Воровка (джен)

— Ну зачем ты его злил, глупый? Как специально нарывался… Тебе же больно!

Иллин легонько стукнула Касбира костяшками пальцев по макушке, прежде чем вновь приложить ладонь к его щеке. Под её прикосновениями синяк исчезал буквально на глазах. Касбир едва не мурчал от удовольствия, как довольный кот, но Иллин это совсем не смущало. Даже наоборот: лечение давно не давалось ей так легко и естественно. Иллин даже не задумывалась, что и как делает, — просто позволила Силе её направлять, и всё получилось само.

— Это ж разве больно? — Касбир самодовольно ухмыльнулся, будто разбитая щека была ой каким поводом для гордости. — Думал, сильнее влетит. Но отец, похоже, сам этого не особо хотел. Мне кажется, ему понравилось, как я ответил.

Иллин неодобрительно покачала головой.

— Понравилось ему… В этот раз понравилось, а в следующий он тебя снова изобьёт! Пообещай, что будешь осторожнее, хорошо? Не хочу, чтобы ты снова из-за меня пострадал… — Голос Иллин чуть дрогнул. Она от волнения чуть себя живьём не съела, а он улыбается! Дурачок…

— Да ладно тебе, хорошо же всё закончилось. — Касбир обезоруживающе улыбнулся. — Я в порядке, а эти мрази получат по заслугам. Никто больше не посмеет к тебе лезть. А если посмеют… — Он медленно, красуясь, сжал кулак. Пустая бутылка из-под воды, стоявшая на столике, сплющилась и скрутилась.

Иллин не смогла сдержать улыбку. Касбир неисправим… Но он заступился за неё. Ввязался в драку, не думая о последствиях, даже отцу надерзил… Никто и никогда не делал такого ради неё. Разве что Рисса, но это другое. Они были в одной лодке и не смогли бы выжить друг без друга. А Касбир… Касбир ничего ей не должен. Да им, казалось бы, даже дружить не с чего… А у них всё равно сложилось вот так. Ни с чего. Будто само собой.

— Спасибо, Касбир. — Иллин, смутившись, отвела взгляд. Щёки залил румянец, но на сей раз её совсем не тянуло царапать руки от смущения. — Ты… очень хороший. И тебе совсем не обязательно было за меня заступаться…

Касбир сжал её руку.

— Скажешь тоже — не обязательно. Иллин, да если тебя ещё раз хоть пальцем тронут!.. — Он яростно раздул ноздри, несколько раз сжал и разжал кулаки. — Короче, не говори ерунды. И если тебя будут обижать, сразу говори. Разберусь.

Касбир нежно приобнял её, и Иллин сама не заметила, как положила голову ему на плечо. Она больше не боялась его. Совсем. Царапалось что-то гадкое в памяти, как ранка от занозы, но Иллин без труда отмахнулась от этого чувства. С Касбиром было безопасно. Он не Варл с его фальшивой нежностью и уж точно не Элдриж с его неприкрытой похотью. От него веяло совсем другим чувством. Хорошим. Иллин не могла подобрать название, да и не хотела. Названия всё слишком усложняют. Или делают хуже.

Какое-то время они просто молча сидели в обнимку. Стесняться было некого: эта палата пустовала. Лорд Лексарн и Аликри были заняты с Элдрижем и парой новых пациентов, которых доставили с полчаса назад. Было тихо и хорошо. Иллин вдруг поняла, что её немного клонит в сон, хотя совсем недавно казалось, что после сегодняшнего она всю ночь глаз не сомкнёт.

— Иллин… — Касбир запнулся и… покраснел. Совсем по-детски, из-за чего на миг перестал так сильно походить на взрослого. — Давай выйдем во двор? Подышать. Тут лекарствами пахнет, а меня этот запах до печёнок достал, пока я тут валялся.

Иллин улыбнулась:

— Давай, конечно. Только мне уроки сделать надо. Лорд Лексарн будет ругаться, если учителя на меня пожалуются. Я возьму датапад?

— Не вопрос. Если что, я и помочь могу. Не с физикой, я помню! — Касбир скорчил обиженную физиономию, заметив, что Иллин не слишком старательно сдерживает смешок. — Вечно мне припоминать это будешь, да?

Иллин только рассмеялась и легонько ткнула его кулачком в бок. Никакой он ещё не взрослый, что бы из себя ни строил. И хорошо.

Выйдя из Академии, они не сговариваясь пошли туда, где раньше не гуляли — вверх по узкой тропинке, ведущей к небольшому плато над Долиной темных повелителей. Иллин никогда не нравился вид на гробницы, но в горах, которые закатное солнце окрашивало в оттенки рыжего и красного, была какая-то спокойная, монументальная красота. И пыльный воздух здесь оказался свежее, чем во дворе Академии.

Иллин с Касбиром устроились на прогретых за день камнях. Здесь было даже лучше, чем на их прежнем месте: скальные выступы делали тропинку к плато почти незаметной, а располагалось оно достаточно далеко и высоко, чтобы громадная пирамида Академии осталась где-то внизу и в стороне. Иллин даже не осознавала, насколько проклятое здание давит на неё, пока оно не скрылось из виду, а перед Иллин раскинулось огромное пространство Долины и тянувшихся за ней и вокруг неё горных распадков.

— Красиво, — с улыбкой сказала Иллин, прижимаясь к Касбиру. Было прохладно, а она, дура такая, не додумалась взять куртку. И ей почему-то было совсем всё равно, как это выглядит со стороны.

— Ещё как, — самодовольно ухмыльнулся Касбир. — Я это место недавно нашёл, когда с парнями на разведку ходил. Говорят, тут где-то неподалёку можно спуститься к той части Долины, где ещё раскопки не ведутся. Видишь, во-он там руины нетронутые, без экскаваторов и прочего. — Касбир показал куда-то вниз. Присмотревшись, Иллин и правда заметила в той стороне какие-то строения — то ли гробницы, то ли храмы, то ли ещё что, — почти скрытые из виду клубящимся песком и пылью. — Там, поговаривают, руины совсем старые. Те, что ещё до Аджунты Полла и его соратников были построены, представляешь? Я б посмотрел, если бы дорогу в обход постовых знал.

«Очень хорошо, что ты её не знаешь», — подумала Иллин, но смолчала. Даже руины старых ситских городов были опасны, ей довелось в этом убедиться на своём опыте. Что могло скрываться в древнейших коррибанских гробницах… Пожалуй, было бы лучше, если бы их погребло под каким-нибудь обвалом, и этого никто никогда не узнал.

Немного отстранившись от Касбира, Иллин вытащила датапад из сумки. Уроками заниматься совершенно не хотелось, но куда от них денешься… Но только она собралась открыть вкладку с заданиями, как её рука замерла над экраном. В правом верхнем углу мерцал индикатор личного сообщения от лорда Лексарна. Того самого сообщения, исходным отправителем которого значилась Тира Ханлед.

Иллин вцепилась в датапад. Ещё секунду назад ей было хорошо — а сейчас её будто облили ледяной водой. За всем, что случилось за вечер, она почти забыла о письме от бывшей хозяйки. И лучше бы не вспоминала…

— Иллин, ты чего? Что там? — Касбир бесцеремонно заглянул в датапад через плечо Иллин и удивлённо присвистнул: — Ханлед? Так это ж певичка, которая моей маме очень нравится. Мама её до сих пор иногда петь на приёмах нанимает, хотя она вроде как со сцены ушла… Ты её откуда знаешь? Иллин? Иллин, ты чего? Э-э-эй, что случилось, солнце?

Иллин сглотнула ком в горле, но не помогло — дышать стало даже тяжелее. Касбир молча обнял её за плечи и прижал к себе. Больше он вопросов не задавал — просто ждал, пока её перестанет трясти, а неестественно напряжённое тело хоть немного расслабится.

Наконец Иллин смогла справиться с собой. Сердито сжала в кулак руку, уже потянувшуюся к запястью другой, и посмотрела на Касбира, почти ожидая увидеть на его лице злость, досаду или даже отвращение. Она сама устала от своих истерик. Ничего удивительного, если Касбир тоже сыт ими по горло.

Касбир ласково взял её лицо в ладони — так трепетно и аккуратно, будто боялся сломать. Погладил по щеке, мягко убрал растрепавшиеся и лезущие в глаза волосы.

— Она… была твоей хозяйкой, да? — тихо спросил он. — Это из-за неё с тобой иногда творится… Ну, вот это всё?

Никакого отвращения. Даже раздражения — и того не было. Ни в голосе, ни в лице Касбира не читалось ничего, кроме искреннего беспокойства и этого странного трепета, с которым он обнимал её, будто она была хрупкой, как иссохшая веточка.

Иллин кивнула. Хотела ограничиться простым «да», но не смогла: сказав лишь слово, она будто открыла замок, под которым держала все преследовавшие её чувства и воспоминания. Иллин не могла больше держать их в себе. Не могла больше ограничиваться краткими версиями, которыми раньше делилась с теми, кому доверяла. Она говорила и говорила — о том, как впервые оказалась в доме Тиры Ханлед, о том, как была поражена её красотой и добротой, которую та вдруг проявила к напуганной девчонке-пленнице, как росла, оболваненная фальшивой любовью, верная, покорная, рабыня до мозга костей… И о том, как всё закончилось. Вполне закономерный финал вышел, как Иллин теперь понимала.

Чем больше она рассказывала, тем яснее видела, что произошло на самом деле, и тем меньше ей хотелось плакать над своей несчастной судьбой. На месте жалости к себе прорастала злость. Не на Тиру — на саму себя. За то, что так долго рыдала по прежней жизни и по семье, в которой никогда не была по-настоящему любимой, что бы ей ни внушали. Как бы Иллин ни злилась, как бы ни проклинала Тиру, всё это время она тосковала по ней и тому, что потеряла.

Из Иллин действительно вышла замечательная рабыня. Как же… мерзко это было осознавать. Хотелось взять и выцарапать из себя эту часть, которая никуда от осознания не делась. Милая и послушная куколка Иллин, девочка в красивом платье и с очаровательными локонами до пояса, всё так же стояла рядом с нынешней Иллин и жалобно смотрела на иконку с письмом.

«Прочитай. Тебе же ничего не стоит… — умоляла она. — Это же в последний раз. Пожалуйста. Я так давно не видела госпожу… Я так скучаю по ней… Дай мне узнать, что она меня простила, и я замолчу. Пожалуйста-пожалуйста!»

Иллин судорожно вцепилась в ладонь Касбира. Он сжал её руку в ответ. Это дало ей силы закончить практически спокойно:

— А теперь она написала мне. Я не знаю, зачем.

— А не всё равно? — Касбир пристально посмотрел ей в глаза. — Иллин, ты — ситх, а она — бывшая оперная певичка. Ты не обязана ей отвечать, если не хочешь. Она тебе больше не хозяйка.

«Больше не хозяйка»… Иллин мысленно повторила это. «Больше не хозяйка. Больше не рабыня». Легче не стало. Глупая девочка-рабыня продолжала плакать и подкидывать одно тёплоё воспоминание за другим. В чём-то она была права. Нельзя взять и запретить себе любить человека. Нельзя взять и забыть детство. Иллин хотела прочесть это письмо. Хотела ответить на него. Хотела снова услышать голос хозяйки, снова увидеть, как она тепло улыбается Иллин — «её девочке», «её красавице». Она уже представляла себе этот разговор. Не раз мечтала о нём по ночам, ругая саму себя и плача в подушку.

Иллин задержала палец над мерцающей иконкой. И удалила сообщение.

— Не хочу, — сказала она, глядя Касбиру в глаза. — Надоело быть рабыней

Сказала — и больше не смогла сдерживать плач. Девочка-рабыня билась в истерике, рыдала и жалобно спрашивала: «Почему?!». Снова и снова, снова и снова, с каждым вопросом всё сильнее захлёбываясь слезами. Иллин несколько раз шмыгнула носом, утёрла мокрые глаза и крепко обняла Касбира за шею.

Она даже не поняла, кто решился на поцелуй первым. Просто в какой-то момент поняла, что прижимается губами к губам Касбира, и ей совсем не противно, а очень даже наоборот. Зато Иллин хорошо запомнила, что он сказал потом, смущаясь и мило краснея:

— Никакая ты не рабыня, Иллин… И я очень тебя люблю.