Награда от темноцветов (гет)

В предыдущей главе:

Северус дает Гермионе выпить зелье для ослабления ментальных щитов: чтобы продемонстрировать ученице работу ее разума, он должен войти внутрь незаметно. Но Гермиона, принимая зелье, в шутку сравнивает данный метод с подсыпанием наркотика в бокал и изнасилованием — и Снейп приходит в такую ярость, что чуть не отменяет занятие.

В итоге они договариваются, что Северус будет искать в разуме Гермионы ровно две вещи: что она ела на ужин и о чем был ее последний разговор с Гарри. Первое воспоминание находится легко. А про второе они оба забывают, увлекшись разговором о причинах враждебности чистокровных волшебников к магглорожденным. Разговор приводит к неожиданному признанию профессора: «Я ненавидел не магглов. Я ненавидел лишь своего отца».

Гермиона давно догадывалась, что у профессора зелий было не самое счастливое детство: воспоминания, которые он дал Гарри, красноречиво говорили об этом.

— Почему?

Она спросила, просто чтобы не молчать, даже не надеясь получить от Северуса ответ. Разговор между Снейпом и нею — между профессором Снейпом и кем угодно! — на столь личную и заведомо болезненную тему казался Гермионе чем-то невозможным. И, когда он все же заговорил, доверие обдало ее теплой волной.

— Детство у меня было не более счастливым, чем у Поттера. Так что если Дамблдор рассчитывал, будто я проникнусь жалостью к Мальчику-Из-Чулана, то забыл учесть, в каких условиях рос я сам. Мой отец был жесток, и пьянство было не единственной тому причиной. Гарри же, в отличие от нас с мамой, во-первых, никогда не испытывал на себе рукоприкладства, а во-вторых, мог утешаться мыслью, что люди, которые издеваются над ним, хотя бы не являются его родителями.

— Ужас… — прошептала Гермиона, стараясь, чтобы сочувствие в ее голосе не прозвучало как жалость. — Но ведь ваша мама была волшебницей… Как она оказалась в таком положении?

— Думаете, женщины подвергаются насилию лишь потому, что физически не могут дать отпор? — спросил Северус. — Нет, мисс Грейнджер, причины глубже… От моей матери отреклась семья: выйдя за маггла, она, по их мнению, опозорила фамилию Принцев. Вскоре для нее закрылся путь обратно в волшебный мир, а в маггловском она так и не освоилась. Мама никогда не отличалась решительностью и умением постоять за себя. Против своего отца она взбунтовалась лишь однажды, и окончился этот бунт плачевно. Едва мама закончила Хогвартс, ее попытались выдать замуж за мужчину вдвое старше, и она убежала из дома. Каким-то образом ее занесло в маггловский Манчестер… Три месяца спустя она уже была миссис Снейп. После этого родные с ней не общались.

Зелье в котле Гермионы, тихонько зашипев, позеленело. Она уменьшила огонь и разбила поочередно два тухлых яйца о край котла. Помещение моментально заполнил едкий сероводородный запах, и Гермиона, задержав дыхание, очистила воздух чарами. Принявшись снова помешивать содержимое котла, она спросила:

— Ваша мама отказалась от брака лишь из-за возраста кандидата, которого ей выбрали родители?

Гермиона очень надеялась, что ее голос не выдаст опасения и Снейп не заметит, насколько этот вопрос важен для нее.

— Конечно же, нет. В волшебном мире и сейчас большая разница в возрасте между супругами — обычное дело. А полвека тому назад у большинства женщин был один путь — найти мужчину, желательно зрелого, способного обеспечить ее саму и будущих детей. Просто именно тот маг, которого мой дед выбрал маме в мужья, был ей противен.

— Но все-таки… Как юная волшебница из уважаемой семьи оказалась замужем за алкоголиком и домашним тираном?

— Моя мать, мисс Грейнджер, не выходила за алкоголика и тирана. Когда они встретились, мой будущий отец был фабричным рабочим, не пил, имел собственный небольшой дом и вполне мог содержать семью. Мама была благодарна простому работящему парню, который приютил ее, когда она осталась совсем одна, и спас ее… Она так и говорила — «спас». Правда, так и не рассказала, от чего именно.

— Получается, она его любила?

Северус пожал плечами, замешкавшись с ответом. Откуда ему знать наверняка, если слова любви никогда не звучали в родительском доме?

— Во всяком случае, она была благодарна и преданна ему. Их брак, может, и не назвать идеальным, но мои ранние воспоминания отнюдь не горьки. Мама была ласкова со мной, а отец, хоть и не проявлял теплых чувств, добросовестно исполнял свои обязанности… — Снейп снова немного помолчал, глубоко вздохнул и продолжил: — Все полетело под откос, когда фабрика закрылась и отец остался без работы. Он перебивался случайными заработками, которых едва хватало на жизнь, и тяжело переживал свою неспособность прокормить семью… Через какое-то время он стал топить проблемы в стакане, а в пьяном виде приходил в ярость. Наутро он всегда просил прощения, и мама всегда прощала. По всей видимости, она считала, что таким образом расплачивается за обман.

— За обман? Она изменяла ему?

Северус покачал головой.

— Обман заключался в том, что она утаила свои способности. Отец узнал о магии уже после моего рождения — и то не сразу. Он не смог ужиться с этим откровением. Моего родителя пугали загадочные и недоступные ему умения, и мама перестала брать в руки волшебную палочку, чтобы не нервировать его. Даже не чинила одежду, когда не было денег на новую.

Гермиона отложила половник в сторону, погасила огонь под котлом с готовым зельем и задумчиво отметила:

— Если у вашего отца к тому времени и так были проблемы с самооценкой, то они, наверное, усугубились…

— Еще как, — горько кивнул Северус. — С появившимся непониманием мои родители не смогли справиться до конца своих дней… Мама выросла в патриархальной чистокровной семье с викторианскими нравами и хорошо усвоила свои обязанности: во всем слушаться мужа и смиренно принимать трудности. Акт неповиновения отцу так и остался единственным в ее жизни, а в целом ее характер был далеко не бунтарским. Отказавшись от единственного, что давало ей преимущество над мужем — от своей магии, — она попыталась вернуться в привычные понятные роли… Отец же не оценил этой жертвы, будучи занят своими переживаниями. Он был воспитан в тех правилах, что мужчина, чья семья голодает и ходит в обносках, не вправе называться мужчиной. Не сумев справиться с тяготами вместе, они отдалились друг от друга: отец продолжил спиваться, а мама впала в депрессию. Письмо из Хогвартса оказалось для меня спасением.

Гермиона, принявшись протирать стол, задумалась о том, насколько отличалось от описанного Северусом ее собственное детство: родители любили и уважали друг друга, оба имели прибыльную профессию, и у их единственной дочери было все, что только можно пожелать. Идиллию портило лишь постоянное ощущение, что Гермиона чем-то отличается от мамы и папы, что ей нет места в их простом, понятном и логичном мире.

Вскоре закрутившийся в ровную спираль дымок над котлом профессора дал знать, что желудочное зелье готово, и Снейп, погасив горелку, присоединился к уборке рабочего места.

— Отец не возражал против вашей учебы в Хогвартсе? — спросила Гермиона, натирая столешницу. Она жаждала узнать побольше о детстве Северуса, ей казалось, что это поможет лучше понять Снейпа нынешнего.

— Он бы наверняка возразил, если бы узнал о письме. Но к моим одиннадцати годам он редко появлялся дома. А однажды не появился совсем. Мы так и не узнали, что с ним случилось: может быть, он бросил нас и уехал в поисках лучшей доли, а может, упал пьяным в реку… Честно говоря, я не задумывался об этом и воспринимал исчезновение отца как облегчение: без него я мог колдовать дома, хотя бы одежду чинить.

У Гермионы не получалось представить себе маленьким неряшливым оборванцем этого мужчину, всегда одетого в идеально сидящие на нем выглаженные чистые мантии. Она уже достаточно долго и внимательно наблюдала за профессором, чтобы заметить: мантия у него вовсе не одна на все случаи, как судачили студенты. Одеяния немного отличались друг от друга покроем, количеством пуговиц, оттенком и плотностью ткани — и их было, по подсчетам Гермионы, не меньше десятка.

— А ваша мама? Что стало с ней? — спросила она, почти уверенная, что теперь-то Снейп точно сменит тему, а если и расщедрится на ответ, то ничего радостного не поведает.

— Умерла, когда мне было шестнадцать.

Северус не знал, почему он так прямо и подробно отвечает на расспросы ученицы, почему откровенничает с ней, как ни с кем раньше. Возможно, потому, что он, неоднократно побывав в ее разуме, знал множество ее тайн и страхов, которыми она точно так же ни с кем не делилась? Или дело в том, что ему хочется поддержать эту девушку, показать, что ее положение не так уж трагично, бывает и хуже? Или же — страшно признаться самому себе, но стыдно лгать и дальше, узнав правду, — она просто пробудила в нем накопившуюся за много лет жажду близости, желание быть понятым, желание быть кому-то небезразличным?

— Какой ужас… — тихо произнесла Гермиона. — Соболезную вам.

— Это было давно, мисс Грейнджер. К тому же я потерял мать, по сути, задолго до ее кончины. Она впала в депрессию так глубоко, что уже не могла заботиться обо мне.

— Она не стала вновь колдовать, когда пропал муж?

— Нет. Если маг или чародейка долго не пользуются своей силой, то она находит иной выход — начинает разрушать физическое тело. Чаще всего это проявляется в заболеваниях сердца. Моя мать умерла именно так — от сердечного приступа.

Гермиона направилась к раковине, чтобы помыть инвентарь.

— Сириус как-то говорил, что вы уже в первый год знали больше заклятий, чем иной семикурсник. Получается, вас научила им мама?

Северус коротко поморщился, услышав ненавистное имя.

— Блэк приврал, — сухо сообщил он. — Приехав в Хогвартс, я знал очень немного — лишь то, что успел запомнить совсем маленьким, когда мать колдовала при мне. Но я был смышленым учеником, а Мародеры посодействовали тому, чтобы я перечитал все пособия по защите из школьной библиотеки… — Саркастически усмехнувшись, он добавил: — И это было на втором курсе, а не на первом.

Гермиона не смогла улыбнуться в ответ на эту попытку пошутить. Она слишком хорошо понимала, что пережил Снейп в школьные годы. Если бы не битва с троллем, подружившая ее, Гарри и Рона, то Гермиона сама стала бы вечной одиночкой и мишенью для травли (которая, кстати, к октябрю уже начиналась: никто не хотел дружить со странной девочкой, а многие открыто насмехались над ней). Слизеринцы гнобили бы ее за происхождение, а гриффиндорцы не спешили бы вступиться.

— Почему у вас не было друзей на факультете? — спросила она. — Со мной-то все понятно: никто не хотел терпеть невыносимую всезнайку! А вы? Почему вы ни с кем не подружились?

— А с кем я мог подружиться? Диковатый мальчишка, без кната в кармане, без представления о манерах, без громкого имени, одетый в мантию с чужого плеча и водящийся с магглорожденной гриффиндоркой… На Слизерине все это — не лучший социальный капитал.

Гермиона, намывая черпаки и пестики, обернулась через плечо, чтобы взглянуть на профессора. Услышанное описание совершенно не прикладывалось к нынешнему Снейпу. Прямая осанка, неспешные выверенные движения, грамотная речь, изысканный старомодный гардероб — ничто даже отдаленно не намекало на нищее детство.

— Знаете, а ведь пока мы не узнали ваш псевдоним, то были уверены, что вы чистокровный волшебник… С вашим уровнем владения магией, знаниями, манерами, приверженностью Слизерину — сложно заподозрить что-то иное.

— За все это стоит благодарить Нарциссу, — ответил Снейп. — Она тогда была пятикурсницей и взяла меня под опеку — научила вести себя, следить за внешним видом… Полагаю, что назло своему двоюродному брату.

Сириус Блэк был полной противоположностью Северуса. Он не ценил ни одну из привилегий, доставшихся ему по праву рождения: богатство, воспитание, известную фамилию, — всех задирал, нарушал школьные правила и водил дружбу с грязнокровкой и оборотнем, которую его семья никогда не одобрила бы. Нарцисса и Беллатриса, стыдясь такого родственника, выбрали довольно изысканный способ мести: взять под свое крыло мальчишку, которого Сириус с друзьями изводил.

— Но почему она не защищала вас от Мародеров? — озвучила Грейнджер висящий в воздухе вопрос.

Взяв тяжелый котел, она потащила его к раковине, чтобы отмыть, но Северус произнес очищающее заклятье, и ассистентка остановилась на полпути с идеально чистой посудиной в руках.

— Вы волшебница или кто? — улыбнулся он и, когда Гермиона поставила котел на полку, ответил на ее вопрос: — Помощь Нарциссы была ненавязчивой, я не сразу принял ее. Я был весьма недоверчив, как вы понимаете. Люциус — когда я поступил, он был на последнем курсе — забавлялся над экспериментом Нарциссы. Но потом, окончив школу и примкнув к Пожирателям смерти, он сам стал присматривать за мной. Я подавал большие надежды, особенно в зельях, и мог пригодиться Темному Лорду. Люциус почти на каждые каникулы приглашал меня в особняк и постепенно вводил в свой круг.

— А семья вашей матери примкнула к Волдеморту? Они ведь были чистокровными…

— Резко антимаггловских взглядов придерживался только мой дядя, притом не будучи Пожирателем смерти. Впрочем, после того как я получил звание Мастера, Темный Лорд попытался восстановить наши семейные связи.

— А до того вы совсем не общались с родственниками? — спросила Гермиона, начиная развешивать по местам высушенные заклинанием инструменты.

— Нет. Моя мать обрубила все концы, а семья так и не простила ей брака с магглом. Ее брат, Октавиус Принц, узнал о моем существовании лишь тогда, когда услышал о молодом талантливом зельеваре, носящем ту же фамилию, что избранник сестры. Дяде нужен был наследник, а Повелителю — имя Принц в списке своих соратников. Они сообща решили, что мое возвращение в семью будет выгодным для всех шагом.

По саркастичному тону Гермиона сразу догадалась, что план остался нереализованным.

— И что было дальше?

— Я отказался. Не стал ничего брать у циничного и расчетливого человека, который и пальцем о палец не ударил, когда мы с матерью действительно нуждались в помощи. Больше я с ним не общался. Дядя умер около года назад, а его жена никогда не разделяла его взглядов на чистокровность. Она рьяно сопротивлялась попыткам супруга ввести в семью Пожирателя смерти. А теперь… — Снейп замолчал на полуслове.

— Что теперь? — поторопила его Гермиона.

Он долго молчал, сосредоточившись на разливании желудочного зелья по порционным бутылочкам и обдумывая ответ или, скорее уж, запоздалый отказ откровенничать о своих семейных тайнах. Не дожидаясь просьб, Гермиона начала принимать у него наполненные флаконы, обтирать их от пролитых капель и закупоривать. В конце концов, к удивлению ассистентки, Снейп сказал прямо:

— А теперь она сама хочет наладить контакт. Через Ирму.

— Через Ирму? — снова переспросила Гермиона. — Вы имеете в виду мадам Пинс, нашего библиотекаря? А она здесь при чем?

— Она моя двоюродная сестра, — просто ответил Северус.

Ассистентка неверяще округлила глаза:

— Что?!

— Ее настоящее имя Ирмгард Принц. Она дочь дяди Октавиуса.

И как Гермиона сама до сих пор не догадалась?! У Снейпа и мадам Пинс имелось довольно много общих черт: крючковатый нос, черные волосы, изгиб рта, придающий лицу сварливое выражение… Библиотекарь так же, как Мастер зелий, была нелюдимой и замкнутой, ее тоже побаивались ученики… Однако при всем множестве ходящих по замку слухов о личной и семейной жизни сотрудников — порой совершенно бредовых, высосанных из пальца! — данные сходства никто не замечал и не обсуждал.

— Зачем же она изменила имя?

— Дабы не слишком широко афишировать тот факт, что у Октавиуса Принца есть дочь, не имеющая ни капли магических способностей.

— Мадам Пинс сквиб? А как же она зачаровывает книги? Однажды Рон захотел съесть шоколадную лягушку за чтением, так книга просто захлопнулась, ударив его по носу, и отказывалась открываться, пока он не убрал еду обратно в сумку.

Северус усмехнулся:

— Ирма не сама создает эти заклятия. Я всегда рад помочь ей, поскольку и сам считаю, что книги заслуживают бережного и уважительного отношения к себе.

Последний флакончик готового зелья отправился на соответствующую полку, все принадлежности были разложены и развешены по местам, столы блестели чистотой. Поводов задерживаться в подземельях больше не было, и Гермионе стало интересно, готов ли Снейп поговорить еще немного, уже не делая вид, будто беседа с ученицей — всего лишь способ развеять скуку за монотонной работой. Она полюбопытствовала:

— А как мадам Пинс оказалась в школе?

Помощнице сложно было не выдать ликования, когда наставник жестом пригласил ее в свой кабинет и указал на пару кресел у камина.

— Альбус, как и вы, был уверен, что сквибы заслуживают лучшего места в волшебном мире, — ответил он, когда Гермиона заняла предложенное место. — Аргуса он взял смотрителем замка, а для Ирмы нашел должность библиотекаря, когда она пришла к нему и попросила хоть какую-нибудь работу. Она хотела зарабатывать на жизнь сама, а не зависеть от милости отца… Каковой, конечно же, было не в избытке — в консервативных чистокровных семьях сквибы считаются позором, обузой. В прежние времена их вообще подбрасывали магглам или меняли на маггловских детей с магическими способностями.

— Как?! — ахнула Гермиона.

Он опустился в кресло напротив и щелкнул кончиком волшебной палочки по круглому боку чайника, стоящего на низком столике между ними. Чай заварился моментально, и Северус наполнил кружки.

— Эта традиция угасла всего-то лет двести тому назад. Медиковедьмы часто подрабатывали акушерками в маггловском мире, и они владели заклинаниями, которые могли показать, есть ли магия в будущем ребенке. О появлении магглорожденного волшебника знали заранее и исхитрялись устроить подмену так, чтобы мать ничего не заметила. При необходимости женщинам изменяли память.

— Ужас!

— То, что вам сегодня кажется варварством, в те времена было разумной предосторожностью. Изымая у магглов магически одаренных детей, волшебники избавляли этих детей от гибели на костре за первое же спонтанное проявление способностей. А сквибы получали шанс вырасти среди себе подобных, освоить маггловские профессии и прожить достойную жизнь.

Несмотря на всю логичность услышанного, Гермиона никак не могла оправдать эти бесчеловечные махинации. Какая мать согласится отдать свое дитя, будь оно трижды неспособным колдовать?!

— Многие консерваторы и сейчас выступают за возрождение этой традиции. По их мнению, это решит сразу две проблемы: укрепит секретность и поможет получать свежую кровь без влияния маггловской культуры. Полагаю, мой дядюшка тоже охотно обменял бы Ирму на магически одаренного, пусть и неродного, ребенка.

— А вы на его месте как поступили бы? — спросила Гермиона. Она отпила первый глоток из своей чашки и зажмурилась от удовольствия: чай был идеален, ровно с нужным количеством молока и сахара.

— Я?! — Северус посмотрел так недоуменно, как будто его спросили, что он надел бы на вечеринку по случаю вручения ему награды «Самый любимый учитель».

— Да. А что, вы совсем не думали об отцовстве?

Сама Гермиона нацеливалась в первую очередь на карьеру, не разделяя частого среди юных чародеек желания выскочить замуж сразу со школьной скамьи. Однако женой и матерью она себя тоже видела — чуть позже, когда получит образование, будет стабильно зарабатывать и создаст необходимую базу.

— Не слишком ли мы забегаем вперед, обсуждая будущих детей? — иронично спросил Северус.

Она чуть не подавилась чаем, и вовсе не от веселья. Снейп не впервые пошутил в приватной обстановке, но в первый раз из его уст прозвучало такое простое и уверенное «мы»! Неужели в шутке была лишь доля шутки и он действительно думает об их будущих отношениях? Оставив этот вопрос при себе, она хулиганисто усмехнулась в ответ:

— Вы же меня знаете: я все планирую заранее.

Снейп так посерьезнел и напрягся, что Гермионе пришлось спрятать за чашкой губы, растянувшиеся в широкой улыбке. Они играли на равных: Северус так же, как она сама минуту назад, не понимал, насколько Гермиона шутит, а насколько выдает свои истинные намерения. Может, он уже пожалел, что предложил ей остаться и выпить чаю?

— Не знаю, — наконец ответил он. — Я никогда не думал об отдаленном будущем. Особенно в последние годы, когда все указывало на то, что семейные вопросы передо мной не встанут.

— А теперь? — не отставала Гермиона. — Вам ведь всего тридцать восемь. Для мужчины это далеко не старость.

— Вы можете хотя бы вообразить меня с младенцем на руках? — фыркнул Северус. И снова в его голосе переплетались шутливость и серьезность.

— Да. Могу.

Он поднял на собеседницу взгляд, теперь лишенный всякого веселья, и она продолжила тихо и проникновенно:

— Вам присущи многие черты хорошего родителя. Вы заботливы и ответственны, вы не задумываясь встанете на защиту слабого. Но при этом вы умеете очерчивать рамки и требовать соблюдения правил. Да, вы бываете раздражительным и нетерпимым — но исключительно при столкновении с глупостью. На занятиях со мной вы более чем терпеливы и деликатны. А ваши дети, — она нежно и немного смущенно улыбнулась, — не имеют ни малейшего шанса оказаться тупицами. Возможно, вам есть куда расти в способах поддержки и мотивации… Или положиться в этом на жену — бывает ведь так, что супруги уравновешивают недостатки друг друга. Словом… Да, я уверена, что вы станете прекрасным отцом.