Награда от темноцветов (гет)

В предыдущей главе:

Северус решает не отправлять Гермиону на отработку к Филчу, как собирался, и вместо этого сам беседует с ней. Он узнает, что студентку мучают ночные кошмары, а послевоенные переживания ей не с кем обсудить, и соглашается научить Гермиону окклюменции для того, чтобы избавить от страшных снов.

Снейп заменяет профессора Люпина на уроке ЗОТИ, и в бальном зале Хогвартса у Гермионы случается паническая атака.

На второй отработке Северус обращает внимание на зачарованную сумочку Гермионы. Ученица повсюду носит с собой обширный набор походного снаряжения, и это сказывается на ее магической силе. Снейп превращает медальон Гермионы в портключ, который поможет ей при необходимости перенестись в его кабинет.

— Полагаю, за неделю вы изучили все книги об окклюменции, которые смогли найти, и считаете себя достаточно подготовленной?

— В нашей библиотеке почти нечего изучать, — пожала плечами Гермиона.

Она освежила в памяти те несколько изданий, которые прочла еще на пятом курсе, когда Дамблдор устроил уроки окклюменции для Гарри. Гермиона тогда завидовала другу и не понимала его неблагодарности за выпавший шанс научиться столь редкой и сложной магии. Пытаясь постичь окклюменцию самостоятельно, она расспрашивала Гарри об уроках со Снейпом, но друг не особо откровенничал на эту тему.

Зато из книг удалось кое-что узнать. В них раскрывалась теория ментальных щитов с объяснениями, как таковые воздвигнуть. Гермиона старательно переделала все предложенные упражнения, похожие на смесь задач на воображение и практик из йоги. Так что да, она считала себя минимально подготовленной.

— Как я уже говорил, мисс Грейнджер, не все знания можно почерпнуть из книг. Кое-что изучается только на собственном опыте. И опыт будет не из приятных.

Гермиона подозрительно прищурилась. Гарри говорил о своих уроках окклюменции исключительно с ужасом и отвращением, но она считала, что он из-за предвзятости к Снейпу заранее ненавидит все, что связано с учителем. К тому же Гарри вообще не хотел этих занятий и не стремился овладеть искусством закрывать свой разум. Но она-то всем сердцем желает избавиться от кошмаров! Какие неприятности могут ждать ее?!

— Передумали, мисс Грейнджер? — хмыкнул Снейп.

Откровенно говоря, после его неожиданного предупреждения она действительно засомневалась. Не хотелось и думать о том, что ее занятия могут окончиться таким же скандалом, как уроки Гарри, что она окажется недостаточно способной или нечаянно чем-то оскорбит профессора.

— Предпочитаете другие занятия? — он указал рукой в сторону двери, ведущей из кабинета в лабораторию. — В таком случае у меня найдется достаточно грязных котлов…

У нее появилось ощущение, что Снейп легко и даже охотно примет ее отступление. И это стало последней каплей.

Гермиона выпрямила спину. Она будет заниматься окклюменцией! Не только затем, чтобы избавиться от страшных снов. А потому что она всегда стремилась узнавать что-то новое и необычное, а у Снейпа есть чему поучиться. А еще, может быть, чтобы доказать: окклюменция не такое трудное дело, как заявлял Гарри.

— Профессор, с вашего позволения, будем придерживаться плана. Да, я немного волнуюсь, но это несущественно. Как вы сами любите напоминать при всяком удобном случае, я гриффиндорка. Мне хватило храбрости попросить о поцелуе неприступного и ужасного профессора. Если я прошла через это испытание, то справлюсь с любым другим.

Гермионе показалось, что в уголках губ Снейпа спряталась усмешка.

— Да уж, гриффиндорское безрассудство… — он покачал головой. — Бросаетесь навстречу любой опасности сломя голову, не дав себе труда подумать о последствиях и не слушая никаких советов… Что ж. Начнем, мисс Грейнджер. Думаю, вы знаете, что делать.

— Смотреть вам в глаза. Вы попытаетесь проникнуть в мой разум, а моя задача — помешать вам.

— В общем и целом да.

— Хорошо.

Гермиона ненадолго прикрыла глаза и постаралась представить, как вокруг ее разума вырастает стена. Затем посмотрела на профессора.

Он поднес палочку к ее виску так близко, что почти коснулся кожи, и тихо сказал:

— Легилименс!

* * *

Северус оторопел, врезавшись в ментальный щит. Удивило его не наличие щита как таковое: порой люди, никогда не учившиеся окклюменции, имели некую защиту. Волевые и дисциплинированные ведьмы и колдуны по наитию оберегали границы своего разума. Но обычно интуитивный барьер принимал вид кирпичной кладки, в которой можно пробить брешь, а щит Гермионы был выполнен из толстого матового стекла. Оригинально.

Вскоре Снейп ощутил исходящий от стены холод и понял, что это не стекло. Лед? Еще интереснее! Уж если ожидать от Гермионы наличия щита, то какого-то теплого, живого. Например, это могла быть стена огня или заросли колючего кустарника. Лед слабо ассоциировался с пылким и живым характером гриффиндорки. То есть… с характером прежней мисс Грейнджер. Северус с досадой признал, что той замкнутой и молчаливой девушке, которой она стала, лед подходит.

Он поразмыслил и отступил, опуская палочку. Гермиона сморгнула.

— Вы сами научились возводить щиты? — спросил Снейп.

Студентка ответила с нескрываемым самодовольством:

— Когда Гарри занимался с вами окклюменцией, то я заинтересовалась ею, кое-что разузнала и попыталась применить. Пишут, что кирпичная стена легко обрушивается, и я решила использовать другой материал. Получилось?

— Вполне, — кивнул он. Глаза Грейнджер засияли торжеством, но Северусу пришлось разочаровать ученицу, уверенную, что она уже на полпути к успеху. — Вполне надежная защита от легилименции. Но у вас другая цель.

Гордый взгляд превратился в ошарашенный.

— Разве? Но я думала… Но ведь вы учили Гарри именно этому…

— Ошибаетесь, мисс Грейнджер, вовсе не этому. Окклюменция не сводится к обороне от чужого вмешательства, как уверяют бесполезные книжки. Потому они, кстати, и бесполезны.

Она оскорбилась, словно услышала неприкрытое кощунство.

— Дайте себе труд подумать! — продолжал Снейп. — Что, по-вашему, сделал бы Темный Лорд, если бы я поставил перед ним толстую стену?

— Сломал бы ее…

— Именно. Любой щит можно разрушить, если легилимент вложит побольше силы, не побоявшись повредить разум своим вторжением, а при необходимости — не побрезгует и физическими пытками. Окклюменция — это умение освободить разум от крамольных мыслей и чувств. Если успешно проделать это, то легилимент даже не поймет, что от него что-то скрывают.

— Но Гарри не нужно было обманывать Волдеморта, — напомнила Гермиона. — Достаточно было не впускать его.

— Из-за крестража Темный Лорд и так был внутри разума Поттера. Точно так же, как воспоминания, вызывающие кошмары, уже внутри вас! Они нападают изнутри, и единственный способ справиться с ними — контролировать идущие в разуме процессы. Иными словами, вы должны освоить управление своими мыслями и эмоциями. Именно этому я пытался научить Поттера. К сожалению, без малейшего успеха.

— То есть мой щит ни на что не годится?

— В качестве средства от легилименции — очень даже годится. Он ведь помешал Беллатрисе увидеть правду о мече Гриффиндора.

— А разве она использовала легилименцию?!

Северус с трудом скрывал ужас. Если бы безумная садистка не применяла Круциатус, то сейчас такой вопрос не прозвучал бы. Но боль от пыточного заклинания заглушила все остальные ощущения, так что Гермиона даже не заметила нападения на свой разум. Удивительно, что она сумела при этом возвести преграду и удержать ее.

— Наверняка использовала, — хмуро кивнул он. — Беллатриса была легилиментом, хоть и весьма неумелым. Недостаток мастерства она компенсировала пытками, чтобы физическая боль лишила воли и ослабила жертву. Мне же, для того чтобы научить вас истинной окклюменции, отделению безобидных мыслей от опасных и сокрытию только последних, придется преодолеть барьер и войти в ваш разум.

Колебание Гермионы окончательно сменилось чувством неминуемой беды. Может, и правда зря она все это затеяла?

Профессор изогнул бровь.

— Вы действительно думали, что ваша задача всего лишь поставить передо мной щит покрепче? — спросил он без обычной язвительности. — Будь так, окклюменты не были бы столь редки.

— И что мне делать, когда вы войдете? — обеспокоенно спросила Гермиона.

— Не дать мне увидеть то, что я буду искать.

— Но как?

— Не могу сказать. У каждого окклюмента свой способ, и вы должны найти свой сами. Чаще всего воспоминания куда-нибудь запирают, но я не считаю такое решение эффективным. Вы выдадите сам факт, что нечто скрываете, и даже любезно покажете, где именно. А зная, где искать, легилимент сломает защиту этого места так же, как внешние стены разума. Другой вариант — скрыть компрометирующие мысли среди других. Вспомните Выручай-комнату, когда она превратилась в Комнату спрятанных вещей, — легко ли было найти там нужное в залежах хлама? Вторгшегося можно запутать обыденными воспоминаниями, и пусть копается в них хоть до Мерлинова воскрешения! Еще один прием — пустить по ложному следу. Если вам известно, что именно ищет легилимент, то можно подсовывать мысли безобидные, но связанные с его интересом. Или, наконец, замаскировать воспоминания, чтобы они выглядели иначе.

Гермиона нахмурилась:

— Как замаскировать?

— Так же, как чувства. Люди постоянно это делают. Презрение выдают за жалость, эгоистичную одержимость — за страсть, ревность — за любовь. Скрывают неуверенность в себе за высокомерием и ненавистью. Точно так же можно поступить с воспоминаниями, если посмотреть на ситуацию под другим углом и найти ей иное толкование. Противника нужно запутывать, замедлять, уводить в сторону.

— А какой из способов используете вы?

— Все перечисленные и кое-какие еще. У меня было время отработать разные техники, выбирая их по обстоятельствам.

Гермиона окончательно растерялась.

— Хорошо звучит в теории, но… Я совсем не знаю, как замаскировать воспоминания или подсунуть ложный след!

— Если бы вы это знали, то уже были бы окклюментом! Это не нумерология, мисс Грейнджер, здесь нельзя подставить числа в формулу и получить точный ответ! Пошаговых рецептов, как в зельях, тоже нет. Окклюменция основана на интуиции и следовании чутью.

— Тогда я неизбежно провалюсь, — вздохнула Гермиона. — Я не умею полагаться на интуицию. Я верю только в логику и порядок, мне требуются четкие инструкции.

Северус насмешливо хмыкнул:

— Значит, вас ждет серьезное испытание. Могу утешить тем, что вы просто не сможете проявить себя хуже Поттера.

Ответная усмешка вышла нервной. Снейп был полностью прав: перспектива заниматься тем, чего не понимаешь, пугала Гермиону. Она привыкла делать на отлично все, за что берется. Исключением стали только полеты на метле и прорицания. Но успехи в этих предметах ее не очень-то интересовали. Иное дело окклюменция.

— Чего вы боитесь? — спросил Снейп уже без веселья. — Не преуспеть с первого раза? Так и будет. Я увижу очень много, прежде чем вы хоть на шаг приблизитесь к успеху.

Гермиона запаниковала. Мысль о том, что профессор будет гулять по закоулкам ее разума, пугала даже больше, чем перспектива оказаться бездарью. Она и правда думала, что нужно всего лишь научиться ставить крепкие щиты и что этому она быстро научится! А сейчас никак не могла взять в толк, чего от нее требует профессор и как можно не дать ему увидеть лишнего. О неизбежном провале и о том, что именно узрит Снейп, страшно было и подумать.

Северус молча наблюдал за колебаниями гриффиндорки. Ее щеки пылали, в глазах метался ужас. Казалось, вот-вот она откажется от занятий и сбежит. Но если все-таки останется и действительно начнет изучать окклюменцию, то ей необходимо освоить управление не только мыслями, но и мимикой. Зачем вообще проникать в разум, если все и так написано на лице?

— Я не намереваюсь разглядывать ваши мысли… личного характера, — сказал Северус, кашлянув. — Об этом можете не беспокоиться. Даю вам слово: я буду держаться подальше от любых даже предположительно частных вещей.

Гермиона благодарно восприняла деликатность Снейпа и даже не усомнилась в том, что он удержится в озвученных рамках. Вспомнить только, кто из них двоих решил сохранять дистанцию до конца учебного года! А если Снейп нарушит свое обещание, то первым пожалеет: кое-что ему лучше не знать до поры до времени…

— Спасибо, — ответила Гермиона с облегчением. Ее сомнения развеялись, но лишь отчасти. И она робко добавила: — Есть еще некоторые моменты, которые я не хотела бы вам показывать…

— Несомненно есть, — кивнул он. — В том, чтобы не дать мне их увидеть, и заключается смысл упражнения.

— Да, но… Можно, пожалуйста, пока не обращать внимания на некоторые… изобличающие воспоминания?

— Изобличающие? — Северус приподнял бровь, не понимая, какие из своих воспоминаний студентка могла бы так назвать. Не замышляет же она убийство? — Например, какие?

— Например, поджог вашей мантии на первом курсе… — пробормотала девушка.

Брови Снейпа поднялись еще выше.

— Вы прямо заинтриговали меня, мисс Грейнджер. Думаю, этот эпизод я непременно увижу: он прямо сейчас у вас на уме!

— Пообещайте, что не будете наказывать за давние провинности! — взмолилась Гермиона.

Брови почти достигли волос.

— Чем дальше, тем интереснее. Да вы сами роете себе яму! Хотите признаться в чем-то еще?

— Нет, — вздохнула она. — Похоже, остальное мне придется скрыть.

— Хорошо. Приготовьтесь.

Он поднял палочку к ее виску, произнес заклинание — и снова оказался перед глыбой льда. Кирпичную кладку Северус обычно без особых усилий ломал по швам, а этот щит, монолитный и абсолютно гладкий, требовал весьма мощного удара. Сил у Снейпа несомненно хватило бы. Но хватит ли их у Гермионы?

Он стоял у ледяной стены, раздумывая о том, как преодолеть защиту. Применять силу не хотелось категорически — здесь, так же как в случае с «невесомой» сумкой, не было разницы между физической энергией и магической. Пусть стена воображаемая, зато прилагаемая к ней сила реальна. Гермиона ощутит боль, как при настоящем ударе.

Вдруг к нему пришла неожиданная идея. После недолгих сомнений Северус приложил ладонь к стене и вызвал в себе волну тепла, доброжелательности и участия. Настроиться на такие сантименты было сложно, но результат стоил того, чтобы пойти против натуры. Он почувствовал, как стена тает.

Проталина росла, пока не достигла размеров арки в человеческий рост. Снейп шагнул внутрь. Больше между их разумами ничего не стояло.

Увиденное ошеломило Северуса. Он, конечно, не ожидал, что внутренний мир Гермионы предстанет перед ним в образе идиллического пейзажа — ледяная стена уже кое о чем говорила, да и недавно закончившаяся война не располагала к радостям, — однако был не готов к тому, насколько темно и пустынно здесь окажется. Потери и потерянность, чувство вины, беспросветности и вездесущий, пронизывающий разум насквозь, страх.

Похоже, ее душа, отозвавшись на тепло и дружелюбие Северуса, обратилась к моментам, когда сама девушка испытывала те же чувства. Перед его глазами стали проноситься недавние события из жизни Гермионы и ее друзей.

Вот она утешает младшую Уизли, проснувшись от ее всхлипов. Видимо, Джиневре приснился очередной кошмар о Финальной битве и она снова переживает гибель брата.

Другое воспоминание: Уизли оплакивает расставание с бойфрендом, а Гермиона выслушивает ее. Еще несколько похожих ситуаций между подругами… А потом появились другие участники, включая и тех, кого Северус никогда не назвал бы в числе друзей Грейнджер.

Гермиона терпеливо разъясняет обеспокоенной Лаванде Браун, что вовсе не хочет заполучить Рональда обратно; что тот, конечно же, любит невесту, несмотря на уродливые шрамы, оставленные на ее теле Фенриром Сивым; что нет причин ревновать, Гермиона и Рон остались друзьями.

А вот и рыжий собственной персоной. Гермиона утихомиривает Рональда Уизли, закипающего из-за какой-то ерунды. Она стискивает зубы и, глотая собственную обиду, старается предотвратить скандал. Таких эпизодов тоже набралось несколько.

Гермиона подбадривает Гарри Поттера, который винит себя за разбитое сердце Джинни, за метания Рона между лучшим другом и сестрой. Она терпеливо выслушивает его нытье о том, как сложно смириться со своими предпочтениями, и о том, что его симпатия никогда не найдет взаимности.

К изрядному удивлению Северуса, сразу за этим воспоминанием пришло то, в котором Гермиона неловко обнимала готового расплакаться Драко Малфоя, и еще одно — как она, сама еле сдерживая рыдания, говорила Драко, что не винит его за все перенесенное от рук его родственников в его доме.

Наблюдая все эти сцены, Северус ощущал эмоции, которые ученица испытывала в запечатленные моменты: сострадание, горечь, боль за других… и потихоньку нарастающая, никем не замечаемая обида. Гермионе становилось все труднее и труднее быть всепонимающей и сочувствующей, когда самой хотелось рвать на себе волосы и выть от страха.

Северус видел, как отчаянно она старается держать себя в руках и как мощно выслушивание чужих бед подталкивает ее к точке срыва. Объясняя, почему она не хочет нагружать друзей своими проблемами и обращается к Северусу, девушка умолчала о главном — это она была всеобщей жилеткой. Она пыталась быть опорой для других, сама разваливаясь на куски и не выдавая этого.

Снейп недоумевал, как ей удалось продержаться столь долго. Во всех уголках разума он видел одно и то же — огромную усталость. У нее не было сил думать о жизненных планах, их едва хватало, чтобы пережить очередной день. Неудивительно, что при таком истощении, умственном и эмоциональном, она уснула на уроке.

Он мягко отступил и вышел.

Гермиона, белая как полотно, с широко открытыми глазами, покачивалась от головокружения. Он подхватил ее за талию, бережно усадил и, ощутив укол совести, превратил ненадежный жесткий стул в кресло с подлокотниками, чтобы она не упала. У Снейпа была мысль провести трансфигурацию до начала занятия, но тогда подобный поступок показался ему лишним напоминанием о том, о чем следует на время забыть. Теперь же подобные мелочи не заботили Северуса.

— Я предупреждал, что чужое вторжение в разум неприятно, — сказал он, не то чтобы извиняясь, но по крайней мере признавая вслух, что причинил девушке дискомфорт. — Поттер, наверное, тоже говорил вам, что оно вызывает чувство уязвимости и боль.

— Боли вообще не было, — ответила ученица, приходя в себя.

А вот уязвимость — да, была еще как! Гермиону охватило неожиданное и всеобъемлющее ощущение жара. Как будто она завернулась в теплое одеяло, войдя домой после снегопада. Однако помимо уюта, было в этом ощущении нечто… напористое, пугающее, незнакомое.

— Все было совсем не так, как описывал Гарри. Просто мягкий нажим, и вдруг во мне оказалось нечто инородное… — она с трудом подбирала слова, чтобы описать пережитый опыт. — Когда вы вошли впервые, это было ни на что не похоже, и мой разум сопротивлялся от неожиданности. Но потом я привыкла и смогла расслабиться. Думаю, в следующий раз будет легче, ведь я уже знаю, чего ждать…

Гермиону бросило в краску. Лишь услышав себя, она поняла, насколько двусмысленно ее описание.

— То есть… Я имела в виду…

— Понимаю, мисс Грейнджер, — кивнул Снейп, прочитав на ее лице, о чем она подумала.

Невозможно отрицать сходство между контактом ментальным и физическим, хотя Северус никогда детально не обдумывал это сходство. До сих пор он занимался легилименцией и окклюменцией только с мужчинами, так что повода для подобных ассоциаций не возникало.

Он откашлялся и вынул из ящика стола небольшой флакончик с прозрачно-голубой жидкостью.

— Вот. Выпейте. Это зелье от головной боли. Если сейчас ничего не болит, то считайте превентивными мерами.

Гермиона сделала что велено, и Северус поставил перед ней чашку чая, чтобы прогнать неприятное послевкусие. Про себя он не мог не отметить, что события слишком уж точно повторяют все то, повторения чего он стремился избегать до будущего лета.

— Вам нужно выспаться, мисс Грейнджер, — сказал Снейп, вновь используя официальное обращение, чтобы вернуть себе контроль над мыслями и эмоциями. — Я понимаю опасения мадам Помфри насчет побочных эффектов сонного зелья, но уже имеющееся истощение беспокоит меня больше, чем потенциальное привыкание. Вы в последнее время хоть сколько-то спите?

— Очень мало, — призналась Гермиона. — Сначала мы с Джинни постоянно будили друг друга своими криками. Потом директор расселила нас в отдельные комнаты и стало… слишком тихо. Я очень давно не спала одна. Шесть лет я провела в общежитии с другими девочками, а последний год — в палатке с Гарри и Роном. Рядом с Джинни я тоже легко засыпала. А в полной тишине — без сопения и бормотания девочек, без храпа мальчишек — я как будто отрезана от всего мира. Когда я одна, то не чувствую себя в безопасности.

— Ясно.

Северус вздохнул. Нужно поговорить с Минервой. Но прямо сейчас… Он хлестко взмахнул волшебной палочкой, и один из стульев возле камина, на котором профессор обычно держал книги, превратился в диванчик.

— Сегодня мне нужно сварить антиликантропное. Это займет пару часов. Если хотите, можете отдохнуть здесь, пока я работаю.

Глаза Гермионы удивленно округлились.

— Правда? Вы позволяете мне остаться?

Северус, про себя оправдывая свой поступок чрезвычайными мерами, кивнул:

— У вас сейчас отработка. Не могу же я отпустить вас так быстро, это даст повод для слухов о моей доброте. Кроме того, уж лучше вы будете спать в моем кабинете вечером, чем в классной комнате днем. Надеюсь, вас устраивает предложение?

— Конечно! Я ведь уже объясняла, почему уснула на уроке. Ваше присутствие… расслабляет.

— А это уже плохо, — нахмурился профессор. — Мне нужно поработать над своей репутацией грозы подземелий.

Гермиона хихикнула:

— А еще вы остроумный.

— Довольно, мисс Грейнджер! Ложитесь и спите, пока я не передумал.

— Да, сэр.

Гермиона послушно устроилась на удобном диванчике, и Северус отправился к двери.

— Я буду в лаборатории, прямо за этой дверью.

— Профессор Снейп? — Ох, если бы только можно было попросить его о поцелуе на ночь… — Не могли бы вы оставить дверь приоткрытой?

— Если нужно.

— Спасибо.

* * *

Северус сварил зелье, остудил его, выдержал еще полчаса и пошел будить Гермиону. Но она спала так сладко… В кои-то веки девочка выглядела расслабленной и безмятежной, и Северусу стало горько, что она не может так же мирно отдыхать каждую ночь… Через пару минут Снейп спохватился, что неприлично долго и пристально разглядывает спящую школьницу, и на цыпочках ушел в лабораторию.

Он разлил зелье по бутылкам; затем тщательно перемыл ножи, пестики, мензурки и прочие принадлежности; обновил стершиеся ярлычки на емкостях в хранилище; еще раз протер поверхности столов, и без того чистые… Больше не найдя себе дел, Снейп снова направился в кабинет, чтобы разбудить студентку.

Он тихо позвал ее по имени — безрезультатно. Гермиона крепко спала. Северус не хотел тормошить ее, чтобы не напугать. Но нельзя же оставлять ученицу в своем кабинете на всю ночь! Убедившись на всякий случай, что в руках у Гермионы нет волшебной палочки, он мягко коснулся ее плеча.

— Мисс Грейнджер!

Она приоткрыла один глаз и тепло беззащитно улыбнулась, как будто увидеть Снейпа спросонья было для нее огромным счастьем. Дыхание Северуса сбилось.

— Профессор Снейп, — пробормотала Гермиона, садясь на диване и зевая в ладошку. — Извините… Который час?

— Почти час ночи. Пора бы вам вернуться в свою комнату. Идемте. Я провожу вас на случай, если Филч еще проверяет коридоры.

Она кивнула и поднялась на ноги.

— Спасибо, что разрешили остаться. Я так хорошо отдохнула!

— Вы спали всего несколько часов.

— Все равно.

Они молча дошли до гриффиндорской башни. Гермиона засыпала на ходу, да и все равно не знала, что сказать. На пороге своей спальни она обернулась и еще раз поблагодарила профессора — за предложение помощи, за понимание и заботу. Гермиона могла бы сказать спасибо еще много за что, но, взглянув в лицо Снейпа, поняла, что лучше остановиться. Он очевидно не привык к благодарностям и не научился принимать их.

— Увидимся на отработке через неделю, — кивнул профессор и ушел, больше ничего не сказав.