Заложники (гет)

Смена вахты подходила к концу. Ночное небо над лагерем, затянутое тугими тучами, казалось низким, как свод пещеры. Солнце еще не собиралось подниматься, но темнота начинала немного отступать, растворяясь в сизой предрассветной дымке. Рой шел вдоль северного периметра уверенным и неторопливым шагом. Сегодня было спокойно, как и многие ночи до этого. Никто не смел врываться в уединенность их лагеря; случайному путнику здесь было просто не место, близлежащие деревни давно пустовали, не выдержав опасного соседства. Выжившие бежали без оглядки.

Пальцы нашли нож, который висел на поясе. Любимое оружие. Обычный нож, не напитанный магией, но смертоносный, с прочным клинком и небольшой гардой. Рой редко участвовал в выездных миссиях, его задачей была защита лагеря, и тем не менее, клинок забрал несколько жизней. Седому он не нравился; неравнодушный к японской эстетике, он все рассказывал ему про скошенный короткий меч танто, который подошел бы гораздо лучше для ближнего боя. Но за годы Рой успел набраться реального опыта и ему по душе были обычные армейские пехотные ножи с широким лезвием. Хотя и оружие иногда было лишним для волка.

Три года. С момента, когда он впервые открыл глаза в лазарете, все изменилось. Он тогда не знал, кто он, откуда, зачем — но сегодня он был главным в одном из защитных отрядов. Уважение в лагере не раздавали просто так — его нужно было заслужить. Он заслужил. Кровью, дисциплиной, абсолютной преданностью делу защиты стаи. Рой так и остался человеком без прошлого; в настоящем он был оборотнем в лагере Фенрира Сивого. У него было только это, другой жизни он не знал и не стремился к ней. Были, конечно, еще сны… Сны из прошлого, где он видел стремительный красный поезд, величественный замок, большие залы с каменными стенами, полеты на метлах. Он научился не думать о них, не запоминать. В конце концов, это были просто сны.

Лагерь за эти годы вырос, расползся, как живой организм. Были времена, когда вся территория умещалась на одной поляне с парой палаток и охапкой костров. Теперь же у них в распоряжение было три охраняемых периметра, собственный источник воды, распределенные секторы — зона тренировок для новичков, бараки для них же, административные здания, военный комплекс, жилая зона, госпиталь. Внутри стояли десятки построек: дома, общие кухни, склады.

Рой миновал КПП и заметил, что один из молодых дозорных клевал носом, сидя на скамье. Новенький, попал в его отряд буквально на прошлой неделе. Глаза у него были подернуты пеленой, он судорожно выпрямился, когда заметил приближение командира.

— Встать. Сделай еще один круг по периметру. Проснешься по пути. Я пока посижу за тебя.

— Есть, — виновато буркнул новичок, и исчез в темноте.

Рой уселся на скамью у сторожевой будки. Новички попадали в лагерь регулярно — практически каждую луну. С ними не церемонились, сразу отправляли на тренировки, которые теперь шли потоком: военная подготовка, бои, ориентирование на местности, навыки работы с оружием. После первой пережитой трансформации — ритуал с испитием крови. Дальше молодняк становился частью стаи; Фенрир говорил, что никто не должен сидеть без дела.

Роя и дюжину человек, попавших в лагерь вместе с ним первыми, обучали лучше. Сегодня все сводилось к совершенствованию двух навыков — выживать и убивать. Все, где была хотя бы крупица магии, постепенно сводилось на нет; по слухам у Фенрира нарастал конфликт с Министерством. Количество не-оборотней в лагере уменьшалось. На тех, кто продолжал использовать волшебную палочку, смотрели косо, не одобрительно. Тем более, что таких в лагере было не много. Если три года назад старались вербовать волшебников, то теперь их ряды пополнялись не только сквибами, но даже магглами.

Эта растущая стая шумела, спорила, металась в страхе, желаниях и амбициях. После событий первого года Рой держал границу с большинством членов лагеря. Поэтому он и был тем, кто встретит врага первым. И, может быть, тем, кто останется последним.

Тело немного ломило после обхода (чувствовалось недавнее полнолуние), но его не отпускало ощущение, что ночь ещё не закончилась. И он был прав. Сквозь шум ветра он услышал приближающиеся шаги. Мягкие, осторожные, но он узнал их сразу — не только по шагу, по запаху. Горьковатый, с ноткой пепла и железа.

— Люк, — бросил он в темноту.

— А ты все на посту значит, значит, — отозвался веселый голос, и из тени вышел долговязый оборотень в длинном плаще. Длинные кудрявые волосы были стянуты повязкой.

Люк вернулся из выездной миссии. Он был одним из немногих, кто имел право постоянно выходить за пределы лагеря, кто контактировал с внешним миром и пытался бороться за права оборотней в Министерстве. Безусловно, сказалось влияние его семьи.

— Проходи, — кивнул Рой. — Хоть перекинемся парой слов.

Они вошли в небольшую сторожку у КПП, сделанную наспех, как и многие здания здесь. Внутри было тускло — едва теплый свет керосиновой лампы отбрасывал дрожащие тени на стены. Двое бойцов, игравших в карты за столом, сразу поднялись при виде Роя. Они были не из его отряда, но явно не захотели бы связываться.

— Вон. Патруль еще никто не отменял, — коротко бросил он.

— Есть, — отозвались почти в унисон, не глядя в глаза. Уважение, граничащее со страхом.

Когда они ушли, Рой уселся на край стола, скрестил руки на груди. Люк стоял, оглядывая убогость интерьера. Садиться на скамейку не рискнул, а может быть, не собирался задерживаться. Он выглядел уставшим; Рой пытался разглядеть в нем встревоженность, но Люк умел хорошо скрывать свои эмоции.

— Аскетично, — заметил он. — Да, это тебе не министерские кабинеты.

— Нам здесь не краска на стенах важна, — тихо ответил Рой. — Ну? Что слышно?

Люк качнул головой.

— Все хуже, чем хотелось бы. В министерстве витает напряжение, и с каждым днем все больше. Недовольны, что оборотни без контроля. Недовольны, как пополняется лагерь. Говорят, вербовка идет чересчур агрессивно. Ходят слухи, что Фенрир с Василом нападают намеренно.

Рой молчал. Он тоже это слышал. Васил, теперь начальник внешней разведки, действовал на стыке интересов лагеря и Министерства. Иногда его отряд выполнял «заказы» — тихо устранял магглов, пугал «неудобных» волшебников, охранял мероприятия. Это делалось по договоренности с Министерством. Стая оборотней должна была стать чем-то вроде отдельного подразделения Автората. И стала. Но с течением времени на них стали сваливать все более тяжелую и грязную работу.

Возможно волшебники им просто не доверяли. Да и было ли за что доверять? Они убийцы и бандиты. Оборотней не было в других сферах, они жили отгородившись от всего мира огромной скалой. Фенрир всегда апеллировал к договору с самим Темным Лордом, говорил о новых правах и возможностях для стаи. Но их место пребывания ограничивалось лагерем, а их права… Пока выходило так, что их стаю не трогают, позволяют держать свои порядки, вербовать или просто кусать новичков и на это закрывали глаза. Рой понимал, что так будет до поры до времени, пока оборотни и их сила нужны Министерству для особых задач.

Рой и сам бы не доверял здесь многим. Тот же Васил — скользкий тип. Он оставил его в живых, чтобы расквитаться позднее. Но время шло, лишившись своей свиты, Васил затаился, выжидал. Рой жалел, что не добрался до него, оставил на потом. Он долго ждал удара в спину и был готов к нему. Но он хотел, чтобы Васил прочувствовал потерю, побыл на его месте. Понять эмоции соперника было сложно. Вскоре после того случая каждый из них занялся своим делом, и пересекаться им не приходилось. Васил попал в отряд оборотней, которые чаще были за пределами лагеря и постепенно завоевал там авторитет.

После каждой вылазки он возвращался с новыми членами стаи. Фенрир это поощрял. Рой знал, что Васил использует грязные методы вербовки. Были люди, которые попадали в стаю из-за долгов; были те, кто выбирал путь оборотня, чтобы оказаться под защитой стаи; и те, кто оказывался в лагере не по своей воле.

Он не знал, как к этому относиться. Он не чувствовал в себе сентиментальности или жалости. В его первый год здесь он лишился этой части себя. Рой знал, что часть новобранцев даже не доживает до первой трансформации. Это было частью их естественного отбора, процедуры, которой ему самому удалось пройти.

— Стая растет, — медленно произнес Рой. — Мы становимся сильнее.

— Но не свободнее, — возразил Люк. — Нас по-прежнему боятся. По-прежнему презирают и боятся. Это не изменилось и никогда не изменится. Они хотят, чтобы мы жили здесь, за забором, и контролировались как популяция магических животных. Чтобы мы не лезли в дела Министерства. Пока это только слухи, что подобный законопроект готовится, но слухи не берутся ниоткуда.

— Мы и не лезем, — усмехнулся Рой. — Нас просто больше.

Он замолчал, вспомнив кое-что.

— У нас в лагере есть несколько детей, Люк. Магически одаренных. И у них обоих родителей — оборотни. Это уже другое поколение. Они будут не как мы. Будут вхожи в оба мира.

— Ты думаешь, их возьмут в Хогвартс? — голос Люка был скептичен. Все знали, что ребенок-оборотень обречен.

Рой пожал плечами.

— Я не знаю. Но они смогут контролировать свои превращения, как Фенрир. И возможно это покажет, что они не представляют угрозы. В конце концов, есть волчеялычное зелье.

Он говорил это с сомнением. Недавно одна женщина, Нола, родила сына — крепкого, с густыми волосами и четкой аурой волшебника. Она плакала, прижимая его к груди, как только поняла это. Кричала: "Он не заслужил быть оборотнем". Будет ли у этого малыша другая жизнь или его ждет судьба изгоя?

Он иногда ловил себя на том, как вглядывается в лица этих детей. В их ясные глаза. Как они ощущают зверя под собственной кожей? Он не знал, можно ли их спасти. Но знал, что если кто-то и сможет быть мостом между мирами, это будут они. А не те, кто очень многое разрушил.

Собравшиеся здесь за три года оборотни строили дома, заводили семьи, возделывали землю, держали скот. Каждое полнолуние их тела ломались, превращая хозяев в зверей, но по утрам они снова принимались за свою привычную работу. Чтобы пережить полнолуние было зелье. Женщин стало больше — они появились, когда в лагере начали строить постоянные дома, когда Фенрир стал поощрять "семейный уклад". Кто-то по любви, кто-то по расчету, кто-то по принуждению. Оборотни были разными. Некоторые еще держались за человечность, другие давно ее потеряли. И даже таких лагерь принимал, находил работу и жилье.

Люк прервал его размышления:

— Я ухожу. Поспать бы немного. Завтра будет тяжелый день.

— Почему? — насторожился Рой.

Люк остановился у двери, оглянулся через плечо.

— Фенрир собирает Совет. Он видит угрозу в Министерстве.

Он ушел, и дверь за ним мягко захлопнулась. В воздухе повисла недосказанность. Рой остался сидеть в полумраке. В его голове роились обрывки мыслей, запахов, образов. Он чувствовал — перемены действительно близко. И не знал, к добру ли.

* * *

Его дом стоял на отшибе, ближе к восточному периметру лагеря, где начиналась небольшая чаща, еще не до конца расчищенная под будущую застройку. Кирпичи на фасаде дома были потемневшими (напоминание о большом пожаре, с которым лагерь столкнулся в самый первый год), но окна чистые, занавески аккуратно подколоты, и на крыльце висел нехитрый амулет — для защиты, по словам Кэти. Она нашла его в лавке на Диагон-аллее и, смеясь, повесила «на всякий случай». Рой ни во что такое не верил, но снимать амулет не стал.

Домов в лагере стало много, но кирпичных — только восемь, и все они были отведены под нужды командиров. Остальные ютились в бараках, делили комнаты с другими, жили в полуподвальных землянках или, если везло, получали каркасные хижины, сколоченные вдоль южной стены. Совсем недавно началось строительство настоящих жилых домов, которые должны были заменить времянки. Их дом стоял чуть поодаль от основного поселения, в небольшой роще, откуда было видно и центральную улицу, и северные границы лагеря. Дом был двухкомнатным, с толстыми стенами, запахом копоти и трав, и большими окнами, в которые по утрам заглядывало солнце, если только не было пасмурно — а это случалось чаще, чем хотелось бы.

Дверь отворилась с легким скрипом. Внутри было прохладно. Возле очага стоял старый железный котел, на полках вдоль стены висели пучки трав, которые Кэти собирала сама: сушеная лаванда, тысячелистник, мята, зверобой. Вместо стола использовался старый сундук, покрытый вытертым от времени покрывалом. Рукомойник, черная плита, медный чайник на крючке. Все было просто, но в этом пространстве чувствовалась жизнь.

Во второй комнате стояла кровать, покрытая шкурами животных, добытыми им самостоятельно. На охоту отправлялись часто и группами, но Рой предпочитал делать это в одиночку; так получалось приносить лучшую добычу. Еще был стол у окна, пара стульев, старинная этажерка с книгами, многие из которых Кэти притащила из внешнего мира. Остальное он достал сам, попросив Люка о помощи в убранстве дома.

— Ты дома рано, — сказала Кэти, выходя из спальни и зевая. На ней был его старый свитер, закатанный до локтей. Волосы собраны в косу, на щеках — легкий румянец. — Какие-то проблемы?

— Конечно, нет. Молодой почти заснул на посту. Я его сменил. Отправил пройтись и проснуться, — ответил он, стягивая куртку и вешая её на крюк у двери. Про министерские новости не стал рассказывать, чтобы заранее не вызывать тревогу.

— Пройтись? — она потерла глаза и хитро улыбнулась. — Раньше ты бы вышвырнул его за пределы лагеря за такое.

Рой молча прошел на кухню, налил себе воды, отпил, прислушиваясь. Из-за окон доносились крики — в лагере всегда кто-то учился, тренировался, спорил. Шум поселения не стихал даже ночью.

— Кстати, — заговорила она из-за его спины. — Я думала... может, мне стоит остаться здесь подольше. Теперь, когда мне нельзя аппарировать, постоянно получать и настраивать порт-ключи — одна морока.

Рой отставил кружку. Он чувствовал, как внутри поднимается неприязнь. Он не хотел быть тем, кто скажет о ее месте — но это касалось ее безопасности. Он покосился на нее — она уже успела переодеться и теперь расчесывала волосы у камина.

— Мы много раз об этом говорили. Я считаю, что ты не должна тут жить, — выговорил он наконец. — Это не для тебя. Ты волшебница. Твоя жизнь там.

— А здесь что? Не моя? — развернулась она. — Я работаю, как все. Я больше времени провожу в лагере, чем дома. У меня здесь друзья. Люди, которых я люблю. Или это ничего не значит?

Он молчал.

В лагере было принято создавать пары — оборотни держались за близость, в них жила тревога, что в любой момент все может быть разрушено. Но их пары были... непростыми. Полная луна приносила дикость, агрессию, всплеск инстинктов, и отношения часто перерастали в ярость или, наоборот, в болезненную привязанность. Некоторые разбегались, другие становились неразлучны.

Рой долго не понимал, как они с Кэти оказались вместе. Он вспоминал тот первый поцелуй и пытался понять, хотел ли он этого? Иногда казалось, что он совсем ничего не испытывает к ней; он не привык копаться в себе и все же находил внутри благодарность. За ночи в доме, когда он возвращался из дозоров, и кто-то ждал. Их отношения развивались не стремительно, а постепенно. Ему нравилось слушать ее рассказы про школу Хогвартс, про квиддич… Это было чем-то одновременно близким и далеким, знакомым и чужим. Возможно когда-то в одной из прошлых жизней они могли бы быть друзьями.

С ней было... спокойно.

Вечерами они сидели у очага. Она перебирала травы, а он точил нож или читал что-то из ее старых, потрепанных книг. Было тихо. Уютно, по-своему.

Он видел, как она пытается сделать этот дом настоящим: завесила окна, принесла плед, варила какой-то странный маггловский суп из банок. Он не всегда понимал зачем. Но когда она укладывалась спать и тянулась к нему, он тянулся в ответ. Были моменты — короткие, почти неуловимые — когда он ловил себя на мысли: а может, это и есть любовь?

Но затем приходило другое чувство, глухое, как старый звон: возможно, внутри него просто выжженное поле. Место, где раньше могло что-то расти, а теперь — только пепел. Он не знал, что чувствует. Но, может быть, и это уже было чувствами.

И все же он старался держать Кэти на расстоянии, хотя она не позволяла сохранять эту дистанцию, ломая ее своим напором.

— Это опасно. Ты видишь, что происходит. Напряжение. Слухи. Война в воздухе, Кэти.

— Значит, нужно быть вместе, а не разбегаться. Я не ребенок, Рой. Я знаю, куда пришла. И знаешь, что еще? Я говорила с Лабеллой. Она считает, что если... если я стану оборотнем, то остаточные следы проклятия исчезнут.

Он замер. Ярость наполняла его изнутри.

— Ты все-таки не отказалось от мысли стать одной из нас?

— Я не хочу быть просто работницей склада и твоей любовницей, — взвилась она -. Я хочу иметь право быть здесь. Официально. А не так, как сейчас. Ты не представляешь, как на меня смотрят, когда ты уходишь на дежурства. Как будто я ошибка.

— Ты не ошибка, — отозвался он жестко. — Я просто не хочу, чтобы ты это сделала. Это не выбор, Кэти. Это клеймо. Ты хотя бы понимаешь, что после этого твой путь в мир волшебников будет закрыт?

— И что, если у тебя не было выбора, значит, ты можешь сделать этот выбор за меня? Знаешь, я могу сама поговорить с Фенриром. И твое разрешение мне будет не нужно.

Она уже стояла у двери, собираясь уходить. Свитер был перекинут через плечо, волосы снова собраны в косу. Он чувствовал, что сказал что-то не так, но не мог взять слова назад. Никогда не умел.

— Мне на склад, — бросила она. — Буду к ужину.

Он стоял, глядя, как закрывается за ней дверь. Тишина, редкое состояние в лагере, разлилась по дому. Он обернулся к столу. Там лежал сверток. Бумага желтая, шершавый шпагат, ничего особенного. Но пахло чем-то знакомым — табаком и пылью.

«Скабиор», — понял он. Конечно. Только этот склизкий гад мог вот так оставить что-то без объяснений. Он развязал сверток.

Внутри лежал блокнот. Потрепанный, с рваными уголками, будто побывал в огне. Он перелистнул первые страницы. Пусто. В висках будто что-то гулко щелкнуло. Пальцы сжались, ногти впились в ладонь. Как будто тело, забывшее страх, вспомнило его вновь. Он ощутил знакомый запах дыма, гарь, чужую магию — как ожог по внутренней стороне кожи. Вдруг показалось: за спиной кто-то стоит. Он обернулся. Пусто.

Потом — медленно, словно проступая сквозь туман, начали проявляться слова. Они шли по одной линии, будто выцарапанные когтем:

Роя Барка никогда не существовало.

Он уставился на надпись, сердце застучало чаще. Слова исчезли, как только он попытался их коснуться.

«Скажи мне то, чего я не знаю», — подумал он, прислушиваясь к пустоте.

Ответа не последовало.

Он не знал, что это — угроза, предупреждение или провокация. Но в груди закрутилась знакомая тяжесть, как тогда, три года назад, когда он впервые очнулся в лагере.

Он был Роем Барком. И в то же время — не был.

Его мир был выстроен из лжи и молчания. Он принял этот облик, как надевают чужую кожу: неудобно, с болью, но без выбора. И теперь кто-то пришел напомнить ему, что этот выбор был иллюзией. Он не собирался вестись на эти манипуляции.

А где-то в глубине мелькнуло: каменный зал, запах свечей, голос, зовущий по имени. Не Рой. Не Барк. Другое имя. Он отогнал образ, как отгоняют дурной сон. Но тот остался — тонкой щелью в крепости, которую он строил годами.

Он услышал бой гонга. Один удар, потом второй.

Фенрир собирал совет. Что-то приближалось. Рой знал это. Он поднял голову, положил блокнот обратно и накинул куртку.