Яркий (джен)

Профессор Снейп пересёк кабинет зельеварения, на ходу закрыв за собой дверь магией. Тут же сев за стол, развернул первый пустой пергамент, который попался под руку. Что делать до этого момента, он представлял. Снейп хотел записать что-то. Но это было глупо; ощущение, что пергамент уже читают из-за его плеча все, кому и в глаза-то смотреть не хочется, навязчиво давило, мешая сосредоточиться.

«Почему у мальчишки иногда возникал такой вид, будто он эти истории уже слышал неоднократно?»

Ответа на этот вопрос не последовало.

Снейп отложил пергамент и устало потёр глаза. У него и без бумаги неплохая память.

«Может быть, это просто иллюзия?»

Может, и так.

А может, и правда.

Снейп, негромко шипя сквозь зубы, подошел к столу для нарезки ингредиентов. Повинуясь движению руки, чаша выплыла наружу. Блеснула серебристая нить.

Слушая себя, бубнящего монотонным голосом (обращаясь исключительно к плотно стиснутой в руках кружке) так, что безразличности к озвучиваемому материалу позавидовал бы и профессор Бинс, он смотрел на мальчишку. Непохоже было, что Гарри тяготится рассказом: каждое слово он будто хватал и впитывал, как губка, сияя, точно рождественское дерево. Снейп на секунду залюбовался обожанием на его лице и почувствовал… Да, он почувствовал теплоту в груди.

Как же странно…

Узнавание в глазах мальчишки тоже было. Оно мелькало то здесь, то там, от фразы к фразе. Как будто… Эти истории ему рассказывал кто-то ещё.

Воспоминание закончилось, и профессор вернулся к себе за стол.

Но кто?

Снейп широко распахнул глаза, вспомнив свой первый визит в Библиотеку и то, что ему там показалось. Он было вдохнул воздух, но горло перехватило. Выдохнуть — тоже не мог. Руки, ноги точно парализовало; Снейп сидел за столом неподвижно, как кукла, которую забыли убрать в коробку. И только когда в глазах начали появляться от недостатка кислорода разноцветные звёздочки и узоры, он смог мельчайшими, едва заметными движениями диафрагмы заставить себя остаться в сознании. Несмотря на то, что больше всего хотелось обратного. Конечности всё ещё были ему неподвластны. Будь сейчас война — забрали бы тёпленького.

…никаких эмоций даже не шевельнулось…

…Существовали только он, эта догадка и звёздочки в глазах…

Догадка была невероятной, она была немыслимой, она была… Она всё объясняла.

Как и то, почему мальчишка молчал.

…вакуум, приятная пустота, все мысли снова рассосались…

Усилия, которые Снейп прикладывал, чтобы не начать с порога отчитывать Гарри за то, что тот не удосужился придумать что угодно получше, кроме как снова свести его с одним из юношеских кошмаров, кажется, оправдались.

…вакуум…

Он попытался представить себе гипотетический сценарий, при котором Гарри мог это сделать иначе. Ничто не приходило в голову…

Он действительно сделал всё, что мог. Как профессор и предполагал. Он действительно… Заботился?

…вакуум…

Глаза были такими сухими, что песком из них, будь он настоящим, можно было бы отсыпать пару пляжей.

Внутренний голос молчал: дальше думать не получалось.

…вакуум…

Способность нормально дышать — хоть и мелкими, кошачьими вдохами-выдохами — вернулась. Конечности не чувствовались, пусть Снейп и знал, что они на месте. Как и он — на месте. Никуда не улетел, не стал бесплотным духом. Даже странно. Вот так бы встал, а тело осталось сидеть. Это казалось вполне реальной угрозой; он даже не пытался шевелить пальцами…

Оставалось ещё что-то… Что-то важное, что он не обдумал…

Ах, да. Свадьба. Шок, испытанный в кафе, казался теперь незначительной вспышкой.

На попытки вызвать в голове воспоминания о любом из упомянутых Ремусом событий затылок отзывался тупой болью, а перед мысленным взором возникала гладкая, как стекло, чёрная стена. Классика.

«Ты напился в стельку? Серьёзно, Снейп? После такого действительно только и остаётся, что память себе стереть, оставив другим свое шутовство в качестве свадебного сувенира [1],» — ехидный внутренний голос вернулся. А с ним и способность к рассуждению. Уже хорошо. Уже он не стал пациентом Мунго.

Интересно только, почему Люпин помнил. Может быть, зная характер Снейпа, никто не предполагал, что он будет расспрашивать старого дружка Сириуса Блэка о свадьбе Лили Эванс. А может быть, думали, что даже если и спросит, то решит, что стёр себе память сам, — это наиболее вероятно.

Что ж. Они плохо его знали. Это слишком лёгкий путь; неприятные воспоминания, кроме детских и ещё пары исключений, он предпочитал почаще пересматривать; так лучше ощущалось, что текущая жизнь сносна. Так лучше запоминались лица врагов.

Стирать воспоминания — для слабаков. Снейп не был слабаком.

Он бы ни за что не стал позволять кому-либо стирать себе память, в том числе себе. Ни при каких условиях. Кроме…

Да. Разве что если бы от этого зависела одна-единственная жизнь во вселенной.

Эта мысль поставила точку в рассуждении. Больше думать было нечего.

Он заставил себя согнуть пальцы в кулаки и ещё с десяток минут потратил на то, чтобы переждать неприятные ощущения, возникающие в онемевших конечностях, когда ими шевелят после долгого полного бездействия.

По крайней мере, он не сошёл с ума и не стал призраком. Это уже… радовало.

Снейп, шатаясь, дошёл до кровати, рухнул в неё и уснул:

сном без снов.

* * *

найди карту

Гарри рассматривал клочок бумаги, вертя его в разные стороны. Написан он был явно на коленке, — очевидно, никаких скрытых инструкций и водяных знаков не предвиделось. Люпин каким-то образом сунул его в ладонь Гарри так, что тот даже сперва не почувствовал.

Какую карту? Что за инструкция такая? Почему нельзя отправить её с совой, а надо обязательно царапать невнятные записки? Впрочем, может быть, у Люпина нет совы.

Мама на остальные вопросы только покачала головой. Но, подумав, она вспомнила, что Джеймс говорил ей как-то раз по секрету о созданной ими волшебной карте, которая показывала все потайные ходы и закоулки Хогвартса, и кто где был: преподавателей точно. Только мама её никогда не видела.

(Это звучало странно и непонятно. Если бы Гарри создал такую карту, то он бы наверняка показал её самому близкому человеку. Но Джеймс был не Гарри и, возможно, имел свои мотивы. Или мама не была самым близким его человеком. Что, впрочем, и без истории с картой вполне очевидно.)

Но Гарри принял эту версию за рабочую гипотезу. В любом случае, мама училась с Люпином семь лет, а Гарри был с ним знаком один вечер. Ей виднее, что друг Джеймса имеет в виду.

По маминым смутным объяснениям он попытался призвать карту в Библиотеке, но полки и коридоры отозвались глухим молчанием. Видимо, смутных объяснений было недостаточно.

— Я думаю, — сказала мама, наблюдая за его тщетными потугами, — что она просто бы здесь не работала.

— В каком смысле?

— Ну, понимаешь, это же не архивные знания, а… Текущие данные? Она не может показывать расположение людей в пространстве и времени там, где нет ни того, ни другого. Здесь есть свои инструменты…

Звучало обескураживающе логично.

— А что ты предлагаешь?

Мама нахмурилась.

— Ну, если Лунатик не знает, где она находится, но сказал, чтобы ты поискал, то, вероятно, она где-то в замке.

— Так.

— И, если она в замке, то может быть буквально где угодно… Но, — она со значением подняла палец, — точно не в гостиной Слизерина.

— Уже полдела, — съехидничал Гарри. Мама не обратила внимания.

— Это для них, я думаю, была очень ценная вещь, — пробормотала она, продолжая мысли вслух. — И либо они спрятали её в Выручай-комнате… — ну вот, опять Гарри ни слова не понимал. — Либо в гостиной факультета… Хотя, нет, там слишком много народу, а спальни убирают каждый день не по разу… Думай, думай…

— Филч, — прошептал Гарри, которого вдруг осенило. — Если они попадались ему хоть раз, то он вполне мог конфисковать подозрительный кусок пергамента, в который они, зная Джеймса, вцепились.

Мама посмотрела на него с восторгом. Гарри выглядел мрачным:

— Судя по тому, как о нём рассказывают, вряд ли это человек, к которому можно просто так подойти и сказать «слушайте, не завалялось ли у вас тут старого пергамента среди конфискованных вещиц?»

Мама потрепала его по голове:

— Ты же можешь применять не только гриффиндорские навыки в общении, не так ли?

Гарри хмыкнул:

— Но что я могу ему предложить? В замке, кажется, и так неплохо справляются с уборкой. А он только школьников гоняет. Угостить кошку чем-нибудь, чтобы он подумал, что я пытаюсь её отравить?

— Я не знаю… Разобрать старые фотографии?

Гарри осенило:

— Зал Славы! Я могу вызваться отполировать награды.

Мама хитро прищурилась:

— Вот видишь, не так уж и сложно.

Записку Гарри сжёг.

* * *

Блейз Забини с любопытством наблюдал за тем, как энергично Поттер поглощает завтрак. Он был будто противоположным тому Поттеру, которого они с Уизли обсуждали двадцать четыре часа назад: целеустремлённым, порывистым. Это было… Очень странно. Вот, как выглядит человек, привыкший сидеть за книгами сутками, если он один день не ходит на пары.

Рон едва поспевал забрасывать в себя овсянку с малиной, глядя, как Гарри уплетает её в три раза быстрее. Это было невозможно быстро и много: Рон был негласным чемпионом курса по объёму желудка.

Объёмы желудка Гарри сильно менялись в зависимости от его настроения. Вчера он не мог втиснуть в себя несколько тарталеток с омлетом; сегодня он зажевал пол-литра овсянки с двумя огромными сэндвичами.

Вершиной странностей в этом непонятном утре оказался Снейп. На фоне хронического недосыпа одной ночи было мало, чтобы разница была значительной, но он выглядел куда живее, чем во все предыдущие месяцы, а чёрные глаза странно блестели. Походка была плавная, как никогда, а скорость… Едва ли Нимбус-2000 завидевшего снитч ловца сравнился бы со Снейпом, приближающимся к столу Слизерина. Рон, как и большинство слизеринцев, подумал, что это какая-то ярость, поэтому, когда Уизли вжал голову в плечи, Гарри пихнул его ногой под столом. Он сделал это, потому что Рон был неправ; как и все остальные. Кроме Малфоя, который — к своему восхищению — впервые за своё существование видел крёстного… таким. Подобный блеск в глазах профессора мог значить только то, что профессор в восторге. И шёл об этом сообщить.

Снейп подошел к Гарри вплотную, с силой стиснул его плечо и, наклонившись к его уху, прошептал так, что никто, кроме Гарри, не услышал:

— Я понял. Лили.

Гарри всем своим бледным лицом просиял так, как никогда никто в этом зале его не видел сиявшим; солнце на волшебном потолке, в следующий момент выглянувшее из-за туч, решило, что его работа уже сделана. Он неосознанно изо всех сил вцепился пальцами (которые вдруг стали горячими) в прохладную кисть, сжимавшую его плечо. Снейп, не высвобождая руки, распрямился и тихо добавил, — так, что слышали все:

— Если хотите попробовать приготовить этот состав, то приходите вечером. Время вы знаете, — только теперь он мягко высвободил руку. По тому, насколько Гарри стало легче, профессор не мог представить, насколько ему было тяжело.

— Поттер, ты чего? — подозрительно спросил Блейз. Гарри непонимающе посмотрел на него, как бы на всякий случай проведя по лицу рукавом:

— Он очень сильно стиснул мне плечо.

Видимо, Гарри в свою очередь очень сильно стиснул пальцы Снейпу. Но, поскольку профессор уже скрылся в коридоре, равенство нанесённого ущерба оценить было некому.

— И что он тебе такого сказал? — полюбопытствовал Рон.

— Что ему прислали флакончик драконьей крови, — с энтузиазмом отозвался Гарри, ляпнув первое, что пришло на язык. Вместо мыслей голову будто ватой набили, но он заставил себя сосредоточиться и пуститься в объяснения: — Это о-очень дорогой ингредиент, а мы как раз хотели попробовать сделать эликсир, в который этой крови надо очень приличное количество…

С этого момента Блейз Забини официально записал его в разряд "особо помешанных на учёбе". А вот Рон почему-то даже не удивился.

__________________________________________

[1] игра слов с французским словом «souvenir» — воспоминание и сувенир — как подарок на память

От автора: возможно, вы успели понять, дорогие читатели, что я — человек сентиментальный. Запоздало прошу прощения. И надеюсь, что какая-то из линий, несмотря на это, вам приходится по душе.