Ты сказала "дома". Это ж разве дом был?

— А что, нет? — Милли еще больше погрустнела. Казалось, вот-вот заплачет снова. — У меня другого не было. Это Илли своих маму с папой помнит, а у меня никого, кроме нее и госпожи Тиры, не было. Если честно, я по ней скучаю. Илли злится на нее, конечно, но тоже скучает. Мне кажется, она действительно нас любила...

— Хватит, Милли, — приказала Иллин неожиданно строго и холодно. — Ты знаешь, как я к таким разговорам отношусь. Мы были собственностью, если ты забыла. Животными, которых можно гладить и вкусно кормить, а можно придушить, если наскучат! Однажды с тобой поступили бы так же, как со мной, а то и хуже, бестолочь ты наивная.

— Почему? Илли, она бы тебя простила! Помнишь, я тебе еду, одеяло и лекарства принесла, когда тебя в кладовке заперли? Все потому, что госпожа разрешила. Ей было плохо после всего, что произошло, я же видела!

Иллин впилась ногтями Милли в плечо так, что она вскрикнула.

— Перестань! — Осознав, что Милли смотрит на нее испуганными, полными слез глазами, Иллин попыталась снова надеть маску "мудрой старшей сестры". Правда, та плохо налезала на лицо обиженной, готовой расплакаться девочки. — Извини, Милли. Я не должна была на тебя кричать, особенно после такого. Но рабство — это отвратительно. И если мы попадем в него снова, ничего хорошего не будет.

— Угу, причем попадем мы к хаттам, — мрачно добавила Рисса. Она подумывала просветить Милли на предмет "куда хаттские работорговцы отправляют красивых девочек и что с ними в таких местах делают", но не стала. У малявки и так кошмаров на троих хватит. — Так что давайте подумаем еще раз, как будем выкручиваться, когда улетим с Коррибана, раз все равно не спим.

Разумеется, ни к чему путному девочки так и не пришли. Зато разговоры помогли скоротать ночь, которая в тишине да наедине с собственными мыслями превратилась бы в сплошной кошмар. Они даже посмеялись немного и поиграли в "бесконечную сказку", по очереди придумывая следующий поворот фантастической истории.

Это у них получилось куда лучше, чем придумать нормальный путь к счастливому финалу для самих себя.