Крыса (гет)

Джеку казалось, он грезит наяву. Это ощущение не оставляло его с тех пор, как он оправился после тифа: острое, отчаянное счастье. Ему говорили, это пройдет, но зачем бы? После этой тошнотворной мясорубки каждый новый день казался подарком. Как когда-то в юности, до "Титаника". До гибели Розы и Фабри. И кажется, с того самого момента не бывало на душе так легко.

Смерть долго висела над головой. Джек отправился на фронт санитаром, а не солдатом, но насмотрелся достаточно. В Аргонском лесу убитые и раненые валялись грудами среди обугленных стволов. Случалось, по своим била артиллерия. Пропитанная кровью земля, кровь без конца. И грохот.

Потом были и газовые атаки. Майк, молоденький солдат, с которым Джек успел подружиться, однажды не успел надеть противогаз. Многие не успевали.

Он помогал в ампутациях, видел, как от ран слепли, как сходили с ума. На учениях, до отправки на фронт, Джек думал, что будет рисовать происходящее, чтобы люди узнали о войне правду. Но он не сделал ни одного рисунка — и не только потому, что времени не оставалось. Не нужно, чтобы такое видели люди.

Джеку постоянно писали Антония, Джонни и Фрэнки. Он не мог не улыбаться, читая, что где-то продолжается обычная, мирная жизнь: Джонни влюбился в дочку новых соседей, Мэри осваивает математику, а Мэй полюбила танцевать. Антония как-то упомянула, что видела на улице Кэрри. Та прекрасно выглядела и шла в компании, видимо, других актеров. Джек после разрыва сказал друзьям, что они с Кэрри расстались из-за его измены, и Антония потом долго ворчала, что могла бы их помирить, да кое-кто гордый не хочет. Ну что ж, пусть Кэрри идет своим путем. Джек долго мог думать о ней только с болью и отвращением к ней и к себе одновременно, но теперь, кажется, все прошло.

Фрэнки просто рассказывала, что у нее на душе, что она прочла, о чем подумала. Они с Джеком будто бы вели простой разговор, пусть их и разделял океан. Она делилась мечтами о том, что однажды будет жить, как все женщины — с мужем, которому сможет стать верным другом, с детьми. Джек начинал чувствовать, что однажды- может, скоро — потянется к тому же.

Она волновалась за брата, замечала, что Ник, судя по письмам, сильно изменился. Это и немудрено: Джек тоже боялся, что война сломает парнишку. Впрочем, Ник вернулся с фронта гораздо раньше. А Фрэнки стала беспокоить уже мать, работавшая больничной сиделкой.

Из писем Джек узнал о новой напасти, которая сначала появилась в Штатах, а потом добралась и до Европы — будто там мало народу полегло во время войны. Оставалось только надеяться, что смертельная болезнь обойдет стороной Фрэнки и Антонию, Джонни, Мэй и Мэри. Они не заразились, но заболел и за три дня угас дядюшка Бэзил.

Фронтовых товарищей Джека косила испанка, а его самого в конце зимы свалил сыпной тиф. Но он с самого начала болезни не сомневался, что выживет: ведь за океаном его ждали.

И вот он ступил на берег, и небо слепило голубым, и чайки носились, как белые молнии. Джек огляделся: да, его встречали. Антония первая подлетела с криком и сжала в объятиях:

— Вернулся, вернулся, бродяга!

Расцеловав в обе щеки, она отстранила его и оглядела, прицокивая языком.

— Что же ты какой худой-то? Ну-ка, фуражку сними... Да еще обритый! Фрэнки, смотри-ка, обритый! Ну как будто под арестом был!

— Я-то совсем лысый приехал, ты так не причитала,- шутливо упрекнул ее Ник, стоявший рядом. Исхудавший, с огрубевшими чертами, но глаза у него сияли, и Джек понадеялся: к Нику вернется прежнее жизнелюбие. Рядом стоял Джонни, очень выросший, возмужавший; рукопожатие у него было крепким, как у взрослого мужчины. Хорошо, что война уже закончилась и ему не придется проходить этот кошмар.

— Это я еще оброс, — улыбнулся Джек и встретился взглядом с Фрэнки. Она держала за руки Мэри и Мэй, которые изрядно подросли, Джека успели подзабыть и недоверчиво на него косились. Фрэнки улыбалась едва-едва, и только глаза ее сияли мягким, глубоким светом. Черная прядь билась у лица, точно бархатная лента. Она тоже обнялась с Джеком — так осторожно, что он засмеялся, заверив, что уже две недели, как не рискует сломаться.

— А вы меня, кажется, забыли, — он присел на корточки и протянул Мэй и Мэри по конфете. — А вот я вас помню.

Мэй схватила конфету, но Мэри подозрительно посмотрела и пропыхтела:

— Мама сказала, у чужих конфеты не брать.

С возрастом она стала больше отличаться от сестры, была куда полнее и аккуратнее.

— Это не чужой, это дядя Джек, у него брать можно, — пояснила Антония. — Но больше чтобы ни у кого!

И они двинулись по улице: Джек в середине, справа Фрэнки с Мэри, слева Антония с Мэй, а по бокам шагали Ник и Джонни. Девчонки щебетали, как птицы, и Джек был бы рад обнять их всех. Он радостно узнавал каждый угол, кажется, даже щербинки на мостовой, даже деревья. Он наконец вернулся домой.

— Мы сняли для тебя комнату — все у той же хозяйки, правда, — сообщила Антония. — И натащили для тебя снеди. Не бойся, готовила не я: я же знаю, что ты мою стряпню не любишь.

Джек кашлянул.

— Ты отлично готовишь. Просто для меня слишком острое.

Уже когда они добрались до пятьдесят девятой улицы, Джек заметил у стены съежившуюся фигуру. Какая-то старуха в очень грязном халате осела на тротуар, привалилась плечом к дому и застыла. "Пьяная", — подумал было Джек, но что-то привлекло его внимание — будто бы она была ему знакома. Он остановился, хотел подойти, но Антония его опередила.

— Эй, тетенька, вы чего тут сидите?

Старуха подняла голову и бессмысленно уставилась на нее. Жуткое было лицо: обтянутый кожей череп, пустые бесцветные глаза, приоткрытый рот. В волосах колтун. Халат бархатный, но весь в пыли, будто она спала на земле.

— Замерзнете, говорю, на асфальте-то. Шли бы домой.

Фрэнки подошла к старухе, принюхалась, потрогала лоб.

— Она не пьяная. И жара вроде нет. Наоборот, вся как лед. Ужас, худая какая, и пахнет. Видимо, не уследили, из дома ушла. Надо бы в полицию обратиться. Только куда бы ее пока деть? Не оставлять же тут. А в больнице она как раз испанку подхватит.

— Может, ко мне? — предложил Джек. — У Антонии дети маленькие, а у вас с Ником и так тесно. Да и я санитаром был все-таки.

Фрэнки покачала головой.

— Тебе самому пока что нужен покой и никакого напряжения. И нервы у тебя сейчас совсем не железные. Ты и часа с ней рядом не продержишься. Я знаю, о чем говорю, бывало, помогала маме в больнице.

— Возьмем к нам. — заявил Ник уверенно. — Мама против не будет.

Тут мутный взгляд старухи будто бы стал чуть более осмысленным. Уставившись на Антонию, она поманила ее к себе.

— Что? — Антония наклонилась, присела на корточки. Старуха схватила ее за плечо и потянулась, как будто... хотела поцеловать. И погладила рыжие кудри. Мэй — Джонни взял было ее и Мэри за руки, но скоро перестал следить за ними — тоже подбежала, и старуха стала с каким-то особенным выражением рассматривать ее.

Джеку стало жутко. Он всмотрелся в лицо старухи внимательнее — и узнал ее.

— Не уверен, что полиция поможет. Я знаю эту женщину. Близких у нее не осталось.

Друзья молча воззрились на него. Джек присел на корточки рядом с матерью Розы.

— Миссис Бьюкейтер! Миссис Бьюкейтер, вы меня помните?

Но она снова впала в апатию, забыв даже про Антонию, которая, видимо, на несколько мгновений напомнила ей дочь.

— Ее фамилия — Дьюитт-Бьюкейтер. Она из аристократов, из Филадельфии, но до войны уже жила в Нью-Йорке. Правда, тогда за ней присматривали.

— Но если за ней присматривали, значит, было, кому, верно? — уточнила Фрэнки. — Я имею в виду, кто-то же платил сиделке или компаньонке.

— Ее муж давно умер, а дочь... дочь погибла на "Титанике".

Все, кроме девочек, охнули. А Джек понял, что забыл про еще одного человека. Может, сиделку для матери Розы оплачивал Хокли?

Может, это и не было на него похоже — хотя теперь Джек вовсе не был так уж уверен, что хорошо разбирается в людях. Во всяком случае, Хокли когда-то был с матерью Розы в дружбе, а теперь она нуждалась в помощи. Да и о других ее родственниках он мог бы что-то знать. Может, помог бы их разыскать быстрее, чем полиция.

— В общем, сейчас ее нужно увести отсюда. Можете обратиться в полицию, а я попробую написать еще одному человеку. Он был женихом ее дочери. Может, что-то знает про ее родню.

Джек отправился на почту, там через справочники и расспросы узнал адрес Хокли и написал ему письмо. После этого наконец дотащился до меблированных комнат, поел, растянулся на кровати и задремал.

Вечером отправился проведать Фрэнки — ему хотелось узнать, как мать Розы устроили, да и не тесно ли самим Смитам. Квартирка у них, насколько он помнил, была еще меньше, чем у Антонии.

...Мисс Смит, добрая душа, приняла к себе незнакомую сумасшедшую беспрекословно. Ее устроили в той же комнатке, где жили сама мисс Смит и Фрэнки — чтобы не мешать Нику. Мать Розы вымыли, остригли ей спутанные волосы, уложили на топчан и укрыли одеялом. Так она и лежала, глядя в потолок. Фрэнки сидела рядом с ней, вооружившись карандашом и какими-то бумагами — в кафе, которым теперь заправлял сын покойного дядюшки Бэзила, она стала уже не официанткой, а кем-то вроде бухгалтера и управляющей одновременно, часто брала работу на дом. Ник гулял, а мисс Смит отправилась в ночную смену.

— У нас был доктор, — заметила Фрэнки. — Тот, у которого работает в больнице мама. Он говорит, эта женщина не болеет ничем, но очень истощена, сил у нее совсем нет. Может быть, ей недолго осталось.

Джек покосился на больную и невольно прижал палец к губам.

— Она не понимает, что мы говорим, — вздохнула Фрэнки. — Во всяком случае, если нарочно не привлекать внимание. Джек, сейчас как раз подходит время ее покормить. Я пойду разогрею бульон. Последи за ней пока, хорошо?

Она ушла. Джек невольно отвернулся, чтобы не встречаться с больной взглядом, и лишь теперь заметил на стуле рядом с ней фотографию. Дух захватило.

На фото была она, его Роза, какой осталась навсегда — прекрасная, свежая, как садовый цветок, с устремленным вперед смелым взглядом. Как же давно он не видел ее, сколько мелочей в ее облике он забыл. Невероятное чудо, что он смог снова увидеть ее лицо — он и не надеялся на это.

Он невольно взял фотографию, приблизил к глазам (после тифа у него немного хуже стало со зрением). Роза снова была рядом, так близко...

Позади раздался жалобный крик.

— Тише, тише, — Фрэнки выскочила из кухни и бросилась успокаивать больную. — Никто у вас не забирает вашу дочку. Джек, дай-ка сюда...

Она вложила фотографию Розы в руку больной и поцеловала ту в висок.

— Мы это нашли при ней. Наверное, это ее дочка, да?

Джек кивнул, подавляя слезы.