Всегда и навеки (джен)

Эта была беспокойная ночь, голова гудела от мыслей, не давая забыться сном. Тело бросало то в жар, то в холод, и трудно было дышать. Всё перемешалось в один большой клубок, запутывающий в своих нитях ослабевший рассудок, туго затягивая узлы и причиняя тем самым боль. Вопросы… Вопросы… Почему они не оставят его в покое?

«Семья, считающая Тёмное Братство предателями? О ком говорили Уведомители? Почему нужно что-то доказывать? Грандиозные планы?» — жужжало в голове и давило тяжестью, скребя по вискам. Он ворочался из стороны в сторону, то ли в забытье, то ли бодрствуя, сам того не осознавая. Храп Гарнага иногда появлялся на заднем плане, возвращая в реальность, но мысли не замолкали.

Гильдия убийц находится в упадке: без Слышащего, с малым количеством исполнителей контрактов, с почти исчерпанными ресурсами на поддержание жизнеспособности Братства. От самой же Чёрной Руки осталось всего два пальца, трое же отдали душу Ситису. Одного застиг пожар в Бруме, другого разгром в Вейресте, а последнюю предали и сожгли живьём. Ситуация плачевная. И вдруг такая удача, по сути, свалившаяся на них с неба, — дорогие контракты из самой столицы. Случаются ли в жизни подобные чудеса? Цицерон не знал, что и думать. Данная ситуация больше походила на мутную воду, в которой плавает опасная рыба. Но кто он такой, чтобы оспаривать решение, принятое сверху? Наверное, опять сам себя накручивает… Амузай довольно давно водится в данных кругах и берёт оттуда контракты — именно эти связи обеспечивают Тёмному Братству выживание. И как бы ни было опасно ввязываться в чужие «грандиозные планы», это был единственный шанс устоять в такое шаткое время. Как сказал Раша: «Если бы Тёмное Братство всего боялось, оно бы не стало таким великим». Отец Ужаса не оставит нас.

Однако был без внимания и другой вопрос, а именно — фолкритское Убежище. Как тёмные братья Скайрима будут совершать контракты? Уведомители уже приняли какие-нибудь меры по данному вопросу? Возможно ли объединение с чейдинхольским Убежищем, как когда-то с коринфским? Может среди них Мать Ночи найдет Слышащего, раз здесь его нет? Нужно будет спросить у Раши. А ещё… Хранитель гроба… Они выберут его уже завтра. Велика ли вероятность, что?..

Цицерон варился пол ночи в этом котле из вездесущих вопросов, на которые судорожно пытался найти ответы, пока не осознал, что уже наступило утро. Звон колокола пробился сквозь вентиляцию, и молодой имперец поднялся с постели, руками пытаясь удержаться и не рухнуть обратно. Голова была свинцовой, а запах собственной грязной одежды и тела удручал. Он ведь даже не разделся вчера, так и рухнул на застланную кровать, думая, что выключится по щелчку пальцев. Да, конечно… Так оно и было.

Цицерон еле поднялся на ноги, было такое чувство, что его всю ночь били. Взяв из прикроватной тумбочки чистую одежду и заложив её в рюкзак, умывшись и наспех причесавшись, он решил, наконец, посетить купальни и кипятком выпарить проклятую разбитость. Авось, смоются все проблемы… Хотя кого он обманывает?

Улицы Чейдинхола окутал туман, роса покрыла траву жемчугом. В это время года такая тоскливая погода не редкость. Изо рта вырывались клубы пара. Молодой имперец поёжился, мысленно уже мечтая погрузиться в горячую воду.

Тёмными пятнами сновали прохожие, появляясь и исчезая на горизонте, проплывая мимо, словно тени. Немая картина… Жители города словно сговорились, не желая портить пустой болтовнёй застывший миг в белой пелене. Будто в ней скрывалась некая тайна, которую они боялись спугнуть. Руки начали зябнуть, посему, спрятав их в карман, убийца ускорил шаг. На постоялом дворе ввиду раннего утра было совсем малолюдно. Да и погода за окном не торопила, можно было позволить себе подремать подольше. Единственный, кто сновал туда-сюда, как ужаленный, был Цицерон. Найдя хозяина двора и заплатив, он спустился в подвал и как можно быстрее проскользнул в мужскую часть купален.

Жаркий пар окутал, пленяя в свои объятья, ворвался в лёгкие, согревая изнутри. Раздевшись, молодой имперец опустился в горячую воду; мурашки побежали по телу, а затем всё смолкло. Наступила тишина, полное отсутствие мыслей. Наконец-то они больше не ворошились, подобно муравьям, не знающим покоя. Дабы поставить точку, Цицерон окунулся в воду с головой, а вынырнув, жадно глотая воздух, ощутил непринуждённую лёгкость. Всё здесь навевало умиротворение и покой, и пока в уме медленно ворочался вопрос: «Почему в этом месте его всегда тяготит сон?», глаза безвольно закрылись. Облокотившись о край бортика, он забылся в беспамятстве, и ни одно суетливое сновидение не посетило его, давая шанс отдохнуть. Правда, длилось это чувство недолго. Женские возгласы и смех за стенкой ворвались в сознание, разбудив. На краткий миг молодой имперец растерялся, не понимая, где находится и что происходит. Вяло покрутив головой по сторонам, он прислушался к посторонним голосам, в попытке распознать чужую речь.

— Про этого Амиэля какие только слухи не ходят, но большинство гласят о его вздорном и своенравном характере, и за словом он в карман не лезет. Кто знает, возможно, случайность не случайна… — женский голос заставил Цицерона сосредоточиться.

— Но сам император в нём души не чает, берёт с собой на прогулки и охоту, дабы тот веселил и утешал Его со свитой. Да и сам шут безмерно рад, ходя хвостом за Его Величеством. Кому выгодна смерть дурака? — вопросил второй голос.

— Ах… Вы опять строите теории? Да кому мог сдаться этот ваш Амиэль? Не нужно преувеличивать масштабы «трагедии». И вообще… Неужели больше поговорить не о чем? Куда ни глянь, все только и обсуждают этот недавний глупый случай на Арене, где дурак чуть не помер по своей же вине. Вели бы вы лучше беседу о каком-нибудь симпатичном дворянине статной наружности, в самом деле… — вклинилась третья.

— Что значит, по своей вине? Он не открывал ворота сам, они распахнулись, когда тварь билась о них лбом. Никто не ожидал, что петли треснут. И вообще, Амиэль по-своему очень симпатичен. Я видела его несколько раз, когда он сопровождал Его Величество на прогулку. Единственное, что портит лицо шута, так это пристрастие постоянно корчить всем рожи. Этим кривляньем он и отталкивает, — заступилась вторая. За стенкой раздался всплеск воды.

— Во имя Дибеллы, кто бы мог подумать, что тебе нравится такой типаж! Он же дурак! Я была о тебе лучшего мнения… — загомонила первая, а третья подхватила. Смех и оправдания смешались за стеной. Цицерон раздосадовано поморщился. Этот шут и в самом деле за несколько дней стал вездесущ.

Меж тем сон более не давил на веки, усыпляя. Водные процедуры можно было заканчивать. Всё тело обмякло, кожа раскраснелась, а мышцы не слушались, когда он захотел подняться. Однако эта слабость была приятной, и ни в какое сравнение не стояла с той бессильной немощью, с которой он пришёл сюда. С грехом пополам ему удалось выбраться из купальни, одеться и покинуть постоялый двор, в котором всё также время текло подобно смоле, и лишь несколько постояльцев соизволили проснуться, и сейчас завтракали за барной стойкой.

Выйдя на улицу, Цицерон понял — часа ещё не прошло, а ему показалось, что пролетела целая вечность. Он никак не мог отделаться от чувства, будто проснулся на другой планете. Глупое наваждение. Мотнув головой и хлопнув ладонями себя по лицу, он поспешил в Убежище. Туман стал разряженнее, но отступать пока не торопился. Он словно замер в ожидании чего-то, как и сам Цицерон, что вернулся к колодцу у полуразрушенного дома.

«Всё ломаю голову, как обернётся, но могу ли повлиять на исход? Боюсь, что нет. Тогда зачем мучаю себя?» — задал он себе очевидный вопрос и, вздохнув поглубже, спустился по лестнице.

Оказавшись в Убежище, Цицерон вновь ощутил напряжение во всём теле. Неизвестность томила собственной тяжестью и неподвластностью. Услышав голоса по ту сторону двери покоев Уведомителя, он остановился в раздумьях. Однако подслушать, как в прошлый раз, не решился. Остался неприятный осадок — он уже и так не знал, куда деться от внимательного кошачьего взгляда. Подавив любопытство, попросту пристыдив его правилами приличия и уважением к старшим, Цицерон направился в жилые помещения.

По коридору, ведущему вниз, раздавался эхом храп. Гарнаг пока не думал просыпаться, а это значило, что все остальные уже подняты на ноги. Выводы оказались верными. Понтий ютился за трапезным столом и пытался, по всей видимости, читать какую-то книгу. Но судя по его недовольной физиономии, у него это плохо получалось. Эмелин же сидела на кровати Андроники, и перебирала рецепты ядов со списками уже имеющихся в готовом виде снадобий в чужом журнале. Теперь заниматься алхимией приходилось ей.

В уме Цицерона пронёсся призрачный след от воспоминаний, когда краем глаза он заметил её силуэт. На мгновение ему показалось, что это и была Андроника, ищущая в своих записях очередную отраву для Понтия. Но этот след быстро испарился, словно терпкий аромат цветов, уносимый ветром. Показалось…

— Вернулся? — наконец, заметив, окликнул его Понтий. Молодой имперец вздрогнул всем телом, всё ещё не отойдя от подкравшегося самообмана.

— Не пугай так… — взмолился Цицерон, растерянно засмеявшись. Бросив рюкзак на пол, он присел на край лавочки за трапезный стол.

— Чем же я так страшен? — изумился мужчина, улыбнувшись в ответ. Его плохо расчёсанные кудри торчали во все стороны, придавая комичный вид. Видимо, Гарнаг застал его врасплох и имперец не нашёл сил привести себя в порядок. Но это было на него не похоже… Тоже нервничает?

— Ты тут не при чём. Просто это было внезапно, — выставив руки перед собой, оправдывался Цицерон.

Повисла пауза, прерываемая лишь храпом орка.

— Всегда ему завидовал… — как-то понуро сказал Понтий, посмотрев в сторону спящего Гарнага. Но тут дверь в коридоре заскрипела, послышались приближающиеся шаги. Два имперца переглянулись. Время пришло. Уведомители сделали свой выбор, и имя Хранителя гроба Матери Ночи вот-вот огласят. А её избраннику придётся отказаться от контрактов и посвятить себя лишь ей одной.

Молнией в жилых помещениях, среди раскатов грома, оказался Раша. Окинув взглядом всех собравшихся, он лишь произнёс:

— Цицерон, идём.

Молодому имперцу больше ничего не оставалось, кроме как подняться и послушно последовать за хозяином Убежища. Умом он всё ещё не мог поверить услышанному, но раз такова воля… Подойдя к дверному проёму, ведущему в коридор, Цицерон обернулся к брату и сестре, дабы подбодрить их, пошутить. Однако, увидев Эмелин и Понтия, прячущих от него свой взгляд, словно стыдясь, он не нашёлся что сказать. В самом деле, сейчас все завидовали Гарнагу.

В покоях Уведомителя догорали свечи, Амузай встретил их, разведя руками в примирительном жесте, словно хотел обнять. Цицерону на миг показалось, что теперь для них он равный, но эти мысли были отброшены куда подальше, так как сейчас было не время и не место.

— Таково наше решение. Не смущайся дитя и гордись своей новой должностью. Объявляем тебя Хранителем! В столь смутное время Тёмное Братство рассчитывает на тебя, — произнёс Амузай пламенную речь. Чужая ладонь коснулась плеча. Это был Раша.

— Что же, на этом моя старая должность Душителя подошла к концу… Теперь я не смогу покинуть Убежища, привязанный новыми обязанностями к Матери Ночи… — молодой имперец уже не задавал вопросов, он констатировал факт. И для него весьма прискорбный. Но тут лапа Уведомителя притянула к себе. Цицерон уткнулся носом в чужую грудь, пытаясь прийти в себя, смириться и вести себя достойно новому рангу. Его видят слабым, неужели так сложно держать себя в руках? Взгляд упёрся в пол, и не было сил взглянуть на Уведомителей.

— У Раши есть для тебя маленький подарок, — сказал Раша, потеребив пока ещё личного убийцу по волосам. Цицерон поднял на него чёрные жгучие глаза, полные вопросов, сейчас больше напоминая ребёнка, а не ассасина.

* * *

В жилых помещениях буянил Гарнаг, раздосадованный, что его не разбудили, когда решался столь важный вопрос. Ругал Понтия и Эмелин, извинялся перед Цицероном. Убежище ожило. Всё словно вернулось на круги своя, и не было тех потерь и перемен.

— Куда собираешься? Ты же теперь Хранитель? — громыхал орк, не находя себе места.

— Ещё нет. Раша позволил мне «погулять» ещё немного. Я собираю всё необходимое для моего последнего контракта… — с грустью произнёс молодой имперец, закладывая вещи в рюкзак.

— Какого контракта? — в один голос вопросили братья. Эмелин заинтересованно наблюдала за происходящим. Цицерон помотал головой, не желая отвечать. Ему хотелось выполнить это задание «от» и «до» самостоятельно.

— Ты сердишься на нас? Поэтому не хочешь отвечать? — спросил Понтий, подойдя ближе. Он так и не причесался.

— А вы здесь при чём? Не выдумывай. Не нужно… — закинув рюкзак за плечо, молодой имперец направился к выходу. — Я всё вам расскажу, когда победоносно вернусь с изящно выполненным контрактом! Да вы тут от зависти локти кусать будете! — наигранно засмеялся Цицерон.

— Вон он какой! Вон какой! А мы за него переживали! — продолжал распыляться орк, сквозь общий смех, что исчез за захлопнувшейся дверью.

Туман испарился, улицы Чейдинхола освещали холодные лучи солнца. Город было не узнать. Цицерон достал дневник, пока был при памяти, незамутнённой выполнением контракта, и записал следующее:

«Выбрали меня. Непостижимой волею судеб Черная Рука объявила меня Хранителем Матери Ночи. Честно говоря, это для меня и невероятная честь, и глубокая печаль. Это значит, что моим контрактам придёт конец. Вряд ли мне доведётся ещё хоть раз занести свой клинок. К счастью, Раша пообещал мне напоследок ещё один контракт, прежде чем я вступлю в свою новую должность».