Всегда и навеки (джен)

Громкий крик птицы привёл Цицерона в чувство, и воспоминания, медленно, но верно, стали возвращаться. Прояснялись в уме былые дни, однако этот мер не был связан с контрактами. Тогда с чем? Что они вообще обсуждали? Он словно пытался приподнять полог, за которым сам же и спрятался от внешнего мира. Но сиюминутная забывчивость из-за вороха неурядиц треснула, как скорлупа.

— Газета… Я брал у вас газету…

— Аах… Вот оно как… Да, точно. Припоминаю, — неуверенно кивнул данмер, украдкой наблюдая за рядом стоящим альтмером, видимо, раздумывая, что сказать.

Цицерон ощутил на себе взгляд священника, не предвещающий ничего хорошего — было такое чувство, что он задолжал ему сотню септимов.

— Приятно видеть вас в добром здравии, — нервно пробормотал Цицерон, наконец, осознав, кто перед ним.

— Я тоже рад тебя видеть… — натянуто ответил тёмный эльф, уже с опаской озираясь на альтмера, что всё также надменно взирал на молодого имперца. — Мы с тобой так давно не виделись. Идём… Нам нужно многое обсудить… — еле нашёлся он, от нехватки слов жестикулируя руками. Его лицо почему-то потемнело.

— Правда? — удивился Цицерон от такого поворота, но увидев перед собой красные глаза, полные непонятного ожидания, вдруг стушевался и обронил: — А… Ну да…

— Господин Илет, не думал, что у вас есть связи среди горожан жилого района. И не припоминаю, чтобы вы мне о них что-нибудь рассказывали. Надеюсь, ваш отец одобряет такие знакомства? — вкрадчиво поинтересовался высокий эльф.

— Мой отец знает об этом человеке, — оправдывался зачем-то Илет, при этом говоря правду.

Цицерон же совершенно не понимал, что здесь происходит. Почему такой назидательный тон у этого священника? Зачем младший сын графа оправдывается перед ним?

— Не поймите меня неправильно, Ваша милость, просто время сейчас неспокойное. Я бы не хотел, чтобы вы связались с какой-нибудь подозрительной компанией… Ваш отец очень расстроится, если вы пойдёте по стопам вашего брата. Прошу вас, не огорчайте Его сиятельство, он в том возрасте, когда ценится прежде всего покой, — проговорил высокий эльф монотонным голосом, будто читал унылую проповедь. Скользнув задумчивым взглядом по лицу Илета, альтмер развернулся и, заложив руки за спину, стал подниматься по лестнице. Но перед этим добавил: — Ваша милость, берегите здоровье нашего господина. До встречи.

— Ещё увидимся, Ярнар, — натянув на лицо вымученную улыбку, ответил данмер, сцепив пальцы в замок и прижав их к груди. Спина его была всё также сутула.

Фигура в светло-бежевой рясе медленно удалялась, но «старые» друзья так и стояли, не думая тронуться с места.

Цицерон в этот момент корил свой длинный язык. Зачем он вообще вспомнил про газету? Зачем про неё сказал? Его лицо и принадлежность к Тёмному Братству должен знать только граф Чейдинхола. Вот незадача… О чём он вообще думал?

А вот о чём думал Илет Индарис, только ему одному и было известно.

— Идём, — тихо проронил он, даже не посмотрев в сторону Цицерона. Последнему же ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Молчание длилось до самого моста. Когда они обошли собор Аркея, шум воды донёсся до слуха.

За это время молодой Хранитель успел заметить в своём спутнике некоторые перемены. А именно в одежде. Илет был в простом чёрном одеянии с капюшоном, что незамедлительно тот поспешил натянуть на голову и скрыть лицо.

«Что за игры в прятки?» — про себя удивился Цицерон, но лезть в чужие дела у него совершенно не было желания.

— Не думал, что подобные тебе посещают часовню, — всё ещё смотря перед собой, прервал неуютную тишину данмер. Они шли через мост в сторону богатого района, рядом, то тут, то там, сновали прохожие, однако никто и подумать не мог, что среди них гуляет младший сын графа. Тот самый затворник — как называл его Раша. Получается, не так уж этот Илет и прост…

— Вы правы, я там оказался совершенно случайно, — отозвался молодой имперец, ступая на мощёную дорогу. В этот солнечный день светлый камень обжигал глаза своей яркостью. Если закрыть веки, то всё вокруг окрашивалось красным цветом с чёрной полосой, ведущей в никуда.

— А я уже было подумал, что ты пришёл молить о прощении. Значит, показалось… — как-то разочарованно произнёс данмер. Цицерон удивлённо уставился на тёмного эльфа. Вот чего-чего, а такого он явно не ожидал услышать. Но отвечать на подобный выпад он не посчитал нужным. Вряд ли они смогут понять друг друга. Тогда зачем пытаться? Зачем портить отношения?

— А у вас самого, что, так много грехов? — отпарировал он. Чёрный капюшон оттенял часть лица, но молодой Хранитель смог заметить улыбку Илета.

— В карман за словом не лезешь?.. Верно? Но ты не тот человек, перед которым мне нужно оправдываться. Тем более, что и не за чем. Я посещаю данное место совершенно по другим причинам, — отрезал тёмный эльф.

Между ними вновь повисло молчание, и на мгновение Цицерону показалось, что рядом с ним идёт Амиэль, как тогда, на кладбище. Но шум города быстро смыл это наваждение, оставив после себя лишь смятение. Где-то неподалёку раздался смех. Молодой Хранитель вздрогнул и обернулся. Это были двое прохожих, что бурно обсуждали что-то возле речки.

— Это ненормально… — произнёс он, ощутив всем телом холодную дрожь от непонимания.

— Почему же? По-твоему, в часовне только и делают, что молятся?

— Я… Не о том… — еле выдавил из себя Цицерон, заплутав в собственных чувствах. Вспышка… Это была вспышка… В ту секунду он вознёсся на забытое острие клинка и парил между риском и азартом. Он ощущал себя всесильным, но то состояние быстро ослабло, тут же исчезнув.

— А о чём же? — они остановились возле стен, что ограждали замок Чейдинхола от богатого района.

— Уже не имеет значения. Впрочем… Знаете, хотел спросить у вас… Газета, вам её вернуть? Она нам больше не понадобится, — опять эта проклятая газета, но больше ничего в голову не приходило, нужно было срочно переменить тему.

— Это… было бы замечательно, — не понимая столь резких скачков в их разговоре, согласился Илет. Однако в красных глазах появился живой интерес, видимо, и заставивший позабыть их странный и оборванный диалог. Оглянувшись по сторонам и не заметив рядом никого подозрительного, он резко приблизился и прошептал: — В таком случае приходи сегодня вечером. Вот, возьми это, — Цицерон ощутил, как его руку схватили и положили в ладонь что-то круглое и металлическое. — Предъявишь его стражникам и тебя сразу пропустят ко мне, — всё ещё шёпотом, но очень живо залепетал данмер. Идея о возвращении никому ненужного старого выпуска, никому, кроме Илета, сильно воспалила последнего. И чего в этом клочке бумаги такого?

«Интересно, что бы с ним было, если бы он увидел древние книги и рукописи, принадлежащие Тёмному Братству? Наверное, воспарил бы над землёй и никто бы его больше не увидел…» — от подобных рассуждений стало даже как-то смешно.

— Если мне не изменяет память, то сегодня никаких встреч у отца не назначено. Всё должно пройти спокойно… — и только молодой Хранитель поспешил вставить своё мнение по всей складывающейся ситуации, как его тут же перебили: — Никаких отсрочек я не потерплю. Моя коллекция должна быть полной… — он со значением поднял указательный палец, тем самым давая понять, что откладывать данный, важный, видимо, только для него, вопрос, не намерен. В его голосе промелькнули властные нотки.

«Я только предложил ему, а он уже командует… Мной, бывшим ассасином Темного Братства; Хранителем гроба Матери Ночи!»

— Увидимся, — каким-то восторженным тоном попрощался Илет, обрывая тем самым нити чужих мыслей. И направился дальше, вдоль замковых стен, чем изрядно удивил Цицерона.

— До встречи… — только и смог сказать молодой Хранитель.

«Как всё к этому пришло? Вот так — раз, и не отвертишься… Язык мой — враг мой».

Он развернулся и побрёл обратно — здесь ему больше делать нечего. Пальцы продолжали сжимать незнакомый предмет, но молодой Хранитель не решился пока разглядывать его.

Кроме всего прочего, что смутило Цицерона в их встрече, не считая подозрительной любви к выцветшей бумаге, так это прощание. Младший сын графа направился не в замок, а дальше в торговый район.

«Может быть где-то там есть потайной лаз?» — предположил он.

Цицерон вновь оказался возле собора. Тяжёлая тень здания висела тёмным пятном над кладбищем, защищая от зноя. Рядом с городскими воротами, совсем неподалёку, стражник ругался с незадачливым путником, что взял на себя смелость в столь неспокойное время таскать с собой огромную поклажу. Улицу оглашал возмущённый вопль. На дороге валялись разбросанные вещи. Солнце марило, а ветер лениво колыхал листья.

Странное чувство окутало с ног до головы. Будто бы он никуда и не уходил, и ни с кем не встречался… А всё это время был здесь, дремал на серой лестнице в тени. Может, всё это привиделось? Уж слишком спонтанно сложились события, отчего и не верилось в действительность произошедшего. Однако рука продолжала сжимать незнакомый предмет. Разжав пальцы, Цицерон увидел на ладони перстень-печатку.