За границами пустоты (гет)

Было темно. Не так темно, как когда находишься в закрытом помещении без освещения, или когда закрыл глаза. Света как будто не существовало вовсе, темнота проникала внутрь, была везде вокруг и, казалось, кроме нее не было ничего. Вообще ничего не было, кроме темноты.

Она была студенткой приличного университета в своем довольно крупном городе, даже получала кое-какую стипендию, которой хватало разве что на льготный проезд, не работала, но периодически принимала участие в какой-нибудь универской движухе вроде дня открытых дверей или концерта на очередной праздник. У нее не было каких-то особенных талантов, она шла туда, куда ее приглашали, и была в общем-то самым обыкновенным человеком.

Вокруг нее была пустота. Не чернота или темнота, перед ее глазами разверзлась сама пустота, вязкая и оглушающая. Она попробовала открыть глаза, двинуться или позвать на помощь, но тело оказалось каким-то жутко неповоротливым, а вместо связных слов из горла вылетали нечленораздельные звуки. Она была то ли связана, то ли во что-то завернута, не получалось даже перекатиться с боку на бок, только и оставалось что открывать рот подобно немой, выброшенной на берег рыбине и ждать хоть чего-нибудь.

Где-то совсем рядом хлопнула дверь, послышались поспешные шаги, кто-то ткнул ее влажным пальцем в щеку и крикнул кому-то:

— Мам, Тоф снова плачет!

Какая ко всем чертям Тоф, подумала она и замерла, не в силах вспомнить своего имени. Она все еще помнила свою жизнь, помнила, как вчера ходила в университет, и как ложилась спать она тоже помнила. В памяти даже всплыли цифры номера паспорта и мобильного телефона, но вот имя никак не хотело вылезать из-под слоя натекшей черноты.

Она дернулась, когда ее словно пушинку подняли на руки. Теплые пальцы прошлись по лбу и щекам, и сверху зазвучал мелодичный мальчишеский смех. Снова послышались шаги, ее тело начало покачиваться, и она поняла, что ее куда-то несут. Очень хотелось вытянуть руку и стянуть с глаз то, что мешает видеть, но она по-прежнему могла шевелить разве что ртом. Она не сразу поняла, что противные звуки хныкающего плача издает она сама.

Под спиной снова очутилась опора, чьи-то руки обхватили ее за плечи и погладили по голове. Она хотела было возмутиться, но снова не смогла собрать из звуков слова.

— Привет, Тоф, — заговорил уже знакомый голос и смущенно засмеялся, — меня зовут Фан, я твой старший брат. Блин, глупо получилось.

Последнюю фразу он сказал совсем тихо, но она все равно слышала. Она слышала шелест листвы и чьи-то голоса, звуки шагов вдалеке и глубокое дыхание того, кто сидел рядом.

— Мне четырнадцать, а тебе всего неделя, и ты такая смешная, когда не плачешь и даже когда плачешь, — он снова рассмеялся и погладил ее по щеке. — Ты наверняка меня не понимаешь, но это неважно, правда? Мне все равно больше не с кем поговорить, — он запнулся, фыркнул и обхватил ее крепче. — Мама плачет, потому что врач сказал ей, что ты не можешь видеть. Ты правда не можешь?

Нет. Нет-нет-нет, что за ерунду он несет? Как ей может быть неделя, если она уже на третьем курсе, а еще у нее никогда не было братьев и сестер. Может быть он какой-нибудь похититель, но у ее семьи нет никаких сбережений или больших денег, а с нее самой и взять-то, кроме телефона и копеечной стипендии, нечего. И что, в конце концов, за дичь с тем, что она не может видеть?! Все она может, просто ей наверняка завязали глаза или просто выключили свет, другой причины просто не может быть!

Она дернулась, пытаясь вырваться и закричать, и в этот раз крик получился пронзительным и громким, таким, что у нее самой заложило уши. Фан покачал ее на руках и, кажется, наклонился, потому что она почувствовала на щеке горячее дыхание. Влажные губы дотронулись до ее лба и тут же отстранились, послышался смех и шелест одежды.

— Я говорил, что ты смешная даже когда плачешь, но лучше все равно не плачь, ладно?

Он почему-то говорил с ней ласково, как с кем-то очень важным, и как будто постоянно смущался собственных слов. Она не могла понять, говорит ли он правду или притворяется, потому что каждое его слово казалось ей полнейшей нелепостью. Как она могла внезапно оказаться неспособным видеть ребенком, когда даже не помнит, чтобы когда-нибудь умирала?! Или новая жизнь теперь начинается не только после смерти?

Пустота наваливалась и сгущалась, ужас тугой волной подкатывал к горлу. Внезапно оказаться слепым младенцем было до одури страшно, но вместо полного отчаяния вопля из ее горла вырывался только раздражающий детский плач.

— Тоф, иди скорее, Фан приехал!

Голос матери разносился по пустым комнатам дома сквозь распахнутые настежь бумажные двери, так что шестилетняя Тоф не только прекрасно его слышала, но и могла сама выйти на улицу, не порвав очередную перегородку. Тоф шла осторожно, хоть и знала уже наизусть каждый уголок этого дома. Она до сих пор не считала его своим, потому что из всех обитателей только Фана она могла назвать семьей. Мать скинула заботу о больной дочери на бесконечных нянек и вместе с отцом предалась печали, а няньки в свою очередь тоже не слишком желали носиться со слепым ребенком днем и ночью, так что Тоф оказалась предоставлена сама себе едва ли не с того момента, как научилась ходить.

Старший брат был ее отдушиной, каждый его приезд непременно сопровождался шикарным праздником, а Тоф наконец-то находила желанного собеседника. С недавних пор Фана взяли в армию страны Земли, так что дома он стал появляться совсем редко, поэтому Тоф спешила к нему, не желая пропускать ни единого момента общения с братом.

Каблуки неудобных туфелек тихонько цокали по деревянному полу, стены все еще пылали, отдавая впитанное днем тепло, а Тоф шла вперед по бесконечным коридорам чужого-родного дома и считала шаги. Пятьдесят четыре шага — ровно столько она должна пройти по прямой, чтобы оказаться у парадных дверей. Голоса становились все отчетливей, Тоф завернула за угол и едва не натолкнулась на закрытую створку двери. Кто-то решил оставить открытой только одну, очевидно чтобы усложнить маленькой слепой девочке жизнь.

Темнота перед глазами стала почти привычной, Тоф смирилась с этим и с тем, что почти забыла, что когда-то невероятно давно у нее была другая жизнь, где ее глаза могли видеть голубое небо, зеленую траву и снующих туда-сюда людей. Теперь от всего этого Тоф остались только красочные сны, и от этого было больнее всего. Ей будто постоянно напоминали, чего она не по собственной воле лишилась.

— Вот ты где, — голос Фана послышался совсем рядом, и Тоф подняла голову, будто могла увидеть стоящего перед ней брата.

Длинная челка щекотала щеки; висков коснулись теплые пальцы, и волосы исчезли. Фан подхватил Тоф на руки и закружил, в нос ударил запах свежей травы и каких-то цветов. Тоф фыркнула и громко чихнула, обхватывая брата за шею.

— Боже, Тоф, только не простудись, — холодные пальцы матери коснулись пылающих щек, — Фан, немедленно занеси сестру внутрь!

— Мам, Тоф не хрустальная, и не разобьется от легкого ветерка, — фыркнул Фан, и не думая двигаться с места, — тем более сегодня было так жарко, почему бы ей немного не побыть на улице.

Мама на его слова глубоко вздохнула, словно готовилась разразиться очередной нотацией, и Тоф покрепче сжала пальцы. Фан похлопал ее по спине и чмокнул в висок, перекатился с пятки на носок и фыркнул:

— Мам, вот только не надо. Я уже взрослый и способен позаботиться о младшей сестренке.

— Я не маленькая! — хихикнула Тоф и не сильно стукнула брата по плечу.

— Ай, маленькая леди! — Фан хохотнул, получая еще один удар. — Взрослые люди, чтоб ты знала, не дерутся.

Тоф склонила голову набок, вслушиваясь в серьезные нотки в его голосе, и снова хихикнула.

— Ты дерешься!

— Тоф, — попыталась возразить мама, но замолчала, и вскоре мягкие шаги возвестили о ее уходе.

Фан поставил Тоф на землю и потрепал по волосам. Опустившись перед ней на корточки, он заговорил снова, теперь уже предельно серьезно:

— Я дерусь с врагами, дорогая, и не просто так, а для защиты тебя и других людей из страны Земли.

Тоф серьезно кивнула. Она помнила, что такое война, но сейчас было впервые, когда Фан о ней упомянул. До этого момента Тоф думала, что армия здесь не более чем аналог полиции, однако Фан упомянул всех жителей страны Земли, а это значило, что воюют они с кем-то другим.

— И кто твой враг? — спросила она.

Не то чтобы ей было на самом деле интересно, но подтвердить или опровергнуть догадку хотелось. В груди зарождался странный ком, стоило ей только подумать, что Фану приходится сражаться с кем-то по-настоящему.

Фан глубоко вздохнул, снова поднял ее на руки и пошел куда-то. Вскоре мягкие звуки шагов по траве сменились скрипом половиц и стуком подошв, зашелестела отодвигаемая дверца, и Тоф оказалась сидящей на мягкой кровати. Это была комната Фана, потому что она отчетливо слышала стук песчинок в песочных часах, а еще легкий шелест перелистываемых ветром страниц.

— Наш враг, — голос Фана сделался напряженным, он осекся на полуслове и замолчал, — нет, не нужно тебе знать.

— Эй! — Тоф вскочила, когда поняла, что он не собирается продолжать.

В груди жгло, и Тоф упрямо сжимала кулаки. Ей было обидно не оттого, что Фан не говорит ей чего-то, сейчас Тоф казалось, что он попросту ей не доверяет. Голос брата звучал тихо и неуверенно, она сделала шаг назад и запнулась.

— Тоф, — теперь голос Фана звучал укоризненно, так что Тоф на мгновение сделалось стыдно, — я расскажу тебе, если ты пообещаешь больше так не делать.

— Не делать как? — пыл схлынул, и Тоф встала посреди комнаты.

Фан потрепал ее по волосам, обхватил за плечи и довел до мягкой кровати. Когда они оба уселись, брат фыркнул, притянул ее к себе и громко чмокнул в макушку. Где-то за окном шелестели листья, ветер налетал порывами, трепал ветви деревьев и разгонял застоявшийся за день воздух. Гром был едва слышен, он разносился подобно гулкому биению сердца и все приближался, обещая скорое избавление от летней духоты. Первые капли со звоном упали на листья, заструились по крыше и потекли по ровной каменной дорожке в саду. Гроза усиливалась, убаюкивала, смывала посторонние звуки и затягивала, не оставляя ничего лишнего.

— Мама зовет ужинать, — прошептала Тоф, и конец ее фразы потонул в очередном раскате.

— Правда? — сонно спросил Фан; его всегда клонило в сон во время дождя. — Я ничего не слышу.

Тоф осторожно выбралась из его объятий, пинком отбросила надоевшие туфли в сторону и дернула брата за рукав. Шум дождя усиливался, и казалось, что за ним скоро невозможно будет различить ни единого слова. Фан дышал медленно и размеренно, он уже почти успел провалиться в сон, и Тоф дернула его еще раз.

— Мам, я уже встаю, честное слово, — Фан причмокнул во сне и наконец-то сел, — Нет, Тоф, ты не сойдешь за маму.

Тоф рассмеялась, склоняя голову набок и продолжая сжимать в пальцах край его рукава. Гром пророкотал совсем близко, и она вздрогнула, поворачивая голову в ту сторону. Челка хлестнула по щеке и опала, закрывая незрячие глаза, дождь продолжал барабанить по крыше, и Тоф теперь отчего-то не слышала почти ничего, кроме этого быстрого стука.

— Какого цвета сейчас небо? — спросила она, когда Фан поднял ее на руки.

Это давно вошло у него в привычку. Фан таскал Тоф на руках с самого ее детства, отвечал на ее бесконечные вопросы про все на свете и никогда не ругался. Сейчас Фан развернулся, должно быть взглянул в окно, и слегка подбросил Тоф, перехватывая ее поудобнее.

— Уже темно, так что небо темное, сине-серое и мокрое.

— Небо не может быть мокрым! — засмеялась Тоф, цепляясь пальцами за его короткие жесткие волосы. — Небо и есть небо.

— А вот и может! — возразил Фан; в голосе его слышались лукавые смешинки. — Когда ты плачешь, твое лицо становится мокрым, а когда идет дождь — плачет небо. Значит оно тоже становится мокрым!

Гром становился все тише, но дождь продолжал радостно барабанить по крыше. Тоф фыркнула и согласилась, уж очень убедительно Фан рассказывал. Было весело слушать ерунду, было весело в нее верить, так что Тоф верила, позволяя себе быть ребенком хотя бы в присутствии большого и теплого старшего брата.

— А почему небо плачет?

— Кто знает? — зашелестели отодвигаемые створки, и в лицо подул свежий ветер вперемешку с моросью. — Вот ты почему плачешь?

Тоф задумчиво приложила пальцы к подбородку, дернула себя за длинную прядь и прикусила губу.

— Ну, когда мне больно или обидно, или чего-то хочется, или страшно, — она стала загибать пальцы, — еще когда больно кому-то другому, кого я люблю, я тоже могу плакать.

На лицо Тоф попало несколько влажных капель, и она поспешила стереть их рукавом. Ощущение холодной влаги на лице действительно напоминало слезы, и от этого ей самой хотелось заплакать.

— Ну вот, — Фан захлопнул створки и пошел дальше, — может быть небо плачет, потому что кому-то, кого оно любит, больно.

* * *

— Фан, смотри, что я могу!

Тоф неслась по дорожке босиком, перепрыгивая появляющиеся под ногами камни, размахивала руками и заливисто смеялась. Фан стоял где-то впереди, она отчетливо слышала его глубокий смех, будто бы видела полупрозрачный, сотканный из тьмы образ. Кусты по бокам дорожки кололись шипастыми ветками, потому что Тоф не могла бежать строго прямо, то и дело срывалась в сторону и получала очередную царапину. Мама сзади кричала, что это опасно, и она может пораниться, но Тоф уже поранилась, так что ей было решительно все равно. Она не слышала Фана целых полгода, и сейчас была настроена наброситься на него и заключить в объятия. Ах да, еще похвастаться достижениями.

— Привет, мартышка! — Фан подхватил ее, когда Тоф, споткнувшись, едва не проехалась носом по каменной кладке. — Может быть, иногда стоит послушаться маму и не бегать?

Тоф замотала головой и прижалась щекой к его теплой, немного колючей щеке. Фан как будто за полгода стал еще выше и крепче, она чувствовала под рубашкой мышцы и слышала сладковатый запах железа. Брат засмеялся, когда Тоф дернула его за отросшие волосы, и поспешил убрать их за ухо.

— Я так по тебе соскучилась! — воскликнула Тоф, когда волна переполняющего ее счастья схлынула, и она снова смогла говорить.

Фан хохотнул и потрепал ее по волосам; он сделал уже пару шагов вперед, когда Тоф вспомнила, что хотела ему показать, и захныкала, потребовав спустить ее на землю.

— Смотри! — велела она и топнула ногой.

Камни, устилающие садовую дорожку, были теплыми и шершавыми, Тоф чувствовала под босыми ногами каждую щербинку, каждую трещинку, она, казалось, могла ощущать сам камень. Тоф могла повелевать камнем, подчинять его себе, заставлять расти и менять форму. Он был словно пластилин, гибкий и пластичный, только пока еще слишком твердый для маленькой Тоф, так что она могла разве что «выращивать» небольшие камешки на ровной дорожке.

— О, да ты крот, а не мартышка! — хохотнул Фан. — Мама с папой знают?

— Почему крот? — Тоф наугад схватила его за руку и потащила вперед. — Шутишь! Если мама узнает, она совсем запретит мне выходить из дома.

— Кроты роют норы в земле и почти никогда не показываются на поверхности, совсем как моя маленькая сестренка, — Фан погладил Тоф по волосам и щелкнул ее по носу. — Мама заботится о тебе, юный землекоп.

— Я знаю, — буркнула Тоф, по привычке перешагивая низкий порог, — просто ее забота меня…

— Душит? — подсказал Фан, подхватывая сестру на руки. — Дальше маленький крот едет верхом на своем верном коне.

Тоф засмеялась, пальчиками цепляясь за плечи брата, и прислушалась. Голоса слуг сливались в монотонное жужжание, Тоф давно не обращала на них внимания, шаги громом отдавались в голове, походили на сонно ворочающиеся камни; разговоры родителей вплетались в общий шум гулким течением реки. Тоф слышала весь дом, слепо наблюдала за ним. Она знала, кто, где и когда находится, поэтому с легкостью могла проскочить на улицу незамеченной, а потом также — подобно тени — вернуться.

Тоф нравилось гулять. Теплый ветер трепал волосы, камни жаром ласкали босые ступни, а трава впивалась в пятки подобно колючкам. Тоф нравилось фантазировать, представлять себя зрячей, «рассматривать» окружающий ее потрясающий мир. Она представляла дома и деревья, воображала растущие в саду кусты и мысленно уходила дальше, далеко за ограду, где заканчивался безопасный дом и начинались шумные, наполненные людьми улицы города. Где-то там непременно был базар, где все кричали и торговались, и шум там сливался в такую невыносимую какофонию, что Тоф переставала различать голоса людей и слышала лишь смазанный в единый клубок гомон. За базаром располагалась площадь, там было гораздо тише, но все также многолюдно. Люди здесь не кричали, но неспешно прогуливались и переговаривались между собой, так что Тоф могла слушать их разговоры и узнавать чуточку больше о жизни этого мира и его жителей.

Воображение непременно разбивалось окриком матери, цветная картинка разлеталась вдребезги, и Тоф оставалась один на один с привычной уже пустотой. В ее темном мире не было ничего, кроме звука и запаха, а также стершихся, полузабытых воспоминаний о разливающихся по миру красках.

Тоф много раз пыталась представить собственное лицо. Не то, оставшееся в прошлой жизни, а ее теперешнее, настоящее. Она знала, что слепые часто ощупывают чье-то лицо и так мысленно воспроизводят его, создают некий понятный только им образ, но у нее ничего не получалось, все ее старания ограничивались лишь смазанным, покрытым непрозрачной темной дымкой портретом. Вот образ Фана вырисовывался как-то сам собой: он был высоким и крепким, с резковатыми чертами лица, горбинкой на носу и тонкими губами. Наверное он не был красавцем, но разве незрячая Тоф могла судить о внешности собственного родного брата? — для нее он был самым красивым мужчиной на свете.

— Фан! — позвала Тоф. — Какого цвета небо?

Волосы растрепал ворвавшийся в окно порыв ветра, и Тоф прищурилась, смахивая с лица непослушные пряди. Это был ее любимый вопрос, и Фан отвечал безропотно и честно, словно действительно верил, что слепая от рождения девочка может в полной мере понять, что такое небо.

— Оно светло-голубое, — Фан остановился, и Тоф почувствовала, как он делает глубокий вдох, — такое чистое-чистое и яркое, почти белое.

— Белое, как снег? — спросила Тоф, представляя белоснежные сугробы, доходящие ей до пояса, и сыплющиеся с неба кристаллы снежинок.

В стране Земли не бывало снега. Зима здесь мало чем отличалась от лета, и Тоф страшно хотелось прикоснуться к мягкой снежной подушке, съехать с ледяной горки или построить снеговика. Она помнила снег из своей прошлой жизни, помнила, что зима всегда казалась ей чем-то волшебным именно из-за него, медленно падающего с неба в тусклом свете уличных фонарей.

— Откуда маленькая леди знает про снег? — теплые губы осторожно коснулись виска Тоф. — Я хотел сказать, как облака, но снег тоже подойдет.

— Если небо чистое, оно не может быть как облака, нужно что-то другое! — возразила Тоф, поучительно качая пальцем. — А про снег я знаю просто потому что знаю.

Бесполезно было придумывать глупую отмазку или делать вид, что не услышала вопрос. Фан знал Тоф как облупленную, так что с легкостью мог вывести ее на чистую воду, а уж про заданные однажды вопросы он не забывал, казалось, вообще никогда. Но не говорить же ему, что Тоф помнит свою прошлую жизнь и поэтому знает, что такое небо и что такое снег. Оставалось только сказать вот так просто, будто это что-то обыденное, что-то, о чем не знать совершенно невозможно.

— Сестренка, боюсь, снег тебе не понравится, — Фан захлопнул окно и продолжил путь, — он мокрый и ужасно холодный, а ты любишь ходить босиком.

— Ты видел снег?! — воскликнула Тоф, едва не вываливаясь у него из рук. — Где?!

— О, маленькая леди, — Фан придал голосу наигранную чопорность, — мне доводилось учиться в школе, так что я прекрасно знаю, что Северный и Южный полюса круглый год покрыты снегом.

— То есть ты не видел? — энтузиазм Тоф тут же испарился, и она обиженно надула губы.

— Когда ты вырастешь, — Фан чмокнул Тоф в щеку и погладил ее по голове, — я отвезу тебя на Северный полюс, на морское побережье, в пустыню и куда захочешь еще.

— Ты сам это сказал! — рассмеялась Тоф, взмахивая руками и вырисовывая в воздухе причудливые узоры.

— Это скучно! — Тоф смахнула в сторону листы, по которым, точно плохо подготовившийся студент, читал ее новый преподаватель.

Преподавал он все подряд от истории и математики до литературы и каллиграфии.

— Каллиграфии, серьезно?! — негодовала Тоф, заперевшись в комнате Фана. — Они серьезно думают, что я могу научиться красиво писать? Да если я просто смогу вывести на бумаге алфавит — можешь поставить мне памятник!

Фан хохотнул и на всякий случай отошел подальше, потому что Тоф рассерженно рыкнула и разбила глиняную чашку.

— Это не так уж сложно, — в его голосе слышалась неуверенность, так что было непонятно, он убеждает сестру или самого себя, — тебе всего лишь нужно запомнить, как пишутся буквы.

— Ага, и писать их по линеечке, — фыркнула Тоф, — с каллиграфией такое не прокатит.

— Ну да, — согласился Фан и потрепал сестру по волосам, — но ты можешь делать вид, что пытаешься. Честно говоря, я тоже никогда не был хорош в рисовании буковок, а я, между прочим, зрячий!

— Но я же девочка, — Тоф мастерски спародировала голос матери, — а девочке положено владеть искусствами в совершенстве. Я бы предпочла изучать магическое искусство, а не эту ерунду!

Тоф взмахнула руками, и из-за окна послышался грохот. Фан распахнул створки, выглянул наружу и расхохотался. Там из земли, ровно посреди небольшой полянки, подобно водному гейзеру, била струя раздробленного в крошку, побелевшего от соляных отложений камня.

— Ну ты даешь, сестренка! — Фан хлопнул в ладоши и щелкнул Тоф по носу. — А теперь спрячь все это, пока мама не увидела.

Тоф насупилась, скинула туфли и ловко перемахнула через подоконник. Одного топанья по земле оказалось недостаточно, так что ей пришлось сосредоточиться и напрячься. Однако как бы она ни тужилась, образовавшийся каменный фонтан никак не желал возвращаться в первоначальное состояние. Фан поглядывал за Тоф из комнаты, так что она могла прекрасно слышать его хихиканье и комментарии вполголоса. В конце концов она сдалась и, разведя руки в стороны, растерянно пожаловалась:

— Я не могу.

Фан еще раз хохотнул, видимо, не до конца осознавая ситуацию, и звонко хлопнул себя по лбу:

— Как это не можешь?

— Не могу и все тут, — буркнула Тоф, складывая руки на груди, — земля не слушается.

Фан на какое-то время замолчал, а потом вдруг оказался совсем рядом, положил Тоф руки на плечи и слегка сжал. От его ладоней исходило приятное тепло, сквозь платье Тоф чувствовала как будто вибрации, биение чужого тела. Странное чувство захватывало, заставляло прислушиваться к себе и окружающему миру, Тоф показалось, будто Фан — крепкий как скала, и им она тоже может управлять.

— Ты пробовала общаться с ней? — насмешливый голос брата резко вырвал Тоф из раздумий и прервал странные ощущения.

— Общаться? — непонимающе переспросила она, встряхивая головой. — С землей?

— С ней, маленькая леди, — подтвердил Фан. — Я, конечно, не маг, но немножко знаю, как это все устроено. Ты не должна воспринимать стихию как нечто чужеродное, временное оружие, которое запросто можно отложить в сторону.

— Я знаю, что ты хочешь сказать! — закричала Тоф, обрывая брата на полуслове. — Что земля — это как что-то живое, часть меня, мой разумный союзник, да?

Фан хохотнул, не ответив, но Тоф была уверена, что права. Вот только как она может разговаривать с землей, когда она такая твердая и совсем-совсем не живая? Тоф шаркнула мыском по теплой земле, стукнулась мизинцем о камешек и зашипела сквозь зубы. Как бы то ни было — сама земля не желала общаться с ней.

* * *

— Я понимаю, что тебе хочется, дорогая, но это опасно, — голос мамы звучал твердо, — магия опасна для такой девочки, как ты.

Она говорила это уже множество раз, а Тоф все равно раз за разом упрямо приходила и задавала матери один и тот же вопрос. Неизменность формулировок раздражала, Тоф не считала мнимую опасность достойным поводом отказывать ей. В конце концов магия земли — единственное, что ее действительно интересовало, а мать решительно не желала это понимать.

— Какой?! — закричала Тоф, вскакивая с места. — Неполноценной? Калеки? Слепой? Договаривай, мама, что ты имела в виду!

— Я вовсе не...

— Нет, признайся, ты именно это подразумевала! — Тоф резко оборвала ее, хлопнув ладонью по столу. — Я могу колдовать, это единственное, что у меня действительно получается, как ты не понимаешь?

На ее глазах выступили слезы, Тоф сдерживалась изо всех сил, стараясь не разреветься как маленькая девочка. Она вообще-то и была маленькой восьмилетней девочкой, но сейчас ее это ни капельки не волновало.

— Или ты разрешаешь мне учиться магии, или я ухожу из дома! — разозлившись окончательно, припечатала Тоф.

— И куда же ты пойдешь? — скептически спросила мать, видимо теперь она выбрала такую тактику.

— Фан же в Ба Синг Се? — ни капельки не растерялась Тоф. — Вот туда и пойду.

— И как же ты собираешься добраться до столицы? — голос матери дрогнул, но отступать она, очевидно, не собиралась.

— Мам, — вкрадчиво бросила Тоф, — я слепая, а не тупая.

Мать ничего не ответила, так что Тоф резко развернулась, намереваясь уйти. Она в самом деле давно замыслила побег из дома, и сейчас просто получила достаточно весомый для его осуществления повод. Однако стоило Тоф сделать несколько шагов в сторону двери, голос отца и его твердая рука заставили ее остановиться.

— Сядь на место, Тоф, — его голос звучал жестко, но Тоф слышала проскальзывающие в нем подрагивающие нотки.

В руках его шуршала какая-то бумага, а шаги были неровными. Отец подтолкнул Тоф к столу и усадил на место, сам усаживаясь рядом. Мать тут же встрепенулась, засыпала его вопросами, но вместо того, чтобы ответить, отец передал ей бумаги и потребовал у слуг горячий чай.

— Нет! — голос матери дрожал, она вскочила с места и подлетела к молчащему отцу. — Этого не может быть, это какая-то ошибка…

В конце ее голос совсем затих, она рухнула на пол и заплакала, прижимая к себе бумагу. Тоф ничего не понимала, она продолжала сидеть на стуле, вслушиваться в частое биение сердец родителей и их рваное дыхание, и никак не решалась спросить, что же произошло. Странное давящее чувство заполнило грудь, пальцы пробрало дрожью, и Тоф громко цокнула, подавляя растущий в груди комок паники.

— Да что, в конце концов, случилось? — голос получился надрывным и визгливым, Тоф чувствовала, что вот-вот расплачется.

Состояние родителей пугало. Мать продолжала биться в истерике на полу, а отец так и застыл на стуле, почти не дыша и не произнося ни слова. Суетящиеся вокруг слуги перешептывались, но Тоф не слышала их слов из-за заглушающего почти все звуки гулкого биения собственного сердца.

— Дитя, — мама схватила ее за подол платья и крепко сжала хрустнувшую ткань, — мое бедное, бедное дитя.

Ужас накатывал на Тоф волнами, в голове одна за другой бились догадки. Она чувствовала, как сведенные в судороге мамины пальцы царапают ее ноги, оставляют саднящие полосы и впиваются глубоко в плоть. Отец продолжал молчать, и Тоф вскинулась, подскакивая с места и безмолвно требуя от него объяснений.

— Твой брат мертв, — коротко бросил он и снова затих.

Небо в одночасье обрушилось Тоф на голову. Придавило к земле, расплющило как несчастную дождевую каплю, растерло в пыль и выбросило. Тоф попятилась, вырывая подол из рук матери; платье хрустнуло, ноги обдало жаром, и она рванула вперед, не разбирая дороги. Слезы горячими каплями стекали по щекам и заливались за шиворот, бумажные перегородки рвались под пальцами. Туфли остались далеко позади, и Тоф неслась вперед босиком, продиралась сквозь колючие кусты в саду, скользила по влажной от утренней росы плитке, пока не провалилась в какую-то яму.

Сердце гулко билось в горле, мысли спутались напрочь, перед глазами стоял воображаемый образ любимого брата. Земля под пальцами влажно скользила, не давая встать, и Тоф осталась лежать, распластавшись на дне какой-то пещеры. Было жарко, ветер почти не задувал внутрь, а потолок нависал так низко, что Тоф, лежа на спине, чувствовала его кончиком носа.

Фану было всего двадцать два. Тоф не помнила, в каком возрасте умерла в прошлой жизни, но чувствовала, что была не сильно старше. Сейчас ей было восемь, до двадцати двух оставалось всего каких-то четырнадцать лет. Тоф глухо засмеялась, и комок влажной земли упал ей на лицо, заставляя закашляться и перевернуться на бок. Откуда-то издалека слышался скрежет и хруст, почва под ее руками подрагивала и скатывалась. Только теперь она заметила, что туннель находился под небольшим уклоном, и Тоф могла, оттолкнувшись посильнее, съехать по нему, как с горки.

Это явно была чья-то нора, глубокая и гладкая, Тоф продолжала скользить по ней, пока ногами не натолкнулась на чей-то мягкий, медленно дышащий бок. Животное от слабого удара встрепенулось, покачнулось, будто переступая с лапы на лапу, и в лицо Тоф ткнулась влажная мохнатая морда. Длинные когти цокали по земле, и по количеству звуков можно было догадаться, что животных несколько.

— Эй! — Тоф поморщилась, когда ее щеки коснулся огромный мокрый язык. — Да ты крот! Очень большой и очень странный крот, но наверное обычный для этого мира. Фан рассказывал…

Потекшие было рекой слова оборвались, на глазах снова выступили слезы. Тоф поморщилась, отмахиваясь от лезущей в лицо шерсти, и громко всхлипнула. Крот рядом с ней подался вперед, положил когтистую лапу ей на голову и совсем по-человечески вздохнул.

* * *

— Фан говорил, что вы слепые, — Тоф гладила жесткую шерсть гигантских животных и слушала разносящиеся по толще земли перестуки и шорохи, — но откуда вы тогда знаете, куда вам идти?

Тоф сидела на спине крота и чувствовала, что они медленно бредут вперед сквозь твердую на первый взгляд землю. Кроты рыли норы неспешно, изредка выползали наружу и тут же снова скрывались внизу. Они шли куда-то, следовали собственным законам и совершенно не нуждались в солнечном свете.

— Хотя под землей темно, — рассуждала вслух Тоф, — значит, зрение вам и не нужно. Интересно, если я тоже поселюсь здесь, смогу ориентироваться как вы?

Зверь под ней дернулся и остановился, взбрыкнул совсем как лошадь, и Тоф оказалась подброшена в воздух. Она больно стукнулась макушкой о потолок и тут же приземлилась попой на мягкую подстилку то ли из сена, то ли из опилок. Мелкая крошка пылила под пальцами и залетала в нос, отчего Тоф закашлялась. Клацанье когтей по земле отдалялось, шум постепенно затихал, и она окуналась в звенящую, давящую на барабанные перепонки тишину.

Стены места, где она оказалась, гудели и вибрировали, будто что-то непрерывно говорили, пол оказался теплым и сухим, а потоки ветра пролетали куда-то насквозь, уводя звуки и запахи то ли далеко вглубь земли, то ли наоборот наружу, к бескрайним небесным просторам. От пыли глаза Тоф слезились, и она потерла лицо рукавом, сделав, кажется, еще хуже. Вся ее одежда наверняка была страшно грязной, так что кожа тут же зачесалась, а из глаз все-таки брызнули слезы.

— Фа-а-ан!!! — Тоф уселась на мягкую подстилку и громко разревелась. — У-у-у-у!

Ее голос звучал почти также, как тогда в младенчестве, противно и пронзительно визгливо, эхом отражался от стен и с потоками ветра вырывался прочь. В конце концов она была всего лишь ребенком, пусть и с кое-какими воспоминаниями из прошлой жизни, а старший брат был для нее едва ли не единственным человеком, кому она доверяла даже больше, чем самой себе. В груди болело и сжималось сердце, щеки стягивали подсыхающие от ветра соленые дорожки, Тоф цеплялась за хрустящую в ладонях солому и царапала пальцами сухую землю. В ушах звенел чужой голос, заглушал шорохи пещеры и гул дующего ветра, будто стеной отгораживал Тоф от всего мира.

Тоф не знала, сколько прошло времени, возвращаться домой совершенно не хотелось, однако в животе громко урчало, а проскальзывающий сквозь пещеру ветер становился все холоднее. Тоф потерла озябшие плечи, вытерла со щек соленые слезы и нерешительно поднялась на ноги. Она не собиралась возвращаться, но следовало добыть какую-нибудь еду. В конце концов умирать снова Тоф не собиралась.

Вот только впереди ее встречали два разветвляющихся туннеля, и из каждого тянуло ветром. Тоф выдохнула, ощупала узкие проемы и развернулась обратно. Других выходов из пещеры не было, и она естественно не могла запомнить, откуда пришла.

— Поговорить, значит, — Тоф кончиками пальцев провела по шершавому камню и хохотнула, — ну давай пообщаемся.

Она бы закрыла глаза, если бы это что-то изменило, просто потому что помнила, что так кто-то когда-то делал. Тоф снова хохотнула, хлопнула по камню ладонью и уселась у самого разветвления. Довольно долго не происходило совсем ничего, Тоф уже было отчаялась и собралась снова разреветься — уголки глаз неприятно пекло, а в горле застыл тугой, мешающий дышать комок.

— Просто скажи, куда мне идти?!

Тоф отчаянно взвыла, стукнула кулаком по стене и замерла. Грохот расползался откуда-то сверху, постепенно усиливался, перекрывал всякие другие звуки, наползал неотвратимой лавиной, сносящей все на своем пути. Тоф взвизгнула и подскочила, цепляясь пальцами за крошащийся камень.

— Только не говори, что вверх?

Земля будто в ответ на ее фразу содрогнулась под ногами, стенка туннеля под пальцами окончательно раскрошилась, и Тоф едва не рухнула, погребая саму себя под неотзывчивым камнем. Кусок влажной почвы рухнул где-то совсем рядом, обдал Тоф вязкими брызгами, и сверху пахнуло шелестящим, настойчиво бьющимся о землю дождем. Земля под ногами Тоф снова содрогнулась, будто качнулась вверх. Рядом что-то грохнуло, уши заложило, и Тоф погрузилась в звенящую, отдающуюся вибрациями по всему телу тишину.

Ее резко подбросило в воздух, пол под ногами окончательно обрушился, зато вместо него выросла узкая длинная плита, выбросившая Тоф на поверхность. Спустя мгновение, кажется, от осыпающегося разлома ничего не осталось, потому что сколько Тоф ни шарила руками по земле, она не находила ничего, кроме шершавой каменистой дорожки в саду. В ушах у нее все еще звенело, так что звуки сливались в неразборчивую кашу, выливающуюся на голову подобно ведру ледяной воды.

Однако, несмотря на пронзительный звон, Тоф отчетливо слышала шаги. Они отдавались едва ощутимыми вибрациями под пальцами, расползались по земле и прошивали все тело. Шаги казались знакомыми, легкими, но неуверенными; Тоф уселась прямо на землю, смахнула с лица растрепавшиеся волосы и прижалась ладонями к влажной земле.

Дождь барабанил по макушке, стекал по лицу чужими слезами, а Тоф сидела, вслушиваясь в перешептывания земли, в промокшем насквозь платье, но с широкой улыбкой на устах. Земля и правда говорила, общалась с ней голосом Фана, и больше ничего на свете Тоф не интересовало.

Тоф приникла к земле, вслушиваясь в отдающиеся эхом шаги. Она не обращала внимания на барабанящий по дорожке дождь, на стертые в кровь пальцы, на смешивающиеся с дождем, заливающиеся за шиворот соленые слезы, жаром опаляющие щеки. Тоф слушала и слышала гораздо больше, чем привыкла. Дождь казался оглушающим, сводящим с ума шумом, Тоф, казалось, слышала каждую разбивающуюся о землю капельку, а все неторопливо приближающиеся шаги чувствовались землетрясением под сведенными судорогой ладонями.

Тоф рвано вздохнула и закашлялась, захлебнувшись стекающей по лицу водой. От звуков собственного голоса едва не заложило уши, дыхание перехватило, сжало где-то в горле, и Тоф судорожно всхлипнула, отнимая руки от влажной земли. Она не заметила, как шаги остановились, вздрогнула только тогда, когда чужая, незнакомая рука коснулась плеча. Тоф рванулась, отползая от незнакомца, поскользнулась, запутавшись в рваном подоле платья, и рухнула на попу. Лужа под ней громогласно и будто насмешливо булькнула, голые предплечья обдало холодными брызгами, а грохот непрекращающегося дождя окончательно заложил уши.

Незнакомец, кажется, что-то говорил, но из-за дождя Тоф слышала только шум и невнятное бульканье, которое едва ли можно было связать с человеческой речью. Холод все сильнее расползался по телу, руки и ноги сводило судорогой, и Тоф поежилась, ощущая на лице противно налипшие волосы. Шагов она больше не чувствовала, земля будто замолчала, погружая ее в кокон из ледяного, холодящего внутренности шума.

— Как же ты здесь оказалась? — едва различимый голос пробился сквозь оглушающий шелест.

Чья-то, уже не совсем незнакомая ладонь коснулась пальцев Тоф, и она поспешила выдернуть руку. Незнакомец, кажется, рассмеялся, и его голос слился со звуками льющейся с неба воды. Он молчал несколько минут, а потом Тоф неожиданно почувствовала, что ее подхватывают на руки и куда-то несут. Сил сопротивляться не было, она рванулась пару раз и затихла, поняв, что не может даже поднять руку. Незнакомец аккуратно убрал налипшие на лицо волосы и тихо выдохнул, перехватывая Тоф поудобнее. Тоф не слышала, что он пробурчал себе под нос, потому что дождь все еще заглушал остальные звуки, но ей неожиданно показалось, что это непременно было что-то теплое и немного усталое.

Когда Тоф проснулась (а она даже не заметила, как заснула), под ней было что-то мягкое, вокруг слышались редкие тихие голоса, а в воздухе витал аромат благовоний. Тоф поморщилась от резкого для нее запаха, стащила с себя что-то похожее на тонкое одеяло и ощупала собственную одежду. Точнее одежда оказалась вовсе не ее, непривычно грубая ткань царапала кожу, а вместо осточертевшей юбки были короткие, не доходящие до щиколоток штаны. Вероятно, это были чьи-то шорты, потому что, как только Тоф попробовала встать, они юрко упали к ее ногам. Пояс штанов оказался настолько широким, что его непременно нужно было чем-то подвязать, иначе Тоф рисковала сверкнуть наготой в самый неподходящий момент. Не то чтобы ее это сильно смущало, но ведь родители с детства воспитывали Тоф в самом благонравном и благородном ключе.

Тоф фыркнула на собственные мысли, соскочила с кровати и шлепнулась пятками о каменный пол. По телу тут же прошла волна вибраций, и Тоф почти кожей ощутила смешивающиеся, переплетающиеся между собой образы людей и построек. Первые беспорядочно шагали, и каждый их шаг эхом отдавался в груди, а вторые стояли недвижимыми остовами и оттого ощущались на кончиках пальцев еще отчетливее. Это походило на какое-то поселение, но так как Тоф вовсе не разбиралась в географии страны Земли, она не могла сказать, где оказалась.

Кто-то, точно почуяв, что она очнулась, направился к скрывающему Тоф домику. Дверь отворилась без скрипа, в помещение хлынул и тут же оборвался поток терпкого жаркого воздуха, и вместе с ним вошел человек. Тоф не знала его, никто из ее семьи не шагал настолько уверенно и в то же время бесшумно. Кроме разве что Фана, но Фан умер, и осознание того, что Тоф всего на мгновение спутала с ним незнакомца, струнами резануло по сердцу.

Человек остановился, должно быть разглядывая ее дурацкое положение, едва-едва вздохнул и сделал несколько шагов в сторону. После чего он вмиг оказался перед насторожившейся Тоф, опустился перед ней на колени так, что она макушкой почувствовала его дыхание, отодвинул ее руки и что-то повязал на пояс. Удовлетворенный вздох опалил теплом щеку, и Тоф опустила голову, делая шаг назад и цепляясь пальцами за не сваливающиеся больше штаны.

— Ты кто? — выпалила она, осознавая, как наползает на щеки румянец. — И где я?

Человек несколько мгновений помолчал, со смешком поднялся и снова оказался почти вплотную, неожиданно опуская большую ладонь Тоф на макушку. Тоф вздрогнула, склоняя голову набок, вывернулась из-под прикосновения и отступила снова.

— Меня зовут Лу, — он словно собирался продолжить, но осекся и смешно клацнул зубами, — юная леди. Это деревенька неподалеку от Ба Синг Се.

— Ба Синг Се! — тут же встрепенулась Тоф. — Как мне туда попасть?

Этот человек не казался Тоф опасным, хотя она в этой жизни еще не видела настоящей опасности. Он был в самом деле чем-то похож на Фана и оттого вызывал неконтролируемое чувство, назвать которое Тоф затруднялась. Оно было похоже одновременно на тоску и радость, пусть она и осознавала, что это пустое сходство, и ее брата в самом деле нет больше в этом мире.

Что-то скрипнуло и шелохнулось, и человек снова оказался перед Тоф. Он присел перед ней на корточки, растрепал пальцами волосы и хохотнул. В его голосе слышалась тщательно скрытая жесткость, перемешанная с сожалением, но Тоф не могла понять, кому предназначались эти чувства.

— Зачем тебе в Ба Синг Се, дитя? — спросил другой голос, появления обладателя которого Тоф вовсе не заметила. — Разве ты не знаешь, что у его стен война?

Он говорил мягко, словно по-отечески тепло, и Тоф на мгновение растерялась, оказалась погребена под его заботливым голосом и поддалась собственным скребущимся в груди чувствам.

— Я знаю, — Тоф всхлипнула и поспешно стерла кулаком выступившие слезы, — мой брат там, я хочу навестить его.

— Разве ты не встретишься с ним, когда он вернется домой? — спросил Лу.

Он так и не убрал руку с макушки Тоф, и теперь его ладонь казалась тем, что намертво придавливает ее к земле. Тоф замотала головой, тщетно пытаясь стряхнуть с себя чужое, давящее на грудь тепло, вцепилась пальцами в штаны и топнула ногой. Где-то что-то грохнуло, снаружи раздались несколько возгласов, и Тоф стушевалась, словно была уверена, что снова натворила дел.

— Он не вернется, — выдохнула она едва слышно.

Звуки снова казались ей оглушающе громкими, такими, от которых закладывает напрочь уши, и рвутся барабанные перепонки. Тоф шаркнула ногой, кожей ощущая теплую землю, и словно забилась туда, оставляя на поверхности лишь пустую бесчувственную оболочку.

Она услышала растерянное «О» словно сквозь толщу воды, словно бы она в самом деле оказалась глубоко-глубоко под землей, и все, что происходит наверху, для нее больше не имело никакого значения.

— Что ж, — вздохнул человек, имени которого Тоф до сих пор не знала, — я отведу тебя в Ба Синг Се. Однако сперва назови мне имя своего брата.

— Отец! — воскликнул Лу, вскакивая на ноги.

Тоф зажмурилась и сжала кулаки, в один момент возвращаясь на грубую поверхность земли, отстранилась от вспыхнувших фейерверками звуков и резко кивнула.

— Его звали Фан, — звук эхом разлетелся по помещению, всколыхнул тонкие стены и слился с бушующим снаружи гомоном; ветер подхватил слова, закружил их и рассыпал на многие осколки, погребая память о названном человеке в земле, воздухе, воде и пламени, — Фан Бейфонг.

— Уверен, твой брат был превосходным воином, — Лу выдохнул, цокнул языком и снова опустил ладонь Тоф на макушку.

— Но лучше бы он был живым, верно? — ласково спросил его отец.

* * *

По шагам этого человека нельзя было сказать, молодой он или старый, Тоф вообще не могла сказать о нем ничего. Он казался бесплотной тенью, кем-то эфемерным, несуществующим, кем-то вместе с тем обязательным и необходимым. Он шагал едва слышно и говорил мягко, но Тоф чувствовала в нем силу, чудовищную мощь, которую, впрочем, он не спешил использовать без надобности.

Тоф подслушивала разговоры, пока они шли сквозь лагерь-поселение, шагала босиком так, что многие наверняка оглядывались на нее удивленно. Натянутый словно струна Лу шел следом, и от его шагов так и веяло напряжением и грозным предупреждением. Тоф не могла понять, как далеко от них неприступная стена города, потому что текущие по земле вибрации от подобного количества сливались в бушующую реку и заливали ее разум подобно недавнему дождю. Ей стоило бы потренироваться, если она хочет использовать эту способность в будущем, однако сама мысль о тренировках возрождала тревожащие внутренности воспоминания о брате.

Они пришли на холм, покрытый сочной, щиплющей пятки травой, и остановились. Человек замер безмолвно, Лу потоптался на месте и уселся на землю, а Тоф замерла, ощущая внизу множество людей. Под стенами Ба Синг Се и в самом деле шла война, вот только они находились снаружи, а не внутри. Тоф выдохнула, топнула ногой и мотнула головой, подставляя лицо теплому, шелестящему в волосах ветру.

Никто не нарушал спокойного молчания. Тихо шелестел в траве ветер, отдаленно слышались голоса и лязг оружия, а совсем рядом — тихое дыхание незнакомых людей, вдруг показавшихся Тоф чрезвычайно важными. Ветер трепал волосы, нес с собой прохладу и ощущение дождя, закрадывался под одежду и вызывал на коже табуны колючих мурашек. Тоф тихо фыркнула, вдруг почувствовав себя очень маленькой перед всем этим миром, перекатилась с пятки на носок и закинула руки за голову.

— Вы ведь из народа Огня? — спросила она, едва нарушая тишину своим шелестящим голосом.

Лу хохотнул, а его отец не ответил ничего, даже не дернулся, так и продолжил стоять, вглядываясь куда-то наверняка за стену Ба Синг Се. Тоф шаркнула ногой, растрепала собственные волосы и вздохнула, почуяв вдруг запах железа.

— Я не люблю войну, — Тоф неловко покачнулась и ухватилась пальцами за широкий рукав стоящего рядом с ней человека.

— Мало кто любит ее на самом деле, — хмыкнул человек, — все только делают вид.

— Те, кто любят войну, не умирают, — продолжила Тоф, делая шаг ближе к нему, — за них гибнет кто-то другой.

Тишина налетела порывом ветра, вплелась в волосы, и Тоф почувствовала, что вместе с ней на макушку опускается ладонь. Рука отца Лу казалась огромной, пальцами он задевал лоб и уши, и Тоф вздрагивала, ощущая покрывающие их мозоли. Лу за их спинами откинулся на траву, должно быть теперь устремив взор в небо, с громким звуком сорвал травинку и выдохнул со свистом.

— Рассуждаешь как взрослая, — фыркнул он, пиная носком сапога муравейник.

— Я и есть взрослая, — Тоф ответила чересчур резко, взбрыкнула и потянула на себя рукав молчаливого человека, — мне восемь.

Лу расхохотался, а его отец тихо усмехнулся. Тоф надула губы, не отпуская сжатую в пальцах ткань, и топнула пяткой так, что ровно под копчиком Лу появился и исчез довольно острый маленький камешек. Лу взвыл и подскочил на ноги, рванулся к Тоф и остановился, замер, словно уставившись куда-то перед собой. Расхохотавшаяся было Тоф замолчала, подняла лицо к небу и опустила уставшие веки.

Темнота перед глазами будто колыхалась, жила собственной жизнью и переливалась неразличимыми цветами. Она могла быть даже красивой, если присмотреться, но Тоф никогда не присматривалась и погружалась в ее недра все глубже.

Тоф казалось, что шелест ветра, гомон переговоров и звон оружейной стали сливаются в тихую песню, песню войны и скорби, и где-то на горизонте звучит гром приближающихся битв. Замысловатая мелодия смешивалась с ветром, переплеталась с дыханием и пускалась в пляс сквозь народы и нации, не замечая различий и оседая на теплой, влажной после дождя земле.

— Какого цвета небо?

Вопрос сорвался с губ сам собой, повис в воздухе и рассыпался крохотными, едва различимыми песчинками. Тоф вздрогнула, когда человек перехватил ее ладонь, ощутила охватывающее ее жаркое тепло и хохотнула, когда Лу ухватил ее за вторую руку.

— Небо затянуто тонкими облаками, — заговорил человек, — словно белоснежное кружево на глади спокойного озера.

— А над Ба Синг Се стоит радуга, — добавил Лу.

— Радуга! — выдохнула Тоф восторженно. — Большая?

— Большая, — подтвердил Лу, — от одного конца стены до другого.

* * *

Его звали Айро, и он был генералом и, возможно, принцем, потому что многие звали его Ваше Высочество. Он отдавал приказы спокойно, хладнокровно рассчитывал каждый последующий шаг и почти успешно делал вид, что ему все равно. Тоф знала, что нет, потому что чувствовала биение его сердца сквозь кожу, напряжение, охватившее мышцы, и дрожащие в голосе нотки. Он отдавал приказы и сам подчинялся им, но едва ли его в самом деле интересовала война и злополучная осада Ба Синг Се.

Он позволил Тоф остаться в лагере ненадолго, пока не устаканится погода, и не пройдут бесконечные весенние дожди. Тоф не могла сказать, хочется ли ей вернуться домой, как не могла сказать и хочется ли ей остаться здесь. Она вслушивалась в бесконечные переговоры солдат, ощущала нависающую громаду стены неподалеку и думала гораздо больше, чем когда-либо.

Ее, конечно, не выпускали из шатра Лу, так что Тоф не оставалось ничего, кроме как сидеть и слушать. А слушать Тоф умела с детства.

Людей охватывал азарт оттого, что перед ними кажущаяся неприступной преграда и единственный шанс ее преодолеть. Никто из них не думал о том, что убивает людей, никто из них на самом деле не стремился отнимать жизни. Каждому солдату здесь было страшно, потому что у всех были семьи и друзья, и никто не хотел умирать за чьи-то идеалы. Никто из этих людей на самом деле не хотел воевать, но все они хотели защитить собственную страну и ее народ.

Это было странно. Тоф не чувствовала злобы или ненависти к воинам страны Огня, хотя кто-то из них и убил Фана, ее любимого старшего брата. Тоф вообще не чувствовала ненависти, сидела среди чужаков так, будто это нечто само собой разумеющееся, слушала их голоса и даже иногда смеялась над дурацкими шутками Лу.

— Когда-нибудь ты встретишься с ним, — говорил Лу, когда речь заходила о несправедливых смертях.

Тоф фыркала, но ничего не говорила, молча мотала головой и поджимала губы. Она не помнила собственной прошлой жизни, но кое-что, почти стершиеся из памяти образы, вроде цветов и кое-каких обыденных вещей, прочно засели в ее мыслях. Тоф не помнила своей прошлой жизни, но точно знала, что она у нее была, так что не могла согласиться с Лу.

— Тебе пора домой, дитя, — сказал Айро спустя несколько дней ее пребывания в лагере, — скоро здесь перестанет быть безопасно.

Тоф вздрогнула от стальных ноток в его голосе, послушно кивнула, опуская ноги на землю, и закуталась в длинную рубаху. Ей не то чтобы было холодно, просто дурное предчувствие, предчувствие скорого сражения охватило воздух и землю, и нигде больше не осталось места беззаботному детскому веселью.

Тоф едва отмахалась от неудобного сопровождения, но, к счастью, Айро, в отличие от сына, понимал, что таким образом может доставить неудобства. Лу не говорил ничего против, молчал упрямо и, Тоф была уверена, смешно хмурился и сводил на переносице брови. Тоф нравился Лу, нравился и Айро, но пока они принадлежали к враждующим народам, ни о какой дружбе между ними и речи быть не могло.

Уходя, Тоф снова услышала тихую, кружащуюся в воздухе песню. Она свивалась кольцами, находила ответ в биении сердец, стучала металлом и стелилась тяжелым дыханием. Песня отражалась от стен Ба Синг Се, под которыми остались навсегда похоронены Фан и еще множество павших в этой войне людей, разлеталась на тысячи нот и, смешиваясь с ветром, улетала в такие дали, разглядеть которые не смогли бы даже зрячие.

Небольшое путешествие-приключение домой заняло у нее несколько дней, в течение которых она училась слушать и чувствовать, а еще знакомилась с людьми и животными. Тоф не хотела домой, потому что дома все считали ее слабой, но она и впрямь была слабой маленькой девочкой, которой еще предстояло многому научиться.

Родители встретили ее тихо, никто не сказал Тоф ни слова, а мама даже милостиво разрешила ей брать уроки магии земли. Все прошло настолько буднично, что Тоф всерьез задумалась, не подменили ли ее родителей, или вдруг она пришла совсем в другой дом. Однако сердца их бились ровно, а голоса звучали привычно, так что Тоф быстро выкинула подозрительные мысли из головы.

А спустя еще несколько дней она узнала, что осада Ба Синг Се снята, а воины страны Огня отступили.

Земля под ногами ходила ходуном и вспучивалась, точно горячие гейзеры стремились вырваться и взлететь к небесам. Вибрации перетекали от ступней по ногам и выше, отдавались дрожью в груди и покалыванием в кончиках пальцев. Пот струился по лицу, заливал глаза и рот, так что Тоф крепко жмурилась и сжимала кулаки еще сильнее. Грохот отрывающейся от земли скалы сводил с ума, и казалось, что громада вот-вот рухнет, погребет под собой заживо в земном нутре и осыплется колючими осколками.

Тоф тихо фыркнула и оступилась, нога проехалась по влажному камню, и она под аккомпанемент обрушившихся оземь камней рухнула на задницу. Скала распалась на несколько глыб и множество мелких камешков, и самые резвые из них осыпали ее макушку. Тоф зашипела и рыкнула, стукнула пяткой и вскинула руки, и камешки собрались воедино и исчезли под прихлопнувшей их гладкой поверхностью большого камня.

Тишина вспорола горло раздражающим звоном, где-то вдалеке послышались хлопанье множества крыльев и шелест листвы, земля под ладонями словно злорадно расхохоталась, и Тоф громко закричала, рассерженно выбрасывая попавшийся под руку камень и падая на спину. В этом месте не было людей, и лишь редкие животные да язвительные замечания почвы могли нарушить ровную цепочку пустившихся вскачь мыслей. Тоф фыркнула и задрала ноги кверху, кувырнулась назад через голову и ловко вскочила, выправляя равновесие раскинутыми в стороны руками.

Судя по палящему солнцу и стрекоту цикад, полдень только вступил в свои права, а Тоф пора было возвращаться домой. Подходило время очередной тренировки с дурацким учителем магии земли, и она уже несколько раз пожалела, что вообще попросила об этих занятиях. Нет, сам по себе этот человек был неплохим мастером, однако он, как и все остальные, видел в Тоф исключительно слепую беспомощную девчонку и оттого не воспринимал ее всерьез. Тоф не могла видеть выражение лица мастера Ю, однако была точно уверена, что с него не сползает высокомерная и одновременно заискивающая улыбка. Тоф было уже почти десять, и ей не терпелось прекратить ворочать неподъемные скалы в гордом одиночестве и опробовать свои силы в настоящей драке.

Разговаривать с родителями стало бесполезно. Не то чтобы Тоф когда-то действительно могла поговорить с матерью или отцом по душам, но теперь она и вовсе предпочитала поддерживать созданный ими же образ беспомощной слепышки с кое-какими чахлыми способностями. Если бы Тоф была обычным ребенком, она бы играла со сверстниками и познавала мир, но нормальной не была ни она с остаточными воспоминаниями из прошлой жизни, ни ее аристократическая семья, где приоритет отдавался этикету, музыке и каллиграфии.

Музыка, кстати, Тоф нравилась. Это, пожалуй, было единственное искусство, к которому она не испытывала отвращения, и которое у нее в самом деле получалось. Извлекать из толстых струн звуки, сплетать их в чарующую мелодию и заглушать таким образом все вокруг — все это завораживало и приводило в детский, отдающийся щекоткой в груди восторг.

Пробраться в дом незамеченной не составило труда, Тоф успела оказаться в своей комнате ровно перед тем, как одна из расторопных служанок заглянула и сообщила о прибытии мастера Ю. Тоф слезла с подушки и натянула туфли и тут же словно вполовину оглохла. Чувствовать вибрации под ногами, ощущать босыми ступнями землю стало для нее до того привычно, что почти заменило предателя-зрение. Темнота перед глазами насмешливо колыхнулась, погладила по голове дуновением ветерка и прижала к себе крепче, окутывая черной мглой и забираясь в самое нутро.

Вести себя кротко и покорно было до одури противно, но Тоф все равно упрямо склоняла голову, занавешивая глаза длинной челкой, и складывала руки на животе. Тоф знала, что стоит ей сделать неверный шаг — и мама сдастся, отпустит ее на все четыре стороны и отстранится еще больше. Тоф любила подслушивать разговоры, потому что напрямую ей никто ничего не говорил, и поэтому прекрасно понимала, что мама пытается заботиться о ней, пусть и таким непонятным ей образом. Тоф не хотела расстраивать ее, потому что мама итак сильно сдала после гибели Фана, но вместе с тем и не желала покорно следовать правилам и сидеть, сложа руки на коленях.

— Здравствуйте, мастер Ю, — Тоф склонила голову и мысленно показала учителю средний палец.

Комната для тренировок была как всегда огромной и пустой, будто для той ерунды, которой они занимались, могло не хватить места. В окно задувал влажный ветер, а где-то вдалеке гремел гром; мастер Ю обернулся, и его одежды шелохнулись, а из горла вырвался едва уловимый вздох.

— Здравствуй, юная Тоф, — он сделал несколько шагов к ней, но все равно остался слишком далеко, — начнем сегодняшний урок.

Все, чем они занимались из раза в раз — дыхательные техники, медитации и сдвигание крошечных камешков, почти пыли, которую проще сдуть, не прилагая особых усилий. Пожалуй, мастер Ю был одним из тех людей, показывать свои способности которым Тоф не стала бы ни за что. Он не внушал доверия, даже отталкивал, но все почему-то повторяли, что именно он — лучший учитель магии земли во всем Гаолине. Тоф поспорила бы, потому что считала, что даже она объяснила бы лучше, но выбора у нее не было. К тому же мастер Ю иногда все-таки рассказывал кое-что полезное, и тогда мнение Тоф о нем ползло вверх самую чуточку. Впрочем, все остальное время Тоф было откровенно скучно, так что плюсовых отметок это самое мнение так и не достигло.

* * *

Тоф быстро спускалась по каменной лестнице, едва не перепрыгивая пяток ступенек разом, неслась так, что ветер завывал в ушах и трепал и без того растрепанную челку. Земля откликалась, грела босые ступни, и широкая улыбка так и растягивалась на лице Тоф. Внизу гудели множество голосов, она слышала азарт, ловила его и наполнялась сама, так что кончики пальцев подрагивали от нетерпения, а жар обдавал уши.

Она узнала об этом соревновании случайно во время одной из прогулок по городу, и даже она сама не могла сказать, сколько сил ей потребовалось, чтобы скрыть охвативший ее восторг. Все вокруг тут же стало пустым и неважным, и Тоф так погрузилась в фантазии, что совершенно позабыла о некоторых важных деталях. Нет, вопроса, как и когда выбраться из дома, не стояло, проблема была в узнавании. Не то чтобы она слишком часто показывалась на улице, однако в городе она все еще была единственным слепым ребенком, тем более каким-никаким магом земли, и уж один человек из сотни наверняка узнал бы в ней малолетнюю дочь почтенной семьи Бейфонг. Ее узнавали, когда она совершала самовольные вылазки в город, так что Тоф быстро свернула эту инициативу, однако теперь она попросту не могла упустить единственную возможность проверить освоенные при помощи самой природы навыки.

Первым делом Тоф выпросила у одной из служанок мальчишескую одежду, тут же переоделась и удовлетворилась пораженным выдохом. Служанка не сказала этого, но Тоф чувствовала, что в такой одежде она, вечно наряжаемая в платья, не похожа сама на себя. Самой Тоф было глубоко плевать, потому что она все равно не могла увидеть ни свою, ни чью-либо еще внешность и одежду и составляла впечатление исключительно по голосу, походке и ритму сердца.

Отыскать место проведения турнира тоже оказалось не сложно, Тоф давно научилась ориентироваться по звуку и вибрациям. Она, признаться, почти забыла, каково это — видеть, и только цветные сны напоминали ей о том, что за границами пустоты от нее скрывается целый красочный мир.

Не проблемой оказалось и отыскать организатора этого действа. Вокруг него толпились участники и желающие поучаствовать, и практически все они были как минимум взрослыми (или просто высокими, но для Тоф это не имело значения). Она кожей чувствовала исходящую от некоторых силу, и от этого желудок сводило в предвкушении. Самой себе Тоф казалась сильной и могучей, и она старательно отмахивалась от мысли, что ее навыков может оказаться недостаточно, чтобы победить самого хилого из участников.

— Эй, мальчишка, — кто-то дернул ее за шиворот, и Тоф ловко вывернулась и громко хмыкнула, — трибуны там.

Вокруг захохотали, и Тоф поджала губы и сложила на груди руки. Она ощущала каждого смеющегося, чувствовала арену неподалеку и сотни заполнивших трибуны людей. Чувство собственной силы подкатывало к горлу высокомерным смехом, все вокруг казались слабаками, и Тоф, злорадно посмеиваясь, топнула ногой. Юморист отлетел в сторону, сбил по дороге еще парочку неравнодушных и грязно выругался. Тоф демонстративно зажала уши ладонями и скривилась, оборачиваясь к хмыкнувшему организатору.

— Мне не нужны трибуны, — она пригнулась, и чьи-то руки просвистели над самой ее макушкой, — я хочу участвовать.

Вокруг снова раздался многоголосый гогот, и Тоф поморщилась, давя желание сплюнуть кому-нибудь под ноги. Она прекрасно знала, что в силу возраста ее попросту не воспринимали всерьез, вот только сама она перестала считать себя ребенком со смерти старшего брата, когда исчез единственный человек, с которым она могла быть самой собой.

— Это шоу, дитя, — организатор фыркнул и сплюнул, — никто не захочет смотреть, как взрослые избивают маленькую девочку.

— А как маленькая слепая девочка избивает больших и сильных магов земли? — Тоф вздернула подбородок и разом уложила копошащихся вокруг мужчин.

— Пойдет, — громогласно расхохотались в ответ.

* * *

Это оказалось легко. Даже слишком легко для ребенка вроде нее; завоевать титул чемпиона Турнира магов земли, сделав всего несколько шагов — Тоф и сама не могла поверить, что она и в самом деле настолько сильная. Впрочем, не то чтобы это было так, просто все остальные, те ребята, с которыми пришлось драться, топали и дышали так громко, что хватало одной подножки, и они кубарем летели с арены. Тоф и не рассчитывала, что сможет победить мага воды или огня, но то, как легко оказалось контролировать землю, приводило едва ли не в экстаз.

Тоф хотела было утащить с собой пояс чемпиона, но он как назло оказался настолько тяжелым, что она едва могла оторвать его от земли. Гогот проигравших парней заставлял обиженно поджимать губы и по-детски дуться, и в конце концов она подбросила пояс на камне и запустила его точно в лоб самому громкому парню. Запоминать их имена не было нужды, как не было нужды и продолжать бесполезный разговор, и Тоф поспешила скрыться, прорыв себе туннель прямо из-под земли.

Возвращаясь назад, она не могла сказать, что после путешествия в Ба Синг Се использовать магию стало просто, но именно тогда что-то определенно изменилось. Наверное, Тоф поняла, что может слушать не только людские голоса, но и вслушиваться глубже, ловить отголоски дыхания и шелест ветра от движений, впитывать вибрации земли и использовать каждую доступную ей подсказку. Она, кажется, могла это всегда, просто не понимала, как правильно, и, стоило разобраться — все стало получаться само собой. Вокруг нее были тысячи звуков и запахов, люди топали и шуршали одеждой, щелкали пальцами и громко дышали, и все это Тоф могла использовать, чтобы видеть. А если уж она могла видеть — она могла все.

И, Тоф могла признаться честно, это вовсе не было так уж просто. Земля не стала ее другом по щелчку пальцев, но Тоф предпочла бы опустить стертые в кровь ступни, тысячи расколотых камней, бесконечные царапины и холод влажной земли. Головокружение и временная потеря ориентации в пространстве беспокоили больше всего, так случалось, когда она концентрировалась слишком долго, и именно это напоминало, что она все еще ребенок. Тоф не могла быть самой сильной и самой храброй, но ей отчаянно хотелось, потому что иначе она оставалась слепой маленькой девочкой, которую никто не воспринимает всерьез.

Постепенно земля будто стала ее частью, поглотила с головой, погребла под бесконечными завалами и глухо отдавалась в груди на каждом вдохе. Тоф была камнем, и камни были вокруг нее, и все они были единым целым, и все они были и не были Тоф одновременно. Это было сложно объяснить, она не могла даже представить, как это происходит на самом деле, но пока кто-то или что-то стояло на земле — она знала об этом. Земля была нерушимым остовом, состоящим из тысячи тысяч песчинок, и Тоф знала каждую, и каждая знала ее.

Если бы Тоф могла видеть, она бы сказала, что перед глазами у нее помутнело. Земля под ногами будто покачнулась, звуки смазались, слились в оглушающий, раздирающий барабанные перепонки писк. Смешавшиеся в отвратительную какофонию звуки обрушились на голову, придавили к земле, так, что она не могла оторвать ногу от прохладной травы, зазвенели в ушах пронзительным колокольчиком, неведомым сигналом, понять который Тоф была не в состоянии. Холод вечерней росы опалил щеку, пальцы вплелись в режущие кожу травинки, и Тоф закусила губу только чтобы не провалиться в бессознательное состояние окончательно. Шум в ушах походил на гром или гудок огромной баржи, и Тоф потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, что такое баржа.

Когда гул отступил, вся она, казалось, была покрыта плотной пленкой, словно пластиковой упаковкой, скрывающей от всего мира. Было непривычно, до одури тихо, словно все звуки разом выключились, но Тоф по-прежнему ощущала шаги, будто гулкое биение сердца. Кто-то шел в ее сторону, но был еще достаточно далеко, так что у нее было лишнее мгновение подумать. Думать отчаянно не хотелось, мысли в голове гудели раздражающим роем, метались и бились друг о друга, так, что противный звон отдавался в кончиках пальцев.

Шаги остановились, человек (ведь только люди ходят на двух ногах) замер совсем рядом, и виска коснулись сухие теплые пальцы. Ощущение казалось смутно знакомым, походка тоже вызывала в груди приятное тянущее чувство, но звон в ушах не давал сосредоточиться, и Тоф никак не могла сообразить, откуда знает этого человека. Тяжесть верно придавливала к земле, так что Тоф едва смогла приподнять руку, а бесконечные шорохи и перемещения всяких букашек сбивали, не давая сосредоточиться. Тоф сама чувствовала себя пришпиленной острой булавкой букашкой и продолжала проваливаться в вязкую гулкую темноту, лишившую теперь не только зрения, но и слуха.

Когда Тоф очнулась (хотя она не могла точно сказать, очнулась или попросту вновь обрела слух), рядом с ней был человек. Знакомый, определенно точно знакомый человек, человек, который никак не должен был быть в царстве Земли. Это был тот самый Айро, спокойный и хладнокровный, но вместе с тем он был каким-то другим. Его дыхание звучало ровно, но хрипло, и Тоф больше не чувствовала исходящую от него ауру превосходного воина. Рядом с ней был уставший человек, почти сломленный, и ей отчего-то захотелось непременно изменить это.

Под ней было что-то мягкое, похожее на стог сена, сверху грело солнце, а нос заполнял аромат чая и трав. Было тепло и уютно, слезать нисколечко не хотелось, и Тоф подложила под голову руки и закинула ногу на ногу, так что обе они теперь болтались в воздухе. В таком положении она не могла чувствовать землю, не могла слышать прошивающие ее вибрации и полагалась только на слух, обоняние и осязание и становилась почти самой обычной девочкой.

— Эй, — Тоф дернула ногой, сено зашуршало, и небольшой клок съехал на траву, — какого цвета небо?

Второй, незнакомый ей человек выдохнул и громко хмыкнул, и Тоф махнула в его сторону рукой. Айро фыркнул и отпил откуда-то с раздражающим «сюрп».

— Ярко-синее, — медленно проговорил он, — и совсем без облаков.

— Ты сама, что ли, не видишь? — недовольно бросил незнакомый человек.

— Не вижу, — фыркнула Тоф, — видела бы — не спрашивала. Тем более такого противного ребенка, как ты.

Айро глухо хохотнул и поспешно спрятал смех за еще одним глотком. Незнакомый человек буркнул что-то себе под нос, и Тоф снова махнула на него рукой. Она не могла сказать, что он ей не нравится, но он определенно производил отрицательное впечатление. Его голос звучал надменно и вместе с тем обиженно, и Тоф никак не могла решить, что о нем думать.

— Сама ты ребенок, — он как будто надул губы и скривился, — уж точно младше меня.

— Не-а, — хихикнула Тоф, — я — взрослая, а вот ты ведешь себя по-детски.

Недовольно сопение стало громче и как-то ближе, и Тоф перевернулась на бок и скатилась со стога на землю. Почва под ногами встретила теплом и будто гулким смехом, и Тоф сама невольно улыбнулась, будто приветствуя доброго друга.

Спутник Айро и впрямь был ребенком, невысоким и легким, но шагающим грубо, так что почва едва не взрывалась бороздами под его сапогами. Он казался каким-то резким, слишком угловатым и неуверенным в себе, но отчаянно цепляющим на себя чью-то чужую личину.

— Эй, — Тоф помотала головой, будто могла что-то разглядеть, и сложила руки на груди, — а где Лу?

Топающие шаги остановились, и незнакомец шумно выдохнул. Айро, кажется, замер на целое мгновение, и Тоф почти перестала слышать его дыхание. Сердце Тоф отчего-то рухнуло куда-то вниз еще до того, как он ответил, и так и осталось валяться где-то под босыми ногами.

— Он умер, — голос Айро звучал печальным, едва различимым шепотом, — думаю, он передаст твоему брату привет.

— А…

Слезы выступили на глазах сами собой, ком застрял в горле, и Тоф так и застыла с раскрытым ртом. Что-то тугое сдавило грудь, сжало с такой силой, будто хотело раздавить, разорвать на части так, чтобы острые ребра проткнули легкие и дышать стало вовсе невозможно. Пальцы задрожали, и Тоф дернула рукой, смахивая прокатившиеся по щекам горячие слезы. Она не могла даже подумать, что смерть едва знакомого человека может отдаваться внутри таким гулом, и так и застыла, оглушенная собственными чувствами.

— Ну вот, — вздохнул Айро, делая глоток, — дождь пошел.

Ветер растрепал волосы, утер давно высохшие дорожки слез и заглушил тихий, едва различимый вой. Вой походил на пение очень отдаленно, но это определенно было оно, потому что Тоф время от времени различала мелодичные фразы и явно улавливала рифму. Незнакомец, так и не назвавший своего имени, плюхнулся на траву рядом и громко выдохнул. Айро заваривал чай.

— Если так не хочешь называть свое имя, буду звать тебя Ли, — Тоф фыркнула и топнула пяткой по сухой траве, — в Царстве Земли полно Ли.

Нареченный Ли рядом с ней крякнул и хлопнул ладонью по бедру, но промолчал и с громким хмыканьем отвернулся. Айро вдалеке сдавленно рассмеялся, и Тоф расхохоталась тоже, вызывая у Ли приступ тахикардии. Тоф не знала, откуда ей известно это слово, но участившееся мгновенно сердцебиение почему-то назвала именно так.

— Буду считать тебя братом Лу, — докончила Тоф.

Ли был ершистым и колючим, больше молчал, чем говорил, но все равно реагировал на все очень ярко. Он задышал часто и шумно, сложил руки на груди и отвернулся.

— Я и есть, — буркнул он едва слышно, — вроде того.

Ветер дернул и взвыл, зашелестели листья на деревьях, зашуршала трава. Птицы захлопали крыльями и закричали, переговариваясь, и клубы песка взметнулись где-то далеко. Звякнули глиняные чашки, зажурчала вода и полы длинных одежд по траве.

— Будет буря, — выдохнул Айро, осторожно передавая ей в руки чашку, — тебе пора домой.

Тоф послушно кивнула и сделала глоток. Чай оказался потрясающе вкусным.

Дождь настиг ее у самого дома, накрыл шелестящей стеной и непроницаемым куполом. Под ногами тут же захлюпало, дорожку развезло, так что приходилось идти осторожно и впиваться в жижу по самые щиколотки. Кусты и цветы прижало к земле, дождь стучал по листьям яростно, и этот звук отдавался в ушах грохотом барабанов. Хотелось закрыть уши ладонями и свернуться клубочком, но Тоф нужно было дойти, добраться до сухого теплого дома и только там скинуть липнущую к телу одежду, задрать ноги и спрятаться под одеяло. Тоф неожиданно поняла, что терпеть не может ливни.

— Юная госпожа!

Горничная встретила ее криком, но Тоф только отмахнулась, прошла мимо, задевая ее плечом. Женщина охнула и переступила с ноги на ногу, но препятствовать не стала, так и осталась стоять у порога.

Капли дождя впивались в разум острыми иглами, молотили по макушке, будто желали раскроить череп, и Тоф не слышала ничего, кроме яростного шума и боя барабанов. Земля дрожала под натиском льющейся с неба воды, утопала в лужах и становилась жидкой, такой, что и на землю-то не была похожа. Тоф тоже чувствовала себя жижей. Сменяющиеся одна другой совсем недавно эмоции выходили из-под контроля, душили и сжимали в тисках, и бой барабанов обращался в звон, и звон становился тишиной.

— Тоф, — голос отца, мягкий, но уверенный, выдернул ее из небытия и с размаху шлепнул на землю, — где ты была?

Тоф натянула одеяло на голову, фыркнула, глотая горькую слюну, и протяжно застонала. Отец не повелся, продолжил стоять, и Тоф почти не слышала его дыхания. Молния ударила совсем рядом, оглушила грохотом и треском, наверняка осветила темную комнату и выражение лица отца, но Тоф было все равно, перед ее глазами плескалась вечная пустота.

Влажный воздух раздул легкие, засвистел в носу и встрепал волосы. Тоф перевернулась, ощущая, как распадается окончательно прическа, и волосы рассыпаются по плечам и подушке, поджала пальцы и села, закутавшись в одеяло. Она не представляла, как сейчас выглядит, потому что вовсе не знала своего лица и искренне верила, что ей на это плевать.

— Я, — она пожевала язык, сдула с лица щекочущую прядь и ухмыльнулась, — гуляла?

Отец шумно выдохнул, заглушая на мгновение грохот дождя по покатой крыше, опустил руки, зашуршал складками одежды и присел рядом. Тоф дернулась и хихикнула, закуталась в одеяло плотнее, но не отстранилась. Никогда прежде она не разговаривала с кем-то из родителей по душам.

Дождь стелился по двору, шуршал в примятой траве, хлюпал и путался в устилающем дорожки камне. Тоф почти привыкла к этому шуму, научилась различать далекие крики птиц и шорохи собственного и чужого дыхания, но все вокруг все равно было слишком громко — сердце стучало в груди, вода барабанила по крышам, отец перебирал пальцами ткань рукавов, — и где-то вдалеке, у самого горизонта с шипением светило солнце.

— Тоф, — повторил отец уже не так грозно, — ты должна понимать, что мы с твоей матерью беспокоимся о тебе. Ты наша единственная дочь, и мы не переживем, если ты покинешь нас.

Тоф хохотнула и дернулась. Она хотела сказать, что Фана-то они еще как пережили, но вовремя захлопнула рот. В уголках глаз потеплело, и она подтянула колени к груди и уткнулась в них носом.

— Ты возможно считаешь нас плохими родителями, — Тоф подумала, что отец коснется ее плеча, но он не коснулся, — но пойми, мы заботимся о тебе, делаем все, чтобы ты могла быть счастлива.

— Ты должна понять, Тоф. Это все ради твоего же блага, Тоф, — пробурчала себе под нос она, стягивая ноги и опуская ступни на пол.

Гул вибраций обжег кожу, прошел разрядом через все тело и заискрил в волосах. Отец дернулся и подался к ней, но Тоф отскочила и швырнула в него одеяло.

— Что я должна понять?! — крик вырвался из горла бульканьем размокшей под ногами почвы. — Что вы заперли меня дома, посадили в клетку и опекаете, как золотое яйцо ради моего счастья? В таком случае оставьте себе это ваше дурацкое счастье!

Повисшую тишину нарушало частое дыхание, вторящее грому и грохоту, дождь бил в окна все яростнее, казалось, вознамерился ворваться внутрь и разнести все на своем пути. Тоф не была против. В ее душе бушевала такая же буря, как и за окном, только ее ветер желал вырваться наружу, а не попасть внутрь.

— Ты слаба, Тоф, — ровным голосом проговорил отец, — а люди за стенами дома опасны, они могут причинить тебе вред просто потому что ты другая. Они могут ранить тебя, и тогда я ничем не смогу помочь.

Камень в груди рухнул вниз, прижал к полу ступни, вбил в землю по самую шею. Ветер врезался в окно, заскрежетали ставни, дождь брызнул в лицо и опал теплой влагой под ноги. Тоф глубоко вдохнула свежий, ласкающий легкие воздух, сжала кулаки и прислушалась к пению впитывающей живительную воду почвы.

— Да откуда, — голос получился хриплым и надломленным, и Тоф кашлянула и усмехнулась, — откуда мне знать? У меня ведь и друзей никогда не было. А теперь нет никого, с кем я могла бы просто поговорить, кто не считал бы меня беспомощной калекой, неспособной ни на что девчонкой, бесполезным, никчемным ребенком.

Дождь стихал. Крики птиц становились все отчетливее, листья и лепестки сбрасывали тяжелые капли, подставляли выглядывающему из-за туч солнышку блестящую поверхность. Вода под ногами заставляла скользить, щекотала пятки и утяжеляла подол платья. Пропитанный влагой воздух гудел, и последние капли падали на траву, звенели и испарялись под припекающим светом.

— Я не считаю тебя бесполезным ребенком, — отец сказал это тихо, но даже так она отчетливо слышала ложь в его словах.

Они стояли друг напротив друга, чужие отец и дочь, и он смотрел, а она не видела и вместе с тем знала куда больше. Тоф знала тепло припекающего макушку солнца, ласку вплетающегося в волосы ветра, прохладу росы на губах. Тоф знала пение земли, ее гулкий обволакивающий голос, безразличный и одинаково теплый для всех. Тоф не знала родительской ласки и верной дружбы.

— Отец, — Тоф задрала голову, тряхнула влажными, липнущими к шее волосами и растянула губы в улыбке, — какого цвета небо?

Он молчал долгую минуту, стоял, дыша размеренно и тихо, не поворачивая головы. Крошечная птичка пролетела совсем близко, чирикнула весело и скрылась, шелестя, в зарослях кустарника. Там, в глубине листвы и переплетающихся веток, ждали поющие торжествующую песнь птенцы. Там, в глубине невидимого леса, в земле и воде, под самым куполом неба, ждала настоящая, призывно простирающая руки жизнь.

— Отдыхай.

Он прошел мимо, не касаясь даже теплом тела, не повернул головы. Тоф фыркнула, отерла влажные ладони о платье, втянула носом пьянящий воздух и расхохоталась.

* * *

Высокая трава достигала пояса, щекотала голые предплечья, колола сухими верхушками сквозь тонкую одежду, хрустела под босыми пятками и отвлекала снующими в самой гуще жучками, гусеницами и муравьями. Тоф фыркнула, раздвинула стену руками, топнула пяткой и ухмыльнулась. Появившаяся кочка вынесла ее на тропинку и исчезла, над головой зашелестели на ветру высокие кроны деревьев, а под ногами захрустели хвойные иголки и шишки. Лес простирался далеко вперед, где-то там оканчивался крутым обрывом и продолжался внизу. Влажная от частых дождей земля пахла прелыми листьями и перегноем, Тоф улавливала запах грибов и ягод, и еще дыма и жареного мяса. Ни одна ветка не хрустела под ее ногами, так что она приблизилась незамеченной, втянула носом соблазнительный запах и рассмеялась.

— Это что, кролик? — раздавшаяся в ответ ругань нисколько ее не смутила. — Я страсть какая голодная.

Айро мягко рассмеялся и похлопал по земле рядом с собой. Они сидели на небольшой полянке в центре леса, обложили костер взятыми невесть откуда камнями и напряженно молчали, пока Тоф не разрушила идиллию своим появлением. Ли подскочил и ткнул в нее пальцем, задышал часто и привычно промолчал. Он буркнул что-то себе под нос, и Тоф сделала вид, что не расслышала, приложила ладонь к уху и протяжно переспросила:

— А-а-а-а? Чего ты там бормочешь?

На соседней ветке встрепенулась птица, ссыпала на землю порцию сухих иголок и смешно крякнула, будто вторя ее голосу. Тоф фыркнула, убрала руку от лица и вытерла ладонь о штаны.

— Тебя-то как зовут? — рявкнул Ли и отвернулся. — А то чужим имена придумываешь, а своего не говоришь.

Тоф хлопнула себя по лбу, вздернула подбородок и пнула выросшую из-под земли кочку. Умостившаяся на ветке птица снова крякнула, хлопнула крыльями и грузно взлетела, пересаживаясь на соседнее дерево.

— Я? — Тоф потерла саднящий лоб, качнулась с пятки на носок и дунула на щекочущую нос прядь волос. — Я — Тоф. Будущий сильнейший маг земли на целом свете.

Длинные волосы ей никогда не нравились, но мама категорически запрещала их стричь. Однажды, еще в раннем детстве Тоф под чутким руководством Фана срезала все по самые уши, и мама устроила самый настоящий скандал. Это, пожалуй, был первый и единственный раз, когда она выходила из себя из-за такой ерунды.

Ли распахнул рот и тут же захлопнул его, утвердительно кивнул — Тоф поняла это по свисту воздуха и металлическому звяканью — и уселся обратно. Айро, оставшийся для Тоф якобы безымянным незнакомцем, кашлянул, скрывая смешок, хлопнул в ладоши и пригласил всех «к столу».

— Не вижу здесь стола, — хмыкнула Тоф, ухмыляясь.

Она с размаху упала на мягкий, местами устилающий полянку мох, протянула босые ступни к огню и топнула пяткой. Прямо из земли вырос круглый каменный стол на невысоких ножках, округлый и с дыркой, внутри которой радостно потрескивал костер. Нервная птица встрепенулась снова, на этот раз протяжно заскрипела, поймала вторящие ей голоса других таких же и улетела восвояси.

— Хвастунья, — язвительно фыркнул Ли.

Тоф услышала в его голосе смущенные, помешанные со звенящим подозрением нотки, но предпочла сделать вид, будто их нет вовсе. Айро заинтересованно хмыкнул, и Тоф готова была поклясться, что эти двое переглянулись и обменялись жестами. Ли ерзал, трогал импровизированный стол кончиком чего-то острого и жевал губы, бормоча что-то себе под нос. На этот раз Тоф и в самом деле не разбирала слов, не пыталась вслушиваться, но все больше принюхивалась к исходящему ароматом жареного мяса костру. Воздух полнился запахами пепла, дыма, еловых иголок и подкопченного мяса, Тоф сглотнула слюну и вытерла ладонью вспотевший лоб. Было жарко и душно, лес почти не пропускал ветер, бесконечные живые звуки бились в виски. Тоф дунула, растерла ладони, выудила из-под земли прохладный камень и ткнулась в него лбом.

— Все в порядке? — Айро с хрустом оторвал от кролика лапу, протянул ей и вздохнул.

Кожи коснулся липкий жар, охватил ладонь и запястье, сполз к самым пальцам. Тоф схватила угощение, вгрызлась в мясо зубами и отрицательно мотнула головой. Ли хохотнул и снова что-то буркнул, Айро звонко шлепнул его по ладони и свистнул, так что рассевшиеся на ветках птицы разлетелись с громким клекотом и хлопаньем крыльев. Жар скользил по коже горячим от костра воздухом, шевелил волосы и колыхал одежду, дрова лениво потрескивали, Ли громко дышал, но ел тихо, так что Тоф почти не слышала звуков жевания. Она не спрашивала, почему эти двое живут в лесу, не спрашивала, кто они и откуда, ей просто нужен был кто-то, рядом с кем она могла бы не притворяться слабой калекой и не строить из себя ничего не понимающую дурочку.

Короткий звон задрожал и смолк, эхом разнесся между деревьев и опал на землю хрустящими под ногами ветками. Айро кашлянул и фыркнул, Тоф дернула головой, но так и не поняла, над чем он смеется. Прорвавшийся сквозь плотный заслон листьев и иголок ветер растрепал волосы и тут же нагрелся, наполнился лесной влагой и припал к земле, не в силах преодолеть собственной тяжести.

— Что это звенит? — Ли замер и почти перестал дышать. — У тебя на макушке.

Она ткнула в сторону Ли пальцем, и тот отпрянул и свалился на спину в кучу колючих иголок. Тоф расхохоталась, захлопала в ладоши, склонила голову набок и дождалась, пока он поднимется, усядется снова и громко презрительно фыркнет. Пламя костра, на мгновение разгоревшееся ярче, опало, лизнуло ветки и зашипело, будто кто-то вылил на него ведро воды.

— Ну хватит! Дядя! — Ли вскочил, и пламя взметнулось следом, ударил кулаком по каменному столу и махнул рукой так, что жаркий ветер мазнул Тоф по лицу. — Я не понимаю, зачем мы сидим здесь и общаемся со слепой девчонкой вместо того, чтобы!..

Он осекся, громко втянул воздух и захлопнул рот, клацнув зубами. Тоф на всякий случай втянула стол в землю, потому что Ли уперся в него животом, и она отчетливо почувствовала передающееся по камню яростное дыхание. Пламя затрещало и погасло, пахнуло дымом и гарью, и где-то вдалеке закричали птицы.

— Успокойтесь, принц Зуко, — Айро проговорил это ровным, умиротворенным голосом, в котором тем не менее проскальзывали стальные нотки, — вам пора повзрослеть.

Ли металла будто не слышал, взмахнул руками и топнул ногой. Тоф зажала уши руками, поджала под себя ноги и отползла подальше от хаотичной траектории движения Ли.

— Я ничего не слышу, — пискнула она, — совсем-совсем ничего не слышу.

— Повзрослеть?! — взревел Ли. — Я дал обещание, дядя! Себе, отцу, всему народу Огня! Так почему ты мешаешь мне выполнить его, вернуть утраченную честь и вернуться домой достойным сыном?!

Он проглатывал слова, кричал все громче, и птицы и пламя вторили ему, клекотали, устремлялись ввысь и падали оземь. Тоф мотнула головой, отдернула прилипшую от жара к груди ткань и выдохнула. Земля вибрировала, пела и стенала, отвечала на чужой, неродной зов и пучилась. Текущее где-то глубоко внизу пламя колыхалось, лопалось и взрывалось, и обожженная земля кричала и пыталась исторгнуть, выбросить его из себя.

— Ты поймешь, дорогой племянник, — тяжело вздохнул Айро, поднимаясь, — надеюсь, тогда не будет уже слишком поздно.

Земля пучилась и разрывалась, горела изнутри, и Тоф чувствовала ее рев, рев яростного пламени и горячее, частое дыхание Ли. Он сжимал кулаки до хруста костей, и пламя костра шипело, лизало устилающие землю мох, влажные листья и иголки, тянулось вниз, к пробирающемуся все выше подземному огню. Тоф прикусила губу, отерла вспотевшие ладони о штаны, уперлась руками и ногами в шелестящую, иссохшую одним мгновением почву и взвыла. Темнота перед глазами клубилась черным пламенем, шелестела тлеющим пеплом и переливалась. Подземное, жидкое пламя, получив проход, устремилось вверх, плюнуло и зашипело. Тоф громко выругалась, стукнула кулаком по земле и заставила Айро и Ли упасть.

— Ненавижу магов огня! — прорычала она; из глаз брызнули слезы. — Честное слово ненавижу!

Темнота перед глазами стала густой и горячей, а подстилка из мха и веток — маняще мягкой. Тоф потеряла сознание.

Мысли в голове бежали лихорадочно, метались из стороны в сторону и бились о хохочущую, вязкую и липкую тьму. Мягкое солнце грело вскользь, ветер подхватывал и уносил тепло прочь, скользил по влажной коже вечерней прохладой и взвивался, зудел над самым ухом. Тоф поморщилась, шлепнула по траве ладонью и прислушалась. Лес остался позади и наверху, за отвесной скалой, испещренной щербинами и кривыми деревцами, впивающимися сухими корнями в каменистую почву. Людей рядом не было, повсюду сновали мелкие букашки, шустрые животные и щекочущие кожу муравьишки. Тоф, лежащая возле большого муравейника, вскочила и отряхнулась, затопала босыми ногами и свистнула.

Свист отразился от нескольких гладких камней и стволов деревьев, растворился в воздухе и сменился треплющим волосы теплым ветром. Ли сидел совсем неподалеку, не издавал ни единого звука, будто замерший каменный истукан, так что она поначалу даже приняла его за один из камней странной формы. Услышав свист, он вздрогнул и вздохнул, но больше не пошевелился и не сказал ни слова. Тоф топнула, пнула в муравейник камешек и взмахнула руками.

— Ты сказала, — голос Ли звучал сдавлено и надломлено, — что ненавидишь магов огня.

Тоф перекатилась с пятки на носок, заложила руки за спину и сцепила ладони в замок. Ли не дрогнул, не пошевелился, замолк и снова превратился в статую.

— Конечно, — То серьезно кивнула и перепрыгнула небольшую кочку, — маги огня убили моего брата.

Ли снова вздохнул, пошевелился — трава зашелестела под его ногами — и опустил руки на землю. Тоф переступила копошащегося в норе жука, склонила голову набок и подставила лицо легкому ветерку.

— Прости, — пробормотал Ли.

Тоф хохотнула, скрывая всхлип, пнула его по голени и скривилась. Ли выдохнул, зашипел сквозь зубы и повалился набок, словно в самом деле был всего лишь куклой-неваляшкой. Пятку защекотала колючая травинка, ветер налетел сзади, растрепал и без того беспорядочные волосы и унес последний согревающий кожу жар. Солнце наверняка как раз скрылось за горизонтом, унесло дневные тепло и свет, и воздух наползла вязкая, плотная вечерняя темнота. Тоф вздохнула, потерла щеки и рухнула на землю, касаясь плечом плеча Ли.

— Как жаль, что я не знаю ни одного, — фыркнула она, наваливаясь на него боком, — уж я бы надрала им задницы!

Ли повернул голову, так что на его макушке снова звякнул крохотный колокольчик, хохотнул и отпихнул ее. Тоф взвизгнула, оперлась ладонью о вспучившуюся землю и полетела обратно. Плечо тут же заныло от удара, Ли ойкнул, и настала его очередь падать и толкаться. Тоф расхохоталась, готовая к контратаке, и они больно стукнулись плечами, хором застонали и повалились спинами на траву.

— Прости, — Тоф пихнула его локтем, и Ли зашипел и ущипнул ее за предплечье, — за то, что назвал тебя…

Он осекся, и Тоф громко фыркнула, потянулась и шлепнула его ладонью по лбу. Там, где должны были начинаться волосы, кожа была гладко выбрита, а на самой макушке возвышался куцый хвостик. На стягивающей его ленте позвякивал крохотный, размером с горошину колокольчик.

— Ты назвал меня слепой, — Тоф стукнула пяткой о землю, и ворочающийся в норе жук провалился в глубокую дыру, — я и есть слепая.

Тоф щелкнула ногтем по колокольчику, присвистнула, вторя звуку, и запуталась пальцами в чужих волосах. Ли как будто и не был против, надолго замолчал, позволяя ей играться, и выдохнул только когда Тоф дернула чересчур сильно.

— Это обещание, — Тоф раскрыла рот, и он шлепнул ее по руке, — прическа, а не колокольчик. Я поклялся сделать кое-что, и не обрежу волосы, пока не исполню клятву.

Тоф пожевала губы, еще раз шлепнула Ли по лбу и вздрогнула. В нижней части лба, на месте левой брови и до самого уха кожа была горячей и сухой, сморщенной и, кажется, очень тонкой. Ли дернулся и зашипел, Тоф отдернула руку, прижала ее к груди и протяжно выдохнула:

— Прости.

Ли перекатился на бок, ловко поднялся и остановился. Тоф вскинула брови, зачем-то протянула руку, и он поймал ее ладонь, дернул на себя, помогая подняться, и поспешно отступил, быстрым шагом направился в сторону леса. Колокольчик на стягивающей волосы ленте звякнул несколько раз — возможно Ли оборачивался.

— Дура, — бросил он беззлобно, когда отошел достаточно далеко.

Тоф расхохоталась, топнула ногой, и Ли споткнулся, но не упал, переступил с ноги на ногу и выругался.

— Идиот! — закричала Тоф ему в спину.

* * *

— Тоф, — отец вырос перед ней, стоило Тоф переступить порог собственной комнаты, — иди за мной.

Длинное многослойное, наверняка очень красивое платье зашуршало по полу, Тоф наступила на подол изящной туфелькой и неслышно выругалась. Надев туфли, она будто враз ослепла и оглохла, растеряла всю сноровку и сделалась самой обыкновенной слепой девчонкой. Темнота перед глазами колыхнулась и захохотала, и Тоф выругалась снова, незаметно скинула туфли и скрыла босые ступни за длинным подолом.

Отец привел ее в гостиную, усадил на подушку и отошел, занимая свое место рядом с матерью на невысоком подиуме. Дверь за ее спиной захлопнулась, будто отрезая все выходы разом, волна дрожи от нехорошего предчувствия пробежала по коже. Отец и мать молчали, сидели на своих местах и будто чего-то ждали. Наконец раздвижная дверь зашелестела, отворилась и тут же закрылась снова, успев впустить в помещение незнакомца.

— Тоф, — отец заговорил негромко, но звучно, — мы уже не раз обсуждали твое поведение. Мы с твоей матерью любим и беспокоимся о тебе и считаем твои, кхм, — мама зашелестела платьем, и Тоф догадалась, что она дернула отца за рукав, — выходки недопустимыми. Покидая безопасный дом, ты можешь пораниться, потеряться. Тебя могут украсть бандиты.

Незнакомец, не обращая внимания на речь, прошагал внутрь и замер, будто его никогда здесь и не было. Тоф вздрогнула и прислушалась: он дышал едва слышно, не двигался вовсе, казался неживым и ненастоящим. Он по-прежнему стоял на полу, но Тоф запросто могла перепутать его с вазой иди тумбочкой, если бы не помнила, как секунду назад он тяжело прошагал мимо.

— Мы любим и беспокоимся о тебе, — повторила мама мягко и нарочито ласково, — поэтому теперь Ли будет присматривать за тобой.

В Царстве Земли полно Ли, вспомнила свои слова Тоф, но двоих для нее одной было уже, пожалуй, слишком много. Этот Ли шагал тяжело и грузно, становился будто камнем, когда не двигался, дышал тихо и вовсе не разговаривал. Этот Ли Тоф совершенно не нравился.

Тоф распахнула глаза, поморщилась от яркого света. Над головой было чистое голубое небо без единого облачка, под ногами — нагретый на солнце асфальт. Кто-то окрикнул ее, дернул за руку, и она побежала следом за рванувшей ее девушкой.

Мимо проносились дышащие выхлопными газами машины, мелькнули кованые ворота, облепленные цветастыми людьми, оборвалась череда редких деревьев, но у Тоф не было времени разглядывать. Они свернули за угол и остановились, потные и запыхавшиеся. Яркое солнце ощутимо грело макушку.

— Ты сумасшедшая! — это был ее собственный голос. — Я чуть не умерла!

Она стояла, уперевшись ладонями в бедра, тяжело дышала и глядела на короткую прямую юбку сквозь свисающую перед лицом длинную рваную челку. Девчонка, что тащила ее за руку, расхохоталась, хлопнула ее по плечу, и Тоф в ответ врезала ей увесистой сумкой.

— Да ну! — воскликнула девчонка. — Ты бы умерла, если бы встретилась с ним взглядом, а от небольшой пробежки только крепче станешь!

Тоф отчего-то подумалось, что здесь должно было быть чье-то имя. Возможно ее собственное, а может быть и чужое, но очень-очень важное. Они стояли, скрытые угловатой стеной основного корпуса, откуда могли видеть проходящих от ворот ко входу студентов, крикливая девчонка — очевидно ее подруга — выглядывала из-за угла и что-то бормотала себе под нос. Тоф задрала голову к небу, сощурилась и выплюнула попавшие в рот волосы. Далеко вверху, оставляя за собой длинную пушистую полосу, летела крохотная точка самолета.

— Вот уж как-нибудь пережила бы, — буркнула она, глядя на часы и поправляя юбку рукой с зажатой в ней сумкой, — а теперь мы опаздываем на литературу.

— Да ну-у-у, ты обиделась! — снова захохотала подруга.

Тоф вглядывалась в ее лицо, но никак не могла рассмотреть черты. Она тоже выглянула из-за угла, фыркнула, потому что не заметила никого знакомого, схватила девчонку за руку и потащила в сторону входа в университет. Она на мгновение запнулась, заметив переливающуюся гладь огромного, отделенного от них кованым забором пруда, моргнула и мотнула головой, возобновляя путь. Первая пара должна была вот-вот начаться, а им еще предстояло подняться на третий этаж и перейти в смежный корпус.

— Ты мне лучше скажи, ты посмотрела? — вновь заговорила подруга, когда они показывали студенческие охраннику. — Повелителя стихий посмотрела?

Тоф оглянулась на нее через плечо, заметила раскрывающий двери лифт и рванулась к нему.

— Повелитель стихий — убожество, недостойное называться кино, — процитировала она один из отзывов, когда подруга нажала на кнопку четвертого этажа.

Лифт звякнул, выпуская их из узкого нутра, и они направились по лестнице вниз в переход в другой корпус. Солнце светило даже сквозь матовые стекла, и оттого переход превращался в волшебный туннель, связывающий старое здание с новым.

— Ага, то есть Аватара ты посмотрела? — подруга толкнула ее в плечо, щелкнула ногтем по листку большого цветка.

— Конечно, очень красивый фильм, — серьезно кивнула Тоф.

Они поднимались по лестнице, хватаясь за перила, и постоянно останавливались, потому что подруга хватала ее за руки. Тоф закатила глаза, толкнула подругу под ребра, когда на них шикнули стоящие возле деканата преподаватели, и ускорила темп.

— Колись-колись, кто тебе там больше всех понравился? — подруга забросила руку ей на плечо. — Мне вот милашка Аанг больше всех зашел, такая кавайка, скажи? О, или тебе нравятся парни типа Зуко? Злодей, оказавшийся хорошим парнем — это так романтично!

Тоф вздохнула, дернула подругу за рукав так, что та едва не свалилась на закрытый стеклом непонятный аппарат.

— Женщина, тебе сколько лет, что ты до сих пор по нарисованным мальчикам тащишься, а? — Тоф понизила голос, вытянула шею, вглядываясь в сторону нужной аудитории. — Пошли, пара началась десять минут назад, повезло, если этот козел еще не закрыл дверь.

Им повезло, преподаватель еще не успел запереть дверь на ключ, так что они под его неодобрительный взгляд и ядовитое бурчание заняли самые отвратительные на свете места — первую парту. Тоф вздохнула и подумала, что ей хотя бы не придется выслушивать рассказы о фанфиках, которые подруга успела прочесть.

* * *

— Я просто сделаю вид, что тебя нет, — пропела себе под нос Тоф на манер детской песенки, — я маленькая слепая девочка, если я тебя не вижу, значит тебя нет.

Под ногами похрустывала мерзлая, покрытая утренним инеем трава, морозец щипал щеки, прокатывался по незащищенному одеждой телу покалыванием, забирался под волосы, там как будто свивал гнездо и сидел до самого возвращения домой. Зима в этом году все затягивалась, никак не кончалась и не желала уступать место теплой влажной весне. Тоф, честно говоря, так устала от осенней сырости и постоянных глушащих дождей, что согласилась бы еще на парочку таких зим.

— И вообще я с тобой даже поговорить не могу, а раз не могу — значит ну и хрен с тобой, — Тоф топнула пяткой, сбила с лужи тонкую корочку льда, — и вообще хочу лето, чтобы было тепло и сухо.

Ли плелся за ней по пятам молча, топтал землю так, что Тоф чувствовала его шаги даже сквозь лед и влагу. Ли молчал, потому что молчал всегда, и Тоф решила, что он наверняка немой. Либо глухонемой, так что даже говорить с ним вслух было бесполезно. Он был высоким и крупным, обычно ходил грузно, будто специально хотел, чтобы его заметили. Иногда, когда Тоф переставала невольно следить за ним, Ли будто исчезал, растворялся в воздухе, так что от него не оставалось ни вибрирующих шагов, ни ровного дыхания. Ли умел застыть, слиться с окружающей средой настолько, что угадать его можно было только по неосторожному вдоху. Впрочем, Ли неосторожен никогда не был.

Тоф часто сравнивала его с другим Ли, который (она честно-пречестно этого не запомнила!) на самом деле был принцем народа Огня Зуко. Она однажды даже пыталась выспросить учителей об огненных людях, но никто не захотел ей говорить. Магов Огня ненавидели, считали причиной всех бед и несчастий и винили во множестве множеств грехов. Тоф, успевшая познакомиться уже с тремя представителями этой расы, составила себе несколько другое мнение. Впрочем, только по троим она не могла судить всех тех, кто развязал войну, убивал людей. Тоф все еще ненавидела тех, кто убил Фана, но где-то в глубине души считала безымянного Айро, его сына Лу и племянника Ли-Зуко друзьями.

— И вообще, — буркнула Тоф себе под нос, — я хочу гулять. Мне скучно.

Ли тут же схватил ее за плечо. Тоф дернулась, не успев почувствовать его движения, шикнула, выдирая из будто стальных пальцев ткань платья, и топнула ногой, складывая на груди руки. Ли делал так уже несколько раз, реагировал только на ее слова о прогулке или побеге, и каждый раз Тоф устраивала ему камерный скандал. Такой, чтобы отец или кто-то еще ни в коем случае не услышали. И Тоф было плевать, мог Ли слышать или говорить, она выплескивала накопившиеся гнев и обиду.

— Вот опять! — рыкнула она, цепко отслеживая, не приближается ли кто ненароком. — Сколько ты еще будешь останавливать меня? Ходишь по пятам, словно собачка на привязи, молчишь в тряпочку и только на нервы действуешь! Зачем ты вообще мне нужен?

Ли промычал что-то нечленораздельное, протянул руку, но коснуться ее не посмел. Тоф вздохнула, выравнивая дыхание, топнула пяткой и швырнула жесткий от холода камень в раздражителя.

— Охранять меня? — зашипела она, понизив голос. — Оберегать от опасностей? Да я сама — опасность, и не смотри на то, что калечная! Ты только бесишь меня, сковываешь, потакая родителям! Я достаточно сильная, чтобы за себя постоять, ясно? Ни в чьей опеке не нуждаюсь!

Тоф сложила руки на груди и громко фыркнула, выпуская пар. Ли ожидаемо молчал, не издавал ни единого звука и не двигался, будто превратился в каменную статую. Тоф рыкнула:

— Ну и стой здесь, а я пойду гулять, куда хочу!

Она успела пройти всего несколько шагов, когда Ли схватил ее за руку, останавливая. Тоф хотела было возмутиться, но огромная мозолистая ладонь заткнула ей рот. Другая рука оторвала ее от земли.

Тоф вдруг почувствовала себя совершенно беспомощной. Не ощущая земли под ногами, она почти не слышала вибраций, а значит не могла видеть. Тьма накатила, громко хохоча, и Тоф сжалась, прикусила язык и дернулась от неожиданности. Ли поставил ее на ноги.

Там, куда она собиралась идти, там, где располагался один из ее потайных ходов, как раз проходили служанки. Тоф втянула носом воздух, прислушалась — служанки обсуждали бедную молодую госпожу, то есть ее, Тоф, которую с таким дефектом едва ли кто-нибудь возьмет замуж. К горлу подступил горький комок.

Теплая большая ладонь легла на макушку, стремительно выдернула, вернула на законное место. Тоф вздохнула, тряхнула головой, сбрасывая руку, шаркнула ногой. Они были неподалеку от выхода на улицу, петляющую и ведущую в широкой центральной окольными путями. Здесь почти всегда было малолюдно, так что некому было обратить внимание на слепую девчонку и немого великана.

— Так ты правда, что ли, немой? — неожиданно для себя хныкнула Тоф.

Комок злости и обиды клубился в горле, так что слова получались колючими и сбивчивыми. Ли осторожно взял ее руку, нарисовал на ладони «да» и в дополнение кивнул так, что Тоф почти почувствовала прилетевший ей в лоб шлепок воздуха. Она выдернула руку, отерла ладонь о платье, шмыгнула носом. Они иногда делал так с Фаном. Брат рисовал буквы на ее руках, а Тоф должна была угадать, что именно он хотел сказать. В глазах защипало.

— Не смей так делать, — она хотела сказать это грозно, но снова шмыгнула носом.

Ли в ответ неопределенно промычал.

Тоф уверенно зашагала по улочке, обходя выставленные у домов кувшины, стулья и тачки. Ли громко шел следом. Земля под ногами была жесткая и холодная, пропитанная сыростью поздней зимы и как будто ломкая, такая, что, казалось, наступишь — и тут же провалишься. Народу почти не было; большинство жителей в это время собирались на широкой главной улице на базаре и в лавках, занимали крошечные магазинчики на первых этажах низеньких построек и кричали так громко, что порой закладывало уши.

Перед самым выходом на оживленную улицу Ли остановился. Тоф замерла не сразу, удивленно обернулась, когда поняла, что молчаливый охранник больше не идет следом. Шум и громкие голоса глушили звуки, смешивали их в неразборчивую какофонию похуже проливного дождя, и Тоф поморщилась, шагнула назад и шлепнула Ли по предплечью.

— Ну и долго тебя ждать? — насмешливо рыкнула она.

Ли неопределенно промычал, но с места не сдвинулся. Тоф встряхнулась, растрепала волосы обеими руками и тут же пригладила их, скрывая глаза длинной челкой. В одном шаге от нее бушевала жизнь, яркая и настоящая, и Тоф не собиралась терять шанс прикоснуться к ней из-за трусливого охранника, но в то же время ей было стыдно и чуточку страшно идти одной. Тоф зарычала и опустилась на корточки, ударила кулаком по мягкой от ботинок прохожих земле и увернулась от шлепнувшегося рядом клубка грязи. В городе было ощутимо теплее; даже несмотря на близкое расположение резиденции ее семьи, дома Тоф постоянно мерзла, а теперь ей казалось, будто по телу разливается приятное тепло.

— У-у-у, ладно! — она подпрыгнула, шлепнула Ли ладонью по груди. — Я пойду немного прогуляюсь, не дальше вон того магазина, где толпа народу. Так, чтобы ты меня видел, идет?

Ли кивнул, Тоф почувствовала это по обдавшему лоб порыву воздуха. Она коротко рассмеялась, чувствуя себя неожиданно счастливой, шаркнула ногой, сбросила туфли и расслабилась. Она привыкла ходить босиком, но земля все еще была слишком холодная, колюче отталкивала и будто бы брыкалась. Тоф натягивала легкие туфельки без каблуков и привыкала слышать, а не чувствовать. Скрывать босые ноги под длинным платьем было удобно, но Тоф пользовалась этим нечасто, а потому постоянно путалась в подоле и спотыкалась.

На самом деле Тоф даже себе не могла нормально сказать, зачем постоянно таскается в город. Друзей у нее никогда не было, поглазеть на товары на рынке она тоже не могла, к тому же люди, заметив ее слепоту, постоянно пытались помочь и демонстрировали раздражающую лицемерную жалость. Тоф прекрасно слышала, как, стоило ей отойти на несколько шагов, они начинали обсуждать ее, причитать или смеяться.

Впрочем, наверное, ей нравилось находиться среди людей. Слышать новые голоса, чувствовать дрожание земли от множества разных грузных, легких, быстрых и шаркающих, шагов чувствовать себя частью огромного мира, а не запертой в аквариуме рыбкой, обреченной всю свою короткую бесполезную жизнь плавать по кругу.

Расхаживая по улицам, Тоф чувствовала себя обычной, забывала о слепоте, слушала чужие разговоры и с легкостью могла вообразить себя на месте этих людей. Тоф часто думала о том, чтобы сбежать из дома, но ей было слишком страшно. Она знала, что достаточно сильная, но она все еще была ребенком и в глубине души осознавала собственную слабость. К тому же, несмотря на все разногласия, Тоф любила и уважала родителей и потому не могла себе позволить так просто оставить их.

— …о дочери семьи Бейфонг? — Тоф дернулась, услышав вдалеке собственное имя. — Думаешь, что-то из этого правда?

Это был далеко не первый раз, когда Тоф обсуждали на улицах, но обычно она старалась поскорее скрыться, чтобы не слушать. Но в переулке стоял Ли, и она чувствовала, что с ее возвращением прогулка закончится. Уходить не хотелось, подавать вид, что что-то не так — тоже, так что Тоф выбрала единственный вариант. Продолжала идти, делая вид, будто не слышит.

— Слухи на пустом месте не появляются, — голоса обсуждающих казались карканьем воронов, — я слышала, она страшно уродлива, оттого и ее родители из дома и не выпускают.

— Да нет же! Говорят, она такая избалованная, что с ней даже поговорить невозможно.

Послышался смех, едкий и пробирающий до костей. Тоф ускорила шаг, принялась прислушиваться к земле, старательно обходя многочисленных прохожих.

— Мои отец и брат бывали в доме Бейфонг. Брат видел эту девочку издалека, вполне обычная, вот только, — женщина понизила голос, — глаза белые-белые, точно как у привидения.

Женщины зашептались, некоторые из них захихикали, другие принялись причитать. Тоф дошла до означенной лавки, протиснулась через людскую толпу, с размаху наступила кому-то на ногу. Гневный монолог на несколько минут заглушил разговоры женщин, Тоф успела выставить нескольким крикунам подножки, запулить еще одному камнем в плечо и тем самым начать драку.

— Не неси чепуху! — хохот резанул по ушам, когда она выбралась из разгорающейся заварушки. — Вот погоди, пройдет несколько лет, и за денежками семьи Бейфонг очередь выстроится! Ты говоришь, замуж не возьмут, да у нее женихов будет — на деревню наберется!

— А ведь верно! А потом и несчастный случай с бедняжкой случится!

— И уродливой жены нет, и денег полные карманы!

Женщины снова захохотали, на этот раз стройным хором. Тоф почувствовала, как растекается на лице краска. Захотелось врезать им, показать, что она не такая слабачка-уродина, как они думают, и уж тем более не выйдет замуж за первого попавшегося. Да вообще замуж не выйдет!

Тоф сжала кулаки, сделала глубокий вдох. Нельзя было срываться, нельзя поддаваться чувствам, нельзя быть такой, как они думают. Нельзя реагировать на чужие слова. Тоф знала это, хотя никто ее не учил. В ушах шумело как во время проливного дождя, кончики пальцев покалывало, и Тоф, кажется, чувствовала, как откликалась на ее немой крик холодная земля. Тоф вздохнула снова, прикусила губу.

— А этот их новый охранник. Брат видел его тоже, и уж вот где настоящий страх!

Тоф замерла, привалилась боком к ближайшей стене. Хозяйка лавки что-то крикнула ей, но она не услышала.

— Тише, дура! Он ведь был на войне, там эти раны получил.

— Хочешь сказать, это ему на войне язык отрезали и лицо исполосовали?

У Тоф самой язык вдруг провалился куда-то в горло. Земля под ногами взбурлила и колыхнулась.

— Айна говорит, это его родной отец так, а войной он просто прикрывается. Ну да, кумушки, будет вам языками трепать, того и глядишь у самих поотваливаются.

— Правды нам все равно не узнать.

— Да нужна вам правда, только гоготать и можете! Отошли от моей лавки, коли покупать ничего не собираетесь!

Тоф знала, что отсюда Ли видел ее, но едва ли мог слышать бабьи разговоры. Тоф знала, что нужно пройти мимо, уйти подальше и там дать волю чувствам, но предательские слезы уже катились по щекам, заливались в рот и за шиворот, и Тоф никак не могла сглотнуть тугой, вставший в горле комок. Было неожиданно больно и страшно, а еще очень-очень, просто-таки до одури обидно. И Тоф вовсе не знала, что теперь с этими чувствами делать.

В ушах шумело, колени подкашивались, звуки хлынули, накрыли огромной волной. Прибили, растерзали в клочья. В голове продолжали вертеться услышанные слова о собственной уродливости, о Ли. Тоф не нравился Ли, потому что он ограничивал ее, нависал над головой нерушимой стеной, но он не был настолько плохим, чтобы кто-то смел так о нем говорить.

Кровь билась в висках, толчками вытекала из растерзанной губы, и Тоф глотала ее, глотала жадно, будто мучимый жаждой путник посреди пустыни. Тоф не вздрогнула, когда со стороны болтающих женщин послышались крики и грохот ломающегося дерева. Тоф не вздрогнула, поднялась на ноги, осторожно отряхнулась и вздернула подбородок. Никто не обращал на нее внимания, и она могла спокойно дойти до переулка и ожидающего там Ли, чтобы только после этого устало рухнуть на колени и расхохотаться:

— Я больше не пойду в город, можешь не беспокоиться.

* * *

После того случая Тоф стала прислушиваться, бродить по коридорам поместья, прятаться в пустых комнатах и слушать. Служанки, повара и охранники говорили много, особенно когда думали, что их никто не слышит. Тоф слышала, запоминала и возводила вокруг себя стену кирпичик за кирпичиком. Тоф убегала прочь от Ли, училась исчезать и прятаться, не общалась ни с кем, кроме безжизненной, мерзлой земли. Морозы не спадали, будто назло только усиливались, так что даже выходить на улицу было некомфортно. Холод щипал щеки, путался в волосах и забирался под многослойное длинное платье. Холоду было плевать на стены, отрешенность и увечья, холод лизал ступни, связывал одеревеневшие пальцы. Тоф сбегала, пряталась и училась слушать, но не слышать.

Еще этот странный сон, который снился ей уже несколько раз и который Тоф никак не могла запомнить. Во сне она захлебывалась красками, дышала свежим воздухом и смотрела, как небо отражается в мерцающей глади пруда. Во сне Тоф видела, совершенно точно не была слепой, но кроме этого она не могла вспомнить никаких деталей. Сон казался Тоф очень важным, чем-то сокровенным, наполненным мечтами и жизнью. Чем-то, кардинально отличающимся от того, что у нее имелось сейчас.

Тоф не общалась с родителями, перестала приставать к таскающемуся за ней Ли, витала в своих мыслях и отвечала односложно только когда спрашивали. Тоф возводила стену, отделяла себя от всего мира, потому что мир никогда не мог понять ее чувств.

Тоф продолжала бегать в город ночью, когда все в доме спали, а в животе завязывался колючий узел, ввязывалась в драки и побеждала. Потому что Тоф была достаточно сильной, достаточно взрослой. Тоф была достаточно трусихой, чтобы колотить первого попавшегося, молчать и делать вид, что друзья ей ни капельки не нужны. Тоф было едва двенадцать, и она была достаточно ребенком, чтобы плакать в подушку и больше ни у кого не спрашивать, какого цвета небо сегодня.

Сегодня за ужином было тихо. Стучали приборы, скрипели стулья, шелестело дыхание и раздавались шаги меняющих блюда слуг, но никто не издавал ни единого слова. Тоф постукивала пальцами по столу, ловила вибрации и накалывала на вилку раскатывающиеся по тарелке овощи. Ее не волновали ни тяжелое дыхание отца, ни тихие вздохи матери, ни слова шепчущихся за дверью слуг. Мастер Ю, ее учитель, сегодня тоже трапезничал с ними, но он отнюдь не замечал, к каким хитростям прибегает Тоф, слепая и глупая, еще ни разу не промазавшая вилкой мимо картофелины.

Ли стоял за стеной, Тоф слышала его шумное дыхание, то и дело перекрывающее шепотки служанок. Оно действовало на нервы, и она никак не могла сосредоточиться, чтобы не промазать ладонью мимо стакана. Обычно ее столовые приборы и посуду ставили на определенное, строго выверенное до миллиметра место, но в этот раз стакан оказался чуть сдвинут, а Тоф слишком рассеяна. Тонкое стекло упало на бок, зазвенело, стукнувшись о стол, и вода выплеснулась наружу, растеклась по гладкой скатерти.

Никто не шелохнулся и не сказал ни слова. Мама только вздохнула и махнула рукой, и служанка тут же заменила стакан на новый и протерла не успевшую вымокнуть скатерть. Тоф опустила руку на колени и смахнула упавшие на юбку капли, опустила голову, привычно скрывая глаза челкой, и замерла безмолвной статуей. Без разрешения отца покидать стол при гостях было недопустимо, а спрашивать она не собиралась.

— Как успехи нашей Тоф в освоении магии земли? — нарушила совсем не тихую тишину мама.

Ее голос звучал глухо, потому что она прикрыла рот рукавом. Тоф поджала губы и спрятала под столом вторую руку. Мастер Ю набрал воздуха в легкие, чтобы как всегда разлиться соловьем, и Тоф мысленно приказала ему заткнуться. Медитации и дыхательные тренировки — вот и все, что он ей давал, не позволяя даже притронуться к земле голыми руками.

— О, госпожа, у вашей дочери настоящий талант, — горделиво надулся мастер Ю, — еще немного, и мы сможем перейти на новый уровень.

Тоф захотелось плеваться. Новый стакан с водой вибрировал под пальцами, мама шумно вздохнула и хлопнула в ладоши, а отец якобы одобрительно хмыкнул. Никто даже не подумал похвалить ее лично.

— Тоф с самого детства мечтала освоить магию, — кивнул, зашелестев многослойным одеянием, отец, — отрадно видеть, как сбываются мечты.

Кукла на ниточках — вот кто для них Тоф. Неполноценный ребенок, о котором необходимо заботиться до конца его жизни. Тоф было уже двенадцать лет, двенадцать лет она жила в теле слепого мага земли, и с такими родителями, всячески выделяющими ее неполноценность, смириться с этим было попросту невозможно.

Новый стакан тоже покачнулся и шлепнулся боком на скатерть. Вода растеклась и тут же промочила платье на груди и животе, закапала на колени, пропитывая и утяжеляя ткань. Все разговоры тут же смолкли, все взгляды устремились к ней. Тоф не видела, но чувствовала образующиеся в ней дыры с обожженными краями и почему-то хотела смеяться.

— Тоф, — отец не поднялся и даже не отложил приборов, — с тобой все в порядке?

Тоф скупо мотнула головой, и со стороны матери раздался разочарованный вздох. Мастер Ю благоразумно молчал, но Тоф буквально кожей ощущала его ядовитый взгляд.

— Прошу простить мою неуклюжесть, — Тоф склонила голову ниже, стиснула пальцами мокрое платье, — тренировка сегодня была изнуряющая, я, должно быть, слишком устала.

Она злорадно улыбнулась, ощущая подскочивший пульс мастера Ю. Мокрая ткань неприятно липла к телу, и теперь она просто не могла остаться за столом. Ножки отодвигаемого стула скрипнули по полу, звякнули от вибрации лежащие на тарелке приборы.

— В таком случае иди и отдохни, — голос отца самую капельку смягчился, — спокойной ночи, дорогая.

Тоф улыбнулась, складывая руки так, как ее учили. Учителям этикета, лишенным возможности просто показывать ей, приходилось выкручиваться и ставить в ее в нужное положение будто куколку на шарнирах.

— Спокойной ночи, отец, матушка, — Тоф понизила голос до усталого шепота, — до свидания, мастер Ю.

Стоило ей выйти за дверь — разговоры возобновились. Они и не думали даже понижать голос, разговаривали о том, насколько на самом деле Тоф маленькая и неумелая, и как искусно мастер Ю не позволяет ей освоить даже начальные ступени. Мама все время вздыхала, как все это опасно, отец искренне гордился своим якобы пониманием, а мастер Ю потирал руки в ожидании очередного гонорара. Люди в своих жадности и неумении смотреть по сторонам и слушать совершенно не менялись.

Ли, стоявший каменной статуей за дверью, бесшумно двинулся за ней. Тоф, обутая в страшно неудобные туфельки, чувствовала его шаги даже сквозь подошвы. В таком положении она чувствовала себя скованной, будто и в самом деле слепой и глупой, и оттого гулкая улыбка расползалась на ее лице. В редкие моменты Тоф представляла из себя идеальную леди, шагала коротко и невесомо по ровной, будто выверенной по линейке линии, улыбалась кротко и мягко, прятала ладони в рукавах и не прятала глаз. Единственным ее развлечением тогда было ловить сбившиеся дыхание и шаг, ощущать повисшую в воздухе неловкость и внутренне хохотать, топая босыми ногами.

Тоф привыкла к этому образу, он въелся под кожу, вмуровался в самые мысли, и ей даже чуточку нравилось. Люди никогда не ожидали увидеть ее недуг, глубокую трещину на идеальной фарфоровой кукле, и никогда не знали, что с этим делать. Многие пытались говорить с ней о погоде и о цветах, но Тоф с неизменной мягкой улыбкой обрывала их, склоняла голову набок и будто бы случайно бросала, что ничего из этого не видит. В доме семьи Бейфонг всегда было много людей: старых друзей, торговцев и портных, слуг и стражников. Часто гости прибывали с семьями, часто — с молодыми сыновьями. В городе знали, что в этом доме живет юная леди, и никого в самом деле не смущали ни ее мифический страшный недуг, ни распространившийся слухами ужасный характер.

Тоф, конечно, знала каждую сплетню, но теперь не реагировала так ярко на уродливый, поселившийся в умах горожан образ. Тоф искренне считала, что выросла достаточно, чтобы слушать и пропускать мимо ушей. И конечно всех волновали деньги. Единственная наследница богатой семьи со страшным недугом, и при таком раскладе этот недуг становился преимуществом, а не недостатком. Во-первых, глупая уверенность, что уродливую девчонку никто не возьмет замуж, и во-вторых, не менее глупое убеждение, что непременно слабое здоровье не позволит дурочке прожить долго. Все, как и говорили когда-то горожанки-сплетницы: перед воротами поместья выстраивались едва ли не очереди из желающих заполучить богатство Бейфонг несмотря даже на то, что Тоф едва исполнилось двенадцать лет.

Но больше всего Тоф нравилось переодеваться мальчишкой и сбегать в город. Она научилась мазаться грязью так, чтобы никто в жизни не признал в ней дочку знатного дома, и этот процесс на самом деле был едва ли не самым веселым из всего побега. Тоф не была уверена, знал ли обо всем Ли, но он в любом случае не подавал виду и иногда даже прикрывал ее, не позволяя никому войти в ее комнату.

Хотя все-таки, если уж признаваться честно, любимым занятием у Тоф были драки. Проводимый ежегодно подпольный Турнир магов земли она посещала охотно, но ее сила быстро наскучила зрителям, и в этот раз Ксин Фу, руководитель всей этой шарашкиной конторы, пообещал выставить ее только на финальный поединок. Было немножко обидно, но даже так — гораздо лучше, чем постоянно сидеть дома и играть в куколку. Зрителей не волновало, что шоу по большей части постановочное, а участники знали друг друга и некоторые даже были близкими друзьями, они требовали хлеба и зрелищ, и Ксин Фу за скромную плату радостно давал им последнее. Каждый из участников представления получал свою выгоду, так что прибыльное мероприятие в этом году должно было состояться уже в шестой раз. Тоф собиралась победить, потому что у нее кулаки чесались от скуки и широкая улыбка сама собой наползала на лицо от предвкушения.

* * *

Вплетенный в волосы колокольчик мелодично звякнул. Разумеется, это был не тот самый колокольчик, который раздражающе звенел с каждым шагом не-того-Ли, но Тоф соврала бы, заявив, что он нисколько ей о нем не напоминает. Этот колокольчик был совсем крохотный, звенел едва уловимо, и ей нравилось ловить кожей исходящие от него вибрации. Тоф получила его как трофей в какой-то уличной драке и теперь цепляла на себя каждый раз, когда выползала из образа девочки-куколки. Не то чтобы он приносил удачу или что-то вроде, на самом деле Тоф просто нравилось думать, что не она одна занимается подобной ерундой. А еще, что в унисон с ее колокольчиком где-то далеко звучит еще один.

Она не могла назвать того Ли другом в полной мере, но он был первым ребенком более-менее ее возраста, с которым она нормально разговаривала. И Тоф, честно говоря, было плевать, был ли он каким-то там принцем вражеской страны или нет, потому что ее собственные чувства волновали ее гораздо больше. Нет, она нисколько не стала любить магов огня только потому что Ли такой замечательный (потому что он не замечательный вовсе), Тоф помнила, что именно маги огня убили ее брата, но ведь это была война, где люди просто-напросто исполняли приказы. Кто-то с другой стороны остался жив, потому что Фан умер, но Тоф не испытывала по этому поводу ни злобы, ни жалости. Так всегда бывает — кто-то умирает, а кто-то живет — и едва ли она могла бы как-то это изменить. К тому же безымянный Айро ведь обещал, что Лу передаст Фану привет. А уж здесь оставшаяся в одиночестве Тоф справится как-нибудь сама.

Гул вокруг стоял страшный. Камни взлетали, падали и взрывались, лицо обдавало ветром и мелкой крошкой, пол под ногами вибрировал и как будто подпрыгивал, разместившиеся на каменных ступенях зрители отсаживались все дальше, и только кучка каких-то слабоумных продолжала сидеть на первом ряду. Ксин Фу алчно потирал руки, потрясал мешочком с самоцветами, который собирался якобы вручить тому, кто сможет одолеть Тоф. Никто, конечно, не сможет, свистело в его голове, и Тоф почти чувствовала его липкие звенящие золотом мысли. Уже скоро была ее очередь драться, и она никак не могла побороть расплывающийся широкой улыбкой на лице азарт.

Наверное, ее драка с Глыбой — единственное настоящее состязание во всем этом фарсе. Тоф однажды присутствовала на репетиции боев, и все это скорее напоминало представление в цирке, чем настоящие драки. Глыба был силен, сильнее всех остальных магов-актеров, но даже он не мог хоть капельку сравниться с Тоф. Глыба не умел слушать, полагался только на зрение и грубую силу и использовал землю как бездушный инструмент. С ним было чуточку весело, потому что вариантов у Тоф все равно не было, но ей очень хотелось когда-нибудь встретить кого-то достойного. В конце концов ей было всего двенадцать, и она была запертой в клетке с широкими прутьями куколкой, чей мир заканчивался домом и самую малость ближайшим городом.

Ксин Фу создал для Тоф образ этакой девочки-пацанки, хотя все все равно называли ее бандитом — а вовсе не бандиткой. Одним из развлечений Тоф было подслушивать разговоры через несколько дней после очередного турнира. Народ яростно спорил, кто же такой Слепой бандит и какого он на самом деле пола. У Тоф был достаточно писклявый голос, но она сама по себе была маленькой, так что даже так вполне походила на мелкого мальчишку. К тому же они жили в глубоко патриархальном обществе, так что многие даже представить не могли, чтобы девочка с легкостью укладывала на лопатки здоровенных мужиков.

И все равно она победила Глыбу даже как-то слишком просто. Глыба слишком полагался на физическую силу, и Тоф на самом деле не собиралась когда-нибудь объяснять ему, что он делает не так. Он громко топал, шумно дышал и болтал сверх меры, так что Тоф даже не могла растянуть удовольствие от долгожданной драки. Он не попал по ней ни разочка и оказался выброшен за пределы ринга уже спустя минуту. Толпа на трибунах взревела, колокольчик в волосах весело звякнул, и Тоф хмыкнула, складывая на груди руки. Сейчас должно было начаться самое интересное — Ксин Фу приглашал всех желающих сразиться с ней, но едва ли, наверняка думал он, кто-то решится. Во-первых, потому что Слепой бандит — маленькая девочка, и во-вторых, потому что Слепой бандит — маленькая девочка. Кто захочет драться с тем, кому и победить и проиграть стыдно?

Колокольчик звякнул, тьма колыхнулась перед глазами, и какой-то ребенок с высоким голосом заявил, что хочет попробовать.

И все-таки, кто бы что ни говорил, Тоф была достаточно самоуверенной. Пусть она и не встречала никого достаточно сильного, пусть была заперта в своем черном мирке-клетке, Тоф совершенно искренне считала себя лучшей, самой способной и потрясающей, потому что так, как она, наверняка никто никогда бы не смог. А еще потому что иначе она могла попросту потонуть в собственных страданиях и ядовитых словах окружающих, но этот вариант отлетал прочь и разбивался в каменную крошку. Кто захочет считать себя никчемным, если достаточно сильный? И кто позволит считать себя никчемным, если достаточно сильный?

Взявшийся из ниоткуда ветер колыхнул стянутые в пучок волосы, растрепал болтающуюся перед лицом челку, и следом за ним Тоф ощутила тихие мягкие шаги, будто крошечные песчинки падали оземь. Странное чувство яростного азарта вспыхнуло в груди, и она прислушалась, напрягла все, что могла напрячь, вросла в землю почти ощутимо и широко улыбнулась. Это должно было быть нечто захватывающее.

Ребенок сделал несколько шагов и остановился. У него был высокий голос и щуплое телосложение, так что Тоф легко могла бы принять его за девчонку примерно ее возраста, но что-то внутри кричало, что это не так. От него веяло ветром и спокойствием, совершенно не свойственными магам земли, он шагал, едва касаясь ступнями пола, и Тоф приходилось прикладывать все силы просто чтобы слышать. Тоф с уверенностью могла сказать, что встречает такого человека впервые.

В груди закололо, мышцы непроизвольно напряглись, но он не делал ничего. Не нападал, не двигался с места, кажется, даже почти не дышал. Только легкий ласковый ветерок ударялся о колокольчик, и этот звон впервые отвратительно мешал. Тоф не могла его слышать, а значит и не могла видеть.

— Я не хочу с тобой драться, — он заговорил, и Тоф будто бы обдало порывом ветра, — я хочу поговорить с тобой.

В животе завязался яростный клубок, Тоф присела и рванулась, заставляя землю следовать за ее рукой, но ничего как будто не произошло. Ребенок исчез, вздыбившиеся камни врезались в пустоту. Звякнул колокольчик. Легкий, едва уловимый шаг всколыхнул почву, и Тоф хватило мгновения, чтобы заставить ее провалиться. Темнота перед глазами яростно хохотала и клубилась, Тоф чувствовала всех в этом помещении и еще на пару километров вперед, но не видела этого ребенка. Он будто исчез, слился с воздухом и стал невесомым, и Тоф тошнило от собственной беспомощности.

Воздух у щеки покачнулся, и она едва успела отскочить. Волосы обдало порывом сильного ветра, прическа рассыпалась и разлетелась, Тоф прижалась к земле обеими ладонями. Легкое мимолетное дыхание заглушал гул ничего не понимающей толпы, сдавленная ругань Ксин Фу отвлекала, и Тоф никак не могла сосредоточиться достаточно. Этот ребенок издавал меньше шума, чем скрывающийся Ли, Тоф едва ли слышала его дыхание. Он будто ходил по воздуху, вовсе не касаясь пола, а Тоф приросла к нему полностью и уж точно никак не могла посмотреть вверх.

— Эй! — крикнула Тоф, и вибрации ее голоса разлетелись по всей арене. — Ты не собираешься драться?!

Мир вокруг будто замер. Тоф отбросила все вне ринга, отрезала все посторонние шумы и вслушивалась только в собственное дыхание, вибрации под ногами и шелест пришедшего с ребенком ветра.

— Пожалуйста, давай просто поговорим, — его голос раздался у самого уха, будто он был ближе, чем ее колючая ярость.

Тоф рванулась, выбрасывая руку и огромную глыбу, а ребенок просто увернулся, будто перелетел с места на место, так легко и непринужденно. Тоф скрипнула зубами. Стало страшно непонятно отчего, так что кончики пальцев закололо, а на лбу выступила липкая испарина. Ребенок, будто издеваясь, снова исчез, и легкий ветерок тронул коротко звякнувший колокольчик.

— Прекрати валять дурака! — рявкнула Тоф, с силой ударяя землю.

Пол арены рассыпался крошками, брызнул в стороны острыми осколками. Тоф, оглохшая из-за накатившей ярости, ощутила ветер на щеке и ядовитый клубок в горле, взвизгнула и рухнула на землю под самые трибуны. Она не успела смягчить удар, стукнулась головой и рывком поднялась, едва выравнивая равновесие. Горло сдавливало, глаза пекло, а ребенок, будто лесная феечка, прыгал по ступеням и что-то говорил. Все произошло слишком быстро, чтобы Тоф могла до конца осознать, но она стояла у подножья арены, а этот ребенок был над ее головой, что могло означать только одно. Ксин Фу придется отдать этому ребенку деньги, и он будет очень на нее злиться.

* * *

В детстве Фан рассказывал Тоф сказки об Аватаре, единственном на свете человеке, способном владеть всеми стихиями сразу. Аватар был сутью, ключом мироздания, связывал между собой противоположные стихии и враждующих людей, но однажды он просто исчез без следа, не оставив после себя преемника. Разразилась война, и никто не смог помирить враждующие стороны, никто не смог остановить дерзнувших разрушить устои этого мира. Война, длящаяся уже сто лет, не видела завершения, и никто, кроме пропавшего Аватара, средоточия мира, не смог бы ее остановить.

Тоф, слушая эти рассказы, радостно смеялась, обещала, что однажды станет самой-самой сильной и остановит войну, чтобы никто больше не умирал. Тоф обещала Фану отыскать самого настоящего Аватара, и Фан верил ей, гладил по волосам и обещал в ответ никогда не оставлять ее одну.

Тоф фыркнула, сдула со щеки прядь, нервно поправила стягивающий челку обруч. Она не любила оставлять глаза открытыми, но сегодня ее прическу делала мама, так что Тоф приходилось мириться с неудобствами и ругаться только мысленно. На улице было тепло, но не жарко, удручающе скучно и очень-очень обидно. Шишка на голове побаливала, от обиды краснели уши, а громкое молчание Ли бесило до колючих мурашек на загривке. Тоф проиграла впервые в жизни, но теперь она достаточно успокоилась, чтобы подумать.

Тот ребенок точно не был магом земли, их Тоф знала как облупленных. У него были не те привычки, не те движения, не то, в конце концов, дыхание. Тот ребенок дышал ветром, а не стоял на земле, был невесомым и легким словно перышко. Маги земли врастали в землю, были твердыми и непоколебимыми, сами становились куском камня. Тот ребенок был гибким и тихим, шептался сейчас с другими детьми за стеной поместья, и у Тоф от этого пульсировала жилка на лбу.

Он оказался по эту сторону неожиданно, исчез там и появился здесь, за ним шлепнулся его приятель и ловко приземлилась еще одна девочка. Двое других Тоф не интересовали, она прислушивалась к танцующим по воздуху шагам, осторожно уходила из зоны видимости Ли и чувствовала себя преследующей добычу кошкой. В детстве Фан рассказывал ей о магах разных стихий и Аватаре, и Тоф очень хотелось посмотреть, на что способен один из этих ребят.

Земля, повинуясь сильному шагу, вздыбилась, подбросила незваных гостей в воздух, и они шлепнулись в ближайшие кусты. Впрочем, одному мальчишке кустов не хватило, он упал на живот, и Тоф почувствовала на нем чемпионский пояс. Ее чемпионский пояс. Взмах ладони отправил его за ворота, новый — спрятал выступивший из земли трамплин, будто его и не было. Тоф фыркнула, сдувая непослушные пряди, топнула, заставляя ребенка подняться, и сложила на груди руки.

— Сокка! — вскрикнула девчонка. — Эй, что ты с ним сделала?!

У нее был приятный мелодичный голос и плавные, текучие движения. Тоф склонила голову набок, выставила в ее сторону руку и топнула:

— Хочешь полететь за ним?

Земля под ее ногами набухла, выстроилась лестницей, и девчонка оказалась на самой первой ступеньке. Она громко презрительно фыркнула и уселась прямо там, где стояла. Легкий ребенок замахал руками, так что Тоф обдало порывом теплого воздуха.

— Подождите, подождите! — зачастил он. — Я всего лишь хотел… Один безумный король посоветовал мне искать мага, который слушает землю, чтобы он стал моим учителем, и я… в общем, пожалуйста, не могла бы ты…

— Не могла бы, — оборвала его потуги Тоф.

Она хмыкнула и отвернулась, опуская руку, и лестница под девчонкой исчезла. Снова сделалось обидно. Тоф почувствовала, как покраснели уши, и тряхнула головой, скрывая их выбившимися из прически прядями. В детстве Фан обещал никогда не оставлять ее одну, а Тоф обещала найти настоящего Аватара и остановить войну, но что ж, выходит, они оба солгали.

— Аанг имеет в виду, — сердито заговорила девчонка, — что он Аватар, а ты должна научить его магии земли, чтобы вместе мы могли победить Хозяина Огня.

Тоф усмехнулась, топнула ногой, и в стене образовалась дыра. Поблизости не было стражников, так что они могли уйти незамеченными, однако никто не двинулся с места. Девчонка яростно пыхтела, воздушный ребенок снова будто бы исчез. Аанг, поправилась Тоф, его зовут Аанг, и он — Аватар, но Тоф ни капельки ничего ему не должна.

— Уходите, — бросила она, — иначе я позову стражу.

Слезы ощущались жгучим жаром в глазах. Зачем-то вплетенный в волосы колокольчик мелодично позвякивал и ударялся о шею, густой ядовитый клубок сдавливал горло. Тоф никогда никого не винила в смерти Фана, но теперь ей отчего-то очень сильно захотелось обвинить во всем этого мальчика.

— Идем, Катара, — сказал Аватар, и в его голосе ветром сквозила обида.

Дыра в стене за их спинами захлопнулась, и Тоф шумно выдохнула, утирая лицо рукавом. Щеки оказались мокрыми, Тоф растирала кожу пальцами, пока не начало колоть, но тугой комок из горла никак не пропадал. Что-то будто лопнуло и оборвалось, земля под ногами провалилась, и она осталась висеть в черной, окутывающей холодом тьме.

— Они не мои друзья, — буркнула Тоф в ответ на ощутимый на кончиках пальцев немой укор Ли.

За ужином было шумно. Стучали приборы, двигались стулья, кто-то громко жевал, кто-то перешептывался, и все почему-то раздражающе, оглушительно громко разговаривали. Тоф поджимала губы и пальцы, склоняла голову все ниже, закрывая лицо волосами, и совсем не слушала замечания матери, приказывающей вести себя подобающе. Тарелок было слишком много, что-то постоянно двигалось, вибрируя под ладонями, каблуки стучали по полу, и стол едва уловимо покачивался из стороны в сторону.

Тоф уныло тыкала вилкой в стручки фасоли, давила желание зажать уши ладонями и пыталась сосредоточиться на размеренно дышащем за стенкой Ли. Незваные гости, переполошившие весь дом, заняли большую часть длинного стола, вели себя как невоспитанные свиньи и выводили из себя просто количеством производимого шума. Мастер Ю, зачем-то пришедший и сегодня, хотя следующее занятие у них было назначено только через три дня, оказался сидящим на месте Фана, и Тоф то и дело ловила себя на мысли, что хочет запустить в его сторону совершенно нечаянно отскочившей от тарелки фасолиной.

Рядом с Тоф восседала подружка Аватара, а он сам сидел напротив, подавал какие-то знаки руками так рьяно, что Тоф слышала-чувствовала шелестящие вокруг него потоки ветра, и высоким, по-девчачьи писклявым голосом рассказывал о своих похождениях родителям. По другую сторону от Тоф сидела мама, постоянно заглядывала в ее тарелку и дула на по ее мнению слишком горячую еду. Тоф хмурилась и дула губы, опускала голову ниже и все громче стучала вилкой о тарелку.

— Для нас большая честь принимать уважаемого Аватара в своем доме, — в который раз повторил отец, — сложно поверить, что столь юные дети уже прошли через великое множество испытаний. Наша Тоф слаба здоровьем, и я боюсь даже отпускать ее гулять одну. А ведь вы с ней примерно одного возраста.

Тоф фыркнула, кашлянула и ссутулилась, а мама подвинулась ближе и подула на давно остывшую фасоль. Подружка Аватара похлопала ее по спине, и Тоф дернулась, выворачиваясь из-под чужой руки. Сам Аватар принялся будто бы оправдываться, в какой-то момент запнулся и замолчал, получив звонкий шлепок от приятеля.

— Кто бы подумал, что легендарный маг четырех стихий так молод, — прокряхтел мастер Ю, — вам, должно быть, потребуется хороший опытный учитель.

Приятель Аватара громко презрительно хмыкнул, его подружка опустила ладони на стол, и Тоф сделал вывод, что с мастером Ю они уже успели познакомиться. Сам Аватар будто не обратил на неприкрытый намек никакого внимания и радостно воскликнул.

— Как раз об этом я и хотел бы поговорить, — он опустил локти на стол и подался вперед, — я хотел бы, чтобы Тоф стала моим учителем магии земли.

Мама выронила из рук салфетку, и та плавно приземлилась Тоф на колени. Мастер Ю непонимающе крякнул, а отец шумно втянул носом воздух. Приятель Аватара хлопнул себя по лбу, а его подружка ухватила Тоф за край рукава. Тоф вздохнула и выдернула руку, предчувствуя начинающийся бедлам, громко отодвинула стул и, развернувшись, вышла из комнаты. Черта с два она сейчас станет это выслушивать.

— Не собираюсь я никого учить, — буркнула она, когда Ли бесшумно двинулся следом, — даже если бы и могла.

Ли осторожно коснулся ее плеча и тут же отнял руку, отстал на несколько шагов и стал совсем неслышимым. Тоф тряхнула руками, сбросила туфельки, быстро засовывая их под стоящую на пути тумбочку, прислушалась и ловко перемахнула через окно. Ли выглянул следом, глянул на нее ощутимо укоряюще и перелез тоже, грузно ступая за сухую землю. Тоф почти научилась различать его эмоции по буравящему спину взгляду, и это оказалось даже весело, вот так общаться, когда это, кажется, было решительно невозможно.

Тоф цокнула, прислушиваясь к поющему ветру, задрала голову, будто могла взглянуть на небо своими глазами, и заложила руки за спину. Земля под ногами была теплой и ласковой, мягко пружинила и подсказывала, и Тоф верила ей, вторила вибрациям и поддавалась, позволяя себя вести. Она не смогла бы объяснить, слышит, чувствует она землю или все сразу, но земля под ногами была не просто землей. Под ними всеми было нечто теплое и огромное, живое и мягкое, ласково снисходительное, то, что оберегало и поддерживало, и Тоф нравилось ощущать это на кончиках пальцев. Нечто с другой стороны — высокое, обволакивающее и далекое Тоф не могла даже увидеть, не то что коснуться.

— Интересно, — она качнулась с пятки на носок, пнула подскочившую из земли кочку, — какого цвета небо сейчас?

Ли, замерший где-то в отдалении, зашелестел одеждой, Тоф вздохнула, понимая, что никто не ответит. Теплые солнечные лучи касались кожи вскользь, ласкали и грели, будто оставляли прерывистые поцелуи. Трава колола ступни, выступившая вечерняя роса обжигала холодом и требовала осторожности. Тоф провела ногой по травинкам, скользнула, крутанувшись и раскидывая руки в стороны, и звонко рассмеялась.

— Небо покрыто облаками, — послышался тихий голос; Тоф дернулась и развернулась, выстреливая земляной волной, — солнце садится, поэтому все ярко-сиреневое, а дальше от горизонта розовое и кое-где оранжевое. Облака тонкие и пушистые, как теплая шаль, покрывают почти все небо, и оттого оно кажется еще более ярким.

Он даже не вздрогнул, когда глыба замерла у самой его шеи, продолжил невозмутимо говорить, будто ветерок трепал волосы. Ли делал вид, что ничего не происходит, дышал достаточно громко, чтобы Тоф не нужно было прислушиваться. Больше никого рядом не было, Тоф готова была поклясться, что мгновение назад не было и этого мальчишки. Холодная трава колола и совсем не нагревалась, от влаги ноги скользили и разъезжались, и Тоф тряхнула рукой, убирая глыбу под землю. Аватар все еще стоял впереди и напротив, но она не могла услышать даже шелестящее на ветру дыхание.

— Пожалуйста, — снова заговорил он звенящем на ветру голосом, — то, что ты делаешь — потрясающе. Я никогда не найду учителя лучше тебя.

Ветер трепал волосы, и они щекотали щеку и прилипали к влажным губам. Тоф фыркнула, небрежно махнула ладонью, убирая мешающиеся пряди, и распахнула глаза. Она не видела выражение лица Аватара, не слышала, сбилось ли его дыхание, но продолжала молча стоять, дожидаясь спешащих служанок. За ними, громко переговариваясь, шагали приятель и подружка Аватара. Мама, встревоженная ее внезапным уходом, уже выходила в сад через другой выход.

— Ты, кажется, забыл, — хохотнула Тоф, когда все зрители собрались, — что я слабая слепая девочка. Как я могу делать что-то настолько опасное?

Мама вскрикнула, прикрывая рот рукавом, бросилась к ней и заключила в объятия. Аватар, которого небрежно отпихнули с дороги, так и стоял, пока его окружали друзья. Отец, степенно вышедший из главной двери и приблизившийся неспешно, опустил руку Тоф на макушку, обдал теплым дыханием и растрепал волосы напрочь, так что ее лицо оказалось укрыто полностью, наверняка и клочка кожи видно не было.

— Для нашей семьи великая честь принимать самого Аватара и его товарищей, — отец заговорил плавно, но жестко, четко расставляя акценты, — но я никому не могу позволить обращаться с моей дочерью подобным образом. Прошу вас покинуть дом Бейфонг незамедлительно.

Он взмахнул рукой, едва задев плечо Тоф широким рукавом, отгородил ее будто стеной и выдохнул, не пожелав больше ничего сказать. Тоф вздохнула, ощущая теплое дыхание матери на макушке, неожиданно для самой себя всхлипнула и подалась вперед, утыкаясь носом в ее грудь. Теплые руки сомкнулись за ее спиной, легли на распустившиеся волосы и пустили волну щекотных мурашек. Тоф, кажется, не плакала уже слишком давно, чтобы помнить, как это делается, но слезы текли сами, и щеки становились липкими. Трава колола босые ступни, комок застрял в горле, и Тоф слышала только мамино дыхание, чувствовала гладящие ее руки и ощущала скрывающего их широким одеянием отца, что-то еще кому-то говорящего. Тоф было совершенно неважно, что и как происходило дальше, потому что мама обнимала ее, как маленькую девочку, и она на самом деле была маленькой девочкой, а никаким не магом земли, у которого когда-то невообразимо давно была совершенно другая, зрячая жизнь.

* * *

Тихий шепот застыл на губах. Тоф присела на кровати, подтянула колени к груди и обхватила их руками, укладывая подбородок сверху. Легкий ветерок задувал в открытое окно, трепал распущенные волосы и край ночной рубашки, гулял где-то между пальцев ног и нес с собой чей-то по-девчачьи высокий голос. Тьма вокруг клубилась и будто насмехалась, как она делала всегда, шептала в уши и свистела призывно. Тоф слушала шелест листвы снаружи, далекий-далекий гром и искрящийся запах сгущающейся в воздухе влаги, перебирала пальцами тонкую ткань и считала сливающиеся с шумом ветра шорохи.

— Уходи отсюда, — бросила она в темноту, — я в неглиже. Ты ведешь себя неприлично.

Шорохи на мгновение затихли, послышался глубокий вдох, и ветерок ударил в лоб и растрепал длинную челку. Тоф фыркнула, когда она опала обратно, поджала губы. Гроза приближалась, пахло мокрой травой, влага витала в воздухе, а кожа делалась липкой.

— Прости, я… — его голос дрогнул и слился с завыванием снаружи, — ты совсем не хочешь меня учить? Мне правда очень нужна твоя помощь.

Ветер зашелестел в кронах, хлопнул раскрытыми ставнями.

— Я же сказала, — Тоф пожала плечами и ткнулась лбом в колени, — да и мама с папой расстроятся, если я уйду. Так что просто найди себе кого-нибудь другого.

Треск молний витал в воздухе, гроза приближалась и набирала силу. Ветер холодал, разбивался о макушку почти ощутимо больно, но Тоф продолжала сидеть, подтянув к себе колени и не думая закрывать окно. Она старательно прислушивалась, но все равно не могла разобрать шелест чужого дыхания и отпечатки чужих ног на полу.

— Нет никого другого, — вздохнул он, — я точно знаю, что не найду никого лучше тебя.

Тоф фыркнула, навалилась вперед и качнулась, возвращаясь обратно. Ветер свистел в тонких стенах, где-то через несколько перегородок бегали, спешно закрывая окна, служанки. Ли привычно стоял за дверью и делал вид, что ничего необычного не происходит.

— Мир большой, — Тоф переплела пальцы, дернула себя за свисающие волосы, — не может быть, чтобы не нашелся кто-нибудь получше.

Его дыхание слышалось пронизывающим дом шепотом ветра, и теперь-то Тоф точно могла сказать, что он до мозга костей был магом воздуха. Он летел высоко, был легким и почти призрачным, и с такими данными обучиться противоположной по сути стихии земли ему будет крайне сложно. Тоф хотела бы посмотреть, насколько хватит его упорства, но не была заинтересована насколько, чтобы брать ответственность на себя.

— Разве ты не хочешь на этот мир посмотреть? — его голос в конце потух, но было уже поздно.

В груди Тоф стремительно вздымалась горячая волна, подкатывала к горлу и щипала в уголках глаз. Громыхнуло совсем близко, деревья прогнулись под напором налетевшего ветра.

— Я не могу посмотреть, — зло рыкнула Тоф, — послушать, пощупать, понюхать, но не посмотреть. Я калека, ясно?! Это все не для меня, я просто маленькая слабая девочка…

Ставни с грохотом захлопнулись, хлопнули еще раз будто бы эхом, и Тоф дернулась, запуталась в ночной рубашке и рухнула на пол. Она спиной уловила два коротких шага, лицо и руки обдало порывом теплого воздуха. Волосы взвились и накрыли глаза, окно закрылось совсем, и стало тихо и душно. Гроза будто осталась где-то снаружи, далеко позади, вне тишины и шелеста дыхания. Тоф слышала, как сбившееся дыхание разбивается о застывшую над ее лицом ладонь, ощущала сетку волос на лице и упрямо кусала губы. Ли за стеной напрягся и сделался невидимым, но дверь не отъехала в сторону, все еще оставляя их наедине в целом мире. Тоф лежала на полу, раскинув руки в стороны, а Аватар застыл сверху соленым ветерком и был таким же умиротворяюще тихим.

— Мой старший брат умер на войне, — волосы опали с лица; по щекам опять текла липкая соленая влага, — мои родители с ума сойдут, если со мной что-то случится, я ведь для всех просто маленькая глупая слепышка.

Повисла тихая, потрясающе уютная пауза. Тоф дышала залетающим в комнату сквозь щели в ставнях ветром, слышала едва уловимый свежий запах чужого тела. Гроза гремела над домом, дождь оглушающе громко барабанил по крышам, отрезая все остальные звуки, и Тоф вслушивалась в него до звона в ушах. Щеки были липкими, а губы солеными, ветерок трепал волосы на макушке и ласково касался кончика носа. Он сел рядом, плюхнулся нарочито громко, и Тоф шлепнула его ладонью по бедру.

— Ты очень любишь своих родителей, — он не спрашивал, просто говорил.

Чужая кожа, пусть и скрытая тканью штанов, ощущалась теплом под пальцами, и Тоф, фыркнув себе под нос, стукнула его еще раз. Звуки за окном смолкли, вой ветра и бой дождевых капель отошли на задний план, будто скрылись далеко-далеко за горизонтом. Тонкие прохладные пальцы осторожно коснулись ладони, вздох взметнулся под потолок и закружился певучим шелестом. Тоф фыркнула, шлепая тыльной стороной ладони о ладонь, и подложила руки себе под голову.

— Очень сильно люблю, — кивнула она и вскинула руку, встрепав опустившиеся на влажные щеки волосы. — Я, кстати, Тоф. А тебя, балерина, как зовут?

Ветерок мазнул по щеке, и будто колокольчики зазвенели:

— Аанг. Буду рад подружиться с тобой.

Прохладные пальцы коснулись ладони и сжали, и в этот раз Тоф руку не вырвала.

* * *

Земля после прошедшего ливня была мокрой и вязкой, так что местами нога утопала в грязи по щиколотку, ветер гулял прохладный, пускающий по коже волны мурашек, а солнце не грело совсем, едва касаясь холодными лучами макушки. Подол платья наверняка был уже неприлично грязный, но рядом никого кроме Ли не было, так что Тоф было плевать. В эту часть сада не заходил практически никто, кроме нее, потому что цветов и деревьев здесь почти не было, только расстилалась под ногами кое-где покрытая пучками травы земля. Тоф нравилось это место именно за все вместе — здесь было тихо и безлюдно, здесь не было препятствий, которые нужно было высматривать и обходить, и никто уж точно не заметил бы, если бы она построила земляной замок. Или даже целый земляной город.

Ветер принес с собой тихий многоголосый шепот где-то за стеной, и Тоф топнула, скрывая постройки под землей. Теперь это можно было назвать подземным городом, а его жителями могли бы стать жучки, червячки и муравьишки. Прохладный ветер растрепал волосы, зашелестели кроны в другом конце сада, и тянущий к земле тяжелый от грязи подол платья колыхнулся и прилип к ногам. Тоф фыркнула, пиная камушек, и он ударился в стену ровнехонько напротив головы приятеля Аватара. Хотя едва ли кто-нибудь из их шумно беседующей троицы это заметил.

— Если вы не уйдете, я опять позову стражу! — Тоф повысила голос и топнула ногой.

Ли глядел ей в спину укоризненно остро, но Тоф предпочитала не обращать внимания на его взгляд. От троих стоящих по ту сторону стены людей отделился один, исчез, укрываемый ветром, и вдруг оказался наверху. Тоф буркнула себе под нос, что так нечестно, и кусок стены вместе с ним рухнул вниз.

— Я только хотел спросить, — заговорил он, когда стена выросла за его спиной, — что такое балерина?

— Да нет же, тупица! — закричал его оставшийся с другой стороны приятель.

Тоф шевельнула кистями, и их обоих оттолкнули две выросшие напротив каменные палки.

— Балерина? — Тоф склонила голову набок. — А ты разве не знаешь? Она танцует. Балет.

Налетевший порыв ветра растрепал волосы, так что длинная челка попала в рот, и Тоф выплюнула ее, оттягивая за уши. Было уже довольно холодно, хотя еще даже не перевалило за полдень.

— Что такое балет? — высоким голосом переспросил он.

Тоф фыркнула, склоняя голову набок, и сложила на груди руки. Показывать она, конечно, не собиралась, но только теперь Тоф подумала, что никогда прежде ни от кого, вроде бы, этого слова не слышала.

— Ну бальные танцы, — она сдула защекотавшую нос прядь, — все ходят на цыпочках и в обтягивающих колготах. Ты что, тоже не знаешь?

Ли шумно замотал головой. Тоф насупилась, пытаясь вспомнить, откуда вообще знает о балете и балеринах, но на ум ничего не приходило. Аватар Аанг будто снова исчез, оторвавшись от земли, и Тоф даже не заметила, куда он делся.

— Ну и ладно! — взмахнула она рукам.

Она шлепнулась обо что-то ладонью и едва не взвизгнула, отскакивая, потому что мгновение назад там совершенно точно ничего не было. Ли шумно вздохнул и сделал несколько грузных, втаптывающих землю шагов. Ну конечно, он-то видел все перемещения этого воздушного мальчика своими глазами!

— Ты можешь ходить по земле нормально? — Тоф ткнула пальцем, но Аанга там снова не оказалось. — Чтобы я могла тебя видеть.

За стеной зашептались. Тоф нахмурилась, махнула рукой, отталкивая их подальше, и фыркнула, вздергивая подбородок и стряхивая с лица челку. Липкий грязный подол тянул вниз, ногам было холодно и мокро, и, судя по звукам вдали, собирался дождь. Тоф топнула, по щиколотку увязая в грязи, выдернула ногу и отправила скользкий комок в короткий полет. Послышалось короткое «ай!», Аанг шлепнулся на землю, а рядом с ним приземлились остатки грязевого комка. Тоф прыснула, хватаясь за живот, затопала ногами, замешивая землю, и от этого густые капли разлетелись во все стороны.

Вплетенный в волосы колокольчик звякнул, будто откликаясь на смех, колеблющийся звон разлетелся, ударяясь о людей и стены, и замерцал где-то высоко в клубах ревущих облаков. Сезон дождей должен был уже пройти, но вот ливень собирался снова, гремело вдалеке, едва слышно шелестел приближающийся дождь, и у Тоф мурашки бежали по коже. Было еще слишком тихо, но все равно невыносимо громко, удушающе холодно и непроходимо темно.

— Эй, — Тоф отвернулась, все еще ощущая сидящего на земле Аанга, — ты можешь переждать дождь здесь. Если хочешь.

Громыхнуло. Тоф дернулась, съеживаясь, обхватила себя руками за плечи и прикусила губу. В ушах начинало противно шуметь, и она никак не могла уловить звук переговаривающихся за стеной приятелей Аанга. Ли положил тяжелую руку ей на плечо и тут же отступил, когда Тоф раздраженно цокнула. Аанг колебался всего несколько секунд, после чего поднялся и приблизился стремительно, так что ее обдало порывам теплого ветерка.

— Твои друзья тоже могут, — буркнула она совсем тихо, — если захотят.

Прохладные пальцы осторожно коснулись прижатой к телу ладони, тепло расползлось колючими мурашками, и колокольчик в волосах дрогнул от задувшего холодного ветра. Тоф фыркнула себе под нос, дернулась, отстраняясь от прикосновений, и пошлепала в дом, наверняка оставляя после себя отвратительные склизкие следы. О спину разбилось короткое «спасибо», и она вздернула подбородок и встряхнула руками, разглаживая мокрое до самого пояса платье.

Дождь начался вскоре, заколотил по крышам и стеклам, застучал ветер ставнями. Капли воды разбивались о клонящуюся под напором листву, стекали и падали оземь, впитываясь в пресыщенную землю. Тоф, кажется, слышала их все, каждую крохотную бусинку, разрезающую плотный воздух, каждую — звенящую в голове чужими слезами. Небо плакало, будто предвещало беду, и Тоф слушала его, вслушивалась упрямо, не разбирая ни слова. Тоф не знала, что бывает после смерти, потому что никто не может этого знать, но в зыбких, будто робких снах она была другой хотя бы потому, что там небо было ярко-голубым, а не непроглядно-черным и вязким.

У теперешней Тоф перед глазами все было черным-черно, будто никаких красок не существовало вовсе, и мама всегда трагически восклицала, когда она спрашивала о небе. Фан отвечал ей честно, ни о чем не спрашивал и был рядом, когда в дождь становилось слишком оглушительно громко. Тогда, помнила Тоф, она слышала только шум, забирающийся под кожу и пробирающий до костей, и теплая ладонь старшего брата гладила ее по волосам. Сейчас шум был везде, будто шел изнутри, из самого детского сердца, дождь барабанил и окружал, будто вражеская армия готовилась вступить в бой, а Тоф была маленькой слабой девчонкой, не способной нормально ухватиться за чашку. Фана не было, а тьма осталась с ней, срослась и стала частью, будто текла изнутри липкой разъедающей влагой.

Стук в дверь показался оглушающим пушечным залпом, Тоф всхлипнула и закрыла уши ладонями, ткнулась носом в колени и тихонько завыла. Перекрыть звуки снаружи и изнутри она не могла, и даже чуточку легче не становилось. В такие моменты Тоф была слепа как никогда прежде, ей было больно и страшно, потому что вокруг была только черная клетка из сводящего с ума шума, и даже колокольчик не звенел в этой тишине.

Руки коснулось нечто неуловимо теплое, будто одеялом накрыло плечи. Тоф не смогла даже дернуться, так и застыла в оглушающем коконе из звуков, сковывающем руки и ноги, тянущем в разные стороны. Не было никого, кто знал о ее чувствах, и Тоф бы на самом деле предпочла, чтобы так впредь и оставалось.

Шум дождя постепенно стихал, отдалялся, перешептывался и смеялся будто колокольчиками, но вместо него не было ничего, кроме тьмы, черной и вязкой, покрывающей по самую макушку. Ощущение на плече не исчезало, скатилось ниже и снова поднялось, легкий теплый ветерок встрепал волосы и утер щеки. Дождь сделался далеком и тихим, будто чьим-то ласковым эхом, что-то звенело над ухом, и нечто еще, глубокое и гулкое, билось внутри, будто стремилось вырваться на свободу. Певучая тишина звенела и расползалась от кончиков пальцев, от поглаживающей ее по плечу руки и билась о стенки выстроенного дождевого кокона, разбиваясь на сотни маленьких колючих снежинок.

Сухая после нескольких жарких дней земля царапала ступни, солнце грело макушку, нагревало так, что, казалось, прямо на волосах можно было пожарить яичницу, а Тоф все наворачивала круги по саду, хмуро пинала попадающиеся под ноги камушки и вовсе не слушала раздающееся за спиной дыхание. Аватар таскался за ней по пятам все эти несколько жарких дней, буквально не отходил ни на шаг и все продолжал говорить одно и то же, как заведенная механическая куколка. Сезон дождей закончился резко, сменился покалывающей на коже засухой, так что сидеть дома не оставалось вовсе никакого смысла.

С появлением в их доме Аватара внимание к Тоф стало пристальнее, теперь кто-то помимо Ли постоянно ходил за ней по пятам так, что нормальный человек ни за что бы не заметил, так что она даже не могла пожаловаться, чтобы не выдать себя. Никто не воспринимал слова Аватара с просьбами обучить его всерьез, а мастер Ю, теперь приходящий в два раза чаще, еще и обиженно фыркал, потому что тот отказался платить за его уроки. Тоф, честно говоря, его глупые занятия давно надоели, но сдаться сейчас она не могла хотя бы из-за той крупицы гордости, которая в ней еще осталась. К тому же, отказавшись от уроков, которые так долго и упорно выпрашивала, она лишь доказала бы уверенным в ее слабости родителям их правоту.

Тоф вообще-то разрешила Аватару и его приятелям только переждать дождь, но все как-то затянулось, родители больше не проявляли к ним враждебности, а она все подыскивала подходящий момент, чтобы выставить их вон. Никого учить Тоф точно не собиралась, друзья ей тоже не были нужны (справлялась ведь как-то и без них все это время), а терпеть в своем доме посторонних, постоянно пристающих с нотациями, едва ли хоть кто-нибудь бы согласился. Сейчас Тоф имела в виду Катару, подружку Аватара, девчонку с высоким надменным голосом, вроде как владеющую магией воды. Она тоже учила его и постоянно доставала Тоф разговорами о том, что она просто обязана помочь. Кому и чем она обязана, Тоф понимать отказывалась, никогда не отвечала ей и вовсе старалась обходить стороной. Ни Катара, ни ее глупый братец Тоф не нравились, казалось, они считали себя лучше только потому, что были друзьями того-самого-Аватара. У Тоф тоже был один парень, которого она считала другом, и он уж точно был круче какого-то последнего мага воздуха.

— Попробуй сходить к мастеру Ю, — хмыкнула Тоф на очередную просьбу дышащего ей в спину Аанга, — по крайней мере основам он тебя научит, а дальше сам как-нибудь разберешься. Думаю, в твоем случае пары лет будет достаточно.

Он надолго замолчал, но далеко все равно не отходил, так что Тоф продолжала чувствовать покачивающий вплетенный в волосы колокольчик ветерок. Теперь каждый раз, когда Аватар просил ее стать учителем, она отсылала его к мастеру Ю и повторяла, что своим навыкам обязана именно ему. С учетом того, что за стеной постоянно кто-то подслушивал, возразить мальчишке было нечего.

Они не стали друзьями за те несколько дней, что его компашка легально обитала в ее доме, наоборот, кажется, пропасть между ними лишь выросла. Аанг не то чтобы не нравился Тоф, но он определенно вел себя неправильно, жульничал в состязании и собирался разрушить ее показательно нормальную жизнь.

— У меня нет столько времени, — его голос потух и стал совсем тихим, похожим на шелест травы на ветру.

Ноги Аанга едва касались земли, а следы исчезали так быстро, что Тоф приходилось напрягать все доступные органы чувств, чтобы отследить его положение. Сейчас он остановился около одного из высоких деревьев и больше не шагал следом, дышал едва различимо, был весь как будто из воздуха, парящий слишком далеко от земли. Тоф фыркнула, топая пяткой и зарывая ее в землю, и ухмыльнулась, когда выскочившая под ногами Аватара шишка заставила его подскочить и наконец встать нормально.

— Меня не волнует твое время, — она качнула головой, и длинная челка защекотала щеки, — и ты ничему не научишься, пока не перестанешь витать в облаках.

Колокольчик в волосах Тоф звякнул, лицо обдало порывом сухого ветра, а ладоней коснулись и сжали другие, гладкие и узкие ладони. Аанг дышал ей в лицо, был так близко, что Тоф могла чувствовать ветерок на ресницах и исходящее от него тепло.

— Так ты все-таки будешь учить меня? — его голос взвился высокими нотками, затерялся где-то над головой в потоках пушистых облаков.

Тоф дернула головой, отстраняясь, и вырвала руки. Одна ее нога была зарыта в землю по самую щиколотку, а другая возвышалась на крохотном холмике, напоминающем конусообразный муравейник, выросший из ниоткуда за несколько секунд. Стоило ей сглотнуть, и ямка и холмик исчезли, растворяясь в сухой шершавой земле, но Аанг продолжал быть слишком близко и часто восторженно дышать. Тоф сравнила бы его с щеночком, получившим от хозяйки награду, если бы от его радости не зависело ее и ее родителей душевно спокойствие.

— Не буду, — буркнула она, отступая на несколько шагов и становясь боком, — отстань уже от меня.

Сердце от его неожиданной выходки билось где-то в горле, и она поспешила отвернуться, отгородиться каменной стеной и вовсе скрыться в прохладном нутре дома. Послеполуденное солнце жгло макушку и оставляло будто ожоги на щеках, плавило твердую землю, заставляя с каждым шагом проваливаться глубже, а Тоф шагала тяжело, оставляла после себя глубокие следы-отметины. Она больше не замечала Аанга, не вслушивалась, выслеживая его местоположение, но теплый ветер продолжал трепать волосы и легко касаться покачивающегося колокольчика, так что их звон сливался в напевную незамысловатую мелодию и улетал куда-то высоко-высоко к самому солнцу.

Следующий за ней Ли громко как будто несколько насмешливо молчал, заставляя Тоф фыркать еще чаще, опускать ноги резче и пускать по полу вибрирующее эхо шагов. Тоф слушала его недостаточно сосредоточенно, но все равно улавливала тихие шаги и переговоры родителей, слуг и гостей, падающие на голову шумными дождевыми каплями, образовывающие вокруг нее кокон из звуков, вздохов и шорохов, составляющих странную картинку, которую нельзя было назвать картинкой. Перед глазами Тоф клубилась, перетекая и прилипая к пальцам, колючая темнота, окутывала, будто накрывала сверху черной коробкой без единой крошечной дырочки, способной впустить внутрь хоть капельку свежего воздуха.

* * *

— Да чего ты уперлась-то? — фыркнул Сокка, приятель Аватара и старший брат Катары. — Просто научи его, и мы уйдем.

Тоф насупилась и не ответила, продолжая наворачивать круги вокруг одного из деревьев в саду. Ли следовал за ней, отставая на несколько шагов, продолжал сверлить красноречивым взглядом, и на него теперь Тоф тоже не обращала внимания. Жара усиливалась с каждым днем, но Тоф все равно выскакивала на улицу с первыми лучами солнца, а иногда, если никто не следил за садом, ночевала на улице под открытым небом. Было душно так, что становилось тяжело дышать, хотелось зарыться куда-нибудь глубоко-глубоко в прохладное нутро стремительно иссыхающей земли и спрятаться там до самого одиночества.

Друзья были для Тоф чем-то непривычным, новым незнакомым словом, узнавать значение которого ей отчего-то упрямо не хотелось. Всю свою не слишком длинную жизнь здесь она общалась с родителями, братом, Ли и другим-Ли, и только последних из списка могла бы с натяжкой назвать приятелями. Тоф, конечно, не собиралась сидеть под родительским крылом всю жизнь, но она все еще была маленькой девочкой, которую едва ли кто-либо воспринимал всерьез.

— Помнится, я согласилась приютить вас только пока не закончится дождь, — Тоф сложила на груди руки и тряхнула головой, стряхивая длинную челку с губ.

Постоянное нахождение в доме посторонних и в самом деле уже даже не напрягало и действовало на нервы, а попросту бесило до дрожи в кончиках пальцев. И если с Аангом, в общем-то приятным и милым парнем, Тоф могла смириться, то из-за каждодневных глупых шуток от Сокки и нотаций от Катары ей иногда хотелось сделаться не слепой, а глухой. Или вовсе слепоглухонемой, чтобы все просто взяли и оставили ее в покое.

— Ой-ой-ой, — затянул свое излюбленное блеяние Сокка, — смотри-ка, дождь собирается. Пойдем скорее в дом, а то промокнем до ниточки.

Тоф фыркнула и топнула ногой. Сухой ветер трепал волосы, царапал кожу крошечными разносимыми отовсюду песчинками. Тоф чувствовала их, когда они падали на землю и сливались с бескрайним полотном под ногами, но никогда не прислушивалась. Песчинок было слишком много, чтобы сосредоточиться на каждой, каждая из них вибрировала и будто пела далекие песни. Тоф улыбалась, иногда слушая их нестройный хор, и воображала, откуда могла прилететь любая из них, и сколько мест она успела повидать.

С тихим скрежетом вокруг болтающего Сокки выросла круглая стена, отгородила его, будто помещая в клетку. Тоф махнула рукой, приподнимая показавшуюся у ее ног плоскую плиту, и она с хлопком водрузилась сверху, делая клетку непроницаемой. Сокка, только-только блаженно затихший из-за наверняка распахнутого от удивления рта, принялся ругаться и звать на помощь. Тоф качнула головой, и вырастила вокруг него еще один каменный слой, собирающий и подавляющий лишние звуки.

— Смотри-ка, ты в домике, — хмыкнула она, разворачиваясь, — теперь дождик тебе не страшен.

Только теперь она заметила застывшего у выхода из дома Аанга, переминающегося с ноги на ногу и невесомо касающегося земли ступнями. Тоф вздернула подбородок, не поменяла траектории, направляясь ровно ему навстречу, и заодно создала в коробке Сокки яму примерно по колено. Тот заверещал еще громче, забарабанил кулаками по гладким стенам, и Тоф опустила конструкцию так, чтобы подкоп он при всем желании сделать не смог.

— Сможешь вытащить его при помощи магии земли, — поравнявшись с Аангом, она хлопнула его по плечу и усмехнулась, — и я, может быть, чему-нибудь тебя научу.

— Вытащи меня отсюда, дура! — заорал попавший в ловушку Сокка.

Аанг не ответил, вновь оторвался от земли и исчез, слившись с потоками сухого горячего ветра. Тоф ухмыльнулась, предсказывая его неудачу, и скрылась в нутре дома, где каждый звук проносился сквозь бумажные стены и тонкие перегородки.

— Ну правда ведь сам напросился, — выдохнула она на тяжелый взгляд Ли.

Ли естественно промолчал, остановился перед входом в ее комнату и скрылся за стеной, обозначая собственное присутствие разве что едва уловимым дыханием. С каждым днем с тех пор, как Аватар и компания остановились в этом доме, становилось все более и более шумно. Слуги постоянно болтали о невоспитанных гостях, носились из комнаты в комнату и громко причитали, что объем готовки тоже увеличился больше, чем в два раза. Тоф подслушивала время от времени, но к родителям пока не подходила. С одной стороны, ей было интересно узнать, когда пришельцы сами решат свалить, но с другой — постоянное хождение следом, нравоучения и глупые подколки начинали выводить из себя. Тоф, честно говоря, согласилась бы приютить Аанга, но только его одного, без развеселой надоедливой компании.

Она вышла во двор только к вечеру, когда жара немного спала, задул чуть влажный прохладный ветер, а солнце должно было висеть где-то над горизонтом. Сбросила туфельки у самого выхода, заботливо прикрывая их ковриком, и ступила на все еще горячую, похожую на песок землю. Короткая трава, от жары быстро ставшая жесткой и колючей, впивалась в ступни, неизменный теперь колокольчик в волосах подрагивал и неровно звякал, длинная челка щекотала щеки, прилипала к лицу и попадала в рот, стоило только приоткрыть его, чтобы сделать вдох. Ли остался стоять у выхода, как он всегда делал, когда Тоф собиралась в очередной раз проучить надоед, слился с тонкими перегородками и поддерживающими крышу столбами.

Сокка все еще был в ловушке каменной коробки, разве что верхняя плита самую малость сдвинулась, позволяя свежему воздуху врываться внутрь. Катара расхаживала вокруг, постукивала по плитам костяшками пальцев и непременно комментировала каждое свое действие. Аанга Тоф не видела, но это вовсе не означало, что его здесь не было.

— Ты, — Катара развернулась и указала на нее пальцем, Тоф почувствовала это по взметнувшемуся вокруг воздуху, — вытащи его, сейчас же.

Тоф злорадно ухмыльнулась, сложила на груди руки. Легкий ветерок коснулся щеки, колокольчик мелодично звякнул и затих, будто вокруг него полностью исчез воздух. Сокка сидел на земле и громко ругался, время от времени ударяя по камню ногой или кулаком. Катара руку убрала и развернулась снова, и Тоф решила, что где-то в том направлении находится совсем оторвавшийся от земли Аанг.

— Так ты сдаешься? — она не могла и не собиралась скрывать ликование в голове.

Странные вибрации со стороны стены привлекли ее внимание, и Тоф, собравшаяся уже подтолкнуть зависшего над землей Аанга к выходу, замерла и прислушалась. Чужие шаги, тяжелые и продавливающие почву на дороге, направлялись прямиком к стене, к той самой ее части, где внутри не было охраны, словно незваный гость знал дом изнутри или был знаком с кем-то, кто знал это. Ли, наверняка заметивший ее замешательство, двинулся в их сторону, но остановился, повинуясь взмаху ее руки. Шаги приближающегося к ним человека Тоф были знакомы.

— Что-то не так?

Тоф едва не подпрыгнула от раздавшегося в самое ухо голоса, выбросила в сторону руку и попала неизвестно когда оказавшемуся за ее плечом Аангу по шее. Камни, вспучившиеся у их ног, быстро втянулись обратно и сровнялись с посыпанной мелким песком землей у подмостков дома. Человек по ту сторону стены замер, будто ожидая приглашения, и Тоф махнула рукой, заставляя стену перед ним раздвинуться.

— Благодарю за любезное приглашение, — Ксин Фу, организатор Турнира магов земли, перешагнул через небольшой кустик и сделал всего несколько шагов на территорию сада, — не хотел мешать вашему милому утреннику.

Тоф, конечно, подозревала, что о ее личности знали больше людей, чем ей бы хотелось, но Ксин Фу, да и никто с Турнира еще, никогда не показывал этого и тем более не заявлялся к ней домой без какого-либо приглашения. Она считала Ксин Фу достаточно порядочным человеком, а это значило, что у него должна была быть веская причина, чтобы так поступать. Потому что он-то должен был понимать, что после такого ноги Тоф в его цирке не будет.

— Боюсь, у вас есть кое-что мое, молодые люди, — невозмутимо продолжил Ксин Фу, не двигаясь больше с места, — и неплохо было бы это по-хорошему вернуть

— Чего это? — Сокка заговорил прямо из каменной клетки, и голос его был вовсе недружелюбный.

Земля под ногами завибрировала, пропуская волну от Ксин Фу в его сторону, и Тоф топнула, перехватывая ее и усмиряя. Каменная ловушка захлопнулась, отрезая звуки, и неугомонный мальчишка забарабанил кулаками по стенкам. На этот раз Ли ждать не стал, грузно двинулся в сторону незваного гостя.

— Ты в моем доме, — вздернула подбородок Тоф, сбрасывая с лица волосы, — если у тебя есть какие-то претензии, выскажи их мне прежде, чем бросаться камнями.

Ксин Фу молчал почти полминуты, после чего громко расхохотался, не отступая и не приближаясь. Аанг снова исчез, Катара замерла возле каменной коробки, а Сокка так и не переставал вопить. Ли остановился между Тоф и Ксин Фу, явно давая понять, что последнему здесь не рады хотя бы по причине отвратительного поведения.

Все происходящее Тоф совершенно очевидно не нравилось. Она напряженно прислушивалась к перемещающимся по особняку и переговаривающимся слугам и охранникам, выискивала родителей и отслеживала, чтобы никто не направлялся в сад. Остановить их, конечно, она едва ли могла, но быстро выдворить Ксин Фу прочь и вытащить Сокку до их прихода было вполне в ее силах.

— Какая грозная молодая леди, я впечатлен, — Ксин Фу перевалился с ноги не ногу, звонко хлопнул в ладоши, — жаль, что обманщица и воровка.

Волна жара пробежала от стоп до самых кончиков ушей, вырвалась из горла разъяренным рыком и каменными брызгами из-под ног. Тоф присела, перенося вес на одну ногу, коснулась пальцами теплой земли и выдохнула, пуская волну. Ксин Фу обсыпало мелкими камнями, ни один из которых, впрочем, не задел его даже вскользь.

— Давай по существу, — Тоф нахмурилась, встряхивая ладонями, — если тебя здесь поймают, думаешь, кто-то тебе поверит?

Колокольчик в волосах безостановочно звенел, дергал волосы, будто пытался спрыгнуть, вырвав на память несколько прядей. Тоф выпрямилась, спрятала ладони в широких рукавах, будто показывая, что нападать первой не собирается. Холодок раздражения все еще бегал по ее загривку, расползался волнующейся перед глазами тьмой и бился о подрагивающие на ветру звуки. Ветер трепал волосы, разносил вокруг звон колышущейся под ногами земли, шелестел одеждой и стихал где-то в том месте, где наверняка не-стоял Аанг. Выслеживать его по легкому, едва уловимому шелесту дыхания и эфемерным порывам ветерка на коже Тоф уже надоело, и она больше не следила за ним, только изредка вздрагивала, когда он появлялся неожиданно близко.

— Что ж, — Ксин Фу переступил с ноги на ногу, шумно выдохнул, — дело, как, я надеюсь, ты уже догадалась, касается денежного приза в турнире. И то, что вы, ребятки, здесь все вместе, заставляет меня подозревать вас в сговоре и жульничестве с целью его получения.

Его голос из мягкого и шутливого делался постепенно все более и более жестким. Ксин Фу был уверен в собственной правоте, и Тоф, вообще-то, была с ним полностью согласная, за исключением разве что части ее собственной причастности к сговору. Аанг сжульничал, пусть даже получение денежной выгоды не было его целью, потому что участникам Турнира магов земли разрешалось использовать исключительно магию земли. Тоф хмыкнула и вздернула подбородок, собираясь уже все объяснить, но Катара заговорила первой, и тон ее оказался вовсе без капли раскаяния.

— Победа есть победа, — она все так же стояла подле каменной коробки со старшим братом внутри, но теперь Тоф чувствовала с ее стороны липкий холодок, — а то, что мы сейчас живем здесь, вовсе не делает нас соучастниками.

— Вот именно! — глухо крикнул Сокка. — Мы вообще ее на этом вашем турнире первый раз встретили!

Ли, про которого Тоф успела напрочь забыть, вдруг оказался осязаемо близко. Он ногами вдавливал землю и не двигался, но ощущение от его присутствия отчего-то делалось такое же жуткое, как в их первую встречу. Тоф качнулась в его сторону, но дотянуться не смогла, замерла, вслушиваясь в кричащую землю. Атмосфера стремительно накалялась, становилось ощутимо жарко, так к тому же кто-то еще и направлялся в сторону сада.

— Катара, — заговорил возникший где-то между девчонкой и Тоф Аанг, но продолжать не стал.

Вот уж в его голосе было сполна и раскаяния, и стыда, так что Тоф стало его даже жаль. Но это не отменяло того, что именно он победил ее нечестно и получил то, что ему не принадлежало. Впрочем, Тоф было бы все равно, если бы сейчас Ксин Фу очевидно не обвинял в первую очередь ее.

Тоф вздохнула, раздумывая, как теперь поступить, вздрогнула от странного булькающего звука со стороны Катары и едва не зарычала, впиваясь в землю пальцами ног. Эта девчонка использовала магию воды прямо посреди двора ее дома, будто находилась не в гостях, а посреди родной деревни! Аанг, похоже, останавливать свою подружку не собирался, так и продолжал то появляться, то исчезать в воздухе, изредка издавая нечленораздельные мычащие звуки. Тоф глубоко вздохнула, прислушиваясь к его движениям, взмахнула рукой, и каменная игла выросла перед самым его носом

— Верни ему деньги, — рыкнула Тоф, едва сдерживая клекочущую под ногами землю, — ты нарушил правила, использовав магию воздуха в Турнире магов земли, и должен быть дисквалифицирован.

— Но…

— Быстро!

Срезанное острие иглы рухнуло на землю и раскололось. Вода зажурчала у самого уха, коснулась холодными каплями щеки. Тоф хмыкнула, не обращая на угрозу никакого внимания, провела ступней по земле, задевая сухие травинки, и каменная коробка с Соккой внутри уменьшилась на четверть. Холодный ветер усиливался, колокольчик звякал над ухом, и где-то в кустах начинали пронзительно стрекотать насекомые.

— Победа есть победа, — повторила голосом, сливающимся с потоками воды, Катара, — к тому же Сокка уже их потратил.

Каменная коробка, скрипнув, уменьшилась еще на четверть. Ли, повинуясь жестам Тоф, застыл где-то в треугольнике между ней, компанией Аватара и Ксин Фу, но она чувствовала, что он готов атаковать в любой момент. Теперь как никогда раньше Тоф почувствовала в нем не просто грузного неповоротливого человека с привычкой становиться невидимым для нее, но опытного бойца, побывавшего, возможно, в таких местах, что она и представить себе не могла. От одного ее дыхания, направленного в сторону Тоф, становилось страшно, так что жгучий жар проходил по животу и падал куда-то вниз, приклеивая босые ступни к остывающей земле.

Аанг не вмешивался, будто его происходящее не интересовало вовсе, и это Тоф злило даже больше, чем претензии Ксин Фу и наглость Катары. Ксин Фу был жаден до денег, и его едва ли волновало что-то еще, кроме собственного кошелька, но Аанг по идее был Аватаром — символом мудрости и олицетворением единства. Стоящим прямо сейчас в сторонке и глядящим на разборки двух девчонок.

Тоф хохотнула, ощущая, как покалывает на кончиках пальцев раздражение, и сделала пару шагов. Земля проминалась, будто была не сухой, а пропитанной дождем грязью, урчала, выставляя против нее шипы-травинки. Солнце наверняка давно уже село, а это значило, что кто-нибудь скоро озаботится ее отсутствием в постели или хотя бы в собственной комнате.

— Слушай! — Тоф ухватила Аанга за грудки, сильно тряхнула. — Или ты прекращаешь вести себя как хренова феечка и сам разбираешься с последствиями своих поступков, либо проваливаешь отсюда! Перекладывать свои проблемы на кого-то еще — заведомо плохая идея!

Аанг дернулся в ее руках, но ни протестовать, ни пытаться вырваться не стал. В животе у Тоф свернулся тугой узел обиды, такой, от которого подрагивают уголки губ и слезятся глаза, колокольчик в волосах печально звякнул, а прохладный ветер лизнул щеки.

— Прости, — едва слышно выдохнул Аанг.

Горький комок метнулся к горлу, застрял там и упал обратно, вызывая противную тошноту. Ли грузно дернулся, но Тоф мотнула головой, и длинная челка защекотала уши. Аанг стоял прямо перед ней, она сжимала пальцами его одежду и чувствовала на лице теплое дыхание, а горечь и злость поднимались и опускались внутри, постепенно перетекая к немеющим рукам.

— Отлично, — Тоф оттолкнула его, отряхнула руки, — сколько там было?

— Пятьсот золотых монет, юная леди, — с ложной заинтересованностью отозвался Ксин Фу.

Он продолжал стоять возле стены и как будто наслаждался разворачивающимся перед ним представлением. Он знал о силе Тоф лучше всех и был достаточно умным человеком, чтобы попробовать решить вопрос мирно, прежде чем переходить к радикальным действиям. И он также должен был понимать, что многие зрители приходили на турнир именно из-за маленькой слепой девочки, способной играючи уложить на лопатки любого взрослого мага.

Ли, без слов понявший, что от него требуется, протяжно укоризненно вздохнул, и Тоф едва удержалась от того, чтобы ускорить его каменным пинком. Все несколько минут, что его не было в саду, никто не двигался, и только ветер накатывал будто волнами и опадал, стелясь под ногами прохладной подушкой. Тоф ощущала на себе скрестившиеся взгляды, но она уже сделала почти все, что должна была сделать в сложившейся ситуации. Колокольчик в волосах мелодично позвякивал, соскальзывал все ниже из-за развязавшегося узелка, и Тоф в конце концов поймала его и сжала в ладони.

— Твои деньги, — объявила она, когда вернувшийся Ли зашвырнул в Ксин Фу звенящим мешком, — впредь не советую поднимать переполох из-за такой мелочи.

Ксин Фу хохотнул, подбросил мешок на ладони, и тот немелодично бряцнул сталкивающимися внутри монетами. Он ничего не сказал, только коротко поклонился и отступил, скрываясь за захлопнувшейся перед ним стеной. Тоф выдохнула, тряхнула волосами, сбрасывая развязавшуюся ленту, и повернулась в другую сторону. За прошедшее время Аанг так и не попытался остановить ее, а Катара и вовсе, стоило незваному гостю скрыться, разрезала своей водой каменную коробку и рывком подняла ругающегося себе под нос брата на ноги.

— Ну вот, мирное разрешение проблемы, — Сокка шумно потер ладони друг о друга и двинулся в сторону дома, — а теперь давайте поужинаем, я бы сейчас целого Аппу съел.

Обида давила на горло, колючими мурашками царапала кожу, но Тоф все еще сдерживала ее, копила в подрагивающих уголках губ и немеющих пальцах. Острые травинки больно врезались в босые ступни, в ушах бился гул, будто вокруг разразился удушающий ливень. Тоф легко топнула, и перед шагающим в ее сторону мальчишкой выросла широкая каменная преграда.

— Уходите, — она взмахнула рукой, и посреди сада образовался разделяющий его на две части ров, — сейчас же.

Сокка с Катарой попытались синхронно возмутиться, но воздух вокруг них взвихрился, обдал холодными струями кожу и взметнул скрывающие лицо волосы. Тоф качнула головой, возвращая сбившуюся прическу обратно, и кончики прядей мазнули по опускающимся губам. На улице было холодно, дневная жара испарилась напрочь, оставив после себя иссушенную землю и жгучие ожоги на открытых участках кожи.

— В этот раз мы сами виноваты, — голос Аанг раздавался откуда-то сверху, — извини. Больше мы тебя не побеспокоим.

Тоф задушено хмыкнула, едва скрывая дрожь в голосе, сжала молчащий колокольчик в кулаке и махнула рукой, открывая неровную дыру в стене. Ветер мазнул по щекам и исчез, и следом за ним в проеме скрылись бурчащий себе под нос Сокка и отвешивающая ему подзатыльники Катара. Аанг исчез, так и не ступив больше на землю, вместе с холодным ветром, но забыл забрать с собой горький комок в горле и сворачивающийся в животе узел.

— Мы что, правда вот так уйдем? — донесся с той стороны голос Сокки.

Тоф резко фыркнула, и проем захлопнулся, отрезая ненужные звуки. Грома не было, но по-летнему теплый дождь стекал по щекам горячими каплями, падал на сжатые в кулаки ладони и впитывался в урчащую вибрациями, мучимую жаждой землю. Широкая ладонь коснулась макушки, и Тоф тряхнула головой, сбрасывая ее. Следивший за ними все это время стражник исчез, а дождь в конце концов должен был прекратиться сам.

Тьма играла, струилась перед глазами, перетекала и взрывалась, оседая под ногами острыми шипами. Тьма клубилась и звенела, рвалась и растягивалась, опутывая плотной паутиной, сковывая движения и бросая оземь. Тьма хохотала громко и безумно, кровью шумела в ушах, текла по рукам и капала, так что ноги скользили и проваливались в мягкую почву.

Тоф сидела на полу возле кровати, зажав уши руками и прижав колени к груди, слушала нарастающий грохот ливня и закусывала губу, ощущая соленую капельку крови, растекающуюся по языку. Было холодно и жарко одновременно, горячая волна поднималась и опадала с рваным дыханием, гром гремел яростными ударами сердца, и Тоф едва ли слышала что-то кроме собственных разбегающихся мыслей. Пальцы мелко подрагивали, так что обкусанные ногти царапали кожу, а костяшки больно били по скулам и отбивали замысловатый ритм.

Ли раздражающе торчал под дверью, громко дышал и иногда топал, переступая с ноги на ногу. Тоф отчетливо слышала его даже сквозь грохот ливня, и потому выстроенную перед дверью каменную стену не убирала, тянулась к ней мысленно и куталась в жесткое холодное эхо. Дождь пошел с самого утра, едва выглянувшее солнце начало припекать макушку. Тоф слонялась по саду всю ночь напролет, потому что никак не могла перестать думать и злиться от обиды. Денег ей не было жалко, хотя она и отдала Ксин Фу большую часть собственных тайных накоплений, гораздо сильнее Тоф расстраивалась из-за бесхребетного поведения Аанга, которого она пусть и на мгновение, но посчитала другом.

Прогремело, в стекло ударили крупные капли, покатились и впитались в мокрую, рыхлую под ногами землю. Тоф тихо фыркнула, глотая рваный вздох, и не заметила, когда каменная стена перед дверью распалась, будто тоже напиталась влагой и растеклась грязной лужей под ногами. Ли шагнул внутрь впервые, закрыл за сбой дверь мягко, так что Тоф едва услышала тихий хлопок, и широкая прохладна ладонь опустилась на ее макушку.

— Проваливай, — буркнула Тоф, стряхивая руку, — насовсем.

В углу лежала сумка с вещами, которую вообще-то никто ни за что не должен был увидеть. Но Ли наверняка видел, он же чертов зрячий, только немой и до ужаса приставучий, а Тоф все равно не собиралась ему ничегошеньки объяснять.

Неопределенное мычание разбилось и смешалось с шелестом ливня, растрепало упавшую на лоб челку и растворилось, застелилось прохладным ветром под ногами. Ветер свистел в закрытых рамах и между тонкими стенами, холодил босые ступни и лизал горячие щеки. Дождь все не заканчивался, лил будто назло, скрывая следы и отрезая пути, но Тоф все равно не собиралась идти следом. Она вообще не знала, куда хочет пойти и что делать, но сидение в четырех стенах в виде хрупкой фарфоровой куколки осточертело до густой черноты и горячих липких капель на щеках. Тоф должна была уйти, потому что остаться попросту не могла, и было только одно место, куда она хотела бы заглянуть хотя бы на один вздох.

Сухая ладонь снова накрыла лоб, отерла щеки и упала, звонко шлепаясь о пол. Тоф вздрогнула, утыкаясь лицом в колени и так стирая остатки слез, переплела пальцы и выдохнула, стряхивая налипшую челку. Дождь постепенно стихал, но тише не делался, барабанил по ставням и стекал, впитываясь в переполненную уже влагой землю. Тоф в который раз обещала себе больше никогда не плакать.

— Эй, — сипло выдохнула она не громче прохаживающегося по коридорам ветра, — какого цвета небо?

Ставни были плотно закрыты, так что в комнату не проникал ни единый солнечный лучик, сквозняком тянуло из коридора, и прохлада ложилась черным бархатным покрывалом на плечи. Ли осторожно взял ее руку, развернул ладонью вверх и вычертил единственное режущее грудь слово.

Плачет.

* * *

— Уходи, — шипела Тоф, — сейчас же. Ты не пойдешь со мной.

Она стояла возле стены в том самом месте, где совсем не было стражи, но совершенно не там, где она обычно сбегала. Ли топтался рядом, мычал что-то себе под нос, а Тоф старательно его не слушала и раз за разом приказывала вернуться в дом. Тоф собиралась уйти надолго и вообще-то побыть одной, так что компания навязчивого надсмотрщика ей была совершенно не к месту. А Ли то ли делал вид, что не слышит ее, то ли упрямо игнорировал ее слова, продолжая стоять и сдвигаясь с места только вместе с ней.

Земля была влажной от дождя и прелой от палящего теперь солнца, а Тоф казалось, что погода попросту сходит с ума. Жара и ливень чередовались с завидным упорством, будто не желали отдавать другому первенство, так что несчастная почва оказывалась то затоплена, то иссушена. С каждой минутой Тоф раздражалась все больше, сжимала кулаки, вслушиваясь в шаги снаружи и внутри стен и уже собиралась запереть Ли в какой-нибудь каменной клетке, но что-то свербящее на кончике носа ее останавливало.

Родители наверняка будут в ярости от ее выходки и первому достанется определенно Ли как потерявшему ее телохранителю. К тому же его так или иначе могли отправить по ее следу, и тогда, наверное, ей было выгоднее заранее взять его с собой. Но ведь родители платили ему, а у Тоф едва ли хватит накопленных денег, чтобы полноценно прокормить саму себя.

Что-то звякнуло над самым ухом, зазвенело переливчато и как будто осыпалось. Исчезнувший на мгновение Ли дышал размеренно и тихо, и от его дыхания трепетали на макушке волосы. Тоф скривилась, отстраняясь, и он будто привязанный последовал за ней, заставляя зарычать и выругаться себе под нос. Стена была еще чуть влажной от ночного дождя, но уже теплой от радостно палящего солнца. Пальцы липли и горели, от раздражения комок поднимался в горле, и Тоф казалось, что она снова слышит больше, чем когда-либо хотела. Издалека приближались служанки, и стражники тоже отчего-то сходились к этому месту, и Тоф в конце концов рыкнула и топнула ногой, заставляя землю просесть и скрыть ее и Ли в теплом рыхлом нутре.

— Потом не жалуйся, — насмешливо фыркнула она, еще одним толчком продлевая туннель под стеной и дальше.

Мягкая пластичность земли ощущалась покалыванием по кончиках пальцев и прохладой под ногами, поднималась с каждым движением и врывалась сбитым дыханием и зудящим в волосах запахом. Тоф рыла туннель, совершенно не следила за исчезнувшим в тишине Ли и чувствовала, как шире расползается на лице улыбка. Суровая мягкость земли окутывала и баюкала, успокаивала собственной непоколебимостью и требовала выбросить из головы все ненужные мысли. Сейчас у Тоф была одна-единственная цель, а о том, что делать после, она подумает когда-нибудь потом.

Если бы Тоф была одна, она могла бы так и путешествовать под землей, выползая наружу только чтобы добыть еды и помыться, но с ней был совершенно незапланированный Ли, про которого она периодически забывала, поэтому остановки и передышки приходилось делать чаще. В конце концов они окончательно выползли наружу как дождевые черви под моросящий липкий дождик неподалеку от полузаброшенной деревеньки. Тоф была уверена, что за ней уже послали погоню, и что родителям уже донесли о ее настоящих силах после того инцидента с Ксин Фу и Аангом, так что сейчас нужно было уйти как можно дальше и по возможности изменить внешность.

— Сказала слепая девчонка, понятия не имеющая, как она выглядит, — хмыкнула Тоф, отвечая собственным мыслям.

Ли шумно выдохнул, переводя дыхание. Она, честно говоря, надеялась, что он отстанет где-нибудь по пути, и тогда Тоф просто выбросит его на поверхность и отправится дальше, но упорству этого человека можно было позавидовать. Тоф все еще не знала, зачем он это делает, но уже устала от навязчивой компании. Оглядываясь назад, Тоф не могла представить, как смогла бы ужиться с занудной Катарой и придурочным Соккой. Впрочем, говоря откровенно, Тоф вообще не была уверена, что способна уживаться с какими бы то ни было людьми.

Деревенька, рядом с которой они вынырнули, казалась полузаброшенной. Тоф ощущала шаги не больше десятка человек, а запахи доносились скорее присущие кварталу нищих, чем нормальному населенному пункту. Пахло потом, грязью и плесенью, земля, несмотря на недавние дожди, была сухая и жесткая, царапающая ступни и совсем недружелюбная, а солнце едва касалось кожи. Наступал вечер, прохлада ощущалась мурашками под одеждой и лезущими в рот волосами, свежий ветер влагой ложился на плечи, стряхивал подземную пыль и колокольчиками указывал путь.

— Чего тебе опять надо? — буркнула Тоф преградившему дорогу Ли.

Дорога уходила вверх, а деревенька стояла на холме, так что снизу ее должно было быть прекрасно видно. А Ли стоял к ней спиной, определенно смотрел вперед и почти не дышал, определяя собственное присутствие разве что осыпающейся с плеч пылью. Тоф толкнула его в спину, не собираясь теперь подчиняться кому бы то ни было, пихнула плечом и зашагала вперед. Колючая сухая трава впивалась в босые ступни, ветер усиливался, а солнце совсем переставало греть. Ли шагал следом молчаливым големом, и Тоф была даже рада, что он не может с ней нормально изъясняться. Потому что слушать его нотации она в любом случае не собиралась.

В деревне царила почти мертвая, удушающая тишина, в которой угадывались сдавленное дыхание, тяжесть высоких, но слишком легких для взрослых тел и рваные разговоры. Пахло еще хуже, чем у подножья холма, Тоф дышала через раз и постоянно непроизвольно жмурилась и морщила нос, но отступать не собиралась. Она не до конца понимала, что именно здесь ищет, ведь ни еды, ни воды, ни крова, которыми они могли поделиться, у этих людей определенно не было. Крыши в большинстве домов провалились, и в них свистел ветер, окна хлопали ветхими ставнями, а пола Тоф не ощущала вовсе. Тоф не знала, зачем пришла сюда, потому что и помочь она никому не смогла бы, и только горький комок тошноты и отчаяния смешивался с ветром и подступал к горлу. Нужно было непременно уходить и двигаться дальше, но Тоф не могла сдвинуться с места, заставить себя сделать хоть шаг, чтобы побороть зыбкое оцепенение.

Ли толкнул ее в плечо и отодвинул в сторону, сделал несколько шагов и зачем-то опустился на колени. Тоф вздрогнула и рвано вздохнула, отшатнулась и бросилась прочь.

На земле лежал ребенок, которого можно было принять за изломанную временем куклу. Он был худым и легким, будто сделанным из соломы, длинные волосы были вымазаны в засохшей давно грязи. Тоф не заметила из-за стоящей вони, но пахло от него тухлым мясом и застарелыми выделениями. Впервые в жизни Тоф была рада, что не способна видеть ничего, кроме густой гулкой темноты.

В груди кололо. Тоф неслась со всех ног, не разбирая дороги, несколько раз спотыкалась и почти падала и в конце концов совершенно неосознанно создала трамплин и поехала по нему как с горки. Ли остался в пропахшей смертью деревеньке, где не могли даже похоронить умершую девочку, а все остальные жители тоже напоминали скорее бумажных кукол, чем людей. Тоф катилась с горы, стирала ноги о сухую землю, впервые агрессивно недружелюбную и опасную, слушала биение собственного сердца на кончиках пальцев и рвано дышала, каждый раз вдыхая осевший на одежде и коже смрад.

Темнота хохотала, смеялась над ней, клубилась перед глазами и выстраивалась в яркие образы. Тоф отчаянно жмурилась, глядела, как стекает по пальцам черная густая кровь, как пустые глаза глядят в черное небо. Она не знала, видела ли нечто подобное в прошлой жизни, потому что воспоминания о ней напрочь смазались и смешались, превратились в неразборчивую кашу цветных снов и потонули где-то в глубине холодной хохочущей тьмы. Комок тошноты подступал к горлу, спазм сдавливал дыхание и путал ноги, тьма клубилась перед глазами и смеялась, а жесткая сухая земля будто кривила обветренные губы и в чем-то ее обвиняла.

Колокольчик зазвенел пронзительно, резанул по ушам оглушительным шумом и затих, скрывшись где-то в сухой траве. Тоф споткнулась, кувырнулась и покатилась, отбивая бока и бедра, накрывая голову руками, и остановилась, кутаясь во взметнувшуюся землю. Рваное дыхание вырывалось из горла всхлипами, холодный ветер терзал щеки и трепал спутавшиеся, колющие глаза волосы. Тоф лежала, раскинув руки в стороны и широко раскрыв слепые глаза, глядела на смеющуюся над ней черноту и видела пропитанные кровью длинные волосы, прилипшие к белоснежному лицу. Это не было воспоминанием или видением, лишь игрой затуманенного страхом разума и обволакивающей, затекающей в рот и уши темноты.

Небо, как и все остальное, было чернильно-черным, далеким и отчужденным, безразличным к снующим внизу людям, проживающим свои короткие жалкие жизни. Небо было тихим и оглушающе громким, холодным и злым, обрушивающим на землю невзгоды и собственный яростный гнев. Колокольчик немелодично звенел неподалеку, разрывал завывающую в ушах темноту и ласково успокаивал.

— Ты была там, да? — он махнул рукой, но Тоф не разобрала, в какую сторону.

Впрочем, это было очевидно. Деревушка на холме осталась далеко за ее спиной, к макушке вплотную подступал густой лес, а Зуко, которого Тоф несколько лет назад обозвала Ли, подбрасывал в руке слетевший с ее волос колокольчик. Настоящий Ли тоже был где-то далеко, но Тоф даже не старалась прислушаться, чтобы отыскать его. Холодный ночной ветер врывался в легкие, остужал застывший в горле жар и пробирался мурашками к самому естеству.

— Привет, — Тоф махнула рукой, натягивая наверняка не слишком убедительную улыбку, — тут где-то неподалеку бродит еще один Ли, так что давай придумаем тебе какое-нибудь другое прозвище.

Зуко протяжно вздохнул, швырнул в нее колокольчик, и Тоф не поймала его, шлепнула рукой по траве и тихо взвыла, ударившись о камень. С ним было что-то определенно не так, но Тоф никак не могла сосредоточиться, ощущая только колючую траву под спиной и пляшущий на мокрых щеках ветер. Зуко вздохнул снова, уселся рядом и потрепал ее по волосам, сбрасывая с глаз прилипшую челку. Тоф фыркнула, отталкивая его руку, и он усмехнулся, набрасывая волосы обратно на ее лицо.

— Ну и где там твой другой Ли? — спросил Зуко спустя несколько минут молчания.

Тоф пожала плечами, топнула пяткой с размаху, и под спиной выросло каменное кресло с широкими подлокотниками. Ли был все еще неизвестно где, наверное, хоронил мертвую девочку в смердящей деревеньке, и Тоф безразлично махнула рукой, случайно задевая плечо зашипевшего Зуко. Сердцебиение постепенно выравнивалось, дыхание становилось реже и размеренней, и земля внизу больше не обвиняла ее, но темнота перед глазами все еще противно хихикала на ухо, сжимала ладони холодом и окутывала обманчиво безмятежным туманом.

— Это ты другой Ли, — хмыкнула Тоф, похлопывая Зуко по плечу, — потому что его на самом деле зовут Ли, а тебя нет.

Он снова промолчал, протяжно вздохнул, но руку ее не сбросил, только пнул выскочивший из-под земли камешек. Становилось холодно, липкая вечерняя роса пропитывала сухую траву и смачивала грубую землю. Что-то с этим парнем было не так, потому что в прошлую их встречу он только и делал, что огрызался и был недоволен всем на свете. Если бы Тоф не была Тоф, она бы решила, что перед ней кто-то другой, как две капли воды похожий на «принца Зуко».

Рука взметнулась выше, пальцы запутались в рваном воротнике рубашки. Тоф помнила, что голова Зуко была лысой с длинным пучком волос на самой макушке, но теперь под пальцами ощущался колючий ежик коротких волос, а забавного колокольчика, ставшего для Тоф символом ее первого настоящего друга, и вовсе не было.

— А где обещание? — Тоф не сразу вспомнила, как он обозвал этот свой хвостик. — Уже исполнил эту свою клятву?

Зуко сбросил ее руку резко, поднялся, сминая траву ботинками и ступая тяжело и устало, отряхнулся так, что Тоф в лицо полетели клубы пыли. Тоф могла поклясться, что за все время их неожиданной встречи он не улыбнулся ни разу, и от этого ей самой становилось садняще грустно.

— Прекрати меня трогать, — тихо и совсем не раздраженно бросил Зуко, отходя дальше, — зови меня по имени, если придуманное тобой прозвище тебе больше не нравится, ты ведь все равно его уже знаешь.

— Эй! — Тоф вскочила, запнулась о ветку и едва не рухнула обратно.

В голове шумело, пальцы сводило от холода, она никак не могла сосредоточиться и расслабиться, договориться и послушать. Тоф слепо шарила перед собой ладонью, неожиданно оказавшись в густой звенящей пустоте, будто подвешенная за веревочки кукла в запертой темной кладовке.

Небо было ослепительно ярким падающим на голову плоским диском, придавливающим к земле и позволяющим взлететь, недостижимо высоким и близким, будто можно дотронуться кончиками пальца. Ядовитым голубым сиянием, затянутым белесой дымкой тянущегося от воды пара, смога и смрада, смешивающегося с дыханием и лишающего способности чувствовать. Она стояла посреди пустоты и обваливающегося, пошедшего трещинами неба, режущего осколками кожу, и тьма сковывала кандалами, ложилась плотной повязкой на глаза и насквозь пронзала бегущим по крови холодом.

Тоф резко вдохнула, рванулась, переворачиваясь на бок и вцепилась пальцами в сухую, хрустящую под ногтями землю. Было темно и холодно, никакого неба не было вовсе, потому что она все еще была двенадцатилетней слепой девочкой в мире магов четырех стихий. Теплая ладонь касалась макушки, разбивала сводящий внутренности холод, но хохочущую и обвивающую липкими руками темноту отогнать оказалась не в силах.

— Проблемный ребенок, — хохотнул Зуко, не слишком галантно помогая ей подняться.

— Хочешь скажу, у кого я научилась? — Тоф показала ему язык и крепко встала на ноги.

Наваждение разом исчезло совсем, темнота перед глазами снова стала просто темнотой, до тошноты привычной и почти уже правильной. Тоф выдохнула, глубоко вдохнула влажный колючий воздух, топнула ногой, и земля откликнулась, запела мелодично и ласково, пустила вибрацию по телу и забралась мурашками под волосы.

— А где твой дядя? — Тоф наконец заметила, что не хватает, оказывается, чрезвычайно важной детали.

Зуко фыркнул себе под нос и не ответил, махнул рукой куда-то в сторону густеющего леса. Тоф уперла руки в бока, стряхнула прилипшие к одежде травинки и кусочки сухой грязи. Нужно было разжечь костер и устроиться на ночлег, но только теперь Тоф поняла, что сама ни за что на свете не смогла бы добыть огонь.

— Я, кажется, нашел твоего настоящего Ли, — выдохнул Зуко, указывая в сторону холма.

Тоф грела руки у трескучего костра, который Ли развел у кромки леса, но не подсаживалась слишком близко. Огонь немного пугал, Тоф ощущала приятное успокаивающее тепло, слышала хруст веток и взмывающих в воздух искр, но слабо ощущала, где заканчивается просто тепло и начинается обжигающее пламя. Она чувствовала буравящий ее неодобрительный взгляд Ли и старательно его игнорировала, делая вид, что увлечена подступающими к самым ладоням игривыми всполохами.

— Так ты сбежала из дома? — Зуко аккуратно поджаривал пойманную в том же лесу какую-то живность. — И что собираешься делать?

Голос его звучал насмешливо, пламя потрескивало под его руками, и Тоф чувствовала, как едва заметно исчезают подступающие слишком близко к ее пальцам горячие язычки. Она на мгновение стушевалась, но быстро взяла себя в руки и вскинула подбородок, но не придумала ничего лучше, чем выдать чистую правду.

— Не знаю, — она дернула подбородком и насупилась, — потом что-нибудь придумаю.

Ли нарочито шумно выдохнул, и Тоф отодвинулась от него подальше. Она была согласна, что план так себе, но сил оставаться в родном доме у нее уже не было вовсе. Зуко, кажется, тоже не проникся ее словами, ядовито хмыкнул и сунул ей в руки палочку с нанизанным на нее мясом. Тоф не слишком интересовало, что это было за животное, потому что живот уже несколько минут отчаянно бурчал, требуя незамедлительно наполнить его хоть чем-нибудь съедобным.

— Напомни, сколько тебе лет? — усмешка никак не желала пропадать из голоса Зуко.

Тоф стряхнула с лица волосы, оттянула нижнее веко и показала ему язык. Зуко в притворном ужасе взвизгнул и обозвал ее идиоткой.

— Мне двенадцать, — Тоф задрала подбородок и едва не подавилась едой, — и я могу все.

Она хлопнула себя ладонью по бедру, быстро дожевала, отбросила палочку и растянулась на каменном шезлонге. Зуко хохотнул, а дыхание Ли стало почти оглушающим.

— Ну да, — Зуко схватил ее руку и сунул в пальцы еще одну палочку, — напомни, кто только что катался по земле и пускал слюни.

— Эй! — Тоф вырвала палочку, одним укусом содрала мясо и швырнула ее обратно. — Хватит обходиться со мной, как с какой-то калекой! И я не пускала слюни!

Ветер шелестел в кронах, трепал мягкую листву на земле и стрекотал мелкими камушками. Тоф поджала губа и отвернулась. Вспоминать о случившемся было жутко, но Зуко вообще-то был прав. Этот приступ был странным, она почти потеряла реальность, перестала чувствовать вовсе, будто и в самом деле оказалась заперта в гулкой черной пустоте.

— Долго еще учительствовать будешь? — надулась Тоф, убирая шезлонг и возводя между собой и Зуко стену. — Напомни то, напомни это. Мне больше нравилось, когда ты огрызался. И ты не отвечаешь на мои вопросы, с чего я должна тебе что-то говорить?

Они молчали несколько минут. Тоф уткнулась в собственные колени и тихо сопела, прислушиваясь к бегающим по земле букашкам и перелетающим с ветки на ветку ночным птицам. Она на самом деле все еще мало знала об этом мире, ведь простые учебники никогда не могли дать полного и достоверного представления. Ее держали в золотой клетке, и те крупицы информации она собирала каждый раз, когда получала возможность сбежать в город. У нее было все и ничего одновременно, а теперь только темное небо над головой и два человека, не считающих ее такой уж слабой, рядом. Тоф не знала, сколько это продлится, сколько еще она сможет убегать от самой себя и прятаться за каменными стенами.

— Я думаю, что мы похожи, — проговорил Зуко, и далеко-далеко квакнула низким голосом лягушка, — поэтому я не хочу, чтобы ты проходила через то, что выпало на мою долю. Тебе стоит вернуться домой, пока еще не поздно.

Хлопнула крыльями сова, ветер растрепал волосы и зашелестел в пышных кронах деревьев. Тоф слышала свое и чужое дыхание, топот маленьких ножек и писк далеких грызунов под землей. Где-то глубоко внизу рыли тоннели гигантские кроты, правильное название которые Тоф до сих пор не знала.

— Я иду, куда хочу, — резко бросила Тоф, поднимаясь и отбрасывая с лица волосы, — иду, куда хочу, ясно вам!? Потому что я вовсе не маленькая и не слабая, и мне совсем наплевать, что другие обо мне думают!

— Ага, да, — перебил Зуко, когда Тоф снова раскрыла рот после глубокого вдоха, — очень интересно, я внимательно тебя слушаю. Еще будешь?

Тоф захлопнула рот, надулась и сложила на груди руки, втянула носом запах поджаристого мяса, тряхнула волосами и плюхнулась обратно, протягивая руку:

— Давай.

* * *

— У меня от этого твоего Ли мурашки по коже, — зашептал, склоняясь к ее плечу, Зуко, — такое ощущение, будто он вот-вот проткнет меня моим же мечом. Он может хотя бы топать погромче?

— Он немой, поэтому большую часть времени выражает чувства взглядом, — пожала плечами Тоф, пиная выскочивший из-под земли под ее ногой камешек, — а еще у него потрясающий слух, почти как у меня.

Лес давно остался позади, и теперь они шагали по узкой проселочной дороге неведомо куда. Вел Зуко, и Тоф не вдавалась в подробности, следя только, чтобы они не приближались слишком близко к ее родному городу. Но дорога все удалялась, петляла между иссушенных полей и уходила вниз. Провонявший смертью холм тоже остался позади, и Тоф, которой этой ночью впервые приснился по-настоящему ужасный кошмар, старалась не вспоминать о нем даже на мгновение. Пальцы все еще подрагивали от сводящего жилы ужаса, но мелькающие перед глазами картинки смазывались и заливались будто густой черной краской, превращаясь в неразборчивые мрачные пятна.

— Ты храпишь во сне, ты в курсе? — насмешливо бросил Зуко, стоило ей утром подняться на ноги.

Честно говоря, Тоф была уверена, что он смоется от них под покровом ночи, поэтому долго не могла заснуть, прислушиваясь к лесным шорохам и хрустам. Но Зуко почему-то все еще шел с ней, хотя и продолжал жаловаться и надоедать.

— Почему ты все еще идешь за мной? — снова завел он надоевшую шарманку после очередного привала.

Ли шел беззвучно, и иногда Тоф вовсе забывала о его существовании. На пути им пока не встретилась ни одна деревушка, так что узнать она могла пока разве что о засеянных полях да их обитателях.

— Не за тобой, — поправила Тоф, воздевая палец к небу, — а с тобой. Я иду с тобой, потому что не знаю, что мне делать.

Зуко хмыкнул и протяжно вздохнул, ничего не отвечая. Со вчерашнего дня он заметно повеселел, но все еще был не тем нахальным мальчишкой, которого Тоф встретила в прошлый раз. У него больше не было хвостика-обещания, пропал весело позвякивающий колокольчик, походка стала шаркающей и как будто усталой. Тоф ни за что не призналась бы никому, что беспокоится об этом парне, вспыльчивом принце вражеской страны, потому что считает его своим другом. Впрочем, Ли, наверное, пока не стоило знать, кто такой Зуко на самом деле.

Далеко ощущалась заброшенная деревенька. Тоф поначалу приняла ее за какую-то свалку из-за беспорядочно валяющихся досок, но некоторые из них складывались в давно прохудившиеся и опустевшие домишки, а посреди всего этого стоял пересохший колодец. Дорога впереди петляла и ветвилась, так что на горизонте наверняка были сплошные серые поля колючей травы и сорняка. Тоф ускорилась совершенно неосознанно, припустила вперед вприпрыжку. Ей не терпелось почувствовать больше, взглянуть своими слепыми глазами на выцветший от войны мир.

— Эй! — Тоф едва не споткнулась, резко затормозила, поднимая вокруг себя клубы едкой пыли. — В той деревне Аанг!

Ошибки быть не могло. Тоф ощущала едва уловимое присутствие, будто человек висел в воздухе, невесомо касаясь пыльной земли, еще не слышала дыхания, но была уверена из-за ласково встрепенувшего волосы ветерка. Аанг был один, но с противоположной от них стороны к деревне приближалась гулко топающая девчонка, шаги которой Тоф совершенно не нравились.

— Там же ничего нет, — Зуко дернул ее за рукав, останавливая, приложил руку ко лбу и свистнул.

Тоф, на мгновение оглохшая от громкого шума на самое ухо, вырвала руку и толкнула его в бок. Неизвестная девчонка приближалась к деревне быстро, а Аанг сидел на земле и будто ждал ее.

— Деревня совсем рядом, — нетерпеливо махнула рукой Тоф, и прикусила губу, — странно, что он один. И кто эта дамочка с тяжелыми шагами?

Зуко звонко хлопнул себя по лбу, так что Тоф, занесшая ногу для широкого шага, вздрогнула от неожиданности. Ли удержал ее за плечо, и только теперь она вспомнила, что он все еще идет следом и буравит привычным взглядом не ее, а кого-то другого.

— Азула, — обреченно выдохнул Зуко и тут же пояснил, не дожидаясь закономерного вопроса, — моя сестра, я почти уверен, что это она. Она всегда была немного… сумасшедшей.

Ли держал крепко, так что просто взять и вырваться своими силами Тоф никак не могла. Рука на плече ощущалась стальными кандалами, сковывающими и пугающими не меньше хохочущей перед глазами пустоты, и Тоф вдруг снова увидела перед глазами заляпанные кровью длинные волосы и мертвенно бледные щеки. Тошнота подступила к горлу горьким комком, звякнула сталь, и колокольчик подхватил мелодию негромкой ласковой трелью. У Ли никогда не было меча, но сейчас Тоф ощущала прохладу стали, направленной на ее единственного друга, возле щеки. Ли и в самом деле решил проткнуть принца народа Огня Зуко его же собственным мечом.

Воздух вокруг ощутимо нагревался, так что развевающиеся волосы щекотали щеки и кололи глаза. Земля под ногами вибрировала и недовольно урчала, и Тоф никак не могла сосредоточиться на Аанге. Заброшенная деревенька уже не казалась такой близкой, что-то постоянно мешало, стояло препятствием и шумело в голове океанским прибоем. Самым большим скоплением воды, которое ощущала Тоф, было спокойное подземное озеро, на которое она набрела совершенно случайно, но отчего-то нарастающий шум ассоциировался именно с огромными волнами и синевой на горизонте.

Тяжелая рука Ли лежала на плече, не позволяя вывернуться и сбежать, дыхание разбивалось о макушку и тонуло под пятками, а с другой стороны другой-Ли отчего-то понимающе хмыкнул и достал еще один меч. Фан когда-то изучал фехтование, но о парных мечах высказывался не очень ласково, хотя совсем по другим причинам, которые Тоф совершенно не запомнила. Иногда ей казалось, что собственная память подводит и предает, разрушая воспоминания одно за другим, потому что так же быстро, как исчезали образы прошлой жизни, стиралась и память об этой.

— Ладно, ребята, — Тоф все-таки удалось вывернуться, хоть она и ощущала теперь наливающийся на плече синяк, — если собираетесь драться, давайте как-нибудь без меня. Я, знаете ли, не переношу вида крови, а еще там, кажется, кое-кому помощь нужна. В общем, как закончите, я буду в той деревне, ладушки?

Она выпалила это на одном дыхании, протараторила заполошно, одновременно разворачиваясь на пятках и готовясь дать деру. Темнота перед глазами как будто расстилалась, открывая вид на устланный зеленой травой холм, а земля предательски молчала. Тоф чувствовала проступающую на лбу испарину, ощущала, как пятки продавливают податливую почву, но голова как будто кружилась, и ей потребовалось еще бесконечно долгое мгновение, чтобы успокоить дыхание.

Сталь снова мелодично звякнула, запела и затихла, скрываясь в ножнах от яркого света. Зуко хмыкнул, делая несколько шагов к ней, потрепал по голове, окончательно разбивая с трудом сооруженную самостоятельно прическу, и взял за руку, направляя в сторону деревеньки. Ли шумно выдохнул, тоже опуская меч, но хозяину его не вернул, сунул за пазуху и пошел следом, отставая на несколько шагов. Тоф ожидала каких-нибудь объяснений хоть от одного из них, но Ли молчал потому что был немым, а Зуко, очевидно, — из-за врожденного ослиного упрямства.

— Знаете что, — буркнула Тоф, когда они оказались у самой деревни, — вы оба меня бесите.

Никто из этих двух противных Ли не ответил, и Тоф громко презрительно фыркнула, прислушиваясь. Со срочной помощью Аангу, она, кажется, погорячилась, потому что он ловко увертывался от наступающей ему на пятки девчонки, так что она иной раз вовсе теряла его из виду, но, судя по хриплому рваному дыханию, сил у него оставалось мало. А еще реакции Тоф, похоже, притупились от всех этих потрясений, и она успела только пискнуть, когда Зуко схватил ее за шиворот и дернул в сторону. По щеке прошла волна жара, воздух задрожал и закипел, а земля вспучилась, повинуясь короткому касанию. Девчонка успела отпрыгнуть в последний момент, но все же выскочивший из-под земли камень вскользь зацепил ее руку. Тоф ухмыльнулась, отталкивая Зуко, и встала в стойку, все внимание сосредотачивая на поступающих в пятки вибрациях.

— Так, так, так, — пропела девчонка, которую Зуко назвал Азулой, — шпион и предатель, поистине великолепный дуэт. А драться со мной за вас будет слепая соплячка, я правильно понимаю? Ах да, здесь же еще Аватар в прятки играет, я совсем забыла.

Тоф фыркнула, сдувая с лица щекочущие нос волосы. Азула не двигалась, только демонстративно громко зевала. Ощущения от ее присутствия были странными, мурашки расползались по коже и взбирались на загривок, воздух кипел и почти обжигал. Аанга Тоф снова не чувствовала, но это совершенно не значило, что он не находится прямо сейчас перед самым ее носом.

Крохотный шаг разрушил почти умиротворенную тишину, огненная волна врезалась в каменную стену и опала; Азула отскочила, уворачиваясь от посыпавшихся на нее камешков, зачерпнула ладонью земли, на мгновение исчезая в воздухе, и жар снова облизал губы. Тоф тряхнула головой, ожидая ее шагов, но девчонка исчезла совсем, запрыгнула на обглоданный скелет двухэтажного дома. Каменная очередь вновь не достигла цели, рассыпалась пеплом на подлете, и Тоф оттолкнули. Зуко вырос перед ней мешающей горячей преградой, огонь застрекотал, сталкиваясь с огнем; Тоф фыркнула, прислушиваясь к звукам сверху, и закусила губу, прицеливаясь. Крохотный камешек попал Азуле в плечо, рука повисла бесполезной плетью, шлепаясь о бедро, но пламя не погасло, сменилось еще более обжигающим. Тоф слышала стрекот и яростный крик, давила желание зажать уши ладонями и подбирала новое место для удара. Ей казалось, что огненная схватка длится уже бесконечно долго, однако прошло всего мгновение, прежде чем яростный огонь разбил мягкий и разлетелся обжигающими каплями.

Тоф наконец прицелилась достаточно, послала крошечный импульс, и мягкая земля взвилась, кандалами опутывая лодыжки и стягивая Азулу с изломанной крыши. Та, не дожидаясь новой атаки, крутанулась на руках и взвилась в воздух, обрушивая сверху огненный дождь. Тоф рыкнула, выращивая над головой зонтик, а Зуко атаковал до того, как его чокнутая сестра приземлилась. Порыв холодного ветра едва не сбил с ног, рванул и прибил к земле, припорашивая крошкой рассыпавшегося зонтика, Тоф пискнула и закрылась от столба огня земляной волной.

— Отойди от нее! — закричал Аанг, еще одним порывом ветра отбрасывая Зуко в сторону.

Азула расхохоталась, и смех ее показался царапаньем ножа о стекло. Тоф поморщилась, резким движением закопала девчонку в землю по пояс и выдохнула. Ли, про которого она совершенно забыла, стоял за спиной хохочущей принцессы народа Огня и легко касался кончиком звенящего лезвия ее шеи. К горлу Тоф снова подступила тошнота, чернота сгустилась и заплясала, путая и сбивая с толку.

— Ну же! — хохотала Азула. — Какая счастливая встреча, пойманный шпион пришел отомстить за причиненные ему уродства!

Земля дрожала, Тоф впитывала вибрации и дрожала тоже, отчего-то не в силах подняться на ноги. Она совершенно не заметила, когда упала, лишь впилась ногтями в сухую почву, кусая до крови губы. Злость накатывала волнами и отступала, оставляя опустошенный разум, в животе сворачивалась тугим комком смазанная стыдом обида. Шея горела, почва под пальцами выла и стенала, выплескивая свою боль жестокостью и кровью. Сталь вонзилась в землю с гулким звуком, и Азула презрительно хмыкнула, сплевывая желчь.

— Все такой же мягкотелый сопляк, — бросила она, издавая пронзительный свист.

— О чем ты говоришь? — где-то отчаянно далеко спросил Зуко, со звоном возвращая свой меч.

Затылка коснулись мягкие пальцы, ветерок унес жар, и волосы волной опустились на лицо, накрывая глаза. Тоф выдохнула горячий воздух и вдохнула прохладу, медленно разжала пальцы и поднялась, опираясь на поданную руку. Аанг без слов спрашивал, все ли в порядке, и Тоф неспешно кивнула, прислушиваясь к свистящему вокруг него воздуху. Две пары стремительно шагающих ног ощущались неподалеку, но до их прихода было еще немного времени. Еще один человек, присутствие которого Тоф едва улавливала, прятался за стеной одного из домов и даже дыханием не выдавал охватившего его напряжения.

— Неужто дорогой братец не узнает своего дорогого Узера? — говорила Азула, ногтями царапая сковывающую ее землю. — А я уж думала, вы теперь с ним лучшие подружки, как в старые-добрые времена!

Земля горела и плавилась под ее пальцами, и Тоф изо всех сил сжимала зубы, пытаясь удержать ее в импровизированной клетке. Аанг не вмешивался в чужие разборки, продолжая прикрывать собой Тоф, но она вовсе не обращала на него внимания, отслеживая всех остальных. Сейчас она чувствовала себя чертовым радаром, разрывающимся от мигающих повсюду недружелюбных точек. Зуко молчал, не двигаясь вовсе, но Тоф почти слышала, как скрипят его зубы. Ли все еще стоял за спиной Азулы, и ей иногда казалось, что он вот-вот свернет заболтавшейся девчонке шею.

— Маленький глупый шпион попался, и гляди, чего ему это стоило! — голос Азулы становился все более визгливым и резким. — Я своими руками вырвала ему язык и исполосовала лицо, чтобы он больше никогда не посмел идти против народа Огня!

Огонь вспыхнул, обжигая будто собственную кожу, Тоф дернулась, посылая за ним рассыпавшуюся землю, но Азула уже вырвалась, легко опустилась на изломанную крышу и фыркнула. Тоф чувствовала ее пронзительный взгляд, будто заживо сдирающий шкуру, ощущала вернувшийся на шее и щеке жар и порывы заострившегося ветра, окутывающие полотном.

— Эй, что у вас здесь!..

Голос Сокки оборвался скрежетом столкнувшегося пламени, воздух взметнулся, зажурчала вода. Тоф дернулась, вырывая из земли камни, но Азула уже исчезла с крыши. Между домов топал ящероподобный зверь, над ухом журчала, раздражая, вода, и, кажется, в конфликте, где каждый сам за себя, прибавилось еще несколько участников.

Аанг оттеснил ее в сторону, крутанул своим шестом так, что ветер встрепал волосы и мазнул прохладой по щекам, и ударил им о землю. Зуко протяжно выдохнул и вскинул руки, прячущийся за стеной Айро вздрогнул и хохотнул себе под нос, а Ли медленно уселся на землю. Отступивший было жар возвращался, и Тоф осторожно коснулась горящей кожи, зашипела и отдернула руку. Вода совсем не умиротворяюще журчала в воздухе, переливалась и покачивалась, и никто, похоже, не собирался нападать или что-то объяснять первым. Тоф фыркнула, отерла грязные ладони о не менее грязные штаны и тряхнула головой, смахивая мешающие на обветренных губах волосы.

— Кто такой Узер? — она ткнула пальцем в сидящего Ли и повернулась лицом к Зуко, давая понять, что разговаривает именно с ним. — Мне не показалось, что вы знакомы.

— Почему ты разговариваешь с ним так легко? — взвизгнул Сокка, шумно взмахивая чем-то острым и свистящим. — Он ведь враг.

Презрительный смешок сам собой вырвался из горла, Тоф качнула головой, точным ударом выбивая из рук Сокки игрушку, и он тут же заверещал и принялся проклинать ее плаксивым девчачьим голоском. Ухмылка растянулась на лице, и горящая шея напомнила о себе расползающимся ниже жаром и неприятной раздирающей пульсацией. Шаги ощущались все хуже, дыхание затихало, а в висках громко и яростно пульсировало, заглушая все остальные звуки. Тоф пыталась сосредоточиться, но от накатывающей боли слезились глаза и испарина выступала на лбу, так что растрепанные волосы липли и мешались. Она не могла сказать, когда именно пламя чокнутой сестрички принца Зуко вскользь задело ее, но тупая боль от его неласкового прикосновения все расползалась, заставляя темноту перед глазами клубиться и оглушающе шелестеть. Из всех немногочисленных людей, с которыми Тоф когда-либо дралась, эта девчонка определенно была самой сильной и лучше других распоряжалась собственными способностями, и Тоф даже похвалила бы ее, несмотря на дурацкий ожог, если бы не ее подозрительные слова насчет Ли.

— Эй, у тебя же…

Зуко дернулся, раздался влажный шлепок.

— Стой на месте! — рявкнула Катара, и у самого уха Тоф снова зашелестела вода.

Ли тяжело поднялся, поднял вздрогнувший и зазвеневший меч, крутанул его со свистом и сунул себе за пояс. В ушах Тоф гудело, земля певуче вибрировала, нагреваясь и остывая с дыханием, пальцы мелко подрагивали будто в такт чьему-то зазывному пению. Аанг слушал и выжидал, Тоф чувствовала это отчетливо, крепко стоял на ногах, как почти никогда раньше, и иногда казалось, будто земля, словно податливый воск, вот-вот вздыбится и забурлит, повинуясь рванувшемуся дыханию. Он мог бы обучиться магии земли и самостоятельно, как это сделала Тоф, и это заняло бы куда меньше времени, но беспечный ветер все еще кружил и облизывал щеки, не желал успокаиваться и смиряться. Многие говорили, что земля и воздух — противоположные друг другу стихии, разные и несовместимые, и возможно это было так, но Тоф чувствовала, как сама природа благоволит этому легкому парню.

Ветер трепал волосы, земля пела и гудела под ногами. Темнота хохотала и дыбилась, клубилась черной разъедающей дымкой, пенилась гребешками волн и шипела языками пламени, была плотной и мягкой, словно кокон из бархатной ткани. Темнота накрывала плечи и ластилась к ногам, заменяла собой все, что можно было вообразить, и рассыпалась прозрачным песком между пальцев. Тоф покачнулась, словно кто-то толкнул ее в спину, ухватилась за плечо стоящего впереди Аанга и сдавленно зашипела. Темнота вилась и твердела кровью в ушах, жар поднимался выше и опускался, шипел на воспаленной коже, и легкий ветерок осторожно касался лба.

— Прекратите собачиться и помогите мне уже, — зашипела Тоф, изо всех сил цепляясь за узкую прохладную ладонь.

Подрагивающий огонь грел ладони, плясал под замысловатую песню ветра и опадал, расстилаясь по сухим потрескивающим веткам. Недалеко журчала река, плескалась о камни и играла, струясь по давно проложенному руслу. Шелестели высокие кроны деревьев, пели резвящиеся в листве птицы, шуршали и топали крохотными ножками зверушки. Теплый ветерок, так приятно ласкающий кожу, пропал совсем, стало душно, как перед самым дождем, но вязкая тишина, предвещающая первый гром, все не наступала. Тоф прислушивалась к шепоту и шагам, прижимала колени к груди и кусала губы, а глубине души обижалась на такое распределение по «командам».

Она не знала, как и когда Аанг с друзьями познакомились с Зуко, и ей, в общем-то, было плевать, честное слово, совсем не интересно, пока перешептывания не достигали раздражающего уровня шума. В городе ходили ленивые слухи о том, что принц народа Огня гонялся за Аватаром до самого Северного полюса, и что-то свербело на кончике языка и в точке между бровей, будто она не могла вспомнить нечто катастрофически важное. Тоф знала Зуко недостаточно хорошо, чтобы судить о его намерениях, но он никогда не казался ей плохим человеком. Вспыльчивым и заносчивым, может быть, но не таким, вроде его сестренки, кто был бы способен на убийство. Возможно, Тоф думала о нем слишком хорошо именно потому, что они были плохо знакомы, но вот за его дядю она могла поручиться уверенно. Этот старик с манией чая нравился ей безоговорочно, будто был дальним давно забытым родственником, неизменно отправляющим вязаные свитера и немного денег по праздникам.

И все же на кончиках пальцев свербело любопытство. Чокнутая девчонка назвала Ли Узером и обозвала шпионом, к тому же знакомым Зуко, добавив, словно между прочим, что именно она сотворила с ним всякие непотребства. Ли тоже нравился Тоф, совсем не безоговорочно и далеко не сразу, но теперь, когда она с таким трудом признала в нем своего и позволила идти с собой, она просто не могла оставить эту историю нерассказанной. Хотя Зуко, судя по всему, ничего не знал, Ли говорить не мог, и оставался один лишь старый дядюшка, недоговаривающий слишком много.

— Не думаю, что идти туда — это хорошая идея, — буркнул самую малость обиженно Аанг, когда Тоф тряхнула руками и поднялась.

Тоф фыркнула себе под нос и топнула, зарывая оставленный Ли меч в землю. Сам Ли ушел «туда» еще тогда, когда Катара только приступила к лечению ее ожога, и с тех пор так и не возвращался. Аанг сидел рядом, поджав под себя ноги и обхватив руками шест, дышал рвано и шумно и упрямо молчал, хотя Тоф буквально слышала, как копошатся в его голове дурные мысли. Катара и Сокка ушли за водой и пошептаться, но Тоф все равно слышала их неразборчивые голоса.

— Я иду не туда, — хмыкнула Тоф, подхватывая собственную сумку, — просто прогуляюсь. Если хочешь, можешь пойти со мной.

Взметнулся ветер, Аанг на мгновение исчез, и тут же оказался прямо перед ней. Почему-то, несмотря на всю обиду, он нравился Тоф, вызывал тепло в груди и щекотку на границе роста волос, будто они были знакомы уже бесконечно давно, просто долго-долго не виделись. Он сам был как ветер, легкий и веселый, и Тоф на самом деле никогда не хотела бы видеть, как он злится по-настоящему.

— Если не можешь топать, хотя бы дыши погромче, — буркнула она, пытаясь стукнуть Аанга в плечо.

Она, конечно, промазала, вскользь касаясь теплой кожи, и тут же спрятала руку за спину. Сохранить равновесие получилось с помощью выступившей из-под земли ступеньки, и Аанг, будто послушно следуя ее просьбе, шумно выдохнул и поддержал Тоф под локоть. Его прикосновения были почти невесомыми и мягкими, и от них по коже расползались забавные мурашки. Тоф фыркнула, сдувая с лица волосы, крутнулась на пятке и сцепила ладони за спиной, направляясь в определенную сторону. Компания Аанга не хотела водиться с Зуко и его дядей, но, во-первых, Тоф нужно было кое-что узнать, а во-вторых, Зуко ей тоже нравился, и встретила она его первым. И если Аанга можно было сравнить с милым песиком, Зуко определенно был кем-то вроде отбившегося от стаи волка, блуждающего в поисках потерянного дома.

— Так ты, — Аанг откашлялся и будто специально наступил на хрустнувшую ветку, — на меня не злишься?

Тоф проводила разбежавшихся из-под их ног жучков, прислушалась к сливающимся с шелестом листьев разговорам и чуть-чуть свернула, собираясь самую малость пойти в обход. Аанг следовал за ней, время от времени сливаясь с воздухом, излучал прохладу и умиротворение.

— Злюсь, — пожав плечами, ответила Тоф, — но больше, наверное, не на тебя, а так… на все остальное. На тебя сложно злиться.

Раздался печальный вздох над самым ее ухом, и Тоф от неожиданности дернулась и едва не споткнулась. Хлопнув себя по бедру, она вытащила из кармана полузабытый со всеми неожиданными происшествиями колокольчик, ухватила Аанга за воротник и привязала его более-менее надежно. Удовлетворенно хмыкнула, потянулась, чтобы похлопать Аанга по голове, и едва успела одернуть себя. Даже если он ей нравится, все еще рано считать Аватара другом.

— Спасибо, — в голосе Аанга слышалось искреннее смущение, — ты не можешь на меня злиться… потому что я Аватар?

Воздух застрял в горле, и Тоф кашлянула. Аанг услужливо похлопал ее по спине, почти совсем растворился в воздухе, и только мягкое позвякивание колокольчика теперь выдавало его местоположение.

— Потому что ты это ты, дубина! — рявкнула Тоф, хлопая его по плечу. — Не думай, что все будут тебе потакать только потому, что ты вроде как избранный!

Аанг закашлялся, и довольно скоро кашель перерос в тихий заливистый смех. Колокольчик на его воротнике мелодично позвякивал, будто вторил неведомым звукам, а Тоф поспешно отвернулась, вдруг почувствовав, как краснеют щеки.

— Спасибо, — легкий ветерок коснулся разгоряченных щек и запутался в растрепанных волосах, — ты первая говоришь так.

Тоф вздернула подбородок и хмыкнула. Румянец никак не желал спадать, наоборот наползал все выше, так что теперь горели уже и уши, и без того пострадавшая шея. Катара вроде как вылечила ее своей водной магией, но жжение и неприятные ощущения все еще остались, будто теперь ожог был застаревшим, но все еще болезненным. Тоф глубоко вздохнула, прислушиваясь к прячущимся между деревьев зверькам, вновь нашла потерянные было тихие невнятные разговоры и отерла вспотевшие ладони об одежду. Аанг появлялся и исчезал, будто периодически вспоминал, как нужно правильно стоять на земле, но большую часть времени продолжал витать в облаках, и даже колокольчик с этой его ветреностью спасал не до конца.

Застоявшийся в листве воздух наполнялся влагой и росой ложился на плечи. Звери прятались в норы, птицы нетерпеливо перелетали с ветки на ветку и встревоженно пели, будто стараясь оповестить как можно больше товарищей. Сезон дождей должен был давно закончиться, но в этом году погода вела себя странно, жара сменялась холодом и промозглой сыростью, времена года словно смешались и сошли с ума. Иногда Тоф казалось, что она никогда не выберется из дома-золотой клетки, так и останется навсегда марионеткой на веревочках, покорно исполняющей приказы родителей и довольствующейся вызванными бунтарскими порывами редкими побегами. Наверное, так и было бы, если бы Аанг не пришел и не вселил в нее уверенность, не заставил стряхнуть с себя окоченевшую пыль, приковывающую к гулкому деревянному полу. Даже несмотря на то, что она отказалась идти с ним и быть его учителем, именно Аанг подтолкнул ее встряхнуться и сбросить надоевшее до одури черное покрывало.

— Так, — Тоф хмыкнула, растягивая в улыбке губы, и указала в сторону одного из разговоров, — что ты собираешься делать?

Колокольчик неловко дрогнул, взметнувшийся ветер облизал голые ступни, и лесная жизнь будто стихла и вовсе испарилась, оставляя Тоф наедине с ласковым покалыванием на лбу. Аанг охнул, опустился на землю и пнул устремившийся в сторону скрытого зеленью неба камешек.

— Ты умудрился упустить лучшего мага земли, — Тоф горделиво вздернула подбородок, упирая ладони в бока, — зато теперь перед тобой неплохой маг огня. И вряд ли кто-нибудь еще из них согласится тебя учить.

— Но я… — Аанг протяжно вздохнул и так и не продолжил.

— Если ты беспокоишься о Зуко, то брось, — продолжила Тоф, взмахивая ладонью, — что бы он вам ни сделал, могу поручиться, что на самом деле он куда лучше, чем может показаться на первый взгляд.

Аанг снова вздохнул, и ветер ударился в лоб и растрепал волосы. Тоф опустила руку, позволяя ей безвольно повиснуть, шлепнувшись о штаны, и тихо рыкнула, отбрасывая в сторону выросший под рукой булыжник.

— Я знаю, — прохладная ладонь коснулась ладони, и Тоф едва не отдернула руку от неожиданности, — дело не в нем. В прошлый раз, когда я пытался изучать магию огня, я поторопился, и… поранил Катару. Я пообещал себе, что больше никогда не создам то, что так легко может навредить моим друзьям.

Маленький камешек, улетевший покорять небеса, со свитом вернулся, точно поразив заданную цель. Аанг ойкнул и обиженно простонал, принимаясь шумно потирать пострадавшую голову.

— Кажется, я поранила тебя, какая жалось, — язвительно хмыкнула Тоф, подбрасывая на ладони еще один камешек, — что, теперь и магию земли изучать не будешь?

Следующий снаряд достиг своей цели и отскочил, ухнув в кусты и распугав прятавшихся там землероек. Ветер зашелестел в спокойных кронах, всполошил устроившихся пережидать дождь птиц и опал, застелился под ногами и будто впитался в землю, исчезая с рваным дыханием. Аанг рухнул на землю, поджал под себя ноги и сдавленно взвыл, кулаком сбивая хрусткую веточку. Тоф фыркнула, ударом ноги подбросила еще один камень, на этот раз побольше и поувесистее, и, раздробив его в пальцах, сдула с ладони мелкий песок.

— Я понимаю, о чем ты говоришь! — воскликнул Аанг, шумно взмахивая руками. — На Северном полюсе я ранил многих с помощью магии воды, и даже воздух можно использовать, чтобы причинить кому-то вред! Но я не могу! Мне…

Наверняка не только ранил, хотела сказать Тоф, но язык прилип к небу, а ступни намертво вросли в землю. Магия стихий — это огромная сила, подвластная не всем, ужасающая и неповоротливая, не заботящая о живых и мертвых. Магия безразлична, она не хорошая и не плохая, но она огромна и безжалостна, способна обрушиться на голову, стоит лишь невовремя моргнуть.

— Страшно? — хмыкнула Тоф, прислушиваясь к пению под ногами. — как будто ты сейчас упустишь это, и оно поглотит тебя, не оставит ни капельки от того мира, который ты любил. Ты действительно потрясающий, если с другими стихиями этого не чувствуешь.

Мурашки холодной волной окатили плечи, забрались на загривок и под волосы, защекотали колючими ядовитыми ножками и вспороли, выцвели до густых черных пятен перед глазами. Темнота клубилась и завывала, и земля вторила ей, тянула напевы, позабытые и стершиеся тысячелетия назад. Земля была огромной и живой, теплой и безразличной, принимающей в свои объятия издавших последний вздох. Тоф слушала ее и слышала, была крошечной песчинкой в огромной пустыне, и беспощадный ветер болтал ее и трепал, ударяя о сотни таких же.

Грубые пальцы коснулись ладони и потянули, и Аанг вскинул голову и шумно выдохнул, поднимаясь и исчезая. Ли сжал ее ладонь крепче и покачал головой, а колокольчик, про который Тоф уже успела забыть, мелодично звякнул у самого уха. Теплый ветерок касался лица и поднимал налипшую челку, и Тоф казалось, будто она в самом деле видит стоящего перед ней лысого паренька.

— Идем, — она цокнула языком и ухватила его за руку, — сколько еще будем стоять и глазеть друг на друга?

Аанг втянул воздух, будто собирался сказать что-то, фыркнул и рассмеялся, встряхивая ее ладонь. Тоф улыбнулась и покачала головой, прислушиваясь к шелестящим одними верхушками кронам. Гроза все приближалась, наступала на пятки и торопила разобраться со всеми делами и спрятаться, скрыться поглубже под землю и затаиться до первых ленивых солнечных лучей. Ли держал руку Тоф привычно крепко, а Аанг то и дело исчезал со звоном колокольчика, обращался в ветер и трепетал на ресницах. Тоф дернула его за руку, толкнула застывшего в ожидании Ли и расхохоталась, когда особенно сильный порыв ветра донес до нее плеск воды и отголоски непрекращающегося спора. Катара и Сокка никак не могли решить, верить ли Зуко и принимать ли Тоф в их компанию, но их на самом деле никто не спрашивал, потому что Аанг шел с ней, позвякивал колокольчиком на шее и шагал достаточно громко, чтобы она могла его слышать.

— Дождь собирается, — выдохнул Айро, попивая чай, — нужно разложить палатку.

— Вы что, в детском садике, за ручки держитесь? — хохотнул Зуко, тут же получивший шлепок от дяди.

Аанг отдернул руку и снова исчез, а Тоф фыркнула, встряхнула ладонью Ли и показала Зуко средний палец. Ли покачал головой и перехватил ее руку, прижал ее к бедру и похлопал Тоф по голове, на что придурочный принц снова расхохотался и снова получил шлепок.

— Похоже, ты тут единственный ходил в садик, раз знаешь, как там все устроено, — Тоф качнула головой, сбрасывая тяжелую руку.

Ветер усиливался, но прохладу не приносил. Становилось все более душно и жарко, так что испарина выступала на лбу и ноги скользили по повлажневшей земле.

— Еще и колокольчик на него нацепила, — не унимался Зуко, — Аватар тебе что, зверушка ручная?

— А тебе завидно? — вздернула подбородок Тоф. — Ты-то свой потерял.

Они сидели у костра, огонь трепетал на усиливающемся ветру, и жар от него расползался, неприятно лизал ступни и извивался, будто насмехаясь вместе с завывающей пустотой. Тоф не могла видеть пламя, только чувствовала жар и охватывающее тело тепло, и оттого скрипела зубами и сжимала кулаки. Ей хватало слуха и вибраций земли, чтобы видеть, но огонь шелестел беззвучно, вился в воздухе и трещал у самого уха, выдавая собственное коварство слишком поздно, когда сердце уже падало в пятки, и ладони покрывались липким холодным потом. Тоф не видела и не слышала, также как и «танцующего» Аанга, и это злило ее сильнее, чем что бы то ни было на свете.

— Тише, принц Зуко! — шикнул на племянника Айро, и мгновение спустя его голос сделался приторно-сладким и едва ли не заискивающим. — Он просто нервничает, не обращайте на него внимание.

— Ничего я не нервничаю! — рявкнул Зуко, и пламя взметнулось и опалило щеки.

Жар охватил и затрепетал, облизал шею и упал к самым ногам, высушивая гулкую землю. Тоф отшатнулась, спиной натолкнулась на Аанга и едва не полетела на землю вместе с ним. Сердце ухнуло в пятки и забилось загнанной пташкой, пустота перед глазами колыхнулась и зашипела, пеплом опадая на волосы. На плечах сомкнулись прохладные пальцы, ласковый ветер растрепал волосы и упал на грудь, и Тоф рвано вздохнула и тряхнула головой, прогоняя заглушающий звуки стук в ушах. На небе громыхнуло и взвыло, первая крупная капля шумно шлепнулась на звонкую лысину, и огонь потух вовсе, исчезая запахом тлена и гари.

— Вот поэтому, — заговорил Аанг, и голос его звучал непривычно жестко, — я не хочу изучать магию огня.

Его голос звенел у самого уха, расползался шорохом заждавшегося дождя и глушил и давил посторонние мысли. Тоф покачнулась, и его руки упали вниз, колокольчик звякнул и затих, исчезая будто в недостижимой вдали. Но Аанг оставался рядом, Тоф чувствовала его дыхание и исходящее от него тепло, куталась в него, как в связанный любимой бабушкой шарф, и слушала зазывное, сливающееся в унисон пение.

— Я не хотел, — вскинулся Зуко, снова остановленный дядиной рукой, — прости меня, я…

— Я хочу с тобой драться! — крикнула Тоф, когда мимолетный страх перерос в восторг от пришедшей в голову дурацкой идеи. — Научусь слышать огонь и тогда в следующий раз непременно надеру твоей сестрице зад!

Эхо ее слов гулом разнеслось по шумящему лесу и потонуло в далеком плеске воды. Аанг сдавленно хохотнул и почти хрюкнул, Зуко шумно выдохнул и рухнул на землю, а Ли снова потрепал Тоф по волосам. Один Айро остался царственно невозмутим, сюрпнул чаем и похлопал племянника по плечу. Дождь, будто наконец собрался с мыслями, обрушился на них орущей стеной, и Тоф топнула, зарывая пятку в землю и возводя вокруг каменный шатер. Потухший в мгновение ока костер выплюнул едкий дым, шум оглушил и вбился пульсирующей болью в виски, и Тоф тряхнула головой и глубоко вдохнула потяжелевший от влаги воздух.

— Вижу, с дождем ты все еще не в ладах, — послышался словно из-под толщи воды мягкий голос Айро, — подойди-ка сюда, у меня есть кое-что для тебя.

Тоф выдохнула себе под нос, сосредотачиваясь на ощущении чужого присутствия и звуках биения сердец, осторожно опустила занесенную ногу и вздрогнула от пробившего сознание топота тугих капель о землю. Едва не поскользнувшись, она сделала несколько аккуратных шагов и плюхнулась мимо промокшего бревна прямо в липкую лужу. Айро хохотнул, взял ее руку и вложил туда металлическую на ощупь баночку, тяжелую от непонятного плотного содержимого.

— Мазь от ожогов, — горделиво объявил Айро, — маг воды подлечила тебя, но нет ничего лучше старых-добрых народных рецептов.

Тоф фыркнула, рукой зачесывая назад промокшие волосы. Аанг шумно топтался у самого края шатра, звенел колокольчиком и никак не мог решиться остаться или уйти. Тоф больше не слышала переговоров Катары и Сокки, все вокруг заглушал поющий и перешептывающийся дождь, ударяющийся о безразличную землю и делающий ее мягкой и податливой. От Айро исходило приятное тепло, и Тоф повалилась на бок, прижимаясь к нему плечом, ответила на смешок Зуко врезавшимся ему в лоб камнем и махнула Аангу рукой. Она не знала, что собиралась сказать, но сейчас ее все устраивало в собравшейся компании, и даже не унимающийся дождь не казался таким агрессивно колючим.

Быстрые шаги по влажной хлюпающей земле казались лягушачьим причмокиванием и боем в крохотные барабаны. Они то отдалялись, то приближались, а то и вовсе пропадали в звуках радостно хохочущего ливня. Тоф, кажется, задремала, пригревшись на теплом мягком плече и вполуха слушая короткие и временами глупые рассказы Айро. Некоторые из этих историй он рассказывал ей когда-то давно, когда мир только покатился, лениво переворачиваясь с ног на голову и незаметно раскалываясь посередине. Все остальные молчали, и Тоф, невольно вслушивающаяся в пение дождевых капель, не улавливала их движений. Рядом с ней, с другой стороны от Айро, сидел изредка ворошивший костер Ли, Тоф чувствовала исходящее от него тепло тоже. Иногда она думала о том, что он самую капельку похож на ее старшего брата, но тут же одергивала себя, мысленно фыркая, что старший брат у нее был только один и другого ей ни за что не нужно.

Хотя Тоф иногда и тешила себя глупой мыслью, будто Ли — это чудом выживший и вернувшийся Фан, от этого становилось только больнее. Даже если бы Фан вдруг стал немым, он нашел бы способ сообщить ей, что он — это он, к тому же сама Тоф, насколько бы ни была слепа, ни за что не смогла бы спутать его с каким-либо другим человеком. Ли совершенно точно не был Фаном, но являлся, в общем-то, тоже неплохим парнем, который прямо сейчас взял ее ладонь и вложил туда кусочек вяленого мяса. Тоф фыркнула, отправляя угощение в рот, и только теперь вспомнила, что из-за заварушки с бешеной сестрицей Зуко и Аангом они так ничего и не ели с самого утра.

На тычок под ребра Ли отреагировал коротким смешком, перехватил ее руку и сунул теперь подсохшую хлебную горбушку. Тоф вгрызлась в нее зубами и рванула, отрывая и старательно пережевывая большой кусок. Следующий кусок хлеба из рук Ли достался пискнувшему смущенно Аангу, и Тоф старательно прислушалась к скрытым дождем движениям Зуко. Но он, похоже, и не думал отказываться, разве что презрительно фыркнул и принялся жевать в такт далекому топоту. Айро кивнул тому, чего Тоф наверняка увидеть не могла, порылся в сумке и вытащил на свет порцию чего-то дурнопахнущего, что с широкой улыбкой предложил закашлявшемуся племяннику.

— Это точно съедобно? — Тоф принюхалась, склоняясь над воняющей штукой, и Ли оттянул ее за воротник. — Пахнет отвратно.

— Выглядит еще хуже, — бросил сдавленным голосом Зуко.

Аанг втянул носом воздух и закашлялся, зазвенел колокольчик на его одежде, и порыв ветра взметнул в лицо осевшие на шатре дождевые капли:

— Думаю, вам стоит это выбросить. Пока оно не решило, что не хочет быть едой и само кого-нибудь не съело.

Бьющий в нос кисловатый запах тухлятины несколько глушил разбушевавшийся не на шутку дождь, но Тоф, сидящая катастрофически близко, все равно чувствовала его отчетливее, чем все остальные запахи вместе взятые. Тоф поморщилась, впервые старательно вслушиваясь в бой дождевых капель, фыркнула и поднялась, усаживаясь подальше от смертельно опасного запаха.

— Мне кажется, оно решило пообедать мной, так что я посижу пока здесь, — Тоф покачала головой, хлопая по плечам оказавшихся по обе стороны от нее Аанга и Зуко.

Зуко в ответ на ее жест многозначительно хмыкнул и с хрустом откусил кусок хлеба, а Аанг неловко хохотнул и едва заметно отодвинулся.

— Эх, молодежь, ничего вы не понимаете, — ворчливо вздохнул Айро, баюкая в ладонях свою гадость, — продавец утверждал, что это ферментированная рыба-стрекоза, настоящий деликатес, и не стоит обращать внимания на запах.

С каждым его движением волны запаха поднимались в воздух, ударялись о потолок шатра и падали вниз, накрывая всех смердящим коконом. Квакающие по лужам шаги становились совсем тихими и далекими, но возможно только потому, что теперь Тоф от них отвлекали целых две раздражающие помехи.

— Ферментированное значит тухлое, — Тоф хлопнула в ладоши, отгоняя от себя очередную вызывающую настоящий спазм всего волну, — тух-ло-е. Вас надули.

Айро недоверчиво принюхался, и Тоф почувствовала, как дрогнули его руки. Шаги вдруг сделались громче, резкий, вовсе немелодичный голос Катары смел запах напрочь, развеял дождевую барабанящую завесу, и вонючая гадость со звонким шлепком рухнула Айро под ноги. Аанг растерянно пискнул, будто совершил серьезное непоправимое преступление, а Зуко злорадно хохотнул, продолжая жевать свой черствый хлеб.

— Ох, какая жалость, — не слишком натурально вздохнул Айро, как будто случайно притаптывая неведомую тухлятину ногой.

— Аанг! — одновременно закричала Катара, и Тоф услышала журчание совсем не падающей оземь воды.

Кроны деревьев рассерженно шумели, а земля впитывала воду, жадно напивалась и сыто урчала, поглощая барабанящие в своей последней атаке капли. Костер зашуганно стрекотал, перебивая стонущий вой, выбрасывал во влажный воздух горячие искры и упрямо горел, не желая уступать увядающему дождю. Катара остановилась на границе падающей с неба воды и куска уютной сухости под каменным шатром, и дыхание ее слилось с журчанием перетекающей от ладони к ладони магии.

— Да что снова я-то? — простонал Зуко, которому этой самой магией-водой прилетело по лбу.

Дождь то стихал, уступая место вечернему солнечному теплу, то начинал лить с новой силой, так что никак нельзя было предугадать, когда он закончится совсем. Тоф чувствовала, как сталкиваются тепло под шатром и холод снаружи, ежилась от покрывающих кожу зябких мурашек и прислушивалась к еще одной паре ног, то и дело теряющейся в лающем грохоте.

— Тебе правда нужно объяснять? — зло хмыкнула Катара, и теперь ее клубок летающей воды задрожал и забулькал в подозрительной близости от носа Тоф.

Иногда Тоф сравнивала шум дождя с воем и лаем диких животных, а иногда он казался пением, причудливым и зазывным. В нем тонул свист отчаянного ветра, бьющегося в стекла в поисках спасения, разносящего потоки воды и несущегося от них наутек.

— Катара, — встрял Аанг, вставая перед Катарой и ее булькающей водяной плеткой, — в этот раз я сам пришел сюда. Прости, что ничего не сказал, и тебе пришлось искать меня под дождем.

Катара пискнула нечто нечленораздельное, летающая в воздухе лужа булькнула и плеснулась, перетекая, но не исчезла, почти сливаясь с шумом ударяющихся о нее капель. Другая пара ног пропала и появилась снова, хлюпнула переполненная водой земля. Аанг качнулся с носка на пятки, почесал затылок, и Тоф вдруг подумалось, что прямо сейчас у него наверняка было невероятно глупое выражением лица. Влажная морось, с ветром проникающая в шатер, накрывала плечи, липла к волосам и стекала по кончикам пальцев, падая на шипящий костер.

— И ты веришь ему настолько, чтобы сидеть рядом и делить еду? — всхлипнула Катара, старательно скрывая панику за напускной яростью. — Он же пытался нас убить.

— Я не, — Зуко встрепенулся, будто очнулся от спячки, — всего лишь поймать, я не собирался никого убивать. К тому же только Аватара, а не вас всех.

Пламя поднялось, теплом обдавая протянутые к нему руки, колыхнулось и опало, облизывая промокшие, не успевшие прогореть ветки. Аанг и Катара стояли друг напротив друга в созданном Тоф земляном шатре, а все остальные, не считая изредка открывающего рот Зуко, делали вид, что их здесь не было вовсе. Ли исчез совсем, слился с окружающим шумом, Айро затих, даже отставив в сторону чашку, а Тоф, находившаяся ближе всех к эпицентру событий, чувствовала себя болтающимся на веревочке колокольчиком вместо того, что совсем не звенел у Аанга на воротнике.

— Да он бы и не смог никого убить, — махнула рукой Тоф, заслышав едва уловимый смешок подтянувшего к себе сумку Айро, — он же добрый.

Зуко поперхнулся и громко закашлялся, и Тоф услужливо похлопала его по спине. Переносная лужа Катары дрогнула и шлепнулась на землю, а Аанг издал громкое, определенно несогласное «э-э-э-э?». Один лишь Айро совершенно непосредственно рассмеялся, похлопывая себя по бедру, и шумно закивал, принимаясь бурчать себе под нос подтверждение за подтверждением.

Повисла липкая мокрая тишина, и даже дождь как будто слегка притих и притаился, выжидая момент для новой атаки. Захлюпала переполненная влагой земля, зашуршали глубоко в недрах подземные обитатели, чирикнули укрывающиеся в потяжелевших кронах птицы. И Сокка, все это время прятавшийся в соседних кустах, просто неприлично оглушающе заржал.

— Я думала, голодный медведь бродит под дождем, а это, оказывается, всего лишь Сокка, — Тоф фыркнула, ковырнула землю мыском и поймала гладкий каменный шарик, — хотя топаешь ты куда громче Катары.

Сокка на мгновение затих, хлюпнул носом и расхохотался снова, а Катара демонстративно фыркнула и отвернулась, так что капли с ее мокрых волос разлетелись в разные стороны. Часть из них, так же, как и кончик косы, угодили Аангу в лицо, и к хохочущему Сокке присоединился прыснувший Зуко. Дождь постепенно стихал, шелестели, сбрасывая тяжелую воду, кроны, хлюпали впитывающиеся в землю и собирающиеся в лужи капли. Холодный ветер уносил дождевые тучи, певуче свистел и смеялся, и тепло расползалось от робко потрескивающего костра. Тоф хотела бы фыркнуть, тряхнуть волосами и заявить, что пора двигаться дальше, но понятия не имела, куда и с кем собирается идти. До сих пор она понятия не имела, почему поддалась импульсивному эгоистичному порыву сбежать из дома, и как вообще должен себя вести сбежавший из дома ребенок.

— Значит ты не такая уж и крутая, раз не смогла отличить меня от голодного медведя, — Сокка отряхнулся, в воздух посыпались звенящие капли, — и ты наверняка хотела сказать броне-медведя. Никогда не слышал о просто медведях.

— Знаешь, когда идет дождь, я плохо слышу, — печально вздохнула Тоф, резво подскакивая и хватая его за одежду, — КАК БУДТО КТО-ТО ПОСТОЯННО ОРЕТ МНЕ НА УХО!!! И откуда мне знать, чем ты отличаешься от просто медведей и броне-медведей, я никого из вас в глаза не видела.

Откуда-то с ближайшей ветки ухнула, шлепаясь о землю и рассыпаясь множеством капелек, целая здоровенная лужа. Тоф, и без того успевшую насквозь промокнуть, обдало липкими холодными брызгами, и она фыркнула, отталкивая от себя Сокку так, что он спиной врезался в ствол высокого, облепленного птицами дерева. Про Зуко, кажется, все успели позабыть, но покидать нагретое собственной огненной задницей местечко он не спешил, все также сидел на бревне перед костром и поистине царственно делал вид, что все происходящее его нисколечко не касается. Тоф сделала бы также, если бы не чувствовала на себе испепеляющий взгляд Сокки и хмурый — Катары. Ли все еще болтался где-то рядом, но его не выдавало даже мелодичное звяканье колокольчика, который Тоф в самом деле самодовольно и глупо нацепила Аангу на шею.

— Я сделаю так, как ты скажешь, — выдохнула Катара, и Тоф почувствовала, как исчезает с тяжелой одежды вода, — ты же Аватар. Но это не значит, что я так просто стану доверять ему.

Водяной клубок шлепнулся на костер, гася его и растекаясь по покрытой золой земле. Каменный шатер пошел трещинами и обвалился, засыпая тлеющую горку промокших веток, и Тоф фыркнула, прислушиваясь к исчезающему в пустоте журчанию. Подувший ветер обдал холодом, заставил съежиться и пропал, сменяясь теплыми ласковыми прикосновениями.

— Спасибо, Катара, — кивнул Аанг и развернулся, вдруг оказываясь к Тоф катастрофически близко.

Ветерок невесомо коснулся ладони, мазнул по лицу и исчез где-то в прилипших к вискам волосах. Тоф вздрогнула, дрогнул, звякнув, колокольчик, и тихий усталый смех сбрасывающей воду листвы заглушил подскочившее к горлу сердце. Аанг был совсем близко, Тоф ощущала исходящее от него тепло и запах свежего ветра, слышала каждый вдох и считала удары сердца, потому что его билось так же испугано и заполошно, как ее собственное.

— Я знаю, что уже потерял возможность обучаться у лучшего мага земли в мире, — Аанг покачал головой, и колокольчик на его шее жалобно зазвенел, сливаясь со звуками впитывающейся в землю воды и играющего в кронах ветра, — но я не хотел бы потерять еще и дорогого друга. Даже если и ненадолго, пока наши пути совпадают, давай пойдем вместе, Тоф.

— Я… — Тоф дернулась, ощущая, как наползает на щеки жгучий румянец, рвано вздохнула и толкнула его в грудь. — Балда!

Ли, вдруг очутившийся у Аанга за спиной, дернул его на себя, оттаскивая, покачал головой и похлопал Тоф по макушке, окончательно спутывая находящиеся и без того в полнейшем беспорядке волосы. Тоф хватанула ртом воздух, подавилась и кашлянула, отталкивая его руку, фыркнула и вздернула подбородок, старательно скрывая собственную растерянность.

— Эх, молодость, цветущая пора, — пропел Айро, и она едва не споткнулась, запутавшись во влажной земле.

Вышедшее из-за туч солнце начинало несмело припекать, но вокруг все еще было противно и мокро. Деревья стали тяжелыми от воды, а земля — мягкой и податливой, рассыпающейся под ногами и клейкой, как прилипающая к рукам жвачка. Из залитого и заваленного камнями костра тянуло дымом, животные осторожно выглядывали из укромных норок. Прерванная внезапным ливнем жизнь в лесу продолжалась и набирала обороты, а они все, как встретившиеся на распутье старые враги, все стояли посреди поляны и выясняли дурацкие несуществующие отношения.

Тоф выдохнула себе под нос, сдула с лица налипшие спутавшиеся волосы, расчесала их пальцами и случайно дернула так, что из глаз едва не полились слезы. Дома за ее прической тщательно следили служанки, постоянно втирали какие-то масла, мыли и расчесывали, что Тоф несказанно раздражало, но теперь ей казалось, что она сама даже расчесаться нормально не в состоянии. Где-то в закромах ее сумки лежал гребень, но в подкорке упрямо билась колючая мысль, что куда проще все обрезать и сделать себе прическу как у Зуко. Или еще лучше как у Аанга.

— Зуко! — вдруг закричал Аанг, а Тоф на плечо легла тяжелая рука Ли. — Идем с нами!

Снова повисла та же самая липкая тишина, уже не такая мокрая, но все еще прохладной росой накрывающая плечи. Айро протяжно вздохнул, затрещали из-под груды камней горячие ветки; ладонь Ли сжалась крепче и придавила к земле, и Тоф, которая вот совсем ни капельки не собиралась сбежать под шумок, насупилась и сложила на груди руки. Подхвативший сумку с коротким «что?» Зуко развернулся, а у Сокки раздражающе громко заскрипели зубы.

— Ну нет, пожалуйста, только не он, — заскулил Сокка, и Катара шикнула и наступила ему на ногу.

— Я ведь пытался поймать тебя, — хмыкнул Зуко, закидывая сумку на плечо, — могу выждать момент, чтобы сдать тебя солдатам или Азуле или заманить в ловушку…

— Нет, — оборвал его Аанг, — я уверен, что ты не станешь этого делать. Я не могу объяснить свою уверенность, но я чувствую, что ты на самом деле хороший человек. Поэтому, пожалуйста, я прошу тебя, обучи меня магии огня!

Сокка отчаянно простонал и демонстративно рухнул на землю. Что-то шлепнуло, звякнул колокольчик, и Аанг склонился, вдруг оказавшись твердо стоящим на ногах. Порыв ветра сорвал с листьев последние дождевые капли, обрушил их на землю мелодичным пением и взвыл, вторя и устремляясь куда-то вверх. Тоф хохотнула, пихая Ли локтем, и подбросила в воздух идеально круглый каменный шарик.

— А мне ты не кланялся, — буркнула она, выращивая перед собой стену, в которую врезался брошенный Соккой комок грязи.

— Ты ведь помнишь, что я сын Хозяина Огня? — спросил Зуко, переступая с ноги на ногу. — И ты просишь меня, чтобы я научил тебя магии огня, чтобы ты пошел и убил моего отца?

Возле реки кто-то огромный пронзительно зарычал, хлопнул по земле хвостом и повалился на бок, так что с ближайших деревьев с громкими криками послетали птицы. Аанг вздрогнул, звякнул мелодично и исчез в порыве ветра колокольчик. Лес зашевелился и зашелестел, разбуженный после дождливого сна, пустился в пляс и истлел в нагревающемся на солнце тумане. У Тоф в груди разлилось нечто горькое и горячее, и тяжелая рука снова опустилась на плечо, некрепко надавила и сжала, пуская по телу зябкие мурашки. Тоф ждала ответа Аанга, затаив дыхание, и не могла понять, почему ей это так до сосущего чувства под ложечкой важно, будто это кто-то из ее родственников являлся в этой глупой сказке настоящим злодеем. Земля под ногами сыто урчала и пела, безразличная к человеческим проблемам, она напилась воды и засыпала, пуская все силы на удержание одной лишь себя.

— Я не, — голос Аанга раздался все там же, но кроме голоса не было ни тепла, ни тяжести, будто он стал беспомощным бесплотным призраком, — на самом деле я не думаю, что смогу кого-то убить. Воздушные кочевники — мирный народ, мы даже мясо не едим…

Он неловко рассмеялся и вдруг оказался настоящим, стоящим на земле и плотным, как набитая ватой тряпичная кукла. Ладонь на плече Тоф поднялась и опустилась снова; она ощутила на затылке одобрительный взгляд и тепло от смешка, покачала головой и толкнула Ли в бок, выворачиваясь и показывая ему язык. Ли шумно выдохнул, похлопал ее по макушке и развернул обратно, и только потом до Тоф дошло, какую глупость она только что сделала. Теперь ей почудился сверлящий затылок укоряющий взгляд, а тьма перед глазами колыхнулась и расхохоталась, принимая ее в свои объятия.

— Тогда что ты собираешься делать? — каркнул Зуко, и Тоф услышала в его голосе нотки плохо скрываемого облегчения.

Даже если его отец — главный злодей на всем белом свете, желать ему смерти попросту неправильно. Тоф не могла представить себя на месте принца Зуко, но знала точно, что череда смертей не может закончиться еще одной смертью.

— Честно говоря, я пока не думал об этом, — Аанг поскреб затылок, хохотнул и пнул отскочивший от заваленного костра камешек, — я обучусь четырем стихиям, освою состояние Аватара, и тогда решение наверняка придет само.

— Извини, — шепнула Тоф, делая крохотный шажок назад.

Ли усмехнулся, качнул головой и вдруг исчез вместе с ощущением тепла за спиной. Зуко фыркнул и рассмеялся, Сокка недовольно пробурчал себе под нос, а из-под ног Катары расползлась холодная тяжесть, сковывающая и заставляющая цепенеть как под порывами обжигающе-ледяного ветра. Тьма булькнула и запела в уши, обдала липким отвратительным жаром, оставляющим ожоги под веками и вдруг исчезла тоже, погружая Тоф в белесую ненастоящую пустоту. Нечто тягучее внутри пискнуло и остановилось, замерло в осторожном шаге перед приоткрытой дверью и рвануло вперед, проходя насквозь сковывающую клетку ребер и выпрыгивая в подставленные ладони.

— В любом случае, вам не кажется, что собираться такой толпой слишком уж заметно? — вполне резонно, но не вполне миролюбиво заметил Сокка. — Давайте вы пойдете своей дорогой, мы пойдем своей, потом где-нибудь встретимся, и вы научите Аанга магии. Разве не хорошая идея?

Земля, повинуясь легкому нажатию стопы, милостиво чавкнула, и в лоб Сокке прилетел маленький шарик мокрой текучей глины. Катара звонко рассмеялась, хлопнула брата по спине так, что он покачнулся и взмахнул руками, плеснула воды, и Сокка выругался, стряхивая с лица растекшиеся по нему комки грязи. Ли, вдруг тяжело ступивший ему за спину, придавил Сокку к земле и заставил замолчать, мгновение спустя снова теряясь в бесконечных чужих шагах.

— Он имеет в виду, что не стоит ругаться при детях, — деловито прокомментировал действия Ли Зуко.

Сокка закивал, потом замотал головой и громко вздохнул, стремительно ретируясь подальше к плотно стоящим деревьям. Тоф пнула камешек, вытерла стопу о мокрую траву и склонила голову набок, вслушиваясь движения стоящих вокруг людей.

— Ты кого здесь ребенком-то назвал? — бросила она, перекатываясь с пятки на носок и ведя плечами.

Сокка был на самом деле прав, их было слишком много. Через родной город Тоф, на улицы которого она постоянно сбегала, часто проходили путешественники, но мало кто из них путешествовал настолько большими группами. Чаще всего их было двое-трое, реже пятеро или шестеро, и почти никто не путешествовал в одиночку. Когда через город проходил очередной путник, Тоф старалась незаметно следовать за ним до самых ворот, подслушивала рассказы о чужих местах и людях. Последней новостью, которую она услышала (почти единственный раз сбежав от присмотра Ли) была весть о том, что город Омашу, считающийся второй столицей царства Земли, был захвачен людьми огня. Тоф так или иначе собиралась посетить как можно больше мест и городов, но пока она точно решила, куда направится в первую очередь.

— Тебя, — фыркнул Зуко, покачивая рукой, — и его.

Тоф вытянула шею и сощурилась, будто приглядываясь к его жесту, тряхнула головой и запустила пальцы в ставшие похожими на птичье гнездо волосы:

— Если ты думаешь, что я вижу, на кого ты показываешь, ты очень сильно глупый, горячий парень.

Что-то как будто звякнуло и покатилось, но Тоф не ощущала под ногами ничего, кроме напившейся сытой земли, мягкой и приятно прохладной, еще не успевшей нагреться от вышедшего из-за туч солнца. Макушку начинало печь, теплый ветер облизывал щеки, и осевшие на листве капли дождя продолжали то и дело со звоном осыпаться на землю.

— Он показывает на Аанга, — отрезала Катара, обрывая повисшую на мгновение неловкую тишину, — хватит уже валять дурака. Сокка прав, слишком много людей, чтобы путешествовать незамеченными. К тому же Аппа может не выдержать такой вес.

Словно в ответ на ее слова кто-то огромный утробно зарычал, хлопнул здоровенным хвостом так, что река едва не вышла из берегов, переступил всеми шестью лапами и завалился набок, пуская по размякшей почве тугие волны. Соглашаться с чужими словами не хотелось только потому, что это были слова Катары и Сокки, но Тоф на самом деле было все равно. Она решила для себя, что пойдет с принцем Зуко, потому что собирается обязательно побить его сестрицу в следующий раз. И в таком случае совершенно естественно, что планы Аанга и остальных ее совершенно не касались, так что даже если кто-то решит составить ей компанию, это будут вовсе не ее проблемы.

— Что ж, — Айро, кряхтя, поднялся, хлопая себя по коленям, — идти такой толпой не более опасно, чем расхаживать по царству Земли в национальной одежде народов Воды и Воздуха, зная, что солдаты ищут мага воздуха и двоих из племени Воды.

Тоф прыснула, слишком поздно закрывая рот рукой. Она понятия не имела, какие там национальные костюмы, но расхаживать в одежде, выдающей тебя с головой, действительно было до колючей щекотки в груди опрометчиво.

— Так куда вы все-таки направляетесь? — продолжил Айро совершенно другим, куда менее серьезным и без капли насмешки голосом.

Освободившееся из плена туч солнце катилось по небу. Тоф макушкой ощущала его неспешные движения, и ей отчего-то казалось, что этот разговор длится уже невозможно долго. Она никогда не общалась со столькими людьми разом, никогда не слушала чужие слова, если они ее не интересовали, но всегда послушно следовала за тонкой ниточкой, привязанной к безвольным рукам. Тоф не нравилось ощущать на себе столько взглядов, не нравилось путаться в биениях сердец и нестройном ритме дыхания, она хотела слышать только шум ветра и стрекот пламени, греющего озябшие от прикосновения холодной земли пальцы. Земля гудела и напевала под ногами, вибрировала и щекотала ступни, и она все еще была гораздо ближе, чем несколько полузнакомых людей, каждому из которых ей зачем-то следовало довериться.

— С чего это мы должны вам рассказывать? — недовольно пробурчал Сокка, снова получив шлепок от Катары.

Зуко фыркнул, перебросил сумку на другое плечо и поправил меч, так что тот звякнул и запел в унисон урчащей земле. Второй такой же, кажется, все еще находился у Ли и откликался тонким звучанием где-то на уровне носа Тоф висящим в воздухе колокольчиком. Колокольчик на воротнике Аанга не звенел, так что он тоже вдруг оказался растворившимся в воздухе эфемерным призраком просыпавшейся между пальцев несостоявшейся дружбы.

— Я иду в Ба Синг Се, — вклинилась Тоф, когда Сокка набрал полный рот воздуха, чтобы снова начать жаловаться, — насчет них понятия не имею.

На макушку снова легла теплая рука, будто пекущее солнце опустилось еще ниже и накрыло тяжелым болезненным свечением. Ли дышал спокойно и ровно, Тоф слышала его вдохи и плавные выдохи, считала уходящие минуты и прислушивалась к вздыхающей мерными волнами земле. Они были похожи, Ли и магия, проступающая капельками росы и висящая в воздухе и шелесте листвы. Оба молчаливые и теплые, оба тяжелые и хмурые, и их обоих Тоф все еще считала своими единственными друзьями. Даже если ей нравились Зуко и Аанг, это все еще были ее эгоистичные липкие желания, проступающие румянцем на щеках и опадающие песчинками на руках. И это вовсе не значило, что свой путь она продолжит не в одиночестве.

Сильный порыв ветра взметнул волосы и облизал шею, и Тоф едва не зашипела, с потоком колющей боли вспомнив об оставленном принцессой народа Огня ожоге. Сунутый в карман бутылек с мазью от ожогов нагрелся от тепла тела, но все еще казался прохладным клеймом, оставленным чужой добротой. Ее сумка валялась где-то у реки, часть вещей была у продолжающего трепать ее волосы Ли, и даже так можно было продолжить путь прямо сейчас. Тоф понятия не имела, каково иметь друзей-сверстников, и если перед ними нужно было выверять каждое слово, как перед мамой и папой, она предпочтет отправиться на встречу с Фаном в одиночку.

— Ба Синг Се, — протяжно вздохнул Айро, повторяя название города с каким-то почти благоговейным трепетом, — что скажете, принц Зуко?

Тьма перед глазами раскачивалась, скупо лаяла и множилась, расползаясь и затекая в раскрытые ущербные глаза. Лес звенел и гудел, будто прогонял, гнал прочь, и Тоф хотелось уйти, поскорее скрыться от его пронзительного взгляда между лопаток, спрятаться в дом под землей, где нет никакого жара и воздуха, и где существуют только ее собственные мысли и певучий безразличный голос. Липкие мурашки бегали вверх и вниз по рукам, забирались под воротник и щекотали загривок, опускаясь на покрытые грязной земляной коркой ступни. Впервые в жизни Тоф хотела обуться, чтобы перестать видеть и слышать и стать просто маленькой слепой девочкой на прогулке с лучшим другом любимого старшего брата.

— Что насчет тебя, Аватар Аанг? — спросил Айро, и колокольчик певуче зазвенел в такт шелестящим шагам.

Похоже, она что-то пропустила, потому что Зуко, очевидно, уже ответил, вынес вердикт и отошел в сторону, позволяя принять решение кому-то другому. Дрожь стекала по кончикам пальцев, капала на сытую землю и истлевала в теплых порывах уносящего вдаль тучи ветра. Тоф знала, что именно пугает ее прямо сейчас, но не желала признавать, куталась в темноту и кусала губы, вслушиваясь в шаги и шелест чужого дыхания. Еще один вдох, — и она сорвалась бы с места, рванула домой и спряталась под юбкой у матери, позволяя нацепить на себя режущие запястья нити.

— Я думаю, это хорошее место, чтобы ненадолго остановиться, — голос Аанга показался Тоф порывом оглушающе легкого ветра, срывающего плотную повязку с глаз. — Мастер Тоф, позволишь ли ты присоединиться к твоему путешествию?

Глухо шлепнули, ударяясь друг о друга, ладони, и Аанг склонился, складывая руки в почтительном жесте. Тоф бы возмутилась и спросила, что это он делает, если бы мгновение назад самолично не ворчала, что ей поклонов недодали. Смешок сорвался с губ сам собой, потонул в звоне колокольчика, и Тоф, размашисто махнув рукой, похлопала Аанга по лысине:

— Да делай что хочешь. Ты слишком умилительно искренний, чтобы что-то тебе запрещать.

Из горла Сокки вырвался полуписк-полустон, и Катара снова ударила его, заставляя молчать. Ладонь проехалась по макушке, царапнула ухо и опустилась на плечо. Тоф фыркнула, и Аанг легко рассмеялся, и голос его смешался с порывами теплого ветра и звоном крошечного колокольчика. Айро хлопнул в ладоши, и звон расползся в ушах, прошел вибрацией по всему телу и утонул в спящей под ногами земле. Тоф вздрогнула, и привычная темная пустота легла на плечи, накрывая с головой и согревая пустыми объятиями.

— Ну раз мы все направляемся в Ба Синг Се, предлагаю все же последовать совету юноши из водного племени и разделиться, — Айро довольно фыркнул и похлопал себя по плечам, отряхиваясь, — я, видите ли, слишком стар, чтобы путешествовать с наполненными энергией подростками, но и слишком слаб, чтобы делать это в одиночку. Так что, юная Тоф, у меня тоже есть к тебе просьба. Не одолжишь ли ты мне своего спутника ненадолго?

В конце его голос переменился и сделался смешным и сюсюкающим, так что Тоф едва сдержалась, чтобы не засмеяться совсем уж неприлично. Ли возник где-то рядом мерцающей тенью, тяжелой и легкой одновременно, и у Тоф в груди завязался тугой горячий узел. Черта с два ее интересовал этот грузный молчаливый человек, навязавшийся с ней по собственному желанию, так что какая ей теперь разница, пойдет он дальше с ней или с кем-то другим.

Тем не менее тугой комок в горле душил слова и сковывал движения, висел кандалами на запястьях и как будто тормозил время, заставляя сердце биться медленнее. Ли стоял где-то рядом совершенно молча, дышал глубоко и неспешно, и вообще-то, думала Тоф, какая ему разница на ее решение. Будто, если она захочет привязать его к себе точно верного пса, он послушно наденет ошейник и станет смотреть верным преданным взглядом.

— Почему вы спрашиваете у меня? — Тоф склонила голову набок, справившись, наконец, с приступом тошноты. — Даже если он не сможет вам ответить, я-то вообще не вижу, что он говорит.

Щек неожиданно коснулись теплые шершавые пальцы, упали, останавливаясь на запястьях. Ли опустился перед ней на колени, шумно выдохнул, обдавая шею дыханием, и покачал головой. Тоф чувствовала на себе его взгляд, и от этого комок в груди затягивался туже, мешал дышать и сдавливал трепещущее на кончиках пальцев сердце. Черта с два она волновалась об этом человеке, черта с два он был ей хоть сколько-нибудь нужен. Черта с два она еще хоть раз привяжется к кому-нибудь, потому что кроме Фана на самом деле не существовало достойного ее внимания существа.

— Я тебя с собой не звала, — фыркнула Тоф, вздергивая подбородок, — проваливай.

Ли коротко усмехнулся, обдавая пальцы дыханием, поднялся и почти исчез, так что Тоф слышала одни лишь глухие удары сердца, расползающиеся по телу. Звякнула и запела сталь, тут же умиротворенно затихая в других руках, и повисла неспокойная, ветреная и припекающая тишина, будто происходило нечто, напрочь скрытое от ее черного взгляда. Темнота перед глазами смеялась, заливисто хохотала, укрывая тяжелым одеялом, а Тоф все никак не могла сглотнуть отвратительный ком ревности и зависти, преградивший дыхание.

Впереди возвышался похожий на покачивающийся холм огромный монстр, тот самый, который бил хвостом и пронзительно ревел у реки. Должно быть, даже для тех, кто куда лучше Тоф разбирался в местной фауне, это животное казалось необычным, потому что шедший следом Зуко на мгновение замер и едва заметно выдохнул. Сам же зверь шумно дышал, переминался на всех шести лапах и как будто приветственно фыркал в ответ на похлопывания Аанга. От его ленивых шагов по земле расползался мерный гул, от взмахов массивного хвоста разлетались в стороны порывы колючего ветра, а от витающего в воздухе запаха шерсти нестерпимо свербело в носу. Тоф собиралась уже хорошенько чихнуть, когда Аанг схватил ее за руку и притянул ближе с громким возгласом:

— Это Аппа! Он мой друг, пожалуйста, подружись с ним.

Из горла Тоф вырвался тихий утробный рык, и зверь тут же отреагировал, хлопнул хвостом так, что порыв ветра едва не бросил ее оземь. Аанг как ни в чем не бывало рассмеялся, Тоф фыркнула, убирая удержавшие ее на месте каменные башмаки, и вытащила руку из цепкой хватки его пальцев. Она ни за что на свете не прикоснется к этому чудовищу, решила про себя Тоф, отходя на два шага в сторону и пряча руки в карманах. Так и оставшийся на месте Зуко фыркнул, потому что на него снова демонстративно не обратили внимания, наклонился и шепнул Тоф на ухо:

— Он еще и летает.

По телу Тоф прошла крупная волна дрожи, и она замотала головой, бормоча себе под нос, что никуда лететь не собирается и уж лучше пойдет пешком. Однако несколько минут спустя, когда все вещи оказались заброшены летающему чудовищу на спину, Аанг радостно рассмеялся, исчез, и его голос раздался откуда-то сверху. Катара и Сокка тоже взобрались наверх, а Тоф осталась внизу, все сильнее врастая в землю. Зуко почему-то тоже не спешил занимать выделенное ему место, топтался рядом и рвано дышал. Можно было догадаться, что он успел уже несколько раз пожалеть, что согласился присоединиться к путешествию Аватара.

Позади шелестел лес, давно проснувшийся после яростного дождя, он был наполнен звуками и запахами, топотом тысяч и тысяч крохотных ножек и шелестом прорываемых далеко внизу нор. Впереди, прямо перед носом, текла река, довольно широкая, но все равно недостаточно, чтобы ее невозможно было переплыть. Плеск воды звенел колокольчиками, потоки разбивались о камни и выплескивались на покатые берега, шустрая рыба петляла туда-сюда стайками, и где-то на том берегу глухо квакала лягушка. Но ни вперед, ни назад Тоф пойти не могла, ее путь лежал точно вверх. Потому что те, к кому она опрометчиво решила присоединиться, избрали именно такой способ передвижения.

— Я не полезу, — выплюнула Тоф, когда ее позвали снова, будто в подтверждение собственных слов хватая тоже так ни на что и не решившегося Зуко за руку.

Сверху раздался смешок: Сокка прыснул, и Катара как обычно толкнула его локтем в бок. Аанг промолчал, дыхание его исчезло, привязанный на воротник колокольчик затих. Тоф фыркнула, думая, зачем вообще он нужен, если постоянно замолкает сам по себе.

— Отлично, — согласилась сидящая наверху Катара, — вы вдвоем можете пойти в Ба Синг Се пешком.

— Знаешь, я бы не хотела иметь такую сестру, как ты, — протянула Тоф, отпуская руку Зуко и закладывая обе свои за спину, — ты же постоянно его бьешь.

Сокка, которого снова ударили ни за что, согласно промычал и получил новый пинок. Катара сквозь зубы фыркнула и наверняка отвернулась. Тоф неудобно было следить за ними на таком расстоянии, потому что приходилось полагаться исключительно на слух, и создавалось ощущение, будто она и в самом деле совершенно слепа. Тоф не нравилось чувствовать себя хоть сколько-нибудь неполноценной, но она, поджимая губы, упорно делала вид, что ее это ни капельки не волнует.

Перевернувшись на пятках спиной к вздыхающем чудовищу, она нахмурилась, сосредотачивая внимание на исходящих из-под земли вибрациях. Тоф была вовсе не против отправиться в Ба Синг Се пешком, потому что, во-первых, ей не придется взбираться на огромного монстра и лететь по воздуху, а во-вторых, тогда рядом не будет брата и сестры из племени Воды, от которых уже начинал дергаться глаз.

— Что ты делаешь? — спросил Зуко, когда она нахмурилась и ударила пяткой по образовавшейся кочке.

Волны расползлись словно круги по воде, ударились и разбились о каждое препятствие на пути и вернулись обратно.

— Определяю, в какую сторону идти, — минуту спустя качнула головой Тоф.

Зуко пожевал губы, сдерживая смех, зачем-то похлопал ее по макушке и выдохнул, вытягивая указательный палец:

— Туда.

Если бы Тоф могла, она непременно закатила бы глаза. Зуко стоял уверенно, вытягивал руку вперед и даже не думал о том, что кто-то может не понять его жест. Тоф, впрочем, могла, но иногда в самом деле стоило напоминать окружающим, что видит она вовсе не так, как все остальные люди. Фыркнув, Тоф схватила принца за руку, старательно ощупала вытянутый указательный палец и шлепнула собственной ладонью поверх. Туда — оказалось верным направлением, точно тем, какое Тоф услышала от колыхнувшейся земли.

И когда Тоф, снова схватив Зуко за руку, уже собиралась и в самом деле отправиться пешком, Аанг кашлянул и спрыгнул вниз, мягко касаясь ступнями влажной от соседства с рекой почвы. Колокольчик мелодично зазвенел, и Тоф подумала, что можно было бы, вовсе обидевшись на всех, сорвать его и вернуться домой.

— Позволь мне напомнить, — выпалила Тоф прежде, чем Аанг раскрыл рот, — это ты присоединился ко мне, а не наоборот, а я иду туда, куда хочу, и так, как хочу!

Легкий теплый ветерок коснулся лба невесомо, растрепал челку и мазнул по шее сзади, забираясь под волосы. Тоф вздрогнула, но прежде чем она успела что-то сделать, ноги ее оторвались от земли, и все вокруг разом исчезло. Остались только переплетающиеся гулкой какофонией звуки и разбивающееся о висок дыхание. Аанг не спрашивал и ничего не говорил, лишь подхватил ее на руки и поднял в воздух, мгновение спустя опускаясь на спину утробно рыкнувшего чудовища.

Сердце Тоф колотилось где-то в горле, будто вот-вот собиралось выскочить и все-таки пуститься пешком, пальцы похолодели и сами собой поджались, а в голове пусто зазвенело, точно подхвативший ее ветер разом смел все перепутавшиеся между собой мысли. В одно мгновение Тоф почувствовала себя мелкой песчинкой, по-настоящему слепой маленькой девочкой, беспомощной одиночкой, застывшей на краю рушащейся под ногами пропасти. Она и не подозревала, что настолько сильно зависит от ощущения твердой земли под ногами, от поющего в пятках голоса и мурашками расползающихся по телу вибраций, указывающих путь. Тоф могла бы привыкнуть, справиться с нахлынувшими разом чувствами, будь у нее капельку больше времени, но сейчас она всего лишь застыла, закоченев и закрывшись в старательно выстроенную собственными руками скорлупу. Оттолкнув Аанга и отряхнув руки, она упала прямо там, куда он ее поставил, и сделала вид, что все остальное ее ни капельки не касается.

Чудовище, названное Аппой, размеренно дышало, сердце его мерно билось, и что-то еще неуловимо теплое будто покалывало на кончиках пальцев. Вглядевшись получше, можно было уловить трепет земли, но всего на мгновение между глубокими вдохами. Тоф крепко зажмурилась, как если бы это на что-то влияло, изо всех сил постаралась выровнять дыхание и поджала губы, сосредотачиваясь на звуках ветра вокруг. Остальные о чем-то переговаривались, может даже говорили с ней, но Тоф теперь слышала один лишь свист ветра, и больше ничего не существовало вовсе.

Темнота бурлила перед глазами и назойливо смеялась, хохотала так громко, что звенело в ушах. Они, кажется, уже летели по воздуху; от покачиваний мутило и кружилась голова, холодный ветер трепал волосы и заползал под одежду, змеями обхватывая оцепеневшие руки и ноги. Тоф ни за что никогда никому бы в этом не призналась, но сейчас ей было страшно так, что замирало дыхание и рассыпался на осколки целый мир. Она болталась где-то в небесах, слепая и беспомощная, в самом деле такая, какой ее всегда считали, и не было на свете ощущения хуже того, что с ног до головы охватывало ее сейчас.

Чей-то тихий смешок раздался у самого уха, едва не смешался с ревом ветра в ушах, и на макушку ее опустилась теплая ладонь, растрепавшая волосы. Тоф фыркнула, но больше ничего произнести не смогла, не раскрыла даже рот, так и сжимая губы в тонкую белую линию. Рука, замерев на мгновение, съехала вниз, мазнула по спине и внезапно обхватила ее сжатую в кулак ладонь. Тепло чужого тела коснулось плеча, и Тоф рвано выдохнула, заваливаясь набок и пихая Зуко в бедро.

* * *

Обычно Тоф определяла время по теплу греющего макушку солнца, топоту ножек всевозможной живности, шелесту ветра и другим звукам и ощущениям, но в небе ничего этого не было. Свистящий в ушах ветер срывал солнечное тепло, окутывал и сковывал, точно помещал в непробиваемый кокон, и оставшееся в совершенном одиночестве тело цепенело, сберегая энергию. В небе не было ничего, кроме пробирающего до костей ветра и уносимых им голосов, и сердце яростно стучало в ушах гораздо громче, чем когда-либо. В небе Тоф чувствовала себя беспомощной и слабой, но привыкать к этому чувству абсолютно не собиралась. Все, что ей нужно, — стать достаточно сильной, чтобы пустота перестала смеяться над ней, хохотать в ухо и раздражающе сопеть каждый раз, когда она пытается думать. Нет ничего проще, потому что она уже, кажется, достаточно сильна, чтобы не обращать на пустоту внимания.

Когда они совершили посадку, Тоф первым делом скатилась на землю и сделала глубокий вдох, наполняясь звуками, запахами и ощущением окатывающей ее с ног до головы жизни. Следом рухнула ее сумка, и Сокка деланно смущенно ойкнул, посетовав, что как это она не поймала. Тоф фыркнула, проглатывая скопившуюся на языке желчь, рывком поднялась, и земля под ее ногой дрогнула так, что шутник рухнул вместе со всеми своими вещами.

— Какой же ты неуклюжий, — ухмыльнулась она, не собираясь скрывать удовлетворение от мелкой пакости, — нужно следить за равновесием, когда слезаешь с такой высоты.

Сокка рассерженно засопел, но почему-то ничего не ответил, подхватил свои манатки и гулко потопал в сторону уже раскладывающей палатку Катары. Тоф, тряхнув волосами, засчитала победу в этом раунде себе и развернулась на пятках, собираясь дойти до протекающего неподалеку ручья.

— Ты в порядке? — тяжелая рука легла на плечо.

Зуко понизил голос до едва слышного шепота, но для Тоф он все равно звучал подобно ревущей корабельной сирене, разрывающей барабанные перепонки. Странное липкое чувство наполняло ее изнутри, и оттого все еще тошнило и неопределенно кололо в груди.

— Не знаю, — поведя плечом, бросила Тоф, — я пока не решила. А ты чего палатку не раскладываешь?

Не то чтобы она старалась сменить неугодную ей тему, просто Зуко, едва оказавшись на твердой земле, так и застыл каменным истуканом на границе редкого лесочка. Аанг уделял внимание питомцам-чудовищам, а Катара с Соккой вполголоса жаловались друг другу на резко возросшую численность их скромного отряда, в то время как Зуко так и не сдвинулся с места. Тоф чувствовала его чуть ускоренный пульс, пробирающую тело дрожь и неуверенность в голосе, куда большую, чем она сама позволяла себе показывать.

— Я, — Зуко неловко хохотнул, разводя руками, и теплая ладонь исчезла с ее плеча, — у меня нет палатки…

— Теперь есть, — пожала плечами Тоф, указывая в противоположную от остальных сторону.

Там, повинуясь ее легкому шагу, из земли выросла трехсторонняя пирамидка с дырой вместо входа. Не то чтобы подобное сооружение могло хоть сколько-нибудь согреть, но прекрасно защищало от дождя и ветра. Тоф, хоть и собиралась перед побегом, палатки не имела тоже, потому что откуда бы ей взяться в богатом доме, так что несколько ночей они с Ли проводили именно в таком каменном домишке, или, если было достаточно тепло и сухо, и вовсе под открытым небом.

Тоф нравилось начавшееся спонтанно путешествие, потому что никто больше не указывал ей и не заставлял заниматься всякими глупостями, но теперь она отчего-то чувствовала скопившуюся в груди ядовитую желчь и опускающийся на веки холод. Ли ушел в другую сторону, встретив старого знакомого, и, хоть на его место и встали четверо других, Тоф больше не ощущала под ногами свободы. Она никогда ни с кем не дружила, так что совершенно не имела понятия, как это делается, и уж тем более не находилась к людям так близко, чтобы делить сон и еду. К тому же Ли имел потрясающую способность не производить ни единого звука, а от троих из присутствующих здесь постоянно исходил раздражающий, свербящий гораздо больше, чем на грани слышимости, шум.

Возле реки уже был Аанг. Он как раз медленно заходил в воду, когда заметил ее приближение, и потому смущенно пискнул, ушел вниз с головой, а после вынырнул и завопил, что вода холодная. Тоф фыркнула, едва сдерживая смешок, зачем-то обернулась на лежащую на камне одежду и все-таки рассмеялась. Воздух вокруг Аанга резко потеплел, забулькали пузыри, и поверхность воды зашипела от стремительного нагрева. Похоже, Зуко или кто-то до него уже успел его кое-чему научить.

Мгновение спустя до Тоф наконец дошло, почему Аанг так смущен. Вся его одежда осталась лежать на камне на берегу, а сам он наверняка был если не голым, то в одном нижнем белье. Спустя еще пару ударов сердца Тоф почувствовала, как наползает на щеки румянец и покрываются мурашками пальцы. Сама не осознавая почему, она тоже смутилась, хотя на самом деле ей были совершенно безразличны внешний вид человека и наличие на нем одежды.

— Расслабься, я все равно ничего не вижу, — Тоф отмахнулась, тряхнула волосами, скрывая лицо, и опустилась на корточки.

Вода оказалась остужающе прохладной, и она, не раздумывая, сунула туда босые ступни, и окружающий мир будто в одно мгновение сделался тише и громче одновременно. Аанг что-то пробормотал, но Тоф уже не обращала на него внимания, прислушиваясь к собственным ощущениям. Она терпеть не могла принимать ванну, потому что тогда происходило почти то же самое, как во время путешествия в воздухе. Тоф не глохла и все еще продолжала чувствовать, но все разом становилось тише, заволакивало переливами и бульканьем. Вода глушила звуки и вибрации, обволакивала тело, будто помещала в неразрывный кокон, и тогда Тоф чувствовала себя самую малость беспомощной и одинокой, словно младенец в утробе матери. Нельзя сказать, что это было плохое ощущение, просто от него становилось чуточку тревожно, сердце подскакивало к горлу, а слух, кажется, делался еще острее.

Плеснуло совсем рядом, ветер закружился, обдавая щеки теплыми потоками, и Аанг опустился у самой границы воды. Он сидел напротив, Тоф чувствовала расползающиеся по воде от его движений круги, но ничего не говорил, просто молча был. То ли медитировал, то ли делал эти свои аватарские штучки, но вскоре вода успокоилась, будто ничто не мешало ее течению, а Тоф показалось, что она снова осталась одна.

— Прости, — шелестом ветерка зазвучал голос Аанга, — не стоило принуждать тебя лететь, если ты не хотела.

Тело его не двинулось ни на миллиметр, не сбилось ровное скрывающееся в танцующем ветре дыхание, будто его не было вовсе, а говорил кто-то другой, бесплотный звенящий призрак, живой и не живой одновременно. Тоф коснулась пальцами ног дна, сдвинула мелкий обкатанный водными потоками камешек и склонила голову набок, потирая ладони.

— Я ведь уже говорила, что у меня не получается на тебя злиться, — Тоф шлепнула раскрытой ладонью по воде и поморщилась от ударивших в лицо брызг, — это-то и бесит больше всего.

Со стороны Аанга послышался тихий шелестящий смех, но он тут же замолчал, будто смущенный своей реакцией. Тоф фыркнула, окуная обе руки в воду, и плеснула себе на лицо, смывая довольно толстый уже слой дорожной пыли.

— Но я могу показать тебе, каково это, — она задумчиво выдохнула и хлопнула в ладоши, рывком поднимаясь, — завтра устроим тренировку!

Аанг, кажется, что-то еще говорил, но Тоф уже не слушала, воодушевленная собственным грандиозным замыслом. В конце концов, в глубине души она прекрасно понимала, что все именно так и обернется, так что теперь ей оставалось только расслабиться и получать от происходящего удовольствие.

Утро началось с пронзительных криков. Зуко и Катара громко спорили, Сокка то и дело вставлял свои пять копеек, а Аанг безуспешно пытался всех успокоить. Прислушавшись, Тоф разобрала, что дело было в безвинно убитой животине, которую Зуко собирался съесть на завтрак.

— Зачем ты его убил? — причитала Катара, шумно размахивая руками. — Что он тебе сделал?

У ног Зуко лежала совершенно не интересующая никого тушка. Тоф по-прежнему не разбиралась в местной и не очень живности, а спросить, что это за чудо-юдо, в данный момент не могла просто потому, что все были страшно заняты спором друг с другом.

— Мне что, нужна какая-то веская причина, чтобы убить лисокуропатку? — шипел тлеющей свечой Зуко. — Я всего-навсего голоден!

Лисокуропатка! Тоф хлопнула кулаком по ладони, усаживаясь и поджимая под себя ноги. Так вот, как называется эта штука с клювом и полным перьев длинным хвостом!

Аанг бегал вокруг них, пытался одернуть то одного, то другую, но ни Катара, ни Зуко не обращали на него никакого внимания. Сокка лишь подливал масла в огонь, соглашаясь то с сестрой, то с ее оппонентом, так что уже несколько минут спустя, кажется, больше всех раздражал именно он.

— Ребята, пожалуйста, давайте не будем ссориться! — приговаривал Аанг в пустоту, и голос его делался попеременно гневным и уставшим.

Волосы Тоф спутались настолько, что расчесать их пальцами стало уже невозможно. Она порылась в сумке, доставая завалявшийся глубоко в ее недрах гребень, но не смогла провести им по волосам даже раз. Гребень тут же застрял, зацепившись за спутавшийся клок, а Тоф едва не выдернула себе половину имеющейся в наличии шевелюры. Вытаскиваться из колтуна он не пожелал тоже, и она рассерженно фыркнула, поднимаясь на ноги и покидая сооруженное на ночь убежище. Снаружи все еще спорили, но уже несколько тише; Сокка наконец замолчал, Катара трясла несчастную безвинно убиенную лисокуропатку за хвост, а Зуко, сложив на груди руки, то и дело язвительно ей поддакивал, что приводило ее в еще большую ярость. Аанг тоже больше не пытался встрять и успокоить ссору, лишь печально вздыхал в сторонке и похлопывал скованного льдом Сокку.

— Катара, — зевнув, позвала Тоф, — у тебя есть ножницы?

Распущенные волосы доставали ей до середины спины и были страшно неудобными, когда вокруг не было услужливых, несколько раз в день приводящих их в порядок служанок. И Тоф, совершенно без сожаления, собиралась отрезать их как можно более коротко.

Лисокуропатка упала на землю. Катара растерянно оглянулась, похлопала себя по бокам и покачала головой, лишь полминуты спустя сказав:

— У меня нет.

Тоф пожала плечами, еще раз дернула гребень и ойкнула, едва не выдрав себе клок волос. Ссора с ее появлением как-то сама собой сошла на нет, и теперь животное, убитое ради утоления низменных, самых что ни на есть естественных потребностей, валялось на земле, ожидая собственной участи. Тоф не имела ничего против убитого чьими-то чужими руками мяса, так что в сложившейся ситуации была всецело на стороне Зуко. К нему-то она, еще немного подумав, и обратилась.

— Ваше Высочество, — Тоф протянула руку, а от ее обращения земля под ногами Зуко ощутимо дрогнула, — одолжи мне меч на минуточку.

Повисла стрекочущая кузнечиками тишина. Зуко в очередной раз застыл каменным истуканом, памятником самому себе, перестав, кажется, даже дышать. Тоф протягивала руку, склонив голову набок, потому что тяжелый гребень тянул вниз, Катара хлопала глазами так, что было даже слышно, а Сокка в кои-то веки проглотил все свои колкости. Аанг исчез, лишь одиноко позвякивал на ветру отложенный в сторону колокольчик. Аппа, все еще представляющий в голове Тоф вид огромного мохнатого чудовища, по-лошадиному похрапывал, и от его дыхания разлетались кубы горячего ветра. Другой зверек Аанга, еще большая мельтешащая чертовщина, ловко спрыгнул откуда-то с ветки и стал медленно подкрадываться к возлежащей лисокуропатке, и Тоф с легким вздохом создала вокруг будущего завтрака, на который теперь претендовала тоже, земляную коробку.

Наконец Зуко выдохнул, отмирая, наклонился и подобрал лежащие на земле в ножнах мечи. Он сделала два шага в сторону реки, остановился и только потом позвал ее за собой. Тоф догадалась, что он, должно быть, махнул ей, призывая следовать за ним, но от этого жеста не оказалось совершенно никакого проку.

Они, пройдя редкий лесочек, вышли все к той же речушке, и Тоф, недолго думая, уселась на камень у самой воды. Зуко застыл где-то за ее спиной, и теперь ей казалось, будто он постоянно метался между двумя состояниями — коптящего пламени и вылетающих из-под залитого водой костра искр. И то, и другое не было спокойным, тлеющим на прогоревших дровах низким огоньком и не давало тепла, но емко и четко отражало самую суть его существа. Принц Зуко неизменно ждал подвоха и косился на всех подряд, отравлял своими подозрениями и ярко колко вспыхивал, прежде чем угаснуть.

— Меня зовут Зуко, — он опустился на корточки позади Тоф, видимо, разглядывая кошмар на ее голове, — скиталец Зуко без всяких титулов.

Вода мерно плескалась, неспешно текла вперед, не обращая на препятствия внимания, разбивалась о камни и стачивала их, превращая в пыль. Теплый, чуть влажный ветер трепал волосы, так что застрявший в них гребень раскачивался из стороны в сторону. Камень, на котором сидела Тоф, был теплым, нагретым на солнце и гладким, так что один лишь край накидки цеплялся за короткий выступ. Все вокруг казалось мирным и тихим, живущим своей жизнью, все зависело друг от друга, и каждый в этом мире был всего лишь песчинкой, пересыпающейся из одного пустынного бархана в другой.

Тоф молча кивнула, утверждая, что поняла, склонила голову набок и улыбнулась. Тьма перед глазами как будто отступила и сделалась не такой густой, и теперь она могла представить, как будто увидеть и реку, и редкий лесок, и сидящего на корточках Зуко. И еще Тоф могла представить покрытое тонкими облаками голубое небо и висящее в самом центре солнце, от которого слепило в глазах.

— Насколько коротко ты хочешь отрезать? — спросил Зуко, попытавшись выдернуть застрявший в колтуне гребень.

Конечно, он догадался, что она собиралась сделать. Вероятно, из-за того, что сам когда-то кардинально менял прическу, или просто потому, что ни за чем другим острые предметы Тоф понадобиться не могли. Тоф фыркнула, подтянула к себе ноги, усаживаясь поудобнее, и дернула за болтающуюся у лица прядь:

— Столько, сколько получится.

Зуко понимающе вздохнул, нечто на его поясе звякнуло, и голове вдруг стало легко. Отрезанные волосы комком упали на землю, стукнулся о камень выпавший гребень, и Тоф вдруг сдавленно хихикнула, ощущая странное тянущее чувство в груди. С самого рождения за ее внешним обликом тщательно ухаживали, чтобы Тоф походила на самую что ни на есть благородную леди, а теперь она, вся покрытая грязью, попросила отрезать собственные волосы наследника вражеской страны. Что это, если не период бунтарского переходного возраста?

— Парикмахер из меня так себе, — скептически заключил Зуко, оценивая творение собственных рук.

Теперь волосы едва прикрывали уши, и шее стало как-то непривычно холодно, так что она стремительно покрылась мурашками. Зуко просто собрал ее волосы в хвост и так и отрезал, но явно не мечом, а чем-то гораздо короче, вроде ножа или кинжала. Тоф старательно ощупала получившийся срез и пришла к выводу, что на ощупь получилось более-менее ровно, так что и так сойдет. Тем более, красоваться ей здесь было не перед кем.

Дождь остался в прошедшем дне и далеко позади, будто его никогда и не было. Колюче светило солнце, припекая открытые руки, и влажные прохладные брызги разлетались от реки во все стороны. Зуко продолжил сидеть на корточках, будто к чему-то прислушиваясь, а Тоф подобрала выпавший гребень и пару раз провела им по коротким теперь волосам. Голова стала легкой-легкой, будто она сама целиком избавилась от тяжелого лежащего на плечах груза, а движение гребня внезапно обрывалось, стоило приложить капельку больше усилий. Отрезанные волосы рассыпались по земле, и Тоф наклонилась, стряхивая их в воду.

— Спасибо, — она запоздала кивнула в знак благодарности, и Зуко язвительно хмыкнул, молча упрекая ее в невежливости. — Твой дядя говорил про национальные костюмы, можешь объяснить мне?

Она как будто знала, что он имел в виду, но никак не могла сформулировать крутящуюся в голове назойливую мысль. В этом мире было четыре народа, как четыре стихии, и Тоф могла представить, что у каждого из них были свои обычаи и традиции, а также наряды, но никак не могла понять, зачем каждый день ходить в том, что отличает тебя от окружающих людей. Тем более если главная цель — быть как можно более незаметными, чтобы скрыться от преследования.

— На самом деле в этом нет ничего особенного, — Зуко лег на спину и вытянул ноги, говоря теперь куда-то в небо, — если опустить детали, одежда разных народов отличается по цветам. Люди Огня, например, в основном носят красное и черное…

— Это же глупо, — перебила Тоф, покручивая в пальцах гребень.

— Это удобно, — не согласился Зуко, закидывая ногу на ногу, — по одежде можно определить, откуда пришел странник, чем промышляет торговец, в бою отличить своих солдат от вражеских. Социальный статус тоже можно определить, лишь взглянув на одежду. Чем ярче платье, тем его хозяин богаче и влиятельнее, и наоборот, бедняки носят преимущественно темные немаркие и долговечные ткани.

Тоф пожевала губы, ожидая, что он продолжит, но Зуко замолчал, и лишь размеренно билось в шумной тишине леса его сердце. Может быть, это все, что он мог сказать, или просто не захотел больше разговаривать. Чем больше времени Тоф проводила в компании Зуко, тем более странным он ей казался. Он будто метался между самим собой и кем-то еще, разрывался надвое, и был одновременно плохим и хорошим, хотя хорошим все-таки больше. Он нравился Тоф, в глубине души она считала его своим другом, но вокруг было еще слишком много тишины и клубящейся тьмы, чтобы сказать это вслух.

— А остальные народы? — она склонила голову набок, не собираясь копаться в своих и чужих чувствах. — Какая одежда у них?

Пустота привычно клубилась перед глазами, назойливо хохотала так, что звенело в ушах. Тоф привыкла к ней, смирилась настолько, что почти не могла разглядеть за ней краски неба и земли и жар пылающего заката. Все это было картинками, нелепо смазавшимися в памяти, исчезающими с каждым неровным вздохом. Фан когда-то обещал показать ей снег, но теперь Тоф вовсе этого не хотела, ведь какой прок от холода, если не видеть его красоту?

— Твоя темно-зеленая, — хохотнул Зуко, закладывая руки за голову, — не как у богатой госпожи, но и не бедняцкая. В племенах Воды в ходу белый и голубой цвета, а у магов воздуха, если судить по Аватару — желтый и оранжевый.

— А ты как одет? — Тоф склонила голову набок, прислушиваясь к мерному плеску.

Она никогда не выбирала себе одежду просто потому, что это было совершенно бессмысленно. Ее наряжали словно куколку, сооружали прически и любовались со стороны, неспешно дергая за ниточки и отдавая раскатистые приказы. Тоф делала вид, что не помнила, откуда взяла мужскую одежду, которую носила сейчас и на арену, но на самом деле она стащила ее на улице у какого-то паренька, расстелившего ее сушиться на солнце. За еще одним комплектом, который был ворохом запихнут в сумку среди всего остального барахла, она посылала Ли, но с тех пор так ни разу его и не надевала. Не то чтобы разнообразие ей претило, да и делать что-то чужими руками было привычно для молодой госпожи, просто какая-то колючая горечь каждый раз вставала в горле, стоило подумать об этом.

— В коричневое, — коротко отозвался Зуко.

Солнце приближалось к зениту, становилось все жарче, так что появлялись даже мысли о том, чтобы искупаться в прохладном ручье. Лесок, несмотря на скромные размеры, кипел жизнью, стуками и шорохами, а под ним и вовсе распростерлась целая подземная империя всяких мелких зверушек и букашек. Звуков было так много, что все они сливались в глухую какофонию, от которой звенело в ушах, и вовсе исчезали в переливчатой пустоте. Тоф никогда не считала, что в ее мир может войти кто-то еще, потому что никто не сможет понять, каковой ей, запертой в этом сломанном теле. Впрочем, все люди несчастны по-своему, и она сама никогда не попытается даже прислушаться к кому-то другому. Если бы у нее когда-нибудь спросили, она бы отказалась от всего, лишь бы открыть глаза и посмотреть на слепящее голубизной ясное небо.

— У меня еще вопрос, — Тоф поднялась на ноги, пнула камешек, и он со звонким плеском ухнул под воду, — почему ты тоже пошел?

Дыхание Зуко на мгновение сбилось и тут же выровнялось, и Тоф громко фыркнула, складывая за спиной руки. Брошенный в воду камешек коснулся дна и покатился, сталкивая с другими такими же, и от них расползлись тугим гулом вибрации. Проплыла у самой поверхности стайка мелких рыбешек, и от них по ровной глади расползлись разбивающиеся о берега круги. Тоф сунула в воду ноги, качнулась на гладких, обкатанных течением камнях и присвистнула, заслышав тонкое пение колокольчика на ветру.

— Я потратил на поиски Аватара несколько лет, — заговорил наконец Зуко, и голос его звучал низко и глухо, — не смог отказаться, когда он сам меня попросил.

Колокольчик вздрогнул и исчез, растрепал волосы порыв ветра, и Тоф тряхнула ногой, вызывая сноп брызг и баламутя воду. Солнце висело в зените, пекло макушку как сумасшедшее, так что на лбу выступала липкая испарина, а в животе урчало от голода. Зачерпнув воду ладонями, Тоф проглотила смешок, в два шага оказалась возле Зуко, нависнув над ним, и вылила ее ему на лицо.

Глиняный горшок упал на землю с негромким стуком, гулом расползшимся чуть не на всю округу. Выплеснувшаяся из него вода впиталась в землю так быстро, будто вчерашний ливень был не более, чем отводящей чувства иллюзией. Тоф буквально чувствовала, как застыл в горле Катары вопрос, но Аанг перебил его, вдруг оказавшись у самого ее носа.

— Ух ты, ты подстриглась, — теплый ветерок взметнул короткие теперь волосы, — тебе идет, Тоф.

Челка защекотала щеки и прилипла ко рту, так что Тоф пришлось высунуть язык, чтобы вытащить мешающиеся пряди. Колокольчик, лично ее руками привязанный к воротнику Аанга, трепетал на ветру, издавая приятное мелодичное позвякивание, а его владелец буквально излучал энтузиазм. Ну конечно, ведь сегодня Тоф обещала провести с ним тренировку, а он еще не подозревал, на какие муки сам себя обрек.

— Спасибо, — Тоф фыркнула, отбрасывая волосы.

Улыбка сама собой растягивалась на ее лице. Аанг почти вопил о готовности начать обучение магии земли, только что звуков не издавал и продолжал топтаться на одном месте. Катара, подобравшая горшок, больше никак не реагировала, лишь магией собрала разлитую воду и отвернулась, хмыкнув себе под нос. Сокки, к счастью, не было, иначе Тоф наверняка бы не отмахалась от назойливых глупых комментариев, половина из которых уже крутилась у нее на языке.

Хотелось драться. Не магией, ворочая тяжелую ворчливую землю, а размахивая кулаками и получая удары, так, чтобы мутило от вкуса крови во рту, а мышцы звенели от натуги. Подобное чувство преследовало Тоф не впервые, настойчиво наступало на пятки и забиралось под кожу, но сейчас от свербящего на языке нетерпения подкашивались колени и кружилась голова. Тоф никогда не умела драться по-настоящему, как делали это уличные бандиты и попрошайки, вечно была закутана в красивую одежду, которую жалко запачкать, но предназначенную не для нее, и ходила тихонько, как подобает настоящей леди. Тоф терпеть не могла эту другую себя, потакающую чужим словам, но все еще послушно выполняла, как собака по команде вставала на задние лапы. Теперь, когда Тоф покинула душащий ее родной дом, она не собиралась сдерживаться просто потому, что так было раньше.

— В той стороне есть подходящая скала, — Тоф махнула рукой, выкручивая пяткой спираль на сухой почве, — буду ждать тебя там!

Она не собиралась слушать согласие или чьи-нибудь споры, просто топнула посильнее и провалилась в стремительно закрывшуюся над ее головой дыру. Кажется, она успела услышать смешок Зуко и удивленно-любопытный вскрик Аанга, прежде чем звуки стихли и стали гулкими и далекими.

Под землей повсюду были туннели. Вырытые старательными когтями-лапами своих обитателей, они располагались достаточно глубоко, чтобы поверхность не проседала, и петляли так далеко и извилисто, что невозможно было уследить. Подобные места неуловимо напоминали Тоф о доме, или, может быть, о том времени, когда она впервые в них очутилась. Земля здесь была влажной и тяжелой, давящей со всех сторон и мерно дышащей в самое ухо. Тоф слушала ее разговоры как песню, исполняемую множеством голосов, но все такую же отчетливую и стремительную. Хор подземных жителей не затихал ни на мгновение, сливался с шелестом травы на поверхности и топотом множества отбивающих свой собственный ритм ног. Отсюда, казалось, можно было услышать все на свете, но, однако, лишь то, что принадлежало земле, а не парило в небесах.

Прохлада окутывала плечи и одновременно грела, путаясь в волосах. Тоф нравилось это чувство, когда все вокруг было слишком близко, буквально давило ей на голову и забиралось под кожу, но все еще чернело слепыми пятнами перед глазами. Здесь, внизу, зрение не имело совершенно никакого смысла, потому что не было света, лишь тьма окутывала, захватывала целиком и не отпускала из цепких лап разбушевавшегося воображения. Люди издревле боялись темноты, потому что не знали, что может скрываться в ней, но для Тоф все на свете было одинаково черным. Все на свете было одинаково несуществующим, клубящимся и гулким, как хохочущая перед глазами пустота и холод земляных стен, принимающих в свои последние объятия.

Гладкая каменная поверхность казалась разогретой сковородкой, так и ждущей, когда кто-нибудь разобьет на нее яйцо. Солнце пекло изо всей силы, и не оставалось и напоминания об ушедшем безвозвратно сезоне дождей. Местность поблизости сменялась густыми лесами и каменистыми уступами, а между ними бежали, скользя и извиваясь, многочисленные большие и маленькие речушки. Скала, на которой Тоф собиралась потренироваться, располагалась совсем близко к тому месту, где они вчера приземлились, а речка огибала ее, будто обходила стороной. Камней здесь было предостаточно, но Тоф все равно отчего-то казалось, что у них ни за что не получится.

Вообще-то она понятия не имела, как обучать других, и, справедливости ради, делать этого не собиралась. Тоф собиралась просто-напросто бросаться камнями, выплескивая собственную скопившуюся за двенадцать лет злость, и варварски махать кулаками, потому что сидеть на месте у нее не оставалось никаких сил. Будто кто-то повернул в спине ключик, и теперь неумолимый заводной механизм приказывал ей двигаться, пока что-нибудь не случится. Что именно должно случиться, чтобы Тоф смогла остановиться, она не имела ни малейшего понятия, но была твердо уверена, что непременно поймет, стоит этому произойти. Ждать оказавшегося ужасно нерасторопным Аанга она не хотела тоже, поэтому начала мысленный отсчет от двенадцати до одного, пообещав себе, что пойдет драться с Зуко, если навязавшийся ученик не явится за отведенное время.

То, что Аватар явился буквально на последней секунде, оказалось событием несколько разочаровывающим и вместе с тем до ужаса предсказуемым. Аанг буквально свалился на Тоф с неба, поднял густые клубы пыли и громко рассмеялся, размахивая то и дело ударяющимся о землю длинным шестом. Тоф фыркнула, отплевываясь от попавшего в рот песка, ухмыльнулась мелькнувшей в голове мысли и топнула, призывая череду выскочивших из земли кочек. Последняя, самая высокая из них, ударила Аанга в спину, и тот забавно вскрикнул, роняя свою палку, тут же наполовину исчезнувшую в податливой почве. Кочки втянулись обратно до того, как Аанг распрямился и развернулся, и Тоф, хлопнув в ладоши, создала еще по две под каждой его ступней. На этот раз он высоко подпрыгнул, создавая вокруг себя настоящее торнадо, Тоф по лицу хлестнул взметнувшийся песок, и она рыкнула, концентрируясь на слухе. Она не сможет поймать Аанга привычным способом, поэтому стоило испробовать нечто захватывающе новое, особенно пока не схлынул яростный азарт, призывающий вколотить Аватара в землю по самые брови.

— Подожди, Тоф, — его голос раздался у самого уха.

Всего на мгновение, достаточное, чтобы ударить. Тоф выбросила вперед руку, но задела лишь пустоту и смазанный, сбившийся в клубок воздух. Звякнул на грани слышимости колокольчик, взметнулась, взрываясь, земля, и сверху посыпалась пыль, которая могла бы помешать, будь у Тоф нормальные глаза. Ветер ударил в спину, со свистом пролетел мимо, закружился хороводом вокруг, и Тоф рыкнула, закусывая губу. Ветер глушил звуки, танцевал и пел поразительно громко, так, что не было слышно ничего больше; лишь изредка звенел, будто дразнился, колокольчик, и расползалось по вздыбленной земле гулкое эхо шагов. Против воздуха Тоф оказалась совершенно бессильна, и от осознания этого скрипели зубы и сжимались в кулаки пальцы. Все, что ей сейчас нужно, это свалить чертова балеруна с небес на землю, а она неспособна по нему даже элементарно попасть!

— Знаешь, это мне кое-что напоминает, — смех мазнул по ушам и тут же исчез, смешиваясь с бушующим ветром.

И правда, подумала Тоф. Вот только они сейчас вовсе не сражаются на Арене за титул самого сильного мага земли под взглядами сотни зрителей.

— Вот только сейчас нет никаких правил и ограничений! — рявкнула Тоф, создавая вокруг себя земляную стену.

И плевать на титул, вырывающийся из горла сбитым дыханием и бусинками пота по линии роста волос, пока она может быть больше, чем девчонкой-калекой, скованной пустотой по рукам и ногам.

Воздух вырвался из легких шелестящим шумом, будто завис возле ее уха всего на мгновение, и этого хватило, чтобы выросшая из-под земли острая стела пронзила то место, где он только что был. Аанг отпрянул, шумно стряхивая с себя грязь, и камень рассыпался мелкой крошкой под его ногами. Тоф ровно выдохнула, когда он провалился вглубь норы, но не успела закрыть ее полностью. Из-под земли вырвался порыв холодного, разметавшего утрамбованную землю ветра, зазвенел колокольчик, и Тоф подпрыгнула, усаживаясь на каменную площадку. Аанг все еще был слишком магом воздуха, а она понятия не имела, что с этим делать, кроме как привычно швырять камни. Он, кажется, давно позабыл, что собирался изучать магию земли, только танцевал у нее над головой и переливчато смеялся, будто все происходящее доставляло ему удовольствие.

Впрочем, Тоф определенно солгала бы, если бы сказала, что не веселилась сама. Жар азарта разливался по телу, земля под ногами дыбилась и пучилась от одного короткого вздоха, и кружащийся ветер лизал щеки и путался в волосах. Тоф нравились сведенные пальцы и витающая вокруг пыль, нравилось ощущение рушащейся под ногами земли и эхо шагов по телу. Она была собой и всем миром одновременно; той его половиной, что бездумно глядела в небеса, неспособная подняться под весом собственной тяжести. Другая половина — кружащийся ветер, звенела колокольчиком и смеялась, оставаясь недостижимо высоко, настолько, что хочется сбить одним метким ударом и намертво приковать к себе.

— У нас тренировка, если ты до сих пор не догадался! — крикнула Тоф, едва не запинаясь от явственной радости в звуках собственного голоса. — Прекрати дрыгаться и дерись как маг земли!

Колокольчик зазвенел у самого уха, и Тоф клацнула зубами, захлопывая рот. Ветер рванулся, взметая пыль, одежду и волосы, и земля вслед за ним поднялась острыми, раздирающими в клочья копьями. Тоф понятия не имела, как должны проходить нормальные тренировки, потому что и учил-то ее лишь мастер Ю со своими дурацкими основами и дыхательными упражнениями. Но Тоф точно знала, что в ее случае это вообще ни разу не сработает.

— Но я еще не маг земли, — ударилось и разбилось о спину вместе с взметнувшейся под ногами землей, — и я не могу сосредоточиться, когда ты пытаешься меня убить!

Тоф фыркнула, сдувая щекочущие нос короткие пряди. В груди будто натянулась тонкая звенящая струна, вот-вот собирающаяся лопнуть и осыпаться каменной крошкой под ноги. Она любила это чувство, пробирающее от кончиков пальцев и до самых костей, будто тело становится камнем и плавится как пластилин. Безграничное спокойствие захватывало, азарт бурлил в крови расплавленной сталью, а сама она становилась крохотной песчинкой и каменным исполином, шагающим по пустыне.

Каменная струна зацепилась за слишком долго неподвижную ногу и тут же лопнула, осыпаясь пылью и поднимаясь в воздух. Ветер кружил и бурлил вокруг настоящим смерчем, трепал одежду и резал вытянутые ладони, но был слишком высоко, чтобы тяжелая почва могла его остановить. Аанг подпрыгнул и снова исчез, лишь звякнул прицепленный к воротнику крошечный колокольчик.

— Я не пытаюсь тебя убить, — тьма захватывала, поглощала полностью, холодом расползаясь в крови, — просто прекрати летать и встань уже на ноги.

Азарт бурлил в крови, а перед глазами у Тоф было темно и тихо, будто кто-то набросил на голову плотную жаркую вуаль. Волосы электризовались и стреляли, покалывая кожу, а земля дышала тихо, едва вздымаясь, почти не слышно пела и шептала свои глупые подсказки. Ей не нужно было помогать, потому что Тоф никогда никого не слушала, делала все по-своему и лишь потом оглядывалась на то, что не успела сказать. Тихое спокойствие накрывало веки и прилипало к горячим губам, забиралось под кожу и в самую суть, так что важно сейчас было лишь одно.

Легкий шаг гулом разнесся за спиной, впитался в тело и выстрелил, накрывая сам себя. Колокольчик не зазвенел, предательски промолчав в самый необходимый момент, воздух вырвался изо рта, разбивая стоящую вокруг пыль. Всего мгновение потребовалось на то, чтобы земляная ловушка покрыла ступни и разрослась выше. То же мгновение — чтобы осевшие на плечи частички каменной пыли рванулись вперед. Еще одно — и земля содрогнулась, выплевывая между ними идеально ровную стену.

Аанг, вскрикнув, шлепнулся назад и протяжно выдохнул, наверняка разглядывая невысокую стену в половину его роста. Тоф ухмыльнулась и сложила на груди руки, пнула мыском выскочивший из-под земли аккуратный маленький шарик, и каменная преграда, едва достающая ей до груди, дрогнула и рассыпалась на осколки. Сам того не осознавая, Аанг все-таки использовал магию земли, когда иного выхода не осталось, и теперь Тоф нужно было лишь проследить, что он запомнил охватившее его ощущение. Она не знала, на что похожа магия воздуха, но земля была жесткой и мягкой одновременно, тяжелой и неповоротливой, но податливой и добродушной. Бесполезно напрягаться и рвать жилы, чтобы тягать камни, гораздо проще лепить из глины, придавая ей любую необходимую форму.

— Урок окончен, ученик Аанг, — качнула головой Тоф, протягивая руку, — запомни, что ты только что сделал.

— А, — она готова была поклясться, что глаза Аанг сейчас стали огромными как блюдца, — что я только что сделал?

Пришлось в срочном порядке давить желание звучно хлопнуть себя по лбу. Тоф фыркнула, перекатываясь с мыска на пятку, и разрушенная стена выросла снова, отгораживая ее от непонятливого ученика. Какой бы еще дурак, кроме этого, смог не заметить, что только что применил магию другого элемента посреди затруднительной заварушки. Впрочем, хотя Тоф не была уверена наверняка, если бы Аанг дрался во всю силу одной магией воздуха, она бы вообще не смогла против него ничего сделать. Но думать и, тем более, говорить об этом вслух она, конечно же, не собиралась никогда и ни за что на свете.

— Вот это ты сделал, — буркнула Тоф, снова разрушая хрупкую преграду, — поднимайся давай, я голодная как стая волков.

— Ты ведь хотела сказать волкодикобразов? — Аанг исчез и вдруг оказался совсем рядом. — Или волкосов?

— Волкосов, — хмыкнула Тоф, отъезжая от него как на эскалаторе, — какая глупость.

Вопрос, что такое эскалатор, крутился в голове всего мгновение и пропал, когда на плечи легла чужая рука, а теплое как ветерок дыхание разбилось о висок. Аанг не сказал больше ни слова, но зачем-то теперь шагал рядом, насвистывая себе под нос незамысловатую прилипчивую мелодию. Так, молча и вместе с тем оглушительно громко, они почти дошли до лагеря, когда Аанг вдруг остановился, привычно исчез в воздухе и появился впереди, хлопая ладонью о ладонь. Тоф замерла тоже, прислушиваясь к звукам окружающего леса, к мерному стуку собственного сердца и сливающемуся с ветром дыханию.

— Спасибо, учитель Тоф, — голос Аанг звучал приглушенно и будто откуда-то снизу, — я сделаю все, чтобы не разочаровать вас.

Он стоял перед ней, склонившись и сложив ладони в уважительном жесте, а у Тоф вдруг комок застрял в горле. Так, что даже собственное вдруг сбившееся дыхание вырвалось хрипом и разбивалось о шумную тишину окружающего ее темного мира. Пустота эхом отражалась от тишины, обхватывала за плечи и душила промозглым холодом, оставляя ее песчинкой посреди бушующего океана.

— Ты уж постарайся, — Тоф вздернула подбородок, проходя мимо.

Темнота схлопнулась и завыла тысячей голосов, ударяя шумом крови в ушах и дрожью на кончиках пальцев.

* * *

Неподалеку от места их остановки располагалась небольшая деревня. Совсем крохотная, сказала бы Тоф, не больше пары десятков домов в два ряда, на каждый из которых приходилось по полтора жителя. По полтора, потому что были это в основном женщины и дети, и если первые еще кое-как могли вести хозяйство, вторые только бегали по двору или вовсе лежали в кроватях в перерывах между сном и скудной едой. Не было здесь даже стариков и старух, а от расползающейся шелестящими тяжелыми шагами тишины звенело в ушах. Тоф сунулась туда почти сразу после обеда просто потому, что ей было интересно, но почти сразу же пожалела о собственном любопытстве. Люди здесь были изможденными настолько, что мало чем отличались от обитателей предыдущей встретившейся ей на пути деревни, разве что все еще дышали и сновали туда-сюда запертыми в собственных телах призраками. У них не было ничего, потому что прямо по их головам прошла война, и теперь они лишь доживали последние дни в ожидании того, что та вернется и в конце концов заберет их с собой.

Тоф слушала едва долетающие до нее голоса, смешивающиеся с порывами влажного ветра, и больше всего на свете хотела заткнуть себе уши. И все же продолжала слушать, сидела, не шевелясь, у самой границы леса, почти примыкающего к стенам домов. Для этих людей не было своих и чужих, воюющих между собой сторон, потому что они видели лишь насилие и смерть, пришедшие по их души по чьей-то глупой указке. И люди страны Огня, и люди царства Земли были для них одинаковыми врагами, чужаками, вторгшимися на их мирную территорию и разрушившими их жизни. И даже если одна из сторон собиралась подчистую уничтожить другую, им было бы проще умереть, чем ждать, когда солдаты вновь придут за ними и их детьми.

— Они тоже умрут? — выдохнула Тоф, когда на макушку опустилась теплая ладонь.

Зуко постоял минутку, трепля ее волосы, выдохнул и уселся рядом. Ответ на вопрос Тоф был совершенно очевидным, и она, честно говоря, не хотела его знать. Между домов пробегали дети, едва ощутимые из-за легкого веса, но ступающие тяжело и неловко, а изнутри какого-то дома доносился приглушенный шум. Солнце то и дело скрывалось за тучами, но все равно было жарко и холодно одновременно, так что мурашки нестройными рядами шагали по коже, забирались под волосы и вырывались крупной дрожью в кончиках пальцев.

— В округе много бандитов, — сказал Зуко.

И не было никого, кто мог бы защитить этих людей. Свои и чужие убивали друг друга, пытаясь чего-то достичь, в то время, как и тем и другим было совершенно плевать на такие вот крохотные деревеньки, постепенно исчезающие с лица земли.

— Ненавижу войну, — всхлипнула Тоф, утыкаясь носом в колени.

Исчезнувшая на мгновение рука появилась снова, запуталась в волосах и теплом упала на спину. Зуко протяжно вздохнул, то ли соглашаясь, то ли беззвучно говоря что-то еще. Шум из дома нарастал, и вскоре пронзительный крик вспорхнул встревоженными птицами с веток. Дети, собравшись в кучу, ринулись смотреть, что же там такое, и выскочившая из дома женщина принялась бранить и прогонять их. Ребенок затих и умер, успев лишь единожды прокричать.

Выдохнув сквозь плотно сжатые зубы, Тоф поднялась, сбрасывая с себя руку и навалившуюся на плечи тяжесть. Тьма перед глазами клубилась и смеялась, шептала в уши и обнимала за плечи холодными руками, и Тоф никак не могла прогнать ее, оторвать прожигающую нутро часть самое себя. Она едва ли помнила собственное детство, но ощущение накатывающего ужаса въелось в естество прочно, срослось с хохочущей на ухо пустотой и проросло глубоко внутри, пуская корни сквозь плотно сомкнутые веки. Тоф помнила смутно знакомые смазанные слова и оглушительный, пронзающий насквозь шум окружающего мира, вознамерившегося убить ее так же, как и это несчастное дитя. Слишком быстро после первого вздоха.

— Идем отсюда, — Тоф сделала глубокий вдох, поморщилась от ударившего в нос кислого запаха.

Катара настаивала, что стоит найти деревню, в которой можно на время остановиться, так что они собирались вылететь незадолго до наступления темноты. Тоф не хотела встречаться с людьми, но, в общем-то, не настолько, чтобы спорить. Она была согласна с тем, чтобы добраться до Ба Синг Се как можно скорее, потому что там собиралась встретиться с Фаном и может даже остаться на какое-то время. Или вернуться домой, самой прицепить к суставам нити и продолжать покорно следовать чужим указаниям.

— Ты в порядке? — тепло коснулось щеки, затрепетало и исчезло, рассеиваясь ветерком.

Полдень уже прошел, и теперь солнце неумолимо клонилось к закату. Шелестели на слабом ветру листья, копошились в подземных норах зверьки и бегали по поверхности тысячи крошечных и не очень ножек. Вдалеке плескалась речушка, перекатывались, довольно урча, острые камни, и бил хвостом по земле Аппа. Тоф казалось, что ноги ее намертво приросли к почве, а на плечи давит всей своей тяжестью несуществующее небо. Она хотела сделать шаг, сорваться на бег и исчезнуть отсюда, уйти как можно дальше, потонув в оглушающей тишине, но мир хватал ее, держал и пережевывал, выплевывая взмыленной каменной крошкой. Безликим песком на берегу океана.

— Не знаю, — фыркнула Тоф, делая первый короткий шаг, — я пока не решила.

Стоило шагнуть, сдвинуться с места, с вросшей в ступни мертвой точки, и дальше становилось легче. Цепи на запястьях постепенно обрывались, ржавели и осыпались под ноги черным пеплом, а темнота срывалась на визг в своем первом и последнем приветственном стоне. Зуко хохотнул, но руку не убрал, пошел следом, громко шагая и взбивая ботинками пыль.

— Так, — выдохнула Тоф, не сбавляя шаг, спустя бесконечно долгие пару минут, — откуда ты знаешь Ли?

Почва в лесу была чуть влажной, покрытой всевозможными листочками и иголочками, рыхлой и в то же время плотно притоптанной. Тоф, прислушавшись, чувствовала каждое растущее дерево, каждого перебегающего из укрытия в укрытие зверька. Ей нравилось видеть так, потому что иначе она не умела. Зуко в ответ на ее вопрос шумно выпустил воздух, рука его на ее макушке несмело дрогнула. Хотя шаги его совершенно не изменились, в теле как будто натянулась струна, сделав его твердым и хрупким. Тоф ощущала дрогнувшее биение его сердца также отчетливо, как шныряющих под землей букашек, а Зуко как будто специально не убирал руку с ее головы, позволяя читать его как открытую книгу.

— Именно он научил меня владеть парными мечами, — рука с ее макушки наконец исчезла.

Зуко замолчал, будто это все, что он мог сказать. Все, что он хотел рассказать Тоф о ее странном немом охраннике, которого чокнутая принцесса назвала шпионом. Конечно, в голове Тоф крутилось множество догадок. Она строила предположения и теории, сопоставляла неизвестные ей факты, но неизменно приходила к тому, что Ли ей просто нравится. Наверное, он и правда был шпионом в столице народа Огня, и именно за это Азула собственноручно изуродовала его лицо. И Тоф, на самом деле, наверное, не хотела знать ничего, что выходило бы за рамки ее глупых теорий, но противное любопытство упрямо свербело на кончике носа, не позволяя насовсем позабыть вспыхнувший единожды интерес.

Они прошли уже половину леса, постепенно приближались к лагерю и так же постепенно сбавляли шаг. Тоф шла, перекатываясь с пятки на носок и сцепив за спиной ладони, а Зуко рядом шагал грузно, просто-таки выдыхая печальную задумчивость. Тоф не хотела теперь торопить его или как-то подталкивать и сама как-то неосознанно проваливалась все глубже в тягучую меланхолию. Теплый ветер трепал волосы и накрывал плечи, разносил звуки далеко-далеко, смешивая людей и природу. Деревенька осталась позади, но совсем еще недалеко, недостаточно далеко, чтобы Тоф перестала слышать надрывный плач и многоголосые причитания.

— Наверное, тогда он был моим единственным другом, — вдруг заговорил Зуко, останавливаясь и придерживая Тоф за плечо, — Узер был одним из стражников во дворце, одним из самых молодых, и именно он относился ко мне не как к принцу. Однажды он просто исчез, а я все это время думал, что он предал меня и сбежал.

Если грубо обобщать, подумала Тоф, так и было. Ли был шпионом, скрывающимся в чужой стране под чужой личиной, а с принцем наверняка водился лишь для достижения своих определенных целей. Зуко замолчал, сжав ее плечо едва заметно крепче, и Тоф протяжно вздохнула, не зная, что на это сказать. Наверное, Ли все еще нравился ей, несмотря на все обстоятельства, потому что где-то глубоко внутри она заблудилась в собственных догадках и выдавала желаемое за действительное. Впрочем, она действительно ни за что на свете не смогла бы перепутать.

Вдалеке звенел, сливаясь с плеском воды, колокольчик. Аанг тренировался на речке с Катарой, и течение воды заглушало их движения, рассеивало и глушило так, что Тоф могла только слышать, но вовсе не понимать. Звуки накатывали волнами, бились о берега разума и разбивались на сотни впивающихся в кожу черных осколков. Пустота смеялась и пела, клубилась перед глазами и обнимала за плечи. Тоф слушала ее, принимала любовно и с распростертыми объятиями, потому что лишь пустота была той сущностью, что непременно останется с ней навсегда.

В лагере было шумно. Причем Аанг и Катара плескались в речке неподалеку, и шум этот издавал один лишь Сокка. Ну еще и Аппа с другим летающим зверьком, стрекочущим что-то на своем зверином языке. Сокка громко ругался с палаткой, дергал эту же палатку и, очевидно, никак не мог ее нормально сложить. То ли заело у него что-то, то ли сам дурак, но Тоф в силу врожденного злорадства все-таки больше склонялась ко второму варианту. О, вовсе не потому, что дружок Аватара ей категорически не нравился, просто ведь так оно и было, или, по крайней мере, казалось со стороны. Каменная палатка Тоф все еще стояла в стороне высоким треугольником, и она, растянув губы в широкой улыбке, перекатилась с пятки на носок, осторожно трогая Сокку за плечо.

— Хочешь, научу тебя правильно складывать палатки?

Сокка, до того полностью поглощенный своим занятием, вздрогнул и по-девчачьи взвизгнул, оборачиваясь и взмахивая руками. Палатка, которую он как раз удерживал в вертикальном положении, со странным скрипом покосилась набок и застыла несуразным запутавшимся мешком. Тоф щелкнула пальцами, демонстрируя свое искусство, и каменная палатка со свистом втянулась в землю. Еще одна такая же, та, что принадлежала Зуко, скрылась за своей родившейся обратно сестрой. Сокка в ответ лишь протяжно выдохнул и помотал головой, звонко хлопая себя по лбу.

— Ну так помочь тебе? — спросила Тоф, деланно непонимающе склоняя голову набок.

Несчастная палатка, и так почти развалившаяся, заскрипела еще более жалобно и рухнула оземь. Маленький летучий зверек, будто смеясь, застрекотал, и Сокка шикнул на него, взмахивая рукой.

— Он от нас отмахнулся, — склонившись к самому ее уху, шепнул Зуко.

— О, — ответила Тоф, оборачиваясь, — тогда подеремся?

Громко зарычал, хлопая хвостом, Аппа. Тоф не слышала, что происходило на речке, но голоса оттуда доносились вполне себе бодрые. Такие же, как и всплески, и крики, и смех. Было даже немного обидно, потому что у Тоф, несмотря на натянутую улыбку, внутри копошилась свернувшаяся клубком змея, медленно пускающая яд во внутренние органы.

В ответ на ее бойкое предложение Зуко цокнул и тряхнул запястьями, а Сокка снова взвыл. Особенно когда Тоф, прикусив губу, шаркнула ногой, врастая в землю до самых лодыжек. Тоф не слышала, сказал ли он что-то еще, в ушах ее зашумело пламя, отрезая остальные звуки, и стало тепло до колючих искорок на коже. Она едва успела отскочить, крутануться на пятке и выставить перед собой стену, отрезающую огненный взрыв.

Огонь пел, завывал и плясал, перетекая из стороны в сторону. Тоф слышала его, если отбрасывала все остальные звуки напрочь, делалась глухой, заточенной в горящей коробке без единого выхода. Оставалось лишь прорвать стену, слиться с ней и сделаться мягкой и податливой, чтобы пройти в малейшую щель. Зуко нападал яростно, будто на самом деле, и Тоф никак не могла сказать, что это было не так. Огонь вокруг него будто дышал, растекался теплом по коже и обжигал, сжигал без остатка до черного перед глазами пепла. Тоф не нужно было просить его быть серьезнее, потому что Зуко будто и сам сейчас был огнем, полыхал что есть силы, точно выпускал из себя все, что не мог выразить. Тоф делала то же самое, и можно было с уверенностью сказать, что сражение их походило скорее на обмен взаимными жалобами двух потонувших в собственных проблемах нытиков.

Ровно до тех пор, пока не плеснула вода. Огонь разом погас, Тоф фыркнула, отплевываясь, и повисла свистящая, капающая тугими каплями на землю, тишина.

— Что вы делаете?! — рявкнула Катара.

Вода падала и разбивалась, впитывалась в и без того влажную землю и делала ее вязкой и холодной. Тугие капли скатывались по лицу, капали с одежды и волос; Тоф чувствовала себя промокшей собакой, а под ней все ширилась не успевающая впитываться в почву лужа. С Зуко капало тоже, даже сильнее, буквально лило как с водопада, но вода с шипением испарялась, не успев долететь до земли. Позабытый и брошенный всеми Сокка причитал в сторонке, сжимая в крепких объятиях пронзительно верещащего летающего зверька.

— Тренируемся? — переспросила Тоф, отлепляя прилипшую к лицу челку. — Типа того. Нельзя?

Аанг стоял где-то за ее спиной, Тоф чувствовала его отчетливее, чем обычно. Кажется, впервые он стоял на ногах настолько прочно, что по земле разливался отбиваемый его сердцем ритм.

— Он мог тебя поранить, — тихо, на грани слышимости, выдохнул Аанг.

Тоф показалось, что ее с ног до головы обдало порывом промозглого влажного ветра. Больше, кажется, никто слов Аанг не услышал, а у Тоф в животе перевернулась с одного на другой бок ядовитая змея.

— Я тоже могла, если ты не в курсе, — фыркнула Тоф, вскидывая подбородок.

Зазвенел, отбивая кивок, колокольчик. Аанг шагнул вперед, остановился будто несмело и так и остался за спиной Катары. Зуко многозначительно хмыкнул, звякнули убранные в ножны мечи. Обстановка накалялась, шипела испаряющейся водой и стояла перед глазами густым туманом. Тоф не нравилось это сковывающее грудь чувство, поднимающееся из живота, от которого по земле расходилась крупная дрожь. Хотелось закричать и ударить кого-нибудь, сделать хоть что-то, чтобы в ушах перестало звенеть.

Но Тоф стояла, будто ноги ее приросли к земле, как корни векового дерева, и слушала доносящийся из деревни сдавленный вой. Зуко как ни в чем не бывало фыркнул и отмахнулся, но Тоф все еще ощущала лежащую на плече руку. Они оба, должно быть, чувствовали себя лишними, потерявшимися детьми в пустыне чьей-то чужой взрослой жизни.

— Отлично! — выкрикнула Тоф, хватая Аанга за руку, — Если вам так не нравится, я просто променяю одного парня на другого!

Рука Аанга была оглушающе теплой и мягкой. Он последовал за ее движением как тряпичная кукла, дернулся взметнувшимся порывом ветра и мелодичными переливами колокольчика. И всего одно движение спустя оказался лежащим на лопатках.

— Или это тебя тоже не устраивает?

Теперь Тоф была сверху, упиралась рукой ему в грудь и широко абсолютно фальшиво улыбалась. Тоф не любила, когда ее излишне опекали, терпеть не могла, когда жалели и недооценивали. Ненавидела всех, кто не мог понять, что она достаточно сильная, чтобы со всем справляться самостоятельно.

В лицо ударила порывом теплого ветра усмешка. Земля поднялась и взбурлила, будто противясь и вырываясь из своих же земляных оков, и Тоф хохотнула, принимая ее в первозданном виде. Аанг перехватил ее руку, сжал достаточно, чтобы отцепить от себя. В следующее мгновение порыв ветра отбросил ее прочь, а следом земля под ногами просела, принимая в уютное нутро. Даже если бушевал ветер или стрекотало пламя, это не делало Тоф вообще ни на что не способной.

От шумящего в ушах ветра кружилась голова, тянуло внизу живота и тошнило. Просился наружу только недавно съеденный ужин, сердце то и дело ухало в самые пятки, а еще назойливо чесалась точка между бровей. Они снова летели, перемещаясь с одного места в другое, а Ба Синг Се, кажется, так и не становился ни капельки ближе. Короткие теперь волосы щекотали уши и шею, гулко дышал в звенящей тишине Аппа, а все остальные спали, потому что однажды Сокка сказал, что путешествовать ночью безопаснее, чем днем. Тоф спать откровенно не могла, и дело было даже не в отсутствии твердой земли под ногами. В огромном седле, занимающем всю спину не менее огромного зверя, их попросту было слишком много. Вытянуть ноги было невозможно из-за растянувшегося поперек Сокки, Катара прижималась к ней бедром, а с другой стороны живой подушкой так же нервно делал вид, будто спит, Зуко. Аанг сидел где-то посередине едва ощутимым облачком, и воздух звонко отскакивал от его лысины.

Тоф не могла посмотреть, что делается внизу, где они, в конце концов, летят, была намертво зажата между горячих шумно дышащих тел, и от нарастающего раздражения неприятно давило виски. Она давно сбилась со счета, сколько уже прошло времени, лишь молча сидела, пытаясь сосредоточиться на собственном дыхании, и считала взбалмошные удары сердца. Зуко рядом с ней периодически оглядывался и томно вздыхал, складывал на груди руки, пытался переменить позу, но с другой стороны его макушкой подпирал Сокка, распростерший руки и ноги как морская звезда. Аанг, на которого Тоф переключалась время от времени, сидел, скрестив ноги и сложив на коленях руки, и тоже вовсе не походил на спящего.

Рваный ветер трепал волосы, но колокольчик не звенел, лишь время от времени беспокоилась в ножнах острая сталь. Они летели уже бесконечно долго, парили в небесах, как вылетевший из детской ладошки воздушный шарик, и от накатывающей тишины хотелось выть и рвать на себе волосы. Тоф, кажется, сходила с ума на самом деле, потому что то и дело видела цветные сны, в которых в небо улетает привязанный к целой куче воздушных шариков один дом, а другой, срастаясь и перестраиваясь, пожирал каждого, кто имел неосторожность в него войти. Тоф просыпалась, вздрагивая, голова падала на грудь, и ее будто затягивал водоворот. Внизу ощутимо не было ничего, от назойливой щекотки дрожали пальцы, а сердце заполошно билось, явственно собираясь взлететь, разорвав в клочья сковывающую его грудь.

Когда ладони коснулись прохладные пальцы, Тоф ощутимо дернулась, пнула руку Сокки и едва не взвизгнула. Привалившаяся к ее плечу Катара причмокнула во сне и отстранилась, а Зуко выдохнул и едва слышно хохотнул. Аанг, словно не заметив ничего необычного, так и остался сидеть, но все равно было слышно, как он оглушительно улыбается. Вскоре после этого Тоф снова провалилась в сон, и ощущение чужой ладони в руке на этот раз надежно защитило ее от кошмаров.

Когда Тоф проснулась, они снижались. Аппа радостно ревел, и голос его смешивался с воем разрезаемого огромным телом ветра. Сидящий на шее зверя Аанг то и дело выкрикивал команды и натягивал поводья, утреннее солнце грело макушку, а волосы ее, похоже, за ночь превратились в чье-то опустошенное гнездо. Тоф фыркнула, проведя по шевелюре пальцами, и решила про себя, что и так сойдет. В конце концов она больше не дома, так что никто теперь не может указывать ей, как надо правильно выглядеть. Разве что Катара, взгляд которой она чувствовала виском, бормотала себе под нос, что девочка не может выглядеть как хрюшка.

— Еда-а-а! — заорал вдруг Сокка, взмахивая руками и едва не ударяя Зуко по плечу. — Самое время для плотного походного завтрака!

Тоф поморщилась и демонстративно зажала ладонями уши. От волны резкого звука мгновенно разболелась голова, и как назло Аппа вильнул, заставив ее потерять равновесие. Тоф, пискнув, повалилась набок, хватаясь руками за бортики седла, сердце сжалось и затихло, а во рту появился металлический привкус. Мгновение спустя огромные лапы коснулись земли, зашелестело и зашептало, и Тоф буквально выпала, рухнув на землю и зарывшись в нее с головой. От теплого прикосновения рыхлой шершавой почвы стало как будто легче дышать, звуки-запахи-ощущения смешались и разложились в картинку, и теперь она снова могла видеть и чувствовать себя по-настоящему живой.

За горизонтом впереди медленно поднималось солнце, Тоф почти видела это своими слепыми глазами. Теплое невесомое прикосновение переползало с макушки на лоб и падало ниже, путаясь с размеренным дыханием. Они остановились рядом с крохотной плещущейся о камни речушкой, а чуть дальше расстилалась довольно большая деревня. Оставшийся позади густой лес на этот раз не был их укрытием, он нависал и будто угрожающе шипел, и от странного ощущения чужого взгляда, буравящего спину, снизу вверх до самого затылка поднимались мурашки.

Жизнь в деревне медленно просыпалась с первыми лучами солнца, становилось ощутимо теплее, и даже рваный ветер больше, кажется, не забирался под одежду холодными объятиями. Тоф клонило в сон, голова кружилась, и вместе с ней мир вокруг вращался так, что трудно было устоять на ногах. Земля под ногами казалась обманчиво мягкой и податливой, тепло внизу живота поднималось к горлу тошнотой, и Тоф чувствовала, что еще немного — и она вовсе перестанет соображать. Но все остальные спешно перекусывали остатками припасов и собирались в деревню, и кто-то даже сунул ей в руку обветренную краюшку хлеба. Тоф фыркнула, отгоняя от себя усталость и головокружение, и мысленно пообещала, что в следующий раз обязательно пойдет пешком.

— Ты точно в порядке? — теплая ладонь легла на плечо, и Тоф дернулась, невольно сбрасывая ее с себя. — У тебя огромные мешки под глазами.

Голос Катары ввинтился в черепушку острым винтом, все вокруг как будто затихло и замерло на мгновение, и Тоф фыркнула, вздергивая подбородок:

— Если я чего-то не вижу — этого не существует. Нет никаких мешков.

В самом деле, кого вообще волнует ее внешний вид? Тоф больше не дома, где мама во главе отары слуг пыталась сделать из нее принцессу, а самой ей было откровенно плевать. Она никогда не знала, как выглядит, хоть все вокруг и говорили, что она просто прелестна. Другие шептались за спиной, думая, что больной ребенок не слышит, и Тоф была склонна верить именно им. Она была чудовищем со слепыми глазами, предавшим все, что ради нее делали те, кто якобы ее любил, так какая разница, если теперь она станет еще хуже.

— Ну не хочешь — как хочешь, — буркнула Катара обиженно и отвернулась.

— Де-е-евочки! — заорал вдруг Сокка. — Девчо-о-онки! Давайте быстрее, вы заставляете при-инца жда-ать!

На самом деле, конечно, никто никого не ждал. Точнее, до этого все ждали именно Сокку, никак не способного решить, что же ему взять с собой — бумеранг или кинжал. В итоге он, пожав плечами, распихал и то, и другое по карманам и принялся делать вид, что это не он тут всех зазря задерживает. Тоф фыркнула, кривя губы в улыбке, и чья-то рука вдруг снова коснулась ее плеча. Это уже начинало надоедать, потому что все эти люди явно трогали ее слишком часто, но Тоф все равно ничего не могла поделать с тем, что слишком хотела спать.

— Не хочу говорить этого, но Катара права, — Зуко качнул головой и шумно выдохнул, потрепав Тоф по макушке, — не хочешь остаться здесь и отдохнуть?

Земля под ногами вибрировала, лес подпирал спину и шелестел угрожающе, а еще завалившийся набок Аппа принялся громогласно храпеть. Люди в деревне наверняка подумали, что надвигается дождь, хоть на небе, кажется, не было ни единого облачка. Солнце палило макушку так, что кружилась голова, а было еще только утро. Денек сегодня обещал выдаться удивительно жарким после всех этих утомительных дождей, и Тоф никак не могла пропустить момент, когда земля наконец нагреется и удовлетворенно заурчит.

— Не хочу, — мотнула головой Тоф, и Зуко пожал плечами и отступил.

На входе в деревню путь им преградила собака. Она рычала и скалилась, расставив все четыре лапы широко в стороны и присев вперед, лаяла, когда кто-то пытался обойти ее, и совершенно не желала двигаться с места. Никто из местных не обращал на это внимания, потому что никого рядом и не было, все отчего-то столпились несколько дальше, шумно переговариваясь и гомоня. Солнце уже давно взошло, перекатывалось теперь по небу снизу вверх и обратно в другую сторону, лениво светило, опаляя своими безжалостными лучами, а чертова собака преграждала им путь. Тоф хотела купить фруктов, а лавка была впереди, позвякивали в кармане монеты, и поднималась от рваного песьего дыхания пыль. Никто из них не желал отступать, сдав позиции врагу, и продолжалось бы это бесконечно долго, если бы не нагнавший их Аанг, возвращавшийся, потому что заигравшийся Момо спрятался где-то в кустах и отстал.

Собака, завидевшая подкрепление, зарычала еще громче, зверек Аанга пискнул и спрятался ему за спину, а сам Аанг то ли приветливо, то ли растерянно хохотнул, зачем-то протягивая вперед руку и присаживаясь на корточки. В центре деревни, похоже, как раз открывалась ярмарка, потянуло запахами свежего мяса и выпечки, а еще откуда-то ветвились запахи причудливых благовоний. Тоф принюхалась, пропуская момент, когда собака сорвалась с места, и в следующий момент вдруг полыхнуло, обдавая жаром щеки и приподнимая волосы.

Сердце предательски упало в пятки, голова закружилась, и Тоф так и застыла, не в силах сдвинуться с места. Испуганная, но совершенно не пострадавшая собака с визгом и скулежом убежала, повисла звенящая гулкая тишина, и лишь стучали, отдаваясь эхом по земле, сердца. Катара часто и рвано дышала, шелестела вокруг нее вода, и Тоф буквально слышала, как рвутся из ее уст невысказанные ругательства.

— Не благодарите, — бросил Зуко, отвешивая в ее сторону шутливый поклон.

Улыбка сама собой наползла на лицо, Тоф фыркнула и пнула валяющийся под ногами камешек. Гул голосов в стороне становился все громче, скулила забившаяся за угол соседнего дома собака, а вокруг их застывшей посреди дороги компании так и витало в воздухе искрящееся и коптящее напряжение.

— Больше так не делай, — коротко бросил Аанг, проходя вперед по расчищенному не им пути.

Катара и Сокка потянулись следом, ничего не комментируя, а Тоф почему-то захотелось смеяться. Проходя мимо, она хлопнула Зуко по плечу, и он, оставшийся позади, негодующе взвыл и всплеснул руками.

Судя по все больше окутывающим воздух звукам, в деревне проходил праздник. Возможно, ярмарка, потому что пахло едой, но гораздо явственнее вдруг громом среди ясного неба забили барабаны. На широкой площади посреди деревни трещал огромный костер, кто-то зазывно пел, и топали по жесткой земле десятки пар ног. Утро только-только наступило, лениво вывалилось из-за горизонта начавшее припекать макушку солнце, а шум странного праздника напрочь заглушал трели ранних пташек и перешептывание деревьев на слабом ветру. Тоф старательно прислушивалась к перекрикивающим друг друга голосам, к бою барабанов и свисту флейт, но никак не могла понять, что же происходит. Из центра деревни тянуло дымом, запахом мяса и специй, а еще пряным, щекочущим нос маслом, и отчего-то все эти запахи сбивали с толку и кружили голову.

В своем родном городе Тоф бывала на фестивалях еще в детстве вместе со старшим братом, до того, как про нее распространились не самые приятные слухи, но тогда разнообразие звуков и запахов скорее приводило в восторг, чем смущало. Сейчас же она чувствовала себя неуютно, словно вот-вот что-то должно было произойти, а от бесконечного топота в ушах шумело, и тьма перед глазами становилась густой и вязкой.

— Ребята, — позвал Зуко, когда они оказались в квартале от праздника, — не думаю, что вам стоит туда идти.

Он встряхнул чем-то, по звуку напоминающим хлопнувшую тряпку, и Тоф словно ударили по голове. Остальные остановились, звуки схлопнулись и растянулись с длинную прямую, и она наконец услышала, что празднуют эти люди. Костер яростно трещал и выплевывал в воздух снопы искр, били барабаны, и пахло мясом, маслом и специями, завывали нестройно бамбуковые флейты.

— Сегодня день после весеннего равноденствия, первый день, ставший длиннее ночи, — продолжил Зуко, когда остальные соизволили обратить на него внимание, — они приветствуют солнце и возносят ему дары.

— Это деревня людей огня, — кивнула Тоф, и от ощущения расползающегося вокруг жара у нее зашевелились волосы на голове.

Липкая, прерываемая гулким боем барабанов тишина повисла на долгую, почти бесконечную минуту. Та самая собака, которую спугнул Зуко, со скулящим лаем вывалилась на площадь, едва не угодив в костер и взвыв из-за стреляющего вокруг пламени, и кто-то громко засмеялся, отпинывая ее в сторону. Огонь танцевал в воздухе и вился под облаками, запах пряностей щекотал нос, и нестерпимо хотелось чихать. Солнце висело у самого горизонта, грело макушку вскользь, простирая свой взор до самого края земли, а здесь, внизу, люди поклонялись ему, словно настоящему божеству.

Изнутри у Тоф поднималась колючая тугая волна, звенящая натянутой, готовой вот-вот оборваться струной. От рваного ритма барабанов колотилось сердце, от звонких хлопков пульсировало в висках, а ноги, кажется, приросли к земле настолько прочно, что не сделать и шага. Люди на площади танцевали и смеялись, восхваляли обыкновенное горящее на небе светило и вовсе не прятались на этом крохотном клочке царства Земли. Грудь Тоф вздымалась рвано и часто, в такт бушующему пламени и резкой музыке, земля под ногами клекотала и зазывно урчала, и ветер подталкивал в спину. Если они уйдут сейчас, придется снова лететь, а от полетов Тоф уже тошнило настолько, что она готова была собственноручно выстроить лестницу к небесам и разломать эту самую небесную твердь пополам.

— Я устала, поэтому сегодня останусь здесь, — вырвалось из горла прежде, чем Тоф успела обдумать пришедшую на ум мысль, — сами знаете, куда можете засунуть свои возражения, пока!

Развернуться на пятках в сторону празднества получилось не сразу, еще мгновение она стояла как вкопанная, переваривая собственные слова и будто ожидая, что кто-то попросит ее остаться. Барабаны стучали в ушах, ревело на площади пламя, и одуряюще пахло мясом и специями, так что рот непроизвольно наполнялся слюной. Тоф, откровенно говоря, никогда не соглашалась присоединиться к путешествию Аанга, скорее все было наоборот, поэтому именно она вправе диктовать условия. И если Тоф хотела отдохнуть, переждав на земле хотя бы одну ночь, не было в этом мире никого, кто смог бы ее переубедить.

В спину ударились разноголосые возражения, но Тоф, демонстративно заткнув уши, сделала несколько шагов вперед, завернула за угол и остановилась. Оттуда, присев на задние лапы и прижав к земле морду, на нее глядела та самая собака. От собаки так и веяло испугом, и Тоф только посмеялась бы, если бы не длинный шипастый хвост, бьющийся из стороны в сторону и сбивающий краску с домов. Это, очевидно, тоже была собака-чего-то-там, и она явно никак не желала проявлять к гостям дружелюбие. Тоф, фыркнув, топнула ногой, и хвост, как раз ударившийся о землю и взметнувший пыль, застрял во взявшейся из ниоткуда яме. Собака заскулила, и в следующее мгновение морду ее сковал каменный намордник, а Тоф злорадно фыркнула и пошла дальше, переступая через разом притихшую зверушку.

Она прошла еще несколько шагов и остановилась, прислушиваясь к не слишком старательно скрываемому дыханию позади. Зуко шел за ней с самого начала, он же освободил несчастное подвергшееся издевательствам животное, испуганно заскулившее и бросившееся наутек. Праздник впереди манил звуками и запахами, Аанг, Катара и Сокка остались где-то позади, а Зуко как будто был между ними — не там и не здесь. Тоф фыркнула, переступая с ноги на ногу, сунула руки в карманы штанов и нахмурилась, сдувая с лица длинную челку.

— Он сказал, что будет ждать тебя на месте приземления, — сказал Зуко, зачем-то потрепав Тоф по волосам.

От него веяло огнем и железом, почти как с праздника, и Тоф вдруг подумала, что могла бы определять стихии магов по запахам. Впрочем, тут же отбросив эту мысль, она поджала губы и отвернулась, делая несколько шагов вперед и пиная попавшийся под ноги камешек.

— Я могла бы сама, — буркнула себе под нос Тоф, и Зуко тут же отреагировал, усмехнувшись:

— Конечно.

Ладно, может быть и не могла бы. Охваченная праздником площадь встретила Тоф лавиной сводящих с ума звуков и сбивающих с толку запахов. Земля под всеми этими людьми ходила ходуном, взвивалось в небо шумными вспышками пламя, и били, отсчитывая чей-то ритм, глухие барабаны. Тоф застыла, втягивая носом воздух, сжала ладони в кулаки и резко выдохнула, с негромким клацаньем захлопывая рот. Сердце стоящего рядом Зуко стучало спокойно и ровно, рука его оказалась оглушающе горячей, и все остальные звуки точно схлопнулись, разом исчезнув, отодвинувшись на задний план. Люди здесь танцевали и хлопали в ладоши, пели и бросали специи в воздух, и Тоф ни за что не сказала бы, что это маленькая деревенька народа огня, спрятавшаяся посреди бескрайних просторов царства Земли.

— Если тебе интересно, в столице праздники проходят совсем не так, — Зуко склонился к самому ее уху, — многие считают танцы уделом дикарей, так что все это там напоминало бы скорее военный парад, чем настоящее развлечение.

Стоило ему договорить, и костер выплюнул вверх сноп потрескивающих, взрывающихся в воздухе искр. Тоф дернулась, склоняя голову, люди захлопали в ладоши, и вдруг стало совсем тихо. Стрекотал лишь огонь, да множество оттоптанных танцами ног замерло напряженно. Тоф почувствовала, как скрещиваются на них с Зуко изучающие недружелюбные взгляды, и точно уверилась в том, что ни за что не смогла бы сама.

— Чужаки, — зашипел кто-то, ощерившись словно кошка.

— Уходите! — взвизгнула маленькая девочка, выбрасывая вперед руки.

Празднество прекратилось, веселье обернулось настороженностью, и завыл, гуляя между домов, ветер. Тоф фыркнула, вскидывая подбородок, но сказать ничего не успела. Зуко шагнул вперед, задвигая ее себе за спину, и вскинул свободную руку, второй зачем-то ухватив ее ладонь.

— Мы путешествуем, моя сестра очень устала, — голос его звучал как будто успокаивающе, словно тлеющее на углях пламя, — позвольте нам отдохнуть и переночевать, и завтра же мы покинем вашу деревню.

Недоверчивая тишина разлилась глубоким подземным озером, подмывающим почву. Недовольно урчала земля, а где-то далеко внизу и в самом деле плескалась вода. Тоф фыркнула, слушая едва уловимые перешептывания, волной прошедшиеся по толпе, сдула с лица челку и распахнула глаза. Она никогда прежде на самом деле не пользовалась образом маленькой слепой девочки ради собственной выгоды, потому что считала это ниже своего достоинства, так что в животе неприятно скрутило. Шепотки в толпе стихли лишь минуту спустя, выплюнул сноп искр костер, и прогонявшая их маленькая девочка вдруг подбежала ближе, хлопая Тоф по руке. Впрочем, она отскочила прежде, чем Тоф успела что-то сообразить, а на тыльной стороне ее ладони остался крошечный покалывающий отпечаток.

— Что ж, — легко ступающий по земле мужчина откашлялся, и пламя за его спиной словно приветливо колыхнулось, — мы не будем спрашивать, кто вы и куда идете. Можете остаться здесь до завтрашнего утра, но обещайте покинуть это место с первыми лучами солнца.

По притихшей толпе прошла волна шепотков, люди двинулись, словно подступила накрывающая с головой волна, и в следующий миг снова забили барабаны. Тоф вздрогнула, крепче сжимая ладонь Зуко, рвано выдохнула и почувствовала, как сильно напряглась его рука. Было бы сумасшествием предполагать, что кто-то из этих людей знал принца народа Огня в лицо, но от повисшей на мгновение натянутой паузы захотелось сбежать. Им разрешили остаться, но теперь уже Тоф не хотела следовать собственной прихоти. Впрочем, просто взять и уйти она тоже не могла, потому что краска приливала к щекам и смазанно колотилось сердце.

Праздник продолжился как ни в чем не бывало, застрекотало посреди площади пламя костра, взвились в воздух колючие искры. Было раннее утро, солнце на небе встречалось с палящим костром на земле, и Тоф отчего-то казалось, что от дыма вокруг невозможно дышать. Но, что ж, в конце концов это была именно ее глупая спонтанная прихоть, так что поздно теперь отступать.

Их отвели в сторону и накормили, разрешили отдохнуть в одном из домов и пригласили на праздник. Тоф казалось, будто она подглядывает за чем-то странным, сокровенным и непонятным, чем-то, что не должно ей принадлежать. Зуко постоянно улыбался, не отпуская ее ладонь, и голос его звучал не то настороженно, но то просто сконфуженно. Люди здесь были добры к ним, но близко не подпускали, касались и отстранялись, оставаясь глубоко в своем собственном мире. Когда солнце достигло зенита, пламя костра взвилось и зашипело, опало под ноги и облизало пятки, заставляя Тоф отпрыгнуть и спрятаться Зуко за спину. Она чувствовала, как отдаются эхом по сухой земле бесконечные шаги, как разбивают воздух хлопки, и как падает и кружится, точно первый снег, фейерверк из щекочущих в носу специй. Люди здесь праздновали и смеялись, приветствуя небесное светило, будто и не были крохотным чернильным пятном посреди чистого белого листа. Страна Огня воевала со всеми подряд, оставляя после себя лишь пепел и смерть, и Тоф, наверное, все-таки самую капельку ненавидела всех, у кого вместо крови по жилам текло сжигающее все на своем пути пламя.

— Идем со мной, я тебе кое-что дам! — та самая девочка дернула Тоф за руку.

Ей было около пяти-шести на неискушенный взгляд Тоф, на длинных словах язык ее заплетался, и девчонка глотала добрую половину звуков, так что не всегда можно было разобрать, что именно она говорит. Кто-то называл ее Каной, и Тоф отчего-то запомнила, будто имя это могло оказаться чем-то для нее важным. Крохотная ручка, вцепившаяся в ее пальцы, была теплой и немного влажной, Кана тянула ее изо всех сил, упираясь пятками в песок, и Тоф, хохотнув, поддалась. Они обошли потрескивающий костер широкой дугой, помахали танцующим женщинам и свернули на петляющую между домов тропинку. Барабаны звучали теперь приглушенно, словно стучащее в ушах сердце, шаги отдавались пульсом под пальцами, а от окутывающих округу запахов кружилась голова. Тоф присела на корточки, когда они остановились, и Кана выпустила ее руку, коснулась ладонями теплой почвы и выдохнула, концентрируясь на собственных мыслях. Здесь было шумно и весело, захватывало дух от страха быть раскрытой и ощущения того, что она подглядывает в замочную скважину, и прямо сейчас Тоф казалось, что ощущения лучше на свете не существует вовсе.

— Я дам тебе огонек, — сбивчивым шепотом заговорила Кана, воровато оглядываясь, — мне пока нельзя, но все так делают, а ты ведь никому не расскажешь, правда?

От боя барабанов и навалившейся за несколько бессонных ночей усталости кружилась голова и казалось, будто твердая земля стала вмиг бушующим океаном; Тоф сидела, вслушиваясь в окружающую ее коконом какофонию звуков и запахов, и темнота перед глазами бурлила и мерцала яркими вспышками, теплом обнимающими плечи. Кана протянула ей руки, и Тоф подставила свои, раскрывая вверх ладони. Конечно, она никому не расскажет, Тоф умеет хранить чужие секреты, потому что нет на свете ничего важнее ее собственных.

Сначала подставленных ладоней коснулось тепло, но позже, всего мгновение спустя, от самых кончиков пальцев прокатилась ядовитая боль. Тоф взвизгнула, отшатываясь, и окутывающее ее умиротворенное тепло развеялось, словно кто-то вылил ведро воды ей на голову. Кана вложила ей в руки огонь, жгучий и хохочущий, потому что каждый в их деревне был способен на это, а Тоф, завороженная, почти сведенная с ума атмосферой чужеродного праздника, напрочь забыла об этом. От охватившего ладони жара из глаз брызнули слезы, взбурлила и заурчала сухая земля. Барабаны громогласным стуком отбивали удары сбившегося сердца, а Кана вдруг всхлипнула, что-то выкрикнула и рванула прочь.

Темнота перед глазами переливалась и булькала с пронзительным, смеющимся свистом, так что казалось, вот-вот она спадет, открыв взору завораживающую, сводящую с ума яркость. Тоф сидела посреди дороги, от шума раскалывалась голова, а по щекам текли горячие слезы. Кажется, когда Азула ранила ее, было вовсе не так больно, а теперь, стоило пошевелить пальцем — и боль пронзала, прошивала насквозь и прибивала словно еще живую бабочку к пробковой доске на стене. Сейчас, больше чем когда-либо на свете, Тоф чувствовала себя маленькой и слабой, совсем беспомощной посреди огромного и безжалостного взрослого мира. В висках пульсировало, от пронзительного запаха специй хотелось умыться и прополоскать рот, а барабаны все стучали в такт вырывающимся из костра вспышкам пламени. Посреди площади словно стоял самый настоящий вулкан, окрашивающий небо серым горьким дымом, а вырывающийся из него пепел толстой пленкой оседал на плечи, мешая дышать.

Тепло легло на плечи, ударившиеся в уши слова рассыпались колокольным звоном, и Тоф вдруг показалось, что она напрочь оглохла. Барабаны стучали в ушах, ладони пульсировали, и жгучий жар поднимался от самых кончиков пальцев до линии роста волос на лбу. Она не была уверена, вели ли ее куда-то или это ноги ее двигались сами по себе, с каждым шагом она погружалась все глубже в мокрый зыбучий песок, проваливалась, и тяжелая тугая волна сбивала ее, уносила с собой и пережевывала, не собираясь выплевывать обратно. Всего вокруг было слишком много, хотелось вырваться и сбежать, провалиться сквозь землю и остаться в холоде и тишине совершенно одной, чтобы наконец перестали стучать в ушах чертовы барабаны. Тоф казалось, будто вот-вот перед глазами вспыхнет яркий свет, фильм закончится, и она выйдет из зала, перебираясь в маленькое кафе с верандой под открытым небом.

* * *

Когда тянущая, пульсирующая боль немного утихла, вокруг осталось по-прежнему темно. Света словно не существовало вовсе, лишь разносились глухие, тянущиеся звенящей цепью звуки. Тоф слышала текущий в толще земли ручеек, прорывающих себе узкие пути-туннели букашек и существ покрупнее и стук собственного тихого, но отчетливого сердца, бьющегося словно запущенный чьей-то легкой рукой метроном. Дышать было тяжеловато, ладони пульсировали вязкой болью, такой, что не пошевелить и пальцем, а со всех сторон ее окружала прохладная почва. Она была глубоко под землей в крохотной пещере, где невозможно даже вытянуть ноги, упиралась макушкой в округлый потолок с осыпающимися за шиворот комками грязи и совершенно не знала, что теперь делать.

От окутывающей тишины хотелось кричать, от шорохов и перестуков поджимались на ногах пальцы, и Тоф казалось, что еще немного — и она останется зарытой в этой яме навечно. Страх приходил постепенно, беспомощность окутывала коконом, а земля, как в самом далеком детстве, вовсе ее не слушала. Тоф дернулась, ударяя пяткой по рыхлой стене, в лицо брызнула грязь, и она закашлялась, тихо ругаясь и отплевываясь. Земля словно отказалась от нее, заперла и бросила в клетке, не отзывалась ни на уговоры, ни на просьбы или мольбы, и в конце концов Тоф громко закричала, неловко касаясь обожженными ладонями пропитавшихся грязью штанов.

— Ну хватит уже! — собственный голос потонул в плотной почве, затих и исчез, снова погружая ее в тишину. — Слушайся меня, я сказала!

От очередного удара ногами по стене грязь снова разлетелась во все стороны, ладони взорвались болью, и Тоф, рвано выдохнув, задушено всхлипнула. Она оказалась заперта черт знает на какой глубине, и не было даже гроба, который кто-нибудь когда-нибудь мог бы найти. Шум в ушах то усиливался, то стихал совсем, неуклюже билось неповоротливое сердце, макушка упиралась в землю, и от накатывающей тяжести кружилась голова. Тоф не знала даже, где верх, а где низ, тошнота то и дело подступала к горлу, и хотелось свернуться калачиком, тихонько выть и ждать спасения. Но Тоф, черт возьми, была бы не Тоф, если бы позволила себе сдаться.

Приглушенный вой разнесся эхом и затих уже через единственный удар сердца. Тоф рявкнула то ли сама на себя, то ли на землю вокруг, всхлипнула и крепче прижала локти к бокам. От ладоней тянулась жгучая боль, от каждого движения сводило нутро, и Тоф закусила губу, сосредотачиваясь. Совсем рядом текла подземная река, вода пропитывала землю, делая ее мягкой и вязкой, копошились подземные жители и медленно двигались вгрызающиеся вглубь тонкие корни. Верх, как ни странно, оказался вверху, а низ — внизу, Тоф фыркнула, прорывая пяткой небольшую ямку, и крепко зажмурилась. Если бы ее глаза могли видеть, сейчас перед ними заплясали бы разноцветные ядовитые пятна, однако Тоф все еще была слепа, а черное оставалось черным.

Короткий вздох спустя, когда земля под ногами наконец-то вопросительно зашевелилась, Тоф снова крикнула. Забившаяся в рот почва была горькой и прилипала к пересохшему языку, вся она, казалось, была покрыта землей как броней. Звук воды отдалялся, но ничего вокруг как будто не менялось, лишь тонкие нити корней цеплялись за волосы и упрямо тянули назад. Тоф рвано дышала, пряча ладони на животе, прижимала локти к бокам, кусала губы и громко-громко ругалась. Земляная темница отпускала ее, распахивала удушающие объятия и медленно-медленно пережевывала, прежде чем окончательно выплюнуть. Тоф чувствовала себя комком грязи, только что скатившимся с отвесной скалы и шлепнувшимся прямиком на острые камни.

Чужой пронзительный вопль вдруг ударился в уши, заставил вздрогнуть и неловко пошевелиться. Тоф перекатилась на спину, рывком поднялась и скривилась, утыкаясь лбом в колени. Она была теперь на поверхности, сидела посреди высоких деревьев, а орал ей на ухо дешевой корабельной сиреной Сокка.

— Откуда ты взялась?! — выкрикнул он в последний раз, отскакивая на добрые полтора метра.

Тоф, похоже, вынырнула у него прямо из-под ног, все еще покрытая грязью с головы до ног. Она фыркнула, потянулась отряхнуться и пискнула, вспоминая о позабытой на несколько минут боли в ладонях.

— Из-под земли! — рявкнула Тоф, медленно разгибая пальцы один за другим. — Ай-яй-яй.

Сейчас, похоже, весь диапазон ее «зрения» ограничивался небольшим кругом не больше нескольких метров в диаметре. Тоф слышала шелест деревьев, стрекот сверчков в траве и приглушенное бурчание стоящего слишком далеко Сокки. Земля под ней была приятно мягкой и теплой, трепетала на легком ветру травка, и отваливалась кусочек за кусочком прилипшая к коже грязь. Теплое солнце приятно грело макушку, немного звенело в ушах и было так непривычно тихо, что хотелось просто откинуться на траву и проспать целую вечность.

— Что с тобой опять случилось? — недовольный голос Сокки вдруг прозвучал совсем близко.

От его неприязненного голоса хотелось скривиться и отмахнуться, но Тоф только надулась и осторожно отстранила едва ли не прилипшие к бокам локти. Было все еще больно, так же сильно, как и в самом начале, отчего слезы предательски выступали в уголках глаз. Зачем она вообще согласилась куда-то идти и кого-то учить? Лучше бы сидела дома, продолжая разыгрывать из себя маленькую слабую и глупую слепышку.

— Эй, это Зуко тебя?..

— Мне ведь только двенадцать лет, — всхлипнула Тоф и вдруг неожиданно для себя разревелась.

Все вокруг кружилось, поднималось вверх и падало вниз, болталось из стороны в сторону и, кажется, было вовсе ненастоящим. Чернота перед глазами казалась осязаемой и вязкой, как густая вода или зыбучие пески, утягивающие вниз и заполняющие рот, нос, глаза и уши так, что невозможно ни видеть, ни слышать, ни говорить, ни, тем более, дышать. Огонь в ладонях продолжал гореть, поглощая кислород и сжигая напрочь плоть и кости, трещал оглушительно, смешивался с какофонией звуков живого тела и никак не желал затухать. Жар был одновременно и холодом, липким и отвратительным, сковывающим по рукам и ногам неподъемными цепями. Тоф дышала тяжело и рвано, ощущала, как затекает в легкие ядовитая жидкость, и лелеяла огонек в ладонях — словно бы мир мог рухнуть, стоило ему погаснуть. Назойливое жужжание над ухом раздражало не сильнее комариного писка, а сухая тяжесть под ногами колыхалась словно от чужого дыхания.

От засохших на щеках слез тянуло кожу и склеивались напрочь ресницы, однако Тоф вовсе не нужно было их разлеплять. Щекочущее ощущение собственных волос на подбородке вызывало поднимающиеся из низа живота теплые волны, и звуки вокруг с каждой из них становились все громче и отчетливее. Комариный писк разлетался на отдельные звуки, обретал форму и в конце концов складывался в слова, все такие же назойливые, но теперь хотя бы понятные. Тоф сидела на земле под большим деревом в лесу, склонившийся над ней Сокка недовольно бурчал, но нотки беспокойства все равно то и дело проскальзывали в его громком, чуточку визгливом голосе. Где-то дальше, будто за непрозрачным плотным пузырем, было что-то еще, но слушать больше не хотелось. Ладони жгло уже не так сильно, стоило лишь не шевелиться, гул в голове постепенно исчезал, открывая все больше и больше звуков, и вместе с ним копошащимся в волосах ветром налетало эфемерное беспокойство.

Пряные запахи и громкие звуки праздника остались по ту сторону пузыря, так что Тоф не могла даже сориентироваться, где находилась. Впрочем, раз Сокка оказался поблизости, вряд ли она убежала слишком уж далеко, так что и вернуться обратно не должно было составить особого труда. Однако, стоило неловко пошевелиться, ладони снова вспыхнули болью, из глаз брызнули слезы, а голова закружилась, смешивая сухую землю и такое же сухое бесконечно черное небо. Чужие ладони подхватили за плечи, усадили ровно и похлопали по макушке, как маленького ребенка; Тоф, прикусив губу от боли, стыда и смеха, тряхнула головой, и темнота перед глазами как будто стала еще темнее.

— Эй, ты скажешь, наконец, что с тобой случилось? — голос Сокки все еще звучал раздраженно, но теперь как будто не только из-за нее.

Ладони коснулось что-то приятно холодное, в нос ударил запах свежесорванной травы, и вдруг стало легче. Прохлада растеклась от ладони наверх, щекоткой прошлась по запястью и стремительно исчезла в тепле ее собственного тела.

— Ничего со мной не случилось! — фыркнула Тоф, вздергивая подбородок и тут же вешая его на грудь. — Это в любом случае моя вина.

Тишина прокатилась между ними прохладным отвлекающим ветром, и Сокка, отбросив пахучую траву в сторону, поднялся, кряхтя и похлопывая себя по коленям. Тоф хохотнула, собираясь сказать какую-нибудь колкость, и вдруг протяжно выдохнула, вспоминая, что Кана, вручившая ей огонек, убежала куда-то в лес. Попытки разглядеть хоть что-нибудь увенчались лишь резанувшей в висках головной болью и на мгновение смешавшимися в жуткую визгливую какофонию звуками. Тоф дернулась, едва не падая, заскользила спиной по шершавому стволу дерева и стукнулась макушкой, задирая голову так, словно бы хотела взглянуть на небо.

— Ты не видел по дороге маленькую девочку? — спросила Тоф, перебивая бессмысленные причитания Сокки.

Вряд ли, конечно, он видел хоть что-нибудь дальше собственного носа, но попробовать все-таки стоило. Тоф не думала о том, что Кана всю жизнь жила неподалеку и прекрасно ориентировалась в этом лесу, потому что сама, испугавшись, напрочь теряла любую ориентацию в пространстве. Впрочем, говоря откровенно, Тоф сейчас вовсе не думала, потому как в ушах у нее все еще звенело, а мыльный пузырь вокруг рябил и делался то шире, то резко сужался до самого кончика ее носа.

Стоило пошевелиться, и засохшая грязь отваливалась от нее комками, сыпалась, попадая в глаза и нос, так что Тоф постоянно фыркала, пытаясь отряхнуться без помощи рук. Сейчас земля под ногами была жесткой и молчаливой, и оттого тревожные мурашки расползались по коже, заползая под прилипший к шее воротник. Тоф понятия не имела, что делать дальше, но Кану нужно было непременно найти, потому что как она вообще могла заставить маленькую девочку плакать?

— Примерно такого роста? — Сокка махнул рукой в воздухе и отвернулся куда-то в сторону. — Я видел тень в кустах и как раз хотел проверить, когда ты вылезла у меня из-под ног.

Тоф крутанулась на пятках, оборачиваясь в сторону его взгляда, и зажмурилась крепче, пытаясь сосредоточиться. Тьма перед глазами пульсировала, расширяясь и сужаясь до бесконечности и обратно, отдавалась стрекотом сердца в ушах и кричала так, словно сходила с ума. Непроницаемый мыльный пузырь делался чуточку шире и снова сужался до крохотной точки перед глазами, а все за его пределами горело черным на ослепляющем солнце пламенем. В конце концов Тоф, нахмурившаяся и поджавшая пальцы ног, со свистом выдохнула и задрала голову к небу. Где-то там, представляла она, светило яркое желтое солнце на голубом-голубом полотне, а белые облака укрывали его, словно пуховая перина.

— Ну? — неприятно гнусавым голосом протянул Сокка, указывая теперь совершенно в другую сторону. — Идем уже обратно, я обещал Катаре скоро вернуться, а сам шатаюсь с тобой уже черт знает сколько.

Все вокруг было совершенно одинаково черным, пульсировало жаром ютившегося в ладонях пламени и шептало неразборчиво на ухо те слова, которые Тоф ни за что не хотела бы слышать. Было жарко и холодно одновременно, нормально, если ни о чем не задумываться, волосы щекотали подбородок и шею и свербело в носу так, что нестерпимо хотелось чихнуть. Тоф понятия не имела, где искать Кану, и потерялась ли она на самом деле, но странное чувство подталкивало в спину, веля непременно идти. Они обе, наверное, были потерявшимися в темном лесу детьми, и оттого Тоф хотела протянуть ей руку, и чтобы кто-нибудь в ответ протянул руку ей.

— Да, вперед, — пожала плечами Тоф, и с плеча ее под ноги отвалился здоровенный комок застывшей грязи.

Оба они остались стоять там же, где и встретились, указывая в противоположные стороны, пока Сокка не вспылил, хлопая кулаком о ладонь. Ее собственные ладони болели, но уже не так ярко и оглушающе, будто оцепенели и превратились в угловатые конечности выстроганной из деревяшки куклы. Тоф все еще не двигалась с места, пытаясь угадать правильное направление, и буквально чувствовала сверлящий ее затылок неодобрительный взгляд.

— Эй, ты чего собираешься делать? — чужая ладонь неподъемной тяжестью придавила к земле, и Тоф дернулась, инстинктивно пытаясь сбросить ее прочь. — Тоф? Мы остановились в другой стороне. Если не можешь сориентироваться, я…

— Она убежала из-за меня, — вздохнула Тоф, все-таки сбрасывая с себя назойливую руку Сокки, — дала мне подарок, а я даже спасибо не сказала.

От низа живота вверх поднималась тугая жгучая волна, ядовитой краской расползалась по щекам и падала в самые пятки, будто пряталась от смазывающего жар ветра. Тоф прижимала локти к бокам, не могла даже сжать кулаки и вместо этого крепко сжимала зубы.

— Ты о той девочке из деревни людей огня? — не унимался Сокка, пытаясь ухватить Тоф за предплечье, — Она же местная, погуляет и вернется…

— Она ребенок! — рявкнула Тоф, вдавливая пятку в землю и создавая вокруг болтуна ставшую уже почти привычной каменную коробку. — И не выбирала, где и когда ей родиться. А ты либо идешь со мной искать ее, либо сидишь здесь до тех пор, пока Аанг тебя не найдет!

Жар копился в горле, жег насквозь, до кровавых пятен на коже и вывернутых насквозь внутренностей, и Тоф дышала прямо сквозь него, загоняя все глубже и глубже. Теплый ветерок облизывал щеки и путался под ногами, а земля шептала и пела, почти кричала, указывая путь, но Тоф все равно едва ли слышала. Земля никогда не разговаривала с ней на самом деле, потому что попросту не умела говорить, и оттого палящая злость скапливалась на обожженных ладонях и впитывалась под ноги черным, словно тьма перед глазами, пеплом. Захотелось вдруг все бросить и вернуться домой, и Тоф, фыркнув на саму себя, зашагала вперед.

Освобожденный Сокка вывалился на землю измятым мешком, проводил ее колючим взглядом в спину и, тоже презрительно фыркнув, двинулся следом, отряхиваясь на ходу. Его дыхание казалось оглушающе громким, собственное сердце билось праздничными барабанами ровно, но часто, и трепетали на ветру кроны, и перекрикивались между собой птицы, и копошились в траве букашки. И много чего еще, живого и потрясающего, слишком громкого для стоящей перед глазами темноты и слишком ненастоящего для маленькой слепой девочки, по собственной глупости научившейся разговаривать с безразличной холодной землей под ногами.

Иногда Тоф казалось, что в последнее время она злилась постоянно, но никак не могла понять, на что именно. Со смерти Фана столько всего случилось, будто прошла целая вечность, но в то же время не произошло совершенно ничего. Тоф стала сильной, обучилась магии, но так и осталась глупым ребенком, зависящим от взрослых. Сама она не умела делать почти ничего, кроме как драться, да и то, признаться честно, выходило у нее не слишком уж хорошо. Тоф не умела общаться с людьми, не умела заводить друзей, и оттого лишь пряталась под землей, словно замурованная в глиняном коконе гусеница, никак не способная избавиться от прилипших к усикам крыльев. Все это время Тоф лишь следовала за кем-то, кто тянул ее за руку, упираясь пятками в землю, и все время оглядывалась назад, бессмысленно ожидая, что слепые от рождения глаза когда-нибудь станут зрячими. Наверное, теперь было самое время наконец принять себя, отпустить тянущую ее руку и самой зашагать вперед, но от страха все еще судорогой сводило живот, а конечности коченели прямо посередине первого неловкого шага.

Шагающий за ее спиной Сокка недовольно сопел, постоянно отряхиваясь, хотя грязи на нем не осталось вовсе, а сама она шла вперед, прислушиваясь к хрустящей под босыми ногами траве и разбегающимся в разные стороны муравьишкам. Вряд ли, конечно, это были настоящие муравьи, а Тоф все не могла вспомнить, откуда перед глазами у нее вставали яркие картинки. Трава была зеленой, а небо — голубым, но Тоф родилась слепой, так что должна понятия не иметь, что такое зеленый и голубой. Даже темнота перед глазами не должна казаться ей чем-то чуждым и странным, потому что вокруг никогда ничего больше не было, но разноцветные образы врывались в воображение так, будто существовали на самом деле. Будто было что-то еще, когда-то давно, так, что она уже и забыла, и эта странная вбившаяся в висок мысль подтолкнула Тоф в спину сильнее, чем шепот под ногами и недовольное сопение за спиной. Тоф будто бы забыла нечто очень, просто катастрофически важное, и теперь могла разве что хлопать слепыми глазами, одновременно чужими и принадлежащими ей одной.

Тихий, сливающийся с ветром всхлип разом выбил почву из-под ног, и Тоф замерла с занесенной для следующего шага ногой. Сокка, едва не врезавшись ей в спину, тоже остановился, прислушался и замотал головой. Он едва ли слышал, потому что плачь раздавался на самой границе сознания, Тоф не могла даже определить, слышала ли она его или чувствовала передающееся по земле эхо. Сейчас трудно было определить, принадлежал тоненький голос убежавшей с праздника Кане или плакал неведомый скрывающийся в ветвях зверь, но Тоф все равно ускорила шаг, стоило только определить направление. Зашуршали следом неотступные шаги, и весь мир вдруг смазался в липкую чернильную кляксу.

Нужна ли Кане ее помощь, думала Тоф. Может ли она помочь хоть кому-то, если даже не способна разобраться в собственных рвущихся из груди чувствах? Что она вообще может сделать, маленькая слепая девочка, не умеющая даже дружить? Как скоро мир под ее ногами расколется и рассыплется на осколки, врезаясь острыми краями в босые ступни? Она ведь не умеет учить, ничего на свете не умеет, так что какая от нее может быть польза?

— Эй, ты в порядке?

Сокка обращался не к ней, но голос его, ровный и чуть высоковатый для подростка, обрушился на голову ушатом холодной воды. Тоф дернулась, подаваясь вперед, и неловко замерла, когда Кана наконец-то перестала надрывно плакать. Она сидела под раскидистым деревом, укрытая низкими ветвями от солнца и ветра, подтянув колени к груди и сжавшись в комочек. Тоф сглотнула застрявший в горле комок, протянула руку и невольно пискнула, потревожив ожог. Кана, услышав ее голос, дернулась и попробовала снова сбежать, но споткнулась о ветвистый выпирающий из земли корень и рухнула, ударяясь коленями и локтями. Фыркнувший Сокка поспешно зажал себе рот ладонью, но Тоф все равно вздыбила землю у него под ногами, заставляя тоже свалиться и замолчать.

— Ну вот, теперь мы все ранены, — Тоф фыркнула, сдерживая смешок, и постаралась спрятать ладони так, чтобы как можно меньше приходилось ими шевелить.

Налетевший откуда-то сверху ветер встрепал волосы и на мгновение заглушил звуки, но Тоф все равно отчетливо слышала вырывающиеся изо рта Сокки перемешанные со смешками ругательства. Он так и остался валяться на земле, подтянув к себе ноги и накрыв голову руками, и бурчал себе под нос что-то о том, что никто на свете его не любит. Прислушивающаяся к происходящему Кана всхлипнула, втягивая сопли, уселась, снова прячась под ветками, и подула на разодранные коленки. Тоф чувствовала витающий в воздухе металлический запах, а еще едва уловимый остаточный запах горелой плоти, и оттого немного мутило. Запах нагретой солнцем травы и исходящий от Каны аромат специй помогали, но недостаточно, потому что Тоф все еще чувствовала, как подступает к горлу тугой горький комок.

Присев на корточки, Тоф потянулась вперед и только потом вспомнила, что потрепать по волосам девочку совершенно не может. Дыхание ее отражалось у Тоф на щеке теплыми искорками, а горячие слезы больше не текли по щекам. Кана перестала плакать, как только Тоф почти засмеялась, уставилась на нее снизу вверх ощутимым на кончике носа взглядом и оперлась ладонями о нагретую полуденным солнцем землю.

— Ты правда не злишься? — она склонила голову набок, так что звук ее голоса смазался и словно уплыл из-под носа. — Папа злится, когда я даю кому-то огонек без спроса.

Голос ее все еще подрагивал, не скрывая пролитые слезы, из разодранных коленок сочилась кровь, но все равно где-то в глубине, спрятанная за искрящимся любопытством выглядывала из-за спины застенчивости улыбка. Ветер трепал волосы, оставлял на щеках поцелуи, а земля под ногами протяжно пела, вытягивая высокие ноты, будто старалась изо всех сил впечатлить неблагодарных слушателей.

— Это ведь был подарок. Спасибо, — Тоф качнула головой, прикусила губу в раздумьях, — и я даже могу дать тебе кое-что в ответ.

Она упала назад, усаживаясь и подтягивая под себя ноги, широко улыбнулась, предвкушающе хихикая себе под нос, и постучала по покрытой тонким слоем колючей травы земле тыльными сторонами ладоней. Боль прокатилась вверх по рукам, на мгновение затуманила разум и отступила, перемешиваясь со стучащим заполошно сердцем и поднимающимся снизу вверх колючим азартом. Тоф никогда не делала ничего настолько филигранного, выверенного до мельчайших деталей, но получилось все равно до одури похоже на деревянную куклу, которую когда-то бесконечно давно купил ей на рынке Фан. Кукла таращилась вперед огромными глазами, болтала руками и ногами, точно не могла выбраться из засасывающего болота, и была совершенно лысой и голой. Остановившись и постояв немного, она подхватила прошлогодний мягкий листок, обернула вокруг пояса на манер юбки и покачала головой, всплеснув руками. На секунду переставшая дышать Кана разразилась искренним хохотом, захлопала в ладоши, но быстро замолкла, захлопнув рот и пытаясь сдержать рвущиеся оттуда смешки. Тоф очень хотелось потрепать ее по волосам, но ладони все еще болели так, что не пошевелить и пальцем, и потому она лишь улыбалась и управляла каменной куклой.

— Как здорово! — воскликнула Кана, когда кукла сделала реверанс и становилась. — Спасибо, сестричка!

— Сестри-и-ичка, — пробурчал откуда-то из-за спины Тоф Сокка, — что дальше, метеорит Хозяину Огня на голову упадет?

— Сокка! — шикнула Тоф, заставляя куклу крутануться вокруг своей оси и упасть прямо Кане в руки. — Молчи!

Сокка и правда послушно замолчал, вскинул руки и обиженно засопел. Впрочем, полминуты спустя прекратилось и сопение, и он остался просто застывшей глыбой, слишком мягкой на жесткой земле.

— Ну все, идем уже обратно, тебя уже наверняка потеряли, — решила Тоф, поднимаясь, но тут же нерешительно застыла, — Кана, ты ведь знаешь, в какой стороне деревня?

Это был провал, Тоф понятия не имела, куда им теперь идти. Она не знала, как и когда оказалась под землей, а потом и вовсе шла туда, куда указывал Сокка, так что, признаться честно, впервые в жизни потерялась. Тот раз, когда она каким-то чудом оказалась рядом с Ба Синг Се, не считался, потому что обратно-то Тоф дошла без каких-либо проблем. Мыльный пузырь, сузивший ее восприятие до размеров чуть дальше собственного носа, расширяться, очевидно, не собирался, так что в вопросе навигации оставалось лишь положиться на кого-нибудь другого.

Однако Кана в ответ на ее вопрос шумно помотала головой и принялась играть с куклой. Сидящий тише воды, ниже травы Сокка помогать, конечно, не собирался, потому что продолжал так и сидеть, совершенно не шевелясь. Хотя Тоф буквально чувствовала прущую от него насмешку и была уверена, что он строит какие-нибудь свои странные рожи, которые отчего-то тоже невероятно красочно всплывали в воображении.

— Ладно, Сокка, — хмыкнула Тоф после минуты раздумий, — можешь открыть рот.

Ничего не произошло. Точнее, никаких новых звуков не появилось, только обернувшаяся Кана хрюкнула и зажала себе рот ладонью. Тоф протяжно вздохнула, склонилась к ней и заговорщицки зашептала:

— Он сейчас просто открыл рот? Молча, как рыба об лед?

Кана шумно выпустила воздух, закивала и все-таки засмеялась.

— Как рыба об лед! — радостно повторила она, потрясая каменной куклой.

Смеяться Тоф совершенно не хотелось, и потому она, протяжно вздохнув, зашагала наугад примерно в ту сторону, откуда они с Соккой пришли. Кана, то и дело оборачиваясь, потянулась следом, но быстро переключилась на куклу, принимаясь трясти ее и дергать за руки и ноги. Порыв прохладного ветра заглушил их шаги, и Тоф задрала голову к небу, думая, что уже, наверное, вечереет. Макушку грело уже не так отчаянно, холодная тень выдавливала свет и наползала на кожу, а на траве выступали капельки вечерней росы. Прошел уже целый день, а Тоф все еще казалось, будто они вот только что приземлились после ужасающего ночного перелета. Хотелось есть, помыться и лечь в кроватку, а не в спальный мешок, и чтобы Фан почитал сказку на ночь, а мама поцеловала в лоб.

— Сестричка, я голодная, — частично озвучила ее мысли Кана, дернув Тоф за штанину, — приготовь поесть.

В животе предательски заурчало, и Тоф со вздохом подумала, что ела в последний раз примерно утром, когда они с Зуко только пришли в деревню. Вспомнив о Зуко, она едва не хлопнула себя по лбу, прикусила губу и проглотила смешок.

— Я не умею, — Тоф качнула головой и едва заметно ускорила шаг, чувствуя, как неловко падает голос.

Сокка тащился следом и все еще молчал, и это по крайней мере говорило о том, что шли они в правильном направлении. На какое-то время повисла тишина, а потом Кана снова дернула ее за штаны:

— Почему?

— Почему? — эхом повторил Сокка на грани слышимости.

— Моя семья богата, — Тоф пожала плечами, пнула попавший под ноги камешек, — я никогда ничего не делала самостоятельно.

— Почему? — снова спросила Кана.

Налетевший порыв ветра растрепал волосы, и Тоф тряхнула головой, отбрасывая их с лица. Веки тянуло вниз, ресницы напрочь слиплись от грязи, а темнота перед глазами была тягучей и оглушающе молчаливой.

— Они считали меня слабой, — вздохнула Тоф, но и это разыгравшуюся малышку не устроило:

— Почему?

Каменные руки и ноги куклы стукались о тело, издавали гулкий скрежещущий звук и путались между собой. Сокка шагал позади, почти на границе ее восприятия, что-то бурчал себе под нос, но Тоф даже не пыталась прислушиваться. Что-то горькое скапливалось на кончике языка и утекало в горло, вызывая рвотный позыв; боль от опаленных ладоней поднималась волнами и иглами впивалась в грудину. Тоф шла вперед, понятия не имея, что здесь и сейчас делает, и отчаянно пыталась услышать звонкую, натужную песню земли.

— Я же слепая, — хохотнула она, ускоряя шаг и ловко обходя тонкое высокое дерево.

— Что значит слепая? — эхом отозвалась Кана, выворачивая каменной кукле голову.

Сердце громко ударилось о ребра и упало в пятки, придавливая к земле. Тоф на мгновение замерла, едва не оступилась, отбросила пинком толстую узловатую ветку и поморщилась.

— Это примерно вот так.

Голос Сокки раздался откуда-то совсем рядом и снова исчез, смешиваясь с шелестом земли и дыханием ветра. Тоф прикусила губу, заставляя себя дышать, тихо фыркнула себе под нос и тряхнула волосами, отбрасывая с лица тяжелые от грязи пряди.

— А, — понимающе протянула Кана, — убери.

Должно быть, Сокка закрыл глаза Каны руками, не позволяя видеть ничего, кроме темноты. Шелестение одежды сливалось со звуками витающего вокруг ветра, перешептывающейся листвы и гомонящих под ногами кочек, следовало за движениями тела и исчезало в разномастных шагах, но Тоф все равно отчего-то старательно прислушивалась. Пустота перед глазами была горячей и вязкой, липла к коже, стекая по щекам, и капала за шиворот раскаленным железом. Между ними тремя биением сердца и шумом крови в ушах повисла тишина, солнце постепенно скрывалось по ту сторону земли, подменяя тепло зябкой прохладой, а деревья высокими столбами вырастали прямо из-под земли, разбрасывали в стороны колючие пушистые ветки и хватали за волосы и одежду. Словно бы пытаясь остановить их, деревья преграждали путь, сыпали на головы листья и следили сверху сверлящими птичьими взглядами.

Тишина, которая вовсе не была тишиной, шепталась, подмигивала и тихонько напевала свою сочиненную на ходу песенку, где слова сменялись невнятными покалывающими на кончике языка эмоциями, а мелодия взлетала ввысь с каждым коротким порывом забирающегося за шиворот ветра. В голове Тоф крутились мысли о доме и еще кое-что, невысказанное и непонятое, сверкающее на кончике носа тлеющей искоркой. Тоф думала о маме и папе, которые, должно быть, волновались о ней, а еще о Ли, таком же искалеченном, как и она сама, Айро, Зуко и Фане, лицо и могилу которого ей так никогда и не придется увидеть. Тоф шла в Ба Синг Се, чтобы встретиться со ждущим ее там братом, победителем и героем войны, и ей вовсе не нужен был тот, кто больше никогда не вернется. Она помнила рыдающую маму и слишком спокойного на первый взгляд отца, и в голове у нее все чаще крутился вопрос — почему не она? Почему должен был умереть здоровый сын, оставив место единственной покалеченной при рождении, увечной дочери, которая только и способна быть безмолвным украшением, куклой или чьей-то ступенькой? Родители не знали о ее силе, просто не смогли бы это принять, и Тоф никогда не рассказывала, эгоистично поддерживая выстроенный ими образ несчастного слабого ребенка. Тоф на самом деле не была слабой, но иногда ей казалось, что не существует на свете более бесполезного человека.

— К слову, я сын вождя, — каркнул вдруг Сокка скрежещущим от долгого молчания голосом, — и я умею готовить.

Нотки неприкрытой, перемешанной с сарказмом гордости так и сверкали в его голосе, так что Тоф даже невольно фыркнула, тут же предложив накормить голодного ребенка, на что Сокка только насупился и замолчал, принимаясь пинать растущую под ногами траву. Играющая на ходу Кана тряхнула куклу, так что руки и ноги ее застучали о тело, шлепнула о ладонь и громко заливисто рассмеялась. Тоф, признаться честно, понятия не имела, сколько им еще идти, и оттого чувствовала себя запертой в крошечной клетке, плывущем вместе с ней мыльном пузыре, сквозь непроницаемые стенки которого не проникало ни ветерка.

— И вообще, как так получилось, что ты знаешь, где Ба Синг Се, но не знаешь, в какой стороне деревня… — снова начал Сокка после совсем недолгого молчания.

— Понятия не имею, в какой стороне Ба Синг Се, — пожала плечами Тоф, начиная говорить еще до того, как Сокка закончил.

Любопытный, ощутимый на коже взгляд просверлил в ней дыру и исчез, снова стукнули о тело каменные руки и ноги куклы, и Кана что-то невнятно забормотала себе под нос. Тоф непроизвольно потянулась, чтобы потрепать ее по волосам, и Сокка вдруг кашлянул, заставляя ее одернуть руку.

— Зачем тебе в Ба Синг Се? — спросила Кана, мгновение спустя переключая все внимание на куклу.

Из раскрытого рта не вырвалось ни единого звука, Тоф так и застыла, даже запнувшись, а после тряхнула волосами и клацнула зубами. В Ба Синг Се ее ждали, ждали уже очень давно, но сказать это язык отчего-то упрямо не поворачивался, напрочь прилипая к пересохшему небу.

— О, мы почти пришли! — воскликнул, прерывая затянувшуюся на мгновение тишину, Сокка, ускоряя шаг и почти срываясь на бег.

Прислушавшись Тоф поняла, что он прав. Первые остовы домов виднелись уже за деревьями, топот ног казался далеким боем колокола, а праздник, кажется, вовсе не прекращался. Едва ли кто-нибудь заметил отсутствие двух маленьких девочек в суматохе, танцах и пересудах, за прошедшее время ставших лишь громче. Пряный запах специй, смешавшийся с запахом дыма и прогоревших бревен, заполнил ноздри одним резким порывом, почти заставил закашляться, и Тоф рвано выдохнула, осторожно вдыхая наполненный человеческой жизнью воздух.

Окружающий ее мыльный пузырь задрожал, словно испугавшись, и сжался еще сильнее, так что теперь она едва видела побежавшую вперед Кану. Сокка замялся, остановился, рвано вздохнул, и Тоф махнула ему рукой, направляясь следом за девочкой. Странное вязкое чувство забилось в груди, мешая дышать, а с каждым шагом она точно проваливалась сквозь землю все глубже и глубже. Ладони пульсировали болью, пряные запахи напрочь забивали нос, а окружающие звуки вбивались в уши с оглушительным током крови, смешивались в удушающую какофонию, и ничего больше нельзя было разобрать. Тоф не знала точно, куда идет, слепо шарила ногами по земле и как никогда отчетливо ощущала себя совершенно маленькой слабой глупышкой, покинувшей родной дом ради собственного упрямства.

Она вздрогнула, когда на плечо легла теплая рука, едва не оступилась и замерла, высчитывая чужой пульс. Каша из звуков и запахов вбивалась в виски звоном погребального колокола, с каждым шагом гроб опускался все ниже, а пустота перед глазами ликовала, раззявливая беззубую пасть и обнимая ее холодными руками.

— Ты в порядке, Тоф? — чей-то тихий голос прозвучал в голове переливами колокольчиков, мазнул по щеке ветром и исчез, словно выдуманный ее собственным воображением призрак.

Тем не менее Тоф мотнула головой, сглатывая вставший в горле горький комок, кое-как вдохнула свежий словно после дождя воздух и закашлялась, желая прямо сейчас провалиться сквозь землю. Ставшая уже полузабытой привычкой боль поднималась от ладоней и выше по рукам, расползалась от плеч на шею, давила скулы и сжимала виски, выдавливая наружу бесполезные глазные яблоки. Тоф рвано дышала, тянулась к исходящему неведомо откуда теплу и все крепче сжимала веки, не желая больше видеть ничего, кроме тьмы.

Тепло, совсем не такое, как от спелой травы, невесомо коснулось рук и потекло выше, забралось под жесткую от грязи одежду и упало к самым ногам. Ветерок встрепал волосы, мазнул по щекам и по лбу, и чей-то тихий вкрадчивый голос снова ворвался в сознание. Он звучал едва уловимо и совсем неразборчиво, но Тоф все равно жадно слушала, впитывая каждый бьющий по вискам звук. И в какой-то момент, стоило ей только отвлечься, боль стала тише, мыльный пузырь снова испуганно дрогнул, и ощущения, звуки и запахи ворвались в сознание с такой силой, что заслезились глаза. Тоф показалось, будто она видела яркую белую вспышку, но темнота оставалась чернильно-черной, насмешливо колыхалась перед глазами и тянулась с отвратительными липкими объятиями. Окружающие ее голоса взорвались, смешались и разделились, и она наконец услышала, как просит ее прекратить Зуко, и как вырываются из ее собственного горла натянутые смешки.

Праздник в деревне продолжался, будто вовсе ничего не случилось, резко пахло огнем и пряностями, стучали барабаны и лились, перемешиваясь и сливаясь, громкие песни. Вспышки костра стрекотали на ветру, разбрасывая искры, а Кана, словно позабыв о том, что только что случилось, тянула ее за штанину. Зуко недовольно бурчал себе под нос и пытался отряхнуть Тоф от грязи, и от всего этого ей вдруг стало ужасно смешно. Натянутые смешки сменились искренними, и Тоф рассмеялась, запрокидывая голову к черному небу. Где-то там наверняка светили, перемигиваясь, первые звезды, тянулась мутная дымка млечного пути и покачивалась в облаках полная, испещренная рытвинами луна. Каменная кукла в руках Каны стучала руками и ногами, будто тоже танцевала и хлопала в ладоши, но и она лишь повиновалась движениям чужой легкой руки, совершенно не беспокоящейся о сохранности подаренной игрушки.

Теплая, почти горячая ладонь легла на макушку, встрепала и без того напрочь спутанные волосы и не исчезла, осталась там приятной тяжестью, приводящей в порядок взбалмошные мысли. Тоф медленно вдыхала прохладный вечерний воздух, где-то совсем рядом взрывалось искрами пламя, а земля под ногами наконец-то пела, протяжно вытягивая ноты. Тоф вторила ей тихоньким свистящим дыханием, перекатывалась с пятки на носок и слушала, телом вбирала исходящее от молча стоящего рядом Зуко тепло. Кана убежала на праздник, слилась с танцующими и смеющимися людьми, но Тоф все равно отчетливо слышала ее громкий заливистый смех и стук рук и ног каменной куклы.

Когда они прощались, пламя все еще жарко горело, опаляя щеки и заглушая стук сердца, выплевывало в небо оседающие в волосах искры и ласкало землю теплыми стрекочущими языками. Зуко долго разговаривал со старостой деревни наедине, и Тоф даже почти не подслушивала, лишь бесцельно бродила по улочкам, пиная попадающиеся под ноги камешки. Ладони ее обработали специальной мазью от ожогов, так что теперь почти не было больно, только легкое покалывание время от времени поднималось по предплечьям до самых ключиц. Прижимающая к груди каменную куклу Кана торжественно вручила ей сверток, наказав открыть его только у стен Ба Синг Се, и Тоф все-таки потрепала ее по волосам тыльной стороной ладони. Этой ночью, несмотря на выворачивающий внутренности наизнанку полет и бьющий в лоб ветер, она на удивление хорошо спала, привалившись плечом к теплому плечу Зуко и кончиками пальцев ощущая дыхание огромного парящего в небесах зверя.

Что-то было не так. Нет, дело было вовсе не в том, что обучение Аанга магии земли проходило из рук вон плохо, и даже не в том, что они уже несколько дней будто ходили кругами, ни на шаг не приближаясь к Ба Синг Се. Просто что-то назойливо свербело у Тоф между бровями, заставляя постоянно быть начеку. Будто кто-то смотрел в спину, почти неосязаемый, едва ли существующий, зависший в воздухе шелестящим дыханием ветра. Тоф то и дело замирала, прислушиваясь к ощущениям, но, стоило остановиться, наваждение пропадало, и она снова слышала куда больше, чем хотела бы.

Они почти всегда останавливались у реки неподалеку от какой-нибудь деревушки, чтобы можно было пополнить запасы воды и разузнать новости. Кто-нибудь из них шел на разведку, пока остальные обустраивали импровизированный лагерь, чтобы уже вечером сорваться с места и вновь зависнуть в небесах гонимыми ветром лепестками. Придумал подобную схему Зуко, однажды заявив, что они слишком выделяются, и тогда Тоф согласно кивала, поддерживая его слова. Потом, успев с десяток раз пожалеть, она таращилась в пустоту широко раскрытыми глазами, дробила камни между пальцев и пыталась вдолбить в легкомысленную голову Аанга, что такое магия земли. Аватар упрямо не понимал, и она читала ему лекции снова и снова, прекрасно ощущая, как замедляется его дыхание с каждым ее новым словом, пока в конце концов очередной камень не валился ему прямо на голову.

Раздражение росло с каждым днем, Тоф чувствовала этот назойливый взгляд постоянно, будто что-то было привязано к ее собственному загривку. Однажды она перевернула вверх дном, буквально перекопала целый лес, но не нашла никого, кто мог бы смотреть на нее так осмысленно. А после просто устало заявила, что никуда не пойдет, пока Аанг не научится слышать.

— Ты просто устала, вот и чудится всякое, — Катара мягко похлопала ее по плечу, — все эти полеты, тренировки, сон под открытым небом ужасно выматывают. Нам просто надо найти хорошее место для небольшого отдыха.

На мгновение ее голос стал укоризненным, будто она обвиняла во всем перечисленном кого-то конкретного, и Тоф скривилась, сбрасывая с плеча ее руку. Им нужно как можно скорее добраться до Ба Синг Се, как они и договаривались, когда разделялись с Айро и Ли, а они все ходили кругами, любуясь красотами царства Земли, думала про себя Тоф, вновь ощущая покалывание между бровей. Впрочем, мало кто был с ней согласен, потому что Сокка возликовал, вскидывая руки, а Аанг, все это время расчесывающий Аппу, сунул щетку в карман и принялся копаться в одном из рюкзаков. Тоф фыркнула, демонстративно развернулась в сторону молчаливого Зуко, натачивающего клинок, но тот лишь махнул рукой, обдавая ее лицо мелкими брызгами.

— Вот! — воскликнул Аанг, и рюкзак, в котором он копошился, со звоном повалился на землю. — Я знаю одно отличное место для отдыха, прекрасный оазис посреди пустыни!

Крупная дрожь волной прошла по телу, Тоф наклонилась, смещая центр тяжести на пальцы левой ноги и выбивая у Аанга землю из-под ног, но он, будто ничего не заметив, лишь поднялся в воздух, исчезая из поля зрения и обдавая ее порывом теплого ветра. Он продолжил восторженно рассказывать о красотах оазиса посреди пустыни, а ветер вокруг него звенел колокольчиками и напевал, заставляя Тоф невольно прислушиваться, успокаиваясь.

— Ты просто сам хочешь туда полететь, — хохотнул Зуко, и в глубине его голоса Тоф заметила нотки усталости.

Выбранный им самим темп в самом деле выматывал. Они скрывались в лесах, будто беглые преступники, летели по ночам и отдыхали днем. Целый мир охотился за Аватаром, загонял в очевидную ловушку, и, раз уж они все равно туда шли, не приятно ли было бы сделать привал прямо посреди дороги у всех на виду?

Судя по скользящему по макушке прохладному ветерку и липнущей на кончиках пальцев влаге, уже темнело. Тоф тряхнула головой, отбрасывая в сторону щекочущие подбородок волосы, перекатилась с мыска на пятку, и земля пошла волнами, словно назревающее цунами посреди моря. Катара взвизгнула, отпрыгивая в сторону, Сокка издал похожий, но на пару тонов выше звук, а Зуко воткнул меч в землю, ругаясь себе под нос. Аанг, все еще висящий в воздухе, крикнул что-то насчет Аппы и опустился на землю, ударяя выросший под его ногами холм посохом. Порыв ветра едва не сбил ее с ног, Тоф ухмыльнулась, зарываясь ступнями в почву, опустилась на колено и хлопнула ладонями, заставляя землю взметнуться вокруг Аанга тут же опавшей клеткой.

Звякнул у самого уха колокольчик, Тоф дернулась, перетекая в сторону, прорезала воздух каменным шпилем, распавшимся на режущие кожу осколки, и ветер снова встрепал волосы и выбил дыхание из груди. Аанг слишком полагался на свою привычную магию, считал землю чем-то инородным, едва ли не противоположным, и оттого у него до сих пор ничего не выходило. Тоф топнула, прислушалась, втягивая носом воздух, и послала удар в сторону. Шаги отражались вибрациями по земле, звуки дыхания наполняли шелестящий воздух, и даже стук сердца был отчетливо слышен в окружающем переливчатом звоне. Аанг тяжело опустился на землю, попавший ему в плечо камень стукнулся и покатился, и Тоф фыркнула, заставляя его расколоться надвое.

— Я никуда не уйду, пока не увижу результат, — бросила Тоф, взмахом руки возвращая первоначальный ландшафт.

То, что Аанг мог использовать магию земли, но только в чрезвычайных ситуациях, бесило. У него то получалось в пылу драки, то нет, и он, как сейчас, опускался опавшим листом на промерзшую землю. Тоф злилась, потому что не могла назвать это ни прогрессом, ни полным провалом, а Аанг будто вовсе и не стремился делаться лучше. Он лишь смеялся и плыл в воздухе, то и дело меняя направление вслед течениям ветра, будто никак не мог отыскать твердую опору под ногами.

— Можно было сообщить об этом поаккуратнее?! — ругался Сокка, пиная вывалившуюся из рюкзака железную банку.

Большая часть их вещей рассыпалась по земле, рюкзаки оказались вывернуты наизнанку и разбросаны в разные стороны, и в большинстве из них уже успел покопаться веселящийся Момо. Катара гладила Аанга по плечу и бормотала себе под нос, Сокка принялся отбирать у зверька собственную сумку, а Зуко только протяжно вздохнул, вытаскивая из земли вновь затупившийся меч.

— Ну и методы у тебя, — он насмешливо хохотнул, вытер лезвие о рукав, — не то чтобы я был с чем-то не согласен, но землетрясение вышло и правда внезапным.

Тоф фыркнула, вздергивая подбородок, и Зуко потрепал ее по макушке.

Должно быть, уже наступили сумерки, запахло прохладой и влажной листвой, а солнце совсем перестало греть. В другой день они бы уже собирались лететь, но теперь, когда Тоф четко высказала клубившуюся у нее перед глазами мысль, привычное копошение сменилось легким унынием. Аанг так и остался сидеть на земле, вокруг него хлопотала Катара, а Тоф, развернувшись на пятках, направилась в сторону ручья. Реки в этот раз рядом не было, но небольшой ручей посреди леса они все же отыскали, так что можно было напиться холодной проточной воды и сполоснуть испачканные землей руки. Полноценно помыться вряд ли бы получилось, и Тоф, изнеженная богатой жизнью, испытывала по этому поводу двоякие чувства. Она привыкла принимать ванну каждые утро и вечер, потому что так было заведено в их доме, но с другой стороны она терпеть не могла созданные родителями правила. На самом деле Тоф не чувствовала себя грязной, пока грязь не начинала отваливаться кусками, падая в самый неподходящий момент и сбивая дыхание. Тоф повелевала землей, земля был ее стихией, продолжением ее рук и ног, ее слепыми глазами, и не было ничего плохого в том, чтобы земля стала ее доспехами.

С приходом вечера монотонный гул, накрывающий землю, становился тише и отчетливее, разделялся на составляющие, так что одновременно Тоф слышала тишину и шорохи, и перестуки подступающей ночной жизни. На ветках хлопали крыльями птицы, животные прятались в норки, прямо под пальцами плескалась вода, и глубоко в земле, под ее уютной надежной толщей тоже становилось тише. Тоф медленно вдыхала влажный вечерний воздух, водила пальцами по воде и подбрасывала в воздух мелкие камешки, обдающие лицо колючими брызгами. Ей нравилось это путешествие, потому что мир вокруг оказался гораздо шире и интереснее комнаты с бумажными стенами, но в то же время щекоткой между бровей плескалась тревога. Все в их импровизированной команде были подростками, Аватар был и вовсе не старше ее самой, а впереди, словно за непрозрачным занавесом, их ждало нечто, выворачивающее наизнанку самую суть. Тоф боялась звенящей в ушах неопределенности, боялась магов огня и войны, в которую сама же упрямо шагала, но отступать, кажется, было уже поздно. Война уже была здесь, вокруг и в каждом из них, так что оставалось либо победить, либо сдаться.

— Я не совсем понимаю, — что-то зашелестело, и Аанг опустился совсем рядом, — сути магии земли.

Он замялся, замолчал почти на минуту, хлопнул ладонью по воде, нарушая звонкую тишину. Тоф уселась удобнее, поджала под себя ноги, выудила из кармана гребень и принялась расчесывать растрепавшиеся после импровизированной тренировки волосы. Она вовсе не делала вид, что не заметила Аанга, просто молчала, позволяя ему сформулировать собственные ощущения.

— Магия воды далась мне довольно легко, потому что она похожа на магию воздуха, — Аанг покачнулся вперед-назад, снова замолчал, но теперь не так надолго. — Однажды я пробовал овладеть огнем, но в итоге только ранил Катару. Боюсь, что с магией земли может получиться так же.

Земля под ними была теплой, нагретой дневным солнцем, и влажной от вечерней росы. Тоф чувствовала ее обманчивую мягкость и натянутую силу, густую и неповоротливую, ощущала, как легко копошатся внутри, строя витиеватые туннели, подземные жители. Земля была опорой, домом для множества существ, защитой и источником пищи.

— Даже если это круг, ты не можешь пойти в другую сторону, — Тоф пожала плечами, а Аанг шумно втянул носом воздух, — при всей никчемности мастера Ю как учителя, он рассказывал мне об основах четырех стихий. Впрочем, только об основах он мне и рассказывал, — Тоф хохотнула, на мгновение прерываясь, потерла точку между бровей. — Если начинать цикл с воздуха, следующей будет вода, потом земля и только затем огонь. Стихии следуют друг за другом, предыдущая перетекает в следующую; изучая одну, ты познаешь другую, и в конце концов они сливаются в кольцо, единое и неразрывное. Мастер Ю где-то нашел старые свитки с основами обучения Аватаров, был этим очень горд и стремился поделиться со всеми подряд. Хотя это, пожалуй, единственный его урок, который я помню.

Смешок вырвался из горла, разбил тишину шелестом крыльев слетевшей с ветки птицы. Тоф покачнулась, набрала в ладони воды и выплеснула ее на землю рядом, после чего собрала размякшую клейкую почву и слепила из нее шарик.

— Вода делает землю мягкой. Для тебя, наверное, будет проще, если ты забудешь о воздухе и вспомнишь, что кроме того уже являешься мастером магии воды.

— Я не…

Аанг пискнул, растерянно выдохнул и ощутимо проводил взглядом шлепнувшийся о его грудь земляной шарик. Тоф фыркнула, споласкивая ладони в ручье, и в следующий момент комок грязи прилетел ей в плечо. Она взвизгнула, оперлась ладонью о мягкую под пальцами почву, и рядом вырос потрясающий руками человечек. Он медленно наклонился, принял стойку, будто собрался бежать марафон, подпрыгнул и забрался Аангу за шиворот. Аанг рассмеялся так, что Тоф невольно расхохоталась тоже, с тихим плеском опустил ладони в ручей, и в нее полетели один за одним настоящие фейерверки из брызг.

Звонкий хохот разлетелся вокруг трелью колокольчиков, встрепенулись напуганные криками птицы. Тоф, почти специально поскользнувшаяся на мокрой земле, очутилась по щиколотку в холодном ручье, фыркнула, сдувая с лица волосы, и топнула чуть сильнее. Земля отозвалась под ногами гулом натянутой струны, встрепенулась, капканом захватывая добычу, но Аанг снова исчез, растворившись в воздухе. Ветер теплом мазнул по щеке, встрепал волосы и закружил, будто собираясь оторвать от земли. Тоф гаркнула, сбившимся голосом приказывая Аангу спуститься на землю, взмахнула руками, и воздух вокруг прорезали земляные столбы. Плеск воды резанул по ушам, порыв ветра едва не сбил успевшую врасти в землю Тоф с ног, и все закончилось. Комья земли с тихим шелестом опали у ее ног, Тоф перекатилась с пятки на носок и выругалась, стряхивая с рук холодную воду.

— Тебе нужно просто перестать использовать ветер, — бурчала она, вылезая из ставшего немного шире ручья, — я что, плохо объясняю?!

Голос ее вдруг сделался неприятным, режущим слух визгом, и Тоф вздрогнула, замолкая. Опустившийся напротив нее Аанг стоял, тихо дыша и неловко переступая с ноги на ногу, и Тоф отчего-то страшно захотелось ему врезать.

— Ты хорошо объясняешь. Спасибо, Тоф, — сказал Аанг после напряженной минутной паузы, — но, может быть, я пока просто не готов?

Тоф оборвала его смешком, пнула попавшийся под ноги камешек из ручья и поежилась от холода. Мокрая одежда прилипала к телу, волосы облепили щеки и шею, и дышать отчего-то стало совсем тяжело. Глаза пекло, будто она собиралась заплакать, и Тоф упрямо хмурилась, сжимая кулаки. Очевидно провалившаяся тренировка была закончена, нужно было лечь спать, а потом действительно отправиться отдохнуть в какой-нибудь чертов оазис посреди чертовой пустыни, а потом оставить спасение мира взрослым, спрятаться где-нибудь и жить обыкновенной скучной жизнью слепой бесполезной девчонки.

— Ты меня бесишь, — пробурчала Тоф, обращаясь то ли к Аангу, то ли к самой себе.

Она ведь с самого начала не собиралась во все это ввязываться. Тоф обещала научить Аанга магии земли, потому что он сам так хотел, но теперь, когда у него ничего не получалось, она готова была позорно сдаться. Усидчивость и целеустремленность никогда не были ее сильными сторонами, Тоф легко бросала скучные занятия, переключаясь на что-то другое, и в конце концов не интересовалась ничем вовсе. Магия земли занимала Тоф, потому что так она могла видеть, превращаясь из новорожденного слепого котенка в свирепого тигра, потому что земля под ногами говорила с ней, и так казалось, будто она не одна.

Возражения Аанга повисли в стуке камня о камень, Тоф опустилась на землю, прячась в импровизированной крепости, встряхнула руками, будто вытряхивая из головы ненужные мысли, и позволила шепоту в голове поглотить ее целиком. Земля вокруг шептала, пела песни и успокаивающе баюкала, словно мать, на руках, Тоф проваливалась все глубже и глубже в тлеющую под веками пустоту, пока чей-то неосторожный шаг на заставил ее вздрогнуть и проснуться.

Толстые стены и нависший над головой потолок исчезли, мешаясь с землей, теплое утреннее солнце мазнуло по макушке, и Тоф потянулась, разминая затекшие плечи. Она проспала всю ночь, так и не высушив вчера одежду, и теперь ей казалось, будто та все еще неприятно липнет и холодит кожу. Растрепавшиеся, наверняка похожие на воронье крыло волосы Тоф пригладила пальцами, перекатилась, поднимаясь на ноги, и лениво потопала обратно к ручью. Шаги за спиной на мгновение слились с ее собственными, звук чужого дыхания ударил по ушам, но Тоф не остановилась, шагнула босыми ногами в ручей и наклонилась, набирая полные пригоршни холодной воды.

— Что? — буркнула Тоф, когда Сокка стал слишком уж нарочито громко дышать.

С высокой ветки, хлопая крыльями, слетела птица. Плескалась вода в ручье, Тоф старательно терла лицо, будто пытаясь стереть собственную слепоту, а Сокка молчал, переступая с ноги на ногу как ни в чем не бывало. Тоф все еще злилась на Аанга, но уже не так сильно, а еще она не могла представить, чтобы Сокка просто стоял и молчал. Но между ними все еще стояла тишина, парень сверлил ее спину пронзительным взглядом, будто никак не мог собраться с мыслями, и Тоф в конце концов громко фыркнула, шагнула к нему и размяла запястья.

— Только не засовывай меня в клетку! — забавно взвизгнул Сокка, шумно взмахивая руками.

Повисла неловкая до колик в животе пауза. Тоф хотела расхохотаться, но прикусила язык, склонила голову набок и спрятала руки за спиной. Сокка шумно выдохнул, почесал затылок и плюхнулся на землю прямо там, где стоял.

— Я подслушал ваш с Аангом разговор вчера, — начал он как будто откуда-то с середины, — и я правда очень хочу отправиться на тот оазис. Знаешь, все эти перелеты, необходимость скрываться в лесах, мелкие деревушки и еда на костре, это здорово, пока недолго. Пока кажется приключением, которое вот-вот закончится. Я правда хочу отдохнуть.

— Ага, — кивнула Тоф, расчесывая челку пальцами, — терпеть не могу летать.

— Ты сказала, что в цикле за водой следует камень, — продолжил Сокка, и Тоф снова кивнула, — и что Аанг уже мастер магии воды. Но проблема в том, что сам он мастером себя не считает.

По земле прошла теплая щекочущая пятки волна, и Тоф прислушалась. Совсем недалеко, за пролеском смеялась Катара, а Аанг, снова оторвавшийся от земли, звенел привязанным к воротнику колокольчиком. Зуко был рядом с ними, и холодная сталь его меча аккуратно касалась травы.

— Я знаю, — Тоф качнула головой, отбросила с лица волосы, — он слишком сосредоточен на магии воздуха. Может, отдых поможет ему переключиться?

Ей показалось, будто что-то лопнуло и раскололось на две равные части. Сокка подался вперед, и в следующее мгновение воздух разрезал его радостный крик:

— Мы правда можем лететь?! О да, Тоф, я люблю тебя!

Увернувшись от бросившегося к ней с объятиями Сокки, Тоф скрыла лицо волосами и почувствовала, как краснеет. Странное чувство кольнуло в груди, дрожь прошла по всему телу и впиталась в землю, и небольшая кочка, выросшая прямо у Сокки под ногами, заставила его с еще большим криком повалиться в ручей. Тоф удовлетворенно фыркнула, топая ногой и позволяя земле нести себя вперед, и спрятала сжатые в кулаки ладони в карманах.

* * *

От перелета как всегда напрочь выбивало из груди дыхание, Тоф жмурилась, будто темнота от этого могла стать еще более черной, и пыталась представить проплывающие внизу леса, реки, горы и равнины. Или хотя бы белые пушистые облака, блестящие от влаги и яркого солнца, такие одинаковые и разные одновременно, насколько хватало воображения. Ее собственное сердце гулко стучало в ушах, медленно и размеренно, эхом отдавался стук сердца огромного живого транспорта, а еще Аппа то и дело зевал, и тогда вибрация проходила по всему его телу. Тоф изредка зевала тоже, потому что едва ли выспалась в своем каменном коконе, а еще странный сон, сюжет которого она не могла вспомнить, никак не желал выветриваться из головы. Там, кажется, была девушка, лица и имени которой Тоф не запомнила, а еще что-то такое тревожно-волнительное, точно предвкушение праздника. Тоф помнила темное ночное небо в ярких искорках фонарей и кружащие над их головами снежинки, холодными капельками оседающие на ладонях.

Большая теплая ладонь хлопнула ее по плечу, и Тоф вздрогнула, ощущая, как снова растекается по здоровенному мохнатому телу вибрация. Аппа глухо зарычал, крикнул и рассмеялся Аанг, а Зуко, сидящий к ней как будто слишком уж близко, коротко вздохнул и отстранился. Дыхание его повисло у Тоф на кончике носа, шум ветра ворвался в уши, засвистел заливисто, а от холода едва не застучали зубы. Тоф задумалась настолько, что почти выпала из реальности, и теперь жадно хватала ртом холодный воздух, смешанный с влагой и облаками.

— Не слишком ли просто ты изменила решение? — голос Зуко на мгновение смешался с ветром, утонул в шуме в ушах. — Я ведь даже успел впечатлиться.

В тоне его сквозила насмешка, и Тоф надула губы и отмахнулась. Впрочем, с его словами Тоф была полностью согласна, она легко и быстро отказалась от собственных слов, словно сдавшись на полпути.

— Может правда стоит немного отдохнуть от всех этих перелетов, — интонация ее вышла нарочито беспечной, и Тоф кашлянула, — к тому же пустыня — это ведь много-много маленьких камешков.

Она не спрашивала, но в самом конце ее фразы все равно как будто закрался вопрос. Будто она сомневалась, не помнила до конца, что такое пустыня, и как она должна выглядеть, и в какой-то момент Тоф с удивлением осознала, что правда не помнит. Картинка песочной пустоши сама собой вставала перед глазами, но Тоф понятия не имела, откуда могла это знать.

— Аангу пора всерьез осваивать элементы земли и огня, — сухо сказал Зуко, словно глядя на то, чего Тоф не могла увидеть, — в таком состоянии он не выстоит против любого искусного мага, не говоря уже о моем отце.

Где-то на границе сознания звучал смех, в ушах свистел заунывно ветер, и Тоф даже не старалась прислушаться, чтобы понять, что происходит. Они летели далеко вперед, а там их ждал не новый побег и ночной перелет, а пусть и небольшой, но спокойный отдых. Тоф присоединилась к путешествию совсем недавно, а уже страшно устала и хотела спрятаться в земляном коконе на несколько дней, а потом вдоволь подраться.

— Не могу даже представить, чтобы двенадцатилетний ребенок бился со взрослым тренированным дядькой, еще и всерьез, насмерть, — Тоф протяжно вздохнула, носом втянула свистящий в ушах воздух.

— Я бился, — коротко, рвано выдохнул Зуко, и Тоф закашлялась, — ощущения так себе.

После этих его слов повисла недолгая, но густая и горячая тишина. Жар опалил Тоф щеки, она поспешно вытерла ладони о штаны и отвернулась, будто собиралась проверить, как там остальные. В ушах противно зазвенело, от рычания Аппы щекотная вибрация расползалась по всему телу, а сам он, кажется, постепенно снижался. Тоф сглотнула, сцепила пальцы в замок на животе и крепко зажмурилась, опуская голову и скрывая лицо волосами:

— Это он оставил тебе тот шрам?

— Да.

Ответ его почти растворился в воздухе, смешался с шелестом дыхания и жаром на кончиках пальцев, и Тоф прикусила губу.

— Каким бы отцом он ни был…

— Я ненавижу его, — перебил Зуко, выплевывая слова сквозь сжатые зубы, — раньше боялся и пытался любить, но это прошло.

Это очень, очень личное, подумала Тоф, выгибая пальцы. Ей было неловко, будто она подсмотрела за кем-то голышом, жар сползал вниз и теперь обнимал плотным кольцом горло. Зуко замолчал, дыхание его выровнялось, но сердце все еще билось гулко и часто, выдавая искренность его слов. Зуко ненавидел родного отца наяву, а не в глубине души, а Тоф задумалась о собственных родителях. Она ушла, никому ничего не сказав, даже записки не оставила, она злилась на них, но никогда не смогла бы возненавидеть. Родители любили Тоф, и она любила их в ответ, такой же вывернутой наизнанку странной любовью, потому что иначе ее не научили. Тоф любила Фана, но Фан был мертв окончательно и бесповоротно, и сейчас она летела, преодолевая половину царства Земли, лишь чтобы увидеться с ним в последний раз. Было кое-что, что Тоф хотела во что бы то ни стало сказать лично, и слова эти собирались горячими каплями в уголках глаз.

Мир вдруг снова разбился на тысячи звуков и бьющих, проходящих дрожью по телу ощущений чужого присутствия, сухой, щекочущий легкие воздух ворвался в рот вместе с пораженным вздохом, и Тоф поспешила спрыгнуть. Босых ступней коснулся жар нагретых солнцем песка и камня, Аппа хлопнул хвостом, взметая вокруг пыль, и Тоф шикнула, закашлявшись. Кое-что казалось неправильным, земля дробилась крошечными песчинками, слишком мелкими, чтобы слушать каждую, но даже так Тоф чувствовала, что не хватает кое-чего катастрофически важного.

— Здесь нет никакого оазиса, — хмыкнула она, перекатываясь с пятки на носок, — только сплошная пустыня вокруг.

И небольшой городок, ограничивающийся парой десятков стоящих кругом домиков, а еще давно пересохший фонтан в самом его центре.

— Но ведь он точно должен быть здесь! — возразил Аанг, взлетая в воздух и поднимая шум. — Я не мог перепутать место!

Когда они вошли в городок, ворчащий себе под нос Сокка пнул старый фонтан, и от того отвалилась увесистая деталь, напоминающая то ли рыбу, то ли змею. Тоф фыркнула и прислушалась, но на какую-либо воду поблизости все еще не было ни единого намека. В отдалении стоял колодец, а в доме рядом собралась целая куча для этих мест народу, так что Тоф, сдув с лица растрепавшуюся челку, направилась прямиком туда. Все остальные остались на месте, Аанг продолжал носиться вокруг, поднимая клубы пыли, а она толкнула ладонью двери и хохотнула, когда шум внутри в мгновение ока стих.

— Извините, — Тоф склонила голову набок, сжала пальцами край пояса, — мне сказали, здесь где-то есть оазис.

Хохот грянул громом, заставляя Тоф поморщиться, и большинство присутствующих здесь вернулись к своим делам. Кто-то потрепал ее по волосам, и Тоф едва сдержалась, чтобы не врезать ему в ответ, юркнула в сторону и остановилась напротив единственного человека, который не смеялся. Она молчала, перекатывалась с пятки на носок и обратно и теребила пальцами край пояса, растягивая выбившуюся нитку, не требовала ответа, но человек ответил сам.

— Здесь действительно был оазис, говорят, дивной красоты, — в голосе его слышалась неподдельная печаль, — жаль, он пересох лет пятьдесят назад.

— Ага-а-а, — протянула Тоф, разворачиваясь на пятках, — спасибо, дяденька.

Компания нашлась там же, где Тоф их оставила, только теперь Катара хлопала Сокку по плечу, а Аанг больше не летал, только стоял, прислонившись спиной к фонтану, и вытирал мыском ботинка пыль с дороги. Зуко вертел в руках нечто шелестяще-бумажное, скорее всего, подумала Тоф, именно ту карту, которая их сюда привела.

— Она устарела лет на сто, — подтвердил ее догадки Зуко, отбрасывая бесполезную бумагу в сторону.

— Оазис высох пятьдесят лет назад! — радостно возвестила Тоф, хлопая в ладоши.

Порыв горячего ветра взметнул, бросил в лицо песок, и шевеление на площади прекратилось вовсе. Обжигающее пустынное солнце палило макушку, босые ступни жарились, будто на сковородке, и Тоф мешала землю, поднимая наверх слои снизу из тех, что попрохладнее. Песок забирался под одежду, путался в волосах и был, в общем-то, везде, где только можно было представить. Они только-только прилетели, но затея Тоф уже не нравилась. Было жарко, слушать через мелкий сыпучий песок оказалось сложно, а еще Тоф все еще хотела добраться до Ба Синг Се как можно скорее. Что там будет после, ее мало волновало, чужие предначертанные сражения ее вовсе не трогали, и даже война казалась чем-то эфемерным и ненастоящим, а погибший в ней брат будто ждал ее за поворотом.

— Может тогда, — расстроенно протянул Аанг, шаркая ногой, — найдем другое место для отдыха? Я знаю еще парочку…

— Никаких парочек, — оборвал Сокка командным голосом, — раз с отдыхом не получилось, продолжим обучать Аанга магии. И нам нужна карта посвежее.

— А ты говорил, я быстро изменила решение, — хохотнула Тоф, хлопая Зуко по плечу.

Катара сердито засопела, точно воспитательница в детском саду, а Сокка все продолжал бурчать, что им нужно сделать то и это, и еще кое-что другое. За пределами дурацкой низенькой ограды городка Аппа хлопал хвостом, стряхивая с шерсти песок, а с другой стороны к ним быстрым шагом приближался тот самый единственный человек, ответивший Тоф про оазис. Длинные полы его одежды хлопали на ветру, легкий шаг пружинил по горячей земле, и можно было сделать вывод, что идет он, преследуя определенную цель. Тоф фыркнула, убрала с лица прилипшие к щекам пряди и зачем-то схватила стоящего рядом Зуко за руку. Где-то глубоко-глубоко под землей текли, сливаясь и пересекаясь, мелкие ручейки, и Тоф всего лишь надо было сделать так, чтобы один из них разлился точнехонько в резервуар под старым пересохшим фонтаном.

— Молодые люди, я невольно подслушал ваш разговор, — человек наконец приблизился, оказался вдруг слишком близко к обмахивающемуся ладонью Аангу, — если пожелаете, у меня есть свежая карта.

Он лгал, Тоф точно знала, что с такого расстояния никто не смог бы подслушать их разговор. Разве только он видел их приземление и теперь был заинтересован. В чем заинтересован, Тоф додумать не успела, зашелестела бумага, и Сокка опустил предложенную карту на бортик фонтана.

— О да, вы нам очень поможете, — вежливо ответила за брата Катара, звонко хлопая того по руке, — спасибо, мистер…

Она замолчала, прося подсказки, и на мгновение повисла странная колючая пауза, после которой человек рассмеялся и почему-то поклонился:

— Я профессор Зейн, заведующий кафедрой антропологии университета Ба Синг Се. Очень приятно, ребята, с вами познакомиться.

— Меня зовут Аанг, — Аанг поклонился в ответ, — это Катара, Сокка, Тоф и З…

— Ли, — оборвал, исправляя, Зуко.

Тоф склонила голову набок, пробуя на языке незнакомое слово, дернула Зуко за руку и выдохнула сквозь зубы, скрывая смешок:

— Антропо… что?

В прохудившийся резервуар наконец попала вода, осталось только заставить механизм работать. Тоф утерла пот со лба, оттянула ворот рубахи и топнула ногой, прислушиваясь к покосившемуся каменному изваянию. Она не могла заставить воду литься вверх, но ведь могла проложить ей путь до широкого, когда-то отделанного наверняка красивой мозаикой бассейна.

— Антропология, — прошептал Зуко, наклоняясь к самому ее уху, — если упростить, изучает человека.

Даже с объяснением незнакомое слово осталось незнакомым, но Тоф все равно кивнула, будто что-нибудь поняла. Ближе к поверхности земля поддавалась тяжело, и она закусила губу, прорезая в дне бассейна узкую длинную трещину. Сокка продолжал изучать карту, сравнивая ее со старой, Катара болтала с профессором, а Аанг перепрыгивал с ноги на ногу и громко чесался. Очевидно, песок забрался под одежду и ему и теперь неприятно царапал кожу.

Тонкая струйка воды хлынула в бассейн, и Тоф радостно пискнула, отпустила руку Зуко и в два шага оказалась рядом, опуская руки. Холод растекся по пальцам приятным покалыванием, смешался с жаром раскаленного солнца и позволил протяжно вздохнуть. Тоф умыла лицо, чувствуя, как капает и течет по рукам и за шиворот, ухмыльнулась от ощущения сверлящего спину взгляда и хихикнула себе под нос, заставляя трещину полностью зарасти. Остальные все еще были заняты болтовней, все, кроме буравящего ее взглядом Зуко и вытряхивающего песок Аанга, и может быть еще немного профессора, фигура которого казалась слишком уж натянутой.

Хихикая себе под нос, Тоф набрала полные пригоршни воды и устремилась к вертящемуся волчком Аангу, подбирая наиболее удачный момент. И, стоило ей выплеснуть воду, порыв ветра сбил ее с ног, устремляя в воздух брызги пыли, песка и влаги.

— Дурацкий песок! — рявкнул Аанг, сливаясь со звоном повязанного на воротник колокольчика.

Тоф упала назад, больно ударяясь копчиком, скривилась и заставила оставшуюся под землей воду выплеснуться прямо у Аанга из-под ног.

— Я сказала тебе! — зарычала она, хлопая ладонью по земле. — Перестань использовать ветер!

Потому что после ветра идет вода, а за водой следует камень, и Аватар должен сохранять цикл, а не пытаться его разрушить.

Ходить по песку было горячо и неудобно, ноги проваливались, утопая по щиколотки, так что приходилось выдирать их изо всех сил, а картина мира перед глазами рассыпалась бесконечным множеством отдельных песчинок. Песок глушил, поглощал вибрации, тяжело дышал, будто был чем-то живым, просто давно и глубоко спящим, пытался затянуть, поглотить и переварить. Тоф ступала осторожно, понятия не имела, как удерживать равновесие, то и дело шатаясь, норовя упасть, зарывшись в острые песчинки носом. Она не ощущала почти ничего, кроме его гулкого дыхания отовсюду вокруг, будто песок был не только снизу, но и сверху, со всех сторон и даже внутри. Камень был целым и оттого простым и понятным, единым ворчливым существом, а теперь его вдруг стало слишком много. Слишком много крошечных камешков, прилипающих к влажной от жары коже и забирающихся под одежду, и каждый из них был единолично целым и завершенным, пел чуточку по-своему и падал сквозь пальцы, смешиваясь с миллиардом абсолютно таких же.

— Юная леди точно в порядке? — чужой голос раздался у самого уха, и Тоф дернулась, отшатываясь.

Они отправились искать затерянную в пустыне библиотеку, вроде как волшебную, построенную духом, потому что профессор уболтал Аанга, а противиться лучащемуся энтузиазму Аватара никто не смог. И, что самое удивительное, библиотеку они даже нашли, только засыпанную песком по самый шпиль, и теперь стояли, раздумывая, что делать дальше. Тоф делать ничего откровенно не собиралась, от жары у нее кружилась голова, так что казалось, будто она все еще летит в воздухе на вымершем давно бизоне, а еще она изо всех сил перебирала под ногами песчинки, выскальзывающие и меняющиеся слишком хаотично и быстро. Она кусала губы, переминалась с ноги на ногу, но все еще не могла понять, где заканчивался песок и начиналось небо.

— Юная леди будет в порядке, как только мы отсюда уберемся, — зло буркнула Тоф, вырывая из песка ногу.

Злость расползалась в ней с того самого момента, как Аанг согласился на предложенную профессором авантюру, и теперь, кажется, достигла своей кульминации. В горле першило от жажды, жары и летающего повсюду песка, ноги будто жарились на сковородке и давно превратились в сухие угли, а волосы лезли в лицо и разлетались во все стороны из-за ветра, так что Тоф уже пожалела, что не решила отстричь их чуточку позже.

Кто-то схватил ее за руку, и только удар сердца спустя Тоф поняла, что это горячая и шершавая ладонь Зуко. Он покачал головой и махнул кому-то рукой и так и остался стоять выросшим посреди пустыни незыблемым столбом. В одно мгновение стало чуточку легче, Тоф переступила с ноги на ногу и кашлянула, собираясь поблагодарить, но слова застряли в горле. Зуко потянул ее вперед, подхватил вторую руку и уложил ладонь на горячий укрытый слоем песка камень, огромный и неповоротливый подобно скале. Внутри него расползались ответвлениями коридоры и галереи, торчали колонны, и было такое странное чувство, будто она не заметила что-то еще. Тоф охнула, прижимаясь к стене второй ладонью и немного щекой, и Зуко хохотнул совсем рядом, почти у самого уха. Библиотека напоминала закопанную в песок на пляже бутылку с посланием и была удивительно целой, без единой трещинки, будто построили ее не столетия назад, а буквально вот только что.

Отвлекшись от созерцания, Тоф развернулась, уселась, прижимаясь к теплому камню спиной и объявила, что остальные могут делать что угодно, а она останется здесь. Ровно до тех пор, добавила Тоф, пока они не решат полететь напрямую в Ба Синг Се без всяких дальних остановок, отпусков и отговорок, чтобы там они могли разойтись как в море корабли. Тихий ответ затерялся в шепоте песка, шаги смазались, и песок под ее рукой вдруг посыпался. Зуко уселся рядом, касаясь плечом ее плеча, хмыкнул и положил между ними исчезнувший в песке меч. Оставшийся в относительном одиночестве Аппа недовольно взревел, но быстро замолчал, не получив никакой реакции. Спустившиеся в библиотеку Аанг, Сокка с Катарой и профессор Зейн забегали внутри муравьишками по узким разветвляющимся ходам муравейника.

— Ты чего не пошел? — спросила Тоф, когда сидеть просто так наскучило.

Зуко повел плечами, наверняка поглядел на нее, а потом отвернулся. Тоф нравилось додумывать, как выглядят люди, когда разговаривают с ней, также, как представлять проплывающее небо над головой.

— Хотела бы сидеть тут одна? — хохотнул Зуко, и Тоф помотала головой, — к тому же местные аборигены народ довольно… специфический. Грабить путников в пустыне — их основной способ выживания и заработка.

Он задумчиво вздохнул, и ветер согласно зашелестел, перебирая песок. Аппа ворчал, переступая всеми ногами по очереди, солнце жарко палило, а тень от торчащего из песка шпиля клонилась вбок. Тоф заерзала, пересела следом за ней и утерла со лба липкий пот. Ей отчего-то показалось, что если зарыть ноги в песок и не шевелиться, станет чуточку прохладнее, и она тут же исполнила свой план, утопила следом и ладони и принялась старательно прислушиваться. К тому, как пели в унисон песчинки, как перетекали, сталкиваясь, взлетая и падая. За одной следовала другая, а потом еще и еще, пока не набиралось целое море песка, шелестящее и горячее, разрозненное, будто разорванная на звенья цепь.

Собрать никак не получалось, и Тоф, фыркнув, предложила Зуко сыграть в слова, потом — рассказать что-нибудь интересное, а потом и вовсе нахально уложила голову на его плечо. От жары клонило в сон, от пота к телу противно прилипала одежда, а тень от шпиля библиотеки была слишком крошечной, чтобы подарить хоть каплю прохлады. Шумно переминающийся с ноги на ногу Аппа, судя по всему, был с ней полностью солидарен, торчать посреди пустыни ему тоже давно надоело, и только Зуко посмеивался и соглашался, но сам не выказывал хоть сколько-нибудь недовольства.

— Как маги огня колдуют? — спросила Тоф, поворачиваясь боком и упираясь в руку Зуко спиной. — В смысле, земля, вода и воздух уже существуют, я, например, просто использую то, что у меня под ногами. А тебе, чтобы колдовать, надо сперва разжечь костер или ты просто создаешь огонь из своего тела?

Вопрос получился сумбурным, но мысль эта на самом деле уже довольно давно назойливо вертелась у Тоф в голове. Она перебирала варианты, но спросить как-то то ли стеснялась, то ли руки просто не доходили, а теперь вот они сидели в тишине посреди пустыни, и надо было чем-то себя занять. Аанг не особенно стремился учиться, словно его пугала сама мысль становления достаточно сильным, чтобы всерьез противостоять опытным магам в войне. Он будто развлекался и заводил друзей, путешествуя по миру, а не был великим Аватаром, от которого, пожалуй, всерьез зависела судьба человечества. Это в нем одновременно и привлекало, и отталкивало, и Тоф никак не могла понять, отчего все-таки она поддалась на его уговоры.

Чужих шагов она не почувствовала, услышала разносящийся по ветру свист дыхания и скрип песка, толкнула Зуко и указала в сторону звуков. Одновременно с этим шпиль библиотеки под спиной дрогнул, провалился и посыпался под пальцами песок, и Тоф всем телом вздрогнула, ощутив, как громада древнего здания буквально тонет. Зазвенела сталь клинка, и все смешалось, как сыплющийся сквозь пальцы песок: мазнуло по щекам жаром, ноги утонули по щиколотки, а ладони вгрызлись в камень, утягивая его на себя. Тоф не думала, ощущала камень и была им, огромной неповоротливой конструкцией из галерей и лестниц, окруженной крошечными как сам воздух песчинками. Песок затягивал ее, душил, сжимал в объятиях и вопил на все голоса, затыкая уши, горло и нос, мешая дышать. Аанг с Катарой и Соккой все еще были внутри, все происходило быстро и одновременно невероятно медленно, как билось в груди заполошное сердце, лишь тепло грело плечи да ветер путался в волосах. Тоф не думала ни о чужаках, ни о сражающемся с ними Зуко, ни о самой себе, крошащей пальцами вековой камень. Она была песком, перетекала из ладони в ладонь, одна и множество таких же, и всех их грело солнце и обнимал ласково за плечи ветер.

— Вы все так красиво поете! — выдохнула Тоф, проглатывая скопившийся во рту соленый привкус.

Она ощущала Аанга, Катару с Соккой и отставшего профессора Зейна, горящего словно солнце Зуко, ревущего и бьющего хвостом Аппу и чужаков, местных аборигенов, грабителей посреди пустыни. Тоф видела все, песок под ее ногами перетекал и пел как зашумевшее море, и каждая песчинка в нем была частью ее собственного тела. Вздох сорвался с губ, волна прошла по поверхности, сбила с ног и выбросила, переваривая, а громада библиотеки исчезла в глубине, как болтающаяся на гребешках бутылка с письмом. Стало вдруг так легко и немного щекотно, так, что страшно захотелось смеяться и прыгать изо всех сил, отрываясь от земли и утопая ногами в песке. Тоф, опьяненная нахлынувшим на нее могуществом, расхохоталась, схватила пытающегося выбраться из образовавшегося на месте библиотеки бархана Аанга за воротник и уселась напротив него, поджимая под себя ноги. Не встретив, однако, понимания, она похлопала ладонью рядом с собой и горделиво объявила:

— Тренировка!

— Она точно сумасшедшая! — прошептал Сокка, прикрыв рукой рот и склонившись к хихикнувшей Катаре.

Оба они сидели, наполовину зарытые в песок, и выбираться дальше, кажется, вовсе не собирались. Все произошло слишком быстро, сумбурно и смазано, хоп — и все, будто кто-то перевернул страницу, не дочитав, и сердце в груди Тоф все еще колотилось, отдаваясь пением в висках. Она словно бы вдруг прозрела, все еще оставаясь слепой, и пустота перед ее глазами недовольно зашевелилась, крепче обхватывая холодными пальцами шею. Древняя библиотека утонула в еще более древних песках, один из членов экспедиции, если ее можно было так обозвать, остался внутри, и Тоф больше не слышала, не чувствовала ее зов. Пение постепенно затихло, погруженное в успокаивающееся после внезапного шторма море.

Звенела сталь одинокого клинка, убираемого в ножны, шелестело, смешиваясь с шепотом пустыни и ветром, дыхание, а солнце все еще полыхало над головой. Прошло, кажется, не больше пары десятков минут с их прибытия, а мир уже напрочь перевернулся с ног на голову.

— Я — ну да, — кивнула Тоф, запоздало подтверждая брошенные Соккой слова.

Гулкий смешок разбился о ее затылок, и Тоф вскинула руку, заставляя песок под ногами Зуко провалиться; совсем немного, лишь чтобы он потерял равновесие, и это оказалось… легко. Легче, чем она могла себе представить, даже легче, чем просто быть камнем. Песок был повсюду, снаружи и даже внутри, колол легкие, свивался огромной неразрывной цепью и тянулся от самых кончиков ее пальцев. Конечно, нужно было время, чтобы привыкнуть и наловчиться удерживать форму и не сбивать дыхание, но даже так огромная громада пустыни под ногами казалась трепыхающимся в ладонях земным шаром.

Засмеявшийся колокольчиками Аанг похлопал ее по плечу и плюхнулся рядом, интересуясь, чему еще она хочет его научить. Тоф подхватила его руку (парочку раз промазав) за запястье, опустила на песок и велела сосредоточиться. Или расслабиться, а еще лучше, чтобы он закрыл глаза и ни о чем не думал, ведь это-то у Аанга получалось лучше всего на свете. Вот только вместо всего этого он снова рассмеялся, получил тумака и замолчал, принимаясь напряженно сопеть.

Где-то на заднем плане Сокка рассказывал Зуко, что случилось внутри и почему библиотека резко стала тонуть, но Тоф не слушала. Она чувствовала биение сердца в запястье, разбивающееся о витающие в воздухе песчинки дыхание Аанга, жар солнца и теплоту ветра, обнимающих за плечи. Песок сыпался сквозь пальцы, перекатывался и прилипал к коже, и каждая из песчинок была самостоятельным камешком, поющим общую песню.

— Песок — это твоя вода, — каркнула Тоф и только теперь поняла, что ужасно хочет пить, — подумай об этом, пока мы будем собираться.

Удивительно, но Аанг не подорвался следом, действительно о чем-то задумался, сидя на песке. Тоф стащила с седла Аппы собственную сумку, вытащила оттуда флягу с водой и приникла к горлышку, делая большие жадные глотки. Неосторожно пролитая вода потекла по шее, впиталась в воротник и приятным холодом обожгла тело, хоть на самом деле и была всего чуть прохладнее окружающего воздуха. Оторвавшись, Тоф утерла рот, оттянула рубашку, позволяя взметнувшемуся ветру пустить щекочущие мурашки, и зачесала назад волосы, выливая остатки на голову. У нее вроде как где-то была еще вода, но они в любом случае собирались убраться из чертовой пустыни как можно раньше, так что ей было плевать.

От жары кружилась голова, утопающие в песке ноги делались ватными, и Тоф, побросав вещи обратно, сама кое-как залезла в седло. Пение пустыни оборвалось на полуслове и зазвучало снова, теперь только в воздухе, а не под ногами. Тоф слышала оглушающий шелест песчинок, гоняющий их ветер и эхом разносящиеся голоса, рассыпающиеся искрами вокруг. Она не хотела слушать, но все равно слышала, как Аанг спрашивал у Зуко про затмение и какую-то комету, и как тот, помолчав, ответил, что в Ба Синг Се Айро им все расскажет. Тоф не хотела слушать и вскоре провалилась в густой черный сон, сквозь который пробивались треплющий волосы ветерок и голоса, назойливо зудящие над самым ухом.

Проснулась она от прохлады и мягких прикосновений, лежа уж точно не у Аппы в седле. Ресницы слиплись и, хоть открывать глаза и не было нужды, чувство было пренеприятное. Тоф поморщилась, зашипела от резанувшей в виске боли, и что-то прохладное легло на лоб, а влажные пальцы мазнули по скуле.

— Всего лишь солнечный удар, — высокий девичий голос успокаивал, обволакиваясь вокруг, и Тоф невольно расслабилась, — небольшой перегрев, только и всего. Голова болит?

Тоф хотела было ответить, но рот тоже напрочь слипся, так что она просто кивнула, а потом прохладная влажная ткань переместилась со лба на губы. Пальцы мазнули по вискам, и ей вдруг захотелось поймать их и крепко сжать, как болтающуюся перед глазами игрушку. Тоф вдруг ощутила себя беспомощным младенцем, темнота перед глазами угрожающе колыхнулась, и кольнул в груди страх.

— Ты не Катара, — каркнула Тоф только чтобы не молчать.

Она определенно была старше и чуть крупнее Катары, голос ее был более низкий и мелодичный, а крепкий стан буквально кричал о бойцовской подготовке. Она рассмеялась, оглянулась куда-то, Тоф не увидела, ощутимо почувствовала, и сменила нагревшуюся ткань на лбу.

— Меня зовут Суюки, я из воинов Киоши.

Тоф понятия не имела, кто такие эти Киоши, но звучало здорово. Постепенно наваливалась сонливость, мелодичный голос убаюкивал, а пустота перед глазами распахивала ласковые объятия.

— Так ты девушка Сокки, — протянула Тоф, понятия не имея, действительно ли Сокка о ней рассказывал, или она опять все придумала.

— У тебя милая стрижка, — словно бы не заметив ее слов, сказала Суюки, и Тоф снова ощутила ее пальцы у висков, — надоели длинные волосы?

Сквозь густую дрему Тоф согласно промычала, и она снова рассмеялась, мелодично и мягко, невесомо касаясь ее волос. Суюки говорила что-то еще, но Тоф больше не слышала, пустота накрыла ее с головой, и потом ей приснился сон, один из тех красочных, что снились ей из раза в раз. Во сне с ней был кто-то еще, смеялся и тащил за руку, но Тоф не помнила ни его, ни своего собственного имени, только человек этот отчего-то казался ей катастрофически важным. А еще было ощущение, словно вот-вот должно было что-то произойти, что-то плохое и страшное, но Тоф просто проснулась, слепо глядя в раззявившую пасть пустоту.

Рядом никого не было, она лежала на подстилке, а возле ее головы на камнях стояла миска с водой. Остальные собрались чуть дальше, и с ними была Суюки, они снова разговаривали о комете и затмении, и Зуко снова обещал, что дядя все расскажет. Звучало как-то смутно знакомо, как нечто из ее монотонных уроков, обязательных для богатой наследницы, но бесполезных для слепой, большую часть которых она пропустила мимо ушей. Один из учителей рассказывал ей об астрономии, а другой об истории, и оба они, кажется, говорили о комете, с помощью которой позапрошлый Хозяин Огня уничтожил Воздушных кочевников.

— Вы говорите о комете Созина? — Тоф шлепнула кулаком по ладони, вспомнив название.

Она рывком поднялась, так что ненадолго закружилась голова, быстренько преодолела разделяющее их расстояние и уселась между Зуко и Суюки. Они все сидели кругом, в центре трещал, разбрасывая искры, костер и, похоже, была ночь, потому что прохладный ветер путался в волосах, а вовсе не грело и без того хорошенько прожарившийся нос солнце. Откуда-то издалека слышался шум волн, а в стороне — переговоры множества людей.

— Ты знаешь о комете? — обескураженно спросил Аанг, и Тоф самодовольно фыркнула:

— Я вообще-то умная, просто мне все это не нужно.

Сидящая рядом с ней Суюки захихикала, и Тоф шлепнула по подставленной ладони. Эта девушка отчего-то ей нравилась, просто так, с первого прикосновения, будто они всю жизнь были по меньшей мере лучшими подругами.

— Комета прилетит снова в конце этого лета, — разбил веселье Аанг, и разом повисла гнетущая тишина.

— Именно тогда мой отец собирается закончить начатое и уничтожить всех остальных магов, — добавил Зуко, и костер шумно выплюнул сноп искр.

Порывом налетел от воды влажный ветер, встрепал волосы и холодом мазнул по щекам. Тоф поежилась, пониже натягивая рукава рубашки, вздрогнула от пробежавших по телу мурашек. Она знала, что ничего хорошего ждать не стоит, но отчего-то думала, что то ли не все так серьезно, то ли у них полным-полно времени. А оно вон как оказывается, жар в затылок дышал, и тьма хохотала перед глазами.

— Вы раньше не говорили, — выдохнула Тоф, когда тишина показалась ей разъедающей, — ну, про комету. И что теперь делать?

Вопрос ее повис в воздухе, смешался с дымом от костра и улетучился, растворяясь вокруг. Никто не ответил, только вода зашумела громче, да закричал ребенок невдалеке.

— Мой дядя наверняка уже в Ба Синг Се, — в третий раз сказал Зуко, — он все объяснит…

— Погоди, вы что, собираетесь устроить переворот во время затмения? — хлопнув себя по колену, перебила Суюки.

Голос ее взвился в воздух и исчез где-то там, она подалась вперед, наваливаясь на Тоф плечом, и Тоф почувствовала, что сердце ее стучало гулко и часто.

— А вот про затмение я не знаю, — склонила голову набок Тоф, прерывая вновь возникшую неловкую тишину.

Сокка хохотнул, и Суюки стукнула его по руке, махнула перед собой и напомнила, что ждет ответа. Зуко помялся, кашлянул, попытался сменить тему, но Суюки снова его одернула, так что пришлось согласиться. Суюки издала победный крик, что-то вроде «я знала!», и почему-то потрепала Тоф по волосам. Тоф, попытавшаяся все же отстраниться от нее, налетела на Зуко, фыркнула и сложила на груди руки. Длинная челка накрывала ее лицо, к тому же должно было быть вроде как темно, так что никто наверняка не видел, как расцвел на ее щеках румянец.

— Но я удивлена, что ты так легко на него реагируешь, — покачала головой Катара, тыкая пальцем Зуко в плечо.

Принц народа Огня ойкнул, и его сердце тоже почему-то ненадолго забилось быстрее. Тоф нахмурилась, усаживаясь удобнее, так, чтобы ни на кого не падать, поджала под себя ноги и напомнила про затмение.

— Ну, он сжег мою деревню, — беспечно пожала плечами Суюки, но в голосе ее зазвенела сталь, — я еще надеру ему задницу.

— Да конечно, — запальчиво хмыкнул Зуко.

— Зря я это сказала, — простонала Катара, накрывая ладонью лицо.

Воздух между ними ощутимо нагрелся, Суюки снова подалась вперед, теперь наваливаясь на Тоф не плечом, а грудью. Подобравшийся Зуко заверил, что готов померяться силами прямо сейчас, а Суюки дополнила, что без этих его огненных штучек, потому что магией она не владеет. Тоф, зажатая с двух сторон, выдохнула сквозь сжатые зубы и провалилась в подземный туннель, заставляя несостоявшихся драчунов столкнуться лбами.

— Что еще за затмение?! — рявкнула Тоф, пока шипящие друг на друга дворовыми кошками Зуко и Суюки пытались расцепиться.

Она вылезла из-под земли немного в стороне, отряхнулась и уперла руки в бока, наклоняясь вперед и выпячивая нижнюю губу. Копошение медленно сходило на нет, Катара пыталась оттянуть разошедшуюся бранью Суюки, а Сокка хохотал. Он отвесил в сторону Тоф колкое замечание, нечто вроде очередного обвинения ее в глупости, и она, фыркнув, заставила землю под ним провалиться. Они разбивали тишину ночи хохотом и криками, прохладный ветер нес ощущение липкой влаги на губах, и вместе с гомоном висело одновременно гулкое в ушах чувство расползающегося мурашками по коже страха. Тоф на самом деле никогда не боялась драться, но в то же время она никогда не сражалась до смерти, все ее бои на арене были скорее постановкой, шоу для жаждущих зрелища зрителей.

— В начале лета будет солнечное затмение, — задумчиво сказал Аанг, когда все наконец угомонились, а Тоф села на место, — это наш единственный шанс победить Хозяина Огня до прилета кометы.

Должно быть, недоумение на лице Тоф отразилось столько ярко, что Сокка, вызволенный из земляного плена Катарой, поспешил пояснить:

— Маги огня черпают свою силу от солнца. Не будет солнца — не будет магии. Верно же?

Последний вопрос после заминки он задал наверняка Зуко, и тот протяжно вздохнул. С его стороны потянуло жаром, но никаких звуков созданный им огонь не издавал, так что Тоф на всякий случай отодвинулась. Тихое, беззвучное пламя пугало, потому что для нее существовало и не существовало одновременно, как пустота перед глазами и застывшая с занесенной косой смерть, и оттого застревало в горле дыхание и вставали дыбом волоски на коже.

— Маги огня используют рассеянную повсюду энергию солнца для создания пламени. Мы не создаем огонь из ничего и тем более из своего тела. Ночью, — Тоф почувствовала, как снова краснеет, а Зуко словно поспешил ответить на незаданный вопрос, — солнце освещает другую сторону Земли, поэтому энергия остается, то есть магия слабеет, но не исчезает полностью. Когда луна, чья энергия питает магов воды, закроет собой солнце, она полностью подавит его. Солнце окажется скрыто луной, и энергия его исчезнет, а с ней исчезнет и магия огня.

Он замолчал, и огонек его свистяще застрекотал на ветру и исчез. Затрещал костер, раскидал искры, и Зуко выдохнул, наверняка заставляя его угомониться. Тоф поежилась от мазнувшего по щекам ветра, придвинулась обратно, чтобы ощущать исходящий от Зуко огненный жар, и опустила голову.

— Мой отец, разумеется, знает о затмении, — Сокка на эти его слова громко выругался, и Зуко хохотнул, — я часто прятался в тронном зале и подслушивал, пока меня не…

Он кашлянул, обрываясь, и что-то важное будто тоже оборвалось. Вода вдалеке зашумела, с плеском ударяясь о камни, засвистел в ушах ветер и стало вдруг так холодно, будто солнце в самом деле исчезло. Тоф фыркнула, поежилась и неловко толкнула Зуко в плечо, на что он усмехнулся и потрепал ее по волосам, и тепло от его прикосновения волной рассыпалось по телу. Аанг молчал, исчез почти совсем, так что Тоф едва слышала шелест его дыхания, и на уме его наверняка крутилось множество мыслей. Ветер кружил вокруг, насвистывая и забираясь под одежду, облизывал щеки влажными прикосновениями и заставлял горящий посредине костер трепыхать и плеваться искрами. Было тихо, словно больше никого не существовало, не нужно было спасать мир, а стоило только наслаждаться, дышать полной грудью.

— Но если Хозяин Огня знает о затмении, — прошептала Катара, и голос ее был необычно низок, — что нам теперь делать?

Словно бы кто-то в клочья разорвал их идеальный план, и других выходов не существовало вовсе. Вот только были еще Айро и Ли, и они наверняка соображали получше кучки детей и подростков и уж точно не хотели умирать. Тоф не нравилась идея сражаться с кем-то, участвовать в войне, она вообще-то собиралась только дойти с Аангом и остальными до Ба Синг Се, а потом отправиться обратно, вернуться к родителям и наконец-то доказать им, что она не маленькая беспомощная девочка и можно было бы считаться с ее желаниями.

— Для начала доберемся до Ба Синг Се и встретимся с дядей Зуко. Если у него есть какой-то план, — оборвавший тишину Аанг на миг замолчал, и Зуко согласно хмыкнул, — я сделаю все, что от меня зависит.

Голос его звучал уверенно, а свистящий вокруг ветер вдруг стал сухим и горячим. Тоф, все также сидящая с опущенной головой, хохотнула, думая, что домой в ближайшее время вряд ли попадет, и чуть надавила на землю пяткой. Аанг остановил вылетевший у него из-под ног каменный столбик ладонью, сжал, разбивая, и Тоф удовлетворенно фыркнула, сдувая с лица щекочущие щеки волосы. Похоже, все это время ему просто-напросто нужно было стать серьезным, чтобы научиться по-настоящему слушать.

— Спасибо, Тоф, — тихо-тихо, одними губами прошептал Аанг, и она качнула головой, не скрывая улыбку.

— Но, эм, Зуко, — махнула рукой Суюки, и голос ее странно едва заметно дрогнул, — ты уверен, что тебе можно идти в город с Аангом и остальными? В смысле, Аватара наверняка будут встречать официально, а ты…

В конце слова ее совсем спутались, и Суюки замолчала, но все и так поняли, что она имела в виду. Зуко все еще был принцем народа Огня, пусть и вроде как в изгнании, однако в Ба Синг Се вполне могли найтись люди, знающие его в лицо или по описанию. Ну или просто способные сложить два и два и догадаться, в конце концов у Зуко действительно были довольно специфические… повадки. Тоф ощущала много людей в своем городе и в лагере народа Огня и с уверенностью могла сказать, что первые отличались от вторых. Воины держались прямо, шагали упруго, а голоса их часто бывали резкими и отрывистыми, в то время как обычные городские, даже самые заядлые драчуны, не контролировали шаг, не держали осанку и не чеканили слова. А еще Зуко был вспыльчивым, как тот огонек, и вполне мог сам себя как-нибудь выдать.

В Ба Синг Се можно было попасть тремя способами: по воздуху, что Аанг наверняка и собирался сделать, на пароме, преодолев окружающее город озеро, и через какой-то страшно опасный перевал, про который Тоф тоже рассказывал один из учителей. Невысказанный вопрос, каким путем тогда пойдет Зуко, застрял в горле, потому что Суюки толкнула ее плечом и гадостно захихикала.

— Воины Киоши сопровождают беженцев на пароме, — голос ее подскочил, смешиваясь с треском костра и шелестом ветра, — обещаю доставить его высочество в целости и сохранности.

Вот только на следующее утро выяснилось, что без документов и билета попасть на паром невозможно даже при содействии всех воинов Киоши вместе взятых и самого Аватара в придачу. Они столпились рядом с возвышающейся на трибуне теткой всей сворой, а Тоф буквально чувствовала направленные на них взгляды и перешептывания за спиной. Разношерстная компания привлекала к себе внимание, а в данной ситуации им это нужно было в последнюю очередь, так что Тоф, пожевав губы, вытащила из потайного кармана документ, шлепнула на трибуну перед теткой и задрала голову так, чтобы было видно глаза:

— Мне и моему сопровождающему нужны два билета.

Первой сообразила Катара, оттащила Аанга и Сокку подальше, а Тоф состроила самое надменное выражение лица, на которое только была способна. Тетка собиралась уже было разразиться бранью, и Тоф почувствовала, как застрял воздух у нее в горле, когда она опустила взгляд. Оставшаяся рядом Суюки поднялась на цыпочки, чтобы поглядеть, и присвистнула, зачем-то дернув Тоф за рукав.

— Я… конечно, это, — голос тетки переменился, стал плаксивым и лебезящим, — это честь для меня, помочь юной леди из семьи Бейфонг. Однако правила…

Она замолчала и закивала, когда Тоф бросила перед ней парочку монет, шлепнула по билетам печатью и протянула, но рука ее беспомощно зависла в воздухе. Тоф в ожидании поджала губы и вскинула брови, и Зуко, потянувшись через ее плечо, подхватил билеты и поблагодарил, заметив, что семья Бейфонг не забудет оказанной помощи. Тетка разразилась комплиментами и благодарностями, будто это ей оказали услугу, а Тоф, когда ей окончательно надоело, вскинула руку раскрытой ладонью вверх, спрятала билеты за пазуху и развернулась на пятках, направляясь в сторону от толпы.

— В царстве Земли я круче тебя, — злорадно шепнула она, и Зуко, хохотнув, отвесил ей в спину поклон.

Остальная компания уже поджидала их в укромном месте вдали от глаз, где Сокка принялся причитать, что она не может вести себя как принцесса, а Катара пыталась его заткнуть, но на самом деле была согласна, что Тоф вела себя несколько нагловато. Сама Тоф лишь пожала плечами и махнула рукой, предложив им самим достать для Зуко билет, и тогда Сокка вовсе предложил его бросить, за что получил ехидное предложение обучить Аватара магии огня самостоятельно.

— То есть ты тоже поплывешь на пароме? — голос Аанга почему-то звучал грустно и жалобно, словно он был беспомощным котенком, а Тоф бессердечно выбрасывала его на улицу в дождь.

Все пререкания разом стихли, и Тоф даже почувствовала укол совести, будто в самом деле собиралась расстаться с ним навсегда.

— Будет странно, если я не поеду, — она пожала плечами, воображая, как бы спрятаться от вбивающегося в лоб жалостливого взгляда, — мы привлекли слишком много внимания.

Слухи скорее всего дойдут и до ее родителей, но пусть лучше так, чем они узнают, что она все-таки присоединилась к компании Аватара.

— Вот именно! — поддакнул вдруг Сокка. — Вы привлекли к себе внимание, так что…

Тоф, хмыкнув, растрепала волосы, ссутулилась и склонила голову, скрывая лицо длинной челкой, ухватилась за руку Зуко и всхлипнула, чем заставила всех присутствующих вздрогнуть. Зуко, натянув пониже капюшон, тоже расслабился, но Тоф все равно чувствовала, как клокочет у него в горле смех.

— Ах, братик, я так устала, — протянула она надломленным голосом, крепче вжимаясь в теплый бок.

— Потерпи, сестренка, — подхватил Зуко, прижимая ее к себе, — вот увидишь, в Ба Синг Се нас ждет новая жизнь.

В горле пересохло, и, когда кто-то звучно хлопнул себя по лбу, Тоф поспешила отстраниться, неловко пряча руки в карманах. Новая порция возражений разбилась о хохот пообещавшей позаботиться о них Суюки, и примерно на этой ноте они собрались расходиться. Вздыхающий Аанг пообещал сразу же разыскать их, вроде как потому, что им все еще нужно было тренироваться, а еще встретиться с Айро, наказал Зуко защищать ее, и тогда Тоф не выдержала, заявив, что она сам кого хочешь защитит. Сокка, почему-то грустно вздыхающий, поддакнул, хлопнул Тоф по плечу и взамен получил взметнувшуюся под ногами землю. Катара вдруг обняла ее, и тогда до Тоф дошло, что как минимум двое из троих тоже устроили спектакль. Они расходились так, будто больше никогда не увидят друг друга, хотя собирались встретиться уже завтра, и оттого было смешно и в самом деле немного грустно.

Паром отчалил ближе к вечеру, а утром уже должен был прибыть в город, и Тоф первым делом прилипла к перилам, вслушиваясь в плеск и шелест волн. Она впервые плыла по большой воде и оттого захватывало дух, кружилась голова и казалось, будто она вот-вот свалится в воду. Ощущения были странным, не совсем такими, как во время полета; вода ощущалась мягкой подушкой, а не зияющей пустотой, она гасила вибрации, но была плотной и гулкой, как трясущееся в руках желе. Ветер трепал волосы и лизал щеки, паром гудел людьми и механизмами, будто был живым существом, ленивым и уставшим, но в то же время упорным и стремящимся вперед несмотря ни на что.

— Если ты упадешь, я не полезу тебя спасать, — со смешком хмыкнул Зуко, приваливаясь к перилам рядом.

Приближалась ушедшая на обход Суюки, Тоф издалека ощущала ее пружинистую походку. Беженцы сгрудились группами, прижимались друг к другу, спасаясь от холодного влажного ветра, и каждый из них на что-то надеялся. На лучшую жизнь ли, на спасение или богатство, однако никто не плыл в Ба Синг Се просто так, словно бы то была праздная прогулка туда и обратно. Тоф надеялась навестить брата, будто он мог ждать ее с распростертыми объятиями, будто на самом деле никогда и не умирал, просто пошутил, чтобы она плакала и злилась, а теперь обязательно возьмет на руки, потреплет по волосам и расскажет, какого сегодня цвета небо над царством Земли.

Первое впечатление о Ба Синг Се сложилось у Тоф моментально, стоило им только спуститься по трапу и ступить на мощеную брусчаткой пристань. Он был шумным, просто невероятно громким и огромным настолько, что можно запросто потеряться. Люди на небольшой площади выстроились рядами, а прямо перед ними высилась огромная стена, кольцом охватывающая весь город. Другая такая же осталась позади, будто отсекла их от остального мира, заперев в ловушку чьей-то фантазии, и Тоф, которая только теперь осознала всю суть огромного города, фыркнула и поморщилась. Зуко стоял за ее спиной, скрыв лицо капюшоном, и от него исходили такие острые волны негодования и гнева, что Тоф хотелось схватить его за руку и запереть под землей.

— Беженцы или туристы? — выросший перед ними в конце очереди мужчина что-то спешно чиркнул на бумаге, когда Зуко протянул ему документ.

— Туристы, — хмыкнула Тоф, поправляя несуществующие складки на одежде.

Она оделась в зеленое и старательно демонстрировала свой статус, потому что торчать в трущобах для беженцев не было никакого желания ни у кого из них. Откровенно говоря, ей здесь с самого первого мгновения не понравилось, потому что люди в очереди галдели и толкались, а снующие тут и там местные то ли стражники, то ли другие работники громко перешептывались, не оставляя без внимания ни одну мало-мальски приметную деталь.

Удовлетворившийся ее ответом мужчина велел им проходить «во-о-он в ту очередь», но Тоф не сдвинулась с места, делая вид, что понятия не имеет, куда он там руками машет, пока Зуко не потянул ее за плечо. Они вставали в конце следующей вереницы молча, каждый раз чуточку ближе к стене, пока, бесполезно переходя из одной очереди в другую, не оказались наконец у самого ее подножья. Люди перед ними скрывались внутри один за другим, исчезали, будто их никогда и не было, и теперь Тоф отчего-то стало еще более неуютно. Перешептывания сгущались вокруг шелестом дождя, прохладный влажный ветер трепал волосы, а стена стояла непоколебимо, возвышалась и врастала в землю, точно была здесь самым главным правителем. Площадь за пристанью дышала отчаянием и надеждами, любопытством и высохшими, изъевшими кожу слезами, вот только за высокой стеной не было ни нового мира, ни спасения, ни желанной беззаботности. Тоф слышала, как дышал город, полный заговоров и отчаяния, как разветвлялись под ним гулкие проходы, и как захлопывалась, утопая в перешептывающихся людях, дверь обратно.

— Госпожа Бейфонг и… — женщина с блеклым голосом не предложила Тоф сесть, только шлепнула штамп на очередную бумажку, проглатывая последнее слово, — ваш спутник должен снять капюшон.

Они вошли в маленькую комнатку прямо в стене одними из последних, когда солнце давно уже не грело, вскользь касаясь встрепанных волос на макушке, а мокрый ветер забирался под воротник так отчаянно, будто сам пытался согреться от теплоты человеческого тела. Документы на этот раз у них приняла женщина, безразлично поприветствовав, а за ее спиной разветвлялся подобно муравейнику один из районов Ба Синг Се. Что ж, единственным плюсом стояния в очереди, пожалуй, было то, что оба они теперь прекрасно знали, что из себя представляет город за огромными стенами.

— У моего спутника обезображено лицо, — пожала плечами Тоф, копируя безразличный тон дамочки, — он не хочет его показывать.

Зуко за ее спиной тихо-тихо фыркнул, и Тоф незаметно толкнула его, приказывая замолчать. Сейчас он был Ли, ее молчаливым охранником, и вовсе не обязательно было показывать его лицо какой-то женщине внутри стены.

— Так пускай имя свое назовет, — женщина постучала по столу ногтем, царапнула принадлежащие Тоф документы.

— Он немой, — Тоф протянула руку раскрытой ладонью вверх, — в документах написано.

Гулкий смешок ударил в ухо, поцарапал как щеткой по загривку, и стало как будто бы жарко, а маленькая комнатка прямо в стене сделалась несоизмеримо крошечной. От чертова города их отделяла сидящая за столом женщина и одинокий охранник, пропускающий внутрь строго по очереди, и уж со всем этим Тоф и Зуко не составило бы труда справиться. Но они, как самые настоящие идиоты, принц народа Огня и дочь одной из самых влиятельных семей в царстве Земли, продолжали стоять, сжимая кулаки и скрипя зубами. О, Тоф запросто могла бы провалиться сквозь землю или провалить туда дамочку, вот только им нужно было попасть внутрь, чтобы встретиться с Айро и Аангом, а не наживать проблемы, когда осталось сделать всего пару шагов.

Долгая, вполне красноречивая пауза оборвалась шлепком и шелестом бумаги, а потом Зуко взял ее под руку и повел в сторону выхода в город. Тоф не посчитала нужным благодарить или произносить хоть слово, сунула документы в сумку и вздернула подбородок, осторожно шагая так, как шагал бы настоящий слепой. Всего мгновение — и позади остались и женщина за столом, и неуклюжий паром, и толпы выстроившихся в очереди беженцев, и стена, возвышающаяся теперь за спиной, отрезающая дыхание, такая тяжелая, что от боли хочется выть. Они нырнули в нутро большого города, и шум, скрип и топот сбили с ног, вскружили голову и уронили лицом на вымощенную брусчаткой дорогу. По сравнению с Ба Синг Се родной город Тоф казался крошечным, меньше одного района, и таким тихим, что непременно звенело в ушах; здесь же жизнь расстилалась от восхода и до самого моря, сливалась с шелестящими волнами и перемешивалась с песком.

Она, должно быть, ужасно задумалась, потонула в собственных мыслях и впечатлениях, потому что Зуко дернул ее за руку, и город вдруг вспыхнул, наполнился оглушающими звуками и запахами, такими яркими, что, кажется, можно было бы увидеть их цвет. Тоф рвано выдохнула, втянула носом переполненный ароматами воздух и послушно засеменила следом, вовсе не интересуясь, куда они шли. Сжимающая ее руку ладонь Зуко была сухой и теплой, вселяла дурацкую уверенность непонятно в чем, будто они в самом деле были просто туристами, приехавшими на несколько дней посмотреть столицу, и больше не было ничего, что стоило бы внимания. Биение его сердца ощущалось гулом под пальцами, словно тикал заведенный часовой механизм, и Тоф где-то глубоко внутри вторила ему, подстраивалась под шаги, выбрасывала из головы все посторонние сводящие с ума звуки, и была обыкновенной девочкой, чьей-то любимой младшей сестрой. Вот только, отрезвляюще шипела клубящаяся перед глазами пустота, Зуко был принцем народа Огня, одним из тех, кто убил ее старшего брата, и между ними стоял целый мир, который сперва нужно было спасти или уничтожить.

— Если хочешь найти моего дядю — ищи чайную! — горделиво провозгласил Зуко, вдруг отпуская ее ладонь.

Тоф встрепенулась, прислушалась, повела плечами, отерла вспотевшие ладони о штаны. В нос ударил запах чайных листьев и кипятка, а еще нагретого солнцем соснового дерева, так что страшно захотелось прямо сейчас усесться за один из столиков, и чтобы услужливый официант подал ей целый большущий чайник.

— Между прочим, лучшую во всем городе, — проворковал выруливший изнутри дома Айро, — добро пожаловать в Ба Синг Се, дети.

За ним, словно сопровождающий хозяина верный пес, вышел Ли, высокий и тихий, топающий будто специально, и Тоф на мгновение показалось, что лучше этого места быть не может. В доме за их спинами было тихо, среди близстоящих особняков он казался крошечным, совсем маленьким, таким, что и пары человек бы не поместилось, зато от него исходило ощутимое тепло, ласкающее кончики пальцев. Ветерок встрепал воротник, поднял окутывающие чайную запахи, закружил их, унося куда-то вверх, а потом Ли дурацким размашистым жестом потрепал ее по волосам. Он не мог сказать, что рад ее видеть или скучал, только окунул пальцы в волосы как в холодную воду, вытряс тревоги, молчаливо приветствуя, и уголки глаз вдруг запекло, Тоф шмыгнула носом, нахмурилась и порывисто обняла его, в следующее мгновение уже оказываясь в самом дальнем углу открытой веранды. Она даже пропустила мимо ушей обращение «дети», вздернула подбородок и прислонилась спиной к теплому дереву, принимаясь выводить замысловатые фигуры мыском туфли на полу.

— Быстро вы тут освоились, — Тоф пожала плечами, фыркнула на мягкий смешок в свою сторону, — лучшая чайная в городе, неплохо.

— Кстати, дядя, — подхватил Зуко, постукивая костяшками по перилам, — мы разошлись месяца два назад. Когда ты успел все это организовать?

Это не было похоже на воссоединение после долгой разлуки или встречу близких родственников, они разговаривали так, будто никогда и не расставались вовсе, а стоящую в сторонке Тоф вдруг пробрала такая густая вязкая волна зависти, что на мгновение стало дурно. Темнота перед глазами колыхнулась и захохотала, услужливо напоминая об оставленных дома родителях и Ли, который на самом деле не был членом ее семьи, и Тоф фыркнула собственным мыслям и заставила ближайший к ее ногам камень обратиться в мелкую пыль. У нее не было права ревновать, не было права желать чего-либо, но Тоф хотела больше всего на свете, чтобы однажды мама просто обняла ее и поприветствовала, перестав принимать за бесполезный предмет интерьера.

— Неважно, когда, дорогой племянник, — лукавый голос Айро полоснул по лицу не хуже размашистой пощечины, — главное — с чьей помощью я это организовал.

И Зуко, точно понял каждую скрытую интонацию, хмыкнул, опять постучал костяшками по перилам и, не проронив больше ни слова, направился внутрь. Тоф, застывшая у самой лестницы, сконфуженно поджала губы, тряхнула головой так, что кончики успевших отрасти волос защекотали ключицы, и привычно горделиво вздернула подбородок, позволяя ветру отбросить челку со лба. Дядя и племянник говорили о чем-то своем, совершенно ей непонятном, и теперь ей оставалось лишь теряться в догадках, тонуть в зыбучих песках жарких, плавящих грудную клетку изнутри чувств и слушать невыносимый хохот, грохотом ворочающихся мыслей отдающийся в голове. У Зуко тоже была целая куча проблем с семьей, но у него хотя бы был Айро, а Тоф после смерти Фана осталась совершенно одна, и теперь, когда она наконец дошла до ставшего ему могилой города, ей было мучительно страшно, будто небо могло в одно мгновение рухнуть ей на голову. Тоф боялась отпустить его, отчаянно цеплялась, потому что тогда темнота, гулкая и ужасающая, непременно захлестнула бы ее, подмяла, окунула с головой в пронизывающий одиночеством холод да так там и оставила.

Потрепавшая ее за плечо рука вывела Тоф из оцепенения, и она вдруг почувствовала, как наливаются жаром щеки. Ее собственные глупые мысли будоражили, кружили голову так, будто она могла упасть прямо под землю, провалиться куда-то вниз и там превратиться в свернувшийся кокон, из которого больше никогда не вылупится бабочка.

Ли стоял, склонившись над ней, и дыхание его мягко трогало волосы у виска, ладонь на плече казалась обжигающе горячей, и только беснующийся ветер, окутанный наступающей ночью, врывался между ними стеной, оттягивал в дом, хватая за одежду. От него пахло чаем и нагретым металлом, широкие рукава его одежды шелестели на ветру, и было между ними прямо сейчас что-то такое, во что Тоф отчаянно хотела поверить. Выстроить для себя прекрасную сказку, окунуться в нее, как в прохладную воду, и ощущать только тепло солнца и мягкость кружащего ветерка. Тоф хотела бы хотя бы на мгновение поверить, что Ли был ее чудом выжившим братом, вот только она первая прокляла бы себя, если бы не узнала его по пружинящим шагам и ласковому дыханию, от которого непременно становилось уютно и радостно.

— Я очень сильно устала, — Тоф выдохнула, заставляя себя отстраниться, отступить на полшага и спрятать за спину руки.

Он понял ее без пояснений, шумно кивнул и подхватил на руки как принцессу, и Тоф лишь фыркнула, когда тьма перед глазами стала густой и гулкой, укутала ее широкими рукавами и запела шуршащую гравием и скрипучими досками колыбельную.

* * *

Утро встретило ее горячим солнцем на щеке, ощущением сползшего наполовину одеяла, шорохами и стуками, и глухими отзвуками тихих переговоров. Лежать было тепло, даже немного жарко, вставать не хотелось, Тоф чувствовала себя ребенком, которому можно еще минуточку поваляться перед школой, целое мгновение, а потом пришло глухое осознание, что в этой жизни она никогда не ходила в школу. В этой, не той другой жизни, которая все еще время от времени приходила во снах, где небо ярко сверкало синевой, и от дурманящей беззаботности слепило глаза. Тоф подскочила, будто на нее ушат холодной воды вылили, запуталась в сползшем, обернувшемся вокруг ноги одеяле, и с грохотом рухнула на пол дезориентированная, непонимающая, потерявшаяся между верхом и низом. В висках застучало, темнота перед глазами колыхнулась будто разочарованно, и Тоф осталась лежать на полу, раскинув руки и слепо уставившись в несуществующий потолок.

До того, как она очнулась в теле младенца, у нее была другая жизнь с нормальным телом, нормальной семьей и нормальной историей, где не было места магии, войне и страху. Тоф, кажется, совсем об этом забыла, запуталась в вязкой тьме вместо рассветного неба, а теперь, будто кто-то в гонг ударил прямо около ее уха, все вокруг гудело несогласием с ее новой жизнью, точно двенадцать лет можно было отмотать обратно и рассыпать песком по ветру.

— Удобно тебе? — голос Зуко мазнул по ушам разноцветной гуашью. — Дай тоже попробую.

Шаги его прозвучали рядом, остановились, и секунду спустя Зуко уже лежал, касаясь плеча Тоф своим. Он будто специально громко дышал, и от этого почему-то щекотало в животе. Тоф слепо смотрела в потолок, изо всех сил старалась разглядеть хоть что-нибудь, но вокруг нее была одна только темнота и еще тысячи цокающих, шелестящих и звенящих звуков, рушащихся на голову тяжеленным небесным сводом.

— Одеяла не хватает, — Тоф дернула ногой, пытаясь выпутаться из сковавшей ее паутины, и Зуко насмешливо фыркнул, — знаешь, я, кажется, только что сошла с ума.

На мгновение повисла липкая пауза, а потом Зуко размашисто вскинул руку и вдруг шлепнул Тоф тыльной стороной ладони по макушке.

— О, я в тебе не сомневался, — Тоф ударила его в ответ, и он рассмеялся, продолжая звонко похлопывать ее по лбу, — я лишился рассудка примерно в этом же возрасте.

Он замолчал, а Тоф прислушалась к взметнувшемуся дыханию, мотнула головой, выныривая из-под тяжелой руки. Она будто заново училась не-видеть, прислушивалась к каждому шороху, выстраивала картину рухнувшего и собравшегося воедино мира. Ничего на самом деле не изменилось, она осталась все такой же двенадцатилетней слепой Тоф, только пустота перед ее глазами больше не хохотала, призывно похлопывая по щекам.

— Ну все, пошли! — ускользающая мысль больно кольнула в горле, и Тоф подорвалась, пинком отбрасывая одеяло в сторону.

Половицы скрипнули под ногами, тепло нагретого утренним солнцем дерева разрядом прошло по телу, и мир вокруг встал, остановился как полагается, только теперь перестав вращаться. Тоф хотела закричать, что они забыли кое-что очень важное, вот только севший у ее ног Зуко, ладонями опершийся о пол, наверняка не забыл, намеренно проигнорировал, сбив ее с толку запахом дядиного чая и треплющим ее по макушке Ли.

— Зачем? — голос его, низкий и по-мальчишески резковатый, взметнулся под самый потолок и там заструился дымкой погасшей ароматической свечки.

— Мы должны были встретиться с Аангом еще вчера вечером, — Тоф склонила голову набок, зачем-то завела руки за спину, — он наверняка беспокоится…

— Зачем? — перебил Зуко, повторяя вопрос.

Захотелось вдруг закричать, обругать его, встряхнуть за плечи, но Тоф только цокнула, зажмурившись. Вопрос, хоть и казался глупым на первый взгляд, был резонен в том плане, что она сама вообще-то никогда не собиралась присоединяться к компашке Аватара. Зуко, попавший к ним совершенно случайно, похоже, тоже не испытывал удовольствия от свалившихся на их головы приключений. Впрочем, подумала Тоф, они сошлись уже несколько месяцев назад, а Аанг так и не научился нормально магии земли, к тому же они только и делали, что скрывались от преследования. А дядя за это же время успел организовать лучшую чайную в Ба Синг Се. Разница между детьми и взрослыми казалась настолько же очевидной, насколько белым бывает свежевыпавший снег зимой: пока они игрались в самых сильных магов, война продолжалась и оказалась куда сложнее и замысловатее, чем просто преследование несчастного мальчика.

— Кто помог дяде организовать чайную? — Тоф шаркнула ножкой, почувствовала теплое гудение почвы глубоко внизу. — Самую лучшую в городе, всего за два месяца. И почему с Аангом встречаться не хочешь? А, принц народа Огня Зуко?

Странное чувство дежавю било по ушам, колотило откуда-то изнутри, будто сердце собиралось выскочить и сбежать, оставив ее один на один с пустотой. О, если бы она помнила все это в детстве — наверняка сошла бы с ума, превратилась в страшную дурочку, умеющую только слюни пускать и бормотать себе под нос основы сюжета. Мультфильм, который лучшая подруга все-таки заставила ее посмотреть, крутился перед глазами размытыми кадрами, мешался с настоящей жизнью, гудел в хохочущей черноте и вовсе не походил на то, как все происходило на самом деле. Например, мелькало в голове слишком быстро, Зуко присоединился к компании Аанга почти в самом конце, а перед этим парочку раз пытался убить его и, кажется, даже нанял киллера, от которого потом сам же и спас. И уж точно не было никакого Фана и никакого Ли, и Тоф в самом деле была злой маленькой девочкой, которой ужасно не хватало любви.

Зуко молчал, Тоф ощущала на себе его взгляд, трепещущее в воздухе дыхание и ударяющееся о деревянный пол сердце. Она поняла бы, солги он, вычислила бы по первому слову, но вместо этого молчание, звонкое и колючее, окутывало их, трепало закрывающие окна занавески и вылетало наружу, заставляя замолчать весь Ба Синг Се разом, будто бы в небе собралась огромная наполненная водой туча. Тоф ожидала, что он скажет, будто у нее вовсе нет права называть Айро дядей, рассмеется, подтвердит, что она точно сошла с ума, и потом они пойдут пить чай, вот только вместо всего этого хохотала перед глазами пустота, чужая и холодная, текущая кровью по телу, напоминая, что Тоф — все еще тот крошечный младенец, который может только слышать и ничего больше. Она ведь с первого мгновения понимала каждое слово, только говорить научилась не сразу, застряла, погрузившись в свой собственный мир, и напрочь забыла, что кроме Тоф здесь должен был быть кто-то еще.

— Ладно, — Тоф качнулась с пятки на носок, закинула ладони за голову, растрепала спутавшиеся от беспокойного сна волосы, — я возьму Ли, и мы сходим прогуляться по городу. Хочу послушать, отличаются ли здесь разговоры, или повседневная ерунда совершенно такая же?

Она просто сделает вид, что ее не интересовало молчание, такое хрупкое, что сводило пальцы, пропустит мимо ушей едва заметно участившееся сердцебиение и отправится по делам, притворившись маленькой девочкой, которую в большом городе ждал любимый старший брат. Тоф могла бы завалить Зуко расспросами, пристать к Айро, заявив, что непременно знает все на свете, однако она просто пожала плечами, хлопнула друга по руке и показала ему язык, устремляясь по коридору под громкий смех в спину. Они будут друзьями, потому что они уже друзья, а во всяких переворотах и тем более освободительных миссиях Тоф все равно с самого начала участвовать не собиралась.

* * *

Разговоры в Ба Синг Се в самом деле нисколько не отличались от разговоров в ее родном городе. В воздухе витали сплетни, вились, переплетались женскими и мужскими голосами, разбивались под ногами и шелестели в юбках. Люди здесь говорили о погоде, соседях, ценах на рынке и всем том, о чем говорят самые обычные люди, с одной лишь разницей, что Тоф, проходившая по городу добрых полдня, не услышала ни единого слова о войне или людях народа Огня. Они знали об Аватаре, знали даже о его прибытии в город (Тоф узнала, между прочим, где компанию поселили), так что было совершенно очевидно, что слухи здесь расползаются так же, как и везде — со скоростью света. И при этом люди не произносили ни единого лишнего слова, будто каждому из них кто-то пристально сверлил взглядом спину, напоминая о навязанном обете молчания. Учитывая количество беженцев, прибывающих каждый день, просто не могло быть такого, чтобы об идущей уже сто лет войне никто ничего не слышал.

Внутри город делился на три части двумя здоровенными стенами, и Тоф, привыкшей ходить везде, где вздумается, это совершенно не нравилось. Обычно новоприбывших, что беженцев, что туристов, которых на самом деле никто не разделял, селили дальше всего от центра, в нижней части города, где собирались бедняки и бандиты. Здесь было шумно, плохо пахло, а еще тут и там топтались крепкие вооруженные парни, высматривающие неосмотрительных жертв. Тоф пробежала эту часть города буквально бегом, прорыла несколько тоннелей и скрылась в средней части, куда их благодаря ее громкой фамилии и определили. Могли бы, пожалуй, выделить местечко в верхнем городе, но ладно, Тоф не жаловалась, потому что посередине обычно располагалось все самое интересное. Наверх она еще не ходила, почувствовала только в какой-то момент пристальный взгляд на затылке и свернула в переулок потише. Если в нижней части города всем заправляли бандиты, здесь расхаживали патрули, почти незаметные, сливающиеся с общим фоном города, и Тоф готова была поспорить, что в верхнем районе их собралось еще больше. Хоть многие и говорили, что Ба Синг Се — чуть ли не самый безопасный в мире рай на земле, дисциплину здесь соблюдали не хуже, чем в колонии строгого режима. Тоф даже позадавала пару вопросов, на что получила лишь натянутые улыбки и горку приправленной страхом лжи.

— Госпожа Бейфонг, — они шли за ней уже довольно долго, и вот теперь оказались в узком переулке между нагретыми солнцем домами, — прошу вас не оказывать сопротивления.

Тоф насмешливо фыркнула, но послушно вскинула руки, позволяя блюстителям местных законов думать, будто они застали ее врасплох. Впрочем, вполне могло статься, что они точно так же позволяли Тоф думать, будто она застала врасплох их.

— Я сделала что-то не так? — она шаркнула ножкой, заложила ладони за спину.

Ответа не последовало, безразличие мазнуло по лицу, и один из них круто развернулся, зашелестев длинными рукавами. Второй десяток секунд спустя кашлянул, и Тоф закивала, устремляясь следом. Вечернее солнце поцеловало ее в нос, стоило выйти из тени переулка, а ветер принес запахи подступающего дождя и витающей в воздухе пыли.

— Мы проведем вам экскурсию, — они остановились перед каретой, второй приглашающе распахнул дверь.

— Я бы предпочла пройтись пешком, — буркнула Тоф, однако замечание ее проигнорировали.

Похоже, играть слепую дурочку перед ними не было совершенно никакого смысла. Из кареты сложно было понять, куда они направлялись, оглядеться Тоф смогла только, когда та ненадолго остановилась, но после снова возобновила движение. Из средней части города они поднимались наверх, проехали сквозь разделяющую районы стену, и дальше колеса ужасно громко застучали по брусчатке, будто специально, чтобы Тоф не могла сосредоточиться. Сопровождающие сидели молча, и в какой-то момент она даже подумала напомнить им об обещанной экскурсии, но вовремя прикусила язык. Ей собирались делать внушение, а вовсе не показывать достопримечательности, так что Тоф нужно было кивать и во что бы то ни стало изображать послушную девочку, потому что ей совсем не хотелось оказаться похороненной в ветвящихся под городом катакомбах.

Выгрузили ее прямо в широком коридоре и сразу потащили вперед, только теперь это была противно тараторящая о какой-то ерунде женщина. Она ухватила Тоф за руку так крепко, что на запястье наверняка останутся синяки, защебетала прямо на ухо, не переставая натянуто улыбаться, но Тоф готова была поклясться, что сама женщина не верила ни в одно сказанное ей же слово.

— Я слышу, когда вы врете, — Тоф дернулась, высвобождая руку, потерла занемевшее запястье, — нет нужды заговаривать мне зубы.

Женщина запнулась на полуслове, захлопнула рот и натянуто рассмеялась, не менее раздражающе, чем до этого говорила. Стоило ей замолчать, и дверь, рядом с которой они остановились, распахнулась, приглашающе дохнув исходящим оттуда теплом. Ласковый голос пригласил ее войти, назвав по имени, а женщина склонилась, сложив руки, и так и осталась стоять. Человек внутри был довольно высоким легким с мягким, будто обволакивающим голосом, но отчего-то от его тона у Тоф волной мурашки прошли по телу. За его спиной потрескивал камин, толстая стена отделяла кабинет от коридора, а слишком близко, чтобы это показалось случайным совпадением, толпились те самые блюстители местной морали.

— Наша беседа не отнимет у вас много времени, — он махнул рукой, и все вокруг пришло в движение, — к закату госпожа Бейфонг уже будет дома.

Наблюдатели рассыпались муравьями, взгляды их скользнули под кожу, и Тоф повела плечами, ощущая неистовое желание чесаться. Ласковый голос подталкивал ее в спину, в то время как хозяин всего здешнего великолепия сидел спиной к огню, совершенно не двигаясь с места. Напротив него на достаточном отдалении лежала маленькая подушка, и Тоф шагнула к ней, заставила двери захлопнуться взмахом ладони и сложила на груди руки, так и оставшись стоять.

— Что? — собственная грубость резанула по ушам, так что она склонила голову набок, прислушиваясь к шорохам за дверью.

— Меня зовут Лонг Фэнг, я советник царя Земли, — он заговорил почти сразу, и голос его эхом отразился от гулких стен, — госпожа Бейфонг хотела знать, сделала ли что-то не так.

Ну надо же, подумала Тоф, целый советник целого царя, и такая честь для нее одной. Захотелось ввинтиться ступнями в землю, потому что та предательски ушла из-под ног, но Тоф лишь послушно села на маленькую подушку. Играть слепую дурочку и перед ним не было смысла, она уже все равно провалилась по всем фронтам, а вот этикета, похоже, стоило придерживаться настолько, насколько позволял свербящий в затылке подозрительный червячок. С первого взгляда было очевидно, что в Ба Синг Се что-то было не так, и вот теперь Тоф буквально окунали в это «не так» носом, как провинившегося котенка.

— Вижу, в вас достаточно благоразумия, госпожа Бейфонг. Ваше имя несколько известно, и из-за этого у меня возникают, — он поворчал, театрально подбирая слово, а Тоф опустила голову так, чтобы челка накрыла глаза, — трудности. Вам стоит знать, что в Ба Синг Се — совершенно безопасно. Внутри этих стен нет войны.

— Мой брат погиб, чтобы это оказалось правдой, — в груди полыхнуло жаром, и Тоф вскинулась, подаваясь вперед.

Повисла прерываемая треском пламени тишина, сердце, заполошно ударив еще парочку раз, опустилось в живот и там испуганно замерло. Лонг Фэнг протяжно вздохнул, точно молчаливо осуждал забывшегося маленького ребенка, и к щекам Тоф подступила стыдливая краска.

— Я знаю, — он не сказал, что сожалеет, и за это, пожалуй, Тоф была ему чуточку благодарна, — стены Ба Синг Се подпирают тела сотен воинов, отдавших жизни во имя его безопасности. Именно поэтому мы с вами сидим здесь, госпожа Бейфонг. Что касается сегодняшнего происшествия, вам стоит знать, что перемещение внутри городских колец ограничено не просто так, однако я не буду сейчас рассказывать, какие причины скрываются за этим законом. Вам, как жителю среднего кольца, дозволено подниматься в верхнее, только имея специальное позволение. В нижнее кольцо же не стоит спускаться из соображений безопасности, тем не менее вам это не запрещено.

Тоф медленно кивнула, переваривая сказанное; в это самое верхнее кольцо она подняться не успела, так что технически ничего не нарушила. Она могла бы поспорить, потребовать выпустить ее и заявить, что имеет право ходить везде, где захочет, вот только угроза, скользившая в словах Лонг Фэнга была такой тонкой и вязкой, что, казалось, намертво обвивала шею тугим кольцом.

— Кроме того вам стоит иметь в виду, что я осведомлен обо всех привлекающих внимание личностях. Это, — он достал что-то из рукава, и Тоф невольно потянулась, чтобы забрать предмет из его рук, — я прошу вас передать своему спутнику. Тому господину Ли, с которым вы прибыли на пароме.

Замечание, брошенное между прочим, заставило Тоф замереть с протянутой рукой. Было очевидно, что этот человек, советник царя Земли, прекрасно знал, что творилось в без сомнения его городе, и пока позволял этому происходить, исходя из каких-то своих собственных соображений. Тоф сделалось не по себе, и она быстро выхватила из протянутой руки свиток и сунула его в карман, поднимаясь с места. Разговор был закончен, Лонг Фэнг сделал достаточно, чтобы она больше не лезла не в свое дело. Тоф ведь итак уже решила, что всяческие заговоры, тянущиеся вокруг, ее совершенно не интересовали.

— Джудит сопроводит вас домой, — Лонг Фэнг не поднялся, только распахнулись прямо у самого ее носа тяжелые двери, и назойливые пристальные взгляды болью ввинтились в виски.

Ее выпроваживали так же бесцеремонно, как и привели сюда, и Тоф была подобному раскладу даже чуточку рада. Она мяла в кармане свиток, ощущала, как буравит затылок сканирующий взгляд, и мечтала поскорее убраться отсюда. Ей, черт возьми, несмотря на всякие там только-только открывшиеся воспоминания из прошлой жизни, было двенадцать лет, и противостоять целому миру, пусть даже в компании Аанга или Зуко, она совершенно точно не собиралась. Тоф не прощалась, не желала даже рта раскрывать в этой удушающей обстановке, слушала осторожные семенящие шаги Джудит, гулом впитывающиеся в стены, и размеренное дыхание, обрывающееся на самых кончиках пальцев.

— Ах да, госпожа Бейфонг, — Лонг Фэнг все же поднялся, сделал короткий шаг в ее сторону, — ваша матушка сейчас гостит у своих родителей в верхнем кольце города. Прошение о свидании стало бы достаточным поводом для получения позволения.

Тоф не обернулась, никак не отреагировала, только ощутила, как разом сжимаются внутренности. Джудит услужливо предложила ей следовать за ней, но Тоф едва ли услышала, ноги ее окаменели, превратились в тяжелые ходули, и оттого шаги ее оглушающим гулом разнеслись по коридорам. В этом городе царили свои собственные правила и законы, и Лонг Фэнг прямо сейчас дал ей понять, что не погнушается ничем, чтобы сохранить выстроенное страхом мнимое спокойствие.

Только когда они вышли на улицу, и ветер размашисто мазнул по лицу, Тоф заметила, что дышала все это время через раз. Джудит болтала, не замолкая ни на мгновение, и от ее натянуто вежливого тона сводило скулы. Тоф терпеть не могла светские разговоры, где все друг другу улыбались, при этом откровенно поливая грязью, предпочитала проводить время в тишине, прислушиваясь к пению земли или завываниям ершистого ветра, и сейчас от чуть визгливого высокого голоса она будто глохла, терялась в притихшей пустоте и все глубже тонула, безуспешно пытаясь вообразить пламенно-рыжее закатное небо.

Колеса кареты стучали по брусчатке, перебивая всяческие мысли, Джудит болтала, называя то одну, то другую достопримечательность города, будто Тоф в самом деле была обыкновенной туристкой, взявшей услуги гида. Мысли перетекали одна в другую и путались между собой так стремительно, что Тоф не могла ухватить за хвост ни одну, обрывались напрочь на мелькающем в голове слове «мама», и она с головой окуналась в непривычно молчаливую черную пустоту. Мама была где-то здесь, в верхней части города, отделенная от нее высокой толстой стеной, и чтобы встретиться с ней, Тоф необходимо было получить дурацкое позволение, которое (о, она была в этом совершенно уверена) рассматривали не один месяц. Ядовитый смешок вырвался из горла, и вдруг стало звеняще тихо. Джудит замолкла, карета остановилась, и в сознание врезались другие голоса, от которых вдруг выступили слезы в уголках глаз и бухнуло оглушительно сердце.

В этот раз цепкие длинные пальцы держали ее недостаточно крепко, так что Тоф легко вывернулась, распахнула дверцу и выскочила, с упоением касаясь босыми ступнями нагретого за день камня. Кричавший громче всех Аанг едва не сбил ее с ног, налетел порывом яростного ветра и вдруг задвинул себе за спину, едва коснувшись теплыми ладонями плеч. Кольнувшее в груди разочарование сбило странную эйфорию от встречи, но сердце все равно еще стучало почти в горле, не позволяя Тоф разобраться в завертевшейся вокруг чехарде. Сокка оттянул ее еще назад, а Катара успокаивающе сжала плечо, однако этот незатейливый жест едва ли мог сейчас привести ее мысли в порядок. Тоф прислушивалась к окружающим их шагам, сжимала губы и думала, что теперь Лонг Фэнг точно найдет десяток правил, которые она нарушила, и разговор их при следующей встрече будет строиться совсем по-другому.

Джудит стояла перед каретой, раскинув руки в стороны в приглашающем жесте, и даже так Тоф ощущала не сползающую с ее лица фальшивую улыбку. Десятки тайных полицейских перемещались совершенно неслышно, можно было разве что уловить слабые вибрации их шагов, но их было много, слишком для кучки детей, пусть даже среди них был сам Аватар.

— В этом городе происходит что-то странное, — зашептал ей в самое ухо Сокка, и Катара согласно запыхтела, — они не пустили Суюки, заявив, что ей необходимо надлежаще выполнять взятые на себя обязательства, а не отвлекаться на случайных пассажиров. Вчера они запретили нам выходить из дома, не то что встретиться с царем Земли!

Негодование его вылилось в звонкий вскрик, и Тоф дернула Сокку за рукав, призывая успокоиться. Джудит все еще молчала, будто ожидала, когда они наговорятся, а Аанг застыл перед ней в боевой стойке, почти оторвавшийся от земли. У Тоф не было выбора, кроме как пойти с ней, потому что, кажется, в этом сумасшедшем городе прав не было даже у его собственного царя.

— Госпожа Бейфонг, — голос Джудит показался Тоф скрипом ногтей по стеклу, — для того, чтобы находиться в верхнем кольце, вам необходимо специальное позволение. В данный момент позволение у вас отсутствует.

Она замолчала, выдерживая паузу, и замерло с ней будто все на свете, даже само дыхание остановилось. Аанг качнул головой, и колокольчик, повязанный на его воротник, мелодично зазвенел, разрывая вязкую тишину. Джудит собиралась сказать что-то еще, и от ее молчания неприятно булькало в животе.

— Нам сказали, что мы можем ходить везде… — голос Аанга прозвучал грозовым раскатом, но Джудит с улыбкой перебила его, делая аккуратный шаг к карете:

— Кроме того, праздное шатание после заката, — она снова сделала паузу, гораздо короче, но все равно ужасно едкую, — строго запрещено. Вам следует незамедлительно вернуться в свой дом. Я провожу госпожу Бейфонг до среднего кольца.

Тоф шлепнула шумно выдохнувшего Сокку по руке и натянула такую же фальшивую улыбочку, склонилась почти так же, как кланялась Джудит перед Лонг Фэнгом, и засеменила к ней маленькими шажками. Со стороны наверняка смотрелось глупо, но сейчас ей всего лишь необходимо было показать, что она готова играть по их правилам, а еще лучше — что лезть в их дела Тоф вовсе не собирается. Проходя мимо Аанга, она едва слышно шепнула ему название чайной Айро, послала импульсы ко всем наблюдателям и скрыла ухмылку челкой. Она будет играть по их правилам, только пока эти правила напрямую не угрожают ей и ее друзьям, а потом просто покинет этот отвратительный город тысячи стен.

Они сидели молча, поджав под себя ноги, в тишине такой, что слышно было громкое дыхание и ворочающиеся в голове мысли. Снаружи стрекотали цикады, создавали фоновый шум, впрочем, недостаточно громкий, чтобы оттянуть на себя чье-либо внимание. Тоф перебирала в пальцах подол длинной рубашки, вздрагивала на каждый вздох и неосторожный шелест бумаги и думала, что читают они уже слишком долго для маленького жесткого свитка. Наверняка, думала она, там тоже написана какая-нибудь угроза, из-за которой Зуко со свистом выпускал воздух сквозь зубы, а Айро мурлыкал себе под нос как-то уж слишком неестественно. Стоящий в сторонке Ли буравил ее тяжелым говорящим взглядом, так что сама Тоф стыдливо горбилась и комкала подол. Конечно, она согласилась бы с тем, что, пойди они вместе, ничего страшного бы не случилось, однако собственное ослиное упрямство настойчиво затыкало рот, утверждая, что и Аанга тогда найти бы не получилось. Если, конечно, хоть кто-нибудь из здесь присутствующих в самом деле собирался его искать.

— Что там написано? — наконец спросила Тоф, и собственный голос показался ей ужасным вороньим карканьем.

Цикады, казалось, застрекотали громче, перекрикивая отчаянно заколотившееся сердце, с грохотом ударяющееся о нагретые доски. Тишина в ответ продлилась всего несколько мгновений, однако за это время Тоф успела перебрать в голове десятки и сотни вариантов. В детском мультфильме из прошлой жизни все было иначе, а теперь ее отчего-то охватывало колкое густое чувство сгущающейся над головой темноты. Юркий страх прятался в складках рукавов и подоле длинной рубашки, остриженных коротко волосах, отросших уже достаточно, чтобы закрывать шею, и пустоте перед глазами, хохочущей, будто колокол у самого уха бьет.

— Тебе нужно встретиться с матерью и вернуться домой, — со вздохом сказал Айро, откладывая свиток.

— Детям давно пора спать, — одновременно с ним заметил Зуко, и от едкого тона его голоса жаром вспыхнуло в животе.

Пустота перед глазами колыхнулась, опешив, замолчала, погружая ее в тишину. Урчащий в животе страх толкнулся в горло, Тоф рвано выдохнула, ощущая, как исчезает с ее затылка тяжелый взгляд, зачесала назад волосы и отерла влажную ладонь о штаны. Цикады за окном медленно, будто осторожно застрекотали, и постепенно гомон их снова стал громким, похожим на непрерывные электрические разряды.

— Лонг Фэнг знает, кто вы, — кивнула она, не вкладывая в голос ни грамма вопросительной интонации.

Прежде, чем ей ответили, прошла примерно минута, Тоф считала секунды ударами гулкого сердца, мяла рубашку и от нетерпения кусала губы. Жар полыхал в животе и то и дело поднимался к самому горлу, и тогда она сдерживала его, жмурилась, будто тогда темнота могла стать еще более темной, и страх все сильнее обращался клокочущим возбуждением. Вокруг было слишком тихо и слишком громко одновременно, грохотало сердце и гомонили цикады, так что кружилась голова и верх напрочь путался с низом.

— Хуже того, — Айро не двинулся с места, но стал вдруг будто бы больше, — он знает, что происходит.

Притаившийся у дверей Ли исчез вовсе, сделавшись едва уловимым стелющимся по полу ветерком, а Зуко забормотал себе под нос и поднялся. Хлопок перекрыл гул за окном и в ушах, Айро схватил племянника за руку и тихо приказал ему остаться, а в голосе его ощущалось куда больше королевской непоколебимости, чем Тоф когда-либо слышала. Ей теперь было почти тринадцать, Зуко казался ненамного старше, и Аанг с Катарой и Соккой тоже были всего лишь детьми. То, что происходило, затягивало неумолимо всех подряд, пережевывало и выбрасывало прочь изуродованными и распятыми, как лишившийся языка Ли. Тоф не хотела сражаться за какое бы то ни было будущее, потому что пустота перед ее глазами яростно хохотала, стрекотала громогласно цикадами за окном, а вспотевшие ладони никак не могли перестать дрожать. Она ощущала на себе сочувствующие, жалостливые взгляды, всегда чувствовала их в лицо и спиной, была все еще маленькой слепой девочкой, неспособной даже научиться дружить. Страх свивался в ее животе тугими кольцами, сковывал внутренности и отравлял дыхание, но она все равно заставила себя подняться, зачесать назад упавшие на глаза волосы и улыбнуться так, будто чувства ее напрочь вывернулись наизнанку:

— И что происходит?

Набат ударил, упало и рассыпалось осколками сердце, прошлое сделалось будущим и исчезло под белым штрихом замазки. Земля была далеко, под слоем теплого дерева и гулкого камня фундамента, укрылась слоем текучего песка и вязкой глины, но Тоф все равно слышала ее заунывную песнь. Она могла подыграть им всем разом, вступить в плохо спланированный спектакль и провалиться в конце концов, укутавшись в каменный кокон, и не было никакого смысла молчать. Тоф не собиралась встревать, пускай все тянулось бы до промозглой бесконечности, и даже подталкивающий ее в спину страх вился скулящей от каждого неровного вздоха собакой у ног.

Задетый свиток подпрыгнул и покатился по полу, и замершее на мгновение время пришло в движение, заставляя чаще дышать. Зуко стоял напротив нее, и Айро все еще держал его за запястье, и между ними под громкий стрекот цикад вспыхивали и гасли горячие искры. Тоф не умела читать мысли, не могла даже видеть выражения лиц, зато прекрасно слышала частоту ударов сердца и напряжение в мышцах замерших в немой перепалке хищников. Тоф доводилось бывать в лесу и слышать зверей, и сейчас эти двое как никогда мало напоминали знакомых ленивого старого дядю и молодого вспыльчивого племянника. Перед ней были два короля, а она оставалась слепой маленькой девочкой, всего лишь слышащей тягучую заунывную песню земли.

— Я провожу тебя в комнату, — Зуко шагнул вперед, и рука Айро со стуком упала на пол.

Тепло обдало пальцы, и Тоф ухватилась за протянутую ладонь, второй рукой обвила локоть и прижалась боком к горячему боку. Временами Зуко напоминал ее старшего брата гораздо сильнее молчаливого Ли, а может быть он просто был братом для другой взбалмошной младшей сестры. Смешок вырвался из горла, и Тоф, шаркая пятками, засеменила следом нарочно медленно, изо всех сил прислушиваясь к гулкому, смешивающемуся со стрекотом за окном, сердцебиению.

— Думаешь, я могу потеряться? — Тоф захихикала, почти повиснув на плече Зуко, и тот усмехнулся, свободной рукой потрепав ее по волосам:

— Надеюсь, этого не случится.

До комнаты они дошли медленно и молча, и лишь когда щелкнул замок и шаги стихли вдалеке, Тоф позволила себе отчаянно выдохнуть, сбросить с себя одежду и рухнуть на кровать, не заботясь о чистоте кожи. Она сегодня страшно устала и немного сошла с ума, так что непременно следовало целую вечность поспать, увидеть красочный сон и проснуться только тогда, когда все окончательно станет хорошо. Жаль, думала Тоф, засыпая, что желанию ее никогда не суждено было сбыться.

* * *

Утро наступило как ни в чем не бывало, рухнуло солнечными лучиками на лицо, и Тоф очнулась от липкого сна выброшенной на берег рыбой. Ей, пожалуй, нравилось притворяться беспомощной слепой и бесцельно шнырять из стороны в сторону, и оттого ощущение тысячи взглядов на затылке нервировало до безобразия. Закутанная в хрупкий камень земля гудела, сдерживая утренние зевки, впитывала семенящие по поверхности шаги и казалась такой холодной, что напрочь сводило ступни. Тоф торчала у разделяющей средний и верхний районы города стены, переминалась с ноги на ногу и насвистывала крутящуюся с самого рассвета в голове песенку, вовсе не потому, что кого-то ждала. Оставаться в чайной ощущалось невыносимо, она снова делалась зависимой, впитывала чужие слова и верила, будто не могла слышать каждую капельку лжи. Она, пожалуй, так увлеклась свалившимися на нее приключениями, что совершенно позабыла о двоякой натуре людей.

Устав ждать, Тоф принялась бродить мимо разбросанных по всему району многочисленных магазинчиков, коих было так много, что можно было запросто потеряться в разнообразии исходящих оттуда звуков и запахов. Денег у Тоф оставалось еще довольно много, но, хоть она и привыкла все свое таскать с собой, в этот раз в карманах нашлось всего несколько тонких медных монет. Впрочем, почти полное отсутствие денег не остановило ее, и вскоре Тоф, взгромоздившись на перила перекинутого через крохотную речушку мостика, наслаждалась свежеиспеченной луковой лепешкой. Полуденное солнце как раз начинало припекать голову, когда угощение окончательно скрылось в ее животе, а промаслившаяся бумажка полетела в кусты, и в то же мгновение вспыхнувшие пожаром крики и легшая на лоб прохладная тень заставили слепо задрать голову. Тоф спрыгнула на мостик, вытерла испачканные пальцы о штаны и собралась было двинуться прочь, как пробегающая мимо женщина ударила ее плечом, а по земле прошла волна тугой дрожи. Аппа приземлился на площадь неподалеку, крикливая толпа разбежалась в разные стороны, а количество взглядов увеличилось до такой степени, что нестерпимо зачесался затылок.

Спрыгнувший на землю Аанг дернул ее за руку, и Тоф рассерженно зашипела. Выстроенный в голове план рушился по кирпичику, а пути назад стремительно исчезали. Тоф не собиралась никуда влезать, решила следовать чужим правилам, пока никому из ее близких не угрожает опасность, и вот теперь Аанг крепко сжимал ее ладонь, а земля уходила из-под ног вместе с вибрацией и звуками, и рушилось напрочь сформированное на неполные тринадцать лет мироощущение.

— Вы с ума сошли! — рявкнула она, едва ноги коснулись седла.

Тут же пришлось хвататься за что угодно, потому что Аппа, коротко рыкнув, поднялся на задние лапы и взмыл в воздух, так что лицо обдал порыв горячего ветра. Покачнувшись и уцепившись за бортик седла, Тоф дернулась вперед, упала на колени и рассерженно засопела, потому что сказать больше ей было решительно нечего. Аанг сидел на голове зверя, и присутствие его выдавал только тихий звон колокольчика, Сокка рыскал по карманам и что-то искал, бормоча себе под нос, а Катара вдруг опустила на ее плечо руку, отчего свернувшийся в животе страх разом успокоился и перестал трясти змеиным хвостом.

— Нас не пускали в среднее кольцо, так что мы нашли Аппу и сбежали, — вздохнула Катара, — не злись, Тоф.

Голос ее звучал мягко и ласково, и от этого стало даже немножечко стыдно. Тоф пожала плечами, невольно сбрасывая ее ладонь, уселась удобнее, все еще крепко держась за бортик седла, и протяжно вздохнула. Прохладный ветер трепал волосы и облизывал щеки, а она понятия не имела, куда они летят, кажется, впервые в жизни наслаждаясь полетом. Наконец-то в спину ей не впивались сотни взглядов, точно следящие за каждым сделанным шагом, так что даже дышать стало будто бы легче.

— Они спрятали его в каком-то подземелье, — закивал Сокка, вываливая из карманов всякую мелочь, — полдня потратили на поиски, едва сами в тюрьму не угодили.

Они стали снижаться, ветер засвистел в ушах, и снова стало жарко. Полуденный зной грел макушку и плечи, воздух кипел на солнце, и складывалось ощущение, будто он может в любой момент вспыхнуть и осыпаться пеплом.

— Не думаю, что они бы посадили Аватара в темницу, — Тоф сдула с лица волосы, осторожно разжала пальцы.

— Его нет, — Сокка выругался, хлопнул себя по лбу и принялся рассовывать собственное имущество обратно по карманам, — а нас запросто.

Легкий толчок и будто расцветившийся красками мир возвестили о приземлении, и Тоф поспешно скатилась вниз. Ступни ее погрузились в высокую сухую траву, тугое пение волнами прошлось по телу, впитывающему и вторящему, а пустота перед глазами недовольно засвистела, обхватывая ее руками за плечи. Налево от них простиралось заросшее колючей травой и невысокими кустарниками поле, а справа тянулась вязкая горячая пустыня, будто огромная пропасть разверзлась у самых ступней. Тоф крутанулась на пятках, определяя направление, прислушалась к звенящей тишине и шорохам под ногами и села прямо на землю, поджимая под себя ноги. Похлопавший Аппу по боку Аанг повторил за ней, и в движениях его ощущалось натянутое тонкой струной напряжение.

— Мне все это не нравится, — будто подтвердил ее мысли Аанг, — повсюду ходит стража, они забирают Аппу, не позволяют нам нормально перемещаться по городу и в конце концов не дают встретиться с царем Земли.

— В Ба Синг Се секретов больше, чем стен, — хохотнула Тоф, похлопывая себя по бедру, — вчера я встречалась с неким Лонг Фэнгом, советником царя Земли, и мне показалось, что именно он здесь всем заправляет. Он прочитал мне длинную лекцию и сказал, что нужно подать прошение, чтобы попасть в верхнее кольцо, а в нижнее ходить не стоит из соображений безопасности.

Несмотря на то, что далеко вокруг никого, кроме них, не было, Тоф все равно чудились буравящие спину взгляды, направленные разом со всех сторон. Она не сказала ребятам о матери, в последнее мгновение захлопнула рот и зажмурилась, словно некто в самом деле подслушивал и мог принять меры, пока ее нет. Тоф не желала подвергать маму опасности, но и встречаться с ней не хотела, потому что тогда снова обратилась бы беспомощной маленькой слепышкой, обернутой в красивое платье. Признаться, Тоф с куда большей охотой встретилась бы с отцом, потому что ему хотя бы можно было надавать подзатыльников, вместо того, чтобы застыть фарфоровой куколкой с распахнутыми пустыми глазами.

— Еще эта женщина, жуть! — упавший прямо на траву Сокка заколотил ладонями по собственным бедрам. — В первый день это была Джудит, и вчера тоже Джудит, и сегодня, но все три были разными и понятия не имели друг о друге!

— Та, что сопровождала меня вчера, тоже назвалась Джудит, — поддакнула Тоф, и Сокка вместо ответа на ее слова замахал руками и тихо пронзительно завизжал.

Какое-то время они обсуждали случившиеся с ними странности, начиная от кучи одинаковых, будто запрограммированных женщин и оканчивая сетью подземных коридоров, тянущихся куда дальше, чем расстилается город. Полуденное солнце постепенно скатывалось набок, грело теперь висок и ухо, а не макушку, но все равно отчего-то казалось, будто время здесь напрочь остановилось, погрузив их всех в подобие прозрачного кокона. Аанг большую часть времени молчал, о чем-то напряженно размышляя, а Тоф прислушивалась к тихому звону повязанного на его воротник колокольчика и к разреженным, откликающимся через раз, ударам сердца. Отчего-то его тихое спокойствие успокаивало тоже, заталкивало свернувшийся тугим клубком страх глубже и убаюкивало, так что хотелось только сидеть и слушать веселые перепевы ветра и колокольчика. Тоф, задумавшаяся до такой степени, что несколько раз пропустила упоминание собственного имени, очнулась от толчка под ногами, непроизвольно отправила назад такой же и усмехнулась, когда он погас примерно на полпути. Разговор сошел на нет сам собой, Катара перебирала вещи и казалось, будто они взяли с собой все и даже больше, а Сокка сосредоточенно натирал бумеранг. Аанг сидел напротив, гораздо ближе, чем раньше, и ветер вокруг него напряженно молчал.

— Меня беспокоит Зуко, — от его слов суета вокруг будто разом затихла, — он научил меня создавать маленький огонек на ладони, но это все.

Это невозможно было заметить, если бы тыльные стороны его ладоней едва не касались земли, но руки Аанга дрожали. Исходящее от него тепло почти не ощущалось, затихший ветер давил на плечи и хмурился, а сам Аанг застыл каменным истуканом посреди пустыни. Напряжение вокруг него было таким сильным, что камень, казалось, мог лопнуть от одной его мысли, и тем не менее несколько мгновений назад он использовал магию земли, чтобы заставить ее проснуться.

— Это серьезный прогресс, приятель, — осторожно заметил Сокка, откладывая пропитанную маслом тряпочку в сторону, — но я все равно считаю, что ему нельзя доверять.

Оставившая бесполезное перебирание вещей Катара промолчала и отвернулась, но Тоф все равно услышала, как она задушено всхлипнула в ладонь. Повисла неловкая тишина, от которой страшно захотелось провалиться сквозь землю, и она хлопнула ладонями по траве, засыпав огонь песком.

— Я думаю, они собираются устроить переворот в день солнечного затмения, — Тоф, вздохнув, потерла переносицу, — проблема в том, что Лонг Фэнг, похоже, об этом знает, хотя знать не должен.

— Значит, и Хозяин Огня уже может быть в курсе, — Аанг отряхнул песок с ладоней, и ветер снова зашелестел вокруг.

— Везде есть предатели, — кивнула Тоф, подтверждая, что он понял ее совершенно верно.

С самого детства Тоф подслушивала разговоры, беззастенчиво вторгалась в чужую личную жизнь лишь потому, что ей ничего для этого не нужно было делать. Она сидела, запертая в своей комнате, бродила по улицам и слушала, едва не оттопырив уши, разносящиеся за спиной шепотки. Они не обсуждали это в открытую, однако Тоф не составляло труда прислушаться, уловить интонации и смазанные шаги. Кроме того, Айро делал откровенные яркие намеки, замолкал лишь когда Зуко уводил ее за руку, и продолжал улыбаться, будто видел в ней нечто, что она сама не могла показать. И не то чтобы Тоф хотела помочь им или помешать, еще вчера она думала, что не собирается больше ни во что вмешиваться, однако колокольчик на воротнике Аанга звенел мелодично и ласково, и оттого на глаза набегала влага и делалось самую чуточку стыдно.

— Стойте, погодите! — Сокка вдруг подскочил, точно ужаленный. — Мы ведь не будем его спасать?!

Голос его высоким вскриком взвился в воздух, запутался в облаках и исчез повторяющимся эхом в пустыне. На мгновение стало тихо, и оттого приглушенный кашель почудился грянувшим у самого горизонта громом:

— Сейчас только Зуко может обучить Аанга магии огня. Едва ли мы сможем найти кого-то другого для этих целей.

Катара говорила тихо, но тем не менее четко, выговаривая каждое слово, будто осторожничала, но нисколько не сомневалась в сказанных ею словах. Ошеломленный Сокка выдохнул и шлепнулся на землю, а Аанг, от которого Тоф ожидала чего угодно другого, рассмеялся и назвал Катару удивительной. Тоф промолчала, заметив про себя, что для нее это тоже серьезный прогресс.

— Это не значит, что я встаю на его сторону, — добавила Катара, и ее образ хорошей девочки окончательно разлетелся на осколки, — просто сейчас он нам нужен.

Еще какое-то время, пока ветер из обжигающего не стал прохладным, а солнце не перестало нещадно палить макушку, они переговаривались и смеялись, будто не обсуждали одновременно с этим готовящийся заговорщиками государственный переворот в другом государстве. И, хоть все они открыто веселились, Тоф ощущала повисшее в воздухе напряжение, точно электризующее землю перед грозой. Было немного страшно, но вряд ли она в самом деле осознавала, к чему должны были привести их смешные детские планы, словно все вокруг было игрой, историей, выдуманной от скуки, а сама Тоф едва ли могла на нее повлиять. Ощущение тугого узла, то сжимающегося, то расслабляющегося, нервировало до складки между бровей и плотно поджатых губ, однако Тоф тоже старательно улыбалась, хоть и по большей части молчала. Странное чувство, обнявшее ее ладонями пустоты, твердило в ухо, что она лишняя, маленькая и незначительная в этом мире, и стоит только запнуться, как земля под ногами проломится и исчезнет. Теперь, будто не было двенадцати лет жизни в черной пустоте, Тоф отчетливо помнила свою прошлую жизнь, и лишь конец ее оставался подернутым дымкой, скрывающей разочарование и тягучий назойливый страх. Тоф могла думать о чем угодно, кроме маленького кусочка тусклого желтоватого света, от которого сводило пальцы и пустота начинала петь.

Постукивание по плечу вывело ее из транса, и Тоф вздрогнула, впиваясь пальцами в сухую траву. Нависший над ней так, что она чувствовала дыхание на лбу, Сокка понимающе хмыкнул и отступил, зачем-то еще раз похлопав ее по плечу. Воздух вокруг казался застывшим маревом, от которого тяжело было дышать, так что, отцепив руки от теплой земли, Тоф рывком поднялась, разбивая его собственным телом. Растрепавшиеся за день волосы защекотали шею и плечи, длинная челка упала на щеки и коснулась верхней губы, и Тоф тряхнула головой, запуская в собственную неопрятную шевелюру руки. Ощущение оборвавшегося внезапно сна постепенно выветривалось, становилось легче дышать, и она медленно опустила руки, проведя ладонями по лицу.

Вокруг Аппы царила самая настоящая суматоха, ребята ссорились и препирались, обсуждая что-то, во что Тоф даже не старалась вслушиваться. Куда сильнее ее внимание привлек странный назойливый шум, будто гул на задворках сознания, незначительный, но в то же время отвратительно раздражающий, как комар у уха, которого невозможно разглядеть и прихлопнуть. Гул раздавался издалека, терялся в песках, так что отследить его источник было катастрофически сложно, но все равно Тоф была отчетливо уверена, что звук исходил от стены.

— Слушайте, — многоголосые споры мешали, так что Тоф вскинула руки и кашлянула, призывая их замолчать.

Впрочем, тишина не продлилась долго, уже пару секунд спустя неугомонный любопытный Сокка засмеялся и завертел головой:

— Чего слушать-то?

— Да, Тоф, — поддержала его Катара, — если ты хочешь нам что-то сказать…

— Слушайте! — рявкнула Тоф, не позволяя ей закончить.

Удар о землю заставил всех троих повалиться и рассерженно зашипеть, и тогда Тоф повторила приказ снова, указывая в сторону слабого источника шума. В воцарившейся тишине гул показался грохотом, таким чудовищным, будто скрежет металла по стеклу. Аппа встревоженно зарычал, перебирая ногами, и Аанг принялся его успокаивать; Катара рвано вздохнула, поднимаясь и отряхивая платье, а Сокка единственный так и остался сидеть на земле, плотно прижав к ней ладони. Без их голосов гул стало отчетливо слышно, и теперь Тоф могла уверенно сказать, что нечто странное происходит с первой стеной Ба Синг Се.

— Я почти ничего не слышу, — призналась наконец Катара, когда от молчания стали чесаться пальцы, — но земля как будто дрожит.

— Очень сильно дрожит, — согласился Сокка, не отнимая от почвы ладоней.

Будто поддакивая, Аппа протопотал всеми лапами, рыкнул и плюхнулся прямо на пузо. Звуки, будто исчезнувшие с их молчанием, объявились вновь, наполняя воздух хлопками крыльев, стрекотом насекомых и шелестом листьев, однако «как было» уже не вернулось. Сокка дышал через раз, будто все еще прислушивался к гулу и грохоту, едва заметному для его уха, Катара мяла юбку и, наоборот, дышала громко и часто, а Аанга Тоф и вовсе услышать не могла. Слабенький звон колокольчика, покачивающегося на ветру, выдавал его присутствие, но больше не было ничего, будто мальчик просто исчез, испарившись порывом теплого ветра. Тоф прислушивалась к пустыне, все прочнее врастала в землю, но все равно не могла отчетливо понять, что именно происходит. Странная тревога накрыла ее с головой, пустота перед глазами обратилась в яркие вспышки чужих, больше не затуманенных воспоминаний, а она все стояла и сравнивала, находя больше и больше отличий. Это была не сказка про дружбу и волшебство, и люди здесь, это оказалось довольно легко понять, оказались куда более хитрыми и кровожадными. Айро сказал, что Лонг Фэнг знает, что происходит, а Тоф и вовсе понятия не имела, запутавшись между голубым небом и пустотой.

— Между нами и Ба Синг Се пустыня, гул не может идти оттуда, — качнула головой Тоф, вычерчивая на траве причудливые узоры, — но я чувствую, что там тоже что-то происходит, только не могу разобрать.

Особенно сильный порыв ветра тряхнул колокольчик, и голос Аанга вдруг раздался у самого ее уха. Тоф зачем-то подняла на него голову, будто в самом деле могла увидеть вместо пустоты белый ветер, и лицо ее обдало приятное послеполуденное тепло.

— Что еще ты можешь услышать?

Вслед за теплом полыхнуло жаром, и Тоф опустила лицо, цепляясь пальцами за траву. Гул отовсюду сдавливал уши, мешая дышать, вибрации проходили по телу подобно электрическим разрядам, и больше не было ничего в этой какофонии ощущений и звуков, кроме чужой придавленной к земле боли. Тоф закусила губу, вслушиваясь и пытаясь разобрать, и в какой-то момент отвратительный металлический вкус горячей крови наполнил ее рот. От прокушенной насквозь губы по телу прошла другая волна, острая и ослепительная, и воздух комом застрял в легких, заставляя открывать и закрывать рот подобно выброшенной на берег рыбе. Гул на мгновение стих, а потом засвистел и завизжал, отдаваясь тянущей болью в висках, и Тоф мотнула головой, ощущая, как хлестнули по щекам волосы.

— Что-то очень большое приближается, — собственный голос показался ей таким же отвратительным скрежетом, и Тоф облизала губы, растирая по зубам кровь, — как будто гора катится, сминая под собой землю.

На мгновение показалось, что все они больше не дети, будто каждый из них вырос за доли секунды, сделавшись вдруг не по собственной воле ответственным за целый мир. Тоф отчего-то была уверена, что Аанг, а следом за ним и Сокка с Катарой разом ощутили желание помочь и вмешаться, остановить что бы то ни было, будто в самом деле могли что-нибудь сделать. Сама Тоф ощущала лишь охвативший ее вдруг страх, одна за одной волнами прокатывающийся по телу, липкий и соленый на языке, из-за которого гул обращался в смазанное биение ее собственного сердца, трясущегося, как детская погремушка. Все это время они будто бы бесцельно путешествовали, то и дело попадая в дурацкие передряги и обучаясь друг у друга, а теперь, когда Тоф наконец добралась до финальной точки похода, все вдруг перевернулось с ног на голову. Воспоминания из прошлой жизни яркими красками давили на виски, а пустота перед глазами заливалась яростным хохотом, и цепенели напрочь приросшие к земле ноги. Однако бежать казалось катастрофически поздно, потому что над ухом звенел колокольчик, и тепло послеполуденного ветра обдавало лицо.

— Армия народа Огня однажды уже провалила осаду Ба Синг Се, — Сокка поднялся, похлопал себя по штанам, — должно было появиться что-то невероятное, раз они решились на это снова. Нам нужно вернуться в город и любыми способами добраться до царя Земли.

Тон Сокки звучал серьезно, но Тоф все равно отчетливо слышала, как почти неуловимо дрожит его голос. Он вытянулся во весь рост, делаясь вдруг высоким почти как взрослый, со скрипом затянул потуже пояс и размял плечи. Откровенно говоря, шутливый, обычно насмешливый Сокка среди них был самым старшим и единственным, пожалуй, кто отчетливо помнил, что такое война.

— Эй, с каких это пор ты командуешь? — Катара толкнула брата в бок и неловко застыла, осознавая неуместность собственных действий.

Повисла недолгая пауза, и Тоф скривилась от резанувшего по ушам гула, подскочила тоже и ухватилась за мягкую шерсть Аппы. Пусть даже она была ребенком, пусть даже все это казалось ненастоящим, в Ба Синг Се оставалась ее мама, и Тоф во что бы то ни стало должна была обеспечить ее безопасность. Именно потому, что происходящее совсем не походило на детский мультфильм, который она смотрела в прошлой жизни, и теперь ни в чем нельзя было быть серьезно уверенной.

— Я согласен с Соккой, — ответ Аанга обрубил повисшие в воздухе вопросы и неуверенность, — если на Ба Синг Се идет армия народа Огня, мы не сможем защитить его своими силами.

— Скорее всего Лонг Фэнг заправляет всем, и у царя Земли нет никакой реальной власти, — Тоф развернулась, приваливаясь к боку Аппы спиной, — бессильную марионетку уберут первой.

Она с самого начала не собиралась кого-то спасать, лезть на рожон, ввязываясь в войну, и рисковать собственной жизнью ради какого-то пацана, но теперь, кажется, сама себе не оставляла ни капельки выбора. Гул надвигающейся катастрофы отчетливо проходил сквозь землю, еще слишком далекий, но уже неизбежный, впивался в босые ступни и кружил пустоту перед глазами, и та хохотала, обнимая холодными руками, и отчетливо предлагала Тоф всего два варианта. Это была не детская сказка, в которой все непременно оканчивается хорошо, страх пронзал виски, и сдавливало ядовитой волной грудь, каждый из них непременно мог умереть, и тогда гулкая пустота бессовестно станцует на ее могиле. Замазанные белым штрихом воспоминания голубым небом и желтым солнцем мелькали перед глазами, сверкали беззаботностью и весельем, пока свет в одночасье не гас, сделавшись вязким и черным, и прошлая жизнь не обрывалась, оставляя ее в одиночестве и темноте. С самого своего рождения Тоф отчетливо помнила момент собственной смерти, чернотой оборвавшийся перед глазами.

— В верхнем кольце моя мама, — всего два размеренных вздоха, и Тоф уже отчетливо слышала биение сердца и ток крови по телу вместо отдающейся гулом по земле смерти, — вы как хотите, а я сначала пойду за ней.

— Мы с Катарой сразу отправимся к царю Земли, — не стал возражать Сокка.

— Если не получится по-хорошему, пробьемся к нему силой! — закивала Катара, и вокруг нее игриво заплескалась и зажурчала вода. — Аанг?

В воздух взметнулись запахи неуверенности и страха, тщательно маскируемые поддельным энтузиазмом, и Тоф фыркнула, потираясь плечом о теплый волосатый бок Аппы. Все они были детьми, пусть даже и магами, в самый разгар кровопролитной войны, и от их решения, пожалуй, вовсе ничего не зависело. Они могли бежать и прятаться, рыть подземелья и норы, отводить глаза и опускать головы, а у Аанга такого права попросту не было. Кто-то по глупости нарек его Аватаром, заявил, что мальчишке по силам перевернуть мир с головы обратно на ноги, и теперь алчно вел на него охоту. Аанг должен был умереть или драться, чтобы спасти себя и весь остальной мир заодно, однако ему все еще было двенадцать, и он едва обучился владеть землей. Тоф слышала, как исчезает в усиливающемся ветре его дыхание, и думала, что на его месте давно бы сбежала. Она и так давно был сбежала, вернувшись к образу сломанной фарфоровой куклы, если бы не хохочущая перед глазами тьма, раскрашивающаяся фейерверками с каждым рассеянным вдохом.

— Я хочу встретиться с Зуко и выяснить у него, что происходит, — решительность этого мальчика с размаху рубанула по шее и вскипевшей кровью зазвенела в ушах.

Аанг был двенадцатилетним ребенком, который прекрасно осознавал, что мир окончательно рухнет, стоит только ему умереть.

Обратный путь занял у них всего пару мгновений, будто зазвенело в ушах и тут же прошло ощущение отрешенности. Мир, невидимый и неощутимый, проносился где-то внизу, смешивался с воем холодного ветра и биением ее собственного перепуганного напрочь сердца и расцветал звоном маленького колокольчика в небесах. Аанг сидел у Аппы на лбу, крепко сжимал поводья, а вокруг него шумел, унося прочь повисшее в воздухе ощущение тревоги, ветер. Тоф, пожалуй, нравился ветер, ласкающий плечи и юрко забирающийся под воротник, словно небо не падало оземь, заставляя сердце разбиться. Вокруг нее происходило слишком много всего разом, а она всего лишь плыла по течению, следуя чьей-то невидимой воле и отталкиваясь ногами от илистого вязкого дна.

Приземлились они в том же месте на границе среднего и верхнего районов Ба Синг Се, где целую вечность назад Тоф бессовестно украли. Стоило ногам ее коснуться земли, тело снова прошибла дрожь, и Тоф тряхнула головой, до крови закусывая губы. Впрочем, в воздухе почти ничего не было слышно, так что люди по-прежнему ходили по улицам, смеясь и переговариваясь, шныряли тут и там неуловимые стражи, и можно было подумать, будто в самом деле ничего вовсе не происходит. Тоф ощущала это едкое чувство на кончиках пальцев и в уголках губ, беспечность звенела в воздухе колокольчиками и запахом скорой грозы. Эти люди искренне верили, что внутри безопасно, что война осталась далеко позади, а теперь она приближалась к ним, чеканя шаг, и сносила толстые стены одну за другой.

— Тоф, — Катара, тоже спешившаяся и переминающаяся с ноги на ногу пару мгновений, вдруг подалась вперед и обняла ее, смыкая ладони за спиной, — позаботься о своей маме.

Теплое ласковое дыхание мазнуло по щеке и исчезло, и Тоф едва подавила порыв потянуться следом. Ядовитый смешок сорвался с губ, маскируя потеплевшие уши, Тоф отвернулась и сунула руки в карманы, отирая вспотевшие ладони. Жгучей льдинкой кольнуло в груди, а потом ощущение исчезло, сменяясь перемешанной в текучей благодарности злостью. Тоф не собиралась привязываться к кому-то и дружить, а теперь, кажется, готова была бросить все к чертям и ринуться за ними следом.

— Вы тоже постарайтесь не умереть, — в конце концов буркнула она, поняв, что молчание затянулось.

На прощание ее обдало ветром, взмывший в воздух Аппа зарычал, перекрикивая идущий из-под земли гул, и вскоре все звуки исчезли, оставляя ее один на один с упавшим на землю небом. Аанг стоял рядом, а Тоф точно боялась сдвинуться с места, будто исходящий от него порывистый трепет мог рассыпаться осколками и исчезнуть. Привязанный к воротнику маленький колокольчик позвякивал от прохладного вечернего ветра, и казалось, что нет больше ничего, посмевшего помешать.

Со всех сторон в них впивались любопытные взгляды, кололи иглами, вспарывали кожу и зашивали наживую, оставляя рваные раны внутри. Стражей вокруг становилось все больше, они привлекали внимание одним собственным существованием, и один из них точно был идолом, сияющей живой легендой, такой теплой и яркой, что слепит глаза. У Тоф перед глазами была пустота, но даже сквозь нее она видела, как неизменно голубеет небо там, куда смотрит Аанг.

— Когда ты доставишь маму в безопасное место… — Аанг вдруг замолчал, и сердце его застучало, обливая чувствами с головой.

Поддавшись порыву, Тоф обхватила руками его ладонь, коснулась губами щеки и стремительно отстранилась, пряча за длинной челкой вспыхнувшее алым лицо. Собственное сердце ее теперь колотилось громче, перебивая всякие посторонние звуки.

— Я тебя непременно найду, — голос ее показался Тоф сиплым и глупым, и она кашлянула и сцепила за спиной пальцы, — мне еще есть, чему тебя научить.

И чему у тебя научиться, хотела добавить она, но легкий заливистый смех взмыл в небо зазвеневшими колокольчиками, и все остальное стало ненужным. Они прощались здесь, чтобы неизменно встретиться вновь, и небо над ними всегда оставалось ярким и голубым, затянутым белыми облаками, теплыми и сладкими, как сахарная вата.

Последним, что ощутила Тоф, прежде чем провалиться под землю, было теплое мимолетное касание у виска, и ласковый шепот, похожий на пение, накрыл ее с головой.

Все то время, что Тоф неслась, перебирая ногами и прислушиваясь к похожему на пение шепоту, она вспоминала. Прошлая жизнь распалась перед ней на осколки, острые и холодные, ранящие пальцы, возникала перед глазами черными однообразными красками и смешивалась с ее нынешней, так что в какой-то момент становилось непонятно, где именно она переступила черту. Сюжет мультфильма, который она посмотрела с подначки лучшей подруги, упрямо крутился в мыслях, но никак не желал всплывать полностью. Тоф путалась в деталях, терялась между прошлым и будущим и никак не могла ухватиться за мелькающую перед глазами мысль. Тихое пение земли вело ее по подземным коридорам Ба Синг Се, так что Тоф то и дело отвлекалась на то, чтобы расчистить себе дорогу, и тогда мысли неумолимо сбивались, возвращаясь в начало. Тоф совершенно не нравилось, куда уводили ее размышления, и потому она, кажется, снова и снова ходила по кругу, возвращаясь к одному и тому же колючему пониманию.

Все здесь было иначе. Начиная с ее семьи, в которой вовсе никогда не было никакого старшего брата, продолжая Зуко, который оставался врагом едва ли не до финала, и оканчивая самой Тоф, которая просто-напросто хотела сбежать. Та Тоф Бейфонг из мультфильма бежала от сковывающих ее людей и искала себя в ином; она не боялась драк и крови, нахально тянула губы в ухмылке и убирала длинные волосы в огромных размеров пучок. Нынешняя Тоф бежала от самой себя, все еще оставалась закована, тосковала по семье и боялась причинить кому-нибудь боль. Нынешняя Тоф коротко обрезала волосы, а теперь они отрасли, доставая до плеч, и как никогда она хотела развернуться назад. Тоф никогда не искала себя в других людях, дралась не потому, что нестерпимо чесались ладони, и земля в всегда пела ей на ухо, позволяя ходить холодными скрытыми тропами. Магия в реальном мире была гораздо более живой, чем показывали это в мультфильме, она ласкала руки и трепала волосы, шептала на ухо и зазывно пела, рассказывая все, что Тоф никогда не желала знать.

Не было никакого смысла вспоминать подробности мультфильма, где Зуко был их врагом и не было никакого переворота, и все были прямыми и открытыми, как сорванные с дерева палки. В реальности вырисовывалось слишком много деталей и переменных, и все сводилось к единственному очевидному выводу — Аанг не мог справиться сам. Потому что добро безоговорочно побеждало зло в одиночку только в глупых детских мультфильмах.

Напев вывел ее к небольшому чайному домику, со всех сторон укрытому бамбуком. За спиной Тоф остался роскошный дом, полный народу, а здесь было удивительно для последнего времени тихо и умиротворенно. Она замерла посреди протоптанной тропинки, теряющейся среди редких высоких стволов, уловила отзвук текущего за домиком ручейка и перезвон привязанной над входом музыки ветра. Здесь было спокойно так, что разом хотелось развернуться и трусливо сбежать, и потому Тоф стояла, перебарывая себя, пока тонкая бумажная дверь не открылась, руша для нее целый мир. Мама, тонкая и высокая, как этот бамбук, стояла там, привалившись плечом к отъехавшей в сторону дверной створке, а из-за спины ее доносился слабый запах курительных благовоний. Она стояла, будто ожидала увидеть Тоф уже очень давно, опустив руки по бокам, и костяшками пальцев выбивала по бумажной стене замысловатый ритм. Тоф стояла тоже, оглушенная, одурманенная, и ветер задорно трепал ее короткие волосы. Звенел колокольчик, который Аанг перед расставанием сунул ей в руку. Тоф ощущала на себе ее взгляд и никак не могла поверить, что эта расслабленная безразличная женщина и ее строгая, чересчур правильная мать — один и тот же человек.

— Новая прическа тебе идет, — Тоф слышала улыбку в голосе матери, и оттого ее губы сами собой растянулись в ужасном оскале, — могу представить, в каком бешенстве будет твой отец, когда узнает, что его фарфоровая кукла обрезала волосы.

Последним ярким воспоминанием о матери было то, когда она плакала, почти выла, хватая ее за подол и оставляя на ногах красные полосы от впивающихся ногтей. Теперь она улыбалась, кажется, даже шутила, а во все другие дни была непомерно холодной и такой ужасно правильной — женщиной-хранительницей очага, знающей свое место. Тоф не нравилось это — женское место — с самого детства, и она отчего-то всегда боялась повторить судьбу матери, оказавшись одна в чужом доме. Брак ее родителей был политическим и ничего больше, и оттого, наверное, когда Тоф покинула дом, маме там места не оказалось тоже.

— Я как-то не собиралась ставить его в известность, — буркнула Тоф, понимая, что даже не соврала.

Она, хоть и скучала по родителям, никогда не собиралась возвращаться в тот дом и общение с отцом возобновлять не хотела. Мама правильно сказала, отец считал ее красивой фарфоровой куклой, на которую можно было только смотреть, поставив на полку, или выгодно продать, всучив подороже.

Мама смерила ее ощутимым на коже взглядом, от которого трепетали волоски на шее и чесались ладони, и Тоф неловко повела плечом. Они не разговаривали нормально уже очень давно, вообще, откровенно, не разговаривали, но Тоф все равно ужасно хотелось броситься ей в объятия. Что бы там ни было, сколько бы жизней у нее ни прошло, она оставалась двенадцатилетним слепым ребенком. Она невольно шагнула вперед и запнулась, неловко взмахнув руками, и тогда мама шагнула вперед тоже, опускаясь босыми ногами на протоптанную в траве дорожку.

— Ну же, дитя мое, — мама сделала еще один осторожный шаг, и вдруг рассмеялась, — или твои слова касаются и меня тоже?

Смех ее смешался с зазвеневшим от порыва ветра пением колокольчика, и Тоф неожиданно для себя всхлипнула. В носу неприятно защипало, опустились сами собой уголки губ и предательски подкосились коленки, так что она снова едва не упала. Здесь, в этой бамбуковой роще, в этом крошечном чайном домике не было никого больше, только она и мама, и все старательно выстроенные стены вдруг рухнули, оставляя Тоф один на один с чернотой.

Она бросилась вперед, неловко влетая маме в объятия, и та крепко прижала ее к себе, зарываясь пальцами в волосы и обнимая за плечи. Тоф обхватила ее за пояс, уткнулась носом в теплую шею и наконец позволила себе заплакать. Впечатления от прошедших месяцев навалились на нее разом, рухнули небом на голову, погребая под собой, и Тоф заревела в голос, ощутила, как пропитывается ее слезами тонкая ткань, и как осторожно касаются ее виска мамины горячие губы. Тоф любила прикосновения, касания многое для нее значили, однако никогда прежде мама не обнимала ее таким образом, никогда не гладила по голове, приговаривая, как сильно скучала, и оттого в груди у нее прорастал крохотный росток обиды. Фан постоянно таскал ее на руках, даже отец однажды потрепал по волосам в порыве одобрения, но мама никогда не была Тоф настолько близка. Ощущение, будто она попалась в ловушку, взвилось и схлопнулось, исчезло, как исчезает убранная влажной тряпкой пыль, и Тоф сосредоточилась, сконцентрировалась на ощущении чужих рук на голове и плечах, на тихом голосе, так похожем на шепот земли. Лучше она поверит, решила про себя Тоф, что земля все это время говорила с ней голосом матери, чем убедится в болезненной обманчивости этих, казалось бы, взаимных чувств.

Какое-то время спустя они сидели друг напротив друга в чайном домике и молчали, разглядывая и прислушиваясь. Тоф слегка мутило от запаха благовоний, сердце гулко стучало в горле, и нестерпимо хотелось оправиться, причесать волосы и надеть платье как полагается. Сумка с ее вещами осталась валяться в чайной, и никто из их бестолковой компании не удосужился забрать ее, прежде чем разделяться. Сегодня Тоф оделась в зеленое, потому что в прошлой жизни ей нравился этот цвет, а еще потому что у нее в голове была целая куча планов, вместо осуществления которых она теперь и сидела здесь с мамой. Молчание затянулось, становилось все более и более неуютно, и в конце концов Тоф фыркнула и щелкнула пальцем по колокольчику.

Легкий мелодичный звон наполнил маленькую комнатку, отразился от стен и предметов, так и не давая, впрочем, полной картины происходящего. Тоф и без того ощущала стоящий у стены постамент, на котором покоились две курильницы, и скрывающие окна тонкие занавески, а больше в комнате не было ничего, кроме низкого столика, по обе стороны от которого они с мамой сидели. Молчание затягивалось, делалось густым и горячим, и Тоф ерзала на неудобной подушке, прислушивалась к шелесту бамбуковой рощи и все крепче сжимала на коленях ладони. Она пришла сюда, чтобы увести маму в безопасное место, но теперь только теряла время, предаваясь надуманным поспешным разговорам. Впрочем, Тоф поняла, что мама просто оттягивала момент, когда на пороге, совсем незамеченный, возник неожиданный гость.

— Ты передал им послание? — бросила она своим привычным ледяным голосом, и Ли почтительно поклонился в ответ. — Хорошо. В Ба Синг Се тебе оставаться нельзя.

Тон ее сменился так резко, что Тоф вздрогнула и зажмурилась от неожиданности: вот мгновение назад мама говорила жестко и даже жестоко, а потом вдруг смягчилась, не поворачивая головы, сделалась почти ласковой. Последняя ее фраза предназначалась ей, и Тоф, когда до нее наконец-то дошло, мотнула головой несогласно:

— Я пришла за тобой, уведу тебя в безопасное место.

— Ли проводит тебя.

Мама говорила только о ней, совсем не принимая в расчет себя, а Тоф все еще понятия не имела, что происходит. Ба Синг Се лениво шевелился, как потревоженный улей, гудел утробно и низко, но пока не кричал, немо открывая и закрывая рот. Мама не собиралась покидать этот город, Тоф слышала по ее интонациям, у нее было еще какое-то дело, но, в конце концов, она тоже была упрямой.

— Тогда объясни мне, что происходит! — Тоф хлопнула по столику ладонью, и тот зашатался, опасно накренившись набок. — Зачем ты приехала в Ба Синг Се, почему не хочешь ехать со мной назад, кому передаешь послания, что за дела у тебя вообще такие?!

Внутри нее кипел огненный поток, раскаленная земля бушевала, плевалась лавой, как оживший после длительной спячки вулкан, и Тоф разом растеряла всю свою собранность. Мама напротив нее наверняка улыбалась, но струна ощутимо натянулась внутри нее, сделала ее подобной бамбуку, который вот-вот сломается от сильного ветра. Ли замер у самых дверей, взгляд его буравил точку между бровей Тоф, и оттого она злилась сильнее, осознавая собственное нелепое поражение.

— На первый и второй вопросы легко ответить, — мама качнула головой, и вплетенное в ее волосы украшение зазвенело стукнувшимися друг о друга стекляшками, — Ба Синг Се — это могила твоего брата. Я не знаю, где похоронено его тело, и потому сделала для него алтарь.

Она махнула рукой, и зашелестел рукав ее платья. От курительных благовоний кружилась голова и тошнило, удушливый запах давил на голову, заставляя склониться, и Тоф, уже давно растерявшая силы подняться, сгорбилась так, что волосы ее накрыли лицо. У них была одна цель путешествия, вот только Тоф плутала окольными тропами, блуждала и развлекалась, а мама сидела здесь, вознося несуществующему богу молитвы. Тоф должна, обязана была догадаться сразу, как только вошла, но она отвлеклась, запуталась в мамином ласковом голосе и теперь ощущала, как от румянца тлеет лицо. Маленькие и нелепые детские надежды рассыпались стеклянными бусинами под ногами, прорезали кожу насквозь и так и остались внутри холодными отрезвляющими капельками.

Тоф никогда не умела молиться, и потому просто прикрыла глаза, мысленно благодаря Фана за то, что он был самым лучшим на свете братом.

— Что касается двух последних вопросов, — мама вдруг устало вздохнула, взмахнула рукой и зачесала ладонью волосы, — на них, я полагаю, ты уже знаешь ответ. Ты всегда была умным ребенком.

Украшение, до того прячущееся в ее волосах, со стуком упало на пол. Тоф вздрогнула, подбираясь, и протяжно кивнула. Краска, охватывающая ее лицо жаром, давно исчезла, слилась с прохладной бледностью, от которой кололо пальцы и подрагивали уголки губ. Ли мог передавать послание только одному человеку, тем более все это время он был с Зуко и Айро, и теперь Тоф сомневалась, кому на самом деле он служит. Такое знакомое подозрение охватило ее захлопнувшимся капканом, и ей показалось, будто она снова ненавидит весь мир. Сердце глухо стучало в горле, толкая по телу густую черную кровь, пустота перед глазами хохотала, обнимала ее ледяными руками и пела на ухо, и Тоф изо всех сил сжимала зубы, ударяя и ударяя приколотый на воротник колокольчик.

Повинуясь невидимому приказу, Ли поднялся, скользнул по комнате и в полшага оказался у Тоф за спиной. Очевидно, разговор был окончен, мама не собиралась больше с ней разговаривать, и Тоф решительно поднялась. У мамы были дела в Ба Синг Се, а она привлекла к себе слишком много внимания, и теперь после маленькой мучительной встречи необходимо было решительно разойтись. Тоф знала, что вертится у мамы на языке, не задавала и свои нескончаемые вопросы, но все равно застыла, ощущая забившееся быстрее сердце. Мама поднялась за ней следом, перегнулась через крошечный столик и потрепала по волосам, ласково касаясь плеча тонкими пальцами. Она не собиралась прощаться, но у Тоф все равно жгло в уголках глаз и ужасно чесался нос, а от маминых нежных прикосновений и вовсе, казалось, оставались ожоги на теле.

— Люди Лонг Фэнга скоро будут здесь, — она повела плечами, отчего снова зашуршала одежда, усмехнулась как-то печально, — он ведь угрожал тебе мной, мое милое отважное дитя? Но сперва тебе следует позаботиться о себе.

Ее теплая ладонь коснулась щеки, смазывая слезы, и только теперь Тоф ощутила, что плачет. От запаха благовоний кружилась голова и подрагивали пальцы, от маминой теплоты, такой желанной и непривычной, свербело в носу и некрасиво текли по лицу горячие слезы. Тоф никогда не видела ее, не помнила мимолетного персонажа в мультфильме, и образ мамы для нее складывался из звуков и запахов, ощущений и мимолетных прикосновений, от которых щемило в груди. Они не прощались, и все равно Тоф снова бросилась ей на шею и горячо зашептала на ухо.

— Мы скоро увидимся, дитя мое, — вторила ей мама, гладя по волосам, а потом отстранила от себя сильным движением.

Стоило им с Ли скрыться среди высокого бамбука, как в домик ворвались воины-стражи порядка, и мама вскинула руки, весело рассмеялась и отвесила шутливый поклон. Тоф пробиралась к выходу из города, утирая слезы и обдумывая каждый свой последующий шаг. Она не собиралась идти во дворец, хоть и обещала найти Аанга, не хотела видеть и Катару с Соккой. Ли возвышался за ее спиной недвижной горой, но он не мог дать ей ответов, и потому Тоф направлялась туда, где эти ответы могла получить.

* * *

Они вышли из города, почти не скрываясь, и разве что однажды Тоф привлекла внимание опешивших стражников, проделав проход в стене и захлопнув его прямо перед их лицами. Все остальное время внимания на них решительно не обращали, Ба Синг Се гудел подобно разворошенному пчелиному улью, однако вдаваться в подробности происходящего теперь уже не хотелось. Тоф собиралась встретиться с Зуко и Айро и приказала Ли вывести ее к ним, но тот лишь пожал плечами и выразительно промычал, выводя на ее ладони вопросительный знак. Идея найти Аанга тоже стремительно провалилась, Тоф, хоть и обещала отыскать его, понятия не имела, куда мальчишку могло понести. События развивались стремительно, будто наконец сдвинулись с мертвой точки, и уже несколько дней спустя разнеслась по соседним деревушкам оглушительная новость. Ба Синг Се, оплот спокойствия, город неприступных стен, пал под натиском народа Огня, а царь Земли бесследно исчез, оставив последнюю надежду в руках своего советника Лонг Фэнга, преданность которого не могли сломить ни плети, ни пытки. Тоф смеялась в голос, слушая новости от дворового мальчишки в маленьком приморском городке, а тот обиженно сопел, но продолжал рассказывать. Слухи разносились быстро, и в следующей деревушке царя Земли уже объявили предателем и трусом, позаботившимся о шкуре ценой собственного народа.

Вместе с Ли они пробирались от одной деревушке к другой вдоль самого моря. Тоф не спрашивала, куда в конечном итоге они направлялись, понятия не имела, как и где теперь искать ребят, и, самое главное, вовсе не была уверена, нужно ли ей это. Ее мама была кем-то важным, это чувствовалось с первого взгляда, и это была ее война в куда большей степени, чем она касалась детей, едва научившихся драться. Тоф нравилось состязаться на арене, нравилось набивать неприятелям морды, но она боялась крови и смерти, совершенно не умела причинять настоящий вред и отчаянно не желала умирать. Маленькая встреча с солдатами народа Огня точно привела ее в чувства, перевернула с ног на голову облитый разноцветными красками мир и больно полоснула по горлу. Ухвативший ее за воротник Ли вовремя заставил Тоф склонить голову, но ей все равно пришлось вслепую отстирывать от крови его одежду в холодном ручье. Колокольчик на ее воротнике раздражающе звенел, а Тоф молча глотала слезы, обещая себе, что станет однажды достаточно сильной, чтобы справиться с целой толпой огненных магов.

Они попались им на пути совершенно случайно, когда Тоф, расслабившись раньше времени, перестала прислушиваться. Пешие, они хохотали, гремели оружием и пускали горячие искры, и Тоф, вообще-то, рассчитывала просто пройти мимо, но то ли ее лицо показалось кому-то знакомым, то ли воинам было просто-напросто скучно. Чуть позже, склонившись в три погибели, Тоф мяла подол длинной рубашки и кусала губы, ощущая разыгравшийся вокруг огонь. Ли пронзительным взглядом приказал ей молчать, и она молчала, не разгибаясь, пока гогот наигравшихся воинов не скрылся в отдалении. Ли молчал тоже, не издавал ни единого звука, но Тоф кожей чувствовала раскалившийся вокруг него воздух. От запаха гари и паленой плоти слегка мутило, кружилась голова и сердце стучало в горле, мешая дышать, а они шли дальше, точно вовсе ничего не случилось, пока Тоф не рявкнула надрывно, приказывая охраннику сесть. Обрабатывать ожог Ли ей не позволил, и Тоф успокаивала себя лишь тем, что это была другая, не ведущая рука. И все равно чувство вины грызло виски и свивалось холодной струной в животе ровно до тех пор, пока ладонь Ли не опустилась ей на макушку. Должно быть, он хотел успокоить ее, приободрить или что-то еще, но вместо этого Тоф разрыдалась, запрокинув голову как ребенок, и плакала, кажется, до самого вечера.

Колокольчик на ее воротнике звенел от каждого порыва ветра, от малейшего короткого шага, выдавал ее присутствие с головой и раздражал до зубовного скрежета, но Тоф все равно носила его, не снимая. Ветер постепенно становился теплее, стремительно вступало в свои права полное густых планов лето, и напряжение до предела наполнило воздух, так что тот стал горячим и липким. В сопровождении Ли Тоф блуждала по царству Земли уже пару недель, и все больше ей чудилось, будто они просто бродят кругами, запутывая остающиеся на песке следы.

Первой на нее налетела Катара. Они столкнулись на улочке шумного городка, переполненного слухами и разговорами, и Тоф, задумавшаяся о возможностях человеческой фантазии, вовсе не заметила знакомых шагов. Когда ладонь легла на плечо, она дернулась, подбираясь, и сердце тут же гулко застучало под горлом, а Катара отчего-то рассмеялась и вдруг бросилась Тоф на шею. Отчего-то неловкость захлестнула ее с головой, перебила преследующее по пятам чувство стыда и вылилась горячим румянцем на щеках. Тоф каркнула севшим голосом, что терпеть не может прикосновения, но Катара все равно не отпустила ее, позволив скрыть порозовевшее лицо у себя на плече. На постоялый двор они возвращались, держась за руки, под заливистое щебетание Катары, а Тоф тщетно пыталась скрыть улыбку под подстриженными совсем коротко волосами.

Они расстались почти три недели назад, а тут вдруг оказались совсем рядом и ходили мимо друг друга уже несколько дней. Тоф и Ли поселились на единственном местном постоялом дворе пару дней назад и уже собирались уходить, а Катара с братом прибыла туда же несколькими часами позже. Суюки, товарок которой схватили, пока она провожала ребят до Ба Синг Се, тоже была с ними, однако их отношения с Соккой совсем не походили на те, которые Тоф представляла. Почему-то она отчетливо помнила, что в мультфильме эти двое представляли из себя влюбленную парочку; в реальности же Суюки и Сокка напоминали скорее лучших друзей. Ребята обменивались шутками и тычками, обсуждали что-то до мурашек серьезно и оба тискали Тоф, пока та не взмолилась о пощаде, но не было между ними чего-то такого, выдающего влюбленные парочки с головой. Ни учащенного пульса, ни низкого голоса, ни проходящих по телу вибраций, от которых сомнений не оставалось вовсе. Тоф прислушивалась к ним откровенно, и в конце концов Суюки поймала ее в охапку, пожурила и все-все рассказала, отчего уши ее наверняка снова сделались красными.

Аанга с ребятами не было, и от этого странно сжималось горло. Тоф не могла сказать, что тревожилась, — если бы что-то случилось, люди Огня уже вовсю трубили бы о своих достижениях — но от звона колокольчика теперь ужасно раскалывалась голова. Она все еще носила его на воротнике, отмахивалась от дурацких шуточек Сокки и стискивала в ладони, когда звон совсем уж выводил из себя. Все вместе они шли дальше уже неделю, все еще под молчаливым руководством Ли, ожог которого милостиво залечила Катара. Тоф тогда, кажется, впервые о чем-то ее просила, отчего-то зажмурившись, ожидала отказ, но Катара согласилась легко и быстро. Ее вода, едва ли не волшебная, полученная откуда-то из священного места, не оставила на коже даже следа, и Тоф потом обнимала ее искренне, как не обнимала никого, кроме старшего брата.

По царству Земли все больше расхаживали солдаты народа Огня, а их маленькая экспедиция все приближалась к границе. Иногда Тоф думала, что оставалось только нырнуть в разделяющее царство Земли и страну Огня море и утонуть, застыть в айсберге до лучших времен, но сама же обрывала глупые мысли. Под землей тянулись тихие шепотки, точно подсказки, почти прозрачные, едва уловимые искорки на черном фоне вспыхивали и гасли так быстро, что вовсе не разобрать. Тоф прислушивалась, врастала ступнями в сухую от жаркого солнца землю, но разбирала только звон колокольчика, надрывный и плачущий, словно собирающийся на небе дождь. Земля полнилась слухами и тайными заговорами, одни солдаты сменялись другими, а они все шли и шли по самой кромке воды, преследуя неведомую никому цель.

— Наверняка Зуко во всем виноват, — бурчал Сокка, и Катара шлепнула его по руке, — я с самого начала говорил, что он подозрительный, тем более что Аанг пропал после встречи с ним.

Произносить имя принца народа Огня в пограничном городке было опасно, потому что слишком многие здесь могли знать его. Городок буквально кишел солдатами и торговцами, так что невозможно было разобрать, кто есть кто, и непонятно было, принадлежали они народу Земли или Огня. Неподалеку от городка располагался порт, вечно шумный, вонючий и грязный, и между ними тянулась проложенная давным-давно дорога, полная груженых поклажей людей и повозок. Слиться с толпой, притворившись торговцами, здесь не составляло труда, и Сокка даже придумал легенду, будто их ограбили по дороге, чтобы оправдать слишком маленькие, и без того полупустые дорожные мешки.

— Они что-нибудь говорили тебе? — Катара потрепала Тоф по плечу.

В последнее время дружба между ними стремительно разрасталась сама по себе, так что для Катары стало нормальным касаться ее чаще необходимого. Тоф не спорила, хоть и поджимала недовольно губы время от времени, прикосновения принимала и сама иногда оказывалась слишком близко, неловко прижимаясь тыльной стороной ладони к ее дрожащим от напряжения пальцам. Всем было страшно, в большой компании они привлекали к себе больше внимания, но разделяться снова никто не спешил. Даже самоуверенная Суюки в последние дни была задумчива настолько, что пропускала мимо ушей искрометные каламбуры от Сокки и невпопад хихикала, еще сильнее разбивая настрой. Никто не говорил этого, но дальше простиралась территория народа Огня, а Ли уверенно вел их вперед, не оглядываясь и не сворачивая с выбранного не им пути.

— Кроме того, что отдал мне этот дурацкий колокольчик? — Тоф хохотнула и пожала плечами. — Второй на него плохо влияет, у того вообще не поймешь, что в голове творится.

Совместно они решили, что называть Зуко по имени слишком опасно, а Ли в их компании уже был, так что Тоф звала его просто-напросто вторым. Подхватившая ее под руку Суюки рассмеялась и потянула куда-то в сторону торговых рядов.

— Я думала, вы друзья, — голос ее звучал насмешливо, но вместе с тем Тоф ощущала, как собрана она была.

— Именно потому, что мы друзья, я имею полное право так говорить, — Тоф мотнула головой, прикрывая глаза отросшей до невозможности челкой.

Катара, кажется, недовольно фыркнула и вздернула подбородок, но дыхание ее заглушил шум толпы и топот ботинок по выложенной деревянными помостами земле. Этот городок был первым местом, где встречались и разворачивали палатки торговцы, и оттого шум стоял такой, что напрочь закладывало уши. Суюки тянула ее за шедшим впереди Ли, оповестившим, что сегодня они должны с кем-то встретиться, и Тоф все старалась сосредоточиться на ней одной, чтобы не оглохнуть от навалившихся волной звуков. Ли не пояснил, где именно состоится встреча, и потому они как обычно послушно шагали за ним, не задавая вопросов, потому что, поняли уже все, делать это было решительно бесполезно. Сигналы, который подавал Ли, понимала лишь Тоф и почему-то Катара, Суюки бурчала и фыркала, а Сокка то и дело просил объяснить словами и желательно вслух, а потом, вспомнив, замолкал на какое-то время.

Перед прибытием в городок они оставили Аппу в лесу, замаскировали и велели не двигаться и ждать, и огромный зверь послушно лег, обдав всех вокруг горячим дыханием. Каждый вечер Катара бегала к нему, а Сокка бурчал, что она привлекает слишком много внимания, но все равно шел следом на всякий случай. Лес у города раскинулся кустистый и совсем небольшой, однако такой дремучий, что почти никто не ходил туда, опасаясь не потеряться, но просто-напросто застрять в низких жестких ветвях. С их прибытия прошло уже несколько дней, ничего странного пока не случилось, зато они успели разжиться всем необходимым для дальнейшего путешествия. А теперь вот приходило время отправляться дальше, но там их ждала либо полная врагов страна Огня, либо безымянная неизвестность, от осознания которой делалось еще неспокойнее.

В какой-то момент, Тоф не заметила, сосредоточившись на собственных мыслях, оглушающий шум вокруг стих, и они оказались отрезаны от улицы плотной тканью шатра. Ведущая ее Суюки остановилась и отпустила руку, пискнула и зачем-то спряталась Тоф за спину, а не успевший даже рта раскрыть Сокка получил тычок от Катары. Застывший посреди небольшого помещения Ли вдруг поклонился, и сделалось совсем тихо. Сидящие за маленьким столиком мужчины не пошевелились, но подобрались, и ощущение исходящей от них силы едва не сбило Тоф с ног. Что-то зашуршало и застучало, пока Ли искал что-то в своей поясной сумке, а потом, когда он закончил, тишина сделалась еще более безупречной. Впрочем, продлилась она недолго, прерванная переругиваниями и разразившимся громогласным хохотом. Суюки даже закрыла ей уши руками, но это мало помогло, потому что Тоф все равно слышала каждое разлетающееся по шатру бранное слово.

— Дерзкий мальчишка, — сквозь смех бросил один из мужчин, — мог хотя бы послание правильно отправить, а не юродивого слугу посылать.

Руки Суюки упали на ее плечи и крепко сжались, не позволяя Тоф рвануться вперед. Охватившая ее за мгновение ярость так же быстро утихла, оставшись придушенным рыком на губах и крепко сжатыми кулаками, а Ли просто сделал маленький шаг и опустил фишку на стоящую на столике игральную доску. В повисшей снова тишине Тоф думала только о том, что Ли — ее, а не Зуко, слуга, и тот, будто уловив ее мысли, глянул ощутимо, точно старался во что бы то ни стало усмирить ее пыл.

— Так вы хотите пройти дальше, — стук игральных костей по доске казался таким же громким, как барабанящее в груди сердце.

Игра продолжалась, а они так и остались стоять на пороге, понятия не имея, что делать дальше. Снаружи доносились приглушенные звуки улицы, шум и гам торгового городка, топот ног и стук копыт и повозок отбивали замысловатый ритм, бледнеющий, теряющийся и исчезающий в черноте. Суюки все еще держала Тоф за плечи, Ли застыл в полупоклоне, вытянувшийся, и звуки дыхания их сбивались в тугую кучу, с шелестом падающую на пол. Двое играли, переставляя фишки по разложенной на низеньком столике доске, выводили рисунок, плели и виляли, но картинка не складывалась. Оставленная на доске фишка смешалась с другими, но все еще была лишней, и, кажется, все они ждали, когда она наконец займет свое место. Камень, повинующийся ее желанию, был слишком глухим и податливым, послушно двигался сам, стоило только повторить мелодию его пения, звал за собой остальные небрежно, выстраивая их все в аккуратный ряд. Они были разными, каждая фишка занимала отведенное ей определенное место, и Тоф отчего-то нравилось, когда они становились по правилам. Тоф понятия не имела, какие законы у этой игры, не видела собственными глазами ни одной вырезанной из камня фигурки, важен был только красивый рисунок, и она выстраивала, вовсе не обращая внимания ни на что больше.

Время, казалось, замерло на мгновение, а потом встрепенулось и припустило бегом. Привязанный на ее воротник колокольчик мерно позвякивал в такт дыханию, и все остальные, точно завороженные его ласковым пением, не спускали глаз с игральной доски. Когда Тоф остановилась, удовлетворившись получившейся картиной, один из мужчин хлопнул ладонью, тут же разбивая рисунок, и, не поясняя собственной перемены в характере, объявил, что его корабль отправляется на рассвете.

Наружу Катара ее буквально выволокла, цепко ухватив за руку, будто боялась, что Тоф сейчас испарится вместе с интересующими ее ответами. Ответить, впрочем, Тоф было нечего, и оттого она лишь прикрыла глаза, подставляя лицо теплому летнему солнышку. Волосы ее теперь были короткими, но оставалась слишком длинной нестриженная челка, колола глаза и лезла в нос, так что она думала как-нибудь укоротить и ее; земля казалась сухой и горячей, почти неживой и молчаливой, и можно было, наверное, сделать что-нибудь другое, чтоб успокоиться, но Тоф ничего больше не приходило в голову. Она ощущала учащенный пульс в сжатых на своем запястье пальцах, слышала запальчивое дыхание и тонну невысказанных еще вопросов, песком скрипящих у нее на зубах.

— Вряд ли мы сможем взять Аппу с собой, — бросила Тоф, распаляя Катару еще сильнее, — кому-то придется остаться, чтобы заботиться о нем.

От прожигающего ее насквозь взгляда делалось горячо и колко, чесались ладони и отчего-то ужасно хотелось смеяться. Тоф склонила голову набок, позволяя отросшей челке накрыть половину лица, вывернула руку, сбрасывая касание, и выплюнула строгое, язвительное заключение:

— Если хочешь подраться, давай хотя бы не в центре города. Только потом не приходи ко мне плакаться.

Журчание воды выдало ее с головой, и Тоф лениво отошла в сторону на один маленький шаг, пропуская атаку мимо себя. Вода — вовсе не молчаливый смертоносный огонь, даже переполненная ярости она все равно слишком громкая, прямая и правильная, и Катара тоже была вспыльчивой до одурения, ершистой и мягкой. Все равно ласковой несмотря ни на что, будто бы было в этой мягкости нечто необходимое настолько, что невозможно существовать.

— Я так и знала, что это ты во всем виновата, — зашипела рассерженной кошкой Катара, — только начала тебе доверять, привязалась, как последняя дура, но вот ты и показала себя. Поздравляю, план почти удался!

Сокка попытался одернуть сестру, но та лишь отмахнулась, стукнув его по ладони. Десятки взглядов обращались на них, скрещивались и расцветали фейерверками слухов, заполняя пустое пространство яркими красками. Тоф могла понять, осознать недоверие Катары, ее страхи и подозрения особенно теперь, когда Аанг куда-то исчез, но все равно злилась тоже. Они путешествовали вместе уже достаточно долгое время, чтобы притереться друг к другу, понять характер и цели, однако Катара все совершенно по-детски воспринимала в штыки. Показав фокус, позволивший им идти дальше, Тоф словно подтвердила роящиеся вокруг подозрения, навлекла на себя чужой гнев, и сама вскипела, как заваренный чайник. Катара с самого начала считала ее предательницей, потому что Тоф дружила с Зуко, а тот оставался для девчонки врагом, и не существовало на свете никаких оправданий, способных разубедить ее в заблуждении.

— Спелась с этим поганцем, и теперь ведешь нас прямиком в логово врага! — продолжала шипеть Катара, наступая на нее маленькими шажками.

— Да кому вы нужны…

— Хочешь заставить Аанга прийти нас спасать, — перебила Катара, утыкая Тоф в грудь указательный палец, — чтобы потом схватить! Так знай, у вас ничего не получится, потому что!..

— Потому что Аанга уже поймали, — закончил за нее Сокка таким растерянным голосом, будто это происходило прямо здесь и прямо сейчас.

В руках его шуршала, очевидно, газета, заглядывающая через плечо Суюки приговаривала «обалдеть», а где-то вокруг них все еще шумела толпа. Какой-то мальчишка бегал вокруг, вопя о срочных сенсационных новостях из страны Огня, и сердце в груди стучало все громче, заглушая звон колокольчика на ветру.

— Что за хрень ты несешь?! — рявкнула, круто разворачиваясь на пятках, на брата Катара.

Тоф будто обухом по голове огрели, чернильная пустота перед глазами встрепенулась, подленько захихикала, заерзала, разрастаясь шире и глубже. Она слышала все вокруг, каждый неосторожный шепоток и шелест дурацких страниц, но в то же время для нее не было ничего, кроме пронзительного звона в ушах.

— Тут написано, что принц Зуко возвратился домой и привел самого Аватара в качестве пленника и подарка отцу, — резковато ответил Сокка, и снова зашуршала газета, — на, почитай сама.

Кровь стучала в висках заглушая дыхание, но не чужие слова. Тоф слышала, как Катара читала сказанное Соккой заново, и как срывался на хрип ее голос, а потом смятая в комок газетенка полетела в сторону. Тоф чувствовала прикосновение к собственному плечу, мягкий возглас Суюки о том, что она слишком бледная, и яростное дыхание над самым ухом. Копошение вокруг, сотни тысяч шагов и переговоров смешивались друг с другом, образуя сплошную кашу из звуков, опутывающих таким плотным коконом, что невозможно дышать. Звенел на налетевшем ветру колокольчик на воротнике, а затем его звон оборвался, и Тоф, повинуясь собственной трусости, в который раз провалилась сквозь землю.

На железном корабле было душно и влажно, так что спасение находилось только на верхней палубе, в самом дальнем уголке, где почти никто не ходил. Место это было единственным, где можно было в относительной тишине отсидеться, слушая шелест волн и крики бранящихся между собой матросов. Солнце припекало макушку и нагревало металлические стенки, и, хоть пол и устилали гладкие длинные доски, они тоже к середине дня делались ужасно горячими. Большую часть времени Тоф пряталась в маленькой тесной каютке, которую выделили на них всех, вылезала на воздух лишь к вечеру и долго-долго сидела, подставляя лицо остывающему влажному ветру. Мысли путались, наползая одна на другую, от неприятных догадок пекло глаза, и тогда она склоняла голову, опуская ее на подтянутые к груди колени, и концентрировалась только на железной громадине, напоминающей отчего-то не хорошо отлаженный механизм, а живое дышащее существо, ведомое к горизонту опускающимся под воду солнцем.

Поверить и признать, что Зуко задумал какую-то гадость, было сложно, потому что Тоф все еще считала его своим другом. Да, он практически не рассказывал о своих планах и только отворачивался от расспросов, преследовал какие-то свои странные цели, но все еще казался хорошим. И Тоф считала, что разбирается в людях достаточно, чтобы поручиться за свои слова. Хотя, стоило признать этот факт очевидным, даже она могла ошибаться, и Катара продолжала твердить это ей, жужжа на ухо, как надоедливый напившийся крови комар. Они бы, пожалуй, все-таки подрались, если бы не растащившие их в стороны Ли и Суюки, первый из которых остался присматривать за Аппой, а вторая так и сделалась буфером и принимала теперь на себя все удары. Мо Бай, старик из шатра, говорил, что границы страны Огня охраняются лучше самой драгоценной жемчужины, и оттого пролететь через них по воздуху невозможно, однако Тоф отчего-то упрямо считала, что Ли все равно скоро присоединится. В любом случае их маленькое путешествие продолжалось, и конечная цель его с каждым мгновением становилась все ближе.

— И вообще, я, что ли, виновата, что моей маме тоже нравится чай? — бурчала себе под нос Тоф, совершенно не обращая внимания на рассевшуюся вокруг компанию.

Путешествие на корабле длилось уже несколько дней, и все это время Катара с ней демонстративно не разговаривала. Тоф, погрузившуюся с головой в мысли, это, впрочем, не волновало, и оттого девчонка бесилась сильнее, шипела что-то себе под нос так тихо, что никто наверняка не мог услышать. Однако, Тоф слышала и иногда злорадно отвечала, распаляя Катару сильнее. Не то чтобы ей в самом деле хотелось подраться, но проще уж было выплеснуть недовольство и разойтись, чем бессмысленно шипеть друг на друга, обмениваясь оскорблениями.

— При чем тут вообще чай? — хмыкнула едва слышно Катара, и Тоф едва удержалась от того, чтобы показать ей язык.

Нельзя было сказать, что недоразумение разрешилось, но путь они продолжали вместе. Ли доверил Катаре место, где они снова должны были с кем-то встретиться, и теперь девчонка задирала нос, считая себя главной. Тоф смеялась, что теперь она тоже участница заговора, и они снова сталкивались лбами, а потом расходились, чтобы непременно встретиться вновь.

— Я говорю про дядин жасминовый чай, — пояснила Тоф достаточно громко, вытягивая вперед ноги, — он очень вкусный, чтобы ты знала.

Катара снова хмыкнула и пробурчала что-то под нос, но голос ее заглушил налетевший ветер. Болтающие о чем-то Сокка с Суюки притихли, ощутимо оттопырили уши и в конце концов влезли, толкаясь локтями и подсаживаясь ближе.

— Под дядей ты имеешь в виду, — Суюки осторожно вытянула шею, — дядю Зуко?

— Не зови его так! — резко каркнул, хлопая ладонью по доскам, Сокка. — Он — предатель.

— Ну да, давайте начнем по двадцатому кругу, — Тоф хлопнула ладонями по бедрам и откинулась головой на остывшую в тенечке железную стенку, — чья там очередь выступать?

Обсуждение мотивов Зуко они уже затевали несколько раз, но в итоге все сводилось к перебранкам и ссорам. Катара непременно обвиняла Тоф в подстрекательстве заговора, и та, махнув рукой, предлагала ей сойти прямо здесь. Разрезаемое кораблем море билось о борта, скрипели винты двигателей, и они все ближе и ближе подступали к границе страны Огня. Конечно, всем было неспокойно, и оттого они развлекали себя дурацкими разговорами, иногда настолько абсурдными, что даже смешно.

— Когда мы встретились, от мамы пахло жасминовым чаем, — продолжала рассуждать вслух Тоф, не ожидая никакого ответа, — очень сильно.

Влажный соленый ветер трепал волосы и ласкал щеки, позвякивал привязанный к воротнику колокольчик и было, в общем-то, удивительно тихо для такого погожего вечера.

— Это же мог быть какой угодно жасминовый чай, — вставила свое веское слово Катара.

Она единственная стояла, привалившись к перилам, и в голосе ее вместо обыкновенного скептического неодобрения слышалось тонкое любопытство.

— Другой чай по-другому пахнет, — возразила Тоф, мотнув головой, и короткая челка ее небрежно рассыпалась по щекам.

— По мне так все чаи одинаковые, — хохотнул Сокка, а потом, догадавшись о чем-то, хлопнул себя кулаком по ладони, — то есть из-за запаха чая ты считаешь, что твоя мама тоже причастна к заговору, или что они с дядей…

Он сделал какой-то замысловатый жест рукой, и Суюки прыснула, стукнув его кулаком по плечу. Тоф, вообще-то размышлявшая только о перевороте, стукнулась макушкой о стену, и металлический гул разнесся эхом по всему кораблю. Нетрудно было догадаться, что именно имел в виду развеселившийся Сокка, и оттого жар вспыхнул волной, гнев вылился из груди протяжным шипящим рыком, и Тоф подтянула под себя ноги, выпрямилась и негодующе взмахнула руками.

— Моя мама не может изменять моему отцу с этим… — она осеклась, откинулась назад и рвано выдохнула, — он же старый!

— Ты сама это сказала, — просипел захлебывающийся в хохоте Сокка.

— Уже можно звать тебя принцессой? — подлила масла в огонь хихикающая Суюки.

Катара стоически промолчала, но Тоф все равно слышала, как шумно она выдохнула, и как часто-часто забилось отражающееся в металлических перилах сердце.

Все это было баловством, несерьезными обсуждениями, которые они от скуки и гнетущих мыслей затевали по несколько раз на дню. В прошлый раз, например, Тоф пообещала первой дать Зуко по носу, несмотря на все его оправдания, а до этого Суюки рассказывала, как из-за дошедшей до драки дурацкой ссоры стала едва ли не предводителем воинов Киоши. Они все по очереди, кроме молчаливой Катары, рассказывали о себе какую-то ерунду, смеялись, а потом затихали, прислушиваясь к шуму волн. Распростершаяся вокруг бездна завораживала, манила и пела, но совсем иначе, вовсе не попадая в такт. Море разворачивалось перед ней всепоглощающей пустотой, и только маленький железный кораблик, гулкий и неповоротливый, оставался зыбким островком безопасности. Днем, когда ребята были заняты чем-то своим, Тоф запиралась в каюте, прижималась к металлу всем телом и слушала пробирающей до костей скрежет. Тоф из мультфильма, кажется, умела повелевать металлом, а ее от визга бросало в дрожь и отчего-то казалось, будто от неосторожного шага нагретое железо прилипнет к ногам. Она уже думала об этом, однако никак не могла отбросить в сторону бесполезные мысли: все здесь было не так, шло наперекосяк и выворачивалось наизнанку, так что совершенно невозможно было предположить, чем в итоге эта история обернется.

Справедливости ради, называть собственную жизнь историей не хотелось. Тоф склоняла голову набок, перебирая смутные воспоминания, но все больше цеплялась за расплывающиеся в памяти картинки, нечеткие образы и полустертые чувства. Сюжет мультфильма, как глупая детская сказка, постепенно отходил в сторону как нечто неважное, и Тоф все чаще старалась вспомнить другое. Собственное забытое имя вертелось на языке, отрезвляя и будоража, как скапливающиеся во рту пузырьки от газировки, и стремительно исчезало, стоило только задуматься о потерянном прошлом. Тоф понятия не имела, зачем помнила все это сейчас, но оставить позади и забыть никак отчего-то не получалось, и она раз за разом обращалась к застывшему в голове образу светлого голубого неба и поднимающихся вверх холодных снежинок.

То, что от мамы пахло не только чаем, Тоф тактично умолчала. Теплый, успокаивающий запах, который она не сразу узнала, а потом отвлеклась на всякую чепуху, окутывал ее коконом, ластился к коже и проскальзывал даже сквозь удушающий запах курительных благовоний. Маленькое открытие, вслух высказанное в форме обыкновенной, привычной для последних дней шутки, заставляло губы растягиваться сами собой. Тоф не спрашивала об этом у Ли, не искала нигде подтверждения, но Айро, пожалуй, ей нравился. Да, у Тоф был отец, живой и здоровый, оставшийся где-то в родных краях, но их с мамой брак никогда не был заключен по любви. Впрочем, рассуждать о чужих делах не хотелось, и Тоф, встрепенувшись, переключилась на рассказывающего о чем-то Сокку, уже забывшего, кажется, о ее маленькой чересчур откровенной шуточке.

— Нам надо разработать хотя бы какой-то план, — увещевал Сокка, пока окружающие его девчонки предавались собственным девчоночьим размышлениям, — затмение состоится через шесть дней, а мы тем временем направляемся прямо в руки врага.

— Я же говорила, что плыть в страну Огня непонятно на чьем корабле — заведомо плохая идея, — оборвала едва оформившуюся мысль Катара, и металл загудел от ее нарочито тяжелых шагов.

— Прыгай, — милостиво разрешила Тоф, взмахивая рукой в сторону открытого моря, — возвращайся обратно вплавь. Уверена, Ли ждет тебя вместе с Аппой в том самом месте.

Ленивые смешинки быстро сменились раздражением, и она размашисто сменила позу, вытягивая затекшую ногу в сторону. Катара, шумно выдохнув воздух, плюхнулась перед ней, и туда же стремительно влезла Суюки, ложась на живот плашмя и старательно отгораживая их друг от друга. Сокка вскинул руки, страдальчески призывая девчонок не ссориться, и обе они отвернулись, будто одна могла видеть, а вторая глядела куда-то дальше собственного короткого носа.

— Я серьезно, — Сокка кашлянул и постучал костяшками пальцев по покрывающему металл дереву, — никто из нас понятия не имеет, что у Зуко на уме, но танцуем мы сейчас определенно под его дудку.

— Прыгаем, как цирковые обезьянки, — хихикнула Суюки, но тут же замолчала, зажимая себе рот ладонью.

В голосе Сокки, несмотря на смешливый характер, сквозила серьезность, так что все поспешили заткнуться, предоставив слово единственному разумному в данный момент человеку. Впрочем, сколько-нибудь разумных предложений не было ни у кого, так что еще десяток минут они просто сидели, обсуждая всякую ерунду, но уже куда более серьезным тоном.

— Кстати, Тоф, — прервала воцарившееся в какой-то момент обреченное молчание Суюки, — откуда ты вообще знаешь эту их секретную комбинацию?

О том, что комбинация, картинка, которую она старательно собирала, оказалась секретной, рассказал сам Мо Бай, заверив, что иначе они все равно никуда не поплыли бы. Более подробно, конечно, в детали никто не вдавался, а Сокка даже наигранно причитал, что совершенно ничего не запомнил.

— Не знаю, — Тоф мотнула головой, старательно копаясь в воспоминаниях, но так ничего и не придумала, — видела как-то, как дядя играет с Зуко?

Предположение прозвучало со знаком вопроса, и все обреченно выдохнули. Тоф понятия не имела, говоря откровенно, сможет ли повторить, в случае чего, выстроившуюся сама по себе красивую картинку, так что и обнадежить совсем размякших ребят было нечем. Сокка был прав, они приближались к стране Огня, уже завтра должны были войти в порт, и проводника у них больше не было, так что выкручиваться предстояло самостоятельно. Катара, невольно ставшая хранительницей тайны места их следующего назначения, секрета не раскрывала, упрямо молчала и дулась, пока все остальные ломали голову и мучились от паршивых догадок. Солнце тем временем постепенно садилось, медленно опускаясь ниже уровня моря, и окружающий их ветер делался злым и холодным.

Вечером, когда ветер пробирал уже до костей, на палубе Тоф осталась одна. Злость и обида шипели в ней морской пеной, и, казалось, стоит чуть податься вперед, и она станет русалкой, скроется в воде и оглохнет окончательно, погрузившись в холодное морское безмолвие. С палубы железного корабля море казалось огромным и тихим, словно расстилающаяся прямо под ногами пропасть, куда более пугающая, чем свистящий в ушах ветер. Корабль их покачивался на волнах, перекатывался из стороны в сторону и ловил бортами брызги от волн, и Тоф подставляла лицо, крепче цеплялась за перила и дышала через раз только чтобы услышать ленивое кряхтение механизмов. Они плыли вперед, практически в никуда, следовали чужим словам и тряслись от страха в тайне, закрываясь друг от друга сведенными в улыбках лицами. Шутки стихали, когда наползала темнота, тишина сгущалась перед глазами, и Тоф оставалась один на один с висящей над пустотой железкой, сердце которой грохотало и едва ли не кашляло.

— Только не говори мне, что ты смотришь на звезды.

Шагов Суюки Тоф вовсе не ощущала, задумавшись, а быть может та ходила неслышно, переступая по воздуху. Объявилась она аккурат у Тоф за спиной, разве что дыханием волосы на макушке не растрепала, но с тем и без нее прекрасно справился ветер.

— О да, они сегодня такие красивые, — Тоф хохотнула, поддерживая шутку, но веселье быстро смахнули мазнувшие по лицу брызги.

Смеяться не хотелось, оглушительно шелестело море, и корабль снова кренился в сторону. Отдаленно пахло грозой, промокшие от брызг волосы липли к щекам и шее, а в груди теплилось странное нелепое чувство, такое теплое, что жгло кончики пальцев. Несмотря на всяческий шум казалось, будто вокруг тихо до звона в ушах, и оттого голова сама собой дергалась, сбрасывая пелену.

Даже без касания тепло обдало тело, когда Суюки встала с ней рядом, оперлась о перила, протягивая вперед руки, и заливисто свистнула. Звук, отразившись от брызг, упал, ударился о металлический борт корабля и утонул в морской тишине, слишком громкой, чтобы кто-то смог ее перебить. Тоф, хохотнув, вытянулась и стукнула кулаком о борт, зажмурилась, пропуская через себя гул, но и тот вскоре затих дальним эхом, смешавшись со скрежетом механизмов. В металле не было почти ничего от привычного камня, и оттого он казался Тоф одеревеневшим пластилином, вроде бы мягким на вид, но таким неподатливым, что можно сломать невзначай парочку пальцев. Маленькая смешинка проскочила в воздухе вместе с шипящими брызгами, и обе они вдруг засмеялись, словно в самом деле случилось что-то смешное. Старая шутка давно отзвучала, отправилась на свалку и там сгнила, и только теперь смех от нее переполнил горло и вырвался, заглушая всего на мгновение оглушительную тишину огромного моря.

— Иногда мне кажется, будто я знаю тебя тысячу лет, — отсмеявшись и смахнув подступившие слезы, вздохнула Суюки.

Это, пожалуй, было слишком личным, чтобы озвучивать, и Тоф, промолчав, только согласно кивнула. Они были знакомы не больше недели, почти не разговаривали наедине и только иногда перекидывались короткими фразами, но стоять рядом с Суюки было на удивление уютно. Тихо и громко одновременно, так одуряюще тепло и спокойно, словно кто-то важный гладил ее по голове и просил ни за что не открывать глаз.

— Иногда мне кажется, что я сумасшедшая, — призналась Тоф, и смешинка снова вырвалась из ее горла.

Сказать это было гораздо проще, чем признаться в собственных чувствах, потому что в этой жизни любить ее никто не учил. Фан был хорошим братом, но Фан умер, и Тоф закрылась от всех, построила себе высокую башню и обрезала волосы, чтобы ни один прекрасный сказочный принц не посмел потревожить ее скорбный покой. Аанг, пожалуй, смог, и сделал это так ловко, что Тоф даже не поняла, как сама очутилась внизу в окружении решетчатых стен поваленного ветром забора. Суюки, если вернуть башню на место, сидела где-то с ней рядом, пряталась в соседней такой же и протягивала вниз руку вместо косы.

— Если ты думаешь, что тебе что-то кажется, — Суюки хлопнула в ладоши, но и этот звук улетел, смытый волной, — поверь мне, подруга, тебе вовсе не кажется!

Звонкий вскрик ее взлетел вверх, подхваченный порывом ветра, закружился у них над головами и улетел вдаль, отдаваясь эхом в ушах. Лицо обдал новый порыв брызг, волна ударилась о борт, и металлическая туша корабля покачнулась, скрипя завертевшимися механизмами. Все отчетливее пахло грозой, с неба падали первые капли, отличимые от брызг волн разве только по вкусу, а впереди их ждала неизвестность такая же оглушающая, как и гудящее внизу море. Тоф говорила, что за водой непременно следует камень, но теперь из моря они вынырнут прямиком в пламя, и то приветливо обогреет их или ревниво обожжет, словно резвящийся на сухих ветках костер, к которому не следовало подсаживаться слишком близко.

* * *

В порт страны Огня они прибыли ранним утром, когда воздух полнился влагой, а первые солнечные лучи щекотали нос. Всеобщее умиротворение, нарочитое и неправдоподобно ленивое, разбивали разве что сопение закутавшейся с платье с ног до головы Катары и нарушающие тишину тяжелые шаги местных охранников. Позвякивание корабельных снастей смешивалось со свистом и удачно скрывало скрипы и шорохи, потому что покинуть корабль беззвучно оказалось не такой уж просто задачкой. Попадаться сейчас, когда они только ступили на враждебные земли, не было никакого смысла, если только кто-то из них не решил бы скрасить одиночество Аанга в тюрьме. И даже так, думала Тоф, их, в отличие от перерождающегося Аватара, едва ли бы пожелали оставить в живых.

Страна Огня, как ей в детстве рассказывал один из бесконечных учителей, располагалась на архипелаге вулканических островов, сплетающихся между собой длинным подводным гребнем, и только один из них, достаточно большой, чтобы зваться настоящей землей, именовался столицей. Добраться до нее стоило больших усилий, но именно там стояла жирная красная точка места их назначения. Сейчас же они сошли на маленьком приграничном клочочке земли, от которого под ногами расползался жар, а воздух полнился пылью, и продвинуться дальше было следующим этапом их обратившегося спасательной миссией приключения. Тоф, впрочем, нисколько не сомневалась, что с самого начала влипла в ужасно опасное дело, и оттого сердце ее замирало и пускалось в яростный пляс, стоило только заслышать чужое дыхание.

Ранним утром, несмотря даже на промозглый морской ветер, здесь было тепло. Земля, в основном вовсе не покрытая растениями, крошилась под ногами крупным колючим песком, но все равно была такой жесткой, что от боли сводило привыкшие ко всякой гадости ступни. Шаги Тоф делала как можно более широкие, вставала на цыпочки и непроизвольно тянулась вверх, потому что земля эта была какая-то не такая. Непривычно молчаливая, сухая и острая, она казалась сожженной заживо и погребенной в собственном пепле, и оттого Тоф ни мгновения не чувствовала себя в безопасности. Хотя не чувствовал себя так, пожалуй, никто из них, и разве что ведающая промежуточный пункт назначения Катара шла чуточку увереннее остальных. По покрытому пещерами и расщелинами пляжу они пробирались куда-то вперед, словно обходили остров по кругу, нагревающийся от восходящего солнца воздух полнился пылью, а еще все вокруг виделось Тоф настолько одинаковым, насколько и скучным.

Говоря откровенно, без Аанга путешествовать оказалось ужасно тоскливо. Большую часть времени Тоф молчала, и не занимали ее ни разговоры с Суюки, ни опостылевшие перепалки с Катарой. Сокка же и вовсе встревать не пытался, разрабатывал какой-то ведомый пока только ему одному план и рисовал на мятой бумаге картинки, разглядеть которые Тоф было не суждено. Аанг сплачивал их, делал одну большую команду, и только в его присутствии, оказывается, все они казались друзьями. Теперь же Тоф ощущала себя бесполезным отростком, позвякивающим колокольчиком на собственном воротнике, от которого прок был разве только в раздражающем звоне.

— Убери его, а то нас поймают, — шикнула на нее Катара, не оборачиваясь.

Она все шла куда-то вперед, и остальные следовали за ней вереницей. Тоф замыкала колонну, прислушивалась к звукам и незаметно для самой себя закрывала рот ладонью, потому что воздух все больше казался ей ядовито горячим. Едва заметная мелкая пыль оседала на неприкрытой коже, впивалась и присасывалась, будто пиявка, и от этого противного ощущения ужасно хотелось чесаться.

— Думаешь, люди Огня не знают о колокольчиках? — язвительность слетела с губ, и Тоф захлопнула рот, наступив на особенно острый камешек.

Обуви она давно уже не носила, привыкла ступать по мягкой, иногда суховатой, иногда покрытой мхом и травой земле, однако здесь земля была мертвой, а шагать по трупам Тоф, кажется, была пока не готова.

— Думаю, люди Огня не знают о нас, — голос Катары казался удивительно собранным, удивительно не походящим на ее обычный в последнее время, — и просвещать их я как-то не собираюсь.

Тоф лишь буркнула «ладно», пожала плечами и сунула колокольчик в карман, и вдруг стало так тихо, что зазвенело в ушах. На этой выжженной подземным огнем земле не шелестел игриво ветерок, не пела под ногами плодородная, наполненная жизнью почва, и даже камень был просто камнем. Крошилась в ладони скала, но все равно оставалась она молчаливой и мертвой, побежденной и растоптанной, и Тоф теперь чувствовала себя так же. Липкий страх разлился в груди с тишиной, сердце скакнуло к горлу и вспотели ладони, но было еще оглушающее, гулкое в ушах пение ее собственного сердца, ток крови по венам, заглушающий мысли, и шероховатые неровные шаги впереди, из-за которых огненная пыль взметалась вверх и забивала нос. Они шли вперед, и Тоф все сильнее старалась не думать и не видеть, потому что от страха сводило пальцы, а из-за исколотых камнями ступней наворачивались на глаза жгучие слезы. Она могла бы, пожалуй, обратить все песком, однако неживая могила оставалась неприкосновенной, чтобы в одно мгновение не сделаться ее собственной.

Чуть дальше вглубь острова окаменевшую пыльную почву накрывал слой поросшей жесткой травой земли. Нормальной живой земли, на которую Тоф с упоением ступила ногами, разворошила пальцами и протяжно облегченно вздохнула. Впереди располагалась крохотная деревушка с небольшими, деревянными словно в насмешку домиками, а за ней опять начиналось море. Этот остров, как бы старательно Тоф на него не смотрела, оказался маленьким настолько, что с одного края наверняка можно было увидеть другой, так что было решительно непонятно — кого именно они здесь искали. Катара вела их в сторону от раскинувшейся под холмом деревушки, туда, где снова начинался безжизненный пепел и не было на первый взгляд ничего, кроме тишины и песка. По словам Ма Бая его торговый корабль останавливался здесь из-за расположенной чуть дальше по воде контрольной базы, так что земли эти можно было назвать в той же степени ничейными, как бессмысленными. Казалось, стоит неверно ступить, и остров уйдет под воду целиком, несмотря на подпирающий его снизу хребет, и в таком случае этого совершенно никто не заметит.

— Ничего себе домик на отшибе, — проворчал Сокка, и Тоф вытянула шею, будто могла разглядеть то, на что он смотрел.

Почву под ногами снова составлял безжизненный окаменевший пепел, наступать на который совсем не хотелось, но Тоф все равно прислушалась, зачем-то задержав дыхание. На вулканическом холме перед ними торчал, как пробка в бутылке, высокий, упирающийся ногами-сваями в землю дом, окруженный высоким забором. На подходе к нему землю покрывала будто искусственная раскатанная пластами трава на тонкой прослойке почвы, пахло от которой не то чтобы странно, но словно знакомо. На возвышенности пыль не витала в воздухе, так что сразу стало гораздо легче дышать, и все они, не сговариваясь, зашагали быстрее.

Остановил их, правда, тот самый забор, от которого до дома было еще примерно столько же, сколько они прошли от подножья холма. Предложение просто сломать его разбилось о смешок Катары, и на какое-то время все они застыли у ворот в раздумьях, что делать дальше. Только теперь Катара призналась, что Ли направил ее сюда, ничего больше не объяснив, и Тоф фыркнула, заявив, что объяснить он точно ничего не способен. Назревающую опять перепалку, впрочем, так и не начавшуюся, остановил вышедший и стремительно направившийся в их сторону человек. В какой-то момент, пока он шел, Тоф даже думала, что стоит теперь-то точно сбежать, но земля под ее ногами не пела, была совершенно мертвой, а вокруг нее простиралось такое же оглушающее, как и небеса, море. Бежать было некуда, а прятать голову в песок — поздно, так что Тоф расправила плечи и задрала подбородок, мысленно представляя, какого цвета может быть небо в стране Огня.

— Заходите скорее, — низкорослый мужчина с сиплым больным голосом распахнул перед ними ворота.

Это было, пожалуй, самое первое приглашение, отказаться от которого не представлялось возможности. Дальше они следовали одно за другим, вели их компанию вперед узкими тропами и скальными проходами и в конце концов походили одно на другое настолько сильно, что рябило в глазах. В путешествии по стране Огня не было ничего необычного: каждый день они притворялись кем-то другим, оглядывались по сторонам и прислушивались, вздрагивая каждый раз, когда кто-то обсуждал Аватара. Земля почти везде была одинаково мертвая, сухая и крошащаяся под ногами, и города тоже походили один на другой. Разделенные морем или узким скальным проходом, они ютились поодиночке каждый на своем собственном острове и были одинаковыми, как близнецы. Тоф, не отмечающая для себя ничего интересного, и вовсе сбилась со счета, продолжая идти только потому, что назад поворачивать было нельзя. Где-то далеко впереди ждал их плененный Аанг, взваливший все на свои хрупкие детские плечи, и приближалось огненной точкой невозврата затмение. В детали разворачивающегося вокруг и с их участием заговора их не посвящали, и оттого Тоф прислушивалась внимательнее, но все равно едва разбирала слова.

Если считать точкой отсчета ее знакомство с Аангом, Тоф, будь такая возможность, отмотала бы время примерно на середину. Если ее дурацкое слепое рождение в этом мире — то ближе к началу, к бесполезным урокам каллиграфии и держащему ее на руках Фану. Себя в младенчестве Тоф не помнила, да и вообще память имела обыкновенную дыряво-расплывчатую, и оттого воспоминания о прошлой жизни иногда казались ей бредовыми играми разума. Разыгравшимся воображением сошедшей с ума от горя девчонки, влезшей, кроме того, в ужасную передрягу. Кто-то давным-давно говорил ей, что не стоит слепо помогать всем просящим, и теперь Тоф оказалась напрочь слепа, видела разве что темноту перед своими глазами и шла за другими так, будто кто-то в самом деле ее просил.

К точке назначения, финалу их грандиозного путешествия, они приближались неумолимо стремительно, и, что бы там ни случилось, Тоф собиралась на этом все и закончить. Пускай Айро и Зуко проворачивают заговоры самостоятельно, пусть Аанг спасает мир, если ему так хочется, а Тоф, пожалуй, вернется в царство Земли и снова станет хрупкой фарфоровой куклой, неспособной ни на что, кроме как улыбаться с витрины. Потому что дальше, что бы там ни случилось, идти было решительно некуда, путь обрывался пропастью, наполненной лавой, и все они уже и так стояли у самого края.

— Если ты перестанешь хмуриться, наш маскарад может даже сработать, — зашипела Катара ей в самое ухо, когда они всей толпой заваливались в очередной дом.

Платье, в которое ее нарядили, было неудобным и жарким, а дубовые кожаные ботиночки хотелось стащить и разорвать зубами, как дворовая псина. Маскарад, как его назвала Катара, продолжался, теперь они входили в дом какой-то важной шишки, третьей, вроде бы, за сегодня, и все они казались Тоф решительно одинаковыми. Ложь она слышала еще на подступах к дому, собирала тени и шорохи, и, казалось, все видели их насквозь. Это напоминало, скорее, хвастовство, чем разведку, их водили за поводок, как трофей, и каждый раз, стоило начаться чему-нибудь важному, лица их упирались в закрытые двери.

— Если я перестану хмуриться, этот дом рухнет, — Тоф пожала плечами, протискиваясь между Катарой и хихикающей Суюки.

Их водили от одного дома к другому, и каждый, кто мог смотреть, видел расстилающуюся под ногами карту. Столица страны Огня была шумной, но сдержанной, расходилась четкими линиями-улицами и всеми способами привлекала внимание к венчающей ее точке. Дворец Хозяина Огня наверняка не было видно из-за высоких домов, но Тоф даже сквозь неудобную обувь ощущала рассыпающиеся под землей хаотичные норы-ходы, входы и выходы из которых они посещали. Говоря откровенно, Тоф не верила ни единому слову их провожатых, и оттого витающая в воздухе вулканическая пыль противно липла к рукам.

— Тогда мне хотя бы не придется смотреть на твое кислое лицо, — Тоф готова была поклясться, что Катара закатила глаза.

— Можешь взять пример с меня, — она махнула рукой перед собственным лицом и криво ухмыльнулась, — я-то твое не вижу.

Мягкое покашливание заставило их замолчать, прикусив языки.

— Ваши слуги довольно, — хозяин дома, имя которого Тоф запоминать даже не собиралась, понизил голос до шепота, — своевольны. Я бы порекомендовал их выпороть.

Они прохаживались по бесконечному саду всей толпой, ходили, будто привязанные друг к другу, длинной вереницей. Позади них шли настоящие слуги, и шаги их смешивались друг с другом, мешались в земле и гулом отдавались по вырытым давным-давно потайным ходам. Под ними простирался длинный разветвляющийся туннель, и Тоф, сколько бы ни хмурилась, пытаясь сосредоточиться, не могла оглядеть его целиком.

— Я предпочитаю считать этих детей своими учениками, — их провожатый в столице, Пак Су что-то-там-еще, заложил руки за спину, и Суюки вдруг дернула Тоф за рукав, — несмотря на недисциплинированность, они довольно старательны.

Она наверняка указывала куда-то в сторону, но Тоф только мотнула головой непонимающе, и тогда Суюки низким, едва различимым шепотом велела ей обратить внимание на окна. Или то, что за ними находится, потому что Тоф все еще была слепа и ощущала скорее пол, а не стены и воздух.

— Но, мой друг, я удивлен, что ты решил взяться за наставничество сейчас, — хозяин дома покряхтел, помялся и несколько шагов спустя все же продолжил, — разве у тебя сейчас не много работы во дворце?

Там, куда ей велела смотреть Суюки, по полу топали четыре пары ног, и это, пожалуй, все, что Тоф могла бы сказать. Скорее всего они были детьми или подростками, высокими, но легкими, жались к стенам и дышали так, словно не хотели, чтобы о них узнали. Тоф, обутая в неудобную обувь, не могла разглядеть их детально, тем более, что они постепенно уходили в другую часть сада, где трава достигала щиколоток и щекотала открытые участки кожи. С низкорослого раскидистого дерева падали на землю груши, катились, пуская вибрацию по покрытым каменной плиткой дорожкам, и терялись в траве опасными бомбами. Тоф видела каждую из них, отвлекалась на шаги и звуки, слышала перешептывания слуг позади и считала удары сердца. Происходящее отчаянно казалось ей западней, в которую они сами пришли и теперь любезно залезали в капканы, пока охотник присматривал, не позволяя ступить в сторону ни единого шага.

— Разумеется, у меня много работы, — Пак Су шагал так, словно не был в гостях, а расхаживал по своему собственному дому, — однако затмение состоится завтра, все приготовления завершены, и сегодня я могу составить тебе компанию. Или же ты, дорогой друг, не желаешь более видеть меня в своем доме?

Сердце Катары забилось так громко, что Тоф напрочь прослушала ответ хозяина дома. Оступившаяся вдруг Суюки ухватилась за подставленную вовремя руку Сокки, и только он один, кажется, не подал ни единого признака паники. Разумеется, думала Тоф, Хозяин Огня знал о затмении, странно было в этом сомневаться, так что они и вправду ровными рядами, взявшись за руки, словно в детском саду, шагали в ловушку.

— Я полюбуюсь еще минутку, — ответил на что-то Пак Су, и теперь-то Тоф отчетливо слышала триумф в его голосе, — идите в дом, мои ученики не оставят меня без внимания.

— Наслаждайтесь, мой друг, — хохотнул беспечный хозяин, и несколько пар глаз перестали следить за каждым ее движением, — когда все будет готово, я пошлю за вами слугу.

С дерева разом сорвались несколько груш, покатились по мощеной тропинке и упали, потонув в выстриженной траве. Вообще-то, подумала Тоф, груши не должны вот так падать на землю прохожим под ноги, отвлекая и настораживая, уподобляясь ударам трепещущего от страха сердца. Все вчетвером они застряли в самой настоящей ловушке, и крышка коробки, зависшая над их беспечными головами, грозила вот-вот захлопнуться. Налетающий то и дело ветер поднимал пыль и трепал волосы, гладил щеки и дергал за рукава, и от нарочитой беспечности кружилась голова и сводило живот.

— Скажите, а этот Зураб, — Сокка, понизив голос и привстав на одной ноге, зашептал Пак Су в самое ухо, — тоже на нашей стороне?

Взмах рукава заставил его оступиться, и Тоф едва не закричала, приказывая всем взлететь и исчезнуть. Мелкая дрожь, скрытая катающимися по дорожке фруктами и толстой подошвой ботинок, охватила вдруг все ее тело. Вокруг теперь, словно они очутились в стеклянной коробке, не было ни единого взгляда, ни шелеста дыхания, ни тяжести взрослого тела на мягкой земле, только Пак Су сделал несколько неспешных шагов, уходя на траву. Жесткая кожа ботинок впилась в ступни, мешая и отвлекая, и только груши продолжали катиться и падать, словно некто раз за разом встряхивал дерево.

Они рухнули вниз ожидаемо быстро, но Тоф все равно не успела смягчить падение, больно ударилась затылком и раскинула в стороны руки, словно все еще падала и изо всех сил старалась удержаться в воздухе. Гулкая тишина подземных пещер окутала ее, смешалась с дыханием и мелкой пылью проникла в легкие, и Тоф на долгое мгновение поддалась ей, крепко зажмурилась и почти потеряла сознание. Боль пульсировала в затылке, от соприкосновения с гладкой землей по телу расползались зябкие мурашки, и больше, кажется, не было ни единого звука, кроме гулкого биения сердца в ушах и прозрачного, полного насмешки шепота. В этих коридорах было немноголюдно, шаги разносились гулким эхо откуда-то издалека, и Тоф слушала их, прижималась к земле спиной, раскинув в стороны руки, и все никак не могла собрать рассыпавшуюся на осколки картину. Ботинки из жесткой кожи стесняли движения, и Тоф хотела сбросить их, но тело не слушалось, словно обернутое пеленками. В какой-то момент она снова ощутила себя беспомощным младенцем, застывшим от ужаса и неспособным даже кричать, и тогда земля толкнула ее в спину, боль вспыхнула в голове, и Тоф подскочила, рвано хватая ртом воздух.

Первым делом, едва успев подумать о резанувшей в висках боли, Тоф скинула обувь, позволяя пяткам стукнуться о голую землю. Воздух мазнул пальцы, и накатившее облегчение вспенилось, тихим вздохом вылившись через край. В гулком коридоре она была не одна, и Суюки тут же встрепенулась и учуявшей след ищейкой бросилась к ней, а болтающие о чем-то в сторонке Сокка с Катарой замолчали. Объятия обрушились на Тоф удушливым покрывалом, она задохнулась от неожиданности, и в голове снова бешено застучало. Боль разливалась от затылка к вискам и концентрировалась на уровне глаз, так что хотелось разрыдаться от собственной странной беспомощности, но Тоф только уткнулась в подставленное плечо и выдохнула.

— У тебя ведь не случилось потери памяти? — неловко хохотнула Суюки, и Тоф помотала головой, крепче хватаясь за ее одежду.

Ужас накатывал вместе с головной болью, свивался раскаленными прутьями и вбивался в виски слишком красочными для слепышки картинками. Тоф отчетливо помнила все, что так отчаянно старалась забыть, точно вновь обратилась запертым в бессильном теле младенцем или привязанной к батарее девчонкой, разглядывающей небо сквозь закрытое решеткой окно. Кровь скопилась во рту, от ожогов ныли ладони, и Тоф вдруг подумала, что вся ее новая жизнь — всего лишь бредни сошедшей с ума девочки. Помнится, подруга пересказывала ей сюжет любимого мультика, когда они оставались вдвоем, а потом последний крик вырвался из ее горла, и Тоф осталась один на один с собственным страхом.

Вздох застрял у нее в горле, и Тоф кашлянула, по одному разгибая одеревеневшие пальцы. Теплая ладонь Суюки невесомо касалась волос и иногда задевала кожу на висках, но от чужих прикосновений, какими бы приятными они ни были, по телу пробегали липкие мурашки. Холодный ужас бился в висках, пульсировал в затылке и стоял поперек горла, и Тоф осторожно отстранилась, вытирая грязными рукавами щеки. Слезы не текли по ее щекам, но ощущения чужих прикосновений впивались в кожу, оставляя шрамы-ожоги, и оттого, кажется, совсем не хватало воздуха. Тоф прислушивалась к пению вокруг, и оно успокаивало, баюкало, словно колыбельная матери в детстве, так что пустота перед глазами больше не казалась страшным проклятьем.

— Это был бы дурацкий сюжетный поворот, к тому же я ударилась не так уж и сильно, — Тоф фыркнула, выдавливая из горла слова, и всхлипнула, морщась от прокатившейся волной острой боли, — но все равно очень сильно болит.

Теперь уже, словно получив разрешение, влага потекла по щекам крупными горячими каплями. Тоф поджала под себя ноги и отодвинулась, прижимаясь спиной к прохладной стене, и гулкая песня врезалась в уши. Слух уловил несколько быстрых шагов, а затем прохлада коснулась затылка, и боль отступила, затаившись липким страхом под линией роста волос на лбу. Катара присела перед ней на колени, булькнула, перетекая в ее ладонях, вода, и прохлада исчезла за болью, запутавшись в пальцах дуновением ветерка. Где-то в этих коридорах, Тоф была отчего-то абсолютно уверена, находился Аанг, и она должна была, обязана во что бы то ни стало найти его, потому что сама решила учить его, пошла следом, а потом потеряла из-за собственной глупости. Им никогда нельзя было разделяться, потому что в конечном итоге дороги вели их в разные стороны, так что снова они могли никогда уже не найтись.

Журчащая прохлада коснулась виска, мазнула по щеке и окончательно исчезла под волосами, словно впитался в рыхлую землю мелкий весенний дождик. Катара коснулась ладонью скулы, утерла размазавшиеся по лицу слезы и отстранилась, пропуская между ними вздохи и шорохи. Тоф хотела уже потянуться следом за приятным прикосновением, подскочить на ноги и броситься петлять по нескончаемым коридорам, но ноги ее прикипели к земле, вросли в нее по щиколотку и вовсе не желали двигаться с места. Тоф будто бы дала корни, обратилась маленьким деревцем и теперь росла только вверх, вытягивая руки-ветви к скрытому земляным потолком солнышку.

— Нам нужно идти, — Катара шумно отряхнулась, — оставаться на одном месте опасно, а мы уже все равно попали во вражеский улей.

Ноги ее стояли крепко, но голос дрожал незаметно, словно шелестела листва еще одного дерева. Согласившись с сестрой, подскочил с места Сокка, ринулся было к первому повороту, вот только Суюки ухватила его за шиворот и шикнула, заставив прислушаться. Отовсюду доносились голоса и шаги, путали и петляли, так что невозможно было понять, где именно люди, и Тоф, так и оставшаяся сидеть на земле, прижала ладони к почве и тряхнула головой, отгоняя лишние звуки. Затылок уже совсем не болел, разве что навязчиво гудело в ушах, и Тоф старалась прислушаться ко всему разом, растягивала корешки и мысленно составляла карту лабиринта. То и дело ей попадались куски вулканической пыли, спрессованной в стены, возведенные точно нарочно, будто кто-то с самого начала знал, что она будет здесь.

Лабиринты петляли и путались, выходили за пределы ее восприятия, но было в самой их середине нечто такое, что тянуло и пело, и Тоф отчетливо знала, что идти им нужно туда. Она поднялась, отрывая ладони от почвы, встрепала снова отросшие волосы и обернулась к ребятам. Гулкое чувство поселилось в груди, смешалось с растекшейся по рукам болью в затылке и толкало вперед, не позволяя выбрать неправильный путь.

— Аанг где-то в этих лабиринтах, — Тоф пнула выросший под ногами камешек, и он укатился прямо туда, куда она собиралась идти, — в той стороне сейчас никого нет.

— Затмение завтра, — вздохнул Сокка, и из его голоса напрочь исчезла всякая смешливость, — мне интересно, что Зуко собирается делать.

Впрочем, с выбором направления никто спорить не стал, и они двинулись вперед. Стены некоторых коридоров были достаточно широкими, чтобы вместить около десятка людей, стоящих плечом к плечу, а в других им приходилось вставать вереницей и склонять головы. Тоф ловко выбирала безопасные пути, то и дело останавливалась, прислушиваясь, и они шли дальше, тихонько переговариваясь. Затмение должно было состояться завтра, а в лабиринты их забросили сегодня, и было в этом нечто такое странно тревожное, мешающееся с витающей в воздухе каменной пылью. Никто из них теперь не знал, что делать дальше, потому что с самого начала никакого плана не существовало, словно они кучей ввязались в чужую игру, сами повисли на ниточках и плясали под залихватскую дудку.

Иногда дышать в коридорах становилось совсем тяжело, но в большинстве из них тянуло свежим воздухом из замысловатой вентиляции, такой же запутанной, как сам лабиринт. Стражи в коридорах оказалось не так уж и много, но патрули прохаживались туда и обратно, наворачивали круги и появлялись в самых неожиданных местах, так что приходилось бежать назад или прятаться прямо в стене.

— Похоже, изначально это были вулканические туннели, которые превратили в настоящий лабиринт, — Суюки хмыкнула, постучала костяшками по стене, и несколько камешков скрипнули и упали ей прямо под ноги.

Тоф казалось, что они ходили кругами, проходя раз за разом одни и те же развилки, однако ребята утверждали, что это неправда. Сокка оставлял на стенах маленькие зарубки, и по его словам они не вышли ни к одной из них, но от странного ощущения бессмысленности их похода все равно противно сосало под ложечкой. Хоть из вентиляции и тянуло свежим воздухом, голова все равно кружилась, и тупая боль в затылке то появлялась, то отступала, продолжая напоминать о себе. В ушах стучало гулкое сердце, и оттого все остальные звуки казались Тоф приглушенными и будто смазанными. Собственные мысли все больше занимали ее, ударялись о черепушку с каждым тяжелым шагом, и в какой-то момент Тоф просто-напросто остановилась, привалилась спиной к стене и втянула воздух сквозь сжатые зубы. Где-то на границе сознания билась мысль, но осознать ее никак не получалось, и все вокруг заглушал страшный гул, словно прямо ей на голову обрушился водопад.

— Эй, Тоф, ты в порядке? — теплая рука легка на плечо, и от чужого прикосновения горький комок поднялся в горле. — Ребята, подождите секундочку!

Откуда-то пахнуло свежестью и свободой, но коленки дрожали, так что невозможно было сделать и шага, и Тоф только рвано вздохнула пыльный воздух подземного лабиринта. Потолок давил на макушку, земля оглушительно пела, и песня эта была колыбельной только для нее одной. Вот оно что, Тоф должна была просто остаться здесь, закутаться в мертвый вулканический пепел и сделаться статуей, потому что так было правильно. Тоф была маленькой фарфоровой куколкой на книжной полке, и руки и ноги ее вовсе не двигались, оставаясь куском холодного камня.

Противный визг резанул по ушам, и Тоф вздрогнула, сбрасывая с себя каменную крошку. Ладонь Суюки по-прежнему лежала у нее на плече, кружилась голова и тошнота подкатывала к горлу, но теперь Тоф отчетливо ощущала, как стучит, бьется у нее под ногами земля. Покрытое пеплом мертвое сердце колотилось под пятками, резонировало с ее собственным и текло расплавленным камнем по венам, выступая испариной на коже. Под столицей страны Огня прятался огромный вулкан, испещренный трещинами и проходами, и нечто оглушающе страшное заставило его стряхнуть с себя сонную пелену.

Гулкий толчок выбил из-под ног почву, и Тоф осталась стоять только потому, что все еще прижималась к стене. Суюки ухватилась за нее болезненной хваткой, с пронзительным вскриком упала Катара, и жар мазнул по щекам так, что зашевелились на голове волосы. Вспотели ладони, руки соскользнули с шершавого камня, и Тоф, оттолкнувшись, на нетвердых ногах прошла вперед. Топот шагов слышался теперь отовсюду, так что не было никакого смысла прятаться от людей, и она, выдохнув сквозь зубы, смахнула их одним коротким движением. Земля вокруг нее пела и билась конвульсиями, в голове у Тоф звенело и клацало, словно смыкались в воздухе зубы. Спереди тянуло свежим прохладным воздухом, и сама себе Тоф, если бы могла о чем-нибудь думать, напоминала бы наркоманку. Этот воздух нужен был жизненно важно, потому что жар отвратительно булькал в груди, пекло слепые глаза, и, кажется, пахло палеными волосами. Вулкан под городом просыпался, выплескивал скопившееся внутри пламя, и от пепла и жара болело в груди.

— Аватар!

Чужой вскрик заставил Тоф вздрогнуть. Размашистым жестом она смяла туннель и проделала новый, крутанулась на пятках и втянула носом воздух. В той стороне пахло облаками и травами, и Тоф рванулась туда, вовсе не обращая внимания на ожоги на пятках. Пол под ногами разогревался с каждым мгновением, ходить по нему делалось больно, но вот она лицом врезалась в манящее ощущение свободы на кончиках пальцев, зарылась в него носом и обхватила руками, прижимаясь изо всех сил. Звякнул привязанный на воротник колокольчик, прохладные ладони легли ей на спину, и жар отступил, уступая место размеренному спокойствию. Аанг обнял ее в ответ, засмеялся в самое ухо, и теплый воздух его дыхания мазнул по ее виску. Прошла, кажется целая вечность, прежде чем оглушающие звуки вернулись, нагретая текущей под ее толщей лавой земля обожгла голые ноги, и Тоф потерлась носом о теплую шею, с головой погружаясь в ласковое ощущение безмятежности. Наверное, она ощущала бы себя так же, отыскав в Ба Синг Се живого Фана, а не скорбящую и плетущую заговоры маму. Словно лопнула окружающая ее скорлупа, и теперь Тоф захлебывалась в воздухе, болтала ногами над облаками и слушала пение радости, а не скорби.

Суюки, Катара и Сокка нагнали их, сделали объятия неуместными и неловкими, но ни Тоф, ни Аанг не спешили отпускать друг друга. Тоф, признаться, понятия не имела, что творилось в голове маленького Аватара, но его мелодичный смех и теплое дыхание на ухо разом заменили ей целый мир. Опьяняющее чувство значимости и вседозволенности гладило волосы, обида и ревность толкались в животе и свивали новый клубок, и Тоф беззастенчиво потакала им, продолжая прижиматься к Аангу, словно бы между ними раскинулось куда большее, чем слова ученик и наставник. Аанг как ни в чем не бывало обнимал ее за спину, держал крепко и осторожно, и Тоф казалось, что еще немного — и она повиснет на нем, как маленькая цепкая обезьянка.

— Давай, Тоф, отлипай, — Сокка потянул ее за плечи, и Тоф поняла, что пропустила кусок разговора, — нужно выбираться отсюда, пока обе стороны не сожгли нас к чертям.

Отпускать Аанга не хотелось, и Тоф замотала головой, аккуратно, боясь обжечься, вдавила пятку в землю и открыла проход. Топот множества ног разносился гулом по нагретому камню, не так уж и далеко шипела, поедая туннели внизу, раскаленная лава, а еще собственное сердце стучало так оглушительно громко, что Тоф путалась в нем и тонула, словно в кипяченой воде. И, если она не хотела превратиться в каменную статую с горсточкой пепла внутри, стоило и в самом деле куда-то уйти

— Обе стороны чего? — вопрос вырвался из горла вместе с ужасающим пониманием, и Аанг тут же подтвердил догадку:

— Восстание решили устроить за день до солнечного затмения.

Голос его мазнул по щеке утренним ветерком, и Тоф зажмурилась до боли в глазах. Она никогда не собиралась участвовать ни в каких военных переворотах, думала только научить Аанга магии земли и разве что дойти до проклятого Ба Синг Се, а теперь у нее под ногами просыпался вулкан. Тоф даже согласилась бы вернуться домой и стать послушной фарфоровой куклой, если бы только весь ужас вокруг исчез, и дети в этом ужасающем мире стихий сделались просто детьми.

— А ты здесь зачем? — дурацкие вопросы готовы были сыпаться из нее градом.

Прохладная в окружающем жаре ладонь легла на ее макушку и слегка растрепала волосы, обреченный вздох мазнул по уху, и Аанг отпустил ее. Ощущение безграничной свободы исчезло, земля запела совсем другую мелодию, и Тоф размашистым жестом заставила ее замолчать. Просыпающийся вулкан выбрасывал в туннели пары раскаленного воздуха, и для спланированной заранее акции вокруг слышалось слишком много отчаянных криков. Коридоры обваливались, забивалась вентиляция в потолке, и с каждым мгновением становилось труднее дышать.

— Мне больше интересно, кто-то из них решил разжечь целую гору, или это совпадение такое?! — Сокка взвизгнул, когда стена рядом с ним раскололась, и поток горячего пара лизнул его ноги.

— Такими темпами от города ничего не останется, — кивнула Суюки, раскрывая веера и отмахивая жар жаром.

Катара молчала, однако шаг ее сделался тяжелым, и Тоф почти могла услышать, как скрипят ее зубы. Ей самой из-за расползающегося жара камень казался мягким, точно проваливающиеся под ногами зыбучие пески, лип к босым пяткам и оставлял болезненные ожоги. Тоф хваталась за рукав Аанга, переставляла ноги поспешно и слышала все вокруг, сливающееся в голове в какофонию стука и вздохов. Билось огромное подземное сердце, и мертвый камень резонировал с ним, и Тоф слушала их сплетающиеся воедино песни, все больше ощущая себя маленьким расплавленным кристалликом соли на сковородке.

— Предполагалось, что моя поимка ослабит бдительность Хозяина Огня, — Аанг хохотнул, отцепил руку Тоф от своего рукава и тут же перехватил ее ладонью, — а Зуко должен был вытащить меня перед самым началом.

Если Зуко не сдержал обещания, подумала Тоф, значит что-то пошло не так, и сейчас ему самому могла требоваться помощь, а они застряли в этих чертовых коридорах вместе с кучей испуганных стражников. Из-за движения пара в туннелях лабиринты путались, рушились потолки и образовывались новые коридоры, и Тоф вовсе не могла сказать, куда им нужно идти. От жара кружилась голова, болели ступни, и она уже сотню раз пожалела, что скинула обувь. Мысли путались, и только шипящая, совсем не мелодичная песня звала ее за собой, погружая все глубже в насмешливую пустоту перед глазами. Кажется, многочисленные стенающие знали, где выход, потому что в какой-то момент посторонние звуки пропали, оставив Тоф наедине с шорохом плавкого камня и грохотом обезумившего подземного сердца.

Должно быть, некоторые участки вентиляции все еще работали, потому что время от времени откуда-то тянуло воздухом, так что дышать становилось чуточку легче. Тоф пыталась сделать хоть что-нибудь, отследить подземные дыры и цельные коридоры, вырыть новые если потребуется, но от собственного бессилия только злость горьким привкусом поднималась в груди. Они ушли так далеко, что стражников уже не было слышно, приближались, кажется, к самому сердцу подземного города, а земля вокруг раскалялась, пела и выла в агонии, но вместе с тем оставалась безразличной и неприступной. Тоф слушала ее, взмокшими пальцами крепко сжимала ладонь Аанга, и в какой-то момент песня дернула ее в сторону, увела с тропы и ударила о прочную стену. Здесь был металл, железо образовывало обжигающую руки коробку посреди камня и пламени, и внутри нее было нечто, из-за чего сводило в ужасе пальцы. Они и в самом деле специально пробуждали вулкан, поили его пламенем, точно новорожденное дитя молоком, и тот жадно пил, разгораясь все жарче и жарче.

— Стойте! — Тоф резко остановилось, и рука ее выскользнула из пальцев Аанга. — Штука за этой стеной разжигает вулкан!

— Ну так сломай ее! — рявкнула вдруг Катара, разворачиваясь на пятках.

Она шумно втянула воздух, но механизм за стеной загудел, клацнул, и страшный грохот оглушил Тоф на несколько мгновений. Пустота колыхнулась перед глазами, тело сковал ужас, и яростный гнев вспыхнул в груди.

— Ты совсем с ума сошла?! — Тоф взвизгнула, ударила кулаком в стену, но только проделала дыру в камне, оставляя металл невредимым. — Как, по-твоему, я должна это сделать?! Это же огненная железяка!

Из-за металлической коробки и пара Тоф не могла точно понять, что внутри за машина, но обожженными пятками чувствовала, как расползается под ногами жар. Свист и треск пламени появлялись и исчезали где-то на заднем плане, но людей вокруг не было, только какие-то идиоты, кажется, перепутавшие ведущий к выходу коридор, тихонько переговаривались между собой. Как бы то ни было, машину Тоф сломать не могла, раскаленное железо просто жгло пальцы и упрямо молчало, не желая подхватывать песнь горячего камня. Вместо этого, пожалуй, можно было прихватить с собой парочку заложников-неудачников и по пути к выходу послушать о страшно коварных планах Хозяина Огня по порабощению мира.

— Эй, Аанг, — Тоф толкнула его в бок и потерла друг о друга ладони, — ты хорошо научился противостоять огненной магии?

Двое вывернули из-за угла как раз в тот момент, когда Аанг собирался спросить, что она имеет в виду, и Тоф ухмыльнулась, предчувствуя драку. Раздражение копилось у нее в груди уже довольно давно, кипело не хуже вулкана у них под ногами, и Тоф во что бы то ни стало собиралась выплеснуть его, подражая растекающейся глубоко под землей лаве. Голова у нее уже не на шутку кружилась, воздух жег легкие, и оттого, наверное, Тоф хватило разве что на несколько маленьких кочек, заставивших незадачливую парочку оступиться. Впрочем, и этого оказалось достаточно для рванувшейся Суюки, несколькими четкими ударами отправившей противников видеть сладкие сны.

Земля под ногами вдруг покачнулась, и Тоф, не удержав равновесие, рухнула на колени. Что-то горячее и липкое закапало на ладони, противно зазвенело в ушах, и захохотала перед глазами черная пустота. Окружающие звуки смазались в ужасную какофонию, тряхнуло снова, и Тоф покрепче вцепилась пальцами в землю, взрывая в камнях глубокие борозды.

Нечто внизу кричало и билось, рвалось в сковывающих его кандалах, так отчаянно и страшно, будто терзаниями своими могло стереть с лица земли не только оковы, но и тюремщиков, и тюрьму. Жар раскаленным железом тек, подобно воде, горела земля и воздух превращался в дым, а Тоф слышала вой, пробирающий до костей удручающей неизбежностью. Ничего вокруг словно не существовало, были только она, пустота и скрежещущий звук, похожий на смерть. Наверное, это и была ее смерть, та самая, о которой Тоф совсем позабыла, вычеркнув из жизни, как собственное старое имя.

Размашистый звонкий шлепок привел ее в чувства так резко, что голова снова закружилась, и Тоф, обмякнув, уселась на попу. Должно быть, прошло всего несколько бесконечно долгих мгновений, от пара слезились глаза и промокла насквозь одежда, от гулкой боли раскалывался затылок, но в остальном все оставалось по-прежнему. Катара нависла над ней грозным коршуном, и частое дыхание ее шевелило прилипшие ко лбу волосы. Щека горела огнем, в уголках глаз ее выступили слезы, и оттого делалось еще жарче, словно кипит прямо внутри. Сидя на горячих камнях в подземных коридорах, Тоф сравнивала себя с бурлящим вулканом, и сравнение это выходило таким, что самой себе она казалось просто-напросто идиоткой.

— Потом я вылечу твою голову, ноги и что угодно еще, только поднимайся, нам нужно выбираться как можно скорее! — Катара безжалостно дернула Тоф за воротник, и впрямь заставляя встать на неверные ноги. — Никто не собирается тащить тебя на себе!

Голос ее звучал гневно, а рука держала так крепко, что Тоф невольно становилась на цыпочки, опасаясь оказаться задушенной собственной рубахой. В животе у Тоф щекотало странное чувство, похожее на смешинки, и оттого губы ее невольно растягивались в улыбке.

— Я мог бы… — Аанг добросердечно попытался вставить свои пять копеек, но Катара оборвала его, припечатав:

— Цыц!

Она дернула Тоф за воротник и потащила вперед, так что той пришлось поспешно переставлять ноги. Выход теперь вырисовывался черной на черном картой прямо перед глазами, но Катара отчего-то шагала уверенно, словно и сама знала, куда им нужно идти. Гулкая железяка посреди нагревающейся горы оставалась на месте, куда бы они ни направились, преследовала их, подобно лунному диску, и Тоф вдруг стало до нелепости интересно, какого сейчас цвета небо над головой.

Они выбежали из очередного туннеля в тот самый момент, когда потолок за ними с грохотом обвалился, оглушил и осыпал камнями, так что Тоф не сразу заметила притаившуюся возле железа фигуру. Жар волнами проходил по телу, шея была липкой от пота, а ноги ужасно болели, но рука Катары все еще крепко сжимала ее ладонь, и оттого слабая, едва ощутимая прохлада словно дула прямо на мысли. В этой комнате в самой середине вулкана, и Тоф в самый последний момент успела оглянуться назад, отсекая подлый удар за спиной. Огонь мазнул у самой щеки, врезался в нагретый и без того камень, зашипел в воздухе и исчез, мешаясь с хлынувшим во все стороны паром.

Сперва Тоф пришло в голову вытолкнуть остальных прочь и остаться самой, потому что глаза у нее все равно бесполезны, однако даже в такой суматохе Катара пальцев не расцепила. Девчонка развернулась следом за ней, зашипела, испаряясь, вода, и новая волна жара прокатилась по телу. Они оказались в той самой обитой железом коробке, и, наверное, нужно было чего-нибудь делать, но Тоф в самый неподходящий момент снова поглотило оцепенение. Сердце стучало у самого горла, грозило вот-вот вывалиться на язык, и во второй раз Тоф не придумала ничего лучше, чем построить между ними с Катарой и остальными огромную стену. Потому что, Тоф откуда-то знала это наверняка, железяку нужно было во что бы то ни стало сломать. Вулкан горел и бился в агонии, и Тоф слышала его прощальную песню, до самого верху наполненную мечтами о небе. Тоф не была вулканом, и вулкан никогда не был ею, однако песня его впитывалась сквозь обожженные пятки и вырывалась из горла отчаянным ревом.

Времени на разговоры не оставалось, пламя снова взметнулось, застрекотало у самого уха, облизало стены и зашипело, обращаясь ядовитым паром. Рядом с механизмом, разогревающим гору, торчала та самая сумасшедшая сестра Зуко, плевалась огнем и была тяжелой и верткой одновременно. Тоф едва поспевала за ее шагами, увернулась от удара в последний момент, и тогда-то ладонь Катары наконец-то исчезла, погружая ее в трескучее пламенное одиночество. Воды здесь не было, вся она обращалась в шипящий над ухом пар, и жар главенствовал, царствовал в этом вулкане, скапливаясь мощь, чтобы вот-вот взорваться пламенным градом.

— Две маленькие букашки решили потягаться силами в моей стихии? — она подходила к ним медленно, и пламя стрекотало возле нее, словно верная ручная собачка. — Вам стоило убить меня исподтишка, со спины, я бы ни капельки не обиделась, честное слово.

Аанг, Суюки и Сокка все еще торчали по ту сторону стены, но никто из них не мог ее разрушить, потому что стену эту построила Тоф. Камень крошился и обращался в пыль у нее прямо под пальцами, и было в его прощальном пении нечто такое завораживающе печальное, из-за чего сердце заходилось в бешеном танце. Катара прижалась спиной к нагретой стене, коленки ее ощутимо дрожали, а пальцы сжимали неподатливый камень. Если считать пар, воды было предостаточно, но что вода могла сделать против безумного пламени, сжигающего на своем пути даже камень?

— Аанг! Найди Зуко и отлупи его за меня! — рявкнула вдруг Катара, и коленки ее окончательно подкосились. — А я пока выцарапаю глаза этой сучке!

Вперед она ступила тяжело, почти оступилась, неуклюже взмахнула руками, и витающий в воздухе пар рухнул на пол горячими каплями. Тоф взвизгнула, от неожиданности подпрыгнула, и вода последовала за ней, обволакивая обожженные ноги. Воды и камня здесь было предостаточно для победы, вот только из них троих одна лишь Азула умела сражаться всерьез, и оттого пламя засвистело снова, поцеловало макушку, опалило камень и разбилось о железную стену. Они оказались заперты вместе с разжигающим огонь механизмом и сумасшедшей девчонкой, и Тоф отчаянно захотелось сделать хоть что-то, чтобы не стоять третьей лишней.

И тогда Тоф прислушалась. Вросла в мертвую землю так прочно, как только могла, позволила вибрациям, пению и дыханию жизни проходить сквозь себя, наступила в созданную Катарой лужу. Железо переплеталось с камнем, и огонь нагревал их, бурлил раскаленный пар, заливал глаза пот. Тоф видела перед собой черноту, привычную и пустую, как черное-черное городское небо сквозь маленькое окошко, но было вокруг еще слишком много всего, ядом стекающего с кончиков пальцев. Ни Тоф, ни Катара не умели драться всерьез, так, чтобы отстаивать свою жизнь, и обе они знали, что вовсе не вправе ее отнимать. Вода испарялась, превращалась в обжигающий пар, а огонь бушевал, лизал стены и плавил железо, бился глубоко под землей, скованный кандалами, и маленькое железное сердце разжигало его все сильнее.

Конечно, вдвоем им было не победить. Вода испарялась под яростным пламенем, плавились каменные оковы, а Тоф все еще была неуклюжей маленькой девочкой, неспособной бросить в обидчицу камень. Зуко тренировал ее в драке против огня, Тоф училась слышать его, чувствовать горячий воздух клетками кожи, вот только Азула оказалась слишком быстрой и яростной, безумие ее стрекотало искристыми молниями, и не было вокруг ничего, способного ее удержать. Ничего, кроме вулкана и океана, которому оказалась необходима всего-то самая малость, чтобы заполнить собой подземные коридоры. Они с Катарой оказались слишком далеко друг от друга, Азула умело разделяла их, игралась, как кошка играется с мышками вместо того, чтобы съесть, оставляла на теле опалины, словно помечала добычу, и Тоф нужна была еще самая малость, чтобы соединить разрозненный лабиринт. Земля под ногами гудела от жара, шипела обращенная в пар вода, и в следующее мгновение случилось сразу столько всего, что Тоф едва не прикусила язык.

Вулкан встрепенулся, точно скинул с себя последнее оцепенение, ощутимый толчок едва не заставил их всех повалиться на землю, и уже в следующее мгновение что-то грохнуло над головой. Запели, пропуская воду по собственному нутру, камни, и огненная вспышка, сопровождаемая яростным криком, опалила Тоф лоб. Качнулись железяки, гора вздохнула, и прямо оттуда, совсем рядом с ними, полилась тугими струями раскаленная магма. Задрожали стены, железный короб погнулся, но устоял, и Тоф завизжала, затыкая дыру всем, до чего только могла дотянуться. Под ногами железа не было, однако оттуда пер жар, и им оставалось разве что вылететь вверх, как вылетает из бутылки шампанского пробка. Тоф не умела ладить с железом, на раздумья у нее оставалось всего пара мгновений, и, совсем позабыв про Азулу, она метнулась в сторону, едва уворачиваясь от огненного столба, ухватила Катару за руку и дернула ее на себя.

— Если утопишь вулкан в океане, обещаю вытащить нас отсюда! — рявкнула Тоф прямо ей в ухо, перекрикивая грохот падающих камней и собственного обезумевшего сердца.

Пальцы Катары оставались прохладными, несмотря на окружающий жар, и это, пожалуй, было единственной мыслью, мелькнувшей в голове Тоф, прежде чем тонкая струйка, просачивающаяся сквозь щель, превратилась в огромный, сносящий все на своем пути поток. Вода захлестнула, выбила воздух из легких, и земля окончательно исчезла, оставив Тоф подвешенной в невесомости. От ударившей в грудь мощи пальцы сами собой разжались, голова закружилась, и один лишь скрежет металла врезался прямо в уши. Металлическая коробка скрипела и лопалась, но целостности не теряла, и вскоре Тоф уперлась в нее грудью. Вода уходила дальше сквозь щели и трещины, стремительно нагревалась, а они оставались внутри. Воздуха не хватало, горели от напряжения легкие, и так хотелось сделать всего лишь вдох, что Тоф почти открыла рот, когда что-то зацепилось за ее пояс и потянуло назад.

От металла отражалось биение сердца, оно проходило сквозь пальцы и возвращалось назад, и больше не было ничего. Тоф цеплялась за трещины, тянула изо всех сил, но вода давила на грудь, и что-то держало ее, держалось, тоже цеплялось изо всех сил, словно бы именно она еще могла кого-то спасти. Металл оставался безжизненным и горячим, не пел, а вторил за кем-то, и Тоф никак не могла разобрать слов его песни. Прошло всего несколько мгновений, а ей казалось, будто она висит в пустоте целую вечность, и оттого чернота у нее перед глазами делалась еще более несуществующей. Если бы только у Тоф был маленький камешек, совсем крошечный, чтобы проделать дырку побольше…

Тоф было хорошо, тепло и спокойно, и, наверное, можно было оставить все так. Можно было, и она прижалась к металлу лбом и ладонями и выдохнула, чтобы повторить его песню. Тоф едва не запела, но вместо этого закричала, рванула железо, словно это была старая сгнившая тряпка, и вода выплюнула ее прочь, понеслась дальше по коридорам, пока не нашла выход. Вода заполнила собой коридоры, словно это было замысловатое подземное озеро, выплеснулась наружу и утихла, как стихло разгоревшееся под землей пламя. Без подпитки вулкан выплюнул пар, пару раз дрогнул и оцепенел, вновь превращаясь в остров мертвой земли.

* * *

Тоф пришла в себя от странного пронзившего лоб ощущения, как будто на нее в упор пристально смотрят. Она лежала, распластавшись спиной на мокром камне и раскинув в стороны руки, а над ней в самом деле нависала, обдавая горячим дыханием, сумасшедшая девчонка. Наверное, думала Тоф, горячим было дыхание, потому что не могла же в самом деле эта чокнутая принцесса сжечь ее, маленькую и беззащитную, совсем не способную дать отпор. Наверное, думала Тоф, это Азула, а не Катара, хваталась за ее пояс и тянула назад, потому что сама она ни за что не смогла бы выбраться из железной ловушки. Вокруг плескалась вода, а небольшая площадка суши, на которой они оказались вдвоем, была совершенно голой и уходила под воду, соединяясь там с горным хребтом. Часть города теперь была покрыта океаном, похожим на огромное соленое озеро посреди клочка суши, а остальная громада возвышалась над ним, небольшими бумажными домиками вплотную прижимаясь к вулкану. Тоф спиной ощущала тяжесть толщи воды, будто она сама, а вовсе не город, лежала под ней не в силах пошевелиться.

— Хватит на меня пялиться, — фыркнула Тоф, когда жар от дыхания Азулы окончательно высушил прилипшие к ее лбу волосы.

Наверное, убеждала себя Тоф, это всего лишь дыхание, но на всякий случай добавила как можно сердитее:

— Убьешь меня, и застрянешь наедине с моим трупом.

Жар со лба исчез, Азула поднялась на ноги и зло фыркнула, отворачиваясь. Тоф осталась лежать, раскинув в стороны руки, потому что пошевелиться, оказывается, совсем не могла. Все тело ее было покрыто ожогами, не слишком серьезными, однако страшно болезненными, а ступни и вовсе отзывались на каждое дуновение ветерка. Катара, помнится, обещала вылечить все что угодно, но Катары здесь не было, так что Тоф оставалось только лежать и думать, что Азула все-таки не решит ее убивать. Потому что Азула, думала Тоф, тоже была просто-напросто маленькой девочкой, запертой в красивом дворце, в котором нельзя шевелиться, чтобы не испортить картинку. Не то чтобы Тоф в самом деле жалела Азулу, однако иного выбора, кроме как считать ее хоть немного нормальной, у нее сейчас не было. Можно было, конечно, изловчиться и запереть девчонку в каменной клетке, но тогда пришлось бы пошевелиться, а двигаться Тоф не желала сильнее, чем думать.

Впрочем, спокойствие все равно продлилось недолго. То ли устав стоять, то ли накрутив себя мыслями, Азула вскрикнула, подняла с земли первый попавшийся камень и замахнулась им с таким свистом, что даже слепая Тоф угадала движение. Воздух вышел сквозь зубы со звуком закипевшего чайника, Азула рявкнула что-то про идиотов и собственное превосходство, но Тоф вовсе не слушала. Она сосредоточилась на камне внизу, прижалась ладонями к мокрой породе и сжала губы в тонкую линию, вот только отбиваться ей совсем не пришлось. В последнее мгновение Азула остановилась, застыла в нелепой позе с протянутой рукой, и Тоф, вздохнув и крякнув от пронзившей запястье боли, вытащила камень из ее пальцев. Со стуком и плеском тот шлепнулся рядом, а Азула, словно бы это Тоф дала ей пощечину, дернулась и распрямилась.

— Да почему ты лежишь?! — Азула отпрыгнула в сторону, приняла боевую стойку, нелепо взмахнула руками. — Вставай и сражайся со мной!

Голос ее сорвался на пронзительный визг, ноги подкосились, и она едва устояла, поскользнувшись на мокрой земле. Шелестели вокруг волны, и больше не было звуков, так что Тоф отчетливо слышала, как колотится сердце принцессы. Казалось, стоит Азуле сделать единственный шаг, и тело ее сломается, упадет и затихнет, однако она все переступала и переступала с ноги на ногу, пинала мелкие камни и размахивала руками, разнося в стороны брызги.

— У меня ноги болят, не хочу я вставать, — Тоф протяжно вздохнула, кашлянула и повернула голову, выплевывая застрявший между зубами песок, — и, раз уж убивать ты меня все равно не никак не решишься, сделай милость, заткнись.

Должно быть, с Азулой никто никогда в таком тоне не разговаривал, потому что она неожиданно послушалась, отступила на пару шагов и уселась прямо на землю.

Плеск волн убаюкивал, пригревало солнце, и Тоф, кажется, задремала, вслушиваясь в крик чаек вдалеке. Где-то в другом мире, далеко-далеко отсюда суетились люди, спасали из затопленных домов вещи, собирали раненых, помогали друг другу идти, и этот мерный человеческий гул убаюкивал тоже, завораживал и мешался с природными звуками, словно был чем-то неотъемлемо важным. Земля не горела, никто не сражался, и можно было, наверное, и в самом деле поспать, потому что потом, думала Тоф, непременно предстоит сделать целую кучу всего. Чего именно, она придумать пока не могла, лишь представляла себе кровать с балдахином, купальню, усыпанную лепестками роз, и полный стол всяческих яств.

— Это моя страна, я принцесса! — на Азулу, похоже, окружающая обстановка не действовала так умиротворяюще, потому что она снова вскочила, обдав Тоф мелкими брызгами. — Я буду править народом Огня, когда отец!..

— У тебя же есть глаза, — оборвала ее Тоф, и Азула шумно втянула воздух, словно ее снова ударили по щеке, — кем ты собиралась править, разрушив свой собственный город? Неужто решила уничтожить всех несогласных, чтобы потом построить мир на костях?

Половина столицы страны Огня ушла под воду из-за нее и Катары, но это как-нибудь еще можно было исправить. Пепел оживить невозможно, на мертвой земле не растут цветы, и, Тоф была в этом совершенно уверена, однажды такой же участи удостоились бы и все остальные народы. Впрочем, играть в моралистку ей не хотелось, так что Тоф просто слушала волны, напитываясь их тихой успокаивающей песней.

— Это вы виноваты! — по лбу снова мазнуло жаром, и Тоф даже зажмурилась, и уже в следующее мгновение Азула нависла над ней, хватая за воротник. — Это все вы! Если бы вы не пришли, я бы уже!.. Я бы правила!.. Сидела на троне… я, а не никчемный Зуко…

Кулак ее врезался в камень рядом со щекой Тоф, ударил над головой и около уха, Азула навалилась на ней всем своим весом, молотила по земле рядом, и брызги от ее ударов смешивались с горячими каплями, падающими на щеки. Тоф лежала под ней, раскинув в стороны руки, и не считала нужным ничего говорить. Ее путешествие завершилось, и теперь она хотела помыться, поесть и забраться в кроватку, а вот приключение Азулы едва начиналось, и пройти ей предстояло еще слишком много всего.

Когда вдалеке послышался рев огромного зверя, солнце совсем перестало греть. Тоф так и лежала, раскинув в стороны руки, а Азула сидела теперь на другом конце острова, швыряла в воду мелкие камешки и то и дело грязно ругалась. Плеск мелких волн, облизывающих поросшие жестким мхом камни, отчасти заглушал звук ее голоса, стрекотал усиливающийся ветер, и, наверное, вскоре должен был пойти дождь. Прошло не больше пары часов, и Тоф могла бы простить, что про нее на это время забыли, однако ей страшно хотелось есть, и оттого злость звучала в висках ударяющимися друг о друга камнями, а Азула раздражала так сильно, что она готова была упрятать ее куда-нибудь вниз, чтобы хотя бы не слышать.

Вслед за звериным ревом налетел пронзительный ветер, взметнулись, забрызгав лицо, соленые волны, и Тоф едва не задохнулась, потому что несколько из них попали ей прямиком в нос. Сил удивляться, откуда в столице страны Огня взялся Аппа, совсем не осталось, тем более что было это наверняка делом рук оставшегося в царстве Земли Ли, и Тоф просто-напросто взмахнула рукой, показывая, что пока еще жива и может быть даже здорова. Она понятия не имела, кто был всадником зверя, и оттого нетерпеливая радость сменилась разочарованием всего на мгновение. Катара с Суюки сошли на землю одновременно, и вместе с ними дернулась, подобравшись Азула. Вскочив, она тут же рухнула вниз, запнувшись о камешек, и Тоф злорадно хихикнула. На большее сил у нее вовсе не оставалось, однако выращивать подобные камешки она могла снова и снова, сосредотачивая все внимание на единственном оставшемся противнике. Впрочем, у Азулы сил драться тоже не оставалось, потому что Суюки легко повалила ее на землю, скрутила руки и заткнула рот, не позволяя новому потоку брани нарушить умиротворяющую вечернюю тишину.

— Тоф, ты в порядке? — Катара тем временем приблизилась к ней вплотную, и зажурчала, окутывая горящие ступни, вода.

— Я думала, ты не из тех, кто задает пустые вопросы, — вместо ответа фыркнула Тоф.

Говорить совсем не хотелось, в горле неприятно першило, и она кашлянула пару раз, прогоняя назойливое ощущение. Суюки захихикала, но что-то сказать не успела, велела задергавшейся Азуле угомониться, но отчего-то удержать ее не смогла. Пахнуло жаром, зашипел пар, и тяжелые шаги смешались с плеском волн, отдаляясь все сильнее. Азула зашагала как раз туда, где прятался под водой дворец, спотыкалась, погружалась в волны с головой, а затем снова выныривала и снова шагала, пока земля окончательно не ушла у нее из-под ног. Сиплое дыхание и рваные движения ее смешались с шелестом ветра и вскоре исчезли, и теперь Тоф представляла черную точку ее торчащей над водной гладью макушки, стремительно теряющуюся у самого горизонта. Останавливать и снова ловить принцессу никто не спешил, все втроем они молчали, провожая ее капитуляцию минутой молчания, и странная колючая жалость бухнула в груди Тоф вместе с пробравшими тело мурашками. Несколько крупных капель сорвались с неба на землю, но на этом дождь и закончился, отражаясь грозой далеко-далеко.

— Эй, Катара, — позвала Тоф, воплощая мазнувшее по лбу желание, — какого цвета небо сейчас?

Горячие лучи заходящего солнца расцеловали Тоф в щеки, и отчего-то ей показалось, что сейчас небо должно быть романтично-красивым. Суюки продолжала молчать, и сердце ее билось медленно размеренно, и Тоф отчего-то подумала, что она все еще смотрит на залитый водой горизонт.

— Оно, — Катара начала отвечать слишком поспешно, выдохнула и запнулась, и голос ее зазвенел на ветру, — оранжево-красное. Как огонь.

— А солнце уже зашло, — кивнула Суюки, не спеша поднимаясь, — пойдемте уже отсюда. Ночью будет гроза.

Аппа согласно всхрапнул, переступил всеми ногами по очереди, и раскатистая дрожь прошила Тоф вдоль позвоночника. Катара успела немного подлечить ее ноги, так что стоять было уже не так оглушительно больно. Подсохшие камни все еще оставались нагретыми солнцем, медленно отдавали тепло, и Тоф вдруг подумала, что эта земля не такая и мертвая. Подпрыгнув, Тоф уцепилась пальцами за седло и, стоило Аппе взлететь, погрузилась в крошечный кокон, в котором существовали разве только тепло, свист ветра и красно-оранжевое, как тлеющие угли, небо, на котором далеко-далеко все еще зарождалась гроза.

Липкое сухое тепло мазнуло по шее, заползло на затылок и запуталось в волосах, обосновавшись там нахохлившимся птенцом. Тяжесть пушистого одеяла изо всех сила придавила к кровати, щека приклеилась к подушке практически намертво, а ее собственное размеренное дыхание вдруг показалось громом посреди туманного утра. Пахло свежестью и влажной землей, прошедшая ночью гроза напрочь смела искристое пламя, прибила пепел к иссушенной почве и осталась в воздухе холодной росой и отзвуком далекого грома. Теплый, забравшийся сквозь неплотно закрытое окно солнечный лучик пригревал голову, пускал по комнате запахи взметнувшейся пыли и горячего лета и старательно убаюкивал проснувшееся естество. Шевелиться решительно не хотелось, и Тоф прислушивалась к собственным ощущениям, тянулась ниточками магии вниз и оказывалась то посреди огромного озера, то в жерле вулкана.

Окончательно проснулась она от стука служанки, стряхнула сонливость и разобравшую тело ленивую вялость, перевернулась на спину и отмахнулась от солнца, мазнувшего теперь по щеке. Пожалуй, впервые с начала их путешествия Тоф спала в приличной кровати, и теперь оставалось только передать себя веренице служанок, чтобы окончательно почувствовать себя маленькой госпожой.

— Госпожа Тоф, вы проснулись? — служанка застучала по двери тихонько, практически заскреблась, точно котенок.

Она была всего одна вместо привычной Тоф вереницы по обе стороны коридора, испуганно жалась и будто старалась сделаться меньше. В этом старом забытом дворце, должно быть, давно не было никого, кому стоило услужить, и теперь обитатели его суетились, принимая незваных гостей.

— Госпожа Тоф? — повторила служанка, и Тоф, протяжно вздохнув, рывком соскочила с кровати. — Я могу войти?

Дверь распахнулась прежде, чем Тоф успела даже подумать ответить, горячие мягкие руки ухватили ее за запястье, и мир вокруг дернулся и перевернулся. Впрочем, конечно, черная пустота осталась на месте, только теперь Тоф не стояла, а сидела верхом на служанке, пока та пыталась пролепетать что-то невразумительное. Расслабленное тело действовало само по себе, и Тоф вдруг вспомнила, как в далеком детстве Фан учил ее драться.

— Не нужно меня трогать, идет? — Тоф поерзала на бедрах служанки, усаживаясь поудобнее. — Я какая-то нервная в последнее время.

Служанка была мягкой и теплой, так что сидеть на ней оказалось приятно. Примерно так же, как сидеть на шее у летящего Аппы, только тогда все вокруг нее исчезало, и Тоф погружалась в кокон из ветра и стука огромного сердца. Сейчас же она слышала все: скользящие шаги по деревянному полу, гогот Сокки неподалеку, стрекот цикад на мокрых от росы деревьях и тихое неповоротливое шевеление где-то внизу, где кончалась земля и начинались чудовища. Утреннее солнце грело макушку, громогласно оповещая о наступлении лета, и было еще нечто такое удивительно важное, что Тоф непременно должна была вспомнить. Нечто вроде валяющейся на полу новой одежды или огромного озера вместо половины города, или тихого-тихого шепота у линии роста волос, отдающегося теплом в животе.

— П-простите, госпожа Тоф, я…

— Ты решила, что я слепая, поэтому не могу ориентироваться в пространстве? — Тоф склонила голову набок и пожала плечами. — Хотя я правда слепая.

События прошедшего дня медленно укладывались в голове, вставали, точно книги на полку, одна за одной, безукоризненно следуя алфавиту, и Тоф копалась в них, как копаются в справочниках. Стоило вспомнить об ударе, и макушка неприятно заныла, тело будто дернули вниз, и ее с головой на мгновение накрыла вода. Воздух ворвался в легкие с пронзительным кашлем, горло точно сдавило струной, и Тоф покачнулась, заваливаясь набок. Вчера ее тело болело так сильно, что невозможно было пошевелиться, и теперь ощущения возвращались одно за другим, наваливались бетонными плитами и ломали хрупкие кости. Все закончилось хорошо, убеждала себя Тоф, было еще оранжево-красное солнце и полет на Аппе, во время которого ее воспоминания обрывались. Она понятия не имела, как оказалась в кровати и почему теперь воспоминания прошедшего дня выливались на нее ушатом холодной воды.

Наваждение отступило стремительно, словно легкий ветерок сдул испарину со лба. Солнечный луч мазнул по плечу и исчез, запутавшись в досках, утренняя хрустальная роса испарилась, и воздух снова наполнился влагой. Зазвенел у самого уха маленький колокольчик, совсем другое тепло обдало тело, и Тоф выдохнула застрявший в горле комок. Аанг присел рядом как ни в чем не бывало, опустил ладонь ей на лоб и что-то сказал, но Тоф не услышала. Невольно она подалась ближе к прикосновению, и мягкие теплые пальцы погладили ее по виску, скользнули по волосам и остановились возле бровей. Слишком поздно Тоф заметила, что служанка куда-то исчезла, не подумала даже возмутиться, что Аанг снова смотрит на нее в неглиже. Приятная легкость растекалась от прикосновения вниз, путалась в вороте ночной рубашки и заползала под кожу, смешиваясь с кислородом в крови, и Тоф цепенела, изо всех сил стараясь продлить приятные ощущения.

— И что, мы уже победили? — Тоф фыркнула, прерывая молчание, и голос ее зазвенел колокольчиком.

Самой Тоф казалось, что она все пропустила. В голове вырисовывался какой-то совершенно невероятный расклад, в котором Аанг непременно должен был всех спасти на грани гибели, но в реальности выходило нечто совершенно другое. Они с Катарой сражались с Азулой не так уж и долго, а потом вода затопила дворец, и все рухнуло, оборвавшись, точно погасшая спичка. Скомканный и рваный конец, совершенно не поэтичный, неподходящий для легенд и сказаний, и Тоф хотела выдумать что-то другое, приукрасить и сочинить, но на ум приходили только картинки мультфильма, в котором были море страха и море огня. А еще ощущение чужой безмятежности, от которого в груди вскипало нечто злое и алчное, и хотелось высечь на «своем» большое клеймо.

— Хозяин Огня сбежал во время потопа, — Аанг пожал плечами, и на воротнике его снова зазвенел колокольчик, — еще в конце лета прилетит комета Созина, из-за которой сто лет назад война и началась. Кстати, затмение ты проспала.

Тоф встрепенулась, и ладонь упала с ее лба, вскользь мазнув по плечу. Аанг хихикнул, наверняка наблюдая за ее вытянувшимся лицом, а Тоф поджала под себя ноги и принялась пересчитывать время на пальцах.

— Разве оно не должно случиться чуть раньше полудня? — Тоф склонила голову набок, разгибая пальцы один за другим. — А сейчас только утро, еще роса не сошла, значит осталась пара часов до затмения.

В подтверждение собственных слов Тоф серьезно кивнула, будто старалась убедить себя в правдивости сделанных выводов. Аанг слушал ее умозаключения молча, только сгорбился, упираясь локтями в колени, и колокольчик на его воротнике снова звякнул. Сейчас определенно было раннее утро, даже влага от прошедшей ночью грозы еще не успела иссохнуть, так что Тоф никак не могла взять в толк, в чем она ошибается. Не верить словам Аанга она не могла, потому что тот никогда не обманывал, тем более она слышала его ровное сердцебиение без капельки лжи, так что Тоф оставалось разве что сомневаться в собственных чувствах. На всякий случай она даже поднялась, шикнув от боли в стопах, и высунула нос из окна, но и там не было ничего, кроме утренней свежести, стрекота цикад и смазанных разговоров.

— Сейчас вечер, Тоф, — Аанг снова хихикнул, не став слишком долго томить ее ожиданием, — солнце заходит, а не встает.

Вдруг страшно захотелось ругаться, но Тоф только выдохнула сквозь крепко сжатые зубы. Сознание ее подводило, путало в выводах и окунало с головой в вязкую пустоту, от которой звенело в ушах.

— Черт побери, а я так хотела надрать Зуко зад, пока его магия не работает!

В ушах застучало, и Тоф шлепнулась спиной на кровать, распахивая в стороны руки. Ноги болели, голова немного кружилась, а тело оказалось до того вялым и слабым, что она не смогла бы и ребенка побить. От собственного бессилия сводило живот, и Тоф, фыркнув, перевернулась, опустила щеку на сцепленные ладони и сделала вид, что смотрит на Аанга в упор.

— А ты почему здесь? Разве сейчас не должны быть всякие важные совещания?

Она вдруг ярко представила картинку огромного темного зала, где за длинным столом сидели умудренные опытом старцы, ведущие пространные разговоры. Она иногда подслушивала за отцовскими собраниями купцов, и до того, как все переходили на крик, это можно было назвать самый скучным сборищем из всех, что только можно было представить.

— Нас туда не пустили, — легко пожал плечами Аанг, не вдаваясь в подробности, как и зачем их вообще туда понесло, — Зуко из-за этого всерьез разозлился.

— Я смотрю, вы с ним подружились.

Между ними на мгновение повисла искристая пауза, а потом Тоф вдруг рассмеялась. Повисшее вокруг нее напряжение последних нескольких месяцев разом рассеялось, сменившись теплом на затылке и ощущением ветра в кончиках пальцев. Захотелось взлететь, повиснуть в воздухе, словно в непроницаемом коконе, прислушаться к ветру и утонуть в его тишине, и Тоф крепко зажмурилась, пытаясь вообразить вставшую перед глазами картинку. Впрочем, в мыслях ее выходило так, что Аанг держал ее на руках, будто принцессу, а Тоф обнимала его за шею и лбом касалась теплой кожи щеки.

Румянец на щеках вспыхнул слишком быстро, чтобы Тоф успела отвернуться к окну, и она не придумала ничего лучше, чем уткнуться лицом в одеяло. Собственное нелепое сердце оглушительно застучало, послышался у самого уха звон колокольчика, и теплая ладонь легла на макушку, встрепав короткие волосы.

— Ты в порядке? — голос Аанга звучал в самом деле взволнованно, и Тоф стыдливо нахмурилась. — Может, тебе нужно еще немного поспать?

О, Тоф могла сказать в ответ столько всего, целая тысяча фраз крутилась на ее языке, перебивая друг друга, и оттого, наверное, с губ ее сорвалось нечто совсем неказистое:

— Я хочу полетать.

Стыд накатил горячей волной, расцеловал щеки и уши и забрался в нутро, натягивая ниточки нервов. Тоф простонала в одеяло, попыталась отмахнуться, но не смогла расцепить сведенных судорогой пальцев. Она в самом деле сказала это, выпалила, едва успев сформулировать мысль, и теперь Аанг наверняка считал ее дурой, потому что совсем недавно Тоф до одури боялась полетов. Но Аанг не стал упрекать ее, только рассмеялся и зарылся пальцами в волосы, будто это было чем-то нормальным между простыми друзьями. Будто Тоф была для него кем-то таким же ослепительно важным, что сводит от радости скулы.

— На Аппе или… — Тоф помотала головой, не давая Аангу закончить, и он одобрительно хмыкнул, — я схожу за посохом.

Только вот вместо того, чтобы уйти, Аанг наклонился, собрал разбросанную по полу одежду и положил рядом с Тоф на крови, и только тогда она вспомнила, что перед всяким полетом необходимо одеться. Подол ее ночной рубашки давно задрался, так что Тоф вовсю щеголяла голыми ляжками, и разве что самый краешек стыдливо прикрывал попу. Впрочем, прежде, чем Тоф возмутилась, Аанг ускользнул, плотно закрыв за собой дверь, и ей пришлось проглотить вставшие в горле слова. Густой румянец снова обосновался у нее на лице, разве что еще гнездо там не свил, и Тоф закусила губу, поспешно соскакивая с кровати и одеваясь.

В коридорах оказалось оглушительно тихо, словно бы нечто важное прямо сейчас решалось за закрытыми стальными дверями. Это был один из нескольких вставших кругом домиков, посредине которых вырос затейливый сад. Планировка странно походила на ее родной дом, так что Тоф без труда нашла выход, соскочила босыми ногами на прогретую влажную землю и снова поморщилась. Ноги взаправду болели, жгли будто старые раны, и боль эта отдавалась по телу электрическими разрядами с каждым шагом. Тоф качнулась, встала на пятки и сцепила за спиной пальцы, задрала голову вверх, подставляя лицо теплым лучам заходящего солнца, и протяжно вздохнула. Пахло свежей травой, мокрой землей и камнями, скрипучими половицами и отчего-то цветами, сорта которых Тоф не знала. Свежесть кружила голову и будоражила чувства так, что хотелось взлететь, и Тоф и впрямь собиралась оторвать себя от земли, сплести с небом и закричать, потому что сердце наверняка будет колотиться у самого горла.

Аанг вышел наружу с переливчатым звоном, и Тоф, повинуясь вспыхнувшему на секунду желанию, рванулась к нему, сорвала с воротника колокольчик и сунула безделушку в карман. Стало оглушительно тихо и вместе с тем громко, чужие шаги, стук сердца, ток крови, вдохи и выдохи смешались с тлением неба, и Тоф втянула их через нос. Запела под ногами земля, затянула печально, тревожно и алчно, и налетевший резким порывом ветер заставил ее замолчать, закутаться в собственную пелену и слушать вместо того, чтобы петь.

— Хватит уже таскать эту штуку, — Тоф смяла колокольчик в кармане, и он легко обратился металлической капелькой, греющей пальцы, — я и так тебя слышу.

Она понятия не имела, как сломала под водой ту коробку железа, но теперь металл казался Тоф пластилином. Возможно, для чистоты эксперимента, стоило попробовать повелевать чем-то побольше, прислушаться, чтобы обнаружить слабые точки, но сейчас Тоф ждала совершенно другого. Небо манило ее, воздух трепал волосы и ласкал разгоряченные щеки, забирался под воротник и тянул за запястья, и Тоф последовала его напутствию, ухватила Аанг за руку и потянула в самую середину изящного сада.

Все произошло слишком быстро. Земля рывком исчезла из-под ног, ветер набросил волосы на лицо, и Тоф изо всех сил вцепилась в Аанга, обхватывая его руками за шею и ногами за пояс. Мир вокруг нее испарился, до краев заполнился свистом ветра и грохотом сердца, и она закричала, выпуская скопившиеся в легких восторги и страхи. Пустота в глазах колыхнулась беззвучно, толкнулась, словно пытаясь сбежать, и Тоф крепко зажмурилась, сосредотачиваясь на тепле тела, к которому прижималась. Щекой она касалась щеки Аанга, ощущала, как сметает дыхание ветер, и чувствовала себя совсем маленькой девочкой, впервые забравшейся на отцовские плечи.

Ощущения обрушились на Тоф огромной горой, стоило ногам Аанга коснуться земли. Теперь ее поза маленькой обезьянки казалась безумством, но слезать отчаянно не хотелось. В конце концов, Тоф было двенадцать, и она имела полное право вести себя, словно ребенок, потому что ребенком, в сущности, и являлась. К тому же Аанг не спешил напоминать ей о собственном неудобстве так же, как в прошлый раз позволил обнимать себя, и теперь, когда дыхание его не срывал порывистый ветер, Тоф чувствовала, как оно оставляет на ее коже багровые отпечатки. Собравшись с мыслями и сделав глубокий вдох, Тоф заставила себя отцепиться и едва не упала, напрочь забыв про незажившие до конца ожоги на ступнях. Боль прошила позвоночник иголкой, заставила болезненно дернуться, и Тоф нелепо взмахнула руками, впервые в жизни неспособная нормально стоять. Стоило, пожалуй, сперва попросить Катару окончательно залечить ее раны, но странная эйфория накатила волной, так что Тоф совершенно не могла ни о чем думать.

Теплые мягкие пальцы скользнули по тыльной стороне ее ладони, обхватили за руку и сжали так крепко, что у Тоф в горле застряло дыхание. Аанг взял ее за руку, переплел пальцы, удерживая, и теперь молча смотрел так, что Тоф чувствовала лбом его пронзительный взгляд. Ему тоже было двенадцать, потому что век во льдах Тоф не считала за возраст, но отчего-то прямо сейчас Аанг казался ей оглушительно взрослым. Они стояли молча на вершине горы, у подножия которой расстилались остатки столицы страны Огня, держались за руки и слушали ветер, свистящий в ушах. Солнце стремительно заходило, последние теплые лучи его мазали вскользь, путались в волосах и оплетали поцелуями шею, а затем исчезали, оставляя после себя мурашки-напоминания. Тоф отчего-то была уверена, что небо сейчас оглушительное, серо-синее, как перед новой грозой, и такое низкое и огромное, что можно обнять, едва потянувшись.

* * *

С заходом солнца сделалось совсем тихо, будто пелена опустилась на землю, накрывая ее непроницаемым покрывалом. Густая липкая тишина повисла в воздухе, разбавляемая только отзвуками жизни огромного дома, утих ветер, и толща неба словно опустилась к самой земле. Казалось, стоит сделать неверный вздох, и небо с землей поменяются местами, перепутаются напрочь и смешаются воедино, образовав темно-синее ничего, такое же вязкое и неторопливое, как то, что застыло перед глазами у Тоф. Где-то в кустах все еще упрямо стрекотали цикады, но и их густой пронизанный напряжением воздух заставлял замолчать. Надвигалась новая гроза, собиралась над головой черными тучами и, хоть сезон дождей давно завершился, она обещала расцветить небо яркими красками фейерверков, знаменуя чью-то победу.

Когда Тоф следом за Аангом зашла в выделенную ему комнату, все они уже были там, словно дождевые черви, ожидавшие обрушившихся на землю первых тяжелых капель. Они расселись большим полукругом, занимая собой почти все пространство, оставили разве что два незанятых места, и Тоф фыркнула, воображая, что таким образом они начинают свое собственное совещание. Никого не волновало, что взрослые не хотели допускать детей до сражения, потому что никто из них больше не был ребенком. Тоф, самой младшей в этой компании, было целых двенадцать, и лично она собиралась доказать всему миру, что уже по-настоящему взрослая.

— Ну что, на этом расходимся? — Суюки первой нарушила зыбкую тишину, потирая ладони. — Злодеи повержены, все молодцы, всем спасибо, все свободны.

Сидящий рядом с Тоф Зуко вздрогнул всем телом, а затем, спустя несколько секунд тишины, гром грянул прямо над головой. Взметнулся и опал порывистый ветер, и разорванная тишина снова накрыла мир коконом. Они победили, повторила про себя Тоф, прокатила слова на кончике языка и скривила в отвращении губы. Все вышло как-то слишком нелепо, будто бы уставший автор, не набравший ожидаемой популярности, решил свернуть наскучившую историю прямо на середине. Не хватало доброй половины событий, все скомкалось, сбилось в несуразную кучу, и теперь из нее предстояло вытянуть незамысловатый финал.

— Так ты теперь Хозяин Огня? — Тоф пихнула Зуко ногой, хохотнула и склонила голову набок. — Пора звать тебя Ваше Величество и кланяться в ноги?

Опять громыхнуло, притаившиеся в кустах цикады окончательно замолчали. Упали на землю первые крупные капли, и тишина лопнула, до краев наполнившись грохотом летнего ливня.

— Я отказался, — бросил Зуко нарочито сухо и слишком уж быстро, — решил, что дядя справится лучше.

— Ого, какие взрослые рассуждения, — прокомментировала Катара, пряча яд за восхищенным смешком.

Грохот дождя почти заглушил ее голос, утянул, черной дырой засосал в себя звуки, обращая гром в тишину. Тоф повела плечами, сбрасывая с себя липкое наваждение, зажмурилась, прислушиваясь к шелесту дыхания друзей. Дождь стучал по крыше, скатывался и падал на землю, разбиваясь на тысячи искорок-брызг, громыхал военными барабанами и отдавался в ушах разреженным гулом, перетекающим в высокий писк комара у самого уха.

— До того, как тебя не пустили на важное совещание, или после? — собственный голос показался Тоф заунывным пением привидения, но ребята, кажется, совсем ничего не заметили.

Гром раздался далеким треском рассыпающегося в прах тысячелетнего камня, и волна облегчения дуновением ветерка прошла по оцепеневшему телу. Тоф рвано выдохнула из горла горячий воздух, прижалась ладонями к дощатому полу и склонила голову ниже, будто бы всем своим естеством старалась прижаться к земле.

— До, — Зуко наверняка покачал головой и протяжно вздохнул, а потом жар его тела обдал плечо Тоф, и стало чуточку легче, — хотя я все равно займу трон, потому что дядя сказал, что у него больше не будет детей. Но я милостиво разрешаю тебе кланяться мне не в ноги, а всего лишь до пояса.

— И сделай уже что-нибудь со своей боязнью грозы, — припечатала Катара слишком уж жестко, — твое дрожание напрягает.

Сама она сидела прямо напротив Тоф, поджав под себя ноги и сложив на коленях ладони, словно самая настоящая примерная девочка. Катара была натянута, точно струна, что вот-вот лопнет от напряжения, стоит только коснуться, и Тоф пропустила ее замечание мимо ушей, совершенно не желая влезать в перепалку. Когда-то она уже объясняла, что боится не грозы, а громких звуков, мешающих слышать, а может быть Тоф выдумала эту причину в своей голове и позволяла себе упиваться собственной слабостью.

От грохота кружилась голова, и Тоф совсем не заметила, что и вправду дрожит. Прижатые к деревянному полу ладони ее напрочь взмокли, и даже исходящий от Зуко жар вовсе не успокаивал. То и дело гремел раскатистый гром, и Тоф представляла себе предшествующие ему яркие белые вспышки, освещающие помещение. Она, пожалуй, любила погоду после дождя, когда из пропитанной влагой земли можно лепить все, что захочется, но сам дождь решительно ненавидела. Однажды, Тоф помнила это смутно, как затаенную обиду на языке, отец выгнал ее из их с матерью комнаты во время грозы, и она осталась под дверью, прислушиваясь к жужжащему шуму. В детстве Тоф была слабой, пугалась каждого шороха и утирала с лица бесконечные слезы, постоянно искала монстров в шкафах и залезала под кровать, натыкаясь там разве что на слой старой пыли.

Это были воспоминания из другой жизни, рваные и почти истлевшие старым пергаментом, и Тоф куталась в них, невольно накладывая на новую жизнь. Потому что в этой жизни родители Тоф никогда не спали в одной постели, а сама она не приходила к матери ночевать.

Звуки пропали внезапно, будто кто-то нажал кнопку на пульте, и Тоф дернулась, заскользив ладонями по деревянному полу. Снаружи все еще шел ливень, земля дрожала от невыносимого грохота, Тоф могла ощутить ее тихие шорохи, но вокруг нее будто кокон раскрылся. Чья-то рука раскрыла зонтик над ее головой, спасая от тянущих вниз капель дождя, и Тоф встрепенулась, потянулась выше и полной грудью вдохнула сырой искрящийся воздух. Она не могла видеть, зато отчетливо слышала, как разбивались о купол гремящие звуки, тонущие в легком дуновении ветерка.

— Давно хотел попробовать что-то такое, — Аанг заливисто рассмеялся, и смех его рассыпался серебристыми колокольчиками, — к тому же теперь снаружи нас не услышат.

Сокка потрясенно вздохнул, и Тоф услышала, как он проводит по воздуху пальцами. Барьер вибрировал сжатым ветром, едва слышно гудел, и на ум вдруг пришел ураган, в центре которого должно быть оглушительно тихо. Захотелось тоже потрогать, и Тоф осторожно протянула руку над головой, ощущая, как ветер шлепает по ладони, словно мама, запрещающая тянуть в рот всякую гадость.

— Это просто невероятно, — выдох сорвался с губ, Тоф провела по воздуху пальцами, оглаживая стенки барьера, — я могу услышать звуки снаружи, только если буду специально прислушиваться.

— Я вообще ничего не слышу, — Суюки, сидящая ближе всех к распахнутому окну, вытянула в его сторону шею.

Тишина обволакивала, но это больше не была та напряженная, натянутая тишина, предвещающая катастрофу. Дышать стало легко-легко, и Тоф уселась поудобнее, вытягивая ноги, постучала пятками по деревянному полу и подхватила прозвучавшую ноту. За окном лило, гремел оглушительный гром, а здесь внутри у нее теперь была своя собственная тишина, словно личная комната страха, в которой можно закрыться, как дети прячутся от монстров под одеялом.

— Если вы закончили развлекаться, давайте продолжим, — Катара хлопнула в ладоши, привлекая внимание, и тишина в комнате сделалась окончательной, — расходимся по домами или?..

Она словно давала им право выбора, несуществующее и неприемлемое, и оттого тишина вокруг недовольно вздохнула и расползлась чернильными трещинами.

— Отец и Азула сбежали, — Зуко зло хохотнул, — навряд ли для того, чтобы вести нормальную жизнь.

— Знаешь, куда они могли отправиться? — подхватил Сокка, наверняка мысленно уже вырисовывая план.

Это оказалось слишком просто, выбор без выбора, в котором решение слишком уж очевидно. Тоф нахмурилась, не желая слишком просто со всем соглашаться, тем более что внутренний капризный ребенок кричал и топал ногами, заявляя о том, что неплохо бы отдохнуть. Краем уха Тоф слышала голос мамы, и двойственное желание сбежать и одновременно остаться, разрывало ее на куски.

— Если ты сейчас не предложишь что-нибудь вроде курорта, я остаюсь, — Тоф фыркнула, сложила на груди руки и поджала под себя ноги, — хочу отдохну-у-уть!

Горячая ладонь вдруг встрепала ей волосы, и Тоф, дернувшись, захихикала. Зуко был удивительно теплым, и руки его чем-то напоминали Фана, так что Тоф не оставалось ничего, кроме как проникнуться чувствами. Сердце предательски подскочило, и она дернулась, уворачиваясь, наклонила голову набок, но рука сгребла ее в охапку и тяжестью своей прижала к земле.

— В таком случае тебе сказочно повезло!

Зуко навалился на нее, продолжая беспорядочно трепать волосы, и Тоф взвизгнула, падая на пол. Получилась настоящая куча-мала, потому что Аанг с криком «обнимашки!» лег на них сверху и громко расхохотался, отчего защекотало у самого горла. Катара и Сокка остались бы в стороне, если бы не ухватившая их за руки Суюки, преобразовавшая кучу-малу практически в хоровод. В какой-то момент Тоф подумала, что, если бы не созданный Аангом барьер, на их крики давно бы сбежалась вся стража, и тогда точно не видать им ни продолжения собственных приключений, ни кусочка крепкой дурашливой дружбы, зарождающейся в прикосновениях и радостных криках.

* * *

Отправляться решили с рассветом, и оттого все поспешно разошлись по своим комнатам, чтобы немного поспать. Тоф вынырнула из комнаты Аанга, словно из толщи воды, окунулась в беспорядочный шум дождя и от неожиданности вздрогнула всем телом, запнувшись о ногу. Она совершенно забыла, что снаружи бушует гроза, и оттого звуки вокруг нее взорвались яркими фейерверками, до ужаса оглушительными, сами собой подкосились колени, и Тоф пришлось ухватиться за стену, чтобы не рухнуть. Под ногами словно бы расползалась липкая влага, в ушах стучали барабаны, и, откровенно говоря, Тоф совсем не была уверена, что сможет добраться до собственной комнаты. От грохота кружилась голова, вибрации разбивающихся о землю капель дождя прошивали насквозь, так что пришлось закусить губу до крови, чтобы отвлечься. Возвращаться назад не хотелось, Тоф и так ушла самой последней, заявив, что теперь-то с ней все будет в порядке, так что теперь взять себя в руки виделось делом чести.

Ночь распростерла холодные крылья, навалилась на усталые плечи и надавила, опуская ближе к земле. Дождь стучал по крыше, мелкими брызгами забирался сквозь оконные щели и ложился под ноги липкой влагой, пропитывал доски, словно смолой, превращая обычный дом в летучий корабль. Тоф готова была поклясться, что сейчас и вовсе не существовало ничего, кроме этого дома, окутанного размеренным шумом дождя, словно бы он завис посреди пустоты, и все его обитатели стали маленькими бумажными куколками, привязанными к распахнутым ставням. Почти все вокруг спали, спрятавшись в собственных мягких постелях, убаюканные пением падающей с неба воды, и только Тоф все брела по длинному коридору, бесконечно пересекая его от одного до другого конца. Впрочем, кое-кто еще этой ночью не спал, поджидая ее в западне, так что Тоф стоило поспешить.

Шорох отъехавшей в сторону бамбуковой двери заставил гостью пошевелиться, и Тоф буквально кожей ощутила на себе пристальный взгляд. Окна в ее комнате оказались плотно закрыты, так что дождь не попадал внутрь, бил по ставням, стенам и крыше, выражая недовольство раскатистым громом. Тоф не могла видеть вспышки молнии, но отчего-то явственно представляла, как освещается в темноте бледное лицо ее матери, сидящей в подобающей благородной леди позе за маленьким столиком. Дверь, за которую цеплялась онемевшими пальцами, Тоф захлопнула гораздо быстрее, чем следовало, прижалась спиной к тонкой материи и съехала вниз, усаживаясь на пол прямо так. Растрепанная и раскрасневшаяся, босая и умытая пылью, она наверняка ни капли не напоминала ту благородную юную госпожу, в которую ее наряжали дома. Впрочем, Тоф все же надела оставленное служанкой платье, нацепив под него свои старые брюки, и теперь ее образ должен был предстать перед матерью еще более непочтительным.

— Я хочу спать, — фыркнула Тоф, вытянув ноги перед собой.

Не то чтобы она могла заснуть в таком шуме, но разговаривать с матерью не хотелось. У них не было почти ничего общего, они совсем друг друга не знали, и Тоф, откровенно признаться, все еще таила обиду. Маленький разговор в Ба Синг Се можно было считать встречей с решительной незнакомкой, но теперь перед Тоф была ее мать, и открещиваться было бы глупо. Вот только упрямство, наверное, было у них одно на двоих, потому что мама не двинулась с места

— Этот разговор не отнимает у тебя много времени, — Тоф слышала улыбку в ее словах, и оттого злость еще сильнее клокотала в груди. — В детстве я боялась грозы. Вода, падающая с неба, меня ужасала.

В прошлый раз они обнимались, но теперь Тоф не горела желанием даже вставать, чтобы подойти. Окружающие ее заговоры раздражали, и если Зуко она могла просто-напросто побить, мама оставалась неприкосновенным, почти неизведанным существом. От нее пахло огненным жаром и жасминовым чаем, и никакой ливень не мог перебить этот назойливый аромат, ударяющий в нос. В прошлый раз горели, сбивая с мысли, яркие благовония, и чувство вины давило у самого горла, но теперь Тоф не собиралась жалеть ее. Тоф обижалась по-детски, дула губы и складывала на груди руки, а мама продолжала сидеть за столиком и улыбаться, словно в самом деле была фарфоровой куколкой за витражным стеклом.

— В сезон дождей ты постоянно плакала, а Фан бегал петь тебе колыбельные, — продолжила мама, постукивая пальцами по столу, — ваш отец злился из-за этого и заваливал его уроками, но Фана это не останавливало. Несколько раз я видела, как он забирался в твою комнату через окно.

Голос ее теперь звучал глухо, и Тоф не сразу догадалась, что мама отвернулась к окну. Из-за упоминания Фана у нее кольнуло в груди, неприятно сжалось и вырвалось вздохом, потонувшим в раскате грома и шуме дождя.

— Фан всегда мог тебя успокоить, вы удивительно хорошо ладили, несмотря на большую разницу в возрасте.

— Об этом ты хотела поговорить? — Тоф оборвала ее, вдруг ощутив, что струна в груди вот-вот лопнет.

Реветь не хотелось, Тоф с лихвой хватало дождя за окном, так что она могла бы просто спрятаться под одеялом, как в детстве. Закутаться, словно в кокон, заглушить звуки собственным надсадным сопением и считать от одного до ста и обратно, потому что Фан однажды сказал, что так она будет слишком много думать, чтобы бояться. Впрочем, работало плохо, но Тоф пробовала раз за разом с упорством подсудимого, идущего на верную смерть, и иногда казалось, что это немножечко помогает.

— Ты собираешься снова уйти?

Атмосфера мигом переменилась. Мама снова смотрела на нее, Тоф чувствовала пристальный взгляд на лице, и оттого хотелось скривиться в естественной неприязни. Они не знали друг друга ни капли, перетягивали друг на друга внимание и закрывались изящными веерами, будто самые настоящие придворные леди. Теперь мама говорила серьезно, и голос ее звенел, отскакивая от тонких бамбуковых стен. Она в самом деле любила другого мужчину, Тоф ощущала это на кончиках пальцев, и оттого колючая обида наполняла горло горькой слюной, похожей на яд. Не то чтобы она любила или уважала отца, но такое отчего-то все равно казалось предательством. Какими бы ни были обстоятельства, мама не должна была оставлять за собой грязных следов, неподобающе черных на белом призрачном шелке.

— А ты решила остаться? — вопрос вырвался хрипом, и Тоф подтянула колени к груди, трусливо пряча между ними лицо.

Жар прилил к горлу, в глазах запекло, и только теперь Тоф позволила себе осознать, что между дядей и ее матерью действительно что-то было. В прошлую их встречу мама сказала, что она всегда была умным ребенком, и Тоф предпочла бы с ней согласиться, заявив, что еще больше в ней было трусости и обжигающей жалости.

Гроза снаружи постепенно стихала, дождь уже не лупил с оглушительной силой, и можно было представить, что это садовник поливает из лейки любимый сад. Крупные капли шлепались о мокрую землю, собирались в низинах глубокие лужи, и шумело, выплескиваясь из берегов, огромное соленое озеро, накрывшее тяжелой громадой старый дворец.

— Я люблю Айро, — выдохнула мама, и ее натянутое струной тело вдруг расслабилось, — так, как никогда бы не смогла полюбить твоего отца. Мне не жаль, что мы встретились так поздно, но иногда я задумываюсь, что было бы…

— Если бы да кабы, — перебила Тоф ядовито, — то, что случилось — случилось.

Она и сама иногда задумывалась о другой жизни, в которой Фан жив, а она сама никогда не встречалась с Аангом, но все мечтания всегда разбивались об одну фразу. Мама считала, что это она должна была умереть, считала ее дефектной и слабой, и Тоф таила обиду, лелеяла ее, словно любимую куклу. Тоф отчего-то считала, что это родители отняли у нее старшего брата, и теперь мама хотела отобрать у нее дядю Зуко, такого по-дурацки смешного с непонятной игрой в кости и жасминовым чаем. Мир снаружи, точно падающая с неба вода, рушился капля за каплей, впитывался в горячую землю и опускался в самые недра, где железная машина пробуждала вулкан.

— Ты права, — мама ленивым движением вытянула сдерживающую волосы заколку, и те рассыпались шелестящей волной, — прошлое нельзя изменить, но мы можем вместе построить новое будущее. Если ты захочешь остаться, я…

— Нет уж, спасибо, — Тоф снова перебила ее, насмешливо фыркнула и откинула голову на тонкую дверь, — кроме того, ты все еще Бейфонг, а я не припомню, чтобы в этом мире существовали разводы.

На мгновение повисла оглушающая тишина, словно дождь тоже замер в ожидании, а затем мама заливисто рассмеялась. Смех ее колокольчиками рассыпался по полу, прокатился до самых углов и запутался в тишине, пробуждая ее от липкого сна.

— Думаю, новый Хозяин Огня сможет что-то придумать, — мама медленно поднялась, и подол ее широкого платья зашелестел, собирая незримую пыль, — я буду ждать твоего возвращения, Тоф, мое дорогое дитя.

Она присела перед ней на колени, и Тоф вдруг в самом деле ощутила себя маленькой девочкой, обиженной на любимую маму. Теплые ладони мазнули по вискам, запутались в волосах, и горячие губы накрыли лоб всего на мгновение, оставляя после себя мерцающий отпечаток. Тоф задохнулась, замерла, словно кролик перед удавом, и мама хихикнула, растрепала волосы у нее на макушке и распахнула тонкую дверь, выскальзывая в сонную тишину. Ливень окончательно завершился, до рассвета оставалась всего пара часов, и Тоф ни за что не призналась бы даже себе, что все это время давила желание броситься следом и разрыдаться у матери на груди.

Нагретая палящим солнцем вода облизывала ступни, вытягивала песок из-под пяток и обдавала щиколотки колючими искрами, наверняка оставляющими на коже красные отпечатки. Вода шелестела, накатывали одна за одной тяжелые волны, и было еще что-то такое оглушающе тихое, из-за чего неприятно сосало под ложечкой. Катара, Сокка и Суюки резвились в воде, брызгались и громко смеялись, точно самые настоящие дети, Зуко сидел позади Тоф, зарыв длинные ноги в песок, а Аанг и вовсе исчез, отправившись в полет над городом. Время давно перевалило за полдень, солнце палило, выжигая макушку, и стоило бы разок окунуться, чтобы смыть с себя липкий пот, вот только Тоф, застыв на одном месте, никак не могла с него сдвинуться. Волны вымывали песок у нее из-под пяток, так что приходилось то и дело переступать с ноги на ногу, широкие штаны, подвернутые до колен, трепетали на ветру, а холодные брызги время от времени доставали до оголенного живота, оставляя на коже ожоги. Тоф казалось, что от жары она вот-вот закипит, и все-таки то самое чувство, свернувшееся в животе морским узлом, налило ее ноги тяжелым металлическим сплавом. Море шелестело в ушах, свистел ветер, и далеко впереди разворачивалась настоящая бездна, от глубины которой захватывало дух. Тоф смотрела в нее слепыми глазами и видела оглушающую смертельную пустоту, готовую поглотить целиком, стоит сделать единственный неверный шаг.

— Ты ведь больше всех хотела курорт, — Зуко фыркнул, зашевелился, и сухой песок потек у него под ладонями, — вперед, наслаждайся, можешь не вылезать из воды до заката.

Дурацкое желание скривиться захватило Тоф с головой, и она, кажется, потратила на его подавление слишком много энергии. Зуко за ее спиной подтянул колени к груди, отряхнул ладони и сказал что-то еще, но слова его заглушили налетевшие волны и ветер. На берегу оказалось вдруг слишком много всего, издающего лишние звуки, а Тоф поняла, что провалилась в песок по самые щиколотки. Волна наползла на сухой песок, с журчанием потекла вниз, пропитывая тяжелые слои, и схлынула, напоследок обдав ноги Тоф колючими камешками.

— Не очень-то мне и жарко, — буркнула Тоф невпопад, развернулась на пятках и села рядом с Зуко, — а сам-то ты чего в воду не лезешь?

Покрытая налипшими песчинками ладонь вдруг коснулась ее плеча, и Тоф вздрогнула от мазнувшего по щекам дурацкого жара. Голова ее, покрытая платком на манер тюрбана, совсем немного кружилась, кожа казалась сухой и стянутой солнцем и одновременно липкой от пота, а промокший песок лип к ногам тяжелыми комьями. Горячая сухая ладонь Зуко мазнула по руке Тоф, и он недоверчиво фыркнул, снова вытянул ноги и улегся на спину, накрывая лицо.

— Я люблю солнце, — насмешливый голос его смешался с новой волной, и Тоф вздрогнула, когда та, едва дотянувшись, мазнула кончики пальцев, — а ты сваришься, если просидишь здесь еще немного.

За волной огладил щеки порывистый ветер, осела на губах горькая соль, и Тоф зафыркала, пытаясь избавиться от упавших на лицо коротких волос. Гулкий отзвук, похожий на далекий корабельный гудок, исчез прежде, чем Тоф, вскинув голову, успела прислушаться, и разнообразные звуки морского побережья нахлынули снова. Особенно настойчивая волна набежала и схлынула, вымочив подвернутые штаны, поцеловала ноги прохладой и принесла с собой мимолетное странное чувство густой и зыбкой наполненности. Горячее солнце жгло макушку, будто стремилось развести настоящий костер, ветер ласкал кожу, остужая едва заметно, и мелкие мурашки расползались от стремительно высыхающих соленых капель. Миллионы песчинок толкались, будто переминались с ноги на ногу, не в силах подобрать подходящую позу для сна, перешептывались едва слышно, и в их тихом гуле тоже можно было уловить настороженные опасения, направленные не только на отделяющие их друг от друга мелкие волны.

— Предпочитаю знать, что находится у меня под ногами, — Тоф хохотнула, однако сообразительный Зуко наверняка успел услышать мелькнувший в ее голосе порывистый страх.

Тоф не помнила, боялась ли глубины в прошлой жизни, не знала, испытывала ли подобное девочка из мультфильма, но отчего-то казалось, что это эгоистичное чувство только ее. Будто бы этот страх, растекающийся по щиколоткам соленой водой, принадлежал только ей и делал Тоф единственной и неповторимой, подтверждая сущность ее настоящего существования. Странные мысли всегда лезли ей в голову, но теперь Тоф иногда размышляла, не могло ли быть все вокруг всего лишь предсмертной галлюцинацией умирающего ребенка.

Впрочем, в этот раз обдумать мрачные мысли не удалось, потому что Зуко вдруг подхватил ее на руки, легко оторвав от земли, и Тоф ощутила, что у нее взаправду кружится голова. Засвистел в ушах порывистый ветер, мазнул по щекам жар чужого нагретого тела, и Тоф закинули на плечо, точно мешок с мелкой картошкой. Зуко, которого она принялась бессильно колотить по спине, рассмеялся, привлекая внимание остальных, однако Тоф пропустила их наверняка едкие и ехидные замечания. Она, набрав побольше воздуха в грудь, пронзительно завизжала, а затем, словно бы произошедшего было мало, Зуко сбросил ее прямиком в холодную воду. На бесконечное мгновение верх сделался низом, а стороны света перемешались между собой, застучало сердце, и воздух пузырями вышел из легких. Тоф в панике оцепенела, и снова корабельный гудок ввинтился ей в уши, перебивая гром тока крови по ее собственным венам. Нечто такое было в этой удушающей глубине, отчего жизнь становилась на паузу и замирало текучее время, и Тоф отчаянно, изо всех сил не хотела это найти.

Ступни ее едва коснулись песка, волна толкнула в спину, утягивая за собой, и Тоф отчаянно закричала, напрочь забыв, что дышать под водой совсем не умеет. Мир ее снова перевернулся, пустота заклекотала по-птичьи, распахнула объятия глубина, и чья-то рука больно ухватила Тоф за запястье. Рывок выбросил ее на свободу, точно выплюнула насытившаяся пучина, кашель набил горло вместо спасительного кислорода, и Тоф неосознанно толкнулась ногами, пытаясь отыскать под пятками землю. Та, впрочем, внезапно оказалась совсем уж недалеко, впилась в ступни камешками и ракушками и обрушилась на Тоф знакомыми звуками. Настойчивый зов глубины снова исчез, укрывшись за шелестом волн и пением ветра, но Тоф все равно слышала его в перестуке песчинок и надрывном биении сердца. Катара крепко держала ее за запястье, не позволяя упасть, и Тоф отчетливо слышала, что и ее сердце стучит, словно умалишенное.

— Тоф становится совершенно беспомощной, стоит оторвать ее от земли, — Зуко, словно совсем ничего не заметил, продолжал хохотать, и оттого у Тоф в животе свернулась тугая обида.

— Это совсем не смешно, — сердито бросила Катара, вытягивая Тоф на песок.

В голосе ее звучала звонкая укоризна, осевшая на кожу, точно пощечина. Дожидаться какой бы то ни было реакции Катара не стала, увела Тоф, не отпуская ее запястье, в сторону дома и там усадила на стул. Она продолжала сопеть, никак не комментируя поведение Зуко, и у Тоф в груди отчего-то расползлось порывистое тепло. Странное чувство, вызванное чужой внезапной заботой, защекотало внутри, и Тоф невольно заулыбалась, не в силах скрыть мазнувший по щекам терпкий румянец. Исчезнувшая всего на мгновение, Катара вернулась, набросила на голову Тоф полотенце и принялась вытирать пропитанные песком и напрочь растрепавшиеся короткие волосы.

Они и вправду остановились на самом настоящем курорте, расположенном на одном из вулканических островов, и, что еще круче, — поселились в самом настоящем королевском дворце. Зуко рассказывал, что семья его в полном составе приезжала сюда уже очень давно, так что теперь здание и прилегающее к нему побережье пустовали, покрываясь пылью и утопая в призрачных воспоминаниях. Подобная вилла была у семьи Тоф в царстве Земли, и они тоже, пожалуй, не выбирались туда уже очень, очень давно. Дом этот оказался пропитан густыми болезненными воспоминаниями до самого верха, Тоф слышала их в поскрипывании половиц и голосе замолкающего на полуслове Зуко, в шуме прибоя по вечерам и треске большого костра, вокруг которого они собрались лишь однажды. От обуявшей тоски Тоф тогда отчаянно хотелось заплакать, однако Зуко смеялся, рассказывая старые байки, и она не позволила себе ранить его еще больше. В их компании, пожалуй, Зуко нравился ей больше всех остальных, потому что они были во многом похожи, и в то же время Тоф терпеть его не могла, не выдумав этому ни единой правдоподобной причины.

— Не замечала раньше, что ты боишься воды, — Катара, до этого сосредоточенно вытиравшая волосы Тоф промокшим насквозь полотенцем, протяжно вздохнула.

Прикосновения ее были по-матерински мягкими и теплыми, немножко резкими и самую капельку встревоженными, Тоф слышала биение ее сердца в кончиках пальцев, в расстеленных под ногами досках и сосредоточенно думала о чем угодно другом. О Зуко, например, или о собственном доме с оставшимся там отцом, или об Айро, за которого мама собиралась выскочить замуж. Тоф думала, что Катара, возомнившая себя главной, ей совершенно не нравится, несмотря на тепло рук и участливый тон, и никак не желала признавать собственное поражение. Они никогда особо не разговаривали, ограничивались перебрасыванием парой слов совершенно по делу, и оттого, наверное, подобное поведение Катары ставило Тоф в тупик. Почему эта девочка помогает ей, почему ее сердце так громко и часто стучит, будто она злится взаправду, и почему Тоф так нравится эта внезапная скупая забота, от которой мурашки расползаются по загривку?

— Я тоже не замечала, — сердито буркнула Тоф, пожимая плечами, и полотенце накрыло ее лицо тяжелой промокшей тряпкой.

Разговаривать отчего-то решительно не хотелось, будто так могла лопнуть стена хрусталя, порезав кожу осколками. Тоф вжала голову в плечи и сцепила пальцы в замок, а Катара, снова протяжно вздохнув, уселась перед ней на корточки и встрепала ладонями волосы.

— Могу я кое-что тебе рассказать? — Катара прижала колени к груди и опустила на них лоб, так что голос ее прозвучал глухо и тускло.

Первым порывом было сказать «нет» и убраться подальше, но Тоф сдержала себя и вытянула шею, прислушиваясь. Сердце Катары билось громко и часто, и страх в нем смешивался с запальчивым возбуждением. Она сидела на корточках прямо напротив Тоф, так что та могла слышать шелест трепещущей от дыхания ткани, и казалось, будто все мысли расстелены у нее на ладони. Не хватало разве что яркого белого света, чтобы высветить буквы, но и без него Тоф могла уверенно заявить, что Катара собирается рассказать ей то, чем никогда не поделилась бы с кем-то другим.

— Валяй, — фыркнула Тоф, усаживаясь удобнее и стягивая с головы полотенце.

Она отчего-то ждала тайного откровения, совершенно никак не имеющего к ней отношения, растянутого минимум на целый час, потому что в запале Катара обыкновенно говорила быстро и много. Вот только короткий ответ, сорвавшийся с ее губ и повисший в воздухе дымком от курильницы, поверг Тоф не то чтобы в ступор — она раскрыла рот в удивлении и на мгновение в самом деле забыла, как нужно дышать.

— Мне нравится Зуко.

Высказав сокровенные, наверняка тревожащие ее чувства, Катара вся сжалась, будто ожидая удара или насмешки. Тоф, однако, смеяться решительно не хотела, желала только заглянуть ей в лицо своими слепыми глазами, чтобы увидеть осевшее на нем выражение. Потому что ее собственное наверняка сделалось настолько обескураженным, что впору было звонить в колокольчик и объявлять завершение выступления цирка.

— Ты же все время к нему цепляешься, — Тоф подалась вперед, будто так могла услышать чуточку больше, — особенно в последнее время, постоянно придираешься к словам и комментируешь все подряд.

Если бы кто-то другой сказал Тоф такое, она бы ни за что не поверила. Она и сейчас считала, что Катара смеется над ней, просто шутит, чтобы выставить дурой, вот только грохочущее сердце ее буквально кричало об обратном. Как минимум, она не лгала, говорила совершенную правду, и оттого Тоф хотелось хлопнуть себя по лбу и сделать вид, что не слышала ни единого слова. Катара открывалась ей с совершенно неожиданной стороны, будто бы разом возвела их в подруги, и Тоф никак не могла решить, нравятся ли ей подобные перемены.

— Ничего не могу с собой поделать, — Катара снова вздохнула, зарылась лицом в колени так, что никто, кроме Тоф, не смог бы ее услышать, — я знаю, что это глупо и раздражает, но я ведь не могу так легко общаться с мальчиками, как ты!

— Ты же только и делаешь, что общаешься с мальчиками, — каркнула Тоф, окончательно выбитая из колеи странной претензией.

В комнате повисла шуршащая тишина, разбавляемая отзвуком морского прибоя и далекими криками веселящихся ребят. Тоф выдохнула, растрепала слипшиеся от соли волосы и откинулась назад. В груди у нее зрело странное тяжелое чувство, похожее одновременно на затягивающий зыбучий песок и свободное падение сквозь облака, и не хотелось говорить ни единого слова. Тоф понятия не имела, зачем Катара с ней откровенничала, лишь понимала и принимала искренность, и оттого казалось, будто на запястьях смыкаются кандалы. Тоф не умела нормально дружить, сколько бы ни старалась, была неловкой и неуклюжей, вовсе не думала о чужих чувствах и всегда знала чуточку больше, чем собеседник готов был открыть. Сейчас портить момент не хотелось, но никакие слова не лезли из горла, и Тоф чувствовала себя по-настоящему глупой, обдумывая сказанное. Она ведь не имела никакого права претендовать на единоличное внимание Зуко, но отчего-то ленивая тяжесть в животе тянула и тянула, будто всасывала ее в себя целиком, заставляя думать, что он — только ее, и ничей больше, единственный лучший друг.

Это была, пожалуй, вовсе не та любовная ревность, в которой жена запрещает мужу общаться с другими женщинами и даже смотреть в их сторону, просто Тоф вдруг осознала, что Зуко для нее ужасающе важен. Зуко был для нее лучшим другом и старшим братом, ехидным и вредным, но добрым и понимающим, а Катара могла в одночасье отобрать его, присвоить себе, точно соломенную игрушку, способную вспыхнуть от одной только искры. Тоф не общалась ни с кем столько же близко и вовсе непринужденно, Зуко был ее островком безопасности, таким же раненым, выжженным дотла и похороненным заживо, и теперь Катара разрывала его могилу, засыпая Тоф еще одним плотным слоем тяжелой земли. И Тоф в отчаянии не придумала ничего лучше, чем ухватить Катару за ногу и уложить в могилу рядом с собой:

— Знаешь, я помню свою прошлую жизнь.

За откровенность должно было платить откровенностью, за дружбу — дружбой, а сбитая с толку Катара, такая же растерянная, какой была Тоф две минуты назад, кажется, поперхнулась своим же дыханием.

— Чего?

Все, что люди откладывают, отодвигают в дальний ящик и перекрывают другими более важными делами, рано или поздно случается. Нечто такое же до нелепости откровенное, как признание в любви постороннему человеку или раскрытие страшной тайны однажды срывается с губ легким порывистым ветерком, взвивается вверх и оседает на волосах, точно ласковая рука любящей матери, поддерживающей свое нерадивое чадо. Тоф, едва осознав, что именно только что ляпнула, склонила голову набок, пожевала соленые губы и фыркнула, сдерживая рвущийся из груди хохот. Сказать это оказалось проще простого, признание слетело с губ само по себе, и будто тяжелый солнечный шар перестал давить на макушку. Впрочем, предстояло еще объясниться со вскинувшейся Катарой, поведать ей чуточку больше и утолить собственное любопытство, запустив руки в ее удивительно обыкновенные девчоночьи тайны.

* * *

Звуки в городе смешивались между собой, образовывали ужасающую какофонию и будто давили на уши с такой силой, что хотелось закрыть их ладонями и слышать один лишь шум крови в собственных венах. Однако, именно Тоф предложила выбраться ненадолго из осточертевшего дома, отойти настолько далеко, чтобы не слышать пение глубины, так что теперь расплачивалась за собственное любопытство. Катара крепко держала ее за руку, и первое время Сокка отвешивал по этому поводу шуточки едва ли не по два раза в минуту, но теперь они шли молча, держась друг друга и стараясь не потеряться в шумной толпе. Народу здесь собралось взаправду много, все галдели, пели и даже плясали, хотя в разгаре был жаркий полдень, так что и земля под ногами гудела натужно, будто ее тонкий слой вот-вот рассыплется прахом, обнажив безжизненную вулканическую породу. Трепетали натянутые между домов флажки, что-то взрывалось, и пахло жаром и специями, и от разномастного грохота Тоф чудилось, будто она просто-напросто сходит с ума.

— Что они делают? — голос Катары глухо пробился сквозь окружающий гул.

Окончательно выбитая из колеи, Тоф встрепенулась, любопытно прислушиваясь. Она едва способна была передвигать тяжелые ноги, словно земля притягивала их магнитом, и оттого едва ли вслушивалась в окружающий шум, вовсе не стараясь отделить разговоры от пения и надрывного хохота. Очевидно, люди праздновали, высыпав на улицы, подобно нескончаемым муравьям, но что именно — оставалось загадкой. Катара, наверное, могла разобрать что-то получше, выхватить взглядом детали, недоступные Тоф, но она все же спрашивала, крепко держала ее за руку и то и дело тянула вперед. Они гуляли здесь всей гурьбой, едва ли скрываясь от чужих глаз, и оттого, наверное, Тоф ощущала себя еще более странно.

Впрочем, вопрос Катары наверняка относился не к празднику в общем, а к странному действу, развернувшемуся на площади. Напоминало оно одновременно сражение и замысловатую пляску с элементами магии, где двое, заточенные в плотном кольце из людей, шагали легко и быстро, подпрыгивали и тяжело опускались на землю, изрыгая стрекочущие волны огня. Тоф ощущала их шаги ударами сердца, вздрагивала каждый раз, когда воодушевленная толпа ревела ликующе, и жмурилась, крепче хватаясь за прохладную руку Катары. После странного взаимного откровения они не то чтобы стали подругами, но натянулась между ними тонкая ниточка, трепещущая на ветру.

— Это ритуальный танец, — пояснил Зуко, и конец его фразы потонул в реве толпы.

Огромная вспышка пламени жаром обдала щеки и заставила отшатнуться. Толпа гудела, свистела и улюлюкала, били натужные барабаны, и с каждым ударом, казалось, вздрагивала земля. Тоф стояла на месте, не в силах двинуться с места, и звуки толпы, перемешанные с наползающим жаром, отдавались у нее перед глазами колыханием пустоты. В ее родном городе никогда не было такого разнообразия, а еще эти звуки напоминали оглушающее сражение, в котором каждый тяжелый стук означал чью-то гибель, пеплом и криками оседающую под ногами. Эта земля видела смерть и была мертва, и теперь люди исполняли на ней ритуальные танцы, чтобы поприветствовать новое солнце, взошедшее в небесах.

— Ты в порядке? — легкая ладонь легла на плечо, игривый ветерок мазнул по виску. — Давай подойдем ближе, посмотрим.

Только теперь Тоф заметила, что рука ее исчезла из теплой ладони Катары. Кто-то больно толкнул в плечо и выругался под нос, кто-то наступил на ногу и пошел дальше, не обратив на Тоф никакого внимания. Толпа двигалась, хаотично перемещалась, следуя расчерченному вокруг танцующих кругу, и Тоф, не следующая за ней, вдруг показалась себе песчинкой под чужим сапогом. Не в ее правилах было трусливо стоять, поджав хвост, так что она сама уцепилась за рукав Аанга и потащила его вперед:

— Все нормально, идем.

Они пробились практически в первый ряд, и там бой барабанов на мгновение захлестнул, утянул за собой в пучину могучего грохота. Тоф слышала синхронные шаги, то ускоряющиеся, то замедляющиеся, перетекающие в развороты и короткие остановки, и в какой-то момент картина, выведенная их ногами, окончательно завершилась. В воздухе застрекотали всполохи пламени, мазнули по лицу и шевельнули волосы на макушке, и бой барабанов затих всего на мгновение. Танец закончился, и толпа взревела, что-то оглушительно громыхнуло, и на голову Тоф посыпались кусочки бумаги. Снова засвистело, застрекотало в воздухе пламя, четкий выверенный рисунок рассыпался на осколки, и дыхание застряло в груди, сдавленное, подчиненное чужим жаром. Никогда в этой жизни Тоф не присутствовала на каких-нибудь праздниках, и оттого, наверное, сердце ее замерло в испуганном восхищении. Ее глаза были по-прежнему слепы, пустота окутывала и смеялась, но Тоф будто наяву видела яркое небо и рассыпавшиеся по нему разноцветные конфетти, и мелькающие рыжие всполохи, и вскинутые вверх руки. Это был праздник, и празднующие кричали, скандировали одно только имя, приветствуя человека, которого, вероятно, никогда в жизни не видели.

Люди радовались, а Тоф вдруг показалось, что у нее землю выбили из-под ног. От грохота закладывало уши, от бесконечного топота тряслись поджилки, и ей тоже вдруг захотелось кричать и смеяться, признаться в любви незнакомцу и взять Аанга за руку. Тоф фыркнула собственным мыслям, отшатнулась, уворачиваясь от едва не налетевшего на нее громилы, и оказалась к Аангу так близко, что дыхание его невесомо коснулось лба. Искры радости поднимались из живота, чужие шаги подталкивали под пятки, и Тоф рассмеялась, запрокидывая голову. Она потянула Аанга с собой, вовсе не разбирая, куда идет, и он пошел следом, не отставая ни на единственный шаг.

— Славься новый Хозяин Огня! Славься новый Хозяин Огня!

Выкрики доносились отовсюду, путали и вели неведомыми путями, и Тоф следовала им, сжимая теплую ладонь в пальцах. Одновременно она хотела остановиться, встать на месте и танцевать и бежать так далеко, насколько только способна, чтобы земля стала горячей под пятками. За спиной она слышала мягкое дыхание Аанга, едва различала его шаги в окружающем грохоте, и оттого неловкая колючая тревога разливалась в груди вместе с искрами. Ритуальный танец закончился, но огонь не утих, вокруг полыхало, точно на самом настоящем пожаре, и от жары пот градом катился по шее. Толпа двигалась, текла, подобно реке, и Тоф лавировала в ней, утягивая Аанга с собой в самую гущу. В ушах у нее натужно стучало, тьма перед глазами бурлила и пенилась, и билась в висках единственная абсурдная мысль.

Тоф не хотела признаваться в любви какому-то незнакомцу. Вместо этого она рванулась, ударяясь спиной о деревянную стену ближайшего дома, дернула Аанга на себя и неуклюже прижалась губами к его лицу. Она, очевидно, промазала, попала ближе к уголку нижней губы и тут же спохватилась, выравниваясь.

Примерно такое же чувство охватило ее, когда Аанг создал воздушный кокон вокруг комнаты. Все звуки разом исчезли, оставив разве что бой ее собственной крови в ушах, ласковая прохлада накрыла горячие плечи, и Тоф растерянно выдохнула, продолжая хвататься за мягкую ткань. Бой барабанов и гул толпы звучали где-то на заднем плане, но сделались вдруг совершенно неважными. Куда важнее оказалось то, что Аанг, всего на мгновение замерший от неожиданности, прижался теснее, одной рукой упираясь в стену дома, а вторую уютно укладывая Тоф на спину. Можно было подумать, что на него тоже подействовала атмосфера громкого праздника, и оттого, наверное, Тоф ужасно хотелось, чтобы он никогда не заканчивался.

Впрочем, их неловкий, совершенно невинный поцелуй вскоре завершился, и Аанг, выдохнув, прижался лбом к ее лбу. Тоф хохотнула, ощущая спиной теплое дерево, а пятками — шаги десятков людей, но все они по-прежнему оставались неважными. Аанг не спешил отстраняться, то ли пропуская бредущую за его спиной толпу, то ли наслаждаясь моментом, а Тоф думала, что во что бы то ни стало хотела увидеть выражение его лица. Ее собственное сердце билось, точно решительно сумасшедшее, ладони вспотели, а щеки наверняка были ужасающе красными, и только теперь Тоф в полной мере осознала, что сделала. Она поцеловала Аанга из собственной прихоти, поддавшись моменту, и теперь, когда бой барабанов простирался все дальше и дальше, страх захватил ее с головой. Аанг ведь мог оттолкнуть ее в любое мгновение, разорвать их дружбу и сказать что-нибудь такое ужасное, чего Тоф никак не могла придумать, и оттого с каждым мгновением время для нее замедлялось. Удары сердца растягивались, пустота перед глазами бурлила и взрывалась, и все звуки разом, кажется, обратились в ужасающую какофонию.

Лопнувшую, стоило Аангу рассмеяться ей в ухо. Смех его рассыпался колокольчиками, зазвенел стекляшками под ногами, и Тоф вздрогнула. Остановившееся и задрожавшее от нетерпения время пошло, закружилось и пустилось в галоп, и сердце Тоф тоже зашлось в удивительном танце. Десятки ног все еще продолжали стучать по земле, топотали, вбиваясь тяжелыми прутьями, горячее солнце пекло макушку, кипела перед глазами бескрайняя пустота, а ладонь Аанга лежала у Тоф на спине, не позволяя ей прижаться лопатками к нагретому дереву. Она, признаться, готова была простоять так целую вечность, но Аанг перехватил инициативу, скользнул пальцами по плечу и ухватил Тоф за руку, утягивая куда-то мимо толпы. Ей все еще было двенадцать, Тоф твердила это себе, но одновременно с этим она была ненормальной, а мальчик, в которого она посмела так безобразно влюбиться, казался ей удивительным. Ему тоже было двенадцать, но Аанг готов был спасти целый мир, взвалив небо на плечи, в то время как Тоф хотела сбежать и спрятаться, точно глупый бессильный ребенок.

— Ты ведь тоже их слышишь? — Аанг склонился к самому ее уху, и дыхание его мазнуло Тоф по щеке.

Топот бесконечных шагов остался далеко позади, треск пламени смешался с завыванием ветра и запахом нагретого воздуха. Жесткая трава щекотала пятки, в воздух взмывали мелкие брызги, и было нечто еще едва уловимое, отчего хотелось предвкушающе жмуриться. Сперва Тоф подумала, что Аанг говорит о шелесте моря, о волнах, разбивающихся об отвесные скалы, но в том, чтобы слышать их, не было ничего необычного. Ветер трепал волосы, будто слизывал с кожи солнечный жар, и Тоф слышала его тоже, точно свистел над ухом противный комар. Они взобрались на холм у самой воды, стояли, все еще держась за руки, а впереди разверзлось густое гудящее море. Волны его бились о берег и разлетались брызгами, оседающими на щеках, и внутри них пустота обитала такая же, как перед глазами у Тоф. Примерно так же ощущались полеты, но в небе она хотя бы была способна дышать; под водой оставалось разве что утонуть, погрузиться в объятия матери и наконец-то сделаться маленькой ничтожной песчинкой, обласканной океанскими волнами.

Густой баюкающий шепот разносился с брызгами, оседал на щеках и испарялся в горячем воздухе. Он был чем-то похож на песнь, ласковую колыбельную грома перед самой грозой, и оттого казалось, что воздух трещал и шипел. Песнь эта разносилась засушливым эхом, липла к щекам солеными брызгами и оседала на волосах яркими искрами, готовыми вспыхнуть, и от заунывного мотива ее невозможно казалось где-нибудь скрыться. Тоф слушала, затаив дыхание, слышала настолько отчетливо, как в тот самый момент, когда погрузилась в прибой с головой, и пустота перед ее глазами тихонечко подпевала. Тоф чудилось, будто музыка звучит у нее прямо внутри, обволакивает внутренности и ластится к раскрытым ладоням, и оттого хотелось идти за ней, преисполнившись странного откровения. Грохот прибоя, звон ветра и бой барабанов смешивались в песню, привязывающую ее к этому миру, и оттого Тоф вдруг показалось, что она непременно исчезнет, стоит мелодии прекратиться.

Теплая ладонь Аанга в ее руке казалась теперь якорем, удерживающим Тоф на пороге непримиримого одиночества, и она сжала ее крепче, на мгновение прижалась плечом к его плечу и фыркнула, вдыхая нагретый на солнце воздух. Сейчас, должно быть, решалась ее судьба, ни больше, ни меньше, и Тоф впервые готова была безоговорочно следовать ей.

— Давай найдем их, — Тоф потянулась вперед, остановилась у самого спуска, — хочу послушать поближе.

Перед ее глазами будто взаправду расстилался удивительный пейзаж. Густая зеленая трава покрывала холм ворсистым ковром, в котором ноги утопали по щиколотку, а у воды пролегала узкая дорожка из мелкого белесого песка, которую набегающие волны красили в темный, а солнце тут же высушивало. Вода казалась прозрачной у самого берега, отливала бирюзой чуть дальше и светлела и пенилась к горизонту, покрывалась барашками и волновалась. Самого горизонта видно практически не было, море сливалось с небом в единое голубоватое марево, и по обе стороны от него плыли причудливые облака, а Тоф будто стояла посередине. Тихое умиротворение разливалось прозрачными брызгами, гладило лицо теплыми руками ласковой матери, и Тоф готова была закутаться в него, остаться здесь навсегда и только слушать и слушать, пока все вокруг не рассыплется на осколки.

— Катара будет волноваться, — Аанг не обернулся, лишь покачал головой.

В голосе его слышалось такое же умиротворение, будто он сам стал частью песни, поддавшись незримому зову. Тоф не была уверена, видит ли он то же самое, раскрывается ли перед ним прекрасная бесконечность, пронизанная пустотой, но ей было достаточно того, что он тоже слышит. Аанг не колебался, готов был следовать зову с Тоф вместе, не отпускал ее руку, и оттого сердце ее стучало удивительно ровно. Ветер трепал волосы, бил в лицо колючей морской солью и ударял под колени, точно заставлял оступиться, остановиться и остаться на месте, врастая в землю крепким древесным корнем.

— Она наверняка побьет нас, когда мы вернемся, — Тоф сделала шаг, выдохнула и понеслась вприпрыжку с холма.

Они влетели в воду, взметая в воздух теплые брызги, и рассмеялись, на мгновение замирая, точно испуганные неотвратимым наказанием дети. У берега море казалось горячим, песок проваливался под ногами и царапал ступни, а они заходили все дальше, туда, где бил холодный источник, и оттого зябкие мурашки расползались по телу. Одежда прилипла к коже, на мгновение стало холодно, и Тоф повела плечами, едва не запнувшись о скользкий камень. Аанг поддержал ее, подхватил и прижал к себе, точно хрупкую драгоценность, и Тоф неожиданно смутилась так, что вспыхнули щеки. Ветер растрепал ее волосы, убрал длинную челку с лица, будто специально выдавая сокровенные тайны, и она, словно маленький ребенок, ткнулась покрасневшим лбом Аангу в плечо. В воду они погрузились по пояс, так что путались в щиколотках выброшенные к берегу водоросли, и стоило, наверное, просто нырнуть, уйти вниз с головой и отдаться стихии.

Будто прочитав ее мысли, Аанг опалил дыханием ее ухо, спросил, готова ли Тоф, и голос его унес, играючи, ветер. Волна толкнула их к берегу, ударила в спину, накрывая собой, и протяжный зов сделался причудливо громким. Тоф выдохнула, выпустила из легких последний воздух, крепче ухватилась за руку Аанга и на всякий случай зажмурилась, будто так рассыпавшаяся осколками пустота не смогла бы добраться до ее выцветших глаз.