Проходная пешка (джен)

Вы можете узнать гораздо больше из проигранной игры, чем от выигранной. Вы должны проиграть сотни игр, прежде чем стать хорошим игроком.

Высокая фигура в темном плаще с капюшоном остановилась перед заброшенным магазином волшебных палочек. Сквозь пыльное стекло витрины просматривались аккуратные ряды деревянных изделий — некоторые покрыты резьбой, другие украшены драгоценными камнями, третьи выглядели нарочито просто, словно их создатель хотел подчеркнуть естественную красоту материала. Рука в черной перчатке прикоснулась к стеклу, оставив едва заметный след. Олливандер так и не вернулся.

Вспомнились слова старого мастера о Старшей палочке. Той самой, что, по легенде, создал один из Певереллов. Которая когда-то принадлежала Дамблдору. Которую так жаждал заполучить Волдеморт. Теперь ее хозяином был Невилл, умудрившийся разоружить директора во время его дуэли со Снейпом. Какая ирония: один из самых могущественных артефактов чуть ли не случайно попал в руки парню, который совсем этого не желал и вряд ли когда-нибудь использует всю его силу. Раймонд усмехнулся себе под нос. Ему самому бы, конечно, было любопытно изучить этот артефакт — разобраться, в чем секрет его могущества. Но... не настолько, чтобы ввязываться в очередную магическую склоку. Мирная жизнь на Азкабане куда приятнее. Вечера с Мираж. Беседы с сэром Геллертом. Даже эти палочки, которые он теперь делал: каждая по-своему уникальная, каждая с характером. Его все устраивало.

За последние три месяца Раймонд неплохо поднаторел в артефакторском мастерстве, опираясь на записи Олливандера. И даже продавал получившиеся палочки через подставных торговцев, зарабатывая на жизнь. На мысли о деньгах взгляд ушел в сторону и скользнул по массивному зданию банка, которое возвышалось в конце площади. Пальцы машинально поправили капюшон и начертили в воздухе руну, усиливая чары отвода глаз. Гоблины не унимались: их письма с требованием объяснений по поводу исчезнувшего меча продолжали приходить, несмотря на его молчание.

— Ты слышал? Визенгамот снова перенес заседание...

— Говорят, недавно арестовали...

— Тот-Кого-Нельзя-Называть требует...

Обрывки разговоров долетали до него, усиливая ощущение надвигающейся бури. Раймонд пропускал их мимо ушей. Какое ему дело до политики? Сегодня ему нужны были только брусья красного дерева и несколько перьев феникса — для новой партии палочек. А затем он вернется на Азкабан, к тишине библиотеки и уюту камина.

Раймонд отошел от витрины и двинулся дальше по улице, скользя между редкими прохожими. Косая аллея изменилась. Многие лавки стояли закрытыми, на некоторых висели объявления «Продается» или «Временно не работает». В воздухе витало напряжение, похожее на то, что он видел здесь после нападения Пожирателей. Кажется, с тех пор прошла целая жизнь.

Он уже собирался свернуть в переулок, где торговали редкими ингредиентами, когда его взгляд случайно зацепился за освещенное витражное окно лавки «Семь Лун». За стеклом, среди сверкающих артефактов, мелькнул знакомый профиль.

Майк Визнер стоял у прилавка, задумчиво вертя в пальцах какой-то амулет. Даже в полумраке магазина было видно, как он изменился: темные круги под глазами, несвойственная ему резкость движений. Когда он расплатился с продавцом и вышел на улицу, Раймонд заметил свежий шрам, пересекавший левую бровь — вряд ли учебное ранение.

На мгновение Певерелл заколебался, затем осторожно откинул капюшон, позволяя чарам рассеяться.

— Полагаю, случайные встречи теперь входят в моду? — мягко произнес он, подходя ближе.

Майк вздрогнул, обернулся, и лицо его неожиданно осветилось улыбкой.

— Мордред тебя побери, Певерелл! — Он огляделся и понизил голос: — Ты же в курсе, что до сих пор в розыске?

— О, значит, ты с Министерством не сотрудничаешь? — пошутил Раймонд, но тут же пожалел — лицо Майка на мгновение исказила гримаса.

— Давай... давай где-нибудь сядем. И лучше тебе пока накинуть отвод.

Они нашли небольшое кафе в боковой улочке — полупустое, с потертыми бархатными стульями и слабым запахом жасминового чая. Сделали заказ и несколько минут молчали, прислушиваясь к потрескиванию дров в камине.

— Давно не виделись, — неловко начал Раймонд. — Как твои дела?

Майк кивнул девушке, поставившей перед ними чай, и обнял ладонями фарфоровые бока кружки.

— Нашел отца.

— Поздравляю? — Голос Раймонда невольно дрогнул, превращая его неуверенность в вопрос.

Немец горько усмехнулся.

— Адам Уилкис. Фанатик. Идеалист. Человек, готовый пожертвовать всем ради своих убеждений... Включая меня.

Раймонд молча наблюдал, как он с силой сжал чашку, словно пытаясь ее раздавить.

— И что теперь? Хочешь спасти его? Переубедить? Или отомстить за то, что он тебя бросил?

— Не знаю. — Майк сделал глоток. — Наверное, я просто хочу понять. Как человек может быть настолько убежден в своей правоте, что готов разрушить все вокруг? Даже свою семью. Даже самого себя!

Раймонд задумался, наблюдая за солнечным зайчиком, прыгавшим по столешнице.

— Люди часто путают убеждения с истиной. Чем крепче держишься за идею, тем сложнее увидеть, что она тебя разрушает.

— Но разве это значит, что не стоит вообще ни во что верить? — Майк наклонился вперед. — Если все махнут рукой и решат, что мир не изменить, мы так и останемся в этом болоте!

— Я не говорю, что верить плохо, — вздохнул Раймонд. — Просто каждый сам выбирает, за что стоит бороться. Твой отец выбрал свою борьбу. Я выбрал покой на Азкабане. Ты...

— А если моя борьба — это попытка остановить таких, как он? — перебил Майк. — Ты знаешь, что сейчас происходит? Пожиратели набирают силу. Они уже контролируют...

— Я знаю, — спокойно прервал его Раймонд. — И что? Ты собираешься в одиночку им противостоять? Это не храбрость, Майк, это самоубийство.

Немец отодвинул чашку и откинулся на спинку стула.

— А кто, по-твоему, должен это делать? Министерство? Они только и занимаются тем, что прячутся за своими указами. И давят на Невилла, гордо вручив ему флаг Избранности…

— Как это на них похоже, — произнес Раймонд. — Найти козла отпущения, на которого можно повесить судьбу целого мира. И что люди? Верят в своего нового спасителя?

Майк сжал кулаки.

— Он подходит под пророчество. Родился в конце июля, и его родители трижды бросали вызов Волдеморту. Ты знал об этом?

— Нет, но что это меняет? — Раймонд пожал плечами. — Разве это справедливо — требовать от подростка, чтобы он всех спас?

— Я не требую. Я предлагаю помощь. В отличие от некоторых, я не собираюсь прятаться на своем острове, пока мир рушится!

Глаза Раймонда сузились. Майк смущенно отвел взгляд и поджал губы.

— Ты думаешь, отказаться от борьбы было легко? Думаешь, я не вижу, что происходит? Но я уже играл в эту игру, Майк. И знаешь что? В ней нет победителей. Только очередные жертвы.

Они замолчали. В кафе засмеялась какая-то девушка, звякнула посуда. Совсем другая жизнь.

— А если ты ошибаешься? — тихо спросил Майк. — Вдруг именно сейчас, когда все кажется безнадежным, и нужно сделать этот шаг? Не ради великих идеалов, а просто... потому что это правильно?

Раймонд долго смотрел на него, потом неожиданно улыбнулся.

— Ты стал мудрее, Визнер. Но ответь мне на один вопрос: когда ты в последний раз был по-настоящему счастлив?

— Какое это имеет...

— Ответь.

Майк растерялся, а затем задумался.

— Не помню. Давно.

— Вот видишь. А я помню. Вчера. Когда закат окрашивал башни Азкабана в золото. Когда Мира рассказывала очередную историю о древних магах. Когда... — Он замолчал, не став продолжать череду приятных воспоминаний. — Разве этого мало? Разве это не стоит беречь?

— Стоит. Но... — Майк вздохнул и вдруг усмехнулся как в старые добрые времена, вновь превращаясь в того студента, который вместе с ним корпел в библиотеке над домашним заданием. — Ладно, я понял, тебя не переубедить. Надо же, столько времени прошло, а ты все тот же упрямый баран!

— А ты, как всегда, мастер делать комплименты, — весело ответил Раймонд и встал, кинув на стол несколько монет. — Рад был повидаться, Майк. Береги себя.

И уже на выходе, когда он взялся за дверную ручку, Майк крикнул ему в спину:

— Ты действительно не собираешься вмешиваться? — И прежде чем Раймонд успел ответить, торопливо добавил: — Как ты поступишь, если завтра проснешься и поймешь, что твой прекрасный остров — последний оплот света в мире тьмы? Что ты мог все изменить, но не захотел, когда еще была такая возможность?

Раймонд мягко улыбнулся и накинул свой капюшон, растворяясь в воздухе. Но все же прошептал перед уходом:

— Тогда я скажу, что мне жаль. Но я не скажу, что не был к этому готов.

Он открыл дверь и шагнул на улицу, растворяясь среди людей, будто его и не было.

* * *

Большой зал оплота Пожирателей Смерти погрузился в неестественный полумрак. Голубоватые магические светильники тревожно мерцали, сам воздух напрягся в ожидании. Стены покрылись инеем, хотя в зале не было холодно — скорее, жутко, словно что-то потустороннее вошло в этот мир.

На большом кресле, похожем на трон, восседало существо, которое уже с трудом можно было назвать Томом Реддлом. Его высокую фигуру теперь окружала видимая невооруженным глазом аура, похожая на переливающиеся волны, искрящаяся, как поверхность озера при лунном свете. Правый глаз оставался алым — результат его бесконечных экспериментов над самим собой. А второй... Второй теперь сиял неземным светом. В его глубине плескалась магия, то вспыхивая золотыми струями, то сгущаясь до черноты ночного неба.

Перед магом стояли трое слуг в черных мантиях. Они не смели поднять голов, ощущая на себе тяжесть этого взгляда — взгляда, в котором уже не осталось ничего человеческого.

— Он думает, что одержал победу, — произнес Волдеморт.

Слова звучали странно, будто множество голосов слились в один. Впрочем, отчасти так оно и было. Осколки его покореженной, изувеченной души хоть и вернулись на свое место, однако так и не смогли слиться воедино. Он стал почти целым. Почти, но не совсем.

Волдеморт поднял руку, и в воздухе возник образ острова, окруженного бурными водами. Замок Певереллов белел на скале, как кость, торчащая из плоти мира.

— Думает, взял верх надо мной. Над тем, кто сильнее любого мага. Над тем, кто ближе остальных подобрался к бессмертию.

Он сжал пальцы — и изображение острова исказилось, будто отражаясь в разбитом зеркале. В зале стало тяжело дышать. Воздух наполнился первозданной магией, заставляя волосы на руках волшебников встать дыбом. Один из них невольно поднял глаза и тут же пожалел об этом. То, что он увидел, нельзя было назвать лицом. Черные прожилки, подобные трещинам на высохшей глине, теперь покрывали кожу Волдеморта, пульсируя в такт невидимому ритму.

— Готовьте наступление. — Его голос проникал в само сознание и отзывался эхом в грудной клетке, сжимая все внутренности. — Пусть каждый маг, верный нашим идеалам, встанет под знамена.

— Но повелитель... Защитные чары острова... — осмелился заикнуться один из слуг.

Волдеморт повернул к нему бесстрастное лицо, и маг замолчал, ощущая, как его разум заполняет первобытный ужас.

— Чары? — раздался мягкий, почти ласковый голос. — Я и есть чары.

Он поднялся со своего места. С каждым его движением в воздухе возникали и тут же исчезали странные узоры — магия, которой не знал ни один стоявших рядом волшебников.

— Мы идем на Азкабан. Скоро все узнают, каким бывает гнев Темного Лорда.