Пять в одном (джен)

1998 год

Когда Северус понял, к чему ведёт Лорд, было уже слишком поздно. О том, чтобы сбежать, не возникло и мысли – слишком глупо и невозможно. Оставалось стоять, продолжая играть – и играть безупречно! – свою роль, в глубине души надеясь, что всё обойдется, что и в этот раз он ловко выпутается из пальцев смерти, так долго поджидавшей его.

Но чем дольше говорил Лорд, тем быстрее угасала надежда. В конце концов её не осталось.

Страха смерти не было, но Северус с близким к ужасу отчаянием думал о том, что он так и не выполнил свой долг до конца. Он не сдержал обещания, данного Альбусу.

Он не рассказал Поттеру, что тот должен умереть.

Должен добровольно пасть от руки Лорда, исполнив отведенную ему роль свиньи на убой. Может, оно и к лучшему. Может, Поттер и без этого выпутается, без этого спасет всех. Мысль наивная и глупая, но... Но, черт подери, это же Поттер! Нет на свете более невыносимого и более удачливого поганца, для которого бегать от смерти и спасать людей – вторая натура.

Следом был короткий приказ на змеином, Нагайна, прыгнувшая на него, жгучая боль и уже близкое ощущение смерти. Он смирился.

А потом внезапно появился он, Поттер (разумеется, с двумя оруженосцами за спиной), и удивляться Северус не стал. Ему едва хватило сил передать воспоминания и в последний раз посмотреть в единственные глаза, которые были для него важны.

Всё последующее, что видел, чувствовал и слышал Северус, было ускользающим, как очень длинный сон. Этот сон тянулся, кажется, целую вечность, но в итоге он закончился.

Северус летел за ярким лучом света по белому туннелю, когда услышал чей-то голос. Он не мог понять, чей он и что говорит, но его резко выдернуло из туннеля. Через мгновение и туннель, и свет исчезли.

* * *

Ощущения были странными. Северус открыл глаза и огляделся: не темно, не светло, не жарко и не холодно. Однако слово «никак» не подходило под описание этого места, потому что кое-каким оно все-таки было: наполненным. Какими-то обрывками, картинами, образами, чувствами, которые словно летали повсюду.

Это было почти как читать мысли другого человека – хотя сам Северус ненавидел такую формулировку – только глубже, объёмнее. И это намного сильнее сбивало с толку.

Северус попытался пошевелиться, но его материальная часть уже не существовала, отпала за ненадобностью. В этом странном месте не было верха и низа, стен и каких-либо ограничений, воздуха и материальных вещей, тут нельзя было стоять, сидеть, лежать, двигаться, можно было просто быть. А еще, как выяснилось, когда появился Том, взрослый Поттер и Альбус, можно было говорить и даже видеть — правда по-другому, не как в обыкновенной реальности.

Северус держал себя в руках, но ему пугающе сильно хотелось закатить истерику. Он находился в голове десятилетнего Гарри Поттера, а компания, с которой он оказался тут, была способна свести его с ума. Это не те люди, которым стоило собираться вместе.

Альбус – человек, которого он ненавидел, бесконечно уважал и который многие годы был его наставником и другом.

Гарри Поттер – человек, которого он презирал и ненавидел всей душой, защите которого посвятил свою жизнь и за которого в итоге умер.

Том Реддл – тот, кого он даже не мог назвать человеком, кем так сильно восхищался в юности. Тот, обжигающую ненависть к которому он скрывал так долго, что уже не был уверен, существует ли эта ненависть до сих пор.

Более нелепой ситуации вообразить было нельзя.

Когда волшебники договорились о том, как они будут себя вести, Альбус обратился к Северусу – так, чтобы их больше никто не услышал:

– Если ты захочешь, мой мальчик, если постараешься смотреть вглубь, ты откроешь в юном Гарри много интересного. Он удивит тебя, в этом я не сомневаюсь.

– Любого Поттера я знаю достаточно хорошо, чтобы он мог удивить меня даже своей глупостью, – высокомерно ответил Северус и ушёл.

Просто ушёл, даже не успев задуматься об этом. Лишь бы не слышать бесконечных вопросов Поттера, отвратительно-жизнерадостного тона Альбуса и пустых угроз Темного Лорда, выглядевшего почему-то как подросток.

Побывав в самых далёких уголках этого странного места, Северус натыкался на различные воспоминания и мысли, но те были слишком обрывочными, чтобы понять их.

Однако чувства – не конкретные воспоминания – были понятными: обречённость, одиночество, жажда тепла, света и справедливости, горькая обида.

Северус вернулся к остальным волшебникам, не желая копаться в этих эмоциях.

Они были знакомы ему слишком хорошо.

* * *

Северус был в замешательстве, которое изо всех сил скрывал. Он всегда следовал логике, разуму, он всегда знал, чего и от кого ожидать. Однажды решив, кто есть кто, он всегда был уверен в своих суждениях.

Теперь Северус не был уверен ни в чем.

Поттер, в голове которого он находился, оказался настолько непохожим на своего отца, насколько это было возможно. Ни уверенности, ни жестокости, только затравленность, убежденность в своей никчемности и ворох горьких воспоминаний, где с ним несправедливо обращались.

Точнее, это он использовал слово «несправедливо», Северус же определил поведение маггловских родственников Поттера как гнусное, жесткое, мерзкое и заслуживающее мести.

Свои мысли он, впрочем, держал при себе, считая свое поведение глупой сентиментальностью. Да еще и понимающий взгляд Альбуса, взгляд, в котором плескались смешинки, выводил из себя.

Старик, – думал Северус, возмущенно фыркая, – решил, будто несколько сцен, где с Поттером гнусно обращаются, изменят мое отношение к мелкому паршивцу.

Но чем больше Северус копался в голове Поттера, тем больше он ненавидел Дурслей. Как Дамблдор мог допустить, чтобы Мальчика, Который Выжил... да вообще любого мальчика воспитывали в таких условиях? Как можно было отдавать кого бы то ни было таким монстрам?

– Если бы я знал, насколько ужасны эти люди… – сокрушенно вздохнул Дамблдор.

Скрывать свои мысли в таком месте было сложно.

– Не разыгрывайте тут комедию, – выплюнул Северус. – Вы не могли не знать!

– Мог не знать, если захотел не знать, – тихо сказал Дамблдор, и вся его веселость, не пропадавшая ни на секунду, испарилась, показывая жалкого старика, снедаемого собственной безграничной совестью.

Северус ничего не ответил. Добивать Альбуса он не мог, тот и так был слишком сильно побит самим собой, но и оправдывать не мог тоже.

Помимо Поттера, был ещё кое-то, кто беспокоил его. Том. Дамблдор объяснил, что Том – это тот самый Волдеморт, которого Поттер уничтожил в битве за Хогвартс. Со всей его ненавистью, злобой, бесчеловечностью, со всеми кусками разорванной души, так и не склеенной.

Том бросался злыми репликами, а порой, отойдя подальше ото всех, раздумывал, как ему выбраться и вновь захватить мир. Он изучил голову Поттера досконально, и его совершенно не трогали воспоминания мальчика, живущего в такой обстановке. Он по-прежнему оставался бесчеловечным монстром.

И всё же он не был привычным Темным Лордом. Временами Северус замечал его скрюченную в позе эмбриона фигуру, сидевшую в стороне ото всех. И его взгляд.

Взгляд того, кто понимал, что является обладателем разорванной, искорёженной души.

– Он пробыл за чертой дольше нас всех, – сказал Дамблдор, заметив удивление и непонимание Северуса. Шуршащий голос бывшего директора был полон печали. – Я видел его там однажды, когда встречал Гарри на вокзале Кинг-Кросс.

– И что вы увидели? – спросил Северус.

– Важнее то, что мы видим сейчас, мой мальчик, – мудро ответил Дамблдор. – Того, кто помнит, что чувствовал и осознал там. Но едва ли этого хватит, чтобы... Впрочем, мне хотелось бы ошибаться.

* * *

Северус думал, что обучение Поттера Зельям будет пыткой. Поттер и Зелья – понятия, по его мнению, совершенно несовместимые. Легче было представить себе Хагрида, ставшего премьер-министром.

Но после первого занятия Северус в очередной раз понял, что уже ни в чём не может быть уверен. Он чувствовал энтузиазм и заинтересованность Поттера, желание получить как можно больше информации, жажду знаний и готовность их проявить. Готовность доказать, что он способен на многое.

Это стало приятным открытием. Намного более приятным, чем Северус признавал.

Когда Гарри... Когда Поттер задал вопрос о родителях, Северус растерялся. Он уже был готов поведать об отце-засранце, о том, какой сволочью тот был, что вытворял в школе. Готов был рассказать о Лили – то, что сумел бы выговорить. Например, что она любила Зелья и была чертовски в них хороша, что была сказочно доброй и очень умной. Готов был рассказать, какой цвет любила, какие книги читала и как она это делала...

Готов был, да не рассказал. Северус ощущал всю пронзительную, осторожную нежность, с какой Гарри думал о родителях, которых совсем не знал. Рассказать ему что-то плохое об отце значило разбить... что-то там, Северус не был уверен, что. Но поступить так он не смог. А говорить что-то о Лили тоже не стоило, хотя о ней он мог сказать только хорошее. Просто это породило бы много вопросов и непонятно, к чему привело бы.

– Сильными волшебниками. Храбрыми, – ограничился Северус коротким ответом.

– Тётя и дядя, – сказал ему Поттер, – говорили о них мало, да и то только плохое.

Северус сжал зубы. Об этом воспоминаний он не находил. Не предупреждая Поттера, он отправился на поиски, ища любые моменты из прошлого, где Дурсли говорят о Джеймсе и Лили.

– Твои родители были никчемными алкоголиками! – рявкает Петуния, поджимая губы. – И прекрати лезть ко мне со своими вопросами!

Северус вынырнул из воспоминаний и вернулся к Поттеру. Около минуты он молчал, пытаясь успокоиться. В груди клокотал гнев, глаза застелила мутная пелена. Всё несуществующее тело жаждало отомстить этим тупым, жалким, мерзким тварям, посмевшим коснуться своими грязными языками той, чьих пальцев не стоили.

Даже оскорбления в сторону Джеймса не обратило их в его союзников. Северусу хватило мужества признать, что ни безработным, ни уголовником, ни алкоголиком, ни даже тупым Поттер-старший не был.

Для себя Северус уже решил, что Дурсли ещё сполна получат за всю свою ложь, за все свои действия. А пока стоило успокоиться и закончить разговор с Поттером, чтобы тот наконец лёг спать.

– Это доказывает, что моя нелюбовь к Зельеварению – полностью ваша вина, – сказал Ри с улыбкой, когда Поттер заснул.

Чёрт бы побрал эти клички, но Северус уже привык. К тому же он не хотел забыться однажды и назвать при Поттере настоящие имена тех, кто сидит в его голове.

– Я понимаю твоё желание свалить на меня ответственность за свою глупость и неспособность к моему предмету, – холодно ответил Северус.

– Это вы с первого урока отбили у меня желание заниматься Зельеварением!

– У тебя этого желание отродясь не было! – возмутился Северус. – Пришёл на урок, решивший, что, раз ты звезда всей школы, тебе всё позволено!

Ри грустно хмыкнул и покачал головой.

– Вы всегда видели только то, что хотели видеть. Ни разу так и не захотели взглянуть дальше своего носа.

Северус прищурился и открыл рот, чтобы излить на Ри желчь и высказать всё, что он думает о нём... Но тот внезапно продолжил:

– А вообще, я ведь подошел к вам, чтобы извиниться. И поблагодарить.

Северус замер.

– И пусть я считаю, что вы сами виноваты в моем к вам отношении и в том, кем я вас считал раньше, но я понимаю, почему вы... Почему всё так сложилась у нас. Я тоже судил предвзято. И я не могу выразить, – Ри нервно откашлялся, – как мне жаль. И как я благодарен за всё то, что вы сделали для меня. Для мамы. Без вас не было бы нашей победы.

Сказать, что Северус этого не ожидал, значило бы не сказать ничего.

– Это лишнее, – сухо ответил он, стараясь говорить ровным тоном.

Ри закатил глаза.

– Вам всего-то нужно было сказать «пожалуйста» и «извинения приняты». Это же несложно! Попробуйте. По-жа-луй-ста… Повторяйте за мной. По...

Северус испуганно чертыхнулся и поспешил сбежать от Ри. Тот, однако, отставать не хотел и бросил вдогонку:

– Профессор, я же не рассказал самое интересное! Мой второй сын! Его зовут Альбус Северус!

– О, мальчик мой, это так мило с твоей стороны! – раздался умилённый голос Дамблдора. – Северус, куда ты? Неужели тебе не интересно узнать поподробнее? Северус!

Но Северус был уже далеко.

Убегая, он благодарил судьбу за то, что в число Слизеринских добродетелей не входит храбрость.