Воровка (джен)

Дождь, дождь, дождь. Прошла неделя, а погода была все такой же поганой, как в первый день. В Каас-Сити лило, будто где-то на небе забыли выключить кран. Солнцу, похоже, опротивело светить этой планете, потому что из-за туч оно вообще не появлялось: день и ночь здесь можно было отличить только по оттенку темно-синего, который днем становился чуть светлее. Наставница Риссы говорила, что иначе на Дромунд-Каасе не бывает — какая-то мощная аномалия в Силе натворила дел с атмосферой, а исправить это ситхи то ли не сподобились, то ли не смогли, то ли не захотели. Хорошо хоть защитный экран над городом натянули, чтобы жителям не пришлось отращивать чешую и жабры.

Рисса не представляла, как здесь можно жить. Если бы не уроки с тренировками, после которых у нее оставалось одно желание — упасть и не двигаться, — она бы с ума сошла от окружающей унылости.

Сегодня день тянулся медленно: наставница с утра ушла по каким-то очень важным делам, о которых Риссе, понятное дело, не полагалось знать, оставив ей пугающую гору заданий и напутствие в духе: "Сделай все до завтра, иначе получишь". Деться от них, конечно, было некуда, но Рисса не спешила вгрызаться в гранит науки: впервые за неделю, что она провела под опекой (хотя слово "тирания" подошло бы куда лучше) повелительницы Фархан, у нее появилось время на себя. А еще — силы, чтобы этим временем воспользоваться.

Рисса с наслаждением потянулась на кровати, разминая ноющие после тренировки мышцы. Хотя дроид гонял ее и вполовину не так жестко, как наставница, вымоталась девочка изрядно, а на ее теле прибавилось новых синяков и ожогов. А постель была такой мягкой... За этот матрас и всегда свежее, приятно похрустывающее белье, Рисса была почти готова смириться с положением бесправной ученицы. По крайней мере, до первого поклона перед наставницей. Жаль, что вот так поваляться Риссе обычно не позволялось: пять минут на душ, десять — на завтрак, и вперед, за уроки, на которых ей пытались за неделю вдолбить в голову больше знаний, чем за все одиннадцать лет прошлой жизни.

Она с глухой тоской посмотрела на валявшийся на столе датапад. Загруженные в него интерактивные учебники и сборники заданий по всевозможным предметам терпеливо дожидались Риссу, как сказочные демоны, всегда получавшие понравившуюся человечью душонку. Фархан точно взгреет ее, если узнает, что Рисса ничего не делала весь день. Но если не весь день, а всего полдня? Должно же у нее быть время на себя, разве нет?

На улице сверкнула молния, отразившись бело-голубым в блестящих стенах и огромных окнах соседних небоскребов. Рисса поежилась: воспоминания о других молниях, тех, что Силой вызываются, у нее были еще свежи. Краткое "обучение" в ситской Академии на всю жизнь снабдило ее кошмарами и воспоминаниями, от которых хотелось то ли удавиться, то ли удавить всех, кто к ним причастен. Странно было после всего этого валяться в собственной комнате, смотреть в окно и думать о том, как бы успеть и развлечься, и с уроками разобраться. Она каждый день ждала подвоха, боязливо сжималась всякий раз, когда наставница слишком резко поднимала руку, но пока все было ровно. Фархан держала обещание не гнобить ее без повода. Гонять — гоняла, на тренировках лупила без жалости, так, что пару раз пришлось кольто обкалываться, и однажды крепко придушила за "недостаточно почтительный тон", но не измывалась и втоптать в грязь не пыталась.

Жизнь была... не то чтобы хорошей, но сносной. Подозрительно сносной, несмотря на кучу запретов и правил. Уж точно лучше, чем в Академии.

Время меж тем близилось к полудню. Рисса встряхнулась и заставила себя вылезти из постели. У нее сегодня день свободы, и неизвестно, когда такой в следующий раз наступит! Нечего тратить его на ерунду. Она еще ни разу в город не выходила, и это надо было срочно исправить.

Одевшись и повесив на пояс сумку с датападом, иденткартой и мелочью, которую Фархан называла "содержанием", Рисса критически осмотрела себя. Скорчила рожу зеркалу, которое упорно отражало какое-то имперское нечто, имевшее с Риссой мало общего. Аккуратная ровная стрижка, форма "для повседневного выхода в город" — бледно-красная туника с геометрической вышивкой по вороту, серые штаны в обтяжку, мягкие сапожки до голени... Мать бы прослезилась от умиления, увидев Риссу такой. Если бы, конечно, Фархан не запретила ученице общаться с родными. Да Рисса и сама не рвалась: маме она давно уже перестала быть нужна, и глупо думать, что это изменилось бы теперь. Пусть своему уроду-мужу сына родит и будет счастлива без нее. А Рисса уж как-нибудь сама.

По квартире Рисса пробиралась чуть ли не крадучись, хотя понимала, что это очень глупо: без Фархан и леди Лорейн, ее старшей ученицы, которая иногда здесь объявлялась, ей было некого бояться. Азалия, дочь Фархан, никогда не приходила сюда без приглашения, да и на Риссу ей было плевать со всей высоты своего происхождения, полковничьего звания и должности директора какого-то там научно-исследовательского комплекса неимоверной важности. Без них всех Рисса была, страшно сказать, главной в доме — а чувствовала себя так, будто прокралась в него тайно, и ее вот-вот схватит охрана.

Квартира Фархан была внушительной, этого не отнять: высоченные потолки, окна во всю стену, строгое, но богатое убранство. Здесь все было монументально и одновременно — функционально и технологично до такой степени, что напоминало роскошную космическую станцию. Стены были забраны гладким металлическим сплавом, но его оживляли где картины, где барельефы, а где -композиции из живых растений. В главном холле красовалось нечто — скульптура? или как это назвать? — из парящих в воздухе кусочков стекла и транспаристила с подсветкой, которые складывались в изящные, сказочно красивые формы растений, птиц и животных. Имелся даже зал для приемов, места в котором хватило бы человек на сто. У Риссы до сих пор дух от этого всего захватывало, но даже в их с мамой нищенской квартирке уюта было больше.

Комлинк у Риссы на руке запищал — прибыло такси. Вызывая лифт, Рисса чувствовала себя заключенной, удравшей из тюрьмы.

* * *

Рисса запрокинула голову, глубоко вдыхая влажный и теплый воздух. Странный он был здесь — пах металлом, грозой и сладковатым, одновременно свежим и чуть гнилостным душком джунглей, окружавших город со всех сторон. Они начинались прямо за стенами — неимоверно толстыми, способными, наверное, выдержать залп из всех орудий имперского "Разрушителя" разом. Рисса никогда не видела, чтобы города окружали стенами, но, судя по тому, что она уже успела узнать об имперском столичном мире и живности, на нем обитающей, тут никакая защита лишней не будет.

А вот в самом городе было скучно, хоть вешайся. На вид он, конечно, впечатлял, и первый час Рисса только и могла, что бродить по нему с раскрытым ртом и глупо хлопать глазами. Хотя она еще не видела ничего, кроме самого центра, Каас-Сити уже потрясал своими размерами: очертания зданий виднелись далеко на горизонте и вряд ли кончались за ним; небоскребы протыкали шпилями грозовое небо, а их нижние этажи терялись в голубоватой дымке под многоярусными улицами и переходами. Рисса перегнулась через ограждение, пытаясь разглядеть нижние улицы, но из-за густого тумана казалось, что те просто исчезают в жуткой глубине. Многие строения, и низкие, и высоченные, здесь вгрызались в скалы и стояли прямо на краю обрывов, хотя по всей логике должны были давным-давно уползти в пропасть, к гудящей где-то далеко внизу горной реке. Архитектуры же такой Рисса не видела еще нигде: на первый взгляд она казалась до тошноты строгой и правильной, а чуть присмотришься — и заметишь скошенные линии, башни с несимметричными ярусами и декоративными выступами, витые шпили и прочие извращения, из-за которых имперская столица напоминала странный гибрид военной базы, дворца злого волшебника из сказки и совсем чуть-чуть — нормального мегаполиса галактического масштаба.

Это было бы даже круто, не будь здесь так уныло. В Каас-Сити было слишком много серого, синего и голубого, и слишком мало — всех остальных цветов, не считая ярко-алых вкраплений имперских знамен. На улицах не было яркой рекламы, которая так нравилась Риссе в родной Ильтине, — только пафосные агитплакаты, всевозможные указатели и знаки, редкие объявления да желтые огоньки станций городского такси. Люди здесь почти не прогуливались просто так, не болтались в свое удовольствие — у большинства был такой вид, будто они либо шли по неимоверно важным делам, либо безнадежно на них же опаздывали, а единственными детьми, которых заметила Рисса, была похожая на маленькую армию группка школьников, дисциплинированно шагавших за строгой теткой с лицом и повадками училки. Был, конечно, разгар рабочего дня, но на Таларме никто не относился к учебе и работе настолько серьезно. Глядя на все это безобразие, Риссе хотелось плюнуть на отполированное до зеркального блеска уличное покрытие, но что-то останавливало — ну не свинья же она, в самом деле. Хотя этому царству порядка и пафоса не помешало бы немного свинства, а то здесь будто не люди живут, а дроиды какие-то.

Уставшие ноги ныли все сильнее, виды города уже почти перестали впечатлять, так что Рисса двинулась в сторону ближайшего кафе. Обогнавшая ее училка на ходу вещала детям о каких-то "Шпилях победы", к которым они сейчас пойдут. Дети внимали, а Риссе хотелось подойти и пощекотать кого-нибудь из них, чтобы им стало немного веселее. Ну совсем ведь клопы, нельзя их так мучить!

Поняв, что один из клопов — худосочный мальчонка лет семи — с любопытством смотрит на нее, Рисса скорчила рожицу и показала ему язык. Клоп прыснул, прикрыв рот ладошкой, и украдкой высунул язык в ответ. У Риссы аж немного легче на душе стало. Показав клопу большой палец, она побежала в сторону открытой кафешки на другой стороне улицы. День только начинался, а у Риссы было достаточно денег, чтобы купить какой-нибудь тортик и коктейль к нему. Все-таки были в ее положении плюсы, что ни говори.

* * *

Шпили победы были самой фантастической штукой из виденных Ремисом фантастических штук. Конечно, видел он пока не так уж много, но Коррибан с его мертвыми городами, загадочными гробницами и жутко древней Академией легко перевесил бы десяток миров попроще со всеми их достопримечательностями. Дромунд-Каас умудрился дать фору даже ему: Ремиса поражало здесь буквально все, от тяжеловесных, но удивительно изящных небоскребов, до удобных, чистых скамеек на улицах. Шпили и вовсе были чем-то абсолютно невозможным: над Императорским проспектом, самой центральной из центральных улиц города, парили, каскадом уходя куда-то далеко к нижним ярусам, гигантские призмы, каждая из которых была длиной с хорошую высотку. Из-за хитро настроенного освещения казалось, что призмы сами собой излучают холодный голубоватый свет. Ремис запрокинул голову, заворожено глядя, как в них преломляются виды города и блики от сверкающих в небе молний.

— Это охрененно! — восхищенно выдохнул он, поворачиваясь к Милли. — Правда же, мелкая?

Едва глянув на нее, Ремис почувствовал, что веселье и восторг куда-то улетучиваются, будто стыдясь кислой физиономии Милли. Она чуть приподняла уголки губ — смотри, мол, я улыбаюсь, — и тут же уставилась себе под ноги, сунув руки в широкие рукава новенькой туники. Милли такой всю неделю была: вела себя тихо-тихо, с Ремисом почти не общалась, а на попытки хоть немного ее развеселить отвечала еле заметными улыбками, в которых не было даже намека на радость. Она не плакала и не ныла — просто отказывалась вылезать из скорлупы, что бы Ремис ни делал, и при первой же возможности пряталась в своей комнате. Как ни тормоши, реакции — ноль без палочки. Даже единственный за всю неделю выходной, который им позволили за образцовое поведение и прилежную учебу, ее не взбодрил.

Малявке все еще было хреново — настолько, что Ремис повадился проверять перед сном, не взбрело ли мелкой дурочке в голову удавиться. Это было тем более жутко, что сам Ремис еще никогда не был настолько счастлив. С тех пор, как повелитель Танатон забрал их из Академии, жизнь Ремиса превратилась в сплошной эпизод из фильма, где юный герой готовится к великим свершениям под присмотром строгого, но мудрого и справедливого наставника. До сегодняшнего дня им с Милли не давали ни минуты передышки, но Ремис был только рад — и бесконечным, очень трудным урокам, и тяжелым тренировкам, и беседам с Учителем, каждая из которых была чем-то вроде замаскированного экзамена. Ремис наконец стал кем-то — да не просто "кем-то", а учеником повелителя Танатона! — и впереди его ждало будущее, в котором перспектив было куда больше, чем закрытых дверей. Вот только Милли все это было до лампочки. Она хотела, чтобы Иллин была рядом. Ремис подозревал, что мелочь с радостью согласилась бы снова стать рабыней, если бы ей пообещали вернуть подругу. Ремис, как ни старался, любимую "старшую сестру" заменить не мог.

— Милли, ну чего ты? — Ремис ласково положил руки ей на плечи. Хотя Милли была всего на год младше него, ему приходилось сильно наклонять голову, чтобы посмотреть ей в глаза: росло это маленькое недоразумение куда медленнее, чем большинство девчонок. Та же Рисска, например..

Ремис помотал головой. Нет, нафиг. Нафиг воспоминания о Рисске. Она осталась на Коррибане, и вряд ли они когда-нибудь встретятся. Нечего о ней вспоминать. Лучше Милли погладить по кудряшкам понежнее — уж кому, а ей его внимание точно нужно.

— Если тебе здесь не нравится, можем еще куда-нибудь пойти. Давай сама выберешь?

Милли, тяжело вздохнув, оперлась обеими руками на ограждение. Свет от Шпилей делал ее лицо — и без того не пышущее красками, — синюшно-бледным и будто бы светящимся само по себе.

— Мне нравится. — Таким же тоном она могла сказать: "Мне так плохо, что хочется спрыгнуть во-он в ту пропасть". — Выбери сам, ладно? Я пойду, куда скажешь.

В такие моменты Милли хотелось дать подзатыльник, да покрепче. Ремис, конечно, все понимал, но так кукситься тоже нельзя было! Эдак можно совсем раскиснуть.

— Милли, хорош уже. — Ремис крепко сжал ее плечи, чтобы придать словам чуть больше веса и строгости. Милли даже не обернулась. — Тебе плохо без Иллин, это я понимаю, но нельзя же так! Ты на себя погляди: тебе ничего не надо, ничего не интересно, ничего не в радость... Думаешь, повелитель долго будет это терпеть? Я в курсе, что он уже ругал тебя из-за этого и грозился наказать. Подслушал нечаянно, извини. Но ты этого хочешь, что ли?

Это Ремис сказанул сгоряча, не подумав. Вернее, подумать-то он подумал, а вот предположить, что Милли от одного упоминания об этом съежится и задрожит, не смог. Ну а что он такого сказал?! Всего-то напомнил, что Милли уже однажды чуть не нарвалась...

— Милли... — Ремис неуклюже потянулся погладить ее, но малявка вдруг оттолкнулась от ограждения обеими руками и обернулась к нему. Наконец-то с ее лица сошло уныло-обреченное выражение — но новое, злобно-плаксивое, Ремису нравилось немногим больше.

— Знаешь что?! — выпалила она тоном, которого Ремис ожидал бы от Рисски, но никак не от тихой, покладистой Милли. — Не надо мне нотации читать. Тебя там не было, ты не знаешь, из-за чего меня ругали! Думаешь, я из-за Иллин такая, да?! Дурак... Я бы на тебя посмотрела, если бы тебя заставляли мертвецам в душу лезть! Да мне этот мой "дар" всю жизнь испортил, а теперь вообще хоть вешайся... — Она всхлипнула, утерла лицо рукавом. — Извини. Я знаю, ты как лучше хочешь, просто... Просто не надо мне указывать, что я должна чувствовать, ладно? Мне Учителя хватает. Я привыкну. К Коррибану же привыкла. Только времени чуть побольше нужно.

Ремис аж головой помотал — убедиться, что ему не померещилось. Только что Милли чуть ли не покусать его была готова, а теперь вмиг стала прежней, смущенно опустила голову и робко, будто боясь, что он оттолкнет, тронула Ремиса за руку. Ремис не оттолкнул — крепко сжал ее ладошку и повел прочь от Шпилей, сам не зная куда. Стоя на месте, Милли слишком много думала, а думать ей сейчас было противопоказано.

Он понятия не имел, что ей сказать. На самом деле, Ремис даже завидовал ей: повелитель Танатон учил малявку обращаться с Силой с самого первого дня, а Ремиса пока заставлял тренироваться до умопомрачения и медитировать до розовых ортоланов — мол, без должной ментальной и физической подготовки за такие материи даже браться нечего. Но Милли же особенная, Милли духов видит... Ему и в голову не приходило, что ей от этого может быть настолько плохо.

Об этом Ремис и сказал. Милли грустно и как-то снисходительно улыбнулась:

— А ты думаешь, почему он меня сразу мучить начал? Мне трудно с этим справляться, Ремис. Не так, как на Коррибане, но все равно трудно. Я могу сойти с ума, если не научусь это контролировать. — Она склонила голову еще ниже, невольно сжала и разжала кулачок. — Учитель говорит, это от того, что я слабая. Что я прячусь от своей силы, вместо того, чтобы учиться ею управлять. Но я просто не понимаю, как. Учитель заставляет меня пытаться, но у меня не получается...

Милли заплакала — впервые после Коррибана, — а Ремис снова почувствовал себя полным идиотом. Он никогда не умел утешать девчонок, хотя знал, что некоторые парни могут всего пару слов сказать, чтобы подруга перестала хныкать и заулыбалась. Он был не из таких. Да и что тут сделаешь? Ремис даже представить не мог, что у Милли такие серьезные проблемы. На обычных уроках она справлялась гораздо лучше, чем он, и при нем Учитель часто хвалил ее...

— Получится, — заявил Ремис с напускной уверенностью. Хотел обнять мелкую, но не решился: люди и так косо на них посматривали. — Ты всего неделю учишься, чего от тебя сейчас ждать-то?

— Но Учитель ждет, — всхлипнула Милли. — Он мне позволил немного отдохнуть, но, кажется, он все равно очень мною недоволен. Если я в следующий оплошаю... — Не договорив, Милли вцепилась в ладонь Ремиса. Ручонка у нее была ледяной, несмотря на жару. — Не хочу об этом говорить. Пошли уже куда-нибудь.

Кивнув, Ремис повел Милли к стенду с интерактивной картой города, хотя ему уже расхотелось куда-либо идти. Казалось бы — ему-то что? Ну, проблемы у малявки. У него тоже наверняка будут, когда Учитель за него всерьез возьмется. Никто и не говорил, что будет легко. Но поди ж ты — хорошее настроение улетучилось. Даже к Цитадели идти больше не хотелось — все равно ведь дальше станции такси не пустят, уровень доступа не тот...

— Давай найдем, где здесь можно поесть? — предложил Ремис, ободряюще потрепав Милли по макушке. — Я такой голодный, что тебя сейчас съем.

Он изобразил руками что-то вроде драконьей пасти. Милли отмахнулась, но все-таки улыбнулась — слабенько, почти незаметно.

— Подавишься, — все тем же убитым голосом ответила она. — Но пойдем. Хоть есть тебя нормально научу, а то если ты в следующий раз локти на стол при Учителе положишь, неприятности будут не только у меня.

* * *

В Империи все было не как у нормальных людей: тортиков в кафе не подавали. Сладкого, впрочем, и без них хватало, но все было очень странное, непривычное: желеобразное мясо в медово-ореховой корочке, дольки сиреневых фруктов в чем-то похожем на карамель, какие-то полупрозрачные темно-синие шарики... Услужливая официантка в аккуратном форменном платьице и рабском ошейнике елейным голоском нахваливала все, что появлялось на экране меню, но Рисса все равно взяла дешевую и выглядевшую более-менее привычно массу из взбитого белка и местных фруктов. Что-то такое Рисса еще на Таларме видела, в рекламе кафешек для богатых. Теперь она и сама была богатой — по крайней мере, пока Фархан давала ей деньги. Странно это было, непривычно. Раньше Рисса лапшу с соусом за счастье считала, и то на большие порции и самые вкусные добавки приходилось скидываться с ребятами.

Рисса взболтала стакан с коктейлем в руках, гремя льдинками. Настроение, и без того не слишком веселое, совсем испортилось, даже аппетит пропал. Эх, ребята, ребята... За прошедший месяц Рисса уже дважды теряла друзей. Вильк и Деввен теперь, наверное, навсегда останутся в рабстве, и Рисса ничем не сможет им помочь. Милли забрал жуткий мужик из Темного Совета, по сравнению с которым Фархан показалась бы милой и доброй. Иллин теперь до совершеннолетия будет сидеть на Коррибане, учиться у старого сварливого врача. А Ремис... да ну его, предателя! Если бы он заявился извиняться, когда Рисса была в сознании, она бы ему всю рожу расцарапала и пакетик с тем гадким печеньем в задницу засунула. Он-то, небось, рад, что смог так здорово подняться за их счет. Жалко только Милли, дурочку доверчивую... Он ее снова кинет, если решит, что это поможет ему выслужиться перед хозяином. Рисса таких, как он, знала. Сначала друзьями прикинутся, в доверие вотрутся, а потом...

— Рисса, ты?!

Рисса чуть не выронила стакан. Задумавшись и засмотревшись на город, укутанный мерцающим синеватым туманом, она совершенно перестала обращать внимание на людей в кафе. Крутанувшись на стуле, Рисса едва не завизжала от радости: Милли, собственной мелкой персоной!

— Милли! Привет, малявка! — воскликнула Рисса. Правила приличия, которые Фархан вбивала в нее целую неделю, были тут же забыты: Рисса даже не вспомнила о невидимой удавке на шее и строгом: "А теперь изволь вспомнить, кто ты такая", когда откидывала стул ногой и крепко сжимала Милли в объятиях.

Чопорная дама, сидевшая за соседним столиком, неодобрительно поджала губы и принялась что-то строго втолковывать своей маленькой дочке — аккуратно одетому и тщательно причесанному дитю лет пяти, не смевшему лишний раз шевельнуться без матушкиного позволения. Рабыни-официантки смущенно отвернулись, не зная, куда деть глаза и как себя повести, чтобы никого не разозлить. Риссе было плевать. Ее подруга! Здесь, на долбанном Дромунд-Каасе!

Милли радостно повисла у нее на шее, и Рисса чуть не крякнула под ее весом: казалось бы, Милли мелкая, кожа да кости, но нельзя же так наваливаться! Рисса пощекотала ее, и Милли, хихикнув, расцепила руки. Она стала еще более тощей и бледной, чем была, но зато обзавелась симпатичными, очень девчачьими сережками в форме цветочков. Заметив, что Рисса смотрит на них, Милли смущенно улыбнулась:

— Они красивые были, а Учитель перечисляет нам немного денег на всякую мелочь. Ну я и...

— Нашла из-за чего оправдываться, — фыркнула Рисса. — Пошли за мой столик, болтать будем. Давай рассказывай все! Мы же с тобой даже попрощаться не успели!

Милли почему-то замялась. Проследив за ее взглядом, Рисса почувствовала, как радость сменяется жаркой, тяжелой злостью. Захотелось демонстративно отвернуться, сделать вид, что вовсе не заметила мнущегося у свободного столика Ремиса. Нет! Заметила, но ей плевать. Как будто он — пустое место, меньше, чем просто незнакомец. Но не получилось — взгляд как прирос к нему. Ремис тоже это заметил. Опустил голову, сунул руки в карманы темно-серых штанов.

— Привет, Рисс. — Скованно, криво улыбнувшись, он протянул руку, но тут же сунул ее обратно в карман, натолкнувшись на взгляд Риссы. Явно хотел что-то сказать, но покатал слова во рту да так и проглотил.

И правильно. Рисса тоже не хотела с ним ни о чем говорить.

— Милли, пошли ко мне. — Рисса приобняла Милли за плечи и потянула за собой. — Этот пусть поищет себе другой столик. А лучше — другое кафе.

Милли резко дернула плечами и остановилась, скрестив руки на груди.

— Нет, Рисса, так не пойдет, — заявила она. — Я вам не кукла, чтобы меня перетаскивать. Ремис тоже мой друг. Мы вместе сюда пришли, и я его прогонять не дам.

Ремис глядел мимо них, старательно делая вид, что разговор не о нем, но Рисса видела, как он покусывает губы и постукивает пальцами по бедрам. Его глаза бегали из стороны в стороны, как маленькие тараканчики.

Милли смотрела на Риссу укоризненно, чуть надув губки.

— Рисс, ну пожалуйста. Я не хочу уходить, но Ремиса прогонять не буду. Ну что тебе стоит посидеть с нами обоими?

Что стоит?! Рисса сердито выдохнула через нос. Странно, что Милли ничего не стоило. Может, малявка и забыла, из-за кого оказалась на позорном столбе, а вот у Риссы память была подлиннее. Она что угодно простить могла, но только не паскудное стукачество. Тем более — от того, кто набивался ей в друзья. От того, кого она сама считала другом. Но Милли... дура упертая. То хозяйку свою бывшую защищала, теперь вот этого...

Бросив на Ремиса испепеляющий взгляд, Рисса отвернулась.

— Ладно, — процедила она. — Хер с ним. Только не жди, что я буду с ним разговаривать.

Они уселись за столик втроем, но настроение уже было безнадежно испорчено. Милли рассказывала о том, как провела первые дни у своего наставника, Рисса говорила о своих, и получалось это так натянуто, что лучше бы они вовсе молчали. Ремис, пусть даже отодвинувшийся от них, все портил. Он в разговоре не участвовал, но Милли постоянно бросала на него извиняющиеся взгляды. А Ремис поглядывал на Риссу — воровато и как-то жалобно. Как нищий, который рассказывает жалостливую историю, а в это время примеривается к твоему кошельку. Рисса демонстративно отворачивалась. Нет уж, с ней этот номер не прокатит.

Разговор заглох. Милли подавленно смотрела в свою тарелку, колупая скользкое, похожее на моллюска нечто под соусом. Ремис к еде не притронулся — только вилку в руках крутил, будто не знал, что с ней делать.

Рисса не была плаксой, но почему-то ей очень хотелось разреветься. Все пошло не так. Из-за этого хмыря! До того, как он влез, у нее было отличное настроение, и у Милли тоже. Почему он не мог просто свалить? Исчезнуть, чтобы не мозолить ей глаза? Никуда Милли бы не делась, нашлись бы потом по комлинку. Неужели он настолько тупой, что не понимает, как Риссе противно его видеть? Или ему настолько плевать?

Впрочем, Ремис не выглядел как человек, которому плевать. Судя по тому, как он крутился на стуле, постоянно перекидывал одну ногу через другую и теребил пальцы, он сам предпочел бы свалить куда подальше. Но не сваливал. Зато взгляды, которые он бросал на Риссу, становились все более долгими. Несколько раз он явно порывался заговорить и обрывал себя в самый последний момент.

Рисса сглотнула ком в горле вместе с остатками коктейля.

"Ты мог просто исчезнуть. До тебя не дошло, что я хочу, чтобы ты исчез?!"

— Рисс... — Ремис все-таки подал голос. — Давай поговорим. Пожалуйста.

Рисса нахмурилась.

— С тобой — не хочу, — буркнула она и снова уставилась в тарелку.

Милли понурила плечи. Ее губы выразительно задрожали. Глаза, чего и следовало ожидать, уже были на мокром месте. Рисса едва не зарычала с досады. Не хватало еще, чтобы малявка из-за этого урода ушла в слезах и соплях, разобидевшись на нее!

— Ладно, выкладывай, — нехотя разрешила Рисса. — Но мне плевать, что ты скажешь.

Ей самой не понравилось, как она это сказала. Будто бы ей было вовсе не плевать, и то, что мог сказать Ремис, было способно как-то повлиять на ее отношение к нему. Хотя это бред. Стукач и трус навсегда останется стукачом и трусом, и говорить с таким не о чем. Даже если Ремис сейчас начнет рассыпаться в извинениях, они не изменят того, что он сделал. Пусть хоть в ноги бросается, ей плевать.

Ремис глубоко вдохнул. Сцепил руки в замок, облизал губы.

— Рисс, я поступил как мразь. Знаю. Знаю, что тебе мои извинения нафиг не сдались, но все равно извини. Я... да крифф! В общем, я не хотел вас сдавать. Я хотел, чтобы у вас все было хорошо, правда. Но мне же нужно было как-то выжить... Вот мы с Киром и придумали пойти к повелителю Танатону, рассказать ему, что Аргейл делает с нашей группой. Я бы сдох в Академии, если бы не пошел. А там... Я не мог не сдать вас, понимаешь? Просто понял, что если сейчас совру про вас, то меня повелитель к Аргейлу и отправит, а может, сам на месте убьет. Я струсил, Рисс. Точнее, нет. Я просто жить хотел, а не подняться по вам, какие-то лишние очки себе заработать... Ни о чем я таком не думал.

Он замолчал, уставившись на собственные руки.

— В общем, вот, — продолжил Ремис, все еще не глядя на нее. — Не хочешь — не прощай. Я бы сам себя на хер послал.

— И нафига тогда все это? — спросила Рисса прежде, чем вспомнила, что не собиралась с ним разговаривать. — Ты чего сказать-то хотел?

— Что хотел, то и сказал.

Он смотрел на Риссу, а Рисса — на него. Странно, но ей больше не хотелось придушить его. Не хотелось даже молча встать и уйти. Вообще ничего не хотелось. Раньше картинка была четкой — мразота Ремис сдал их, чтобы выслужиться. Обычное дело, хоть и гадкое донельзя. А теперь... Вот он, Ремис. Сидит и чуть ли не плачет — идиотски, по-мальчишески, когда все тело трясет, слезы в глазах стоят, а разреветься стыдно. Не бывает мразям так плохо после хорошей гадости, не так у них мозги работают.

Придурок? Однозначно. Но будто Рисса никогда не косячила, а потом не понимала, как последствия разгребать.

— Знаешь что? — Рисса пододвинула к нему тарелку с полупрозрачными водянистыми шариками. — Ешь давай. Если отравишься, тебя хоть не жалко будет.

Милли заулыбалась первой. Вслед за ней — Ремис, сперва неуверенно, а потом широко и счастливо, как улыбался, узнав, что вместо рабства его ждет Академия ситхов. Рисса держалась до последнего, но в конце концов не устояла и она.

Дама за соседним столиком выговаривала дочке, выразительно косясь на них, что громко хихикать приличной девочке не к лицу. "Приличная девочка" тоже смотрела на непристойно шумную компанию, но вместо должного осуждения на ее лице читалось что-то совсем иное.