Completely hopeless (гет)

Разводить тайны мадридского двора не было смысла совсем.

— Зачем вам это?

Гермиона взглянула в глаза старого учителя — право, заслуга Альбуса в том, какой она стала, ничуть не меньше, чем у Темного Лорда. Она посмотрела и все поняла… Именно Дамблдор был тем камнем, первым, который чуть не обрушил лавину на их головы. Чего в ней сейчас было больше — гнева или концентрированного, чистого, без примесей, отвращения? Ответить даже самой себе Гермиона не могла.

— Тому суждено вернуться… Все твои усилия, моя дорогая, лишь оттягивали неизбежное.

Мисс Грейнджер была готова побиться головой о стол или стену. В словах директора была святая убежденность в своей правоте, ничем не лучше обычного помешательства. Стало вдруг как-то пофигистично-тоскливо. Гермиона устала. Быть сильной в том числе, но расклеиться она себе позволит позже. Например, обнимая невыносимого Блэка. Сейчас же будет разбираться со всей этой дуркой и просить Мерлина о терпении. Если ее оставит и этот добрый святой, то жизнь директору никто не гарантирует.

— Медальон, чаша, диадема, дневник, кольцо, змея — все они уничтожены, и вы знаете это. Так каким образом, позвольте спросить, ублюдок вернется?

Это она уже проорала, не совладав с яростью, которая сейчас бежала по ее венам.

— Акцио, Старшая палочка. Извините, Альбус но это побудет пока у меня.

Проклятая деревяшка без какого-либо трепета была засунута в карман. Она здраво оценивала свои шансы против великого волшебника, да еще в Хогвартсе. Поэтому директор побудет безоружным, пока они беседуют. Даже то, что Гермиона его обезоружила, не повлияло на спокойствие Дамблдора. А ведь он видел, на что Героиня способна.

— Есть седьмой крестраж.

— И от какого ляда ему взяться?

— Видения Сивиллы не изменились. Темный Лорд восстанет вновь…

— Директор, эту занудную песенку я уже слышала. Седьмого просто нет. А ваша прорицательница просто внушаемая шарлатанка, только и всего.

Седьмой… Ее Гарри. Умерший, чтобы этот гнилой мир жил. Пошедший на жертву, следуя гениальному плану одного интригана и унесший с собой огромную часть ее души. Гермиона не хотела об этом думать, помнить. Здесь маленький Поттер не отмечен шрамом и обреченностью. Здесь он просто ребенок в любящей семье, не сирота. Гермиона еще большим готова пожертвовать, чтобы все было так и дальше.

— Снейп шпионил для вас в штабе этих придурочных ренегатов, а заодно помогал им по вашей указке… Не только зелья, но информация, которую он якобы добыл, шпионя за вами, Альбус. Как вы его заставили? Клятва?

Гермиону осенила догадка — как молния. Принц-полукровка с повадками законченного гриффиндорца поклялся Дамблдору, чтобы тот спас жизнь Лили Поттер. Но тут пришла она, и спасать никого не потребовалось. Тем более директор все равно бы не справился. Но клятва осталась, как и возможность Альбуса приказывать Снейпу все что угодно. Это было просто омерзительно, и Гермиона не хотела верить, что Альбус пал так низко. Хотя, с другой стороны, этот факт спасет Снейпу жизнь, в ином случае его ждал бы поцелуй.

— Вы спасли его от Азкабана в тот раз, чтобы использовать. Никогда вас не понимала. Экспекто Патронум, Грюм, сообщи министру: Альбус Дамблдор сознался в подготовке попытки переворота и возрождения Темного Лорда. Нужны авроры.

На директора была наставлена ее палочка, и рука Гермионы не дрожала.

— Ты же не думаешь, Гермиона, что тебе поверят?

— Спасительнице Волшебного мира поверят еще как. Наш «храбрый» министр тем более: он давно вас подозревает и боится. Альбус, не дергайтесь я не хочу вас убивать.

— Да, крови на твоих руках, девочка, более чем достаточно.

— Не вам судить.

Это уже с усталым ожесточением. Был проблемой Фоукс, который пока так и не появился в кабинете, но в любой момент мог попытаться унести Дамблдора восвояси. Гермиона совсем не была уверена, что сможет удержать огненную птицу и одновременно контролировать директора. Задачка со звездочкой.

— Поттеры… на них ведь должны были напасть, верно? Вы бы смогли спать спокойно, зная, что сделали ребенка сиротой? Что по вашей указке убили беременную женщину и мужчину, который воевал с нами на одной стороне?

То, что Альбус сидел безучастным, будто статуя, рождало подозрения. Гермионе нужно было, чтобы он с ней говорил. Дожилась — всерьез раздумывает, как именно будет убивать человека, которым в детстве восхищалась, как никем другим. Быть палачом Альбуса она не хотела. Но что-то подсказывало, что директор не оставит ей иного выхода.

Так и есть.

Альбус встал, посмотрел в окно на великолепный пейзаж, словно прощаясь.

— Гарри все равно придется сразиться с Томом — такова его судьба. Гермиона, ты и вы все признаете мою правоту, но будет слишком поздно…

— Альбус, стойте на месте.

— Давай не будем все осложнять. Верни мне палочку и дай выйти.

— Вы же можете перемещаться в замке как директор… Или уже не можете? — очередная догадка.

— Ты всегда была очень умной. Да, Хогвартс больше не признает мою власть.

Ключевое слово «власть» — вот почему Дамболдор действовал так поспешно, небрежно и безумно. Как скоро древний замок закроет от бывшего директора этот кабинет? Как скоро все узнают, что старый маг признан самим Хогвартсом недостойным? И сколько времени понадобится, чтобы трусливый министр избавился от вечной тени над собой. Лишить Дамболдора всех постов и выпереть на пенсию. Вот чего так не хотел великий маг — стать просто стариком с сумасшедшими бреднями, которого уже никто не послушает.

— Оно того не стоило. Но раз вы настаиваете, то…

Связка из связывающего и оглушающего, которую поглотила алая вспышка. По кабинету разлилась прекрасная песня — феникс. Грюм близко, но не успевает. Гермиона точно знает, будто в прозрении, что Альбуса нужно остановить сейчас, иначе жертв будет в сотни раз больше. В руке директора меч Гриффиндора. Древняя заклятая сталь легко пробивает ее инстинктивно выставленный щит и входит в плечо.

Больно…

— Авада Кедавра.

Одну Аваду гасит Фоукс. Вторую невербальную птенец не успевает поглотить, и она летит точно в цель. Между ними расстояние сейчас чуть больше метра. Когда на лестнице слышится множественный топот, она падает, зажимая плечо. Альбус лежит рядом, сжимая в руке окровавленный меч. Что-то орет Грюм… Колдомедик сразу начинает колдовать над ее раной. Гермиону мутит, но сквозь туман она различает лицо Сириуса.

— Грейнджер, что здесь было?

— Аластор, воспоминания…

Гермиона на одном упрямстве вытаскивает длинную нить и роняет в наколдованный Грозным Глазом флакон.

— Обыщите кабинет.

— Тише, Гермиона, прошу, тебе не нужно сейчас говорить… Ее нужно в Мунго, срочно. Блядь, потом поговорите, Грозный Глаз.

— Блэк, глаз с нее не с пускай. Мне хватит мертвого Дамблдора, мисс Героиню обязаны сберечь. Мне еще с министром объясняться.

Это последнее, что Гермиона помнит, прежде чем провалиться в пустоту. Ей снится, видится ее Гарри… Они почему-то на поле для квиддича. С Черного озера налетает прохладный ветерок. В небе алые молнии: команда Гриффиндора тренируется, но как же без капитана и ловца? Но Гарри не уходит в небо, держит ее за руки и что-то говорит с улыбкой. Только Гермиона, как ни старается, не может его услышать. И от этого плачет… Она так скучает.

— Гермиона, ты в порядке, не плачь, пожалуйста.

Теплые пальцы осторожно стирают с ее лица дорожки слез. Она распахивает глаза и осматривается, еще не понимая ничего. Гермиона быстро все вспоминает, наталкивается глазами на Сириуса около ее кровати — это он ее утешает. Мунго… Альбус. Пиздец…

— Сколько времени прошло?

Голос такой хриплый, что Гермиона с трудом узнает себя.

— Четыре часа. Блядкие четыре часа, самые долгие в моей жизни! Зачем ты пошла к нему одна?!

Блэковский фамильный темперамент — это вам не фунт изюма. Гермиона, кажется, оглохла на одно ухо. Но все равно, Блэк без возражений помогает ей сесть. Передает ее же волшебную палочку да и вообще, кажется, успокаивается, продолжая при этом сжимать ее левую руку, как будто тисками.

— Мне нужен Грюм и министр. Будь добр, пошли Патронуса.

Со своей любовной драмой она разберется позже. Сейчас главным было подать смерть Дамблдора правильно. Быть еще и его убийцей Гермиона как-то не настроена. С министра станется повесить всех ворон на Героиню. Сириус слушается, видимо, понимая, что с ней в данный момент бесполезно спорить. Потом он, конечно, выскажет ей много чего интересного, но сейчас готов помогать без возражений. Гермиона такое самоотверженное терпение оценила.