Всегда и навеки (джен)

Ночное стрекотание кузнечиков скрывало посторонние звуки, человек в чёрных одеждах прятался в тени деревянной хижины на старой ферме. Здесь, близ Камышовой реки, была приятная прохлада, а светлячки висели в темноте, подобно звёздам. Небо расстелилось чистым безоблачным полотном, две луны освещали Чейдинхол, что готовился ко сну.

Из глубины хибары доносился человеческий голос, а слабый свет падал из окон во двор, еле освещая грядки с овощами. В соседнем хлеву изредка мычала корова. Цицерон подкрался к дверному проёму и пробрался внутрь совершенно незамеченным. Темнота была на его стороне, оставалось лишь выполнить контракт и вернуться в Убежище до рассвета. Переполох из-за скумы достиг и их города, и лишний раз при свете дня показываться на улицах было опасно. Все сомнительные личности проходили проверку за воротами, так как массовые смерти сильно напугали жителей графства, и никто не хотел видеть эту заразу у каменных стен Чейдинхола.

Конечно, у Тёмного Братства были договорённости со старым графом Фарвилом Индарисом, и даже если кого-то из тёмных ассасинов ловили на территории города, то не убивали, а просто сажали в тюрьму на короткий срок. Граф знал, чем может закончится своенравие на примере своей покойной матушки. Но мельтешить перед глазами напуганных граждан всё же не стоило, иначе те могли потерять веру в правителя, а это недопустимо. Устойчивость власти в этом графстве была слишком важна для Тёмного Братства, ведь его дальнейшее существование было таким размытым и неясным.

Ночью стражники пропускали братьев и сестёр по специальным пропускам. Раша вытребовал их у графа ради безопасности семьи. И Цицерон понимал — такую власть над правителем терять нельзя.

Голос же из соседнего помещения продолжал монотонно что-то говорить, а в ответ ему доносились женские всхлипы и охи. Молодой ассасин заглянул в освещённую часть хибары и увидел мужчину, что, развалившись на полу среди сена, читал двум девицам какую-то книгу. Те же сидели рядом и с благоговейным видом внимали его речь. Нехотя Цицерон тоже стал слушателем.

Перед тем, как она захлопнула дверь, я жалко попробовал извиниться:

— Прости, Бетаники, но подумай, я лишь желал вернуть тебе мать. Это безумие, я знаю, но лишь одно в своей жизни я знаю наверняка — я люблю Паллу.

Дверь практически захлопнулась, но теперь приоткрылась, и девушка спросила:

— Кого ты любишь?

— Паллу! — крикнул я Богам.

— Мою мать, — зло прошептала она, — звали Ксарлис. Палла — это монстр.

Девицы вскрикнули от страха и прижались друг к другу. Одна из них дрожащим голосом пролепетала:

— Ах! Прекрати! Как страшно! Что же это значит?! Чудовище?!

Другая подхватила:

— Так всё это время он пытался воскресить ужасную тварь… И тянулся в темноте к этой скверне, что пожирала ночами его мысли! Он бредил творением смерти!

— Ну и поделом ему! — вклинился в их разговор молодой мужчина, сев поудобнее среди сухой травы. — Все маги странные, вечно где-то витают и хотят познать то, что скрыто и неведомо. От того и с головой не дружат, — и, смерив взглядом двух испуганных девиц, добавил: — Вам нечего бояться, ведь я рядом и в обиду вас никому не дам! Тем более, тут совсем немного дочитать осталось… — сказав это, он вновь уткнулся в книжку.

Цицерон, сообразив, что здесь происходит, решил сыграть на атмосферу и поспешил покинуть хибару. Его жертвой был этот самый молодой мужчина. Бард, что совсем недавно прибыл в графство Чейдинхол. Но, тем не менее, уже множество жителей настроил против себя, сочиняя бесстыдные песни о старшем сыне графа — Аланиле Индарисе, и его весёлой жизни при дворе. Точкой же невозврата стал его короткий стишок о том, как Аланил по ночам украдкой употребляет скуму и совращает на это свою прислугу. Здесь уже стало ясно — дальше так продолжаться не может. Таинство было совершено.

Молодой ассасин пробрался к хлеву, что стоял стена к стене возле хибары, и прислушался к чужой речи.

Я свернул с дороги на окраине Мир Коррапа, и большая тень поднялась с земли, где сидела, поджидая меня.

— Палла, — прошептал я. — Пал Ла.

— Поцелуй меня, — прохрипела тварь.

И теперь история моя достигла настоящего момента. Любовь красна, как кровь.

Цицерон со всей силы ударил ногой по бочке, и та с грохотом повалилась. Рассыпались яблоки, покатившись в разные стороны. Девичий визг огласил старую ферму. Звон клинка, что был вынут из ножен, не остался незамеченным Цицероном.

— Это Палла… Палла… — хриплым испуганным голосом шептали девушки, забившись в углу.

— Ничего не бойтесь, — также тихо, но твёрдо сказал бард, пытаясь успокоить их. — Сейчас выйду и посмотрю, что там.

— Нет… Не ходи, не оставляй нас… — не унимались девицы.

— Спокойно! Скорее всего, это какое-нибудь недоразумение, только и всего, — чужие шаги уже были слышны во дворе, мужчина отправился на проверку.

Тем временем убийца затаился среди старых гнилых досок, что когда-то были забором, но теперь, покосившись, упали на хлев. Тишина повисла над фермой на несколько секунд. Мужчина, увидев упавшую бочку, убрал оружие обратно в ножны, поднял её и поставил на прежнее место. При этом несколько раз чуть не упал, поскользнувшись на яблоках, усыпавших всю тропу к коровнику. Он засмеялся от неловкости происходящего.

— Это просто яблоки рассыпались от собственного веса! — огласил бард и с самодовольным видом заглянул в окно к девушкам. — А вы перепугались, трусихи! Ха-ха! — он засмеялся пуще прежнего и направился обратно в хибару.

От подобного переполоха на пустом месте девушки тоже развеселились, громко шутя над собственными страхами. И сквозь поднятый ими шум не услышали мужской тяжёлый всхлип и последний глубокий вздох барда. Убийца прислонил ещё тёплое тело к стене, по привычке, вытерев клинок об одежду жертвы.

«Спи спокойно в объятьях Отца Ужаса», — подумал про себя Цицерон, вновь ощутив всем телом эйфорию после выполненного контракта. Радостный голос девушки прервал приятные чувства:

— Что ты так долго?

Убийца, после этих слов, поспешил убраться восвояси, дабы не гневить провидение. Отойдя на приличное расстояние от старой фермы, Цицерон услышал вновь ему уже знакомый девичий визг.

— Палла… Пал Ла… — медленно прошептал он и хмыкнул. Кто бы мог подумать, что сегодня он будет играть роль чудовища! Без подготовки, просто удачно вклинившись в сложившиеся обстоятельства! Со стороны это явно было похоже на прогресс. Но спектр его масок не велик, как у Понтия, да и силой Гарнага он не владел… До ядов Андроники и вовсе было далеко…

Цицерон мотнул головой, пытаясь избавиться от неприветливых мыслей. И у него есть сильные стороны… Хоть он пока ничем особым и не блещет, но ведь уже правая рука Уведомителя. Это что-то да значит, его же заметили. Интересно, сколько времени понадобилось Риндиру, чтобы подняться так высоко?

Вспомнив о босмере, сразу на первый план вышли связанные с ним проблемы. А ведь Цицерону так хотелось, придя в Убежище, рассказать всем, какую маску невольно на этом контракте ему удалось примерить… Поднять братьям и сёстрам настроение, чтобы неотступная апатия хоть немного ослабла, и они улыбнулись на зло пропащей суете, окружившей Тёмное Братство.

Как и обещал себе Цицерон, он рассказал всё Раше, после того, как отправил письмо через Дж’бари. Уведомитель был очень недоволен, что всё было сделано за его спиной. Но выслушав доводы личного убийцы, придержал порыв гнева. Ведь правда была действительно за ним. Подсевшего на скуму босмера было опасно выпускать из Убежища, тем более, что весь город стоял сейчас на ушах. Людям всюду мерещились наркоманы.

— Следует незаметно всех предупредить, дабы присматривали за Риндиром. Раша видит, что ты прав, сейчас слишком опасно пускать всё на самотёк. Хоть в Чейдинхоле у нас есть связи и ещё можно будет как-то выпутаться с минимальными потерями, то в других графствах так просто не получится…

— Но даже если мы будем выбирать для него контракты, то Амузай всегда может вмешаться. Риндир не в твоей власти. Он тебя не послушает, — напомнил ему Цицерон.

— Понимаю. Раша постарается обсудить это со Слышащей в ближайшее время.

Цицерон решил поделиться своими мыслями и о Дж’бари.

— А чем тебе не угодил маг-самоучка? Может, ты чего и за Эмелин углядел? — Раша устало улыбнулся. Его личному убийце везде мерещилась опасность, но следовало отдать ему должное, мелочность в его умыслах отсутствовала. Не зря он сделал его своей правой рукой, но не раздувает ли Цицерон из мухи слона?

— Нет… Просто… — Цицерон растерялся от чужих слов, и его речь оборвали.

— Не кажется ли тебе, что ты преувеличиваешь?

— Возможно, — подтвердил молодой имперец. — Но Риндир опасен для семьи, и ты со мной в этом согласен. Разве нет? А Дж’бари знал о зависимости брата и всё это время молчал. Уж больно это сильно бросается в глаза, — стоял на своём Цицерон.

— И что ты предлагаешь? Всех запереть в Убежище и никого не выпускать? Кто тогда будет выполнять контракты?

— Нет, не нужно никого запирать. Просто подобное замалчивание многое говорит о новоприбывших. А Амузай? Это ведь он привёл их к нам. Почему допустил? Не углядел?

— Цицерон, если ты продолжишь наговаривать на вышестоящих членов семьи, то, пожалуй, запрут именно тебя, — пригрозил Уведомитель.

— Но я вовсе не наговариваю… — Цицерона сильно задели сказанные Рашей слова. Он ведь старается на благо семьи.

— Раша тебя услышал, можешь идти, — махнув рукой в сторону двери, Уведомитель дал понять молодому имперцу, что разговор окончен.

И вот пролетели недели, но никаких мер против Риндира принято не было. Босмер всё также мог выполнять контракты во всех графствах Сиродила и где-то на стороне пить свою отраву, приходя в Убежище не в лучшем виде. Скорее всего от стражников его спасали лишь притворство и игра, коими он владел безукоризненно. А на все его, Цицерона, вопросы Раша лишь разводил руками — ответа с той стороны до сих пор не было. Странное молчание воцарилось между чейдинхольским Убежищем и резиденцией Слышащей в Бравиле. И оно всё сильнее нагнетало обстановку в Тёмном Братстве.

Цицерон шёл к главным воротам Чейдинхола, безразлично глядя себе под ноги. Приподнятое настроение как рукой сняло, мысли о неустойчивом положении семьи не давали покоя. Он пытался угомонить в себе эти не замолкающие чувства, но всё было в пустую. Масла в огонь добавила проверка у городских врат, и каким же было счастьем наконец оказаться в Убежище. Но и оно оказалось недолгим — от Слышащей пришла долгожданная весть. Вот только ничего хорошего та не предвещала. Об этом сразу же оповестил Раша, как только Цицерон перешагнул порог его покоев.

Из письма стало известно, что в Бравиле проходят массовые проверки и попасть в город теперь не так просто, как прежде. Имперские легионеры патрулируют не только на главных дорогах, но и тщательно осматривают близлежащие развалины и заброшенные форты в поисках наркоторговцев. Из-за чего одним лишь Дж’бари Слышащая теперь не обойдётся. А поводом к таким резким действиям властей стали вандалы, появившиеся в городе после недавних смертей от передозировки. Они расписывали стены города и домов Бравила руганью, обращённой к графу Самуилу Терентиусу, где утверждали, что якобы на нём лежит вина за гибель такого количества людей. Графство в агонии, тюрьма переполнена, легионерам дан приказ найти подстрекателей, что своей безмерной и необузданной торговлей скумой бросают грязную тень на имя графа.

О Риндире же в этом письме не было сказано ни слова. Цицерону очень хотелось верить, что причиной этому были вышеуказанные проблемы. А может, Слышащая уже всё обсудила с Амузаем, и тот лично найдёт управу на своего подчинённого. И совсем не хотелось думать, что письмо попросту не попало к ней в руки. Дж'бари... Мог ли он так поступить?

Сам того не понимая, молодой имперец накручивал себя, обдумывая странное молчание Ализанны Дюпре. Но никаких выводов сделать не получалось. Натянутая обстановка в чейдинхольском Убежище продолжала висеть в воздухе, не сдвинувшись с места. Неужели вся его работа и старания пошли насмарку? Раша по этому поводу лишь развёл руками, от чего на сердце стало ещё тоскливей.

После такого огромного потока тревожных мыслей голова была сама не своя. Тучи сгущались над их семьёй, но что он, Цицерон, мог сделать? Так хотелось верить, что всё закончится благополучно, что всё станет как прежде. Перед сном он решил записать несколько строк в дневник, в надежде выплеснуть половину переживаний на лист бумаги.

«Ситуация в Бравиле все более усугубляется. Из-за войны за контроль, разгоревшейся между двумя крупнейшими торговцами скумой в Сиродиле, город охвачен хаосом. Слышащая Ализанна Дюпре была вынуждена взять наемника на охрану своей резиденции».