За границами пустоты (гет)

Ветер растрепал волосы, утер давно высохшие дорожки слез и заглушил тихий, едва различимый вой. Вой походил на пение очень отдаленно, но это определенно было оно, потому что Тоф время от времени различала мелодичные фразы и явно улавливала рифму. Незнакомец, так и не назвавший своего имени, плюхнулся на траву рядом и громко выдохнул. Айро заваривал чай.

— Если так не хочешь называть свое имя, буду звать тебя Ли, — Тоф фыркнула и топнула пяткой по сухой траве, — в Царстве Земли полно Ли.

Нареченный Ли рядом с ней крякнул и хлопнул ладонью по бедру, но промолчал и с громким хмыканьем отвернулся. Айро вдалеке сдавленно рассмеялся, и Тоф расхохоталась тоже, вызывая у Ли приступ тахикардии. Тоф не знала, откуда ей известно это слово, но участившееся мгновенно сердцебиение почему-то назвала именно так.

— Буду считать тебя братом Лу, — докончила Тоф.

Ли был ершистым и колючим, больше молчал, чем говорил, но все равно реагировал на все очень ярко. Он задышал часто и шумно, сложил руки на груди и отвернулся.

— Я и есть, — буркнул он едва слышно, — вроде того.

Ветер дернул и взвыл, зашелестели листья на деревьях, зашуршала трава. Птицы захлопали крыльями и закричали, переговариваясь, и клубы песка взметнулись где-то далеко. Звякнули глиняные чашки, зажурчала вода и полы длинных одежд по траве.

— Будет буря, — выдохнул Айро, осторожно передавая ей в руки чашку, — тебе пора домой.

Тоф послушно кивнула и сделала глоток. Чай оказался потрясающе вкусным.

Дождь настиг ее у самого дома, накрыл шелестящей стеной и непроницаемым куполом. Под ногами тут же захлюпало, дорожку развезло, так что приходилось идти осторожно и впиваться в жижу по самые щиколотки. Кусты и цветы прижало к земле, дождь стучал по листьям яростно, и этот звук отдавался в ушах грохотом барабанов. Хотелось закрыть уши ладонями и свернуться клубочком, но Тоф нужно было дойти, добраться до сухого теплого дома и только там скинуть липнущую к телу одежду, задрать ноги и спрятаться под одеяло. Тоф неожиданно поняла, что терпеть не может ливни.

— Юная госпожа!

Горничная встретила ее криком, но Тоф только отмахнулась, прошла мимо, задевая ее плечом. Женщина охнула и переступила с ноги на ногу, но препятствовать не стала, так и осталась стоять у порога.

Капли дождя впивались в разум острыми иглами, молотили по макушке, будто желали раскроить череп, и Тоф не слышала ничего, кроме яростного шума и боя барабанов. Земля дрожала под натиском льющейся с неба воды, утопала в лужах и становилась жидкой, такой, что и на землю-то не была похожа. Тоф тоже чувствовала себя жижей. Сменяющиеся одна другой совсем недавно эмоции выходили из-под контроля, душили и сжимали в тисках, и бой барабанов обращался в звон, и звон становился тишиной.

— Тоф, — голос отца, мягкий, но уверенный, выдернул ее из небытия и с размаху шлепнул на землю, — где ты была?

Тоф натянула одеяло на голову, фыркнула, глотая горькую слюну, и протяжно застонала. Отец не повелся, продолжил стоять, и Тоф почти не слышала его дыхания. Молния ударила совсем рядом, оглушила грохотом и треском, наверняка осветила темную комнату и выражение лица отца, но Тоф было все равно, перед ее глазами плескалась вечная пустота.

Влажный воздух раздул легкие, засвистел в носу и встрепал волосы. Тоф перевернулась, ощущая, как распадается окончательно прическа, и волосы рассыпаются по плечам и подушке, поджала пальцы и села, закутавшись в одеяло. Она не представляла, как сейчас выглядит, потому что вовсе не знала своего лица и искренне верила, что ей на это плевать.

— Я, — она пожевала язык, сдула с лица щекочущую прядь и ухмыльнулась, — гуляла?

Отец шумно выдохнул, заглушая на мгновение грохот дождя по покатой крыше, опустил руки, зашуршал складками одежды и присел рядом. Тоф дернулась и хихикнула, закуталась в одеяло плотнее, но не отстранилась. Никогда прежде она не разговаривала с кем-то из родителей по душам.

Дождь стелился по двору, шуршал в примятой траве, хлюпал и путался в устилающем дорожки камне. Тоф почти привыкла к этому шуму, научилась различать далекие крики птиц и шорохи собственного и чужого дыхания, но все вокруг все равно было слишком громко — сердце стучало в груди, вода барабанила по крышам, отец перебирал пальцами ткань рукавов, — и где-то вдалеке, у самого горизонта с шипением светило солнце.

— Тоф, — повторил отец уже не так грозно, — ты должна понимать, что мы с твоей матерью беспокоимся о тебе. Ты наша единственная дочь, и мы не переживем, если ты покинешь нас.

Тоф хохотнула и дернулась. Она хотела сказать, что Фана-то они еще как пережили, но вовремя захлопнула рот. В уголках глаз потеплело, и она подтянула колени к груди и уткнулась в них носом.

— Ты возможно считаешь нас плохими родителями, — Тоф подумала, что отец коснется ее плеча, но он не коснулся, — но пойми, мы заботимся о тебе, делаем все, чтобы ты могла быть счастлива.

— Ты должна понять, Тоф. Это все ради твоего же блага, Тоф, — пробурчала себе под нос она, стягивая ноги и опуская ступни на пол.

Гул вибраций обжег кожу, прошел разрядом через все тело и заискрил в волосах. Отец дернулся и подался к ней, но Тоф отскочила и швырнула в него одеяло.

— Что я должна понять?! — крик вырвался из горла бульканьем размокшей под ногами почвы. — Что вы заперли меня дома, посадили в клетку и опекаете, как золотое яйцо ради моего счастья? В таком случае оставьте себе это ваше дурацкое счастье!

Повисшую тишину нарушало частое дыхание, вторящее грому и грохоту, дождь бил в окна все яростнее, казалось, вознамерился ворваться внутрь и разнести все на своем пути. Тоф не была против. В ее душе бушевала такая же буря, как и за окном, только ее ветер желал вырваться наружу, а не попасть внутрь.

— Ты слаба, Тоф, — ровным голосом проговорил отец, — а люди за стенами дома опасны, они могут причинить тебе вред просто потому что ты другая. Они могут ранить тебя, и тогда я ничем не смогу помочь.

Камень в груди рухнул вниз, прижал к полу ступни, вбил в землю по самую шею. Ветер врезался в окно, заскрежетали ставни, дождь брызнул в лицо и опал теплой влагой под ноги. Тоф глубоко вдохнула свежий, ласкающий легкие воздух, сжала кулаки и прислушалась к пению впитывающей живительную воду почвы.

— Да откуда, — голос получился хриплым и надломленным, и Тоф кашлянула и усмехнулась, — откуда мне знать? У меня ведь и друзей никогда не было. А теперь нет никого, с кем я могла бы просто поговорить, кто не считал бы меня беспомощной калекой, неспособной ни на что девчонкой, бесполезным, никчемным ребенком.

Дождь стихал. Крики птиц становились все отчетливее, листья и лепестки сбрасывали тяжелые капли, подставляли выглядывающему из-за туч солнышку блестящую поверхность. Вода под ногами заставляла скользить, щекотала пятки и утяжеляла подол платья. Пропитанный влагой воздух гудел, и последние капли падали на траву, звенели и испарялись под припекающим светом.

— Я не считаю тебя бесполезным ребенком, — отец сказал это тихо, но даже так она отчетливо слышала ложь в его словах.

Они стояли друг напротив друга, чужие отец и дочь, и он смотрел, а она не видела и вместе с тем знала куда больше. Тоф знала тепло припекающего макушку солнца, ласку вплетающегося в волосы ветра, прохладу росы на губах. Тоф знала пение земли, ее гулкий обволакивающий голос, безразличный и одинаково теплый для всех. Тоф не знала родительской ласки и верной дружбы.

— Отец, — Тоф задрала голову, тряхнула влажными, липнущими к шее волосами и растянула губы в улыбке, — какого цвета небо?

Он молчал долгую минуту, стоял, дыша размеренно и тихо, не поворачивая головы. Крошечная птичка пролетела совсем близко, чирикнула весело и скрылась, шелестя, в зарослях кустарника. Там, в глубине листвы и переплетающихся веток, ждали поющие торжествующую песнь птенцы. Там, в глубине невидимого леса, в земле и воде, под самым куполом неба, ждала настоящая, призывно простирающая руки жизнь.

— Отдыхай.

Он прошел мимо, не касаясь даже теплом тела, не повернул головы. Тоф фыркнула, отерла влажные ладони о платье, втянула носом пьянящий воздух и расхохоталась.

* * *

Высокая трава достигала пояса, щекотала голые предплечья, колола сухими верхушками сквозь тонкую одежду, хрустела под босыми пятками и отвлекала снующими в самой гуще жучками, гусеницами и муравьями. Тоф фыркнула, раздвинула стену руками, топнула пяткой и ухмыльнулась. Появившаяся кочка вынесла ее на тропинку и исчезла, над головой зашелестели на ветру высокие кроны деревьев, а под ногами захрустели хвойные иголки и шишки. Лес простирался далеко вперед, где-то там оканчивался крутым обрывом и продолжался внизу. Влажная от частых дождей земля пахла прелыми листьями и перегноем, Тоф улавливала запах грибов и ягод, и еще дыма и жареного мяса. Ни одна ветка не хрустела под ее ногами, так что она приблизилась незамеченной, втянула носом соблазнительный запах и рассмеялась.

— Это что, кролик? — раздавшаяся в ответ ругань нисколько ее не смутила. — Я страсть какая голодная.

Айро мягко рассмеялся и похлопал по земле рядом с собой. Они сидели на небольшой полянке в центре леса, обложили костер взятыми невесть откуда камнями и напряженно молчали, пока Тоф не разрушила идиллию своим появлением. Ли подскочил и ткнул в нее пальцем, задышал часто и привычно промолчал. Он буркнул что-то себе под нос, и Тоф сделала вид, что не расслышала, приложила ладонь к уху и протяжно переспросила:

— А-а-а-а? Чего ты там бормочешь?

На соседней ветке встрепенулась птица, ссыпала на землю порцию сухих иголок и смешно крякнула, будто вторя ее голосу. Тоф фыркнула, убрала руку от лица и вытерла ладонь о штаны.

— Тебя-то как зовут? — рявкнул Ли и отвернулся. — А то чужим имена придумываешь, а своего не говоришь.

Тоф хлопнула себя по лбу, вздернула подбородок и пнула выросшую из-под земли кочку. Умостившаяся на ветке птица снова крякнула, хлопнула крыльями и грузно взлетела, пересаживаясь на соседнее дерево.

— Я? — Тоф потерла саднящий лоб, качнулась с пятки на носок и дунула на щекочущую нос прядь волос. — Я — Тоф. Будущий сильнейший маг земли на целом свете.

Длинные волосы ей никогда не нравились, но мама категорически запрещала их стричь. Однажды, еще в раннем детстве Тоф под чутким руководством Фана срезала все по самые уши, и мама устроила самый настоящий скандал. Это, пожалуй, был первый и единственный раз, когда она выходила из себя из-за такой ерунды.

Ли распахнул рот и тут же захлопнул его, утвердительно кивнул — Тоф поняла это по свисту воздуха и металлическому звяканью — и уселся обратно. Айро, оставшийся для Тоф якобы безымянным незнакомцем, кашлянул, скрывая смешок, хлопнул в ладоши и пригласил всех «к столу».

— Не вижу здесь стола, — хмыкнула Тоф, ухмыляясь.

Она с размаху упала на мягкий, местами устилающий полянку мох, протянула босые ступни к огню и топнула пяткой. Прямо из земли вырос круглый каменный стол на невысоких ножках, округлый и с дыркой, внутри которой радостно потрескивал костер. Нервная птица встрепенулась снова, на этот раз протяжно заскрипела, поймала вторящие ей голоса других таких же и улетела восвояси.

— Хвастунья, — язвительно фыркнул Ли.

Тоф услышала в его голосе смущенные, помешанные со звенящим подозрением нотки, но предпочла сделать вид, будто их нет вовсе. Айро заинтересованно хмыкнул, и Тоф готова была поклясться, что эти двое переглянулись и обменялись жестами. Ли ерзал, трогал импровизированный стол кончиком чего-то острого и жевал губы, бормоча что-то себе под нос. На этот раз Тоф и в самом деле не разбирала слов, не пыталась вслушиваться, но все больше принюхивалась к исходящему ароматом жареного мяса костру. Воздух полнился запахами пепла, дыма, еловых иголок и подкопченного мяса, Тоф сглотнула слюну и вытерла ладонью вспотевший лоб. Было жарко и душно, лес почти не пропускал ветер, бесконечные живые звуки бились в виски. Тоф дунула, растерла ладони, выудила из-под земли прохладный камень и ткнулась в него лбом.

— Все в порядке? — Айро с хрустом оторвал от кролика лапу, протянул ей и вздохнул.

Кожи коснулся липкий жар, охватил ладонь и запястье, сполз к самым пальцам. Тоф схватила угощение, вгрызлась в мясо зубами и отрицательно мотнула головой. Ли хохотнул и снова что-то буркнул, Айро звонко шлепнул его по ладони и свистнул, так что рассевшиеся на ветках птицы разлетелись с громким клекотом и хлопаньем крыльев. Жар скользил по коже горячим от костра воздухом, шевелил волосы и колыхал одежду, дрова лениво потрескивали, Ли громко дышал, но ел тихо, так что Тоф почти не слышала звуков жевания. Она не спрашивала, почему эти двое живут в лесу, не спрашивала, кто они и откуда, ей просто нужен был кто-то, рядом с кем она могла бы не притворяться слабой калекой и не строить из себя ничего не понимающую дурочку.

Короткий звон задрожал и смолк, эхом разнесся между деревьев и опал на землю хрустящими под ногами ветками. Айро кашлянул и фыркнул, Тоф дернула головой, но так и не поняла, над чем он смеется. Прорвавшийся сквозь плотный заслон листьев и иголок ветер растрепал волосы и тут же нагрелся, наполнился лесной влагой и припал к земле, не в силах преодолеть собственной тяжести.

— Что это звенит? — Ли замер и почти перестал дышать. — У тебя на макушке.

Она ткнула в сторону Ли пальцем, и тот отпрянул и свалился на спину в кучу колючих иголок. Тоф расхохоталась, захлопала в ладоши, склонила голову набок и дождалась, пока он поднимется, усядется снова и громко презрительно фыркнет. Пламя костра, на мгновение разгоревшееся ярче, опало, лизнуло ветки и зашипело, будто кто-то вылил на него ведро воды.

— Ну хватит! Дядя! — Ли вскочил, и пламя взметнулось следом, ударил кулаком по каменному столу и махнул рукой так, что жаркий ветер мазнул Тоф по лицу. — Я не понимаю, зачем мы сидим здесь и общаемся со слепой девчонкой вместо того, чтобы!..

Он осекся, громко втянул воздух и захлопнул рот, клацнув зубами. Тоф на всякий случай втянула стол в землю, потому что Ли уперся в него животом, и она отчетливо почувствовала передающееся по камню яростное дыхание. Пламя затрещало и погасло, пахнуло дымом и гарью, и где-то вдалеке закричали птицы.

— Успокойтесь, принц Зуко, — Айро проговорил это ровным, умиротворенным голосом, в котором тем не менее проскальзывали стальные нотки, — вам пора повзрослеть.

Ли металла будто не слышал, взмахнул руками и топнул ногой. Тоф зажала уши руками, поджала под себя ноги и отползла подальше от хаотичной траектории движения Ли.

— Я ничего не слышу, — пискнула она, — совсем-совсем ничего не слышу.

— Повзрослеть?! — взревел Ли. — Я дал обещание, дядя! Себе, отцу, всему народу Огня! Так почему ты мешаешь мне выполнить его, вернуть утраченную честь и вернуться домой достойным сыном?!

Он проглатывал слова, кричал все громче, и птицы и пламя вторили ему, клекотали, устремлялись ввысь и падали оземь. Тоф мотнула головой, отдернула прилипшую от жара к груди ткань и выдохнула. Земля вибрировала, пела и стенала, отвечала на чужой, неродной зов и пучилась. Текущее где-то глубоко внизу пламя колыхалось, лопалось и взрывалось, и обожженная земля кричала и пыталась исторгнуть, выбросить его из себя.

— Ты поймешь, дорогой племянник, — тяжело вздохнул Айро, поднимаясь, — надеюсь, тогда не будет уже слишком поздно.

Земля пучилась и разрывалась, горела изнутри, и Тоф чувствовала ее рев, рев яростного пламени и горячее, частое дыхание Ли. Он сжимал кулаки до хруста костей, и пламя костра шипело, лизало устилающие землю мох, влажные листья и иголки, тянулось вниз, к пробирающемуся все выше подземному огню. Тоф прикусила губу, отерла вспотевшие ладони о штаны, уперлась руками и ногами в шелестящую, иссохшую одним мгновением почву и взвыла. Темнота перед глазами клубилась черным пламенем, шелестела тлеющим пеплом и переливалась. Подземное, жидкое пламя, получив проход, устремилось вверх, плюнуло и зашипело. Тоф громко выругалась, стукнула кулаком по земле и заставила Айро и Ли упасть.

— Ненавижу магов огня! — прорычала она; из глаз брызнули слезы. — Честное слово ненавижу!

Темнота перед глазами стала густой и горячей, а подстилка из мха и веток — маняще мягкой. Тоф потеряла сознание.

Мысли в голове бежали лихорадочно, метались из стороны в сторону и бились о хохочущую, вязкую и липкую тьму. Мягкое солнце грело вскользь, ветер подхватывал и уносил тепло прочь, скользил по влажной коже вечерней прохладой и взвивался, зудел над самым ухом. Тоф поморщилась, шлепнула по траве ладонью и прислушалась. Лес остался позади и наверху, за отвесной скалой, испещренной щербинами и кривыми деревцами, впивающимися сухими корнями в каменистую почву. Людей рядом не было, повсюду сновали мелкие букашки, шустрые животные и щекочущие кожу муравьишки. Тоф, лежащая возле большого муравейника, вскочила и отряхнулась, затопала босыми ногами и свистнула.

Свист отразился от нескольких гладких камней и стволов деревьев, растворился в воздухе и сменился треплющим волосы теплым ветром. Ли сидел совсем неподалеку, не издавал ни единого звука, будто замерший каменный истукан, так что она поначалу даже приняла его за один из камней странной формы. Услышав свист, он вздрогнул и вздохнул, но больше не пошевелился и не сказал ни слова. Тоф топнула, пнула в муравейник камешек и взмахнула руками.

— Ты сказала, — голос Ли звучал сдавлено и надломлено, — что ненавидишь магов огня.

Тоф перекатилась с пятки на носок, заложила руки за спину и сцепила ладони в замок. Ли не дрогнул, не пошевелился, замолк и снова превратился в статую.

— Конечно, — То серьезно кивнула и перепрыгнула небольшую кочку, — маги огня убили моего брата.

Ли снова вздохнул, пошевелился — трава зашелестела под его ногами — и опустил руки на землю. Тоф переступила копошащегося в норе жука, склонила голову набок и подставила лицо легкому ветерку.

— Прости, — пробормотал Ли.

Тоф хохотнула, скрывая всхлип, пнула его по голени и скривилась. Ли выдохнул, зашипел сквозь зубы и повалился набок, словно в самом деле был всего лишь куклой-неваляшкой. Пятку защекотала колючая травинка, ветер налетел сзади, растрепал и без того беспорядочные волосы и унес последний согревающий кожу жар. Солнце наверняка как раз скрылось за горизонтом, унесло дневные тепло и свет, и воздух наползла вязкая, плотная вечерняя темнота. Тоф вздохнула, потерла щеки и рухнула на землю, касаясь плечом плеча Ли.

— Как жаль, что я не знаю ни одного, — фыркнула она, наваливаясь на него боком, — уж я бы надрала им задницы!

Ли повернул голову, так что на его макушке снова звякнул крохотный колокольчик, хохотнул и отпихнул ее. Тоф взвизгнула, оперлась ладонью о вспучившуюся землю и полетела обратно. Плечо тут же заныло от удара, Ли ойкнул, и настала его очередь падать и толкаться. Тоф расхохоталась, готовая к контратаке, и они больно стукнулись плечами, хором застонали и повалились спинами на траву.

— Прости, — Тоф пихнула его локтем, и Ли зашипел и ущипнул ее за предплечье, — за то, что назвал тебя…

Он осекся, и Тоф громко фыркнула, потянулась и шлепнула его ладонью по лбу. Там, где должны были начинаться волосы, кожа была гладко выбрита, а на самой макушке возвышался куцый хвостик. На стягивающей его ленте позвякивал крохотный, размером с горошину колокольчик.

— Ты назвал меня слепой, — Тоф стукнула пяткой о землю, и ворочающийся в норе жук провалился в глубокую дыру, — я и есть слепая.

Тоф щелкнула ногтем по колокольчику, присвистнула, вторя звуку, и запуталась пальцами в чужих волосах. Ли как будто и не был против, надолго замолчал, позволяя ей играться, и выдохнул только когда Тоф дернула чересчур сильно.

— Это обещание, — Тоф раскрыла рот, и он шлепнул ее по руке, — прическа, а не колокольчик. Я поклялся сделать кое-что, и не обрежу волосы, пока не исполню клятву.

Тоф пожевала губы, еще раз шлепнула Ли по лбу и вздрогнула. В нижней части лба, на месте левой брови и до самого уха кожа была горячей и сухой, сморщенной и, кажется, очень тонкой. Ли дернулся и зашипел, Тоф отдернула руку, прижала ее к груди и протяжно выдохнула:

— Прости.

Ли перекатился на бок, ловко поднялся и остановился. Тоф вскинула брови, зачем-то протянула руку, и он поймал ее ладонь, дернул на себя, помогая подняться, и поспешно отступил, быстрым шагом направился в сторону леса. Колокольчик на стягивающей волосы ленте звякнул несколько раз — возможно Ли оборачивался.

— Дура, — бросил он беззлобно, когда отошел достаточно далеко.

Тоф расхохоталась, топнула ногой, и Ли споткнулся, но не упал, переступил с ноги на ногу и выругался.

— Идиот! — закричала Тоф ему в спину.

* * *

— Тоф, — отец вырос перед ней, стоило Тоф переступить порог собственной комнаты, — иди за мной.

Длинное многослойное, наверняка очень красивое платье зашуршало по полу, Тоф наступила на подол изящной туфелькой и неслышно выругалась. Надев туфли, она будто враз ослепла и оглохла, растеряла всю сноровку и сделалась самой обыкновенной слепой девчонкой. Темнота перед глазами колыхнулась и захохотала, и Тоф выругалась снова, незаметно скинула туфли и скрыла босые ступни за длинным подолом.

Отец привел ее в гостиную, усадил на подушку и отошел, занимая свое место рядом с матерью на невысоком подиуме. Дверь за ее спиной захлопнулась, будто отрезая все выходы разом, волна дрожи от нехорошего предчувствия пробежала по коже. Отец и мать молчали, сидели на своих местах и будто чего-то ждали. Наконец раздвижная дверь зашелестела, отворилась и тут же закрылась снова, успев впустить в помещение незнакомца.

— Тоф, — отец заговорил негромко, но звучно, — мы уже не раз обсуждали твое поведение. Мы с твоей матерью любим и беспокоимся о тебе и считаем твои, кхм, — мама зашелестела платьем, и Тоф догадалась, что она дернула отца за рукав, — выходки недопустимыми. Покидая безопасный дом, ты можешь пораниться, потеряться. Тебя могут украсть бандиты.

Незнакомец, не обращая внимания на речь, прошагал внутрь и замер, будто его никогда здесь и не было. Тоф вздрогнула и прислушалась: он дышал едва слышно, не двигался вовсе, казался неживым и ненастоящим. Он по-прежнему стоял на полу, но Тоф запросто могла перепутать его с вазой иди тумбочкой, если бы не помнила, как секунду назад он тяжело прошагал мимо.

— Мы любим и беспокоимся о тебе, — повторила мама мягко и нарочито ласково, — поэтому теперь Ли будет присматривать за тобой.

В Царстве Земли полно Ли, вспомнила свои слова Тоф, но двоих для нее одной было уже, пожалуй, слишком много. Этот Ли шагал тяжело и грузно, становился будто камнем, когда не двигался, дышал тихо и вовсе не разговаривал. Этот Ли Тоф совершенно не нравился.