Всегда и навеки (джен)

Когда до слуха донеслись голоса, Хранитель обмывал тело Матери Ночи маслом. Теперь же, застыв с приподнятыми руками над столом, он прислушивался к шуму наверху. Это было ни с чем несравнимое чувство сиюминутной радости. Цицерон уже и позабыл, что такое оживлённый разговор.

Звуки вырывались из покоев Раши, что изрядно обрадовало. Наконец-то Уведомитель вернулся спустя томительную неделю ожиданий. Прошло около месяца после последней присланной Амузаем весточки, и в Убежище прокрались вполне обоснованные опасения. Тем более, после рассказа Цицерона об услышанном в замке Раша стал темнее тучи, а разговорить его стало ещё сложней. Каджит противился и выдавал редкие фразы, не удосужившись хоть что-то разъяснить. Такое поведение уже говорило о многом, давало массу намёков. А ведь Цицерон просто так, невзначай, обронил услышанные им чужие слова, дабы завести диалог. Однако такого результата он и представить себе не мог.

— Ты знаешь своё дело, а Раша своё. И за эти пределы выходить нам не следует, — ответил он тогда на причитания Хранителя.

— Этот высокопоставленный чиновник как-то с нами связан, ведь так? — не унимался Цицерон. — О ком он говорил? Раша?

Но ответа не последовало, да он и не нужен был, так как легко, без особых усилий, можно было догадаться над кем навис клинок. Удивительные дела творились вокруг, а он, Хранитель гроба Матери Ночи, был совершенно отрезан от понимания происходящего, будто простой убийца. Лишь случайным образом он напоролся на тень, что всё это время накрывала их семью, но так и не смог разобраться, приносит эта тень пользу, ведёт ли к краху или же просто пользуется, как хочет. О последнем предположении даже и думать не хотелось, так как он сам вырос на слухах и ропоте о могуществе и силе Тёмного Братства, что способно перевернуть горы, но найти свою жертву. Опасная секта, с которой не каждый решится иметь дело. И тут вдруг такое…

Он наспех сполоснул руки, расплескав воду по полу, и торопливо выбежал из Святилища.

— Ты даже проверять не стал? А вдруг это не он? Вдруг это другой аргонианин? — голос Гарнага стал отчётливее по мере приближения.

— Раша не хотел нарываться на неприятности, уж прости. Он или не он… Кто знает, может это ловушка.

— А если нет? Если это простая случайность? Может с Амузаем всё в порядке? Так не бывает, чтобы тёмный ящер попался! Он же истинный ассасин под знаком Тени!

— Видно, тень ему не помогла, — нервозно усмехнулся каджит.

— Да что смешного-то! — разгорячился орк, вперя свой единственный глаз на Уведомителя. Другой же он закрыл чёрной повязкой, дабы не светить перед всеми пустой глазницей.

Цицерон спустя мгновение возник рядом с Гарнагом, жадно поглощая полученную информацию. И то, что он услышал, ему сильно не понравилось.

— Значит, ещё одного Уведомителя не стало… — тихо произнёс он, ни к кому не обращаясь. — Раша… — потеряно позвал Хранитель в надежде, что Раша найдёт выход из сложившейся ситуации.

Но тот лишь беспокойно прижал уши, ничего не ответив. В еле освещаемом помещении повисла тишина, прерываемая тяжёлым дыханием орка.

— Да вы оба сговорились что ли? — загрохотал Гарнаг. — Что за глупости вы вбили себе в головы, ведь Раша даже не удосужился посетить крипту часовни!

— Удивительно, что тело вообще туда отнесли… Могли бы просто скинуть в озеро или бросить на съедение диким тварям… — задумчиво пробормотал Уведомитель, оперевшись спиной о стол и скрестив руки на груди. Его взгляд упал в пол, изучая переплетённый узор ковра.

— И ты видишь в этом подвох? Побоялся, что тебя схватят?

— Гарнаг, пожалуйста… — вступился Цицерон. Тёмный брат умолк, но видно было, как клокочут в нём эмоции. — Ты узнал что-нибудь ещё?

Раша, ничего не отвечая, взял со стола широкий свёрток и протянул Хранителю. Газета.

— Неужели о его смерти ещё и известили? — удивлённо спросил он, взяв листок в руки.

— Нет. Это просто очередной выпуск о Бруме… Кто бы мог подумать, что за последнее время она станет столь популярна, — неохотно отозвался Раша, всё ещё взирая отстранённым взглядом в никуда. Перед ним, в мареве образов и заблудших мыслей, Тёмное Братство безвозвратно падало в пропасть, а он тихо смотрел, не в силах что-либо исправить, на что-то повлиять. А самое главное — он ничего не чувствовал. Его «я» безучастно взирало, как плоды его и чужих жизней сгорали в чёрном пламени.

— Зачем же ты принёс её, если нас эти новости совершенно не касаются? — возмутился Гарнаг. Ему очень не хватало Понтия, тот бы смог разъяснить и расставить всё по полочкам. Но, к сожалению, он сейчас выполнял контракт.

Раша вновь промолчал, давая понять, что не намерен участвовать в спорах и пререканиях. Орк же, раздосадованный таким резким упадком духа в семье, лишь бессильно покачал головой и вышел из покоев Уведомителя, махнув рукой. Вскоре его тяжёлые шаги стихли за дверью.

Пальцы Хранителя непроизвольно сжали газету, мысль о том, что с Амузаем всё в порядке была очень обнадёживающей и желанной. Но старая привычка давала о себе знать — всегда держать в уме самый худший вариант, на всякий случай, чтобы быть готовым.

Цицерон хотел было позвать Рашу, обсудить произошедшее и, возможно, найти решение, но увидев перед собой потерянную фигуру с поникшими плечами и понурой головой, понял, что сейчас не лучшее время. Посему, дабы не испортить настроение каджиту окончательно, он приютился на табурете у стола и с деланным видом заинтересованности принялся изучать газету. Может вести из Брумы хоть ненадолго заставят отвлечься от туманного будущего.

Вороной курьер

Специальный выпуск

Наша редакция держит данное читателям слово! В прошлых выпусках мы пообещали осведомлять вас о событиях, касаемых графства Брумы, и хитросплетениях, связанных со странствующим монахом, нарушившим покой не только северной земли, но и всей провинции в целом!

Наблюдения за происходящим в городе не прошли даром. После погрома и понесённых жителями наказаний, ситуация вернулась к устойчивым границам. Но затишье длилось недолго. Буквально на днях в Бруму вернулся эмиссар Алдарил. Причём не один, а с целым отрядом боевых магов и письменным указом от самого императора! Более того, без какого-либо объявления и афиширования! Данный отряд покинул столицу верхом на лошадях два дня назад и поднял в Имперском городе и в округе много шума. Вся эта бутафория со стороны выглядела как агрессия!

Но на данный момент у нас нет информации из башни Белого Золота, приближённые императора и Его величество Тит Мид II отказались комментировать описанную нами выше ситуацию.

Граф Десимий Карвейн достойно принял прибывших гостей, несмотря на озлобленность горожан. В настоящее время сам эмиссар с группой доверенных лиц пребывает в гостевом крыле замка. Остальные же воины не постеснялись разбить лагерь возле замковых врат.

Наш корреспондент и его помощник, едва эти вести дошли до редакции, были отправлены за талморцами следом, благо последние не ставили никаких препятствий и они благополучно прибыли в Бруму. Им удалось взять интервью у графа Десимия Карвейна. Вот что стало известно:

«Местные жители сразу почуяли неладное. Командир стражи, не прошло и получаса, доложил мне о подозрительной активности в городе. Конечно, я знал, что молва о прибытии боевых магов распространиться скоро, но я ожидал более спокойной реакции от граждан. Вы и сами по прибытию в Бруму наверняка заметили столпотворение возле бывшей часовни Талоса, ныне штаб-квартиры талморского эмиссара. Мы стоим на пороховой бочке… Осталось лишь зажечь… А ведь Алдарил прибыл сюда именно с этой целью! Он привез с собой и «огниво», и приказ императора. Я не знаю, как комментировать выбранное правительством решение. И могу ли я брать на себя такую ответственность… Однако такая уступка будет иметь для нас самые печальные последствия. Столичный приказ гласит: часовня должна быть уничтожена».

На этом моменте граф Брумы Десимий Карвейн попросил закончить интервью. Обстановка в северном графстве накаляется! Ждите новых выпусков «Вороного курьера» и помните: за сенсациями только к нам!

Цицерон положил газету на прежнее место, дочитав до конца. Опять северное графство в главном заголовке. Проклятый промозглый город. Он невзлюбил его с того самого момента, как пересёк врата. Холод, снег и бурый дым — именно это рисовала ему память, стоило услышать слово «Брума».

Его взгляд медленно и настороженно обратился к Раше. Тот всё также молчал, склонив голову на грудь. Даже его хвост, что обычно выдавал эмоции каджита, находился в спокойном положении. Нависшая тишина, прерываемая треском свечи, обострила страх за тёмного брата, казалось, что Раша сейчас может сотворить всё что угодно, стоит лишь нарушить молчание. Но просто так уйти Цицерон не мог. Следовало справиться о его состоянии, как никак, он теперь последний Уведомитель. Последний палец на Руке Тёмного Братства.

— Раша, — хриплым голосом позвал Хранитель. Но тот не отреагировал. Неужели ему всё равно? Цицерон сглотнул, такая реакция ему совершенно не нравилась. — Раша, всё будет хорошо, — а что он ещё мог сказать? Ничего другого в голову попросту не приходило. Длинные усы каджита дрогнули в ответ. Всё-таки что-то ещё осталось… Блёклые надежды ещё теплились. Хранитель поднялся с табурета и подошёл к Раше.

— У нас ещё есть фолкритское Убежище. Ты же помнишь? Мы запросим у них помощь, семья нас не бросит. Я в этом уверен! Отец Ужаса не оставит! — поверив собственным словам, воодушевился Цицерон. — Напишем им ещё! И будем отправлять столько писем, сколько потребуется, пока они не достигнут адресата! — он положил ладонь на плечо Раши, пытаясь заглянуть в глаза. — Всё обязательно наладится…

— Наверное, это к лучшему, — пробормотал Уведомитель, всё также смотря в никуда.

— О чём ты?

Каджит недовольно поморщился, кажется, к нему возвращались брезгливость и вечное недовольство. Хороший знак.

— Не каждый ассасин может похвастаться такой хорошей смертью… Не где-нибудь в грязной канаве, не замучен в тюрьме, не казнён, не обманут. Он отдал душу в длани Ситиса достойно, выполняя свой долг перед семьёй, а его тело отныне покоится в Храмовом районе Имперского города. Раша не знает никого из почивших тёмных братьев, кто удостоился бы такой почести.

— Я не понимаю… Ты это к чему? — изумлённо произнёс Хранитель, говоря правду. Он никогда не видел Рашу таким… Сентиментальным?

— Раша считает, что если бы Амузай попал в лапы тайной имперской полиции, то они бы вывернули его на изнанку, лишь бы узнать об Убежище. Поймать Уведомителя Тёмного Братства — это удача; это клад, набитый до верху секретной информацией. Это связи, которые нужно разорвать, люди — коих, по их разумению, необходимо ликвидировать. Заказчик поступил разумно, убрав Амузая своими силами, не дожидаясь полиции, тем самым оборвав пути, ведущие в его и нашу стороны. Беда в том, что он не понимает, в каком щепетильном положении сейчас находится наша семья. А возможно, другого выхода он просто не видит.

— Ты хочешь сказать, что тогда, у замковых врат… В самом деле?

— Да. Всё верно. Иногда стечения обстоятельств бывают столь забавны, — Раша усмехнулся, а на его морде застыла бессильная гримаса. Глаза были полуприкрытыми, а уши всё также прижаты к голове.

— Получается, ты меня совсем не слушал? — раздосадовано упрекнул Хранитель, убрав ладонь с плеча каджита, однако его мысли уже улизнули в другом направлении.

«А что этот высокопоставленный чиновник вообще здесь делал? Какая причина вынудила его прибыть на ночь глядя в Чейдинхол и тут же поспешно уехать восвояси? Я тогда совсем не придал значения ни его словам, ни его персоне лично. Мне казалось, что это меня, а тем более семьи, не касается. Хотя помнится, младший сын графа был чем-то сильно обеспокоен. Что-то невнятное пробормотал под нос и забрал газету. На этом наша встреча и закончилась. Очень плодотворная встреча… Затворник…»

Однако задавать Раше вопросы такого плана он не решился. Ему было не совсем ясно, в каком состоянии пребывает сейчас Уведомитель. А ругаться — их общение часто переходило в перепалку и крики, не хотелось. Следует дать Раше время. Всему Тёмному Братству нужно перевести дух, но полоса неудач и не думала прекращаться. В воздухе витали нервозность и раздражение.

— У Раши большие уши, Раша всё прекрасно слышит, — покачал тот головой в ответ. — Нам и в самом деле больше ничего не остаётся, кроме как ждать помощи из фолкритского Убежища. Раша будет снова писать, а ты, Цицерон, молись Матери Ночи. Она обязана нас услышать… Её дети в большой беде.