Воровка (джен)

На следующем занятии Иллин не смогла даже сдвинуть с места датапад. Лорд Лексарн сперва был терпелив. Объяснял по сотому разу, как обращаться к энергии Силы и направлять ее. Заставлял Иллин пытаться снова и снова. Бранился, говорил обидные слова, чтобы разозлить ее. Сгоряча дал оплеуху, когда Иллин начала плакать от страха и бессилия, но так ничего и не добился.

У нее ничего не получалось, как бы она ни старалась.

— Все, достаточно, — махнул он рукой, когда датапад в очередной раз едва вздрогнул от всех усилий Иллин. — У меня нет времени на это.

Лорд Лексарн тяжело поднялся из-за стола, и Иллин сжалась в комок, когда он навис над ней всем своим огромным ростом, гневом и силой, которой, казалось, было мало даже его могучего тела. В такие моменты — стоя на коленях, в очередной раз разочаровав его, — она особенно остро сознавала, насколько хрупка и ничтожна. Вчера она возомнила себя сильной? Дура. Букашка нелепая…

Она смиренно склонила голову, пытаясь сдержать слезы. Быстро же Учитель признал, что у него больше нет времени на возню с ней. Прямо как Джиа предупреждала…

Иллин не заплакала — лишь бесшумно затряслась. Неужели он откажется от нее прямо сегодня? Или сейчас ее ждет только порка? Или другое жестокое наказание, и так на протяжении нескольких месяцев, пока лорду Лексарну не надоест окончательно?

Лорд Лексарн наклонился к ней и протянул руку, мягко коснувшись подбородка. Иллин послушно подняла голову. Он любил, когда она отвечала, глядя ему в глаза.

— Что с тобой опять случилось, девочка? — раздраженно спросил он. — Вчера все было слишком хорошо, а тебе не хватает моей ругани и плетки? Ни за что не поверю, что тебе нравится, когда тебя ругают, бьют и оставляют без еды. Так в чем же дело?

Иллин, судорожно вздохнув, помотала головой.

— Я не знаю, Учитель, — еле слышно ответила она. — Простите…

Больше ее ни на что не хватило. Она действительно не знала, почему не может сосредоточиться на простейшем действии. Пускай лорд Лексарн ее наказывает. Иллин не чувствовала в себе сил объясняться или молить его о снисхождении.

Он смотрел на Иллин без злости — внимательно, изучающе, будто пытался понять, что же в его бестолковой ученице сломалось, где у нее тот рычажок, на который нужно нажать, чтобы заставить ее работать. Или задумался, что нашел в этой бездарности.

— Поднимайся, — наконец велел он. — Пойдешь со мной.

Иллин молча подчинилась. Хотя тон лорда Лексарна не обещал ничего хорошего, Иллин почему-то почти не чувствовала страха. Такое уже было с ней, даже дважды — когда ее вели на столб и когда надсмотрщица госпожи Тиры волокла ее в холл поместья, где ждали какие-то страшные люди в форме и медицинских халатах. Грустно было, да теплилась робкая надежда, что все обойдется. Несмотря ни на что. Несмотря на то, что впереди уже виднеются позорные столбы, а врач с равнодушным лицом велит протянуть руку для анализа крови.

Мимо коридора, что вел к тюремному блоку, лорд Лексарн прошел, даже не замедлив шаг. Не остановились они и у лестницы на второй этаж, сразу же направившись к главному входу Академии. Иллин вжимала голову в плечи, чувствуя на себе чужие взгляды. Ей казалось, что каждый встречный послушник насмехается над ней, хотя она понимала, что это глупость. Когда они вышли на улицу, и в лицо ударил пыльный коррибанский ветер, режущий кожу острыми песчинками, Иллин почувствовала себя чуть лучше.

Двор Академии не пустовал почти никогда, вот и сейчас послушников здесь было не меньше, чем в библиотеке. Несмотря на жестокую конкуренцию, ребята часто выходили сюда потренироваться без присмотра инструкторов или просто пообщаться, не боясь повысить голос чуть сильнее положенного. Многие уже собирались обратно: близилось время ужина. Солдаты, скучавшие на постах, щурились на заходящее солнце и украдкой потирали глаза. И те, и другие почтительно склонялись перед лордом Лексарном, когда он проходил мимо. Иллин семенила следом, стараясь не отставать от его широкого шага.

Вскоре позади остались и двор, и тренировочная площадка. В медленно сгущающихся сумерках — темнело на Коррибане мучительно долго, словно густые вечерние тени никак не могли удушить упрямый солнечный свет, — все вокруг выглядело еще более безрадостно, чем обычно. В месте, куда Иллин привел лорд Лексарн, не было и следа попыток людей заново обжить мертвую планету — только останки зданий, почти занесенные песком, обломки скульптур и булыжники, в которых не нашел бы ценности даже самый упрямый археолог. Из-под песка на Иллин сурово смотрело каменное лицо с отбитым носом и половиной щеки.

Лорд Лексарн остановился перед грудой булыжников — судя по цвету и следам резьбы, некогда бывших чем-то большим, — и велел Иллин подойти ближе.

— Раз ты не можешь сосредоточиться у меня в кабинете, будешь работать здесь. Видишь этот камень? — Лорд Лексарн указал на здоровенную глыбу, формой напоминавшую неправильный конус. Высотой она была Иллин по пояс, если не выше. Сдвинуть ее с места не удалось бы и взрослому сильному мужчине. — К утру он должен сдвинуться как минимум на полметра. Если справишься раньше, можешь вернуться в Академию и лечь спать. Если нет, проведешь здесь всю ночь, пытаясь справиться. Задание поняла?

Иллин выдохнула дежурное: «Да, Учитель», едва шевеля губами. Она не справится. Можно даже не пробовать. Зачем лорд Лексарн дал ей задание, которое она точно провалит?! Это просто… нечестно. Даже хуже, чем обычное наказание.

Лорд Лексарн крепко сжал ее плечо.

— Приступай, девочка. И постарайся не замерзнуть. Ночи здесь холодные.

Ветер уже пронизывал до костей. А лорд Лексарн даже не дал Иллин взять куртку… Обидно было до слез. Вчера, до того злополучного разговора с Джией, казалось, что отношения с Учителем пошли на лад. Да, он суров, но справедлив и уж точно не станет измываться над ней… Но стоило Иллин не оправдать его ожиданий, и вот, пожалуйста — самая что ни на есть издевка. Жестокая. И наверняка закончится все тем, что Учитель накажет Иллин за то, что она не справится с невыполнимым заданием. За что он с ней так?!

Иллин уселась на обрубок колонны, подперла голову руками. Наверное, нужно было приступать к делу. Хотя бы попытаться, пока подступающий вечерний холод не проморозил каждую косточку в ее теле. Но сейчас Иллин была в таком раздрае, что не смогла бы поднять Силой и камушек, помещающийся на ладони.

За спиной зашуршали шаги. Иллин, внутренне сжавшись, обернулась на звук. Только бы не Элдриж с его подпевалами…

— Знаешь, если грустно смотреть на этот камень, он никуда не сдвинется. Я бы сдвинулся, но я не камень.

— Касбир?! Ты здесь что делаешь? — Иллин даже привстала от удивления. — Тебя разве выписали?

Выглядел Касбир здоровее некуда: казалось, энергия, накопившаяся за время вынужденного безделья в медблоке, бьет из него во все стороны. Над его ладонью, повернутой вверх, парила горстка щебенки. Мелкие камушки выделывали в воздухе кульбиты, описывали петли и складывались в простенькие фигурки. Заметив, что Иллин смотрит на фокус во все глаза, Касбир хитро ухмыльнулся и заставил щебенку сложиться в кривую улыбающуюся мордочку.

— Выписали, но не совсем, — беспечно ответил он. — Лорд Лексарн согласился отпустить меня из медблока при условии, что я еще неделю буду ходить к нему на осмотры. Ну, и тренироваться мне нельзя, пока он не разрешит.

Помрачнев, он резко взмахнул рукой, и камушки со свистом полетели в ближайшую скалу. Если бы кто-нибудь в тот момент оказался у них на пути, одними синяками дело бы не обошлось.

— Бесит меня это. Я должен каждый день тренироваться, а лучше — по два раза в сутки, а мне запрещают. Я такими темпами совсем от этого хмыря Нейда отстану.

— От кого отстанешь?

Касбир отмахнулся:

— Не суть. Что у тебя стряслось? Я шел в столовку, когда увидел, что лорд Лексарн тебя куда-то ведет, и решил увязаться за вами. Ну, и подслушал немного, извини. — Касбир попытался изобразить раскаяние, но получилось неубедительно — слишком плохо оно вязалось со шкодливыми глазами.

Иллин снова уселась на разрушенную колонну. Касбир плюхнулся прямо на песок у ног Иллин.

— Тогда ты и сам все знаешь, — вздохнула она. — Я этот камень в жизни не подниму. Кажется, Учитель просто ищет повод, чтобы от меня избавиться.

— Не городи чушь, — фыркнул Касбир. — Твой Учитель — лорд. Ты всерьез думаешь, что ему нужен повод, чтобы избавиться от послушницы? Да он может тебе голову отрубить за то, что ты ему неправильно поклонилась. Больно надо ему что-то выдумывать.

Иллин пристально посмотрела на Касбира, пытаясь понять, издевается он или говорит всерьез. Нашел что сказать в утешение! Будто Иллин без него не знала, что ее жизнь здесь ценится не больше мусора.

— Я что хотел сказать, — торопливо вставил Касбир, видимо, правильно истолковав молчание подруги. — Если бы ты чем-то не устраивала лорда Лексарна, он бы не стал придумывать какие-то невыполнимые задания, чтобы от тебя избавиться. Наверное, ты должна что-то понять. Мне так кажется.

— Что понять, Касбир? — Иллин все-таки не выдержала: голос сорвался, из глаз брызнули слезы. — Что я не гожусь ему в ученицы? Что я слабая и никчемная? Тогда зачем вообще нужно было меня брать?!

Иллин закрыла лицо руками. Она знала, что ситхи верили в пользу плохих эмоций. Раздави человека, сделай его жизнь невыносимой, доведи до самого края, и он либо сломается, либо откроет в себе огромную силу. Может, лорд Лексарн решил, что Иллин это нужно? Может, он так заботится о ней? Но с ней ничего не выйдет. Не чувствовала Иллин в себе ни капли силы от того, что ее унижали.

Касбир взял ее за руки, мягко заставил убрать их от лица. Перехватив ее ладони одной рукой, ласково погладил Иллин по щеке. Иллин замерла, прислушиваясь к ощущению, охватившему ее. Тело едва не отреагировало привычной паникой, но трепет и нежность, с которыми Касбир прикасался к ней, успокаивали. Она задрожала, но эта дрожь была… приятной. Постыдно приятной. Иллин резко отпрянула, чувствуя, как полыхают ее щеки. Дыхание перехватило, будто все внутри стиснуло железным кулаком.

Касбир не отпустил ее руки. Лицо у него было непривычно серьезным, без следа обычной дурашливости.

— Никакая ты не слабая, — тихо сказал он. — И уж точно не никчемная. Ты умудрилась сбежать из Академии. В пустошах выжила. Это не каждый взрослый сумеет. И лорд Лексарн точно это понимает, раз взялся тебя обучать.

Иллин с трудом удержалась от того, чтобы рассказать Касбиру о Джие. Что бы он сказал, если бы услышал эту историю? Наверняка попытался бы убедить Иллин, что с ней-то уж точно подобного не произойдет. Будто он мог знать, что у лорда Лексарна на уме…

— Спасибо. — Иллин вымучила улыбку. — Только что делать с этим камнем, я до сих пор не представляю. Кажется, придется ночевать на улице.

— Тогда держи. — Касбир сбросил куртку и накинул Иллин на плечи. Она тут же попыталась снять куртку и отдать обратно, но Касбир со смехом прижал ее руки к бокам. — Не-а, сегодня это твоя куртка. Ты без нее совсем замерзнешь.

В этом он был прав: у Иллин уже зуб на зуб не попадал, а вечер становился все холоднее.

— А как же ты? — Она повела плечами, показывая, что ее, вообще-то, можно отпустить. Касбир немного ослабил нажим, но рук от Иллин не убрал. Медленно, прерывисто выдохнув, Иллин легонько сжала его запястье. Если она стиснет пальцы сильнее, Касбиру придется ее отпустить. Эта мысль успокаивала и помогала примириться с тем, что ей, на самом деле, вовсе не хотелось вырываться.

— Как-нибудь обойдусь. Мне к холоду не привыкать. Как-то пришлось три часа стоять под ливнем, пока мама не пустила нас с сестренкой домой, и ничего, я даже насморк не подхватил. А ты… — Касбир вдруг замялся, — ну, хрупкая очень. С тобой так нельзя.

Они вместе уселись на большой плоский камень — как были, в обнимку. Иллин с удивлением поняла, что больше не напряжена — наоборот, расслабленно прижимается к Касбиру, и ей ничуть не противно и не страшно. Даже плакать больше не хотелось. Задание, которое она, можно сказать, уже провалила, стало чем-то далеким. Оно, конечно, важно, и предстоящий разговор с лордом Лексарном Иллин точно не понравится, но все это будет потом. А сейчас рядом был Касбир.

— А как так получилось, что тебе с сестрой пришлось под дождем стоять? Вас домой не пускали?

Порыв ветра разметал волосы Иллин. Касбир, скорчив дурашливую рожицу, сдул с носа докучливую прядку.

— Ну, как сказать… Меня-то никто не заставлял с ней под дверью торчать. Это Ирсет опять с мамой поскандалила. Они у меня обе такие… — Касбир с неподдельной теплотой улыбнулся, чуть прикрыв глаза. — Сложно с ними бывает. А им друг с другом — особенно. Мама, если честно, моих младших сестричек не слишком любит и часто к ним цепляется по поводу и без. Остальные девчонки ее боятся, стараются не злить лишний раз, а Ирсет норовом — вылитый отец, только девчонка. Никогда промолчать не может, даже если ее потом придется в кольто отмачивать. Они в тот день повздорили, и мама ее под дождь выставила, сказала, что до утра в дом не пустит. А дело в нашем поместье на Дромунд-Каасе было. Слышала же, какие там ливни? Это же настоящая пытка. Я обычно в их разборки не лезу, но тогда не удержался. Сказал, что буду торчать на улице вместе с Ирсет, пока мама не разрешит ей войти. А она только с девчонками такая суровая, меня почти не наказывает, даже если стоило бы. Я знал, что меня ей очень скоро станет жалко. Ну, прав оказался: мама едва-едва три часа выдержала, потом сдалась.

Иллин едва сумела дослушать Касбира, ни разу не перебив. Да что у него за семья такая?! Зверства Харрада Иллин уже воспринимала как должное — сама настрадалась от этого человека и ничего иного от него не ожидала, — но у него еще и супруга под стать? И Касбир вспоминает о ней с такой нежностью?

— Ужас какой… — Иллин, поежившись, крепче прижалась к Касбиру. — Но почему она так не любит твоих сестер? Извини, что спрашиваю…

— Да ничего. — Касбир беспечно улыбнулся, будто речь шла о каких-то пустяках. — Они же не от нее, а от папиных наложниц. У нас это обычное дело: наши женщины обычно рожают мало, у них времени нет. Чаще всего от законной жены в семье один, максимум, два ребенка, а это мало — у нас война с Республикой вот-вот опять начнется, да и на испытаниях послушники часто гибнут. Так что наложниц держат многие — чтобы род точно не прервался. Мама может сколько угодно говорить, что ревновать к рабыням — себя не уважать, но я же вижу, что она ревнует. Вот поэтому и девчонок не любит.

Иллин отвела взгляд. Ее ладонь безвольно обмякла в ладони Касбира.

Как же ему легко говорить об этом… О девочках, вынужденных терпеть издевательства чужой женщины. «Запасных» детях, которые нужны только для того, чтобы Харрад не боялся за сохранность своей бесценной ситской крови.

— А что с… — Иллин сглотнула ком в горле, — с матерями? Им хотя бы можно общаться с твоими сестрами?

Касбир немного замешкался с ответом — он явно заметил реакцию Иллин, но не знал, как себя повести.

— Иллин, это так не работает, — смущенно ответил он. — Девчонки — члены нашей семьи. Отец не хотел, чтобы они чувствовали какую-то связь с рабами, поэтому их матерей продали. Это не только у нас так! Почти все поступают так же. Иначе… да слишком сложно все будет. Я бы не хотел объяснять своей дочке, почему ее воспитывает другая женщина, а родная мама носит ошейник.

— Конечно. — Иллин зло отдернула ладонь и отстранилась. Касбир попытался снова взять ее за руку, но Иллин рывком поднялась с камня и отошла на шаг. — Зачем такие сложности, действительно. Твоя мама же так замечательно заботится о них, зачем им родные?! А о рабынях вообще думать нечего, они же вещи, у них нет чувств! Почему бы не изнасиловать рабыню, потом отобрать у нее ребенка, которого она девять месяцев вынашивала, а ее саму продать, чтобы глаза не мозолила! Все же так делают, что в этом плохого?!

Иллин ничуть не волновало, что она кричит, и ее, наверное, слышно всем постовым вокруг. Ее трясло от злости и обиды; она уже чувствовала, как внутри разгорается сила — ее злобная, нежеланная сила, которая так нравилась лорду Лексарну. Пускай она лучше уйдет в слезы, пока Иллин не натворила что-нибудь… пока не навредила Касбиру, который виноват только в том, что дурак…

Она встрепенулась, почувствовав осторожное прикосновение к плечу. Резко обернулась, уже готовая наорать на Касбира, велеть ему убираться подальше и не подходить к ней…

— Иллин, ты чего? Что случилось?

Он смотрел на нее своим дурацким искренним взглядом. Иллин осеклась на полуслове. Касбир не просто протягивал к ней руку — она чувствовала, как он тянется к ней всем собой, чувствовала его желание обнять, успокоить, защитить — знать бы еще, от чего…

Плечи Иллин безвольно поникли. Слезы, все никак не желавшие проливаться, градом покатились из глаз.

— Я могла быть на месте этих женщин, Касбир. — Иллин едва могла говорить: горло и грудь будто сжало тисками. — Меня готовили в наложницы. Воспитывали, учили, возились со мной… говорили, что я особенная, что любят меня, как родную… И для чего?! Чтобы потом все было так? Чтобы со мной наигрались, отобрали ребенка и продали? Что я, не человек? Я не живая? Да кто вам позволил?! Почему вы решили, что можете вот так…

Иллин уже не замечала ничего вокруг себя: перед глазами стояли страшные картины несостоявшейся жизни, которую она так радужно представляла себе в детстве. Вот Варл прижимает ее к стене, до боли сжимает грудь, запускает руку под юбку, но на сей раз Иллин не смеет даже вскрикнуть — и покорно терпит, давясь рыданиями и пытаясь вспомнить, каким нежным и милым он когда-то был… Вот госпожа Тира со светящимся от радости лицом трепетно берет на руки ребенка — ребенка Иллин! — и уносит его. Иллин плачет, кричит, умоляет дать ей малыша, хотя бы подержать, хотя бы прикоснуться к нему, но хозяйка даже не оборачивается…

Иллин не заметила, когда Касбир обнял ее: из прострации Иллин вырвало чувство, будто ей не хватает воздуха. Оказалось, она уже какое-то время пыталась дышать ему в плечо. В том месте, куда Иллин уткнулась лицом, туника Касбира промокла насквозь. Одной рукой он держал ее за плечи, а другой — за талию. Иллин подняла на него взгляд, и Касбир тут же убрал руки, будто обжегшись.

Как всегда после таких вспышек, Иллин почувствовала себя жалкой истеричкой. Но сейчас ей почему-то было немного лучше, чем всегда. И больше всего хотелось, чтобы Касбир снова подошел к ней и обнял крепко-крепко…

«А что если не захочет? Если ему теперь противно смотреть на меня?»

— Иллин… — Касбир отвел взгляд. — Мне уйти, да?

Густо покраснев, Иллин крепко впилась в запястье. Боль всегда помогала ей справиться с собой.

— Нет. — Она помотала головой. — Прости меня, пожалуйста. Я опять веду себя омерзительно.

— Ерунда. — Касбир улыбнулся, тепло и открыто. — Хочешь, попробую помочь тебе с камнем? Думаю, на пару сантиметров мы его вместе точно сдвинем.

Касбир очень старался сделать вид, что ничего не произошло, и Иллин была ему за это всем сердцем благодарна. Она не хотела мусолить эту тему. Не хотела спорить, не хотела ничего доказывать, и уж точно не хотела жалости.

«Больше этого не повторится. Хватит с него. И с меня — тоже».

— Спасибо, но лучше не надо. Лорд Лексарн все равно узнает, что я не справилась, и тогда достанется нам обоим.

— Ты не поняла. Послушай сначала, а потом отнекивайся, хорошо? — Иллин кивнула, и Касбир продолжил, все больше воодушевляясь с каждым словом: — Когда ты плакала, вокруг тебя такой вихрь энергии был, что я даже забеспокоился: владей ты молниями, ты бы могла меня до хрустящей корочки прожарить, не то что передвинуть каменюку. Честно, я ни у кого из своих одногруппников такой силищи не видел. Просто ты не умеешь ее направлять. У тебя все всплески Силы — стихийные, как гроза: шибануть может так, что угольков не останется, а цели нет. Тебе нужен якорь, чтобы эмоции тебя не уносили. В Академии учат, что этот якорь должен постоянно быть у тебя в голове, но на самом деле для новичка это слишком сложно. Сразу так почти ни у кого не получится. Для начала нужен кто-то, кто будет тебя «держать» и давать затрещины, когда ты теряешь контроль над собой… Ну, тебе я затрещины давать не буду. — Касбир смущенно улыбнулся. — Просто отец меня так учил, и девчонок тоже. Ему кажется, что с затрещинами лучше доходит, но без них тоже должно сработать. Что скажешь?

Иллин с сомнением посмотрела на злосчастный камень. Касбир что, всерьез думает, что у нее получится? Не очень-то верилось, что Касбир сможет научить ее лучше, чем лорд Лексарн. Если не получилось даже у него, что говорить о Касбире? Он же сам мальчишка!

Но с другой стороны… Она хотя бы попытается. Если лорд Лексарн узнает, что она даже не пробовала справиться с заданием, то наверняка накажет ее очень сурово: за такое он ругал куда сильнее, чем за ошибки и промахи. После всего, что Иллин узнала о нем, злить его было еще страшнее, чем раньше.

— Хуже не будет. Не будет же, да?

— Не должно. — Касбир пожал плечами. — Сказать по правде, я никогда не вел. Сам понятия не имею, что из этого выйдет. Ну что, пробуем?

Прозвучало не слишком обнадеживающе. Касбир и сам нервничал — глаза у него бегали, будто он задумал шалость, на которой его наверняка поймают. Но когда он протянул руку Иллин, она приняла ее без всякого трепета. В конце концов, Касбир ей не учитель. Если у них не получится, они просто вместе посмеются над этим и забудут… А с лордом Лексарном объясняться придется что так, что эдак.

Держась за руки, они подошли к камню. Касбир опустился на колени, а следом за ним — Иллин. Уже совсем стемнело, и Иллин едва могла разобрать в полумраке черты друга. Зато она чувствовала его ладони — крепкие, жесткие от мозолей. Надежные. Иллин сжала их крепче, жадно впитывая тепло.

— Так, — голос Касбира дрожал от волнения, но он старался говорить спокойно, даже строго, явно подражая кому-то, — закрой глаза. Дыши глубже. Вот так, хорошо… А теперь представь все самое плохое, что было в твоей жизни. До мельчайших деталей. Вернись в тот день, когда это случилось.

— Касбир… Может быть, не нужно? Я не хочу… — Она попробовала отстраниться, но Касбир стиснул ее руки с неожиданной силой.

— Нет, Иллин, нужно. По-другому не получится. Вспоминай. Не говори мне ничего, просто вспомни… И не забывай, что я с тобой. Все это прошло. То, что было, больше не имеет над тобой власти. Теперь вся власть у тебя. Прошлое даст тебе силу, если ты не будешь от него бежать.

Это были не его слова — Касбир говорил заученно, монотонно, будто тему скучного урока… И все же это помогло. Его прикосновения, голос и речь убаюкивали, вводили в транс. Их сердца стучали в такт, даже дышали Иллин и Касбир в одном ритме. Касбир не просто был рядом — он был ближе, чем это вообще возможно, ближе, чем почти забытая мама, ближе, чем Милли…

— Вспомни.

И Иллин вспомнила. Вспомнила, как дрожала в подвале, маленькая, замерзшая и голодная, пока вокруг все сотрясалось от взрывов. Вспомнила, как страшный человек в черных доспехах и глухом шлеме прикладом отшвырнул маму с порога собственного дома, и ее бластер со стуком выпал из разжавшейся руки…

«Заковать обеих. Женщину — к военнопленным, девчонку — в распределительный центр. И вколите ей транквилизатор наконец, если не хотите слушать визг всю дорогу!»

«Не бойся, солнышко… Не плачь, я умоляю тебя…» — А у самой мамы бледное лицо, и слезы текут рекой…

Холодная камера. Мамы нет, ее увели и даже не сказали, куда. Вместо нее — толпа чужих людей, и все трясутся, плачут, жмутся друг к другу. Она никому не нужна. На нее шикают, когда она хнычет, какая-то гадкая женщина визгливо велит закрыть рот. Иллин ничего не понимает. Почему все это случилось? Мама говорила, что они победят, что ничего плохого не случится! Где она?! Где папа?! Куда их дели?!

«Пустите меня к ним! Отпустите!!!»

Иллин, захрипев, сжала кулаки — вернее, сжала бы, не держи Касбир ее мертвой хваткой.

— Иллин, все хорошо, — его голос доносился будто издалека. — Ты на Коррибане. Ты со мной. У тебя все получается. Теперь вспомни про камень и направь Силу на него…

Но воспоминания увлекали Иллин все дальше. Унизительный медосмотр. Сухощавая женщина в форме, презрительно тыкающая пальцем в выпирающие ребра Иллин. И холод, холод, холод — хуже физического только тот, что от людей…

«Ненавижу! За что, что я вам всем сделала?!»

Внутри пылал огонь. Он жег так больно, что хотелось кричать, но Иллин не могла выпустить его — что-то мешало, кричало «нельзя!», сковывало руки…

— Иллин, отпускай! Этого хватит, за глаза хватит!

Нежное прикосновение к щеке — страшно, что снова ударят, но вместо этого только гладят. От нежданной ласки хочется плакать. И эта женщина совсем не страшная: на ней красивое платье вместо формы, у нее мягкие руки, а еще она похожа на сказочную принцессу — только они бывали такими красавицами.

«Бедная малышка. Не бойся меня. Я знаю, тебе страшно и грустно… Иди сюда, дай мне посмотреть на ранку. Тебя кто-то ударил, да? Сильно болит? Ничего, сейчас станет лучше. Кэна, не стой столбом, принеси мне кольто!»

Госпожа Тира добра. Она ласкова с Иллин, будто мама. Иллин любит ее, Иллин счастлива быть рядом с ней… Но почему так больно?! Почему красивое лицо госпожи искажено от злости? Почему она не верит Иллин?!

«Дрянная девчонка! Так ты мне отплатила за доброту?!»

— Иллин!!!

Иллин задыхалась и даже не чувствовала этого. Сила переполняла ее, жгла, пожирала, ядом текла по жилам вместо крови. Нужно было выпустить ее, немедленно! На кого-нибудь. На Варла. Пускай бы он корчился у ее ног, пускай вопил во всю глотку и молил о пощаде, горя в огне, в котором Иллин мучилась вот уже сколько времени!

— Иллин, чтоб тебя!!! У тебя задание! Камень! Направь Силу на него! Давай!!!

Задание. Да, точно. Варла здесь нет… Но Силы слишком много, с ней не справиться! Иллин завопила от боли. Сила, не находящая выхода, сжигала ее заживо, но как, как от нее избавиться, как заставить остановиться?!

Словно из другого мира донеслось чувство — кто-то крепко прижал ее к груди, схватил за руку и вытянул ее вперед, едва не вырвав из сустава.

— Его жги, не себя!

Его. Иллин уцепилась за это слово. Перед глазами начал проступать образ Варла, медленно обрастая деталями. Пышные каштановые волосы, почти доходящие до плеч — Варл всегда любил выделиться среди дружков, остриженных по-военному коротко. Красивое, без единого изъяна лицо. Серые глаза в обрамлении длинных ресниц, которым позавидовала бы любая девочка. Надменная усмешка на полных губах. Новенькая жемчужно-серая форма Имперской академии высоких искусств — Иллин помнила, как прислуживала за столом ее ректору, которого госпожа Тира пригласила на дружеский ужин всего за несколько дней до того, как Варла зачислили в студенты.

«Мерзавец. Тварь. Сдохни!»

Иллин понимала, что Варла здесь нет, но сейчас даже иллюзорного образа было достаточно. Энергия, кипевшая в ней, стянулась в сгусток пламени, а затем начала разворачиваться вовне. Руки, удерживавшие ее, разжались, и как раз вовремя — мгновением спустя Иллин позволила силе вырваться на свободу электрическим штормом. Застилавшая глаза пелена развеялась, и Иллин увидела, что «тренировочный» булыжник отлетел на добрый метр. На его поверхности все еще с шипением плясали электрические искорки.

Иллин пошатнулась, и Касбир тут же оказался рядом, подхватил ее под руку, помог опереться на его плечо.

— Ничего себе! — восторженно воскликнул он. На его лице читалось искреннее восхищение. — Ну ты сильна! Честно, я за тебя очень перепугался. С тобой такая жуть творилась... Иллин? Эй, Иллин, ты как?

Касбир осторожно потряс ее. Иллин рефлекторно вцепилась в его тунику. На грудь навалилась кошмарная тяжесть, спазмом перехватило живот и горло. Она не смогла ответить — лишь беспомощно захрипела, глядя на Касбира расширившимися от боли и ужаса глазами. Ослабевшее тело не слушалось, с каждой секундой его все сильнее трясло.

— К-касбир, мн-не… — Иллин не смогла выдавить больше ни слова: дыхание подвело, и она безвольно обмякла в объятиях Касбира. Разжавшиеся пальцы соскользнули с туники, рука повисла, будто набитая тряпьем.

Касбир подхватил ее на руки, лишь слегка пошатнувшись под ее весом. Иллин возмутилась бы, если бы могла — сейчас же любое усилие причиняло боль.

— Иллин, держись! — Касбир, чуть присев, перехватил Иллин так, чтобы ее голова лежала на его плече. Кажется, он попытался ободряюще улыбнуться — получилось бы куда лучше, если бы не панические нотки в голосе. Даже сейчас, в таком состоянии Иллин чувствовала его страх. За нее. От этого становилось немного легче. — Я отнесу тебя к лорду Лексарну. Только не отключайся, слышишь?! Иллин!

Иллин уже не слышала ничего: слова Касбира тонули в странных шумах. Закрыв глаза, она обмякла в его руках.

«Сейчас хотя бы не так больно, — успела подумать она. — Хотя бы…»