Улыбка милосердия под цветущей вишней (гет)

— Нам нужна свободная комната. И не беспокоить часа четыре. — Именно это сказал Саске, когда они наконец прибыли в дом Тадзуны. Он не считал нужным тратить время на пустую болтовню вроде приветствия, знакомства и просьб. Нет, слова Саске звучали именно как требование.

Встретившую их дочь Тадзуны немного покоробило такое отношение, но, тем не менее, она без лишних слов предоставила шиноби пустую комнату.

Какаши-сенсея положили на футон, и Саске выгнал всех посторонних, оставив только Сакуру. Джонина пришлось раздеть до пояса, чтобы проще было втыкать иглы. Акупунктура, в умелых руках, была лучшим из существующих методов обезболивания, контроля состояния, усыпления и прочего.

— А сенсей довольно красив, — произнесла Сакура, глядя на безмятежное лицо спящего Какаши. Его не портил даже проходящий через глазницу шрам.

Саске, сам не понимая почему, почувствовал недовольство и уставился на лицо Хатаке, пытаясь найти то, из-за чего Сакура расщедрилась на комплимент.

Светлая кожа, не видавшая загара, но не болезненно бледная. Чёткие скулы и немного тонкие губы, но идеальный овал лица с чертами, которые можно назвать даже изящными. Прямой нос и высокий лоб, на который падали пепельные пряди. И родинка под губой слева.

Саске не мог отрицать: Какаши Хатаке действительно был красив, не уступая в этом даже Учихам. Удивительно, как с такими данными он до сих пор оставался одиноким холостяком. Тем более, Саске знал точно, он слыл завидным женихом, и треть молодых ирьенинов из госпиталя мечтала выйти за него замуж.

Причину этого знания Учиха предпочитал не вспоминать. Традиционно в ирьенины шли куноичи, поэтому госпиталь Конохи был самым "женским" учреждением в деревне шиноби. Соответственно, именно в госпитале можно было узнать все слухи. Ведь больше всего любят сплетничать женщины и медики, а когда это два в одном, впору постоянно носить беруши. Саске старался не вслушиваться в девичий щебет, но волей-неволей все равно оказывался осведомлен насчет свежих "новостей". Например, о зарождающемся романе между Сарутоби Асумой и Юхи Куренай, о великой попойке старшего поколения Ино-Шика-Чо, после которого пришлось восстанавливать ресторанчик и лечить Шикаку Нара. О тяжёлой руке Нара Йошино ходило слухов не меньше, чем о вздорном нраве главы клана собачников, Инудзука Тсуме.

Будь Саске менее молчаливым, Сакуре и Наруто приходилось бы каждый вечер выслушивать его жалобы. Саске реально достало целый день слышать кто с кем переспал, кто кого бросил и кто от кого залетел. Практика в госпитале была настоящим испытанием для неподготовленной мужской психики, и неблагодарные сбегающие пациенты были меньшим из зол. Саске даже подозревал, что они убегают из-за медиков-женщин.

Как бы то ни было, практика в госпитале действительно помогла Саске продвинуться на стезе ирьенина. Пусть обучали его без всякой системы, но он набрался опыта и стал прекрасным специалистом. Возможно даже, одним из лучших, ведь он научился лечить проблемы кейракукей, а раньше этим славилась только Цунадэ.

Теперь, когда работа была настолько тонкой, акупунктура была за Сакурой. Сенсей стал похож на ежа, в нём оказалось не меньше сорока длинных серебряных игл. Под взглядом Сакуры они мерно засияли белым, разгоняя чакру Какаши и заставляя её циркулировать в определенном темпе, не медленном, но и не слишком быстром.

Саске активированным шаринганом просмотрел всю кейракукей сенсея, удовлетворился увиденным и сосредоточился на клубке каналов возле самого шарингана. Именно клубке: Саске не знал как так вышло, но каналы срослись между собой и спутались. Чего-то не хватало, а что-то было лишним. И Саске предстояла работа, схожая со сложнейшей хирургической операцией.

Он обхватил голову сенсея ладонями, положив её на собственные колени для удобства. Его руки охватила зелёная медицинская чакра, но ненадолго: спустя каких-то пять секунд она сменила оттенок на цвет морской волны, потом — на бирюзовый, и в конце концов засияла мистическим голубым. Этот цвет совершенно не был похож на оттенок небес. Скорее, именно так выглядели путеводные огни в царстве призраков.

Эта чакра была намного чище, чем медицинская, и гораздо концентрированней, настолько, что чакрой можно было работать с кейракукей: уничтожать каналы и выращивать их. Теоретически можно было даже тенкецу "починить", но как — Саске не представлял. К счастью, возле клубка, который ему предстояло распутать, врат чакры не было.

Перед внутренним взором Саске стояла точная картинка правильного расположения каналов. Нельзя было скопировать положение каналов, ведущих к правому глазу Хатаке: рядом с шаринганом этих энергетических сосудов было в разы больше. Додзюцу само исполняло роль тенкецу, и, будучи пересаженным не Учихе, проращивало дополнительные каналы в чужой кейракукей. Шаринган на самом деле удивителен, но это только лишь глаз, он не обладал разумом. Ветви посаженного дерева будут расти хаотично, и крона не примет нужную форму, если не обрезать лишнее. То же самое и с додзюцу. Если с имплантированным шаринганом пустить все на самотек, получится такой вот клубок не пойми чего. Такова была теория Саске, косвенно подтверждённая медицинскими знаниями и собственным чутьем носителя додзюцу. И сейчас этой теории могло появиться живое подтверждение. Конечно, некоторый риск оставался, но хуже Саске точно бы не сделал: после последней миссии Хатаке его клубок каналов совсем запутался, и непонятно было, как шаринган до сих пор не погас с такими кривыми сосудами, питающими его.

Клубок был весьма плотный, Саске приходилось всматриваться в него до рези в глазах, чтобы различить детали. Один кусочек срезать, другой — оставить, к третьему микроскопическому каналу кусочек прирастить, ибо он должен быть длиннее... Кропотливая работа без шанса на ошибку. Задев не то, пришлось бы исправлять все снова, начиная минимум с середины проделанной работы. В худшем случае — вообще выращивать все заново, а это уже очень и очень плохо. Могло статься так, что шаринган потерял бы часть сил. К тому же свежие каналы были весьма хрупкими, Саске сомневался, что их несознательный сенсей сможет медленно и аккуратно развивать их. Это ведь почти то же самое, что заново учиться ходить. Или попасть в тело новорожденного. Сенсей в этой ситуации попытался бы встать на ноги сразу и непременно бы упал, разбив себе нос, потому что младенческое тело слишком слабое для ходьбы.

К концу Саске устал настолько, что кровь набатом стучала в висках. Чистую чакру было сложно контролировать, и внимание Саске сосредоточилось только на сияющих линиях кейракукей. Если бы не Сакура, следящая за состоянием сенсея, браться за операцию не было бы смысла. Сакура принудительно удерживала сенсея в бессознательном состоянии и своей акупунктурной техникой прерывала ток чакры возле каналов, над которыми трудился Саске. Боль от проращивания новых каналов была адская. Каналы кейракукей — часть духовного тела. Если физическое тело можно обезболить наркотиками, то духовную боль приходится терпеть в полном объёме. Такое называют ещё фантомными болями: видимых ран нет, но болит все равно. Сейчас сенсей испытывал то же, как если бы его резали живьём. Поэтому было важно, чтобы его разум спал. Но даже без сознания и парализованный иглами, Какаши реагировал на боль: его чакра бунтовала против вторжения в кейракукей, и если бы не контролирующая техника Сакуры, для Учихи попытка исцеления могла закончиться плохо. У сенсея был исключительно глупый параноидальный организм. По авторитетному мнению Саске, точно такой же, как и разум Хатаке Какаши, просто идеальное совпадение сознания и подсознания.

Саске завершил операцию, но отключить шаринган все ещё не имел права, хотя глаза жгло нещадно. Сакура понятливо направила чакру сенсея к свежим каналам. Сначала чуть-чуть, давая привыкнуть, потом медленно увеличивая поток. Родная чакра Хатаке делала новые каналы крепче и эластичнее. Только когда Сакура была уверена, что исцеленная часть кейракукей выдержит напор энергии, она восстановила нормальную циркуляцию чакры и отменила свою технику, достав все серебряные иглы и отдав их Саске.

Операция не заняла много времени, продлившись чуть больше получаса, но самопровозглашённая пара последователей Цунадэ ужасно устала. В глазах Саске от напряжения полопались капилляры, белок стал полностью красным. И у Учихи даже не было энергии для простой мистической руки — все ушло на любимого, будь он трижды проклят, сенсея. То же было и с Сакурой: она устала не меньше, контролируя технику игл. Её божественная сущность не давала особых привилегий, и чакра тратилась как у обычного шиноби, правда, было её как у джонина. После обретения сущности лисы её тренировки стали приносить ощутимо меньше пользы. Но Сакура не отчаивалась, она точно могла найти способ переходить на новые уровни сил. С опытом жизни Бай Ху не найти новый путь самосовершенствования было бы настоящим позором.

Саске, словно дух-инфернал, загробным голосом оповестил Наруто, что с сенсеем все в порядке и надо приготовить ему питательный бульон к вечеру. И желательно так полюбившийся Наруто чай из листьев шиповника святой крови для самого Саске. Вообще в этот напиток входило ещё пять трав, но шиповник был главным ингредиентом. А чего у Наруто было не отнять, так это умения заваривать травы. Его "чай", который впору было называть жидкой чакрой, по свойствам не уступал готовке Сакуры. После столь утомительной работы и полного опустошения резерва Саске это было необходимо, чтобы полностью восстановиться к утру.

— Держи, теме. Немного холодный, но ничуть не хуже свежего. — Наруто протянул Саске термос своего чудодейственного чая, загодя заготовленного еще дома. Саске благодарно ему кивнул и снова закрылся в комнате с сенсеем, буркнув напоследок, чтобы его не беспокоили до вечера.

Глаза Наруто довольно сверкнули. Соперник за внимание Сакуры самоустранился, и грех этим не воспользоваться. Наруто уже начертил защитные символы на стенах дома Тадзуны, превратив его в настоящую крепость. Можно было не бояться непрошенных гостей, тем более Саске остаётся здесь. Даже уставший, он сможет защитить заказчика от нападающих, если они каким-то чудом прорвутся через барьеры Узумаки. Условия были идеальны, чтобы немного побыть наедине с Сакурой, как в беззаботном детстве.

Наруто обернулся к уставшей девушке и посмотрел на нее большими, влажными глазами молодого олененка.

— Давай поищем место для медитаций, Сакура-чан. — Взгляд Наруто просил, умолял и безошибочно проникал в самое сердце. Сакура просто не могла отказать Наруто, когда он смотрел на неё так. Наруто прекрасно знал, что щенячьи глазки в его исполнении безотказно действуют на Сакуру, и беззастенчиво этим пользовался.

— Хорошо, Наруто-кун. — Мягко улыбнулась Сакура и пригладила свои растрепавшиеся волосы. — Захвати заодно корзинку, пока мы шли, я видела лекарственные травы. Неплохо было бы собрать немного. — На самом деле Сакура не видела сами травы, лишь ощущала их горьковатый запах. Но коль уж она собралась погулять с другом, грех не воспользоваться возможностью пополнить запасы. Присматривая за двумя детьми, Сакура стала весьма прагматичной.

Стоило двум шиноби отдалиться от дома Тадзуны, как Сакура обратилась в лисью форму. Так энергия восстанавливалась быстрее, хотя терялась возможность отвечать Наруто. Но Узумаки не напрягало ведение одностороннего диалога, тем более, когда дело касалось обожаемой Сакуры-чан, её ответы он мог даже предсказывать.

— А в этой форме ты совсем не растёшь, Сакура-чан. Может, ты навсегда останешься маленьким лисенком? Вообще, для меня это было бы неплохо, но для тебя может быть неудобно. — Сказал Наруто, неожиданно подхватив Сакуру на руки.

Наруто озвучивал очевидные факты. В форме лисы Сакура действительно не росла и была больше похожа на меховой шарик. Если в человеческом виде в ней уже угадывалась изящная молодая девушка, то в форме лисы она все еще была детёнышем и казалась немного неуклюжей, но невероятно милой. Но её эта ситуация вообще не напрягала, Сакура не собиралась использовать лисью форму для важных дел. Её вполне устраивала роль питомца, которой она прикрывалась, если ей хотелось погулять на четырёх лапах.

Сакура дернулась в руках джинчурики в попытке вырваться, но Узумаки лишь сильнее прижал её к себе с лицом честнейшего из хитрецов. Огромные зелёные глаза с овальными зрачками укоризненно посмотрели на него, и Наруто смутился.

— Можно, я понесу тебя, Сакура-чан? Ты такая мягкая и пушистая, что руки сами к тебе лезут.

Лисья мордочка нахмурилась, и Наруто поспешил сделать свои небесные глаза ещё честнее.

— Ты можешь показывать мне дорогу к тем травам. Сакура-чан, я же видел, что ты устала, тебе не нужно ходить самостоятельно. Мне в радость носить тебя на руках.

Сакура вздохнула и удобнее устроилась в крепких мальчишеских объятиях. Как она могла отказать, когда её друг просил такую малость столь умоляющим тоном?

Наруто действительно понимал Сакуру с полувзгляда, её лёгкие кивки головой были для него чёткими указаниями, куда следует идти.

Лес в Стране Волн не слишком отличался от лесов Страны Огня. Те же деревья, разве что чуть ниже, знакомые травы и кусты. Но здесь, как ни странно, в изобилии были травы, которые довольно редко встречались на континенте в диком виде. Например, голубая полынь, основной компонент многих противоядий. Именно её запах почувствовала Сакура.

Одна полянка густо заросла именно этим растением. Горьковатый пряный запах на ней был настолько концентрированным, что Наруто чихнул.

— Ого, как много... Это же сколько денег можно заработать на одной лишь продаже! — В глазах Наруто замелькали нолики круглой суммы. — Не меньше трёхсот тысяч рё, а если постараться, можно и на пару миллионов собрать!

Сакура фыркнула. Энтузиазм Наруто был похвален, но вряд ли бы им единомоментно выплатили всю сумму. К тому же голубая полынь не была чересчур редкой и имела невысокую цену. На изготовленных из неё веществах можно было заработать несоизмеримо больше, но конкурировать с Акимичи, которые несколько лет были их работодателями, не хотелось.

Наруто наконец отпустил Сакуру и принялся за сбор трав, не переставая болтать. С виду и не скажешь, но Наруто любил деньги. Даже больше процесс их добывания, чем сами хрустящие купюры. Сакура, конечно, приняла на себя роль их финансиста и обеспечивала быт седьмой команды, но иногда она увлекалась экспериментами. Причём не важно какими: кулинарными или алхимическими. В порыве вдохновения она совсем не следила за бюджетом, могла потратить гораздо больше запланированного и забывала этот бюджет пополнять. Поэтому забота о деньгах в последние полтора года висела на Наруто, ведь Саске от Сакуры не слишком отличался, а в локальной экономике команды номер семь был полным профаном. Наруто сам разбирался с контрактами Акимичи, Сакура помогала ему лишь изредка, под хенге продавал шкуры убитых зверей гражданскому мастеру-кожевнику, иногда помогал знакомой старушке-булочнице с тяжёлой работой, за что неизменно получал деньги. В районе рядом с кварталом Учиха к Наруто относились куда лучше, чем во всей остальной Конохе, и знали его как хорошего парня, всегда готового помочь за звонкую монету. Наруто научился строить дома, ухаживать за кроликами, колоть дрова и даже чинить электрические чайники.

Сейчас, при виде такого растительного богатства, внутренний бизнесмен Наруто разошёлся не на шутку, и Узумаки выдавал "гениальные" идеи обогащения одну за другой.

— Давай заведем кроликов, Сакура-чан! Они такие все пушистые, быстро растут и размножаются. А ещё очень вкусные. — При воспоминании о приготовленном Сакурой кроличьем мясе во рту Наруто скопилась слюна. — Или нет, лучше откроем кондитерскую! Твои моти гораздо вкуснее, чем сладости из ресторана данго, мы сразу станем популярными! Назовём кондитерскую "Оранжевая сакура", мне нравится оранжевый цвет, а "сакура" — потому что ты будешь главным поваром. — Внезапно Наруто весь засветился от пришедшей ему в голову идеи. — Открою оружейную лавку и буду продавать там боевые сковородки! Великая Сковорода Узумаки, звучит, а?

Тут широкий рукав плаща Наруто затрепетал, вспух, будто что-то ломилось сквозь ткань, и наконец на свет вылезла та самая Великая Сковородка Узумаки. Теперь вид её мог казаться приличней: сияющие энергией линии поблекли, матово-чёрные чугунные бока поглощали весь падающий на них свет, делая сковородку похожей на миниатюрную чёрную дыру и говоря о качестве металла. Вот только вела себя сковорода совсем не так, как положено правильной посуде: её ручка изогнулась вверх и виляла из стороны в сторону, как хвост радостного щенка, а сама она как тот же щенок ластилась к Наруто. Когда на боку сковороды появился рот и прозрачный голубоватый язык из чакры лизнул руку Наруто, глаза Сакуры стали больше её лисьих ушей. Наруто от неё не сильно отставал.

Сакура мгновенно перекинулась в человеческую форму, чтобы задать Наруто очень волнующий вопрос:

— Что ты на ней начертил, Наруто-кун?

Наруто пришлось приложить много усилий, чтобы заставить сковородку, так и норовящую облизать его с ног до головы, стать неподвижной. Наконец, неправильная посуда угомонилась в его руках и линии печатей проявились чётче.

— Так... Это укрепление, здесь пластичность... Поглощение... Высвобождение... А это уже не фуин, больше похоже на символы онмеджи... Форма... Одушевление? Что?! — Сковородка выпала из рук Наруто и снова стала виться вокруг него. Сам джинчурики совершенно ошалелым взглядом уставился на Сакуру, которая уже успокоилась и снова была невозмутима. — Я не понимаю, как это работает... — Протянул он удивлённо-расстроенно.

— Судя по всему, ты создал что-то похожее на Самехаду, Наруто-кун. Самехада — живой меч, а у тебя живая сковорода.

Наруто совершенно другим взглядом посмотрел на сковороду. О, этот взгляд в своё время породил несколько кошмаров у Йошинори-сана, научил лиану-кровопийцу закапываться в землю и страшно умилял призрака Акихиро. Это был тот самый семейный взгляд Узумаки, взгляд исследователя, который нашёл интересный объект для изучения.

Сковородка под этим взглядом задрожала и быстро юркнула обратно в рукав, самостоятельно запечатавшись в знак пространственной фуин.

— Судя по поведению, моя сковородка круче какого-то меча Тумана. Или как минимум умнее. — Наруто тряхнул рукой, пытаясь таким способом вытащить сковородку, но она упиралась и игнорировала все попытки распечатать её.

Тихий смех разнесся по поляне, заставляя научный энтузиазм Наруто утихнуть. Он был таким забавным в этот момент, что Сакура не удержалась.

— Вообще-то это моя сковорода, Наруто-кун, — Узумаки смущённо взъерошил затылок, опустив глаза вниз. — Пойдём, ты уже собрал достаточно трав на сегодня. А с "Великой Сковородой Узумаки" разберешься дома, в лаборатории.

— Да, Сакура-чан! — Ослепительно улыбнулся Наруто.

Пока они возвращались, с лица Наруто не сходило мечтательное выражение. Вот Саске-теме обзавидуется! У него-то такой сковороды никогда не будет. Эксклюзивный артефакт, да.

У самого порога дома Тадзуны в Наруто врезался мальчишка, резко выскочивший из-за двери. От удара с его головы слетела панамка.

— Вы все умрете! Гато придёт и убьёт вас, как и других! — Выкрикнув это, мальчишка убежал с бегущими по щекам ручьями слёз.

— Чего это с ним? — Удивлённо пробормотал Наруто. Заметив Саске, вышедшего на порог с термосом чая, в голове Наруто возникла картина произошедшего. — Теме, что ты ему такого сказал?

— Правду. — Лаконично ответил Саске.

Тадзуна вышел почти одновременно с Саске, и, видя недоумение на лице джинчурики, поспешил объяснить:

— Понимаете, мой внук Инари... Он в последнее время немного не в себе из-за Гато. Он сказал Саске-сану, что ваш приход сюда совершенно бесполезен, и лучше вам уходить, пока Гато не явился по ваши души. На что Саске-сан ответил, что ему плевать на этого Гато, и Инари расстроился. — На самом деле раздражённый из-за рези в глазах и уставший Саске высказался куда длиннее и неприличнее, но архитектор, после пощечин ирьенина ставший очень вежливым, отцензурил всю речь Учихи, убрав оттуда описания, где достопочтенный наследник великого клана видел Гато и в какой компании, и где в этой компании было место самого Инари.

— А... Ну верно сказал, вообще-то. Но с детьми надо помягче, теме.

— Тебя не спросил, величайшая нянька Конохи. — Фыркнул Учиха.

— Не нужно ссориться, пойдёмте лучше обедать. Я чувствую запах вкусной пищи, — изящно урегулировала конфликт Сакура.

Парни ковырялись в еде без энтузиазма. Просто рис и жареная рыба без всяких приправ и специй. Избалованные готовкой Сакуры, они ели это лишь из вежливости, чтобы не обижать Цунами, дочь архитектора.

— Почему на той фотографии оторван угол? Там должен быть ещё человек, верно? — Спросил Наруто, указывая на висящее на стене фото в рамке.

— Да. Там был мой муж, Кайза. — Ответила Цунами.

— Он был героем. На самом деле Кайза не родной отец Инари, он пришёл в нашу семью позже. Но Инари сильно его полюбил. Кайза был очень храбрым, однажды он спас нашу деревню от потопа. Он принёс счастье в нашу семью. — Тадзуна замолчал, и две слезинки разбились о деревянную поверхность стола.

— Что произошло с ним? — Тихо спросил Наруто.

— Гато убил его, как и всех остальных, кто сопротивлялся. Кайзу распяли на столбе и отрубили ему руки и ноги. Инари все это видел.

— Поэтому он такой неуравновешенный. — Равнодушно произнёс Саске.

— Как ты можешь быть таким черствым?! — Воскликнул Наруто.

— Он слабак. У него есть семья, а этот мальчишка ведёт себя по-свински, переживая о мертвеце больше, чем о живых. — Пожал плечами Учиха.

— Он всего лишь ребёнок, Саске-кун. Не стоит мерить его по себе.

Саске долго всматривался в понимающие глаза Сакуры, ведя безмолвный диалог с ней и с самим собой. Доказывая свою правоту и видя в зелёной глубине её опровержение.

— Я действительно немного погорячился. — Признал наконец Саске.

Сразу после его слов раздался дробный стук быстрых шагов по лестнице.

— Инари вернулся. Пойду, поговорю с ним. — Цунами встала из-за стола. За ней ушёл Саске, отговорившись проверкой состояния сенсея, потом Сакура и Наруто отправились перебирать голубую полынь и раскладывать её для просушки.

На кухне остался только Тадзуна. Он, как и шиноби, едва ли съел половину своей порции. Старый архитектор задумчиво смотрел на фотографию с оторванным углом и предавался горькой печали. Именно эту печаль он старался заглушить алкоголем по дороге в Коноху и на обратном пути. Кайза заменил ему сына, и Тадзуна чувствовал себя так, будто потерял родное дитя.

Гато на самом деле был ужасен. У Тадзуны ещё оставалась смелость выходить на стройку, препятствуя диктатуре этого магната, но она была болезненная, отчаянная. Шиноби Конохи были словно луч надежды, и Тадзуна молился о них всем известным ему богам, чтобы они помогли избавиться от Гато. Это было продиктовано не беспокойством гражданина о своей стране. Нет, Тадзуна в большей степени желал мести. За разруху, за голод, за своего почти сына Кайзу. Простое человеческое желание отплатить по счетам. Тадзуна совсем не придерживался принципа "насилие порождает новое насилие", и его можно было понять.