Проходная пешка (джен)

Игра на усложнение позиции — крайняя мера, к которой шахматист должен прибегать лишь тогда, когда он не находит ясного и логичного плана.

— Раймонд, вы собираетесь сдавать полный школьный курс или просто решили стряхнуть пыль со всех книг из библиотеки? — иронично поинтересовался портрет сэра Геллерта, пытавшийся разглядеть хозяина замка за грудой старинных фолиантов.

— Первое, — буркнул Раймонд, и его макушка снова скрылась за горой книг.

— В таком случае позвольте поинтересоваться, зачем вам это? — продолжил допрос нарисованный маг, невозмутимо протирая свои очки. — Вы сами говорили, что в Хогвартс примут и с пятью СОВ.

— Я вспоминаю, — снова невнятно промычал юноша, не отрываясь от чтения.

— Простите меня за любопытство, но что именно вы вспоминаете?

— Все.

Сэр Геллерт тяжело вздохнул. Старый волшебник так соскучился по общению, что Раймонд старался лишний раз не оставлять его в одиночестве. Вот и сейчас Певерелл набрал в родовой библиотеке кучу книг и обустроился в холле на полюбившемся ему диване. Но погруженность юноши в учебу по-прежнему не давала сэру Геллерту возможности насладиться приятной беседой.

Скосив глаза на расстроенный портрет, Раймонд решительно захлопнул толстый том «Искусства превращения» Умга Шталтунга.

— Извините меня, сэр Геллерт, — потерев уставшие от многочасового чтения глаза, произнес молодой человек. — Я не хотел обидеть вас своим невниманием. Но ведь вы понимаете, насколько все это важно для меня.

— Раймонд, я прекрасно вижу вашу подготовку, вам не о чем волноваться, — уверил портрет молодого лорда. — Вы сейчас зарылись в высшую магию и научные труды, которые знает не каждый профессор. Неужели думаете, что это понадобится на экзамене?

— Нет, конечно нет, — устало ответил Певерелл. — Я начал читать, чтобы понять, сколько знаю. И обнаружил, что постепенно вспоминаю все, о чем говорится в этих книгах. Чем больше я читаю, тем больше воспоминаний приходит ко мне... Но я, как и раньше, ничего не помню о прошлой жизни. Друзья, родные, любимые вещи — все это ничего не значит, этого словно не существует. Знаете, такое ощущение, будто никакой жизни раньше и не было, будто я родился заново и только теперь выбираю свой дом, школу и даже семью.

— Выбирать — это хорошо, — сказал Акер, внимательно слушавший хозяина. — Многие хотят выбирать, но не всем разрешают.

— Может быть, — согласился Раймонд со стражем замка. — Но мне кажется, кто-то сделал меня таким, чтобы я выбирал все снова, а значит, он контролирует мой выбор.

— Выбор человека нельзя контролировать в полной мере, — заметил Генрих Геллерт. — Можно лишь подтолкнуть его к этому выбору, помахав перед носом нужными фактами, но кто вам мешает изучить любой вопрос самостоятельно и принять свое решение?

— Именно поэтому я и зарылся в книги, — признался Певерелл.

— Это не панацея, Раймонд, — нахмурился портрет. — Как бы я ни уважал книги, должен признать, они не всегда могут поделиться ответами, тем более правильными.

— Поэтому я ищу ответы не только в них.

— Вы о том маге, дух которого вызывали неделю назад с помощью камня? Запамятовал, как его имя...

— Я вызывал разных магов. Думаю, вы говорите о Каркарове. Игоре Каркарове.

— Да, точно. Никогда раньше, кстати, не слышал эту фамилию. Впрочем, я не слишком хорошо знаю небританских волшебников.

— А Гриндевальд? — вдруг спросил Раймонд, подавшись вперед. — Эта фамилия вам о чем-то говорит?

— Гриндевальд... — протянул Генрих с непонятной интонацией. — Почему вы спрашиваете?

— Один из волшебников, которых я встретил в доме Блэков, назвал символ Даров Смерти знаком Геллерта Гриндевальда. Мне показалось странным, что магу дали имя, которое совпадает с фамилией вашего рода.

— Ничего странного в этом нет, — быстро проговорил старичок на картине, — простое совпадение. А теперь извините меня, Раймонд, я очень устал и хотел бы немного вздремнуть.

Генрих немного поерзал на своем кресле, устраиваясь поудобнее, затем закрыл глаза и почти сразу захрапел протяжными руладами, напрочь игнорируя пристальный взгляд Раймонда.

* * *

— Мы будем скучать по тебе, Гарри, — мягко сказала Гермиона. — Ты уверен, что хочешь оставить мне Хедвиг? В последнее время она очень беспокойная.

— Да, ей будет лучше в Хогвартсе, и вы сможете отправлять мне письма с ней, а не с Сычиком. Тот слишком мал для таких перелетов.

— До сих пор не могу поверить, что ты решился поехать в Дурмстранг, — признался Рон. — Ты уверен, что тебе не нужна помощь?

— Помощь нужна, Рон, но не в Дурмстранге, — сказал «Гарри», глядя на рыжего парня. Объяснение с ним прошло намного лучше, чем Тонкс ожидала. — Дамблдор устроит в этом году обмен студентами, чтобы как-то объяснить мой перевод. И из Дурмстранга к нам приедет один странный парень, тот самый, которого мы встретили в Темной аллее.

— Раймонд Певерелл? — удивилась Гермиона. — Он так хорошо говорит по-английски, не думала, что он иностранец.

— Может, он англичанин, просто учился там? — пожал плечами Рон. — Помните, Малфой тоже думал поступать в Дурмстранг, но мамаша не захотела отпускать хорька.

— Скорее всего, Рон прав, — кивнул «Гарри». — Певереллы — старинный английский род, о котором долгое время не было ни слуху ни духу.

— И тут объявляется Раймонд... — протянула Гермиона.

— Странно, не правда ли?

— Так Дамблдор хочет, чтобы мы присмотрели за ним? — воодушевился Рон. — Он как-то связан Ты-Знаешь-С-Кем?

— Я не знаю. Но думаю, с вашей помощью мы это выясним.

* * *

«Вопрос № 20. Расскажите о руническом раскладе “Три Сестры”. Расшифруйте предсказание, если при этом раскладе выпадут руны Вуньо, Уруз и Тейваз».

Раймонд усмехнулся и застрочил ответ, вспоминая свою волшебную палочку, покрытую рунами. За то время, которое Певерелл провел на Азкабане, готовясь к сдаче СОВ, он успел привыкнуть к ней и по-настоящему полюбить. И хотя Раймонд до сих пор иногда забывал пользоваться палочкой и самые легкие заклятья творил без нее, юноша старался не злоупотреблять беспалочковой магией и все чаще доставал свое изделие для сотворения волшебства.

— Миссис Марчбэнкс, я закончил, — обратился Раймонд к сухонькой старушке, которой даже на вид было лет сто, не меньше.

— Очень хорошо, мистер Певерелл, можете сдать пергамент и приступить к практической части. Что там у вас? Гадание по чаинкам?

Раймонд согласно кивнул, встал из-за парты, одиноко стоящей в почти пустой комнате Министерства, и подошел к старой волшебнице. До этого он никогда не сдавал экзамен один; всегда находились другие студенты, желавшие показать свои знания. Кто-то приходил сюда после подачи апелляции, кто-то после болезни, а кто-то находился на домашнем обучении и теперь заботился о получении аттестата волшебника. Видимо, предсказания нынче не пользовались популярностью, раз экзамен организовали исключительно ради Раймонда.

— Это ведь ваш последний экзамен? — громко, как обычно делают глуховатые люди, спросила Марчбэнкс, разливая чай.

— Да, мэм.

— Скажу вам по секрету, — все так же громогласно сказала волшебница, — вы показали очень высокие результаты. Когда профессор Тофти увидел вашу работу по заклинаниям, он схватился за сердце и его пришлось отпаивать Умиротворяющим бальзамом. Потом он долго не мог прийти в себя и постоянно твердил, что вы воскресший Александр Волхов. По мнению профессора, у вас его техника и стремление к изящным решениям.

— В этом нет ничего удивительного, миссис Марчбэнкс, ведь Александр Волхов был моим учителем, — невозмутимо сказал Раймонд, делая глоток из фарфоровой чашки.

— Вот как? — удивилась сухонькая волшебница. — Впрочем, это все объясняет. Я знала, что после ухода из Дурмстранга Волхов давал частные уроки, но даже не подозревала, какие талантливые у него ученики. Вы не возражаете, если я расскажу об этом профессору Тофти?

— Вовсе нет.

— Прекрасно! Позвольте поинтересоваться, кто же обучал вас предсказаниям?

— Алдан Болжек.

— Потрясающе! — Восторгу Гризельды Марчбэнкс не было предела. — В последний раз мы виделись на конференции в Праге, удивительный человек! Ему в то время уже было девяносто четыре, и он предсказал смерть самому себе через два года. Так и случилось.

— Профессор Болжек никогда не боялся смерти, — сказал Раймонд. — Он говорил, что для высокоорганизованного разума смерть — это очередное приключение.

— Да-да, Альбус Дамблдор постоянно повторял мне эти слова, — закивала старушка, смахивая белым платком непрошеные слезы. — Но это не делает смерть наших близких менее горькой. Алдан был великолепным волшебником и прекрасным человеком. Вот мы сейчас с вами пьем чай, а он так любил чай. Мог пить его галлонами.

— И обязательно с клубничным вареньем, — улыбнулся Раймонд.

— И эта его привычка постоянно поправлять галстук-бабочку...

— И говорить при этом: «Подумать только, подумать только!»

Раймонд живо изобразил эту картину, и Гризельда оглушительно рассмеялись.

— Что ж, миссис Марчбэнкс, — уже серьезно произнес Раймонд, заглядывая в уже пустую чашку, — наверное, мне пора приступить к ответу.

— Бросьте, Раймонд! — добродушно воскликнула старушка. — Это еще успеется! Лучше давайте выпьем еще чайку. Скажите, а Алдан вспоминал меня?

— Конечно, — с улыбкой ответил юноша, — он очень тепло о вас отзывался.

— Ох, — выдохнула Гризельда с не свойственным ее возрасту смущением. — Ну не томите же! Рассказывайте!

* * *

— Кричер, тот мальчик действительно уничтожил медальон, который ты мне показывал?

Портрет Вальбурги Блэк сурово посмотрел на покорно склоненного домовика, и тот испуганно вжал голову в плечи.

— Молодой хозяин так сказал, — пробормотал эльф. — Кричер думает, что он сказал правду.

— Что ты поведал ему о медальоне?

— Кричер сказал, где хозяин Регулус взял эту злую вещь. Еще Кричер сказал о пещере и о том, что много раз пытался уничтожить медальон, но у него ничего не получилось.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнула Вальбурга. — Я сразу поняла, что мальчик не так прост. Выполняй все, что он скажет.

— Кричер будет хорошим эльфом, хозяйка, — сказал домовик, чуть ли не сложившись пополам в низком поклоне.

— Можешь идти, — велела Вальбурга, и после того как эльф скрылся в кухне, произнесла в пустоту: — Этот мальчик — моя единственная надежда.