Воровка (джен)

«Пятьдесят восемь баллов из ста возможных. Удовлетворительный уровень знаний. Поощрение не рекомендовано».

Иллин уставилась в экран, чувствуя, как ужасно тяжелый камень в груди становится еще тяжелее. Впервые она получила такой низкий балл по тесту — и уже в который раз за эти пару дней показала себя никчемной ученицей. Сегодня даже общеобразовательная программа ей не давалась… Хотя, наверное, стоило радоваться и тому, что она не нарвется на дисциплинарное взыскание за «неудовлетворительно». Иллин не могла ни о чем думать — все мысли были забиты тем, что произошло утром. После порки было больно сидеть, да и ходить тоже. Иллин сама не понимала, как смогла выдержать уроки: чем дальше, тем сильнее ей хотелось жалобно заскулить и свернуться клубочком на полу.

Едва учительница вышла из аудитории, тишина взорвалась галдежом, руганью и смешками: ребята бурно делились впечатлениями и своими результатами, какой-то мальчишка слишком громко высказывал, куда руководству Академии стоит засунуть свои тесты и «дисциплинарные взыскания». Возможно, на него донесут, если кто-то решит, что выгадает от этого хоть немного. Иллин бы на это не рассчитывала, но дураков и подлецов здесь было немерено. На нее саму надзирателям доносили регулярно, благо Учитель над всеми жалобами только посмеивался. Не верил. Теперь, может, и это изменится: Иллин уже показала, что не достойна доверия, и кто знает, сможет ли Учитель относиться к ней по-прежнему.

Бросив планшет в сумку, она поплелась вслед за бывшими одногруппниками, торопящимися на обед. Завтрак ей пришлось пропустить, так что вдобавок к боли и стыду ее мучил еще и голод, от которого сводило живот и подташнивало.

Пикнул комлинк на запястье. Иллин протиснулась к стене, чтобы прочитать сообщение, не боясь оказаться затоптанной оравой голодных послушников.

«Поднимайся ко мне в покои. Не задерживайся».

Иллин грустно вздохнула: похоже, придется объясняться за плохую оценку раньше, чем она думала. Или Учитель решил, что ей нужно еще одно внушение. Зачем еще звать в покои? Для учебы и тренировок они вряд ли годятся.

— Что, красотка, проблемы?

Иллин вздрогнула: Элдриж вынырнул из толпы так внезапно, что она не успела придумать хлесткий ответ. Вместо этого она молча стиснула зубы и вжалась в стену. Что-то в нахрапистых, беспардонных манерах Элдрижа напоминало ей о Варле — и вместе с воспоминаниями возвращалось то жгучее желание причинить боль. Воткнуть нож в брюхо и провернуть. Сжать в невидимом кулаке хрупкую кость и раздробить на сотни маленьких осколков…

Элдриж навис над Иллин, уперев кулак в стену всего в паре миллиметров от ее лица. Он держался расслабленно, будто точно знал, что не встретит никакого сопротивления, и не забывал одарять самодовольными ухмылками проходивших мимо приятелей. Иллин знала, что он возомнил о себе: из всей их группы Элдриж был самым сильным, самым способным, самым наглым. Среди ребят не было никого, кто посмел бы сказать ему слово поперек; запуганные мальчишки и девчонки стремились попасть в его банду, а те из девочек, что покрасивее, безропотно позволяли ему лапать себя в обмен на защиту от его же дружков. Только Иллин до сих пор не признала его вожаком, и Элдриж явно собирался это исправить.

— Иллин, я не пойму, ты чего нос воротишь? Я ж тебя не обижаю. Интересуюсь вот, как у тебя дела, чего такая грустная. Чего, старик твой не в духе был? Надрал тебе красивую жопку за что-то? То-то ты сегодня сидела как-то криво!

Осклабившись, Элдриж с размаху шлепнул Иллин по ягодице и тут же огладил ее с гадкой, похотливой нежностью.

— Да ты не жмись, — прошептал он Иллин на ухо. — Я тебя не обижу. Такую красотулю разве ж можно обижать?

Иллин почти не слышала его слов. Все вокруг будто перестало существовать — остались только она, Элдриж, его рука у нее на ягодице и омерзительная ухмылка у него на лице. Такой наглый, самоуверенный… точь-в-точь Варл, только лицом не вышел. И Элдриж — не драгоценный сынок ее хозяйки, а Иллин — не напуганная рабыня.

Сколько это еще будет продолжаться? Почему она должна терпеть унижения, а потом плакать в уголке, когда у нее в мизинце больше силы, чем у всех ее обидчиков вместе взятых? Иллин чувствовала ее внутри и вокруг себя, такую близкую, такую послушную… Достаточно просто принять ее. И не бояться пустить в ход.

— Думаешь, ты сильный? — выдохнула Иллин ему в лицо. Она дрожала, и Элдриж заулыбался еще шире, услышав ее голос… Вот только этот идиот не понял, что дрожь та была вовсе не от страха. Иллин сейчас не боялась никого и ничего. — Ты слабак. Слабак и трус. Только и можешь, что издеваться над слабыми. Если ты еще раз прикоснешься ко мне, я заставлю тебя лизать подошвы моих сапог. Пошел. Вон.

Элдриж замер, глядя на нее расширенными глазами. Его рот дернулся и пополз на сторону, ухмылка перекосилась, превратившись в гримасу боли. Рука, которой он щупал Иллин, скрючилась и покраснела, будто от сильного напряжения.

Иллин не понимала, что она делает. Она просто очень хотела причинить Элдрижу боль и хорошо учила расположение болевых точек на теле. Если воздействовать хотя бы на две одновременно, скажем, на почки и солнечное сплетение…

Элдриж закричал, хватаясь обеими руками за живот. Его дыхание сбивалось, глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Глубоко внутри Иллин была в ужасе от того, что она делает — и с каким удовольствием. Но разве сволочи вроде Элдрижа заслуживают, чтобы их жалели? Жалел он хорошенькую, хрупкую Перайю, когда побил ее за то, что она его отшила? Жалел мальчишек, которые то и дело оказывались в медблоке из-за него? А ее саму пожалел бы?

Элдриж уже не просто орал — выл на одной ноте. Каким слабым он сейчас выглядел, каким жалким… Он был жертвой. Он, а не она. И это было так прекрасно, так хотелось насладиться этим еще немного…

Чья-то ладонь легла ей на плечо. Иллин дернулась, попыталась сбросить ее, но чужие пальцы сжались, впились в плечо так, что она вскрикнула от боли… И будто проснулась. В коридоре, казавшемся пустым, вдруг обнаружилось множество ребят, смотревших на нее удивленно, а многие — испуганно. Рядом с Иллин стояла сухопарая пожилая женщина в одеяниях надзирательницы. Ее цепкий, холодный взгляд не предвещал ничего хорошего.

Элдриж стоял на коленях, съежившись и всхлипывая, как маленький ребенок. Иллин почувствовала тошноту. Ватные ноги едва не подкосились, и ей пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть.

Неужели это сделала она? Зачем? Она не собиралась… Не хотела... Да что с ней такое?!

Иллин прикрыла лицо руками. Вот теперь у нее точно будут неприятности. И что с ней происходит?! Она же могла убить его. Убила бы — и даже не поморщилась…

— Пришла в себя? — равнодушно спросила надзирательница. — Вижу, что пришла. Кто твой надзиратель, девочка?

— Я послушница лорда Лексарна, госпожа, — с трудом выдавила Иллин, холодея от мысли о том, что за этим последует. Учителю обо всем доложат, и тогда… Что он с ней сделает? Он и так очень ею недоволен, а уж после такого…

Он же не отправит ее на столб? Или?..

— Вот как? — Надзирательница хмыкнула, чуть прищурив глаза. — Могу понять, почему он тебя выбрал… Но нарушение дисциплины есть нарушение дисциплины. Я доложу лорду Лексарну о твоем поведении. И скажи спасибо, что я не позволила тебе покалечить мальчишку, иначе пришлось бы вести тебя к верховному наставнику. Иди с глаз. А ты, мальчишка, останешься, у меня и к тебе вопросы есть… Хватит изображать умирающего, вижу, что цел! — Она обернулась к Иллин, все еще жавшейся к стене: — Ты еще здесь? Иди, перед своим Учителем объясняться будешь.

Иллин скованно поклонилась. Ноги все еще держали некрепко, поэтому со стороны могло показаться, что она пьяна. Другие послушники обходили ее стороной, провожали долгими взглядами. Иллин слышала их шепотки, несущиеся ей вслед. Уважительные. Боязливые. Элдриж успел заработать себе имя среди младших, а она взяла и движением пальца заставила его корчиться у ее ног.

Теперь ей уступали дорогу — а она больше всего хотела, чтобы кто-нибудь взял ее под руку и помог дойти до второго этажа. Ей казалось, хуже, чем с утра, она чувствовать себя не может. Выяснилось, что может. И гораздо, гораздо хуже…

«Что со мной происходит? — думала Иллин, чуть не плача. — Я же не такая. Я не хотела делать ему больно… Я просто хотела, чтобы он отстал…»

Иллин понимала, что врет сама себе. Она хотела причинить ему боль. Очень хотела. Но признать это… Тогда, с Варлом, было точно так же. За него Иллин не было стыдно, да и за Элдрижа тоже. Они заслужили. Но неужели она вот так просто, в один момент может стать такой… злой? Такой жестокой? Хуже всего было то, что Иллин нравилась их боль. Нравилось чувствовать себя сильной, причиняя страдания другим. Неужели она сама — чудовище? Ничем не лучше тех, кто завоевал ее родину и сделал рабами маму с папой?

Иллин поняла, что ввалилась в покои лорда Лексарна без стука и подобающего поклона, только когда он поднялся из-за накрытого стола, всем своим видом выражая сдержанное изумление. Поняв свою оплошность, Иллин пала на колени и низко склонила голову:

— Учитель, молю, простите мою непочтительность. Я… — Иллин хотела сказать что-нибудь подобающее провинившейся, но хорошо воспитанной послушнице, и не смогла. Она была слишком напугана и растеряна, чтобы быть благовоспитанной, а может, слишком устала быть такой. Слова вырвались вслед за слезами, и она даже не попыталась сдержать их: — Я не понимаю, что со мной происходит.

Она ожидала чего угодно. Строгой отповеди. Немедленного наказания. Приказа выйти и войти, как подобает, если ей повезет. Однако Учитель только усмехнулся, глядя на нее, и задумчиво провел ладонью по усам.

— Да я вижу, Иллин. Ну, иди сюда. Рассказывать будешь.

* * *

— Хочешь сказать, ты мучила этого мальчишку Силой? Хм… Что ж. Видимо, в твоей глупой голове задержалось хоть что-то из того, что я пытался в нее вбить. И что? Ты из-за этого трясешься и боишься на меня глаза поднять? Или ты еще что-то успела натворить?

Иллин потрясенно уставилась на Учителя. Рассказывая о стычке с Элдрижем, она была уверена, что задумчивое молчание лорда Лексарна предвещает бурю. Вот сейчас он внимательно выслушает ее, немного помолчит, а потом начнет ругать — да так, что от каждого слова будет хотеться провалиться под землю. Она мысленно готовилась к наказанию, подбирала слова, чтобы хоть немного смягчить гнев наставника… а он похвалил ее? Иллин боялась в это поверить. Неужели ей и вправду ничего не будет?

— Я плохо написала тест по физике, — пролепетала Иллин. После того, как она мучила Элдрижа на глазах у одногруппников и надзирательницы, говорить об этом проступке было нелепо и почему-то вдвойне стыдно. — Учитель, вы правда не сердитесь на меня? Та надзирательница сказала, что я нарушила дисциплину, и она сообщит вам…

— Это ее работа. Я сделаю мрачное лицо, пообещаю, что разберусь с тобой, и мы оба забудем об этом к вечеру. Иллин, неужели ты думаешь, что я накажу тебя за то, что ты указала на место какому-то одуревшему мальчишке, посмевшему тебя лапать? — Лорд Лексарн фыркнул. — Я бы скорее наказал тебя, если бы ты спустила ему это. А тест завтра пересдашь при мне, тогда и буду решать, что с тобой делать и делать ли вообще. Это все?

Иллин ошалело кивнула.

— Да, Учитель… Точнее, нет, не все. Учитель, мне страшно. Тогда, с Элдрижем, я себя не контролировала. Если бы та надзирательница не вмешалась, я бы его убила. Я… — Иллин судорожно вздохнула: чудовище, сидевшее в ней, словно услышав, что о нем вспомнили, вновь заявило о себе отголоском той злобы и жестокой радости. «Тебе же это понравилось, Иллин. Не ври себе, будто нет». — Я не знаю, что со мной произошло. В меня как будто что-то вселилось. Что-то очень злое. Я не могла этому сопротивляться… И не хотела.

Учитель указал ей на кресло рядом со своим:

— Сядь сюда для начала. Хватит валяться у меня в ногах.

Иллин с трудом поднялась с колен и послушно перебралась в кресло. Как нарочно, стояло оно напротив накрытого стола, уставленного вкуснотой, о существовании которой Иллин старалась забыть с первого дня в Академии. Пустой желудок болезненно свело, и Иллин с трудом сдержала тошноту.

— Ты смогла меня приятно удивить, девочка. Еще вчера мне пришлось избивать тебя полтора часа, чтобы ты смогла призвать хотя бы слабенькое эхо Темной Стороны, а сегодня… Если бы ты не прибежала ко мне такой напуганной, я мог бы решить, что ты хвастаешься, чтобы реабилитироваться в моих глазах. Да, да, хватит жаться, я действительно тебя хвалю. Только впредь контролируй себя. Если бы ты покалечила или убила того мальчишку, мне пришлось бы разговаривать с тобой по-другому.

Иллин отвела взгляд. Впервые похвала лорда Лексарна не принесла ей никакой радости. Даже расстроила. Да, он ситх, но видеть, как он одобрительно кивает и улыбается, слушая об этой мерзости... Иллин не хотела, чтобы ее хвалили за такое. Неужели такой он хочет видеть свою ученицу? Жестокой, злой, готовой мучить людей просто для того, чтобы расквитаться за мелкую обиду?

— Благодарю вас, милорд, — почтительно ответила она, привычно скрыв свои настоящие чувства. — Меня только беспокоит, что я не могу контролировать это.

— Если бы умение контролировать Силу было врожденным, в Академии бы не было надобности. Раз ты у меня такая способная, я начну заниматься с тобой более интенсивно. Надеюсь, ты скоро привыкнешь спать по четыре часа в сутки, потому что больше времени на отдых у тебя не будет. — Лорд Лексарн чуть улыбнулся, в его глазах загорелись веселые искорки. Иллин, как бы ни была расстроена его словами, почувствовала себя гораздо лучше: Учитель больше не сердился на нее, теперь это было очевидно. — Жаль, что я не могу просто так взять и доставить сюда бывшую приму имперской оперы или ее сына, чтобы ты смогла потренироваться на них. Придется обойтись медитациями… или тем мальчишкой, если он снова вздумает лезть к тебе. Убить его у тебя едва ли выйдет, а остальное я тебе прощу.

Иллин в который раз не смогла понять, шутит Учитель или нет, но спрашивать не стала. Если ему так по вкусу ее жестокость, ему вряд ли понравилась бы ее реакция сейчас. Иллин не хотела повторять подобное. Даже с Элдрижем или Варлом, не говоря уже о госпоже Тире… Иллин никогда не смогла бы поднять руку на нее. Пусть даже госпожа Тира на нее — смогла, и без особых сожалений.

Учитель встал, и Иллин тут же подскочила следом, чтобы не показаться непочтительной.

— Раз с этим разобрались, то прошу к столу. Мы и так порядком запоздали с обедом.

Иллин потрясенно захлопала ресницами, забыв даже обругать себя за эту глупую привычку. Ее — за один стол с Учителем? Послушницу, да еще и неоднократно провинившуюся?

— Милорд, я… не знаю, подобает ли мне…

— Что подобает? Есть? — сварливо осведомился лорд Лексарн. — Думаешь, я зачем тебя звал к себе? Все-таки я оставил тебя без завтрака и совершенно не хочу, чтобы ты свалилась от голода. Приводи тебя в чувство потом…

Он уселся во главе стола и указал Иллин на место напротив.

— Садись и ешь, глупый ребенок. И перестань трястись. Я не собираюсь дважды наказывать тебя за один проступок, если ты этого боишься.

Иллин скромно примостилась на краешке стула, не забыв благодарно улыбнуться, — правда, вышло немного натянуто из-за боли. Лорд Лексарн, заметив это, проворчал:

— Ладно, можешь сходить в медблок и подлечиться. Хватит тебе мучиться. Надеюсь, ты хоть поняла, как глупо подставилась?

— Да, милорд. — Иллин покаянно склонила голову. Вспоминать о том, что случилось утром, все еще было неприятно, но страх ушел окончательно — остались только стыд и неловкость. Иллин терпеть не могла быть в чем-то виноватой, даже если на нее не злились. — Вы позволите мне спросить, как вы узнали? Джиа была уверена, что не попадется.

— У Джии весь ум в медицину ушел, а на прочее не хватило. — Лорд Лексарн с пугающей ловкостью разломил ножом и вилкой хитин аграмака. «Подавать на листе салата, обязательно под кисло-сладким соусом, взрослым — с красным сухим вином», — тут же вспомнила Иллин. — В Академии полно глаз и ушей, Иллин. Ни ты, ни Джиа не можете шагу ступить без того, чтобы как минимум полдюжины человек не рассказали мне, куда и зачем вы собрались. Помни об этом, когда сама начнешь бегать на свидания.

Иллин залилась краской. Она не бегала ни на какие свидания, а Учитель на нее смотрел так хитро, будто она только и делает, что встречается с мальчишками! А она даже не собиралась. И Касбир вспомнился сейчас совсем не кстати. При чем он здесь вообще? И почему лорд Лексарн заулыбался еще шире?!

Чувствуя, что уже пылает до кончиков ушей, Иллин опустила взгляд в свою тарелку. Дроид как раз закончил наливать в нее суп. Бульон был странного темно-коричневого цвета и пах чем-то сладким и острым. Кусочки мяса, плавающие в нем, оказались идеально очищенными от всего лишнего и буквально таяли на языке. Иллин понятия не имела, как называется блюдо, как его подавать и гостей какого статуса надлежит им кормить, но едва не застонала от удовольствия, проглотив первую же ложку. Она так давно не ела ничего вкусного… Последний ужин с господином и госпожой, на котором ей было позволено присутствовать, был будто бы десятки лет назад. И даже тогда Иллин и Милли сначала прислуживали за столом и приступали к еде лишь после того, как хозяева закончат трапезу. Сейчас же Иллин обедала с лордом Лексарном, будто… будто была почти равной ему. Не госпожой, конечно, но господским ребенком.

Эта мысль была настолько дерзкой и неправильной, что Иллин прикусила щеку, чтобы спуститься с небес на землю. В прошлый раз, когда она возомнила себя любимицей, которая хоть что-то значит, все закончилось плохо. Нечего зарываться. Милорд добр к ней, пока она устраивает его. Если разочарует, он тут же напомнит ей, что она всего лишь послушница, а значит, стоит немногим больше рабыни.

— Вкусно? — Лорд Лексарн отечески ей улыбнулся и подвинул тарелку с ароматным рыбным филе. — Уж точно лучше той бурды, которой вас кормят в столовой. Если будешь радовать старика, сможешь так есть каждый день. Ты все-таки моя ученица, и тебе полагаются кое-какие привилегии, помимо того, что плетью по заду ты получаешь от лорда, а не какого-то надзирателя.

«Это слова, не более. Я просто послушница. Такая же служанка, какой была, только немного выше статусом». — Иллин крепко сжала вилку в кулаке, будто это могло помочь ей обуздать чувства. Не помогло. Иллин хотелось броситься на шею лорду Лексарну и расплакаться от благодарности, счастья и страха вновь все потерять, оказаться обманутой и выброшенной.

— Благодарю, милорд, — только и сказала она, пряча мокрые глаза. — Я очень постараюсь радовать вас.

О том, что для этого придется делать, Иллин задумываться очень не хотела.