Рики-Тики-Тави (джен)

Утомленная активным днём, Роуз заснула ещё на руках у родителей. Сквозь сон она слышала, как родители вполголоса что-то обсуждали, что-то взрослое и скучное: аренда земель и урожаи. Потом папа отнёс её в спальню, и Элти с трудом добудилась своей хозяйки для вечернего туалета. Сидя в ванной, Роуз снова задремала, но подступившее внезапно тревожное чувство заставило ее подскочить в воде. Неприятно зудело где-то под лопатками, воздух будто бы сгустился и мешал сделать вдох. В комнате потемнело, сгустился туман, на ванне стремительно появились трещины, в воде прорастала отвратительная зелёная плесень, а в сливном отверстии возникла чёрная воронка-водоворот, куда Роуз неудержимо начало затягивать. Ноги скользили, рукам не удавалось зацепиться, но ей удалось отползти на другой конец ванны. Вылезти не получалось, толща воды будто бы пыталась удержать девочку.

Незнакомый высокий голос с жуткими пугающими интонациями уговаривал её покориться. Хотелось позвать на помощь маму или папу, но язык не подчинялся. Голос, называвший её: "дитя мое", продолжал уговаривать, то обещая немыслимые блага, то угрожая. Оцепенело она слушала этот голос, не в силах заставить замолчать. Огненно-ледяная вода жгла кожу и морозила одновременно, а там, где было сердце, будто бы сжали ледяные тиски. Воздуха не хватало. Роуз застыла, парализованная, не в силах пошевелиться. Воронка продолжала затягивать её. Чем ближе она была к воронке, тем большее безразличие охватывало её, вытесняя страх. Послышался безумный смех женщины, предстало то лицо с портрета, бешеное, бледное, с совершенно безумными, ярко блестевшими глазами, краснеющими из-за полопавшихся сосудов. Женщина, кажется, что-то говорила, но за её же смехом не было слышно, что. Внезапно перед глазами встало мамино лицо, но не ласковое и спокойное, как обычно, а искажённое мукой и болью. Оно рассыпалось пеплом, оставив на воде череп со змеёй, и Роуз смогла закричать. В этот момент чьи-то руки выхватили её из воды, подняли, завернули в одеяло, и всё закончилось. Ванна снова стала привычной, только залитой водой с ошмётками пены. Роуз сделала глубокий вдох, но в ушах ещё звучал безумный смех. Она огляделась и увидела встревоженные лица родителей. Они что-то говорили ей, но она не слышала и не могла им сказать об этом — губы больше не разжимались. Внезапно перед глазами встала жуткая змеиная морда с пылающими алыми глазами. Роуз почувствовала, как её тело выгнуло дугой. Комната закружилась бешеной каруселью, но тут сознание отключилось. Перед этим она скорее ощутила, чем увидела, движение маминой палочки.

Когда Роуз пришла в себя, голова раскалывалась, во рту было сухо. Все тело горело и замерзало одновременно. Глаза не открывались. Три голоса нараспев читали какие-то слова на латыни. От этих слов Роуз задыхалась, её начало рвать желчью. На губах появилась пена, в голове взрывались звезды, а сердце колотилось, как бешеное. Вновь появилась воронка, голос вновь возник в голове девочки, но он визжал, корчился, становился слабее. Неожиданно Роуз услышала мамин голос:

— Роуз, прикажи ему уходить. Повторяй за мной: Vade rectum!

Роуз повторила, неуверенно, не слыша самой себя, и голос расхохотался ледяным смехом.

— Роузи, милая, уверенней, прошу тебя! Давай вместе со мной.

Она выкрикнула эти слова, и смех оборвался. Непроницаемая тьма начала исчезать.

— У тебя ничего не получится, деточка! Ты — моя, моя! Никто тебе не поможет!

Возникла картина лежащей мамы, над которой склонился отец, затем Драко, с дырой вместо сердца. Мама не дышала.

— Роузи, борись!

Роуз от души, всем своим сердцем желая, чтобы всё это исчезло, прокричала заклинание. Эхом прокатились непонятные слова, мелькнула радужная вспышка, и тьма рассеялась. Ужасный голос смолк, рассыпавшись, наступила блаженная пустота. Не было ничего: ни звуков, ни цвета, ни ощущений. Была только пустота, основой которой был покой.

Кажется, иногда Роуз открывала глаза, но вокруг по-прежнему не было ничего. Постепенно ничто заменила темнота, мягко окутавшаяся Роуз. Сквозь пелену до девочки доносились голоса — какой-то родной голос звал её, чьи-то знакомые руки держали её, и это было куда лучше, чем покой, бывший до этого. Голос периодически сменялся другими голосами, менее родными.

В какой-то момент пришло осознание, что родной голос — это мамин. И Роуз двинулась на него, как на свет.

Когда она открыла глаза, в комнате было серо, за окном слышались мерные звуки дождя. Но и они ощущались смутно, скорее угадывались. Сфокусироваться на предметах не получалось, все плыло перед глазами. Сердце Роуз забилось быстрее, на лбу выступила испарина — неужели этот туман навсегда? В этот момент она ощутила, как ей приподняли голову, открыли рот, влили зелье, гадкое на вкус, резкое, слишком сладкое и горькое одновременно, вяжущее рот. Откуда-то доносился голос мамы с ласковыми интонациями, но слов было не разобрать. Ощущалось её присутствие, но сказать, где конкретно она была, представлялось невозможным. Небольшими порциями в Роуз вливали эту гадость, и она глотала через силу. Наконец, закашлявшись, девочка сделала несколько глубоких вдохов, и мир стал чётче. Мама сидела рядом и поддерживала голову Роуз. Элти стояла рядом, держала в ручках флакон с зельем мерзкого болотного цвета и со слезами на глазах смотрела на девочку.

— Мамочка, — выдавила Роуз из себя, вцепляясь в руки Нарциссы, с тревогой вглядывавшейся в ее лицо, — мама!

— Тише, Роузи, тише, — та помогла девочке приподняться на подушках, нежно провела по волосам дочери, мокрым от пота, — не напрягайся, родная. Тебе нужно отдыхать.

Роуз с ужасом заметила в светлых волосах серебряные ниточки около висков, запавшие синие, почти чёрные глаза, бледное, почти бескровное, исхудавшее лицо мамы. Девочка с трудом подняла ладонь, попробовала коснуться самого родного человека и бессильно уронила руку.

— Девочка моя, — улыбнулась Нарцисса, протягивая платок всхлипывающей почему-то Элти. Тут Роуз почувствовала, что её снова клонит в сон, и испугалась. Она мотнула головой, попыталась принять сидячее положение, но мама удержала её:

— Роуз, тебе нужно отдохнуть. Я разбужу тебя, не бойся.

— Спой мне, пожалуйста, — попросила Роуз, ловя мамин взгляд. Нарцисса кивнула и запела тихим, нежным голосом старинную колыбельную.

Когда Роуз проснулась, ей было значительно лучше. Комнату заливало осеннее солнце, переливаясь на хрустальной люстре. Она лежала тихо, разглядывая маму, задремавшую в углу комнаты на кресле. Нарцисса казалась совсем хрупкой, измождённой и измученной. Во сне её лицо искажала тревога, в уголках рта залегла горькая складка. Внезапно она раскрыла глаза, кажущиеся совсем темными, и, заметив проснувшуюся дочь, улыбнулась ей.

— Здравствуй, Роузи, как ты себя чувствуешь? — она пересела к Роуз и тронула ее лоб рукой.

— Хорошо, мама, — задумчиво сказала та, прижимаясь к матери, — а ты как? Ты устала?

— Да, родная, устала, — Нарцисса поцеловала дочь в макушку, — но это пройдет. Элти сейчас принесет бульон и зелья.

— Как в прошлый раз? — скривилась Роуз. — Мам, а что со мной было? Я заболела? Почему я слышала голос? — поежилась она от страха, хватая мамину руку, такую надежную.

— Ты не совсем заболела, моя дорогая, — мягко произнесла Нарцисса, ловя взгляд дочери. — Когда ты только родилась, в нашем доме жил один злой волшебник.

— Почему он жил у нас дома? Зачем вы его позвали? — удивилась Роуз, не совсем понимая, куда клонит мама.

— Мы не звали, он, к сожалению, сам пришел. Потому что, ещё когда он не был таким злым, ещё до рождения Драко, папа дал клятву ему помогать. Мы с твоим папой не понимали тогда, Роуз, что будет в итоге, чего хотел этот колдун, — с горечью сказала мама и распрямила спину.

— Вы жалеете о том, что было? — осторожно спросила девочка. — Вы не хотели бы теперь к нему присоединяться? То есть, чтобы папа не клялся ему?

— Я бы много отдала, чтобы Люциус не принимал это решение, — задумчиво ответила Нарцисса, — но есть одно обстоятельство, которое все меняет.

— Мам, а как этот волшебник связан с тем голосом? — нахмурилась Роуз, уже предчувствуя, что ответ ей не понравится.

— Он наслал на тебя очень плохое проклятье, — глухо произнесла мама, и её тёмные глаза стали совсем чёрными. Она глубоко вздохнула, возвращая им привычный цвет, — и от того, что ты начала колдовать, оно активировалось. Вот ты и слышала его голос. Мы сняли заклятие, Роуз, но если вдруг тебе покажется, что ты слышишь этот голос, — зови Элти, меня, папу, Драко — любого, кто будет рядом.

— Хорошо, — кивнула Роуз, которой стало очень холодно. Закутавшись в одеяло, она полезла к маме на колени, — мам, а тот волшебник умер?

— Умер, Роуз, умер, — обняла дочь Нарцисса, — его победил Гарри Поттер, крёстный Тедди.

— А почему он наложил на меня заклинание? Я же не сделала ему ничего плохого! — недоуменно сказала Роуз. — Потому что он злой, да?

— Да, родная, он злой, да ещё и трус, — мама прижала её к себе, окутывая ощущением безопасности.