Still Delicate - Ещё нежнее (гет)

— Я постараюсь вернуться к семи, — безэмоционально говорит мне Дэйзи. В глазах ее тоже царит пустота. В этом нет ничего нового, но я не могу перестать замечать эти маленькие изменения, которые произошли с ней спустя пять месяцев нашего брака. Изменения, в которых виноват лишь я.

— Увидимся позже, — отвечаю я так же ровно, как и она. Она аппарирует, даже не взглянув на меня. А ведь раньше бывало и так, что она не выходила из комнаты, не говоря уже о доме, не поцеловав меня. В данный момент я уже и не вспомню, когда мы целовались в последний раз.

После того, как она уходит на работу, я бесцельно брожу по квартире. Здесь я работаю только три раза в неделю, и сегодня определенно не один из тех трех дней. Делать нечего и идти тоже некуда, вернее, это мне некуда идти. Вот уже три месяца прошло с нашего переезда в Штаты, но становится только хуже. Мы с Дэйзи едва ли обмениваемся больше, чем четырьмя предложениями в день, и с каждым разом их число все уменьшается. Ну, так бывает в те дни, когда она возвращается домой к этому времени. Чаще всего она ужинает вне дома со своими новыми коллегами по работе, которые, кажется, даже одеты идентично и выглядят, как братья-близнецы. И она тоже начинает становиться такой же безликой.

Здесь все мертво. Погода, окрестности, мой брак. И с каждым днем я все больше скучаю по Эйдану. Я должен видеться с ним каждые две недели, но этого так мало. Мне удается избегать Розу все это время, ведь я внимательно слежу за тем, чтобы он гостил у родителей в недели, которые нам отведены для встреч. Но все равно я боюсь, что он начнет говорить о ее новом парне. Мне правда наплевать на него. В любом случае, вряд ли ее увлечение долго протянет.

В прошлом году я был влюблен в Дэйзи. Или, по крайней мере, думал, что влюблен в нее, что на самом деле было примерно одно и то же. До этого я думал, что влюблен в Розу… или и на самом деле был влюблен. И вот мне двадцать четыре года, я связан по рукам и ногам браком без любви, да еще и за тысячи миль от сына. Никто так не портачит, как я. Даже Роза. А она портачит постоянно.

Я правда стараюсь не думать о ней. На самом деле стараюсь. Было бы проще, если бы мы с Дэйзи были на самом деле близки, но поскольку это не так, то я трачу свое время на бег и плаванье, чтобы перестать думать о ней. Я пробовал читать, но меня это жутко расстраивало, поэтому я перестал. А значит, все, что мне осталось — это плаванье, бег и работа три дня в неделю. И пусть по тому же маршруту, что и я, бегают несколько действительно шикарных женщин, я остаюсь верным мужем, и это может только радовать.

Когда мой разум снова приходит к мыслям о Розе, я переодеваюсь в спортивный костюм и выхожу. Здесь довольно тепло, учитывая, что сейчас ноябрь. Бьюсь об заклад, дома идет снег или, на крайний случай, льет дождь. Вы никогда не подумаете, что будете скучать по унылому английскому дождю, жалуясь на него каждый день, но стоит вам оказаться в месте, где постоянно светит солнце, и вам станет его отчаянно не хватать.

Моя пробежка длится уже час. Я практически не отдаю себе отчета, куда бегу, потому что маршрут знаком мне до последней травинки на обочине. Я пробегаю мимо магглов, которые занимаются своими делами, идут на работу, совершают покупки. Я вижу родителей с их детьми, и мне хочется грязно выругаться. Вижу, как пары действительно разговаривают друг с другом, и мне хочется встряхнуть их за то, что они воспринимают свои отношения, как нечто само собой разумеющееся. Я вижу, как смеются друзья. И понимаю, что ничего из этого у меня нет: ни друзей, ни отношений. Ведь большую часть времени я живу в своих мыслях.

Когда я возвращаюсь домой, из парадного выходит женщина, живущая в квартире прямо над нами. Полагаю, она маггла и, наверное, немного моложе меня. Она тоже потрясающе великолепна. У нее очень темные волосы, цвет которых дает возможность отдохнуть глазам от обилия блондинок и рыжих. Может быть, с брюнетками проще? Я не знаю. Но одно знаю точно, что блондинки и рыжие сводят меня с ума.

— Привет, Скорпиус, — улыбается она. Ее зубы идеально белоснежные. Она живет вместе с парнем, и я даже не думаю, заигрывать с ней или что-то подобное. Ведь я женат. И когда я отмечаю ее белоснежную улыбку, это значит только одно, что у нее очень хороший дантист.

— Привет, Дайан, — отзываюсь я, надеясь, что правильно вспомнил ее имя. Знаю, она раньше называла его, но у меня дерьмовая память на имена.

Она проходит мимо без попыток продолжить разговор, и это меня безмерно радует, ведь поддерживать ничего не значащую беседу у меня тоже плохо получается. Внезапно меня осеняет, что сегодня я сказал пять слов за весь день, и это всего лишь на два слова меньше, чем вчера. Скоро я и вовсе позабуду, как звучит мой голос. Здесь не только не с кем поговорить, но еще и не о чем.

Я пишу Эйдану практически каждый день. Вы можете написать так много шестилетнему ребенку, особенно, если знаете, что мать будет читать ему это письмо. Не могу дождаться, когда он подрастет, и тогда мы сможем нормально поболтать. Роза говорит, что я должен перестать относиться к Эйдану, как к другу, но мой отец никогда не вел себя так со мной, и я думаю, что из-за этого он очень много упустил. Я не собираюсь никому рассказывать о том, как страшно обижался на отца, потому что для этого и чертовой жизни будет мало. Скажем так, он тот еще засранец, и я не знаю, как моя мать вообще способна с ним уживаться.

Мне кажется, что со временем я превращусь в копию своего отца. Мне так казалось и пару лет назад, но пока я еще не начал лысеть, думаю, вдруг меня минует эта участь и я не превращусь в чистое зло.

Вернувшись домой, я готовлю обед. Смотрю телевизор. Пишу письма Эйдану и маме, которая волнуется обо мне и переживает о моем браке. Я придумываю какую-то ерунду, что мы с Дэйзи прекрасно проводим время, что я люблю Америку, и мы с ней очень скоро приедем в гости. Пустые слова и такие же пустые обещания, которые могут сделать маму счастливой еще на неделю. Я не хочу, чтобы кому-то показалось, что я не скучаю по маме. Скучаю. Она едва ли не единственный нормальный человек в моей жизни. Я просто не хочу, чтобы она переживала.

Дэйзи, как и обещала, возвращается к семи. Она не здоровается со мной, как и я не здороваюсь с ней. Не знаю, сколько еще так смогу жить, но похоже, своего предела я пока не достиг. Мне казалось, что переломным моментом мог стать тот случай, когда она накормила Эйдана орехами, хотя уверен, что говорил ей об аллергии. Потом мне казалось, что это могло быть в тот раз, когда моя психически неуравновешенная бывшая девушка науськала ее заподозрить меня в измене и проследить за мной. И все же я отправился вместе с ней в Америку. Я правда сделал все, чтобы избежать крупной размолвки.

Она суетится по квартире, убирает и готовит ужин, который мы снова же едим в полной тишине. Она моет посуду вручную, вместо того, чтобы воспользоваться магией, потому что это дает ей возможность чем-то занять руки и предоставляет такой прекрасный предлог не разговаривать со мной. Все нормально. Мне все равно не хочется с ней разговаривать.

Когда звонит телефон, Дэйзи все еще моет посуду, и я отвечаю на звонок, который даст мне возможность сказать больше слов, чем в предыдущие пару дней.

Звонит папа. И это так странно, что он решил со мной связаться. Он никогда не пользовался телефонами, даже волшебными, потому что считает их слишком «маггловскими». Но что кажется еще более странным, так это то, что дома сейчас давно за полночь.

— Папа? Что-то случилось? — сразу же спрашиваю я. Я вспоминаю Эйдана. Но если бы с ним что-то произошло, Роза наверняка связалась бы со мной лично. А вдруг с Розой что-то случилось…

— Твоя мама, — с отчаянием говорит он мне. — Ей внезапно стало плохо.

— Что ты имеешь в виду? — паникую я. Дэйзи перестает мыть посуду и поворачивается ко мне с очень обеспокоенным видом.

— Я… я не знаю, что случилось. Мгновение назад она была в порядке, а в следующее уже упала без сознания. Она сейчас в Мунго…

— Я мигом приеду, — сразу же отвечаю я. — Сейчас же получу портключ для экстренных случаев.

Дэйзи параллельно с моими словами начинает кого-то набирать. У одного из ее коллег есть знакомые в государственном департаменте магии, который сможет сделать мне ключ за час. Дэйзи помогает мне собирать вещи, все время заверяя, что с мамой все будет хорошо. Впервые за долгое время, я искренне рад ее помощи. Я вижу в ней ту женщину, в которую когда-то влюбился.

Мы вместе отправляемся в госдеп и проходим охрану достаточно быстро. У нас еще есть лишние полчаса, и она сидит со мной, пока я жду.

— Уверена, что все будет хорошо, — заверяет она меня в пятидесятый раз. — Твоя мама молода и здорова, с ней все будет хорошо.

— Ага, — это все, что мне удается выдавить из сжатого спазмом горла. Хотел бы я суметь сказать ей все то, что сейчас чувствую, и как я рад, что она здесь и рядом со мной. Но я для этого слишком Малфой.

— Скорпиус… — дрожащим голосом произносит Дэйзи. Я смотрю на нее и вижу, что она плачет. — Ты должен остаться дома. Тебе стоит остаться в Англии. Так будет лучше для всех.

— Для кого? — не могу поверить, что она это говорит. Конечно же, я должен был предвидеть нечто подобное. Странным было уже то, что я даже не подумал, отправится ли она со мной, чтобы проведать мою мать.

— Ты здесь несчастлив, — продолжает она. — Мы не счастливы, и уже давно. Мы оба знаем… как долго это все длится.

— Но... — начинаю я возражать, но она меня перебивает. Я отчасти рад, что она так делает, потому что не знаю, какой аргумент мне следует привести.

— Ты меня больше не любишь, — говорит она.

— Люблю, Дэйзи, — серьезно отвечаю. Я правда люблю ее. Если бы не любил, то не старался бы так сильно.

— Недостаточно сильно любишь, — перефразирует она. И я не могу с этим поспорить. — Я знаю, что ее ты любишь гораздо сильнее.

И тут даже не требуется уточнять, кого Дэйзи имеет в виду.

— Между мной и Розой больше ничего нет, — говорю я ей. Я твердил ей об этом много раз. Правда я так и не знаю, верила ли она моим словам, как и верил ли я сам в то, что говорил.

— Между тобой и Розой всегда будет что-то, — отвечает она. — Я пыталась это игнорировать, пыталась ненавидеть ее, но ее сложно ненавидеть. Особенно, учитывая то, что вы двое так и не были вместе из-за тебя.

Я тут же протестую:

— Подожди, это она меня целую вечность игнорировала! Я хотел быть с ней, но у нее каждый раз все переворачивалось с ног на голову… как ты можешь говорить, что во всем этом только моя вина, если в этом целиком и полностью виновата только она! — не могу поверить, что мы ссоримся из-за этого. Не могу поверить, что она на стороне Розы! С каких пор они стали испытывать друг к другу симпатию?

— Нет! — рявкает Дэйзи. — Это ты никогда не боролся за нее!

— Боролся!

— Ну, тогда назови хоть один единственный раз, когда ты сражался за нее. Я имею в виду, сражался по настоящему, Скорпиус. Ты всегда принимал ее отказ, как безоговорочный ответ. Никогда не пытался извиниться за все свои промахи, потому что был слишком горд для этого. Ты сам мне обо всем этом рассказывал, до того как мы поженились. Не забывай об этом, Скорп!

Да, я рассказал ей абсолютно все. А ведь должен был знать, что жениться на ней после такого — плохая идея, ведь она знала всю подноготную наших с Розой отношений. В свою защиту могу сказать, что, делясь с ней наболевшим, я всегда был тем, кто представлен в хорошем свете.

— И почему я должен сражаться за нее? Если бы она хотела быть со мной, она бы была, — пожимаю плечами.

— Ох, вот так просто? — спрашивает Дэйзи. — Тебе нужно бороться за нее, иначе ты никогда не будешь счастлив. А я очень хочу, чтобы ты был счастливым.

— Так почему бы нам вместо этого просто не заняться своими отношениями? Ты и я? — спрашиваю я, зная, что это бесполезно. Сейчас определенно мы подходим к своему финалу.

— Потому что я не хочу быть замужем за мужчиной, который всегда будет любить другую женщину, — фыркает она. Я ненавижу тот факт, что именно на мне лежит вина за ее боль. Ненавижу, что первый настоящий разговор, который у нас случился за последние пару месяцев, скорее всего будет и последним. — Езжай домой. Позаботься о матери. Сражайся за Розу. И будь счастлив, пожалуйста.

Я не знаю, что ответить на подобное. Просто обнимаю ее, впервые за долгие-долгие дни, и наконец-то осознаю, что это конец моего брака. Хотя к этому давно все шло, но я все равно в шоке. Во мне еще живет тот парень, который продолжает цепляться за нее, хочет попытаться спасти все, даже если это бесполезно. Словно мой брак получил поцелуй дементора, и как бы я ни старался его воскресить, душа уже давно его покинула.

Портключ в виде банки из под газировки начинает светиться, и я крепче сжимаю его.

— Прощай, Дэйзи.

— Прощай, Скорпиус. Я отправлю твои вещи.

Я киваю, и меня в мгновение ока уносит из Америки через весь океан в фойе больницы Святого Мунго. Трансатлантические ключи дезориентируют гораздо сильнее обычных, но сейчас все мои мысли о матери, так что я даже не ощущаю дискомфорта.

В этот час стойка регистратуры пуста. Я останавливаю целителя в холле и спрашиваю, не знает ли он, где находится Астория Малфой. Он уточняет у санитара, и тот отвечает, что насколько ему известно, ее поместили в 508 палату, но в каком она состоянии никто не может мне сказать. И я срываюсь и бегу на пятый этаж.

Роза сидит на стуле около палаты матери в зеленой пижаме. Я не ожидал ее увидеть здесь, особенно посреди ночи, один ее вид заставляет меня на мгновение забыть, почему я сейчас здесь. Она встает, когда замечает меня.

— Скорпиус, — серьезно говорит она, выглядя ужасно расстроенной.

— Что случилось? — сразу же спрашиваю я.

— Ох, Скорп, мне так жаль, — шепчет она. — Это была аневризма мозга. Никто не смог ничего сделать…

До меня плохо доходят ее слова. Почему она говорит так, словно моя мама умерла?

— Что ты имеешь в виду?

— Она… Скорпиус, она умерла пару минут назад, — плачет Роза, крепко обнимая меня. Так крепко, словно никогда больше не отпустит.

Не понимаю. С ней же все было в порядке. Она всегда была здорова, никогда не пила и не курила. Даже никогда не болела. Как она могла умереть? Я же только отправил ей письмо, она вообще успела его прочитать?

— Я… не понимаю, — произношу я. — Она… она же никогда не болела…

Роза отстраняется, но продолжает держать меня за руки.

— Я знаю, — шепчет она. Слезы продолжают бежать по ее лицу. — Мне так жаль. Твой отец набрал меня, когда ее привезли. В это так сложно поверить.

— Где она? — спрашиваю я.

— Там, — кивает Роза на палату под номер 508. — Твой отец с ней. Тебе тоже следует войти. Иди, я побуду пока здесь.

Я захожу в палату. Тут уже нет целителей, только папа сидит, закрыв лицо руками, и мама. Она лежит на кровати и выглядит спящей. Я знаю, что это такой стереотип, и люди всегда так описывают мертвых, но она и правда словно спит.

— Папа, — шепчу я. Он не отвечает. Мой папа не умеет проявлять чувства. Мама была единственной, кому он когда-либо показывал лучшую свою сторону.

Я присаживаюсь с другой стороны кровати и просто смотрю на нее, внутри все замерло и остановилось. Не люблю показывать свои чувства перед папой, потому что он все равно будет считать, что я слишком эмоционален. А это вовсе не так, просто спросите об этом Розу.

Я всегда ладил с мамой лучше, чем с отцом. Когда Роза забеременела, именно мама была на моей стороне, хотя я знал, что в глубине души она кипит от гнева. Папа же наоборот вел себя, как полный социопат. Мамина заслуга, что я вырос нормальным человеком. А теперь ее нет. Любопытно посмотреть, как ее уход повлияет на меня.

У меня ее глаза, все так говорят.

Я продолжаю смотреть на нее, надеясь, что она сейчас очнется. Папа молчит, он даже не смотрит в мою сторону. Если бы умер он, я бы обнимал маму, и мы бы утешали друг друга. Не знаю, как вести себя с папой, когда мамы больше нет.

Через какое-то время заходит целительница и говорит, что ей нужно переместить тело в морг. Нам нужно выйти из комнаты. Она закрывает лицо мамы простыней, взмахивает палочкой, и мама исчезает. А потом меня накрывает и, несмотря на все мои усилия, я начинаю плакать. На самом деле плакать. Я никогда так не плакал, а если такое и случалось, то я просто не помню.

Папа сразу аппарирует. Полагаю, он вернулся домой. И меня это вообще не волнует.

Роза бросается ко мне, и я так рад, что она сейчас рядом со мной. Она снова обнимает меня, и мы плачем уже вместе, так что я не ощущаю того, насколько я ничтожен. Она все время твердит, как же ей жаль, но мне хочется попросить ее замолчать, ведь слова абсолютно ничего не изменят. Но она здесь, рядом, и я чувствую, что мне становится легче.

Когда мы отпускаем друг друга, она снова держит меня за руки. И в этот момент я впервые обращаю внимание на ее левую руку и чувствую, как сильно ее кольцо впивается в мою кожу. Опустив взгляд, замечаю изящное кольцо с бриллиантом на ее безымянном пальце левой руки.

— С кем ты оставила Эйдана? — спрашиваю я, пытаясь собраться с мыслями.

— Он с Томом, — отвечает она. — Давай лучше вернемся домой, здесь больше нет смысла оставаться. Я сама все объясню Эйдану. Я могу чем-то тебе помочь?

Можешь рассказать мне, почему Том находится в твоем доме. Или почему на тебе это чертово обручальное кольцо?

Я даже не знал, что они по-прежнему вместе. Поскольку Эйдан никогда не заговаривал о нем, я предположил, что они расстались или все не настолько уж и серьезно. Но уж точно, чего я не ожидал увидеть, так это обручальное кольцо на пальце Розы.

Но я молчу.

— Нет, — отзываюсь я. — Возвращайся домой. Уже поздно.

— Ты уверен?

— Ага. Иди домой. Я… увидимся позже.

Она со мной не соглашается, поэтому мы вместе аппарируем ко мне домой. Роза заваривает чай и уходит только после того, как я укладываюсь спать. Уходит для того, чтобы вернуться в дом к своему жениху. Я сижу на кровати в своей спальне, папа, наверное, точно так же сидит у себя. Поразительно, как легко может развалиться семья всего лишь за пару часов. Вчера у меня были жена и мать. Сегодня у меня нет ни той, ни другой.

У меня нет даже Розы.