Всегда и навеки (джен)

Он понимал, что задремал, что всё происходящее сон, но продолжал смотреть на пустые лица проходящих мимо него людей. До слуха доносился чавкающий звук воды под ногами. Болото. Что Цицерон забыл здесь?

Кажется, он знал этих людей, по крайней мере, видел их раньше. Возможно, мельком. Они не задерживались в его памяти, их лица стирало время, но образы упрямо цеплялись о воспоминания смерти, хоть так, но выделяясь и различаясь между собой. Это его жертвы. Он их убийца. Сколько их здесь? И все они с ним, в этой трясине. Навечно? Эта странная мысль витала над покойниками, давя на виски, чуть только можно было уловить и осознать её.

Это не пустота. Но почему? Почему они здесь, перед ним, а не перед Отцом Ужаса? Всё тело оцепенело, и на какое-то время Цицерон не мог вздохнуть, так перехватило дыхание. Один из мертвецов задел его плечом, тем самым приведя в чувства, и молодой имперец несмело обернулся, в попытке разглядеть.

— Отец! — придя в себя, крикнул он, осознав, кто перед ним. — Я не дам нашу семью в обиду! Никто не посмеет причинить нам вред! — зачем-то оправдывался Цицерон в спину мертвецу, что продолжал куда-то идти, отдаляясь от убийцы. — Я клянусь!

И тут покойник обернулся, словно услышал чужой крик. Немая картина застыла перед глазами, где изуродованное тленом лицо ни с того, ни с сего, исказилось от улыбки. Холодным потом окатило всё тело, и Цицерон проснулся. В голову ржавым гвоздём вонзился страх. И неведомо было, кончился сон или ещё нет. Но странная мысль металась в пустой голове, будто он не один. Те мертвецы всё ещё с ним, за его спиной. И останутся там до тех пор, пока он сам не отдаст свою душу Ситису.

Храп разносился по жилым помещениям, видимо, Гарнаг вернулся с задания. Цицерон сам себе удивился — как можно проснуться от кошмара, а от такого грохота даже глаз не разомкнуть. Впрочем, подобное уже не впервой, пора бы привыкнуть.

Шторы над кроватью Эмелин были опущены, значит она была здесь, возможно, спала. Все остальные постели оказались пустыми. В трапезной кто-то тихо мурлыкал мелодию себе под нос. Судя по голосу — это был Понтий. Цицерон поднялся, желая сбежать из липкой паутины воспоминаний, забыть этот проклятый сон, мельтешащий обрывками перед глазами.

У стены возле бочки с водой стоял Понтий, и напевая что-то незамысловатое, расчёсывал свою короткую, но пышную шевелюру. Он не видел проснувшегося Цицерона, так как стоял к нему спиной, а последний решил не отвлекать брата и поспешил к столу. В горле пересохло, и не утруждая себя переодеваниями, молодой имперец припал губами к горлышку кувшина.

— Доброе утро, — наконец, заметив проснувшегося брата, поприветствовал Понтий. — Этот храп и мёртвого поднимет, — пошутил он, положив расческу в сумку на поясе.

Цицерон нехотя отпрянул от кувшина и кивнул. Всё-таки нужно переодеться, а не разгуливать по трапезной в ночном.

— А ты сам давно не спишь? — поинтересовался Цицерон, уже оказавшись у своей кровати и занавесив шторы, чтобы переодеться. Хотя, если бы здесь не было Эмелин, он бы и не подумал об этом…

— Вот… перед тобой, — послышался тихий вздох. — Мне снилось землетрясение, но я не удивлён, — Понтий, усевшись на скамью, зазвенел посудой, звуки которой едва доносились через храп Гарнага.

Переодевшись, Цицерон умылся на скорую руку, зачерпнув ведро воды. Ему хотелось побыстрее оказаться в покоях Раши и расспросить обо всём, что случилось. Он отсутствовал в Убежище несколько дней — за это время многое могло произойти. Письма, сообщения, слухи: всё хотелось охватить своим вниманием. Завтракал он второпях, стоя.

— Куда так торопимся? На свадьбу? — изумился Понтий, всё это время не сводящий с него взгляда.

Цицерон, сам того не ожидая, поперхнулся от смеха. Как же, наверно, глупо он сейчас смотрелся. Утирая слёзы рукавом и давясь смехом от собственного вида, он, наконец, ответил:

— Мне нужно к Раше, вдруг что-то случилось!

— Без тебя… — поддёрнул его мужчина и подмигнул.

— Да! — не отрицая очевидного, согласился Цицерон.

Оставив кружку с недопитым молоком на столе, молодой имперец выскочил из жилых помещений и направился в сторону покоев Уведомителя. Остановившись возле двери, он прислушался — с той стороны застыла тишина. Тогда Цицерон постучал, но ответа не последовало. Зайдя внутрь, и никого не обнаружив, он решил спуститься вниз, проверить покои Слышащей. Уведомитель выделил их ей задолго до появления Цицерона в семье. Когда Ализанна Дюпре останавливалась в Убежище, то она ночевала именно там. Но и они оказались пусты. В тренировочном зале также никого не оказалось.

Весь утренний задор погас, и Цицерон ни с чем вернулся обратно в жилые помещения, где его встретил удивлённый взгляд Понтия.

— Что так скоро? Уже всё обсудили? Ты обычно у него подолгу торчишь… Не выкуришь… — подметил мужчина, отпив глоток вина из своей кружки.

— А его нигде нет, — растерянно сообщил молодой имперец брату.

— Он ещё не вернулся?.. — задумчиво хмыкнул Понтий.

— Откуда не вернулся? — Цицерон тут же подсел к брату, с явно недовольным видом. — Ты знал и не предупредил меня о его уходе?

— Я думал, Раша уже здесь… Видел его вчера вечером, когда пришёл с выполненного контракта. Он был не сдержан, вертел в руках какое-то письмо… Но я не решился лезть не в своё дело, если во мне будет нужда, то позовут. После, заплатив мне, он ушёл, забрав письмо с собой.

Цицерон не нашёлся, что сказать. Неужели придётся ждать здесь в полном неведении? Что могло произойти? Он внутренне сгорал от вопросов, но перед ним стояла холодная стена молчания. Понтий, увидев замешательство брата, быстро нашёлся и решил сменить тему.

— Гарнаг, кстати, тоже всё хмурой тучей ходит. Перед сном опять жаловался, мол, выбрали Дж’бари, а не его. А ведь, по его мнению, кто, как не он сможет защитить Слышащую?

— И в самом деле, почему Ализанна Дюпре дала такое распоряжение? — взбодрился Цицерон, ведь всё это время Раша не удосужился ему объяснить сделанный выбор. Из раза в раз говоря одно и то же: «Её решение подвергать сомнению не следует».

— В узких коридорах двуручным мечом махать неудобно, да к тому же опасно. Не спорю, задержать толпу, если таковая объявится, Гарнаг сможет, а Ализанне Дюпре хватит времени, чтобы покинуть свою резиденцию. Но когда есть другой вариант, более гибкий и в полной доступности, то почему бы им не воспользоваться?

— Я в магии не силён… — напомнил Цицерон, ожидая дальнейших разъяснений.

— Магия! Как много в этом слове сокрыто… — воскликнул Понтий, взметнув руками, будто показывая на пальцах фейерверк. — Цицерон, успокойся… Вы с Гарнагом друг друга стоите. Оба ничего не смыслите, но уже даёте необдуманную оценку брату, которого даже не видели в деле.

— А ты будто бы видел?.. — обиженно отозвался Цицерон, подперев голову рукой. — Я отношусь к Дж’бари с подозрением, и ты знаешь, почему, — снизив голос до шёпота, сказал молодой имперец. Благо вышеупомянутый Гарнаг сильно храпел и вряд ли Эмелин хоть что-то слышала из их разговора. Пока ещё не было ясно, замешана она во всей этой истории с Риндиром или нет, так как вела себя довольно сдержанно.

Но перестраховаться лишний раз никогда не помешает.

— Магия разрушения бывает как агрессивной, так и скрытой от чужих глаз. Те же взрывающиеся ловушки — это специализация Дж’бари. Тёмный ассасин не должен действовать напоказ. Поставить руну и обмануть врага выгоднее, нежели бросаться огненными шарами. На крайний случай можно устроить поджёг и всё будет выглядеть, как несчастный случай…

Цицерон кивнул в знак согласия, тем самым сознаваясь в своей неопытности в данном вопросе. После услышанного стало куда спокойнее на душе. Магия в самом деле скрывает множество тайн… А он мало о ней знает, да и откуда ему?

— Ах… Мне вчера пришлось битый час объяснять тоже самое этому храпящему дуболому… — имперец мотнул головой в сторону Гарнага. — Цицерон, хоть ты меня не разочаровывай, в самом деле… Тебе бы следовало овладеть какой-нибудь из магических школ, подобные хитрости никогда не помешают, — дал дружеский совет Понтий и потрепал брата по плечу, дабы тот не держал на него обиду.

— Да я и не спорю… Полностью с тобой согласен, клинок и забрать могут, а руки всегда с тобой, по крайней мере, пока не отрубят…

Понтий улыбнулся и открыл было рот, чтобы что-то сказать, но шум в главном зале оборвал его, не дав даже начать. Крики были громкими, стояла ругань, проникшая вниз по коридору до тёмных братьев. И даже храп Гарнага не помешал услышать чужие вопли.

— Ты позоришь Тёмное Братство! О чём ты только думал, проклятый эльф?! — кто бы мог подумать, что Раша может так громко кричать.

Оба имперца тут же повскакивали со своих мест и поспешили к коридору. И стоило им лишь свернуть за угол, как они чуть не столкнулись с Уведомителем, что тащил за собой под локоть Риндира. Последний громко стонал и кривился от боли. Каджит гневно зашипел, прижав уши к голове, хвост встал трубой.

— С дороги! — рявкнул он на двух тёмных братьев, и Понтий с Цицероном послушно прижались к стене, пропуская вошедших вперёд.

Послышалось недовольное ворчание Гарнага, что проснулся от поднятой суматохи, но он тут же замолк, увидев, кто является их источником. Рядом появилась сонная и растрёпанная Эмелин, её лицо застыло в испуге. А было от чего…

Цицерон не мог признать в стоявшем на полусогнутых трясущихся ногах мере тёмного брата. Это был не Риндир. Одежда висела на нём рваным тряпьём, лицо раздулось до неузнаваемости, глаза расплылись за синяками, что горели ярко-фиолетовым цветом. Всё тело пестрело кровоподтёками, на нём не было живого места.

— Что произошло? — кинулась к нему Эмелин. — Риндир!

Раша не позволил ей подойти ближе и махнул рукой Гарнагу, дабы тот помог уложить эльфа в постель. Риндир уже совершенно не реагировал, потеряв сознание, когда орк взял его на руки.

— Что случилось? — наконец, решившись, повторил уже заданный вопрос Цицерон.

— Неужели не видите?! Его избили! Да так, что может душу Ситису отдать…

— Стражники? — вклинился Понтий, хмуро взирая на синее пятно, вместо лица тёмного брата.

— Нет, стражники еле-еле смогли отбить и уволочь его подальше от разъярённой толпы. Говорят, он был пьян… Скумой…