Всегда и навеки (джен)

Цицерон опустился за ближайший стол, сильно уязвлённый случившимся. Для него было ясно как день, шут предчувствует недоброе, и будет относиться ко всему с подозрением. Идти следом за ним, как ранее было запланировано, не получится, ведь от него, убийцы, постараются ускользнуть. Но теперь молодой имперец знал наверняка — это Амиэль, его жертва. И он сам выдал себя, хотя, возможно, вовсе этого не хотел… Шут привык говорить всё, что вздумается, и сейчас у него просто вырвалось, совсем необдуманно, самопроизвольно. А когда опомнился, что здесь он не тот, за кого себя выдаёт, было уже поздно. Его заметили. Однако как ловок… Не такой уж он и дурак, раз смог улизнуть из рук толпы. В самом деле — змея.

«Но от меня не уйдёшь. Я не я, если позволю тебе сбежать», — заносчиво рассуждал молодой убийца, воспаляя собственный задор.

Цицерон довольно быстро пришёл к выводу, что сегодня придется обойтись без сна. Всю ночь следовало потратить на продумывание истории, дополнить её разными мелочами, добавить правды, дабы выбранный им шаблон смотрелся натурально. Но предчувствие подсказывало, что как бы он не вживался в роль, его раскроют. Его появление предвидят.

«Это из-за того недавнего курьёза на Арене? Шут понял — над ним нависли тучи… Зачем же тогда он покинул столицу, если такой прозорливый? Понимает, что никуда не денется? Не сегодня, так завтра? Пришёл попрощаться с родными? — последний вопрос показался Цицерону забавным. — Зачем прощаться, если и так скоро встретится?»

Он решил остаться на первом этаже постоялого двора сторожить жертву, а как начнёт светать — выдвинется караулить на дорогу. Нельзя упустить столь идеальный шанс и чужую глупость, а может бессилие, так как в столице провернуть такое дельце будет во много раз сложнее. Само провидение улыбается ему, и не стоит его разочаровывать.

Ни свет ни заря Цицерон отправился на кладбище — уже мочи не было ждать. Он всю ночь ничего не пил и не ел, не сомкнул глаз, следя за лестницей на второй этаж, понимая, как, возможно, это нелепо выглядит. А ещё более несуразными были его собственные мысли, но остановить их поток у него не получалось.

«Если бы я был на его месте, то давно бы уже вылез через окно и дал дёру, забыв обо всём и вся. Там невысоко, — незатейливо строил он цепочку чужих действий в уме. — Интересно, он владеет какой-нибудь школой магии? Иллюзия и изменение могли бы обмануть меня, зря я не осведомился о его пристрастиях, — не унималась фантазия. — На крайний случай он мог бы переодеться… Или… Я опять преувеличиваю? Не так уж и умён этот шут, раз пришёл сюда…» — так и пролетело несколько часов в пустых домыслах. Даже в голову вступило. Но это был его последний контракт! Он не простит себе, если вернётся в Убежище проигравшим.

Азарт и беспокойство не давали ему тихо сидеть на месте: то пальцы самопроизвольно забарабанят по столу, то нога по полу застучит. Да что с ним творится-то? Давно такого не было… Ему не нравилось ждать у моря погоды. Так ещё и ситуация была неподконтрольна, ведь о его присутствии скорее всего подозревают. Стало душно. На свежем воздухе ум должен прояснится, и тогда история его появления в Скинграде обретёт точные контуры.

«Заговорить… Понравится. Отвести подальше в лес? — Цицерон потёр ладонью уставшие глаза, а после спрятал руки в карманы теплушки. Всё вокруг ещё спало. Небо окрасилось зелёными предрассветными тонами. — Нет. Нет… Его труп должны быстро найти, таково пожелание заказчика. Убить прямо на кладбище? А не чересчур ли символично? Место открытое…»

Он уже давно крутил в голове разные варианты событий. Даже версия с убийством на постоялом дворе не раз мелькала перед глазами, но большое скопление народа отталкивало. Со второго этажа на первый и обратно постоянно кто-то шастал. Слишком опасно было что-то затевать, тем более никто его внутрь не впустит, как бы он не умалял. Только лишнее внимание привлекать.

Перед его взором, наконец, предстало кладбище, однако размышления на этом не успокоились, они просто поменяли своё направление. Следовало продумать дальнейшие действия, так как те взгляды, которыми он мерил обстановку раньше, теперь были непригодными. Загвоздка в том — как поведёт себя жертва? В таких условиях любой план был шатким.

Прятаться где-то намеренно, а после выскакивать и начинать диалог — банально. Набрасываться на жертву исподтишка слишком просто и пошло, да и открытая местность, как не прячься, тебя, если и не увидят, то услышат. Хотя, возможно. Но Цицерона такой ход событий не устраивал. Раньше бы он и не раздумывал, сделав так, как проще, а именно — нападение. Но теперь всё стало иначе. Хотелось выполнить контракт неординарно, так, как никогда, однако за всё время, что у него было, на ум не пришло ничего гениального. Была лишь история, что однозначно пригодится ему, но сама по себе она ничего не решала…

Небо заиграло золотом, проснулось вороньё, громко галдя. Лес оживал. Цицерон задумчиво бродил среди надгробий и искал имя, которое вряд ли бы смог сейчас найти — много воды утекло с тех пор. Забавное совпадение... До дрожи.

Ночной азарт угас, уступив место бессильному опустошению. Ожидание… А вслед за ним торопились сомнения.

«Неужели сбежал? Следовало сторожить его под окнами? Или у двери? Всё пошло коту под хвост… Зачем тогда я здесь?»

Ему хотелось верить своей жертве. Раз шут сюда приехал, значит ему это было нужно. Значит придёт… Придёт. Просто нужно подождать. Ещё.

Дабы отвлечься, молодой убийца опустился на землю, убирая мох с замшелого камня. Здесь было чьё-то имя. Пальцы перепачкались в трухе, снимая толстую корку. Но тут его взгляд осёкся, заметив за деревьями, что обрамляли дорогу, какое-то движение. Кто-то шёл сюда. Цицерон так и замер в одном положении, присматриваясь к незнакомцу. Время словно остановилось, и важно было лишь одно — кто это?

Некто в чёрной накидке быстрым шагом приближался к кладбищу. И им оказался тот самый человек, что остановился вчера на постоялом дворе. Выводы молодого имперца оказались верны. Но тут до слуха стали долетать странные протяжные звуки. Шут пел…

— На-на, на-на. Та-да, та-да, — Цицерона от подобной внезапности сперва покоробило. Однако спустя мгновение всё встало на свои места.

«Ты боишься», — констатировал убийца, сглотнув слюну. Ему тоже было не по себе. Как-никак, перед ним был приближённый самого императора Тита Мида II. Настолько высоко Цицерон ещё никогда не замахивался. От раздумий его отвлёк чужой протяжный голос:

А к окнам темнота всё льнёт,

И до рассвета долго.

Ты слышишь? Ветер ветки гнёт

И шепчет кто-то колко:

Ты выйди-выйди погулять,

Открой мне дверь скорее.

Стучится, ломится опять,

Всё становясь смелее.

Мои глаза, всё это ложь,

Что правда — я не знаю.

С рассветом ты опять уйдёшь,

Толкая меня к краю.

Шут шёл по дороге вглубь кладбища, негромко напевая, а молодой убийца так и остался возле могильного камня. Все соображения будто ветром сдуло, как это бывало во времена его первых контрактов. И только благодаря усилию над собой у него получилось подавить нахлынувшую рассеянность. Неужели понимание необратимого, а именно — его конец как ассасина, так сильно подействовало? Или это было что-то другое?

Он торопливо поднялся с колен, осознавая, что ещё чуть-чуть и цель его прибытия уйдёт. Конечно, её можно было нагнать, но чутьё подсказывало — нужно действовать сейчас.

— Простите, — окликнул Цицерон не своим голосом. Что это? Разочарование от бесполезности всей разворачивающейся здесь игры? Или просто в горле запершило от долгой прогулки на свежем воздухе? Сейчас было неясно. Единственное, что было неизменным, так это трепет во всём теле. Сладкая истома, заполнявшая до краёв.

Незнакомец в чёрной накидке вздрогнул от неожиданности и обернулся. Лица из-за капюшона было не разглядеть, однако молодой убийца ощутил чужой страх. Песня смолкла, и два человека замерли, смотря друг на друга через ограду в виде могильных камней. Повисшее молчание снова нарушил Цицерон.

— Простите, — повторил он. — Я заблудился. Это кладбище столь огромно, что я брожу кругами, но никак не могу найти его новую часть с недавними захоронениями. Не подскажите, как туда пройти? Я так давно здесь не был, — заговаривал молодой убийца жертву, медленно приближаясь, обходя надгробия.

Амиэль всё так же стоял на одном месте, будто пригвождённый, не отвечая. Его взгляд остекленел и буравил приближающегося незнакомца. Цицерон же, подойдя ближе, постарался изобразить на лице добродушную и благодарную улыбку — ведь шут пришёл к нему несмотря на все подозрения! Но молодой убийца не смог долго сдерживать на себе чужого натиска и уставился в землю. Казалось, немая сцена не закончится, но тут мужчина отвёл взгляд, прекратив пытку, и пошёл дальше, лишь обронив:

— Я как раз направляюсь туда, идём.

После этой фразы вновь повисло неуютное молчание, отчего Цицерона покоробило и все те приятные чувства мимолётной власти над кем-то опали с него, как листва с дерева. Он не мог ощутить сладкую силу и получить ни с чем несравнимое удовольствие, ибо ему этого попросту не позволяла жертва.

«Я сам себе всё выдумал или Амиэль действительно понимает, кем я являюсь?» — спрашивал он сам себя, и именно этот вопрос не давал покоя, не позволял насладиться моментом. Так как они танцевали вдвоём на одном лезвии клинка и это было для Цицерона неприятным фактом. Ведь он привык быть на острие эмоций в полном одиночестве.

— И давно ты ходишь кругами? — решил уточнить Амиэль, теперь как-то иначе заговорив с Цицероном. На губах появилась едва заметная насмешка, а в голосе проскользнули нотки любопытства.

— С рассветом я уже был здесь, — отозвался молодой убийца, ответив почти правду. Подсознательно он ощущал неприязнь к сложившейся ситуации, было чувство, будто это с ним играют, а должно быть наоборот. Подобное на его памяти происходило впервые.

— Хах… Зачем же было вставать так рано? Боишься, что твой покойник убежит? — поток нескрываемой иронии хлынул на Цицерона, как из ушата вода.

Они шли не торопясь, будто гуляли, однако до их встречи шут явно куда-то торопился. И этот момент не ускользнул от глаз молодого убийцы. С опытом он научился подмечать то, на что раньше бы не обратил внимания.

«Ты тянешь время? Перед смертью никак не надышишься?» — крутились на уме соображения от увиденного и услышанного. Однако вслух он решил ответить вопросом на вопрос:

— А вы почему пришли в столь ранний час?

Шут обернулся к спутнику вполоборота и расплылся в улыбке. На впалых щеках появились ямочки. Цицерон только сейчас смог разглядеть свою жертву как следует, так как капюшон более не оттенял чужого лица. Солнце поднялось над лесом.

— У меня не так много времени, как хотелось бы, — с какой-то тоской произнёс Амиэль. — А ведь так отрадно гулять, вот как сейчас, купаясь в солнечном свете… — и будто в подтверждение своих слов, он стянул с головы капюшон, подставляя лицо теплым лучам. Его светло-карие глаза, или даже можно сказать — жёлтые, были широко распахнуты, и смотрели на всё вокруг так, будто видели в первый раз.

«Чего ты добиваешься? К чему ты это говоришь мне?»

— Мы скоро будем на месте? — решил уточнить Цицерон, пытаясь тем самым дать жертве понять о своей непреклонности.

Из груди Амиэля вырвался надрывный хохот, но едва начавшись, смолк. До слуха донёсся глубокий и шумный вздох.

— Поспешишь — людей насмешишь, — ответил шут.