Всегда и навеки (джен)

Таверна в пригороде Чейдинхола ничуть не изменилась с его последнего визита. Всё тот же ветхий дом, мусор и заколоченные окна. Именно сюда Гарнаг увёл Рашу, дабы отпраздновать своё назначение на должность Хранителя. А почему бы и нет? Скоро они покинут родные места и отправятся в забытую глушь. Хоть так, но попрощаются с домом, по крайней мере, предлог был именно таким.

— Предложи ему выпить, я думаю, Раша не откажется. Намекни об усталости, скажи, что он неважно выглядит, а перед дорогой не мешало бы расслабится, — увещевал Цицерон, полностью поглощённый вставшей перед ним задачей. Он так соскучился по привычному ремеслу, так изголодался по крикам и стонам, что всё бы отдал, лишь бы сделать это самому. Но, увы, между ним и Рашей встал Гарнаг, что не позволил Хранителю нарушить догмы.

Цицерон улыбнулся своим мыслям:

«Однако позволил придумать план, и я не подведу. Новоявленный Слышащий быстро отправится к Ситису, и пусть Отец Ужаса сам решает, как его покарать».

— А если всё-таки откажется? — не унимался орк.

— Тебе не откажет. Тем более он, хоть и не часто, но посещает данное заведение. Соври. Скажи, что рад занять моё место, это придаст Раше уверенности в собственных силах и он ослабит бдительность. А после налей яд в его пойло — ни к чему пачкать клинок, — Цицерон протянул Гарнагу склянку с жидкостью. — Если его начнёт рвать прямо при всех, то всегда можно свалить вину на испорченную или разбавленную не весь чем выпивку.

— А что потом? — орку было непривычно пользоваться ядом, ведь он в основном привык полагаться на грубую силу.

— Если тебя никто не заприметит, просто уходи. Если же что-то пойдёт не по плану, скажи, что торопишься за целителем. Хотя вряд ли в угаре кто-то заметит вас. В этом месте каждый думает только о себе и о своих удовольствиях.

Сколько времени прошло, Цицерон не знал, но ему казалось, что вечность. Он пообещал встретить Гарнага у главных врат, но терпение у него быстро иссякло, и теперь Хранитель шлялся по пригороду в ожидании тёмного брата, снедаемый любопытством и предвкушением.

Как бы он сам хотел исполнить это убийство, хотел бы увидеть растерянное лицо Раши, и услышать его предсмертный хриплый голос, проклинающий Цицерона.

«Как только этого лжеца не станет, матушка заговорит. Я в этом уверен. Это из-за Раши она молчит! Это он мешает нам спасти Тёмное Братство своим невежеством! Гарнаг это прекрасно понимает. Гарнаг хороший брат».

Солнце скрылось за горизонтом, и сумерки опустились на дома, смягчив до этого острые тени. За углом была слышна брань, вдалеке рыдала какая-то женщина. Местные уже успели отойти от чисток и снова во всю прожигали собственные жизни. Недавние горести позабыты, прежние смутьяны обратились в пепел, а новые веселились, как ни в чём не бывало. Есть во всей этой картине какая-то едва уловимая романтика.

Цицерон вздохнул полной грудью.

Желание увидеть последние минуты тёмного брата были сильнее обычной мирской суеты. Он томился внутри, но не мог растратить накопившийся за долгое время порыв. Ему ничего не оставалось, кроме как ждать.

* * *

— Она очень похожа на… — Раша замялся, почувствовав на себе взгляд орка.

Рядом стояла молодая бретонка, то и дело подливающая ему в стакан дешёвое вино.

«Какая кислятина…» — поморщился Гарнаг, наблюдая за тем, как каджит вливает в себя одну порцию за другой.

Он догадался, на кого была похожа девушка, но вслух ничего говорить не стал, иначе Раша мог ещё больше расстроится, и кто знает, возможно, включил бы голову и покинул это место. Но такого поворота допустить было нельзя, по крайней мере, пока орк не выполнит запланированное. А с этим были проблемы. Как подлить яд, если каджит всё время смотрит в твою сторону?

Гарнаг призадумался. Как бы на его месте поступил Понтий? Убийца столь изящный и ловкий, что даже Уведомители в былые дни советовались с ним в проработке важных контрактов.

Орк тяжело вздохнул, актёрские маски ему давались не сказать, что удачно.

«К чему игра? Не умеешь лгать, говори правду — будет легче. Не запутаешься в собственном вранье», — так говорил Понтий каждый раз, когда удавалось удачно завести жертву в тёмный закоулок. Как же он сиял, когда выдавалась возможность блеснуть своим красноречием.

— Может, хочешь расслабиться? У нас хватит денег немного побаловать себя… — ухватившись мысленно за девушку, начал словесно подкрадываться Гарнаг.

— Не думаю, что это сейчас уместно… — отмахнулся Раша, но умасленный взгляд говорил об обратном.

— Потом вряд ли найдётся время для чего-то подобного. Вон как раз хозяин заведения у барной стойки… — Гарнаг ощущал себя неуклюже, всё-таки перед ним был Раша, и он, как никто другой, мог распознать ложь. — Заплати ему, а я сопровожу красавицу вниз.

Орк подмигнул девушке, и жестом указал в сторону подвального помещения. Та улыбнулась в ответ, но натянуто и неправдоподобно.

Гарнаг прихватил свой стакан с вином и, под руку с девушкой, пробираясь сквозь сизый дым и снующих серых людей, направился в сторону лестницы, ведущей в подвал. Редкие светильники, висящие на стене, едва освещали узкий коридор и двери маленьких комнат, откуда доносились не то стоны, не то предсмертные всхлипы и кашель. Сложно было разобрать из-за шума наверху.

Одна из комнат оказалась открыта, и они вошли внутрь — Гарнаг не хотел терять ни секунды. Раша вот-вот должен был вернуться.

— Вы хотите втроём? — голос прервал вязкие мысли и орк нехотя обернулся на временную спутницу своего замысла. Та боязливо присела на край кровати.

— Что-то вроде того… — только и смог сказать он. Сейчас, в этом полумраке и дыму от кальянов, Гарнаг производил впечатление огромной суровой глыбы, не знающей пощады, отчего у девушки болезненно ёкнуло сердце.

Орк вышел из комнаты, на ходу свободной рукой роясь по карманам в поисках яда. Вино всё ещё было с ним, и, найдя склянку, он не задумываясь вылил содержимое в стакан.

Минуты тревоги и замешательства прервали шаги на лестнице и на мгновение померкший свет в проёме коридора. Это был Раша.

— Раша заплатил за нас обоих, — улыбнулся он тёмному брату, спускаясь по ступеням.

— После тебя, — протянул Гарнаг стакан с вином каджиту, давая понять, что пропустит того развлекаться первым. — Выпей… Чтоб эта ночь запомнилась надолго… — добавил орк, обращаясь скорее к самому себе, а не к Раше. Это было для него настоящим испытанием, вести себя естественно и говорить ровным тоном. Он берет на себя страшный грех, сейчас он убьёт уже не Уведомителя, но тёмного брата.

Раша же не задумываясь, распалённый своими фантазиями и моральной усталостью, осушил предложенный стакан без задней мысли. После чего, вернув его, направился прямиком в комнату к девушке.

Гарнаг закрыл за ним дверь и, не дожидаясь начала конца, мигом поднялся наверх. Ладонь сжимала злополучный стакан, и орк с силой смял его в кулаке. Мягкая медь не сопротивлялась, издав в ответ лишь жалобный звук. Бросив мусор на пол, он поспешил к выходу, сквозь всё тот же дым и людей, пребывающих в угаре.

К своему удивлению, распахнув дверь, Гарнаг обнаружил Цицерона, стоящего поодаль в вязком полумраке, чем изрядно напугал и так встревоженного убийцу. Заметив вышедшего из трактира брата, Хранитель тут же подскочил к орку, тихо спросив:

— Как всё прошло?

— Как нельзя лучше, — коротко ответил орк. — Идём…

Но Цицерон не сдвинулся с места, продолжая буравить взглядом закрывшуюся дверь трактира. В полумраке не было видно его лица, но повисшее молчание говорило о многом. Он ждал подробностей. Нет… Он хотел их видеть…

— Раша в подвале с продажной девкой. Идём отсюда, я потом тебе всё расскажу, — вкратце обмолвился орк, пытаясь убедить Цицерона не делать глупостей, но, заметив, как рука брата потянулась к дверной ручке, тут же раздосадовано выдохнул: — Только не говори, что хочешь туда идти…

— Ты с ним попрощался, а я нет.

— Не дури!

— В подвале, говоришь? — переспросил Хранитель, широко улыбнувшись. — Ступай, я догоню, — тихо проронил он, и дабы не быть снова схваченным недюжей силой Гарнага, Цицерон быстро прошмыгнул внутрь.

В лицо ударил прокисший запах. Вялый свет скользил сквозь дым. Здешние звуки напоминали монотонный гул, что разбавлялся кашлем.

Взгляд быстро нашёл лестницу, ведущую вниз, и он медленно, стараясь не пересекаться с завсегдатаями, направился в её сторону. Под ногами возле столов валялся разный мусор и хлам. Разбитые тарелки, бутылки, предметы одежды. Люди неясной наружности и деятельности, свалившиеся со стульев, спали прямо на полу, дополняя картину полного безразличия. Это было неприятное место, где в основном собирались граждане без какой-либо цели в жизни, и этим самым напоминали Цицерону об отце…

Но нужно признать, что могила для Раши весьма достойная. Большего после своей лжи он не заслуживает.

Спускаясь вниз, Хранитель замер. На полу под лестницей валялся раздетый по пояс Раша. Из самой комнаты доносился слабый женский хрип.

«Видно, и ей досталось… Удобно…» — цинично заметил про себя Цицерон.

Бывший Уведомитель лежал навзничь, изо рта обильно текла слюна вперемешку с пеной, а на лице застыла измученная гримаса. Склонившись над тёмным братом, Хранитель проверил сердцебиение. Оно отсутствовало.

— Ах… Не успел… — раздосадовано выдохнул Хранитель. — Даже так, но ты умудрился всё испортить.

Закрыв ладонью остекленевшие глаза, Цицерон не ощутил того удовольствия, о котором мечтал. Ничего не произошло. Былая пустота никуда не делась, скорее наоборот, она стала осязаемой, как здешний дым. Одним лишь утешением успокаивал он себя — матушка будет довольна и вскоре точно заговорит.

Поднявшись, Цицерон поспешил покинуть того, кого раньше называл братом и чьи приказы беспрекословно старался выполнять. Так не стало последнего Уведомителя.

Под ногами Хранителя скрипели старые доски, хрустело стекло, а в душе выл ледяной ветер. Этой ночью он записал в дневник следующее:

«Раша мёртв.

Тишина приказала мне, и я повиновался. Я не брался за клинок, о нет, но умастил уши Гарнага сладкими речами. Он хороший брат. Верный брат. Как Цицерону, так и нашей Матери. Он сделал дело, и охотно».