А&B, или Как Приручить Мародеров (гет)

С Новым Годом вас!

___________________

Блэкшир, поздняя ночь

Сириус утопал в безразмерном кресле, туповато пялясь на темную драпировку стен и вдыхая восхитительный аромат чая с мятой, шалфеем и чабрецом. Мохнатый плед в крупную полоску, в который он был укутан, чуточку покалывал оголенные плечи и спину, в горле першило после долгого полета под зимним ветром и от падения в снег, но Блэка наполняло противоестественное спокойствие.

Андромеда сменила цвет волос на темно-желтый и теперь была похожа на взъерошенную канарейку. Способности метаморфа у Андромеды Блэк хранились под строжайшим секретом – Вальбурга считала их вульгарными и с детских лет учила девочку во что бы то ни стало контролировать нежелательные таланты. Но сейчас, выйдя замуж и обретя наконец долгожданную свободу от собственной семьи, Меда перестала стесняться того, что Сириус искренне считал невероятным даром.

Миссис Тонкс хлопотала вокруг кузена, то поправляя плед, то доливая в кружку кипятка, то ненароком оправляя длинную черную челку, косо падающую тому на лицо.

— Прекрати это, — наконец хмуро сказал Блэк, и Андромеда поджала губы.

Сириус не привык к материнской заботе и считал за слабость признавать то, что ему нравятся действия Андромеды. Нравится взгляд искристых ласковых глаз. Нравится этот дурацкий, расшитый золотистыми листьями тропических растений халат. Нравится пряный запах, исходящий от ее изящных рук и тонкая золотая цепочка, сверкающая на обнаженной шее.

Эту цепочку Сириус торжественно вручил кузине, когда ему было семь. Он копил на нее целый год, а потом – о ужас! – направился прямо в маггловский ювелирный магазин, где и подобрал украшение. Это был их секрет, о котором не знал никто, кроме дяди Альфарда, и то, что Андромеда сохранила цепочку по сей день, отозвалось в Сириусе согревающей волной.

Он даже растрогался, как наивная сопливая девица.

— Выходит, — заговорил он глухим низким голосом, — Принца направила ты?

— Выходит, я, — Андромеда улыбнулась и присела на край соседнего кресла. Длинные тяжелые рукава ее халата опустились и сверкнули шальным блеском в свете камина.

Блэк пожевал губу, жадно рассматривая лицо сестры, которое он не видел, наверное, уже года два. Сейчас ее глаза были светло-ореховыми, как подтаявший молочный шоколад. Сириус мотнул головой, приходя в себя.

— Но как? Принца прислали A&B! Ты что же, одна из них?

Парень требовательно уставился на Андромеду, та в ответ лишь непонимающе нахмурила брови.

— Как ты сказал? A&B?

— Да.

— Я просто попросила Нарциссу помочь мне. Она всегда была моей младшей сестренкой и, пусть и не одобрила брака с магглорожденным, не отказала бы в помощи.

Блэк сильно сомневался, что его третьей кузине можно доверять, но решил положиться на слово Меды. Та же растолковала сомнение брата на свой лад.

— Сириус, – Андромеда покачала головой, и ее волосы потемнели, приобретая цвет темного каштана. – После того, что случилось с Чарльзом и Дореей… Я хочу сказать, что Дорея была твоей родней, одной из немногих, кто действительно заботился о тебе. Сначала ушел Альфард, затем она, и у тебя... не так уж и много кто остался, верно? — Андромеда грустно улыбнулась, а Блэк только опустил глаза. — Я знала, что однажды ты совершишь глупость. Ожидаемую глупость, которая может обойтись тебе слишком дорого. Я не хотела следить за тобой, я лишь хотела помочь.

— Ты знаешь, что мы собирались напасть на Абраксаса Малфоя? – прямо спросил Блэк.

— Да, — просто сказала Андромеда. – К счастью, друзья удержали тебя и Джеймса.

Сириус фыркнул. Друзья! Беата Спринклс, чертова непрошенная спасительница.

— Она хорошая девушка, — проницательно улыбнулась Андромеда, и Блэк тут же глухо заворчал, словно раздраженный пес. – Правда, Сириус. Конечно же, назвать ее идеальной я не могу, но вы… чертовски похожи, — Андромеда улыбнулась снова, и Сириус немного оттаял.

Только она и Лили могли улыбаться так, и Блэк не сумел найти способа противостоять этому чуточку озорному, но светлому жесту.

— Можно, мы не будем говорить о Спринклс? – недовольно проскрежетал он, крепче сжимая в руках горячую кружку. — Мне надоело слушать, как все прочат нам дивное будущее и любовь до гроба.

— Можно, — легко согласилась кузина.

Сириус помолчал с минуту и наконец решился задать главный вопрос.

— Принц знает, зачем я здесь? – голос в последний момент все-таки сорвался, выдав владельца с головой.

Андромеда чуть сжалась, но все-таки кивнула. Она не отвела взгляда и стойко выдержала атаку темных глаз, в которых сейчас виднелись волнение, горечь и толика озлобленности.

— Я наблюдала за вами через Принца. Поверь, Сириус, я не хотела скрывать правду! Но я и предположить не могла, что вы разузнаете о нападении Пожирателей на родителей магглорожденных.

— Конечно, ты могла предположить, — язвительно отозвался Блэк и пошевелил плечами, от чего колючий плед сполз по спине и морозный воздух из приоткрытого окна тут же впился в кожу. – Ничто не происходит без нашего ведома в школе. Но ты предположила сделать вид, что не подумала об этом.

Вышло жестче, чем следовало, и лицо Андромеды дрогнуло.

— Может быть, — очень тихо сказала она. – Я не так храбра, как ты. Но так или иначе… — Меда сделала паузу и мягко закончила: — …с родителями все в порядке.

Сириус сам не заметил, насколько облегченным и громким получился выдох.

— Где они? – порывисто спросил он, приподнимаясь в кресле.

Меда покачала головой.

— Если я скажу тебе, информация просочится к Джеймсу и Лили, ко всем твоим друзьям. Это крайне опасно. Я надеюсь, что моего слова тебе все же будет достаточно.

Сириус медленно, нехотя опустился обратно, буравя кузину взглядом и осторожно кивнул. Он подумал еще мгновение и все-таки сказал:

— Не пойми меня неправильно, Меда, но… Ты пошла против порядков семьи, и с тех пор я ничего о тебе не слышал. Будто ты и вовсе прекратила свое существование. Ни писем, ни визитов. Я даже подумал, что ты позабыла меня, — в его голосе проскользнула обида.

— Я – неофициальная поддержка Ордена, Сириус. Поверь мне, я хотела бы помочь вам открыто, сделать гораздо-гораздо больше, но я не могу, — Меда улыбнулась виновато и тускло. – Таким, как я, приходится действовать в строжайшей секретности, и порой это вынуждает меня лгать родным. Лгать тебе.

Сириус смотрел на поникшее лицо сестры, на ее худые теплые руки и тяжелый халат из плотной ткани, на опустившиеся покатые плечи и мягкие локоны, обрамляющие красивое точеное лицо. Коротко вздохнув, он понимающе кивнул. Бродяга, как и всегда, не был способен долго винить Меду хоть в чем-либо. Она была старше его и, быть может, опытнее, но она всегда оставалась его хрупкой маленькой кузиной. Той самой, что безутешно оплакивала погибшего совенка, той самой, что так отчаянно пыталась его защитить от нападок Вальбурги.

В конце концов, она была просто женщиной. И матерью.

— Я понимаю, — наконец сказал Блэк. – Но ты должна, обязана дать мне слово, что с ними действительно все в порядке.

— Да, — в этот раз Андромеда ответила твердо, со стальной жесткостью в голосе. – Мы знали, что что-то подобное обязательно случится и подготовили план заранее. Все то, что говорит Дамблдор – лишь обманка для врагов. Профессор искусно играет свою роль, так, что ни ты, ни Джеймс ни смогли заподозрить его в обмане. Даже Дирборн, насколько я знаю, не обладает достаточными данными. Чем меньше человек знают, Сириус, тем больше шансов сохранить секрет.

Сириус оглянулся, приподнимая брови и всем своим видом намекая на открытое окно.

— Здесь пока еще безопасно, — вздохнула Андромеда. – Альфард никогда не рассказывал семье свои секреты, в том числе и структуру чар, что окружают поместье. Я совершенно случайно обнаружила, что могу беспрепятственно переступить порог дома, когда была вынуждена приехать сюда в поисках одной редкой книги. Ни моя мать, ни сестры, ни тетка не способны войти.

— Любые чары можно разгадать и обойти.

— Но в таком случае закрытое окно нас уж точно не спасет, — пожала плечами Меда. – А ты никогда не отвяжешься от меня, пока я не дам тебе ответы.

— Мне не нравится, что ты сунулась во все это, Меда, — натянуто произнес Сириус. Его кузина была необыкновенна упряма – так же, как и любой, в чьих жилах течет кровь семьи Блэк, но он не смог смолчать.

— Как и мне не нравится то, что ты сунулся во все это, — парировала Меда. Две пары глаз встретились в безмолвном поединке, и никто не собирался отступать.

— Насколько это опасно для тебя? – наконец спросил Сириус, внимательно наблюдая за чуть дернувшимся лицом сестры. Его голос прозвучал требовательно, почти приказывающе.

Андромеда секунду раздумывала над ответом, сжав тонкие розовые губы в полоску, затем обмякла и слегка пожала плечами. Она не знала, что ответить. Да, это было опасно для нее, но нет, она не могла полностью остаться в стороне.

— Мы здесь ненадолго, — добавила она через несколько минут молчания. – По настоянию Дамблдора. Через пару дней вернемся в убежище.

— Мы? – Сириус нахмурился.

Андромеда хитро улыбнулась. Ее взгляд метнулся, остановился где-то за плечом Блэка и разом потеплел. Если бы только она сейчас посмотрела на Сириуса, он бы, наверное, окончательно растаял от такого безумного потока тепла и нежности, что светились в глазах кузины.

— Дядя… Блэк? – раздался неуверенный настойчивый голосок.

Блэк буквально спрыгнул с кресла, отбрасывая прочь плед и роняя кружку, и стремительно обернулся. Маленькая четырехлетняя девчонка со взъерошенными волосами, немного курносая, с упрямым волевым взглядом больших фиолетовых глаз. Она волновалась, отчего ее волосы перемигивались всевозможными оттенками синего, никак не в силах определиться.

— Нимфа, — выдохнул Сириус и пошел навстречу племяннице. Та постояла с секунду и со всех ног бросилась к парню, чуть не запнувшись о ковер, но тот вовремя успела ее подхватить.

Это было совершенно удивительно, но Нимфадоре Тонкс, прямой наследнице Андромеды Блэк, не досталось ни капли того изящества и той грациозности, коими обладала ее мать.

Нимфадора взлетела Блэку на руки и тот, смеясь, закружил малышку, держа ее под подмышками высоко над полом. Дора безостановочно смеялась и размахивала руками, норовя «пощипать дядю Блэка за пухлые щеки». Андромеда умиротворенно улыбалась, наблюдая за этой картиной и, казалось, что ее ровное мягкое спокойствие оплело комнату толстыми непробиваемыми нитями.

— Ну как ты, подруга? – Блэк наконец-то опустил Дору на пол и присел на корточки рядом с ней. Его глаза светились, когда он аккуратно заправил локон племянницы за ухо, а та, радостно улыбнувшись, схватила его за жесткую ладонь.

— Отлично! Правда, мама говорит, что я не буду здесь долго, что она отправит меня к отцу, — Дора надулась.

Эмоции на ее живом подвижном лице менялись с необыкновенной скоростью. Сириус подумал, как же хорошо, что колючая железная рука Вальбурги не добралась до этого неиссякаемого источника жизни и высокого заливистого смеха.

— Тед остался дома, — пояснила Меда, — незачем втягивать его во все это.

— Смотри, как я умею! – Дора уже позабыла про свои обиды. Она надулась изо всех сил, и ее уши приняли вид огромных желтых бананов.

— Ты очень талантлива, принцесса, — расхохотался Блэк, невзначай коснувшись ушей девочки, так, что те заколыхались, словно маятник.

— Щекотно, — фыркнула она.

— Оставайся на ночь, Сириус, — Андромеда свернула плед и убрала кружку с пола, палочкой убирая следы недопитого чая. – Я приготовлю ужин и постель, а на утро заправим твой мотоцикл левитационным порошком. К тому же Дора…

— Не называй меня Дора!

Андромеда только легко рассмеялась, Блэк вторил ее, необидно потрепав племянницу по макушке. Сириуса не нужно было долго упрашивать. Он не верил, что у него когда-нибудь появятся собственные дети, но это не значило, что он не любил их. Просто считал, что у ребенка должен быть ответственный родитель. А рядом с Нимфадорой ему казалось, будто его жизни на какое-то мгновение становилась чуть легче, чуть проще и чуть светлей.

Почти под утро, когда на небосводе появились первые алеющие полосы тяжелых облаков, подсвеченных восходящим морозным солнцем, Дора наконец-то успокоилась. Заснула у Сириуса на руках, уткнувшись носом тому куда-то в грудь, а тот, покрепче обняв малышку, и сам почти мгновенно вырубился в том самом кресле. Андромеда, принесшая одеяла, постояла немного, любуясь семейной идиллией, и с грустью подумала, что, возможно, видит это в последний раз.

— Впервые Сириус Блэк засыпает в одной постели с девушкой, — усмехнулась она и все-таки ласково и настойчиво пригладила его челку.

* * *

Хогвартс, завтрак в Большом Зале

— Совершённое вчера, — Дамблдор поднялся в своем кресле и оглядел зал тяжелым взглядом уставшего, разочарованного человека, — повергло меня в глубокое отчаяние.

МакГонагалл рядом резко кивнула и еще сильнее сжала в руках многострадальный платок. Железная женщина плакала этой ночью, о чем говорили ее покрасневшие от слез глаза, и Лили не находила в себе сил поднять на нее взгляд.

— Семь лет я воспитывал вас, взращивал, как собственных детей. Защищал от последствий ваших собственных ошибок, оберегал, вкладывал в вас свои знания, веру и сердце, — Дамблдор глубоко вздохнул. – И что сделали вы?

Ученики потупились. Никто не умел лучше Дамблдора ткнуть носом в то дерьмо, что ты совершил благодаря собственному идиотизму. Никто лучше него не умел показать, насколько ты оказался отвратителен, насколько не оправдал возложенных надежд.

— Как вы считаете, что я должен сделать сейчас? Назначить отработки? Поставить вас в угол? Или, быть может, написать вашим родителям?

Студенты молчали. Кто-то осмеливался посмотреть на Дамблдора и преподавателей, но, натыкаясь на стену ледяного презрительного отчуждения, тут же сглатывал и опускал голову.

— Мне прекрасно известно, кто и в чем виноват, — спокойно продолжил Дамблдор. – Но мне непонятно, как вы, Гриффиндор, посмели осквернить память вашей сестры позорным нападением на ничего не подозревающих детей!

Гриффиндорцы вяло зашевелились, переглядываясь, но спорить было бесполезно. Тяжело спорить, когда знаешь, что сам неправ.

— И как вы, Слизерин, опустились до тех слов, что были сказаны ранее? Вы говорили о человеческой смерти, как о ежедневном явлении, которое не стоит ни малейшего внимания. Вы тем самым обесценили саму суть человеческой жизни!

МакГонагалл коротко всхлипнула и начала яростно вытирать платком глаза. Профессор Слагхорн смотрел на учеников так, словно видел их впервые. В его глазах застыла детская обиженность и боль старика, чьи дети предали его доверие. Даже Пивз, зависший под потолком и обнявший люстру своим бледным прозрачным телом, глядел осуждающе и не понимая.

— Те, кто принимал участие в происходящем, встаньте.

Властный голос директора, казалось, лишь наоборот еще больше припечатал студентов, пригвоздив их к лавкам и сделав ноги ватными и неуклюжими.

— Встаньте, — почти угрожающе произнес директор.

Ученики переглянулись, ожидая того самого знака – когда кто-нибудь другой, не они, поднимется со своего места, тем самым приняв на себя основной удар.

Фрэнк Лонгботтом, опершись обожженными в бою пальцами о столешницу, медленно поднялся и распрямился. Он не рискнул смотреть Дамблдору в глаза, но и головы не опускал. Его взгляд застыл и будто бы приклеился к противоположной стене. Вслед за ним медленно, дрожа всем телом и пытаясь не расплакаться, встала Лили Эванс. Казалось, даже ее волосы потускнели и из полыхающего костра превратились в едва тлеющий огонек.

Ева Кавендиш в непозволительно короткой юбке, развязно облокотившаяся о когтевранский стол, смотрела на Лили снизу вверх, обводя ту насмешливым оценивающим взглядом.

Постепенно поднимался весь Гриффиндор, и только Мародеры – Джеймс, Ремус и Питер остались сидеть на месте. Это было удивительно, но впервые они не принимали никакого участия в произошедшем кипише. Джеймс оттого чувствовал себя совершенно разбито и не знал, что делать и куда бежать. Ему казалось, что он предал собственный факультет своим отсутствием. Питер и Ремус, узнавшие о произошедшем этим утром, все еще выглядели недоуменно, не в силах по-настоящему поверить, что их друзья, честные и храбрые гриффиндорцы, устроили бойню в слизеринской гостиной.

С другой стороны, а разве бы они сами поступили бы иначе?

Дамблдор обвел взглядом собственных студентов, посмотрев на каждого проницательным холодным взглядом, не нашел Сириуса, и что-то переменилось в его глазах. Будто тонкий лед порядком подтаявшего доверия окончательно треснул пополам.

— Слизерин?

— Ну же, — отчаянно зашептал Слагхорн, — ну же! Вставайте!

Кто-то, кажется, Нотт, попытался было открыть рот и высказать свое мнение о «происходящей несправедливости», но Нарцисса «нечаянно» опустила на его руку вилку остриями вниз, и парень закашлялся от боли и неожиданности.

Медленно, ворча, как разбуженные по зиме медведи, слизеринцы начали подниматься. Больше половины.

— Прошу Гриффиндор, а также Слизерин внимательно оглядеться. – Дамблдор сделал паузу. – Посмотрите на своих младших братьев и сестер – тех, кто чудом не оказался в Больничном Крыле по вине ваших выходок.

Студенты потупились еще сильнее.

— Всем, кто вчера не участвовал в этой отвратительной драке, я задал один вопрос. «Можете ли вы доверять этим людям? Можете ли ежедневно делить с ними кров безо всякого страха?»

Мадам Помфри тяжело покачала головой и с силой отхлебнула тыквенного сока, после чего закашлялась и, совсем не скрываясь, тут же закусила его остывшим тостом.

— Все, кто сейчас поднялся. Все до единого… — Дамблдор посмотрел попеременно на слизеринцев и гриффиндорцев. — Отчислены.

Тишина, наступившая в зале, стала болезненно оглушающей.

— То есть как? – тупо спросил Джеймс, разворачиваясь к директору всем телом. Страх, что внушал седовласый волшебник, мигом исчез уступив место другому чувству – боязни потерять Лили Эванс.

— Не вы, мистер Поттер. Как это ни странно.

— Профессор! Но Лили…

— Я сказал, отчислены, мистер Поттер.

Большой зал наполнялся жужжанием, будто рассерженные чьим-то внезапным вторжением пчелы просыпались, готовые вылететь из улья и закусать обидчика до смерти. Слизеринцы, набирая голос, начали кричать о несправедливости директорского решения, гриффиндорцы тупо смотрели друг на друга, не в силах осознать услышанное и только неясно бормотали что-то себе под нос.

— Заметьте, — холодно произнес Дамблдор, перекрывая всеобщий гам, — это было не мое решение – это было решение ваших братьев и сестер, чье доверие вы так глупо растратили.

Шум и гомон прекратились столь же резко, сколь и начались, будто кто-то сказал «Силенцио!».

— Вы не можете отчислить половину факультета, — очень робко и очень неуверенно наконец произнес Эйвери. У него было такое лицо, словно он проглотил лягушку и теперь изо всех сил пытался скрыть это.

— Я могу все, — холодно отчеканил Дамблдор, после чего медленно поднялся и, не говоря больше ни слова, стремительной походкой покинул Большой Зал. Разговор был окончен.

— Я не позволю ему отчислить тебя, — горячо зашептал Джеймс, как только Дамблдор переступил порог зала. – Мы что-нибудь придумаем. Это же наш старик Дамби!

Лили только беспомощно и натянуто улыбнулась.

— Ко мне в кабинет, мисс Эванс, мистер Люпин, живо, — раздавшийся за их спинами голос МакГонагалл едва заметно дрожал, и Лили поняла, что время задавать вопросы прошло.

* * *

Кабинет МакГонагалл, утро

— Профессор, я… — робко начала Эванс, но резкий взмах руки остановил ее.

— Без лишних слов, мисс Эванс, — отрезала МакГонагалл. – Я понимаю вашу боль, но не собираюсь оправдывать ее последствия.

— Вы действительно отчислите всех этих учеников? И Лили? – раздраженно спросил Ремус. Он не скрывал, что не одобряет решения Дамблдора.

— А вы не понимаете? – МакГонагалл опустилась в кресло и застыла, напряженно глядя на старост своего факультета, словно ждала, что те закивают головами, радостно улыбнутся и заверят ее в правильности директорских действий.

— Не особенно... То есть, нет, совершенно нет.

МакГонагалл вздохнула и коротко указала на стулья. Ремус приземлился на левый, Лили аккуратно опустилась на правый, сжав в руках складку хлопчатой школьной юбки.

— В Хогвартсе произошло самоубийство, — сухо произнесла МакГонагалл.

— Мы знаем, — язвительно ответил Ремус, отвечая МакГонагалл нехорошим взглядом.

— Самоубийство, напрямую связанное с магглорожденностью одной из учениц.

— И это нам понятно.

— Чудно. Прекратите язвить, мистер Люпин, — отрывисто сказала МакГонагалл. Она сделала паузу и внимательно посмотрела на учеников: — Вы понимаете, что это значит?

Ремус с Лили быстро переглянулись.

— Что кто-то травит магглорожденных в Хогвартсе? – тихо спросила Лили. Эта мысль была абсолютна очевидно, но осмелиться и озвучить ее вслух было непросто.

— Да. – МакГонагалл мотнула головой. – И это вынуждает директора принять некоторые… меры.

— Вы отчисляете всех слизеринцев, потенциально замешанных в этом? Может быть, тогда отправим в «отпуск» весь факультет? – Ремус не понимал, что с ним происходит, но не мог угомониться. Что-то в нем сегодня окончательно лопнуло и пропало.

— Не совсем так, — вздохнула МакГонагалл и с оглушающим хрустом надкусила разноцветное ореховое печенье, вытащенное из неприглядной коробки на столе. – Дамблдор ведет политическую войну с Пожирателями, а те, как известно, включают в себя большинство чистокровных семей. Их дети – явные шпионы, и на примере Регулуса мы можем быть уверены, что они не менее опасны, чем их родители.

— Но гриффиндорцы…

— Часть гриффиндорцев показала себя не с лучшей стороны. Но они готовы к войне, и сдержать их… амбиции после подобного не представляется возможным.

— Дамблдор хочет забрать большинство в Орден, — прошептала Лили. – Он выведет их с переднего плана и бросит на баррикады так, что никто не сможет заметить этого. А если и заметят, им нечего будет возразить. Но ТРИТОНы…

Ремус и МакГонагалл уставились на Эванс, как на умалишенную.

— Ваше стремление посетить экзамены похвально, мисс Эванс, но… — декан передернула плечами. – Не это сейчас главное.

— Итак, самые опасные слизеринцы будут нейтрализованы, самые опасные гриффиндорцы отправятся на защиту магического мира, — Ремус облизнул губы, торопливо собираясь с мыслями. – Но с чего вы взяли, что чистокровные семьи, обладающие огромным влиянием на Министерство Магии согласятся с решением директора?

— Дамблдор выступит с речью в Визенгамоте. «Признается» в том, что не способен гарантировать защиту чистокровных учеников от разгневанных магглорожденных, и тогда родителям нечего будет противопоставить.

— Это приведет к тому, что школа лишится не только тех, кого отчислили. Родители повально начнут забираться своих детей, и Хогвартс перестанет быть опорой и защитой магического мира. Если этот символ будет разрушен…

— Этот символ не будет разрушен, мистер Люпин. Но меня радует, что вы способны размышлять трезво и видеть слабые стороны ситуации, — МакГонагалл придвинула печенье к Лили, и та, повинуясь раздраженному взгляду декана, аккуратно взяла маленького красного бегемота.

— Тогда как вы собираетесь защитить эти «слабые стороны»?

— В своей речи директор также сообщит о том, что исключает из школы наиболее радикальных последователей обоих течений. Иными словами, в школе не останется тех, кто ответственен за распри и разжигание конфликта. Родители-магглы находятся под защитой Аврората…

Ремус едва заметно дернулся, но смолчал.

— …и ничего не узнают о происходящем, учитывая, что и почтовое сообщение также заблокировано. Родители полукровок и чистокровных должны понимать, что в школе, лишенной наиболее радикально настроенных лиц, но наполненной мракоборцами, а вскоре и огромным количеством экзаменаторов и профессионалов своего дела, будет гораздо безопаснее, чем в собственном доме. К тому же, экзамены являются неотъемлемой частью хорошего образования и влияют на дальнейший поиск работы. В нынешней ситуации экзамены являются довольно формальным аргументом, но родители очень часто ведутся на это. Разговор о важности экзаменах в предвоенный и военный периоды создает иллюзию защищенности – будто каждый из нас уверен, что война так или иначе кончится, и настанет наконец мирное время, о котором нужно позаботиться заранее. – МакГонагалл помолчала. — Об этом Дамблдор также скажет в своей речи. Тем более, его решительное действие – а именно исключение такого количества студентов – подчеркнет серьезность и твердость его намерений.

— Этого недостаточно, — покачал головой Ремус. – И это абсурдно.

— Этого недостаточно и это абсурдно, когда об этом говорю я, — поправила его Минерва. – Но вы прекрасно понимаете, каким выдающимся ораторским талантом обладает Альбу… профессор Дамблдор. В те тяжелые времена, когда была открыта Тайная Комната – даже тогда школу не закрыли.

МакГонагалл замолчала и принялась ожесточенно грызть печенье, пока Ремус и Лили осмысливали и свыкались с вываленной на них информацией.

— А что же со мной? – наконец нарушила тишину Лили, стесняясь собственного эгоистичного вопроса, больше не в силах держать его внутри. — Если и меня вы собираетесь отчислить, то зачем я здесь?

— Нам нужны лидеры, — спокойно сказала МакГонагалл, даже не запнувшись. План был обдуман и отлажен задолго до, и в Ремусе эта мысль отчего-то вызвала дикое раздражение.

Профессор тем временем отложила печенье и уставилась на свои сцепленные руки, которые нет-нет да начинали подрагивать.

– Нам нужны лидеры, как в Ордене, так и в школе. Да, мы выведем основную часть тех, кто необходим сейчас в Ордене, постараемся также обезопасить и полукровок с магглорожденными. Но то, что происходит в Хогвартсе, это самоубийство… вскоре приобретет масштабы быстро распространяющегося пожара. Это не остановить лишь тем, что отчислить половину Слизерина. Школа, пусть я не хочу это признавать, стала очередным полем боя, и здесь тоже нужны воины, если мы хотим отстоять этот, как вы выразились, символ.

Вопрос о том, чтобы бросить школу во спасение магглорожденных и полукровок даже не поднимался. Ни Эванс, ни Люпин и представить себе не могли, как просто отдадут это место, давным-давно ставшее им вторым, а кому-то и первым домом, каким-то жалким Пожирателям.

— И кого вы назначите главнокомандующим? – с горькой усмешкой спросил Ремус.

— Не обижайтесь, мистер Люпин, — МакГонагалл, не справившись с руками, опустила их и плотно прижала к столу. – Но вам никогда не удержать ту беснующуюся стихию, в которую сейчас превратятся все гриффиндорцы. – Она помолчала. — Джеймсу Поттеру, однако, это под силу.

Ремус только качнул головой и откинулся на стуле, прикрыв глаза. Он все понимал. Лили же недоуменно переводила взгляд с него на МакГонагалл и хмурила брови.

— Я не понимаю, — наконец выдала она. – Что вы хотите сделать?

— Мы назначим старостой мистера Поттера, — ровно произнесла МакГонагалл, полностью игнорируя вытянувшееся в изумлении лицо Лили. – Он защитит тех, кто останется в школе. И вас, мисс Эванс, в том числе.

— Я все-таки остаюсь?

— А как, по-вашему, я еще могу уговорить мистера Поттера на столь отвратительную ему роль? – МакГонагалл изогнула бровь. — Вы не были явно замечены в битве в слизеринской гостиной, как и Фрэнк. Но Фрэнк нужен нам там, а вы нужны нам здесь. Мы отстоим вас.

В повисшей тишине был изредка слышен хруст печенья, но больше МакГонагалл не произносила ни слова. Не говорила, но и не выгоняла, признавая право за учениками спрашивать.

— Профессор, последний вопрос. – Ремус поднялся, засунув руки глубоко в карманы. Он волновался, и язык его совсем не слушался.

МакГонагалл вопросительно взглянула на Люпина и подняла бровь.

– Директор сказал, что отчисляет нас согласно мнению прочих студентов Гриффиндора. Это… правда?

МакГонагалл какое-то время молча смотрела на свои руки, не шевелясь и не реагируя. Лили замерла, со страхом ожидая ответа, понимая, что ей, оставшись в школе, придется со всем этим жить.

Наконец профессор глубоко вздохнула и коротко ответила:

— Да.

* * *

Беата Спринклс

— Здрас-с-сти, — сказала Ева Кавендиш, пинком открывая дверь в «клетку» сестры.

Беата смерила ее скептическим взглядом, но так и не шевельнулась, оставшись сидеть на сером полу, вычерчивая ногтем узоры.

— Ты свободна, юная принцесса. Дракон повержен, — с легкой хрипотцой продолжила Ева и скрестила руки на груди. Ее худое, почти костлявое тело замерло на пороге, походя на высохшее обледенелое деревце.

— Не понимаю, — безо всякого интереса отозвалась Беата, старательно вырисовывая фразу «Здесь был хер Дамблдора».

— В каменной коробке мозги отморозила?

Беата наконец поднялась с пола и подозрительно уставилась на сестру, в прищуренных глазах быстро-быстро мелькали мысли, одна за другой.

— Если меня наконец-то выпускают из-под домашнего ареста, значит… Неужто кто-то сдох? – Беата усмехнулась, и усмешка тут же сползла с ее лица.

Ева не улыбалась в ответ. Она вытянула губы трубочкой и передернула плечами, словно говоря: «Ну… Видишь, сама догадалась!».

— Какого хрена, Ева?

— Я тебе все расскажу, — мрачно произнесла Эмили Паркер, входя в комнату вслед за рыжей Кавендиш.

— Где Блэк? – презирая себя за жалкую слабость, все-таки не выдержала Беата.

— К сожалению, сдох не он. Пошли.

Беата прошла мимо Евы, все так же неподвижно застывшей у стены.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, сестренка, но ты действительно расстроена?

Ева подняла на нее льдистые колкие глаза и криво улыбнулась.

— Я не знаю, что за магию использовали те, кто сотворил это. Но я никогда не думала, что волшебники-подростки способны на подобное зло, — ее голос прозвучал тихо и серьезно. Так, как Ева не говорила с того дня, как Гвендолин прикончила подопытного оборотня, в которого лисица умудрилась втрескаться.

— Привыкай, — фыркнула Беата. — Это же дети.

* * *

— Скажи, Паркер, ты скучала по мне? – не могла угомониться Беата, не мучавшая подругу вот уже недели две.

— Кто в здравом уме способен скучать по твоей наглой роже? – недовольно отозвалась Эмили, передергивая плечами.

— Ну еще бы! Как Эмили Паркер может признать за собой подобную слабость, как сентиментальная тоска по человеку? – Спринклс не унималась. — Ты любовалась моей колдографией по ночам? Плакала в подушку? Писала мне письма, которые так и не решилась отправить?

— Я написала за тебя завещание и выбрала тебе гроб.

— Моя девочка, — осклабилась Спринклс. – Ты всегда была заботлива.

Ремус только закатил глаза, наблюдая, как Беата довольно скалится, потягиваясь и разминаясь, а Паркер, ощетинившаяся словно еж, тихо ворчит и недовольно косится на подругу. Классика.

— Куда это вы меня привели, изверги?

— Провожаем тебя в последний путь, — фыркнула Эмили, не без усилия толкая тяжелую деревянную дверь.

Внутри оказалась небольшая заброшенная комнатка с неказистыми уютными креслами, старенький шкафчик и незажженный камин. Выцветший коричневый ковер на каменном полу изображал изрядно потрепанный символ Когтеврана.

— Это Выручай-комната, — пояснил Ремус. – Отличное место, если нужно поговорить без свидетелей.

— Та комната, которая принимает любой облик, какой пожелаешь?

— Да.

— Типа, как тогда на вечеринке – шикарные барные стойки, украшения, ковры, первоклассные шлюхи?

— Да.

— И ты, Паркер, пожелала это убожество? Странно, что здесь нет вешалки со старыми трусами, которыми ты мыла пол у себя дома.

— Спринклс!

— А?

— Нам тебя не хватало, — проникновенно сказал Ремус, усмехнувшись, и упал в кресло. – А излишества нам ни к чему. Ситуация серьезная.

Беата без слов рухнула рядом и закинула ноги в тяжелых ботинках на стоящее перед ней третье и последнее в комнате кресло, не обращая внимания на нависающую над ней злобную Паркер.

– Настолько серьезная, что Дамблдор отменил мое бессрочное заключение?

— В Хогвартсе произошло самоубийство, — Ремус галантно уступил свое место Эмили и опустился на подлокотник. – А директор приказал выпустить тебя исключительно потому, что вчера вся стая Сивого безо всякого предупреждения свернула лагерь и покинула Хогсмид. Мы полагаем, здесь есть прямая связь.

Беата некоторое время просто смотрела на гриффиндорца, пережевывая нижнюю губу и о чем-то расслабленно размышляя.

— Выходит, ты не шутишь, волчок, — произнесла она наконец, глаза ее разом посерьезнели. – Волдырь нашел иной способ воздействия на учеников и посчитал, что Сивый пригодится ему в другом месте.

— Не шучу, — кивнул Ремус. – Отсутствие Сивого немало радует меня, но лучше бы мне пришлось драться со всеми оборотнями разом, чем иметь дело с явно темной, даже черной магией.

— Что в итоге произошло? В подробностях?

— Это случилось на Гриффиндоре, — вступила в разговор Эмили. – Третьекурсница написала записку о том, что не желает больше осквернять школу своей магглорожденностью. Вчера повесилась, ее нашла подруга.

— Твою мать… — пораженно выдохнула Беата. – Сукины дети далеко зашли.

Что-то восхищенное мелькнуло в ее голосе, но Ремус сдержался.

— Да. Гриффиндор устроил бойню в слизеринской гостиной. После того, как на завтраке те сказали, что девочка заслужила все, что сделала с собой. А сегодня утром Дамблдор отчислил по половине каждого факультета.

Беата, никак не отреагировав на последнюю новость, горестно вздохнула и выдала в потолок:

— Мерлин! Какого хрена я опять все пропустила?!

— Это единственное, что тебя смущает? – осторожно поинтересовался Ремус, Паркер только фыркнула, всем видом показывая, что ничего другого она и не ожидала.

— Слушай, Мохнатик, ты можешь читать нотации своим дражайшим друзьям, но я совершенно не настроена размазывать по себе эти сопли. Кто-то сдох и неслучайно, но трагедия всей жизни состоит в том, что нужно учиться не ныть, а действовать, а у таких моралистов, как ты, это обычно не получается.

— Трагедия всей жизни состоит в том, что мы вынуждены обращаться к тебе за помощью, — пробурчала Эмили.

— Дай-ка угадаю! Есть дельце, о которое вы оба не хотите запачкаться, потому что слишком правильные?

Эмили закатила глаза, Ремус наоборот потупился. Ответ явно был положительным.

— Сначала мы расскажем тебе ситуацию, а после решим, что делать, — как-то очень грустно сказал он, так, что даже Беата прониклась на целую бесконечную секунду.

* * *

— Я должна сделать что?

Безупречная Нарцисса-пока-еще-Блэк грациозно восседала на своей любимой софе и смотрела на Беату и компанию так, будто те были тремя жирными скарабеями, случайно сдохшими на ее ковре.

Личная спальня Нарциссы выглядела абсолютно изумительно: новые шторы, шелковое постельное белье, покрывало из дорожайшей шерсти, вручную сплетаемой волшебными феями, столик из красного дерева и мягчайший узорчатый ковер.

Беата Спринклс стояла на этом ковре в своих грязных ботинках, и Нарцисса то и дело дергалась, раздраженно глядя на гриндера сокурсницы. Но молчала, осознавая численное превосходство.

— Тебе, гляжу, сделали ремонт?

— Я не совсем представляю, как это принято у вас, — Нарцисса презрительно взглянула на Ремуса, подразумевая всех гриффиндорцев, — но мы не собираемся жить в грязи только потому, что какие-то полоумные дебилы устроили в нашей гостиной сущий кавардак.

— Вся школа в трауре, а в спальне Великой и Неповторимой Цисси делают ремонт, — повторила Беата. Она опустила голову вниз, подумала, после чего смачно сплюнула на ковер и старательно вытерла об него ноги. На лице Нарциссы проступили ярко-алые пятна.

— Не только в моей спальне, — вибрирующим голосом отозвалась Нарцисса.

— Да, я заметила изумрудную отделку нового камина. Надо раздолбать камушки и впарить их по баснословной цене на черном рынке. Куплю себе на эти деньги халупу рядом с домом Люциуса, чтобы вы каждое утро могли лицезреть мою восхитительную рожу.

Нарцисса проглотила оскорбление и пустила в ход последний аргумент:

— В твоей спальне, между прочим, тоже…

— ДА ПЛЕВАЛА Я!

Эмили и Ремус машинально сделали шаг назад, Нарцисса замерла на софе, выпрямившись так, будто ей в спину вбили кол. Глаза ее сверкали, готовые метать убийственные молнии.

— Какого хрена, я тебя спрашиваю, происходит в этой сырой дыре?! Какого хрена в школе произошло самоубийство?! Какого хрена…

По правилам жанра и игры в «Хорошего и Плохого Авроров» сейчас в дело должна была вступить вежливая Эмили, но Нарцисса их опередила.

Аристократка плавно поднялась, не обращая и толики своего драгоценного внимания на вопли сокурсницы, после чего сделала крохотный шажок вперед и положил тонкий пальчик на губы Беаты. Та заткнулась так резко, будто вырубили весь звук в комнате.

— Я понимаю, что это, вероятно, действует на Сириуса Блэка или кого-то там еще, но причем здесь я? Давайте рассмотрим ситуацию логически, — Нарцисса заложила руки за спину и прошлась по комнате. За ней тянулся шлейф кружевного розового платья, чем-то делая ее похожей на фламинго и павлина одновременно. – Я не имею ни малейшего понятия, почему у вашей маленькой подружки отключились мозги. Кроме того, я не участвовала ни в битве в Большом Зале, ни в том… сражении, которое вы устроили здесь. То есть, конечно, не вы, а ваши дружки, но… — Нарцисса резко развернулась и вперилась взглядом в Эмили. – Я буду разговаривать с тобой. Как с наиболее адекватным – хоть я и не верю, что говорю это – волшебником в этой компании.

— Нам нужна твоя помощь, — просто и прямо сказала Эмили. – Беата уже объяснила суть, но, вероятно, сделала это не совсем… тактично.

Нарцисса оглушительно фыркнула, Беата закатила глаза.

— Мы знаем, что ты слизеринка, — продолжила Эмили, — значит, происходящее в школе может быть и в твоих интересах. Но также мы знаем, что ты не являешься сторонницей необоснованных убийств. Ты видела, к чему привели последние события. И я сильно сомневаюсь, что отчисление половины Слизерина и половины Гриффиндора сильно улучшит положение. Мы хотим остановить то, что начинается, но нам нужно проникнуть в кабинет Дамблдора, чтобы добраться до тела Вьюнка. Пока в Хогвартсе не началась самая настоящая травля.

— Магическая экспертиза? – почти ласково спросила Нарцисса. – Пытаетесь разобраться с проклятием?

— Да.

— И каким образом я могу вам помочь? – притворно наивно улыбнулась Нарцисса.

— Ты – одна из A&B, — терпеливо ответила Паркер. – Ты знаешь те ходы, о которых могут не подозревать Мародеры.

— И в чем моя выгода?

— Можно, я просто высосу мозг из ее костей? – нежнейшим голосом спросил Беата.

— Нет, — отмахнулась Эмили. – Нарцисса, если сейчас не остановить то, что начинается, потом ты можешь лишиться многих ребят со своего факультета. Если ты желаешь быть ответственной за возможную смерть младших курсов, то…

Нарцисса поджала губы и задумчиво склонила голову. После того, что сотворила Спринклс и сбежавший Люциус, старостой назначили Нарциссу и Нотта. Нотта же теперь собирались отчислить, и единственным, кто действительно был в ответе за своих братьев и сестер, оставалась Нарцисса. Эта ответственность не была ей по душе, но, с другой стороны, вместе с ответственностью рука об руку шла и власть. Тем более, помощь Мародерской команде засчитывалась Нарциссе за положительное очко и позволяла проникнуть чуть глубже в «гриффиндорский клуб». А где доверие, там и информация, а значит, и контроль над ситуацией.

— Вы будете должны мне за это, — властно сказала Нарцисса и ласково улыбнулась Беате, та в ответ оскалилась и показала оба средних пальца. — Я покажу вам ход, старый тоннель, который Дамблдор по какой-то причине поленился заблокировать. Я не гарантирую, что проход все еще открыт, но основная проблема не в этом.

Эмили вопросительно подняла брови.

— Каким образом вы собираетесь провести сложнейшие магические операции над телом девчонки в присутствии огромной толпы мракоборцев, стоящих за дверью?

— О, — Ремус дьявольски усмехнулся, и брови всех присутствующих против воли поднялись. — Это уже наша проблема.

* * *

Где-то в коридорах Хогвартса, план «Конфетти»

— Мерлин, я охуеваю от произошедшего, — с поразительной честностью выдал Джеймс Поттер, сидя в засаде в коридоре.

— Джеймс, прекрати ругаться, — тут же сморщилась Лили. Ее уставшее бледное лицо оставалось сосредоточенным и серьезным, но в глубине глаз мелькали шаловливые искорки.

Ведь Лили Эванс впервые участвовала в проделке Мародеров вместе с самим Джеймсом Поттером!

Поттер оглянулся на Лили, очень удивился, потом вспомнил, что за неимением Бродяги пришлось использовать то, что есть, и грустно вздохнул. Спорить с женщинами бесполезно.

— О Великий Мерлин, произошедшее вносит в мой разум каплю непонимания, — поправился он, и Лили только удивленно скосила не него глаза. – Так лучше?

— Гораздо.

Рыжеволосая бестия держала в руках нечто большое и квадратное, накрытое плотной синей тканью. Если прислушаться, можно было услышать какое-то шевеление и недовольное ворчание, доносившееся из-под полотна, хоть Лили и наложила на него Заглушающее заклинание.

Операция под названием «Конфетти» была поспешно придумана за час до ее начала Мародерами совместно с Беатой, Эмили и Элизой. Сначала при виде Лили, заходящей в гостиную, Джеймс бросился к девушке, громко рассказывая о том, как именно он будет спасать ее от Дамблдора, но по велению Ремуса заткнулся.

После чего он охренел узнав, что стал старостой. Охренел еще раз, сообразив, что Спринклс выпустили из заточения. Охренел еще больше, увидев надменную Нарциссу, несколько неуверенно стоявшую поодаль в гриффиндорской гостиной, и совсем уже двинулся, когда Ремус поведал ему, что они собираются сделать.

— Как долго нам ждать? – прошептала Лили, выдергивая Джеймса из воспоминаний. – Есть какие-то сроки? Ты подашь специальный сигнал к действию? Или нам необходимо нейтрализовать Филча особым, отработанным методом? Или…

Джеймс в очередной раз помянул Бродягу недобрым словом. В конце концов, как любил говорить тот же самый Бродяга, либо дух авантюры у тебя в крови, либо ты Ремус Люпин.

— Действовать по моей команде, — прошипел Джеймс и недовольно дернул плечом. Лили понятливо замолчала, и Поттер всей спиной почувствовал, как позади него появляется что-то безмолвное и очень жуткое – обиженная женщина. Впрочем, впереди было чудище пострашнее.

Аргус Филч прогуливался по коридору, засовывая свой длинный нос в каждый угол, включая вазы, портьеры и рыцарские доспехи. Только что на люстры не залезал. После произошедшего он считал своим долгом блюсти порядок, и ему было невозможно доказать, что усилий авроров хватит с лихвой, а вот бурчание старого злобного импотента никому не нужно.

— Маленькие противные уродцы, — ворчал он. – Я найду вас, где бы вы ни были, я знаю, что вы здесь.

— Надо его отвлечь, — задумчиво произнес Джеймс. – Можно было бы просто переждать, но мы и так уже изрядно опаздываем.

За спиной Джеймса явно произошло что-то ужасное, потому что обиженное безмолвное чудище приобрело новую эмоцию – злорадство. Как женщинам удавалось транслировать столь широкий спектр чувств, не произнося ни слова и даже находясь вне поля зрения, Джеймс не понимал, и иногда это до чертиков пугало его.

— Что? – он обернулся с тяжелым вздохом и натянул на лицо счастливейшую из своих улыбок.

Лили только поджала губы и скривила губы, всем своим видом показывая: «Уговори меня!».

«Мерлин, Бродяга, лучше бы ты сдох, потому что иначе я вставлю тебе в задницу ректальную свечу за то, что бросил меня!»

— Лили, солнышко, ты знаешь что-то, чего не знаю я?

— Я подготовилась к проблеме Аргуса Филча, — сказала она с такой важностью, будто совершала подвиг по спасению мира.

— Да-да? – терпеливо уточнил Джеймс, думая, что иногда ему хочется посильнее настучать по вредной головушке этой разбойницы.

Лили выдержала мучительную злорадствующую паузу и вытащила из-за пазухи какой-то небольшой мешок, после чего шепнула заклинание и тот приобрел свои изначальные размеры. Внутри мешка что-то беспрестанно ворочалось и тявкало.

Джеймс поднял глаза на Лили и просиял.

— Собака!

— Щенок, — поправила его Эванс и аккуратно вытащила вислоухого пятнистого малыша, опуская того на землю. – Его зовут Колокольчик.

Колокольчик явно был родственником Бродяги, потому как лишь на мгновение учуяв миссис Норрис, залился оскорбленным звонким лаем и рванул в коридор. Ориентировался он мгновенно. Перепуганный Филч замахал руками, а когда понял, что произошло, его любимица уже бежала в противоположном направлении, а молодой прыткий щенок пытался укусить драную кошку за хвост. Филч торопливо зашаркал следом, на ходу вопя и причитая.

Джеймс ослепительно улыбнулся, повернулся к Эванс и, притянув ее за затылок, коротко и смачно поцеловал в мягкие теплые губы. Лили запунцовела, мгновенно растаяв, и поспешила вслед за Джеймсом, таща в руках свою большую ношу.

План Мародеров был достаточно прост.

Шаг первый: отвлечь авроров, подобравшись к ним со стороны трех коридоров, ведущих к кабинету Дамблдора.

Шаг второй: быстро и оперативно свалить с места преступления и при необходимости дать сигнал Эмили и Беате.

Шаг третий: помолиться за бывший дуэт A&B, чтобы те вернулись в целости и сохранности, и с победой.

Джеймс аккуратно выглянул из-за угла, отметил в противоположном коридоре вихрастую макушку Ремуса, на мгновение показавшуюся из-за портьеры. Справа должны были быть Питер с Элизой.

Авроры возвышались неподвижными изваяниями, отличаясь от каменных горгулий разве что формой и обликом. Казалось, ребята спят с открытыми глазами, но Джеймс предпочитал не обманываться. Он взглянул на свои часы – еще полминуты и операция «Конфетти» будет официально открыта. Они с Лили чудом успели к назначенному времени.

Пятнадцать секунд.

Лили за спиной Джеймса ощутимо вцепилась тому в плечо. На секунду обернувшись, он хмыкнул – глаза подруги горели нездоровым азартом.

Десять секунд.

Справа мелькнул светлый локон Элизы, но Авроры не могли бы заметить его под своим углом обзора.

Пять секунд.

Лили за его спиной опустила ношу на пол, подняв палочку и готовая в любую секунду сорвать покрывало.

Три.

Два.

Одна.

И…

Одновременно пространство с трех сторон взорвалось кошмарно громкими омерзительными визгами, писками и воплями. В воздухе замельтешили махонькие серые крылышки, засверкали глаза-пуговки и разноцветные тела, покрытые жесткой многоцветной шерстью. Вообще-то пикси традиционно обладали синеватым окрасом тела, но эти ребята явно плевать хотели на все книжные описания.

Авроры, мгновенно среагировав, выхватили палочки и начали бить заклятиями во все стороны, но проказливые неугомонные пикси лезли отовсюду, словно разжиревшие мухи и пребольно кусались своими крохотными зубами-иголками.

— Сваливаем! – горячо прошептал Джеймс, и они с Лили начали плавно отступать.

Гомон пикси был слышен повсюду, эхом отдаваясь в каменных коридорах, заставляя учеников и преподавателей останавливаться и поднимать головы, силясь понять, что же происходит.

Время было рассчитано очень точно: выпустить первую порцию вредителей за пять секунд до звонка, когда все студенты валом бросятся на обед. Огромная визжащая туча пикси неистово атаковала мракоборцев, лезла им в глаза и рот, но особенно коварные проказники уже рванули прочь по коридорам, почуяв своих новых жертв – студентов.

Справиться с пикси было сравнительно легко, в случае, конечно, если ты был готов к их появлению, а количество летунов не превышает численность противника более, чем в пять раз, и у тебя, к тому же, стальные нервы.

То есть, по факту, шансов не было вообще.

Ученики замахали руками, пропуская мимо ушей увещевания преподавателей успокоиться и действовать слаженно, а нахальные пикси раззадорились еще больше.

Слагхорн взял на прицел самого прожорливого малыша – явно предводителя стаи — и пытался попасть в него Оглущающим заклятием, но умный пикси понял, что нужно прятаться за учениками и залез кому-то за воротник. Тут же раздались еще более громкие вопли – уже какого-то пуффендуйца, который одновременно смеялся, плакал и орал: «О-о-ой! Как щекотно-о-о!..»

Из другого коридора выбежала Помона Спраут, шествующая на обед, Она отбивалась от огромной тучи вредителей, по пути сбрасывая с себя верхнюю одежду, под которой прятались летуны. Вслед за ней бежали перепуганные слизеринцы-первокурсники.

Помона вместе со слизеринцами, ничего не видя и не слыша, врезалась в пуффендуйцев и Слагхорна. Ученики, запинаясь и падая, заголосили еще громче. Сама женщина тяжело навалилась на старого зельевара, и тот оскорбленно заверещал – похлеще самих пикси. Кто-то рядом, завидев эту картину, рассмеялся, тыкая в преподавателей пальцем, и тут же завизжал, когда один совсем крохотный летун засунул голову ему в нос и принялся шерудить там своими пальчиками.

Где-то далеко раздался громогласный приказ МакГонагалл всем немедленно замолчать и успокоиться, но он тут же потонул в одном большом вопле учеников, которых крупные пикси схватили за уши и одежду и начали тащить в воздух. По другому коридору проплыл профессор Дамблдор, размахивающий палочкой и пытавшийся стряхнуть летунов со своей длинной бороды. Под конец ему это удалось и он рухнул прямо на голову МакГонагалл, над которой в тот момент пролетал, и женщина не успела увернуться.

Группа когтевранцев оживленно переговаривалась, обсуждая странный и необычный окрас существ, после чего решительно сжав в руках палочки пошла в атаку, чтобы отловить как можно больше «экспериментальных образцов». Складывалось ощущение, что ребята пытаются идти против штормового ветра. Под конец их закрутило в разноцветном смерче, и с гоготом и визгом выбросил по разные стороны на стены. Когтевранцев это нисколько не остановило.

Хохот учеников сменялся обиженными воплями, обиженные вопли перерастали в визг, а затем снова в хохот, когда какого-нибудь преподавателя или аврора схватывали пикси и начинали таскать его по всей зале. Вокруг летали рваные пергаменты, перья, ученики были перемазаны в чернилах, которыми сообразительный Пивз кидался в кого ни попадя. Аргус Филч летел по воздуху, вцепившись в хвост миссис Норрис, которую пикси упрямо тащили вверх. Кошка страшно орала, а внизу бегал Колокольчик и, перекрывая всеобщий гомон, радостно тявкал. Его летуны отчего-то не трогали.

Сириус Блэк, приземлившийся на своем мотоцикле прямо в гриффиндорской спальне, услышав шум, выбежал из гостиной и тут же был сбит шевелящейся пищащей волной летунов, учуявших новую жертву. Отбиваясь и закрывая голову и лицо воротником он пополз обратно к портретному проему, но это было все равно, что плыть против океанского течения.

— Фиетто! ­– воскликнул звонкий резкий голос, и пикси все как один отлепились от Блэка, оставив того сиротливо лежать на полу, все еще подрагивая и вяло шевеля ногами.

Переждав пару секунд для надежности, Сириус рискнул высунуться из «укрытия» и уставился на длинные голые ноги. Выше, выше, выше… короткая юбка Евы Кавендиш, едва прикрывавшая нижнюю часть бедер, немного расстроила Блэка, но он решил не отчаиваться. Он рывком перевернулся на спину и поднялся, слегка покачиваясь.

Куда тише шумящие пикси летали вокруг Евы, создавая импровизированный пестрый ореол, состоящий из быстро-быстро мелькающих крыльев и сверкающих зубов. Ева ухмылялась, скрестив руки на груди и чуть склонив голову.

— Твоих рук дело? – хрипло спросил Сириус.

— Мы дружим с природой, красавчик, — усмехнулась Ева. – Пикси нас любят.

— Да ну? А как же заклинание, которое ты только что произнесла?

— Нет, это их язык. Означает «Назад!».

Сириус скептически скривился, всем своим видом выражая сомнение и недоверие.

Один шаловливый летун все-таки не удержался и, подлетев к Блэку, цапнул того за нос. После чего запищал очень довольно и вернулся в стаю. Ева рассмеялась красивым грудным смехом и небольно щелкнула пикси. Тот, кувыркнувшись в воздухе, ответил – Сириус мог бы поклясться – ласковым визгом.

— Какого хрена здесь вообще происходит? – вежливо осведомился он.

— Сестренка попросила помочь, и я помогла. Привела ей всех пикси, что нашла в округе. Мне кажется, я чуточку перестаралась, — задумчиво добавила Ева, провожая взглядом верещавшую Нарциссу Блэк, которая летела на большом «ковре-самолете», полностью состоявшем из маленьких пикси. Девушка была лохматой, страшно перепуганной и даже немного заплаканной. Сириус знал, что Цисса ужасно боится высоты.

— Ради этого зрелища я готов протерпеть нашествие этих уродцев еще как минимум сутки, — присвистнул Сириус, одобрительно щелкнув языком.

— Как скажешь, — пожала плечами Ева.

— Что? Нет! Сто-о-ой!..

Ева, хохоча как заправская ведьма, легко перемахнула через перила лестницы и скрылась этажом ниже, оставив Блэка в одиночку разбираться с коварными малышами, неустанно атакующими гриффиндорца. Впрочем, те скорее просто лезли ему в лицо, как надоедливые мухи, но особого ущерба не причиняли.

— Ой, сейчас что-то будет… — прошептала Полная Дама, когда новая стая разноцветных, как конфетти, пикси влетела в распахнутое окно с восседавшей на них МакГонагалл.

Женщина явно нашла способ управлять летунами и теперь отдавала им приказы властным, дрожащим от ярости голосом. Ее волосы растрепались, мантия была разорвана, но уже ничто не могло остановить суровую Минерву МакГонагалл. Она была похожа на древнегреческую богиню войны – Афину Палладу, и Сириус, честно признаться, немного струхнул.

Заметив Блэка, профессор на секунду замерла, а потом в ее глазах мелькнуло нечто дьявольское. Будто именно в этот злосчастный момент МакГонагалл решила отомстить Мародерам за все те бесконечные проделки, из-за которых она не спала по ночам.

Сириус же только избавился от последнего нападения пикси и стоял, тяжело дыша и держась рукой за стену, а те кружили рядом, переговариваясь на своем непонятном языке и явно замышляли что-то каверзное.

«Я знаю, что вы причастны ко всему этому, мистер Блэк!» — говорили глаза МакГонагалл.

Сириус отчаянно замотал головой (стоит отметить, совершенно искренне), но было поздно.

— В атаку! – закричала МакГонагалл, и управляемые ею пикси рванули вперед.

И только невозмутимый каменный Хогвартс продолжал стоять, снисходительно наблюдая за той вакханалией, что снова творилась в его стенах.

В конце концов, во времена учебы Дамблдора и Минервы он видел и не такое!