Гарри Поттер и на самом деле (джен)

(Чувствительным к мату людям предупреждение. Его немного есть в этой главе, под соответствующие эмоции. В данном случае не обойтись заменами)

Под ногами круглая площадка из туго сплетëнных зелёных лиан метров двадцать в диаметре. Вокруг — внушительный купол, через который кое-как пробивается дневной свет. Он, похоже, из таких же лиан, но разобрать это сложно, полутьма, не в фокусе, да ещё как-то всё подрагивает и колышется. Видимо, что-то для скрытности намагичили. А вот что в фокусе, так это насаженные на колья разнообразные черепа с багровыми глазницам. От них разливается свет, выделяющий кривую полусферу в центре. Эдакий бугор, усыпанный цветами шиповника тревожно оранжевого цвета, наполняющими окрестности розовым ароматом. В центре бугра угадывается круглая дверь, границы которой можно определить по отсутствию цветов.

Я вопросительно глянул на сопровождающего и сказал:

— Ну, я осмотрелся. Впечатляет. Жилище хоббита-некроманта, не иначе. Нужно ахать, возмущаться или восторгаться?

Хозяин явно ждал иную реакцию — поморщился. Гм, как-то я расслабился и обнаглел. По-взрослому «слишком» всë-таки вести себя нельзя. Но как скорректировать поведение, с ходу не понял, он сделал приглашающий жест, мол «пойдем», поэтому просто топаем, куда зовут. Тем более рукоятка по центру прекрасно видна, хоть и заплетена веточками шиповника, каким-то магическим образом превращëнного в лиану. Причём видно, как вглубь уходит их толстый слой. Объëмный даже... Я машинально присмотрелся сквозь очки: дверь вдруг дрогнула и обрела вид толстенного стекла, пронизанного вмонтированными в его толщу колючками. Причём чем глубже, тем гуще, так что дальняя часть того стекла просто терялась в глубине. Только рукоятка висела в магическом зрении вообще без опоры, настойчиво предлагая схватиться.

— Это ещё что за... — пробормотал я сквозь зубы, волевым усилием останавливая хватательное движение. Тут, словно в ответ на моё нежелание поддаваться порывам, в глубине пошло какое-то быстрое движение, шевелящее игольчатые кусты. Миг, рукоятка с хрустом лопнула, распавшись на две половинки, после из неё, как чëртика на пружине, вынесло какую-то мохнатую тварь, заверещавшую, как кошка, распятая на андреевском флаге. И второе — не фигура речи, реально рыжая тварь повисла иксом на колючках, пронзивших её конечности. Она пронзительно орала, рвалась и сучила когтистыми лапами, дëргаясь, словно пытаясь спрыгнуть и перед последним издыханием изодрать мне лицо в клочья. А выпученные бельма глаз и вскипающая пена на клацающих зубах казались способными передать бешенство воздушно-капельным путем.

Все эти её ужимки и нюансы я разглядывал в прыжке с места назад, инстинктивно замедлив движение взгляда сквозь очки тем самым приëмом, что цеплялся за пролетающих мимо птиц. А вот вопил в прыжке я уже по собственной инициативе. Причём децибел выдал столько, что мигом сорвал глотку, не привыкшую к такому обращению. Впрочем, пролетел недалеко, шедший позади хозяин меня поймал. И, судя по его хохоту, вот на такую реакцию он вполне рассчитывал. Я ощутил натуральный прилив злости, невольно вспоминая давным-давно забытую реакцию на чужой злорадный смех, вывернулся, отскочил ещё дальше, заорав:

— Что это за гнилая белка, мать твою за ногу, Флоримон? Что за отрыжка некроманта-животновода? Я, блядь, сука, искренне думал, что такая в принципе может прийти, только если лет десять бухать, не просыхая! Но, чудо, блядь, магия меня реально удивляет, подослав такую трезвому и ни разу не пробовавшему алкоголь!

Всё-таки ругань да с постепенным переводом эмоциональных междометий в многоэтажный мат помогает быстро переключиться с эмоций на мозги. Соответственно, поуспокоиться, хотя тварь продолжала верещать и корчиться в дверных ветвях, как проклятая, а хозяину местности мой гневный спитч писклявым голосом определённо добавил ещё забавы.

— Прости, Гарри, не удержался, — наконец, уже внятно проговорил колдун, утирая слёзы. — Просто ты так уверенно проигнорировал охранные черепа и попёр ко входу в чужой домен, как к себе, что я невольно подумал: «А чем Локи не шутит, вдруг ты действительно каким-то образом в родстве с Уэлсли. Настолько, что сама магия организовала нам встречу, и вот действительно сейчас прямо с ноги зайдёшь в родовой мэнор». Но нет, магия есть, но чудеса — штука редкая. Аха-ха-ха...

— Флоримон, да заглуши ты эту свою верещалку, наконец, прямо рвёт уши, зараза! — рявкнул я, помотав головой.

Колдун взмахнул мгновенно появившейся в ладони палочкой:

— Силенцио! — и продолжил. — Да, чудес не бывает. На хозяев и реакции такой нет, и визг, как ты говоришь, мы слышим, как птичий щебет. Кстати, этот страж — не белка, а гигантская ласка. Уэльсский мегаликтис. Так-то они вымерли давно, но магические ещё встречаются кое-где.

Я подавил остатки раздражения, пока он говорил, выдохнул и посжимал кулаки за спиной, поэтому проговорил уже почти спокойно:

— Да понял я, понял. Не лезть первым туда, куда не знаешь. Просто магии в черепах почти не почувствовал, крохи разве что, да и те на освещение уходят. Ну и похожи они на антураж современных ужастиков, которых я много по телевизору пересмотрел. А вот дверца к себе потянула, заставив насторожиться.

Флоримон с досадой цыкнул:

— Ну да, от черепов охраны уже только на одно название осталось. Магии только и хватает, что рунную трансфигурацию защитных оболочек поддерживать, да на рунку самого экономичного зелёного Люмоса.

Реальная магия начинается от двери. Предки колдовать умели. Рукоятка охранная — считай рычаг и вместилище трансфигурированного мегаликтиса, его хоть уничтожь, хоть развей, через некоторое время восстановится всё равно. Это древняя традиция вешать на дверь родового зверька, замешанного на чарах трансфигурации и иллюзиях. Сигнал подаёт что какое-то существо с магией у двери. Не случайные дождутся, а случайных, что смогли грибные круги пройти, могут и отпугнуть.

— Тут тоже ведьминская защита стоит? Или ты это про общие традиции?

— Да, стоит ведьминская, как же без них. И да, круги движутся вместе с «шиповником». Магия Уэлсли родовая в принципе на призрачных субстанциях замешана. Так что вот так вот. Ну что, пойдём?

Флоримон сунул клацающей рыжей бестии палец в рот, я аж вздрогнул, но он мне с усмешкой продемонстрировал едва видимые уколы, мгновенно заросши, и щелкнул охранника по носу, отчего тот мгновенно исчез в недрах колючек. После чего не очень понятно проговорил:

— Тебе не нужно, а выход изнутри я могу открыть в любой действующий камин. Это снаружи ко мне попасть невозможно никому.

Затем он повернул ручку на девяносто градусов против часовой стрелки (автоматика Поттера отмечает и запоминает), и она полетела перед нами, как деревянная птица, после чего я почувствовал нарастающее скольжение. Флоримон согнул ноги в коленях, как лыжник, и расставил руки в стороны. Принцип «делай как я», подкрепленный армейкой, включается инстинктивно. Ну и «предки инициации» отозвались изнутри лёгким одобрением. Мол, «свой человек». Ещё немного, и я понял, что вестибулярный аппарат начинает шалить, как в детском аттракционе «комната страха», в которой начинают вращаться стены, и судорожно хватаешься, страшась упасть, раскачивая сиденье, что ещё сильней дезориентирует. Я просто напряг все мышцы, перенеся на них внимание, а взгляд сфокусировал на воздухе перед собой, так что запрокидывающиеся и свивающиеся в спираль стенки практически пропали. Краем глаза увидел косящегося на меня колдуна, что удивлëнно ухмылялся.

— Удивительно хорошо сориентировался, Гарри. Похоже, такие переходы у тебя в крови.

Я хмыкнул:

— Ага, в ней, само собой. В чём же ещё...

Тут в ноги мягко, но сильно толкнуло, и я ощутил инерцию, невольно пробежал несколько шагов вперёд по звонко цокающим плитам. Флоримон же встал как влитой. Он взмахнул палочкой и провозгласил:

— Добро пожаловать, Гарольд, в домен Уэлсли.

Если под ногами я видел вполне себе внятный каменный пол из кривых серых булыжников, материалом которым, похоже, служили колотые валуны, принесённые сюда когда-то великим ледником, то что видел перед собой, вокруг и позади, моё сознание просто не понимало. Какая-то дрожащая хмарь...

«Словно я попал в желудок призрака...»

Озвучивать, конечно, не стал, ощущение было на грани вспышек «почти появляющегося вокруг мира» и внутренней убеждëнности, что ещё чуть-чуть, «что-то дожмётся» и всё, что нужно, появится. Общее же ощущение походило на то главное, которое возникло когда-то в детстве по приезде в Беловежскую пущу. Я тогда буквально пил воздух, насыщенный кислородом, что на контрасте с пропитанной пылью и бензином атмосферой города казался изысканным яством. Нигде и никогда впоследствии такого не ощущал, тамошний воздух, казалось, расправлял каждую клетку тела, открывал какие-то не работавшие никогда внутренние органы. И эти ощущения впитывания кислорода оттесняли на задний план и чудовищных зубров в «естественной среде», и чучело огромного волка, голова которого была на уровне лица взрослого человека, и причудливые деревянные скульптуры...

И вот сейчас было нечто похожее. С каждым вдохом я ощущал магию. Нет... МАГИЮ! Она наполняла меня, а я пытался подобрать слова которые, наконец, оформились. Я обернулся на с любопытством разглядывающего меня хозяина и сказал дрогнувшим голосом:

— Как будто выравнивается внешнее и внутреннее давление.

Флоримон всплеснул руками, закатывая глаза:

— Мерлин всемогущий... Это, наверное, самая прагматичная фраза, которую я услышал за всю жизнь от ребёнка, впервые входящего в магический мир!

Ощущение «выравнивания» совпало с появлением, наконец, окружающего мира. Площадка, мощëная камнем, оказалась в тесной пещере с низким потолком, а в паре десятков шагов развернулся огромный выход с резкими каменными изломами, похожими на то, словно гора распахнула пасть или некто могучий вырвался из сковывающей его пещеры в мир.

Зрительно же я удивлëнно понял, что вижу каждую грань каменного излома, каждую чешуйку слюды в камне, вижу каждый миллиметровый кристаллик кварца затаившегося в крошечном занорыше у самого пола. Тени, травинки у входа, да и сам Флоримон словно обрели дополнительный объëм, какое-то наложившееся сверху измерение, превращающее каждый предмет в произведение искусства, вырезанное резцом талантливого скульптора. Ветер, дунувший в лицо, принёс туманную сырость, пропитанную запахами трав, чётко различаемых нюхом, но не имеющих названия. Колыхнувшиеся волосы пощекотали лоб, и шрам-молния на лбу «охладился как-то иначе». Снаружи неслись трудные древесные скрипы и шелест, которые будили ощущение чего-то очень знакомого, понятного, а внутри продолжало что-то разворачиваться и укладываться, как я ощущал «должным образом».

«Да уж, если Роулинговский Гарри Поттер почувствовал всё это, шагнув на Косую аллею, расчёт Дамблдора на комплект правильных привязок был стопроцентен.

Нахлынул восторг, похоже, к моим ощущениям добавились и природные гарриковские, захотелось, чтоб мир засиял ещё сильнее. Я поправил очки и сконцентрировал внимание на магии...

В глаза полыхнуло такое болезненное многоцветье, что было сродни удару в переносицу. Я отшатнулся, прикрывая глаза ладонью, а подбородок защекотала струйка крови, хлынувшей из носа.

Колдун издал удивлëнно озадаченный возглас и подхватил меня под руку:

— Что такое?

Я выдавил:

— Очки. Артефакт. Посмотрел на магию...

Перед глазами так и прыгали разнообразные световые пятна, но сквозь них было видно, как Флоримон разглядывал стёкла моих кругляшей, ставших совершенно чёрными. Он выдохнул и уже без всякой весёлой бодрости назидательно проговорил:

— Похоже, предохранители всё-таки какие-то встроены. Повезло. Добро пожаловать в наш мир, Гарри. Будь осторожен, потому что мы магические существа, и магия же может как помочь, так и вполне реально навредить. Посмотреть без навыков в такое устройство — это всё равно, что маглу глянуть в телескоп на Солнце. Выжжет глаза ко всем пиксям бесячьим! И маглу так же трудно будет вылечить глаза, как и магу коли их выжжет магией. Сними очки аккуратненько да припрячь пока. Пойдём пока в обитель, с неё проще начинать знакомство.