Улыбка милосердия под цветущей вишней (гет)

— Какаши-сенсей, нам точно необходимо плыть на лодке? — Наруто брезгливо смотрел на утлое деревянное суденышко, к которому неизвестный инженер будто в насмешку приделал двигатель. Узумаки весьма сомневался, что эта лодка, по виду доживающая свои последние годы, выдержит вес четырёх шиноби и Тадзуны. — Судя по карте, до Страны Волн мы можем легко дойти пешком.

Какаши посмотрел на своего ученика взглядом одного из Нара. То есть взглядом человека, который устал от тупизны окружающих и от того, что этим окружающим приходится объяснять очевидные вещи.

— Это сразу же демаскирует нас. Если с берега увидят людей, шагающих по воде, вся Страна Волн будет знать, что сюда явились шиноби.

— Как будто они и так эту новость не узнают... — Проворчал Наруто и привычно увернулся от подзатыльника Саске.

— Если не хотите плыть, добирайтесь сами, как знаете, у меня и без вас полно дел. — Сварливо отозвался лодочник.

— Мы уже садимся, простите, что отвлекаем вас от дел. — Миролюбиво произнесла Сакура. Вообще-то ей, как и остальным членам отряда кроме Тадзуны, лодочник не нравился. Было в нём что-то крысиное. То ли лицо, почти полностью скрытое тенью широкополой соломенной шляпы, то ли бегающие чёрные глаза, с которыми было решительно невозможно пересечься взглядом. Этот лодочник избегал смотреть в лица шиноби, а ещё, Сакура чувствовала это отчётливо, он волновался и скрывал страх перед ними за мнимым раздражением. Сакуре были знакомы эмоции лодочника: так чувствует себя человек, замышляющий какую-то пакость. Боится, что его раскроют, поймают на горячем, и одновременно чувствует некий эмоциональный подъём от близости опасности и собственной крутости.

Сакура могла разобрать эмоции обычных людей на мельчайшие детали, понять каждый оттенок "вкуса" чужих чувств. Сложнее было с шиноби. Совсем юные, вроде Хинаты, тоже были понятны, хотя их чувства для Сакуры были слегка размыты. Настроившись на "волну" Какаши, Сакура чувствовала только общий посыл. Если грустила Хината, Сакура могла понять всё, вплоть до причин этой грусти, если грустил Какаши — Сакура чувствовала только, что он грустит. Отчасти это привлекало ее к сенсею — он был загадкой. Сакуре нравилось предполагать, что именно он чувствовал. Почему он хандрит возле памятника павшим шиноби, и почему внезапно эта хандра может смениться ностальгией и даже весельем. И ещё Сакура хотела выяснить точную причину, почему её эмпатия со взрослыми шиноби работает немного хуже.

Но ещё больше кицунэ жаждала понять, что творится с её дицзы. Саске и Наруто вели себя странно, мягко говоря. Между ними как кошка пробежала, они начинали спорить гораздо чаще, обижались друг на друга и играли в молчанку, и так целый день, раз за разом. Если б не миссия, они бы наверняка устроили драку, разнеся пару километров леса в щепки. Такое случалось и раньше, но тогда они не скрывали причину своих разногласий. Но теперь, стоило Сакуре только намекнуть на вопрос об их ссоре, парни лишь отводили глаза и наглухо закрывались ментальными щитами. И говорили, что никакой ссоры нет. Сакура даже немного жалела, что научила их контролировать свой разум. То, что должно было служить защитой от шиноби вроде Яманака, прекрасно работало и против её эмпатии.

Наруто сидел на ящике лодочного мотора и смотрел в туман, скрывающий от них берег Страны Волн. Он выглядел угнетённым и молчал, вздыхая время от времени, что заставило Какаши-сенсея заволноваться, слишком уж нетипичное поведение для энергичного джинчурики.

— Почему мы идём на вёслах? У лодки ведь есть мотор. — Сакура озвучила вопрос, волнующий как минимум двух людей в лодке: её и Саске.

— Вот глупая. Естественно, чтобы не выдать нас людям Гато. — Ответил лодочник, и вёсла в очередной шлепнули по воде, посылая тесноватую лодку вперёд, в молочно-белый туман.

Сакура беззвучно хмыкнула. Лодочник вёл себя не слишком вежливо, "Принцессу" Харуно еще никто не смел называть глупой. Но такая малость не могла вызвать в ней обиду, человека тоже можно было понять: переволновался, болезный.

Но если самой Сакуре на невежливость лодочника было плевать, сидящий рядом с ней Саске внутри взорвался от возмущения. Как этот человек может обращаться к Сакуре, будто она сопливый ребёнок? К Сакуре, которой он восхищается с каждым днем всё больше и больше? Саске Учиха считал такое поведение обычного человека личным оскорблением. В его представлении такие, как Тадзуна и этот лодочник, должны преклоняться перед Сакурой.

Саске осознавал, что его собственное преклонение перед ней перешло в крайнюю стадию. Но не считал чем-то ужасным своё желание избить человека за один косой взгляд в сторону обожаемой... Кого? Старшей сестры? Лучшего друга? Наставницы? Учиха ещё не осознавал, кем именно является для него Сакура. Но она определенно была ему очень дорога.

Несмотря на то, что внутренне Саске негодовал, это не отразилось на его лице. Даже в рыбацкой лодке он казался скучающим аристократом на прогулке. Вот что значит — наследник клана.

— Вау! Какие огромные колонны! — Наруто восхищённо присвистнул. Какаши затопило облегчение: Узумаки стремительно возвращался к своему нормальному состоянию.

Тадзуна гордо приосанился. Ему невероятно льстило искреннее восхищение его творением. Возле моста, проекта всей его жизни, Тадзуна перестал казаться бомжеватым алкашом. Теперь никто не сомневался, что он действительно архитектор.

— Это и есть тот мост, который должен соединить Страну Волн с материком. К сожалению, люди Гато уничтожили половину того, что мы успели построить. Строители боятся и не хотят выходить на работу. Из-за Гато, боюсь, мы не сможем построить этот мост никогда. — Печально закончил архитектор.

— То есть наша истинная миссия заключается в устранении Гато. — Сделал вывод из слов Тадзуны Какаши. — Это действительно обойдётся вам дорого, Тадзуна-сан. — Хатаке начал перенимать привычки своих учеников. В частности, говорить окружающим неприятные для их слуха вещи с улыбкой. Прямо как Сакура, когда уламывала его на поход в Ичираку, где Какаши мог потратить половину гонорара с высокоранговой миссии. Только Какаши улыбался по-своему, одним лишь глазом.

Тадзуна сразу сник. На его лице читались подсчёты будущих убытков.

— Прибыли. — Буркнул лодочник, намекнув, что пора высаживаться.

Наруто выпрыгнул из лодки, будто только этих слов и ждал. Воды у берега было по колено, но Узумаки поднял столько брызг, что оказался мокрым с ног до головы.

— Кусотарэ... — Прошипел Саске на берегу, сверкая шаринганом из-под мокрой челки. Из-за его яки лодочника пробила отчетливая дрожь, а Тадзуна покрылся холодным потом.

Но Наруто только довольно отфыркнулся от воды и по-собачьи отряхнулся, окатив Саске ещё одной волной брызг. Очевидно, его настроение росло пропорционально злости заклятого друга. Сделал гадость — сердцу радость, эта поговорка для Наруто была верна на все сто.

Саске сдерживал из последних сил порыв вцепиться в Наруто и трясти его, трясти, трясти и приговаривать, что нельзя быть таким идиотом, когда мягкая ладошка опустилась ему на голову и пригладила волосы.

Вся злость Саске улетучилась, и ситуация сменилась на ровно противоположную: Учиха смотрел на Узумаки с превосходством, а Наруто недовольно пыхтел. Но что-то, подозрительно похожее на стыд, мешало ему попросить Сакуру погладить и его тоже. Странно, в детстве джинчурики казалось естественным просить Сакуру приласкать его, а теперь стало важно, чтобы инициатива исходила от самой девушки.

Пока между мужской частью седьмой команды кипели незримые страсти, лодочник отплыл на приличное расстояние и включил мотор.

— А говорил, на вёслах идем, чтобы не демаскироваться. — С ироничной печалью проговорила Сакура.

Наруто прокомментировал это по-своему, всего одним словом, которое сопроводил жестом-печатью:

— Кац!

Из висящей над водой мглы послышался вскрик и довольно громкий "бульк", и затем плеск, издаваемый плывущим человеком.

— Что это было, Наруто? — Строго спросил Какаши. Кажется, в нём зародились ростки настоящего сенсея. Наруто даже испытал дежа вю: точно таким же тоном Ирука-сенсей начинал его отчитывать после очередной проделки.

— Я прикрепил взрыв-печать к двигателю, пока мы плыли. Мне этот мужик сразу не понравился. Очевидно, что не зря. — Наруто издал смешок и взъерошил рукой затылок, сразу став похожим на жёлтого ёжика.

— Не слишком похоже на взрыв-печать, — скептически протянул сенсей. Его сомнения были ясны как день: после взрыва от человека остались бы только кровавые ошмётки, а лодочник весьма бодро плыл к берегу.

— Так печать модифицированная, совсем слабенькая. Не убивать же гражданского, пусть он и мудак. — Наруто пожал плечами и снова увернулся от дружеского воспитательного подзатыльника, намекающего, что за языком надо бы следить.

Группа шиноби с нанимателем отправилась вперёд, выбросив из головы обманщика-лодочника. Туман становился всё гуще, из-за висящего в воздухе напряжения даже Наруто молчал, перестав строить из себя болтливого дурака.

Для Тадзуны всё произошло слишком быстро и внезапно: шиноби одновременно упали на землю, утащив его за собой, и сверху просвистела огромная железяка, которая с глухим стуком воткнулась в дерево наполовину. Признать в ней меч было весьма сложно: скорее, она была похожа на кусок рельсы, Сакура видела такое на иллюстрации в географической энциклопедии про Страну Снега.

Когда шиноби поднялись, на "рельсе" уже сидел человек. По описанию генины сразу признали знаменитого Демона Скрытого Тумана: протектор набок, забинтованное лицо, и естественно "рельса"-Кубикирибочо.

Генины окружили Тадзуну в защитном построении, Какаши же оказался в шаге спереди, стоя между ними и нукенином.

— Момочи Забуза, я полагаю? — Расслабленно спросил Какаши, поднимая вверх протектор, скрывающий его шаринган. Саске, увидев это, захотел грязно выругаться. Если б не его воспитание, Учиха не стал бы сдерживать столь недостойный порыв. Он же столько раз говорил сенсею не трогать шаринган, а тот всё равно собирается использовать додзюцу!

— О, Шаринган Какаши, обладатель тысячи техник. Какая честь, — мечник отвесил шутливый полупоклон.

— У меня когнитивный диссонанс, — тихо пожаловался Наруто. Не требовалось уточнений, почему Узумаки впал в такое состояние: Какаши и Забуза были похожи на старых знакомых, которые случайно встретились по пути и решили перекинуться парой слов. Оба имели слишком непринужденный вид для шиноби, приготовившихся к бою.

— Искренне сожалею, но старик пойдёт со мной. Отдайте его, и я вас отпущу. — Продолжил Момочи.

— Он наш заказчик, а шиноби Конохи всегда выполняют миссии. — Ответил ему Хатаке.

— То есть, по-хорошему не хотите... — Прищурился Момочи и закончил на этом разговор, сложив серию печатей. Тотчас поляну укрыл густой туман, в котором не видно было ничего дальше вытянутой руки. Вдобавок нукенин придавил их своей Ки. Это, впрочем, не возымело должного эффекта: каждый из генинов седьмой команды мог выдать похожую по мощи жажду крови. Хотя один человек пострадал от этой психической атаки: Тадзуна увидел, как широкий меч нукенина сносит его голову, и потерял сознание от ужаса.

Кажется, единственным, обратившим внимание на обморок архитектора, был ирьенин Саске. Но и он бросил лишь один взгляд на безвольное тело, вслушиваясь в окружающее. Туман Забузы препятствовал всем сенсорным техникам, скрадывал звуки и даже запахи. Теперь было понятно, почему шиноби Кири прославились как мастера бесшумных убийств. Дело не в невероятных навыках скрытности, позволяющих незаметно подобраться к противнику, а в этой технике, которая забивала словно вата все чувства шиноби. Для создателя туман, естественно, преградой не был, даже наоборот, увеличивал обзор, позволял чувствовать местоположение всех, попавших в ловушку. Забуза мог прогулочным шагом подойти к генинам, и они бы его заметили лишь в момент, когда Кубикирибочо опускался б на их головы.

Но Сакура, Саске и Наруто не были обычными генинами. Можно убрать звуки и цвета, скрыть чакру, но с душой такое сделать невозможно. Для онмеджи её огонь продолжит сиять словно маяк, делая все маскировочные техники бесполезными. Другое дело, что радиус у глубинного зрения онмеджи небольшой, но Забуза находился в нём.

Вот только легче даже с глубинным зрением не стало. Генины видели настоящих Какаши и Забузу, но у водных клонов, созданных отступником Тумана, души быть не могло по определению. Один из этих клонов как раз подкрался к Наруто, отвлеченному боем между сенсеем и мечником.

В тумане клон двигался совершенно бесшумно, и Наруто заметил его только когда копия огромного меча свистнула в замахе. Наруто судорожно активировал пространственную печать в широком рукаве хаори, чтобы достать хоть какое-нибудь оружие: даже копию Кубикирибочо блокировать голыми руками было весьма плохой идеей.

В это мгновение, когда меч словно в замедленной съемке опускался на него, Наруто превзошёл все свои рекорды. Пока тяжёлый метал выскальзывал из рукава, Узумаки успел кончиками пальцев выжечь печати на его поверхности. Юный мастер не задумывался, что ему требуется, и результат превзошёл все фантазии. Меч и оружие Наруто столкнулись, послышался звук, похожий на удар колокола, и сверкнула голубая вспышка чакры, расплескавшая клона на водяную пыль и попутно рассеявшая туман Забузы.

Даже джонины прервали бой, глядя на Узумаки. Вернее, на то, что было у него в руке.

— Это была моя любимая сковородка, Наруто-кун. — Укоризненно произнесла Сакура. Саске только хлопнул ресницами, как типичная блондинка, которой сказали решить интегральное уравнение с пятью неизвестными. Вид чугунной сковороды, покрытой сияющими лазурью линиями печатей, его слегка шокировал. Учиха не мог представить, что Узумаки нанёс на неё фуин менее чем за мгновение без всяких вспомогательных инструментов, только чистой чакрой. Зато его воображение очень чётко нарисовало, как Сакура на ЭТОМ жарит омлет. И как этот омлет с боем вырывает вилку и, вооружившись ей, идёт завоёвывать мир. Ибо мало ли какие печати там заклятый друг выжег, у Узумаки даже омлет может ожить и обрести разум. Проверено деревом сорок четвёртого полигона, которое чуть не схарчило последнего Учиху, когда Наруто нарисовал на его стволе "малюсенькую, совсем безвредную экспериментальную печать". На сковороде печать была не маленькая, и, судя по виду, далеко не безвредная.

Наруто сам настолько удивился, что не мог даже слова сказать. Впрочем, стало уже не до убийственной сковородки Узумаки: джонины продолжили бой, а в их сторону неслись новые водные клоны Забузы.

Имея всего десять процентов силы оригинала, без скрывающего тумана клоны не представляли для команды особой угрозы. Они уничтожались на подлёте, и единственный вред, который они причиняли, заключался в промокшей одежде.

Наруто, взъерошенный и мокрый, залихватски крутанул сковороду в руке.

— Видал, как я, а? — Спросил он у Саске, раздуваясь от гордости. — Я уничтожил семерых клонов, а ты только троих.

В следующую секунду в него полетел кунай. Наруто уклонился, недоумевая, почему Саске так сильно разозлился, и тут его окатило водой.

— Следи за спиной, а не языком чеши, кусотарэ. — Проворчал Саске. Наруто, отвлекшись на самовосхваления, не заметил переместившегося к нему клона.

Щеки джинчурики густо покраснели. Опять он опозорился перед Сакурой! И кто его спас — Саске! Такими темпами в глазах обожаемой лисицы он, Наруто, займёт место ниже плинтуса.

Клоны кончились, и генины продолжили наблюдать за боем сенсея, не смея отдаляться от тела клиента. А то отвлекутся на секунду — и все, заказчик с перерезанным горлом. Всё же они не являлись лучшими в мире сенсорами, и шиноби, оказавшийся вне радиуса, в котором Сакура могла ощущать души, вполне мог остаться незамеченным. Особенно под маскировочной техникой, чем так славился Туман.

Сенсей сражался так, что глаза радовались, глядя на него. Он умело обращал приёмы Забузы против его самого, и мог парировать Кубикирибочо лишь парой кунаев. Наглядное подтверждение поговорки "умение важнее размера". Хотя Сакура думала, что эта поговорка употребляется в другом контексте, но и тут она оказалась к месту.

Какаши и Забуза, обменявшись ударами, отпрыгнули друг от друга, чтобы перевести дыхание. Саске искренне восхитился сенсеем: даже ослабленный, он сражался наравне с мечником. Будь он в полной форме...

— Накаркал. — Прошипел сквозь зубы Саске, выразив вслух последнюю мысль. Забуза снова бросился на Какаши, но тот внезапно качнулся. По его щеке из глазницы с шариганом полз ручеек крови.

— Сенсей! — Крикнул Наруто, видя, как падает Хатаке и сверху на него опускается огромный меч.

И так бы потерял свою жизнь джонин, наплевательски относящийся к советам медиков, если б не прозрачно-розовое лезвие, остановившее Кубикирибочо.

Глаза Момочи в шоке расширились. Он сильно недооценил этих детишек, которые сейчас все трое стояли перед ним. За каких-то пару секунд их сенсей оказался рядом с Тадзуной, и над ними явственно видимыми золотистыми гранями поблескивал куб-барьер.

Саске достал из подсумка кунай, Наруто поудобнее перехватил ручку чугунной сковороды, в общем, парни показывали, что готовы к бою.

— Не вмешивайтесь. — Произнесла Сакура, не отрывая взгляда от лица Забузы. — Саске-кун, позаботься о сенсее, Наруто-кун, следи за барьером.

Парни, даже если от всей души желали помочь Сакуре, не смели ослушаться ее приказов. Они думали, что втроём сумеют закончить гораздо быстрее, но раз у Сакуры-чан были свои виды на Мечника Тумана, можно и подождать, насладиться боем двух профессионалов кендзюцу и вообще культурно отдохнуть.

Единственным, из-за кого приходилось сдерживаться и косить под обычных генинов, был Какаши. Коль уж он ничего не видит, можно расслабиться и позволить Сакуре-чан поиграть с Забузой, сидя под защитой барьера Узумаки. Перед сенсеем Наруто не смел использовать фуиндзюцу. Если со сковородкой ещё можно было как-то отмазаться, то возникший из ниоткуда барьер вызвал бы некоторые неприятности. Пока нельзя было гарантировать полную лояльность сенсея, и если апатичный Какаши вряд ли бы заинтересовался учителями Узумаки, то, упомяни он таланты Наруто при Хокаге, неудобные вопросы были бы обеспечены. Всё же в его случае чистая правда была фантастичней вымысла. Кто поверит, что его научил фуиндзюцу призрак давно почившего Узумаки?

Забуза и Сакура остались наедине. Почти. Но это "почти" не считалось, они были настолько сосредоточены друг на друге, что мимо мог пройти незамеченным даже медведь из Леса Смерти.

Мастера меча, как те рыбаки — видят друг друга издалека. По обманчиво-расслабленной позе, по едва заметному напряжению ног, по тому, как лежит меч в руке.

Меч Сакуры казался зубочисткой по сравнению с Кубикирибочо. Но Забуза не обманывался. Этот клинок, будто выточенный изо льда с замороженными внутри цветами, не уступал одному из Семи Великих мечей Тумана.

— Как твоё имя, девочка? Мне нужно знать, что высечь на твоём надгробном камне, — ухмылка Момочи была видна даже сквозь слой бинтов.

— Сегодня не тот день, чтобы умирать, — улыбнулась Сакура.

Вместо ответа Забуза атаковал. Тяжеленный меч в его руках порхал как бабочка. Кажется, этот шиноби не знал слова "инерция": направления ударов сменялись внезапно и непредсказуемо. Но каждый их них неизменно уходил в сторону, отведённый лезвием цзяня.

В бою Забуза растерял часть предыдущей самоуверенности. Он уже начал уставать, поддерживая столь высокий темп сражения, а на лице Сакуры не было и следа утомления. Меч двигался всё так же уверенно, слишком уверенно для девчонки тринадцати лет. Выпад, блок, блок, колющий удар, блок, короткий замах, чуть не оставивший его без руки. Широкий горизонтальный замах, и Кубикирибочо в очередной раз не достиг цели, но и на блок его не приняли. Забуза уставился на девушку, которая стояла на его мече, направляя собственный клинок в сторону его лица. Она была настолько лёгкой, что её вес на Кубикирибочо совершенно не ощущался.

С удивлением Забуза отметил, что его маска из бинтов разваливается, опадает, напитавшись кровью от пореза на щеке. Попавшая на меч девушки кровь вопреки всем законам физики полезла по лезвию вверх, делая его прозрачно-алым. Под самой гардой красный ручеек изогнулся, разделился на несколько частей и застыл, впитавшись в меч, но оставил после себя каллиграфические иероглифы.

Мей Хуа, Слива в цвету. Имя, что выбрал меч Сакуры.

Но Забуза не видел ни странных движений его собственной крови по чужому мечу, ни иероглифов имени, даже не ощущал боли от пореза. Посмотрев в глаза своей юной противницы, он утонул, завис, влип, словно муха в мёд. Два безмятежных зеленых моря, но в глубине их рождался шторм. Восторг, азарт, радость, искреннее удовольствие от боя.

Глядя на Сакуру, сам Забуза почувствовал прилив сил. Очень давно он не встречал достойных противников. Тех, кто будет наравне с ним или немного лучше именно в кендзюцу. Шиноби редко сосредотачиваются на кендзюцу, считая этот вид искусства ниндзя непродуктивным.

Бой мастеров, на самом деле, проходит в один, редко два удара. То, что происходило между Забузой и Сакурой, было скорее разминкой, позволяющей понять противника, приноровиться к нему. Пока не стояло цели убить или ранить противника, это было даже... Весело.

Сакура оттолкнулась от Кубикирибочо и парировала молниеносный удар огромного меча даже не коснувшись земли. Её глаза сверкали, а губы растянулись в улыбке. Такой улыбке, которую ещё никто не видел на её лице: не вежливая, не снисходительная, не добрая и заботливая. Нет, это была совершенно другая улыбка, хищная, похожая на волчий оскал, и одновременно счастливая, восторженная. Саске не мог оторваться от лица Сакуры, ставшей в одночасье гораздо человечнее. И он, вместе с Наруто, отчаянно завидовал мечнику-отступнику, который сумел открыть в их Сакуре новую, незнакомую грань. Именно Момочи Забуза, не они. Один этот факт вызывал в них чистую, незамутненную ненависть к нукенину Тумана.

Но Забуза не ощущал этих взглядов, прожигающих его насквозь. Он полностью отдался во власть меча и битвы. И зелёных глаз, что были глубже моря, призывая его утонуть в них, раствориться в изумрудной глубине, потерять себя и родиться вновь обновлённым. Это не было любовью с первого взгляда, да и вообще любовью не было. Всего лишь очарование, уважение и желание сражаться без остановки вечность, скрещивать клинки и чувствовать дыхание смерти на лезвии чужого меча, мелькающего в опасной близости от собственного тела.

Двое не бились — танцевали, и музыкой служил им звон мечей. Чистый, словно хрусталь, звук Мей Хуа, и краткие вскрики Кубикирибочо смешивались, рождая особый ритм, присущий только этому бою, этому месту, этому мгновению. И хотелось, чтобы эта музыка звучала вечно.

Но времени на длительный бой не было. Забуза хотел сражаться и дальше, но тело не могло больше поддерживать заданный темп сражения. Кубикирибочо стал фальшивить, и Сакура поняла, что пора завершать это.

Бой мастеров, настоящий бой, длится всего один удар. Происходящее до этого удара — просто игра. И сейчас Сакура сожалела, что время для этого удара настало.

Меч Тумана срезал красную нить с кисточки, прикреплённой к навершию Мей Хуа. Это была единственная потеря Сакуры, в то время как её меч пронзил грудь Забузы.

Несмотря на ранение и проигрыш, мечник улыбался, выставляя напоказ треугольные акульи зубы.

— Видимо, сегодня время умирать мне. — Прохрипел Забуза.

Сакура качнула головой, вытаскивая меч из раны.

— Мы ещё встретимся, Забуза-сан.

И в этот момент Забуза провалился в ледяное зеркало, возникшее у него под ногами.

Сакура, улыбаясь, отряхнула меч от лишней крови и сложила его в ножны. Она не стала прятать его в пространственную печать, как до этого, и повесила его на пояс. Но даже с мечом на виду Сакура оставалась Принцессой, этот образ плотно сросся с ней.

У парней не было слов, чтобы прокомментировать битву Сакуры и Забузы. Потому что словами нельзя было выразить их восхищение. Простое "Воу, это было круто!" от Наруто сейчас казалось слишком пресным, неподходящим, оно не выражало и десятой части того, что джинчурики испытывал.

Первым привычно нарушил молчание Наруто.

— За нами наблюдали последних минут пять. Ты ведь тоже это чувствовала, Сакура-чан?

— Да, Наруто-кун. Кажется, это был тот самый помощник Забузы-сана. У него интересная пространственная техника.

— Ты же могла схватить их обоих, но отпустила. И мечом ты специально промахнулась, он вошёл на сантиметр ниже сердца. — Наблюдательность Учихи была на высоте, что ожидаемо. Неожиданным было то, что он все же задал вопрос, а не стал строить догадки в уме. — Почему?

Чего у Саске было не отнять, так это умения одним словом выразить целый абзац текста. Одно простое "почему" вмещало в себя как минимум три вопроса. Почему она игнорировала помощника Момочи, почему не захотела убивать его самого и почему отпустила их.

— Он заслуживал второго шанса. Забуза-сан в самом начале предлагал нам разойтись миром, а не напал без предупреждения. Он урезал свои шансы на победу, чтобы предоставить нам возможность уйти. Я просто отдала долг, Саске-кун.

Саске кивнул в подтверждение своим мыслям. Наруто же задумался. Враги для Сакуры различались, некоторых она готова была убить сразу, а некоторым давала шанс уйти и выжить. И Наруто хотел понять, как она отличала первых от вторых. Момочи Забуза был пострашнее Братьев-Демонов, но его Сакура пощадила, а тех использовала, чтобы приучить его и Саске убивать людей. Логичнее было б убить Забузу, как главную угрозу миссии. Но в действиях Сакуры тоже была логика. Не могла же она пощадить мечника только потому, что ей понравилось с ним драться?

Наруто сделал для сенсея носилки из двух прямых палок и бинта, щедро выданного ему штатным медиком Саске, у которого в пространственных фуин бинтов и марли хватило бы на всех жителей Страны Волн. Сам Саске занимался важным делом: приводил в сознание архитектора. Нашатыря у ирьенина с собой не было, но его успешно заменили веские пощёчины. Тадзуна очнулся на третьей, но Саске прописал ему ещё две, для профилактики.

Сенсея бережно погрузили на носилки. Он был бледен, но уже не в обмороке. Просто спал. Повязка на глазу была вся алая, но шаринган больше не кровил. Первая помощь определенно была к месту.

Саске взялся за ручки носилок и недовольно цыкнул, предвкушая море работы над тонкими каналами кейракукей возле шарингана Какаши. Радовало одно: на восстановление их главного противника уйдёт не меньше времени, его рана была глубокой, и к тому же он видел, как Сакура смазывала лезвие Мей Хуа ядом. Не смертельным, но в искусственной коме приятного тоже мало.

Вздрагивающий Тадзуна, то и дело оглядываясь на Саске, вёл шиноби Листа к себе домой. Первая встреча врагов прошла относительно успешно, настало время зализывать раны и готовиться к решающему бою.