Всегда и навеки (джен)

Он сидел у изголовья постели Риндира, прислушиваясь к хриплому дыханию тёмного брата. Жизнь тлела в нём едва. Тяжело подымалась грудь, глаза давно потухли и наполнились безразличием и непониманием. Память померкла, босмер никого не признавал и, скорее всего, Ситис вскоре заберёт его.

Кровавый кашель прекратился, рвота прошла, сейчас перед Цицероном было просто тело, безвольное и слабое. А ведь ещё неделю назад Риндир храбрился, ругался и пытался подняться на трясущихся руках с кровати. Он сходил с ума от ломки. И как страшно было наблюдать метаморфозу, что разворачивалась прямо перед глазами. За короткий срок пылкий и своевольный мер превратился в изредка мычащее нечленораздельные звуки существо. И если в начале этих перемен в глазах Риндира стояли паника, слёзы и злоба, то теперь исчезло всё. Воистину, если бы можно было подарить ему быструю смерть, то любой из братьев сделал бы это. Однако догматы подобного не позволяли: семья изнывала от внутренних мук и терпела.

Андроника припарками смогла лишь затормозить хворь; та продолжала медленно пожирать своего носителя. Эмелин же, сильно задетая произошедшим, раздобыла флакон со скумой во время контракта и, сговорившись с Андроникой, решила разобрать ароматную смесь на составляющие ингредиенты. Все в Убежище, затаив дыхание, ждали результата. Как будто это могло что-то изменить или исправить… Но сидеть сложа руки и смотреть на угасание жизни брата было невыносимо, им нужно было как-то себя отвлечь, дабы справиться и пережить свалившуюся на их головы пытку.

Смесь оказалась настолько концентрированной, что сразу стало ясно — это делает кто-то намеренно. Продавать такую крепкую дрянь бывалый торговец скумы никогда бы не решился. Травить собственных клиентов с такой скоростью невыгодно, так денег не заработать, лишь проблемы. Но кто мог стоять за этим? Вопрос оставался без ответа.

Цицерон же сейчас думал абсолютно о другом… Из головы не вылетало врезавшееся в память воспоминание. В тот день, когда Риндир был ещё при здравом рассудке, он источал из себя брань сильнее обычного. А завидев вошедшего Цицерона, обрушил на него всю свою злобу. Сколько всего он наговорил тогда… Сколько было оскорблений. Риндир обвинил его во всём произошедшем; якобы, если бы не его глупый эгоизм и тошнотворная правильность, то всё было бы как прежде. Зачем он влез? Что ему смирно не сиделось? Из-за него босмер унижен среди братьев! Более его здесь не воспринимают как правую руку Уведомителя, а видят лишь избитого наркомана. А всё этот проклятый Цицерон! Всё его проклятые никому не нужные убеждения! Он же, Риндир, не нарушал догматов Братства! Он просто приятно проводил свободное время.

«Доложит он! Доложит!» — гневно повторял больной, изнывая на мокрых простынях. Со лба его стекал пот, трясло в ознобе. Но гнев был слишком велик, чтобы обращать на состояние собственного тела внимание. Лицо всё ещё было уродливо раздутым, как и губы, из-за чего ругательства в адрес Цицерона были обрывистыми, слова шепелявыми и не разборчивыми. Но и без этого было понятно, о чём шла речь.

Глядя на эти измождённые болью потуги, молодой имперец лишь смиренно молчал, ничего не возражая в ответ. Он не помнил, что чувствовал в тот момент. Возможно, это было сомнение в правильности совершённого поступка. По крайней мере, вид искалеченного брата склонял его к таким мыслям. Но, взвесив случившееся на внутреннем мериле чувства собственного долга, никакого угрызения совести Цицерон не почувствовал. Риндир получил по заслугам — к такому он пришёл заключению. Было сделано предупреждение, но босмер, отгородившись своим рангом, аки за ширмой, делал вид, будто к нему это не относится. Вот и поплатился. Простым жителям Чейдинхола было наплевать, чья он рука и в чьём подчинении. По сути, они даже этого не знали и не могли знать. И в этом нет их вины. Люди напуганы массовыми смертями, коим нет конца. Они растерянно взирают на своё правительство, что не может остановить этот бардак. Однако власть имущие постоянно отчитываются перед императором о поимке нового наркоторговца. Закрывают города для посторонних, вводят комендантский час и усиленный дозор. Но… Если бы только это на что-то влияло. Паника среди населения лишь нарастала. Вот Риндир и попался под горячую руку.

«Неужели высота так сильно могла вскружить тебе голову, Риндир?» — спрашивал себя Цицерон, сидя у постели брата. Но говорить это вслух сейчас было бессмысленно. А раньше было бы бесполезно…

Он сделал всё, что было в его силах. Но почему-то от Слышащей ответа так и не пришло. Было немного обидно, ведь именно она могла бы повлиять на произошедшее. Но в Бравиле сейчас своих проблем хватало, и отвлекаться на босмера в такое опасное время непозволительная роскошь.

Так думал Цицерон, вперив взгляд в одну точку. Что случилось, то случилось. Уже ничего нельзя было исправить. Оставалось лишь смиренно ждать.

В жилые помещения заглянул Гарнаг и, кашлянув в кулак, попытался тем самым привлечь к себе внимание. Молодой имперец растерянно обернулся и смерил вошедшего взглядом, всё ещё находясь в подавленном состоянии. Всё-таки слова Риндира сильно его задели…

— Я и вправду зануда? — спросил Цицерон у брата, уже успевшего приблизиться, и пристально посмотрел в ожидании ответа. Может Риндир прав, только сам он, Цицерон, этого понять не в силах?

— Никто не без изъяна, — пожал плечами Гарнаг. — Не береди голову… Идём, Раша хочет тебя видеть.

Молодой имперец послушно поднялся со стула и поплёлся вслед за братом в покои Уведомителя.

В помещении был привычный полумрак, но сейчас он казался каким-то особенным. Возможно, всё дело было в Гарнаге и Андронике, чьи тени чёрным полотном, сплетаясь, лежали на полу. И именно это бросилось в глаза, когда Цицерон закрыл за собой дверь. Он непроизвольно поморщился, было навязчивое предчувствие чего-то неотвратимого. Что это? Молодой имперец так и не смог понять. Это была сиюминутная вспышка, что тут же потухла. Ускользнула, оставив на душе неприятный осадок.

— Садись, — кивнул в сторону табурета Раша, до сих пор молчавший. Гарнаг и Андроника продолжали стоять у стены, что немного смутило Цицерона.

— Я лучше постою, как все…

— Сядь. Поверь, так будет лучше, — настоял на своём Раша.

Ничего не оставалось, и молодой имперец послушно опустился на предложенный табурет.

— Пришло письмо от Слышащей, и Раша уже принял решение, как поступить, — начал Уведомитель, не сводя кошачьих глаз с личного убийцы. — Посему, Цицерон, зная твоё рвение, прошу принять мой выбор. Всё серьёзно. Нам в Убежище не нужны скандалы и передряги, хватит одного Риндира. Раша ждёт твоего понимания и послушания.

Цицерон напрягся всем телом, предчувствие и вправду не подвело. Но раз Раша просит быть серьёзным, то он сосредоточенно продолжит слушать, не встревая с вопросами. Ему сейчас всё и так расскажут, и объяснят. Терпение.

— Что же, вижу, ты понял. Тогда перейдём к главному: в Бравиле погром. Жители города требуют от графа признания, что всё случившееся, его рук дело. И, конечно же, после признания должно последовать и наказание. Стражники сломали мост, ведущий к замку, и заперлись в нём, ведя глухую оборону, защищая графа с семьёй, его прислугу и приближённых. По словам моих информаторов, в Бравил за короткий срок нахлынуло немалое количество вооружённых людей. Точных цифр нет. Они вели подстрекательные работы среди населения. Откуда пришли и под кем ходят — неизвестно. Жители города слишком перевозбуждены нелепыми выдумками и ложью. Были убиты несколько богатых придворных, толпа крушит всё подряд. Вестей о пожарах пока не было, но от этого не легче. А теперь поговорим о том, что касается конкретно Тёмного Братства. Статую Счастливой Пожилой Леди разбили, склеп могут вскоре обнаружить…

— Тогда чего же мы медлим?! Нужно идти на подмогу! — не выдержал Цицерон, нетерпеливо вскочив со своего места.

— Повторяю лично для тебя в третий раз, Цицерон… Сядь! — гаркнул на молодого имперца Раша, кошачьи глаза блеснули в полутьме. Личному убийце Уведомителя пришлось послушно выполнить приказ. Во взгляде же сквозила детская обида и непонимание. — Слышащая уже покинула свою резиденцию вместе с Дж’бари, дабы защитить склеп Матери Ночи. Им в помощь я отправлю в Бравил Гарнага и Андронику, без вопросов. А ты нужен Раше здесь, — сказав это, Раша ткнул указательным пальцем в сторону Цицерона. — Наше Убежище нельзя оставлять без защиты. Надеюсь, ты понимаешь всю ответственность и не станешь мне перечить?.. Я жду от тебя полного подчинения, и никаких действий за своей спиной в данный момент не потерплю. Понял?

Уведомитель выжидательно посмотрел на личного убийцу в ожидании ответа.

— Но почему? Почему я… не достоин? Это не справедливо… Прошу, отпусти меня с ними! — голос Цицерона дрогнул, решение Раши серьёзно уязвило.

— Это приказ. Ты ведь не станешь идти поперёк? — такому доводу ничего нельзя было противопоставить. Словно бросили в чан с ледяной водой: было нестерпимо больно, всё тело оцепенело в ответ.

— Нет… — отозвался молодой имперец, кинув беспомощный взгляд на брата и сестру, всё ещё выжидательно стоявших у стены.

— Положись на нас! Мы тебя не подведём, Цицерон! — бас орка раскатом грома пронёсся по покоям Уведомителя. — Главное, не давай в обиду наше Убежище, наш дом… — последние слова были сказаны им с неподдельной теплотой, от чего улыбка непроизвольно, сама собой, появилась на лице молодого имперца. Он не мог на них сердиться, не имел права. Они также, как и он сам, обязаны подчиниться.

Дав указания, Раша отпустил Гарнага и Андронику собираться в дорогу. Цицерон же так и остался сидеть на прежнем месте, растерянный и изумлённый.

— Я отправил письмо Амузаю, где в подробном виде изложил всю ситуацию, — сообщил Уведомитель, подойдя к личному убийце. Положив лапу на его плечо, он добавил: — Про Риндира я тоже упомянул, но ответа пока не последовало.

— Где он? Чем занимается? — поинтересовался молодой имперец, потерянно уставившись в одну точку. — Или… Это не моё дело?

— Почему же? Амузай в столице. Собирает информацию и следит за обстановкой. У него очень большие связи в правительстве. Хм… Не суди о нём по его правой руке — Риндиру. И не думай, что он где-то прохлаждается. Цицерон? — Раша склонился к сидящему и посмотрел в знакомое и теперь уже такое родное лицо. — Мы на тебя рассчитываем. Не усложняй и не накручивай себя. Раша сделал этот выбор не из вредности, даже не смей так думать. Ты нужен здесь. Пойми и прими это.

— Да, — глухо отозвался Цицерон, натянуто улыбнувшись. Что он ещё мог ответить?

После, покинув покои Уведомителя и проводив брата и сестру, он записал в дневнике следующее:

«События в Бравиле достигли критической стадии. Статую Счастливой Пожилой Леди разбили, и Ализанна Дюпре покинула свою резиденцию, чтобы охранять склеп Матери Ночи, сокрытый под обломками статуи. Если склеп обнаружат, Ализанна Дюпре, разумеется, будет защищать останки Темной Матери до последнего дыхания.

Раша послал Гарнага и Андронику помочь в охране склепа. Я умолял отпустить меня с ними, но Раша отказал мне. Он сказал, что я должен оставаться здесь, на защите этого Убежища, и, конечно, я должен уважать его решение».