Яркий (джен)

Филч мрачно осматривал сверкающий Зал Славы. На пятую отработку Гарри умудрился отполировать даже полы. Он с каменным лицом стоял рядом с завхозом, цепляясь за шнурки своего волшебного мешка чуть сильнее, чем обычно, и чувствуя, как пульс слегка учащается. Сейчас. Получилось, или нет?

— Могу ли я ещё помочь хоть чем-нибудь? — спросил Гарри, стараясь, чтобы это прозвучало как можно естественнее. Завхоз зашипел.

— Где тебя растили? Неужели не хочется погулять, наслаждаясь снегом, как всем нормальным детям? — брызгая слюной, ощерился он.

— Мои родственники не волшебники, я делал всю работу по дому, — сказал Гарри тихо, глядя на него исподлобья. Почти агрессивно. И Филч, кажется, попался.

— Соскучился по работе руками, а? — Филч рассыпался злобным хохотом. «Давай, ещё немного,» — думал Гарри. — Я всегда считал, что это колдовство чересчур расслабляет людей. Вам всё даётся слишком легко, да. Ха-ха-ха! Нет, вы посмотрите! Соскучился! Ну, пошли со мной.

Гарри вздрогнул и опустил плечи, понуро следуя за завхозом. На самом деле, он чуть было не прыгал от радости.

— Ручной труд однозначно облагораживает людей. Была б моя воля, в школе ввели бы обязательные трудовые дни, — бурчал Филч себе под нос, идя хромающей походкой к подземельям. — Вы бы мыли полы и стены вместо выходных. Вы бы подметали двор. Ха-ха! Да. Особенно ваш факультет. Вам бы досталась самая чёрная работа, уж об этом бы я позаботился… Здравствуйте, профессор Снейп.

Декан Слизерина видел Гарри в компании завхоза впервые. Так вышло, что Гарри для своих вылазок выбирал в основном то время, в которое они могли встретиться с наименьшей вероятностью. Однако в этот раз что-то пошло не так. Снейп смерил Филча почти брезгливым, но в то же время как будто пустым взглядом, и встретился глазами с Гарри. Тот дёрнул плечом: мол, всё в порядке.

— Я смотрю, вы приняли на себя часть ответственности за воспитание одного из лучших студентов моего факультета, мистер Филч, — смакуя каждое слово, холодно проговорил Снейп.

— О, профессор, я никак не мог упустить возможность, ведь подобное… счастье… Да. … выпадает крайне нечасто, — с издёвкой ответил Филч.

— Смотрите, — процедил Снейп, почти по слогам. — Мистер Поттер должен быть на завтрашнем экзамене… В целости.

— Верну я вам вашего Поттера, — заорал Филч так резко, что Гарри аж вздрогнул. Завхоз выражал раздражение очень странно: настолько же агрессивно и резко, насколько тихо. Казалось, он мог и беззвучными криками поднять вокруг себя опасную взрывную волну. Впрочем, она сопровождалась обильной пеной изо рта — без преувеличения самостоятельным источником неприятности.

Снейп, окинув Гарри взглядом ещё раз и получив еле заметный кивок, ушёл восвояси.

— Тоже мне… — начал было Филч, но Гарри пару раз предупреждающе кашлянул. Он был готов слушать всё, что угодно, кроме оскорблений и каких бы то ни было изречений в адрес декана. Несмотря на общую внешнюю покорность самого Гарри, завхоз не питал иллюзий относительно его миролюбия: в конце концов, цвет галстука говорил сам за себя, а тот факт, что сам Снейп специально остановился и настоял на осторожном с ним обращении, в глазах Филча являлся аргументом, почему ему самому следовало бы чуть усиленнее держать язык за зубами.

Наконец они остановились перед дверью в каморку завхоза.

— Сейчас я дам тебе разбирать архивы наказаний, — с наслаждением проскрипел Филч, возясь с ржавыми ключами на связке, привязанной к поясу. — Хоть узнаешь, как раньше можно было пытать студентов, которые нарушали правила.

— Для этого были специальные комнаты? — спросил Гарри, осматриваясь. Каморка была длинной и узкой комнатушкой, и практически всё пространство длинных стен занимали полки с пыльными, как будто мёртвыми томами отчетов. — Не здесь же их пытали.

— О-о, нет, нет, — просипел Филч почти мечтательно. Гарри понял, что наживка пришлась ему по вкусу. — Неси себе стул, мальчик. Он вон там, возле окна.

Гарри пошёл к окну, сканируя взглядом пространство и пытаясь понять, здесь ли хранится конфискат. Он не мог храниться где-либо ещё…

Рядом с подоконником, в углу, в пыли и паутине стояла какой-то открытый ящик с различными предметами. Гарри положил руки на спинку стула, слегка покачал его вправо и влево, и, делая вид, что со всех сторон рассматривает крепления ножек, присел так, чтобы видеть содержимое коробки получше. На долю секунды ему привиделось очертание какого-то испещренного надписями свитка…

— Чего ты там возишься? — прикрикнул Филч.

— Стул шатается немного, я вот и смотрел, — ответил Гарри. Паутина усложняла дело, но на этот случай у него было заготовлено заклинание отвлечения внимания, которым можно было зачаровать какой-нибудь предмет, чтобы тот создавал вокруг себя легкую дымку до тех пор, пока пауки не сообразят настроить новых сетей. После жизни в чулане Гарри знал, что эти создания ориентируются достаточно быстро, особенно когда их не отлавливают, чем Филч, судя по общему состоянию каморки, занимался в последнюю очередь. Подхватив стул, Гарри поднес его к завхозу и продемонстрировал дефекты конструкции. Филч ехидно хмыкнул:

— Этот стул выдержит пятерых человек вашей комплекции, молодой человек. Садитесь!

Гарри сел. Завхоз с грохотом опустил перед ним пыльный, поеденный со всех сторон жучками, огромный отчётный том.

— Вот, здесь написана дата, — Филч ткнул грязным мозолистым пальцем в низ деревянного корешка. — Все тома надо расставить в хронологическом порядке по часовой стрелке, начиная от двери. То есть слева — вдаль, к окну, а затем — от окна по правой стороне сюда. Ты всё понял? — Гарри кивнул. — Прекрасно, — Филч то ли улыбнулся, то ли ощерился, и стало в который раз видно его желтые — нездоровые — и металлические зубы. Гарри молча приступил к работе.

Держа книги в руках, Гарри понял, что все они были собраны второпях и нехотя: пергаментные страницы торчали неровными краями, то широкими, то узкими, иногда с разницей аж на треть дюйма, иногда рваными: видимо, резали пергамент на глаз и не всегда тщательно. Большинство отчётов о наказаниях представляли собой наспех прошитые стопкой одиночные листки, вложенные в нечто вроде гигантских деревянных папок на полусгнивших кожаных шарнирах.

Первые два часа завхоз беспрерывно рассказывал ему о средневековых пытках, с аппетитом останавливаясь на каждой подробности. Гарри как раз добрался до середины левой от входа стенки. Наконец, в горле у завхоза пересохло, и, пребывая в наиболее благодушном из возможных состояний, Филч сказал заветные слова:

— Ладно, мальчик, разбирай дальше, я отойду. Заварю себе чай, хочу промочить горло. Три минуты, — он пригрозил Гарри пальцем — почти шутливо — и закрыл Гарри в каморке на ключ. Очевидно, мыслями он ещё витал среди окровавленных цепей и стонов.

Подождав полминуты и убедившись, что шаги за приоткрытой дверью затихли и Филч не проверяет его, стоя за дверью, Гарри выхватил палочку, трясущимися пальцами развязал мешок, вынул оттуда первый попавшийся предмет — перо — и стал плести чары отвлечения внимания. На завершающем этапе кисть вильнула в сторону, Гарри чертыхнулся и начал сначала; когда всё было готово, он сорвался с места: в мгновение ока вытряхнул из коробки всё содержимое себе в мешок, а в коробку, задвинутую на то же самое место, полетело несколько смятых пергаментов и зачарованное перо. Стряхнув с мантии пыль и проверив, что следов он после себя не оставил, Гарри вернулся к корешкам как раз в тот момент, когда за дверью вновь послышалась возня с ключами.

— Ну, а сейчас всё, конечно, иначе, — сказал он. — Не то, что при…

Ушёл Гарри только к вечеру, когда закончил первую стенку из двух. Пока он доделывал эту работу, в голову его пришла светлейшая мысль: отсортировать хлам и вернуть ненужное в следующий раз. Так Филч, скорее всего, никогда не обнаружит, что конфискат вообще трогали. Для страховки, конечно, можно будет положить туда ещё одно перо… Гарри был очень доволен собой, только спина его ныла и слегка мешала эйфории.

Придя в спальню, он тщательно закрылся пологом, прошептал «Люмос» и при тусклом свете палочки высыпал содержимое мешка на кровать. Поскольку там было всё, что помещалось в несколько подобных мешков, куча вышла приличных размеров. Он взмахнул палочкой, и учебники плавно сложились в стопку на краю кровати. Ещё взмах, и туда же отправились пергаменты: сначала чистые, потом исписанные. Спустя несколько минут перед ним уже был искомый ворох конфиската. Там были:

1.Спицы для вязания, которые, стоило до них дотронуться, начинали отплясывать чечетку, — 2 пары;

2.Мутные стёклышки в оправе, предназначение которых Гарри было неизвестно, но таких стёклышек было 5 штук;

3.Видавшее виды волшебное радио, которое заговорило дребезжащим, еле понятным голосом, стоило Гарри дотронуться до него;

4.Старинная, украшенная какими-то бледно-голубыми камнями зажигалка с ветрозащитой;

5.Странный бинокль;

6.Пара вязаных носков жутковатого вида, которые сразу потянулись задушить Гарри;

7.Пустой старый пергамент, сложенный в несколько раз (Гарри стучал по нему палочкой трижды, но ничего не происходило);

8.Чернильницы (3) и шахматные доски (2);

9.Пучок обгоревших палок (??), издававших довольно приятный запах;

10.Обертки от каких-то конфет — целых 5 (зачем было Филчу конфисковывать обёртки?);

11. Пара мышиных скелетиков с почти истлевшими остатками шкуры, которые Гарри тут же уничтожил, превратив в пыль.

Карты не было.

Ещё раз перебрав всё, что ему досталось, Гарри, посомневавшись, бросил зажигалку к учебникам. Всё равно никому не пригодится, а выглядела она очень солидно. Может быть, если он когда-нибудь станет курить папиросы, она придётся кстати. Хотелось взять для Рона шахматы, но дарить ворованное не представлялось чем-то приятным; к тому же он успел проникнуться странным чувством жалости к завхозу, и конфискат будто бы воспринимался как нечто из его личных вещей. Хотя, конечно, это были артефакты, которые Филч считал презренными и гадкими.

Гарри смотрел на отсортированные вещи, и постепенно его настигло разочарование. Ради этого он убил несколько недель, работая, как прокаженный? Ради этого подписался на тотальный пересмотр никому — включая Филча — не нужных рукописей? Захотелось прийти туда, швырнуть всё в коробку и больше никогда не возвращаться. Гарри испустил раздраженное шипение и, найдя в чемодане старую рубашку Дадли, стал заворачивать всё в неё, чтобы разом высыпать, а не напрягаться, вспоминая.

Когда он в порыве злости схватил пергамент, тот оказался неожиданно горячим и обжег ему пальцы. Гарри отдёрнул руку. По листу бумаги вдруг поползли чернильные буквы:

Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост приветствуют злобного господина и предлагают ему вымещать свою злость на чём угодно, кроме старинных и почтенных пергаментов, пусть и совершенно бесполезных для столь серьёзных господ.

Господин Лунатик отдельно приветствует злобного господина и просит его поменьше брызгать слюной на негодную бумагу.

Господин Бродяга добавляет от своей широкой души, что злобному господину было бы неплохо пойти проветрить свои замшелые мозги и оставить в покое то, что в любом случае не предназначено для его нужд.

Господин Сохатый любезно напоминает, что даже если нужды самые чистые, они совершенно никак не соотносятся с назначением этого пергамента, который был создан для развлечения глупых шутов, а не для услаждения любопытства или удовлетворения нужд (даже самых больших) злобных господ.

Господин Хвост подписывается под всем вышесказанным и намекает, что на пергамент наложены различного рода проклятья, которые сработают немедленно, если только у злобного господина не переменится его мерзопакостное настроение.

Настроение Гарри — к моменту, когда он дошёл до пожелания Хвоста, — было уже совершенно иным. Он с широко раскрытым от удивления ртом смотрел на исчезающие строчки и, стоило последней букве впитаться в бумагу, он тут же хлопнул себя по лбу: ну, конечно, как можно было предположить, что карта будет всё время на виду или отзовётся на постукивание палочкой! Наверное, нужен был какой-то пароль.

Взмахнув палочкой, Гарри собрал все разбросанные по кровати вещи в мешок и побежал в совятню.