Completely hopeless (гет)

— Какая она…

Джеймс Поттер проследил за взглядом лучшего друга и с трудом удержался от ругательства. Просто потому что нахождение этого злого создания и Бродяги в одном помещении — это всегда проблемы. Почти всегда скандал и череда нелепиц, которые не красят и так не радужную репутацию опального наследника Блэков, пусть Сириусу до этого никакого дела никогда не было.

Тупость в анамнезе, розовые бабочки и табун единорогов, а также словесные перлы, близкие к абсурду.

Самый обычный набор дамского угодника Бродяги в этом случае. Когда признанный ловелас (кобель — правдивая ремарка в его голове была сделана хрустальным голосом Лили) терпел сокрушительные фиаско одно за одним. К несчастью, даже позорище не могло отвратить Сириуса от попыток понравиться, очаровать объект воздыханий. Тошнотворных воздыханий, если начистоту.

Джеймс даже наконец осознал, каково другу приходилось, пока он безуспешно сох по Лили…

При этом он даже в худшие свои дни, когда Рыжик даже смотреть на него отказывалась, не был таким несчастьем, коим являлся Сириус каждый день, когда видел — ее.

Виделись они по факту каждый день. Умная, властная и совершенно безжалостная стерва была невыразимцем. Тем самым, который координировал сотрудничество Отдела Тайн с Авроратом. Ее ценили. Профессор Дамблдор уважал, министр Фадж, кажется, побаивался даже. Только эта самая женщина, казалось, к себе особого отношения не замечала, с легкостью игнорируя шепотки за спиной, восхищенные и ненавидящие взгляды.

Форменную мантию украшала планка ордена Мерлина первой степени. За выдающийся вклад в борьбу с Тем-кого-уже-можно-было называть, но совершенно не хотелось.

Джеймс отдавал должное девушке, которая, вынырнув из ниоткуда, изменила ход войны. Теперь его сын будет расти в мирной стране. Страх мертв, и над домами не расцветал больше знак Мрака. Кошмар кончился, и магическое общество оживало после всего пережитого.

Но пока он разлагольствовал у себя в голове, это несчастье рвануло за своей мечтой… Джеймс пошел следом, призывая на помощь попеременно Годрика и Мерлина, упоминая причиндалы Салазара самым нелестным образом. Опыт ему говорил, что Сириуса не остановить. Оставалось только верить, что в министерстве мисс формалистка будет более добра к нему. То есть никаких ослиных ушей, которые отвалились только через три дня, а до этого не поддавались никаким чарам. Ну, может быть, Бродяга в том пабе был слишком настойчив… Тут Джеймс останавливал себя и предпочитал не вспоминать.

В кафетерии лучший друг сиял как солнце — слегка дебильное солнце.

Мисс Грейджер пока его терпела и не тянулась к палочке, несмотря на то, что на ухаживание наследника Блэка за героиней сбежались посмотреть все, кто был не занят. Даже если их обед был давно закончен. Джеймс поежился. И решил, что за три минуты влюбленную псину не проклянут. И есть он все-таки хочет больше, чем следить за Бродягой, тем более бредятину из его уст лучше выслушивать на полный желудок. Сомнительно, что Грозный Глаз отпустит их еще раз.

И если Сириус питался воздухом, что делил с ней, и тем, что был рядом, о себе такого Джеймс Поттер сказать не мог.

В карих глазах была привычная тоска-всея-мира… Если бы он не любил Лили всей душой и не считал даму хладнокровным монстром, то, возможно, Джеймс назвал бы глазки красивыми. А так… Гермиона их сторонилась всегда. Несмотря на то, что они являлись членами Ордена Феникса, несмотря на то, что в той бойне в Лейстрейндж-хаусе прикрывали друг друга. Словно ей привычно было сражаться втроем. Он, как не влюбленный, предпочитал помнить, с какой безжалостностью Питер, предатель Питер, был превращен ею в ничто.

— Нет, спасибо, Сириус.

Друг поник.

Его козырь — два билета на Макбет — был проигнорирован.

Хотя достоверно было известно, что леди любит театр.

Джеймс полагал, что однажды у буйного Сириуса лопнет терпение и тот поступит, как любой Блэк, несмотря на то, что Бродяга открещивался от семьи всеми возможными способами. И либо он увезет предмет своей одержимости на мотоцикле в ночь, либо аврорам придется собирать отшметки их коллеги по трем кварталам. Мисс Грейнджер вполне способна кого угодно размазать тонким слоем. Тем более Сириус был единственным ненормальным, у кого хватало отваги регулярно бесить женщину, которая улыбалась в лицо Неназываемому. И убила Беллатрикс Лейстрейндж.

Дурости.

И снова голос любимой жены.

Да, дурости, исключительной дурости.

Он очень захотел домой и потянулся за палочкой, прикидывая, какой силы нужен магический щит. Ведь лапища Бродяги легла и удерживала тонкую ручку дамы. А усталая улыбка пропала с лица Гермионы в ту же секунду, когда он ее коснулся. Быть взрыву.

— Сириус, убери, пожалуйста, руку.

Слова были произнесены тем самым тоном, от которого у женатого Джеймса в голове мигала красная лампочка «опасность, опасность!». Только Лили все же говорила более ласково, и в ее голосе не было столько стали. Кто бы сомневался, что чертов самоубийца Блэк и дальше продолжит поглаживать ладошку мисс Грейнджер. И при этом пялиться на нее саму, как на что-то милое и очаровательное, а не ужасно злое и опасное.

— Мне некомфортно.

На этот раз просьба была короче и походила на приказ.

Джеймс пнул болвана под столом ногой. Пнул сильно… Но Сириусу близость к объекту служила триггером к полному невосприятию окружающего мира. Второй пинок — и ничего. За соседними столиками, похоже, делали ставки. Если бы не долг лучшего друга и здравый смысл, он бы тоже поставил пару галлеонов на то, куда полетит Блэк, если выведет даму окончательно.

О, его легко обвинить в бесчувственности.

Но поверьте, когда в твой дом в полчетвертого утра вламывается лучший друг, крестный твоего сына, чтобы излить душу — это быстро избавляет от остатков сентиментальности. Тем более что Сириус никаких увещеваний слышать просто не желал. Упертая скотина! А Лили была весьма не рада лицезреть это тело на их диване. Тем более со второй беременностью настроение жены было очень переменчивым. Джеймс старался быть аккуратным, и ему даже удавалось не злить Рыжика, пока в дело не вступал Бродяга.

Джеймс очень скучал по тем временам, когда друг менял сердечные привязанности трижды в день.

Имен подружек Бродяги даже ответственный Луни запомнить не мог.

С мисс Грейнджер отработанная, можно сказать, вечная схема пошла псу под хвост. Точнее, одному кобелю, который вдруг решил стать верным ручным песиком. Лишь бы его пожалели и приняли.

Катастрофы не случилось. Их спас Патронус от Грюма… Сириусу пришлось убрать грабли, и дама не успела прибегнуть к силе. Первые пять раз, когда эта кудрявая птичка-невеличка скручивала опасного, как стая мантикор, Блэка в бараний рог, были забавными. Потом было уже не так весело.

Щенячий взгляд, щенячий восторг… И внезапно очень взрослые и человеческие поцелуи.

Сметающие все мысли и запреты. О Мерлин заступник, о чем она только думает? Вернее, о ком? О доставучем, наглом, неспособном понять простое слово «нет» или «категорически нет» Сириусе Блэке. Который с момента их первой встречи в прошлом осложняет ей жизнь, миссию и портит четкий план. Так, как будто Гермиона еще способна думать не только головой.

Злость, гнев и ярость. Это она берегла для врагов. Тех, кто там, в будущем, забрал у юной девочки все. Родителей, друзей, школу и весь мир, сгоревший в единый миг, в то роковое мгновение, когда надежда умерла. Гермиона не хотела думать сейчас об этом. О смерти Гарри… Видя его отца. Живого, страдающего по идиотизму лучшего друга так явно. Джеймс был так похож и одновременно не похож. Ее Гарри не успел таким стать. Раздаться в плечах, заматереть. Не умел смотреть так, с улыбкой и чертенятами в глазах, не был так уверен в себе и так счастлив.

Ему ничего из этого не было дано. Гарри умер, был убит чудовищем, за которым она пришла сюда, в новое-старое время.

Пришла, прекрасно зная, что останется здесь навсегда. Что дороги к друзьям не будет. Пришла, чтобы прожить остаток в лет в прошлом. Изменить его. И чтобы Гарри вырос не сиротой, чтобы там, в их будущем, не было войны. Неважно, насколько ужасной будет цена — Гермиона была готова ее заплатить. Самые страшные люди —это те, которым нечего терять. Она не сломалась и обратила эту пустоту в силу. В ту силу, которая похоронила Ридла навсегда.

Только боль никуда не делась.

Как и одиночество, бесконечное, словно горизонт. У нее никого не было здесь. Те, кого Гермиона знала, любила, были детьми. Детьми, лезть в жизни которых самозванная героиня не имела ни права, ни желания. Ей не дано было знать, каким будет будущее после ее грубого вмешательства. Но точно не таким, из которого Гермиона пришла, неся пепел войны на волосах, на лице и в душе. Этого было почти достаточно.

Она честно не понимает, что влечет к ней это болтливое чудовище. Сириус здесь совершенно не похож на того, кого она знала. Азкабана, смерти друзей и предательства для него не случилось. Мерзкий крысюк не успел, не смог сломать своей трусостью столько жизней. Гермиона об этом позаботилась отдельно, воздав двуличной твари сполна.

У нее было признание, власть и интересная работа. Ее знания, навыки и умения по достоинству оценили. Вполне достаточно для счастья? Тихая жизнь. Присмотр за теми, кого она знала, и ночные кошмары. Однообразно и незаметно. Таков был план.

В который сумасбродный Сириус Блэк нисколько не вписывался.

Ему, похоже, просто нравилось доводить ее до бешенства. Ухаживания были неуместны, и Гермиона об этом ему не раз громко заявляла. Нельзя, невозможно было рушить ветку реальности еще больше, чем уже было сделано. Гермиона не хотела, чтобы все пошло прахом из-за того, что один ловелас так сильно хотел затащить ее в постель. То ли теша свое эго, то ли из-за упрямства, которое вряд ли уступало ее собственному.

Сириусу Блэку не отказывают, ведь так?

Временами она взрывалась, и тогда ухажеру приходилось несладко.

Любой другой давно бы сдался. Гермиона уже не была неуверенным подростком или классическим синим чулком. Две войны — одна до поражения, другая победная, годы там и годы здесь — все это избавило ее от комплексов. Уж своей персоне мисс Грейнджер знала цену, все равно не понимая, почему Сириус ей так одержим. Здравого объяснения не было.

Худшим было то, что на него смотреть как на того Сириуса Блэка, которого она знала, не получалось.

Здесь Сириус не был погасшей тенью самого себя. Он жил на полную катушку и слепил обаянием, практически смертельные дозы которого изливались на ее несчастную голову. Гермиона становилась в связи с этим предметом сплетен и зависти. Блэк был завидным женихом, несмотря на то, что капитально побил «горшки» с семьей.

Ее иногда брала откровенная бессильная злость… Любовное зелье или черный приворот — это было малым из того, что за ней подозревали. И все завидное постоянство этого непроходимого ранее ветреника. Гермиона практически готова была убивать, когда слышала шепотки о том, что ей «льстят» его ухаживания. Та трепетность, с которой Сириус здесь, вообще без комментариев. Да полудурок отравлял ей пять рабочих дней и нередко выходные. Что в этом хорошего?

Как тут будешь наблюдателем, если тебя настойчиво тянут в жизни тех, за кем должна присматривать?

Цветы минимум три корзины в неделю, шоколад, мороженое… Из длинного списка даров Гермиона больше всего «радовалась» любовным посланиям и виршам. Блэк был еще тем поэтом.

Часто она мысленно кидалась Джеймсу Поттеру на шею, когда он уводил это недоразумение от нее подальше.

Вот и сегодня в свой офис она вошла с красными щеками. Совершенно же невозможно думать, когда на тебя смотрят эти синие глаза, а в них звезды. Когда он гладит каждый пальчик и тепло поднимается к сердцу. И уходить совершенно не хочется. Пусть позже Гермиона будет себя казнить за каждую секунду слабости. Она уверена, что следующие пару дней все сплетницы будут обсуждать их «милую» беседу за обедом.

Ее опять назовут жестокосердной стервой, что мучит бедного мальчика.

Мальчику не помешала был жесткая взбучка, а не детские поглаживания, которые Гермиона ему устраивает на регулярной основе. Конечно же, не по своей воле. Иногда маска несгибаемой просто осыпается осколками. В такие моменты Гермиона становится совершенно беспомощной особой. Не той, что легко пошла на сумасшедшую затею, изменившую будущее. Той, которую пережитое почти убило.

В такие моменты ей отчаянно нужен кто-то рядом. И почему-то, стоит закрыть глаза, за призраками потерянных друзей видится один конкретный человек. Невыносимо наглый тип. Тот, рядом с которым она совсем не чувствует себя уверенной. Скорее растерянной и от этого злой.

Разобраться бы в себе сперва.

Хорошо, что впереди выходные. Будет время подумать. Принять наконец решение, ведь в сущности Гермиона безобразно тянет, вместо того чтобы действовать с привычной прямотой и решительностью. Дать понять Сириусу, что какие-либо отношения между ними точно невозможны. Причем в той форме, чтобы до Блэка дошло.

Гермиона встряхивается и принимается за бумаги. Самую скучную часть своей работы… Отчетность, каким бы ценным она ни была сотрудником, никто не отменял. Кроме того, кто-то должен был быть ответственным. Если приходилось работать в связке с Авроратом, эта роль чаще всего отводилась ей. Пора перестать страдать без повода. Есть более насущные дела.

Например, напомнить лорду Малфою, благодаря кому он сохранил свободу и большую часть состояния, тогда как его коллегам по клубу меченых ублюдков так не повезло. Гермионе нужно влияние белобрысого павлина — на следующей неделе рассматривают важный законопроект. Ей необходимо, чтобы все прошло гладко и без эксцессов, причем с положительным освещением в прессе.

Гермиона не для того села в «поезд» без обратного билета, чтобы мир остался прежним. Перемены медленно, но происходят. Когда Гарри пойдет в школу, будет меньше предрассудков, ненависти и несправедливости. Мечты ее лучшего друга сбудутся, какими бы грязными ни были игры, в которые она сейчас играет. И Люциус лишь один из винтиков в сложной системе шантажа и контроля.

В конечном итоге, несмотря на все просчеты, у Альбуса Гермиона кое-чему научилась. Например, играть, не становясь фигурой. За доской находиться приятней. Лавры убийцы Тома Ридла лишь в этом помогают.

Конечно, он знал, что она любит здесь бывать.

Иначе зачем ему было тащиться в дикую рань, в семь утра, в воскресенье в парк? Сириус сидел на лавочке с одной-единственной целью — увидеть мисс Грейнджер снова. Обычно она появлялась к половине восьмого. Кормила дурацких жирных уток, читала и затем шла в зоопарк. Иногда просто гуляя без цели по Риджентс-парку. Он за ней следил, да.

Гермиона (как ей подходит это имя), конечно, знала, что он рядом.

Сириус не был настолько спятившим маньяком, чтобы следить за девушкой под чарами или оборотным зельем. Возможно, он поступал не совсем честно… И все же это был еще один шанс ее увидеть. Без толпы магов и жадных глаз, которые следили за ними в Магическом мире. Он не нарушал уединения мисс Грейнджер, довольствуясь тем, что видит ее. Таково было негласное правило их парковых встреч-свиданий. Он отчего-то был уверен, что, подойдя и тем самым нарушив правило, Гермиону он больше так легко не увидит.

А так она делала вид, словно он просто маггл, а не надоедливый идиот, отравляющий ей дни на работе. Навязчивый поклонник, не понимающий того, что неприятен. Жалкий отвергнутый дурак, как его еще там называют? Едва ли каждое из этих обращений было для него лестным. Но Сириус был готов терпеть все.

Просто потому, что это не было игрой, завоеванием, охотой или погоней…

Сириус влюбился по-настоящему и ничего не мог с собой поделать. Ни остыть, ни забыть, ни успокоиться. Правда, доказать Гермионе, насколько для него все серьезно, не получалось. Отчаиваться Сириус не думал. Во-первых, это на него не похоже, во-вторых, он был уверен, что они обречены на счастье вместе. Только так и никак иначе.

Редко он все же чувствовал вину за свою бестактную навязчивость. Все же его несчастная физиономия служила причиной многих сплетен и доставляла Гермионе неприятности. Попытки быть сдержанным хоть сколько-нибудь Сириус предпринимал регулярно, правда, заканчивались они оглушительным, как ни посмотри, провалом. Вести себя умней у него не получалось, когда она рядом. Обычно за три-две минуты он окончательно тупел.

Сейчас собственные насмешки в школьные годы над влюбленным Сохатым вспоминались не с таким весельем. Друг, конечно, еще тот картонный паяц, но все же Эванс смотрела на него дольше и куда с меньшим раздражением — большей частью. Он же, несмотря на весомый опыт, каждый раз делал что-то не так, давая Гермионе полное право считать себя любимого навязчивым кретином.

Если так пойдет и дальше, то шарахаться она будет от него, как от больного драконьей оспой.

Нет, Сириус еще в первый год попыток ей понравиться растерял былую самоуверенность. Да Годрика ради, он пал настолько низко, что выслушивал советы Джеймса. Даже помня, что Лили сказала ему «да» наверняка только из жалости к этому буйнопомешанному. Иные причины для счастливого брака четы Поттер звучали уж слишком фантастично.

Сириус этим утром был почти спокоен, не считая легкого чувства досады.

На двадцать минут застрять перед зеркалом, выбирая, какая из черных кожаных курток лучше подчеркнет его фигуру. Неудивительно, что даже болтливое в обычных обстоятельствах магическое зеркало от него устало… Но выбор правда был сложным. Тем более Сириус был почти уверен, что его внешность все же трогает неприступную мисс. Он не может не нравиться — это факт. И кроме того, Гермиона на него иногда смотрит, когда думает, что остальные это не видят. Если она находит привлекательной его внешность «Блэк-из-Блэков», то этим нужно пользоваться.

У него не так много преимуществ в конечном итоге.

Нет, Сириус больше не собирался идти очевидным путем.

Честно говоря, две попытки заставить мисс Грейнджер ревновать закончились тотальным фиаско. Он правда старался и не получал от этого никакого удовольствия… Но эта жестокая женщина лишь показательно выдохнула с облегчением, когда Блэк переключился на другие объекты, расставание с которыми было драмой, ведь Сириус не следил за тем, что обещает леди, больше занятый тем, чтобы всю бредятину слышала Гермиона и встревожилась, что он ее бросит.

Конечно же, ничего подобного он от нее не дождался.

Луни метко назвал его… Нет, это повторять он не будет. Потому что, просто потому что… Ремус нравился Гермионе, и это было видно. К Джеймсу она относилась настороженно и холодно, его едва терпела, а вот Лунатик всегда удостаивался теплого взгляда. Непонятно, за какие такие великие заслуги. В Сириусе вовсе говорила сейчас не лютая ревность и зависть.

Он встрепенулся, пригладил волосы, встал, сел… Гермиона шла, неся в руках целую охапку желтых листьев. Наверное, сегодня она вошла через другой вход и гуляла, прежде чем прийти к своей любимой лавочке. Сириус сделал себе заметку — заклинание поиска. Чтобы быть уверенным в следующий раз, что не упустил ее появление, болван.

Идея создать аналог карты Мародеров, отражающей перемещения только одного человека, после длительных размышлений была признана Сириусом недостойной. Да и невозможной. Просто потому, что друзья откажутся помогать и за озвучивание этой идеи могут и в Мунго потащить. Все равно время от времени на него что Лунатик, что Сохатый посматривают с жалостливой опаской, как на душевнобольного.

Хотя оба, Сириус уверен, будут шаферами на его свадьбе с Гермионой.

А еще крестными его дочери… Он очень хочет дочь. Похожую на свою прелестную и пугающе умную маму. С такими же очаровательными медовыми кудряшками, тонкими ручками и пушистыми ресницами, оттеняющими искристо-карие глаза. Мечта.

— Доброе утро, Сириус.

То, что она заметила его, поздоровалась и села рядом, почти выбило из Блэка дух и остатки соображалки.

Просто потому что Гермиона нарушила правило «парковых встреч» и сама к нему подошла. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что что-то сейчас будет. И парень, который умудрился бесить всех Пожирателей, с которыми сражался (их было много), испытывал почти ужас. Во всяком случае, сердце, по ощущениям, провалилось куда-то в желудок и там лихорадочно стучало.

— Привет.

Это все, на что его хватило.

Самое время побиться головой вон об то дерево? Или нет?

— Мы можем поговорить?

Она еще спрашивает? Сириус готов говорить о чем угодно. Даже о кодексе поведения чистокровного волшебника, лишь бы Гермиона оставалась рядом. Может, он излишне оптимистичен, но, кажется, тема разговора не будет ужасной. Иначе бы она не улыбалась так… И не смотрела, словно приняла какое-то решение. Ему ведь должно повезти? Хорошим парням везет: во всех фильмах, что Сириус смотрел, было так.

Гарри целеустремленно собирал башню из цветных кубиков, чтобы потом с воплем ее разрушить. Прямо на голову задремавшему на ковре отцу… Лили не собиралась это предотвращать. Во-первых, Джеймс сам научил такому сына, во-вторых, пара кубиков по лбу — это не то, что ухудшит ее мужу жизнь. Тем более когда мистер Поттер напрашивается на взбучку.

Ей тяжело было ходить.

Несмотря на заверения колдомедика, что все просто прекрасно, вторая беременность давалась Лили трудней.

Поэтому быть доброй или заботливой с изначальной причиной того, что у нее опухают лодыжки и зверски ломит спину, она не собиралась. Джеймс был тем, кто посчитал, что братик или сестренка для Гарри так рано — это хорошая, веселая и просто великолепная идея… Так пусть теперь пожинает последствия. Бравый аврор от нескольких часов с гиперактивным сыном уже на ногах еле держался. Видимо, Грозный Глаз их не так сильно гоняет, как стенают стражи порядка. Иначе почему Джеймс так быстро устает? Где хваленая выносливость?

Лили в основном предвкушает зрелище.

На обед должен явиться Сириус Блэк. С новостями и целыми футами жалоб на одну вполне конкретную особу. Так себе, конечно, развлечение, но не когда ты постоянно дома… Муж работает целыми днями и часто ночами, Лили знает, что сейчас она так себе компания для прогулок. Поэтому новые впечатления — это то, по чему она соскучилась. Сириус же после того, как влюбился, одно — сплошное «впечатление».

Конечно, временами Бродяга злит ее. И все же наблюдать с первого рядаза его тщетными попытками очаровать Гермиону — достойная месть. За те годы, когда эта скотина мотала Лили нервы как старосте Гриффиндора. Влюбленный Блэк был интересным объектом для изучения. В отличие от своего обычного пустоголово-самовлюбленного состояния.

Лили видела лучшего друга мужа разным… И правда не предполагала, что Сириус может быть таким, как с Гермионой.

— Ляпь!

Новое бессмысленное, но любимое слово ее сына. Заливистый смех и попытки Джеймса спросонья отбиться от «агрессора»… Пока муж пытался поймать Гарри, делая вид, что сердит, Лили встала (каждый раз с таким животом это почти подвиг) и пошла к дверям. Судя по звону чар, Сириус только что аппарировал на границе участка. Совсем скоро, как обычно не утруждая себя стуком, ворвется в дом.

Но до этого знаменательного события, которое прибавит бардака и веселья, Лили предпочтет проверить, чтобы крестный ее сына не притащил новую игрушку ребенку. Щедрость Сириуса обычно приводила к тому, что у нее прибавлялось головной боли и забот, поэтому как опытная мамаша Лили Поттер предпочитала действовать превентивно. Нормальные игрушки из рук крестного получит сын, то, что ей не понравится, пойдет на утилизацию. Несмотря на щенячий взгляд Блэка.

— Лилс, ты прекрасна.

Ее аккуратно обняли, бесцеремонно расцеловали.

Пусть Сириус Блэк, счастливый, сияющий, словно рождественская ель, мыслями пребывал точно где-то не здесь.

Такое ощущение, что случилось нечто черезвычайное, ибо есть ли другой повод Сириусу так сиять? Неужели попытка четыре тысячи какая-то там дала результат? Но карманы крестного Лили все равно проверила. Хотя, похоже, о подарке для ребенка, которого Блэк собирался безнадежно избаловать, на этот раз горе-крестный просто забыл. Колоссальное облегчение.

— Сириус, может, поведаешь причину своего счастья?

На комплимент Лили Поттер не собиралась реагировать — вот еще. Насколько она прекрасна, почти напоминая собой шар, и без дежурных фразочек Бродяги она была в курсе. Да, красоты неземной создание. Взмах палочки — и входная дверь затворена, ботинки встали ровным рядом, а куртка Сириуса на вешалке, а не на полу. Пора в гостиную… Где смех сына разбавляется хохотом двух взрослых магов. Годрик дай ей терпения.

Конечно же, за обедом Сириус ничего не рассказал о причине своего необычайно воодушевленного состояния. Пересказывал министерские сплетни и аврорские анекдоты. Ложку мимо рта не проносил, и то достижение. Лили, конечно же, было любопытно. Пускай беременность не лишила ее мозгов. Поэтому почему Сириус Блэк так молчалив и не хвастлив, она понимала. Спрашивать первой еще раз не собиралась.

Лили была уверена, что Бродяга не утерпит и к десерту расколется.

Кто бы сомневался, но она оказалась права. Сириус нервничал, перескакивал с одного на другое и запинался. Складным его рассказ не назовешь. Полудурочные улыбки и жесты невротика стоило бы добавить для полноты картины. Гарри смотрел на крестного, широко открыв зеленые глаза. Даже ребенок осознавал, насколько дядя Сири сам на себя не похож больше обычного.

И было отчего.

Мисс Грейджер говорила с влюбленным кретином, чего раньше не случалось. Обычно это был длинный страстный монолог со стороны Сириуса, заканчивающийся приступами самобичевания, когда у Гермионы заканчивалось терпение выслушивать все это.

Лили не могла сказать, что знает ее хорошо… Правда была в том, что мисс Грейнджер хорошо знал лишь профессор Дамблдор. Но Гермиона была очень умна, бесстрашна и презирала предрассудки. Героиня каждый день трудилась, чтобы их мир стал чуть лучше и терпимей. А еще ей нравился Гарри. Лили видела, как она на него смотрела в их нечастые встречи. Человек, так сильно способный любить детей, не мог быть плохим.

Начистоту, она понимала, почему Сириус настолько влюблен в эту молодую женщину. Гермиона была выдающейся.

Бродяга терпел неудачу за неудачей. Это длилось очень долго… Однако сдаваться он даже и не думал. У Сириуса было полно недостатков. Лили знала его много лет, и чаще всего Блэк был неуправляемым типом. Все это не умаляло его достоинств. Пускай обычно Сириус обладал непревзойденным талантом парой фраз свести все свои лучшие стороны в ничто. Его самоуверенность была тем, что претило миссис Поттер.

Самоуверенность и самонадеянность месяцами мешали Бродяге вести себя с Гермионой верно. Он злил предмет своих воздыханий, прибегая к типичной тактике покорения женских сердец. Мисс Грейнджер была слишком умна, чтобы купиться на такое убожество. Лили имела свой собственный опыт борьбы, а потом и отношений с самовлюбленным нахалом… Поэтому могла посочувствовать даме сердца Сириуса.

Похоже, сегодня недоотношения между Сириусом и Гермионой сдвинулись с мертвой точки.

Непробиваемое упорство Блэка дало результат, что он живописал, почти подпрыгивая от радостного возбуждения. Теперь они с Джеймсом переглянулись, разделяя одно молчаливое понимание на двоих — нужно проследить, чтобы Бродяга все не испортил снова. Потому что несчастный и брошенный, он совершено невыносим. И будет страдать у них дома.

Лили Поттер на последних месяцах беременности не хотела эту картину лицезреть.

В том, что Блэк способен напортачить, даже Джеймс не сомневался. Хотя ее муж почти всегда был на стороне друга, какую дичь Сириус бы ни устраивал. Но, похоже, ее Джеймс устал и хотел благополучного завершения самого долгого романа в жизни лучшего друга. Даже если им придется наложить на влюбленного болвана Империус.

Он ненавидел оставаться в дураках.

Появившаяся из ниоткуда, убившая Повелителя и разрушившая множество судеб уважаемых магов мисс Грейнджер сделала это.

Вместе с тем, как бы ни было больно это признавать, но он, Люциус Малфой, был обязан этой женщине свободой. Если бы не ее заступничество на определенных, конечно же, условиях, его ждал бы поцелуй. Тогда, в сырой камере, лорд Малфой не думал даже играть с существом, которое убило Темного Лорда. Его мир рухнул в мгновение, и чванливый аристократ был ошеломлен полностью. Не до интриг, выжить бы.

Выжить и спасти семейное достояние, на которое положили глаз министерские кровопийцы. Тогда предложение мисс Грейнджер казалось единственным шансом на спасение. И он принял его без колебаний и торга. Последнего она и не собиралась допускать, четко и жестоко описывая Люциусу его дальнейшие перспективы. Клятва и свобода — вот что он выбрал тогда, думая о том лишь, как спастись, не о том, как неприятно будет понимать, что им помыкают.

Люциус был уверен, что он не единственный такой, обязанный мисс Грейнджер всем.

Эта женщина была чудовищем. Куда там покойной Беллатрикс… Худшим было то, что чудовище было умным и хладнокровным, пряталось за маской всеобщей героини и спасительницы. Мисс Грейнджер занимала не такой уж видный пост, но это не мешало ей прилагать руку практически ко всем изменениям в Магическом мире. Она публично поддерживала «благие начинания», которые индюк Фадж приписывал себе. Никто не замечал, что героиня была серым кардиналом.

Ему было противно…

Но избавиться от обязательств не получалось. Казалось, Гермиона знала, как он будет действовать, и заранее перекрыла все возможные лазейки. Быть подневольной пешкой — не унижение для того, кто был рожден для великих дел? Но об унижении быстро забываешь, побывав на грани смерти. Люциус предпочитал сторону победителя.

Одна ошибка, которую он унаследовал от отца, можно сказать. Пусть и он разделял идеалы Лорда, эта вера стоила ему почти всего…

Родственники жены были стихийным бедствием, никак не меньше.

Но кузен Сириус выбивался из этой стройной когорты всем. Гриффиндорец, прости Мерлин, член Ордена Феникса и выжжен собственной матерью — редко какой Блэк был настолько ненормальным. Нарцисса предпочитала о нем не вспоминать. Даже после того, как им отчаянно понадобились друзья с правильной стороны. Это о чем-то говорило… Например, о том, что от этого конкретного представителя рода Блэк нужно держаться так далеко, как только возможно.

И все же Люциус связывал с Сириусом Блэком определенные надежды. Бестолковые, бредовые и отчаянные, если по правде.

Например, что кузен Нарциссы все-таки угробит мисс Грейнджер. Он был ей отчаянно одержим, а Блэки не умеют отступать. Зато чудесно разрушают все вокруг, когда не получают желаемого. Скотина Сириус же импульсивен до безумия, неудержим и глуп, как всякий гриффиндорец. В общем, то, что нужно для обрушения в мелкое крошево чужой жизни.

О связи героини и нетипичного Блэка судачили.

Одним словом, за новостями об этой паре было легко следить.

Мисс Грейнджер с привычной бесцеремонностью навестила мэнор. Письмам эта женщина категорически не доверяла.

Люциус был любезен через боль — обычное его состояние, когда от него требуют неприятных вещей и отказаться невозможно. Данные в минуту отчаянья клятвы давили, схлестываясь петлей на горле, стоило подумать о шаге в сторону. Благодаря его влиянию, деньгам и связям через несколько дней будет принят очередной закон, попирающий идеалы, на которых он рос. Весомая причина для смятения чувств, безнадежности, ведь она не оставит его в покое. Мисс Грейнджер слишком озабочена судьбой магического мира и политикой, чтобы переключиться на что-то еще, менее разрушительное, что ей удается так же хорошо — науку, например. О, видимость, что озабочена только работой в Отделе тайн и исследованиями, эта гарпия создает прекрасно. Если бы все столь радужно было на самом деле.

— Любимая…

Нарцисса отвлеклась от игры с сыном. Сперва поцеловала белокурые кудряшки и лишь потом подняла свой взгляд на него.

Люциус не хотел ее втягивать… Однако его Нарцисса вовсе не красивая кукла. Ее не обманешь показной беззаботностью. Она понимает то положение, в котором оказалась их семья, оказывает ему поддержку. Если бы не она, Люциус не был уверен, что пережил бы все те унижения.

— Да?

— Мне нужно, чтобы ты написала своему кузену Сириусу Блэку.

Салазара ради, он сам не верит, что говорит это. Выбора нет — отчаянные времена требуют таких же мер. Жена должна найти повод возобновить общение с непутевым родственником. Они вмести изыщут способ восстановить «доверие»: в конечном итоге Сириус не особо умен. Люциус уверен, что найдет способ использовать его против мисс Грейнджер. Если не прямо, то косвенно.

— Зачем?

Нарцисса расправила юбку платья и одним грациозным движением встала. Прекрасная, как видение, величественная, как королева. Достойная носить имя Малфоев. Ему так повезло, что, в отличие от своей кровной родни, она сначала думает, а потом делает. Криков с ее стороны после морального прессинга от Грейнджер он бы не пережил, пусть и объяснить всю тонкость своей задумки супруге будет трудно.

Люциус говорил и видел, что Нарцисса его восторга не разделяет.

— Нелепо, глупо… И только поэтому может получиться.

Легкая улыбка и пожатие его ладони. Но поцеловать себя не позволяет: все-таки недовольна. Но не разгневана. С урожденной Блэк это важная и тонкая грань, которую лучше не переходить. Люциус предпочитает роль внимательного супруга, над которым не проносятся штормы взрывного темперамента.

Ради благополучия Драко он найдет способ избавиться от той, что смеет ему приказывать.

Не своими руками, так чужими.

— Как ты это сделаешь?

— Андромеда.

Супруга роняет имя с показной беззаботностью и берет сына на руки. Наверняка зная, что он ошеломлен. И было отчего: имя опальной сестры произносить было запрещено. Нарцисса словно забыла о выбравшей грязнокровку Андромеде Блэк, не смягчившись даже после потери Беллатрикс. Он и не думал, что перемирие возможно. Блэки ведь категорически не умеют прощать. Хотя здравое зерно в выборе жены было. Сириус дружит с кузиной Андромедой, та скучает по сестре и делала в прошлом робкие попытки помириться.

Наверняка бывшая Блэк примет оливковую ветвь мира. Так и сам кузен станет частью трогательного семейного воссоединения.

Они просто мило поговорили. Большую часть времени Сириус провел, пытаясь не пялиться слишком пристально, не смеяться как маньяк, и вообще постарался выглядеть максимально адекватным. Да, Гермиона сама к нему подошла, но это не значило так уж много… Он не был настолько идиотом, как считает большинство, чтобы не понимать этого.

Сириус всегда умел нравиться. Его обаяние не работало в двух случаях: если человек ему был искренне неприятным, лицемерие — не его сильная сторона. Второй же случай — это семья. Нравиться родственникам у Сириуса никогда не получалось. Он не был хорошим сыном, не был достаточно хорош как Блэк и не хотел становиться еще одним высокомерным ублюдком. Фактически заслужить одобрение родных он и не старался, делая все наперекор.

Гермиона же не была еще одним способом вызвать ненависть снобской родни.

Хотя за смерть Темного Лорда они ее ненавидели… В этом Сириус готов был поручиться под присягой.

То, как он бегает за ней, все эти слухи доводили маман, братца и кузину до бешенства, и никак не меньше. Пусть, как он и сказал, злость родственников не была его самоцелью. Целью была Гермиона и их светлое будущее вместе.

Сириус вел себя как осел. Ничего этим не добился, пусть она и сменила гнев на милость. Однако он осознавал, что такая счастливая перемена его заслугой не была. Просто Гермиона для себя что-то решила и сократила дистанцию, делая его еще более влюбленным и еще менее сдержанным. Последнее, к слову, было возможно, поскольку настоящие чувства сложные до невозможности… Было намного проще, когда девушка ему просто нравилась и он хотел ее в самом прозаичном смысле.

Без цензуры и словесных реверансов такое называлось «думать членом»…

— Вчера ты был не так молчалив.

Джеймс отвлекся от отчета, который переписывал. Сириус ответил ему зверским взглядом. В маленьком кабинете едва помещался стол, два стула и шкаф, поэтому сбежать не было никакой возможности. Он жалел о том, что не сдержался и выложил все друзьям. Сегодня на свежую голову перспективы не казались такими радужными. Сириус немного преувеличил, и вышло (случайно!), что соврал почти. Поэтому Лили и Джеймс слышали, что Гермиона согласилась практически быть его девушкой, чего, конечно, не было.

Сохатый будет издеваться еще как минимум вечность.

Причем не вовремя.

Ибо он как раз обдумывает, как вести себя на обеде. Так, чтобы не оттолкнуть и не выглядеть щенком, который выпрашивает ласки. Казаться уверенным, при этом совсем не самодовольным. Гермиона, насколько он знал, последнее в нем вообще не оценит.

— Сядем к ней, как обычно. Просто меньше трещи и дай мне для разнообразия сказать пару слов. Отвлеку от тебя, придурка, внимание.

Видимо, его терзания были настолько хорошо видны, что Сохатый предложил вполне годный план. Причем без снисходительного тона.

Стрелка на часах ползла непростительно медленно… Сириус вернулся к бумажной работе, прося Мерлина, чтобы Грозный Глаз не отправил их куда-нибудь до обеда. Обычно их с Джеймсом задания не были легкими и занимали прилично времени. Несмотря на то, что он был обеими руками за «веселье» вместо бумажек — нудных до смерти, — работа в поле сегодня была некстати. Чем только не пожертвуешь ради любви.

Спаржа вместо мяса оказалась в его тарелке только потому, что он искал глазами мисс Грейнджер. Она обычно приходила раньше и всегда садилась за один и то же столик. Спиной к стене. Выигрышная с точки зрения безопасности позиция: видно всех, кто находится в помещении. Но сейчас стул был пуст. Сириус начал беспокоиться.

Она педантична и собранна. Все по плану… Даже треклятый штурм логова Упиванцев (кошмары, и весьма красочные, снились до сих пор) прошел по ее сценарию. Несмотря на то, что бой был кровавым во всех смыслах, они выиграли. Гермиона будто знала, как будут действовать ублюдки, и заготовила сюрпризы.

Джеймс смотрел на его метания со смиренным терпением, не пытаясь его успокоить, парнокопытное бесчувственное.

Ведь что-то случилось. Гермиона просто так не изменяла своим привычкам. Сириус же был аврором, был влюблен до сумасшествия и наблюдал за ней каждый день, когда видел. Поэтому на толику паники и беспокойства таки имел право.

— Голосование в Визенгамоте, еще идут дебаты.

Когда он был готов встать и отправиться на поиски, Джеймс снизошел до объяснений. Сириус назвал себя кретином, не став озвучивать такой потрясающий вывод. Ну да, Гермиона не пропускает заседаний и занимается политикой. Хотя, кажется, все эти игры ей никакого удовольствия не доставляют. И она будет сидеть среди старых пеньков, пока дебаты не пройдут. Для нее все это важно.

Еще одно отличие.

Сириус бежал от всего, что было наследием семьи, в том числе и от кресла в Визенгамоте.

Его игрища в политику никогда не заботили, скорее вызывали отвращение.

— Твоя не девушка — один из инициаторов серии законов, которые смягчают политику министерства по отношению к нелюдям. Бродяга, не смотри на меня так, я иногда читаю Пророк и часто слушаю Лили. Ее-то эти вопросы тревожат, и она горячая сторонница мисс Грейнджер.

Если бы он умел стыдиться, то стыд был бы его эмоцией.

Сириус понял, что некоторой частью жизни Гермионы не интересовался совсем, предпочитая видеть только одно и совсем не замечая другого. Не слишком-то взрослый подход, как ни крути. Все, что связано с законами и политикой министерства приводило его в мыслях к семье. Блэки веками писали одно и манипулировали другим. Ему же была с рождения отведена роль очередного надутого от чувства собственной важности лорда Блэк — Сириус это ненавидел, отлично понимая, что обратить ту власть, данную происхождением, во что-то хорошее не сумел.

Он бунтарь, не созидатель. Терпением обделен.

В любом случае хотя бы для того, чтобы не быть болваном в ее глазах, нужно интересоваться и теми вопросами, которые отвращение вызывают, каким бы стойким ни было неприятие. Сириус уже не ребенок, которого пытались сломать под «стандарты», он вырвался и свободен. В отрицании и бунте уже нет необходимости.

— Луни с ней работает?

— Да. Но это большой секрет… Почему, ты думаешь, из нас троих мисс Грейнджер так тепло к нему относится?

— Я не думал, я ревновал.

Сохатому в этом признаться не трудно, пусть и невероятно глупо выходит. Но Джеймс — тот человек, которому он может сказать практически все, точно зная, что дальше них двоих информация не уйдет. Значит, Ремус помогает Гермионе, и поэтому она видит в нем что-то больше докучливого мальчишки. Сириус же все это время просто злился на друга, не делая попыток вникнуть в ситуацию. Получилось по-Блэковски — ноль здравого смысла, зато полно драмы на пустом месте.

И еще кто-то смеет говорить, что кровь не определяет то, кто ты есть.

Сириус годами борется с этой кровью и все равно часто поступает, как типичный Блэк.

Сказать спасибо Сохатому, пусть над этим эпизодом Джеймс будет смеяться долго, увидеть Лунатика и вытащить из него все, что возможно, об их работе с Гермионой. Предложить помощь. Происхождение столько раз портило ему жизнь, теперь Сириус дозрел до того, чтобы использовать свое имя. Если к инициативе присоединится представитель священных двадцати восьми, древнейший и благороднейший, это добавит процессу очков? В любом случае Сириус собирается это выяснить.

Как и чем он лично может помочь Гермионе и делу, которое она отстаивает.

Теперь она редко что делала «не подумав», то есть в самых исключительных случаях.

Тот порыв подойти к нему в парке, нарушить молчаливое соглашение Гермиона относила к временному помутнению рассудка. И чуточку к тому, что устала от одиночества, этих преданных глаз, которые что-то в ней все-таки трогали. С каждым месяцем здесь ей все тяжелее было воспринимать тех, кого она знала, только по памяти будущего. Сложно объяснимо и вообще-то эмоционально выматывающе.

Да, она сильная, очень сильная… Отважная. Способна о себе позаботиться.

Ничего из этого о себе Гермиона не отрицала и менять не собиралась. Однако живой от длинного списка собственных достоинств она быть не перестала. Поэтому прощала себе мисс Грейнджер некоторую степень слабости. Гораздо важнее немного отпустить затянутую до предела пружину, чем сорваться. Это она осознавала.

Как и ужасающие последствия своего лишь «возможного, гипотетически», срыва.

Сириус не был ей противен. Вот уж за это даже казнить себя Гермиона не собиралась. Он был потрясающе красив, общее самодовольство его не портило (в этом она признаваться не хотела, тем более вслух). Заносчивость, частично оправданная, частично прирожденная, иногда делала Блэка очаровательным. Тем более ей, которой внимание парней доставалось лишь по остаточному принципу, сосредоточенность Сириуса на ней не только не досаждала, но почти льстила. Пускай первое чаще, чем второе. Гермиона знала, что чудовищно неопытна.

Когда ей было обзаводиться опытом и заводить романы? Веселые деньки в школе были веселыми лишь бесконечной круговертью неприятностей, в которые они тогда встревали. Война вообще стерла все личное. Гермиона и не думала о любви… Важным было выжить и вытащить Гарри.

С одним она справилась — выжила… Спасти Гарри не получилось.

Его смерть тогда стала последней каплей, толкнувшей ее реализовать безумный план.

В общем, одно вытекало из первого и перетекало в третье. Гермиона запуталась и, как бы ни злилась, адекватного выхода не видела. Ей плохо давалась ложь. И пусть держать лицо она научилась, врать другим — это одно, себе же — совсем другое дело. Чем громче Гермиона говорила, насколько Сириус Блэк ей безразличен, тем сильнее внутри что-то трескалось. Что не есть хорошо. Она и так давно уже не была достаточно цельной.

Грюм был ей нужен, причем найти его было нетривиальной задачей. Поэтому Гермиона заглянула в десяток кабинетов, чтобы обнаружить Грозного Глаза. Не исключено, что заслуженный ветеран прятался от нее, чтобы банально не иметь дел с «дерьмом», которое его подчиненным периодически подкидывал Отдел Тайн. Бороться с Аластором за чистоту речи было более чем безнадежным занятием. Гермиона и не пыталась.

Ее бесцеремонность манер и речи в целом Грюма успокаивала.

Аластор не стремился быть удобным или кому-либо понравиться, он просто был надежным и кошмарно грозным для тех, кто нарушал закон. Они ладили… Что не мешало ему время от времени хаять Отдел Тайн и бюрократическую волокиту вместе и раздельно не лучшими словами.

— Гермиона, можно с тобой поговорить?

Сириус догнал ее в одном из коридоров. И выглядел скорее расстроенным, чем настроенным на беспардонный флирт. Поэтому первое побуждение Гермионы ответить резко и категорично испарилось. Он словно искал совета и поддержки одновременно. Пришел к ней… Не к Джеймсу Поттеру. От этого в груди потеплело и одновременно закололо.

Но со своими странными реакциями она будет разбираться позже. Сперва узнает, что произошло. Пустой кабинет и мощные чары. Гермиона не хотела, чтобы их подслушали.

— У тебя что-то случилось?

— Мне написала Андромеда.

И это все? Он отвлек ее для этого. Гермиона знала, что миссис Тонкс была единственной, с кем Сириус поддерживал теплые отношения. С остальной семьей конфликт из горячей фазы перетек в этап ледяного противостояния. Живая Вальбурга Блэк была не намного приятней своего спятившего портрета в будущем. По крайне мере самой Гермионе. О, леди ее искренне ненавидела. Примирения с сыном леди Блэк не искала тоже, словно забыла о нем. Да и Сириус не тосковал по снобской семейке ни капли.

— Ей написала Нарцисса, они пили чай… Это странно.

Вот это уже было не только странно, но интересно. Скользкий подлец Люциус был ее должником на коротком поводке. Малфои уцелели — Гермиона об этом позаботилась, но использовала влияние и галлеоны этой семьи по-другому, для своих целей. Нарцисса Малфой не лезла в политику, избегала открытых конфликтов — все же она умна. И тем не менее Гермиона подозревала, что гордая красавица, мать Хорька (Драко еще малыш совсем), была не менее радикальна, чем все благородное семейство Блэк и муженек. Так с чего бы попытка помириться?

В которую втягивают Сириуса.

Внезапно взыгравшие родственные чувства Гермиона без каких-либо сомнений отбросила.

— Меда хочет, чтобы я поговорил с кузиной. Три страницы чуши о том, что пора забыть старые распри. Андромеда наверняка счастлива увидеть сестру.

— А ты?

— А я ничего не забыл, Гермиона. И не верю, что Цисса хочет лицезреть мою физиономию просто так. Чую ловушку.

Она была с ним вообще-то солидарна. Сириус не мешал ей думать, только сел рядом и вручил злополучное послание. Он ей доверял безоглядно… И тут дело не в знаменитой гриффиндорской дурости. Восторги Андромеды она намеренно пропустила, ведь суть просьбы к кузену была проста — пора наводить мосты с семьей. Миссис Тонкс верила, что Нарцисса — лишь первая ласточка, и после войны все изменилось.

— Тебе стоит принять приглашение.

Гермиона ждала, что Сириус возмущенно начнет возражать. А он просто улыбнулся и сжал ее пальцы.

— Хочешь, чтобы я проверил, что же по-настоящему от меня нужно Малфоям? Я, может, болван, но не глупец.

Румянец был очень вовремя, да еще от такого простого жеста. Гермиона попыталась запихнуть свою неловкость поглубже — не время думать о том, что он сидит так близко и смотрит так, словно она — самое прекрасное, что есть на свете. Не время превращаться в мечтательную дуреху. Романтикой тут и не пахнет.

Скорее суровая необходимость. И самовнушение такого толка Гермиону немного отрезвило.

— Да. Не думаю, что твоя кузина решилась встретиться с изгнанной сестрой без дозволения или ведома своего мужа. Люциус Малфой же ничего не делает просто так. Очередная интрига, Сириус, и ты зачем-то нужен павлину.

— Хитрая сволочь вряд ли рассчитывает помирить меня с маман, значит, дело в другом. У меня высокий допуск, но я не говорю о делах, и тем более в такой компании, и еще более о том, что тайна аврората. Люциусу нужно что-то иное. Хочет подобраться к Гарри?

Ожесточение в глазах Сириуса было тем же, что на ее лице отразилось… Если чертов двуличный ублюдок думает тронуть ребенка из того-самого-пророчества, то Гермиона позаботится, чтобы Малфою поцелуй показался лучшей альтернативой в сравнении с тем, что она с ним сделает. Больше жизнь ее Гарри никто не сломает. Это то, ради чего она пришла в прошлое.

— Не будем торопиться. Тебе нужно будет играть роль и быть готовым радоваться встрече с леди Малфой. Мы должны узнать, что за этим стоит. Сириус, Лили Поттер беременна, так пусть все останется между нами. Ей не стоит нервничать. У нас ведь только предположения пока.

Сириус предложил встретиться совершенно неожиданно. Да, они виделись, но не слишком часто.

Ремус чаще и дольше бывал у Лили Поттер… Играл с Гарри, общался с рыжим солнышком. Он оставался обычно до ужина, и это была возможность увидеть Джеймса, если тот не был на дежурстве. И Сириуса, если тот ужинал у Поттеров. Ремус не мог сказать, что их легендарная дружба закончилась, просто у всех была своя работа и интересы в жизни. Безусловно, он по-прежнему знал, что в любой ситуации может положиться на Сохатого и Бродягу.

Даже предательство Питера не разрушило их узы.

Да, было больно от осознания, что человек, которому они все трое верили столь сильно, — враг. Подлец, собирающийся продать Темному Лорду и Лили, и Джеймса, и малыша Гарри. Причем точно понимая, чем раскрытие тайны им грозит. А именно — смертью.

Гнев на Питера был велик. Ремус мог с уверенностью сказать, что возненавидел его. И мольбы о прощении и пощаде только усугубили это чувство гадливой ненависти. Они никак не тронули и Гермиону, которая вскрыла «крысу». Все те ужасные месяцы он старался держаться как можно дальше от семьи Сохатого, ведь был уязвим перед врагами. Его можно было поймать и заставить выдать все, что он знает о друзьях. Это знание отравляло Ремуса.

Если бы можно было еще больше ненавидеть ликантропию, он бы ее возненавидел.

Ремус годами боролся с осознанием того, что ему нигде не будет места, что он обречен на одиночество и скитания. Победа — невероятная, казалось бы, совсем невозможная — зажгла в нем искру веры в то, что все может измениться. Мисс Грейнджер — девушка, которой хватило отваги бросить вызов Темному Лорду, — лишь поддержала в нем эту искру, дав новую работу и цель в жизни.

Гермиона много говорила, что их мир должен измениться… Радикально.

Чтобы у идей Тома Ридла не нашлось последователей, чтобы предрассудки, которые убивали, канули в Лету. Героиня не только говорила, она делала, используя влияние, популярность, собственную славу для благих дел. За это Ремус ее бесконечно уважал. Для него было честью помогать Гермионе в ее нелегком деле. Реформы никогда не проходили легко. Вероятно, понадобятся не годы, а десятилетия. Он готов был ждать и помогать всем, чем сможет.

О влюбленности Сириуса в столь замечательного человека, хм, молодую и красивую девушку, только глухой не слышал.

Причем и глухому Бродяга мог сообщить о постигшем его счастье. Сириус, как всегда, — беспорядочный размах и много шума. Нет, видеть его таким окрыленным было даже отрадно. Ремус искренне радовался за друга и немного сочувствовал объекту высоких «чуЙств» бестолкового Сириуса. Он знал Блэка достаточно хорошо, чтобы понимать, что тот не отступит.

Еще бы, влюбился по-настоящему и смертельно серьезно. Поэтому попытки Гермионы от него избавиться были заранее обречены на провал. Может, она сладила с тем-кого-можно-было-уже-называть, но объятый страстью Сириус — совсем другое дело. Тут случай очень тяжелый. Ремус только и мог выслушивать нередкие жалобы мисс Грейнджер на этого полудурка да мягко стараться втолковать Сириусу, что нужно быть все-таки не таким ослом.

Так, как будто Бродяга способен был что-то услышать и запомнить.

Тут, похоже, и Джеймс махнул рукой… Следя только, чтобы доведенная до ручки героиня не прибила влюбленного остолопа.

А еще ветреник Блэк сделался вдруг категорически-невыносимо ревнив. Выносил своими страданиями мозг всем, кто был способен слушать поток стенаний. Можно было предположить, что Бродяга узнал об их работе и встречах с Гермионой. Отсюда это внезапное желание его лицезреть. Ремус готовился к скандалу и, возможно, к физической агрессии. Учитывая, насколько Сириус был вспыльчив.

— Привет.

Мрачный зал «Кабаньей головы» посветлел от яркой улыбки Сириуса. Неудивительно, что «гостепримнный» хозяин сего заведения буркнул что-то в бороду о ненормальных Блэках и ушел, в подсобку, кажется. Сириус наложил на их стол мощные чары конфиденциальности, заинтриговав Ремуса таким нетипичным поведением до крайности. Обычно Бродягу не очень-то волновало, кто может его услышать.

— Хорошо выглядишь, Лунатик.

— Могу сказать о тебе то же самое.

Что-то случилось… Слишком уж Сириус был счастлив. Ремус утвердился в подозрении, что пропустил что-то очень важное и интересное. Нужно было чаще отвечать на письма друзей или самому написать Лили. Она знала все самые свежие сплетни. Комплимент своему внешнему виду Ремус принял как должное. Он поправился, перестал сутулиться и прятать глаза. Вот что значит цель в жизни и какая-никакая уверенность в завтрашнем дне.

— Я знаю, что вы работаете с Гермионой вместе.

Было отчего поперхнуться.

Бродяга остался лучезарно спокоен вместо гневных воплей, которых Ремус ждал. Он ведь ничего ему не рассказывал. Частично соблюдая договор с Гермионой, частично не желая, чтобы, услышав ее имя, Бродяга загорелся идей помочь. Такая головная боль ему была вовсе ни к чему.

— Да раслабься, я не злюсь… Ты с ней делаешь стоящие вещи. Горжусь тобой, Луни, мы все гордимся. Лили хочет, чтобы ты пришел на ужин. Мы все соскучились.

— И никаких упреков?

— Ремус, я не ребенок, чтобы поступать так. Если понадобится помощь, можешь ко мне обратиться, и, кстати, если можешь, расскажи поподробней о работе.

Он, конечно, мог рассказать, да и желал этого… Но сперва стоило выяснить причину отличного настроения Сириуса. Так, чисто для справки и чтобы быть готовым. Сейчас Ремус винил себя за то, что не находил на друзей времени. Нельзя же так отдаляться, прикрываясь занятостью. Не очень честное поведение.

— Мы с Гермионой поговорили несколько раз. Лунатик, я не вел себя как идиот, и, кажется, даже нравлюсь ей.

— И это не все?

Он годами учился читать друзей, чтобы уберечь их же от неприятностей, спасти остатки баллов Гриффиндора. Сейчас Ремус видел, что друг недоговаривает. Случилось что-то еще, кроме прогресса в его отношениях с мисс Грейнджер. Обычно таинственность Сириуса сулила неприятности разного калибра.

— Мне написала кузина Андромеда, она помирилась с леди Малфой. И теперь в это милое семейное примирение хотят затащить еще и меня. Мы с Гермионой подозреваем, что Цисс просто использует Андромеду. Скорее всего, ее мерзкий муженек желает подобраться к Гарри… Сохатому или Лили ни слова.

Новости оглушали, буквально.

И рождали тревогу. Лорд мог прийти за маленьким Гарри, если бы не был убит раньше. Теперь неосужденный прихвостень Воландеморта наводит мосты к крестному мальчика из пророчества. Ремус злился. Малфой был коварным и подлым. Он мог задумать все что угодно.

— Что вы решили?

Гермиона составила список из десяти «причин, почему их не должны были видеть вместе с Сириусом Блэком» слишком часто…

Хорошенькое занятие вместо работы. И мыслей, как вывести на чистую воду сукиного сына Малфоя. Можно было пойти банальным путем обычного насилия. Если Люциус и забылся, то она нет — он все еще ее должник. Никто данных клятв не отменял. Гермиона обладала всеми рычагами, чтобы заставить лживого подонка говорить правду. Он не был хорошим человеком, поэтому вину за то, что она с ним делала, ощущать было глупо.

Люциус сохранил свою жизнь, состояние и влияние. Все это дала ему их сделка. Довольно приемлемая, к слову сказать, но, видимо, лорд Малфой категорически не умел быть благодарным. Гермиона подозревала, что рано или поздно ее сомнительный «союзник» попытается вырваться из-под опеки, только не думала, что так рано. Люциусу всегда хватало наглости, к его несчастью, зато недоставало понимания, кого не стоит злить.

Мисс Грейнджер знала о своей несклонности к компромиссам и раньше. Однако с годами и пережитыми ужасами Гермиона стала еще куда категоричней. Нужно было так прижать Малфоя, чтобы ему впредь было неповадно. Она не собиралась его отпускать из любых побуждений, пока Люциус не исчерпает ресурс своей полезности.

Для нее прежней такие рассуждения звучали чудовищно.

Нынешняя Гермиона вовсе не считала себя монстром. Она кое-чему научилась — например, атака с открытым забралом обречена на провал и большие потери. Они уже сражались честно, по-гриффиндорски, и проиграли…

Она потеряла всех, кого любила.

Человек с разбитым, выжженным сердцем уже не ищет границы собственного цинизма. Вот и она не раздумывала, а просто действовала. Лучше уж ее пешками будут не лучшие люди, те, которыми жертвовать легко. Профессор Дамболдор же по странной логике, которую Гермиона до сих пор не могла понять, губил лучших, чтобы спасти худших. Гермиона уже побывала в роли пешки, повышенной до ферзя… И теперь судила с позиции игрока.

Люциус был полезен. Он ее ненавидел — это как бы то, на что ей было плевать. А еще Малфой ее боялся, хотя старался прятать страх под маской холодного высокомерия. Но Гермиона его чувствовала. Еще бы, грязнокровная девица из ниоткуда, никто, убила Повелителя. Должно быть, это целиком разрушило картину мира мерзавца. Азкабан и перспектива поцелуя лишь довершили картину абсолютного проигрыша.

Правда, урок не был усвоен в достаточной мере, раз Люциус забыл о главном условии — сговорчивости.

— Мы ужинаем у Андромеды.

Сириус смотрел только на нее весь ужин. Живое лицо сейчас выражало странную смесь гадливости и нетерпения. Гермиона собиралась попросить его быть осторожным. Нарцисса Малфой только изображала беспомощную леди. На самом деле это хрупкое создание обладало стальной волей, куда там ее напыщенному муженьку. Змеемордая старина Томи недооценил леди Малфой и едва не сдох за это… Жаль, что в будущем этого с ним не случилось.

В любом случае Гермиона его ошибки повторять не собиралась.

Поэтому Сириус должен оставаться настороже.

— Не волнуйся, я не вызову подозрений. Буду неприветлив, хмур и скован… Все, чтобы Цисс поверила, что мне не по себе и не слишком радостно. Изображать счастье нет смысла. Мы слишком давно по разные стороны, чтобы узы родства имели силу.

Он все обдумал… И почему она так этим удивлена? Сириус — не сломленный потерями и заключением человек. Он умен и энергичен. И вовсе не ищет смерти. Гермиона больше не будет о нем судить по той тени, с которой была недолго знакома. Блэк иногда, ладно, часто, ведет себя как придурок. Но это не значит, что Грозный Глаз видит в нем своего преемника только за красивые глаза и безбашенность.

Это было не свиданием. То есть ужин.

Они просто встретились в маггловском мире после работы, то есть усталые и голодные. Поэтому зайти поужинать было нормальным, пусть ей нравилось быть с ним сейчас. Гермиона уже была рада отсутствию взглядов — любопытных, пристальных, — словом, тех что повсюду их сопровождали среди магов. Здесь, недалеко от центра Лондона, в этом ресторане, они были одними из толпы. Просто посетители, никому не интересные.

— И с первого раза она мне скажет, чего действительно хочет. Ты ведь все это мне хотела рассказать?

Горячая рука Бродяги аккуратно накрыла ее ладонь. Он выглядел счастливым, а не раздраженным ее дотошностью и всезнайством, словно находил поучения, которые Гермиона так и не озвучила, милыми. Обычно ее склонность все планировать и проговаривать только злила всех вокруг. В этом никогда не видели ни заботы, ни волнения — только попытку командовать другими.

Сириус же понял.

Выглядеть не глупо-смущенно-радостной было очень трудно.

— Ты не злишься?

— Нет, зачем? Ты не считаешь меня идиотом, Гермиона, пускай частенько я себя так и веду. Просто ты хочешь убедиться, что я подготовлен, и я рад твоей заботе.

Образумить себя после такого признания было очень трудно. Но не зря же Гермиона была упрямой гриффиндоркой — она смогла. Сириусу Блэку вовсе не обязательно знать, насколько он такой, сам на себя не похожий, сильно действует на нее. Можно было себя отругать, ведь посреди заговора нашла время для романтической чуши. Однако Гермиона не хотела корить себя, скорее плыть по течению, как человек, безнадежно уставший от постоянной борьбы.

Но это лишь наваждение сегодняшнего вечера, пройдет. Она уверена — пройдет, и к утру мисс Грейнджер будет прежней.

— По опыту, Цисс никогда не действует в лоб. А еще она не причинит мне вреда напрямую, я на это надеюсь. Довольно неприятно, что тебя ненавидит вся семья, пусть и такая больная, как моя.

— Тебе было сложно уйти?

Почему она это спросила? Неужели под влиянием момента, лишь из сочувствия. Видеть Сириуса без маски весельчака и балагура было непривычно. Гермиона не хотела держать с ним дистанцию, не прямо сейчас, скорее, наоборот. О последствиях внезапной перемены она, как одна книжная леди, «подумает об этом завтра»…

— В какой-то момент я понял, что придется. Пятый и или шестой курс… Тот, кем я был, не нужен был роду Блэк. Матушка так желала меня сломать под свои представления об идеале, что тепла или привязанности не осталось. Я сходил с ума, и лучшим было сбежать, но так, чтобы все концы обрубить.

Он переплел свои пальцы с ее. Гермиона это позволила, ведь ему больно.

— Блэки категоричны до безобразия, Гермиона, и мы не прощаем. Уходя, я знал, что мне не вернуться.

Гермионе внезапно пришло в голову, что они похожи. Не полностью, но оба почувствовали безысходность. Перед прыжком в прошлое она ведь тоже сходила с ума, и это еще мягко сказано. Выбор был невелик, и Гермиона решилась, прежде чем потерять и разум. Сириус прошел через нечто похожее, и ему наверняка бывало одиноко.

Вечер внушал хорошие ожидания, почти радужные… Но более реалистично настроенный человек сказал бы — взрывоопасные ожидания.

Но Андромеда предпочитала не прибегать к обычному пессимизму Блэков в своей новой жизни. Именно поэтому столовая была ярко освещена и украшена цветами. Создать толику торжественности, но не переборщить… Миссис Тонкс с уверенностью могла сказать, что справилась с такой сложной задачей. Все же безупречный вкус — это врожденное.

Внезапное сближение с сестрой было для нее радостью. Она любила семью, насколько могла. Разлука с младшей сестрой далась ей трудно. Андромеда не была настолько наивной, чтобы верить, что Нарцисса захочет с ней общаться после изгнания. Выбрав любовь, она прощалась с привычной жизнью, и этот выбор дался ей легко. Тед и их дочь — вот ради чего она теперь жила.

Но теплота, улыбка Циссы и блики в золотых волосах от солнца… Они пили чай, и Андромеда ощущала настоящий покой.

Видимо, то, что произошло, изменило взгляды сестры. Она смогла пойти против взглядов семьи и запретов Малфоя. Потому что этот мерзкий человек вряд ли был рад их общению. «Мерзкого человека», как и много других щекотливых тем, они по молчаливому взаимному согласию опускали. Не хотелось портить все руганью.

Цисса казалась чуть потерянной. Она, конечно, по-прежнему безупречно держала маску, но они выросли вместе. Андромеда могла точно определить, когда ей неуютно и даже страшно. Стоило признать — положение Малфоев было далеко не блестящим, как раньше. И если подлец Люциус заслужил все от и до… То за сестру она искренне беспокоилась. Тень делишек супруга, семейная слава — все это падало на Нарциссу. Стать кем-то другим, чем еще одна из ненормальной, жестокой семейки Блэк — нетривиальная задача.

Андромеда не могла сказать, что ей удалось полностью избавиться от предубеждения в своем отношении. Но иногда слава бывшей Блэк, наоборот, помогала. Цисса же вовсе не стремилась ничего менять кардинально, просто стала более терпимой. Пережитый ужас и одиночество заставили ее отбросить гордыню. Требовать извинений от сестры она, конечно, не стала. Сделала вид, что лет, когда приходилось стучаться в закрытую наглухо дверь, не было.

Умение прощать — это то, чему научил ее Тед.

Дора, утомленная целым днем беганья и полетов на метле, спала сном ангелочка. Муж был на дежурстве в Мунго.

Словом, если вечер закончится скандалом в лучших традициях рода Блэк, то свидетелей убирать не придется. Тем фактом, что Сириус долго не артачился, Андромеда гордилась. Кузен был еще тем упрямым ослом, и она ожидала, признаться, большего сопротивления. Тем более что мужа Циссы он искренне презирал, если не сказать более веско. Можно было подумать, что Сириус частично отпустил гнев, но, опять же, Андромеда знала эту занозу слишком хорошо, чтобы предполагать, что все так просто. Она нервничала, и чем ближе стрелки часов были к часу встречи, тем сложнее ей было.

Первым, как ни странно, прибыл Сириус… На своем ужасном байке.

С непривычки его приземление могло показаться нападением. На пороге чмокнул ее куда-то в макушку, вручил букет и пошел на запах еды, отговариваясь на ходу тем, что только с дежурства и голоден как волк. В другой раз Андромеда попыталась бы отчитать кузена за полное отсутствие манер, но теперь беспардонность этого чудища принесла ей облегчение. Сириус остался сам собой.

— Надеешься, что мы не разнесем гостиную? Эти очаровательные занавески будет жаль.

— Ты чудовищен.

Даже не злость, а просто констатация факта, причем с весельем. И все же в нем что-то изменилось. Андромеда знала, что всю войну кузен был на самом переднем крае, раз за разом бросаясь в пекло и рискуя головой и всеми остальными частями тела. Он выжил. Однако дело было не только в этом. Сириус — вечный балбес с комплексом искателя приключений — как-то повзрослел, пусть и прятал это почти от всех.

За дурацкими шутками и бедламом взрослость трудно было заметить. Но опять же, она его знала.

Любовь все-таки сотрясает твой мир и меняет все. Пример Сириуса был очень показательным. Стал бы он таким, не будь рядом девушки, которая отвергала его раз за разом? Андромеда не хотела искать ответа.

— За это ты меня и любишь, Меда. И где наша снежная принцесса?

Вот и сарказм с изрядной порцией яда. И он еще смеет утверждать, что не ведет себя, как засра… то есть Блэк. Андромеда села в соседнее кресло и призвала бутылку вина со стола. Бокал-другой для успокоения ей не помешают. Все равно расписание и торжественность полетели в тартарары. И, что скрывать, ей так больше нравится: создает иллюзию простой семейной встречи, а не переговоров между враждующими сторонами.

— Нарциссе сейчас нелегко, Сириус. Послушай, я не прошу тебя все забыть, но прояви терпение. Хотя бы ради меня.

Манипулировать им было легко. Дрожание ресниц, сжатые кулачки и наигранные слезы в голосе. Кузен и не на то пойдет, чтобы она не заревела. Успокаивать плачущих женщин… О, в этом красавчик Сириус Блэк еще более жалок. чем в попытках казаться невозмутимым, когда мисс Грейнджер рядом. Кстати, нужно познакомиться с героиней поближе. Раз такая умница, возможно (почти наверняка), станет членом их семьи.

— Хорошо, хорошо. Но надеюсь, в ответ от Цисс я не услышу лекцию о том, что «должен одуматься». Такое даже твоя стряпня не искупит.

— Улыбайся. — Это Андромеда кузену уже прошипела, спеша открыть дверь на решительный стук. Нарцисса была прекрасна, как, впрочем, всегда. Только на дне синих-пресиних глаз затаилась тревога. На объятие она ответила, а потом нерешительно шагнула вперед, стаскивая перчатки и отправляя шляпку в полет на крючок.

— Привет, Нарцисса.

Сириус перестал жевать, встал и улыбнулся, правда, улыбка отдавала оскалом, но требовать сразу всего от него было, мягко говоря, неразумно. Он ведь старался. Нарцисса не спешила подходить ближе, будто в испуге. В этом представлении колченогих актеров только Андромеда чувствовала себя достаточно решительной, чтобы начать диалог, поэтому взяла сестру под руку и потащила к дивану.

— Добрый вечер, Сириус.

— Садитесь оба и прекратите, Мерлина ради, изображать манекены. Давайте поедим, выпьем отличного вина и хотя бы попытаемся поговорить.

Этот вдохновенный спич бывшая Блэк выдала на одном вдохе. Империус был бы все-таки проще…

Но падать духом было не время. Андромеда была решительно настроена добиться нормального диалога, пусть и через боль. Так вышло, что и кузена, и сестру она любила. Правда, очень хотела добиться мира. После всего пережитого делить им нечего. Смысла в давних спорах нет, ведь одна молодая женщина поставила точку — убив Темного Лорда. Нет ничего важнее семьи. Только для нее это истина уже не в том извращенном смысле, что для Блэков.

— Вечер был нескучным…

Джеймс очень скептически хмыкнул. Наполовину Блэк разделял «восторг» стопроцентного Блэка насчет родственников. Заныл шрам на ребрах справа. Милейшая кузина Беллатрикс метила четко в сердце, но — упс — промазала. Сириус всего лишь провел скучную неделю в Мунго вместо того, чтобы сдохнуть. Наверное, ненормальная сука была очень огорчена позорным уровнем собственной меткости.

Однако рассказывать военные байки и поминать злым не тихим словом Беллу он мог бесконечно. Разговор шел о другом. Джеймс, конечно, еще тот олень — благородный. Но и он насторожился по поводу семейного воссоединения. Малфоям нельзя было верить — это аксиома. Так что не только сам Сириус подозревал кузину Цисс в нехороших вещах.

Можно было назвать все происходящее паранойей.

Хотя «постоянная бдительность!» — они оба ученики Грозного Глаза, и цену эти словам знали.

— Андромеда осталась довольна.

Это он произнес с таким видом, словно у него все зубы разом заныли. Сириус был сторонником прямых действий. Его весь вечер так и подмывало прямо спросить Нарциссу — какого черта она задумала? Только понимание того, что правды от кузины не дождется, все равно удерживало от этого опрометчивого шага. Он обещал Гермионе быть паинькой и весь вечер ей был, стараясь, впрочем, не переигрывать. В общем, обстановка была напряженной, и несчастная Андромеда металась между ними, силясь создать непринужденность.

Так, как будто они вообще умели прощать.

— Чем это? Что вы за палочки не схватились или что тебя пригласили на бал в Малфой-менор? Похоже, скользкий блондинистый упырь спешит за твой счет подправить репутацию. Меньше скепсиса, Бродяга. Ты кавалер ордена Мерлина и признанный герой войны. Удобный родственник для Малфоя по нынешним временам.

В словах Джеймса было здравое зерно.

Люциус был еще той шельмой, если цензурно, и ничем не брезговал. Тюрьмы эта тварь избежала чудом (закулисными интригами, от которых несло предательством), и положение Малфоев оставалось более чем шатким. Их ненавидели и презирали, многие заявляли то, что думают о Люциусе, в открытую. Такому гордецу все это было неприятно: чернь смеет поднимать голос на его сиятельную персону.

Кроме того, Малфой все еще дрожал за свои галеоны. Да, пусть он откупился от Министерства и правосудия в частности, но кто мешает снова таким образом пополнить карманы чиновников и казну? Ни о власти, ни о возвращении былого влияния речи не шло. Сохранить бы то, что осталось.

И с этой точки зрения он мог бы помочь.

Если бы было все так просто и очевидно. Сириус не верил, что в первую же встречу Цисса что-то попросит. Грубо, недипломатично и совсем не в стиле златовласой красавицы. Тут стоит ждать долгой и планомерной осады. Нарцисса будет играть роль радостной кузины, любящей сестры, и в нужный момент получит дивиденды. Она непринужденно разыграет карты так, что он сам будет рад помочь. Цисса всегда умела добиться желаемого, а уж использовать людей тем более.

Ради сына, Сириус не сомневался, она его использует, предаст и даже убьет. При этом будет спокойно спать.

— Мне до сих пор больно, Сохатый. Я знаю, что она уже не та, кого я любил и кто любил меня. Легче от этого не становится.

— Ты так уверен в том, что Нарцисса лжет?

Сочувствовать Джеймс не стал, прекрасно зная, что другу это ни к чему.

— Джеймс, она годами делала вид, что мы мертвы для нее. Зато дружила с убийцами и психами из банды Риддла — чистокровные же маги.

— А что об этом думает Гермиона?

Взгляд друга стал очень хитрым. Конечно, он старался не сиять слишком сильно в ее присутствии. Вообще не афишировать их встречи в маггловском мире. Сириус очень боялся, что огласка помешает зарождающимся отношениям. Там, вдали от чужих взглядов, где до них никому не было особо дела, Гермиона была другой. И он влюблялся еще больше. Но Сохатый знал его как облупленного и, естественно, все заметил. Лицедей, опять же, из Сириуса еще тот.

— Что мне нужно быть осторожней и держать уши открытыми, а рот на замке.

— Нам тоже пришло приглашение от Малфоев. Лилс сожгла его в камине.

Джеймс был душой компании, вообще веселым парнем, но трогать его семью никому не стоило. Сириус поднял большой палец вверх, показывая одобрение поступка Лили. Поттерам было ни к чему появляться на балу проигравших, пусть в своем снобизме делающих вид, что ничего не изменилось. У Малфоев появятся разве что такие же, как они, изгои общества, маргиналы, чистокровные, конечно же, всех мастей и те, кто должны Люциусу.

Веселое предстоит сборище, пусть кузина и старается делать вид, что приглашение в Малфой-менор — по-прежнему честь для любого мага.

На самом деле реальные обстоятельства куда печальней.

— Я пойду. Хочу убедиться, что там ничего не затевается.

— Уверен? Люциус точно потащит тебя на колдофото, а потом они окажутся на передовице Пророка.

— Андромеда будет там и Тед. Убеждать ее, что это идиотизм, бесполезно. Моя такая умная кузина уплыла в страну единорогов и огромных радужных бабочек, уверенная, что Цисс ей не навредит.

— Ты же уверен в обратном.

— Сохатый, ты ведь сам не спрашиваешь, а только утверждаешь.

Сириус думал о ласковых улыбках Циссы, о том, как нежно звенел ее голос, и как они — Андромеда и Нарцисса, — обнявшись, идеалистически-прекрасно смотрелись вместе на диване. А перед глазами были кровь, трупы и остекленевшие глаза детей. Крики раненых и пожарища, на которые приходили авроры вслед за Темной меткой. Нарцисса так же улыбалась мужу, когда он надевал серебряную маску и черную мантию, точно зная, куда Люциус идет и зачем. Не могла не знать.

Пускай Цисса любит изображать из себя воздушное создание, такое, какое утомляют все прозаичные дела. Однако хватку она имела железную и в курсе всех дел мужа точно была. Не в ее характере пускать что-либо на самотек.

Она сидела рядом со своим треклятым муженьком на собраниях Пожирателей, слушала, как эти уроды обсуждают убийства и нападения на магов и магглов. Ничего не екало внутри. Обязательная бездушность чистокровной леди. Плевать на всех, если тебя это лично не задевает. Забывать этого Сириус не собирался, верить тоже.

Скольких можно было спасти, если бы ей было не все равно?

Метку она не приняла и была формально чиста перед законом. Однако все знали, где был штаб Того-кого-можно-было-уже-называть, но просто противно. Цисса любила сына… И равнодушно относилась к тому, что других детей убивают, иногда пытая перед этим самым изуверским образом. Сын Джеймса, его крестник Гарри, в котором есть кровь Блэков, для магического мира — близкий родственник, и она была с теми, кто хотел его убить.

Меня заставили, я боялся за себя и семью, это был приказ Лорда, вы не понимаете…

Сириус наслушался этого лицемерного дерьма на допросах более чем достаточно. Выбор есть практически всегда.

Гермиона оторвалась от книги, автоматически протянула руку, чтобы погладить Живоглота, и натолкнулась рукой не на пустоту. Совсем нет… Пальцы утонули в рыжей шерсти. Она забрала Глотика из «Зверинца» намного раньше. Мисс Грейнджер — рациональная, как толковый словарь, — была готова поклясться — полукнизл ее узнал. Несмотря на время, невозможность и то, что там, в будущем — Глотик погиб.

Отчетливо тикали старинные часы, шумел огромный дуб под окнами гостиной, и все.

Безопасно. Дома она действительно чувствовала себя в безопасности. Могла заснуть без долгого очищения сознания и зелий. Это сродни подвигу и чуду. Под мощным коконом чар, напоминающим луковицу, ее дом мало кто мог найти. Гермиона позволила себе осесть только после смерти Воландеморта. До этого были лишь временные убежища Ордена да казармы аврората.

Тогда она не думала о том, что вообще необходим дом. Ибо какая-то часть мисс Грейнджер не рассчитывала пережить бойню, в которую скатилось противостояние трех сторон. Пожиратели, Министерство и Орден Феникса — забавно, что себя Гермиона ни к министерству, ни к ордену не относила. Да и вообще тогда она людей чуралась, наверное, намертво усвоив урок, что на войне привязанностям нет места.

Так что те, кто величал ее за глаза и в глаза (находились же храбрые идиоты) «равнодушной сукой», не так уж были неправы.

Она свое умение сопереживать всем без исключения и дружить оставила в будущем. Прошлому же осталась ущербная ее версия, одержимая одной-единственной целью. Словно каждый труп в серебряной маске примирял с ее призраками прошлого. Свой метод забыться и простить себя Гермиона до сих пор ни с кем не обсуждала, хотя тот же Альбус пытался пенять ей за излишнюю, на его взгляд, жестокость.

Трижды ха!

Она была убийцей, а он кукловодом, который составил там, в будущем, проигрышную партию, за которую заплатили жизнями по-настоящему хорошие люди. В общем, мудрые слова Дамблдора в ней отклика не нашли. К черту благородство, если оно мешает выиграть. Тем более другая сторона изначально не собиралась никого щадить.

У Гермионы был редкий выходной, и она абсолютно точно не собиралась тратить его на проблемы. То бишь на интриги в министерстве, Сириуса Блэка с его семейной драмой и чувствами, и самоанализ своих чувств к этому невыносимому типу. Вот еще… Она и так увязала в этом «болоте» больше, чем с головой. Поэтому имеет право отдохнуть.

— Да, Глот?

Рыжий хитрец, притворяющийся просто котом, посмотрел на нее с ярким сомнением. Почти таким же ярким, как сияние его глаз.

Все-таки на письмо Сириуса она ответила. Правда, больше из эгоистичных побуждений. Блэк был достаточно упрям и удачлив, чтобы потратить все выходные на ее поиски и таки найти защищенный получше хранилищ в Гринготсе дом. Да хотя бы за счет знаменитого идиотизма гриффиндорцев, который все на своем пути сметает. Гермиона такому гостю не будет рада точно.

Блэк — не тот, с кем можно было оставаться спокойной. Особенно если этот придурок невероятным образом начинает тебе нравиться.

Гермиона поступила мудро, то есть сбежала от проблемы. Нет, руку на пульсе в деле «Малфой-бывшая Блэк-и-тоже-Блэк» она продолжала держать, не слишком доверяя той же леди Малфой. Кошмарная по сути своей женщина, которая вырастила на редкость трусливое ничтожество, пусть хоть одно в своей жизни Хорек и сделал правильно и храбро, за что лишился головы. Однако этого еще не случилось и теперь не случится.

На столе среди бумаг лежал конверт со знакомым до последней серебряной завитушки вензелем. Приглашение на светский раут в Малфой-меноре. Будто она рада будет там побывать, да и вообще сможет веселиться там. Пускай лорда Малфоя не мешало бы повидать лично. Посмотреть в лживые глазки и выяснить, что он затевает.

— Ненавижу подковерные игры, — пожаловалась она Живоглоту и получила ласковое бодание лобастой башкой.

— Знаю, что нужно… Только ты меня и понимаешь, Глотик.

Другое письмо-приглашение вызвало в ней больше тревоги и совершенно сумбурный коктейль эмоций. Лили и Джеймс Поттеры приглашали ее к себе на чай. Увидеть Гарри… Гермиона много бы отдала за эту возможность, в то же время понимая, что лучше держаться от него на расстоянии. Она не считала себя той, кто приносит за собой одни несчастья и опасность, нет. Этот маленький мальчик был ее Гарри и одновременно совсем другим человеком. Гермиона не имела права взваливать на него свои эмоциональные травмы и дурацкие надежды.

Правда, соблазн был слишком велик.

Поэтому да, она ответила практически сразу. Гермиона отправила сову, как только просохли чернила.

Чтобы не метаться потом как полоумная и не думать, поступила правильно или нет? Все равно ответ каждый раз ускользал от Гермионы.

Там точно будет Сириус. Уж в этом сомневаться не приходилось. Можно было позлиться на попытку их свести или столкнуть лбами. Однако какой в этом смысл? Наверняка Блэк достал лучших друзей так же сильно, как ее саму. Ну, до того, как они начали встречаться, обедать вместе и общаться. Если вынести за скобки признания и попытки флирта, Блэка можно было найти приятным собеседником.

Не такое уж он и бревно самовлюбленное. Гермиона это вслух признала.

Если учесть, что рядом с ним она невольно оттаивала, то отрицать очевидное нельзя было. Сириус ей нравился — гипотетически — до такой степени, что Гермиона готова была рискнуть. Нарушить одно из своих правил. Убежденность, что, ввязываясь в жизни знакомых людей, она рушит будущее, медленно уходила. Оно уже изменилось безвозвратно.

Ничего не будет прежним. Ей уже не вернуться туда. По крайней мере так, как бы Гермиона хотела.

Пора смириться.

Живоглот прикусил ей пальцы — нежно, намекая, что одними мрачными мыслями сыт не будешь. Одного конкретного кота давно пора кормить, да и непутевой хозяйке нужно вспомнить, что ей тоже нужна еда. По ветру пока не шатает, но уже близко к этому. Гермиона встала и убрала книгу. Насыпала Глотику корма и долила воды. Подогрела свой обед из ресторана — готовить она так и не научилась на приличном уровне, да и тратить время на готовку с ее графиком было расточительством.

Чай и воздушные пирожные прогнали часть мрачных мыслей. Тем более она почти полдня побеждала свой трудоголизм. Читала, валялась и изливала душу Глоту, вместо того чтобы привычно закопаться по самые уши в дела, забыв, что в выходные нормальные люди отдыхают.

Она подошла к окну — снова дождь. Идея с прогулкой зачахла на корню. Она ведь может пару служебных записок прочитать? Торг с собой начался замечательно. Хотя бы Грюму ответить, пока он не начал жечь огнем в своем привычном стиле. Пусть Гермиона была с Грозным Глазом очень даже солидарна.

Идея сократить финансирование Аврората во имя «экономии» горячего восторга в ней не вызывала. Это после того, как авроры превратились в грозную силу. Министр просто полон блестящих идей. Пускай одним злобным сарказмом делу не поможешь. Проклятье какое-то — главную табуретку в министерстве вечно занимают крайне мало вменяемые типы. Карма, однако.

Ничего, она уж точно будет лучшим Министром Магии.

Она откровенно скучала. Еще бы, общество смертельно занудных снобов не для энергичной Гермионы.

Пока от попытки пригласить ее на танец Сириуса удерживал здравый смысл, он же его лучший друг по совместительству. Джеймс, наверное, после направляющего пенделя от Лили согласился побывать на приеме в Малфой-меноре. Чтобы «тормозить» Сириуса. Лили Поттер выразилась предельно откровенно: «не хочу, чтобы передовицу завтрашнего Пророка украшала твоя физиономия»… Так, как будто он в самом деле собирался что-то такое отколоть.

Сириус же, наоборот, избегал вспышек колдокамер и снующих туда-сюда писак.

Видимо, Люциус совсем отчаялся, раз допустил стервятников от пера и печати в «святая-святых»… Чего только не сделаешь, чтобы поправить основательно забрызганную дерьмом и кровью невинных репутацию. И этому ублюдку с его совершенно змеиной миной пришлось кивнуть, под давлением Нарциссы. До пожатия руки Сириус опускаться не стал. Иначе этот фарс будет выглядеть совсем неправдоподобно.

Немного утешало то, что страдал он так не один. Сохатый верно разделял муки друга, фактически страдая ни за что. Джеймс не забыл, что в этих роскошных залах планировали и обсуждали убийство его сына. Вырвать бы Сопливусу его гнилой длинный язык. Бокал огневиски ни черта не облегчал омерзения, да и не скрашивал никак мрачное желание послать все к Мордреду в панталоны. Правда, все это никак не отражалось на его лице. Уж мину скучающего аристократа Сириус умел держать сколь угодно долго.

Несколько раз подходила Цисса, преувеличенно любезная и оживленная. Пыталась вытащить его танцевать или разговорить Джеймса. Даже аргумент родства пустила в ход, похоже, постепенно он становился для нее любимым. Сохатый улыбался — натянуто, был вежлив, как гробовщик, и изображать радостного родственника не рвался. Цисса упомянула Гарри, и пришлось ей сжать ладонь, намекая, что тема не лучшая.

Джеймс нервничал при любом намеке на угрозу для Сохатика-младшего.

Сириус занимался тем в основном, что слушал болтовню вокруг да пялился на особенно прелестную мисс Грейнджер, пытаясь делать это как можно более незаметно. Серебристо-серое полупрозрачное верхнее платье и кремовое нижнее. Одно плотное, второе более воздушное с ниспадающими складками и шлейфом. Вырез и рукав, подчеркивающие хрупкость рук. Она сияла и привлекала не только его взгляд.

Какой-то части дурного Блэка это не нравилось. Ревнивой и злой части. Не то чтобы все остальные части Сириуса были в восторге от стада похотливых баранов, которые смели пялиться на Гермиону так откровенно. Уроды…

— Сделай лицо попроще, — прошипел-прошептал ему Джеймс, одновременно улыбаясь, как зомби.

Маггловские фильмы ужасов Блэк уважал. И дебильный оскал Сохатого только с зомбячим и можно было сравнить.

— Поверь мне, женщинам публичные сцены ревности не по душе.

Сириус верил — с ревностью друг набил столько шишек, что мог считаться признанным экспертом с мировым именем. Если пересчитывать все дурацкие, опасные и просто тупые поступки Сохатого, что он совершил, ревнуя свою рыжую Лили, то и пяти часов не хватит чтобы перечислить все. Он, конечно, не гений, но на те же грабли наступать не хочет. Тем более когда у них с Гермионой кое-что начало налаживаться.

Кроме того, Сириус не хотел ее обижать совсем. Он, конечно, ублюдок, однако не для нее.

— Малфой…

Тянуться за палочкой в зале, полном людей, было неразумно. Однако то, что сволочь так близко к Гермионе… Какую это реакцию у него должно вызвать? Не ощущение же покоя явно. Конечно, вряд ли Люциус рискнет ей что-то сделать публично. Выступить против нее один на один у павлина точно кишка тонка. Гермиона перешагнула через труп Лорда, а этот трусливый ушлепок ей точно не противник.

— Ракурс удачный.

Джеймс — само ехидство. И действительно, вспышки колдокамеры почти слепят. Как же, кое-как оправданный бывший Пожиратель Смерти рядом с Героиней. Кадр на миллион.

— Пойду испорчу Люциусу фотоссесию.

Гадючья физиономия, стоило мужу кузины увидеть приближение Сириуса, стала напряженной, а оттого еще более гадкой. И где, Мерлин, Мордред и конь Буцефал их дери, женщины видят красоту в этом хлыще? С годами Люциус все больше напоминал черт-те что вместо приличного мага. Да и тошнило от него Сириуса все больше. Но это так, мелочи жизни в сравнении с желанием оторвать Малфою руки, чтобы тот не тянул свои чистокровные грабли к его Гермионе.

— Малфой, господа (не скажешь же — эй, вы, не пойми кто, свалили, вы мне вид на нее загораживаете), мисс Грейнджер, не подарите мне танец?

Вежливость и еще раз вежливость. В его ладонь скользит хрупкая ладошка, улыбка какая-то тусклая, измученная, что ли? Но ему не чудится тихое «спасибо», когда он ведет ее к середине зала. Сириус уверенно ведет, максимально оберегая ее в неторопливом танце. Легко и непринужденно, хоть за это спасибо муштре учителей в детстве. Сириус откуда-то знает, что сейчас нужно помолчать. Не давить, не расспрашивать ее, а дать время оправиться.

Пусть, конечно, ему очень любопытно узнать, что или кто довел Гермиону до такого состояния?

— Ты пришел очень вовремя.

Гермиона из-за его плеча цепко рассматривает зал и остальных гостей. Плечи снова расслаблены, на губах блуждает легкая улыбка. Такая, ничего не значившая, как маскировка. Уж этот оттенок женского настроения Сириус умел отличать. Именно поэтому самому отпустить ситуацию не выходит. Он немного ненормальный, как всякий Блэк, поэтому с отпусканием и забыванием у него все сложно.

— Что случилось?

— Меня не обидели, если ты об этом… Просто устала.

— Может, уйдем? Обязательную часть этого весьма скучного мероприятия мы отбыли.

Во вскинутых на него карих очах не возмущение, скорее чистый смех. Искристый, светлый и легкий, как она сама в его руках. Она прижимается чуть ближе, и это словно удар бладжером в голову… Которая, к слову, и так соображает с трудом. Сириус молит себя все не испортить. Ну вот просто дальше говорить верно и поступать так же. Потому что это настроение Гермионы может лопнуть, как мыльный пузырь.

— Только сперва я, потом ты.

— Где встретимся?

Сириус принимает правила игры. Ведет обратно ее к гостям, хотя желал бы еще один танец. Пускай убраться из Малфой-менора хочет больше. Нужно предупредить Сохатого и валить. Джеймс ему не простит, если он смоется без предупреждения. Ведь тогда Джеймсу придется киснуть здесь одному, что будет совсем невыносимо. Сириус чувствует укол вины, отнюдь не мимолетной. Сохатый хочет провести этот вечер с семьей, наверняка уж не среди тех, кого презирает всей душой. Но все равно пришел сюда ради него.

Обязательно сказать Джеймсу, насколько он хороший друг.

— Координаты для аппарации.

В его ладони остается маленькая бумажка. Гермиона кивает и отходит. Справиться с ощущением потери трудно. Пусть грудь почти разорвется от предвкушения их скорой встречи.

Люциус не ждал ничего приятного от светского раута, на котором будут такие гости.

Что поделать, необходимость, господа, чистая необходимость выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Спору нет, Нарцисса организовала все великолепно и блистала, как истинный бриллиант среди фальшивок. Столько взглядов в сторону его жены хорошо отвлекали от него самого. Люциус не был ревнив… И был благодарен супруге за то, что на него смотреть мало кому хотелось, когда она рядом. Да еще и демонстрирует чудесное настроение.

Кузен супруги прибыл, да еще с другом. Джеймс Поттер без своей грязнокровной женушки, но сам факт того, что он здесь, уже добавлял Малфоям баллов. Теперь досужим и склонным к злословию завистникам сложнее будет назвать Малфоев изгоями. Положительный имидж, прах его дери, стоил всех мучений Люциуса. Напряжения, которое его сковывало, словно цепями. Ведь малейшая мелочь — и журналисты с радостью приукрасят ее до неимоверных масштабов скандала.

Радости ему не добавлял тот факт, что Сириус Блэк был чудовищно невоспитанным хамом. И мог с легкостью все испортить.

Мисс Грейджер его — покровительница и очаровательный в этом платье палач — тоже появилась. Совершено не изящно, зато с напором разозленного дракона продавливала свое мнение. Люциус был вынужден кивать на все аргументы этой чудовищной стервы, как болванчик. Кивать и сглаживать острые углы, чтобы никто себя не почувствовал оскорбленным. Все же этой мисс тонкая игра совершенно не давалась.

Приходилось изображать радушного хозяина, радостного человека, не озабоченного ничем, кроме беспокойства о сервировке стола. При этом взгляд самого придурочного из Блэков сверлил ему затылок. Героиня вынимала мозг и внутренности попеременно, бывшие «друзья» смотрели, как на таракана, — презирая за резкую смену позиции так, как будто сами не сделали все что угодно, лишь бы избежать поцелуя.

Merde⁽¹⁾…

Лучше и не скажешь, изысканный французский выручал, когда очень хотелось выругаться самым непристойным образом.

Сириус Блэк направлялся к ним, с этим его оскалом опасного отморозка. И это когда Паркинсон почти достиг верхнего предела своего терпения, Героиня кажется усталой и злой — маска притворного веселья на ней сидит отвратительно. А два неприметных чинуши из отдела Контроля над популяциями уже седьмым потом покрылись под своими парадными мантиями, как водится, ужасно безвкусными.

Люциус им даже сочувствовал, сам хотел оказаться где угодно, но только не здесь. Он зажмурился на пару секунд, призывая всю выдержку и самообладание, потому что если Блэк что-то выкинет в своем стиле, то все равно разбираться ему как хозяину дома. Но этот сын harpie⁽²⁾ всего лишь пригласил на танец мисс Грейнджер, и без эпатирования жадной публики. Словно вспомнил, что рос в приличной семье и был обучен манерами.

Осталось возблагодарить Мерлина за такую малость.

— Не думал, что паркет Малфой-менора может осквернять подобного рода публика… Подумать только, всего пару лет назад мы были сильны.

Паркинсон был дураком, который предавался ностальгии по старым добрым временам публично. Однако и из этого можно извлечь выгоду. Так просто этот напыщенный остолоп ничего бы Люциусу не сказал, значит, эта речь была пробным камнем. Сделать вид, что клюнул? Паркинсон спал и видел свою единственную дочь (плаксивое создание) будущей леди Малфой. А еще руку этого Темная метка не украшала. Лорд Паркинсон предпочитал откупаться галлеонами от чести защищать идеалы чистокровных.

Руки пачкать этот боров никогда не любил. Поэтому после падения Лорда остался формально чист. От штрафа и подозрений министерских его это, конечно, не спасло, но все же положение Паркинсона было лучше, чем у Люциуса сейчас.

Выдающийся ум не обязателен, чтобы понять — проигравшие мечтают о реванше. Никто не собирается сдаваться, просто поражение было столь чудовищным, что им понадобятся годы, чтобы вернуть прежнее влияние на Магический мир. Люциус им нужен. Он все же Малфой и был правой рукой Лорда (как сам утверждал с гордостью, за что позже себя корил).

Мисс Грейнджер улыбалась Блэку — красивая пара, правда, на вкус Люциуса, в гробах они бы смотрелись просто дивно.

Он поймал на себе пристальный взгляд карих глаз, почти такой же давящий, как в холодной камере Азбакана. Под волной амбиций робко подала голос осторожность, напоминая, насколько положение лорда Малфоя в самом деле щекотливое. Насколько страшными будут последствия неосмотрительности. Однако оставаться в стороне Люциус просто не мог.

— Участь проигравших печальна, мой друг.

Очаровательная, исполненная тоски улыбка — эмоциональную часть Люциус отыграл безупречно, впрочем, как всегда. Но поджилки у него затряслись еще сильнее. Накатило ощущение, что он совершает большую ошибку, что опять глупит. Правда, отступать было уже поздно, да и некуда. Не бежать же к Героине с воплем «заговор!»… Стервозная курица ему прежде всего голову оторвет.

Да и пока это лишь ничего не значащий разговор, обмен мнениями.

Если те, от лица которых говорит Паркинсон, планируют meurtre⁽³⁾ победительницы Темного Лорда — Люциус их лишь благословит. Потому что одно из двух: либо он избавится от мисс Грейнджер, либо она загубит его. Кроме Блэка, не мешает иметь запасной план.

— Люциус, приглашаю в будущую пятницу к себе на охоту. Там можно будет отдохнуть и поговорить.

Паркинсон сиял и раздувался от чувства собственной важности. Курносый нос (Мерлин, ну и несимпатичный же) задрался до небес.

Тут не он проглотил крючок с наживкой, тут другой, да и так резво, что ничего не понял.

Руку мисс Грейнджер он целовал посвежевший, но еще более обеспокоенный, чем в начале вечера. Героиня ничего не заметила, судя по рассеянной мечтательной улыбке — дама планирует продолжить развлекаться в другом месте. Люциус готов поставить свою трость на то, что Блэк — часть ее планов. Все-таки и от абсолютно отвратительных родичей может быть польза.

Влюбленные слепы.

Пусть увлечется Сириусом еще больше, пусть потеряет голову от любви…

Учитывая непостоянство кузена Циссы, его нрав бродячего пса и повадки кобеля — этот роман не будет легким. Мисс Грейнджер будет сильно занята и еще больше ослабит контроль, давая шанс ему наконец обрести свободу. Пара намеков здесь, пара слов там — и Паркинсон и его компания реваншистов пойдут на опасные действия. Правда, на этот раз Люциус будет умнее и останется ни при чем.

Героиня упорхнула счастливая. Он пригласил Нарциссу танцевать, уже более довольный исходом вечера.

Тем более что писаки из Пророка правильно поняли его желания. Завтрашняя передовица осветит чудесный бал в Малфой-меноре, всеобщую радость от столь изысканного общества, блистательную пару хозяев бала и примирение, добрые отношения с героями войны.

— Ты знаешь, дорогой, но Сириус совсем теряет голову в ее присутствии.

Нарцисса нежно улыбнулась… План выставить Блэка виноватым в безвременной кончине Героини магического мира только что увял в Люциусе. Ведь супруга говорила о этом безобразном чудовище с любовью, словно была рада помириться. А не делала то, что делала, лишь по его просьбе.

— Я поговорю с тетушкой Вальбургой — им давно пора помириться. Сириус единственный наследник, и он поумнел.

Удержать лицо было неимоверно трудно. Где, спрашивается, эта гриффиндорская скотина поумнела? В каком месте?

1) дерьмо

Вернуться к тексту

2) гарпии

Вернуться к тексту

3) убийство

Вернуться к тексту

Гермиона сбросила туфли, погладила кинувшегося под ноги Глота и разожгла взмахом палочки камин.

Скоро должен был прибыть Сириус. Чары на ее доме пропустят одного конкретного гостя, а затем сомкнутся щитом, храня ее покой. Как оказалось, еще более призрачный, чем Гермиона могла предполагать. Бал у Малфоев показал ей это ясно. Люциус так пыжился, чтобы быть любезным, гостеприимным и очарованным ей, что подозревать его были тысяча и одно основание. Все-таки скользкий гад остался собой.

Она помнила сломленную тень человека там, в прошлом. Повелитель не был «добр» к своему рабу. Здесь же по надменной сволочи война и потери недостаточно прошлись, чтобы образумить. Признаться, Гермиона чего-то такого и ожидала.

В высшей степени наивно было бы верить, что презирающие и ее, и прочих грязнокровок ублюдки угомонятся. Да, бойня и застенки Азбакана славно сократили их ряды, но для полного поражения недостаточно. Именно поэтому она выжидала, не спеша вытряхивать из лорда Малфоя душу. Пусть тщеславный павлин увязнет в заговоре по шею, пусть поверит, что сможет от нее избавиться так просто. В нужный момент Гермиона потянет за белесые патлы и вытащит из Люциуса все, что он знает. Чтобы прихлопнуть его подельников разом.

Эффективно и жестоко. Великолепная демонстрация силы.

Сириус Блэк застал ее с такой мечтательной улыбочкой, смотрящей в никуда. И бедняга принял этот весьма рассеянный вид на счет своей обаятельной персоны. Если ставить на самодовольство гордых Блэков, то это — десять из десяти, нет шанса прогадать.

Гермиона и не думала его разуверять что провела это время не в мечтах о нем.

Пусть думает, что хочет, так удобно… Да и быть с ним жестокой она не хотела. Эту черту своего милого характера мисс Грейнджер прибережет для других. А сейчас она немного побудет просто женщиной, не воином и не стратегом, играющим с жизнями, как с мраморными фигурками на шахматной доске. Однако, видимо, она достаточно очерствела сердцем, что сама себе не противна.

— Добро пожаловать в мой дом, Сириус Блэк.

Он засветился — юный, счастливый и куда более беззаботный, чем Гермиона могла позволить себе в лучшие годы. Нет смысла теперь отрицать, что она тянется к его огню, хочет отогреться. Дать себе иллюзию, что отношения и покой возможны. Что этот выжженный камень в груди, который иные зовут сердцем, может биться ради иного, кроме мести. Гермиона хотела побыть немного слабой. Все-таки доспехи бой-бабы тяжелы.

Да и сомнительно, что дальше она найдет время на себя.

— Я польщен таким доверием.

Озорная улыбка… Хм, доверием здесь как раз и не пахнет.

— Оно временное, Сириус, очень временное. Садись, пожалуйста, и хватит смотреть на меня так, словно…

— Мечтаю тебя сожрать, Гермиона?

— Ты невыносим.

Вернула она ему улыбку почти с настоящим упреком. Самолично встала и, взяв под руку, проводила до кресла напротив своего. Живоглот, кстати, не спешил высказывать гостю свое «фи», а чутью своего умницы-кота Гермиона доверяла безоговорочно. Глотик каким-то образом отличал уродов от хороших людей. И первым обычно доставалось сразу же, как только полукнизл видел их рядом с ней. На Сириуса, мать его так, Блэка он реагировал спокойно.

Точнее, дрых рыжим лохматым клубком на своей подушке и даже ухом не шевелил.

— Я практически уверен что Малфой что-то замышляет. Не удивляйся так… Я, конечно, не против говорить, насколько ты прекрасна, весь вечер и всю ночь, бесконечно, вообще-то. Но муж кузины и правда готовит гадость, а я уже достаточно сдержан, чтобы сказать сначала о важном.

Для того безбашенного придурка, с которым она познакомилась, очень взвешенная речь и еще больше наблюдательности. Сириус был практически неудержим, нет, в драке Блэк из Блэков был фееричен, но любая тонкая работа была не для него. Повзрослел, или это плоды многолетней дрессировки Грозного Глаза? Гермионе было действительно интересно для себя понять, что это. Нужно было удержать пылкого во всех смыслах поклонника от активных действий.

Сириус должен и дальше ломать комедию с кузиной Цисс, но ни в коем случае не должен спугнуть ее муженька.

— Разделяю твою уверенность, но действовать пока рано. Из доказательств у нас пока только предположения.

Гермиона решила что раз он так близко и так верен, то почему бы и нет? Сириус поможет в нужный момент. Да и пусть приглядывает за четой Малфой, чутье на неприятности у него звериное. Кроме того, отчего-то она верила, что ему можно доверять. Само слово вызывало в ней не лучшие ассоциации, почти отвращение. Но действовать в одиночку не лучший выход.

— Ты хочешь, чтобы я продолжил шпионить? Гермиона, я, конечно, великолепен почти во всех отношениях, но лицемерие — не мое. Цисса раскусит мое притворство влегкую.

— Не ври ей просто. Не думаю, что леди Малфой будет задавать болезненные вопросы, ей скорее важно создать видимость мира между вами.

— Не верю сам себе… Я в твоем доме, о чем до недавнего времени мечтать не смел, ты рядом, а мы рассуждаем об интригах и политике.

Усмешка Сириуса была болезненной гримасой, скорей всего. Вот так благородные воспитанники Годрика и познают прозу жизни. Он встал и сел на ковер у ее ног, нахально без спроса беря ее хрупкие ладошки в свои руки и еще более беспардонно укладывая черноволосую голову ей на колени. Оттолкнуть его или сделать строгий выговор у Гермионы почему-то не получалось, совсем.

— Такова жизнь, Сириус. Моя жизнь, по крайней мере.

— Ты сожалеешь?

Синий взгляд — словно бездна и одновременно окно в небеса — требовал правды. Но готова ли Гермиона перед кем-то обнажить душу? Блэк прикрывал ей спину не раз в той бойне, через которую они все прошли. Он был отважен и честен. Правда, Гермиона давно забыла, что такое откровенность даже с союзниками. Привязанности бы осложнили ей дело, тогда важней всего была цель — победа. Сейчас она не готова солгать.

— И да и нет, Сириус, у всего на свете есть цена. Если бы я могла сожалеть, не рисковала так безумно.

— Безумно — это точно.

Поцелуй в запястье, там, где чуть быстрее бьется пульс. Сириус вспоминает, как она шагнула навстречу красноглазому монстру. Тоненькая, но непреклонная, отчего-то уверенная, что часть Лорда Судеб прибыла. Каким жарким был этот бой на жизнь, сколько чистой ненависти было в этих карих глазах, теплых, как солнечный свет. Уж в ненависти Блэк разбирался.

Она шла тогда не победить, не вершить справедливость — убить, и все.

— Кто бы говорил о осторожности, но не ты.

Тонкие пальцы касаются губ… Она точно об этом пожалеет — завтра. А сегодня Гермиона сама сползает к нему в объятия, совсем не обращая внимания, насколько мнется ее прекрасное платье. Рядом с ним ей не хотелось быть безупречной Героиней. Играть возвышенную фею из сказки, одолевшую темного волшебника, утомительно до боли.

Мягкий, изучающий поцелуй быстро перерастает в страстный. Она цепляется пальцами за его плечи. Мужская ладонь ложится ей на затылок, и Сириус в конце концов с приглушенным рыком перетягивает ее к себе на колени. Если бы воздуха так катастрофически не хватало, то Гермиона, быть может, посмеялась бы — мал оказался предел выдержки прославленного ловеласа.

Все же она не лучше, почти думать не может.

По сияющему и, что скрывать, слегка придурковатому лицу Сириуса только слепой не понял бы, насколько у мистера Блэка все отлично.

Джеймс был даже рад, что потратил свой законный выходной на поход в змеиное логово вместо семьи. Видимо, друг наконец научился не лажать со своей очень непростой девушкой каждые две минуты, поэтому сейчас отпугивал сонных коллег жизнерадостной физиономией. Есть хороший повод обрадовать Лили… Сам он, умудренный годами дружбы с этой непостоянной скотиной, испытывал лишь отдаленный оптимизм.

Просто потому, что Бродяга умел быть задницей. Все его отношения напоминали покорение горных вершин. Стремительное завоевание «высоты», недолгий миг триумфа и пустота после. Только мисс Грейджер выбивалась из этой схемы. Джеймс молил Годрика, чтобы на этот раз друг осознал, насколько ему повезло. Нет, он любил Сириуса, однако его любовная драма в режиме двадцать четыре на семь — это не то, что Джеймс хотел лицезреть постоянно.

Друг притащил кофе и булочки. Не обычную бурду, а приличный кофе.

Спрашивать о чем-то Поттер не стал из принципа. Все равно эта болтливая голова скоро расколется, не выдержав напора собственного же счастья. На самом деле откровенность была тем, что Джеймс ценил в их дружбе сильнее всего. Бродяга всегда говорил ему правду.

Сам он провел остаток свободного вечера в беспокойстве. Гарри приболел… Да и увиденное у Малфоев при более тщательном анализе не внушало никакого оптимизма. Напротив, паранойя просто верещала, что недобитый павлин что-то задумал. И это что-то, скорее всего, вылезет всем боком. Пусть Малфой сейчас играет законопослушного гражданина — повадки змеи не изменить, даже если тварь натянет на себя шкуру кролика.

Джеймс имел все основания тревожиться.

Треклятое Пророчество, чтоб её, полоумную Трелони, сделало его сына мишенью. Да, Тот-кого-уже-можно-называть не погиб от руки младенца. Нет, Риддл был убит бесстрашной девушкой, пошедшей на смертельный риск. Но все же о его сыне всякие психи никак не желали забывать. Словно пара предложений, произнесенных отчаявшейся шарлатанкой, определили судьбу Гарри на годы вперед. И от этого Джеймс по-настоящему приходил в ярость.

Сберечь семью — вот что было его главной задачей. Он навоевался и совсем не искал нового повода для бойни. Убивать и рисковать жизнью мистеру Поттеру на самом деле осточертело. Все это, конечно же, не означало, что он будет прятаться и не замечать очевидного. Например, того, что были те, кто никак не смирится с проигрышем. Что не все приспешники Лорда за решеткой или мертвы.

Они опасны, глупо сие отрицать.

У них остались связи и деньги. А Министерство всегда было тем еще болотом.

Перемены, конечно, есть, и их трудно недооценивать. Но изменения к лучшему происходят медленно и с таким скрипом, что диву даешься. Допустим, недобитки вернутся к старой тактике террора и убийств магглов и волшебников. Сильного лидера у них нет. Во всяком случае, такого, что переплюнул бы мертвого ублюдочного Лорда. Зато наверняка есть желание славно отомстить всем тем, кому они проиграли.

Сам Джеймс, его Лили и сын наверняка были в этих списках.

Теперь, после долгих размышлений, ему попытка Нарциссы Малфой найти общий язык с кузеном казалась более подозрительной.

— Может, расскажешь, во что ты ввязался?

Они одни, на кабинете мощные заглушки, и вероятность того, что их подслушают, практически минимальна. Кроме того Джеймс предпочитал не тянуть кота за хвост. В случае с Сириусом все уловки были бесполезны, уж лучше спросить прямо. Потому что врет он, скажем так, отвратительно.

— О чем ты?

Попытка изобразить непонимание напополам со святой невинностью даже на троечку не тянула. Пускай Бродяга старался.

— Сириус, не вешай мне лапшу на рога… Что с Малфоями? И прежде чем ты начнешь врать, у меня тут интересный отчет. Наши чистокровные «друзья» зашевелились — визиты, тайные встречи и сбор ресурсов. Не может быть, чтобы муж твоей кузины не участвовал во всем этом.

— Джеймс, все под контролем.

— Под чьим же, интересно?

Хотя если сложить два и два, добавить к этому внезапное потепление между мисс Грейнджер и Сириусом, то все ясно. Джеймс потер затылок: он туп, однако. Не заметить у себя такое под носом, причем зная эту псину как свои пять пальцев. Значит, друг не только личную жизнь налаживал, оказывается, но и ввязался в смертельно опасную авантюру. Под чутким контролем Гермионы — от этого все же чуть легче.

Вот почему он не послал леди Малфой в пень с родственным воссоединением. Вот почему потащился к Малфоям.

Значит, не только Грозный Глаз подозревает дерьмо, но и их Героиня не дремлет. Выбор помощника, конечно, для тайной операции и интриг еще тот. Хотя Сириус неплох — видимо, из шкуры вон лезет, чтобы впечатлить даму сердца.

— Рассказывай все. И про ваше свидание тоже, — приказал Джеймс… Лилс ему башку оторвет, если он будет рисковать где-то, помимо работы. Но нарыв лучше вскрыть сейчас и прижечь каленым железом. Прежде чем весь ужас повторится, прежде чем эти уроды решат, что маленький мальчик для них слишком великая опасность. Он уже один раз пережил месяцы ужаса за сына и жену, повторения совсем не хочет. Так что да, Джеймс Поттер очень даже не против запачкать руки. Если это убережет Лили и Гарри.

Нужно поговорить с Героиней прямо. Привести ее к Грюму.

Чем быстрее они закроют вопрос с пожирательскими недобитками, тем лучше.

Сириус не вывалил ему на голову почти ничего нового. Кроме того, что Джеймс начал подозревать сам, и кроме того, что Бродяга тоже опасался за судьбу и безопасность крестника. В этот момент взбешенный отец в Джеймсе хотел переломать ноги горе-прорицательнице за все хорошее. Если отбросить злость, то план мисс Грейнджер казался разумным. Но когда она собиралась раскрыть карты перед аврорами?

Не в последний же момент.

В решимости и способности сей дамы пройти по трупам в их мире никто не сомневался. Просто больше не было такой необходимости в скрытности. В Аврорате не текло из каждой щели, как в прежние, совсем не добрые, времена. У Аластора не забалуешь.

— Будем считать, ложь я тебе простил. И поздравляю с победой.

— Нет, Сохатый, это не победа, просто я стал чуть ближе к ней. И если ты думаешь, что она сразу так потеряла голову, то заблуждаешься.

На сияющие лицо набежала тень… Ясно — нежное самолюбие Блэка из Блэков страдает оттого, что Гермиона не вешается ему на шею. Так, как будто эта великолепная женщина была хоть чем-то похожа на прежних его пассий. Джеймс выдохнул: ему предстояла долгая лекция о терпении как высшей добродетели для влюбленного идиота. Быть умным с чувствами других легко.

Сам же он был еще тем придурком, наступившим на все возможные грабли в отношениях с Лили. Хорошо, что его рыжее солнце простило своего оленя. Теперь его долг как друга помочь такому же буйнопомешанному Сириусу, опираясь на свой разнообразный опыт косяков. Джеймс чуть повеселел, заталкивая противную мысль о том, что мисс Грейнджер может просто использовать влюбленного Сириуса в своих целях, подальше. Да, Гермиона жесткая, умеет быть жестокой, только для нее такой ход слишком низок. И совсем не в характере Героини.

Свой отчаянный порыв Гермиона слегка самодовольно окрестила выходом «из зоны комфорта»…

И ничего, ей понравилось. Сириус был более чем сносным любовником (нечего возвышать эго Блэка до еще более невероятных размеров), поэтому комплимента своим способностям угодить совсем не леди в постели от нее он так не услышал. Гермиона была натурой страстной, просто раньше эта страсть уходила в книги, учебу, войну, а потом лишь в месть. Позволить себе приятное разнообразие было до безобразия волнующим опытом.

Так что можно сказать — несгибаемая мисс Грейнджер нисколько не раскаивалась в своем глубоком падении. Вот еще! У нее всегда находились дела поважней. И все же выбросить мысли о Блэке — этом самом конкретном Блэке — из головы было трудно. Но она упорная. Поэтому работала Гермиона в своем обычном режиме и никто ничегошеньки не заметил.

Да и как заметить? Если она перла в привычном режиме маггловского танка, расстреливая и сшибая препятствия с пути.

Грезить наяву, улыбаться, как умалишенная, или писать его имя среди строчек отчетов — это все не для нее. Нужно быть более трепетной и склонной к дешевой мелодраме. Гермиона позволила себе всего-то пару задумчивых улыбок. Новые сплетни ей были не нужны. Хватало своего портрета на передовице Ежедневного Пророка среди прочих, кто почтил Малфой-менор визитом. Не-друг Люциус, нужно отдать ему должное, выжал из магической прессы максимум. Не зря платит кровопийцам от пера и чернил.

Только вот этот успех временный.

Пиррова победа…

Если Люциус вляпается в заговор — улыбки и пожатия рук его не спасут. Гермиона, напротив, была уверена, что взятый за жабры павлин уже активно скачет навстречу своей петле, весь такой в мечтах о свободе. Идиот высокомерный. Уж попытку манипулировать собой она хорошо почувствовала (спасибо, Альбус, за нелегкий опыт). От представителя семейства Малфой поневоле ждешь чего-то нетривиального.

Нынешний же лорд Малфой был банален до жути.

То есть наступал на те же грабли, снова. Гермиона не собиралась ему в этом мешать, призывать к порядку, давить клятвами или угрожать. Напротив, Героиня была только «за» обеими руками, если лорд Малфой запачкается снова. Потому что весьма посредственный, будем честны, интриган потащит за собой всех остальных. Тех, кто считал себя выше и чище других. Весьма иронично.

В одном Альбус Дамблдор прав: милосердие — великая штука.

Поддайся Гермиона первому и сильному побуждению отправить Малфоя на корм дементорам, вслед за сотоварищами… Лишилась бы сегодняшних чудеснейших перспектив. Да, она мстительная стерва. В основном потому, что осколки той доброй девочки еще больно колются в груди. Той девочки, которой пришлось хоронить тело лучшего друга, брата не по крови. И смотреть, как все любимое горит в огне чужой ненависти.

Оставлять чистокровным ренегатам, достаточно отмороженным, чтобы лить кровь детей, и тень шанса? Она еще не сошла с ума.

Когда заглянула секретарь, Гермиона частично закончила с бумагами на подпись для министра. И почти начала писать Грозному Глазу. Все же лезть на баррикады без веской необходимости она не будет. Ей что-то вдруг расхотелось умирать. И вообще, жизнь все-таки прекрасная штука, даже если ты семьдесят процентов этой самой жизни тратишь на политику, двадцать на интриги со смертельным исходом и десять на бюрократию. Зато все остальные проценты полностью принадлежат тебе же.

Грейс Поул Гермиона ценила за железную выдержку и педантичность. Эта женщина никогда и ничего не забывала, не удивлялась и помнила только то, что можно было. А еще Грейс ненавидела сплетни. Ее тяжелый нрав стал притчей во языцех у других сотрудников, но пока славу своей начальницы Грейс не побила.

— Да? Встреч на это время нет.

Гермиона не смотрела в ежедневник, прекрасно помня свое, такое удобное, расписание. С другой стороны, мисс Поул не стала бы беспокоить начальницу без веской на то причины. Гермиона работала, конечно, как лошадь, но наконец-то научилась за годы не делать все сразу и одновременно. Решала одну задачу за другой, так все же лучше.

— Гермиона, к тебе леди Малфой. Утверждает, что дело срочное и ты должна ее принять.

Наедине они были на «ты»… Глупо быть на «вы» с человеком, который залечивал след магического хлыста у тебя на спине. (Привет от Тони Долохова, прежде чем его прошило заклятьем Блэка насквозь). Гермиона ненавидела показывать слабость. И о том, что она ранена, почти никто не знал. Только дрянь не подавалась целительной магии (Долохов все же был мастер), и швы разошлись в самый неподходящий момент.

— У меня тридцать пять минут перед совещанием. Будь добра, позови леди.

Грейс кивнула, ничем не выдав своего изумления. Ведь обычно Гермиона никогда не нарушала своего графика, кто бы там ни ломился в ее дверь. И это все усвоили, после того как сам Альбус Дамблдор прождал мисс Грейнджер час с лишним в приемной, словно простой смертный. А тут… Супруга кое-как оправданного Пожирателя и светская пустышка.

Гермиона же не была настроена недооценивать бывшую Блэк.

Одна ее сестра была очень умной и милой женщиной, но прежде всего умной. Вторая просто бешеной сумасшедшей сукой. Нарцисса Малфой же была вещью в себе. За безупречными манерами и прекрасным личиком никогда не разглядишь настоящих мыслей.

— Мисс Грейнджер.

Безупречно вежливый холодный кивок. Грациозна, сдержанна и непроницаема. С таким же успехом Гермиона могла читать совершенный шедевр скульптора Пигмалиона, мраморную неживую Галатею. Знакомая синяя бездна взгляда лишена уже ставших привычными ласковых смешинок. И эта синева не добра к ней, скорее утянет за собой и убьет. Златой локон падает на беломраморный лоб из-под изящной шляпки. Гермиона не отказала себе полюбоваться на блистательную красавицу пару минут, без всякой задней мысли.

Звездную красоту младшей Блэк можно было созерцать так же, как рассвет. Приятно, дух захватывает, но любить совсем не хочется.

— Леди Малфой, что вас привело?

Гермиона не собиралась играть в вежливые игры. Ее внутренний хронометр отчитывал уже впустую потраченные минуты. Помешанная на контроле часть Героини пребывала в мрачном восторге. Вечно эти Блэки портят лучшие из планов — оживший хаос, а не люди из крови и плоти.

— Садитесь, прошу.

Мисс Грейнджер решила проявить некоторую любезность, причем абсолютно не понимая, зачем ей все это? Кузина Сириуса не пришла бы просто так, они отнюдь не подруги. Нарцисса должна была прекрасно понимать, сколько любопытства вызовет ее нежданный визит к той, что убивала друзей леди. За желанием повидать палача чистокровных должно было скрываться что-то большее, чем желание поболтать.

— Вам идет это положение, власть…

— Спасибо за комплимент, но времени у нас не так много. Говорите, зачем пришли?

Это было грубо, намеренно грубо — так бы определила Гермиона… Только попытку себя задобрить она считала бесполезной изначально. Поэтому сделала леди Малфой одолжение, оборвав пустой словесный поток. Взгляд, которым ее резанули в ответ, был впечатляющим. Даже после горевших сумасшедшим фанатизмом глаз мадам Лейстрейндж и красных гляделок ее Повелителя. Все-таки нужно быть поаккуратнее. Дуэль с утра пораньше в планы Гермионы не входила.

Да и вообще, разборки с Блэками отбирали у нее слишком много сил и стоили достаточно шрамов.

— Жизнь моего мужа и покой семьи в обмен на интересную вам информацию, Гермиона. Я ведь могу вас так называть?

Что-что, а удар мисс Грейнджер умела держать всегда. И сейчас почти не дрогнула под серебристый смех — видимо, что-то такое она не смогла спрятать под маской спокойствия, и златовласая красавица негромко смеялась над ней. Не зло, скорее с оттенком уважения. Интересно… В том мире этой женщине хватило отваги, безрассудства и самообладания, чтобы солгать Тому Риддлу в лицо. Здесь же она пришла к ней, к «палачу», и совсем не боится.

Соглашаться Гермиона так сразу не собиралась, все-таки мысленно она уже положила блондинистую породистую голову на плаху. Однако выслушать бывшую Блэк стоило — об этом громко говорила интуиция. И все-таки поганому павлину удивительно повезло с женой… Кому из чистокровных куриц… то бишь леди, хватило бы наглости вести себя так? Очень немногим.

Право слово, ожидать от мужа разумности, сдержанности, да хотя бы банального инстинкта самосохранения…

Все это было лишь в мечтах усталой от скандалов, преследований и давления Нарциссы. Люциус проиграл, все они проиграли, и этот факт для начала нужно было принять. Как приняла она сама, не ища мести, прозорливо полагая, что попытки реванша обойдутся вдвое дороже, чем текущее плачевное положение. Но муж был горд и временами глуп, поэтому вместо того, чтобы ценить свободу, снова ввязался в авантюру.

Все ее воспитание противоречило изменениям, которые происходили в Магическом мире. И все же Нарцисса знала, что после великих потрясений перемены неизбежны, достаточно открыть учебник по истории, чтобы сделать такой простой вывод. Другой вопрос — насколько долговечны они будут? Учитывая, насколько магическое общество Британии было привержено традициям и вообще закостенело в своей сути.

Такие сложные мысли в прехорошенькой головке удивили бы любого.

Однако в голову леди Малфой — хрупкому и нежному созданию — даже Темный Лорд не рисковал заглядывать.

Нарцисса была сыта по горло кровью, смертями и тиранией ненормального. Повелитель, сношай его хвосторога, удачно почил. Муж был на свободе, и состояние Малфоев пострадало, но не критично. За сестру болело сердце… Пускай Нарцисса прекрасно понимала, что свой путь своенравная Белла выбрала сама. Спасти того, кто не хочет спасения, невозможно. Сама она пролила достаточно слез о сестре, кузене, да и вообще о тех, кто погиб.

Да, мести она не желала, возмездия — возможно.

Но для этого нужно было выжить, приспособиться и выждать удобного момента.

Все это раздутые от чувства обиды и ущемленного эго господа маги, цвет аристократии Альбиона, не хотели делать. Именно поэтому шли стройными рядами на убой, снова. Многие выводы Нарцисса привыкла держать при себе с детства. Так уж вышло — златовласую кроху никто не воспринимал всерьез. Так, как будто она обязана быть пустоголовым созданием.

Обиды давно не было, а уж злость Цисса научилась сдерживать превосходно. Она не перечила мужу. С Люциусом возражения были совершенно бесполезны, ведь он умел признавать собственные промахи только на пороге неминуемой смерти. Как только испуг проходил, лорд Малфой искал пути залечить раны, нанесенные его чувствительному самомнению. Ну что же, у каждого свои недостатки.

Но он отец ее сына и человек, которого Нарцисса любила.

Просто и глупо, естественно и непритворно. Поэтому она не могла потерять этого блистательного павлина.

От женщины, которая была достаточно жестока и сильна, чтобы перевернуть ход войны, можно было ожидать чего угодно. Еще на приеме, среди блеска и всеобщего восхищения, которое лилось на прекрасную хозяйку Малфой-менора, Нарцисса различила признаки бури, что грядет скоро. Дорогой супруг снова засовывал голову в пасть льву — на этот раз, правда, без малейшего шанса уцелеть.

Нарцисса сломала веер, смотря, как этот блистательный дурачок улыбается Паркинсону… Изящная безделушка полетела в камин. А она задалась вопросом: за что ей все вот это? Люциус совершенно не умел выбирать союзников. Пустоголовый и важный лорд Паркинсон и наверняка еще десяток ослов из их круга, задумавшие совершить переворот. Да любому умному человеку было очевидно, что это затея провальная с самого начала. Люциуса это не остановило, как всегда.

Муженек уже видел свой триумф.

А она видела себя вдовой, сына — сиротой с клеймом на всю жизнь. Из-за того, что его папаша — редкий недотепа.

После трех бокалов вина, четырех расколоченных ваз и насыщенного, но короткого диалога с портретом покойного рара ей стало легче. Нет, Нарцисса по-прежнему желала выдрать благоверного его же тростью, исправляя недосмотр лорда Абраксаса, который свое ненаглядное чадо не порол вообще. Все эти эмоции — гнев, ярость и жажда насилия — были бесполезными.

Как и идея подлить лорду Паркинсону яд.

Нарцисса отбросила все это в сторону. Безумство Блэков не поможет ей сохранить семью.

Она запахнула халат поплотней и прошла в детскую. Дракон спал, сжав рукой плюшевого зайца, личико сына было спокойным и расслабленным. Несколько книжек валялись на полу, видимо, своенравный наследник не дал эльфам навести порядок полностью в его покоях и царстве. Вид сына всегда ее успокаивал. Нарцисса четко знала, что этот маленький мальчик для нее все и больше.

Драко нужен отец, ей — ее пустоголовый муж. Поэтому гори адским огнем все заговоры, политика и планы убийств.

Нарцисса привела себя в порядок — по ее свежему сияющему лицу никто бы не понял, что она провела ночь без сна в тяжелых думах. Люциус поцеловал ей руку, отвесил замысловатый комплимент и вернулся к утреннему Пророку, весьма вульгарно попадая вилкой вместо тарелки в скатерть. Сейчас бы никто не назвал лорда Малфоя надменным или холодным. Она любила их утра — вместе, и никого постороннего. Никаких масок и опостылевших ролей.

К мисс Грейнджер она прибыла во всеоружии. Спокойствие и два глотка зелья Удачи: впервые в жизни Нарцисса выпила Феликс Фелицис. Но повод был более чем достойным. От теплой, хмельной уверенности хотелось улыбаться. Она просто знала, что все получится. Несмотря на нелюбезный прием и агрессию Героини.

Пришлось признать — у кузена Сириуса все-таки был вкус. И если эта потрясающая женщина бросит его, то Нарцисса с полным правом присвоит ему титул первого неудачника планеты. Они поладили в процессе торгов. Нарцисса старалась не только сохранить статус кво, но и чуть улучшить положении семьи.

— Документы.

На стол легла толстая папка из сейфа мужа. Угрызений совести за то, что спасает его жизнь у него же за спиной, леди Малфой не чувствовала. Имена, даты, даже номера счетов. Архив Люциуса по новым-старым друзьям. Тайные убежища и каналы контрабанды. Все, что поможет Аврорату покончить с оппозицией. Убийства, подлоги и насилие — от некоторых страниц бывшую Блэк передергивало.

— А это мой личный подарок будущей родственнице.

То, как полыхнули глаза мисс Грейнджер, только доказало, насколько Нарцисса права, утверждая о грядущем их родстве. Равнодушные женщины так не злятся и не смущаются одновременно. Пять флаконов с воспоминаниями. Например, как лорд Паркинсон запытал целую семью магглов на глазах половины Ближнего Круга и Повелителя, земля ему осиновым частоколом. Мисс Амбридж, так рвавшаяся наверх и не запятнавшая репутацию ничем, розовое убожество, — убийство, отравление и подлог документов — все, чтобы получить во владение особняк почти в центре Лондона. Как известно, злобная коротышка раздражала мисс Грейнджер самим фактом своего существования. И в этом случае леди Малфой разделяла закономерное отвращение Героини.

Нарцисса была готова поставить свой любимый рубиновый гарнитур, что аресты пройдут сегодня же.

Люциусу ничего не грозит — это было главным. Завтра в Ежедневном Пророке муж прочтет о серии арестов идиотов, которыми собирался верховодить. А через неделю-другую они уедут на месяц или даже больше из страны. Франция или Италия — она еще не определилась. Она проследит, чтобы мужу было чем заняться кроме новых попыток самоубиться.

Права была тетушка Вальбурга, всегда говорившая: «Малфоям нужна стальная рука, моя дорогая девочка…» и еще «все беды у них от великого ума и малого здравомыслия». Помирить тетушку и Сириуса, как бы сложно это ни было. Проследить за юной Пэнси, раз она лишила ее отца. Нет, Паркинсон в любом случае был бы трупом, мисс Грейнджер все знала, поэтому исход был определен.

Попытаться подружиться с Героиней по-настоящему и проследить, чтобы кузен все сделал как должно.

Тетушка Вальбурга от такой невестки не удар схватит, а, напротив, взбодрится.

На волнах Жидкой Удачи Нарциссе все казалось простым и ясным. Не было бы того, с чем она не справилась.

Кабинет мисс Грейнджер леди Малфой покидала со следами благородного негодования на лице, почти в слезах, сияющих в синих глазах, как алмазы. Об их сделке никто не должен был узнать. Бывшая Блэк вовсе не собиралась вешать на свою грудь мишень, ей почему-то хотелось только покоя. Она не воительница — эта роль Цисс никогда не прельщала, она просто мать.

И так уж вышло — влюбленная женщина, что нелепица в насквозь договорном браке. Впрочем, когда у алтаря тебя ждет самый очаровательный мерзавец, и не такое может случиться с невинной девушкой.

Люциус Малфой был очевидным выбором, если бы кто-то хотел сделать новое пугало для Магического мира. Несмотря на завышенное самомнение — столь явно завышенное, — серьезной угрозой сам по себе Малфой не был, Что бы там о себе ни мнил. Паркинсон и Ко были лишь вторым слоем этого «пирога»… Который Гермиона была вынуждена разбирать, почти плюясь от отвращения.

Нет, высокородные снобы точно за все свои сомнительные подвиги пойдут к дементорам. Просто за этой грязью прятался кто-то еще… В этом мисс Грейнджер была уверена. С некоторых пор она, конечно, не в меру подозрительна, однако такой гнойный нарыв не возник бы сам по себе. Ну или возник, но для этого нужно было бы гораздо больше времени.

Ошеломленные смертью Повелителя, раздавленные разгромом и слишком трусливые для метки, эти не составляли серьезной угрозы.

Вяканье по углам, тайные встречи без толка и публичное «фи» в ее адрес — вот на что были способны люди типа лорда Паркинсона.

Максимум убийство. Естественно, что не собственноручно, скорее заказ через третьи руки. Для открытого противостояния с противником, который может убить, у этих господ кишка тонка. При всей своей гонористости.

И чем больше Гермиона слушала допросов, чем больше читала бумаг, тем сильнее убеждалась, что есть третий. Тот, кто все затеял, вдохновил и вообще вдохнул вторую жизнь в пожирательскую фронду. Он и был тем самым, кого Гермиона должна была уничтожить. Обязана была не только поймать, но и обезвредить навсегда.

Даже отвечая на поцелуи Сириуса, она продолжала думать о деле. Слегка одержимая — это ее мягкое определение.

— Тебе не страшно быть со мной?

Спрашивать урожденного Блэка о страхе — это нужно крепко спятить… Но ведь он теперь частично видел ее без маски. Пускай Сириус насмотрелся на жесткость и крайнюю циничность Героини еще во время войны, одним из первых сообразил, насколько она опасна, что готова идти не только по трупам врагов. Все это тогда его не остановило от влюбленности. Но теперь они спят вместе, точнее, почти не спят. Он почти каждый вечер у ее порога.

Она может пытаться не сжечь ужин и остановиться в секунду, чтобы пойти проверить бумаги или послать Патронус с указаниями. Сириус видел, как женщина, которой он расчесывает волосы, превращает разум человека в сито. Еще немного — и Паркинсона после ее допроса можно было отправлять в Мунго. Теперь Гермиона хочет для себя понять: кого же он в ней видит?

Хотя, с другой стороны, нашла время для амуров и психологических тестов.

— Нет. Если ты имеешь в виду свою безжалостную сторону, то она меня немного восхищает.

Таки глаза не лгут… И что ей с ним делать? Изначальный план о ничего не значившем романе уже провалился. Кроме того, есть ли у нее время на всю эту канитель? Гермиона не хочет страдать, да Мерлин, она устала быть только сильной. И все это не умаляет того факта, что она до сих пор не уверена в этих отношениях. Пусть уже без приставки «недо»…

Ей очень сложно с живыми людьми. Единственный, кого не отталкивал режим заучки-пилы, умер там, в будущем, а здесь слишком мал, чтобы Гермиона могла поплакаться ему в плечо. Дилемма, блядь. Она привыкла к тому, что можно положить ему голову на грудь и просто смотреть на огонь, слушая биение чужого сердца. Что Сириус, несмотря на магический будильник, вечно опаздывает, и к тому, что вещи Блэка разбросаны по всему дому. Гермиону ничего из этого не раздражало.

Скорее, то, что вновь придется остаться одинокой, пугало до дрожи. Если она все-таки решится оборвать отношения.

И это приводило Гермиону к простому выводу — так почему бы не попробовать? Она ведь не давала клятву быть вечно несчастной, отправляясь в прошлое без обратного билета в будущее.

— Гермиона, я мог наплести много громких слов, но какая в этом необходимость? Ты делаешь то, на что у других не хватает духу, и все твои жесткие поступки вовсе не от эгоизма. Просто моя дама защищает слабых, как настоящая львица.

Ну вот опять он всё испортил… Серьезность тона испарилась, и Блэк впал в игривое состояние, потянувшись за поцелуем.

Отправив Сириуса к Поттерам, — серьезно, ей нужно работать когда-то, а не вечно отвлекаться, потому что он соскучился. Гермиона тут вины с себя не снимала: сама слабовольная до крайности, когда дело касается Сириуса. Теперь, усадив Живоглота на колени, она читала протоколы Аврората. Что-то ей подсказывало, что ключ к так терзавшей ее проблеме находится там. Сначала все та же рутина заговорщиков, большая часть из которых — жестокие идиоты.

И потом ее глаза вычленили намек — зелья… Имя мастера, который варил лечебные и всякую дрянь, нигде не было указанно. Она нашла перечень обнаруженных запасов. Мысленно присвистнула — ничего себе список, чего там только не было. Несколько десятков очень редких, таких, которые не каждый мастер сварит. К кому эти господа могли обратиться, рассчитывая на молчание?

Мастеров подобного уровня в Британии было немного. Согласных варить запрещенку с риском оказаться в Азкабане — и того меньше. К любому не пойдешь, нужна уверенность, что зельевар не стучит в Аврорат. Все это кричало об одном человеке. Которого Гермиона уважала — было за что там, в будущем, — и ненавидела, потому что заслужил. Здесь же этот человек, заклеймленный Темной меткой, тоже смог избежать наказания.

Альбус Дамболдор не разбрасывался такими ценными активами.

Снейп преподавал в Хогвартсе и получил пост декана совсем недавно. Гермиона не видела смысла его преследовать: пусть живет себе спокойно, если сможет. К Поттерам молодая версия ее самого нелюбимого учителя не пыталась соваться, вкупе c заступничеством Альбуса и показаниями самого Снейпа этого хватило, чтобы зельевара оставили в покое. Пусть директор твердил, слегка походя на «умалишенного», что гибель Тома Риддла еще не окончательна.

Альбус утверждал, что Темный лорд восстанет вновь.

Гермиона на это реагировала крайне негативно. Директор сеял панику своими загадочными сентенциями, в которых поди отыщи здравый смысл. И это когда все держалось на соплях, извините уж за подробности. Их мир мог рухнуть, и всеми силами нужно было поддерживать порядок, а не сеять неуверенность в и так напуганных до дрожи магах. В общем, с наставником они резко не сошлись во мнениях. Ей после всего пережитого там, в будущем, почтение и восхищение Великим магом глаза не застило совсем.

Более того, Гермиона была готова убивать, чтобы сценарий изменился.

Альбус был уверен, что то самое «великое Пророчество» должно исполниться и Тома может прикончить окончательно только Гарри. Несмотря на то, что здесь ее друг, брат так и не стал живым носителем осколка души Темного Лорда. Связи между маленьким Гарри Поттером и Томом Риддлом не было… Но директор все твердил обратное, словно не слыша ее аргументов о том, что остальных крестражей просто нет. Уничтожены.

Не зря же мисс Грейнджер притащила с собой из будущего больше десятка зубов — клыков из пасти Василиска.

Змея — в тот самый день, когда ею был убит Лорд, Джеймс Поттер был покусан, но пробил голову твари. Медальон — Сириус Блэк исполнил последнюю волю брата. Дневник — Аластор Грюм и Адское пламя, после того как Малфой-менор перевернули по камешку. Кольцо Гонтов — этакую пакость она даже в руки брать не стала — спалила вместе с хижиной. С Чашей было сложнее всего, но гоблины прекрасно понимают язык угроз, и некоторые пункты договора между ними и волшебниками помогли. Диадема — один удар клыка.

Гермиона в упор не желала понимать, почему добрейший Альбус продолжает настаивать на своем.

Так, как будто Пророчество, произнесенное, будем честны, алкоголичкой, обязательно к исполнению. Тысячи других не сбылись, оставшись пыльными шариками в Отделе Тайн или бессвязной белибердой в древних свитках. Судьбу пишут люди — Гермиона в это верила всем сердцем.

Похоже, ее тактика избегания любой конфронтации с председателем Визенгатома исчерпала себя полностью.

Альбус задолжал ей ответы… Да и хотелось бы спросить Снейпа, какого хрена он снова во все это влез?

— И она тебя выгнала к нам, — безжалостно закончила жена его лучшего на свете друга, непревзойденная Лили Поттер. Сириус изобразил на лице крайнюю степень обиды и возмущения, чем вызвал звонкий смех. Да, технически его выгнали… Не сказать чтобы роль «парня без претензий» давалась ему легко. Однако что-то подсказывало, что давить на Гермиону не стоило совсем. Иначе можно ее легко потерять. Именно поэтому он давал ей время привыкнуть к своей персоне, а не потому, что весь из себя такой благородный, терпеливый и не собственник. Особенно последнее никак не относилось к Сириусу. Он ее ревновал бездумно и почти безумно. Хотел, чтобы все знали, что очаровательная мисс Грейнджер теперь принадлежит ему, а он ей. Но все это не значило, что он собирается портить все, что у них было сегодня. Как бы Гермиона ни отгораживалась, он ей совсем не безразличен.

— Ей нужно поработать, а я мешаю.

Сириус пожал плечами и вернулся к строительству башни с крестником.

Выжидать и строить из себя согласного на тайную связь все же было не самой приятной вещью на свете. Он любил ее очень сильно. Был готов встать на одно колено и сделать предложение. Не потому, что обязан или там пора остепениться, а потому что сам этого хотел. Сириус тормозил свой характер, не склонный к компромиссам, из-за заботы о ней. Если он хочет, чтобы у него было будущее с Гермионой, то пора бросать мальчишеские выходки и вести себя как мужчина.

Отец тоже позволял мам… леди Блэк думать, будто все решает она.

Как всегда, когда он думал о них — семье, от которой отрекся, — сердце прострелила игла боли. Его дом никогда не был похож на светлый, полный тепла и немного беспорядочный дом Джеймса. Трудно было представить Вальбургу Блэк в сиреневом просторном платье, поглаживающей живот и обсуждающей с оборотнем зелья. Но Лили все это делала — спорила с Ремусом, дразнила его и позволяла сыну и мужу дурачиться, разнося гостиную. При условии что Сохатый потом все уберет.

Сириус давно не верил в идеальные семьи. Однако хотел, чтобы в его жизни появилось что-то такое — настоящее и далекое от мертвого идеала. Его сын будет прежде всего ребенком, а не наследником и будущим рода. Такое детство — полное и отстойное дерьмо, это Блэк из Блэков проверил на своей шкуре.

— Твоя мама — настоящая злючка, Сохатик, — обратился он к Гарри.

— Моя жена — совершенство, — вмешался со своего дивана Джеймс и даже отложил журнал по квиддичу, предвкушая перепалку. Лили закатила глаза, а Луни хмыкнул, подвигая к ней виноград. Они собрались вчетвером впервые за черт знает сколько времени и прекрасно проводили время вместе.

— А папа просто подкаблучник.

Естественно, в Сириуса полетел игрушечный мишка — привет от рыжей злюки — и щекоточное заклятье от Джеймса, хотя миссис Поттер очень занудно запрещала им устраивать даже крошечные магические дуэли в доме. Сириус был прав: злюка и подкаблучник — идеальный союз. Гарри подобрал брошенного мамой мишку и таки дал увернувшемуся крестному по голове. Сохатик был крайне серьезным малым и не любил, когда маму обзывали.

— Так ему…

— Сохатый, ты учишь сына плохому, — деланно возмутился Сириус, впрочем, продолжая изображать смертельно раненого. Ремус открыл рот, чтобы выдать что-то едкое: иногда даже у него не хватало на них терпения. Особенно когда они мешали «союзу двух заучек» обсуждать что-то, на их взгляд, интересное. Но прозвенел дверной звонок. В глазах Сохатого вспыхнула настороженность — они ведь никого не ждали больше. Лунатик — умный малый — удержал глубоко беременную рыжую злюку на месте. Кто бы там ни был, Лили все-таки не стоило нестись открывать дверь.

Пускай через защитные чары дома могли пройти очень немногие.

И все равно нынешние времена не назовешь спокойными. Сириус передал Гарри Лунатику, а сам потопал за Джеймсом, доставая палочку сразу же. Лучше быть осторожным параноиком, чем мертвым глупцом. Может, все-таки Гермиона соскучилась и решила его забрать? Надежда вспыхнула в груди маленьким солнцем, рождая чувство предвкушения.

Дверь открылась, и стоящий на пороге бледный, в черной мантии гробовщика, носатый придурок попал под прицел сразу двух палочек. Узнали они его сразу… Как же! Оставался вопрос: что Снейп, он же Нюнчик, здесь забыл? Помнится, одним из условий его помилования было то, что к семье Поттеров этот двойной агент и на милю не подойдет. Настойчивость Дамблдора в спасении Снейпа частично оттолкнула от него Джеймса, да и Сириуса в том числе. Он не понимал, какого хрена…

Жалобные сказочки о «геройстве» в тылу врага Блэка не сильно трогали.

Если бы не длинный язык Нюнчика, за Гарри никто бы не охотился.

Именно поэтому Сириус встал так, чтобы если что перехватить друга. Все же Сохатый ненавидел носатого урода достаточно, чтобы быть смертельно резким. От проклятия в лицо с ходу Снейпа спасало только то, что Джеймс не хотел пугать сына и тревожить Лили, которой не стоило видеть, как убивают ее бывшего лучшего друга.

— Что ты здесь забыл?

Сириус пожал плечами и закрыл двери за их спиной. Ведь Сохатый вытолкал «гостя» за порог. Оставалось верить, что Лунатик удержит рыжую фурию от проверки, почему они так надолго застряли у дверей. Лили этого лучше не видеть. Ей нельзя волноваться в ее деликатном положении.

— Отпусти, Поттер, мне нужно поговорить с Лили…

«Это он зря», — весьма меланхолично подумал Сириус, прекрасно видя стылое отчаянье, делающее некрасивое лицо просто отталкивающим.

— Сохатый, я вызываю патруль — пара ночей в каталажке, пока Альбус его не вытащит, пойдут профессору на пользу.

Нежелательно было все сводить к драке. Джеймс от ревности и гнева способен на это. Так пусть лучше со Снейпом разбираются Грозный Глаз и Дамблдор. Сириусу тоже очень интересно, в честь чего спокойно сидевший в школе все это время Пожиратель нарушил прямой запрет Визенгамота. Причина должна быть веской. Просто потому, что Нюнчику вряд ли хочется снова к гостеприимным дементорам в лапы.

Пока эти двое мерились ненавидящими взглядами, он взмахнул палочкой, посылая сигнал.

— Лили! — заорал этот блядский потрох, как настоящий умалишенный. — Лили! Лили!! Это, я Северус!

И это все прежде, чем Сириус бросил в него чары Немоты, а Джеймс мешался, вульгарно пытаясь заткнуть рот Нюнчика рукой, попутно отвешивая тому тумаки и не давая вырваться. Двери открылись… Пиздец. Сириус сделал два шага в строну, перекрывая Лили Поттер дорогу и на всякий случай закрывая ее собой. После придется спросить, откуда у Снейпа вообще доступ сквозь защиту. Сейчас же главное — не допустить, чтобы друзья поссорились из-за этого куска дерьма вдрызг — снова.

— Джеймс, хватит, пожалуйста.

Орать Лили не стала — большой прогресс. И приблизиться не спешила. Выглянул Ремус с Гарри на руках, оценил обстановку и ушел обратно в дом, унося ребенка. Верно оценил обстановку и убрался с эпицентра взрыва. Сириус остро жалел, что не оглушил Снейпа сразу, и тогда можно было бы тихо переправить психованного ублюдка в Аврорат. Там бы он им рассказал, зачем «покупает» себе билет в Азкабан.

Джеймс в этот раз не позволил бы Нюнчику уйти от закона просто так, что бы там ни вещал Альбус. Все же у любого гриффиндорца есть предел терпения, куда меньший, чем у всех остальных.

— Любимый, отпусти его.

Вместо крика такая обманчивая, но гипнотичная ласка. Неудивительно, что Сохатый послушал, брезгливо вытирая оплеванную Снейпом ладонь. Был такой замечательный день до прихода этого…

— Северус, зачем ты здесь?

Подойти к Лили «гостю» не дала палочка злого, как дракон, Поттера. Джеймс, наверное, проклинал себя сейчас последними словами, что вообще допустил этот разговор. Несмотря на то, что формально склизкий слизень был на стороне Ордена, ему мало кто верил. Снейп сколько угодно мог говорить о своей вине перед Лили, правда была в том, что он сдал своему Хозяину еще не рожденного ребенка. И неважно, чей он.

— Лили, я пришел попрощаться… Меня скоро посадят в Азкабан.

— Ну естественно, Нюнчик, ты нарушил защитное предписание — не в лобик же тебя поцелуют, — вставил свою ремарку с весельем в голосе Сириус, демонстративно опираясь спиной на перила крыльца. Как бы он ни любил рыжую злюку, друга все-таки жальче. Поэтому Лили Поттер будет стоять ровно на том же месте, что сейчас, что бы ни вещал в поисках сочувствия Нюнчик о своей несчастной судьбе. И где же, черти их дери вместе с Грозным Глазом, патруль? Упаковали бы Снейпа — и всю остальную тошнотворно-печальную сцену можно было бы пропустить.

Пускай наблюдать, как в Джеймсе переключаются режимы от «ревнующего Отелло» до самого простого «вырву печень» в некоторой степени познавательно. Сириус словно на свое придурочное не в меру отражение любовался. И не сказать, чтобы сие зрелище его вдохновляло.

Не откладывай в долгий ящик, то что можешь сделать сегодня.

Гермиона не верила, что Альбус Дамблдор способен причинить ей вред… Как бы сильно они ни расходились во мнениях. Однако, если она чему и научилась, так это перестраховываться. Поэтому отправила Патронус Грозному Глазу. Написала короткую докладную записку о своих выводах и оставила ее на столе, вместе с остальными бумагами. Она умела иногда быть осторожной, просто большую часть времени приходилось полагаться на безрассудство.

Ей чертовски сильно хотелось услышать оправдания Альбуса. Понять, зачем человек, всю жизнь положивший на борьбу со злом, впутал во все это мальчишку, которого так спасал от этого самого зла? Да и зачем, собственно, заварил всю кашу. Гермионе нужно было посмотреть директору в глаза. Расставить все точки над «i». Они ведь не были врагами.

Она просто в один момент смогла взглянуть на, казалось бы, недосягаемо мудрого наставника через призму трезвого взгляда. Без детского восхищения. Взглянуть и почти возненавидеть за то, как легко Альбус жертвовал ими всеми, за то, как поступил с Гарри. За последнее особенно. Когда дело касалось лучшего друга, Гермиона совершенно не умела прощать.

Вид Хогвартса, освещенного огнями, на фоне беспредельного купола ночных небес вызвал легкую улыбку на ее губах.

Боль в сердце такую сильную, что можно было заплакать.

Гермиона сдержалась, как, впрочем, всегда. Все слезы она выплакала здесь же, только в будущем. Омраченный кровью и смертями замок словно перестал быть ее домом. Здесь началась история их дружбы, здесь Рон оставил их окончательно, и здесь же она потеряла Гарри Поттера. Любить древние стены так же преданно, как прежде, мисс Грейнджер уже не могла. Поэтому крайне редко посещала Хогвартс, наперед зная, что после даже самого короткого визита будет долго оправляться. Факелы, каменная кладка, витражи, лестницы — все это разбудит ту память, о которой ей нельзя было думать.

Просто потому, что опустошенная развалина — не соперница Темному Лорду.

Том Риддл мертв, но поменялось мало. Прежде всего потому, что она сейчас идет к человеку, у которого хватило совести вырастить чудовище, а потом переложить груз своих же ошибок на ребенка. Чем ближе Гермиона подходила к Хогвартсу, тем сильнее ее сердце ожесточалось. Ей ли не знать, что у каждой ошибки на войне есть цена? Гермиона была кукловодом, пускай, но Альбус отличался от нее тем, что никогда не собирался сражаться сам. Предпочитая такую химеру, как Пророчество…

— Здравствуй, Ник.

— О, мисс Гермиона, рад вас видеть здесь.

В холле встретить призрак родного факультета. В этом времени он еще не познакомился с маленькой любознательной девочкой с кудрявыми волосами. Нет, Безголовый Ник впервые увидел женщину с выжженной душой. Опустошенную и горевшую одним единственным стремлением — мрачной жаждой мести. Но отчего-то всегда сосредоточенная спасительница Магического мира в свои редкие — по пальцам одной руки можно было пересчитать — визиты находила время поболтать с ним.

— Альбус у себя?

Гермиона затолкала ностальгию подальше. Ник был приятным собеседником для неупокоенной души. Не считая той части, когда он жаловался на халтуру собственного палача. Сегодня Гермиона не могла позволить себе беззаботную болтовню ни о чем.

— Да, конечно… А что…

Закончить призрак башни Гриффиндра не успел. Гермиона уже умчалась вперед, радуясь, что час поздний и ученики давно в своих постелях. Ей не нужно будет видеть восторженные, удивленные, восхищенные и ненавидящие взгляды. Слышать любопытные шепотки детишек. Быть эталонной героиней для подрастающего поколения магов у нее сейчас бы, скорее всего, не получилось.

А детям совсем не стоит знать о шрамах, скрывающихся под «сверкающими на солнце латами», о том, что непрошенная слава как удавка на горле и о том, насколько Героиня на самом деле может быть чудовищем. Невинность делает их мир прекрасным, так пусть они будут такими как можно дольше. Разочарований «взрослой» жизни наедятся позже, без ее прямого участия.

Ее Гарри так и не дали побыть ребенком. У Избранного мальчика всегда было взрослых и страшных проблем по горло. Он нес этот груз с честью, был сильным. Она не смогла его уберечь, тогда еще веря, что удача, с помощью которой они выбирались из всех передряг, не оставит их в тот страшный день. Выкапывая изломанное тело друга из под камней, ломая ногти и обдирая кожу, Гермиона осознала, насколько глупо было полагаться только на удачу.

Если бы гробницу Дамблдора не разбили приспешники Тома, то в тот момент мисс Грейнджер пошла бы осквернять ее самолично. Просто потому, что дети не должны отвечать на полном серьезе за ошибки великих старцев. Чтобы доказать актом бессмысленного вандализма, что они не пешки, а живые. В прошлом ей удалось заглушить острую ненависть. Все же Альбус ей был необходим.

Видимо, не все «случайные» встречи за этот вечер для нее закончились.

Для спешившей к ней профессора Макгонагал Гермиона таки натянула на лицо непринужденную улыбку. Ведь что может быть естественней, чем искать совета у «великого человека Дамблдора», раз Пожирательские недобитки зашевелились. Оповещать всех о своем конфликте с Альбусом она пока не считала необходимым. Да и зачем тревожить Минерву?

— Здравствуйте, профессор.

От тоненького голоска отличницы в своем разуме она, наверное, никогда не избавится, как и от нежелания разочаровать когда-то любимую учительницу. В этом аспекте взросления Гермиона тотально безнадежна. Пусть в этом времени профессор еще не учила свою блестящую ученицу, зато успела познакомиться со взрослой версией той девочки, которая годами позже войдет под своды Хогвартса.

— Гермиона, что тебя привело к нам так поздно?

— Нужно поговорить с директором.

Если за следующим поворотом она встретит Снейпа, то точно не выдержит. Хотя отчего Миневра так обеспокоена? Знает, что они с Альбусом могут крупно поссориться? Или же… Нет, точно нет. Профессор Макгонагал не стала бы участвовать в грязных играх. Слишком горда и прямолинейна для такого декан Гриффиндора. А еще она бы ни за что не стала подставлять своих бывших учеников под Авады.

— Я читала газеты… Так это правда, они все никак не угомонятся?

Под расплывчатым «они» читалось очень много всякого разного. Гермиона вздохнула: ну не в настроении она разбираться с чужой моральной драмой. От своей бы отмахаться. Даже если это драма профессора Макгонагал.

— Скоро все закончится, — пообещала Героиня серьезно и, сжав руку своего бывшего декана, пошла дальше. Горгулья без вопросов приняла очередной «сладкий пароль» — в этом господин директор предсказуемый. Гермиона специально не выстраивала в голове плана беседы. Не потому, что не была уверена в надежности своих ментальных щитов, нет. Скорее потому, что в играх смысла нет. Да и не с ее уровнем лицедейства надеяться провести Альбуса. Он прочтет ее сразу же.

Привычный уют кабинета, портреты прошлых директоров Хогвартса и Альбус, разливающий чай по чашкам.

— Добрый вечер, Гермиона.

Так радостно-спокоен, будто она пришла на дружеские посиделки, а не задать десяток неудобных и смертельно опасных вопросов. Смотря в знакомые лучистые глаза под очками-полумесяцами, Гермиона приняла решение — судьбоносное. Если директор не захочет угомониться, не оставит Поттеров и маленького Гарри в покое, то угомонит его она. И директору сильно повезет, если Гермиона выберет не тот же метод что применила к Темному Лорду.

Вершители судеб людских, мать их через копыто гиппогрифа!

Разводить тайны мадридского двора не было смысла совсем.

— Зачем вам это?

Гермиона взглянула в глаза старого учителя — право, заслуга Альбуса в том, какой она стала, ничуть не меньше, чем у Темного Лорда. Она посмотрела и все поняла… Именно Дамблдор был тем камнем, первым, который чуть не обрушил лавину на их головы. Чего в ней сейчас было больше — гнева или концентрированного, чистого, без примесей, отвращения? Ответить даже самой себе Гермиона не могла.

— Тому суждено вернуться… Все твои усилия, моя дорогая, лишь оттягивали неизбежное.

Мисс Грейнджер была готова побиться головой о стол или стену. В словах директора была святая убежденность в своей правоте, ничем не лучше обычного помешательства. Стало вдруг как-то пофигистично-тоскливо. Гермиона устала. Быть сильной в том числе, но расклеиться она себе позволит позже. Например, обнимая невыносимого Блэка. Сейчас же будет разбираться со всей этой дуркой и просить Мерлина о терпении. Если ее оставит и этот добрый святой, то жизнь директору никто не гарантирует.

— Медальон, чаша, диадема, дневник, кольцо, змея — все они уничтожены, и вы знаете это. Так каким образом, позвольте спросить, ублюдок вернется?

Это она уже проорала, не совладав с яростью, которая сейчас бежала по ее венам.

— Акцио, Старшая палочка. Извините, Альбус но это побудет пока у меня.

Проклятая деревяшка без какого-либо трепета была засунута в карман. Она здраво оценивала свои шансы против великого волшебника, да еще в Хогвартсе. Поэтому директор побудет безоружным, пока они беседуют. Даже то, что Гермиона его обезоружила, не повлияло на спокойствие Дамблдора. А ведь он видел, на что Героиня способна.

— Есть седьмой крестраж.

— И от какого ляда ему взяться?

— Видения Сивиллы не изменились. Темный Лорд восстанет вновь…

— Директор, эту занудную песенку я уже слышала. Седьмого просто нет. А ваша прорицательница просто внушаемая шарлатанка, только и всего.

Седьмой… Ее Гарри. Умерший, чтобы этот гнилой мир жил. Пошедший на жертву, следуя гениальному плану одного интригана и унесший с собой огромную часть ее души. Гермиона не хотела об этом думать, помнить. Здесь маленький Поттер не отмечен шрамом и обреченностью. Здесь он просто ребенок в любящей семье, не сирота. Гермиона еще большим готова пожертвовать, чтобы все было так и дальше.

— Снейп шпионил для вас в штабе этих придурочных ренегатов, а заодно помогал им по вашей указке… Не только зелья, но информация, которую он якобы добыл, шпионя за вами, Альбус. Как вы его заставили? Клятва?

Гермиону осенила догадка — как молния. Принц-полукровка с повадками законченного гриффиндорца поклялся Дамблдору, чтобы тот спас жизнь Лили Поттер. Но тут пришла она, и спасать никого не потребовалось. Тем более директор все равно бы не справился. Но клятва осталась, как и возможность Альбуса приказывать Снейпу все что угодно. Это было просто омерзительно, и Гермиона не хотела верить, что Альбус пал так низко. Хотя, с другой стороны, этот факт спасет Снейпу жизнь, в ином случае его ждал бы поцелуй.

— Вы спасли его от Азкабана в тот раз, чтобы использовать. Никогда вас не понимала. Экспекто Патронум, Грюм, сообщи министру: Альбус Дамблдор сознался в подготовке попытки переворота и возрождения Темного Лорда. Нужны авроры.

На директора была наставлена ее палочка, и рука Гермионы не дрожала.

— Ты же не думаешь, Гермиона, что тебе поверят?

— Спасительнице Волшебного мира поверят еще как. Наш «храбрый» министр тем более: он давно вас подозревает и боится. Альбус, не дергайтесь я не хочу вас убивать.

— Да, крови на твоих руках, девочка, более чем достаточно.

— Не вам судить.

Это уже с усталым ожесточением. Был проблемой Фоукс, который пока так и не появился в кабинете, но в любой момент мог попытаться унести Дамблдора восвояси. Гермиона совсем не была уверена, что сможет удержать огненную птицу и одновременно контролировать директора. Задачка со звездочкой.

— Поттеры… на них ведь должны были напасть, верно? Вы бы смогли спать спокойно, зная, что сделали ребенка сиротой? Что по вашей указке убили беременную женщину и мужчину, который воевал с нами на одной стороне?

То, что Альбус сидел безучастным, будто статуя, рождало подозрения. Гермионе нужно было, чтобы он с ней говорил. Дожилась — всерьез раздумывает, как именно будет убивать человека, которым в детстве восхищалась, как никем другим. Быть палачом Альбуса она не хотела. Но что-то подсказывало, что директор не оставит ей иного выхода.

Так и есть.

Альбус встал, посмотрел в окно на великолепный пейзаж, словно прощаясь.

— Гарри все равно придется сразиться с Томом — такова его судьба. Гермиона, ты и вы все признаете мою правоту, но будет слишком поздно…

— Альбус, стойте на месте.

— Давай не будем все осложнять. Верни мне палочку и дай выйти.

— Вы же можете перемещаться в замке как директор… Или уже не можете? — очередная догадка.

— Ты всегда была очень умной. Да, Хогвартс больше не признает мою власть.

Ключевое слово «власть» — вот почему Дамболдор действовал так поспешно, небрежно и безумно. Как скоро древний замок закроет от бывшего директора этот кабинет? Как скоро все узнают, что старый маг признан самим Хогвартсом недостойным? И сколько времени понадобится, чтобы трусливый министр избавился от вечной тени над собой. Лишить Дамболдора всех постов и выпереть на пенсию. Вот чего так не хотел великий маг — стать просто стариком с сумасшедшими бреднями, которого уже никто не послушает.

— Оно того не стоило. Но раз вы настаиваете, то…

Связка из связывающего и оглушающего, которую поглотила алая вспышка. По кабинету разлилась прекрасная песня — феникс. Грюм близко, но не успевает. Гермиона точно знает, будто в прозрении, что Альбуса нужно остановить сейчас, иначе жертв будет в сотни раз больше. В руке директора меч Гриффиндора. Древняя заклятая сталь легко пробивает ее инстинктивно выставленный щит и входит в плечо.

Больно…

— Авада Кедавра.

Одну Аваду гасит Фоукс. Вторую невербальную птенец не успевает поглотить, и она летит точно в цель. Между ними расстояние сейчас чуть больше метра. Когда на лестнице слышится множественный топот, она падает, зажимая плечо. Альбус лежит рядом, сжимая в руке окровавленный меч. Что-то орет Грюм… Колдомедик сразу начинает колдовать над ее раной. Гермиону мутит, но сквозь туман она различает лицо Сириуса.

— Грейнджер, что здесь было?

— Аластор, воспоминания…

Гермиона на одном упрямстве вытаскивает длинную нить и роняет в наколдованный Грозным Глазом флакон.

— Обыщите кабинет.

— Тише, Гермиона, прошу, тебе не нужно сейчас говорить… Ее нужно в Мунго, срочно. Блядь, потом поговорите, Грозный Глаз.

— Блэк, глаз с нее не с пускай. Мне хватит мертвого Дамблдора, мисс Героиню обязаны сберечь. Мне еще с министром объясняться.

Это последнее, что Гермиона помнит, прежде чем провалиться в пустоту. Ей снится, видится ее Гарри… Они почему-то на поле для квиддича. С Черного озера налетает прохладный ветерок. В небе алые молнии: команда Гриффиндора тренируется, но как же без капитана и ловца? Но Гарри не уходит в небо, держит ее за руки и что-то говорит с улыбкой. Только Гермиона, как ни старается, не может его услышать. И от этого плачет… Она так скучает.

— Гермиона, ты в порядке, не плачь, пожалуйста.

Теплые пальцы осторожно стирают с ее лица дорожки слез. Она распахивает глаза и осматривается, еще не понимая ничего. Гермиона быстро все вспоминает, наталкивается глазами на Сириуса около ее кровати — это он ее утешает. Мунго… Альбус. Пиздец…

— Сколько времени прошло?

Голос такой хриплый, что Гермиона с трудом узнает себя.

— Четыре часа. Блядкие четыре часа, самые долгие в моей жизни! Зачем ты пошла к нему одна?!

Блэковский фамильный темперамент — это вам не фунт изюма. Гермиона, кажется, оглохла на одно ухо. Но все равно, Блэк без возражений помогает ей сесть. Передает ее же волшебную палочку да и вообще, кажется, успокаивается, продолжая при этом сжимать ее левую руку, как будто тисками.

— Мне нужен Грюм и министр. Будь добр, пошли Патронуса.

Со своей любовной драмой она разберется позже. Сейчас главным было подать смерть Дамблдора правильно. Быть еще и его убийцей Гермиона как-то не настроена. С министра станется повесить всех ворон на Героиню. Сириус слушается, видимо, понимая, что с ней в данный момент бесполезно спорить. Потом он, конечно, выскажет ей много чего интересного, но сейчас готов помогать без возражений. Гермиона такое самоотверженное терпение оценила.

Гермиона знала, что не слишком разумно идти навстречу прошлому в шаге от будущего…

Но опять же, она не всегда поступала «разумно». Все эти годы оторванная, искалеченная, на самом деле — войной, виной или одиночеством, какая разница? Она избегала знакомой с детства улицы, дома, так похожего на остальные в типичном английском пригороде. Не позволяла себе думать о родителях, по которым мучительно скучала. Просто потому, что не была уже их дочерью.

Нет, их дочь читала взахлеб первые детские энциклопедии, задавала тысячи вопросов и делала первые шаги к осознанию огромного и прекрасного мира. В милой кудрявой девочке не было ничего от нее теперешней. Эта Гермиона Грейнджер не узнает ужасов войны. Не станет в одночасье и сиротой и острием копья, направленного в одно конкретное сердце. У нее будет другая жизнь.

Своим приходом, тем, что Гермиона так безжалостно и последовательно изменила, — она создала новую ветку истории. Развилку во времени, где их будущее сделало крутой поворот и само изменилось навсегда.

С этим ей придется смириться и жить. Помнить и одновременно знать, что мир другой, к тому, что было, им не вернуться.

Мощные чары невидимости — и она наблюдает, как она сама, вернее, ее другая версия, кидает мяч отцу, тот отправляет аккуратно третьему участнику игры. У этой Гермионы есть маленький брат. Еще одно доказательство, что сейчас мисс Грейнджер смотрит на свою полную копию, но не саму себя в прошлом.

Прощаться трудно. Но необходимо… Пора отпустить их. Гарри в том числе, как бы ни болело сердце. Теперь Гермиона будет видеть в сыне Лили и Джеймса только крестника своего будущего мужа — Сохатика, озорного и веселого мальчишку. Но не того, кого она знала там и так сильно любила. Этот Гарри не станет ее Гарри, наверное, так правильно. Ведь за это Гермиона сражалась?

Сириус сделал ей предложение прямо там, в больничной палате. После тяжелого объяснения с Министром Магии, после того, как на нее наорал Грюм, обозвав, кстати, «самонадеянной соплячкой». Пусть так. Грозный Глаз считал, что к Альбусу одна она не имела права идти. Что поведение Гермионы было большой дуростью, и прошитое насквозь плечо за это было малой платой. Министр, кажется — хотя почему кажется, — точно обрадовался, что большого скандала не будет.

Суд над великим Дамблдором не состоится, и Министерство избежит колоссального потрясения.

Через год выборы, и Гермиона предполагала избавиться от трусливого кретина самым честным путем. Все равно, кажется, в сознании досточтимого господина она, похоже, заняла место Альбуса, то есть стала угрозой. Роль Серого кардинала — это прекрасно, но Гермиона хотела реальной власти, оставить свой след в истории как хороший реформатор. Ее жених, кстати, не был против всех этих грандиозных планов.

Стоило уйти в прошлое без права на возврат, чтобы встретить парня, который не считал ее властность стервозностью зазнавшейся суки.

Гермиона понимала, насколько теперь безнадежна — о чем бы она ни думала, в мыслях все равно был уголок для дурного Блэка. Казалось бы, ее одержимость изменить мир не оставит места другим привязаностям, но нет — Сириус и тут стал исключением из правил. Уходя от дома, в котором выросла, Гермиона впервые не задыхалась от горечи. Словно, попрощавшись, она отпустила будущее. Как, почти умирая, простилась и отпустила своего Гарри… Почему-то ей известно точно, что друг не хотел, чтобы она до конца дней тащила за собой призраков.

Сейчас, примерно минут через пятнадцать, ее ждала менее «приятная» встреча. Нарцисса Малфой умела быть настойчивой, а еще удивительно хорошо подбирала аргументы. Поэтому леди Блэк придет на встречу с сыном, от которого так громогласно отреклась, и его невестой. Местом для исторического по меньшей мере события выбрали дом Поттеров.

Лили сама предложила, вставив короткую ремарку, что «давно хотела сделать ремонт в гостиной», даже если он будет капитальным.

Сириус уверял, что не нервничает ничуть, но до того громко, что ему никто не верил. Все же о брате он скорбел искренне. Только Регулусу Блэку не пришлось ждать много лет:

Тёмному Лорду.

Я знаю, что умру задолго до того, как ты прочитаешь это, но хочу, чтобы ты знал: это я раскрыл твою тайну. Я похитил настоящий крестраж и намереваюсь уничтожить его, как только смогу. Я смотрю в лицо смерти с надеждой, что когда ты встретишь того, кто сравним с тобою по силе, ты опять обратишься в простого смертного.

Р. А. Б.

Гермиона сделала то, что должна, намного раньше. И брат Сириуса получил свой орден Мерлина посмертно. Так что у Вальбурги куда больше причин ненавидеть Тома Риддла, чем ту, что его убила.

Если рассуждать цинично и откровенно, то поддержка такого динозавра, как леди Блэк, ей совсем не будет лишней. Гермиона, наверное, на некоторое время устала воевать и была готова пойти на некоторые компромиссы. После визита Снейпа защиту дома обновили и усилили. О том, какая буря пронеслась над головой Лили Поттер, история тоже умалчивает… Джеймс вряд ли был доволен тем фактом, что его жена общалась с бывшим другом. И даже дала ему допуск сквозь защиту.

— Ты вовремя.

Это от сидевшего на крыльце Джеймса вместо приветствия. Маленький Гарри осваивал велосипед под присмотром отца, катаясь туда-сюда по дорожке. Гермиона провела ладонью по черным вихрам и отпустила ребенка веселиться дальше, обратив внимание на его папашу.

— Что такое? Сириус от волнения разнес ваш дом?

— Нет, но он себя уже основательно накрутил. Представляю, как этот болван будет трястись в день вашей свадьбы. Нужно выбить у Грюма разрешение на одноразовое применение Империо. Приложу эту буйную башку — и пойдет к алтарю спокойным как удав.

— Тебе твою свадьбу припомнить, Джеймс?

Чуть выше ее Гарри, глаза другого цвета, но как же похожи они. Гермиона не ищет в лучшем друге мужа замену человеку, которого потеряла. Просто пикировка с Поттером-старшим доставляет ей немало удовольствия. Да и ему тоже нравится так спускать пар. Все же двое перспективно буйных Блэков в ссоре в одной комнате — это взрывоопасно.

Она оставляет пальто в коридоре, целует вышедшую из кухни Лили в щеку, попутно подхватывая ее под руку и таща к креслу. Зря Лили старается: при такой встрече сомнительно, что кому-то кусок в горло полезет. Поэтому свежеиспеченные кексы и шоколадное печенье не пропадут, конечно, но миссис Поттер на восьмом с хвостиком месяце не стоит утруждать себя.

Сириус обнимает ее, стоит им только войти в гостиную, забывая журнал, который только читал. Поцелуй в макушку, в лоб, в висок.

— Ослабь хватку… Иначе станешь вдовцом, так и не побывав мужем.

— Прости.

— Сириус, ты не один, и мы справимся в том числе с твоей матерью, — обещает Гермиона серьезно, сжимая его плечи. Вряд ли после Темного Лорда и Светлого леди Вальбурга Блэк чем-то сможет ее удивить. Гермиона как никогда настроена быть счастливой. Даже если для этого нужно помириться с невыносимой гарпией. Больно делать Сириусу она никому не позволит, о чем и заявляет вслух, не упуская и ремарку о «гарпии невыносимой…»

— Приятно услышать о себе настоящее мнение без лицемерия вежливости. Добрый день.

Вальбурга Блэк в элегантной темно-синей мантии, опираясь на трость, стоит на пороге. За ее спиной Джеймс корчит гримасы, показывая, что удержать леди и сообщить о ее раннем приходе у него не было и шанса. Кажется, в синих глазах, таких же, как у сына, бьется самое настоящее веселье. В любом случае миледи явно довольна произведенным эффектом.

— День добрый, Вальбурга. Ничего нового с нашей последней беседы о себе вы от меня не услышали. — Гермиона невозмутимо возвращает остроту. Пора, когда ее мог смутить возраст и регалии, давно прошла.

— Все так же безрассудна, — с непонятным оттенком удовольствия констатирует леди Блэк. — Сын, не хочешь предложить матери сесть? Собственно, я рада тебя видеть, Сириус, и еще больше радуюсь тому, что ты не сгинул в войне… Отдельная благодарность вам, мисс Грейнджер, за Светлого Лорда.

Она что, легилименцией балуется? Но нет, щиты на месте. Вальбурга ее не прочла… Просто об Альбусе теперь они оба думают одинаково.

— Хватит, Сириус, крайне сомнительно, что я смогу что-то сделать твоей невесте после того, как Том и Альбус не смогли.

— Матушка, хватит задевать Гермиону и пугать остальных. Предлагаю мирно поговорить. Вы бы не пришли, не будь у вас что сказать кроме ругательств и проклятий, — твердо требует Сириус, кивает другу на его жену… Сохатый, осел этакий, забыл предупредить Лили, какой бывает леди Блэк, когда это захочет. Только Сириус не настроен на театр. Ему нужно понять, осталось ли между ними что-то кроме общей крови. Да и почему-то больно видеть, какой утомленной и постаревшей она выглядит. На похоронах Регулуса мать держалась с королевским достоинством, но, видимо, удар был слишком силен. Он не хочет делать больно женщине, которая подарила ему жизнь.

Однако прогибаться не собирается.

Род Блэк теперь его ответственность, и они оба это понимают. Осталось договориться. Потому что на собственную свадьбу Сириус хочет прийти свободным от ошибок прошлого и обязательств, которые его все равно догонят, как ни беги. Быть Блэком — это не только гореть темной звездой, это семья прежде всего. Гермиона — его семья, и матери, предкам и магии придется этот факт принять.